Фреда Уоррингтон
      Янтарная Цитадель
      (Драгоценный огонь-1)
      Перевод с английского Д. Смушковича
      Было время, когда земля полыхала драгоценным огнем - полуразумной буйной природной силой. Аэлирский чародей заключил с нею союз - и пришли боги и люди, и другие существа, и создали цивилизацию, и начался золотой век, оборвавшийся вторжением пожирателей - бхадрадомен. Но люди и аэлиры, объединившись, сумели одержать победу и заключить новый завет с духом земли - ксаурому. Что случится, если завет этот будет отравлен или, хуже того, разрушен? Какие неисчислимые несчастья обрушатся на Авентурию? Как остановить обезумевшего царя?
      Пролог первый. Затаившийся зверь
      В цвета сумерек облачились они - двое пришедших купить знания провидца: в паутинно-тонкие накидки цвета фиалок, и серые, как туман, вуали. Но провидец все равно признал в них элир. Мужчина и женщина; он видел их в первый и в последний раз.
      Бывало - приходили чужинцы из своего далекого царства в его землянку, затерявшуюся в высоких зеленых горах. И всегда искали одного и того же сведений о судьбах людей-авентурийцев. Платили хорошо; поэтому провидец никогда не отказывал.
      Сношения между людьми и элир был, конечно, незаконны. Но кто узнает?
      - Садитесь, - присоветовал провидец. - У некоторых кружится голова. А хрусталь тонок, и колодец глубок.
      Тесной, темной и грубой была его землянка: стены из плетня и дерна, пол засыпан галькой. Коз и кур, бродивших под ногами, провидец выгнал, но вонь осталась. Гости прокашливались от омерзения. Хозяин только улыбался.
      Посреди землянки в полу был устроен колодец, глубокий и темный, обнесенный невысоким срубом. Далеко внизу виднелась вода, но сам сруб перекрывала хрустальная глыба, исчерченный молочно-белыми полупрозрачными линиями. Провидец устроился в своем кресле, воздушно-стройные и гибкие элиры же по мановению его руки опустились на невысокие табуреты по другую сторону сруба.Даже не видя лиц, он мог определить их натуры: мужчина застывший в напряжении, женщина - гибкая и настойчивая, как плющ.
      На первый взгляд провидцу можно было дать лет тридцать. Кожа его посмуглела до орехового оттенка, в огненно-рыжих волосах проглядывала белая прядь. Голову он привычно склонял набок, так что волосы спадали на левое плечо. Его ремесло требовало такой отдачи, таких немысимых сил, что провидец давно уже возненавидел его. И никогда не занимался им для себя только для других.
      - Покуда я нахожусь в трансе, вы узрите мои видения, и я буду отвечать на вопросы. Но позже я ничего не вспомню. Потому запоминайте крепко, ибо второго раза не будет. И поймите - будущего я не прорицаю. Я вижу только сбывшееся.
      Нечеловеческие глаза вглядывались в него из-под серых вуалей.
      - До нас дошли слухи, - проговорил мужчина, - о беспорядках в Авентурии. Некие столкновения... что ты можешь показать нам?
      - Столкновения? Это после двух с лишком столетий мира? Что ж... будут вам виденья. Начнем гимн, которому я вас учил...
      Они помогли ему войти в транс. Их вклад был важен жизненно - провидец не мог помочь тем, в ком не было своей силы. Но с элирами всегда бывало легко. Дыхание провидца стало шумным, неглубоким, бледные руки заскользили по хрусталю, точно по воде...
      - Бхадрадомен восстали!
      Слова гальками скатывались с языка. Рот ясновидящего приоткрылся, с уголков губ стекала жемчужная слюна, взгляд замутился. Серебряный блеск покрывал его кожу, волосы, делая провидца подобным внимательно прислушивающимся к его словам элирам.
      - Нет... - прошептал мужчина.
      - Тш! - оборвала его женщина. - Пусть покажет.
      Руки ясновидящего сплетали узоры в воздухе, дыхание клокотало в горле. Душная, жаркая тьма в землянке дрожала от явившейся мощи, и вонь хлева перебили запахи грозы и влажной земли.
      - Всадник, - послышался хриплый шепот. - Скачет, чтобы предупредить их. Но зверь затаившийся...
      Смуглые пальцы впились в край хрустального диска. Элиры внимали. Вначале видны были только их собственные отражения, затем муть медленно протаяла, покуда в глубине не завиднелась черная вода. Круг тьмы расширялся, выплескиваясь им навстречу, так что зрители пошатнулись, теряя равновесие - пожравший землянку, поглотивший весь мир колодец предстал им окном в ночь.
      - Это... для тебя! - Провидец указал на женщину, но видение предстало обоим пришлецам.
      Ночь сменилась днем. Невинная сценка - холм, застроенный изящными домиками, поросший зелеными деревьями - но свет казался безжизненным, тени - застывшими, перспектива - смазанной. Верхушку холма украшало здание из снежно-белого мрамора, окруженное колоннадой, увенчанное статуями. Несмотря на массивность, великолепное строение казалось радостно-невесомым, будто вылепленным из сверкающего инея.
      - Театр в Парионе, - прошептала женщина. - Старый царский театр. Какую все же красоту умеют творить люди, когда хотят.
      Поначалу картина была недвижна. Потом время возобновило ход. Детали, будто во сне, разобрать нельзя было, но теперь стены театра окружала беззвучно гомонящая, бурлящая толпа.
      Ниже по склону люди и кони волокли по крутым скатам к боковому фасаду театра стенобитное орудие. Толпа хлынула вперед, пытаясь задержать пришельцев, и навстречу ей, подняв мечи, ринулись солдаты в зеленом и офицеры в синем с золотом. И все без единого звука.
      Мужчина-элир стиснул руку спутницы.
      Солдаты пробились через толпу. Качнулся таран, и навершие его врезалось в стену здания. По мрамору побежали уродливые трещины. Мятущаяся толпа напирала, стремясь остановить размах тарана, но людей рубили мечами, сбивали с ног, хватали и заковывали в цепи.
      Еще один удар. Покачнулась, выпала из ниши на фронтоне и разбилась о мраморные плиты внизу статуя - Нефетер, богиня поэтов, преданая и погубленная.
      Женщина вздрогнула.
      В отчаянии элиры наблюдали, как все более жестокой становится схватка. Видение казалось разорванным, непостоянным, так что несколько часов схватки сжались до пары минут. Те, кого не убили и не схватили солдаты, разбежались - по крайней мере, толпы вокруг театра больше не было. Мертвые тела оттаскивали в сторону, но на белом мраморе оставались кровавые пятна. А разрушительная работа продолжалась, и все здание было уже готово рухнуть.
      - Хватит! - воскликнула женщина. Ее паутинно-тонкая вуаль намокла от слез.
      - Это лишь видение, - резко проговорил мужчина.
      - Лишь виденье? - эхом отозвался провидец, и холм провалился в бездну. - Внимайте, господин, - ясновидящий указал на колодец, - это предназначено вам.
      Во втором видении была тьма. Снова черное зеркало воды прыгнуло им в лицо, но свет не вспыхнул за ним - только влажная, живая тьма.
      Не было откровений. Не двигались армии, людские или бхадрадоменские. Не рушились крепости, не раскрывались в подземных логовах зловещие тайны, не заключались союзы. Только это
      Ночь. Лес. Дождь сочится сквозь листву, размывает тропы. Над головой расходятся облачка, открывая взору серп небесного светильника, который люди зовут Лиственной луной; она не дает света, и лишь тусклое зеленоватое мерцание ведет одинокого всадника.
      Взмыленный конь - чалый мерин с темной гривой и хвостом, той породы, что предпочитают сеферетские дворяне. Всадник жмется к его крупу, и разлетаются на ветру плащ и длинные волосы. Стучат по грязи копыта, конский храп смешивается с дыханием всадника - жарким, загнанным, отчаянным.
      - Куда он спешит? - прошептала женщина.
      - Предупредить их, - донесся в ответ голос провидца, рваный, точно отражение мыслей самого всадника. - Тех, кто еще не знает. Надо предупредить - горе, мрак, но они же не поверят, они не знают! Надо дойти. Помощь. Но я скакал всю ночь, конь загнан, а оно преследует... Они не позволят мне дойти. Но я сдамся. Иначе нельзя. Или так, или смерть...
      Конь спотыкался, оскальзывался на мокрой траве и грязи. Всадник с трудом удерживался в седле. Ветви над его головой сплетались, как руки, деревья образовывали живой туннель, а позади, медленно нагоняя и подгоняя всадника, мчалось в небе черное семя.
      Мужчина-элир вздрогнул, захваченный азартом гонки.
      Конь споткнулся и встал, дрожа всем телом. Всадник оглянулся, хватая воздух ртом - все тихо, только капли падают с листьев. Может, они обогнали тварь? Может...
      Не только элиры, но и сам провидец ощутил всплеск его ужаса. Небо обрушилось, сквозь полог ветвей рванулось к ему нечто, сгусток тьмы весь из горящих глаз и когтистых крыльев. Пронзительно заржав, лошадь понесла.
      Еще пару мгновений всадник оставался в седле. Потом кинжально-острые когти впились ему в плечи, со страшной силой сдернув с коня. Мгновение паники, падение в водоворот кожистых перепонок и немыслимой тухлой вони. Где-то на краю поля зрения мелькнул хвост удирающей лошади. "Хотя бы конь уцелел", была последняя мысль всадника. А потом, пресекая последний хриплый вопль, зубастый клюв вонзился в шею и вырвал всаднику глотку.
      Темная туша скорчилась над своей добычей, валяющейся на лесной тропе. Сцену охватила неровная круглая рамка, еще секунду она держалась на дне колодца, а затем померкла, оставив лишь мутный хрустальный круг.
      Придя в себя, провидец, как обычно, обнаружил, что чуть не выпал из кресла. Слюна стекла на плечо, замарав одежду, серебряное мерцание угасло. Провидец чувствовал себя очень старым, съежившимся, сморщенным в жаркой скорлупе одеяний.
      Молчание затягивалось. Ясновидец не видел лиц элиров. и не нуждался в этом - он и так чувствовал их потрясение, их неизбежные вопросы. Мужчина держался пред лицом видения, точно стена; женщина, как ива, гнулась под его ударами. Но теперь они приходят в себя. И будут злиться, потому что не увидели ничего путного.
      - Провидец, - потребовал мужчина, - объясни, что мы видели. Что это было - истина, бред, предупрежденье?
      - Я говорил вам, - выдавил провидец, - я не могу объяснить, потому что не знаю, что вы видели.
      - Ты лжешь! Как связаны первая сцена со второй?
      - Прекрати, - укорила его женщина. - Нам не следовало приходить. Этот способ ненадежен. Смотри - ему плохою
      Она обошла колодец, чтобы помочь провидцу выпрямиться, поднесла к его губам флягу со сладким элирским вином. Он был благодарен за ее помощь, но теперь, когда видения ушли, он куда больше бы хотел, чтобы клиенты ушли.
      - При чем тут бхадрадомен? - настаивал мужчина. - Бхадрадомен изгнаны или уничтожены. Как бы не были связаны оба виденья, это все людские горести! - Голос его был легок, точно дуновение эфира, но отнюдь не мягок. В нем сквозил холод промороженых камней.
      - Видения не подчиняются мне, - жестко ответил провидец. - Я не знаю, что вы узрели. Я не просил вас приходить, и я предупредил о границах, которые ставит мое мастерство. Не так ли?
      - Так, - согласилась женщина. Сквозь вуаль проглядывали черты ее лица - в них читалось беспокойство. - Но театр, провидец! Они разрушали Старый царский...
      - Не будем о видениях! Мы договорились.
      - Но зачем людям губить столь древнее и прекрасное строение, когда они так им гордятся? - воскликнул мужчина. - Это безумие.
      - А это было? - спросила женщина.
      - Хватит! - рявкнул провидец.- Вы купили мой товар. Теперь ваши видения в вашей ответственности, не в моей. Вот и убирайтесь с ними!
      Элиры отшатнулись, потрясенные на мгновение.
      - Пусть будет так, - тихо произнес мужчина. - Если мы запросили больше, чем ты способен дать, мы приносим извинения. Благодарю.
      Обернувшись, он бросил пару изумрудных дисков в горку бутылей с дорогими винами и тонких шелков, которой расплатились пришлецы.
      - Очевидно, это целиком и полностью людские неурядицы, - заметил он. Нас они не заботят.
      - Нет? - переспросила женщина, подхватывая его за локоть.
      Провидец наблюдал, как отворяется дверь, как две фигуры в одеждах цветов сумерек уходят в ночь.
      Когда элиры скрылись из глаз, ясновидящий поднялся и откинул занавесь, скрывавшую ножки его кресла. Под креслом пряталась золотая клетка, а в ней находилось существо, сходное с человеком, чуть более локтя ростом. Кожа существа имела цвет серебра. Оно записывало что-то тростниковым перышком на листе пергамента знаками, ведомыми лишь самому существу и провидцу. Клетка служила ему для защиты - некоторые клиенты пытались причинить существу вред. Завидев провидца, создание отворило клетку и вышло.
      - Все мои премудрости записал? - устало поинтересовался провидец.
      - О да, - с поклоном ответил его среброкожий спутник. - Прочитать сейчас?
      Провидец вздохнул.
      - Я сказал что-то любопытное? - Снова эти игры...
      Секретарь пожал плечами, изучая свои записи. У провидца скопился уже не один тюк таких вот записей, сделанных тайнописью, на случай, если они попадутся на глаза непосвященным. Прежде он часами мог изучать их, пытаясь найти в собственном бреду объединяющее начало. Теперь он забросил это занятие - не потому, что оно не давало плодов, а потому, что плодов находилось слишком много. Но записи он вел все так же аккуратно. По привычке.
      Когда-то он собирался на деньги, собранные с наивных искателей истины, построить себе поместье, да как-то руки не дошли. Теперь он был вполне доволен жизнью в нищете, а плату принимал спиртным.
      Потянувшись, провидец расчесал пятерней свои разноцветные волосы, с наслаждением скинул тяжелый балахон, оставшись в одних штанах - невысокий, крепко сложенный мужчина, на вид лет тридцати пяти. Он откупорил флягу с элирским вином, сделал глоток.
      Он солгал элирам. Не в том, что не может объяснить увиденное - тут он не приврал ни капли, - а в том, что не может запомнить.
      Отставив лозное вино, он налил себе кружку зеленого. Хороша лоза, да пьянит медленно. Если он налижется достаточно быстро, из памяти сотрется хотя бы часть зловещих, въедающихся в разум видений. Во всяком случае, на это хотелось надеяться.
      - Зря ты пьешь, - укорил его секретарь.
      В голову провидца пришла какая-то мысль.
      - Я, кажется, знаю, кто они! Отступники... изгнанники... отвергнутые элир и людьми... Нет, вылетело. - Он сделал еще глоток. - Образ ушел. Не знаю я, кто они.
      - А тебе не начхать?
      - В общем, начхать.
      - Что ж тебя проймет-то? - риторически вопросил среброкожий. Черные его глазки смотрели пристально и остро. - Нонче в твоем бреду еще меньше смысла, чем обычно. "Всадник. Скачет, чтобы предупредить их." Такие вот перлы.
      Провидец отвернулся.
      - Так что не знаю, откуда взялась твоя первая фраза, - продолжал секретарь. - Помнишь?
      - Нет.
      - Смотри. - Секретарь указал на строку рун, казавшихся более остроконечными, более зловещими, чем остальные. Руны словно бы шевелились на пергаменте.
      - Твой почерк мне не разобрать, - пробормотал провидец, и тут же пожалел об этом. Голос секретаря пробудил память о том, как с его собственных губ слетают нелепые, жуткие слова...
      - Тут сказано "Бхадрадомен восстали. Бхадрадомен восстали".
      Пролог второй. Семя тьмы
      - Царь недоволен, - объявил придворный.
      Этот чернобородый мрачный тип настиг драматурга сразу после представления - как только зрители покинули театр - и зажал в углу за кулисами.
      - Царь вправе не любить мои пьески, господин Поэль, - ответил Сафаендер. - Это совершенно необязательно.
      - Царь более чем недоволен!
      - И чем же, позвольте осведомиться, вызвано такое неудовольствие?
      - Не лукавьте. Вы написали и поставили пьесу, высмеивающую царя Гарнелиса.
      - Если вам так угодно ее воспринимать. В моей пьесе выведен царь, впавший в старческое слабоумие, растрачивающий богатства страны на некую безумную и никому не нужную стройку, и ради этого обращающий в рабство собственный народ. Но зовут его не Гарнелис.
      - Всем понятно, на кого вы намекали.
      - Да. Это называется сатирой.
      - Вы попытались выставить Его Величество в глупом виде!
      - А что: наш царь уже выше критики? В прошлом, сколько мне помнится, он умел над собой посмеяться. Разве у его подданных нет права высказывать свое мнение? Или свободу речи у нас загадочным образом отъяли?
      Придворный примолк. Глаза его казались колодцами темноты.
      - Многое изменилось, - напористо проговорил он.
      Сафаендеру стало зябко.
      - Действительно, изменилось, - пробормотал он. - Царь потерял чувство юмора. Да это катастрофа.
      - Для вас.
      - Я не сниму спектакля, пока меня не заставят силой.
      - Тогда поищите для него новую сцену, - посоветовал господин Поэль. Ваше дозволение на постановки более недействительно. Царь избрал для своего монумента новое место.
      - Новое место? - Сафаендер недоверчиво хохотнул.
      - Превосходное место. Мы стоим прямо на нем. Старый царский театр будет снесен.
      - Снесен?
      Сердце поэта колотилось, каждая жилка в его теле вопила от отчаяния, но он стоял недвижно.
      - Самое знаменитое, почитаемое, драгоценное здание в городе - на снос?..
      - Подготовка к сносу, - спокойно заявил чиновник, - уже начата.
      - Царь не осмелится!
      - Вы сами навлекли это на себя, Сафаендер. Винить вы можете только себя.
      - Вы не осмелитесь. Народ Парионы вам не позволит. Я вам этого не позволю! Не осмелитесь!
      Теперь Сафаендер рыдал, скорчившись среди развалин театра. Он заполз сюда, когда остальных защитников разогнали или взяли под стражу - тех, кто выжил. Труппа его распалась. Многие актеры погибли, защищая театр. Мраморная щебенка царапала колени. Вершина холма походила теперь на рану, на гнойную язву.
      Мерзость запустения.
      Лил дождь, промачивая поэта насквозь, стекая по щекам вместе со слезами. Сафаендер ласкал разбитые камни и колотил их кулаками. Он потерял больше, чем сцену, которой отдал жизнь. Театр был ему отцом, сыном и любимой.
      - Пойдем, - донесся до него голос. - Пойдем отсюда.
      Сафаендер поднял голову. К нему склонялся его лучший друг, бывший в разные времена театральным распорядителем, постановщиком, актером, вдохновением. Теперь с этим кончено.
      - Элдарет, я не могу...
      - Они искали только повода, - сказал Элдарет, беря друга за руку. Это готовилось месяцами. Твоя пьеса не могла не вызвать бурю. А ты же у нас тишины не любишь.
      - Они за это поплатятся.
      - Да. - Элдарет потянул его за руку. - Пойдем со мной, Саф, пока тебя не нашли. Поторопись. За нас обоих назначена награда.
      Глава первая. Потерянное зеркало
      Танфия, как всегда, размечталась.
      Нет, трудилась она так же усердно, как все остальные, таскала снопы ячменя на телегу - рукава закатаны, к потной коже пристала солома, спина болит. Но прочие за работой болтали да хихикали. Четверо ребятишек играли в пятнашки на золотом жнивье. Здоровенный черный вол лениво дремал под ярмом. А Танфия ничего этого и не видела, потому что взгляд ее стремился к горам за лугом.
      Небо палило. Танфии щуриться приходилось от его нестерпимой яркости. Но в горах обитали хищные птицы, серебряные волки, летучие чешуйчатые твари с кожистыми крыльями - хищники, готовые покуситься на благополучие долины. А за гранитной грядой лежал океан, которого Танфия никогда не видела, и только воображать могла, как бьются о далекий скалистый берег серые валы. Интересно, такое ли небо раскинулось над Парионой - городом ее мечты, лежащим дальше далекого моря и безнадежно недостижимым.
      Танфия только вздохнула. Нет, она определенно родилась не в том месте. Это какая-то ошибка...
      В синеве небес проглянула черная точка. Девушка затаила дыхание прихотливый лет узнавался безошибочно.
      - Дра'ак! - взвизгнула она.
      Работа остановилась. Из-за телеги выбежали ее отец и мать, за ними и другие деревенские. Танфия хорошо могла разглядеть подлетающую тварь широкие кожистые крылья, недоразвитые перышки, торчащие из чешуйчатой шкуры, огромный страшный клюв. И растопыренные когти, как серпы.
      Ребятня с визгом прыснула в стороны - в том числе ее младший братик Ферин. Танфия затаила дыхание от ужаса. Детям от хищника не убежать. Тварь избрала жертвой самую маленькую девочку и теперь кружилась над ней, не отставая. Танфия рванулась к ним, размахивая руками и вереща как оглашенная.
      Драконоястреб не обратил никакого внимания не попытки себя напугать. Он сложил крылья и пал вниз.
      Прозвенела тетива, свистнула в воздухе стрела. Дра'ак словно замер на полпути и, нелепо крутясь и размахивая крыльями, камнем рухнул на землю всего в трех футах от перепуганной девочки.
      Танфия подхватила малышку на руки. Тварь пялилась на них мертвым черным газом. Девушка никогда раньше не видела дра'аков так близко. Больше всего ее удивил почему-то его цвет - чешуя переливалась на солнце бронзовым и лилово-синим.
      Бык с перепугу чуть не понес вместе со своим драгоценным грузом, и дядюшка Эвайн побежал успокаивать животину. Остальные деревенские бежали по полю к Танфии. Мать девчушки принялась успокаивать плачущую дочку, прочих ребятишек расхватали родители. Ферин, которого происшествие больше порадовало, чем испугало, помчался к матери.
      И тут Танфия сообразила, что пристрелил хищника Руфрид. "Проклятие, подумала она, - ну почему именно он героя из себя корчит?". Парень стоял у телеги, прилаживая вторую стрелу на тетиву. Но небо оставалось чистым. Дра'аки - охотники одиночные.
      Деревенские обступили труп зверя тесным кругом.
      - Обнаглели, твари, - Эодвит, отец Танфии, прижал тварь к земле каблуком и выдернул стрелу. - Им что ягненок, что ребенок. Ладно, пошли по домам. Веселье кончилось.
      Растрепанные, в бурых штанах и мокрых от пота расшнурованных юбках, излучинские жители толпой побрели к телеге. Потрясение быстро сошло с их лиц; вскоре все уже болтали, шутили, хлопали Руфрида и Танфию по спине и хвалили за сметку. Руфрид шествовал, как петух, принимая похвалы с обычным неловким самодовольством. Танфия мрачно смотрела ему вслед.
      Последние снопы закинули на телегу и закрепили. Ферин запрыгнул к дядьке Эвайну на облучок, и телега покатила по неразъезженной дороге к деревне. Танфия приотстала, чтобы не обгонять родителей.
      Эодвит, высокий и стройный, хромал после давнего несчастья - груженая телега переехала ему ногу. Танфия его другим и не помнила; случилось это двадцать лет назад, как раз перед ее рождением. От отца девушка унаследовала рост и угольно-черные кудри. Ее сестренка Изомира пошла больше в мать, Эйнию - невысокая, округленькая, с волосами цвета темного янтаря. А восьмилетний Ферин выдался светлее солнышка.
      - Ну, милая, - заметил Эодвит, - после этого поля мы заслужили отдых.
      - С Ферином все в порядке?
      - Ты же видела. Здоров как конь, - ответила Эйния. Дочери она едва доставала до плеча. Лицо ее, как и лицо Эодвита, избороздили морщины, но то были морщины веселья, выжженные солнечные лучики. - Думаю, он не понял, что ему грозило. А как ты, милая?
      - Да я-то что, мам? Никто же не поранился. Ну и ладно.
      - Ты Имми не видела?
      - Уже час как нет.
      - Я за нее волнуюсь. Что-то утром она была стишком тихая.
      - Наверное, опять кошмар привиделся, - отмахнулась Танфия. - Все с ней в порядке.
      - Может, пойдешь ее поищешь? Догадываюсь, куда она задевалась, но... Эйния одарила дочь полу-неодобрительным, полу-веселым взглядом. - К ужину я бы ее хотела видеть. Не опаздывай. И береги себя.
      - Дра'аки на взрослых не бросаются, мама. Найду я ее, не волнуйся.
      - Сегодня ты хорошо поработала, - заметил отец ей вслед. От него, никогда и никому не льстившего, это была большая похвала. - Без тебя бы не сдюжили. Далеко пойдешь.
      В нескольких милях от свежего жнивья некто поднял голову, ощутив дальние отзвуки человечьего горя. Мурашки ужаса покалывали его кожу, как прикосновение целительной мази. С каждым днем, по мере того, как рос и усиливался людий страх, существо становилось сильнее. Освежившись, оно поплотнее запахнуло плащ и продолжило свой путь по зеленым склонам.
      Одеяние послушно приняло цвет травы, скрывая своего владельца. Без плаща тело существа было бы полупрозрачным. Кости просвечивали сквозь кожу, вместо лица - студенистая пленка над серыми костьми черепа, застывшей ухмылкой длинных серых клыков. И только верхний слой шкуры отливал травянистой зеленью. Поэтому существо предпочитало скрывать свой облик, особенно от людей. Люди странно на него реагировали. Они не понимали.
      Существо звали Гулжур, что на его языке значило - Дозволяющий.
      Дозволяющий прибавил шагу, чтобы не отставать от тех, кого ему поручили защищать. Отряд людских солдат-конников. Как это странно предоставлять им защиту, а не погибель. Как бесконечно странно сотрудничать с людьми, вековым врагом, или хотя бы создавать видимость сотрудничества. Почти унизительно... хотя что еще одно унижение среди тысяч со времен Битвы на Серебряных равнинах? А игра доставляла существу странное наслаждение.
      Две сотни лет Гулжур трудился, чтобы обрести нынешние свои способности. Теперь он был одним из немногих, способных одновременно касаться двух царств, призывать свою паству сквозь немыслимые дали.
      К его разочарованию, на этом пути Гулжуру редко приходилось вызывать подмогу. Люди едва ли сопротивлялись царским указам; подчиняются своему владыке, точно овцы. Покуда лишь две деревушки отказались сотрудничать. Как это раздражает - растягивать ожидание! Но когда он спускал на них гхелим!.. Ужас, отчаяние и неверие этих людишек, а затем - боль, раны, кровоточащая разодранная плоть... что за благодать! Гулжур подозревал, что получаемое им наслаждение сродни тому, что людишки испытывают при своем нелепом спаривании, но неизмеримо глубже.
      Дозволяющий немного пошевелил измерениями, появившись впереди конного отряда и остановившись на придорожном холме, поджидая спутников. О присутствии его знали только их вожаки, да и те знали не совсем правду. Никто из людишек не понимал, откуда приходит подмога - знали только, что она появится, когда придет нужда. Солдатам наговорили какого-то вранья о природе их защитников, и они поверили. К ним Гулжур относился с ленивым презрением.
      Плодотворное было путешествие, но ему приходит конец. Осталось собрать подать лишь в нескольких деревнях. Гулжур искренне надеялся, что в тот раз без сопротивления не обойдется. Как робки и покорны эти людишки, как доверчиво готовы отдать все, чего не попроси. Какой в этом интерес?
      Когда родители скрылись из виду, Танфия развернулась и побежала вверх по раскинувшемуся на склоне золотому полю. Под ногами шуршала солома. Воздух наполнял запах разогретой земли. Жужжали пчелы, щебетали на изгороди птахи. Позади раскинулось по плодородной долине лоскутное одеяло полей и лугов; впереди лежали только леса и дикие горы, где люди не живут, а за ними - суровый берег, где прозябала лишь горстка рыбачьих деревушек. Сеферет был самым западным из Девяти Царств Авентурии, а Излучинка последней деревней на широком мысу, выдававшемся в Серый океан.
      Несмотря на полуденную жару, порой Танфию настигал дующий с вершин пронзительный ветерок, приносивший чудной визг дра'ака. Говорили, что в этих горах орудуют подземцы, но девушка их никогда не видала.
      "Без тебя бы не сдюжили. Далеко пойдешь". Отец, конечно, не знал, но от этих его слов сердце девушки ушло в пятки. Потому что они значили: "Ты готова принять от меня хозяйство, и оно в твоих руках не пропадет. Я на тебя полагаюсь".
      А Танфия не хотела быть крестьянкой.
      Она любила своих родных. Она любила деревню, в которой родилась и выросла, обожала вольные земли вокруг. Она никогда не забиралась дальше Хаверейна - ближайшего городка, до которого был день пути пешком. И все же Танфия не находила себе места здесь. Она мечтала о дальних городах. Когда-нибудь ей придется уйти; но как сказать об этом родителям? Они-то ждут, что она, по их примеру, проведет в деревне все свои дни. Найдет себе парня, заведет детишек, а те тоже жизнь прокоптят в Излучинке. И что решат отец с матерью, если она подведет их в этом?
      Танфия сердцем чувствовала, что ее рождение здесь - это колоссальная ошибка судьбы. Ей бы жить богатой интеллектуальной жизнью в Парионе, а не гнуть спину в полях на этом охвостье Девяти Царств.
      Вечерами, после дневных трудов, Танфия пропускала через сито тростниковую мульчу и выкладывала сушиться листы грубой бумаги. Она и чернила делала сама, и учила читать и писать деревенских ребятишек, чтобы те могли когда-нибудь читать стихи и романы и трактаты, как ученые горожане. Слабая надежда, но другой у нее не оставалось. Она перечитывала стихи и пьесы великих писателей, таких, как Сафаендер, покуда книги - те немногие, что как-то добирались до Хаверейна, - не разваливались по листам. Она даже уговорила Имми и других разыгрывать, переодевшись, пьесы на потеху всей деревне... но смеялись все больше над ней. Смех был добрый, терпеливый, но у Танфии становилось пусто на душе. Ей надоело притворяться. Она хотела настоящего - блистательной Парионы и Янтарной Цитадели.
      Таких далеких; далеких, как элирские края.
      Добежав до края поля, девушка заслышала голоса. Дальше догадаться было нетрудно. У самой опушки была солнечная лощинка, вот там Танфия и нашла Изомиру вместе с Линденом.
      Те целовались. Линден уже запустил ладонь Имми под рубаху, но, к превеликому, облегчению Танфии, оба были еще одеты. Волосы Имми сияли золотом, Линдена - спадали на плечи каштановой волной. Закатанные рукава обнажали загорелые руки, солома пристала к намокшей коже. В общем и целом они походили на еще один дар урожая.
      - Прек-кратить! - командирским голосом рявкнула Танфия.
      Любовники подпрыгнули, как ошпаренные, вцепившись друг в друга, и заозирались, точно перепуганные зайцы. Танфия ухмылялась.
      - Ради богов, Тан! - Изомира первой заметила сестру и одарила ее яростным взором. - Обязательно было нас до смерти пугать?
      Линден молча покраснел.
      - Извини. Сил не было удержаться. Меня прислали тебя притащить к ужину.
      - Ох, времени еще уйма. Посиди с нами.
      - Не против? Я не хочу мешать...
      - А мы ничего не делали! - быстро возразил Линден, обнимая Изомиру за плечи. Девушка прижалась к нему.
      Танфия находила их взаимную привязанность трогательной, и одновременно раздражающей - сама она ничего подобного не испытывала, да и вообще влюбляться не хотела... во всяком случае, ни в кого из излучинцев. Она хлопнулась на землю рядом с сестрой, вытянулась и прикрыла ладонью глаза от солнца.
      - Раненько сбежали, да? Пропустили самое интересное. Дра'ак чуть не унес малышку Нерри. Да и Ферин чудом спасся.
      Изомира и Линден пришли в ужас, чем Танфия, пересказывая историю целиком, немало позабавилась.
      - Неужели вы шума не слышали?
      - Слышно было, как дети кричат, - призналась Изомира, - но мы решили играют. Просто не верится!
      - Ясно, - насмешливо заключила Танфия, - слишком заняты были. Ты, надеюсь, маминому совету следуешь?
      - Какому совету? - переспросила Имми.
      - Тому самому. Чтобы детишек раньше времени не было.
      - Тан! - воскликнула Изомира. - Прекрати немедля! Ты смущаешь Линдена!
      - Ты не волнуйся, Тан, - сбивчиво пробормотал Линден. - Мы о-очень осторожны.
      - Значит, и до этого дошло? - радостно подхватила Танфия. - Да не смотри ты на меня так, Имми! Все очень мило. Я просто пытаюсь вас поддеть.
      - Нахалка. А если мы тебя начнем поддевать насчет твоей любовной жизни, то есть ее полного отсутствия?
      - Я сама так хочу. В жизни есть вещи поинтереснее, чем влюбляться в соседей. Если б я жила в Парионе, я бы могла стать художницей, архитектором, книжницей. В городе есть о чем поговорить, кроме цен на зерно или того, где лучше выпасать овец. В Парионе...
      Танфия мечтала вслух, пока не заметила, как изменилась атмосфера вокруг. В лощинке был кто-то еще. И, отведя ладонь от лица, Танфия увидела над собой черную тень Руфрида, Линденова старшего братца. Настроение у нее испортилось напрочь.
      - Боги, - фыркнул Руфрид, - она что, опять талдычит о городских чудесах?
      Он присел на траву, обхватив колени руками. Как и Линден, он был красив и строен - даже парой дюймов выше брата, - мог похвастаться теми же густыми каштановыми волосами, но, увы, не таким же добрым сердцем. В детстве Руфрид гонял Танфию немилосердно; теперь, став постарше, она могла дать ему отпор, но все еще находила его пугающим, и ненавидела за это. В Руфриде таилась постоянная горечь. Насмешки его всегда содержали каплю настоящей злобы. Ему всегда надо было быть первым, даже на излучинских летних играх - в беге, в стрельбе, в прыжках - но радости от своих достижений он не получал. Ловкая и быстрая Танфия едва ли могла с ним соревноваться, и это тоже ее бесило.
      - Едва ли она соизволила помянуть дра'ака, не говоря уж о том, что я его застрелил.
      - Вообще-то я сказала, - обиделась Танфия. - Неплохой выстрел. Жаль только, что ты своим хвастовством теперь нас в гроб вгонишь.
      - А это мысль! - скривился Руфрид. - Надо было тебе рассказать дра'аку о красотах Парионы. Тварь бы сдохла быстрей, чем от моей стрелы. Ты же никогда не была в городе, откуда тебе знать, как там здорово?
      - Я умею читать, - величаво отмахнулась Танфия. - И кое-чему учусь из книг, в отличие от некоторых.
      Руфрид, прекрасно умевший читать, только ухмыльнулся. Его с Линденом отец служил управителем Излучинки, и по деревенским понятиям вся семья была прекрасно образована.
      - Думаешь, ты настолько лучше нас всех? - поинтересовался он. - Ну да, твое
      место же в городе. И не в каком-нибудь, а только в самой Парионе настоящее место нашей умничке Танфии. И почему это царь еще не призвал тебя в Янтарную Цитадель? Ему при дворе так нужен кто-нибудь, кто может вязать снопы и делать бумагу для царского отхожего места.
      Танфия сдержала раздражение.
      - Ты просто завидуешь. Я могу читать наизусть всех великих поэтов, а ты даже по именам их назвать не сумеешь.
      - А помогут нам твои поэты овец из разлива вытаскивать? Или дра'ака убить, пока тот весенних ягнят не унес?
      - Был ты деревенщиной, Руфе, деревенщиной и останешься! - огрызнулась Танфия. - А все, что творится за излучиной, не бери в голову, а то напугаешься еще.
      Руфрид расхохотался, приведя Танфию в настоящее бешенство.
      - Хватит, Руфе, - сказал Линден. - Вам двоим обязательно цапаться?
      - Это она начинает. Строит из слухов свои воздушные замки. И кстати о слухах...
      Он замолчал. Остальные трое выжидающе смотрели на него, пока Линден не выдержал:
      - Ну? Что ты слышал?
      - Когда я на той неделе был в Хаверейне... - Руфрид сделал паузу и подобрал ноги под себя. - Не знаю, стоит ли при тебе рассказывать, Имми. Ты ж у нас собственной тени боишься.
      - Тогда не надо, - буркнула Танфия, отказываясь ловиться на крючок.
      - Хотя... ты уже большая девочка. Ладно.
      Танфия подавила желание заткнуть ему рот. Изомира с рождения страдала от кошмаров. В детстве Танфии часто приходилось ее успокаивать ночами. Испугать Имми был невелик труд - хватало одного намека.
      - Очень странная история, - с наслаждением вещал Руфрид, глядя Имми прямо в глаза. - Отряды всадников, с виду - людей, но может, и нет, врываются в города и деревни и уводят жителей. Они приезжают ночью, сгоняют всех, и выбирают тех, кого хотят увести. Они плетут красивые байки о том, куда те направляются, но это все вранье. Никто не знает, куда уводят людей, но никто не смеет отказаться. Потому что тогда из ниоткуда являются жуткие твари, как бхадрадомен, когда те правили Авентурией. И всадники направляются сюда...
      - Хватит! - рявкнула Танфия. Зелено-золотые глаза Изомиры стали уже как плошки. - Не поминай этого имени! Все они передохли!
      - Какие мы культурные, а в суеверия верим, - поддел ее Руфрид. - Как помянешь, так и явятся, да? Бха-дра-до-мен. Видишь, ничего не случилось.
      Танфия вздрогнула. Солнце садилось, дневной свет мерк, и лощину заполняли синие тени.
      - Откуда взялся этот дурацкий слух? - прошипела она. - Так я тебе скажу. Где-то далеко, в каком-то заштатном городишке что-то случилось. Что-то совсем обычное, но с каждым пересказом история становится все невероятней. Байка скачет из деревни в деревню, и к тому времени, когда нам ее перескажет какой-нибудь беззубый возчик, упоенный собственной важностью, потому что заработал на ярмарке пару рудов, от всей истории останется только элирская сказка! Или так, или ты вообще все придумал!
      Руфрид пожал плечами.
      - Нет. За что купил, за то продаю.
      - Даже тебе бы следовало знать, что это ерунда! Или ты не слышал про битву на Серебряных равнинах? Врага разгромили двести пятьдесят лет назад. Если кто и остался, они слишком далеко и их слишком мало, чтобы навредить нам.
      - Нет! - взорвалась Изомира. - Я видела это вчера во сне! - торопливо выдохнула она, вцепившись в руку Танфии. - Было темно, только в небе полоска серебряного света. Мы всей деревней собрались на главной площади, не знаю зачем, но все понимали - случится что-то ужасное. Потом послышался этот жуткий звук, шуршание и хлопанье, точно крылья дра'ака, и что-то темное опустилось с небес, и унесло Линдена.
      - Меня? - захлебнулся Линден.
      - И ты с криком пропал во тьме. Я от ужаса проснулась. Мне с весны снятся всякие кошмары, но этот - хуже всех.
      Лицо ее побелело, Имми смотрела на сестру невидящим взором, точно завороженная.
      - Почему ты меня не разбудила? - воскликнула Танфия.
      - А ты бы подумала, что я себя веду, как девчонка.
      - Не дури. - Танфия обернулась к Руфриду. - Как ты мог с ней так поступить?
      - Да ну! - воскликнул парень. - Она от всего шарахается. Ей давно пора подрасти.
      - Это тебе пора подрасти! Ты в детстве себя с ней вел, как свинья, и боровом остался! Ты знал, до чего ее доведешь своими байками, так что заткнись, пока хуже не натворил! Имми, ну кто потащится в Излучинку, чтобы нас красть? Мы живем на краю света. Никому мы не нужны. Ну, ты же знаешь, это был просто дурной сон.
      Слова ее, однако, желаемого воздействия не оказали. Изомира вскочила на ноги, стряхнув руки сестры и любовника.
      - И не надо при мне меня обсуждать, как дурочку! - воскликнула она. По щеке девушки скатилась серебряная слеза.
      Странно, но ее ужас не казался детским - скорее, душе Имми недоставало прочной шкуры, и любой вообразимый кошмар глубоко ранил ее. Раньше Танфия не замечала этого так явно.
      - Неважно, - горько пробормотала Имми. - Знаю я вас. Руфрид хотел меня напугать, а сон - всего лишь сон. Повеселились, ну и будет.
      Она побрела вдоль края лощины, потом свернула в лес и скрылась. Танфия и парни ошарашено смотрели ей вслед.
      - Я пойду за ней, - предложил Линден.
      - Нет, - отрубила Танфия. - Пойду я. А ты вбей немного ума в тупую башку своего братца. Если у вас на двоих есть хоть капля.
      Следуя по тропе за Имми, Танфия успела разглядеть в чаще светлое пятно сестриных кос. Потом Изомира совсем скрылась из виду.
      Лес в этом месте широким языком вдавался в распаханные поля. Девушки часто срезали дорогу, возвращаясь этим путем в деревню, так что Имми хотя бы направилась домой, а не Богиня знает куда.
      Заходящее солнце делало яркими все цвета. Темные стволы отливали бронзой, подлесок полыхал изумрудной зеленью, листва буков над головой горела закатным огнем. В вышине завиднелся полумесяц бледно-красной Розовой луны, меньшая Лиственная луна казалась мятно-зеленым, чуть объеденным по краю овалом. Захолодало, меж деревьев легли глубокие лужи теней.
      - Имми! - заорала Танфия. Никакого ответа. Слабонервной ее никто не мог назвать, но девушка как-то враз забеспокоилась. - Подожди меня!
      Щедрое на солнце и дожди лето не только подарило богатый урожай, но и помогло тропе чаще зарасти густым подлеском, так что знакомую тропу перегородили кусты и молодая поросль. Танфии постоянно приходилось то пускаться в обход, то продираться сквозь колючие заросли, пока девушка не запарилась, не растрепалась и не обозлилась вконец - уже не только на Руфрида, но и на сестру. И все это после тяжелого дня!
      Внезапно ей стало ясно, что она заблудилась. Лес сомкнулся вкруг нее, на глазах заполняясь сумерками. Небо едва проглядывало сквозь ветви клочками мутного свечения. Даже по лунам не поймешь, куда брести. Ни гор, ни луга не видать - только стволы теснятся во все стороны.
      "Как же так вышло?", подумалось ей. "Я же так здорово знаю эти места... или это мне только казалось?".
      Танфия продолжала брести, еще сильнее злясь на путающиеся в ногах ветки. Торжествующий куст намотал ее кудри себе на сучок, как трофей; девушка, помянув Богиню, рванулась посильнее, выдралась из его объятий и обнаружила себя на поляне.
      Прогалину заполняла синяя тихая мгла. Пруд посреди нее казалось, светился, над водой плясали белые мошки, сияющие отраженным светом. Танфия затаила дыхание.
      На ближнем берегу пруда сидел, скорчившись, нагой юноша, стройный, гибкий, весь бледно-золотой, словно бы скованный сиянием воды. Свет обтекал безупречно вылепленные мышцы плеч и бедер. Юноша опустил пальцы в воду, и от кончиков пальцев разбежались яркие круги. Волосы его были темно-красными, цвета осенней буковой листвы, и отросли почти до пояса. Когда юноша потянулся к воде, прядки стекли с плеч. Танфии захотелось погладить эту шелковистую роскошь.
      Замерев, девушка взирала на открывшуюся ей картину. Всю жизнь она слышала сказки о подобных созданиях, но видела в первый раз. И сразу узнала. Это был элир.
      Юноша зачерпнул воды ладонью, раздумчиво, словно время вокруг него замедляло ход, отпил. Капли белым пламенем падали в пруд. А потом он обернулся к ней.
      Почти человечий лик его был сумрачно-прекрасен и чуть испуган, будто у робкого лесного зверя. Прежде, чем Танфия успела хоть что-то сказать или сделать, элир молча нырнул в пруд, не оставив на воде даже рябинки.
      Потрясенная, девушка кинулась к воде, заглянула в глубину, продираясь взглядом через плывущие по поверхности бело-огненные искры. И вместо собственного отражения увидала исполненное отчаяния лицо элира, и его протянутую к ней руку.
      "Если бы я мог до тебя дотянуться...", прошелестел едва слышный голос. "Если б ты могла мне помочь... тяжко...".
      Завороженная, девушка потянулась к нему. И в этот миг ее настигло воспоминание.
      Она была еще малышкой, может быть, Фериновых лет, когда бабка подарила ей зеркальце - посеребренная сзади пластинка горного хрусталя. Игрушка так ей нравилась - покуда одной ночью, когда Имми заснула, Танфия не заглянула в него при свете свечи. Вместо собственного отражения она увидала в глубине лицо мальчишки с бронзово-рыжими волосами. И тот ее видел. От ужаса она уронила зеркало. Но с тех пор чужое лицо в нем больше не являлось, и Танфия почти забыла тот случай... до этой минуты.
      Пальцы девушки коснулись воды. Поверхность дрогнула, а когда вода успокоилась, отражение в пруду принадлежало Танфии. Девушка сморгнула, и полянка вдруг показалась ей очень обычной и - теперь, когда сияние чар погасло - очень мрачной.
      Что-то шевельнулось по ту сторону пруда. Танфия дернулась, но тут же разглядела меж стволов фигурку сестры.
      - Имми! - Танфия подбежала к ней, прямо по траве, на которой сидел элир. Девушки обнялись. - Ты видела?
      Бледная Имми кивнула.
      - Парень у пруда.
      - Элир.
      - Мы не знаем точно, - поправила Изомира.
      - А кто еще?! Я видела его в воде. Он, кажется, заговорил со мной... ну, не знаю. Неважно.
      Имми выжидательно глянула на нее, видно, надеясь на разъяснение. Но Танфия молчала, и Имми спросила:
      - Ты за мной побежала?
      - Конечно. Как ты можешь закатывать сцену без зрителей?
      Имми улыбнулась.
      - Я не устраивала сцену. Но я рада, что ты пришла. Я исхитрилась заблудиться.
      - Я тоже. Ну, пошли искать дорогу?
      - А куда пойдем?
      - Под гору, - уверенно заявила Танфия. - Не знаю, где была моя голова. Всего и дел - все время идти под гору.
      Потрясенные увиденным, они шли, держась за руки. Но теперь, когда наваждение рассеялось, деревья словно бы расступились, и вскоре под ногами зазмеилась утоптанная черная лента тропы.
      - Ты в порядке? - поинтересовалась по дороге Танфия.
      - Само собой. - Имми вздохнула. - Ты, наверное, меня считаешь дурочкой. Но мой сон, и потом то, что наболтал Руфрид... не выношу, когда он меня пугает, так унизительно. А отвечать ему, как ты, я не умею.
      - Н-ненавижу его! - убежденно произнесла Танфия. - Не знаю, откуда он такой поганец родился. Если тебя это утешит, то ты, кажется, испугала Линдена больше, чем Руфрид - тебя.
      Имми дернулась.
      - Не надо. Сон был такой яркий - просто вспоминать не хочется. Никто не понимает, почему я робкая, когда ты такая храбрая. Им легко говорить "А, она своей же тени боится". Они моих теней не видели.
      Они вышли на опушку. Вослед двум своим товаркам вышла на небо серебряная монетка Лилейной луны. Перед девушками раскинулся поросший мерцающими в сумерках синими цветами луг, а дальше теснились к реке излучинские крыши. У Танфии засосало под ложечкой. Сейчас ей очень не хватало еды, вина и доброй компании.
      - Но тебе нечего бояться. Сколько раз я тебе это твердила?
      - Я знаю, но снам-то это не втолкуешь. А мне только Руфрида с его глупыми подначками не хватало!
      Танфия приобняла сестру.
      - По-моему, Руфрид тебя просто ревнует к Линдену.
      - Глупость какая, - буркнула Имми, но, к радости Танфии, улыбнулась.
      - Ну, и давно вы с Линденом любитесь по лужайкам?
      - Танфия! - Возмущение Изомиры быстро сменилось смехом. - С летнего солнцеворота, если тебе так интересно. Ты даже не представляешь, чего лишена.
      - Ну и не надо, все равно мне никто в округе не пара. Наверное, скоро обручитесь?
      - А почему скоро? Нам всего по семнадцать, времени впереди много. А вообще - да. Мы друг друга знаем чуть не с рождения. Нам никто другой не станет нужен.
      - Хорошо, наверное, получить то, о чем мечтаешь, - вздохнула Танфия. Даже завидно. Замуж выйдешь, будешь жить в Излучинке. А заниматься чем будете?
      - Чем и раньше, само собой, - удивленно ответила Имми. - Линден - за скотиной присматривать. Хочет на коня скопить. А я бы так и резала дальше камень, да в этом ремесле большой нужды нет. Так что и прясть буду, и ткать, и шить...
      - И будешь счастлива?
      - Да.
      - Мне бы так легко успокоиться...
      - Но ты же не уедешь, Танфия, правда? Не всерьез?
