Танфия отступила от телескопа и утерла слезы.
      - Это... изумительный инструмент.
      - Линзы из чистейшего горного хрусталя, - проговорила Амитрия. - Я отполировала их сама. На это ушли годы. "Чудесны плоды земли, пламенны яхонты во чреве безымянных камней".
      - Сафаендер, - с улыбкой отозвалась Танфия.
      - Это не все, - проговорила госпожа, вновь пригибая Танфию к наглазнику. - Посмотри на восточный окоем.
      - Там все темно. - Чернильная линия холмов, и серебряная пыль в небе.
      - Но за ним лежат Саванные горы. Ты слыхала о них?
      - Конечно. - Танфия знала, что на пути в Париону им придется преодолеть этот хребет.
      - Прекрасны они, но суровы, дики, безжалостны. Если хотите вы перейти их до зимы, вам следует поторопиться. А сейчас... - И прежде, чем Танфия успела высказаться, Амитрия повернула трубу телескопа вниз.
      - Ардакрия, - произнесла она. - Расскажи мне, что ты видишь.
      -Лес, - пробормотала Танфия. поводя трубой, изучая безграничную колышущуюся чащу. Лунный свет дарил голым ветвям причудливую, суровую красоту. Но за ними стлалось пятно тьмы.
      Девушка едва не проскочила его, и ей пришлось развернуть телескоп обратно. В сердце леса лежала многорукая черная клякса, где деревья засыхали, а подлесок исчезал вовсе. Темным пятно казалось потому, что сквозь мертвые ветви виднелась голая земля. И его отростки вгрызались в лес.
      Неизвестно почему, но клякса вызывала в Танфии омерзение. Что-то в ней напомнило девушке о тварях, затягивавших неосторожных под землю.
      - Что это? - воскликнула она, шарахнувшись от телескопа.
      Амитрия заглянула в наглазник, снова выпрямилась.
      - То, о чем мы не упоминаем.
      - Где... - Танфия едва сумела выдавить это слово. - Где бхадрадомен?
      Амитрия тихо и страшно хихикнула.
      - Вот-вот, милочка. Где нет бхадрадомен.
      - Значит, Линдену не померещилось.
      - Если бы, милочка. Если бы.
      Танфия оперлась о телескоп, задыхаясь от смятения чувств, среди которых преобладал - страх.
      - Я не понимаю. Я думала, их изгнали их Авентурии. Что они тут делают?
      - Никому в этом доме не говори, о чем ты сейчас услышишь. Я расскажу тебе правду.
      Танфия подошла к стеклянной стене и, пока Амитрия рассказывала, не сводила глаз с пятна - которого не заметила бы без телескопа, и от которого не могла теперь отвести взгляда.
      - Они были здесь, сколько я себя помню. Да, перед случайным путником они притворяются лейхолмцами, простыми дровосеками. Но иные, как ваш Линден, видят их истинный облик. Это чудо, что он ушел живым.
      - Мой пес тоже знал, - прошептала Танфия.
      - Правду говоря, все мы знаем. Тем и ужасна Ардакрия. Но многим и нас не дозволено признавать это. Или попросту страшно.
      - Но как они остались?
      - Не могу сказать с уверенностью, но, мнится мне, после битвы на Серебряных равнинах в мирный договор вошли тайные пункты. Бхадрадомен оставили не только их пустынную родину за Вексатским проливом. Им дозволили проживать на определенных участках в пределах самой Авентурии. Покуда они не нарушали договора и не преступали границ, им разрешалось остаться.
      - Просто не верится, - выдавила Танфия.
      - А что ты о них знаешь?
      - Почти ничего, - призналась девушка. - Лишь то, что они были ужасным и безжалостным врагом. Посмотрите, что они сделали с Линденом!
      - Ты знаешь сказание о Творении?
      - Да, - ответила Танфия. - Бабушка Хельвин меня научила. Она наша жрица.
      - Сказание это так давно сложено, что никто и не упомнит, кем. Но есть в нем ближе к концу строки, которых ты, верно, не слыхивала. - И Амитрия запела. Ночная тьма сгущалась за ее хрупкими плечами, и ритм ее голоса наполнял Танфию священным трепетом.
