Хотя прежней враждебности между Танфией и Руфридом уже не было, сохранять доброе расположение духа в такую погоду было нелегко. Измученные бурей и сдерживаемые присутствием Линдена, они не любились с того дня, как покинули замок. Одного этого хватало, чтобы привести обоих в исступление, хотя к концу дня у обоих едва хватало сил, чтобы уснуть.
      Непрерывно дул холодный ветер, и неслись по небу черные тучи. Чем ближе путники подходили к Саванным горам, тем суровей становилась погода, будто зима была не временем, но местом, куда они, лишившись рассудка, стремились.
      За степью лежали невысокие холмы, поросшие травой и усеянные валунами. Здесь можно было найти хотя бы укрытие от дождя. Еще шесть дней путники шли вперед, и горы становились все ближе, вначале белой чертой на окоеме, потом - иззубренной стеной, постепенно превращающейся в неприступную преграду. Горные снега сияли белизной на фоне нависающих черных туч.
      И наконец, горы нависли над путниками. Высочайший пик по левую руку гора Иште - был увенчан облаками, западный склон его покрывал ледник, а южный терялся в холодной тени. Вокруг в молчаливом, недвижном величии громоздились вершины.
      - Зайдем туда - возврата не будет, - предупредил Руфрид.
      Путники карабкались по травянистому склону. Выше начиналась голая осыпь. Дождь прекратился. но в воздухе пахло снегом.
      - Как-то они повыше, чем наши горы, - пробормотала Танфия.
      - Да, а у кого хватало глупости идти зимой в горы? Умные люди сидели у камина, хлестали пиво и жаловались на холода.
      Излучинка казалась так далеко. Танфия вспомнила прошлую Падубную ночь, когда все было хорошо. Словно в прошлой жизни это было. Так одиноко - быть вдали от семьи на Падубную ночь... а каково родителям без нее возжигать красные и золотые свечи, празднуя перерождение солнца?
      - Мы успеем, - решила она. - Зима еще не наступила.
      - На равнинах - нет. -Руфрид подобрал поводья и развернул коня, опершись на луку одной рукой. - Слушайте, мы сделали все, что смогли. Но бурю нам не одолеть. Честно говоря, я бы предложил свернуть на юг, найти деревню поприютней, и переждать там до весны.
      - Нет! - отчаянно крикнул Линден. - И потерять столько времени?! Это безумие!
      - А через горы зимой идти - умно? Тан, что скажешь?
      - Что ты прав, но идти все же надо. Буря может бушевать неделями. Если мы не рискнем, мы потеряем уйму времени. Ну же, Руфе, ты и сам знаешь, что идти надо.
      - И откуда я знал, что вы оба это скажете? - обреченно вздохнул Руфрид. -Ладно. Высоко в горы нам ползти вовсе не обязательно. Если верить карте, у подножия горы Иште проходит Менрофский перевал. Дней за пять одолеем.
      - Тогда чего же мы ждем? - спросил Линден.
      Зимородок мотнул головой и фыркнул. И Танфия увидела, как первая снежинка падает с неба на гриву Зарянки. Она лежала там целое мгновение, прежде чем растаять: размером с ноготь на ее мизинце, совершенный шестиугольный хрусталик.
      К тому времени, когда снег повалил стеной, путники слишком глубоко зашли в горы, чтобы поворачивать назад. Они видели, как сгущаются черные, набрякшие ледяной тягостью тучи, но лишь понукали коней, надеясь найти пристанище, прежде чем разразится буря. Путь их шел через седловину меж двух пиков, но склон оказался куда круче, чем виделось им снизу. Тропа вилась меж раскатившихся валунов и менгиров. будто расставленных здесь давно сгинувшим народом.
      Кони шли мерным шагом, но погода тревожила и их - они фыркали на снежинки, мотали головами.
      - Это ненадолго, - уверил их Линден.
      - Надеюсь, - полушутливо ответил Руфрид. - Я уже ног не чувствую.