      Танфия не ответила. Впереди на лугу мелькало что-то беленькое хвостик бегущего зайца. Девушки, остановившись, наблюдали, как зверек проносится мимо, прижав уши и из всех силенок работая задними ножищами. Заяц был посвящен Богине; нехорошо было бы видеть, как его убивают, но никакого хищника они не заметили.
      - Богиня спасается, - негромко заметила Изомира. - От кого?
      У дверей родительского дома Танфия спросила:
      - Расскажем им, что видели?
      - Зайца?
      - Нет, про другое.
      - Признаться, что мы видели элира? - Имми тихонько хихикнула. - Не-ет, Тан. Нам уж точно никто не поверит.
      - М-да, - признала Танфия, отворяя двери к свету и вкусным ароматам. Ты права.
      Навстречу им выскочил отцов серый волкодав, Зырка, тыкался мохнатой башкой в грудь и пытался облизать лицо. Танфия так и стиснула пса в объятиях. С чужаками Зырка себя вел, как злобная скотина, но все члены семьи, начиная с отца девушки, его любили безмерно. Изомира каталась на нем верхом в детстве, а Ферин - и по сей день, когда думал, что мать не видит. Эйния говорила, что мальчик растет слишком быстро, а Зырка слишком стар для подобных игр.
      - Кто со мной поедет на базар в Хаверейн на той неделе? - спросил за ужином дядя Эвайн. Старший брат Эовейна жил с ними от начала времен. Танфия его обожала. Дядюшка был настолько же шумен и общителен, насколько ее родной отец - нелюдим. А еще он ничуть не стеснялся прожить жизнь бобылем.
      - Я! - воскликнула Танфия, подтирая хлебной коркой остатки подливы. Проголодалась она за день страшно. Ноги ее покоились на спине лежащего под столом Зырка. Время от времени Изомира, не такая голодная, в ответ на умоляющие собачьи взоры подсовывала псу кусочек. - Хотя в Хаверейне скука страшенная, хуже, чем в Излучинке.
      - Без этого скучного городишки нам негде было бы сбывать наш товар, строго указала ей мать. - Имми, прекрати кормить псину!
      Мужчины убрали со стола, и Эйния внесла блюдо с дымящимся яблочным пирогом.
      - Поедем все. Ферин уже достаточно взрослый, да?
      Малыш старательно закивал.
      - Поищем тканей на зимнюю одежду.
      Танфия вздохнула.
      - Мама, Имми в десять раз лучше наткет. Там совершенно нечего делать, кроме как наливаться элем в таверне и болтать о ценах на капусту. На улицах полно свиного навоза. Театра нет. Книгу там не узнают, даже если она им на голову упадет. В Хаверейне я еще не видела ни одной книги, которой не припирали бы дверь. Ткани? Там нет ничего роскошней мешковины, и не чудо: все равно, стоит выйти из дому, одежду заляпает грязью, так что разумнее всего сразу ткать такое, что мазать не жалко. И краска у них тоже только одна - навозно бурая!
      Отец расхохотался.
      - Не так там и страшно. Ради Богини, милая, им надо на что-то жить. Как и нам. А чего ты ожидала?
      - Чего-то более культурного. Ради разнообразия.
      - У нас. наверное, единственная деревня во всем Сеферете, где каждый солнцеворот ставят пьесы Сафаендера, - заметил Эодвит. - Это ли не культура?
      - И я одна это понимаю, - мрачно заявила Танфия.
      - Это нечестно, - укорил ее отец. - Мы все тебе благодарны, тебе и Имми. Кстати, что мы увидим на Поврот?
      Повротом называли праздник конца сбора урожая, и начала осени. Хельвин, мать Эодвита и деревенская жрица, возглавит чествование богини и бога, Брейиды и Антара, в благодарность за урожай и в ознаменование поворота круга жизни к зиме и перерождению. А потом вторая танфина бабушка, Фрейна, подаст эль, сидр и пироги, и все будут праздновать до глубокой ночи.
      По всей Авентурии, как знала Танфия, народ почитал трехликую богиню Земли, и ее супруга, смеющегося Владыку Зерна, Лесов и Зверей, каждую зиму отдававшего жизнь земле, и восстававшего по весне. Хотя имена и лики разнились, боги всех земель были, в сущности, едины. Излучинцы по большей части воспринимали Брейиду как отдельную силу - добросердечную, всепитающую богиню-мать. Порой они призывали ее весеннюю ипостась, деву Нефению, в помощь в делах любовных или ради вдохновения; иной раз обращаться приходилось к Махе, жестокой и мудрой старухе, проводившей землю через зиму, а человеческую душу - через порог смерти. Своей богине деревенские верили бесконечно. Танфия - тоже, но она знала и более глубокие тайны, открытые ей книгами и подтвержденные Хельвин. Все богини были очеловеченными ликами Великой богини Нут, а боги - смягченными обличьями ее супруга, первородного Анута.
      Нут ужасала, ибо была непознаваема. Она творила и разрушала. Она суть тьма в начале и конце времен.
      Немногие из людей могли напрямую обращаться к Нут. Большинству требовались узнаваемые божества. Верования, которых придерживалась Хельвин, гласили, что по смерти души людей и зверей попадают в Летний край Брейиды, где ожидают перерождения, но последователи Нут (ибо у той, как узнала Танфия из книг, в городе были свои жрицы) утверждали, что души умерших возвращаются во тьму чрева Нут, а находят они там забвение или новое рождение - то знает одна лишь Великая богиня.
      Танфии, с ее неуемным любопытством, всегда интересно было, что думают о людских верованиях элир. Сами они вроде бы ни в каких богов не верили... а разве народ элир не мудрей и не древней человечества? Они сами как боги. Столько всего можно узнать, подумала Танфия, а я в этой глуши так и не узнаю. Самое малое, что она может сделать на Поврот - это заставить людей подумать. Хоть немного.
      - У нас не было времени на репетиции, - выдавила она. - В прошлом году, когда мы ставили "Ференатский дуб", все хохотали на самых грустных местах, идиоты. Я могла бы вместо того почитать из "Царя жатв" Теотиса. Это поэма.
      - Безбожно длинная и нудная, - уточнил Эвайн. - В качестве мести?
      - Она в тысячу раз умнее всего, что можно услышать в Хаверейне, дядя.
      - Там хотя бы можно послушать байки изо всех краев, - ответил тот.
      Эодвит презрительно хохотнул.
      - Если б в них был прок.
      - О, слухи летают повсюду, - заметил Эвайн, отрезая кусок сыра и аккуратно укладывая его поверх яблок. - Лучше последнего я давно не слышал.
      У Танфии екнуло под ложечкой.
      - Дядя, а обязательно?..
      - Что тут думать, не знаешь. Смотря в чьем пересказе услышишь, продолжал Эвайн, не обращая на нее внимания. - Дело почти невероятное...
      Танфия затаила дыхание. Имми отъедала от яблока крохотные кусочки.
      - Говорят, царь повздорил из-за чего-то с сыном. Но мы вряд ли узнаем, что там было на самом деле, раньше, чем через полгода.
      - И все? - облегченно вздохнула Танфия.
      Эвайн воззрился на нее.
      - А этого мало? Кто бы мог поверить, что царь поссорится со своим наследником? Но и это не все. Какие-то беспорядки в Парионе.
      - А это еще как понимать? - поинтересовалась Эйния.
      - Ну, одних послушать, так царь набирает войско. Собирает народ по деревням; кто говорит - горстки, кто - толпы. А другие толкуют, что это не по государеву указу делается, и вообще - послушайте! - не люди этим заняты. Так или иначе, а подумать над этим стоит.
      - Эвайн! - Эйния предупреждающе подняла руку, но дядя перебил ее:
      - И это приближается. Иначе слухи не долетели бы до Хаверейна.
      Ферин глазел на дядюшку широко распахнутыми глазенками. Имми тихонько отложила ложку. Танфия молча бесилась. Услышать ту же байку от Эвайна было намного страшнее, чем от Руфрида, потому что дяде можно было верить.
      - Раз это так невероятно, - резко оборвал брата Эодвит, - не повторяй этих сказок при моих детях.
      - Ну извини, - обиженно буркнул Эвайн. - За что купил, за то продал.
      Эйния вздохнула.
      - Когда слишком спокойно, народ начинает выдумывать байки, чтобы себя развлечь. Вот и все.
      - Никто нас не обидит, - сказал Эодвит, - но если что и случится, царь всех рассудит. Как всегда.
      - За доброго царя Гарнелиса, - поднял тост Эвайн, и все домашние присоединились к нему.
      Танфия покосилась на сестру, но та только пожала плечами, как бы говоря: "Не квохчи надо мной. Не маленькая, не боюсь". Но Танфии страхи сестры не казались детскими; скорее их источником было закрытое для других знание.
      Эйния и Танфия заканчивали драить котлы, когда вся семья уже легла спать. Последние языки огня озаряли кухню сумрачным светом.
      - Мама, - спросила Танфия, - а ты когда-нибудь видела элира?
      С удивленным смешком Эйния оторвалась от работы и обернулась к дочери.
      - Ну... да, бывало. А почему ты спрашиваешь?
      - Просто интересно.
      Танфия выглянула в ночь за окном. Мир вовне уютного домика казался пустым и диким, а ведь это был лишь уголок великого Сеферета, а Сеферет лишь одним из царств Авентурии.
      - Много лет назад, - проговорила Эйния, облокачиваясь о подоконник рядом с ней, - прежде, чем родились вы с Имми, мы с твоим отцом видели элирское шествие в лесу. Их были дюжины.
      - Дюжины! - выдохнула Танфия.
      - Ростом они были не выше нас, - мечтательно продолжала ее мать, стройные и гибкие. Все они были в сером - только если вглядеться, это и не серый был вовсе, а все цвета разом, прекрасные такие, мягкие. Их свет был как бледное сияние, и он искрился, точно звездное небо. Они проводили какую-то церемонию. Закутанные в плащи фигуры, плывущие в ласковом свете...
      - А что вы сделали?
      Эйния хихикнула.
      - Тихонько отошли, и как рванули оттуда!
      - Вы... сбежали? Я бы осталась посмотреть!
      - Едва ли, - строго оборвала ее мать. - Ты не понимаешь. Это было страшно. Потаенный Народ опасен. Они не злы, и не желают нам зла, покуда мы их не трогаем. Но они - опасны. Я порой видела других - так, мельком. А в чем дело, Танфия? Тебе тоже привелось?
      Танфия примолкла.
      - Я не уверена.
      - Это не так странно, как тебе может показаться. Они ведь не сказки. Никто не подумает, что ты сошла с ума. Говорят, прежде сеферетцы были близки элир, и наши народы жили пообок. Границы миров были открыты, и каждый мог пересечь их, стоило пожелать.
      - Откуда ты знаешь? - изумилась Танфия.
      Глаза Эйнии затуманились.
      - Да так, старая легенда.
      - Но что изменилось с тех пор? Что случилось?
      Ее мать повела плечами, будто коря себя за то, что открыла рот.
      - Благая богиня, да я не знаю. Если этого нет в твоих исторических книжках, не понимаю, почему ты ждешь ответа от меня. Все вопросы спрашиваешь, да? - добавила она ласково.
      Танфия грустно улыбнулась.
      - У меня есть еще один. Мам, ты не помнишь, куда делось то зеркальце, что мне подарила бабушка Хельвин?
      Эйния нахмурилась.
      - Уже сколько лет его не видела. Думала, оно у тебя. А что, потерялось?
      - Ох... найдется, наверное. Просто вспомнилось о нем сегодня.
      Танфия понятия не имела, с чего начать рассказ об увиденном, и оттого промолчала. Эйния обняла дочь, и обе женщины глянули в окно, в ночь.
      - А что другие? - спросила Танфия наконец.
      - Другие?
      - Этих ты не видала? Ты понимаешь, о ком я. Начинается на б...
      - Молчи, Танфия! - перебила ее мать. - Нет, теперь их не увидишь. И никогда не произноси это слово! Говорили, они читают людские мысли. Что стоит их помянуть, и они явятся к тебе.
      - Не верю.
      - Веришь или нет, а о них лучше забыть.
      - Прости. Мам?
      - Да, милая?
      - Ты никогда не подумывала покинуть Излучинку?
      Эйния удивленно моргнула.
      - Никогда. С какой стати? Я здесь родилась. Твои бабки и деды живут здесь...ну, трое из них. Здесь я полюбила твоего отца, здесь прожила жизнь. Что мне искать?
      - Других мест. Новых людей. Иных идей.
      - А, - отмахнулась Эйния, словно все это не привлекало ее совершенно, но взгляд, требовательно скользивший по лицу девушки, выдавал ложь.
      - Мам, это для вас станет очень большим горем... если я уйду?
      Долгая пауза.
      - Не знаю. А ты вернешься? Знаю, ты об этом мечтаешь, Тан. Но я никогда не могла сообразить, почему. Все, кто любит тебя - здесь. Ты нужна земле. Конечно, ты не пленница, никто не станет тебя удерживать. Но я понятия не имею, что гонит тебя в путь.
      Глава вторая. Бейн
      Конь уносил Гелананфию прочь из столицы, пока улочки Парионы еще спали.
      С собой молодая женщина не взяла почти ничего - разве только кошель, набитый рудами и драгоценными камнями. И никаких царских одежд - обычный буро-зеленый охотничий костюм. Конь тоже не мог привлечь лишних взглядов стройный торитский скакун чалой масти, неприглядный, но выносливый.
      Гелананфия боялась. Не за себя - за отца, за любимого, за брата. И за всю Авентурию.
      Город скрывался за горизонтом. Принцесса вспомнила о своем возлюбленном - они не виделись так давно. Со дня разрушения театра, которое он так старался предотвратить, ее милый не осмеливался более показываться в Парионе. Принцесса не знала даже, где он теперь.
      Тракт посеребрили первые лучи рассвета. Скоро здесь станет людно. Гелананфия решительно дернула уздечку, сворачивая с дороги в холмы.
      Уехать ей приказал отец. Тогда она впервые ощутила, в какой опасности находятся жизни ее близких. Те, кто спорил с царем, просто пропадали - или умирали, или бежали. Но масштаба бедствия она не представляла до той поры, пока ее возлюбленный отец не заговорил о том, чтобы самому покинуть Янтарную Цитадель. Отец ее остался там, пытаясь достучаться до царя... но надолго ли, Гелананфия не знала.
      И теперь она покидала Париону - не ради спасения, но ради поисков ответа.
      За время странствий по Девяти Царствам принцесса завела немало друзей. Но кто из них не выдаст ее царю, не пойдет против высшей воли? Да и в любом случае - не в ее натуре прятаться. Она должна знать правду.
      На Гетласской гряде принцесса остановила коня, чтобы бросить на столицу прощальный взгляд. Сколько раз она замирала здесь, чтобы узреть ложащийся к ее ногам город, но никогда еще не была Париона так душераздирающе прекрасна. Восходящее солнце заливало расплавленным золотом луга, и реку, и три холма, на которых раскинулась столица - подножья их еще тонули в лиловых сумерках, но Янтарная Цитадель уже сияла огнем. В горле царевны встал ком. Так легко было представить себе театр, стоящий, как прежде, на месте, и город, нежащийся в этом безупречном сиянии... и царя, примирившегося с собой...
      Кто-то следил за ней.
      Гелананфия вздрогнула и оглянулась. По спине ее пробежал холодок. Ей показалось, что в отдалении, на заросшем холме, стоит кто-то, закутавшись с головой в балахон, и смотрит, смотрит знакомыми черными глазами. Но нет то был обман зрения. Обычный пень.
      Принцессу передернуло. Все же что-то там было. Словно предупреждение.
      Решение созрело внезапно. Подав коню шенкелей, Гелананфия направила его вниз, в долину. Путь ее лежал на юг, через Параниос к океану.
      К Змеиным островам.
      Изомира и Линден рыбачили в миле вниз по реке Аоле от Излучинки. Верней сказать, они собирались рыбачить. И даже поймали четыре длиннющих бурых форели, прежде чем любострастие взяло верх над добрыми намерениями.
      Теперь они лежали, нагие и сонные, нежась в медовом предвечернем тепле. Тростники и высокая трава скрывали их, а ива склонялась над ними зеленым пологом.
      - Стоит нам остаться наедине, и одежда куда-то пропадает, - заметила Изомира.
      - Жалуешься?
      - Нет, - рассмеялась девушка. - Покуда Танфия или Руфрид не подглядывают.
      Линдена повеление брата попросту вгоняло в краску.
      - Не знаю, почему Руфе так себя ведет. Даже отец на него порой смотрит косо.
      - Ну и богиня с ним, - отмахнулась Имми. - От меня не убудет. А ты не обращай внимания на мою сестру.
      - Пора бы нам обручиться. Тогда и смеяться не будут.
      - Рано нам с тобой, Лин. Нам жить негде будет.
      - У отца дом стоит полупустой. Он нас с радостью примет. Даже улыбнуться может невзначай. Да ну, Имми, ты же знаешь - мы всегда будем вместе. Так чего ждать?
      - А куда торопиться? - улыбнулась она, шутливо покусывая его за плечо.
      - Ты что, сомневаешься? Я тебя люблю больше жизни.
      - А я - тебя, ты же знаешь. - Девушка положила голову Линдену на плечо; янтарные волосы расплескались по его груди, и он погладил послушные кудри. Пять дней прошло с тех пор, как Имми рассказала о своем кошмаре, а он все еще беспокоился за нее.
      - Так в чем дело? - тихо спросил он. - Опять дурные сны?
      - Не совсем...
      - Расскажи. Нечего друг от друга таиться.
      Вздох Имми окатил его плечо теплом.
      - Сны вроде бы ни о чем. Просто картинки - лес там, или горная вершина, или комната в доме. Но в них что-то... неправильное. Словно все замерзло и застыло, даже время.
      Эти слова почему-то показались ему жуткими.
      - Да что тебе такие страсти снятся?
      - Не знаю. Сколько себя помню, стоит мне напугаться, как я вижу во сне кошмары. За мной гоняются волки и дра'аки, элиры и оборотни. Когда дедушка Лан ушел из деревни, я и про него видела кошмары, хотя он всегда был ко мне добр, и научил меня резать камень. Я, наверное, одна его и любила. И все равно - кошмары.
      - Потому что тебя расстроил его уход.
      - Да. Но в нынешних снах что-то другое. Я, кажется, понимаю, что, да объяснить не могу!
      - Попробуй, Имми. Я, может, не такой умный, как твоя сестрица, но уж и не совсем бестолковый.
      - Я знаю, глупышок! - улыбнулась девушка. - Ладно, попробую. Ты знаешь, что такое заурома?
      - Примерно. Хельвис говорит, что это завет между правителем и землей. Когда царь или царица садятся на престол, они клянутся защищать Авентурию, править справедливо и оборонять нас от... ну, от врагов. Так что заурома это обещание, и в то же время больше того - что-то сущее, ну, как ветер его не видно, но он есть. Вот этого я никак не могу понять.
      - А я могу, - ответила Изомира. - Я чувствую. Разве ты не можешь?
      - Нет, наверное...
      Как ни любил Линден Изомиру, порой рядом с ней он себя ощущал полным придурком.
      - Можешь-можешь! Когда мы празднуем Середину Лета, или Поврот, или день Брейиды. Когда гуляем в поле. Когда любимся. Это радость, и довольство, и красота, и все на своем месте.
      Уголки губ Линдена сами собой поползли вверх.
      - Да-а...
      - А мои сны - это как если бы заурома была нарушена. Все холодно. Мертво. Бессмысленно...
      Линден напрягся, приобнимая ее.
      - Имми, что за ужас. Зачем ты все время думаешь об этом?
      - Если б я знала! Мне тоже не нравится. Я тебе все еще нужна?
      - Боги, - выдохнул юноша, прижимая к себе гибкое жаркое тело. Больше, чем весь белый свет. Я хочу защищать тебя, чтобы ты забыла про все свои страхи и была счастлива. Смотри, как все вокруг ясно и живо!
      И он поцеловал ее. В поле у деревни заржала лошадь - старый отцов одр, единственный конь в Излучинке. И вдруг ему ответила друга лошадь, и еще одна, неожиданно громко и близко.
      От неожиданности Линден и Изомира разом сели. Сквозь полог ивовых ветвей видно было, как по дороге из Хаверейна движутся колонной восемь всадников. Дорога эта проходила через гряду невысоких холмов и тянулась вдоль реки по левому берегу, покуда не заканчивалась в Излучинке.
      А гнедые кони - таких коней в округе отродясь не видывали: рослые, сильные, ухоженные, шкуры блестят, и развеваются гривы. Шестеро всадников носили темно-зеленые мундиры, а поверх них - кожаные кирасы, мечи на поясе и высокие сапоги. Все они - и мужчины, и женщины - заплетали волосы в одну длинную косу. Двое ехавших впереди были, очевидно, старше по званию. Один тоже носил мундир, но зеленый с лиловым, обильно расшитый серебром и золотом, и сапоги его блистали черной кожей, а над шляпой колыхались лазурные перья. Второй, вида сурового и надменного, был, если судить по синему костюму, чиновного звания.
      Один из всадников в зеленом высоко держал знамя - на полотнище синего шелка червонным золотом сияли самоцвет в ветвях дерева и колесо о восьми спицах.
      - Это царский герб! - выдохнул Линден, выглядывая из ветвей. От возбуждения он совсем позабыл о кошмарах Имми.
      Девушка потянула его обратно.
      - Не лезь, увидят!
      - Нам лучше одеваться и бежать в деревню. Скорей! Я возьму рыбу и удочки. Никогда раньше не видел царских солдат. Интересно-то как!
      - Но что им здесь надобно? - проговорила девушка.
      Артрин, отец Руфрида и Линдена, выглядывал из среднего окна своей комнаты на втором этаже деревенского Дома Собраний. Поскольку другие дома в Излучинке не могли похвастаться вторым этажом, вид открывался превосходный. Сквозь крохотные стеклышки Артрин мог обозревать свои владения - сады, вьющиеся между домов тропки, бредущих по своим делам жителей, которых ему вменялось в обязанность защищать и поддерживать. От жары все, казалось, ползали, точно сонные мухи.
      Артрин кивнул. Люди заслужили отдых. Тяжелая работа - быть излучинским управителем. Назначил его сюда хаверейнский совет двадцать пять лет назад; власти у него было мало, а ответственности - много. Помогать в скучной работе охотников находилось немного, и с тех пор, как двенадцать лет назад умерла мать его мальчиков, он тянул свой груз в одиночку. Если ноша станет непосильной, он может ее бросить, но чем ему заняться тогда? Место стало его жизнью, а бесконечный труд ради того, чтобы жизнь его соседей текла плавно и гладко, - второй натурой. А то, насколько иссушила его ответственность, сделав безучастным писарем, оставалось ему незаметным.
      Солнце и дождь не значили для Артрина ничего, кроме изменчивых видов на урожай. В горах водились дикие звери; красоты в них он не видел. Река просто протекала рядом.
      Ему было дело только до Линдена. Руфрид... Руфрид так подвел его, когда умерла мать мальчиков. Он не выразил никакой скорби. Вместо этого он озлобился, стал жесток и неуправляем. Это Линден помог отцу. Малышу было всего пять, но он разделил скорбь Артрина, и утешал отца так же, как тот утешал сына. Руфрид стал разочарованием, Линден - драгоценностью и самой большой надеждой.
      Тем утром Артрину не сиделось на месте. Он презирал слухи. Само их существование подразумевало, что на свете есть вещи, которых он не знает и не может объяснить, вещи, ему не подвластные. И вот теперь, глядя из окна, он увидел колонну всадников, едущих по дороге со стороны Хаверейна.
      Всадники въехали в деревню, на пару минут скрылись из виду за домами, потом показались снова, на краю сборного луга. Всего восемь, едут парами на гнедых конях. Шестеро в зеленом, их воевода в зеленом, лиловом и золотом, и чиновник в синем. И все вооружены, мечами и луками... На густо-синем знамени виднелся знакомый герб: драгоценность, дерево и восьмираздельное годовое колесо.
      Люди царя Гарнелиса.
      Артрина их появление и порадовало, и озадачило. Со времен разгрома бхадрадомен некогда многочисленная авентурийская армия съежилась почти до невидимости. Осталась едва лишь пара тысяч солдат - шествовать на парадах в больших городах, и учить ополченцев - на случай самого худшего. Но в эти мирные годы солдаты в зеленых мундирах служили скорее стражей, дружелюбной и едва ли военной. И даже при том в них редко возникала нужда. Артрину, к примеру, никогда не приходилось к ним обращаться. Излучинка управлялась с собственными делами. Так зачем они приехали?
      По мере приближения вокруг солдат нарастал ореол зевак. Деревенские, по больше части дети, бежали за ними, любопытные и радостные. Артрин, как мог, приготовился к встрече - пригладил густую седую шевелюру, оправил серую хламиду и подтянул пояс.
      По лестнице простучали шаги, и в комнату ворвался Линден. Изомира поспевала за ним.
      - Отец!
      - Знаю. Видел. Уже иду. Позови Мегдена и Колвина. И пусть Фрейна принесет пива, а кто-нибудь присмотрит за конями.
      У тяжелых дверей Дома Собраний Артрин подождал, покуда всадники спешатся. Подошедший к нему человек был росл и пузат. Короткие черные волосы обрамляли раскормленное, грубое лицо с узкими глазками. Одежда поизмялась в пути. Золотая звезда с сапфиром на правом плече выдавала в нем чиновника высшего ранга - регистата, того, кто исполняет царские указы.
      Артрину этот человек был знаком. Когда-то они вместе служили в хаверейнском совете. Староста стиснул челюсти.
      - Бейн.
      - Артрин, старина!
      Старые знакомцы встретились на пороге, ухмыляясь и с излишней сердечностью похлопывая друг друга по плечам.
      - Редкая часть - видеть тебя здесь, - сказал Артрин. - Все, кто верен царю, должны жить в мире. Так что привело тебя сюда?
      - О, по государственным делам, - отмахнулся Бейн. - Хотя, надо сказать, не вполне обычным. Это великая, огромная честь. Я здесь по указу самого царя.
      - Ты из самой Янтарной Цитадели? - Артрин был потрясен. На его памяти лишь один или два человека осмеливались заявить, что одолели долгий, далекий путь.
      Бейн прокашлялся.
      - Не совсем. Всего лишь из Скальда. Но я - регистат, и действую и по поручению князя Сеферетского, и - как в данном случае - по личному указанию царя.
      Фраза эта сочетала в себе слои лжи и угрозы. Всем было известно, что князья Сеферетские не имели никакой реальной власти. О, перед ними преклонялись, и важнейшие решения требовали их одобрения, но реально уделом правил не Луин Сефер, родовое гнездо князей, а умеренно скудоумный Скальдский совет. Но царь... это было совсем другое дело.
      Артрин коротко поклонился, стараясь не выказать ни зависти, ни насмешки. Но, проводя Бейна по лестнице в свою рабочую комнату, он с трудом сдерживал тошноту. Он же ничуть не способнее меня, думал староста, так почему он поднялся так высоко, когда я очутился в Излучинке? Подличаясь перед нужными людьми, чего я никогда не выносил?
      - Впечатлен твоими успехами.
      - Да ну, - отмахнулся Бейн, точно прочитав мысли Артрина. - Все мы служим царю Гарнелису, как бы скромен не был вклад каждого из нас.
      Артрин совершил героическую попытку встать выше собственной ярости.
      - Испей со мною вина. Я наказал сыну предоставить провизию твоим людям.
      Он разлил вино по кубкам, и сел напротив своего гостя за широкий стол у окна. Комната была скудно и ветхо обставлена. Штукатурка промеж темных потолочных балок пожелтела. Вдоль двух стен тянулись полки, уставленные пыльными деревенскими летописцами. Артрин душой ощутил бейново самодовольное презрение.
      - Помощников у тебя нет?
      - Только Мегден, старик, что присматривает за домом. И Колвин - он у меня на посылках, да за садом ухаживает...
      Бейн поцокал языком.
      - Всего двое помощников.
      - Нам нужны все свободные руки, чтобы землю пахать, а не прислуживать таким, как я.
      Бейн басовито хохотнул.
      - Ну да. А мальчик... это ведь Линден? Я его видел у реки с девчонкой. Кроме ивовых листьев, на них не было ни нитки.
      - Ох, эта молодежь, - снисходительно вздохнул Артрин. - Она его нареченная.
      - Таким юношей можно гордиться, - безо всякого выражения заметил Бейн.
      - Верно. Так что же, друг, какие дела привели тебя на край света?
      - Чистая формальность, - ответил Бейн. - Собственно говоря, дела бумажные. Счетоводство.
      - Ну, чем смогу, тем помогу разобраться. Но мне невдомек, почему Излучинские урожаи приехал проверять столь высокий чин.
      Бейн хихикнул.
      - Ты не понял. Царь ведет счет не зерну и не репе, а своим подданным. Но не будем о делах сегодня. - Бейн поднял кубок и заговорщицки блеснул глазами. - Завтра времени достанет.
      Артрин постарался скрыть разочарование.
      - Вы останетесь на ночь?
      - Дорога из Хаверейна была долгой. Ты же не погонишь коней назад без отдыха?
      - Нет, конечно. - Артрин выдавил улыбку. - Для нас будет честью и радостью принять вас как гостей.
      - А для меня будет честью отужинать с тобой, и вспомнить старые времена. Поверь, мои вести станут добрым поводом для празднества.
      Когда пришли солдаты, Танфия помогала отцу и Эвайну собираться на ярмарку. В амбаре, где они работали, было жарко и тесно, и нежданный шум, требовавший внимания, всех только раздражал. Так что, волоча ноги по дорожке, ведущей на луг перед Домом Собраний, все трое ворчали.
      Но стоило девушке увидать солдат в зеленых мундирах, у нее екнуло сердце. Таких коней она не видела в жизни. Ни в какое сравнение с ними не шли ни артринов одр, ни коротконогие пони, на которых она каталась в Хаверейне. Гордые и восхищенные подростки отводили коней на водопой. А герб: сияющий на каждой кирасе - герб, воплощающий блистательную мощь Авентурии... Танфия не могла поверить глазам. Эти люди прибыли из цивилизованных краев.
      Забыв о родных, девушка медленно побрела к пришельцам, притягиваемая, будто элирской силой.
      Откуда-то появилась Изомира и вцепилась в сестрин локоть.
      - Что им надо? - спросила она.
      - Пошли спросим, - смело предложила Танфия.
      Всадники били баклуши под окнами Дома Собраний. Тощий сгорбленный Мегден разносил еду, за ним по пятам следовала бабушка Фрейна с кувшином пива.
      Танфия подошла в ближайшему солдату, краснощекому мужичку с песочной шевелюрой. Имми держалась в сторонке.
      - Привет, вы откуда?
      - Со Скальду, - пробубнил мужичок, набивая рот пирогом.
      - Издалека! А зачем приехали?
      Солдат как-то недобро хохотнул. Говор его показался Танфии странным.
      - Не нам баять. Обожжыте - увидите.
      - Но вы приехали по государеву указу?
      - Да кто ж без указу потащится в эту Богиней клятую дыру? - Солдат хлебнул пива и бросил товарищу что-то неразборчивое, отчего оба оглушительно расхохотались - видно, над девушкой.
      Обиженная, Танфия отошла, потащив за собой Имми.
      - Я думала, они будут добрее, - пожаловалась она. - Расскажут про город, и про подвиги.
      - Подвигов захотелось? - поинтересовалась высокая женщина, русоволосая и симпатичная, но с холодным взглядом. - Мы просто служим. Я не за этим в войско нанималась!
      - За чем? - жадно переспросила Танфия.
      Женщина пожала плечами и отвернулась.
      Девушки отправились к лошадям. Те хотя бы не огрызались - фыркали в волосы и тыкались мягкими губами в плечи.
      - Ты перечиталась книжек, - с улыбкой заметила Изомира. - Лучше б они уехали.
      - Почему? Здорово же!
      - Ну ты прям как Линден, - вздохнула Имми. - А вот бабушка Хельвин так не думает.
      Танфия оглянулась. Бабушка стояла посреди луга, одетая в рыже-бурый плащ. Седые волосы скрепляла опаловая пряжка. Длинный посох из белой березы венчало навершие из зеленого агата. Рядом стоял дед, горбатый от бесконечных трудов в городе, так и не потрудившийся сменить грязно-зеленую рабочую одежду. Оба просто стояли, с холодным спокойствием оглядывая солдат. И потому, что они были вначале жрицей и жрецом, а уж потом - бабкой и дедом, ни Танфия, ни Изомира не осмелились подойти к ним.
      Раз солдаты оказались так неприветливы, Танфия не особенно огорчилась, что никого из них к ним на постой не определили. Вместо того за ужином был куда более желанный гость - Линден. Пришел, правда, без форели - отец отговорил весь улов на угощение своем старому приятелю Бейну и воеводе.
      Руфрид, как рассказал Линден, пытался напроситься к солдатам на выпивку, но тем общество деревенских было не по душе. Руфрид здорово озлился. Деревенской пивной ведала Фрейна - да и вся пивная-то представляла собою комнату в ее доме. Там и провели вечер, запершись, царские солдаты.
      А поутру на кухню к Эйнии зашла серьезная Фрейна. Как и ее дочь, Фрейна была маленькой и стройной; волосы, в которых серебра было больше, чем золота, были стянуты назад, открывая кругленькое морщинистое личико. Танфия бабки побаивалась. И добра та была, и весела, но характер у нее был - не приведи богиня! Отец Эйнии, Лан, узнал это на собственном опыте, когда супруга, потеряв терпение, десять лет назад выставила его из дому.
      Обождав, пока Имми выйдет, Фрейна негромко сказала Эйнии и Танфии:
      - Не нравятся мне наши гости. Надо ж - наказали мне нашенских не пускать! Не знаю, что такого с ними. Не шумели - это бы понятно. Вежество есть, да какие-то они мрачные. В мою молодость царские солдаты были воинами на загляденье, да еще учтивыми. Они жизни радовались, они не...
      - Что, бабушка?
      - Они не таились.
      Танфия расхохоталась, Эйния сдерживала смех.
      - Извини, бабуль, но ты такие забавные вещи говоришь!
      - Смейтесь-смейтесь. А я не шучу. Видеть бы их не желала. - Фрейна двинулась было прочь, но обернулась. - Я-то знаю, в чем дело, - тихо и серьезно сказала она. - Они чуждаются нас, потому что им так велено. Они ждут приказа.
      - Чистая формальность. - Бейн внимательно отслеживал ногтем жилки на столешнице, стараясь не встречаться взглядом с Артрином. - Считай это дополнительной податью, которую вы будете только рады заплатить. Я тут ничего не решаю - царский указ.
      Подозрения Артрина все усиливались. Ночью ему не спалось. Терпеть вчерашнее натужное дружелюбие Бейна, его бесконечную пустопорожнюю болтовню - по большей части о самом Бейне - было достаточно тяжело. Но сейчас его уклончивые, и в то же время суровые манеры выносить было еще тяжелее.
      - Урожай был добрый. Осмелюсь сказать, лишняя подать нас не разорит. Гарнелис, всем ведомо, справедлив.
      - Воистину. Однако ж требуемая им подать взимается не плодами или зерном. - Бейн извлек из кошеля свиток плотной бумаги и подал Артрину. - А, боюсь, людьми. Но - считай это великой честью.
      Артрин взялся за указ. Проверил подпись и печать - взаправду, приказ пришел из самой Янтарной Цитадели. И все равно понять ничего нельзя было. Управляющий продирался сквозь запутанные фразы, покуда смысл не стал ему совершенно ясен. И только тогда от его лица отлила кровь. Палец его, упершийся в чудовищный абзац, задрожал.
      - "Одного из каждых семи душ несемейных жителей возрастом от семнадцати до двадцати пяти лет". Это разрешение забрать нашу молодежь?
      - Разрешение и приказ.
      - Зачем?
      - Знать это тебе совершенно необязательно. Достаточно большая радость - исполнять государеву волю, не задавая вопросов.
      - Конечно, но... да ну, мне ты можешь сказать. Это что - рекрутский набор? Будет война? Но с кем? Мы живем в мире уже двести и пятьдесят лет!
      - Ты зря разволновался, друг мой, - холодно ответил Бейн. - Никакой войны нет. Между нами, царь затеял некую великую стройку в Парионе, и ему нужны работники. Будучи безупречно справедлив и благ, Гарнелис набирает их в равной доле по всем Девяти Царствам. Мне поручена эта задача в Сеферете. При всей вашей отдаленности я едва ли могу оставить Излучинку нетронутой это было бы нечестно по отношению к другим деревням.
      - Конечно. Но... - Артрин задохнулся. Пальцы его мяли края свитка. Но у нас немного молодых.
      - Восемнадцать. У меня есть полный список. И трое из них должны идти. Это царская...
      - Да, да. А мы не можем отпустить никого.
      - Боюсь, это ваш долг.
      Артрин выпрямился. Ему очень хотелось дать отпор этому мерзавцу, но он не совсем понимал, как.
      - А если я откажусь? Что сделает царь? Не в его обычае карать - он добрый владыка, а не тиран.
      Бейн встретился с ним взглядом.
      - Ну же. Само собой, он не тиран. Он служит Авентурии, а не наоборот. Так что если царь решил одарить Авентурию новым чудом, как могут избранные для сих трудов идти иначе, как с легким сердцем? Отказать - значит предать землю.
      - Надеюсь, ты не собрался обвинить меня в измене?
      - Я знаю твою верность, Артрин. Ты, разумеется с превеликой радостью первым исполнишь царскую волю.
      - Тогда зачем ты привел солдат?
      - Чтобы позаботиться о рекрутах. А не для того, чтобы обеспечить повиновение, поскольку в таких делах повиновение разумеется само собой.
      Слова повисли в воздухе. Артрин медлил; ему казалось, что мир растворяется в тумане, и некуда было скрыться.
      - Покажи мне список.
      Бейн достал второй свиток. Артрин вгляделся.
      - Здесь неверно указаны возраста, - дрожащим голосом выдавил он. Этим - семнадцати еще не исполнилось. Эти - старше двадцати пяти. И это я могу доказать по летописцам!
      Чиновник тяжело вздохнул.
      - Хорошо. Я потом проверю. Ты пометь тех, кого можно забирать.
      - Эта девушка охромела. Эти двое обручились месяц назад. Остается семеро. - Проставляя у имен черные кресты, Артрин чувствовал себя судьей, приговаривающим своих близких к изгнанию. Перо его зависло над именем Линдена - и прошло мимо. - Даже шестеро.
      - Хочешь сказать, что я могу забрать только одного? - Отбросив показное дружелюбие, вскричал Бейн. - Проклятие, весь путь зря! Но этого одного я возьму.
      - И это будет на одного больше, чем надо.
      Бейн вгляделся в список, потом, прищурившись, поднял взгляд на Артрина.
      - Ты собрался было пометить имя Линдена, потом передумал. Так он подходит или нет? Знаешь, обманывать царских посланцев - преступление.
      Артрин кивнул, признавая поражение.
      - Хороший парень, - задумчиво молвил Бейн. - Сойдет.
      Артрин рухнул на стул.
      - Нет! Только не его.
      Грубое лицо Бейна скривилось в улыбке. Благостная маска треснула, и из-под нее засочилась кислотой неумолимая жестокость. Артрин вспомнил, какими жадными глазами Бейн всегда поглядывал на мальчиков, и ему сделалось нехорошо.
      - Не совершай ошибки, отказываясь. Мы используем силу только по необходимости. Не вини меня, старина. Я не жестокий человек. Я всего лишь исполнитель. Ты до конца прочел указ? Тебе полагается вира. - Бейн вытащил откуда-то кошелечек и вытряхнул на стол горсть монет - изумрудные диски в золотой оправе, с выгравированным на них царским гербом. - Пятнадцать рудов для его семьи.
      - Моего сына ты не купишь, - выговорил, помолчав, Артрин. - Он не продается. Даже царю. Это ведь большие деньги. Забери их! Я распишусь, что получил. Но не забирай Линдена: умоляю! Возьми Руфрида.
      В наступившей тяжелой тишине Бейн ухмыльнулся.
      - Твоего старшего сына? Ты не против? Как интересно.
      Артрин сидел, парализованный ужасом перед самим собой. Что он делает? Но вернуть сорвавшиеся с языка слова уже было невозможно. Он мог думать только о Линдене. События сменяли друг друга против его воли... будто во сне.
      - Бери кого хочешь, кроме Линдена.
      Бейн начал было покачивать головой, и тут Артрин сорвался.
      - В хаверейнском совете ты никогда не отказывался от взятки! Это так ты поднялся до нынешних высот? Интересно, что скажет царь о твоем разложении?
      Лицо регистата застыло ядом.
      - Хорошо, - проскрежетал он, наконец, - я забуду о твоей бессмысленной угрозе. Но если это так много для тебя значит, я выберу кого-то другого. Пусть молодежь соберется на лугу через час. Если кто-то из них владеет ремеслом, пусть принесут образцы своей работы. Линден должен быть среди них, чтобы никто не подумал неладного, но в награду за твою щедрость я обещаю не брать его.
      Бейн сгреб монеты со стола и подвинул к Артрину расписку.
      - Скольких ты...
      - Из приданной мне области я собрал приблизительно сто восемьдесят человек. По возвращении я препровожу их во временный лагерь на Афтанском Роге, близ Скальда. Оттуда их отвезут в Париону. Едва ли они вернутся оттуда домой. Им оказана великая честь - быть избранными для работу на царской стройке, друг мой.
      Бейн встал, откланялся и на прощание одарил старого товарища холодной, многозначительной усмешкой.
      Только когда регистат скрылся, а дрожь прошла, Артрин понял, что натворил. Он спас собственного ребенка за чужой счет. И он с ужасом понял Бейн поступал так везде. Излучинка была лишь последней остановкой на долгом, гнусном пути.
      Кони были напоены и накормлены. Деревенские ребятишки холили их, покуда шкуры животных не заблестели. Теперь, оседланные и взнузданные, они вместе со всадниками выстроились на краю луга. Танфия стояла рядом с родными в толпе, собравшейся на проводы. Ферин радостно восседал на плечах отца, а Зырка притулился у ног. Настроение у девушки было странное: в ней смешивались разочарование и тоска по славе и неизвестности.
      Регистат Бейн выступил вперед и взошел по ступеням Дома Собраний. Артрин и воевода встали пообок.
      - От имени его величества царя Гарнелиса, - задушевно начал Бейн, - я благодарю Излучинку за гостеприимство. Вы все, без сомнения, ждете, что я оглашу причину нашего появления. Что ж, возрадуйтесь. Царь оказывает вам великую честь. Один из вас - в этот раз всего один - будет избран в число государевых мастеров.
      Кто-то похлопал в ладоши, и раздались нестройные осанны. Бейн поднял руку.
      - Добровольцы не принимаются. Выбор сделаем мы. Пусть выйдут следующие жители...
      Воевода, сжимавший водной руке шляпу, а в другой - список, зачитал вслух:
      - Линден и Руфрид, сыны Артрина... - Потом трое их соседей, двое парней и девушка. - Изомира и Танфия, дщери Эйнии. Согласно царскому указу, соберитесь посреди луга, дабы быть оцененными.
      Сестры заколебались, переглядываясь. Бейн поманил их, и Эйния прошептала: "Ну, идите".
      Бледная и дрожащая Изомира вцепилась в руку Линдена, когда взгляд Бейна упал на нее. И правда - ее красота выделялась среди прочих, как солнце. Танфия держала ее за другую руку.
      - Дурь какая, - озадаченно прошептал Линден. - Что, царю мастеров ближе к дому не нашлось?
      Руфрид со скучающим видом стоял в сторонке.
      - Не иначе, о тебе наслышаны, Лин. Сдавайся.
      - Заткнись! - прошипела Танфия.
      Темноволосый чиновник прохаживался вдоль строя, прищурившись и явно наслаждаясь.
      - Умеете что-то особенное? - Трое прочих пробубнили что-то невнятное, качая головами.
      - Я изучала классических поэтов, и я учу детей, - гордо сообщила Танфия. Бейн глянул на нее так, словно у девушки отросла вторая голова. Глаза у него были холодные, глумливые. Решимость внезапно покинула Танфию, и девушка отшатнулась.
      - Тогда тебе лучше остаться здесь, не так ли? Следующий.
      - Я хороший бегун и стрелок из лука, - сказал Руфрид, глядя Бейну прямо в глаза.
      - Еще бы, с такими-то ногами, - заметил регистат. Потом взгляд его уперся в Линдена и медленно, сладострастно заскользил вверх-вниз. Изомира озадаченно покосилась на Танфию. - Нну?
      - Да ничего особенного, - промямлил Линден. - Со скотиной неплохо обращаюсь. Животные меня любят.
      - Могу представить. - Помолчав, Бейн шагнул к Изомире.
      - Я хорошая ткачиха, - сказала девушка. - И резчица по камню.
      - По камню?
      - Вот, это я сделала. - Изомира протянула чиновнику вырезанную из яшмы фигурку бога Антара. Всего пару дюймов высотой, статуэтка великолепно передавала величие бога. Рога и накидка из листвы были высечены в мельчайших деталях. Бейн принял фигурку и передал воеводе.
      Танфия пыталась прочесть их разговор по губам, но не вышло. Похоже было, что Бейн постоянно косится на Руфрида - "о, да, заберите его подальше!" - словно бы предпочитая силу ловкости, а воеводу более впечатлила статуэтка. Наконец, они вроде бы пришли к единому мнению. Сердце девушки екнуло. Пришельцы согласно кивнули, и Бейн опять подошел к ним.
      Изомира затаила дыхание. Танфия знала, почему сестра так цепляется за своего возлюбленного - из-за того сна. Имми верила, что они отнимут у нее Линдена.
      - Ты, - указал Бейн.
      Его мясистая длань коснулась плеча Изомиры.
      - Не тронь ее! - взвизгнула Танфия. - Ты что делаешь?
      Бейн бросил на нее холодный, презрительный взгляд, полный сознания власти. Танфии стало страшно.
      - Мастерство камнереза потребно царю более всех прочих. Ты?..
      - Изомира, - прошептала Имми, - дочь Эйнии и Эодвита.
      - Хорошо. Я объясню. Тебе очень повезло. Ты отправишься в путешествие. Ты будешь трудиться в самой Парионе.
      - Парионе? - выдохнула Танфия.
      - Вы не можете! - воскликнул Линден. - Она будет моей женой!
      К ужасу Танфии, двое солдат грубо оттолкнули Линдена. Третий отпихнул потрясенную Имми, отделяя ее от родных. Танфию затрясло от ярости. А регистат продолжал скучным голосом:
      - Двое наших женщин проводят тебя в родительский дом. Тебе будет позволено забрать небольшое количество личных вещей и попрощаться, однако недолго. Незачем тянуть мучения, не так ли, милочка?
      - Но я не хочу! - выдохнула перепуганная Имми.
      - Возьмите лучше меня! - потребовала Танфия. - Я хочу в Париону! Я вызываюсь сама! - Никто из пришельцев даже не повернул к ней головы, и девушка окончательно вышла из себя, пытаясь протолкнуться к Бейну. - Ты оглох? Я сказала, меня возьми!
      Оттолкнувший ее солдат с разворота отвесил ей оплеуху, и Танфия упала. Лицо ее горело. Мир завертело, склонялись к ней сочувствующие лица, а солдаты уводили Имми.
      Эвайн поднял Танфию на ноги, и они помчались домой. Линден последовал за ними, но в дверях его остановила женщина-солдат. Танфия проскользнула в кухню. Мать была в слезах, отец и братишка крепились. С ними был и Артрин.
      - Я не понимаю, - повторяла Эйния. - Они не могут просто так забрать мою дочь!
      - Боюсь, могут, - ответил Артрин. - Мне очень жаль, Эйния. Это царский указ. Какая-то великая стройка в Янтарной Цитадели. Она там будет не одна. Это огромная честь.
      - Это я понимаю, - всхлипнула Эйния, - но почему она?
      - Пропади пропадом такая честь! - воскликнул Эодвит.
      - Пропади пропадом мой отец, что учил ее резать камень! - отозвалась Эйния.
      - Мне очень жаль, - повторил Артрин, отводя глаза. - Я все сделал, чтобы отговорить их. Могло быть хуже - они хотели забрать троих. Мы ничего не можем сделать.
      - Да ну? - прошептала про себя Танфия.
      Из-за дверей доносился голос Линдена, зовущего невесту. Артрин вышел к нему, и Линден умолк.
      Солдаты едва позволили Изомире попрощаться с родными. Покуда она собирала одежду, расческу и полотенце, они все время торчали рядом. Позволили обнять только мать, и никого больше. А потом увели, усадив в седло перед той женщиной, с которой пыталась заговорить Танфия. Девушка всего раз или два успела бросить взгляд на бледное, потрясенное лицо сестры. Танфия была вне себя - она чувствовала, что это ей следовало бы быть на месте Имми, но только ради нее, потому что не так она хотела попасть в столицу, это было неправильно!
      Когда отряд двинулся в путь, Артрин повел себя очень странно. Он встал на пути Бейна, заставив чиновника осадить коня. Стоявшая невдалеке Танфия слышала его негромкий, страстный голос, но не могла понять, о чем толкует управляющий.