      - До начала времен
      Была лишь Нут.
      И вселенской тьмой была Нут,
      И вселенским молчаньем.
      Одинока была Нут
      В бездне неизмеримой
      Перед началом времен.
      Глянула Нут в бездну -Зеркалом стала ей бездна.
      Отраженьем своим покорена,
      Отделила богиня его от сути своей,
      И дала ему имя - Анут.
      И любовь их сотворила время,
      И пламень страсти их зажег
      Жаркое солнце и ясные звезды небес.
      От тела своего взяла Нут
      Холодные светлые луны, от тела своего
      Породила она землю,
      И моря ее синие, и леса ее зеленые.
      От тела Нут пошли дети ее:
      Наилучшие из них - кристаллы земли,
      Пламенные огнем, не сгорающие от века.
      После тех родила она элир,
      В гордыне забывших великую Матерь.
      И последними миру она подарила людей,
      Чтоб наполнить землю слабостью их,
      Единственных из детей ее, возлюбивших Мать.
      Тем кончились труды Нут.
      Все сущее исходит от Нут и Анута,
      Даже пожиратели, оборотни
      Не от чрева ее, и не от любви,
      Но от отбросов труда ее.
      Ибо землю творя, отвергла богиня ком глины,
      И тот стал яйцом,
      И породил пожирателей,
      И уползли они в болота свои,
      Ибо прикосновение Матери дарует жизнь.
      Амитрия смолкла. Танфия подхватила песнь, и Амитрия вступила вновь, так что завершающие строки они пропели на два голоса:
      - Все исходит от Нут
      И в конце времен
      Все вернется к ней,
      И черные крыла ее
      Обнимут ее детей,
      Вернувшихся в черный круг
      Ее чрева.
      Минуту стояла тишина.
      - Значит, "пожиратели" - это бхадрадомен, - проговорила, наконец, Танфия. - Нет, этих строк я не слышала.
      - Можешь верить, что так все и было, можешь не верить, но они объясняют, как родился народ настолько враждебный нашему. Их породила Нут. По ошибке или нет... но они - часть земли.
      - Но она не родила их. Они появились из отброшенной ею глины.
      - Верно. Но милочка, это лишь попытка дикарского барда разъяснить невыразимое. Мы не знаем, как на самом деле появились бхадрадомен. Сами они утверждают, что первыми пришли в Авентурию. Если так, то где они были, когда первые люди сбивались в племена и заселяли землю? Это, без сомнения, ложь.
      - "Гневна была в те дни земля", - процитировала Танфия. - Во всех трудах по истории мне попадалась эта строка. Я все думаю, что бы это значило.
      Ответ Амитрии наполнил девушку странною дрожью. Часть этой повести она слышала раньше, остальное - нет, и все же она вспоминалась ей, точно виденный в детстве сон.
      - В прежние дни земля текла огнем; взрывались горы, и камень тек, как расплавленное золото. Разумные силы земли ревниво буйствовали, почуяв рождение искр иной жизни - людей и зверей. Тысячи лет ярилась земля, как гласят наши легенды. За умирение ея мы должны благодарить элир - народ, подобный нам обликом, но знанием и мудростию превзошедший стократ. Они вызнали тайны мириад земных роф, и смирили их, и заключили завет, позволивший обитать на земле с миром и людям, и элир. Сотворили они это по доброте, или дабы показать свои чародейные милы? Сама я склоняюсь к последнему. Говорят, что в давние времена народ Эйсилиона почитал элир богами, но те вышли из своего царства, называемого Верданхольм, и в ярости обрушились на Эйсилион, снесли храмы его и разрушили идолов. И с тех пор народ Эйсилиона почитает элир демонами.
      - Никогда не слышала, - прошептала Танфия. - Но зачем они так поступили?
      - Не знаю, - отрубила Амитрия. - Сами они ничего не объясняют.
      - Моя мать говорила, что прежде элир были близки с народом Сеферета. Они были нам друзьями. Мне не верится - они такие уклончивые, "опасные", как уверяла меня мама - но... это правда?