      Скулы Танфии ныли от мороза. Пальцы застыли, даже в подаренных Амитрией теплых перчатках. Снег падал беззвучно и непрестанно, засыпая голые камни, нарастая слоями, покуда каждый валун не напялил высокую белую шапку, покрывая тропу вначале по щетку, потом - по бабки.
      Задул ветер, накидывая на сугробы паутинно-тонкий слой за слоем. Кони тревожно гарцевали, отворачивались от жестоких ледяных порывов.
      - Надо остановиться, - выдавил, наконец, Руфрид.
      Укрылись путники под нависающим обрывом, где груда обвалившихся валунов немного прикрывала коней и людей от бури. Там перекусили ревностно сберегавшимися до поры припасами и накормили лошадей парой горстей овса, который везли из самого Луин Сефера на тот случай, если не хватит подножного корма. Этого было мало.
      - Я сбилась со счета дней, - проговорила Танфия, - но, по-моему, сегодня Помрак, разве нет? Дома мои дед с бабкой проводят обряд... и нам бы следовало запалить свечку Старухе и испросить благословения ее мудрости.
      - Попробуй, - отозвался Руфрид. - А я слишком замерз, чтобы дергаться. Думаю, она поймет.
      - Слишком ты непочтителен, - укорила его девушка.
      - Может быть, но я не намерен сидеть тут и поминать усопших предков, покуда не присоединюсь к ним. С новым годом, - добавил он язвительно, целуя Танфию в замерзшую щеку.
      Всю ночь путники просидели у скалы, прижимаясь друг к другу и слушая, как стонет в горах ветер. Поутру солнце пробило тучи, и трое путешественников увидали, как высоко поднялись. Горы раскинулись вокруг, докуда хватало глаз, но вершина Иште, казалось, не приблизилась ни на шаг. Танфия просто не оценила настоящей ее высоты. Все было залито ослепительным светом, снег искрился золотыми и брильянтовыми блестками там, где его не накрывали синие тени. Валуны, прикрывавшие от ветра отряд, заросли сосульками.
      - Это прекрасно, - прошептала девушка.
      - Видела ли это все Изомира? - вздохнул Линден.
      - Едва ли, - ответил Руфрид. - Перевалов несколько. К сожалению, на карте не указано, который из них полегче. Я просто двинулся к ближайшему.
      - Значит, на тебя все шишки посыплются, - заявила Танфия.
      Юноша скорчил рожу и поцеловал девушку.
      Они едва успели собраться и вновь двинуться в путь, как облака накатили снова. Тропу заметал снег, сугробы наросли до того, что идти приходилось с черепашьей скоростью. Путники спешились и повели коней в поводу; Танфия взяла и Зарянку, и Ястребка, чтобы Руфрид мог протаптывать остальным дорогу через заносы. Никогда еще Танфии не было так мучительно холодно, никогда ее не охватывала такая усталость; Линден, она видела, тоже страдал, но не проронил ни слова жалобы.
      Величественный пейзаж был так враждебен, так невыразимо бесчеловечен, но мнилось - здесь царство Махи, богини-карги. Танфия вознесла беззвучную молитву. коря себя, что не принесла подношение Старухе перед походом.
      И к полудню показалось, что мольбы ее услышаны. Буря утихла, а перед путниками раскинулась неглубокая долина, за которой виднелся еще один гребень, пониже прежнего. Искристое снежное поле перед ними было даже слишком совершенно-ровным. Зато гора Иште уплыла влево на пару миль, да вдобавок еще отдалилась.
      - Как это выходит? - поинтересовалась Танфия.
      - Гора куда выше и дальше от нас, чем кажется, - объяснил Руфрид. - В общем, с пути мы не сбились. Вперед. Это похоже на замерзшее озеро.
      - Осторожней, - предупредил Линден, когда Руфрид уже поставил ногу на снег.
      Зловеще скрипнуло. Руфрид поспешно отступил на шаг, и в то же мгновение, снежный щит разом пошел трещинами и рухнул вниз в облаке сверкающей ледяной пыли. Юноша оскользнулся на краю, Танфия и Линден разом подхватили его, не позволив сверзиться с обрыва. Потрясенные путники обнаружили себя на краю пропасти. Обломки снежного поля с мягким рокотом рушились в бездну.