      - Это случилось, так? - Артрин вцепился в седло Бейна. - Заурома рушится. Гниль коснулась всего. Тебя. Меня. Мы поражены ею. Скажи, что произошло?
      - Ничего не случилось, - прошипел Бейн, нагнувшись к нему. - Не оспаривай государевой мудрости, ты, деревенский крючкотвор! И не поливай меня свой виною! Проглоти ее и трудись дальше!
      Что-то незримое проскочило между ними, и рука Артрина опустилась.
      Бейн ударил коня шпорами, заставив Артрина отпрыгнуть с дороги. Управляющий молча отвернулся и скрылся в Доме Собраний. А солдаты уезжали, увозя с собой Изомиру.
      Все случилось так быстро, что никто не успел осознать случившегося.
      - Я всегда так гордилась ею, - шептала Эйния в плечо дочери. - А теперь, клянусь всеми богинями и богами, я мечтаю, чтобы она родилась калечной, убогой, что угодно, лишь бы не это!
      - А куда ушла Имми? - ныл Ферин, с каждым разом все пронзительней оттого, что не получал ответа. Наконец мать сердито ухватила его за руку и отвела в дом.
      Пару минут спустя к людям вновь вышел Артрин. Вслед за ним из Дома Собраний выбежал трясущийся от ярости и унижения Линден. Его, как он объяснил, заперли. Это отец не дал ему попрощаться с Изомирой - чтобы, как он сказал, не устраивать балагана.
      - Я не понимаю! - ярился юноша. - Они не имеют права!
      Артрин бессловно глядел вдаль, и глаза его были сухи и пусты.
      В толпе начал нарастать гнев, и вот уже вся деревня обрушилась на человека: которому доверяла и за которым шла. Начали Эодвит и Эвайн, но очень быстро орали уже все - кроме Танфии, слишком потрясенной, чтобы кого-то винить. Девушка только радовалась, что этого не видят ни ее мать, ни Ферин.
      - Такова царская воля, - твердил Артрин, умиротворяюще воздев руки. Мы ведь говорим о нашем возлюбленном царе Гарнелисе. Разве бывало, чтобы он угнетал своих подданных? Это честь для тебя, Эодвит. Его воля...
      - Да плевал я на царскую, язви ее, волю! - заорал Эодвит. - Родную дочь я им не отдам! Я отправляюсь за ними!
      - Нет! - воскликнул Артрин. - Одумайтесь!
      Но крестьяне начали выходить из толпы - вначале по одному, ведь немыслимое дело - противиться царским посланцам.
      - Нас сотня, а их всего восемь! - крикнула Танфия. - Чего вы боитесь?!
      И вот тогда за Эодвитом хлынули озлобившейся толпою все остальные. Иные забегали по дороге в дома, выносили вилы, топоры, луки, даже кочерги и кухонные ножи. Остались только дети да старики. Безоружные Танфия и Линден бежали рядом.
      - Это безумие! - восклицал Артрин, поспевая за толпой. - Я запрещаю!
      Но крестьяне устремились по дороге вслед за царскими солдатами, а управитель остался на околице, одинокий и безвластный.
      Сбиться с пути было невозможно - тут конские копыта взбили дерн, там осталась куча навоза. Небо, ясное с утра, заволокли дождевые облачка. Времени прошло немного, всадники не могли проехать более мили - и действительно, спустя пару минут они показались за поворотом дороги, уходившей от реки в невысокие холмы. Кони шли неспешной рысью, и бегущие крестьяне постепенно нагоняли их.
      У Танфии захолонуло сердце. Что сделают солдаты - остановятся и сдадутся? Перейдут на галоп? Ввяжутся в драку? Кто-то может пораниться. Но они должны отдать Имми. Против такой толпы им не выстоять.
      - Стойте! - вскричал дядя Эвайн. - Верните нашу юницу! Стойте, или мы будем драться!
      Всадники обернулись. Танфия отличила закутанную в плащ Изомиру, но лица под пологом увидеть не сумела.
      - Пошли по домам! - рявкнул Бейн. - И не дурите!
      Кто-то сгоряча пустил стрелу, пролетевшую над самой макушкой Бейна. Напряжение нарастало. Послышался стон обнажаемых мечей. Пятеро всадников отделились от группы и пустили коней вскачь, прямо на толпу.
      Поначалу крестьяне рассеялись. Танфия видела, как ее дядя размахивает шестом, услышала стук, когда дерево столкнулось с солдатской кирасой. Солдат удержался в седле, но его лошадь, шарахнувшись, сбила с ног двоих женщин. Несколько мгновений царил хаос, потом крестьяне собрались, размахивая своим оружием неумело, но не без пользы.
      Безоружная Танфия в драку не лезла. Она заметила, что и Руфрид держится в сторонке, сложив руки на груди и мрачно поглядывая на свалку, словно пытаясь сказать, какая все это неимоверная дурость. Девушка взвилась от гнева. Она ринулась к Бейну и его охране - к Изомире - не зная толком, зачем и что она будет делать, когда добежит. К ее изумлению, за ней увязался Линден и еще несколько человек деревенских, распалившихся и орущих что-то воинственное.
      Бейн отдал приказ, и оставшиеся конники галопом двинулись прочь, легко обгоняя деревенских.
      - Имми! - крикнула Танфия.
      На нее упала тень. По небу проплывало низкое, темное облачко. Или... не облачко. Скорее то было сгущение воздуха, комья маслянистой мглы.
      Отец ухватил ее за руку - он тоже увидел это - но вокруг продолжалась шумная свалка. Внезапно пятеро конников вырвались из толпы и галопом помчались за товарищами - будто знали, что сейчас случится, и спасались, пока есть время.
      Пузыри тьмы лопнули.
      И с неба обрушились чудовища. Тощие тела, перепончатые крылья, шипастые плети хвостов. Красная, как шрам, шкура, и гнилостно-зеленые пятна на ней. Уродливые головы - крохотные глазки, раззявленные клювы - и страшные когти, цепляющиеся за одежду и волосы, раздирающие плоть.
      Отец швырнул Танфию наземь и та рухнула лицом вперед. В паре шагов от нее упал Линден. И слышался чей-то жуткий вопль.
      Небо потемнело, как ночью. Пошел дождь. Только потом Танфия поняла, что это не вода льется с неба, а кровь, и едкая слюна тварей, обжигавшая щеку и руки, дырявившая платье.
      Черный кошмар наполнял вселенную долго - минуту, или даже чуть больше вечности. Бичи хвостов метили ей в голову. Твари кружились, недосягаемые для шестов и топоров, неуязвимые, и когтили беззащитных до тех пор, пока последний из крестьян не рухнул наземь, признавая поражение.
      Танфия заставила себя поднять голову. Ей показалось, что в отдалении она видит смутную фигуру, словно часть поля битвы сложилась в подобие человека. Фигура медленно обернулась к ней, и из-под капюшона на нее глянул голый череп. И девушка вновь зарылась лицом в землю.
      Медленно-медленно наступила тишина. Потянуло свежестью, посветлело, хотя верховые облака еще затягивали небо. И чудовища, и всадники исчезли.
      Помогая друг другу, Танфия с отцом встали. Эодвит хромал - слабая нога подвела его.
      - Тан, ты в порядке? - спросил он.
      Она кивнула.
      - Кажется.
      Девушка попыталась вытереть лицо, но Эодвит удержал ее.
      - Глаза не трогай. Их слюна обжигает. Можешь ослепнуть.
      Вокруг поднимались на ноги потрясенные соседи. Подавленный Линден сидел на траве, опустив голову и повесив руки. В волосах его блестела кровь, и стекала струйкой по подбородку. Танфия двинулась было к нему.
      Но один из упавших так и не встал. Эодвит подошел к мертвецу, перевернул тело и завыл от отчаяния.
      Это был его брат. Танфия смотрела на лицо любимого дяди Эвайна, белое и пустое. На голове и плече виднелись страшные раны, нанесенные громадными когтями. Все тело залило кровью.
      В бестеневой, серой мгле запахло смертью. По лицу Танфии потекли слезы. Она вцепилась в отцовское плечо, но оба молчали.
      - Кто-нибудь принесет из деревни носилки, и мы его отнесем домой, мягко проговорил их сосед, только позавчера помогавший им собирать урожай. - Пойдем, Эодвит.
      - Нет, - ответил отец Танфии. - Я останусь с ним. Иди с Линденом, Тан. Я потом.
      Девушке не хотелось бросать отца, но ослушаться она не посмела. Ему надо было побыть с братом.
      Танфия поставила Линдена на ноги.
      - Это дядя Эвайн, - прошептала она, когда парень покосился на склонившегося у теля Эодвита. - Как же я маме-то скажу?
      - О боги! Мне так жаль...
      - Пошли к нам, - предложила Танфия. - Я промою и перевяжу твою рану.
      Линден кивнул.
      - Они сожрали нашу рыбу, - прошептал он.
      - Что?
      - Этот ублюдок Бейн и воевода - они сожрали форель, что мы поймали с Имми, а потом забрали ее!
      Танфия обняла его за плечи. Слова не шли с языка.
      По дороге к деревне за ними увязался Руфрид. Танфии это не больно понравилось, но от горя и гнева она смолчала.
      - Как он? - спросил Руфрид, имея в виду брата. - Сильно ранен? Отвечай!
      - С какой стати?! - вспылила Танфия. - Ты и пальцем не шевельнул, чтобы помочь?
      - Да потому, что это была дурость невозможная! Посмотри, что из нее вышло!
      - Драконосоколы. Если б не они, мы бы ее вернули.
      - Это были не дра'аки, Тан, - проговорил Руфрид.
      - Конечно, они. Кто еще?
      - Дра'аки не нападают стаями. Они редко спускаются с гор. И, во всяком случае, они не валятся с ясного неба и не пропадают, как тени! Ты знаешь, они бросаются на скотину или детей. Они не нападают на взрослых, не оставляют раненых умирать, и не наносят таких ран. Эти твари слишком крупны для дра'аков. И ты видела, какого они цвета?
      - Наверное, другая порода; ну, птицы ведь тоже разные бывают!
      - Дра'аков нельзя научить защищать людей!
      Все это Танфия знала и сама. Знала, но не могла признать. Слишком много невероятных вопросов вставало тогда.
      - Научить? Не дури.
      - Похожи они на дра'аков, да не они, - пробормотал Руфрид. - Это... не знаю, кто. Но кто-то пострашнее.
      Гулжур взирал на поле боя еще долго после того, как людишки разбрелись. Он всегда оставался посмаковать погибель. Голод отступил, сменившись сытостью и теплом, но запах крови продолжал манить, а жаркие волны, исходившие от единственного оставшегося на поле плакальщика, приятно кололи кожу. Всего одна смерть, а сколько боли!
      Но наконец Дозволяющий неохотно отвернулся и двинулся своей дорогой, скрывая под капюшоном полупрозрачный лик и ухмылку черепа под ним. Эти людишки хотя бы показали норов, и дали ему насладиться боем. Быть может, не в последний раз?..
      Глава третья. Игры в янтаре
      Из палаты, изукрашенной янтарем, белым мрамором и черным ониксом, озирал царь Гарнелис свои владения. В одиночестве ожидая вестей, он прижался лбом к холодному стеклу в узком стрельчатом окне, а под ним до самого дымчато-лилового горизонта раскинулась блистательная Париона.
      Величайший в Авентурии город расплескался по склонам и подножьям трех холмов. Красота его была сродни величию роскоши, подобно лугу, покрывшемуся за ночь сугробами лепестков. Вдоль широких, светлых улиц вставали дома из белого и медового камня, прекрасные без изъяна. Дома перемежались садами и фонтанами, мастерскими и галереями. А вокруг города раскинулись бархатно-зеленые луга, и над городом - ласковое небо. Всегда оно так прекрасно, небо Парионы, будто порозовевшее на закате или грозящее дождем. Там, внизу, жили тысячи его возлюбленных подданных, боготворивших своего царя.
      На самом крутом и высоком городском холме высилась Янтарная Цитадель. Три могучих, одна другой выше, стены окружали овалами дворец царя Гарнелиса и царицы Мабрианы, а между стенами жила царская стража и дворцовая прислуга. Тысячу и семь сотен лет тому обратно возведена была Цитадель из лучшего мрамора Нафенетских каменоломен, сиявшего при любом свете глубоким прозрачно-янтарным цветом.
      Когда-то Цитадель приходилось защищать от врага. Но последние два с половиной века властители Авентурии правили единой и мирной державой. Впрочем, великий материк не всегда мог насладиться единством, и тем более миром.
      Древнейшие дни Авентурии были скрыты пеленой легенд. Земля полыхала драгоценным огнем - полуразумною, буйною силой камней, скал, лавовых рек покуда элирский чародей Нилотфон не смирил его мощь, сделав землю пригодной для обитания людей. Но от тех, кого первыми произвела на свет Богиня, мало что было известно. Эти люди пробавлялись охотою и поклонялись богу-оленю. В те годы не было земель и не было границ; иные утверждали, что начаткам цивилизации обучили людей элир, но эту идею Гарнелис отвергал с негодованьем. Нелепо думать, будто люди ничего не достигли сами. Это воинственные жители Торит Мира своими беспрестанными налетами вынудили соседей объединиться для отпора, и накапливать знания. Жители краев, которым предстояло стать Норейей, Эйсилионом и Параниосом, отважно сражались, дабы изгнать северян. Одно же племя, ведомое неким Мароком, бежало на юг, где на берегах Лазурного океана основали первый город, и первое царство - Лазуру Марок.
      Гарнелис бывал в тех краях. В молодости он много путешествовал (как путешествовала царевна Гелананфия теперь... верней, прежде), чтобы ближе узнать земли, которыми ему предначертано было править. Лазура Марок показалась ему жаркой землей ярких красок, полной, как в давние годы, роскошно одетых звездочетов и любомудров, нежившихся в теньке под бесконечные умные речи, но неспособных на всякое практическое дело. Растраченная мощь. Некогда Лазура Марок могла всю Авентурию назвать своим владением. За долгие века ее народ установил торговые пути, смешался с элир, помог народиться другим царствам, со своими правителями. Но слава Лазуры Марок померкла две тысячи лет назад, и причиной тому стала чума.
      И в те же годы впервые явились бхадрадомен. Один говорили, что пустоглазые пришельцы явились из опаленной заморской земли, другие - что выползли из-под земли, что они дожидались чумы, а то и принесли ее, ибо отражать вторжение колоссальной ценой выпало Параниосу и Танмандратору, покуда Лазура Марок лежала в руинах. Так закончился Золотой век.
      Сердце цивилизации переместилось в молодую еще Париону. Каждое царство гордо несло свою независимость; цари ссорились друг с другом и с элирами, в то время, как Торит Мир на севере оставался общей угрозой. И все же это было плодоносное время, век если не золотой, то серебряный. Покуда бхадрадомен не явились снова. И снова.
      После каждого разгрома они возвращались, упорные, как тараканы, губительные, как саранча. За два столетия они покрыли мраком весь континент, и оставались еще два века. Царства рушились перед ними, одно за другим. Гарнелис даже представить не мог себе всего кошмара той эпохи; человечий разум не мог его вместить. И наконец, осталась одна Париона. Все царства обратились к Янтарной Цитадели, к своей последней надежде; и только когда все короны перешли к царям в Парионе, когда все земли объединились под общим властителем, люди смогли обратить вспять прилив, и изгнать бхадрадомен в ходе долгой, кровопролитной, страшной войны, завершившейся на Серебряных равнинах Танмандратора.
      С тех пор прошло двести пятьдесят лет мира и восстановления. Гарнелис мысленно называл их Гелиодоровым веком, когда земля сияет под солнцем, подобно драгоценному камню. Властители Парионы правили мудро и мягко, и оттого прочие царства с радостью остались под их короною, помня о важности единства. То было великое достижение - слияние Девяти Царств.
      Только вот сам Гарнелис ничего не совершил ради этого. Наследство упало ему в руки, как созревшее золотое яблоко. Он должен совершить что-то, оставить по себе след.
      Царь бросил взгляд на вершины двух городских холмов. Вместе с Янтарной Цитаделью они образовывали почти равносторонний треугольник, так что из окна были одновременно видны оба. На холме по правую руку высился жемчужный купол храма богини Нефетер. На холме по левую руку когда-то стоял Старый царский театр, одно из старейших и прекраснейших зданий Парионы.
      Теперь, увы, он сгинул.
      Прищурившись, Гарнелис озирал площадку. Деревья на холме срубили, верхушка выглядела голой и изувеченной. Уродливой. Его подданные сражались, лишались жизни и свободы, чтобы сохранить этот театр, и до сих пор горожане при виде проплешины на его месте утирали слезы, но Гарнелис не плакал. Это их вина. Если бы они только поверили в него, когда он впервые объявил о своей стройке. Если б только этот самодовольный лицедей Сафаендер не высмеял его планы в своей так называемой сатире, а слушатели не хохотали с таким восторгом...
      В день, когда он отдал указ о сносе театра, отношение к нему подданных изменилось. Доверие омрачилось страхом и подозрением, насмешка умерла. И сожаления Гарнелис не испытывал. Против его планов выступала лишь горстка людей, но он должен был действовать решительно, показать, что инакомыслие нетерпимо. Когда-нибудь, когда они поймут, его простят и вспомнят хвалой. Он знал - его все еще любят.
      В конце концов, набор мастеров двигался очень успешно. Народ Параниоса и многоозерного Митрайна соглашался с охотою, как и светловолосые жители Норейи, земли непроглядных загадочных лесов, и даже скользкие эйсилионцы, чей бог - лис, а богиня - змея. А как легко отдали своих юнцов хитромудрые мечтатели Лазуры Марок, и даже пытались отправить больше, чем он просил!
      Сколько было известно царю, охотники Дейрланда и крестьяне Сеферета также шли покорно. От Торит Мира Гарнелис ждал горя, и оттого хитро указал набрать оттуда большую часть командиров - мужчин и женщин, готовых быть суровыми, жесткими, даже жестокими. Как легко соблазняла их власть! Менее всего царь ждал сопротивления от Танмандратора; а все же тамошние жители, обычно столь отважные верные, имели дерзость обратиться к царю с прошениями! Трудно организовать набор в столь обширном царстве. Но они, будь они прокляты, подчинятся! Гарнелис всегда уважал их искреннюю натуру, и не ждал, что она обернется против него. Предатели.
      Глядя на вершину холма, Гарнелис представлял себе, как она будет смотреться, когда стройка подойдет к завершению. Иные мысли не тревожили его. Даже мысль о том, чего он ждет, что должно случится скоро и страшно. Трудно было отвлечься на что-то от его стройки.
      Узловатая длинная рука Гарнелиса потянула за шнурок колокольца, вызывая поджидающего за дверью слугу.
      - Пришли ко мне Лафеома, - приказал царь. - И пусть он принесет чертежи.
      Лафеом явился быстро. Двери из золотого дуба, пропуская его укутанную белым плащом фигуру. Архитектор шел быстрым, скользящим шагом, волоча под мышкой сверток пергаментов.
      - Ваше величество! - Лафеом поклонился. - Желаете видеть последние уточнения в планах?
      - С твоего позволения. Извини, коли прервал твои труды.
      - Ни в коей мере, государь. Моя цель - всемерно предчувствовать и исполнять ваши желания.
      - Что тебе прекрасно удается. - Гарнелис слабо улыбнулся, и его улыбка, как в зеркале, отразилась на бледном личике архитектора. Слащавое какое лицо, подумал Гарнелис, слишком правильное и мягкое для живого человека; но глаза черные, взгляд острый и хитрый. В последнее время царь чувствовал большее родство душ с архитектором, нежели со своими близкими. Чертежи расстели на столе.
      Лафеом послушно развернул на мраморной столешнице листы, прижимая книгами непослушные уголки. Архитектор всюду появлялся в тонких черных перчатках, объясняя, что у него раздражение кожи от чернил; на самом деле руки его выглядели изуродованными, но вежливость не позволяла царю спросить. Чертежи изображали сечения каменных блоков, котлованов, фундамента, системы подъемников, но внимание царя приковывал один - чертеж самой башни.
      - Высота, - промолвил он. - Как ты намереваешься достигнуть подобной высоты?
      - Это оказалось непросто, государь...
      Гарнелис гневно глянул на строителя.
      - Эту сложность необходимо разрешить!
      Лафеом отвел глаза и склонил голову.
      - Я хотел сказать, государь, - умиротворяюще проговорил он, - что, хотя это оказалось непросто, мы преодолели все технические сложности. Добыча камня идет отменно; противодействия подземцев почти не ощущается.
      Гарнелис поцокал языком. Подземцы были народом обидчивых карл, полагавших, будто им едино дано божественное право добывать камень. Прежде Гарнелис жадно впитывал все сведения о нечеловеческих народах, теперь само их существование раздражало его. От них мир становился слишком сложным.
      - Тогда не поминай их при мне! - прошипел он.
      - Простите, государь. Мы почти готовы укладывать фундамент.
      - Сколько еще?
      - Если быть точным, четыре дня.
      - Хорошо... - выдохнул царь. - Хорошо.
      - Здесь мы внесли некоторые изменения, как видите...
      Пока архитектор объяснял, Гарнелис перевел взгляд с чертежа на холм за окном, словно въяве озирая башню, взмывающую ввысь до самого небесного свода. Башня светлого мрамора - цвета желтого берилла, цвета солнца изукрашенная опалом, и солнечником, и аметистом. От красоты ее у Гарнелиса перехватило дыхание. Его Гелиодоровая башня.
      Это должен быть монумент Богине, пронзающий ее покрывало, подобно уду ее супруга, символизирующий божественное происхождение жизни; но также башня должна была стать даром Гарнелиса Парионе, его жертвой богам, его надгробием. Так, и только так, он сможет быть уверен, что народ Авентурии его не забудет.
      Этого царь боялся превыше всего - что за все свое долгое правление он не совершил ничего смелого, решительного, запоминающегося, что имя Гарнелиса умрет вместе с ним. Ему семьдесят семь; отведено ему еще три года или тридцать - все слишком мало!
      - Отлично. Тогда с самого начала - напомни мне все этапы стройки...
      Голос разъяснявшего все мелочи Лафеома звучал очень тихо - так тихо, что шум из-за дверей едва не заглушал его. Шаги в коридоре, негромкие встревоженные голоса. Кулаки царя стиснулись. Пришел миг, которого он так страшился. Он не хотел впускать пришедших, но раз они здесь - их ноша не окажется отвергнутой.
      Гарнелис закрыл глаза, прислушиваясь к голосу архитектора. Рассудок его помрачила какая-то серая пелена, так что сквозь ее сплетения ничто не могло проникнуть, не исказившись, и в этой пелене Гарнелис тонул. Внезапно ему вспомнился тот день - это было прошлым летом - когда он объявил счастливому народу о начале своей стройки; вспомнил радость людей, их смех, исходящие от них любовь и доверие. "Эта башня станет чудом света. Это наш дар тебе, народ Авентурии. Строители этой башни обретут бессмертие". И приветственные кличи, и возгласы, и празднество!
      Гарнелис цеплялся за это воспоминание.
      Троекратный стук в дверь вернул его в чувство. Слуга впустил владыку Поэля, бледного, но собранного и серьезного. Гарнелис заметил, как смотрят на него слуга и привратники, пытаясь сдержать ужас и потрясение. Даже голос бесчувственного Поэля ломался, как сухая земля под сапогом.
      - Ваше величество - воеводы царской стражи Вальнис и Керовен.
      Гарнелис поднял взгляд. В дверях стояли двое воевод в зеленых с лиловым мундирах, тискали в руках кожаные шапки. Лица их были мрачны. А в полутьме коридора четверо стражников держали нагруженные носилки.
      - Ваше величество, - начал Вальнис, тот, что повыше, - мы пришли со всею поспешностью...
      - Обождите, - прервал его Гарнелис.
      - Государь?
      - Или вы не видите, что я занят? Обождите, покуда я не освобожусь от беседы с моим архитектором. Лафеом, продолжай.
      Лицо Керовена не дрогнуло, но Вальнис явно был потрясен, и не сразу послушно склонил голову.
      - Как повелит государь.
      Примолкший было архитектор продолжил свой рассказ о стройке. Вмешательство его не смутило, и рассказ его не стал короче или беглее.
      Лафеом не смолкал еще с четверть часа. Воеводы ждали; поначалу спокойно, потом начали мять в руках шапки и переглядываться. Носильщики устало переминались с ноги на ногу. Владыка Поэль хлестнул их взглядом, и все четверо понятливо замерли по стойке "смирно". Только когда Лафеом закончил, Гарнелис взмахом руки отпустил его. Архитектор свернул чертежи, подхватил рулон под мышку, и вышел, точно ничего особенного не случилось.
      - Н-ну? - спросил Гарнелис.
      Поэль кивнул воеводам. Вальнис покосился на Керовена, и оба, сложив руки на груди, выступили вперед.
      - Государь, - трясущимся голосом начал Вальнис, - мы нашли его укрывище в подземельях нижегородского храма. Мы сделали все, чтобы взять его живым, однако он сопротивлялся долго и отважно. Это мой меч лишил его жизни. За то я молю о прощении. Коли мы дурно послужили царю, мы готовы принять кару.
      Гарнелис вздохнул.
      - Нет, воевода. Мой приказ был "взять его живым или мертвым". Преступление его было страшнейшим: предательство державы. Вы получите должную награду.
      Но царь заметил, какими испуганными, подозрительными взглядами обменялись Вальнис и Керовен. Почему, ну почему они сомневаются в нем?
      - Войдите, - обратился царь к носильщикам. - Тело его поместите на мраморный помост в дальней стены. Я приказал подготовить его заранее. Обстоятельства его гибели под страхом смерти должны сохраняться в строгой тайне! Я не желаю покрыть его имя позором. Будет объявлено лишь, что он скончался от внезапной хвори.
      В молчании внесли солдаты свою ношу. На носилках, укрытое пурпурно-золотой парчой, лежало тело царевича Галеманта. Даже теперь он был красив; кто-то откинул темные волосы с бледного, сурового лица. Сорок девять лет ему исполнилось. Вглядываясь в родное лицо, Гарнелис ощутил укол тьмы в сердце, но чувство это казалось давно прошедшим. Он знал, но никак не мог ощутить, что на помосте лежит его наследник. Его единственный сын. Мертв.
      Позднее, когда померк закат, царь Гарнелис размышлял над доской для игры в метрарх. Собственно, следующий ход был очевиден. Царь двинул золотую башню через всю паутину на дальний край доски, и объявил победу.
      - Государь, едва ли я могу соперничать с вашим мастерством, - нервно прошептал его противник, молодой новобранец. - Желаете ли еще партию?
      - Да, сыграем еще. Ты достойный противник, Трионис.
      Игра затягивала Гарнелиса, и отказаться от этого ощущения царь не мог. Светловолосый юноша дрожащими пальцами принялся заново расставлять фигуры двумя противостоящими дугами - янтарной и лазуритовой. Башня, солнце, звезда, три луны, жрец, жрица, змей, воины на крохотных конях... Тишину в палате нарушали лишь стук фигур по доске да дыхание самого Гарнелиса.
      Покой взорвали голоса за дверью, невнятные, смутные.
      - Ваше величество - ее величество царица Мабриана! - возгласил прислужник.
      Гарнелис слышал, как вошла его супруга, но глаз с доски не сводил. Он не желал думать ни о чем ином, как о расположении фигур на перекрестьях паутины. Трионис поднял взгляд, вскочил на ноги, поклонился.
      - Сядь! - прикрикнул на него Гарнелис. - Твой ход.
      - Государь! - Покраснев от стыда, юноша шлепнулся обратно.
      - Дорогой мой, - прошептала Мабриана.
      Гарнелис смолчал.
      Царица подошла поближе. Желтые шелковые юбки шуршали по полу.
      - Дорогой мой, - прошептала она. - Я пришла увидать тело нашего сына. Не отошлешь ли этого юношу?
      Царь медленно поднял взгляд. Черные ленты были нашиты на ее юбку, черным и серебряным кантом отделаны корсет и широкие рукава. Седые волосы собраны под украшенную опалами сетку. Лицо ее, покрасневшее от рыданий, было однако, спокойно. Прирожденное достоинство не позволило царице выйти на люди, прежде чем иссякнут слезы.
      - Я играю. Посмотреть на труп тебе никто не запретит.
      Мабриана воззрилась на него, задохнувшись, и боль в ее глазах промелькнула так быстро, что Гарнелис едва заметил ее.
      - Я желаю поговорить с тобой наедине.
      - Все, что ты можешь сказать, может быть сказано при этом слуге или при любом другом.
      Тонкая, изящная шея дрогнула, когда царица сглотнула.
      - Пусть будет так. Я не желаю спорить с тобой ни при наших подданных, ни при нашем сыне.
      В дальнем конце палат вокруг помоста с телом Галеманта выставили двенадцать толстых белых свечей на высоких подставках. Их пламя сплетало смутный кокон, сдерживающий тьму. Мабриана вступила в этот мрачный круг, и тени потянулись от ее пальцев, когда она протянула руку к лицу сына.
      Рука новобранца, двинувшая вперед одну из лун, тряслась. Гарнелис знал, что юноша напуган и смущен, но почему-то не сочувствовал ему. Синие и золотые фигуры плясали перед глазами. Мабриана помолчала немного, а, когда заговорила, голос ее готов был сорваться.
      - Когда ты услыхал, что он мертв? Ты знал прежде, чем они принесли тело?
      Царь вздохнул.
      - Да. Мне сообщили за несколько часов до того, как доставили тело.
      - Ты не сказал мне, - прошептала она.
      Гарнелис не ответил.
      - Как ты мог смолчать? - вскричала Мабриана.
      - А как я мог сказать?! - воскликнул царь.
      Он двинул вперед свою жрицу, сметая с доски луну Триониса.
      Долгое молчание.
      - Он хотя бы с нами, - прошептала Мабриана, словно бы разговаривая с собой. - Мы хотя бы знаем точно. Не как с Гелананфией. Мне все мерещится, как ее тело носит по морскому дну, и волосы колышутся, как водоросли, и рыбы объедают ее плоть, и морские змеи оплетают тело. Я не могу думать о том, как она погибла, и не могу перестать.
      - Мабриана! - Он хотел, чтобы царица умолкла.
      - Галемант этого не перенес. Вряд ли он смог бы. Но он хотя бы здесь. Я могу видеть его, коснуться и знать, что это не сон. Как он умер?
      - В бою. От меча. Мне говорили, что он не мучился..
      И снова молчание.
      - Почему он умер?
      Гарнелис вскочил. Трионис и Мабриана оба воззрились на него, ожидая, как он поступит дальше, будто опасаясь его - "почему?", в раздражении подумал он. Тяжелой, медлительной поступью царь обошел помост, оглядывая со всех сторон лежащее на нем тело. Его прекрасный первенец, его единственное дитя.
      - Говори потише, - процедил он.
      - Я просила тебя отослать мальчика! - надмено ответила царица.
      Подойдя, она взяла егоза руку. Ее пальцы обжигали огнем, а его рука оставалась холодна и жестка, как старый сук.
      - Любимый мой. Это наш сын.
      - Я знаю.
      - Едва ль верится! Почему ты не потрясен? Плакал ли ты? Цари не плачут на людях, но со мной... а ты даже не заглянул ко мне. В моих чертогах тебя не видали уже два года. Должно быть, эта перемена случилась постепенно, потому что я не могу припомнить, когда же я поняла, что с тобой что-то случилось? Что же это? Почему ты так переменился?
      - Я не менялся. - ответил Гарнелис.
      Вопросы походили на укусы летней мошкары, непрестанностью сводящие с ума. Из глубины души Гарнелиса вздымалась волна тяжкого гнева.
      - Все, что я делаю, идет на благо Авентурии.
      - А то, что делаю я? Мы должны править совместно. Ты ради блага Авентурии отстранил меня от своих советов и своих решений?
      Вопрос не заслуживал ответа, но царица его и не ожидала. Отойдя к дальнему концу помоста, Мабриана взирала на бледное лицо сына.
      - Правду ли говорят, что ты заставил носильщиков ждать, покуда не поговоришь с архитектором? А теперь ты играешь в метрарх, вместо того, чтобы посмотреть на дело рук своих!
      Гневная сталь ее голоса только подкармливала черное облако гнева. Гарнелис прикрыл глаза и ущипнул себя за переносицу, чувствуя, что тьма сейчас выплеснется или убьет его.
      - Все было сделано ради блага Авентурии.
      Когда он открыл глаза, Мабриана уже смотрела на него по-иному. В глазах ее плескался ужас.
      - Скажи, что ты не приказал убить его.
      Гарнелис вздохнул. Нарыв в его душе рос, тьма затмевала мир. Руки его тряслись.
      - Я не мог доверять ему, - тупо прошептал он. - Девять Царств погибли бы в его руках. Он предал нас, Мабриана. Поэтому я не могу его оплакать.
      Царица отшатнулась, вцепившись в помост, чтобы не упасть. Лицо ее стало маской омерзения.
      - Ты убил его! - проскрежетала она, и, закрыв лицо руками, царица Мабриана выбежала из палаты.
      После ее ухода в зале долго стояла тишина. Царь стоял недвижно, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, ничего не видя вокруг. В рыжеватом, мерцающем свете палата казалась нереальной.
      - Государь? - послышался дрожкий голос Триониса. - Желаете продолжить игру?
      Царь шагнул к нему, и свечи высветили его жуткую, увечную тень. Когда он наклонился к юноше, глаза его блеснули, как врезки из кровавика на остролицей маске. Гарнелис ухватил мальчишку за рубаху, и тот вскрикнул от ужаса. Фигурки полетели на пол.
      - Нет. Время игр кончилось. У меня есть другие заботы.
      Потайная панель в стене открывала проход к винтовой лестнице, ведущей в одну из множества камер в запутанных глубинах Янтарной Цитадели. Трионис отбивался, но старый царь был и выше его, и сильнее. Кровь так шумела в ушах, что Гарнелис едва слышал мольбы о пощаде. Дело должно быть сделано. Истина должна быть раскрыта.
      В поперечнике вся камера была четыре шага, и стены ее были сложены из холодного, сырого, грубо обтесанного камня. Из низкого темного прохода веяло холодом. Посреди камеры в пол был вделан деревянный столб с двумя перекладинами, на которых болтались цепи. В кромешной тьме Гарнелис двигался уверенно, точно днем. Не обращая внимания на крики, он приковал рыдающего от ужаса юношу к столбу, и только тогда запалил лампаду на стене. Стены блестели от воды. Белый от страха Трионис извивался, пытаясь сбросить оковы. Когда Гарнелис отвернулся, чтобы снять с полочки свой любимый нож, до него донесся запах мочи.
      - Государь, молю, смилостивьтесь над моим грехом... - И, совсем уж жалко: - Кто-нибудь скажет моей маме?
      Гарнелис уже привык не замечать криков. Воздев нож, он принялся читать заклинание, прогоняя через себя ту могучую силу, что элир называли гауроф. На верхушке столпа, над головой жертвы, был укреплен кристалл мориона, и по мере того, как бормотал Гарнелис, кварц начал светиться.
      Чем больше дергалась жертва, тем туже затягивались цепи. Осознав это, юноша в панике забился еще сильнее, исходя потом. Оковы врезались в голени и бедра, плечи и запястья, в ребра. С каждым ударом сердца от юноши исходил волны ужаса, и с каждой волной кристалл вспыхивал все ярче. Темные силы гауроф наполняли камеру, сплетаясь в могучий смерч.
      Бормоча все быстрее и быстрее, царь опустил нож к горлу Триониса и так же сосредоточенно, как двигал фигурки по доске, вонзил острие в нежную плоть, проводя кривой надрез над гортанью.
      Юноша завизжал.
      Воронка смерча стягивалась все туже, дымчатый морион пульсировал, и от него исходили едва слышимые голоса, на чьи стоны и всхлипы откликался другой, куда больший кристалл, скрытый в глубинах под корнями Цитадели. Все звуки сливались в страшном диссонансе: заклинание, вопли мальчишки и бестелесные вздохи наслаждения.
      - Говори! - приказал царь, наблюдая, как по ключицам новобранца стекает кровь. Такая красная. Такая мокрая. Треснула кость. Трионис стонал и молил, скованный болью и нескончаемым ужасом, не зная, когда избавить его от мучений придет смерть.
      А чужая сила жадно пила его боль.
      - Говори! - вскричал царь, вкладывая всю свою волю в этот приказ агонизирующему телу. - Говори со мною, Галемант!
      Юноша потерял сознание, но кривой надрез на его горле открылся, будто второй рот. И голос его был голосом царского сына.
      - Керовен, Вальнис. Вы добрые воины, и были мне добрыми друзьями. В этом нет нужды. Моя ссора с отцом не касается вас. Со временем все разрешится. - Пауза, потом: - Нет, я не пойду с вами. Я не дитя, чтобы вести меня силой, и не гончая, которую можно призвать к ноге. Я поговорю с отцом, когда он будет готов, а не... что ж, если вы желаете боя...
      Гауроф показывало Гарнелису прошлое во всех деталях, до жути ярко. Как его сын, отважный мечник, сражается в темных подземельях храма Нут. Как Вальнис наносит смертельный удар, и отшатывается, потрясенный содеянным. Как падает Галемант, как умирает, шепча "Скажите отцу...".
      - Что? - взвыл Гарнелис. - Что?
      - Это ложный путь, - прошептала кровавая рана. - Отец. ты совершил ошибку, а я теперь не смогу вывести тебя. Я всегда буду любить тебя. Но никогда не прощу!
      - Тогда открой мне будущее!
      - Все открылось мне со смертью. Тайны, которые властители Авентурии узнают, только всходя на престол. Я знаю твой позор, и не желаю участвовать в нем!
      Юноша поднял голову, и на царя уставились мертвые глаза его родного сына - холодные, изжелта-зеленые, как два оливина, обвиняющие, убийственные.
      Со страшным воплем царь вонзил нож в живот юноши, как Вальнис пронзил мечом его сына. Хлынула из глубоких жил кровь. Гарнелис отшвырнул нож и сунул ладонь в рану, ощущая хлещущую по пальцам горячую кровь, предсмертные муки жертвы, вдыхая всей грудью запах вспоротых кишок. Облегчение затопило его. Гауроф насытилось, и напряжение покидало его. Призванные им силы напитали и землю, и ее владыку, и темное облако в его душе рассеялось.
      Гарнелис отступил от столба. С пальцев его стекала кровь. Трионис был мертв. Как жалко выглядело его мертвое тело, как нелепо прервалась его юная жизнь... царь вздрогнул, ужасаясь сотворенному, и все же не вполне осознавая. Они не всегда умирали, но иногда он ничего не мог с собой поделать. Силы покидали его, оставляя за собой печаль, безнадежность, и все же некую чистоту... возможно, сегодня ему удастся уснуть.
      За спиной послышался легкий шорох, и обок царя встал Лафеом. Странно все же, как удается этому архитектору всегда знать, где найти царя, и так хорошо понимать его состояние.
      - Горестная жертва, но необходимая, ваше величество, как в старые времена, - мягко проговорил Лафеом. - Я прослежу, чтобы тут все убрали. А вам лучше отдохнуть.
      Царь кивнул. И только теперь, к удивлению Гарнелиса, ему захотелось плакать. Одинокая слеза скатилась по щеке и крохотным ясным просветом упала в озеро крови у царских ног.
      Рассвет застал Излучинку в мертвенном сером запустении после вчерашнего боя. Луг, где погиб Эвайн, густо застилала серебряная роса, но кровь марала землю, красила багрянцем ожерелья паутинок. Крестьяне стояли молча. Ничего подобного вчерашнему не случалось на памяти ни одного из них.
      Взошло солнце, выжигая росы, окрашивая холмы и небо однотонным золотом. День должен был выдаться ясный и жаркий.
      Когда деревня отдала честь месту гибели Эвайна, жрица Хельвин повела процессию назад. Там, на лесистом склоне, где был деревенский погост, погибшего должны были предать земле, рядом с его предками. Как обычно, обряд проводили жрица и жрец - хотя они и хоронили родного сына. Дед Осфорн напоминал Танфии старый дуб, скрюченный, но крепкий, а бабушка Хельвин березу, светлую и стройную. Жрица обошла круг, призывая благословение и защиту стихий; голос ее дрожал, но не прерывался.
      - Да коснутся его ласковые ветра, да напитает его корни щедрый дождь, да поделится солнце своим теплом, и да будет ему земля как чрево Нут...
      Жрица и жрец выступали в этом обряде как воплощения богов природы, Брейиды и Антара, принимающих свое дитя обратно в землю. Но никто не мог подумать, что им придется говорить эти слова своему сыну.
      Ветерок качал верхушки деревьев, покуда деревенские обходили могилу, бросая подарки и цветы, поминая ушедшего добром. "Эвайн был добрая душа". "Всегда пособить готов". "Вечно он мою тоску развеивал". У Танфии сердце разрывалось при виде родительского горя. За один день их семья уменьшилась на двоих человек. "Это я должна была быть на месте Имми", думала девушка. "Я бы справилась, для меня это стало бы приключением, а у нее не хватит сил".
      Как я могу оставить родителей сейчас, когда они столько потеряли?
      Когда могилу засыпали, Эодвит посадил над ней молодую березку. В дереве буде жить его брат, и имя его не окажется забыто. Жизнь проистекает из смерти.
      Проходя после похорон узкими деревенскими дорожками, Танфия осознала, насколько изменилось все вокруг. Ее дед и бабка по-прежнему шли с достоинством, но молчали, и взгляды их блуждали где-то вдалеке. Бабушка Фрейна брела за Эйнией и Эодвитом, Зырка трусил рядом с Ферином, а вот Танфия приотстала. Вся деревня казалась ей чужой, враждебной, обездомевшей. Ничто уже не будет как прежде. На место веселому товариществу заступила тишина. Зло коснулось их, их жестоко предали, но ужас мешал им признать это. И даже спросить - почему все это случилось.
      Первым, на что упал взгляд Танфии при входе в дом, был круг прибитых к кухонной стене табличек. Их вырезала из мшисто-зеленого камня Изомира. Таблички представляли восемь спиц года - тыквы на Помрак, начало зимы и начало годового счета, падуб и омела на Падубную ночь, зимнее солнцестояние, подснежники на Брейидин день, одуванчики на Эстрей, яблоневый цвет на Огнев Терн, шиповник на Купалье, колосья на Лунай, начало страды и яблоки на Поврот, осеннее равноденствие. Наивная красота табличек будто надсмехалась над нею. Танфия вспомнила, как юная Имми сидела за кухонным столом вместе с дедом Ланом, склонив русую головку над куском камня, а дед показывал ей, как держать резец...
      Танфия закрыла глаза, отвернулась и вышла из дому. Она так и сидела на крыльце, покуда не настало время сходиться в Дом Собраний. В зал на первом этаже набилась вся деревня. Мегден, помощник Артрина, разносил печенье и кубки с медом.
      Наконец, Артрин призвал всех к вниманию.
      - На нас обрушилось горе, - начал он. - Мы потеряли двоих дражайших наших товарищей. Все излучинцы равно для нас ценны, никого мы не можем потерять; и все же мы не забудем ни доброты Эвайна, ни красоты Изомиры, прелестнейшей из наших дев...
      - Она не умерла, - бросила Танфия достаточно громко, чтобы ее услышали.
      Артрин неловко покосился на нее и продолжил:
      - И все же мы не должны предаваться несоразмерному отчаянию. Изомира, как мудро заметила ее сестра, жива, и более того - избрана для трудов на славной государевой стройке. Хоть я и понимаю ваши чувства, ваша попытка вернуть ее была неразумна.
      - Да? - воскликнул Эодвит. - Ты видел тварей, что на нас набросились? Они-то откуда взялись?
      Артрин прокашлялся, помедлил, будто не зная, сознаваться ли.
      - Бейн объяснял мне. Все мы наслышаны о посредниках, чародеях, установивших мир после битвы на Серебряных равнинах. Так вот: посредники оказывают царю помощь в рекрутском наборе. Поскольку войско наше слишком малочисленно, чтобы разослать большие вооруженные отряды по дальним краям, посредники рассылают с ними эти... создания, в качестве... подкрепления.
      Танфия покосилась на стоящих в дальнем углу Руфрида и Линдена, но те молчали.
      - Врешь! - гаркнул кто-то.
      - Так мне говорил Бейн, - стыдливо повторил Артрин. - Другого объяснения у меня нет.
      - Почему ты не предупредил нас?
      - Я пытался! Я сделал все, чтобы вас убедить! И даже тогда я не знал, что это за создания! Мне очень жаль. Но кто мы такие, чтобы оспаривать царскую мудрость, думать, что мы лучше него понимаем благо Авентурии?
      - Зачем царю посылать чудовищ против собственного народа? возмутилась Эйния. - Да по его ли велению это все творится?
      - В этом я уверен: - ответил Артрин.
      - Уходи! - крикнул кто-то еще. - Передай дела Хельвин!
      Со своего места поднялась жрица в белых траурных одеждах, тяжело опираясь на березовый посох.
      - Я не займу поста управляющего, даже если б и могла, - устало проговорила она. - Артрин не виновен. Сегодня нам указали на истину, которой мы предпочли бы не замечать. Покуда мы остаемся незаметны, наши жизни протекают покойно. Заурома - неприкосновенна, наши правители благодетельны, а мы - свободны. Но стоит кому-то нарушить наш покой, и мы бессильны помешать ему. К кому нам обратиться? К Артрину? Мы уже видим, что он бессилен. К Хаверейнскому совету? Или князю Сеферетскому? Нет, потому что и у них нет настоящей власти. Правит Скальдский совет, пославший к нам Бейна - но и они действуют лишь по указке царя.
      А царь мудр. Он знает, что не всякий с радостью покинет отчий дом, и все же так стремится получить свое, что посылает к нам солдат и дра'аков. К кому же нам обращать прошения? Вот вам правда - мы не свободны. Мы как дети, доверенные единственному всемогущему родителю, оставлены единственно на его добрую волю.
      Слова ее были встречены потрясенным молчанием.
      - Что же нам делать? - прошептал Эодвит.
      - Едва ли нам под силу что-то переменить, - ответила Хельвин. - Всю жизнь мы верили царю. Если мы утеряем веру в него, что займет ее место? Ничто. Я хочу вернуть свою внучку, как и вы все - но в попытках сделать это мы лишь погубим себя. Нет мудрости в смерти. Я говорю - попытаемся же жить, как прежде, и да останется ток жизни непрерывным.
      И под слитное бормотание толпы она опустилась на место.
      - Я ничего не могу добавить, - проговорил Артрин. - Коли не слушаете меня, прислушайтесь к мудрым речам жрицы. Великое зло - противиться царской воле. Вспомним лучше о чести, которую нам оказали.
      Эйния плакала, Эодвит поддерживал ее за плечи. Каждый в толпе бубнил что-то под нос, но выступить никто не решался. А Танфия не сдержалась.
      - Значит, вы ничего не сделаете? - воскликнула она. - Позволите им увести мою сестру, чтобы мы никогда больше не увидели ее? Я - не позволю!
      - Я знаю, как тебе тяжело, - проговорил Артрин, - но Хельвин права. Жизнь продолжается.
      - До следующего раза?
      Танфия перевела взгляд на родителей, но те только взирали на нее безнадежно, покачивая головами.
      - Хельвин права, - прошептала Эйния, утирая нос. - Мне хочется бежать за Имми, ноя не могу! На меня остается Феррин, и мы не можем оставить хозяйство. А далеко ли твой отец уйдет с больной ногой? Слишком много причин остаться. Иногда приходится делать самое тяжелое - опустить руки.
      - Мы должны что-то сделать! Вернуть ее!
      - Танфия! - резко прервал ее отец. - Тебе мало, что погиб Эвайн?
      - Он прав, - поддержала Фрейна. Глаза ее, обычно искрившиеся весельем, были тусклы. - Стиснуть зубы и терпеть.
      Она попыталась взять внучку под локоть, но Танфия вывернулась.
      - Трусы! - крикнула она - не только родичам, всем! - Нельзя сдаваться!
      Но все только отворачивались от нее, опустив головы, даже родители молча, с тем же стоическим упорством, что поддерживало их в самые суровые зимы и при нападениях дра'аков. Настоящие излучинцы! Никогда еще Танфия не ощущала себя такой чужой в родной деревне. В глаза ей осмелилась посмотреть только Хельвин, и колкий бабкин взгляд был многозначителен и укоряющ.
      - Танфия! - тихо произнесла жрица. - Не оскорбляй их.
      - Я не хотела, но...
      - Они поступают, как считают должным. Последуй их примеру. - Хельвин погладила внучку по плечу и вышла.
      Ближе к вечеру Танфия в одиночку ушла в любимый свой уголок леса, и там принесла маленькую жертву Брейиде. На курганчик из гальки она положила полевые цветы и пару колосьев. И в первый раз с того страшного утра позволила себе расплакаться.
      Она любила эту обрамленную дубами рощицу перистолистых деревьев арх, священных и благодетельных для женщин. Кора их предупреждала тягость чрева, а листья облегчали всяческие боли в матке. Танфия не заводила себе любовников, но здесь, в тени рощи, ей часто приходилось ублажать себя, мечтая о будущих возлюбленных в далекой Парионе, или даже о самом лесном боге Антаре в накидке из листьев.