      Амитрия поджала тонкие губы.
      - Мне тоже доводилось слышать подобное. Элир существуют - я видела их сама, и встречала людей, говоривших с ними. Но они беспредельно высокомерны и недоверчивы. Ты, верно, читывала о годах до появления царств, когда люди сбивались в племена и свободно кочевали по землям?
      - Конечно, - ответила Танфия. - И как они начали строить поселки, и давать имена своим землям. Но это было так давно, что никто не знает, когда. И они не знали войны, покуда кровожадные племена Торит Мира не спустились с гор, чтобы поработить их. Первыми именами писаной истории стали Моуникаа и Арбаль - первые вожди, объединившие племена, чтобы изгнать захватчиков обратно в Торит Мир. Наверное, они были первыми царем и царицей.
      - Или хотя бы первыми героями, - кивнула Амитрия. - Был еще Марок, покрытый позором, как эти двое - славой, ибо он бежал от битвы и повел свой народ на юг, где основал Лазуру Марок. И первый их город, Ляписзуль, стал колыбелью древней мудрости. - Глаза Амитрии вспыхнули, рука ласково коснулась телескопа. - Там появились первые звездочеты, смотревшие в небеса не с благоговением, но с твердым намерением прознать пути солнца, лун и звезд. Говорят, им помогали элир. Жители Парионы до сих пор тайно ревнуют к лазура-марокцам. Как бы ни хотелись им верить, что цивилизация зародилась в Парионе. но это не так; первым был Ляписзуль, а Париона - лишь величайшей.
      Постепенно рождались и другие царства, распространяясь с юга на север. После Параниоса - Митрайн с его озерами и водяниками, потом Эйсилион и Норейя, затем - Дейрланд и обширный Танмандратор. Лесистую Норейю тревожили набеги из Торит Мира, края мертвых рощ; и хотя Марока заклеймили трусом, именно лазура-марокцы смирили дикарей - не оружием, но торговлей. Бесприютный Торит Мир был богат янтарем, гагатом, самоцветными камнями. Сама Париона выросла на торговом пути из Лазуры Марок на север, проходившем через изобильную золотую чашу Параниоса. Первой царицей Парионы была Силана, и это она превратила торговый поселок в великий град.
      А Сеферет оставался диким краем живущих охотой племен, поклонников древнего бога-оленя. Далекие эти земли не имели ни имени, ни царя. Был в те годы один приближенный царицы Силаны, свершивший во имя ее многие подвиги, так что решила царица вознаградить его собственным царством. Звали его Сефер. Эта земля была ему дана во владение, и назвал он ее своим именем, и явился сюда с родом своим и многими жителями Параниоса и Митрайна, и начали строить города и пахать землю. Так зачинался мой род, ибо мы - потомки царя Сефера, ныне низведенные до положения князей. Местные же племена вырождались и смешивались с пришельцами, покуда их не осталось вовсе.
      Танфию пробрала дрожь.
      - Так вот почему элир покинули Сеферет?
      - Не все элир сходны друг с другом. Быть может, этим ближе были охотники, сродные лесу, и приход землепашцев оскорбил их.
      - Но это значит, - воскликнула Танфия, - что и во мне должна быть паранийская кровь! Мои предки из Парионы!
      Амитрия фыркнула.
      - Без сомнения, хотя ничего достойного гордости в этом нет. Полагаю, впервые люди осознали, что и среди элир бывают раздоры, к тому времени, когда лазура-марокцы заложили рудники в горах Торит Мира. Ибо камни земли находятся под защитой подземцев, а их народ, в свою очередь, живет под дланью элир. Это породило раздор между элир севера и юга. Южане, покровительствовавшие лазура-марокцам, поддерживали человека в его стремлении овладеть каплей самоцветного огня, в то время, как северяне, оборонявшие подземцев, отказывали в этом человеку. Но элир Торит Мира потерпели поражение и удалились в Верданхольм. Тогда был заключен первый завет между людьми и подземцами. Нам дозволялось брать от земли камни, но лишь добытые подземцами. Авентурия процветала веками, покуда длилось дружеское соперничество между Лазурой Марок и Параниосом. Прекрасны были Девять царств, купавшиеся в мире и изобилии... А потом было первое вторжение бхадрадомен.