      Ущелье было узким, но очень, очень глубоким.
      Танфии сделалось жарко, по спине струйкой стекал пот. Едва не потерять Руфрида... Его неловкая рука легла на дрожащее плечо девушки.
      - Прохода нет, - проговорил Руфрид. - Должно быть, мы где-то сбились с дороги. Не думал я, что так тяжело придется.
      - Ничего, - попыталась ободрить его девушка. - Вернемся по нашим следам и попробуем снова.
      Вновь поднялся ветер. Буран бросал снег в лица путников пригоршню за пригоршней - не пройти, не взглянуть, не вздохнуть даже. Путь приходилось пробивать через высокие сугробы. Конские шкуры покрывались слипшимся снегом, смерзались комьями гривы. На ресницах Танфии намерзал лед, и глазницы ныли от холода.
      Беспрерывная, бесконечная белизна играла со зрением злые шутки. За пеленой снега двигались бледные тени; стоило обернуться к ним, тени исчезал, и проявлялись вновь, как только Танфия отводила взгляд. Под ложечкой сосало от ужаса, и вновь постучался в грудь элирский нож. Дотянуться до клинка Танфия не могла - даже в толстых варежках слишком онемели ее руки. Линден задохнулся, глаза его расширились.
      - То же чувство, что и в лесу, - прохрипел он, хватаясь за голову. Словно рядом бха...
      - Молчи! - крикнула Танфия.
      - Они мерещатся мне. Идут по следу.
      - Где? - воскликнул Руфрид -Я ничего не вижу!
      Путники приостановились. Не было слышно ни звука - лишь шептал падающий снег.
      - Пойдемте дальше, - предложила Танфия.
      Еще час, если не более, пробивались они через сугробы, а бледные тени скользили вокруг, и нескончаемый ужас пробивался даже сквозь пелену усталости. Кони тревожились, будто тоже чуяли угрозу - выкатывали глаза, мотали головами, поскальзываясь на предательском льду.
      Но, наконец, животные сдались. Кони шли все медленней, покуда не отвернулись от ветра и не отказались идти вовсе. А буран наметал поперек тропы снежную стену.
      - Твою так! - ругнулся Руфрид сквозь стучащие зубы. - Ни назад, ни вперед. Простите, ребята.
      - Да нет, это я виноват, - выдавил Линден. - Надо было тебя слушать.
      - Хватит решать, кто виноват, - перебила их Танфия. Щеки ее так застыли, что она едва могла говорить. - Давайте решать, что делать, чтобы не замерзнуть до смерти.
      -Останемся здесь - нас просто снегом завалит, - предупредил Руфрид.
      Вокруг висела белая мгла, в которой вихрились сероватые снежинки. Ужас и ощущение взгляда в спину вдруг испарились куда-то. Такое искушение, подумалось вдруг Танфии, - лечь и задремать в этом мягком снежном одеяле... Девушку пронизала дрожь отчаяния. В первый раз за все время пути он ощутила близость смерти.
      Бледные тени брели к ним сквозь снег, смыкая кольцо.
      Линден вжался между Танфией и Руфридом, стискивая варежками их руки.
      - Боги! - прошептал он. - Я думал, они ушли, я не чувствовал их!
      Кони стояли, как изваяния. На груди Танфии вздрагивал элирский нож не жаром, но каменным хладом.
      Тени приближались молча - бледные, едва различимые в белой мгле. Они проходили сквозь сугробы и снежные вихри, не тревожа их, будто видения или отражения из другого мира. Поступь их была нетороплива. Танфия, будто во сне, наблюдала за ними сквозь снежный саван. Зачарованная, ошеломленная, она стояла, замерев, на грани запредельного ужаса, и слишком поздно заметила оружие в руках теней.
      Бледные фигуры окружили путников. Танфия не могла сосчитать их - они то проявлялись, то исчезали вновь. С головы до пят покрывали их накидки, переливавшиеся серым, белым, лиловым, и снова серым. Одни вооружены были хрупкими серебристыми луками, другие - копьями или мечами, искрившимися, как лед.