      Но сейчас ей было не до сладострастных мыслей. Понурив голову, она стояла на коленях перед жертвенником, моля Брейиду о защите для сестры.
      - Помоги нам! - прошептала она. Руки ее еще зудели от мириада ожогов. - Я знаю, как должна поступить. Но я хочу знать, права ли. Ради отца и мамы, не для себя! Наставь меня.
      Еще пару дней назад мир казался таким прекрасным, и в то же время он уже был готов обрушиться. И Изомира, и Руфрид, каждый по-своему, знали это.
      Вечерний свет, пробиваясь сквозь кроны, красил рощу изумрудом, и яхонтом, и густой лазурью. Но Танфия уловила, как к ярким краскам примешивается бледный, хрустальный отблеск.
      И услыхала шум за плечом, будто чье-то близкое дыхание.
      У девушки сердце захолонуло. Дико заозиравшись, она не увидела никого, но вокруг перешептывались чьи-то голоса, кружа голову.
      - Кто здесь? - вскрикнула Танфия. - Покажись!
      Ей послышался тихий вздох чуть ли не под самым ухом - "Оххх...".
      Мир завертелся колесом. Танфия уткнулась лицом в небо, такое близкое, что можно поцеловать танцующие рядом луны, и в то же время она падала, деревья смыкались над нею, как волны, и трава, как паутина, лопалась под ногами. Она хотела вскрикнуть, но только захрипела. Ей улыбнулось мужское лицо в рамке темно-рыжих кудрей, прекрасное и насмешливо-мягкое.
      Белый блескучий огонь полоснул по глазам. Оружие, это был клинок, сейчас элиры убьют ее! Танфия приготовилась к смерти. Она нечаянно, не нарочно нарушила какую-то границу, или оскорбила их...
      "Нет! Брейида и Антар, упасите меня!"
      Мир рывком остановил свое кружение. Все снова было тихо, Танфия лежала на траве. Стиснув кружащуюся голову трясущимися руками, девушка попыталась присесть. Когда это ей удалось, она ощупала руки-ноги, проверяя, целы ли они. Но ран не было.
      И тут взгляд девушки привлек блеск на алтаре.
      Поверх ее жертвы - цветов и колосьев - лежал тонкий белый предмет. Это был нож, длиной в ладонь, с клинком из белого хрусталя и серебряной рукоятью, украшенной знаками ясного солнца и тройной луны. Оружие было изумительно, потусторонне прекрасным, таким хрупким, словно одно прикосновение руки могло растопить его. Клинок был наполовину утоплен в ножны серебристой кожи, с нашитыми искристыми бусинками, составлявшими ромбовидный узор.
      Раньше Танфия никогда не видела элирских ножей, но сразу поняла, что это такое.
      - Это предназначено мне? - спросила она в голос. - Это для меня, или это приношение элиров Брейиде?
      Никто не ответил.
      - Может, я совершаю жуткое богохульство... тогда простите. Но мне пригодится любая подмога.
      Прикусив губу, она потянулась к ножу, но тот расточился, растаял под ее пальцами. Танфия отдернула руку и отерла ладонь о юбку, будто коснулась какой-то гадости.
      Ее трясло. Алтарь был пуст. Но все казалось таким настоящим... Может, это у элиров шутки такие, подумала она. Или я умом тронулась? Надо ж было так сглупить. Элирские вещи лапать - все равно, что с огнем играться, так в сказках говорят.
      И ей снова вспомнилось пропавшее куда-то хрустальное зеркальце, подарок Хельвин.
      Бледный свет померк, в роще снова стало тихо. Только сердце Танфии колотилось в груди, и тупая боль нарастала за глазами.
      Пошатываясь, она встала, сбивчиво поблагодарила богиню и медленно побрела назад в деревню. Как все переменилось здесь! Все стало тесным, жестким, бесчувственным. Не померк еще закат, а ни живой души не было видно - все рано разошлись из почтения к Эвайну. Но близ Дома Собраний Танфия заметила чью-то тень. Кто-то крался вдоль амбара и задней, черной стены Дома. Завидев девушку, идущий ускорил шаг, будто скрываясь.
      - Линден! - окликнула Танфия.
      Юноша остановился, смирившись. Танфия затащила его на кухонный дворик. В мутных сумерках она видела, какие черные круги залегли вокруг глаз на его бледном лице.
      - Ты ни слова не сказал на собрании! - начала она. - Мог бы и поддержать меня! Или ты не хочешь вернуть Имми?
      Линден опустил голову и привалился к стене. Весь его вид выражал глубочайшее отчаяние.
      - О боги, Танфия! Если б ты знала, как я этого хочу - не спрашивала бы! Но что толку было языком молоть?
      - Будь у тебя капля смелости, чтобы перечить отцу...
      - И что было бы? Я бы только его опозорил! Все без толку.
      - Знаю. - Танфия положила ему руку на плечо. - Они трусят.
      - Не только. Это как сказала жрица: безумие - идти против царской воли. Один раз попытались, и глянь, что вышло.
      - Да, и я понимаю, мои родители не могут оставить деревню, как бы ни хотели. Но меня-то ничто не держит! Бабушка наказала мне поступать, как я считаю нужным, будто знала, что у меня на уме. Так что вот - я иду спасать сестру. Все.
      Линден глубоко вздохнул. Лицо его отвердело.
      - Тогда я с тобой.
      Танфия не знала, радоваться ей или тревожиться.
      - Ты уверен?
      - Да. Страшно, но мне плевать. Я хочу вернуть Имми. Если я останусь без нее, я помру, так что делать нечего. - Он покосился на темное кухонное окно. - Пошли в дом. Все спят.
      В кухне, пока Линден возился со свечой и огнивом, а потом разливал пиво в кружки, Танфия присела за длинный исцарапанный стол. Юноша сел напротив.
      - Это будет непросто, - заявила Танфия. - Идти придется не одну неделю, даже если по дороге мы сумеем купить или украсть коней. Я даже не знаю, с чего начать. Но уходить надо сегодня. Чем раньше, тем лучше.
      - Непросто?
      Это сказал не Линден. Скрипнула дверь, и из темноты на свет свечи выступил Руфрид. Шагнув вперед, он оперся о столешницу, и презрительно глянул на Танфию.
      - Непросто? Ты хоть понятие-то имеешь, куда собралась?
      - Это, между прочим, личная беседа! - огрызнулась Танфия. - Очень на тебя похоже - подслушивать.
      - Зачем? - фыркнул Руфрид. - Вы прямо у меня под окном орали во весь голос, как обычно. Если ты думаешь, что потащишь моего братишку в это безумное путешествие, подумай лучше еще раз.
      - Руфе, не лезь не в свое дело! - вмешался Линден.
      - Вы умом тронулись. До Хаверейна-то пешком еле дойдешь. Как вы собрались еду с собой тащить - не на один день ведь? Как собрались в глуши брести? А если ботинки сносите, или звери лесные на вас накинутся? Ты вот знаешь, как далеко до Парионы, или хоть в какую сторону идти?
      - Конечно! - заявила Танфия.
      - Тогда нарисуй мне карту, - предложил Руфрид, подталкивая к ней угольную палочку и обрывок бумаги, на котором Мегден записывал дела на день. - Давай.
      Закусив губу, Танфия принялась чертить. Излучинка. Холмы. Хаверейн. Афтанский Рог. Горы, река Скальдинка, на ней город Скальд... а дальше что? Девушка призадумалась, потом решительно довершила то, что казалось ей вполне пристойным подобием Авентурии.
      - Вот же бредятина, - с мрачным удовлетворением заключил Руфрид. - Ты забыла целое царство, и горный хребет. Париону ты жутко любишь, а как туда пройти - не знаешь.
      Танфия швырнула уголек на стол.
      - Ну так нарисуй лучше!
      - А мне зачем? У отца в кабинете есть карты, их и принесу.
      Руфрид запалил вторую свечу от первой и вышел.
      - Что он затеял? - спросила Танфия, покуда Руфрида не было.
      - Просто он такой есть, - вздохнул Линден.
      - Если хочешь, можешь его слушать, а я не стану! Одна пойду!
      - Нет, Тан. Ему меня не отговорить.
      Пару минут спустя Руфрид вернулся и вывалил перед Танфией здоровенный свиток. Развернув его, девушка увидала перед собой изумительную карту, начертанную черными чернилами на белом шелке. И тут она заметила, что Руфрид держит в руках какие-то бумажки, а лицо его невозможно побледнело.
      - Я нашел это на отцовском столе, - проговорил он.
      - Что? - переспросил Линден.
      Руфрид хлопнулся на скамью рядом с братом.
      - Если верить этой расписке, семья Тан должна была получить за Изомиру пятнадцать рудов.
      - СКОЛЬКО? - выдохнула девушка.
      - Пятнадцать...
      - Нам ничего не заплатили! Платить за человека, гнусность какая! воскликнула Танфия. - Покажи.
      - Это, кажется, копия расписки, и на ней отцовская роспись, - заметил Руфрид.
      - Артрин продал мою сестру? - Танфия готова была вскочить и убивать.
      - Но он не такой... - проблеял Линден.
      - Верно, не такой, - подтвердил Руфрид. - Что о нем ни говори, а до такого бесчестья наш отец не опустится. Скорей всего, он вернул деньги этому гнусному чинуше.
      - Почему?
      - Смотри сюда, - сухо бросил Руфрид, расправляя на столе смятый список имен. - Крестами помечены те, кого вызывали на лугу. Мое имя он пометил, а Линдена обошел. Лин там был, но отец точно знал, что его не заберут. Чтобы оставить меня, он, конечно, и гроша бы не дал.
      Троица переглянулась.
      - Нет, - прошептал Линден. Глаза его блестели сухими слезами гнева. Нет. Будь это правдой, я бы его убил.
      Танфия вцепилась к его руки.
      - А если б они забрали тебя, у меня на руках сидела бы страдающая Изомира! Какая теперь разница? Артрин слишком закоснел, чтобы сопротивляться. Как и все наши. А я - нет.
      - Вы с ума посходили, - заявил Руфрид.
      - А мне на твое мнение на-пле-вать! Ты такой же трус, как и все!
      - Правда?
      - Правда!
      - Ошибаетесь, ваше царское всемогучество. Не думай, что ты потащишь моего братишку одного в какое-то безумное бродяжье по глуши. Если идет он, пойду и я. Просто чтобы присмотреть за ним.
      - Ох, боги! - Танфия в отчаянии схватилась за голову. - Вот этого мне только не хватало. Это будет просто кошмар.
      - Нечего было меня трусом величать. Теперь не остановишь.
      - Тогда собирай манатки, - со мстительным удовлетворением заявила Танфия. - Уйдем до рассвета. Надо бы оставить записку родителям, но одна Брейида знает, что мне им написать. Надеюсь, бабушка объяснит; кажется, она меня понимает.
      - Если бы мы были женаты, - тихо произнес Линден, попирая руками царский указ, - они бы не забрали ее.
      - Кто мог знать?
      Руфрид отобрал у брата бумаги.
      - Я знаю, что оставить отцу. - Глаза его зло блеснули. - Я приколочу это все к дверям. С рассветом все увидят. И узнают, что натворил мой отец.
      Глава четвертая. Огонек и бегство.
      Заря застала Танфию, Руфрида и Линдена на холмах близ Хаверейна, усталыми и измученными. Когда первый золотой луч прорезал сумерки, путники: не сговариваясь, присели на валун - отдохнуть и осмотреть стертые руки. Чтобы не сталкиваться с другими путешественниками, они держались в стороне от дороги, отчего идти становилось еще труднее, а толку, кажется, не было никакого. За всю ночь они не увидали ни единой живой души.
      Странное это было путешествие. Лилейная и Лиственная луны вели их, слабый свет отбрасывал двойные тени. Танфия часто раньше гуляла ночью, но никогда так - без Изомиры, зная, что домой она уже не вернется. Девушка подпрыгивала от каждого шороха. И с каждым шагом нарастало ощущение, будто кто-то следит за ними, и не уходило, пока его не стерла простая усталость.
      Танфия гордилась своими силой и ловкостью, но теперь она начала сомневаться - а под силу ли ей отмахать две тысячи миль, не говоря уже о том: чтобы отыскать сестру и вернуть домой? Девушка вздохнула, потерла лодыжку и откупорила флагу с яблочным соком. Запасы воды, сока и сидра уже почти закончились. В рюкзаках, правда, лежали еще припасы дня на четыре, а то и на пять, смена одежды, соль для чистки зубов, мыло, полотенца и бинты. На поясах все несли охотничьи ножи, а на плечах - луки и колчаны. Лучший лук был у Руфрида - он сделал его сам из дерева и кости. Еще все взяли непромокаемые зимние плащи - когда похолодает, у них уютно будет и брести, и спать, а покуда они давили на плечи жарким грузом.
      Но, несмотря на все неудобства, Танфия ощущала душевный подъем. Все ж лучше идти куда-то, чем сидеть дома, надеясь на лучшее, но ничего не зная.
      - Тан, сколько у тебя денег? - поинтересовался Руфрид.
      - Три десятка кошачьих глазок.
      На всякий случай она вытащила монеты из кармана и пересчитала золотисто-коричневые искристые камушки в бронзовой оправе. Сотня глазок составляла одну шпинель, синий камень в серебре, а десять шпинелей изумруд. Шпинельки Танфии приходилось видывать редко, а руды - всего дважды. Прекрасные, травяно-зеленые кружочки в золоте... В Излучинке, где товары по большей части не покупали, а выменивали, деньги значили немного.
      Руфрид презрительно хрюкнул.
      - И у нас с Линденом на двоих пятьдесят. Далеко мы на этом не уедем. В Парионе на такие деньги каравая не купишь. А этот боров Бейн унес в кармане наши пятнадцать рудов.
      - Не наших! Я бы его грязные деньги пальцем не тронула.
      - Нет, но нам бы они пригодились, чтобы купить коней. Таким шагом мы сотрем башмаки и сожрем все припасы, не пройдя и полдороги.
      Всякий раз, когда Руфрид открывал рот, Танфии хотелось его стукнуть. Именно ей приходилось возвращать Линдену надежды всякий раз, когда брат втаптывал их в землю. Но он был прав. Поэтому-то девушка и злилась.
      - Ну уж нет, - выпалила она. - Мы молодые, крепкие. Охотиться умеем, ягоды собрать сможем. А ты ноешь, как старуха. Хотя нет - это оскорбление для всех старушек.
      На этом Руфе, слава богам, заткнулся; попытался было саркастически ухмыльнуться, но вышло как-то обиженно.
      - Пошли, - нетерпеливо позвали Линден. - Пойдем через город, или в обход?
      - Пожалуй что насквозь, - решила Танфия. - Надо фляги наполнить, хлеба купить. Мы ничего дурного не сделали, никто нас останавливать не станет.
      - Пока, -предрек Руфрид.
      Еще до полудня они вышли на главную улицу Хаверейна. Путники чувствовали себя страшно приметными, но на самом деле никто не обращал на них ни малейшего внимания. Танфия втайне презирала городок за приземленность, но ее привлекало любое поселение побольше Излучинки. Кирпичные дома поглядывали на улицу с высоты нависающих вторых этажей; потрепанные соломенные крыши потемнели от непогоды и пестрели недавними золотистыми заплатами.
      К тому времени, когда путешественники добрались до главной площади, ярмарка была в разгаре. Улицы разъездили в грязь; жалобы бредущих на продажу коров, овец и свиней смешивались с людским гомоном. У Танфии кольнуло сердце при мысли о том, что они с Изомирой собирались в этот день на ярмарку вместе с Эвайном.
      Жизнь продолжается, подумала она. Но едва ли кто-нибудь из Излучинки попадет на рынок раньше завтрашнего дня. Она постаралась расслабиться, и подошла к уличному разносчику, чтобы наполнить фляги родниковой водой и сидром. На это ушло десять ее драгоценных глазков. Линден тоскливо поглядывал в сторону выгородки, где били копытом три гнедых конька, потом отошел перемолвиться словом с их хозяином.
      - Просит за каждую по пять рудов, - вздохнул Линден, вернувшись.
      - Вот жлоб! - Руфрид хлопнул брата по плечу. - Ну, даже запроси он пять за всех, нам они все не по карману.
      - Забудьте, - посоветовала Танфия. - Придется пешком брести, вот и все.
      Они двинулись через толпу. Внезапно Танфия ощутила на своем плече чьи-то неловкие пальцы. Она раздражено обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с некогда рослым, а теперь сгорбленным стариком. Хотя волосы его были белей серебра, серые глаза еще лучились весельем, а широкая улыбка открывала редкие кривоватые зубы.
      - Танни? - спросил старик. От него несло перегаром. - Малышка Танни?
      Поначалу Танфия не признала его, и только через пару мгновений вспомнил, кто это мог быть.
      - О боги - дед?!
      Это был Лан, отец ее матери, которого она не видела уже... ой, и не припомнить, лет восемь, наверное. Семья от него отказалась.
      - Чего этому пню надобно? - возмутился Руфрид. - Пошли, Танфия. Пусть идет своей дорогой.
      - Я не могу, - выдавила девушка. - Это мой дед.
      - Что?!
      - На ярманку пришли, да? - ухмыльнулся старик.
      - Э, не совсем...
      - Как Эйния? Я тебя почти и не вижу. Нечестно это, да? С Фрейной я дурно обошелся, знаю, но с тобой-то нет. Пошли ко мне, поговорим. У хозяйки моей в любой час похлебки для всех найдется.
      У Танфии заурчало в животе. Ей пришло в голову, что дед может ей помочь; наверное, только он один.
      - Ладно, - выговорила она, покосившись на товарищей. - Мы с удовольствием..
      Руфрид и Линден воззрились на нее с ужасом.
      - Ты с ума сошла? - воскликнул Руфрид. - Мы не можем, нам идти надо!
      Дед Лан уже тянул ее за руку, пытаясь увести за собой.
      - От еды и крова нам отказываться нельзя, - прошипела девушка. - Вдруг от него будет помощь!
      Взгляд Руфрида скользнул ей за спину, и лицо юноши внезапно помрачнело от беспокойства.
      - Ладненько, - пробормотал он, - ты права, быстро, идем за ним...
      И он погнал Танфию и Линдена вслед за уходящим стариком, едва не наступая им на пятки.
      - Осторожно! - воскликнула Танфия. - Что на тебя нашло?
      - Я заметил в толпе Колвина. Парня, который за отца черную работу делает. Если Артрин кого-то и пошлет за нами, то его!
      Сердце Танфии заколотилось. Оглянувшись, она тоже приметила Колвина тот возвышался над толпой на голову. К счастью, великан стоял к ним вполоборота: не замечая; лицо его скрывали пышная русая шевелюра и бородища. Большим умом Колвин не отличался, но заступать ему дорогу было опасно.
      - Он нас видел?
      - Не знаю. Вряд ли. Может, нам стоит у твоего деда пересидеть часок. Горе в том, что чем дольше мы сидим, тем больше народу может подойти из Излучинки, чтобы нас остановить.
      - Но мы не можем без продыху идти! - заметила Танфия. - Вот, Линден просто зеленый.
      Линден нахмурился, но смолчал.
      Лан, не обращая на их беседу никакого внимания, провел троих путников к длинному, узкому домишке в подворотне, где изрядно припахивало готовкой и кое-чем менее приятным. Комната его располагалась под самой крышей, и подниматься пришлось по нескольким пролетам на удивление крутых лестниц.
      - Уж звиняйте, - просипел старик, - у меня это зовется холодной сторонкой. А теперь погодите-ка, покуда я принесу кой-чего поесть - и выпить, а, парень? - Он подмигнул Линдену.
      - Ты, похоже, без нас начал, - пробурчал Руфрид.
      - Я т-тя знаю! - Лан погрозил ему пальцем. - Артриновы сыновья. Баловное отродье!
      С этими словами он вышел, и на лестнице послышались его неровные шаги. Танфия затаила дыхание, уверенная, что старик сверзится. Расслабиться и оглядеться она смогла, только когда топот стих. Комната была просторная, но темноватая и почти пустая - только стол и скамья, табурет да кровать. Половину окна закрывала выцветшая занавесь. И стол, и подоконник были сплошь заставлены резными фигурками Брейиды и Антара.
      Сколько слышала Танфия, Лан присоседился к богатой швее и торговке полотном по имени... как бишь ее? Лиссета, или как-то так.
      - Это правда твой дед? - спросил присевший на кровать Линден, сонно глядя на девушку.
      - Угу. Отец моей матери. Ты его не помнишь? Он из деревни ушел лет восемь назад. Они с Фрейной решили разойтись почему-то. Все было очень спокойно.
      Руфрид рассмеялся.
      - Слышал я про твоего деда. Он пропивал весь прибыток, и Фрейна его вышвырнула. Очень спокойно. От него нам толку не будет.
      Танфия хлестнула его взглядом.
      - Почему нет? Он не дурной человек, просто...
      - Пьяница.
      - Заткнись! Нам он поможет, - процедила девушка.
      - Как?
      - Может, расскажет что полезное.
      - Не знаю, как вы, а я сейчас засну... - Линден сладко зевнул.
      Вернулся Лан с подносом, на котором громоздились четыре миски похлебки, кувшины пива и здоровенный каравай; одолеть лестницу с таким грузом ему помог не иначе как большой опыт. Путешественники накинулись на еду, как волки. Танфия чувствовала, что дел с любопытством разглядывает ее, но объяснить, что привело ее сюда, не давали голод и усталость.
      - Давайте, ешьте, - с глуповатым добродушием подзуживал их дед.
      - Здорово, - заявила Танфия, подчищая миску хлебной корочкой. - Ты здесь один живешь, деда? Что случилось с Лиссетой?
      - А... - Старик хихикнул. - Она меня четыре года как бросила.
      - И с чего бы это? - пробормотал Руфрид.
      - Какого-то купчишку подобрала, себя на двадцать лет младше. Та еще штучка эта Лиссета, благослови ее Богиня. - Старик пожал плечами и глотнул еще пива.
      - Но это место, оно... ужасно! - воскликнула Танфия.
      - А мне по сердцу, - обиженно заявил Лан. - Что тут дурного? Вот, друзья все здесь. - Он махнул в сторону статуэток. - Пару глазков зарабатываю, вот, камни режу. Выпить люблю, так что с того? И не гляди на меня, как твоя бабка!
      - Не буду.
      Линден уснул на кровати, и теперь тихо похрапывал. Танфия и сама еле удерживала глаза открытыми. Они с дедом сидели на скамье, в то время, как Руфрид ерзал на табурете.
      - Дед, нам нужна помощь. Пару дней назад к нам приезжал один тип, по имени Бейн, с солдатами, увозил молодых по рекрутскому набору. Он тут должен был проезжать вчера.
      Лан нахмурился.
      - Как, бишь, звать его?
      - Бейн. Неважно -ты должен был или слышать про них, или видеть. Зачем они забирают людей? Не говорили, куда их ведут?
      - Кто кого куда забрал?
      - Кончай, Тан, - лениво посоветовал Руфрид. - Он уже так налился, что двух слов не свяжет.
      Танфия сделала вид, что не слышит.
      - Пожалуйста, дед, это очень важно!
      - Про солдат я ничего и не знаю.
      - Они пришли в Излучинку и забрали Имми!
      - Кого?
      - Изомиру. Мою сестру.
      - Малышка Имми... - Старик глуповато улыбнулся. - Как она? Как учеба?
      - Она уже отучилась, дед. Она уже взрослая. Здорово камень режет, как ты. Потому ее и забрали.
      - Эт-то я ее учил...
      - Я знаю. Поэтому ее забрали солдаты. На великую стройку в Парионе.
      - Знал я одного типа, что был в Парионе. Но он еще болтал, будто Змеиные острова видывал... прохвост... - Дед вдруг заморгал часто-часто, потом вгляделся в девушку. - Ты Изомира или Танфия?
      Танфия вздохнула разочарованно и горько. Похоже было, что ее дед совершенно спился, и все события за пределами его крохотного мирка проходили мимо его сознания.
      - Я Танфия. Слушай, можно, мы у тебя тут подремлем часок? Мы все очень устали. Разбудишь нас после полудня?
      - А то ж, деточка. - Он потрепал ее по бедру. - Отдохни...
      Танфия рухнула рядом с Линденом и заснула тотчас.
      Проснулась она словно от толчка. Ей показалось: будто прошло не больше мига, но за мутным окном уже сгущались сумерки. Дед сидело очага, вороша кочергой угли и попивая вино из кувшина. Девушка подскочила на кровати.
      - Дед! Я же просила разбудить нас в полдень! Который час?
      От ее крика проснулись Линден и Руфрид. Оба сонно заозирались, потом начали ругаться.
      - Твою так! - пробормотал Руфрид. - Знал ведь, что так и будет. Не надо мне было дрыхнуть.
      - А я не знаю, - пробубнил Лан. - Что там солнце - заходит, восходит? Навроде заходит. Спали вы, ровно дети, будить мочи не было. Вы же никуда не идете, нет?
      - Надо, - ответила Танфия, накидывая плащ и взгромождая на плечи мешок. - У нас долгий путь впереди.
      - Это вы молодцы, - добродушно покивал старик.
      - Пошли, - нетерпеливо окликнул Руфрид.
      Но Танфия заколебалась. На глаза ей навернулись слезу. Нестерпимо было видеть, как ее родной дед живет вот так - в нищете, не различая дня и ночи.
      - Дед, ты нездоров. Вернулся бы ты в Излучинку, а? Там бы за тобой присмотрели. Тебе помощь нужна, и мама тебе будет рада, правда, я знаю.
      Старик расправил плечи, глаза его вспыхнули.
      - Помощь? Ты это к чему?
      - Не все же вот так жить...
      - Не надо мне подмоги! - взревел старик. - Ото всяких поганцев! От Фрейны натерпелся!
      - Неудивительно! - воскликнула Танфия. - Ты слишком много пьешь!
      - Пью, язви в душу, когда припрет, и живу, язви в душу, как хочу! рявкнул дед, и, к ужасу Танфии, швырнул в нее кувшином, правда, промахнулся попьяне. Кувшин полетел в Руфрида, тот увернулся, и посудина разбилась о стену за столом, осыпав статуэтки брызгами вина и глиняными черепками.
      - Все, хватит, - мрачно бросил Руфрид. - Пошли отсюда.
      Он выпихнул Танфию и брата на лестницу. Девушка стряхнула его руку и едва не побежала вниз по кривым ступенькам. Слезы застили глаза, несколько раз она едва не упала в темноте, но все же сумела добраться до первого этажа и выскочить на улицу: с трудом сдерживая рыдания.
      Линден неловко положил руку ей на плечи.
      - Не надо, Тан, - беспомощно выдавил он. - Все наладится.
      - Да не наладится ничего!
      Проулок был пуст. Солнце еще не зашло, и Руфрид вытащил из мешка карту, чтобы глянуть на нее, покуда не погас закат.
      - Ты по нему слез не лей, Тан, - заметил он без особого сочувствия. То, что он твой дед, не делает его меньшим козлом.
      Пока Танфия собиралась с силами, чтобы сказать Руфриду пару ласковых, из дома послышался дедов голос:
      - Танфия? Не уходи, солнышко. - Старик торопливо выковылял из дверей. - Прости.
      У Танфии язык отнялся. Ей хотелось любить деда, но она ощущала только жалость и презрение. К ужасу девушки, старик заключил ее неуклюжие пьяные объятья, обдав при этом крепким перегаром.
      - Это хорошо, что ты навестила, - прохрипел Лан ей на ухо. - Славная ты девочка. Ты все правду сказала, да вот я слишком стар, меня не переделать. Ты уж прости. Вот, на.
      Он впихнул ей в ладонь кожаный кошелечек, резко отвернулся и поковылял в дом, отмахиваясь, будто подгоняя путников в дорогу. Танфия заглянула в кошелек и ахнула.
      - Он отдал нам семь рудов!
      Она едва не бросилась за дедом, чтобы поблагодарить его, но Руфрид удержал девушку.
      - Не стоит. Пока ты его догонишь, он забудет, кто ты такая.
      - Ладно, - согласилась Танфия, утирая слезы. - Ладно. Теперь у нас хоть на коня хватит. Откуда у него столько денег?
      Руфрид хохотнул.
      - Думаешь, на статуэтках нажил? Не, уж скорей, выпросил у госпожи Лиссеты, прежде чем та его выкинула. У него под кроватью, должно быть, полный горшок монет. Такие любят жить в нищете, а денежку хранить.
      Танфия промолчала. Иной раз ей от ненависти хотелось прикончить Руфрида.
      Ярмарка уже давно кончилась. На улицах суетились уборщики, не столько сметая грязь, сколько распределяя ее равномерно. Из окон корчм, окружавших рыночную площадь, сочились свет и музыка. Трое путников остановились: чтобы купить у разносчика по куску тушеного мяса на ломте хлеба. Всем опять хотелось есть.
      Разносчик подсказал, где найти продавца коней - на восточной окраине, как раз в той стороне, куда путники направлялись и без этого.
      - Может, сторгуем трех за семь рудов, - подумал вслух Руфрид. - Крепко он за них заломил.
      - А может, он всех трех продал, - предположил мрачный Линден.
      - Даже одна лошадь лучше, чем ничего, - заметила Танфия. - Вьюки на нее нагрузим.
      Проходя по безлюдным улицам, девушка обратила внимание, как над городом один за другим пролетели три дра'ака, молчаливые и длинношеие, точно ящерообразные лебеди. Ее передернуло.
      Отыскав нужный очаг - обычное для Хаверейна строеньице из бурого кирпича, крытое соломой - путники сразу приметили загородку, в которой одиноко бродил гнедой конек. На лугу за домом лошадей было больше, но на ярмарке они видели именно эту. На мгновение Танфия решилась было просто увести коня и удрать - так останется меньше свидетелей, если кто-то из излучинцев начнет задавать вопросы. Но в поле двигалась чья-то тень, и Танфия поняла, что это хозяин наполняет корыто с водой из ведра.
      - Вечер добрый, - поприветствовал его Руфрид, подходя. Хозяин, коренастый рыжий мужичок мрачного вида, окинул его подозрительным взглядом. - И сколько сторговали за первых двух?
      - А с чего просим-то?
      - Да этого конька купить хотим, если не слаб.
      Конь ткнулся мордой хозяину в плечо, и тот успокаивающе погладил его по морде.
      - А для какой надобности?
      - В Скальд собираемся, статуэтками торговать, - легкомысленно ответил Руфрид, опираясь об изгородь и ставя ногу на кипу соломы. - Вьючная лошадь нужна. Работа - не бей лежачего. Мой брат любого, кто с ним дурно обойдется, просто изувечит, будьте покойны.
      Это была чистая правда - Линден обожал животных.
      - Ну тогда заходите, гляньте, - предложил хозяин. - Огонек его кличут.
      Он открыл ворота. Танфия и Линден зашли, а вот Руфрид с места не сошел, вглядываясь в даль. За лугом тянулась вдоль окоема гряда бездорожных холмов, из-за которых проглядывали последние солнечные лучи. В эти незнаемые края и лежала их дорога, вслед за Изомирой.
      Лошадка была ростом от силы четырнадцать ладоней - скорее большой пони - и, судя по дружелюбному взгляду, не отличалась скверным характером. Хозяин прогнал ее по лугу, чтобы показать аллюры - ровная, нетряская рысь и галоп. Огонек долго бегать не стал - вернулся к людям и попытался отжевать у Танфии пол-плаща, оставив зеленые слюнявые пятна.
      - Пять рудов, - сообщил хозяин. - Столько я за остальных выручил.
      - За обоих, что ли? - Руфрид хитро прищурился. - Два, пожалуй, мы заплатим.
      - Четыре, и это мое последнее слово.
      - Три, и это наше последнее слово.
      Хозяин покачался с пятки на носок и задумчиво прищурился. Танфии в очередной раз захотелось выбить из Руфрида его возмутительную самонадеянность.
      - Ладно, три.
      - С упряжью.
      - С уздой, ярмом, седлом и щеткой - один руд сверху.
      - Да, да, мы согласны! - Танфия поспешно сунула хозяину четыре монеты из дедова кошеля. - Спасибо большое, вы нас просто спасли.
      Хозяин ухмыльнулся ей в ответ. Покуда он ходил за упряжью, Руфрида прорвало.
      - Не влезь ты своим длинным носом, я б его уговорил!
      - Ну так оставайся в Хаверейне и торгуй на базаре! - оборвала его Танфия. - Душонка твоя продажная!
      - Рога Антара! Я пытаюсь сберечь наши деньги, а что получаю в благодарность?
      - Мы не можем торговаться всю ночь!
      - Да прекратите вы оба! - прошипел Линден.
      Покуда хозяин взнуздывал Огонька и показывал, как ловчее пристроить мешки поверх седла, Танфии все мучительней хотелось покинуть это место. Они провели в Хаверейне не один час, и ей казалось, что они застряли в городишке, как мухи в патоке.
      Путники не сразу заметили приближающуюся великанскую тень. Даже Руфрид поленился быть все время настороже.
      - Ну, стойте, - прозвучал из сгущающихся сумерек раскатистый бас Колвина. - Погуляли, и будет. Артрин меня послал за вами.
      - Проклятье! - ругнулся Руфрид. - Иди домой, Колвин. От отцу передай, чтобы пропадал пропадом!
      Колвин, не сбавляя шага, помотал бородатой башкой. Побелевший Линден вцепился в руку Танфии, оцепеневшей на миг от ужаса и растерянности. Кулаки великана походили на обросшие мясом булыжники.
      - Никак нельзя, - прогудел он. - У меня приказ есть.
      Когда Колвин добрел до ворот, Руфрид подхватил сноп сена и швырнул в великана. Колвин отшатнулся, а Танфия, пользуясь моментом, вскочила в седло и погнала недоумевающего Огонька по дороге. Непривычная к верховой езде, девушка чуть не вывалилась в первую же минуту, но удержалась за гриву. К ее ужасу, Колвин попробовал заступить лошади дорогу, потянулся к уздечке, но Огонек шарахнулся, и пальцы великана соскользнули. Они преодолели ворота; но, оглянувшись, Танфия увидала, как Колвин тянется к Линдену, и, развернув коня, поскакала обратно. Хозяин торопливо запирал ворота на луг, будто пытаясь отгородиться от беспокойных гостей.
      В этот раз великан попытался уйти с дороги, зацепился носком ботинка и упал на разъезженную дорогу. Руфрид оттянул Линдена в сторону и сильно толкнул:
      - Беги! - заорал он. - Скачи, Танфия! Бегите, оба!
      Стиснув зубы, Танфия снова повернула коня и поскакала в сторону холмов. Навьюченный мешками Огонек был не самым быстрым скакуном, но девушке казалось, что он несется сломя голову. Линден с трудом поспевал за ними; Танфия придержала коня, и помогла ему взобраться на круп.
      Обернувшись, она увидала, как поднимается на ноги Колвин. Руфрид казался рядом с ним маленьким и беззащитным. Но мощь его противника уравновешивалась медлительностью. Легкий, как ветер, Руфрид сорвал стопор со створки ворот, запрыгнул на нее и со всей силы вбил калитку в живот Колвина. Великан согнулся пополам и рухнул. До Танфии донесся звон разболтанных петель. А потом Руфрид кинулся бежать, как вспугнутый заяц. Бегать он умел - всякий раз на летних бегах он обходил соперников не на один шаг.
      Танфия пустила коня рысью. Двоим в одном седле ехать было неудобно, и оба удерживались с трудом, но Огонек трусил ровно и спокойно. Оглянувшись снова, девушка увидела, что Колвин все еще не может встать, несмотря на помощь хозяина дома. Больше она не смотрела назад. Взгляд ее был устремлен к обманчиво золотящимся холмам, и незнаемым далям.
      Оставшись в одиночества, царица Мабриана возжгла благовония в маленькой кумирне Нефетер. На душе у нее было пусто. В последние годы она совершенно потеряла чувство единения с богиней, даже не ощущала себя проводником мудрости Нефетер. Ей было одиноко, и очень страшно.
      Мабриана пристроилась на краю постели. Руки ее словно оледенели, сама она от холода едва могла шевельнуться, но отогреться ей было невмочь. Слезы лились, пока не иссякли, но никакая скорбь не в силах была изменить случившегося. Ее сын мертв. И - знание разъедало ее рассудок, как язва, но облечь его в слова у нее не хватало сил - убил его ее собственный муж. Гарнелис Добрый, кто со дня их встречи был ей ближайшим другом и единственной любовью. Мабриане было тогда шестнадцать.
      Теперь ей казалось порой, что все эти годы ей примерещились. Его доброта и нежность, его смех, его смиренная мудрость правителя, его восхищение сыном и внуками. Ни слова разочарования она не слышала от мужа оттого, что Галемант остался их единственным дитятей - только восторг от единственного дара Богини.
      Перемены начались, сколько могла вспомнить Мабриана, три года тому обратно. Словно легкая паутинка окутала царскую семью, и с каждым днем ее нити становились все гуще и темнее. Гарнелис с молодости страдал приступами меланхолии, так что Мабриана поначалу и не заметила, как они стали все чаще, все тяжелее. В опочивальню к супруге он приходил все реже - а когда-то эти встречи были радостны и часты - покуда не перестал появляться в ней вовсе. В Мабриане желание до сих пор горело ясным огнем, в Гарнелисе остался же лишь пепел, но почему - он отказывался говорить, отвечая на вопросы обидным и резкими словами.
      А вскоре Мабриана обнаружила, что он принимает многие решения, не спросясь ее. Царю и царице, земным воплощениям Диониса и Нефетер, полагалось править совместно. Но поскольку Гарнелис был наследником Сапфирного престола, а она - лишь его супругой, Мабриана ничего не могла поделать. Будь она самодержицей в своем праве, она могла бы взять власть в свои руки, удержать мужа от зла, покуда не решится, что случилось с ним.
      И Мабриане неоткуда было черпать опыта бед. От любящих родителей - а были они князем и княгиней Митрайна - она перешла под крыло любящего мужа. Жизнь ее была безмятежна. И что она могла сказать теперь мужу, в одночасье превратившемуся из товарища в холодного незнакомца, когда его нетерпимость отталкивала ее на каждом шагу?
      Если бы перемена имела корни в гибели Гелананфии, ее можно было объяснить. Царевна, старшее дитя Галеманта, была девицей нравной. Но Гелананфия бежала из столицы после бурного спора с Гарнелисом из-за сноса злосчастного театра, и сгинула в море. Мабриана до сих пор не могла понять, что делала ее внучка на том корабле, и зачем направлялась на Змеиные острова - если и вправду туда лежал ее путь. Весть достигла дворца прошлой зимой - года не прошло. Корабль затонул со всей командой.
      Царская семья с трудом перенесла потерю. Мать Гелананфии вернулась в родовой замок в Эйсилионе, забрав с собой малютку-сына, и до сих пор отказывалась с кем-либо встречаться. Одинокий, сраженный горем Галемант от разумный споров с отцом перешел к ядовитым нападкам. Но помрачения начались не тогда, нет, а за много месяцев до этого.
      Примерно тогда же явился и архитектор Лафеом - когда именно, или откуда, царица до сих пор не знала, понимая лишь, что он заменил ее в роли ближайшего царского советника. "О чем им говорить?", подумала она в раздражении. Почти не зная господина Лафеома, она жестоко ревновала к нему мужа.
      А вскоре после его появления Гарнелис и задумал свою великую стройку, готовую сожрать все доступные богатства и силы. Старые, испытанные советники отговаривали его. "Слишком расточительно, - говорили они. Бессмысленно. Мирное правление - вот лучшее наследство".
      Слепцы, называл их Гарнелис. Изменники. Теперь их сменили люди-пустышки, продажные душонки, которых Мабриана бы и на порог дворца не пустила. Старого советника сменил суровый, каменнолицый владыка Поэль. Верховную воеводу, женщину волевую и самостоятельную, сместили в пользу воеводы Граннена, торит-мирца, совершенно на этот пост не подходившего. Армия, поддерживающая спокойствие, вызывала в нем лишь презрение; он жаждал войны, с бхадрадомен ли, или с кем угодно. А Гарнелис оставался к этому глух.
      Мабриана застонала. Сначала он уничтожил театр, а теперь - родного сына.
      Подняв голову, она глянула в окно - и взгляд ее наткнулся на жуткую рану, венчавшую холм, где укладывалось основание Башни. Мабриана поспешно закрыла глаза. Это было безумие. Весь мир рушился в хаос.
      Единственной ее родней оставался внук, младший брат Гелананфии Венирриен. Он остался единственным наследником Гарнелиса, и последней надеждой Авентурии. Но ему всего восемь, и он далеко, у матери. Но там он, по крайней мере, в безопасности... от родного деда?
      От раздумий царицу отвлек тихий стук в дверь.
      - Войди! - приказала она, выпрямляясь и оправляя юбки.
      Она ждала служанку. Но вошел Гарнелис - вначале робко, потом почти бегом, упав на последнем шаге к ногам Мабрианы.
      - Дорогая моя, - хрипло прошептал он. - Дорогая. Прости меня.
      Он преклонил голову на ее колени, взяв ее ладони в свои. Казалось, он вновь стал прежним, юношеская красота вернулась к нему, и тонкое, обрамленное легкими седыми волосами лицо сияло внутренним светом. Сухие губы коснулись ее пальцев, и Мабриана увидела, что он тоже рыдал.
      Душу царицы затопила волна сочувствия. Поправляется ли он? Мабриана едва могла на это надеяться. Более всего ей хотелось верить, что смерть Галеманта была лишь несчастьем.
      - Все в порядке, - прошептала она. - Тебе кажется, будто стоит тебе выказать боль, и она сломит тебя. Мне это тоже мерещится.
      - Да. Ты всегда меня понимала.
      - Помнишь ли, любимый, - мягко начала она, - каким он был славным мальчуганом? Как учился чтению, сидя у тебя на руках? Как мы гуляли с ним в саду, и я сердилась, что ты позволяешь ему ходить по стенам, точно солдату? А он никогда не падал. Такой он был светлый, и добрый.
      - Да... - Гарнелиса трясло. - Боги, наш сын...
      - Он был добрым сыном, и стал бы после тебя добрым царем.
      На этих словах царь унял дрожь. Руки его окаменели.
      - Я знаю, ты не хотел его смерти, - продолжала Мабриана. - Я обвинила тебя ложно. Мои слова, и твое молчание - все это от горя.
      Гарнелис со вздохом медленно поднялся, прошелся вдоль завешенных белой, желтой и золотой парчой стен. Когда он вновь обернулся к царице, лицо его было мягко, но омрачено тревогой.
      - Ты должна понять, дорогая. Его смерть едва не подкосила и меня. Но по-иному быть не могло. Он пошел против меня, он отвергал мои решения, он поддерживал моих врагов, он бежал и начал строить заговор против меня.
      Поступь царя была легка и неслышна.
      - Его тяготила гибель дочери, - хрипло прошептала Мабриана. - Все дети ссорятся с родителями.
      - Но я не любой родитель. Мое единственное чадо - это земля, ты знала это, выходя за меня! Все что я делаю, я делаю для блага Авентурии. Заурома - это завет между правителем и землей. Заурома - это я. И я должен охранять завет любой ценой. Даже ценой жизни сына.
      - Значит, ты...
      - Да, и ты видишь, почему. Для блага Авентурии.
      Мабриана мучительно пыталась понять, достучаться до супруга.
      - Но прежде мы с тобой все сложности обсуждали, и выслушивали друг друга. Не приходило ли тебе в голову, что твой сын мог быть прав?
      - Приходило. Но он ошибался. Он затеял заговор с Гелананфией и этим проклятым Сафаендером, чтобы опозорить меня. Он разрушил бы все, что я создал.
      - В это я не верю.
      - Но ты должна. Это правда. - Он сел рядом с ней, прижал ее ладони к своему сердцу. - Любовь моя, я знаю, как тебе тяжело. Прости меня. Но мне нужна твоя помощь. Поверь мне.
      Она очень хотела поверить. Знать, что он остался тем же добрым и мудрым мужем, каким был, что даже этот ужас несет в себе доброе семя. Довериться ему снова.
      - Дорогой мой, - проговорила она. - Я хочу этого больше всего на свете. Но иногда ты кажешься мне чужим. Ты пугаешь меня.
      Он отстранился, нахмурившись.
      - Я - пугаю тебя?
      - Бремя державы тяготит тебя. Позволь мне помочь тебе. Галемант облегчил бы твою ношу, но его нет, и ты должен думать о будущем. Подумай о малыше Венирриене, твоем наследнике.
      Тень нахлынула на лицо царя, будто тот старел на глазах, но Мабриана говорила, исполненная решимости продолжать, покуда муж ее еще слышит.
      - У меня слишком много забот с Башней, чтобы вспоминать про Венирриена. Я не собираюсь умирать в ближайшие годы.
      - Забудь о Башне, любимый! Слишком много сил она заберет у земли, слишком много людей. Париона и без нее прекрасна. Восстанови театр, и все беды схлынут.
      Руки царя стиснулись на ее запястьях с такой силой, что Мабриана вздрогнула.
      - Но без Башни что останется в память о моем царствовании? Кто будет знать, что я когда-либо топтал землю? Не перечь мне, Мабриана! Это измена!
      - Нет! - воскликнула она.
      Широкий рукав кафтана распахнулся, и на белой рубашке царица увидала кровавое пятно.
      - Что с тобой? Ты ранен? Как?
      Гарнелис покосился на пятно и молча поправил рукав. Под ногтями его Мабриана заметила запекшуюся кровь, и с безмолвным ужасом осознала, что это не кровь ее мужа.
      - Об этом больше не будем. - В шепоте его таилась смертельная угроза.
      Царь встал. Тьма захватила его совершенно, оставив от Гарнелиса только башню тени. Лицо его казалось каменным шаржем, отражающим одно лишь бесчувственное упорство и упивающуюся собой боль. Он снова ушел от Мабрианы, а страх только усиливался.
      - Нет, Мабриана, - прошелестел он голосом холодным, пустым и бессветным, точно пещера. - Это ты стала чужой.
      Сидя на залитом лунным светом склоне, Гулжур методично полировал маслянистую поверхность кровавика. Он не любил работать с камнями - даже отколотые, они оставались частью земли. Их огнистая сила, порождающая людей, элир, подземцев, была ему чужда. Однако были минералы, к которым он чувствовал сродство. Смешанные руды, темные камни без явной кристаллической структуры, пириты, самородная сера, сизые шестеренки бурнонита - все маслянистое, летучее, потаенное.
      По гладкой поверхности камня побежали темные радуги. Дозволяющий тонул взглядом в его глубинах, погружаясь рассудком... в бездну. Он шел по бесконечной черной тропе под сияющим черным небом.
      - Содействующий?
      К нему приближалась еще одна фигура, настолько же бледная, насколько сам Гулжур был сер и безлик.
      - Дозволяющий, - проговорила бледная тень. Приветственным жестом они скрестили руки перед грудью, соприкоснувшись ладонями. - Где ты?
      - Где-то под городком, называемым Скальд, - ответил Гулжур. - Скучаю. Мне нужна работа посерьезнее.
      - Слишком все просто, не так ли? Я свободно брожу по Янтарной Цитадели, и никто даже не думает заподозрить меня. Все доверяются моему обличью. Я снова и снова спрашиваю себя - как вышло, что люди победили нас? Возможно, ты скучаешь, но я наслаждаюсь превыше всякого описания. Содействующий глумливо усмехнулся.
      - Ты слишком уподобляешься людям, - кисло промолвил Гулжур. - Не станем забывать - они все же нас победили. И мы действуем в тайне по своей слабости.
      - Гулжур, извечный реалист.
      - Само собой. Кто-то должен сохранять трезвый ум. Как продвигаются дела с царем? Ты подчинил его, Жоаах?
      - Нет, нет! - возбужденно проговорил Содействующий. - Если ты ждешь этого, ты ничего не понимаешь. Все, что он делает, он делает по собственной воле. Я лишь облегчаю ему путь - стою рядом, слушаю, понимаю, когда советники-люди шарахаются. Я подталкиваю его в нужном направлении. Когда ему нужен совет, я всегда готов ему подать. Я предчувствую его настроения. В этом и прелесть, не так ли? Я не подчиняю царя. Я лишь исполняю его желания.
      Гулжур терпеливо кивнул. Он был намного старше Жоааха.
      - Я знаю. Мои слова были поспешны. Полагаю, ты находишь награду в своих трудах?
      Глаза Содействующего вспыхнули.
      - Людская боль, - ответил он. - Поразительно, как легко было избавить царя от внушенных ему запретов. Детенышам по плечу.
      - Это лишь начало, - сухо промолвил Гулжур. - А впереди у нас долгий путь. Люди не в силах снести столько боли, сколько задолжал их род за все, что они сделали с нами.
      Глава пятая. Элирский дар
      Руфрид уже начал проклинать свое необдуманное решение послужить брату нянькой. Проведя две бессонных ночи под придорожными изгородями, он решил, что хуже не бывает ничего; на третью ночь полил дождь. В конце концов, Линден уже не маленький, а у Танфии должно хватить сил вытащить его из любой передряги. Но несмотря на все невзгоды пути, он сердцем чувствовал, что не может оставить Линдена одного. И вместо того он проклинал Бейна, а более всего - отца.