      - После чумы, - пробормотала Танфия.
      - Да. Серая погибель оборвала годы славы Лазуры Марок. Тогда и появились бхадрадомен, хотя и прежде, согласно легендам, они обитали среди авентурийцев, скрывая свой истинный облик, покуда мор не ослабил нас. Говорят также, что это элир нашли лекарство от чумы, но в ответ получили лишь неблагодарность.
      - Неблагодарность? Но почему?
      - Разве это не очевидно? - вздохнула Амитрия. - Порой люди не хотят, чтобы им помогали. Они хотят спасать себя сами. Думаю, к этому времени им уже достаточно намозолило глаза элирское превосходство, их невысказанное убеждение, будто люди не в силах добиться чего-либо сами. И чем больше помогали нам чужинцы, тем сильней гневались люди. Как видишь, уходу элир способствовала не одна беда, но множество.
      И снова - говорят, что без элирской помощи бхадрадомен, осквернявшие Авентурию четыре сотни и три года, никогда не были бы повержены. И все же после их разгрома отношения людей и элир стали еще более напряженными. Открыто поговаривали, что элир помогли нам, лишь чтобы спасти свои шкуры, ибо не питают они любви к человеку.
      - Я и не думала, - прошептала потрясенная Танфия, - что элир можно так ненавидеть.
      - Разве не ужасно было бы, если бхадрадомен явятся снова, но элир не придут нам на подмогу? Они будут в своем праве - заключенный между нашими народами завет запрещает нам вмешиваться в дела друг друга.
      - Но вы же не думаете, что бхадрадомен придут снова... или придут?
      - Посмотрим правде в глаза. - Амитрия почти наслаждалась беседой. Бхадрадомен, в отличие от элир, враждебны нам изначально. Они неспособны существовать, не разрушая все, что нас поддерживает. У них нет совести; они берут то, в чем нуждаются, и когда они решили напитать себя плотью Авентурии, жалость к людям и тварям не остановила их. Нас они ненавидят и ревнуют. Они втоптали нас в грязь, и лишь объединившись под дланью царицы Гетиды, Девять царств смогли восстать! Да, бхадрадомен были разгромлены, а выжившие - высланы на Вексор. И все же... - Старуха ткнула сухим пальцем в темную кляксу посреди леса. - Вот они.
      Танфия попыталась сглотнуть враз загустевшую слюну.
      - Не знаю, что и сказать. Пока я не пришла сюда, я не думала, что знаю так мало.
      Амитрия стиснула ее руку.
      - Не бойся. И наше знание подобно паутине - оно состоит из пробелов.
      - Потому я и рвусь в Париону! Я хочу знать, что правда, а что - нет! Дома этого никто не мог понять.
      Глаза Амитрии хитро блеснули, но старуху почла за благо смолчать.
      -Это ужасно! - Танфия махнула рукой в сторону Ардакрии. - Я про бхадрадомен... Не верится, что царь мог подвергнуть нас такой опасности!
      - Поверь, цари не столь совершенны, как мы хотим о них думать. Со времен битвы на Серебряных равнинах самодержцы Авентурии платили князьям и княгиням Сеферета за молчание. Мы не упоминаем о затаившемся среди нас враге не только потому, что тогда народ восстал бы против князей и против бхадрадомен, но и потому, что тогда мы потеряли бы немалую часть своего дохода. Обнищал бы весь Сеферет. А еще мы молчим из стыда. И еще - из страха.
      Пятно расползается. О, лейхолмцы знают свое место; им понятно, что люди обратятся против них при первом же удобном поводе. Но даже разгромленные, они... остаются собой. При одном взгляде на них людские души слабеют и гибнут. А они перерастают свою клетку. Их мясные твари подирают на своем пути все, оставляя голую, мертвую землю. Они захватывают все новые участки леса, и как мы можем остановить их, когда нас так мало? Мы просили царя о помощи, но он глух к нашим мольбам. Официально проблемы не существует.