      - Что за глупцы отважатся встретить зиму в Саванных горах? - прозвучал тихий, льдисто-хрупкий голос, шедший словно бы отовсюду. - Только люди.
      Одна из фигур выступила вперед и коснулась плеча Танфии наконечником копья - легонько, но охвативший девушку леденящий страх был страшней горных морозов.
      - Идем, - прозвенел голос. - Ваш путь окончен.
      Глава четырнадцатая. Гелиодоровая башня.
      Еще до зари, когда мир был мрачен и холоден, Изомиру затолкали в очередную повозку, и для девушки начался новый долгий путь по извилистым серебряным рельсам. Девушка куталась в плащ, прижимая к себе мешок с пожитками. Трое охранников сгрудились вокруг печурки, и к их подопечным не просачивалось ни капли тепла. Да и повозка была почти пуста - на Изомиру взирало семь пустых лиц, и лишь одно было ей знакомо: Лат.
      Имми пересела к нему рядом, радуясь знакомому лицу.
      - Не знала, что ты резчик по камню, - заметила она. Дыхание ее повисало в воздухе облачками пара.
      - Я не резчик. Старшой сказал, им нудны плотники. Да мне все равно. Лишь бы отсюда убраться.
      Он обвел повозку пустыми глазами. Он все еще не отошел, подумала Изомира, ему нельзя никуда ехать... но всем на это наплевать. Расхоженная за вчерашний день грязь смерзлась, покрывшись блестящей ледяной коркой. Кучер понукал тяжеловозов, а рекруты молча взирали, как удаляются голые склоны карьера, мрачно карабкающиеся в небеса - удаляются и исчезают.
      Изомира подумала о Беорвине. Сказал ли ему кто-нибудь про Серению, про взрыв? Подумали ли передать ему, куда повезли ее, Изомиру? Нет, конечно.
      Пейзаж вокруг дороги был девушке незнаком, но здесь хотя бы были деревья.
      Стройный от природы Лат исхудал до прозрачности. Блеклые волосы слипшимися прядями спадали на тонкое лицо, от карих глаз разбегались морщинки. Вчерашнее несчастье разорвало ему сердце, и все же через перу минут он взял Изомиру за руку.
      - Спасибо тебе, - сказал он.
      - За что?
      - Что пришла вчера сказать мне о Серении. Что посидела со мной. Думаю, без тебя я бы сдался и умер.
      - Не сдавайся. Серении бы это не понравилось
      - Я по ней тоскую, - признался Лат. - Все еще не верится...
      - Мне тоже, - тихонько ответила Изомира. - Она меня веселила... прямо как моя сестра. Я прямо слышу, как она со мной разговаривает, советует "не дурить".
      - Да, - улыбнулся Лат, - в этом вся она.
      Внезапно он разрыдался. Изомира обняла его, примостив подбородок на макушке юноши. Кто-то из спутников косился, но девушка смело глядела сквозь них. Все ее попутчики выглядели голодными и изможденными, и в глазах их не было ни радости, ни надежды. Изомира почти тосковала по первому своему путешествию, когда рядом были Беорвин и Серения, когда находилось, чему радоваться и о чем петь.
      Над землей стояла зима - насколько можно было видеть через щели в запертых от мороза ставнях. Голые черные деревья застыли старушечьими руками в белесом льдистом тумане. Время богини-Старухи, когда земля впадает в смертный сон. Изомире представилась Брейида в старшей ее ипостаси - Маха, мудрая, древняя, могучая и ужасная.
      - Лат, попросим сил у Махи, - проговорила она.
      Юноша утер глаза.
      - Да. Если нам не поможет она, то уже никто не поможет.
      - Возьми меня за руки, - сказала Изомира. - Закроем глаза и позовем ее, ощутим ее мощь. Не запирайся от зимы, откройся ее силе. - И она завела песнопение:
      - Великая Маха,
      За черными вратами твоими
      Правящая Смертью и Зимою,
      Повитуха рождений и перерождений,
      Начало и конец,
      Тьма полуночи и тьма бездн...