      После бегства из Хаверейна путники избегали деревень и хуторов, раскинутых по плодородной долине Аолы, двигаясь не торными путями, а всхолмьями, где лоскутное одеяло полей уступало место усыпанным валунами лугам.
      - Как думаешь, на что еще может пойти Артрин, чтобы нас вернуть? поинтересовалась Танфия, когда все трое перевели дыхание и успокоились после встречи с Колвином.
      - Не знаю, - честно ответил Руфрид. - Старый ублюдок слаб, конечно, но упрям. Я бы сказал, что теперь он опустит руки, но... боги его знают.
      - Не говори так об отце! - одернул его Линден. - Он не хочет, чтобы мы подвергали себя опасности. Он защищает нас, вот и все!
      -Тебя - может быть. Нет, Лин, не обманывайся. Он пытается избежать позора - ну как же, его деревня не подчинилась царскому указу. А он сам не властен даже над родными сыновьями.
      - Неправда.
      - Слушай, очнись, а?
      - Вспомните, - влезла в спор Танфия, - на него будет давить вся деревня, чтобы вернуть нас. Теперь Колвин может вернуться и сказать, что он честно пытался. Мой бабушка поймет. Может, она даже подыщет Артрину хороший повод оставить нас в покое, чтобы он сохранил лицо.
      - Почему ты его защищаешь? - резко поинтересовался Руфрид.
      - Я его не защищаю! Честно говоря, мне просто кажется, что впереди у нас беды почище Артрина.
      С тех пор они разговаривали мало. Чем дальше они уходили, тем ясней становилось, что они никогда не достигнут цели, и тем тоскливее и страшнее становилось путникам.
      Сейчас дорога их проходила через широкую лощину меж двух утесов, чьи серые вершины скрывались в низких тучах. Землю усыпали булыжники, и оттого идти приходилось медленно - Огонек с осторожностью выбирал себе безопасную дорогу. Даже стойкий конек иногда оступался, и Руфрид всякий раз с ужасом воображал, как лошадь падает, ломая ноги и рассыпая в грязь припасы. Огонька вела под уздцы Танфия, Линден шел впереди, а замыкал процессию Руфрид. Все трое горбились, натягивая пониже капюшоны от дождя.
      На словах все трое договорились, что будут ехать на Огоньке по очереди, на деле же седло оставалось пустым. Как подметил Руфрид, это стало предметом глупого соперничества - взгромоздиться на спину Огоньку значило признать усталость, а никто из троих не хотел показаться слабее остальных.
      Погода стояла все еще теплая, но спариться в плаще казалось все же лучше, чем вымокнуть без него. Однако Руфрид уже купался в собственном поту, вдобавок башмак начал подтекать, и путешественник горько проклинал тот день, когда его брат влюбился в сестренку Танфии.
      Он и сам не мог сказать, что ему так не по душе в Танфии - кроме всего, что она говорила и делала. Ее высокомерной позы - прямая спина, вздернутый нос, будто она на весь мир смотрит свысока; ее упрямства, ее вздорности, ее неуклюжих попыток унизить его на каждому шагу, ее стремления прыгнуть выше головы, ее нелепого преклонения перед образом жизни и городом, которых она никогда не видела... хотя нет, хорошо подумав, он мог совершенно точно сказать, что ему не нравится в Танфии. И все же было некое извращенное удовольствие в перебранках с ней. Всегда было, с самого детства.
      Долгий подъем по дну расселины привел их к гребню холма, увенчанному грядой плоских продолговатых валуном. К вящему разочарованию Руфрида гребень круто обрывался вниз, так что спускаться им предстояло осторожно, размашистым зигзагом, а не по прямой. Карта таких препятствий не показывала.
      - От этой отцовой карты никакого проку, - пробормотал он.
      - Да? - Танфия подняла брови. - Когда мы уходили, ты хвастался, какую отличную вещь прихватил. Может, ты ее просто читать не умеешь?
      - А ты лучше справишься? Да ты севера без компаса найти не смогла!
      - А ты ждешь, чтобы на карте всех Девяти царств была отмечена каждая горушка!
      - Можете вы двое хоть раз поговорить без споров? - тихо переспросил Линден. - Покажите карту.
      - Дождь кончился, - заметила Танфия. - Давайте передохнем. Ты, Лин, совсем заморился.
      Все трое примостились на огромном мокром валуне, покуда Огонек пощипывал редкую травку. С высоты холма мир казался безлюдным - дикий луговой простор, уходящий в серые туманы. Тишина стояла оглушающая. Высоко над головой парил одинокий сокол. В чистом воздухе стоял запах дождя.
      На Руфрида снизошло минутное умиротворение. Оказаться во многих милях от Излучинки вдруг стало прекрасно; позади остались бесцельная маета и неуходящее, тягостное присутствие отца. Впервые юноша покинул окрестности Хаверейна, и сейчас мир предстал ему огромным и полным немыслимых возможностей... а еще - драгоценным и прекрасным, и с такими трудами отбитым предками Гарнелиса у страшного врага.
      И оттого еще трудней было поверить, чтобы царь замыслил зло своему народу.
      - Ну и где мы? - спросил Линден, пытаясь расправить карту.
      - На Торландских болотах. Примерно... тут. - Руфрид показал на область карты на полпути между Хаверейном и Скальдом, совершенно пустую, если не считать скудно отмеченных холмов.
      - Ох, бо-оги, - вздохнул Линден.
      - А в чем дело? Мы пока не заблудились. Если б не туман, отсюда был бы виден Скальд. Спустимся с холма, потом пересечем долину - по карте там лес и речка, приток Аолы. Через нее есть мост, и нам бы лучше его не пропустить, если ты не хочешь пересекать реку вплавь.
      - Меня не это волнует. До Парионы по карте два фута. Мы прошли примерно полдюйма.
      Наступила неловкая пауза.
      - Мы тебе говорили, что путь неблизкий. - Руфрид откинулся назад, опершись на локти. - Мы можем делать три мили в час, десять часов в день предположим, что никто не захворает, и ничто нас не задержит. Итого в день - тридцать миль, а на деле и того меньше - придется петлять по неровной местности, а то и обходить препятствия, не видные на карте. Так что меньше, чем за семьдесят дней, мы до Парионы не доползем. Да еще зима на носу. Даже если все пойдет как по маслу, раньше Брейидина дня не дойдем.
      - Да знаю я! - Линден повесил голову. - Знаю!
      - Не передумал?
      Танфия хлестнула Руфрида взглядом, но тот не дрогнул. Линден молчал, глядя на мокрые от дождя луга.
      - У Изомиры ведь не было выбора, - проговорил он, наконец.
      Два дня спустя путники безо всяких сложностей выбрались из Торландских топей и брели уже по тропам, испещрявших густую, но ничуть не мрачную дубраву. Усталость давила на них все сильнее - в основном от растущей монотонии. Им все не помешал бы денек на постоялом дворе, отъесться впрок, вымыться горячей водой... но свои мечты Руфрид желал при себе. Танфия беспременно накинулась бы на него, доказывая, какой он слабак. А Линден, одержимый отчаянием, брел бы и во сне, если б брат ему позволил. Рано или поздно им придется сделать привал, хотя бы ради того, чтобы Линден не загнал себя до смерти.
      Когда путники вышли на поляну с хрустально-чистым родником, питавшим небольшой пруд, стоял теплый, ало-золотой осенний вечер. На краю поляны меж двух могучих, корявых дубов стояла кумиренка, возведенная, должно быть, много лет назад каким-то путником, а теперь полуразвалившаяся и заваленная палой листвой.
      - Хорош на сегодня, - решила Танфия, облегченно вздыхая. - У меня уже ноги отваливаются.
      Они разбили лагерь, сняли поклажу со спины Огонька, напоили коня и привязали пастись на опушке. В пруду купались по очереди. Танфия пошла первой, и Руфрид с Линденом вежливо отвернулись. Руфрид услыхал, как она всхлипнула от наслаждения и холода, ныряя в ледяную прозрачную воду, и взгляд его на миг наткнулся на ее нагие плечи и маленькие округлые груди, когда девушка встала, обливаясь водой. Пруд за ее спиной полыхал золотым блеском, лицо и распущенные темные волосы Танфии темными пятнами прорезали закатное сияние. Руфрид поспешно отвернулся и сел спиной к пруду, но, куда бы он не обратил взгляд, облик девушки продолжал преследовать его.
      Когда Танфия открыла глаза, стояла глубокая ночь. Бодрствуя, она в то же время ощущала себя во сне, или на грани между дремой и явью. Все вокруг казалось наваждением. Девушка оглянулась - весь лес пронизан был нездешним сиянием, будто каждое деревце осыпала самоцветная пыль. Приглушенные цвета стали насыщеннее - изумрудный, лиственно-зеленый, малахитовый. Словно во сне, Танфия двинулась вперед. Святилище, найденное ими прошлой ночью, изменилось - будто бы вчера сложенное, его сплошь засыпали свежие цветы, белые маргаритки, лиловые ирисы, золотые примулы. И среди лепестков что-то мерцало.
      Снова это был элирский нож. Клинок блистал серебром, ножны отсверкивали хрусталем. Навершием рукояти служил округлый камень, опалово-прозрачный, таящий в глубине радужные слои. Танфия дыхание затаила - в жизни она не видала ничего прекраснее этого кинжала. Ее так и тянуло дотронуться до рукояти, но вспоминая прошлый раз, она не осмеливалась. Она уже ощутила на себе гнев элир, и ей тогда казалось, что она умрет на месте.
      Рука ее протянулась к кинжалу, пальцы остановились в нескольких дюймах от рукояти. Дотронулись - и ничего не случилось. Камень холодил ладонь. Танфия осторожно взяла нож - и рядом шевельнулась тень.
      Девушка застыла. В паре шагов от нее, по другую сторону кумиренки, стоял мужчина-элир. Бронзовые тени скрывали его, так что Танфия не могла разглядеть лица - лишь отблеск взгляда, и темноогненные кудри, ниспадающие на плечи. Одеяние из почти невидимой шелковистой ткани едва скрывало его золотое тело, окруженное едва заметным сиянием, и девушка, завороженная страхом, не сводила с него взгляда. Гость был чужд, прекрасен, пугающ. Взгляды их встретились; потом элир отвернулся и двинулся прочь.
      Схватив нож, Танфия бросилась за ним, но двигалась она словно сквозь вязкий мед, так что элир раз за разом оглядывался, проверяя, следует ли она за ним. На краю пруда он остановился, окруженный искрами светлячков, потом прыгнул и исчез, и только образ его мгновение висел в воздухе, чтобы растаять без следа.
      - Нет! - выдохнула Танфия.
      Метнувшись вперед, она упала на колени у самого берега. Из воды на нее смотрело лицо элира. Прекрасное, мужественное лицо, исполненное нелюдского отчаяния.
      "Оставь нож, - Губы двигались, но слова рождались в мозгу Танфии сами. - Он оборонит тебя."
      - Кто ты? - воскликнула Танфия.
      "В ловушке... так стремился достичь тебя...". Элир потянулся вперед, прикрыв глаза от натуги.
      - Почему? Скажи мне, прошу?
      "Ушли годы... ты не видишь..."
      Он еще пытался говорить, но образ его рассыпался, плыл. Мерцание, сдерживавшее элира, нарастало волнами, цепкое и злобное. Танфии казалось, что стоит ей дотянуться до элира, и тот спасен, тот сможет невозбранно вернуться в мир. Она протянула руку...
      И что-то схватило ее. Рвануло вперед. Рука ушла в воду по локоть, Танфия не могла удержаться на краю...
      С воплем она рванулась назад и вырвалась из объятий сна.
      Над ней стоял Руфрид.
      - Танфия? - выдохнул он. - Что с тобой? Ты так орала, что мы чуть ума не лишились.
      Лес был тих. Танфия лежала на голой земле в нескольких шагах от своей постели, у самого бережка. Святилище вновь стало таким, каким было засыпанным листвой и покрытым лишаями. Волшебный отблеск сменился волчьим хвостом зари.
      Девушка седа, сморщившись, когда в глазницах задрожала резкая боль. Рука ее стискивала что-то остро-угловатое. Нож! Она открыла ладонь -и увидела старый, потускнелый ножичек в истертых до дыр ножнах. Нити вышивки сгнили, проколотые дырочки забила грязь. Камень на рукояти стал мутной галькой. Танфию переполняли разочарование и горе.
      - О боги... - простонала она. - Ну и кошмар!
      - Что это у тебя?
      - Это? - Танфия стиснула нож в руке. - Э... старый нож, я его подобрала... наверное, на алтаре.
      - Покажи-ка, - попросил Руфрид.
      Он потянулся за ножом, но девушка отдернула руку.
      - Его надо почистить.
      Линден тоже сел, потирая лицо.
      - И я видел кошмар, - сообщил он.
      - О чем? - испугалась Танфия.
      Из всего сна ей более всего запомнилось отчаяние элира, его безнадежные попытки достучаться до нее.
      - Не знаю. Меня хватали какие-то жуткие белые тени... даже вспомнить противно.
      - Антаровы ядра! - ругнулся Руфрид. - Ну у вас и фантазия! Пошли, позавтракаем и будем собираться.
      В первый раз Танфия ощутила нечто вроде благодарности за его несгибаемую практичность. Ей требовался глоток низменного бытия, чтобы прийти в себя после потрясения, как глоток холодного кислого сока требовался, чтобы промыть пересохшее горло. Покуда Линден перебирал припасы, Танфия отошла за дерево облегчиться - и осмотреть нож. Старая, уродливая штуковина, клинок затупился и зазубрился. Ей захотелось вышвырнуть нож. Но вместо того она бережно завернула его в тряпицу и уложила во внутренний карман куртки.
      Потому что правый рукав ее рубахи мокро лип к коже.
      К вечеру они вышли на большую и многолюдную деревню под названием Фортринова Печатка, стоявшую на перекрестье трех дорог. Местные жители дружелюбно приветствовали путников, и видно было, что видеть чужаков им не впервой. В центре деревни стояла здоровенная корчма, называвшаяся "Золотой сокол". Встав посреди улицы, троица оглядела стены из песочного цвета кирпичей, широкие окна и растрепанную соломенную крышу.
      - Переночевать бы здесь, - заметила Танфия.
      - Что, жизнь на природе тебе уже надоела? - усмехнулся Руфрид.
      - Нет, - холодно ответила девушка. - Просто глупо спать под кустом, когда есть постоялый двор и деньги, чтобы за него заплатить. Но главное мы сможем перемолвиться словом с местными, разузнать о делишках Бейна. Линден?
      Тот осунулся от беспокойства и усталости, но глаза лихорадочно блестели из-под нечесаной челки.
      - Н-не знаю. Я бы двинулся дальше.
      Руфрид положил руку ему на плечо. "Единственное, что его может извинить, - подумала Танфия, - это любовь к брату".
      - Я тоже, но она в чем-то права. Ты совсем скис, Лин. - Линден мрачно глянул на него. - Мы тоже. После доброго ужина и крепкого сна завтра мы пойдем быстрее.
      Веселая девчонка отвела Огонька в конюшню, а Танфия и ее спутники прошли в корчму. В зале было чисто и уютно, с потолочных свисали яркие круглые лампы. Судя по обилию посетителей, корчму в деревне любили. В воздухе висел запах хмеля, жареной баранины, картошки и овощей. У Танфии потекли слюнки. Товарищам она бы в этом не призналась, но сейчас она была готова проспать неделю без продыху.
      Заказав у гостеприимной хозяйки еды и питья, путешественники устроились за длинным столом в надежде, что кто-то из деревенских к ним подсядет. По мере того, как Танфия расслаблялась, ей все ярче вспоминался утренний сон - мелькало перед глазами лицо элира, чуждое и пугающее. Отделаться от навязчивого видения она не могла, и порадовалась, когда после того, как путники вмиг проглотили ужин - к ним попросились присоединиться двое немолодых крестьян с кружками пива в руках.
      Подобно большинству жителей Фортриновой Печатки, оба были крепко скроены, курчавы, русоволосы и краснощеки. Один, назвавшийся Атедом, болтал без умолку, а в перерывах качал головой и цокал языком, будто не зная, куда катится этот мир. Его товарищ, седеющий Двиорн, почти все время молчал, философски кивая.
      После многочисленных любезностей касательно видов на урожай, на погоду, и достоинств "Золотого сокола" Атед поинтересовался:
      - А вы откуда будете?
      - 'С-под Хаверейна, - промычал Руфрид с набитым ртом.
      - Далеко. По делам никак? Да если не хотите - вы не отвечайте, мы, здешние, знаете, во всем Сеферете первые проныры.
      - Мы в Скальд направляемся, - объяснила Танфия, повторив вранье Руфрида. - Торгуем, э, каменными кумирчиками, дедовой работы.
      - А посмотреть бы неплохо, - намекнул Атед. - Сколько запросите?
      Танфия осеклась. Показывать им было, само собой, нечего.
      - Боюсь, все уже сговорено, - без запинки солгал Руфрид. - Особый заказ. Нам их даже разворачивать не положено, пока до места не добрались.
      Танфия облегченно вздохнула про себя. Только сейчас ей начало приходить в голову, чем может обернуться для них разоблачение. Сам царь их, конечно, поймет, но сболтни лишнее слово приставучему пьянице в корчме, а тот возьми, да окажись чиновником вроде Бейна...
      - В Скальд, значит? - Атед стряхнул пальцем с бороды клочок пивной пены. - Вы, это, поосторожнее там.
      - А что? - спросила Танфия.
      Их собеседник покачал головой.
      - Солдаты так и кишат. Рекрутов, понимаете, набирают. Говорят, царь какую-то стройку затеял в Парионе, но я не знаю...
      Засыпавший за столом Линден резко поднял голову.
      - Это вы о чем?
      Атед пожал плечами.
      - А может, то вранье. Может, война началась, а мы и не знаем. Слыхал, в Скальде-то дурно попахивать стало. Новых командиров прислали из самой Парионы, и не тех, что обычно. Подлые души, как что - так не пикни. Не наши, знаете, тутошние. Им же нас защищать положено, оборонять. Брат мой в скальдской дружине служил, говорит - таких парней да девок поискать было! А эти что - тьфу!
      - Может, царь решил, что наши разболтались, - рассудительно заметил Двиорн. - Трудно, знаешь, разбирая споры промеж крестьян, к войне готовиться.
      - А что, из-под Хаверейна тоже рекрутов набирали? - поинтересовался Атед.
      С трудом сглотнув, Танфия кивнула.
      - Царь справедлив. - Она постаралась, чтобы голос ее звучал невыразительно. - Ото всех помалу. Моя сестра вытянула короткую соломку. А у вас?
      - А у меня старшего сына забрали, и племянницу, и еще десятерых наших. - Атед мрачно уставился в глубину пивной кружки.
      - Мне... очень жаль. - Танфия была потрясена.
      - Странные слова, при том, что это "великая честь". - По тону Атеда совершенно ясно было, что он о такой чести думает. - Нам праздновать полагается. По пять рудов на семью отвалили. Возмещение, говорят. - Он сплюнул сквозь зубы. - Да на эти деньги лошадь не купишь. Хороши монеты, да работать не умеют.
      - А вы знаете, что причиталось вам пятнадцать? - тихонько поинтересовался Руфрид.
      - Что? - Атед вскинул голову.
      - Мне тут бумага одна попалась - не для моих глаз. Для чего бы Гарнелис не набирал рекрутов, он справедливо награждает их семьи. Да только деньги по пути пропадают. Голову даю - прикарманил их какой-нибудь чинуша. Знаете, их подмазывают, чтобы одних забирали, других - оставляли... Кто-то на исполнении государевой воли себе набивает кошель.
      Атед помотал головой.
      - Гарнелису это не понравится. Такого он уж точно не хотел. Намерения-то у него самые добрые, но... хотел бы я снова увидеть сына.
      Покуда шла беседа, вкруг стола собралась небольшая группа местных жителей. Пустые места на лавках заполнялись. Танфия физически ощущала их беспокойство и смятение. "Гарнелис не причинит нам зла... Мы, конечно, хотим ему помочь... но что творится?".
      Двиорн хлопнул по столу ладонью.
      - Говорят, эта стройка так велика, что для ее завершения потребна половина всех рабочих рук в царстве, и что грядет вторая волна наборов. Теперь забирать будут не каждого седьмого, а каждого третьего, потом каждого второго, а потом - всех, кто на ногах держится!
      - Не преувеличивай, - возразил Атед. - Это бы нас погубило.
      - Я не преувеличиваю. - Танфия уловила в глазах Двиорна блеск острого ума, и содрогнулась. Старик не пересказывал страшную байку; он предсказывал, руководствуясь холодным рассудком. - И да - это нас погубит.
      - Но Гарнелис не причинит вреда Авентурии, - осторожно заметила Танфия, следя за реакцией собравшихся. - Самодержец заключает с царством завет, который не может нарушить. Так было со времен царицы Гетиды. Как ты и сказал - это большая честь быть избранным для царской стройки.
      Двиорн цинично фыркнул.
      - Еще б им так не сказать! Не заявят же они: "Пошли, будешь, как осел, камни таскать". Им надо, чтобы избранники сами шли, а не отбивались с воем.
      Перед мысленным взором Танфии предстало душераздирающее зрелище уходившей Изомиры.
      - Не то, чтоб я имел что-то против доброго старого Гарнелиса, продолжал Двиорн. - Он-то добра желает, точно. Только эти богатеи в янтарных чертогах, им нашего житья не понять. Разорят они землю, и сами не поймут, что утворили, покуда со столов еда не пропадет, а с плеч - тканье!
      Смех разрядил напряжение. Покуда шумела толпа, Атед нагнулся вперед и стиснул руку Руфрида, поглядывая острым взглядом то на него, то на Танфию.
      - Друзья, раз уж вы в Скальд собрались, не окажете мне услугу? Я, само собой, верен царю Гарнелису, но когда твою кровь забирают - тут дело другое. Коли пройдете мимо Афтанского Рога, не передадите ли весточку в лагерь? Сына моего спросите, Беорвина, и передайте... передайте, что мы его не забываем, и коли сможет вернуться когда...
      - Что? - перебил его нахмурившийся Линден. - Какой лагерь на Афтанском Роге?
      - Сказали, всех рекрутов собирают там, покуда по всему Сеферету набор не пройдет. А потом всех вместе повезут в Париону...
      - Когда? Когда?
      - Уж не знаю, парень, - Атед от внезапной горячности собеседника несколько опешил. - Наших-то забрали дней пятнадцать тому обратно.
      - Думаете, они еще там?
      - Надеюсь.
      Линден уже стоял на ногах, обжигая взглядами то брата, то Танфию.
      - Если мы успеем добраться туда прежде, чем они уедут, мы...
      - Да! - Танфия, вскочив, протолкалась вокруг стола и оттащила Линдена в сторонку. Сердце ее колотилось. - Тихо ты! Сядь! Всем-то не говори!
      - Прости. Но нам надо идти!
      - Сядь! - твердо приказала девушка. - Я пойду расплачусь. Потом уйдем - тихо. Не надо, чтобы все знали, куда мы путь держим... мало ли что.
      У стойки Танфия заплатила за ужин, наполнила фляги и извинилась, что на ночь остаться они все же не смогут. Надежды на сладкий сон в мягкой постели и горячий завтрак развеялись, но Линден был прав.
      - Руфе! - прошипела она.
      - Зар-раза.- Руфрид с явным неудовольствием встал. - Ладно, иду.
      - И не смотри на меня так. Вдруг нам не хватает всего пары часов, чтобы нагнать ее! Далеко еще идти?
      - По карте надо глянуть. Миль сто, кажется.
      - Это три дня! - воскликнул Линден.
      - Если поднажмем - два.
      Все пожитки оставались при них - путники решили поужинать прежде, чем занимать комнаты.
      - Эй! - крикнул им вслед Атед, когда они выходили, - его зовут Беорвин! Не забудьте!
      - Сделаем, что сможем! - ответил Руфрид.
      Огонька вывели из конюшни, взнуздали, оседлали, навьючили на спину мешки. Когда они вышли на улицу, было темно. Лил дождь, ветер нахлестывал деревню, засыпая путников палой листвой и отнимая дыхание. Идти им предстояло на одном упорстве.
      Руфрид приостановился под фонарем у ворот "Золотого сокола", чтобы глянуть на карту, поругиваясь, когда порывы ветра рвали из рук хрусткий холст.
      - Ага, - проронил он наконец. - Все просто. Пока не сворачиваем с дороги - мы идем куда надо. Тан, вытряси из моего мешка фонарь, запалим здесь,
      Запахнув от ветра плащи, трое двинулись в путь. Вскоре позади остались последние дома, под ноги легла узкая разъезженная тропа. Кружок света от фонаря плясал под ударами бури.
      Несколько часов спустя спящей на ходу Танфии уже казалось, что весь мир сжался до шарика, наполненного ветвями и мокрым дерном. Ее переполняли усталость, боль и отчаяние.
      Все муки были бы оправданы, если они вернут Имми... только вот как? Бейн забирал ее с такой холодной, почти глумливой непреклонностью, что едва ли вернет по одной просьбе.
      - Что он имел в виду - вторая волна? - задумчиво поинтересовался Линден. - Они же не заберут всю Излучинку, нет?
      - Не в том дело, - ответила Танфия. - Это не только излучинское горе.
      - Не понимаю, что творит старик Гарнелис, - заметил Руфрид. - Все говорят, что он добр, мудр, и не ошибается. И до сих пор все так и было. Жили мы безбедно, никто нас не трогал. Все были счастливы.
      - Потому что наш отец со всеми трудностями разбирался, - уточнил Линден.
      - И моя бабка, - добавила Танфия.
      - Да что у нас за трудности?! - воскликнул Руфрид. - То ссора, то дра'аки налетят - мелочи это. Вы вспомните, как жилось до битвы на Серебряных равнинах, и поймете - мы к раю земному привыкли. Боги, такое ведь говорят о жизни под бхадрадоменами...
      - Не надо! - крикнула Танфия.
      - Что?
      - Не произноси это слово. Особенно - ночью.
      - Суеверия, Тан, - скупо усмехнулся Руфрид. - Нельзя стать начитанной горожанкой, пока ты остаешься суеверной пейзанкой.
      - Плевать. Только молчи!
      Несколько минут они брели в молчании.
      - Не могу я болеть за всю Авентурию, - проговорил, наконец, Линден. Мне бы Имми найти, и вернуть домой.
      Снова и снова на Линдена накатывало ощущение, что за путниками следят. По спине бежали мурашки. По краю поля зрения проскальзывали серые тени, мнились за спиной шепотки и мягкие шаги. Но стоило остановиться, прислушаться, и лесная мгла вновь была тиха и недвижна.
      Они шли ночь, день, и еще ночь, останавливаясь, только чтобы перекусить и ухватить пару часов сна. Огонек терпеливо брел за ними, порой спотыкаясь от усталости. Он уже начал худеть, и Линден очень за него беспокоился. Ведя коня под уздцы, он поглаживал Огоньку уши и нашептывал: "Ты прости, малыш. Знаю, устал. Ты только дойди, уже недолго".
      К следующему рассвету у путников уже подкашивались ноги. Они брели, как заведенные, опасаясь остановиться даже на минуту, потому что исстрадавшиеся тела уже не двинулись бы снова. Танфия и Руфрид настолько устали, что прекратили препираться, за что Линден был искренне благодарен судьбе. Он любил своих спутников, но порой ему очень хотелось треснуть обоих по голове.
      Впереди завиднелся золотой луч. Лес расступился, и тропа вывела путников к изумительной красоты холму. Зрелище было столь прекрасным, что путешественники невольно остановились полюбоваться. Осенний рассвет красил червонным золотом зеленый склон, такой гладкий, будто кусок равнины вырезали и поставили наскось. Склон поднимался слева направо, к вершине, гордо возвышающейся над крутым восточным обрывом.
      - Ну вот, - облегченно выдохнул Руфрид. - Это Афтанский Рог.
      Взгляд Линдена скользнул по колышущемуся зеленому склону к вершине, но не нашел ничего, напоминающего лагерь. Правый склон, лишенный даже травы, ступеньками ниспадал в глубокую долину; дорога, которой шли путники, продолжалась одной из этих ступенек. Внизу виднелась петлистая река и отблескивали крыши мрачно-величественных домов сизого камня, крытых темно-сапфировым сланцем. Дома рядами строились вдоль берегов, полускрытые деревьями и голубой дымкой.
      - Это, должно быть, Скальд! - воскликнула Танфия. - Первый город, какой я вижу. Эх, было бы время пойти посмотреть...
      - Нету времени! - нетерпеливо перебил ее Линден. - Следов лагеря не видишь?
      - Места много, - заметил Руфрид, глядя на Рог. - Он может быть где угодно.
      - Тогда спросим кого-нибудь.
      Они перекусили черствым хлебом, козьим сыром и овсяным печеньем, и вновь двинулись в путь. Вскоре тропа раздвоилась: правая вилась по обрывистому склону, левая уходила по пологому. Выглядела она новой, но исхоженной, колеса и подковы отщипывали от скалы щебень. Сейчас обе дороги были пусты.
      - К вершине? - спросил Руфрид.
      Линден кивнул. Сердце подсказывало ему, что этот путь верен. Перед глазами вставала картина - бейновы конники рысят по дороге, и перед одним из солдат в седле горбится усталая и несчастная Имми, - и в груди вспыхивал гнев.
      Склон оказался круче, чем виделся издали. Путники проходили или лугов, где паслись овцы и козы, мимо маленьких рощиц. Трава блестела росою. Линден понимал, что башмаки и штаны его давно промокли, но уже не чувствовал неудобства, и не видел окружающих красот.
      По мере подъема им открывался вид на запад. Скальд скрывался за холмом, и отсюда видны были лишь стекающие со склона изумрудные луга, раскинувшиеся не на одну милю, а к западу, милях в двух-трех, раскинулся до самого горизонта густой и мрачный лес.
      К седловине они поднялись за час. Вершина оказалась плоской и обширной. По левую руку когда-то рос сосняк, но теперь от него остались только пугающе голые пни. Потом Линден увидел ограду - стену из грубо обтесанных бревен высотой самое малое в полтора человеческих роста, и увенчанную чем-то блестящим.
      Сердце юноши заколотилось.
      - Дошли, - прошептал он сухими губами.
      - Стой! - Руфрид ухватил его за плечо. - Оградка, смотри, какая. Похоже, кто-то не хочет, чтобы через нее лазили.
      Внезапно Линден увидал, что блестит по верхнему краю забора. Это были осколки стекла.
      - Антаровы ядра... - выдавил он.
      - Солдатский лагерь - это солдаты, - продолжал Руфрид. - Солдаты носят мечи, копья и луки. Бейн и его команда не церемонились, когда набирали рекрутов. Этак нас всех убить могут.
      - Обязательно мне все разжевывать, как придурку? - огрызнулся Линден.
      - Никто не разжевывает, - обиделась Танфия. - Но надо быть осторожными.
      - Ну, отбивать ее силой было бы неумно, нет? - бросил Линден. Придется торговаться. Скажем, что у нее мать заболела, или еще что. В конце концов, обменяем.
      Руфрид вздохнул. Под глазами его висели мешки, и весь он был обмякший, грязный, растрепанный.
      - На что? На безногого пони?
      - Пусть они лучше меня возьмут, чем ее. На меня!
      - Это - через мой труп: - мрачно пообещал Руфрид. - Ладно, сейчас узнаем, чего стоил этот дурацкий поход.
      - Так и будем стоять столбами, или посмотрим поближе? - спросила Танфия.
      От волнения забыв об усталости, путники подошли к ограде и принялись заглядывать во все щели. Внутри виднелись угловатые черные тени на траве. Шатры.
      Ни движения, ни звука, кроме птичьего щебета и далекого блеяния овец. Осталось лишь несколько палаток, вяло хлопающих промасленными пологами, но на траве остались бурые круги там, где стояли остальные. Разочарование и горе захлестнули Линдена.
      - Нет! - выдохнул юноша, опускаясь на колени. - Тут никого нет! Они уехали! Они забрали ее!
      Танфия потянула его за руку.
      - Ну же, Лин! Не сдавайся! Мы знали, что это выстрел вслепую. Если мы выясним, куда они направились, то еще сумеем догнать их!
      Глаза Линдена жгло, в голове стучало. Юноша тяжело поднялся и потянул за собой упирающегося Огонька, который уже пристроился попастись. Путники двинулись вдоль ограды - сотня шагов до угла, завернули и на полпути до следующего угла наткнулись на ворота.
      Отсюда голая земля на месте лагеря видна была совершенно отчетливо. Путники застыли в воротах. Танфия отвернулась; Линден понял, что она плачет, и не хочет показывать товарищам своих слез. Юноше и самому хотелось рыдать в голос.
      - Э-эй!
      Оклик застиг их врасплох. Из домика сразу за воротами вышел человек крепкий, мускулистый мужчина средних лет, одетый, как решил Линден, в самую простую солдатскую форму: темно-зеленые штаны, светло-бурая льняная рубаха и зеленый мундир с вышитыми на плече золотыми деревом и годовым колесом.
      - Утречко доброе, - приветствовал их солдат, подходя. Оружия при нем не было, да и на вид он был незлым. - Чегой-то ищем?
      - Мы идем в Скальд, - тут же вступила Танфия, - и по пути встретили человека, который просил передать весточку сыну сюда, в лагерь.
      - Э-э, так вы опоздали. Уехали все.
      - Это мы видим. А когда... - Голос девушки дрогнул, и она прокашлялась. - Когда они уехали?
      - Пять дней тому обратно.
      - Пять дней! - воскликнул Линден, не успевший сдержать себя.
      - И.. в Париону, значит, уехали?
      Солдат фыркнул.
      - Коли повезло. Иль в Париону, иль на рудники.
      Слово ударило Линдена под ложечку.
      - Какие рудники?
      - Слушайте-ка. - Солдат подошел поближе. - Вы тут не первые. Все родня приходит, кто повидать своих, кто домой забрать. Вы уж не взыщите, но таков царский указ, таков закон, и тут ничего уж не поделаешь. Дам вам по дружбе совет: для начала, регистат таких вещей не любит, а я его с минуты на минуту жду - лагерь придет осматривать. А во-вторых, со дня на день мы ждем новой волны набора, так что если не хотите попасться, я бы на вашем месте уносил отсюда ноги.
      Линден смотрел на него совершенно безумными глазами. Танфия тянула его за рукав.
      - Пошли. Послушаем его. Отдохнем и решим, как быть дальше.
      Убитый горем, Линден побрел за ней вдоль ограды.
      - Пять дней? - прошептал он. - Я не понимаю. Как они могли нас так обогнать?
      - Легко, - ответил Руфрид. - Они-то все конные. Мы ползли улитками, да вдобавок проходили две мили на их одну, потому что не знали дороги. Если рекрутов из каждого местечка Бейн прямо отсылал на Афтанский Рог, они были готовы ехать, как только привезли Изомиру. Излучинка в его списке стояла последней. Имми не провела здесь и дня.
      Линден промолчал. У него не осталось сил даже плакать
      Когда они дошли до угла ограды, из неглубокой лощины показались всадники - четыре человека на гордых гнедых конях, трое в кавалерийских мундирах, и четвертый - в простом, ладного покроя синем камзоле. Линден узнал его. Это был Бейн.
      Чиновник придержал коня. Его пухлое лицо пошло морщинками, оценивающий взгляд отвердел.
      - Что за притча? Я тебя знаю. Я вас оч-чень хорошо запомнил.
      - Проклятье: - прошептала Танфия.
      Бейн подъехал к Линдену и наклонился в седле.
      - Что-то ты не так хорош, как мне помнится. Ничего, отмоешься. Собирался присоединиться к своей подружечке? Если бы царь повысил квоты раньше, я бы мог принять добровольцев. Есть у меня для вас хорошая новость - теперь я могу вас всех записать, коли охота припала. А есть и плохая при том, что окажешься ты, куда пошлют, едва ли ты увидишь ее снова.
      Бейн неслышно, глумливо расхохотался. Линден оставался неподвижен. Потом чиновник выпрямился и махнул своим людям.
      - Взять их!
      И тогда Линден сорвался. Усталость, унижение и разочарование слились в потоке гнева, и сознание юноши помрачила черная пелена.
      - Ты ублюдок! Ты забытый Богиней ублюдок!
      Танфия с ужасом слышала, как срываются с уст Линдена гневные слова. Оскорбление считалось одним из самых страшных, оно подразумевало того, кто отрекся от Богини, лишившись тем самым матери. Лицо Бейна потемнело от гнева, но прежде, чем регистат шевельнулся, Линден рванул его за лодыжку с такой силой, что вырвал чиновника из седла.
      У Танфии перехватило дыхание. Руфрид с криком "Бежим!" подтолкнул ее на спину Огонька. Бейн нелепо болтался между землей и лошадиным брюхом, застряв одной ногой в стремени и цепляясь за гриву, покуда один из спутников не помог ему вернуться в седло. Это дало беглецам лишних пару мгновений. Танфия одновременно давала Огоньку шенкелей и пыталась затащить в седло Линдена.
      Тот, слава богам, не сопротивлялся. Потрясение едва не лишило его рассудка, но он изо всех сил цеплялся за Танфию, покуда Огонек галопом мчался вдоль ограды, а потом через луг, вниз по склону. Руфрид бежал у стремени, отругиваясь между судорожными вдохами.
      - Спасибо... Линден... придурок ты клятый...
      - Он не виноват! - воскликнула Танфия.
      Конники устремились следом. Ясно было, что они могут за минуту догнать беглецов, но покуда они скакали неторопливым галопом, лишь бы только не отстать.
      - Для них это игра, - выдавила Танфия. - Пытаются нас измотать.
      - Они загонят бедного Огонька, - в отчаянии воскликнул Линден. - Все без толку!
      - Ну нет! - рявкнул Руфрид. - Туда!
      Они понеслись в сторону леса.
      Огонек старался изо всех сил, но, утомленный, он не мог состязаться с кавалерийскими конями. У Танфии от ужаса пересохло в горле и сосало под ложечкой. Линден цеплялся за ее пояс мертвой хваткой. Позади стучали копыта, все ближе и ближе.
      - Бесполезно, - процедил Руфрид. - Вы бегите.
      В нескольких шагах от опушки он остановился. Обернувшись, Танфия увидела, как Руфрид накладывает стрелу на тетиву. Стрела описала в воздухе плавную дугу и с глухим чмоканьем ушла в грудь регистата.
      Бейн хрюкнул, согнулся пополам и выпал из седла.
      - Боги, он его убил! - выдохнула Танфия.
      - Вперед! - гаркнул Руфрид, бросаясь вслед Огоньку.
      Преследователи остановились. Смутная надежда Танфии украсть лошадь Бейна развеялась, когда один из кавалеристов подхватил коня под уздцы, в то время как другой склонились к упавшему. Оставшийся схватился за самострел.
      Мимо просвистела пара дротов, а потом Огонек скрылся среди деревьев, чуть не скатился по крутому склону овражка, перепрыгнул ручей и едва не упал, запутавшись в густом подлеске. Только здесь он перешел на шаг и опустил голову. Бока его ходили как кузнечные меха. Руки Танфии намокли от конского пота.
      - Слезаем, - скомандовал Линден. - С него хватит. Бедняга...
      Оба спешились. Коня повел Линден. К ним присоединился выломившийся из подлеска Руфрид. Вокруг теснились кривые стволы невысоких деревьев.
      - Погони не будет, - проговорил Руфрид, пытаясь восстановить дыхание.
      - Ты уверен?
      Нагнув голову и присмотревшись, Танфия могла разглядеть преследователей, стоявших, как прежде, в нескольких шагах от опушки. Те мрачно взирали на лес, покачивая головами. Тело Бейна перекинули через круп его коня. Прошло несколько минут, и солдаты двинулись прочь.
      Танфия обнаружила, что ее трясет, и укусила себя за руку, чтобы не разрыдаться от ужаса. Миг слабости прошел, и она смогла вздохнуть.
      - Лин? - спросила она дрожащим голосом. - Ты как, в порядке?
      - Нет, не в порядке, язви меня в душу! - Линден буравил взглядом землю. - Жаль, не я его подстрелил!
      - Пошли, - позвал Руфрид. - Надо углубиться в лес, чтобы нас уж точно не нашли.
      - Почему они не пошли за нами? Я была уверена, что уж двое-то погонятся.
      Путники медленно брели, пробираясь меж тесно растущих стволов, сквозь многолетние завалы палой листвы. Руфрид мрачно покосился на девушку.
      - Ты не поняла, куда нас занесло?
      - В какой-то дурацкий лес.
      - Это лес Ардакрии. Вот почему они не полезли за нами.
      Танфия похолодела. Даже увиденное на карте название вселяло в нее страх. Никто не заходил в лес Ардакрии; пуща эта пугала неосторожных, в ней селились безымянные твари, о которых даже самые жуткие из элирских сказаний говорили обиняками, дабы не призвать ненароком. Во всяком случае, так слышала девушка.
      - Очень смешно!
      -Я не шучу. Только не надо суеверных страхов, Тан. Эти байки нас защитят. А защита нам пригодится.
      - Теперь, когда мы убили человека?
      - Мы? - каким-то странным тоном переспросил Руфрид. - Это сделал я.
      - Коли поймают, винить будут без разбору.
      - Тогда не будем ловиться, - резко заключил Руфрид. - Надеюсь, они тоже верят, что этот лес кишит упырями и чудовищами.
      - А если они правы? - воскликнула девушка.
      - Ничего тут нет страшного. Это все просто сказки.
      - Ничего ты не понимаешь, - сквозь зубы процедила Танфия. - "Просто сказок" не бывает.
      Несмотря на все страхи, в лесу не было ничего пугающего. Жаркое солнце пробивалось сквозь начинающую золотиться листву. Сверхъестественный ужас начал понемногу забываться. Может, Руфрид был прав, и только накопившиеся за века байки сотворили чудовищ там, где их отродясь не было. Быть суеверной просто глупо; в конце концов, это она всегда утешала трусишку Имми. А лес казался таким теплым и уютным! Разве что толстый слой палой листвы и тесно сбившиеся стволы делали его слишком уж душным, жарким, обволакивающим.
      - За нами кто-то следит, - проговорил Линден, вырвав девушку из раздумий, грозивших перейти в дрему. Они шли уже третий час.
      - Что? - вскрикнула Танфия.
      Путники остановились, вглядываясь в чащу. Тишину нарушал только шорох облетающих листьев. Даже птицы молчали.
      - Нич-чего тут нет, - выдохнул, наконец, Руфрид. Голос его прозвучал неестественно громко.
      - Хватит, - решила Танфия. - Привал. Лин, тебе уже от усталости мерещится всякое.
      - Я не хочу останавливаться, - безучастно проговорил Линден. Казалось, отчаяние опьяняет его.
      - Братец, у тебя выбора нет, - подбодрил его Руфрид. - Если бы за нами шли, то уже догнали бы. Так что покуда мы в безопасности. Как только набредем на поляну, падаем и засыпаем на месте.
      Вскоре они нашли стиснутую деревьями голую низинку. Там и решили устроить привал. Танфия так устала, что готова была задремать не то, что в заколдованном лесу, а и на бейновом пороге. Листвы в лощину нанесло немного, под ней была голая земля - темная, мягкая, торфянистая. Огоньку нашли поросший травой скат. Сами путники перекусили хлебом, запивая его сидром, потом закутались в плащи и устроились спать.
      Танфия еще несколько минут лежала с закрытыми глазами. Перед ее взглядом вновь вставали картины пройденного пути. Вновь и вновь падал из седла Бейн, и девушка еще успела подумать "Мы убили его, теперь мы убийцы, они придут за нами...", прежде чем благословенное забытье поглотило ее.
      Бороться она начала еще во сне. Ей снился жуткий кошмар - она не могла вздохнуть. Ужас выталкивал ее из сна, но чем больше она пробуждалась, тем ей становилось страшнее. Злые зубки покусывали ее за темя, голова и плечи лишались опоры и проседали. Что-то тянуло ее за волосы, волокло вниз, в могилу, комки земли скатывались на щеки...
      В панике Танфия попыталась вскочить, но волосы ее застряли намертво, и она едва не выдернула их с корнями. Вокруг было темно, и по коже бегали сотни крохотных коготков. В земле вокруг ее тела что-то торопливо шебуршилось.
      Девушка попыталась вскрикнуть, но торф набивался в рот. Земля смыкалась над лицом, а тело уходило все глубже. Она задыхалась. Она тонула в земле.
      Глава шестая. Янтарь и мгла
      Изомира стояла на длинной платформе, закутавшись поплотнее в плащ и дрожа скорее от волнения, нежели от холода. Несмотря на окружавшую ее толпу, она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Висевшая на столбе лампа покачивалась на ветерке, освещая только макушки и оставляя в тени лица.
      Позади находился мрачный амбар, где ожидающим давали еду и горячий травяной отвар с медом. Впереди была длинная крытая повозка, запряженная двумя тяжеловозами. Восемь ее колес опирались на рельсы, уходящие в темноту двумя серебряными ленточками.
      До этого дня Изомира никогда не видела подобного экипажа. Длиной он был шагов пятнадцать, по обеим сторонам в деревянных стенках были прорезаны окошки, закрытые ставенками - никаких стекол. Тяжеловозы были рослые, караковой масти, большеухие, толстошеие и крепконогие. Они нетерпеливо били копытами в утоптанную землю между рельсов. Кучер сидел на пристроенном спереди облучке, закутавшись в меха и придерживая поводья в ожидании команды.
      В нескольких шагах за повозкой стояла еще одна, а дальше - третья. Изомира уже пронаблюдала, как укатываются в ночь три подобных экипажа. Сейчас пришла ее очередь.
      - Хитро удумано, - произнес голос над ее плечом.
      Оглянувшись, Имми увидела здоровенного, медведеподобного парня. Таких, как она, из него можно был двух накроить, а отблеск в его сонных глазках под густой и курчавой черной шевелюрой ее напугал. Она бы и хотела отделаться от нежданного собеседника, да не знала, как.
      - Что?
      - Повозку на рельсы поставить. Лошадям, глядишь, и тащить легче.
      - О...
      "Мне все равно, - подумала она, отстраняясь. - Я домой хочу".
      - Следующие! - гаркнул стражник. - Не торопитесь. Места всем хватит. Отхожее в заднем конце. Завтракать будете в Маннанете.
      Изомира вместе с другими рекрутами ждала, покуда не выкликнут ее имя, прежде чем вскарабкаться по крутой лесенке в фургон. Внутри рассаживаться пришлось на двух скамьях, друг напротив друга, так что колени сидящих едва не соприкасались. К своему расстройству Имми обнаружила, что человек-медведь расселся напротив нее. Большая часть рекрутов, как и она сама, была совсем юна и очень расстроена. Четверо стражников - женщина и трое мужчин - вошли последними, заняв места у печурки в дальнем конце. Сейчас огонь не горел, но Имми уже начала задумываться, а много ли будет от печки толку, когда похолодает.
      Старший стражник, мужчина лет пятидесяти, не слишком страшный и нимало не озабоченный своими подопечными - со стуком задвинул засов и крикнул кучеру, что можно отправляться. Вагон качнулся, трогаясь с места, подвешенные под потолком лампы закачались, и вместе с ними заметались по стенам тени. Изомира вцепилась в скамью. От страха у нее закружилась голова. Скрипя и содрогаясь, повозка двинулась в ночь.
      Вскоре мельтешение теней унялось. Тяжеловозы двигались мерной рысью, а вагон катился намного ровнее, чем обычные экипажи, но от потряхиваний и качки у Имми вскоре заныли кости.
      Трудно было избежать взглядов сидящего напротив парня. Изомира пыталась глядеть в стену, в потолок, в пол, но всякий раз, как ее взгляд падал на медведеподобного, она замечала, что он не сводит с нее глаз. Она вздрогнула, чувствуя себя ужасно неловко. Попробовала закрыть глаза, но сон не шел, и только перестук колес становился слышней и страшней.
      - Ничего себе! - проговорил светловолосый юноша, сидевший рядом с "медведем". - Никогда такого не видел.
      - Должно быть, царь очень мудр, раз придумал такую повозку, - заметила темноволосая соседка Изомиры. - Но я б лучше сидела дома, рядом с любимым. - При разговоре она вертела в пальцах изящный медальончик из белого опала.
      - А я - нет. Хочу посмотреть Париону. Меня зовут Лат.
      - А меня - Серения.
      Молодежь вокруг Изомиры принялась переговариваться, знакомиться, рассказывать, кто откуда родом. Пытались разговорить и ее, но девушка не могла заставить себя присоединиться. Слишком давили тоска и отчаяние. И все же журчание голосов успокаивало. Кто-то завел старую песню, остальные подхватили; звучали вперемешку знакомые мелодии, и еще не слышанные. Песня убаюкала Имми, и та провалилась в полудрему, воскрешавшую перед глазами картины прошлого.
      Все, что случилось после Излучинки, смазалось в памяти. Это случилось так быстро, так неумолимо, словно она стала паутинкой, лишенной веса и воли. Ее усадили в седло впереди одной из всадниц, сунули в руки узелок с вещами, не дали даже попрощаться с Линденом... даже не дали понять, насколько навсегда они расстаются. Она оцепенела тогда, не веря, что такое возможно. В ее сне уводили Линдена, а не ее саму.