      - Боги... - выдавила Танфия. - Я не... даже не знаю, что сказать.
      - Мы все напуганы. Даннион, и Алорна, и Эсамира боятся. Каламис ведет себя так глупо, потому что он тоже напуган.
      - Тогда у них нет причин удерживать нас!
      - Лишь то, что вы можете распространить весть о нашем позоре.
      - А если мы поклянемся молчать? Какое нам дело? Мы всего лишь хотим разыскать сестру...
      - А тем временем это, - Амитрия ткнула в черную кляксу кривым пальцем, - пожрет всю Авентурию? Царь не поможет нам, ибо царь обезумел. Это я, и Аран, и Фейлан, и человек по имени Элдарет, - мы пытались предупредить остальной Сеферет. Но бхадрадомен прознали об этом и убили Арана, прежде чем письмо достигло цели. Даннион и остальные, конечно, не позволили бы его отправить вовсе.
      - Боги, надеюсь, мы не подвели вас!
      - Прочие не знают, что это была я. Да они бы ничего и не сделали. Здесь ни о чем не говорят и ничего не признают, заметила?
      - Но они... - Танфия запнулась, вспомнив о тварях, явившихся из ниоткуда и убивших ее дядю. - Не хотите же вы сказать, что царь стакнулся с бхадрадоменами?! Я не верю!
      - Сознательно -нет, не думаю. Но, мнится мне, события более не подчиняются его воле.
      Пала ночь, но лунный свет переплавил лес в хрупкое, искристое чудо. Танфия молчала, взирая на раскинувшуюся вокруг красоту и думая о черном пятне, обращающем ее в прах. Спину ее буравил пылающий взор Амитрии.
      - Мне тошно, - проговорила она наконец. - Мерзко. Я не могу даже думать об этом. И я боюсь.
      - А это лишь начало.
      - Чего вы хотите от нас?
      - Я стара, дальний путь убьет меня. Ты молода и сильна. Я помогу вам уйти, если ты обещаешь сделать кое-что.
      - Что?
      - Помочь Авентурии. Остановить это безумие.
      Танфия кивнула, прикусив ноготь, чтобы не расплакаться - скорей от гордости за оказанное доверие. Ласковая рука Амитрии коснулась ее плеча.
      - Пойдем. Тебе нужно выпить чего-нибудь погорячей и покрепче. Я приготовлю.
      - Нужно, - согласилась Танфия. ступая на хлипкую железную лесенку. Госпожа, а не станет ли нам грозить та же опасность, что настигла Арана?
      Амитрия бросила на нее колкий взгляд.
      - Милочка... все мы в опасности
      Когда Танфия сбежала, Руфрид отправил брата последить за ней, а сам отправился побродить по дому, поискать выхода. Все парадные двери были намертво заколочены и заперты, окна на первом этаже - слишком узки, чтобы протиснуться. Но в конце длинного, низкого перехода Руфрид заметила выходящего из оружейной Каламиса. Тот отворил боковую дверцу и выступил наружу, на склон холма. Руфрид прижался к стене, покуда княжич не затворил за собою двери, а потом направился в оружейню.
      Сморщенный старичок, восседавший на табурете у входа, при виде Руфрида подскочил и принялся втолковывать невеже, что тому ничего брать не разрешается. Но юноша попросту прошел мимо и, не обращая внимания на бессильные протесты, снял с гвоздя свой лук и колчан. Другого оружия он не желал - чужого не надобно.
      Когда Руфрид вышел наружу, в сумерки, никакого ясного плана у него не было. Вокруг стояла тишина. По правую руку громоздилась груда валунов. Юношу охватило искушение рвануть в лес со всех ног, но без товарищей это было бы глупо. Он прошелся немного вниз по склону, огляделся.
      - Застрелен при попытке к бегству, - послышался голос за его спиной.
      Из-за груды камней выступил Каламис, сжимающий самострел. Наконечник дрота смотрел Руфриду точно в сердце. На шее юноши выступил холодный пот. Палец княжеского сына давил на курок все явственней.