      Стиснув холодные пальцы Лата, девушка перестала сопротивляться холоду, но отдалась ему, чувствуя щеками морозец, растекаясь сознанием по снежным тучам и глубоко ушедшим в землю сонным корням.
      - Мы, дети твои, взываем к тебе -Крылья вороньи распахни,
      И нас обними,
      Пусть наполнят нас мудрость и силы...
      Чья-то рука грубо тряхнула Изомиру за плечо. Девушка открыла глаза над ней нависал мрачный стражник.
      - Хватит! Моления запрещены.
      У Имми отнялся язык, но Лат, дотоль такой смирный, отреагировал с невиданной яростью:
      - С каких пор грешно обращаться к нашей богине?
      Он вскочил, стиснув кулаки. Юноша был даже выше стражника, хотя слишком худ. Изомира потянула его за рукав, испугавшись, что Лата сейчас ударят или накажут.
      Стражник только скривился.
      - Правила не я устанавливаю, - процедил он и убрел обратно к печурке.
      Лат плюхнулся на скамью. Его трясло от гнева.
      - Или эти люди отреклись и от богини?
      - Нет, что ты, - прошептала девушка. - Просто взывать о помощи к богине или богу - это тоже чародейство. Оно влияет на мир.
      - Мы бы лишь стали сильнее, - прошипел Лат. - Или теперь разрешено жить только убогим и несчастным?
      - Но я чувствую себя сильнее, а ты? И есть люди, которые призывают силы большие, и меняют окружающий мир.
      Лат с любопытством глянул на девушку.
      - А ты можешь?
      - Нет, конечно. Бабушка моя может. Она наша деревенская жрица. И целительница сильная. А дедушка Осфорн, хоть и молчун, а в саду просто чудеса творит. Он, конечно, жрец...
      -Они - провидцы?
      Вопрос застал Имми врасплох.
      - Вряд ли. Знаешь, я как-то не расспрашивала их, что они умеют, а что - нет. Но они больше травами, зельями занимались. У Хельвин на посохе красивая такая каменная держава была, но она ею точно не колдовала. Не любила она камней; помню, говорила как-то маме, что сила их - совсем элирская, холодная очень. Жаль, я не переспросила, о чем это она.
      - Мои-то все плотники, - заметил Лат. - Вот они если где и чудесят, так с деревом. Я и полку могу сработать, и дверь, а вот заставить дерево петь и сиять, как отец - не умею. От меня и вообще проку немного.
      - Неправда, Лат, - укорила его Изомира, но мысли ее обращались к бабке и деду. Чего бы она ни отдала, чтобы увидать Хельвин; вспоминались седые волосы, и гордая осанка в те минуты, когда жрица призывала богиню и бога. Вздох застревал в горле. Вспоминались Помрак, и Падубная ночь, и Брейидин день, когда сквозь сугробы проламывались первые подснежники...
      - Изомира? С тобой все в порядке?
      - Я думала... знаешь, можно кого-то всю жизнь видеть рядом, а по-настоящему не знать. О стольком надо было ее расспросить, а я и не думала. И в голову не приходило, что может оказаться поздно.
      Двенадцать дней спустя, ночью, они прибыли в Париону.
      Изомира поначалу и не поняла, куда приехала повозка. Что-то разбудило ее - шумок снаружи, цокот копыт, перестук колес, эхо от многих домов, а еще - топот ног, голоса, обрывки песен.
      Очнувшись совершенно, девушка обернулась и растворила ставни, только чтобы тут же захлопнуть под возмущенный хор: "Закрой клятое окно! В амбаре родилась?".
      И все же она успела увидеть уходящую вниз улицу, и громоздящийся вдали холм, и мраморные здания, окруженные голыми деревьями. Горели вдоль улиц фонари, и сияли высокие окна. На крышах искрился снег, но внизу его уже стоптали в бурую кашу.
      - И на что это похоже? - спросил шепотом Лат.
      - Все очень большое. И страшно холодное. - Изомира завернулась потуже в плащ, когда укол нестерпимого одиночества пронзил ее насквозь. Слова не шли с языка. Никогда еще девушка так не стремилась домой, и не ощущала так отчетливо, что никогда боле не увидит родной Излучинки.