      Когда они покидали деревню, случилось что-то жуткое. Излучинцы бежали за ней, часть всадников повернулась встретить их. Потом слышались крики, и ужасный гам боя... а потом небо потемнело, и Изомира ощутила чужое, страшное присутствие, но конница по приказу Бейна быстро увезла ее подальше от тех мест.
      С того дня ее преследовали кошмары. На расспросы ее никто не отвечал. Даже больше, чем расставание с семьей, ее тревожила судьба родных после того дня... если не их жизнь.
      К тому времени, когда отряд достиг Хаверейна, Изомира осознала весь ужас ее положения. Сама она устала и натерла бедра седлом, но привычные к разъездам царские вестники останавливались лишь ради кратких привалов. Они не были к ней жестоки - всего лишь безразличны - но ее пугали уже одни их грубые манеры и тот простой факт, что они были чужаками.
      Поначалу Изомира пребывала под ложным впечатлением, будто в ней есть нечто особенное, из-за чего ее избрали по царскому указу. Но когда они достигли города, там поджидали другие солдаты и кучка юношей и девушек из Хаверейна и окрестностей, набранных в рекруты, как и она сама. Тогда Имми поняла - она не особенная. Она лишь одна овца в пастве. Знание это одновременно успокаивало и пугало.
      Всю жизнь о ней заботилась семья. Ни от кого - кроме Руфрида - она не слышала недоброго слова. Пусть она казалась родным чужой - слишком светлая, слишком открытая для темных сторон бытия - но они понимали и всегда защищали ее.
      Сейчас ее никто не защищал. Ее даже не знал никто.
      В Хаверейне рекрутов погрузили на телеги и отправили в Скальд по дороге, узкой и засыпанной кремневым боем. На ухабах телегу так трясло, что Изомире казалось, будто она рассыпается на кусочки. Кто-то из ее спутников радовался, кто-то плакал, сама же девушка замкнулась, не проронив ни слова, ни слезы. Ей казалось, что этот путь никогда не кончится.
      Каждую ночь они делали привал и валились спать в разбитых у дороги палатках, но этих коротких часов никогда не хватало, чтобы отойти с дороги. Усталость глодала Изомиру изнутри. Еда была съедобная, но ее не хватало даже для Имми с ее птичьим аппетитом. В первый же вечер главный над солдатами строго предупредил всех, что попытка к бегству строго карается.
      - Почему нас взяли в плен? - крикнул какой-то юноша. - Мы ничего дурного не сделали!
      - Вы не пленники! - рявкнул воевода. - Вы государевы слуги, а это значит - закон и к вам относится, деревенщина вы этакая! Теперь вам жить по-новому, вот и привыкайте.
      Изомира лежала на холодной земле, не смыкая глаз, и взгляд ее упирался в дальние холмы, и она думала "Вот если я встану, и пойду, и пойду, я через пару дней буду дома..." Заполночь тот юноша, что задал вопрос, попытался сбежать. Охрана поймала его и избила. Утром он вышел в кандалах, покрытый синяками и ссадинами. Это послужило уроком остальным. Но по большей части это был мирный и верный царю народ; не в их природе было противиться или спрашивать слишком о многом. Внезапно Имми пришло в голову, что солдаты-горожане это тоже знают... и презирают своих подопечных за это.
      До Афтанского Рога они добрались за шесть дней. Размеры лагеря Изомиру поразили - по склону раскинулся целый палаточный городок, вместивший сотни юношей и девушек. Толпа пугала ее. К такому множеству людей она не могла привыкнуть, но выхода не было - лагерь окружала непреодолимая ограда.
      Здесь всех официально записывали на службу царю. Старую одежду отняли, взамен выдали форменную - кожаные башмаки, свободные штаны и рубахи из грубой холстины тусклого буро-зеленого цвета, кожаные куртки и зеленые плащи, а еще - мешки для провизии и личных вещей. Изомира и хаверейнцы провели в лагере всего одну ночь; на заре они снова отправились в путь, уже под присмотром других воевод. Она была только рада, что хитроглазый, зловещий Бейн остался позади, и все же он был последней ниточкой к Излучинке. Теперь она уезжала все дальше в неведомое, и с каждым шагом надежда вернуться домой слабела.
      К вечеру рекруты добрались до базы у подножия холмов, на которых стоял Скальд. Вот здесь и начинались серебристые рельсы, и здесь охрана начала загонять рекрутов, по сорок за раз, в конные повозки.
      - Не грусти, - донесся до нее голос.
      Изомира открыла глаза. Великан напротив нее нагнулся вперед; боясь, что он до нее дотронется, девушка вжалась в стенку вагона.
      - Ты прости...- проговорил он. - Но у тебя такой одинокий вид. Я только...
      - Оставь меня в покое, - попросила она, закутываясь в плащ поплотнее.
      - Да ты не бойся! Я Беорвин, сын Атеда. А тебя как звать?
      Имми не ответила, умоляя Брейиду и Антара, чтобы этот тип провалился пропадом, но он не исчез, и даже не отвел от нее пристального взгляда.
      - Так как тебя звать-то? - переспросил он.
      - Изомира, дочь Эйнии. Прошу, я хочу подремать.
      "Медведь" будто не слышал.
      - Я с Фортриновой Печатки. А ты откуда?
      - Из Излучинки.
      - А это где?
      Изомира повернулась боком, пытаясь найти место, куда бы прислонить голову. Места не находилось. Спинка у скамьи была жесткая, а девушку рядом мотало, как флюгер.
      - Так где это?
      Наконец он сдался. Вопросов, к ее облегчению, больше не последовало. Но всю бесконечную ночь она не могла уснуть, и шея ее отваливалась от боли.
      Каждые пару часов повозка останавливалась, чтобы рекруты могли размять ноги, отдохнуть и перекусить. Раз-два в день они останавливались на перекладной, где меняли коней и кучеров, чистили отхожее место, загружали запас воды и провианта. Это были единственные часы, приносившие облегчение - когда можно было пройтись по траве, или, закутавшись в плащи, подремать пару часов. Их повозка и следующая шли цугом, но по временам впереди можно было заметить предыдущую, и среди рекрутов стало игрой делать шуточные ставки на то, когда она покажется снова. Настроение у всех было неплохое, и волей-неволей молодежь сдружилась. Изомира рада была бы присоединиться, но все ее мысли были только о Линдене. И еще больше - о Танфии.
      На пятый день пути повозка остановилась на краю широкого луга, по другую сторону которого протекала речка; вокруг стояли холмы, и вдалеке уже виднелись горы. На карту Авентурии Имми не глядела со школьных лет, и имела лишь самое смутное понятие, где находится Париона, и далеко ли.
      Сидя на бережку и пощипывая горбушку, она размышляла о городе. Может, там будет красиво? Может, ей там понравится, и когда закончится ее служба, она сможет послать за Танфией...
      - Хочешь мой сыр?
      Над ней возвышался ее нежеланный спутник, стискивая в ладони жирный белый кус.
      - Что?
      - Я на тебя смотрю - ты же ничего не ешь. Бери мой.
      - Нет... нет, спасибо. Я сыта.
      Имми торопливо встала и двинулась к повозке, где уже собирались остальные.
      - Почему ты не разговариваешь со мной? - спросил Беорвин, следуя за ней.
      - Оставь меня! - вскрикнула Изомира, и парень отстал, недоуменно глядя на нее.
      Имми едва не разрыдалась, но сдержала слезы и постаралась сесть поближе к четверым солдатам. Когда повозка тронулась, кто-то из рекрутов в очередной раз завел разговор о Парионе - и как она прекрасна, и как величава Янтарная Цитадель, и как интересно будет их путешествие. Пересказывались немыслимые байки, в которые не верила даже Изомира, и велись бесконечные споры о природе той стройки, ради которой их собрали.
      И вот тут Имми заметила, что стражники ехидно посмеиваются.
      - Париона? - бросил один. - Ну, им и повезет!
      Слова эти вывели Изомиру из оцепенения.
      - О чем это вы? - спросила она, подняв голову.
      Стражники прекратили хихикать.
      - Да кто вам сказал, что все вы едете в Париону? - спросил один, загорелый и симпатичный, с каштановой, как у Линдена, шевелюрой и голубыми-голубыми глазами.
      - Т-тот человек, что собирал нас. Регистат Бейн.
      - Ага. И он так-таки ни словечка не приврал?
      Имми почувствовала, как горят ее щеки. Она готова была скорее умереть, чем продолжать путь в душном, тесном вагоне, вдыхая запах немытых тел.
      - И куда же нас тогда везут?
      - Ну, это не нам говорить. Но вы будете окружены богатствами. Вас осыплет самоцветами!
      И все четверо расхохотались. Изомира пониже натянула капюшон, закрыла лицо руками и попыталась заснуть.
      Вечером, когда повозка остановилась на перекладной, Имми постаралась отдалиться от толпы. На холмике близ длинной деревянной платформы и кучки домов и конюшен Имми приметила рощицу и, едва выхлебав свою долю супа, побрела туда. Ей хотелось побыть одной. Вечер был прохладный и ясный. Из-за окоема проглядывала почти полная Лиственная луна. Все было почти как дома.
      Несколько минут ей удалось погулять в покое. Затем она услышала чьи-то шаги и рядом появился синеглазый стражник.
      - Бежать не надумала, нет?
      - Нет. Нет, конечно.
      - Далеко не убежишь - волки найдут, или дра'аки.
      - Просто хотела подышать. Этот здоровый бородач меня в покое не оставляет.
      - Беорвин-то? По мне, он просто дурачок. - Имми не сбавляла шага, и стражник пристроился рядом. - Слушай, ты извини, что я тебя расстроил. Мы просто придуривались. Надоели нам эти переезды до тошноты
      - Мне тоже. - Изомира сглотнула. - Я бы хотела оказаться дома.
      - Знаю. Я, честно сказать, тоже. Будь у меня деньги, откупился бы и сидел бы дома с женой. Я Дженорн, а ты Изомира, да?
      - Мог бы запомнить - столько раз помечая мое имя в этих списках. Дженорн... а куда нас везут, правда?
      - Не знаю точно... но, думаю, в Нафенет.
      - А где это?
      - Там добывают камень. Не так шикарно, как в Парионе, вот и все.
      - О.
      Сейчас Имми так устала, что ей было все равно, куда они едут. Но вокруг сомкнулись деревья, желанное одиночество было ей недоступно, а в присутствии Дженорна ей было неловко.
      - Ты сказал - Нафенет? - Имми подпрыгнула от неожиданности. Кто-то опередил ее, и сидел, прислонившись к стволу, полускрытый сумерками темноволосая девушка, Серения. - Я не хочу в каменоломни!
      Дженорн остановился и пожал плечами.
      - Я не уверен...
      - Ты же должен знать! - возмущенно воскликнула девушка.
      - Да нет. Я же ничего не решаю. - Он шагнул в Серении, примирительно разводя руками. Изомира решила, что ей самое время удалиться. - Я как раз говорил Изомире, что хочу домой к жене, но у меня тоже выбора нет.
      - Мы с моим милым собирались обручиться, - сообщила Серения.
      - Прости, - Дженорн опустила на одно колено, упираясь в торчащий корень. - Я тебя понимаю.
      - Я тоже, - прошептала Имми так тихо, что ее никто не услышал.
      - А теперь у меня остался только его портрет, - пожаловалась Серения, сжимая свой медальончик. - Когда мы сможем вернуться?
      - Тоже не знаю. Покажи-ка.
      Девушка подняла медальон. В лунном свете засияла опаловая искра. Дженорн нагнулся очень низко, подержал медальон на кончиках пальцев: открыл, потом захлопнул и перевел дыхание. Изомира вдруг застеснялась, ощутив внезапный момент чудной близости.
      - Красота какая. Дорогая штука, да?
      - Да. Очень.
      Изомира отвернулась, чтобы уйти, но голоса еще слышались.
      - Отдай его мне, - сказал Дженорн.
      - Что?
      - А я смогу сделать твой путь более приятным. И позабочусь, чтобы ты не попала в Нафенет.
      Голос его охрип от жадности. Изомира замерла.
      - Мне все равно. Я скорей умру, чем с ним расстанусь.
      - Если откажешься, я могу заставить тебя пожалеть, что ты не умерла.
      Серения недоверчиво вздохнула.
      - Не говори глупостей. Это все, что у меня осталось от него.
      - Я заберу эту штуку, нравится тебе или нет! - злобно прошипел Дженорн. - Это мой пропуск отсюда!
      - Нет! - испуганно вскрикнула девушка. - Уйди от меня!
      Дженорн вцепился в медальон, упираясь свободной рукой в плечо Серении, пытаясь оборвать цепочку. Когда девушка попыталась вывернуться, стражник толкнул ее к стволу, и Серения всхлипнула.
      - Прекрати! - крикнула Изомира, подбегая. - Оставь ее!
      Дженорн будто не слышал, и она попыталась оттащить его. Стражник обернулся к ней, синие глаза его пылали. Кулак ударил ее в грудь, точно кувалда, и Изомира сама не поняла, как ударилась оземь с такой силой, что из нее вышибло дух. Перед глазами заметались шипящие звездочки.
      Серения завизжала.
      Над ними воздвиглась ревущая тень. Дженорна подняло в воздух и несколько раз тряхнуло. Лицо Беорвина исказилось, все тело содрогалось от гнева. Он метнул стражника через всю поляну; тот врезался в ствол дерева и рухнул на выпирающие из земли корни, осыпанный облетающей листвой.
      Изомира кое-как поднялась на ноги, и дрожащая Серения тут же вцепилась в нее. Цепочка оставила на ее шее красную черту, но медальон оставался на месте.
      - Ты в порядке? - спросила Имми.
      - А ты? - выдавила Серения, стискивая ее.
      Дженорн попытался встать, но Беорвин поднял его сам и со всей силы вдавил в кору, сжимая мясистой ладонью горло. Стражник побагровел, попытался прохрипеть что-то гневное, но злость его быстро истаяла в страх. Из носа капала кровь.
      - Никогда больше не прикасайся к ней, - спокойно потребовал Беорвин. Кто причинит ей вред - своими руками убью. Безродный червь!
      Он отпустил Дженорна, и стражник осел на колени, хрипя и задыхаясь. Изомира смотрела на них, и в груди у нее стоял ледяной ком.
      Беорвин повернулся к ней, опустив могучие руки.
      - Вы простите, госпожа Изомира, - пробормотал он. - Я знаю, вы не хотите меня видеть. Но я никому вас в обиду не дам.
      Изомира не знала, что сказать. Дженорн сбежал, одарив девушек на прощание злыми, горькими взглядами, и шарахнувшись от Беорвина.
      - Спасибо, - прошептала она. - Только это не мне надо было помочь, а Серении. Хоть бы тебя не наказали за то, что на страдника кинулся.
      - Да мне все равно.
      - Он это заслужил, - бросила Серения. - Ублюдок.
      - Нам ужо пора в повозку, - заметил Беорвин.
      - Ладно.
      Они двинулись обратно. Девушки поддерживали друг друга. Серения была ниже и стройнее, чем даже Изомира, и все же что-то в ней напоминало Танфию. Странным казалось защищать кого-то, когда всю жизнь ее берегли другие... берегли и сейчас, если вдуматься. Беорвин шел поодаль, его присутствие ненавязчиво успокаивало.
      - Думаете, я дурачок, да? - грустно поинтересовался он у Имми.
      - Нет, Беорвин. Ты уж точно не глуп.
      - Я не такой, как этот Дженорн.
      - Я знаю.
      - Со мной вы ничего не бойтесь.
      Готовая расплакаться, Имми погладила его по плечу - просто чтобы показать, что она поняла. Великан по-детски улыбнулся.
      - Не только я, - твердо проговорила она. - Ты не можешь только за мной приглядывать, и ни за кем больше.
      Он кивнул.
      - Как пожелаете, госпожа Изомира.
      - Кажется, ты нашла друга на всю жизнь, - насмешливо прошептала Серения. - Посидела бы со мной, с Латом, с друзьями. Не будь букой. И, Изомира...
      - Да?
      - Спасибо тебе. Не знаю, как бы я без тебя обошлась. Потеряй я медальон, просто умерла бы.
      Больше о том случае не заговаривали. Дженорн, видно, решил не жаловаться на Беорвина, понимая, что сам не без греха. А Изомира с Серенией смолчали, чтобы не подводить Беорвина. Но когда повозка тронулась, Дженорна на ней не было - он поменялся местами с кислолицей бабой из второй повозки. Изомире следовало бы чувствовать облегчение, но вместо этого ей овладевало тихое отчаяние. Что сталось с миром, если царский солдат готов ограбить и избить своих подопечных?
      А сама Имми, считавшая себя знатоком характеров, ошиблась подряд в Беорвине и Дженорне.
      И все ж что-то хорошее вышли из этой истории. Она вылезла из разбитой раковины, и нашла новых друзей. Этот чудной путь без помощи не одолеешь. А в присутствии ласкового, могучего Беорвина Имми ощущала себя покойно.
      Шли дни.
      Ход повозок замедлялся - кони с трудом одолевали подъем. Запалили печурки, но все равно было очень холодно. Рекруты высовывались их окон, поглядывая на встающую впереди стену гор. Изомира попробовала тающую на губах снежинку. Капюшон ее засыпали огромные белые хлопья.
      - Закройте, кто-нибудь, ставни, - раздраженно гаркнул старший стражник. - Замерзнем же, к лешему! Не боись, Саванные горы одолеем, покуда зима не началась.
      Солнечный чертог был высок и длинен; вдоль стен тянулись стройные колонны, чьи верхушки изгибались и переплетались, словно ветви, поддерживая свод. Стены сплошь были выложены янтарной мозаикой, так что чертог блистал насыщенным, прозрачным золотом. Витраж в окне за престолом, зеленый, голубой, золотой, изображал царицу Гетиду, дарящую самоцвет Древу жизни.
      Сапфирный престол представлял собою двойное сиденье с высокою спинкою, изукрашенное лазуритом, синей шпинелью и сапфирами. Царь раскинулся на сиденье свободно, опершись локтем на подлокотник и подперев подбородок ладонью. Мудрым казался он, и царственным, и неприступным в своих ниспадающих одеждах полночной синевы, с серебряным подбоем и роскошной вышивкой по рукавам и воротнику. Седые кудри удерживала платиновая корона с единственным огромным альмандином на челе. Черны и вдумчивы были его глаза, и суров лик.
      Вдоль стен Солнечного чертога восседали рядами выборные советники, числом сто сорок, представлявшие народ Парионы, и парадные одеяния их красили палаты, подобно самоцветам: янтарем, лазурью, изумрудом, аметистом и гагатом. У дверей и по всему Чертогу стояла царская стража в синем с золотом. По правую руку царя встал воевода Граннен, по левую - владыка Поэль со своим помощником Дерионом. За престолом же встал Лафеом. Место царицы пустовало.
      Двери Чертога были распахнуты; на пороге столпились немногочисленные подданные, осмелившиеся испросить лицезрения своего самодержца.
      - Государь, - промолвил стоящий у трона дворцовый распорядитель, дозвольте представить список прошений. От цеха лицедеев - о прощении Сафаендера и Элдарета и дозволении означенным возвратиться в Париону невозбранно. От цеха каменщиков - о признании призыва чернорабочих нарушающим их древлие права и привилегии. От жриц храма Нут - о вторжении по вашему приказу вооруженных людей в потаенное святилище. А также от члена цеха каменщиков, выступающего от лица подземцев - о нарушении давнего договора между человеческим родом и подземцами.
      - Пусть приблизятся, - приказал царь.
      Одну за одной он выслушивал жалобы. Кивал, как всегда, мудро и понимающе. Ощущал, как они дрожат, подходя к царю, дабы не восхвалить его, а укорить. И все же ни один не страшился его - такова была их вера в царскую милость.
      - Я слышал вас, - ласково проговорил он, наконец. - Теперь я оглашу свою волю. Я спрошу вас - любите ли вы своего царя?
      - Да, государь! - слитно откликнулся чертог.
      - Верите ли, что ваш царь нерасторжимо един со страною, и тем наделен мудростью и провидением, превышающими человеческие? Верите ли, что лишь это дарует мне право царствовать в Авентурии?
      - Да, государь!
      - Тогда живите своею верою! - Голос его сломался, как хрустит черный алмаз. - Верьте, когда я говорю - все, что ни делается, делается ради вашего блага. Все прошения отклонены.
      Послышался разочарованный шепоток.
      - Но, государь...
      - Кто сомневается во мне, тот усомнился в завете между царем и землей! Тот нападает на заурому! Это предатели! Разве осмелится хоть один в Солнечном чертоге объявить себя неверным Янтарной Цитадели?
      Наступило потрясенное молчание. Просители испуганно и недоуменно переглядывались. Слитно хлопнули ладони стражников, смыкаясь на эфесах сабель. Граннен стоял гранитной стеною, широко расставив ноги; лицо Поэля было холодней мрамора.
      - Государь, - промолвила одна из облаченных в черное жриц, косясь на Лафеома, - не выскажется ли за нас ваш посредник?
      Взгляд ее встретился со взглядом царя, и Гарнелис понял - она знает правду. Знает, что он загнал собственного сына в ее храм и приказал убить там. Царь приподнял палец, и двое стражников уволокли жрицу.
      - Прием окончен, - объявил Гарнелис. - Сим право на обращение к царю отменяется!
      Просители покидали Чертог, озабоченно перешептываясь; советники молчали, выжидающе поглядывая на царя. Внезапно их присутствие стало для него нестерпимо. Их роль - обсуждать и советовать; по традиции самодержец подчинялся их советам, но лишь по одной традиции. Когда советники возражали против строительства Башни, он отмахнулся от них. Никакого от них проку.
      - Совет также распускается, - возгласил Гарнелис. - Покуда не будет завершена Башня, заседания не возобновятся.
      Сто сорок недоверчивых взглядов уперлось в него. Гарнелис встал, чтобы покинуть палату, покуда ни у кого не наберется дерзости возразить. Но смельчаков не нашлось. Все до одного встали и отдали поклон, когда царь вышел из Солнечного чертога. Никогда еще Гарнелис не чувствовал себя более одиноким, словно не по дворцу он шел, а стоял на горной вершине, и никогда еще одиночество не казалось ему более желанным.
      - Государь?
      Придворные отстали, когда царь свернул в сумрачный переход к палате для игры в метрарх. Рядом шел Лафеом - вкрадчивые движения, молочная кожа.
      - Вам дурно?
      - Мне хорошо, как никогда, - отмахнулся Гарнелис. - Давно следовало это сделать. Поэль и Граннен - вот мои советчики, хотя и в них нет особенной нужды. Только ты и Башня. В счастливый час пришел ты ко мне.
      - Я знал, что понадоблюсь, государь.
      - Как полагаешь, Лафеом - смогут ли они любить меня теперь, когда я вызвал в них страх?
      Гарнелис широкими шагами пересек палату, направляясь к потайной двери, спустился в камеру. Бездумно ощупал болтающиеся на раме ремни, погладил тускло-бурый кристалл. В камере пахло кровью - так пахнут сахар и медь -и почему-то гарью.
      - Разумеется, государь. Они любят вас, как дети - строгого отца, и тем больше уважают вас за это.
      - Не хочу, чтобы они знали.
      - О чем?
      Царь прикоснулся к столбу. В нем боролись страсть и омерзение.
      - О тех, кого я привожу сюда. Это была твоя мысль, или моя? Не припомню...
      В последние три года память начала подводить Гарнелиса до странности часто. То, с чего все началось - приступы черной тоски и беспричинного ужаса - он вспоминать и не любил. Но однажды к нему, точно дух-хранитель, явился Лафеом.
      Архитектор представился чародеем со Змеиных островов, скромной общины, заслужившей титул "посредников" за ту роль, что они сыграли в завершении войны Серебряных Равнин. Как объяснил Лафеом, он путешествовал по Авентурии; он явился выказать свое почтение царю; он ощутил смятение самодержца.
      - Государь, -говорил тогда Лафеом, так ласково, так уверенно, - я могу провести вас через эту бурю. Только доверьтесь мне.
      - Вера моего народа вашему не подлежит сомнению, - отвечал Гарнелис, но это была не вся правда. Он и сам поверил Лафеому, поверил мгновенно и безоговорочно. Они могли беседовать часами.
      - Вы потеряли свой путь. Вам нужна сила, государь. Я могу показать вам, как добыть ее, как получить ответы на ваши вопросы.
      - Колдовством?
      - В нем нет великой тайны, государь. Во всякой вещи течет незримый ток - так учили нас элир. В дереве и травинке, в нашем рассудке, в самоцветах и простых камнях. Достаточно лишь настроиться на этот особенный ток и подчинить себе его силу.
      - Это дело скорее для жриц Нут, не для меня.
      - Нет, эту область вам следовало бы изучить. Иные формы сил, говорят элир, вредоносны для людского рассудка, и не должны быть призваны, но я скажу вам, государь - это ложь. Силы, именуемые гауроф, воистину темны, могучи, несмиримы. Но не вредоносны сами в себе. Элир боятся их силы. Научитесь стягивать эту силу особенным кристаллом, и она подчинится вам. Вам потребуется юноша...
      - Юноша?
      - Или девушка. Видите ли, гауроф питается чувствами...
      Теперь Гарнелис вспоминал тот разговор с дрожью. Призвать силу, к его восторгу, оказалось легко; сложно было подчинить ее. Он искал избавления от скуки, ответов на загадки бытия, советов и превыше всего - тайны жизни вечной. Но ответы, доносившиеся из распоротых глоток его жертв, были сбивчивы, издевательски-жутки, точно вопли безумца, перекрикивающего рев бури. Гауроф вызывалось только болью. И приносило - если не сковать его лишь ужас.
      Часто муки, страх, или даже смерть жертвы не приносили ничего. Но порой в потоке бреда проскальзывали, как самоцветы, ясные слова пророчеств.
      Постепенно слова складывались в единую картину, встававшую перед царским взором. Построй башню во имя богов, и тебя не забудут. Построй ее на века, и ты будешь жить вечно. И Лафеом, накопивший мудрость поколений чародеев, знает, как ее построить.
      Отец Гарнелиса, Аралит, всегда говорил сыну, что тот не станет великим правителем. Теперь Гарнелис решил доказать ему обратное.
      И всю вызванную царем силу он до капли отдавал зауроме. Это казалось ему очень важным - как лучше возможно укрепить завет, ставший таким хрупким?
      Но призывание гауроф стало привычкой. Тьма копилась в душе, покуда не становилась нестерпимой, и только боль жертв, а порой - кровь и смерть приносили облегчение.
      - Вы задумались, государь? - Голос Лафеома вернул его в реальность.
      - Все в порядке, - подумал Гарнелис вслух. - В прежние дни ради плодородия земли ежегодно приносилась кровавая жертва. То был могучий обряд. Ничего не изменилось - я обращаюсь к древним обычаям, дабы жила земля.
      - Вы совершенно правы, как я всегда и говорил вам.
      - Но совет не понял бы, - промолвил царь, ощупывая кожаные ремни. Потому и надо было от них избавиться. Право, у меня словно гора с плеч свалилась. Теперь я в ответе перед одними лишь богами.
      Глава седьмая. Ардакрия
      - Танфия!
      Крик доносился откуда-то издалека, заглушенный землей. Движения девушки стали слабы, паника уступала место сонной одури, видениям из иного места и времени, в которых ее тянуло вниз, в жуткую тьму.
      Чья-то сильная рука ухватила ее за правое запястье, еще торчащее над землей. Рука тянула ее вверх, и не могла вытянуть - волосы Танфии застряли где-то глубоко в земле. От жуткой боли девушка пришла в себя. Кто-то лихорадочно откапывал ее голову, стряхивая землю с лица, и за теменем что-то скрипело, и тянуло, и дергало за волосы так жестоко, что слезы брызнули из глаз. Танфия хотела вскрикнуть, но могла только хрипеть.
      И вдруг - словно раскрылся капкан - голова ее поднялась свободно. Руфрид - а это он освободил ее - подхватил Танфию за плечи. Девушка качнулась вперед и упала на колени, содрогаясь от кашля и выплевывая землю из забитого рта. Плащ, в который она завернулась перед сном, лежал на земле скомканной грудой.
      - Бо-оги, Тан: - выдохнул Руфрид, опускаясь на землю рядом. Он сунул ей флягу с водой. Танфия схватилась за нее с благодарностью, прополоскала рот один раз, второй, и только после этого прильнула к горлышку. Легкие ее болели, череп горел огнем. Переводя дыхание, она глянула на Руфрида - тот был мертвенно-бледен и никак не мог отпустить поясной нож.
      - Прости, - выдавил он. - Пришлось тебе волосы обрезать. Услышал твой крик, и...
      Охваченная внезапным ужасом, Танфия поднялась на колени.
      - Линден! - прохрипела она.
      Глаза Руфрида расширились, и он метнулся к брату. Линден лежал в трех шагах от них, и спал спокойно, но земля вокруг его тела бурлила и переливалась, точно мириады мелких тварей перерывали ее. Тело юноши медленно-медленно затягивало в почву. Лицо, правда, оставалось пока свободно, и он мог дышать. Танфия вцепилась в его запястья и попыталась поднять. Линден открыл глаза и уставился на нее в недоумении и ужасе.
      - Что?..
      - Тш, не бойся. Мы тебя освободим.
      Руфрид подкапывал голосу брата, перепиливал прядки отросших за время пути волос. Линден вскрикнул от боли. Танфия принялась за работу со своей стороны, взявшись вначале за элирский нож, но тот, к ее разочарованию, оказался бесполезен - тонкое лезвие давно затупилось. И почему она ждала от него чудес? Девушка раздраженно сунула нож обратно в карман и вытащила свой поясной.
      Наконец, последние волоски подались, Линден, задыхаясь от боли, вырвался из земляного плена и сел, точно вздернутая за ниточки кукла. Он глубоко вздохнул, и вскочил на ноги.
      - Что это было? - спросил он, опираясь на плечо Танфии. - Что случилось?
      В омерзении они уставились на сохранявшую очертания тела вмятину в земле. Там копошились, ерзали, искали и рыли десятки тварей, похожих на толстых кивсяков. Руфрид подхватил одну и осторожно посадил на ладонь. Зеленоватое тельце длиной и толщиной в большой палец светилось в темноте, под фасетчатыми глазищами шевелились здоровенные жвалы. Насекомое тут же свернулось в клубочек, показав сотни крохотных ножек.
      - Что за гадость такая? - тихонько поинтересовался Руфрид.
      - Понятия не имею, - с омерзением ответил Линден. - Я знаю, наверное, всякую тварь, какую встречал дома. Но такую вижу в первый раз.
      Руфрид поднял брови и выдавил слабую улыбочку.
      - Надо полагать, мы должны были пойти на корм их детишкам.
      - Брось. И ради всех богов, пойдемте отсюда! - крикнул Линден, подбегая к Огоньку, мирно пасшемуся на поляне.
      - Лин, ты в порядке? - спросила Танфия.
      Юноша уставился на нее.
      - Боги, они и за тебя взялись! Я и не понял. Что случилось?
      - Они меня чуть не убили, - ответила девушка, вытирая со лба комочки земли. Руки ее тряслись. - Я проснулась, когда начала задыхаться.
      - Ерзаете, должно быть, во сне много, вы оба, - заметил Руфрид, помогая брату навьючивать Огонька. - С вас плащи слетели. А я завернулся с головой, и эти гады до меня не добрались. Проснулся оттого, что мне кто-то волосы выдергивал. А потом Танфия вдруг захрипела, точно ее душат. Поднялся, а ее в землю засасывает. Пришлось волосы отрезать, иначе не вытащил бы.
      Танфия подняла голову к затылку, и пальцы ее наткнулись на неровную щетину. Не знаешь, плакать тут, или ругаться...
      - Ты что со мной сделал?
      - Я сказал - извини! - Руфрид обернулся к ней. - Я тебе вообще-то жизнь спас! Не можешь сказать "спасибо" - так молчи лучше!
      Танфия сглотнула. Теперь она была у него в долгу, и настолько это было ей ненавистно, что слова благодарности не сходили с языка, оставаясь в груди и забивая глотку.
      - Не надо было лезть в Ардакрию, - сухо отмолвила она. - Одни боги знают, что нас тут еще ждет.
      - Или так, или под стражу.
      - Да не начинайте вы снова! - Линден торопливо подтягивал седло. Скоро рассвет. Идем.
      Некоторое время они шли в молчании, потом Руфрид заметил:
      - Не знаю, с чего ты так взъелась, Тан. Лохмы у тебя были так себе.
      - Пошел ты!
      - Так даже лучше. А грязь для кожи полезна, знаешь?
      - Я знаю, почему эти червяки на тебя не польстились. Им не по вкусу самодовольные ублюдки! Бо-оги, я бы убила за горячую ванну...
      Раз за разом, стоило Танфии отвлечься от окружающего мира, ужас охватывал ее вновь. Накатывало ощущение бессильного падения назад, в темноту, страх и беспомощность. Длилось это не больше мгновения, но на этот миг она цепенела совершенно, прежде чем волна откатывала.
      Девушка пыталась найти в памяти какой-то ключ к происходящему. Сейчас бы маму спросить: "Мам, в детстве меня ничего не пугало? Может, меня зерном засыпало, или в чулане заперли, или тонула я?", а Эйния все разъяснила бы: "Да, когда тебе было три года...". Но Эйнию не спросишь.
      Три дня путники брели через лес. За это время не случилось ничего, кроме того, что, если верить карте, они покинули Ардакрию и вошли в Сеферский лес. Хотя это означало, что на пути они делают крюк, но даже так они медленно приближались к Парионе. Сеферская пуща не имела столь мрачной репутации, но путники все же решили спать стоя, и ночами стоять на страже. По временам они видели в темноте чьи-то светящиеся глаза, но никакое чудовище не вылезало из чащи. Линден все больше нервничал и шарахался от каждого шороха, утверждая, что их преследуют. Руфрид на него злился, а Танфию бесили споры между братьями.
      Запасы провизии они пополняли охотой, поджаривая на костре подстреленных Руфридом кроликов или тетерок. Как ни горько было Танфии признавать это, но из всех троих Руфрид был лучшим стрелком.
      В то утро девушка не могла отвести от него взгляда. Рассветные лучи заливали поляну расплавленным золотом, и силуэт Руфрида отпечатывался в этом блеске. Она не могла не отмечать, как стройны и сильны его длинные ноги, расставленные широко и твердо попирающие землю. Напряглось тело, выступили рельефом мышцы плеч, когда Руфрид натянул свой лук. Разметанные ветром волосы блестели, как блестит только что лопнувший каштан. Охотник полностью сосредоточился на добыче - толстом буром кролике, беззаботно щипавшем травку шагах в пятнадцати от него.
      Линден вскрикнул прежде, чем Танфия заметила неладное. Огромная вдвое крупней волка - серая тень метнулась из-под деревьев. Пронзительно заржал Огонек, пытаясь оборвать путы. Тварь злобно рычала. Мимо Танфии промелькнули раззявленные челюсти, страшные клыки, вывешенный алый язык... и прежде, чем девушка успела вздохнуть или шевельнуться, чудовище бросилось на Руфрида.
      Тот повалился наземь под весом серой туши, уронив лук и стрелу. Тварь лапищами прижала юношу к земле и с душераздирающим рыком сомкнула челюсти на его горле.
      И тут Танфия узнала это чудовище.
      - Руфе! - вскрикнул Линден, налаживая стрелу, но Танфия одернула его.
      - Нет! - воскликнула она. Линден начал говорить что-то, но девушка ринулась вперед, выкликая:
      - Зырка! Оставь! Я сказала, оставь!
      Она обеими руками дернула огромного пса за ошейник. Глаза Руфрида закатились, лицо побелело, но крови видно не было. Волкодав неохотно разжал челюсти и позволил жертве уползти. Танфия оттащила его в сторону и строгим голосом приказала лежать. Зырка обнюхал ее и завилял хвостищем, поскуливая от счастья. Башка его приходилась девушке по грудь.
      - Лежать! - повторила Танфия, и псина повиновалась, поглядывая на хозяйку невинными карими глазами и колотя хвостом по земле.
      Танфия обернулась - Руфрид сидел на траве, потирая горло. На коже отпечатались следы зубов, но кожа осталась цела. Линден озабоченно придерживал его за плечи.
      - Бо-оги! - прохрипел Руфрид. - Что это было?
      - Это отцовский волкодав! - Танфия утерла слезу. - Ты его не узнал?
      - А у меня было время? Я всегда обходил клятую тварь на кривой козе.
      - Не знаю, с чего он на тебя бросился. Может, подумал, ты меня обидеть хочешь.
      - Только убери его от меня! Он вечно рычал на всех, кроме твоей родни.
      - Вот кто за нами следовал! - тихонько промолвил Линден. -Точно. Не первый день. Может, твой отец решил все же вернуть нас...
      - Вряд ли. - Танфия погладила Зырку по башке, и пес облизал ее руку. Девушка прислушалась, но никто не ломился за чащу вслед за волкодавом. Похоже, Зырка путешествовал один. - Ты в порядке, Руфе?
      - Угу, - неохотно промычал тот.
      - Знаешь, Зырка шутить не любит. Я тебе только что жизнь спасла, так что в расчете. Но "Если не можешь сказать "спасибо", лучше молчи".
      - Ага. Точно. - Юноша вскочил, поднимая лук. - Если это не ты его на меня натравила.
      - В голову не пришло. А то я бы от тебя да-авно избавилась.
      - Ха-ха. И что он тут делает? Как нашел? Нет, не отвечай - по запаху, должно быть. За сотню миль учуял.
      Танфия скорчила ему рожу.
      - Может, он сбежал за мной следом. - Она наклонилась к шее пса, поглаживая грубую шкуру. - Молодец. А чего ты хочешь... Что такое? - Пальцы ее нащупали под ошейником кожаную трубочку. Внутри лежала записка. Танфия вытащила ее, развернула. Почерк принадлежал ее отцу. Она начала читать вслух:
      - "Милая моя Танфия - надеюсь, ты получишь это письмо. Мы понимаем, почему ты так поступила, и хотели бы быть с тобой. Мы с мамой очень волнуемся за тебя. Потеряв одну дочь, мы не думали терять обеих - и все же мы не просим тебя вернуться, разве только после того, как ты исполнишь задуманное. Мы знаем, зачем ты идешь, и благодарим Брейиду за то, что она даровала тебя смелость. Знай, что никто из нашей деревни тебя не станет удерживать. Лучше возьми с собой Зырку. Он защитит тебя ото всякой угрозы. Твоя бабка полагает, что творится беда страшней, чем мы можем представить. Возвращайся живой и невредимой, и верни сестру, коли сумеешь. А до той поры пусть оберегут тебя Брейида и Антар. С любовью, твои родители - Эодвит и Эйния."
      На последних словах Танфия расплакалась. Сидевший рядом Зырка, серый, как привидение, но живой, теплый, терпеливый, слизнул с ее лица слезу, и девушка оттолкнула его морду.
      - Боги. Отец послал его за нами. Он так любил этого пса, у него, наверное, сердце разорвалось - с ним расставаться.
      - Приятно знать, что тебя он любит все-таки больше, - хмыкнул Руфрид.
      - Подходите, познакомьтесь с ним. Когда он узнает тебя поближе, то не будет кидаться.
      Линден подружился с Зыркой сразу же, но при приближении Руфрида волкодав обнажил клыки и басовито рыкнул. Руфрид с проклятием шарахнулся.
      - Дай ему руку понюхать, - посоветовал Линден. - Покорми.
      - Поговори ласково, - вставила Танфия.
      - Вы уверены, что это собака, а не Артрин? - сардонически поинтересовался Руфрид. - К Линдену ластится, а мне глотку рвать готов? По мне, так большой разницы нет.
      Линден помрачнел лицом, но смолчал.
      В конце концов Руфрид, хоть и отказывался подлизываться к своему обидчику, все же помирился с Зыркой. Пес принял кусок мяса, позволил себя погладить и даже обмусолил Руфриду руку.
      А насколько Зырка полезен, Руфрид обнаружил, когда они продолжили охоту. Пес ловко поднял добычу, а когда стрела нашла цель - принес подбитую тушку.
      - Ладно, - признал Руфрид несколько часов спустя, когда путники брели гуськом по лесной тропе, а их будущий ужин свисал с Огонькова седла, кажется, я был к старику слишком суров.
      - Ты, должно быть, про собаку говоришь? - процедил мрачно молчавший дотоле Линден.
      - Само собой, не про Артрина же!
      - Знаешь что? Права у тебя нет так об отце отзываться! - Танфия вздрогнула от звуков его голоса. Она и представить не могла, что юноша настолько зол. - Хватит! Прекрати, а то...
      - А то - что? - Руфрид был, если это возможно, в еще большем гневе. Почему я не могу сказать, что думаю? Наш отец - хладнокровный мелкий трус и подлец. Понятно, почему ты не хочешь этого слышать, Лин. Правда, она глаза колет.
      - Он добрый человек. Он любит нас. Он не заслужил таких слов.
      - Да ну? - Лицо Руфрида исказилось в жестокой пародии на улыбку. - Это тебя он любит, золотце ты его. Ты, небось, и не помнишь, как он со мной обращался в детстве. Словно я ничтожество, меньше, чем крыса в амбаре. Для него ты никогда не ошибаешься, а я - я неправ всегда. Меня он ненавидит. Что же он за отец, что он за человек такой, если может вот так делить родных сыновей?
      - Боги, Руфе! Ты меня словно ревнуешь к нему! Это же нелепость!
      - Да нет, я тебе глаза открыть пытаюсь! Он слаб. Он бесчувствен. Он недостоин управлять Излучинкой - с Изомирой он это доказал.
      - Вот только ее не припутывай! - яростно прошипел Линден. - Ты что, не понимаешь, каково ему было потерять маму?
      - А на мне зачем зло срывать?
      - Все, не желаю больше слушать! Он добрый человек, а ты... ты неправ.
      - О да, Лин, к тебе он добр. Он Изомиру отдал, чтобы оставить тебя.
      Долгое, горькое молчание.
      Путники вышли к озеру. Простор вод отражал золото вечернего неба, воздух был прохладен, чист и напоет ароматами осени. Алели дубы на опушке, а между нею и берегом озера лежал широкий луг, поросший жесткой травой. Вся картина навевала Танфии мысли о покое и дреме.
      - Неплохое место для привала, - радостно выдавила Танфия. - Я проголодалась.
      - И я не против, - отозвался Руфрид. - Лин?
      - Ладно, - огрызнулся тот, отводя Огонька, чтобы стреножить. - Как хотите.
      Руфрид скривился ему вслед.
      - Не знаю, с чего это он так взъелся.
      - Он потерял Имми, он покинул дом, а брат его с грязью смешал. Тебе мало? Помиритесь лучше. Я уже видеть этого не могу.
      - Не можешь? Готов подсказать выход. Отправляйся домой.
      - Хотелось бы! - Танфия вспыхнула от гнева. - Неудивительно, что тебя отец не переносит. Надо было позволить Зырке горло тебе разорвать!
      Девушка отвернулась, собираясь сходить за хворостом, и в лесу остыть немного.
      - Танфия, - донесся голос из-за спины. - Прости.
      - Что-о? - Она обернулась.
      - Я сказал, прости. Я не хотел. Но это не Линдену жить с тем, что он человека убил. И не тебе, кстати.
      У Танфии отвалилась челюсть. Об этом она не подумала.
      - Может, ты его просто ранил... - неловко выдавила она.
      - Это должно меня утешить? Ну, боги с ним. Давай костер разложим.
      Разведя огонь, путешественники по очереди ополоснулись в ледяной воде у берега и собрались у костра греться. Танфия простирнула в озере смену одежду, и натянула чистую - насколько можно назвать чистыми штаны, рубаху и исподнее, прополоснутые в лесной речке. Холодная, жесткая холстина быстро прогрелась от тела. Пока девушка жарила мясо, парни стирали свое разойдясь на несколько шагов и старательно не видя друг друга.
      Ужин вышел обильный - кроликов и фазана хватило даже на Зырку, а на ягоды пес и не зарился. Ручеек, стекавший к озеру по узкой промоине, снабдил путешественников родниковой, сладкой водой. После ужина Зырка завалился спать у костра. Примирившийся с волкодавом Огонек пасся неподалеку.
      Руфрид и Танфия сидели лицом к костру, оставив озеро по правую руку. Линден сидел напротив, и с товарищами не разговаривал; Танфия даже не могла разглядеть его лица сквозь пламя. Извернувшись, она увидала, что юноша уже закутался в плащ, отвернулся и лег. Как не жаль было Танфии видеть его в таком расстройстве, она не могла придумать, чем бы его утешить. Если бы не свара между братьями, девушка была бы полностью довольна жизнью в ближайшие часы. Даже собственные ее колючки немного притупились.
      И тут ее снова настигла волна воспоминаний. Падение, и тьма...
      Она тут же стряхнула наваждение, но Руфрид заметил.
      - На что ты пялишься?
      - Ни на что. - "Он старше меня, - подумалось ей, - вдруг он помнит..." - Руфе, не припомнишь, со мной в детстве никаких несчастий не случалось?
      Юноша от удивления сморгнул.
      - Сплошь и рядом.
      - Нет, я хочу сказать - серьезных. Может, чуть не утонула, там?
      - Не припомню. Ты все время куда-то падала, и тут же выбиралась. Тебя удержать было невозможно, хотя ты во всей деревне была самая неловкая. А в чем дело?
      - Э... ничего. Неловкая - это что-то новенькое.
      - Беру назад. Хватит с меня ссор на один день. - Он мотнул головой в сторону брата.
      - Это что - правда? Что отец тебя ненавидит? За что?
      - Не знаю. Не обязан же он меня любить. Линден младший, и больше похож на маму. Он чудо, а я - стыдоба.
      -Почему?! Ты всех обставлял в стрельбе из лука... да в любом состязании. Ты никому не давал забыть, какой ты мастер.
      Руфрид хохотнул.
      - А знаешь, почему? Я пытался выжать из отца хоть одно доброе слово. Так и не получилось.
      - Не понимаю.
      Руфрид резко выдохнул.
      - Хочешь правду? - проговорил он, наконец. - Когда мама умерла, я горевал не меньше Линдена. Но я не мог это показать. Я жил, как мог, и я думал, отец поймет, но он не понял. Он решил, что мне все равно.
      - Но ты был еще ребенком.
      Руфрид пожал плечами.
      - Он ждал, что мы будем вести себя, как он. Считает, что я его подвел.
      - И ты не мог с ним поговорить?
      - Шутишь?
      - Вот почему ты был всегда так груб! - воскликнула она. - Отец с тобой дурно обошелся, и ты срывал злость на нас.
      - Точно, - кисло признал Руфрид. - А тебя что извиняет?
      - А я тебе грубила, потому что ты меня зашугивал - а когда тебе это не удавалось, ты переключился на Имми. Мне казалось, что ты с отцом не сходишься, потому что ты вообще негодяй. Если б я знала... могло бы быть иначе.
      - Правда? Слушай, Тан, я не горжусь этим. Мне жаль, что так случилось. Но я вырос. Я ни в чем не виню Артрина. Я вообще ничего к нему не чувствую.
      - Он причинил тебе боль.
      - Телесную - нет.
      - Все равно боль.
      - Знаешь, лучше не будем об этом. - Он обхватил колени руками, глядя в огонь.
      - Ты самый невозможный тип из всех, кого я знаю.
      - Какое совпадение.
      Танфия вытащила тупой ножичек и принялась счищать грязь с ножен.
      - Мне часто хотелось его убить, - проговорил Руфрид. - Если б он был сильнее меня, и бил бы... совсем было бы просто. Но теперь я убил человека... и знаю, что у меня бы не вышло. Мне не было приятно убивать Бейна. Разве что на миг. Потом мне стало... мерзко.
      Танфия положила руку ему на плечо. Руфрид не обернулся, но и не стряхнул руки.
      - Мне тоже было бы мерзко, - согласилась она. - Но если нас схватят, но не станут разбирать, кто виноват.
      - Это дурно, - с убеждением проговорил юноша. - Со времен битвы на Серебряных равнинах люди не убивали друг друга. А теперь - твой дядя... что случилось с нами?
      - Не знаю. - Танфия не могла придумать, чем утешить его. - Бывает ведь, что люди в драке убивают друг друга.
      - В городе - может быть. А как там поступают с убийцами?
      - Иногда казнят смертью. Иногда в тюрьму сажают. Иногда отпускают вовсе - смотря как все вышло. Ты защищался, чтобы спасти Имми - это ведь хорошая причина? Прости, Руфе. Я понимаю, что от меня никакой помощи.
      - Нет, - тихо ответил он. - Помощь есть. Покажи мне этот ножичек, с которым ты балуешься.
      Вздохнув, Танфия отдала подарок. Клинок блеснул алым в свете костра.
      - Странная штуковина.
      - Бестолковая. Даже для красоты не поносишь.
      - Тогда зачем он тебе? - Руфрид вернул нож, и Танфия поспешно убрала его в ножны.
      - Мне кажется, мне подарил его элир.