      Руфрид метнулся вперед, прежде чем звякнула тетива, и подсечкой сбил своего противника с ног. Самострел отлетел куда-то. Мужчины схватились, и Руфрид быстро понял, что его враг - никудышный борец. Через пару мгновений он уже вдавливал Каламиса лицом в траву, заломив противнику обе руки за спину. Каламис задыхался от боли, гнева и беспомощности.
      - Оружие у тебя славное, - прошептал Руфрид ему в ухо, - да вот драться ты не обучен. Попробуешь снова кому-то из нас угрожать - я до тебя первым доберусь. Попытаешься нас задержать - я тебя просто убью. Я уже убивал. Во второй раз будет легче.
      - Пусти! - прохрипел Каламис. - Меня ждет работа. Если ты меня убьешь, мой род отомстит тебе страшней, чем ты можешь представить!
      Руфрид вздохнул.
      - Уже боюсь.
      - Ты, остолоп! Да, ты можешь это сделать - и оставить одним человеком в лесном дозоре меньше!
      - И от кого вы обороняетесь? От дровосеков?
      Руфрид поудобнее перехватил его запястья, намереваясь выдавить правду из этого барича, но Каламис из последних сил сбросил юношу и рванулся к самострелу. Руфрид попытался удержать его за лодыжку, но какое там! Каламис покатился вниз по склону, пытаясь на ходу перезарядить самострел. Руфрид вскочил на ноги и последовал за ним.
      Лес в этом месте расступался, оставляя длинную узкую прогалину. В узкой щели неба плыли луны.
      - Скажи правду, Каламис! - крикнул Руфрид. - Чего вы все так боитесь?
      Захрустели ветви, и из лесу по левую руку, перед Руфридом, но за спиною Каламиса, выломилась бледная туша - уродливое и могучее подобие быка, о четырех острых рогах. Чтобы бегать быстро, оно было слишком тяжелым, но собственная тяжесть неотвратимо увлекала его вниз по склону, прямо на бегущего Каламиса.
      - Берегись! - гаркнул Руфрид.
      Каламис обернулся слишком поздно. Несмотря на попытку увернуться, один рог все же ударил его под ребра, легко пронзив толстое сукно камзола. Наследник вскрикнул и перегнулся пополам, зажимая ладонями рану. Бык пробежал еще несколько шагов, разрывая дерн копытами, развернулся и приготовился ударить снова.
      Тварь заметила Руфрида - уродливая башка мотнулась в сторону юноши но решила покончить вначале с Каламисом. Тот поднял самострел, но дрот вонзился в могучее плечо твари, только разозлив ее. Ужас, похоже, приковал Каламиса к месту. Руфрид приладил стрелу на тетиве, выцелился... но пробьет ли наконечник эту шкуру?
      Стрела промчалась низкой дугой, с явственным хрустом вонзившись точно в глазницу чудовищного быка. Ноги твари подкосились, и туша рухнула, сотрясая землю. К тому времени, когда Руфрид подбежал к нему, бык был мертв. Стрела достигла его мозга. Нечто омерзительное было в его противоестественно-бледной плоти. Ничего подобного юноша не видывал прежде. Он выдернул стрелу, покрытую кровью и слизью.
      - Нарежем на отбивные? - сухо поинтересовался он.
      Каламис отвернулся, и его стошнило.
      - Мы никогда не едим их, -выдавил он, утирая губы. - Никогда. Помоги.
      Оглядевшись, чтобы увериться в отсутствии собратьев мерзкой твари, Руфрид подставил Каламису плечо, и, поддерживая княжьего наследника, двинулся вверх по склону.
      - Что это за гнусь?
      - Наш долг - сдерживать их, - прохрипел Каламис. - Быков. Они пожирают все. Их надо прореживать.
      - Они ваши? Или дикие? Или...
      - Они принадлежат... лейхолмцам. По договору их скот не должен разбредаться по лесу, но этих тварей слишком много. Мы должны сдерживать их. - Голос Каламиса звенел от ярости. Он зажимал рану в боку, но кровь струйками стекала по пальцам.
      - Не шуми. Рану разбередишь. Неудачный тебе день выдался, а, господин Каламис? Сначала я тебя в блин раскатываю, потом - жизнь спасаю.