      Наконец повозка остановилась, и распахнулась дверь - с глухим тяжелым стуком, который Изомира успела возненавидеть. Вместе с Латом девушка пристроилась в очередь выскакивающих на улиц рекрутов.
      Изомира покидала вагон последней, и зрелище. открывшееся ей, когда она ступила на мостовую, ошеломило ее.
      Впереди вздымался в небо величественный холм, увенчанный огромной стеной, подавлявшей даже самую свою основу. Огни озаряли призрачным отсветом основание ее - внизу белое, выше -золотистое, и темно-желтое там, где стена терялась во мраке. Высотою она была не менее семи десятков локтей, но и это не было пределом - верхний край ее зубрился, незавершенный. Всю стену покрывали черной сетью леса, и по ним, крохотные, как паучки, ползали люди.
      С неба сыпала снежная крупа, но Изомира так привыкла к морозу, что едва замечала его. Всюду горели факелы, их высокие белые огни строились шеренгами вдоль склонов холма, и устремленными в небо стрелами полыхали на стене. Всюду были рекруты - кричали голоса, звенели молоты, скрипели канаты. Привыкнув к темноте, девушка разглядела, как волокут оравой вверх по склону каменную глыбу, и поднимают огромными блоками на леса другую.
      То была башня, которую предстояло им построить. Огромная башня цвета солнца.
      Сердце Изомиры переполняли противоречивые чувства - страх, изумление, трепет. Обернувшись, она увидела, всего в полумиле, другой холм, увенчанный громадной крепостью. Замок покрывала тьма, и лишь едва видный золотой отблеск прорисовывал очертания стен и башен.
      Янтарная Цитадель!
      Девушка повернулась, чтобы поделиться с Латом, но оказалось, что все уже ушли, и только стражник, тот, что выговорил ей в повозке, подтолкнул ее в спину.
      - Шевелись, девчонка! Нечего заглядываться! Через пару дней у тебя здешние красоты из ушей потекут.
      Он погнал ее вслед за остальными рекрутами по мощеной дорожке, вбегавшей на холм. К тому времени, когда они добрались до врезанной в склон стены из песчаника, Изомира совсем запыхалась. Стражники загнали всех под арку, и позади затворились с лязгом тяжелые ворота. Впереди лежал туннель, темный, как в руднике.
      Проход вел в глубь скалы, разделяясь на узкие тоннельчики. Вдоль стен тянулись ряды тесных пещерок, отделенных от прохода железными решетками. Внутри каждой валялись на полу три-четыре тонких подстилки. Кое-где сидели люди. Слышались голоса, перестук капель, раскатывающийся вдалеке недобрый смех.
      Девушка стиснула руку Лата.
      - Это темница, - прошептала она. - Как в книгах, что мы с Танфией читали вместе.
      - Да это хуже рудников, - пробормотал потрясенный юноша. - Я не хочу сюда!
      - Это не темница, остолопы! - прикрикнул на них стражник. - Это ваше жилье. Все лучшее - для царских слуг. Добро пожаловать домой.
      Изомиру отделили от Лата и подселили в одну камеру к трем женщинам.
      - А это еще кто? - спросила одна из них, и все трое обратили на девушку голодные, злые взгляды.
      - Я Изомира. - Девушка попыталась выдавить дружескую улыбку.
      Женщины окружили ее.
      - Слишком шикарное имя, - бросила одна из них, - для такой бросовой девки.
      Они тукали ее, насмехались, перетряхнули мешок и разбросали пожитки. Когда девушка попробовала сопротивляться, ее быстро загнали в угол угрозами. В глазах работниц проглядывало насилие. Они пугали Изомиру даже больше, чем Тезейна, пугали до того, что девушка просто перестала отвечать на обиды.
      - Какая-то она придурошная, - заметила самая низкорослая из троих, дыша вонью в лицо девушке. - Че, сказать нечего? А на это что скажешь?
      Она ударила Изомиру под ложечку, и девушка упала, задыхаясь. Товарки с ухмылками отвернулись, не подав ей руки.