      - Шутишь? - Руфрид скептически прищурился.
      - Нет. Это мог быть и сон... но я правда видела элира, и по крайней мере в первый раз точно не спала.
      - Где?
      - В лесу у Горного луга. Помнишь, где мы срезали дорогу? В конце страды, в день, когда ты перепугал Имми. Я побежала за ней... и у пруда мы обе видели элира.
      - Ты ничего не говорила! - Голос юноши прозвучал почти возмущенно. Какой он был?
      - А с чего мне было тебе рассказывать? - Танфия рассмеялась. - А он был прекрасен. Он сидел, обнаженный, на берегу, и длинные волосы ниспадали по его спине ниже лопаток. - Девушка улыбнулась своим воспоминаниям, и голос ее смягчился. - А цвет у них был совершенно невозможный, темно-темно-рыжий с огненными проблесками. Его окружало сияние, и когда он нагнулся испить воды, даже она превратилась в свет в его ладони. Это было... даже не знаю, как объяснить! Словно время замерло, словно он явился из другого мира, и принес с собой его частицы на себе. Потом он нырнул в пруд и... - Она решила не рассказывать остального. - Исчез. Пропал без следа. - Девушка посмотрела на Руфрида. - Ты мне не веришь.
      Юноша поднял брови.
      - Не почему же. Если ты говоришь, значит, так и было.
      - И не надо так снисходительно! Мама мне поверила. Она их сама видывала, и сказала, что это не такое уж чудо. А я видела! Ничего призрачного в нем не было. Очень он был реальный. Ростом, пожалуй, с Линдена, стройный, но на вид очень сильный. Длинные ноги, и свет так на них играл, словно он только что из воды вылез...
      - Ты о нем мечтала, - перебил ее Руфрид.
      Танфия пришла в себя. И правда!
      - А тебя это волнует?
      Руфрид покраснел и уставился в землю.
      - Ничуть.
      Таким смущенным девушка его еще не видывала; она одновременно поразилась и порадовалась новонайденному способу поддеть своего спутника.
      - Ну, что ж поделать, что он был самым красивым мужчиной, какого я видывала. Когда я увидала его снова - это мог быть и сон, но, кажется, нет - он был одет в шелка, такие тонкие, словно их и не было, а его грудь...
      Руфрид сверкнул на нее глазами - Танфия даже вздрогнула.
      - Избави меня от деталей! У тебя уже слюни текут.
      - Он был как живая статуэтка, Руфе, - продолжала девушка, намеренно провоцируя его. - Его бы любая женщина захотела.
      Вспоминая элира, рассказывая о нем, Танфия ощущала странный жар в чреслах. Но то, как пугался Руфрид ее похоти, тревожило девушку.
      - Должно быть, простые мужчины для тебя недостаточно хороши. Как Излучинка для тебя была недостаточно хороша.
      Оба затаили дыхание.
      - А мне казалось, ты извинялся за свою грубость, - тихонько проговорила Танфия. - Неужели я тебе так ненавистна со всеми своими амбициями?
      - Боги мои, боги, - вздохнул Руфрид. - Ничего ты не понимаешь.
      - Что? Ты спас мне жизнь. Значит, не такая я плохая.
      Руфрид привстал, чтобы подбросил в костер веток. Взмыл вверх фонтан искр. Когда юноша опустился на место, Танфия ощутила касание его бедра.
      - А ты спасла жизнь мне.
      - Спасибо. - Девушку почему-то пробрала дрожь.
      - Спасибо тебе, - отозвался Руфрид эхом. И примостил ладонь у нее на бедре.
      Танфии стало трудно дышать.
      - К слову сказать, я ничего не имею против простых мужчин, или против Излучинки. Эта мысль сейчас кажется мне весьма соблазнительной.
      -Мысль о чем? О доме, или о мужчинах?
      Его дыхание грело ей щеку. Уголком глаза она видела, как играет отблеск костра на его волосах, и отражается в зрачках.
      - Э... - выдавила Танфия. Ей-то казалось, что она говорит о доме, но воспоминания об элире произвели странное действие на обоих путешественников.
      - Танфия, - хрипловато проговорил Руфрид. Рука его скользнула по бедру вверх, и от прикосновения его ладони все тело девушки сладко заныло. Признаюсь - я ревную тебя к твоему элиру-любовнику.
      - Он мне не любовник. И я не думала, что нравлюсь тебе.
      Девушка обнаружила, что жмется к Руфриду, что руки ее сами собой скользят по плечу, по груди, заключая юношу в полуобъятья. От него исходил жар, и естественный запах тела, здоровый и приземленный, возбуждающий своей привычностью.
      - Ты мне не нравишься, - с улыбкой прошептал он ей в шею. - Я тебя не переношу. Просто я отчаянно, дико хочу тебя. С того дня, как увидел тебя за купаньем, и задолго до того...
      - Ты подглядывал?
      Рассудок подсказывал Танфии огреть наглеца чем потяжелее, а тело не слушало. Смешение веселья и страсти в его голосе только притягивало. Она едва могла перевести дух.
      - Я не хотел. Так получилось. Только не говори, что ты за мной не подглядывала - я видел.
      Он был прав - подглядывала. Но сейчас... сейчас его глаза сияли из-под густой темной челки, и юноша казался ей желаннее элира.
      - Мы не можем, - прошептала она. - Линден...
      - Ничего не услышит.
      Свободной рукой Руфрид коснулся ее щеки, и поцеловал. Его губы, его язык, каждое его прикосновение рассылало по телу огненные волны. Жар растекался, потоки его сходились в паху, требуя облегчения. Рушились все ее планы, все мечты - это должно было случиться в Парионе, с каким-нибудь великим поэтом, а не в сыром лесу, и с кем - с Руфридом! - но ей уже было все равно. Она отворила ему уста, и услыхала его сдавленный вздох. Пальцы юноши дергали завязки, искали нежной плоти, и неожиданно-ласково скользили по ее груди, по животу. Она и вообразить не могла, что грубый Руфрид способен на такую нежность. Прижимаясь к нему, сплетаясь ногами, она ощущала его возбуждение. Девушка поспешно сбросила ботинки, покуда Руфрид расшнуровывал вначале свои штаны, потом - ее. Выпутываясь из рубахи, она нашарила что-то в кармане.
      Старинный вечный дар матерей дочерям. Как им пользоваться, Танфия знала, но применять знание на опыте ей еще не доводилось. То был предохраняющие от зачатия упругий колпачок из дерева арх. С помощью Руфрида девушка разоблачилась, и, покуда юноша, оторвавшись от нее, раздевался сам, улучила момент, чтобы вставить колпачок на место.
      - Что ты делаешь? - прошептал Руфрид.
      - А ты как думаешь? - возмутилась Танфия.
      - О!.. - Он улыбнулся ей, и, нагие, они упали на расстеленный плащ.
      Все было так странно. Возбуждение изменило Руфрида, переплавило. Ладони Танфии наслаждались грубой силой его тела, шелковой лаской густых волосков на бедрах, гордо воздвигшимся из черной шерсти членом. Лесному богу, Антару, был подобен ее любовник. Пальцы его скользнули в ее потаенные места, и жаркая похоть, тлевшая в ней, вспыхнула ярко.
      - Ты прекрасна, - прошептал Руфрид.
      - Ты тоже. А с чего ты вдруг передумал?
      - Я всегда думал так.
      Он опустился на нее, его напряженный ствол настойчиво и нежно стучался в ее двери. Возбуждение их нарастало, и Танфия торопливо направила его уд вглубь. В миг слияния любовники замерли, будто не в силах поверить случившемуся; а затем начался священный ритм, в котором с потом, с борьбою, с ласковым шепотом сочетались полузвери-полубоги. И когда страсть их разрешилась вспышкою алого пламени, Руфрид вскричал, погружаясь в тело своей возлюбленной, а Танфию сотрясла судорога наслаждения глубокого, как мука, и глаза ей застил кровавый проблеск, словно взлетевшая к небесам огненная стрела, коснувшаяся экстаза, породившего вселенную.
      Покуда Танфия и Руфрид продолжали свою вечную свару, Линден пытался заснуть. Голову он замотал капюшоном, но голоса все равно сочились. Наконец, юноша задремал, и тут же открыл глаза, разбуженный некоей переменой. Линден прислушался, приподнялся - и замер, глядя сквозь пляшущее пламя неверящими глазами. Эти двое начали целоваться... хуже того - ох, нет, только не это! - любиться.
      Смущенный и пристыженный до безъязычия, Линден снова лег и сделал вид, что дрыхнет. Спутники его даже не пытались сдерживать себя: каждый смешок, стон и вздох разносились в тихом вечернем воздухе и били Линдена по ушам. Заслышав их восторженные вскрики, юноша повернулся на спину и, стиснув ладонями виски, впился взглядом в холодные звезды. Его переполняла боль, и стыд - оттого, что звуки из-за костра возбуждали его.
      Разве ж это честно? Все жизнь эти двое друг друга не переносили на дух, а теперь с такой легкостью забыли об этом, лишь бы утолить вспыхнувшую похоть А он и Изомира, любившие друг друга больше жизни - разделены.
      Глаза Линдена защипало. Он так хотел увидеть Имми, обнять, погладить ее косы... любиться с ней. В принципе, поскольку она была на царской службе, под царской рукой, ей ничто не грозило, но сердце подсказывал юноше - это ложь. Страх раздирал ему грудь. Им бы следовало идти вперед, невзирая на темноту, а не выжидать, покуда эта парочка успеет насладиться друг другом.
      "А что, если я больше ее не увижу? - подумалось Линдену. - Что, если мы не сможем больше полюбиться, если бы не будем обручены? Как я это переживу?"
      Некоторое время стояла тишина, прерываемая только пересвистом неясыти и похрапыванием Зырки. Потом голоса, звуки... боги, эти двое опять за свое!
      Боль в душе Линдена обернулась слепящим гневом. Все, хватит с него! Юноша резко поднялся, зашвырнул в мешок свои нехитрые пожитки - танцующее пламя скрывало его, но парочка по ту сторону костра все равно даже голов не подняла. Огонька юноше оставлять очень не хотелось, но делать было нечего.
      - Чтоб вам обоим провалиться! - процедил Линден тихонько. - Толку от вас никакого. Я сам найду Имми!
      Он закинул мешок на плечо с такой силой, что сам себе поставил синяк, и ринулся в темноту.
      Глава восьмая. Синий жеребец
      - Я тебе так и не дорассказала про элира, - сонно пробормотала Танфия. - В моем сне нож был новый, изумительной работы, весь самоцветами усыпанный. Элир мог со мной говорить, только если я видела его в отражении, вроде тихого пруда, и даже так его почти не было слышно. - Девушка нахмурилась. - Он сказал, что нож защитит меня. Что он заперт, пытается до меня докричаться... Он был в полном расстройстве, а я ничего не могла поделать. Узнать бы, кто он такой...
      - Это всего лишь сон, Тан, - пробурчал Руфрид. О всяких загадках ему говорить не хотелось. - Может, в первый раз ты его и наяву видела, но потом это были просто сны.
      - Если б можно было все объяснить так просто... ну, неважно. - Она нежно провела рукой по его бедру.
      Спали они в объятьях друг друга, постелив плащ Танфии и накрывшись накидкой Руфрида. Тело девушки, такое гладкое, жаркое, жалось к нему, и Руфрид хотел ее снова и снова, но заря уже набросила на озеро серебряную сеть, и, честно говоря, он слишком устал, чтобы любиться на утреннем холодке. За ночь они сплетались трижды... Руфрид самодовольно ухмыльнулся своим воспоминаниям.
      - Вот как мы это Линдену объясним - ума не дам, - заметил он.
      - Если мы встанем раньше него, и объяснять не придется. А вообще какая разница?
      - Ему будет неловко, и он решит, что мы умом тронулись.
      - А то нет? - Девушка положила подбородок ему на грудь, чтобы взглянуть в глаза. Ее черные кудри ниспадали неровными волнами, делая Танфию невыразимо соблазнительной, глаза цвета морской волны сияли. - Я хочу сказать, разве не тронулись? Или ты сейчас встанешь и сделаешь вид, будто ничего не случилось?
      - Разве что ты так поступишь.
      Гавкнул Зырка, но спорщики не обратили внимания.
      - Я первая спросила. Можешь ты научиться говорить со мной культурно? Понимаю, тебе тяжело... - Танфия сардонически усмехнулась, но глаза ее были серьезны.
      - Мне тяжело?
      - Ты просто получаешь, на что напросился.
      - Очень надеюсь. - Он привлек девушку к себе и поцеловал. - Эта ночь была прекрасна.
      - Это был мой первый раз, - прошептала Танфия.
      - Знаю. Ты берегла свои силы для какого-нибудь надушенного городского умника, а не для того, чтобы кататься по траве с грязным землепашцем. Боги, боги - столько мук, и все напрасно.
      Танфия больно укусила его за сосок.
      - И никаких мук. Со своей правой рукой я очень близком знакома, спасибо. А ты? Скажи, я ревновать не буду.
      Хвастаться Руфриду было особенно нечем, поэтому он сказал правду.
      - Ну, была эта Эллин, дочка ткача. И еще девушка, которую я пару раз встречал в Хаверейне, пока она не выскочила за какого-то купчину.
      Он смутно надеялся, что Танфия взревнует, но девушка только расхохоталась.
      - Эллин? А был в деревне кто-то, с кем она не спала?
      - Наверное, один Линден. - Руфрид скривился. - Ладно, у меня тое опыт не большой. Честно сказать, я больше стрельбой из лука и охотой интересовался, потому что наши девушки меня не привлекали... кроме тебя.
      Танфия вздохнула.
      - Это как - проверка на доверчивость?
      Руфрид привлек ее к себе, чтобы не встречаться с ней глазами.
      - Тан, ты не понимаешь. Я тебя уже давно люблю.
      Девушка затаила дыхание.
      - Здорово ж ты это показывал, - пробормотала она.
      - Ну, признаться же никак! Проще было делать вид, что меня от тебя тошнит, и выставлять себя болваном. Может, пора нам повзрослеть?
      Танфия не шевельнулась, но юноша ощутил на своей груди влагу - ее слезы.
      - Ох, Брейида! Не знаю, что сказать, Руфе. Может, и правда пора. Что бы я не думала о тебе прежде, я доверяю тебе свою жизнь, и здесь, сейчас... у нас нет никого, кроме друг друга... Пора вставать, раздувать угли.
      - Погоди.
      Снова залаял Зырка, настойчиво и громко.
      - Холодно, и одежда намокнет...
      По лицу Руфрида прошелся мокрый собачий язык. Отплевываясь и переводя дух от вони, юноша откатился в сторону. Танфия с хохотом пыталась оттащить Зырку.
      Смех ее оборвался вмиг. Девушка застыла.
      - Руфе, - прошептала она громко. - Линдена нет!
      - Отлить, наверное, отошел.
      - Нет. Он взял мешок и плащ.
      Руфрид вскочил на ноги и воззрился на вмятинку по другую сторону костра, где должен был лежать его брат.
      - Линден! - гаркнул он.
      Ответа не было. Только грачи от испуга закричали в ветвях. Огонек пасся, как и вечером - пропал только Линден и его пожитки.
      - Боги, Тан! - Руфрид в отчаянии схватился за голову. - Куда он мог подеваться?
      Уже за полдень Линден выбрел на петляющую по лесу тропу. Дорогой ее назвать было трудно - слишком узка была тропа, а густая высокая трава свидетельствовала, что немногие путники проходили ею. И все же то была тропа, и, ободренный этим признаком людского пребывания, Линден двинулся по ней. Усталость давила на плечи, и юноша понимал, что скоро придется сделать привал - но не теперь, не когда каждый шаг приближал его к Изомире.
      Осень здесь уже вступила в свои права. Проглядывало сквозь ветви темнеющее небо. Дождевые облака красили день пыльной серостью. Бешеный ветер рвал алые листья; те, опадая, гладили Линдена по лицу, по кудрям, и каждый раз юноша вздрагивал. Напряжение в нем нарастало. Когда он опускал взгляд, там, куда должен был упасть лист, всякий раз оказывалась голая земля. И все же что-то касалось его щек, раз за разом... быть может, паутина? Линден потер лицо ладонями, но ощущение возвращалось, а с ним слабый шепоток за спиной.
      Лесные тени двигались будто бы сами собою. Юноша с трудом удерживался от того, чтобы не сбиться на бег, горько сожалея, что оставил брата и Танфию. В безлюдных местах таятся всяческие опасности, не всегда заметные с первого взгляда - это путешественники узнали на опыте.
      И тут Линден зацепился ногой за что-то неподатливое и от неожиданности полетел кувырком, больно ударившись оземь. Переведя дыхание, юноша откатился от подвернувшегося под ноги предмета, и только тогда встал. Его трясло. Он нутром чувствовал, что сейчас ему откроется нечто отвратительное. Медленно Линден опустил взгляд. Слабого предвечернего света достало, чтобы понять, что лежит перед ним.
      Тело. Он споткнулся о труп.
      Сдерживая тошноту, Линден заставил себя вглядеться. Мертвец был молод и хорошо одет - видно, из богатой семьи. Горло его было порвано так жестоко, что голова едва не отлетела, камзол залит кровью - словно бы на несчастного напал дикий зверь.
      Линден нечасто сталкивался со смертью, и не мог бы определить, давно ли лежит здесь этот несчастный. От тела уже пахло тленом, кровь застыла и высохла, края страшной раны стянулись. По серому, обезображенному лицу ползали большие изумрудно-зеленые мухи.
      Зажав нос, Линден отполз подальше и оперся о ствол дуба. Он был один, без карты, наедине с тем, что таилось в лесу...
      Самообладание начинало изменять ему. Юноша держался, призывая в помощь имя Антара, всею силою фантазии вызывая перед глазами образ бредущего среди деревьев лесного бога, облеченного в накидку из листьев, с рогами, испускающими зеленый свет. И лес содрогнулся. Линден кожей ощущал сбирающиеся вокруг него силы. Закружилась головы, и все громче шептал и бестелесные голоса. Что-то серое, и золотое, и искристое забилось над тропой, то вокруг Линдена... то внутри.
      Мир покачнулся, и Линден упал на колени, потеряв на миг сознание.
      Когда он пришел в себя, в голове пульсировала боль. Задыхаясь, юноша поднялся. Вроде бы ничего не изменилось вокруг, но Линден не узнавал леса. Словно бы новое чувство, спавшее дотоле в глубинах рассудка, прорезалось в нем. Каждая мелочь зрилась с недоброй ясностью, будто окружающий мир в любой миг готов был рассыпаться, открывая взору то, чего лучше не видеть.
      - Антар, помоги! - взмолился Линден. - Что же это со мной?!
      Но постепенно странное чувство отступило, бешенное сердцебиение унялось. И тут шею юноши ожгло чье-то горячее дыхание.
      Линден с воплем отскочил, разворачиваясь и пытаясь сорвать с пояса нож, уверенный, что пришла его погибель, и готовый дорого продать свою жизнь.
      Но это была лошадь - не менее испуганная, чем человек, и совершенно так же шарахнувшаяся. И седло, и уздечка были сработаны из хорошей кожи, изукрашены золотом и лазурью, но седло сползло коню под брюхо, а уздечка порвалась. Скакун отбежал на пару шагов и замер, высоко подняв голову и испуганно пофыркивая. Линден ругнулся про себя и пошел за ним. Вначале конь отступал, потом позволил догнать себя и подойти - медленно, с ласковым словом.
      - Ну, тихо, тихо. Откуда ты взялся? Это не твой ли хозяин лежит?
      Красив был скакун - Линден прежде и не видывал такого, разве что на картинках в книгах Танфии. Породистый, редкостной стати, конь взирал на человека печальными, огромными для такой хрупкой и маленькой головы глазами. Ноги и голова были совершенно черными, на остальной же шкуре смешивались черные и белые волоски, отчего конь казался синим. Под черным фонтаном хвоста сходились клиньями тонкие белые полоски. Линден нагнулся, посмотрел коню под брюхо - это был жеребец.
      Юноша осторожно погладил бархатную морду, потом, по мере того, как скакун признавал его, перешел на шею и круп, осторожно подобрал поводья.
      - Вот так... бедняга. Неужто ты все это время стерег своего хозяина? Жаль, рассказать ты ничего не можешь.
      Само присутствие коня, общество другого живого создания, успокаивало Линдена. Машинально юноша проверил узду, снял седло и осмотрел спину коня нет ли язв. Язв не было. За неимением щетки он прошелся по конской шкуре руками, разгоняя застоялую кровь.
      Верхом - особенно на таком скакуне - он мог бы путешествовать очень быстро. Он мог бы настичь Изомиру до того, как ее привезут в Париону. В сердце его вспыхнула надежда.
      - Ну что, повезешь меня? - шепнул он в мягкое, внимательное ухо. Жаль твоего хозяина, но ему уже не поможешь. Эх, вот имени твоего не знаю... ну, так буду звать Синим.
      Синий пристроил морду на плече Линдена и фыркнул ему в ухо. Поглаживая коня, юноша обернулся к телу прежнего всадника. Было немного стыдно оставлять его вот так, непогребенным, но найти Имми было для юноши важней. И, когда взгляд его скользнул по телу в последний раз, Линден заметил торчащий из-за голенища уголок бумажного листа.
      Не выпуская узды из рук, Линден нагнулся и вытащил бумагу - письмо, начертанное на дорогой бумаге торопливо и неровно.
      - Старейшинам Фортриновой Печатки или Хаверейна, и всем, кто найдет это письмо
      Се предупреждение всем сеферетцам, живущим западнее Скальда. От царя пришел указ, предписывающий его регистатам Бейну, Феройну и Матану набирать юношей и девиц на царскую службу ради строительства некоего памятника. Именем зауромы предупреждаем вас: сего указа не исполняйте! Не позволяйте забирать ваших детей! Сопротивляйтесь и положите конец этому безумию! Ибо угнанные идут на рабство и неизбежную погибель!
      Царь наш - уже не тот, что был прежде. Облик его - облик Гарнелиса, и тело и рассудок его сохранены, и все же то иной человек. Скорбны слова сии, и все же: царь наш не ради Авентурии творит нынешние дела свои. Он разорвал завет зауромы!
      Немногие поверят нам. Но ради всего сущего, вы должны поверить, покуда не стало слишком поздно. Внучка царя мертва, с родным сыном он в глубокой вражде, и даже малолетний внук его, как говорят, скрывается из страха за свою жизнь. Царская стройка - безумие, ради нее погибнут тысячи его подданных. Да не будет среди них жителей Сеферета! Ибо только от нашей твердости зависит жизнь наших детей, наших сестер и братьев.
      Составители сего послания, опасаясь мщения, не могут раскрыть свои имена, но многими именами Богини и Бога мы клянемся - каждое слово здесь истинно.
      Линден стоял, сжимая письмо в руке. Чтобы доставить это предупреждение, умер человек... В голове у юноши будто бы заскрипели под ногами снежинки, Линден схватился за виски, и... увидел, верней сказать вспомнил, как все случилось.
      Как скакал по лесной тропе Синий, как понукал его всадник, отчаянно стремящийся доставить весть и знающий, что он уже обречен. Как следовала за ними, кружила над ветвями летучая тварь, когтистая и клыкастая тень... как рванула всадника из седла и бросила наземь. Как жрала. Как, исполнив назначенное, умчалась прочь. И что-то еще мерещилось ему, видение иного мира, наложенное поверх сущего - рыжеволосая тень у колодца, и две фигурки в серых тенях, и крохотное среброкожее создание... Смутные образы, наполненные смыслом, ускользавшим, стоило потянуться к нему.
      Голова у Линдена закружилось, и видение ушло.
      Рабство. Смерть. Изомира.
      Худшие его страхи смотрели на Линдена с бумажного листа. Юноша едва не упал под незримой тяжестью, навалившейся на его плечи. Тяжело дыша, он прислонился к теплому боку Синего, покуда не перестала кружиться голова. Теперь она знал - предчувствия его были не просто блажью. Вся Излучинка будто знала, что происходит, но не могла признать. Если нарушена сама заурома - как могли все они не почувствовать этого... и как могли понять?
      Линден несколько раз всхлипнул, потом взял себя в руки. Если записка не врет, то дела обстоят куда хуже, чем казалось. Страдают не только два семейства в далекой деревушке - страдает вся Авентурия!
      Юноша поправил седло на спине Синего, затянул подпругу и взгромоздился на коня. Руфрид и Танфия должны узнать, было бы нечестно оставить их в неведении... но возвращаясь, он потеряет драгоценное время. Линдену вспомнились жестокие слова Руфрида, их с Танфией беззаботную случку. Нет уж, пропади они пропадом! Изомира важнее.
      И Линден направил коня на северо-восток. Поначалу Синий сопротивлялся, не желая оставлять мертвого хозяина, потом вдруг сорвался с места и ринулся в совершенно другую сторону, так что Линдена едва не вышибло из седла низко нависающим суком. Но юноша, пусть и не без усилий, когда лаской, а когда таской, успокоил, остановил животное. В конце концов Синий неторопливо и послушно порысил туда, куда хотел новый его владелец. Дай только ему выбраться из чащи - и он полетит стрелой.
      К вечеру окружающий лес начал меняться.
      Лишенный карты Линден не мог знать, что тропа вывела его из уютной Сеферской пущи обратно в Ардакрию. Дубы постепенно уступили место березам, неимоверно высоким и редко растущим. Бугристую землю плотным слоем укрывала опавшая листва и ветки, а под листвой скрывался жирный чернозем, вроде того, в который чуть не закопали Линдена и Танфию прожорливые насекомые.
      Пропали и березы, сменившись какими-то незнакомыми деревьями, еще выше и темнее, так что сплетение ветвей, даже голых, почти скрывало небеса. Здесь не было ни звука, кроме лишь поступи Синего, ни цвета, ни травы, ни палой листвы. Лес обернулся сумрачной, сырой пещерой, до странности безжизненной. Снова в голове Линдена заныло от напряжения, и чувство всепоглощающей опасности охватило его - словно неслышный голос настойчиво требовал повернуть назад, пока не стало поздно.
      Путь его лежал по дну оврага. Великанские стволы поднимались с самых краев промоины, заставляя юношу остро ощущать свое ничтожество. Корни торчали из земли, как когти, впиваясь в костно-белесые валуны. Линдену казалось, что тропа уводит его в подземелье, что его затягивает в могилу, хотя клочки неба еще проглядывали над головой. Самый воздух здесь застыл ненавистью. Даже травинки, даже мерзкой поганки не росло на голой земле.
      Придержав коня, Линден оглянулся - но тропа за его спиной, вместо того, чтобы идти в гору, катилась под уклон едва ли не круче, чем впереди. Во рту у юноши пересохло. Из-под корней на него взирало множество светящихся глазок.
      С трудом сглотнув, Линден решительно двинул Синего вперед. Никогда прежде он не ощущал перед собой столь явной угрозы. Словно шестое чувство прорезалось - как было, когда он необъяснимым образом чувствовал преследующего их Зырку, но теперь... все было куда страшнее.
      У тропы впереди стояла неподвижно бледная тень какого-то зверя. Линден продолжил бы ехать вперед, подавляя необъяснимый страх, но встал Синий, поводя головой и сверкая глазами. Юноша едва удержал коня от того, чтобы не броситься наутек.
      Зверь был размером с быка, да и видом походил на домашнюю скотину четыре ноги, могучая туша, тупая башка. Но что-то было в нем... неправильное. Мертвенно-белая шкура словно светилась и казалась нездорово отечной, вздутой. Тварь обнажила тупые зубищи и принялась с громовым чавканьем обгладывать кору с ближайшего ствола, потом, почуяв что-то, обернулась к незваному гостю. С обвислых губ свисали клочья луба. Простреленные кровью голубоватые зенки взирали на Линдена с безмозглым коровьим любопытством и - одновременно - с чуждой, тошнотворной злобой. Чуть поодаль паслись еще две твари.
      Синий попятился, намереваясь убежать, и Линден едва сдержал его порыв. Покуда юноша решал, как ему быть, около твари появилась бледная фигура - не выступила из тени, а появилась из воздуха, будто призрак.
      Очертания фигуры напоминали человеческие, но то не мог быть человек. Плащ ее был одного цвета с землей, исчерна-бурый, с серыми пятнами, а лицо - одного цвета с плащом, и вдобавок поблескивало, будто грибница. Черты его были смазаны, точно у грубо вылепленного из глины идола. Линдену показалось, что он бредит. Самая кожа создания была полупрозрачной, и сквозь нее вторым ликом просвечивал скалящийся череп.
      Линден взирал на жуткое создание, завороженный ужасом, уверенный, что все это ему мерещится.
      Создание заговорило. Голос его был тих, невыразителен и невнятен, словно людское наречие не было ему родным.
      - Что означает присутствие твое?
      - Я... заблудился, - булькнул Линден.
      Не только облик создания пугал его - самое присутствие этой твари словно бы вытягивало его силы, оставляя только беспомощный, сосущий душу ужас.
      - Ты нарушаешь договор. Люди не допускаются.
      - Не знаю я ни о каких договорах. Я не хотел вам вреда. Скажите, как, и я уйду!
      - Выхода нет.
      Создание неторопливо воздело бледную длань. Рукав соскользнул, обнажая тонкую белую кисть с семью длинными пальцами. Семью...
      Синий с пронзительным взвизгом развернулся и бросился в галоп. Рассудок Линдена словно бы отключился, уступая место некоей внешней силе. Позади него сгущалась в воздухе холодная, злая мощь, грозя обрушиться на юношу. Зажав коленями поводья, Линден проворно наложил стрелу на тетиву, и обернувшись, выпустил - в тот самый миг, когда из клока мглы ринулась на него тварь, подобная дра'аку, и все же не дра'ак, так же, как не был быком увиденный им бык.
      Тварь была больше дра'ака, обвислая шкура его отливала багрянцем. Раззявленный клюв щерился острыми зубками, крылья колыхались, как обленившиеся паруса. Стрела Линдена пробила твари грудину. Чудовище застыло в воздухе, перевернулось и грянулось оземь - в точности, как убитый Руфридом дра'ак - ладони не достав до хвоста Синего. Крик его прозвучал почти по-человечески.
      Жеребец мчался в ужасе, так что Линдену оставалось лишь цепляться за седло, закинув лук за плечо. Стремительно летела мимо чаща. Руки и ноги юноши покалывало, и ныла голова, и утекала куда-то живая кровь. Вспыхнувший было в его душе огонь погас, оставив только бессильное омерзение, будто Линден коснулся тайны столь чуждой его телу и духу, что против ее силы не было у него никакой защиты.
      Он должен вернуться к Руфриду и Танфии. Былая злость откатилась куда-то. Надо предупредить их, пока они не столкнулись с этим.
      За Линденом Руфрид и Танфия послали Зырку. Уже потом им пришло в голову, что без волкодава они был своего спутника просто не нашли.
      Поспешно одевшись, они затоптали костер и оседлали Огонька. Потом Танфия отвела пса на место, где спал Линден.
      - Ищи, Зырка! - приказала она, поглаживая мохнатую башку. - Ищи!
      Пес ринулся в лес так резво, что хозяйке пришлось его отзывать и привязывать к ошейнику, вместо поводка, ремень из огоньковой упряжи. По новой команде Зырка снова бросился по следу, натягивая ремень так, что Танфия едва не срывалась на бег.
      Путь Линдена лежал почти прямо на восток, обратно в Ардакрию. Ласковый утренний свет налился свинцовой тяжестью, черные тени деревьев прорезали предштормовое небо. Весь день путешественники шли по следу, перекусывая на ходу.
      Тело, валяющееся на узкой, заросшей тропе, повергло их в ужас. Белый от ужаса Руфрид все же сообразил, что это не Линден, но лес, дотоле казавшийся дружелюбным, наполнился ужасом. Зырка на этом месте потерял след и принялся носиться кругами, так что Танфия затаила дыхание, уверенная, что с Линденом случилось нечто ужасное. Но волкодав быстро нашел направление и повел путников дальше.
      К вечеру что Руфрид, что Танфия вконец вымотались и были готовы упасть, несмотря на то, что по очереди ехали на Огоньке. Но Зырка неутомимо гнал их вперед, останавливаясь, только чтобы полакать из ручьев.
      - Поохотиться нам некогда, так что после этой гонки мы даже собаку накормить не сумеем, не говоря уж о себе, - мрачно заметил Руфрид. - Найдем Лина - своими руками его придушу, вот точно!
      Наконец, путники вышли к крутому склону, под которым раскинулся мрачный, поросший густым лесом дол. Танфия боролась с Зыркой, пытаясь убедить его выбрать дорогу, на которой не так легко сломать шею. Над долом стояла глухая тишина... и хотя близкой угрозы не чувствовалось, девушке становилось страшновато.
      От треска она подпрыгнула. Через подлесок внизу ломилось, стремительно надвигаясь, что-то большое. Зырка словно сбесился, с лаем обрывая поводок, мотая в воздухе лапами, покуда Танфия, чтобы не упасть с обрыва, не отпустила ремень.
      Из леса вылетел безумным галопом взмыленный конь. Уши его были прижаты, глаза от ужаса выкатились. Только когда перепуганная лошадь взлетела по откосу, едва не сбив ее с ног, Танфия узнала прижавшегося к ее шее всадника. Это был Линден.
      - Руфе! - вскрикнула она.
      Но Руфрид уже мчался, оглядываясь, перед обезумевшим конем. Когда скакун поравнялся с ним, юноша ухватил его за узду. Его едва не сбило с ног, но Руфрид устоял; он пробежал еще несколько шагов, пока конь не остановился совсем, и Линден не скатился с его спины.
      Бока породистого, могучего синего жеребца тяжело вздымались, он стоял, опустив голову. Зырка же рычал и облаивал с края откоса кого-то невидимого. Танфия сердито одернула его.
      Подбегая к Линдену, она ощутила, как жжет ей левую грудь. Руфрид стоял на коленях рядом с братом.
      - Лин? Лин, это мы!
      - Дышит, - заявила Танфия, плюхаясь наземь с другой стороны и развязывая ворот рубахи Линдена. - Подай флягу. Он ранен?
      - Нет, похоже... ни царапин, ни синяков...
      Когда девушка смочила водой из фляги его лицо, Линден застонал, приоткрыл глаза и попытался встать. Руфрид помог брату подняться на колени.
      - Потрогай его, Тан! У него, похоже, жар.
      - Проклятье! А я, от большого ума, даже ивовой коры с собой не прихватила.
      Линден зашевелился, бормоча что-то, прокашлялся, поднял на брата мутный взгляд и внезапно затрясся в ознобе.
      - Руфе! - прохрипел он.
      - Да я это, я, все в порядке. Что это на тебя нашло, одному в лес идти?
      - Ардакрия. Лес...
      Линден дернулся и задохнулся, взмахнув правой рукой пару раз в сторону долины, откуда появился.
      - Успокойся, дурная твоя голова, да, мы в Ардакрии!
      - Якобы совершенно безобидной, - процедила Танфия. - Руфе, надо найти деревню. У него лихорадка, за ним уход нужен! А я так надеялась, что мы хоть без этого обойдемся.
      - Или вы не чувствуете? - выдавил Линден сквозь перестук зубов.
      - Что? - переспросил Руфрид, опасливо покосившись на Танфию.
      Линден нахмурился, и его всего перекорежило.
      - Не могу объяснить. Чувство... видения... как огнем и льдом по коже... как песок в голове сеет... Почему вы не чувствуете?
      И снова Танфии ожгло грудь, почти до боли.
      - Не знаю, Лин, - успокоительно прошептал Руфрид - Ты не дергайся, мы тебя отвезем в безопасное место.
      - Надо уходить! Слушай! - Линден попытался встать, держась за плечо брата. - Вот почему Ардакрия запретна. Я видел их. Видел!
      Танфия полезла в карман и вскрикнула от боли, когда лежащий там элирский нож обжег ей пальцы. Его едва можно было удержать в руках. Танфия с трудом вытащила нож и извлекла из ножен. За ее спиной Зырка все еще рычал на незримого врага внизу, в доле.
      - Что ты видел, Лин?
      Грудь юноши судорожно вздымалась, тонкое лицо заливал пот.
      - Бхадрадомен.
      - Боги, - прошептала Танфия. - Руфе, смотри.
      Она протянула к нему элирский нож, лежащий на ее ладони поверх ножен, чтобы не обжечь. Клинок пламенел расплавленным серебром; а рукоять венчал вместо прежней гальки огромный опал, рассыпающий смутные радуги и сияющий изнутри ясным, белым предупредительным огнем.
      Некоторое время Гулжур стоял, молча глядя на крылатую тварь, потом пнул ее ногой. Ему показалось, что гхелим мертв. Но тварь шевельнулась, почти человечески вскрикнув от боли. Мышечные волокна грудной полости уже начали выдавливать стрелу из раны. Гулжур ухватился за древко, отломил торчащее оперение и выдернул из раны наконечник, освободившийся с мягчим чавканьем.
      Тварь с воплем забила крыльями. Слова ее были неразборчивы.
      Фигура в бурой накидке неслышно подошла и встала за плечом Гулжура.
      - Весьма печально, Дозволяющий, - проговорила она, наконец.
      - Воистину, Ру. Я потерял одного из своих бойцов. Может ли гхелим остаться у вас, покуда не исцелится от раны?
      Ру сморгнул. Долгие годы жизни в Ардакрии придали его лицу серо-бурый оттенок коры.
      - Безусловно, Дозволяющий, но я вел речь не об этом. Люди никогда не заходят сюда. Никогда.
      - Это всего лишь мальчишка. Без сомнения, он уже умер от страха... а если нет, собственная глупость погубит его очень скоро.
      - Эту стрелу пустил не дурак, - мягко заметил Ру.
      - Случайность, - бросил Гулжур. Гнев захлестывал его, но Дозволяющий никогда не позволял гневу править собой. - А никак уж не мастерство.
      - И все же это странно, - упорствовал Ру.
      - Мы живем в странные времена. - Гулжур поднял взгляд к голым кривым ветвям, к серому пологу небес. Ноздри его вдыхали аромат голой земли, сока, сладкого металла бычьей плоти. - Все меняется, Ру.
      Вокруг собирались, неслышно выходя из сумерек, сотоварищи Ру, так похожие на людей в своих бурых и серых плащах. Зеленые, как ряска, глаза взирали на Гулжура со смесью подозрения и надежды. Редкие его визиты последних недель вызвали в здешних жителях неловкость и обиду - в самом деле, почему после веков изоляции среди враждебных земель родина только теперь почтила их гостем? И все ж даже после стольких лет его приняли согласно рангу.
      - Вы далеко забрались от дома, Дозволяющий, - заметил кто-то.
      - От дома? - переспросил Гулжур. - Далеко, согласен, и недаром. Достаточно нам страдать в изгнании. Старая власть рухнула. Время Аажота прошло. Те, что, как Аажот, склонились перед требованиями людей, стакнулись с человечьим родом, чтобы оставить нас изгоями - тем нет больше веры! У нас новый вожак! Истинный детеныш Прародителя. И при нем мы боле не станем звать жалкий островок у восточной оконечности этого материка "домом". Наш дом - Авентурия!
      Ру и кое-кто из остальных зашевелились. Слишком долго это колено жило в тайне, чтобы рваться в бой. Но их время придет. Не зря были оставлены по всей Авентурии поселения его народа.
      - Перемены нужны, - произнес Ру. - Недолго нам осталось пребывать в этих границах. Когда мясные быки сведут лес, им потребуются новые пастбища. Сдерживать их трудно.
      - Не следовало бы вам их сдерживать, - заметил Гулжур. - Им положено бродить свободно, как в старые времена.
      - И что ты предлагаешь?
      - Покуда - ничего, - ответил Дозволяющий. - Не возбуждайте покуда подозрений человеков. Через несколько дней я снова буду в ваших краях, и навещу еще раз - перед отбытием. Сейчас я пришел, чтобы принести вам надежду, и сказать - будьте готовы!
      Вокруг них начали копиться алые волны силы, подпитываемые болью стонущего гхелима - не такой сильной, как человечья, но все же сладкой.
      - А этот новый вожак, - поинтересовался Ру, - по его ли приказу ты прибыл? Как он взял власть? Силой ли, или общим согласием? Кто он?
      Гулжур с улыбкой отвернулся.
      - Я могу лишь назвать его, - ответил голос из-под капюшона. Запомните хорошенько! Его имя - Ваургрот.
      Глава девятая. Луин Сефер.
      Танфия сбегала за Зыркой и кое-как уговорила волкодава оставить в покое невидимого противника, хотя для этого ей, усталой, пришлось волочить пса силой. Сердце от натуги трепетало где-то в горле.
      - Твою так, Зырка, да пошли же!
      Признаться, что ей страшно, Танфия не могла даже себе самой, но злоба Зырки, ужас Линдена и особенно сияние элирского клинка - сейчас заткнутого за пояс - вывели ее из равновесия. Начинался дождь, и лес тонул в призрачной сизой мгле.
      - Где ты коня раздобыл, Лин? - спрашивал Руфрид, когда Танфия, наконец, приволокла за собою волкодава.
      - Я там... тело видел... - вяло взмахнул рукой Линден. - Там и конь пасся. Наверное, хозяин его был. Вот, нашел. - Он сунул Руфриду в ладонь листок бумаги и вновь попытался встать. - Имми в опасности! Надо ее догнать!
      - Да, да, - Руфрид усадил его. - Успокойся. Мы так и делаем.
      Он прочел письмо и передал Танфии. Слова мечами вонзались в ее душу: весть о предательстве, рабстве, смерти.
      - Сможешь Лина посадить на Огонька? - спросила девушка, убирая письмо. - Надо уходить.
      - Это точно, хотя ума не дам, куда нам податься.
      Руфрид подсадил брата, но Линден, едва оказавшись верхом, побледнел и потерял сознание. Пришлось привязать его обмякшее тело к седлу. Танфия подвела к ним синего жеребца.
      - Это дворянский конь, - заметила она.
      - Ну и поезжай на нем.
      - Он слишком устал.
      - Или ты слишком боишься?
      - Я не боюсь! Только не больно охота, чтобы он подо мной, как под Линденом, понес, - огрызнулась Танфия, но все же запрыгнула в седло. Жеребец затанцевал, и девушка покрепче натянула поводья. Поводок Зырки она привязала к седельному кольцу, чтобы пес не умчался за невидимой добычей.
      Путники двинулись на восток, прочь из Ардакрии; Руфрид вел Огонька в поводу, за ними Танфия, слишком усталая, чтобы даже бояться, сдерживала рвущегося вперед жеребца. Смеркалось. Лес за их спинами молчал настороженно и недобро.
      Почувствовав себя в седле немного увереннее, Танфия вытащила из-за пояса нож. Клинок остывал, на глазах становясь из молочно-белого серым и тусклым. Покачав головой, девушка убрала его в ножны.
      - Вообще-то это не наш конь, - заметил Руфрид, - так что забрать его себе не получится.
      - Почему нет? Хозяин его мертв.
      - А у него была семья, и ей следует знать о его судьбе.
      - Да, но не за счет же того, что мы совсем потеряем Имми! Ты же читал письмо.
      - Да. И тем, кто его послал, надо знать, что оно не достигло цели.
      Приступ совестливости у Руфрида застал девушку врасплох.
      - Хочешь сказать, что если мы заберем коня, это будет все равно, что украсть?
      - Именно. И еще хуже.
      - Не думала, что ты такой... честный.
      - Ну, ты обо мне многого не знаешь, - оборвал ее Руфрид. - Могла бы вчера понять. Надо отыскать Лину лекаря. Коня - вернуть хозяевам. Хотя как мы их всех найдем...
      Танфия рассудила, что спорить с ним бесполезно. За Линдена она очень боялась. Ей не приходило в голову, что кто-то из троих может не пережить долгого пути.
      - Попробуем... так, - ответила она, и отпустила поводья.
      Жеребец, почуяв свободу, пряднул ушами и зарысил куда-то в сторону. Танфия придержалась за гриву и натянула поводья, не давая Руфриду отстать. Конь, впрочем, и сам понимал, что от него требуют - девушке лишь изредка приходилось брать его в узду. Он торопился домой.
      - Эй! Стоять!
      Окрик вывел Танфию из полудремы - окрик, и оглушительный лай Зырки, от которого шарахнулся жеребец. Оказалось, что девушка заснула в седле. Выпрямившись в седле, она вгляделась в дождливую ночь, и различила среди теней вершину холма и круто уходящую вверх по склону тропу, по обе стороны которой ослепительно полыхали фонари.
      - Стоять! Вы под прицелом! Чего вам надобно?
      - Не стреляйте! - крикнул Руфрид. - У нас больной!
      Злоба невидимых стрелков поразила Танфию. На окраинах Сеферета, где она выросла, люди обычно бывали приветливы к пришлецам. На миг ей захотелось спустить на негодяев Зырку, но инстинкт удержал ее - пса просто застрелили бы.
      Кое-как ей удалось сдержать рвущегося вперед, несмотря на усталость, жеребца. Фонарь приближались, слепя привыкшие к темноте глаза. Прищурившись, Танфия разглядела, что к потникам идут двое рослых мужчин с заряженными самострелами. Оба были одеты в черное - штаны и парчовые камзолы с богатым подбоем.
      - Спешьтесь! - крикнул один. - И заткните проклятую собаку!
      Танфия поспешно подчинилась. Ноги ее, едва коснувшись земли, едва не подкосились; Руфрид поддержал девушку. Зырку Танфия придержала за ошейник. Бьющий в глаза свет не давал разглядеть лица подошедших, но один из них вдруг опустил светильник и шагнул вперед, непроизвольно вскрикнув:
      - Зимородок! Что за...
      Мужчина оборвал себя и повернулся к путникам, вперив в Танфию холодный взгляд. Фонарь странно подсвечивал резкие черты его почти квадратного лица. Голос его был гладок и жесток, как стекло.
      - Это конь нашего брата Арана. Как он очутился в вашем владении?
      - Мы нашли его в лесу, -ответил Руфрид. - Верней, мой брат нашел. Мы искали его хозяев.
      Мужчины переглянулись.
      - Нашли? - переспросил второй, тот, что помладше, худощавый, с испуганными яркими глазами. - Но где ж тогда брат наш?
      - Мы еще нашли мертвое тело. Был ли это он - не могу сказать, но одет он был в точности, как вы. Если так - мне очень жаль. Но сейчас болен мой брат, и ему нужна помощь!
      - Помогите нам! - взмолилась Танфия. - Кажется, в Ардакрии на него кто-то напал. Мы весь день искали людское жилье.
      - Антаровы рога... - прошептал старший. В прищуренных его глазах блеснули слезы, но он все еще взирал на путников, как на воров или убийц. Да кто вы такие?
      - Путешественники, - ответил Руфрид. - Долго объяснять.
      - Мы не лиходеи, - добавила девушка.
      - Или вы не знаете, куда забрели? - спросил старший.
      - Вообще-то нет! - огрызнулась девушка. - Но я надеюсь, в этом доме все ж не забыли заветов Брейиды-целительницы!
      - Хорошо же. - Старший неохотно опустил самострел и снял дрот с ложа. Губы его растянулись, хотя улыбкой это назвать было бы трудно. - Раз вы взяли на себя труд вернуть нам коня и принести эти скорбные вести - добро пожаловать в наш дом. Мое имя Каламис, а мой брат - Фейлан. Полагаю, наши родители будут более чем рады принять вас.
      По мере того, как путники карабкались по крутой тропе, из-за леса выступал дом. Он стоял на самой вершине холма, среди утесов, и сам рвался в небо путаницей башенок и шпилей. Блестели на фоне дождливого неба черепичные крыши, между щипцами прятались высокие узкие окна, сложенные из множества кусочков. Никогда еще Танфия не видела такого огромного дома. Зрелище было пугающее, и в то же время обворожительно-прекрасное.
      - Добро пожаловать в Луин Сефер, - произнес Каламис.
      Танфия сглотнула. Ей не раз приходилось слышать это название - далекий и загадочный Луин Сефер. И никогда ей не приходило в голову, что она попадет в эти места сама.
      Арка, притулившаяся на стыке могучих стен, вывела путников во двор, по трем сторонам которого шли запертые ворота конюшен. Когда жеребец, подняв голову, тоненько заржал, ему откликнулись десятки голосов.
      - Сколько коней! - прошептала Танфия, коснувшись рукава Руфрида.
      Юноша спустил брата с седла, поддержал за плечи. Линден закашлялся, моргая от света, и его снова забил озноб.
      - Все хорошо, - пробормотал Руфрид, поплотнее запахивая на нем плащ, мы в безопасности, ты скоро поправишься...
      - С неба, - выдавил Линден. - Оно его убило. Бхадра...
      - Тш! Все в порядке.
      Фейлан повел Огонька и Зимородка в стойла, а Каламис, поманив путников за собой, двинулся, пройдя под аркой, коридором, ведущим на кухню. Когда Танфию окатила волна жара от очага, девушку тоже затрясло. Она и не подозревала, до какой степени промерзла. Каламис дернул свисавший со стены шнур. Где-то брякнул звонок, и минуту спустя в кухню вбежала, поспешно подвязывая фартук, стройная немолодая женщина.