      Они добрались до потайной дверцы. Каламис одарил Руфрида бешеным, непрощающим взглядом, но прежде, чем с губ могли сорваться обидные слова, лицо его побледнело, и он потерял сознание, обвиснув на руках Руфрида мертвым грузом.
      Вокруг ложа собралось все семейство. Танфия, Руфрид и Линден толпились в дверях. Госпожа Амитрия перевязала его раны, и теперь бледный, но вполне живой и очень мрачный Каламис возлежал на горе подушек. По сторонам кровати стояли его мать и жена; в изножье тревожно маячили владыка Даннион и Фейлан.
      Танфия держала Руфрида под руку. Он успел нашептать ей о случившемся, и хотя он не хвастался сделанным, тем больше девушка им гордилась.
      - Он потерял немало крови, - объявила госпожа Амитрия, - но рана поверхностная. В покое она заживет скоро. Племянник., ты уже поведал родителям, как тебе удалось спастись?
      - Руфрид застрелил тварь, - неохотно выдавил Каламис.
      - Мы благодарим вас, - произнесла владычица Алорна, подняв взгляд, и Танфия обратила внимание, как бледно и напряжено ее лицо, насколько человечна княгиня под оболочкой напускной культуры. - Никаких слов не хватит, чтобы выразить нашу благодарность.
      Руфрид пожал плечами.
      - Дозволение уйти станет достаточной благодарностью, - ответила за него Танфия. - Мы бы хотели уйти с вашим благословением, а не удирать, как тати в ночи, от погони, намеренной нас задержать или убить. Мы не враги вам.
      - Я ничего не видел в лесу, - добавил Линден. - Даже и рассказывать нечего.
      Каламис нахмурился. Владыка Даннион и владычица Алорна переглянулись.
      - Это, - тяжело произнес владыка, - должен решать Каламис. Ему виднее.
      - Да в силах ли он сейчас решать? - вскричала Амитрия. - Ты целыми днями сидишь над своими фолиантами, не желая брать на себя никакой ответственности! Выгляди хотя бы за окно, посмотри, что творится за стенами! У Арана хватило хотя бы смелости действовать, пусть это и погубило его! Вы все по малодушию и лени ничего сделать не можете - ну так не мешайте же этим юнцам!
      Последовало краткое, болезненно-напряженное молчание.
      - Если мы можем закрывать глаза на... на лейхолмцев, - ядовито промолвил вдруг Фейлан, - не так трудно вам закрыть глаза и на троих путников!
      - Хорошо, - проговорила, наконец, владычица Алорна, - пусть идут.
      Даннион вздохнул.
      - Да, да, если Каламис не возражает. Я буду скучать по Танфии, мы великолепно провели день.
      - Все вы глупцы! - прохрипел Каламис. - В лесном дозоре от них было бы больше проку, чем от сгинувших без следа в Ардакрии! Вы хоть представляете, как тяжело убивать этих клятых быков? А Руфрид своего завалил с одной стрелы! Но коли так - пусть будет по вашему. Хотя выйдет из этого одно горе.
      - Словно нам без того горя нет? - прикрикнула на него Эсамира.
      - Мы не просто отпустим их, не так ли? - твердо произнесла Амитрия. Мы поможем им. Всем, что в наших силах.
      Глава двенадцатая. Провидец и змей
      Когда корабль начал тонуть, Гелананфия видела во сне своего возлюбленного.
      Она очнулась в своей каюте оттого, что корабль дрогнул под напором неведомой силы. Пол мотало из стороны в сторону; кто-то молотил в дверь, но звук тонул в вое ветра и мучительном скрипе шпангоутов.
      - Вставайте, госпожа! Все на палубу! - Голос принадлежал первому помощнику.
      - Хорошо!
      Скатившись с койки, царевна кое-как натянула рубашку и штаны, надела башмаки и, на ходу затягивая пояс, выбежала из каюты.