      Если что и могло обратить ее страдания в нестерпимую муку, то подобное обхождение. и все же странными образом девушке стало легче. Завести новую подругу, и потерять, как Серению - еще одного потрясения она бы не выдержала.
      Слишком отличалась Изомира от этих троих; невзирая на долгий путь и рудники,, она сохранила остатки невинности и чистоты, и она была не уроженкой Парионы, а крестьянкой, почти иноземкой. Как бы не отличались когда-то ее товарки друг от друга, сейчас они были скроены по одной мерке грязные волосы, злые, напряженные лица и затаенный страх в зрачках. Тела их исхудали, а руки налились жилами. Это были старожилы. По обрывочным их фразам Изомира поняла, что все трое попали на стройку прошлым летом. За это время они, чтобы выжить, избавились от таких мелочей, как доброта и вежество. Они нарастили себе панцири, и Изомира казалась им беззащитным слизнем.
      Каждому работнику полагалась тонкая подстилка, на которой Изомира и пыталась заснуть всю долгую, холодную ночь. Отхожим местом служило ведро в углу, даже не отгороженное от остальной камеры. К утру и медальон Серении, и статуэтка богини пропали, но девушка от испуга промолчала.
      Узнав, что их новая товарка умеет работать по камню, женщины озлились еще больше - это означало, что ей подберут работу полегче. За это ей придется отстрадать во время отдыха.
      Изомира поняла, что ей придется стать такой, как они, или умереть.
      "Танфия бы с ними справилась", подумала она, глядя на водянистую овсянку, выдаваемую здесь за завтрак. "А я вряд ли сумею".
      Столовой служила большая пещера, освещенная факелами и лампами и заставленная столами на козлах. Теснота была такая, что не протолкнуться, но здесь Изомира могла хотя бы избегать своих товарок.
      Станет ли она через несколько месяцев похожей на них - жилистой, отчаянной, безжалостной? Станет ли сама мучить новичков? Никогда, решила девушка. На миг она пожалела, что не погибла вместе с Серенией. Вспомнился Линден - им бы давно пришла пора обручиться. Думает ли он еще о ней, или нашел кого-то... нет, это недостойная мысль. Никто из них не найдет себе другого - это она знала точно.
      В серую массу в миске упала слеза.
      - Не заливай овсянку слезами, - посоветовал притулившийся рядом Лат.
      - Почему нет? - возразила Изомира. - Это единственное, что придает ей вкус.
      - Тогда ешь. На улице мороз, а нам работать двенадцать часов. Так говорят мои сокамерники.
      - И какие они?
      Лат пожал плечами.
      - Злобные, мрачные и, судя по виду, умирают на ходу. А твои?
      - Такие же. Они что-то не поют гимнов о радостях службы доброму царю Гарнелису, заметил?
      Лат усмехнулся уголком рта.
      - Ты говоришь прямо как Серения, - заметил он.
      Когда рабочую команду вывели на холм, занимался ясный рассвет, и снег сыпался с неба отдельными крошками. Холод тут де принялся кусать Изомиру за щеки, лезть под куртку. Что будет дальше, страшно и представить. Охранники загнали рабочих на самый верх, к строящейся Башне. В дневном свете его стены сияли изумительным золотым мрамором, искрящимся на солнце. Но склон холма вокруг Башни был изрыт уродливыми ямами. Леса вздымались до самого неба, и Изомира подумала - какой же высоты должна достичь Башня?
      Ее и еще горстку работников отвели от остальных. Лат помахал ей вслед рукой. С другой стороны Башни на площадке лежали, свалены, каменные плиты поменьше, и там раздавал инструмент и чертежи низенький, крепко сбитый каменотес. Покуда он объяснял каждому его задание, рекруты дрожали на морозе. Надзиратель им попался деловой и жесткий, но не злой.
      Отсюда, почти с самой верхушки холма, Изомира впервые смогла разглядеть Янтарную Цитадель. На несколько минут она даже забыла о холоде. Крепость и вправду была янтарного цвета, как растопленный мед, но оказалась вовсе не такой прилизанно-аккуратной, как мнилось девушке. В ее концентрических стенах, нагромождении башен и крыш было скорей некое дикое величие. Можно было видеть, как разрасталась крепость с течением лет, как наслаивались друг на друга стили, как изящный дворец на самом верху сливался с крепостными стенами. И там жили царь с царицею... Изомире не верилось, что она от них так близко. Это казалось невероятным.
      - ...пялишься, девочка? - донесся до нее окрик. - Ты хоть слышала, что я тебе говорю?
      Изомира вздрогнула. Каменотес стоял перед ней с суровым лицом и свернутым чертежом в руке.
      - Простите, я просто...
      - Неважно. Вот твой узор. Приступай.
      Девушка развернула чертеж, пытаясь удержать его на порывистом ветру. Зубы ее стучали. Узор представлял собой часть какой-то надписи - полслова, не больше. Изомира пристроилась к указанной ей плите и взялась за работу.
      Это было тяжело. Никогда прежде ей не приходилось трудиться над таким крупным узором, и в таких суровых условиях. Попробовала было работать в варежках - инструменты не слушались; пришлось терпеть мороз, от которого багровели руки. Изомира дрожала перед каждым ударом, опасаясь сделать ошибку. Пару часов спустя она уже промерзла до костей и вымоталась до смерти, так, что руки не держали киянки. А ей предстояли еще десять часов.
      Весь день над ее головой скрипели канаты, топотали ноги по лесам, слышались крики, и скрежетал камень о камень, когда вставали на место огромные глыбы. Стена росла медленно. Несколько раз до девушки доносились вопли боли, и гневные крики. Сделали перерыв - на миску горячей похлебки, потом еще один - на обед из тушенки с хлебом и куска черствого пирога. Кормили скверно, но девушка к этому времени так проголодалась, что слопала бы все, что угодно.
      К тому времени, как сгустились сумерки и закончилась смена, Изомире казалось, что прошла пара суток. Тело ныло целиком, руки так устали, что поднять их она не могла. А ее товарки называли это "легкой работой"? Насколько же хуже остальным?
      Вспомнив о своих сокамерницах, девушка дрогнула. Холодное, алое зимнее солнце садилось за Янтарной Цитаделью. Двинуться бы на закат, подумала Изомира, и идти, идти...
      Но стража уже загоняла ее к воротам, откуда выходила навстречу измученная ночная смена.
      За ужином Лат был молчалив, лицо его осунулось.
      - Ты в порядке? - спросила Изомира.
      - Болит все. Едва хожу. Вот, глянь. - Он открыл ладонь, стертую до мяса.
      - Как ты...
      - Канатом обожгло. Соскользнул блок. Рухнул на моего соседа и сломал ему ногу. Я слышал, как она хрустнула. - Лат покачал головой и тяжело сглотнул. - Его унесли. Ты, наверное, слышала крики.
      - Тебя же брали в плотники.
      - Работы не было, так что меня отправили ко всякой бочке затычкой. Никогда так не мерз. Сначала вроде вспотеешь, а потом как льдом покрываешься. - Он понизил голос. - Надо отсюда выбраться.
      Девушка взяла его за руку.
      - Потерпи, Лат. Попытаешься бежать - только хуже будет.
      - Куда уж хуже?
      При этих словах Изомира заметила бредущего меж столов на дальней конце зала человека. Темно-серый плащ скрывал лицо, но мужчина был высок ростом и, судя по узловатым длинным пальцам, стар.
      - Что? - спросил Лат.
      Девушка указала подбородком, и ее товарищ повернулся вслед за ее взглядом. Откуда появился незнакомец, девушка не заметила, но на зал разом упала тишина. Человек в плаще молча проходил по рядам, тихо, как призрак. Изомиру внезапно охватил дикий ужас - от вида ли незнакомца, или от ощутимого страха остальных работников, она и сама не знала. Девушка не осмелилась даже спросить у соседей, кто это - подозревала, что они не ответят. Наконец фигура в плаще остановилась рядом с симпатичным юношей и, коснувшись его плеча, поманила за собой. Юноша замер на миг, открыв рот, потом покорно вышел из пещеры вслед за серой фигурой.