      Палуба суденышка вздыбилась, встречая Гелананфию, потом бросилась плашмя и накренилась, едва не вышвырнув принцессу за борт. Рядом цеплялся за поручни первый помощник, на лице его застыла беспомощная гримаса. Каменно-серый океан странно бугрился, будто огромный морской змей неторопливо перетекал от волны к волне. Паруса рвались с рей, команда отчаянно пыталась развернуть корабль. Силуэты матросов среди снастей казались впечатанными в тускло мерцающее небо.
      - Что случилось? - прокричала Гелананфия.
      Первый помощник помотал головой. Глаза его были безумны.
      - Нам конец!
      Корабль опасно накренился. Палубу захлестнула волна, окатив всех холодной водой.
      - Не пора ли спускать шлюпки? - спросила царевна.
      - Это нам не поможет, госпожа!
      Потеряв терпение, Гелананфия поползла на нос в поисках капитана. В небе, точно пальцы великанской руки, громоздились угольно-черные тучи. Кораблик несло вперед все быстрей и быстрей, по одному борту море склоном уходило вверх, по другому рушилось вниз. Цепляясь за поручни, Гелананфия подняла взгляд - капитан стоял у руля. В седых волосах блестели капли, остановившийся взгляд был пуст.
      Добравшись до носа, царевна увидела, что заворожило его, и положение корабля обрело для нее новый, жуткий смысл. Корабль затягивало в неимоверный водоворот, он беспомощно соскальзывал вниз, в жерло воронки. Как ни стискивала Гелананфия поручни, сама палуба рассыпалась у нее под ногами. Маленькое торговое судно не было предназначено к таким испытаниям. Доски трескались одна за другой.
      Все быстрее крутило кораблик в водовороте, все громче становились крики матросов, падающих за борт с рей, пока, наконец, волна не обрушилась на остатки судна, одним ударом оторвав Гелананфию от поручней.
      На царевну обрушилась тьма. Гелананфия тонула, буря гремела в ушах, и вокруг поднимались к поверхности огромные пузыри, последние вздохи умирающего корабля. Беспомощно молотя руками, она не чувствовала даже страха - просто не успевала - лишь краткий миг печали по команде, принявшей смерть из-за нее. Холодная вода остановила дыхание, разрывались грудь и виски...
      Смерть она встретила в гневе.
      "Прости, отче. Я подвела тебя".
      В бездне показалось отцовское лицо, мертвенно-бледное, глаза закрыты... "Боги, и ты?! О нет. Он нас обоих убил, родного сына, родную внучку...".
      Прошла вечность.
      Перед Гелананфией плыл сияющий зеленый диск. Голова и легкие ее все еще горели мукой, но боль казалась далекой. Душу царевны связывала с умирающим телом лишь готовая порваться нить.
      Зеленый свет близился, оставаясь все таким же загадочным... покуда не разрешился вдруг самоцветом: грани огромного смарагда роняли лучи света в черную воду. А самоцвет покоился на лбу огромного змея, явившегося словно из ночных кошмаров.
      Гигантская голова поднырнула под тело принцессы, поднялась подталкивая ее к поверхности!
      Жадное течение еще пыталось затянуть ее в глубину, но змей упорно выталкивал бессильное тело Гелананфии к воздуху, и прочь от водоворота.
      Вокруг замерцали огни. Тьма исполнилась танцующими самоцветами. Царевну несло, и вокруг, в изумрудной бездне, она ясно видела змеев. Их была целая дюжина. Блистали самоцветы на продолговатых треугольных головах, и гибкие тела - каждое своего оттенка, льдисто-зеленый, бирюзовый, темно-синий, цвета морской волны, - сплетались в струистом танце.
      Очнулась Гелананфия на берегу. Встающее солнце уже прогрело белый песок. Принцесса чувствовала себя похожей на выброшенного бурей кита. Намокшую одежду заплели водоросли.
      Стоило ей пошевелиться, как все тело сотряс кашель. Она попыталась встать, сморщившись, когда солнце ударило ей в глаза. Обоженную солью кожу покрывал песок... но она была жива.
      Сосцы Нефетер, подумалось ей. Я жива. Боги...
      Она поспешно оглянулась в поисках членов команды. Но берег был пуст.