      - Мерия, у нас гости, - объявил Каламис. - Один из них болен. Займись вначале им, остальным же постели в гостевом крыле. Полагаю, перед сном они захотят отужинать и испить горячего. И разбуди госпожу Амитрию, чтобы осмотрела...
      - Линдена, - подсказал Руфрид.
      - Осмотреть Линдена.
      - Слушаюсь, сударь, - ответила Мерия.
      Каламис обернулся к Руфриду и Танфии. Враждебность его рассеялась, сменившись презрительной властностью.
      - Тетушка моя, если не брать в расчет ее странностей, отменная целительница, да и не только. Следуйте за Мерией. Вот только пса будьте любезны оставить...
      Танфия погладила Зырку, будто пытаясь его защитить. Благодарность в ней боролась с подозрением.
      - Его тоже надо бы накормить.
      - Само собой. Конюхи дадут ему еды и уложат в переходе подстилку. Добрый пес, - добавил Каламис. - Он заслуживает почтения.
      Спустя полчаса Линден уже лежал в огромной кровати под балдахином, совершенно теряясь в горах одеял. Лицо его было бледнее подушек. Руфрид с Танфией озабочено толпились у изголовья, покуда Мерия поддерживала голову больного, а госпожа Амитрия поила его подслащенным медом отваром горьких трав.
      Целительница была стара, худа и сгорблена. Ее окружало облако всклокоченных седых волос и аура необычайной силы. С гостями она почти не разговаривала, а Танфия от стеснения не знала, что сказать. Одета она была в свободную синюю накидку, расшитую полумесяцами. Как и намекнул Каламис, она казалась не вполне в себе.
      - Это снимет жар, - проговорила целительница, когда Линден проглотил последнюю ложку отвара. - Сейчас он уснет.
      - Что с ним случилось, вы можете сказать? - полюбопытствовал Руфрид.
      Целительница подала плечами. Птичье ее личико было невыразительно.
      - Лихорадка. Простыл, полагаю.
      - Мы решили, что на него кто-то напал.
      - Ран на теле нет. Дикий зверь?
      - Он говорил... что видел в Ардакрии кого-то... как бы сказать... не человека.
      Черные глаза старухи остро блеснули.
      - Жар играет дурные шутки с разумом, милая. Мы, живущие на краю Ардакрии, не обращаем внимания на глупые бредни.
      Госпожа Амитрия составила на поднос склянки с зельями и вышла.
      - Я провожу вас в ваши покои, - проговорила Мерия, - как велел господин Каламис.
      "Господин", повторила про себя Танфия. Она сразу догадалась, что Зимородок принадлежал человеку благородному, но само слово "господин" вызывало в ней радостное томление. Как им себя вести в гостях у дворян? Мерия, впрочем, вела себя с безразличной любезностью, давая понять, что хоть она и служанка, в ней больше от госпожи, чем в этих... землепашцах. Одного этого хватило бы, чтоб подстегнуть гордыню Танфии. Но сейчас девушке больше всего хотелось спать.
      - Достаточно одной комнаты, - сказал Руфрид.
      Танфия покосилась на него.
      - Я останусь с Линденом, - объяснил он. - Здесь и лягу. Места на двоих хватит.
      - Хорошо. - Девушка кисло улыбнулась. - Только выспись. Нечего всю ночь бдеть.
      Руфрид притянул ее к себе и крепко прижал на мгновение.
      - Ты умница, что привела нас сюда, - прошептал он ей на ухо. - Доброй ночи. Наслаждайся настоящей периной.
      - Руфе... - прошептала она так, чтобы не услышала служанка, - та записка, что нашел Лин... скажем им?
      - Завтра. Иди! Спокойного сна, Тан.
      Линден задыхался под вялой тяжестью бледной туши. Огромный белый бык давил его, поглощал всем телом, жал к земле, где мириад насекомых впивался в плоть. От холодной земли по телу бежала дрожь, от бычьего тела шел жар, от которого юноша исходил потом и, задыхаясь, рвался на воздух. Из вышины на него взирал лик бхадрадомена, и семипалая длань стискивала крошечное тельце Изомиры.
      - Я забираю ее, - донесся сиплый шепот, змеей вползавший в уши. Теперь она будет моей невестой!
      - Нет! - вскричал Линден сдавленно. - Имми!
      Кто-то держал его за плечи, и постепенно юноша осознал, что это Руфрид сидит рядом, и мерцание свечей озаряет его лицо, и они находятся в огромной, как пещера, незнакомой комнате. Линден попытался встать с постели - нельзя было терять ни минуты, надо идти...
      - Линден! - воскликнул Руфрид. - Ты что делаешь?
      - Надо искать Имми...
      - Да, но не сейчас же! Ты болен, придурок! Третий раз в себя приходишь... не дергайся. Я с тобой.
      - Хорошо, - согласился Линден, все понимая, откидываясь на мягкие подушки. Все хорошо, Руфрид рядом. Юноша пытался бороться со сном, но забытье неумолимо затягивало его... в трясину, где поджидали бред и кошмары.
      Танфия проснулась оттого, что кто-то тяжелый шлепнулся на край кровати. Она открыла глаза - на нее сверху смотрел Руфрид. Волосы его еще не просохли, подбородок гладко выбрит, а на плечах была синяя накидка, но под глазами залегли темные круги.
      - Просыпаться не собираешься? - поинтересовался он.
      Танфия приподнялась на локтях.
      - Который час?
      - Вечереет уже. Ты проспала пятнадцать часов самое малое.
      - Ох! - Она уронила головы на подушку. - Боги свидетели, мне это было полезно. Вчера я отключилась прежде, чем успела лечь.
      Присаживаясь на кровати, она в первый раз обвела взглядом комнату, где провела ночь и половину дня. Ничего подобного ей не доводилось видывать огромная палата с высоким потолком, камином, коврами на полу. Стены были цвета слоновой кости, но все покрывала и занавеси были сине-черными, с узором в виде павлиньих перьев. Павлинов Танфия видела на картинках, в романах из столичной жизни.
      - Как Линден? - спросила она.
      Руфрид вздохнул.
      - Тяжелая была ночь. Он будил меня раз пять, пытался бежать за Изомирой.
      - Ох, нет. - Танфия закрыла глаза. - Сейчас ему лучше.
      - Жар все еще накатывает порой. Бывают моменты просветления, он сам сходил в отхожее место, и даже вымылся в бане, так что ему уже лучше. Сейчас он спит спокойно... но Тан, боюсь, что к путешествию он будет готов нескоро.
      Девушка покачала головой и положила ладонь ему на колено. Руфрид накрыл ее руку своими. Танфия испытывала даже какое-то эгоистическое облегчение - перспектива нескольких дней отдыха казалась ей неизъяснимо желанной.
      - Ты уже говорил с нашими хозяевами?
      - Ни с кем, кроме тех, кого мы уже вчера видели. Но, как я понял, мы приглашены на ужин.
      - Боги, надеюсь, мне найдется, чем перекусить перед этим! Я голодна, как волк.
      - Только позвони, и Мерия принесет корзинку. Мне досталось два сорта сыра, хлеб на пиве, горячие пирожки с ягодами и лучший мед, какой я пивал в жизни.
      - Молчи! И звони! Нет, погоди...
      - Что?
      - Руфе, ты, надеюсь, понимаешь, кто эти люди?
      - А какая разница? Они богаты, и они нам помогают. Вечером узнаем.
      - Да ты головой подумай! Этот замок - Луин Сефер. Трое сыновей господа Каламис, Фейлан и погибший - сколько мы знаем - Аран. Их родители князь и княгиня Сеферетские.
      Руфрид, казалось, удивился.
      - Ну и?
      - Они правят Сеферетом! Мы их... подданные, наверное.
      - Значит, они добры к своим подданным., - улыбнулся Руфрид, как бы отмахиваясь от ее слов. - Ну, Тан, разве тебя это тревожит? Ты же в душе своей благородная дама, а в Излучинке родилась просто по ошибке.
      - Конечно, мы ничем их не хуже! Я не об этом! Если ты прекратишь язвить и начнешь слушать - нам надо быть очень осторожными в разговоре.
      - В смысле "каким ветром нас занесло в такую даль"?
      - Вот-вот. Они подписались под царским указом о рекрутском наборе иначе не бывает. Так что если они узнают об Имми, и почему мы за ней едем, они поймут, что мы нарушаем закон! А уж если они узнают о Бейне...
      Руфрид опустил голову, глядя на сплетение их пальцев.
      - А если они не подписывались? Если царь не оставил им выбора? Записка, Тан. Почему один из их сыновей нес это предупреждение?
      - Не знаю. Но нам надо убираться отсюда, как только Лин поправится.
      - Согласен. А до тех пор - давай наслаждаться жизнью. - Ладонь его скользнула под простыню, между нагих бедер Танфии.
      - Руфе, не надо!
      Юноша убрал руку.
      - Передумала?
      - Нет, дурачок! - Она погладила его по щеке.- Просто я еще не мылась. От меня, должно быть, несет потом.
      - Так вымоешься позже. - Он прижался лицом к ее плечу, пощекотал языком шею, и Танфия поневоле рассмеялась. Тело его было жарким и сильным, и устоять было невозможно. - Не так и страшно. Я дыхание задержу, прошептал он, залезая к ней под одеяло, и усмехнулся, когда она в напускном негодовании стукнула его кулачком. - И не жалуйся. Для меня ты пахнешь замечательно.
      Когда Каламис ввел ее в пиршественный чертог, Танфия задрожала.
      Узкие стрельчатые окна перемежались панелями черного дерева. Резные балки поддерживали высокие своды. Хотя по стенам и вдоль длинного стола сияло не меньше сотни свечей, темнота выпивала их свет. Впечатление создавалось сурово-величественное и мрачное. Танфия ощущала себя неуместной, и в то же время стремилась показать, что достойна подобного окружения. Это должна была быть первая проверка ее способностей, и ей во что бы то ни стало следовало ее выдержать.
      В дальне конце зала полыхал камин, и там поджидали гостей хозяева замка, такие сдержанные и строгие, что Танфии даже стыдно стало, что пару часов назад они с Руфридом кувыркались на здешних перинах.
      Мерия снабдила гостей свежей одеждой - для Руфрида простые темные штаны и белая рубашка, а для Танфии длинное темно-синее платье. Хотя оно было девушке великовато, ничего роскошнее она в жизни не видела, не говорят уж о том, чтобы носить. В зеркало на стене отведенной ей комнаты Танфия взирала с отчаянием: волосы ее - спасибо Руфриду! - напоминали воронье гнездо. Но расческа, заколки и помада, принесенные Мерией, сделали свое дело. И теперь, рука об руку с Руфридом, она входила в зал со всем возможным достоинством, остро ощущая, что все ее усилия написаны у нее на лбу.
      Каламис показался ей симпатичным, но слишком мускулистым. С квадратного лица смотрели вечно прищуренные черные глаза, и сам Каламис словно бы постоянно прислушивался, оценивал, не выдавая своих истинных чувств ничем.
      - Танфия, - проговорил он, - с тобою желает познакомиться моя мать, владычица Алорна, княгиня Сеферетская. Матушка, дозволь представить тебе наших гостей Танфию и Руфрида, из, э, деревни близ града Хаверейна.
      Танфия не была уверена, что в подобных обстоятельствах полагается делать реверанс, поэтому она стеснительно склонила голову и пожала протянутую ей тонкую, костистую, шелково-гладкую руку.
      Княгиня была высока и костлява. Седые ее волосы были безупречно уложены и прикрыты украшенной синими самоцветами сеткой. Сапфиры, должно быть, решила Танфия. И все же княгиня не выглядела бы ни выше, ни внушительнее бабушки Хельвин, если б не одеяние. Танфия едва могла отвести взгляд от ее платья - широкой юбки, буфов на рукавах, жесткого корсажа. По черному шелку змеился синий узор, и блестели лазурные бусины. Рядом с подобной сдержанной роскошью одолженное платье девушки, которое еще минуту назад казалось ей таким шикарным, походило на обноски.
      - Мой отец, владыка Даннион, князь Сеферетский.
      Князь был так же высок, хотя и сутулился - Танфия не могла решить для себя, из стеснения ли, или из презрительного высокомерия. Лицо владыки, подобно лицу его младшего сына, было тонким и отстраненным, серые глаза будто выцвели. Он кивнул девушке, но руки не подал. И Даннион, и Фейлан также были облачены в черное с синим, будто прочих цветов и не существовало в мире - короткие широкие панталоны, шелковые чулки, расшитые туфли и обильно изукрашенные камзолы с прорезными рукавами.
      - С сестрой моей матушки, госпожой Амитрией, и моим младшим братом Фейланом вы уже знакомы...
      Фейлан, подобно отцу, скрывал под маской отчуждения некоторую нервозность. Госпожа же Амитрия, растрепанная, в мятой накидке, ничуть не походила на сестру, да и на прочих свойственников. Суетливая и быстрая, как птичка, она взирала на собравшихся с едкой насмешкой.
      - И моя супруга, госпожа Эсамира.
      Жена Каламиса носила свободное платье нескольких оттенков синего, расшитое серебряными листьями, весьма шедшее к ее раскосым синим глазам и рыжевато-русым кудрям, ниспадавшим до пояса. Хотя она была женщиной крупной, но создавала впечатление худобы, будто с ее мощного костяка спала плоть. Губы ее были презрительно надуты.
      - О, - воскликнула Танфия, недослышав, - мою сестру зовут Изомира!
      Руфрид предупреждающе наступил ей на ногу.
      - Как забавно, - произнесла госпожа Эсамира, - эти крестьяне дают своим детям такие поэтичные имена. Разве можно что-то иметь против простых народных имен, вроде Неррии и Фрейнии, верно?
      Все вежливо посмеялись - кроме Амитрии, от взгляда которой молоко бы прокисло. Танфия решительно не понимала, почему крестьяне не могут называть детей, как им вздумается, но сказать это вслух было не неприлично, и она промолчала.
      - Как я понимаю, - проговорил князь, прежде чем тишина слишком затянулась, - это вы принесли нам весть о гибели нашего сына Арана.
      - Мы... не уверены, что это был он, - поспешно вставил Руфрид.
      - Сегодня мы отрядили людей обыскать лес и принести в замок тело. Князь протяжно вздохнул. - Увы, то был наш сын.
      - Нам очень жаль, - хором произнесли Танфия и Руфрид. - Надеюсь, мы верное поступили, - добавила Танфия, - что привели его коня.
      - Безусловно, - подтвердила владычица Алорна. - Само собой, вы можете остаться, покуда ваш спутник не оправится от лихорадки. Это самое малое, чем мы можем отблагодарить вас.
      - Мы подозревали, что он погиб, - тяжело проговорил владыка Даннион. И опасались подобных вестей. Однако они стали для нас тяжелым ударом.
      - Вам известно, э, как он умер? - осторожно поинтересовалась Танфия.
      - Мы редко заходим в чащу леса. Зверь, возможно. Дикие коты... кто теперь скажет?
      Ответ показался девушке до странности пустым и легковесным. Дикому коту не под силу убить человека, во всяком случае, всадника, а дра'аки так далеко от гор не залетают...
      Руфрид шагнул вперед и подал князю записку, найденную Линденом на теле погибшего.
      - Боюсь, сударь, что это письмо не достигло адресата, - сказал он. Жаль, что этого не случилось, прежде... - Тут пришел черед Танфии ущипнуть его. - Э, жаль.
      Князь перечел письмо, передал супруге; затем оно прошло через руки Каламиса, Фейлана и Эсамиры. Ни один из них не вымолвил ни слова, и лица их ничего не отражали. Танфия читала, что среди благородных считается недостойным показывать свои чувства, но подобная сдержанность впечатлила даже ее. Скорбят ли они по смерти Арана, по неудачному его походу? Кто их разберет?
      - Куда же вы направлялись, когда нашли его? - поинтересовалась княгиня.
      Руфрид прокашлялся.
      - Мы торговали в Скальде статуэтками. Я решил срезать путь через чащу, и, э, перепутал пометки на карте. С братом мы разругались, и он пошел своей дорогой. Когда мы его нагнали, он нашел вашего коня, но сам был уже болен. Конь привел нас сюда.
      Танфия затаила дыхание, ожидая бури вопросов. Но владычица Алорна произнесла только:
      - Понятно.
      Она взяла у сестры письмо и бросила в огонь.
      - А сейчас, - сказала она с напускной теплотой, - полагаю, ужин подан. Мерия покажет вам ваши места. Покуда вы остаетесь с нами, чувствуйте себя как дома.
      - Благодарю, - ответила Танфия.
      Само собой, ничего подобного чувствовать было невозможно, но вежливость княгини ее тронула. Руфрид за спинами хозяев скорчил гримасу, и Танфия сверкнула на него глазами: "Веди себя прилично!".
      В воздухе над обеденным столом витало некое напряжение, прорывавшееся в сбивчивых, путаных беседах. Поначалу Танфия списывала это на присутствие чужаков, но спустя некоторое время усомнилась.
      Они с Руфридом страшно проголодались, а еда оказалась отменной. Каждая перемена оказывалась такой изысканной и крошечной, что девушке казалось, будто она никогда не наестся, но блюду примерно к пятому она обнаружила, что ее распирает от обжорства.
      По мере того, как двое поварят под руководством Мерии вносили очередную перемену, владычица Алорна неторопливо и подробно объясняла, как это блюдо называется и из чего приготовлено.
      - Начнем мы с морковного супа с мускатом... вот эта зелень петрушка... А сейчас - тарталетки с рубленым мясом под абрикосами в тесте. Наш повар весьма любопытным образом переделал традиционный рецепт...
      Поначалу Танфия решила, что княжеская семья попросту снисходит к низкородным гостям - как будто те выросли на вареной лебеде. Большая часть блюд ей и правда была незнакома. Но постепенно девушка осознала, что хозяева обращаются исключительно к гостям, а не друг к другу, и делают это, лишь чтобы рассеять молчание. Ей пришлось напомнить себе, что они только что потеряли сына; едва ли они в настроении шутить.
      - О, - произнесла княгиня. - А вот и любимое блюдо моего мужа. Тушеный заяц.
      Руфрид с Танфией переглянулись, и девушка сглотнула.
      - Простите, но мы не можем есть зайца.
      - Ну почему же?
      - Заяц посвящен Брейиде. Его нельзя ни убивать, ни есть.
      - Конечно. Я забыла - наши верования отличаются от веры землепашцев. Мерия, убери зайца и внеси фазана, будь добра.
      Князь смолчал, поджав губы, когда унесли его любимое блюдо.
      - Прошу, - смущенно взмолилась Танфия, - не позволяйте нашему присутствию, э...
      - Нет, нет. Мы не можем оскорблять наших гостей. Наша богиня покровительница княжеского рода Сеферета - Нефения, и у нее нет посвященных зверей.
      Танфия решила показать, что она не какая-нибудь невежественная крестьянка, и знает не меньше, чем хозяева.
      - Да, Нефения - это другое имя Нефетер, богини Парионы. Но она же девственная ипостась матери-Брейиды, как и старуха Маха - ее часть. Нефения, богиня поэтов. Ее... почитаю и я.
      - Поэтов обожает наш отец, - заметил Фейлан, побалтывая в бокале красное вино. - У него огромная библиотека, и он выходит из нее только к трапезе.
      Воцарилось молчание, хрупкое, как стекло.
      - Да, Нефения, Нефетер, - произнес князь. - Вы правы, милочка. Как сказал о ней Сафаендер,
      Твой блеск серебряный манит
      Равно владыку из покоев
      И пастыря среди лесов...
      Туда, где луны меж ветвей
      Лучи пугливые сплетают,
      И мир блаженством озаряют,
      - подхватила Танфия.
      - Где вы это заучили? - презрительно полюбопытствовал Каламис.
      - Даже в Излучинке люди умеют читать, - ответила девушка. - Сафаендер - мой любимый поэт, и я перечитала все его работы.
      - И пьесы? - Князь остался, похоже, доволен - первый поданный им признак жизни. - Какая вам нравится больше?
      Танфия примолкла. На самом деле она читала всего две пьесы Сафаендера, и в детстве разыгрывала их на пару с сестрой, покуда книги не рассыпались.
      - "Дуб Ференатский", - решительно ответила она.
      - Пф! - Князь фыркнул. - Не лучшая вещь. Ранняя, неудачная попытка... Вот "Эскадале" самой своей структурой передает истинную зрелость. Вот где работа мастера в расцвете сил, не находите?
      - Эхм... - Про такую пьесу Танфия даже не слышала. - Да, но... мне нравится именно наивность "Дуба".
      - Хорошо сказано, - согласился владыка Даннион.
      - А, собственно, на каких контрастах основывается зрелость "Эскадале"? - поинтересовался Каламис, многозначительно глядя на Танфию. - Какие пары героев в наилучшей степени проявляют суть пьесы?
      - Э... хм.. Ягис и Тион...
      - Это из "Аркенфелла".
      Танфия беспомощно развела руками. Не зная даже имен героев, она не могла и надеяться отболтаться.
      - Боюсь, что "Эскадале" я не читала, - призналась она. - Не всегда можно найти книги, о которых мечтаешь.
      - С этим надо что-то делать, - раздумчиво проговорил князь. Рассылать по деревням книги...
      - Козам скормят, - пробормотал Каламис себе под нос. Танфия возмущенно глянула на него, но княжич вновь повернулся к ней.
      - Так кто же из троих писателей все же наивеличайший: Сафаендер, Теотис, Амаллия?
      Танфия ощутила себя стоящей на краю бездны собственного невежества. Когда-то ей казалось, что она знает все на свете. Обнаруживать, что это не совсем так, было на удивление болезненно. Теотиса она еще читала, а про пьесы Амаллии слышала лишь краем уха.
      - На мой взгляд, они несравнимы, - спокойно отрезала она.
      - Разумеется, считают величайшей досточтимую госпожу Амаллию, -заметил князь. - Но недавние работы Сафаендера, на мой взгляд, непревзойденны.
      У Танфии отпала челюсть.
      - Сафаендер жив?! - воскликнула она, не успев сдержаться.
      - Ну разумеется. Я полагал, вы должны знать.
      - Я... считала... что он давно умер.
      - Ваш любимый писатель, и вы не знали? - изумился Каламис. - Танфия, вы краснеете.
      - А ты пытаешься выставить ее дурой, - воинственно оборвал его Руфрид. - Оставь ее! Если б не она, половина ребят в нашей деревне осталась бы неграмотна. А ваше образование кому помогло? Безде...
      - Руфе, хватит! - шикнула на него Танфия, и для верности ущипнула за ногу.
      - А вот и десерт! - возгласила княгиня. - Сырный пирог с розовой водой, украшенный засахаренными лепестками...
      Голос ее прервался. Вместе с княгиней все собравшиеся обернулись к дверям. Вслед за несущей огромное блюдо Мерией в зал вступил еще один человек. Линден.
      Надо столом повисла тишина. Мерия поспешно поставила блюдо и выбежала. Линден был одет в штаны и рубаху наизнанку, но бос. Шел он медленно, неуверенно, под глазами его темнели круги, но выражение измученного мрачного лица было вполне осмысленно.
      Все смотрели на него. Танфия не знала, что делать; Руфрид, судя по всему, -тоже.
      - Простите, что я вмешиваюсь, - проговорил Линден, остановившись рядом с братом и опершись одной рукой о стол. - Я должен был предупредить вас как можно скорее.
      - Лин, тебе нельзя вставать, - начал Руфрид.
      - Нет, мне уже лучше. И я не сошел с ума. - Линден перевел взгляд на княжескую чету. - Простите, но кто-то должен сказать об этом, пока не стало поздно. В вашем лесу обитают бхадрадомен.
      Зал окутала мертвящая тишь. К стыду и ужасу Танфии князь и княгиня, не изменившись в лице, встали и поспешно вышли из залы. Эсамира и Фейлан глядели в тарелки. Госпожа Амитрия глядела на Каламиса.
      - Нет, - вяло произнес княжич, когда за его родителями затворились двери. - Конечно же, никаких бхадрадомен в нашем лесу нет. Вы видели, должно быть, лейхолмцев - дровосеков, милостью моих предков живущих с леса.
      - Я знаю, кого видел! - воскликнул Линден.
      - У вас был жар. Это всего лишь бред.
      - Нет. Это бхадрадомен вызвал болезнь, он высасывал из меня жизнь!
      - В Ардакрии нет бхадрадомен, - опасным голосом произнес Каламис. Это крестьянские суеверия.
      - А письмо, что мы нашли на теле господина Арана? - поинтересовался Руфрид.
      - Какое письмо? - Каламис посмотрел ему в лицо. - Никакого письма не было.
      - Ладно! А это тогда что такое?
      Руфрид вытряхнул из кармана белесый шарик чуть больше сустава большого пальца. У Танфии пересохло во рту. Это была одна из тварей, что чуть не закопала ее живьем. Руфрид швырнул насекомое на стол перед Каламисом. Эсамира бросила на дохлую тварь единственный взгляд, плечи ее дрогнули во рвотной судороге, и, бросив салфетку, она выбежала из комнаты.
      - В огонь эту мерзость! Как вы только смеете?! - Каламиса трясло, гнев разбил его ледяную маску. - Этой беседы не было!
      Он выбежал вслед за женой, оставив троих путешественников наедине с Фейланом и госпожой Амитрией.
      - Простите... Не знаю, что сказать... - Танфия закрыла горящее лицо руками.
      Руфрид пожал плечами и швырнул тварь в камин.
      - Не извиняйтесь, - ответила Амитрия. - Не в вас беда. Наши ужины часто завершаются подобный образом, верно, Фейлан? -Она зловеще хохотнула непонятной, мрачной шутке. - Садись, Линден, и помоги нам с пирогом. Жаль, если он зря пропадет.
      Линден нерешительно подчинился.
      - Не понимаю, - пожаловался он. - Я знаю, что видел. Почему они не слышат?
      - Молчи. Ешь. - Старуха ткнула в его сторону ножом. - Господин Аран умер оттого, что болтал о том, чего не знает.
      Полчаса спустя Танфия и Руфрид отвели Линдена в его комнату, оглашая длинные, скрипучие переходы громким шепотом.
      - Это была ошибка - приходить сюда, - твердил Линден. - С этим конем мы догнали бы Имми. А сейчас мы вернулись к началу пути.
      - Забываешь, что у нас не было выбора! - огрызнулась Танфия. - Ты болен.
      - Я уже здоров.
      - Непохоже. Тебе нужен отдых. И мы не уйдем, пока я не буду уверена, что ты у нас на руках не помрешь!
      - Не дури. Я знаю, что со мной. Это не болезнь, это...
      - Откуда ты знаешь, - перебил его Руфрид, - что видел бхадрадомена? Ты же прежде их не видел, так? Тогда откуда тебе знать?
      Линден вздохнул.
      - Не могу объяснить. Что-то случилось, когда я нашел тело господина Арана. Виделось что-то, чего обычно не замечают... ох, неважно, я знал. Думаешь, мне примерещилось?
      - Бывает.
      - А что вы с Танфией то цапаетесь, то любитесь - тоже примерещилось?
      - Ох. Я думал, ты не заметишь.
      - Да весь лес слышал!
      - Не ори ты! Ты что, из-за этого сбежал? - Линден смолчал. - Вот дурень!
      - Ой, Лин... - пробормотала Танфия.
      - Ну ладно, глупо вышло, - снизошел Линден. - Но если вы думали, что я всю ночь буду слушать, пока Имми...
      - Лин, прости. - Танфия взяла его за руку. - Мы не хотели тебя расстроить. Просто...
      - Так вышло? Я понимаю
      К этому времени они добрались до комнаты.
      - Давайте лучше утром обсудим наши планы, - предложила девушка.
      - Тогда заходим. - Руфрид оглянулся - нет ли кого в коридоре. Гуськом они прошли в комнату, и Линден запалили фитилек. - Чем быстрее мы уйдем, тем лучше. Не нравятся мне здешние хозяева; у меня от них мурашки по коже.
      На этих словах дверь с грохотом захлопнулась. Путешественники обернулись. Выход заслоняли Каламис и Фейлан. Отсветы огня играли на клинках их коротких мечей.
      Каламис со щелчком провернул ключ в замке и осклабился - как дра'ак.
      - Мурашек маловато будет, - проговорил он своим правильным, невыразительным голосом. - А вот теперь пора рассказать, кто вы на самом деле такие, и что тут делаете.
      Глава десятая. Самоцветы земли
      Когда Изомира и ее сотоварищи достигли каменоломен, в свои права уже вступила сырая, зябкая зима.
      В воздухе носились снежные хлопья, облепляли повозку и таяли, едва коснувшись земли. Сквозь их круговерть Изомира смутно видела встающие по обе стороны голые утесы. Между ними лежали террасы серой грязи, и разделенные насыпями квадратики серых прудов. На истерзанной земле лежал тонким слоем снег, и расточался водою.
      - Думаю, сюда нас и везут, - проговорила Имми, обнимая Серению, когда девушки приникли лицами к растворенному окну. Сердце ее трепетало, но так долг и мучителен был их путь, что Изомира отринула всякую мысль об избавлении. - Должно быть, это Нафенет.
      Серения наморщила личико.
      - Великий Антаров уд! Да это просто ужас!
      Ее возмущенный голосок почему-то в любом положении пробуждал в Изомире улыбку. Было в Серении что-то, вызывавшее всеобщую любовь - возможно, эта способность без труда порождать смех.
      После случая с солдатом, попытавшимся украсть медальон Серении, Беорвин защищал обеих девушек от мира, становившегося все более враждебным. Изомира с Серенией стали неразделимы, а Лат и остальные товарищи по несчастью превратились для них в новую семью. Все они стояли друг за друга - как иначе могли они защититься от угроз стражников? Чем дальше продвигалась повозка, тем хуже становилась каждая новая смена охранников. Что случилось с гордыми и веселыми солдатами, которых с такой любовью описывала бабушка Фрейна? Эти стражники были безразличны, подловаты, порой жестоки. Только присутствие Беорвина удерживало их в отдалении и делало путь терпимым.
      Повозка со скрипом остановилась у низенького бревенчатого дома. Через распахнутые двери Изомира и Серения видели, как со стороны утесов волокут огромные глыбы камня: тележки выплывали из снежной мглы, и таяли в ней. Под ледяной коркой камень лучился бледным золотом. У Изомиры полегчало на сердце: она любила камень, любила его прохладу и легкость, с какой он поддавался ее пальцам.
      Две раскрасневшихся от холода женщины, закутавшихся в теплые платки, разнесли рекрутам дымящиеся миски с похлебкой. Те были встречены с радостью, и вагон заполнился голосами. Каким бы бесприютным не был внешний мир, эти дощатые стены стали для людей прибежищем, единственным местом, что могло бы сойти для них за дом.
      Пока Изомира грела ладони о горячую миску, Беорвин запел:
      - Бесконечны плывут эти зимние дни,
      Пламень Огнева Терна угас,
      Но подснежник Брейидин проломит сугроб,
      И по юной траве, по зеленой листве,
      Танцевать мы будем одни,
      От страсти сгорая...
      Глубокий его бас наполнял повозку, и к нему присоединились другие. Даже стражники подхватили песню. Изомира прикрыла веки и улыбнулась изумительным звукам, думая, что, возможно, найдет в себе силы стерпеть то, что казалось невыносимым.
      Когда песня завершилась, Беорвин нагнулся к ней, коснувшись ладоней девушки.
      - Царь не причинит нам зла, - проговорил он. - Чего бы он не хотел от нас, это, верно, к лучшему.
      - Да, - отозвалась Изомира, и сама захотела себе поверить.
      - Так, - донесся от дверей чей-то голос.
      Протопотали башмаки, и в повозку запрыгнул, разбивая хрупкое единение, рыжеволосый дружинник, рослый, как Беорвин, в потертой кожанке, с коротким мечом на поясе. Рекруты боязливо подтянулись..
      - Ты... и ты... - Старшой указывал на самых крепких рекрутов, по большей части - юношей. Беорвин оказался отмечен одним из первых. - За мной. Пойдете на разрез. Остальные - кто половчей, кому по щелям ползать легче, - Он гнусно ухмыльнулся, - остаются. Вам в рудники.
      Изомира и Серения переглянулись.
      - Нет, - обронил Беорвин. - Я не пойду. Я нужен друзьям.
      - А кто тебя спрашивает? - поинтересовался старшой. Беорвин упрямо помотал башкой. - Спорить тут с тобой. Пошел!
      - Нет! - рявкнул Беорвин, кидаясь на рыжего дружинника.
      Он вышвырнул своего противника из повозки и прыгнул следом. Все рядом ринулись к дверям - посмотреть; стражники с руганью проталкивались к выходу. На несколько мгновений, застряв в толпе, Имми потеряла своего защитника из виду. Наконец она пробилась к окну, и опершись на скамью коленями, высунула голову наружу.
      Двое великанов стояли друг напротив друга в припорошенной снегом придорожной грязи. Беорвин одним ударом в лицо сбил дружинника с ног, но когда тот поднялся, в руке его был меч. Тут подоспели стражники из вагона, и Беорвин отшвырнул их, словно кутят; но со станции спешили на подмогу другие, и даже сил великана не хватило, чтобы одолеть всех. Имми в отчаянии смотрела, как Беорвина скрутили и заковали в кандалы.
      - Он просто хотел присмотреть за друзьями! - крикнула она, когда рыжий снова взобрался в повозку.
      Старшой тяжело дышал, лицо его под рыжей копной было иззелена-бледно.
      - Ему повезло, что живой остался. Так. Поехали заново. Кто в разрез на выход, быстро!
      Когда полупустая повозка тронулась, Изомира бросила прощальный взгляд на Беорвина. Тот стоял, точно медведь на ярмарке, в окружении шести стражников, растрепанный. По щекам великана текли слезы. Взгляды их встретились, но Имми не могла окликнуть его, не могла даже махнуть рукой. Потом он скрылся за поворотом.
      До рудников, насколько могла судить Изомира, оставалось еще миль десять - по истерзанной, смолотой в грязь, покрытой снегом земле.
      Но наконец рекрутов выгрузили на склоне одного из холмок, близ кучки низеньких домиков. Вылезая из повозки с мешком в руке, Изомира окинул взглядом длинную, увечную долину. Лишь на самых верхушках холмов из-под снега проглядывала зелень. Ниже склоны были сплошь изъедены дырами. Близ путей громоздилась гора мелкого серого щебня.
      Один из стражников заметил, что разглядывает девушка, и кинул ей камушек из кучи.
      - Вот что вы добывать будете! Царские самоцветы!
      В первый раз за все время пути юношей отделили от девушек. Суровая баба-командирша с седой косой и руками, как бревна, отвела Изомиру и остальных в барак, уставленный вдоль стены узкими койками. Половина мест была уже занята такими же девушками, при виде старшей вскочившими и вставшими по стойке "смирно".
      - Я тут жить не смогу, - прошептала Серения. - Хуже, чем в свинарнике!
      Изомира ничего плохого в таком жилье не видела. В бараке было чисто, роскоши было едва ль меньше, чем в комнате, которую девушка делила с Танфией, а после нескольких недель в повозке она готова была радоваться любой кровати. Но старшая услышала. Развернувшись, она отвесила Серении увесистую оплеуху.
      - Будешь тут жить! - рявкнула она, полыхнув глазами. - И тебе это будет нравиться, если не хочешь, чтоб тебе обрили бошку и урезали пайку!
      Серения от ужаса отшатнулась. Изомира придержала ее.
      - Вы теперь на государевой службе! - разорялась старшая. - Меня звать Тезейна. От вас сего и надо - работать и повиноваться. Пока вы торчите здесь, я ваша мама, ваша богиня, и ваша царица!
      - Странно, - пробормотала Серения тихо, но сердито, когда старшая ушла, - не припомню, чтобы моя мама была Смертной Каргой.
      По бараку пробежал смешок.
      - Добро пожаловать в Харфанет, - проговорил кто-то. - Царство грязи, самоцветов и червей.
      В ту ночь Изомира долго не могла уснуть. Хрустальный луч Лилейной луны заглядывал в окошко над ее койкой, и в его свете девушка оглядывала камушек, брошенный ей стражником. Она стерла с него грязь, вытащила с самого дня мешка резец и принялась царапать тусклую корку. Царапины поблескивали хрусталем. Изомира трудилась, пока не расчистила окошко размером с ноготь большого пальца. В глубине оказался аметист, пронизанный вмерзшими в камень смутными тенями и радужными искрами. Это было словно окно в иной мир, в мир, куда Изомира хотела сбежать. Камень в ее руке казался образом богини. И она трудилась над ним, покуда не уснула с резцом в руке.
      В последовавшие недели этот тайный труд только и спасал ее рассудок от нескончаемой муки рудников.
      Рекрутов загоняли в глубокие шахты, по узким туннелям, в которых приходилось сгибаться чуть не вдвое, и там, в недрах земли, им приходилось по десять-двенадцать часов врубаться в стены, откалывая самоцветные желваки. Изомира, уже привыкшая к вечному холоду, сырости и усталости, терпела. Тех, кто боялся или просто отказывался работать, наказывали.
      Когда это случилось впервые - когда хрупкая светловолосая девочка, которой на вид следовало еще с куклами играть, шарахнулась от черного провала шахты, - Изомира и Серения попытались защитить ее от гнева Тезейны. Кончилось это тем, что охранницы схватили и их, и били едва не до потери сознания. В память Изомиры навек впечаталось выражение лица Тезейны, снова и снова взмахивавшей могучим кулаком - незамутненный мучительский восторг.
      Это сломило девушку. Не сама боль. А то, что в ее мирном и благостном мире, в царстве Гарнелиса, находились люди, с таким наслаждением ее причинявшие.
      "Этого не случилось бы, останься с нами Беорвин", тоскливо думала она позже, и знала, что лжет сама себе. Даже Беорвин не мог бы уберечь их - его одолели бы число, и наказали еще более жестоко.
      Старшим над рудником стоял человек суровый и жестокий, и все стражники, будь то мужчины или женщины, подбирались, похоже, за злобу и неустанную потребность насаждать порядок. Многие, как говорилось, были родом из Торит Мира, и в них текла кровь дикарей, но те, кто происходил из Эйсилиона, Норейи, даже Параниоса, были ничуть не лучше. Веселые и доверчивые души не склонных к неповиновению рекрутов не могли быть преданы более глубоко.
      Пока рудокопы молчали. Они трудились, принимали пайки, и вечерами с облегчением падали по койкам. Покуда остальные спали, Изомира вынимала полуоформленную статуэтку и трудилась над ней, покуда сон не сморит и ее. Камешек превращался в пышную женскую фигуру с распущенными волосами и склоненным ликом - воплощенная в лиловом хрустале богиня Брейида, защитница и целительница.
      - Думаешь, это когда-нибудь кончится? - спросила Серения на седьмой день, когда по время краткого перерыва на обед они сидели рядом, прислонившись к стене прохода. Низкий потолок поддерживали стойки из бревен, и подвешенные на крючьях фонари бросали на бугристые стены круги света. Изомира и Серения прошли на пятнадцать шагов дальше, чем остальные работники, так что вокруг не было никого.
      - Я тут думала о том, что сказал Беорвин - помнишь, что царь все делает к лучшему, что мы должны быть рады служить ему, ля-ля-ля, все такое?
      - Ну и? - подбодрила ее Изомира.
      Лицо и руки Серении были покрыты грязью. Имми и сама забыла, что такое мыть руки перед едой.
      - Я в это не верю. Или царь не знает, или ему все равно. Так или иначе, а нам врут.
      - С чего же началась эта ложь? - тихо подумала Изомира вслух.
      Серения вздохнула, нагнулась вперед, потирая плечи, потом встала.
      - Пойду облегчусь. Ужас, что со мной делает эта холодина.
      - Не стоит брести всю дорогу до уборной, - посоветовала Изомира. Просто зайди в туннель подальше, и все.
      Серения, поколебавшись, бросила взгляд в черные глубины за поворотом, где они с подругой скребли стену.
      - Нет уж, спасибо, я лучше пройдусь.
      Подхватив свой фонарь, она двинулась к выходу из рудника, где наспех выкопали отхожую яму. До Изомиры доносились голоса Лата и прочих рекрутов.
      Оставшись в одиночестве, Имми прислонилась к стене и попыталась отдохнуть хоть пару минут.
      - Человек, - прошептал кто-то прямо ей в ухо. - Не бойся. Я друг.
      Имми чуть не подпрыгнула. Сердце нее ушло в пятки. Повернув голову, она увидела рядом с собой серую фигурку, ростом едва ли больше локтя. Карла был наг и мускулист; голову его венчала копна черных кудрей.
      - Не кричи, - прошептал он странным гнусавым голоском. На плоском, круглом личике сияли умом огромные черные глаза. Выражение его было совершенно человеческим - беспокойство и страх. Когда карла вышел в круг света, Имми поняла, что кожа его отливает серебром. - Прошу. Мне нужна твоя помощь.
      - Кто ты?
      - Я из народа замфераев, которых люди называют подземцами или - в менее почтительном расположении духа - червяками. Что бы ты не слышала о нас, это ложь.
      - Я ничего не слышала, - отозвалась Изомира. Во рту у нее пересохло. Здешние упоминали о "червях" - прости, если тебя это слово обидит - но никто не объяснил мне, что оно значит.
      Подземец взял ее за руку. Его пальчики оказались неожиданно сильными, но сам он был слишком мал и хрупок, чтобы представлять опасность, и, подобно ребенку, вызывал сочувствие.
      - Помоги мне, - попросил он.
      - Что случилось?
      - С моим другом несчастье. Он там... -Человечек указал во тьму, куда отказывалась идти Серения. - Я не могу поднять его.
      - Погоди, я позову кого-нибудь на помощь...
      - Нет! Я не верю другим людям. Тебе - верю. У тебя лицо... доброе.
      Изомира поднялась на ноги и взяла фонарь. Она все еще колебалась.
      - Помоги мне сейчас, - сказал подземец, - и я помогу тебе потом. Ты же не хочешь оставаться здесь? Я помогу тебе бежать.
      Надежда всколыхнулась в душе.
      - Но я не одна. Мои друзья...
      - Не сейчас. Пойдем, скорей! Я покажу тебе... чудеса.
      Серебряная фигурка повела ее в глубину. Проход заканчивался тупиков всего в нескольких шагах, но подземец свернул в туннель, высеченный не человеческими руками - слишком он был мал для этого. Изомире приходилось сгибаться в три погибели, чтобы следовать за свои проводником. Туннель уходил вниз, петляя из стороны в сторону. Несмотря на холод, Изомиру бросило в жар от страха.
      - Что случилось с твоим другом? - спросила она.
      - А... Упал, - ответил подземец, помедлив. - Ты увидишь.
      Путь отнял у них всего пять минут, но Изомире казалось, что прошло куда больше времени. Ей мучительно хотелось вернуться; если она запоздает к началу работы, ее накажут. И вдруг переход вывел ее в огромную круглую пещеру. Облегченно разогнув спину, Изомира подняла фонарь -и ахнула в изумлении.
      Куда ни падал ее взгляд, сверкали огромные аметисты. Девушка словно бы попала в сердцевину жеоды. Острые грани кристаллов ранили ее ноги, аметисты закрывали стены и гроздьями свисали с потолка, и стоило качнуться фонарю, как по пещере побежали отблески тысячи оттенков лилового и пурпурного.
      - Это прекрасно!
      - Нет в мире ничего прекрасней, - согласился подземец. Когда он вышел вперед, Имми обратила внимание, что черная грива покрывает его плечи и спускается вдоль хребта.
      Девушка обвела взглядом пещеру в поисках раненого, но ничего не нашла.
      - Где же твой друг?
      - О, это лишь лживая байка, чтобы завлечь тебя сюда! - Подземец проворно обернулся. Глаза его блестели, как гагаты.
      - Зачем?
      - Я же сказал, что покажу тебе чудо.
      Изомира взирала на него, испытывая все большую неловкость, и не зная, как оторваться, не показавшись трусливой невеждой.
      - Спасибо, тут и правда чудесно... но я лучше пойду.
      - Само собой. но раз уж ты дошла сюда, будь любезна - выслушай меня.
      Какая-то нотка в его голосе заставила ноги Изомиры прорости к полу от страха.
      Подземец коснулся стены, погладил хрустальные острия.
      - Се наши собратья - все камни земли, будь то самоцветы или простые валуны. Они - икра земли, они порождают красоту, чары, душевное сродство. Но в них скрыто куда больше, чем могут понять люди! В каждом камне таится своя сила, свой дух, свой роф. В недрах земли они таятся, скрыты, больше эпох, чем вы способны осознать. Когда их вырывают из земного чрева, оно страдает. Ведомо ли тебе это?
      - Нет, - прошептала Изомира. - Страдает?..
      Детское дружелюбие разом покинуло голос карлы, обернувшись злобным хрипом.
      - Да не все ли вам равно?! Разве слышите вы муку камня, исторгаемого вами из тела матери-земли, из созвучия его братьев, складывавшегося миллионами лет? Слышите ли вы его вопль? А мы - слышим. Весь мой народ. Мы чувствуем боль каждого убитого камня.
      Изомира в отчаянии обернулась к выходу из пещеры, обернувшейся ловушкой.
      - Только моему народу назначено добывать камень, - продолжал подземец. - Так было испокон веку. Только мы, замфераи, наделены знанием, нам дано дозволение самих камней. Мы знаем, как извлекать их нежно, не повреждая ни сердцевины их, ни духа, мы знаем, как исцелять нанесенную рану. Если камень отказывается покидать свое место, мы не настаиваем. Доступно ли вам подобное?
      Изомира покачала головой.
      - Простите. Но я здесь не по своей воле. Я не знала...
      Личико карлы исказила гримаса, и Изомира заметила, что его белые зубки заострены. Глаза подземца горели злобой.
      - Все вы преступники! Мой народ добывал каменья для всех Девяти Царств - покуда вас, людей, не обуяли жадность и нетерпение. К нам явились вестники от вашего царя. Они требовали самоцветов и медового мрамора для какого-то памятника - но они хотели слишком многого. Не снесла бы земля такого поругания. Всегда прежде люди смирялись с нашим словом - но не теперь! Не было в них терпения ждать, или желания возместить ущерб. Вместо того они решили ограбить и нас. и землю, нарушить договор, которому уже не один век. Когда мы отказались вести с нами дела, они явились в холмы с армией рабов и забрали все, чего желали. Они насилуют нас! Насилуют землю! Бьют в самое сердце Праматери! - Обернувшись, он ткнул в Изомиру серебряным пальчиком. - Вы насилуете нас. И за это... кара.
      Он поднял взгляд к сверкающему потолку, будто прислушиваясь. Изомира дернулась было к выходу, но подземец бросил ей:
      - Стой, если хочешь жить!
      И тогда грянул взрыв.
      Словно дальний раскат грома донесся из туннеля, и ударила по ушам воздушная волна. Пещера содрогнулась. Изомиру сбило с ног, лицо ей оцарапали острые грани аметистов. Фонарь погас. Где-то в недрах горы зародился, стих и прокатился вновь зловещий рокот, а потом в пещеру ворвался пыльный ветер, пахнувший гарью, землей и чем-то незнакомо-мерзким. Девушка лежала, кашляя, не в силах шевельнуться.
      - Опасные это рудники, - донесся до нее голосок серебряного карлы. - В камне скапливается дурной горючий воздух. Кому опасности земли неведомы, тот и не спускайся под землю, ибо замфераи обратят против преступившего черту гнев недр, покуда все вы не сгинете. Теперь уходи! И переда это своим.
      Голос отдалился и смолк. Изомира осталась одна в кромешной тьме.
      - Эй! Ты здесь?
      Нет ответа. Перепуганная, потрясенная девушка поднялась на ноги и попыталась наощупь отыскать выход. Темнота душила ее, ей казалось, что она навеки останется под землей и задохнется. Вот, наверное, что уготовил ей подземец.
      И никакой Беорвин не защитит ее теперь.
      Она медленно поднималась по тесному ходу, перед каждым шагом ощупывая стены и пол.
      - Есть тут кто-нибудь? Помогите!
      Ей показалось, что она слышит голоса, шепот где-то на уровне пояса, и девушка прижалась к стене. Голоса смолкли, и остался только шелест - будто шел дождь. Но это падали с потолка песчинки, покалывая ей руки и макушку.
      При мысли о том, что ее может засыпать живьем, у Изомиры едва не отнялись ноги. Она бросилась бежать, уже не думая о том, что может подстерегать ее впереди. По крайней мере, здесь, несмотря на вонь, было чем дышать - откуда то дул холодный чистый ветерок, и впереди пробивался свет.
      Наконец, переход закончился, Изомира выбрела в главный туннель. Она нашла обратную дорогу! Сердце ее захолонуло от облегчения. Потом она завернула за поворот, где работала вместе с Серенией, и увидела, откуда исходит свет.
      Там, где прежде трудились ее товарищи, громоздилась куча камней и глинистых комьев, и над головой зиял огромный провал, через который виднелось зимнее небо. Взрывом снесло часть склона, завалив туннель.
      Изомира взирала на ужасное зрелище, закрыв рот руками, не в силах сдвинуться с места.
      Когда голос вернулся к ней, Имми принялась звать товарищей. Она выкликала их имена снова и снова, она разбирала завал руками, ломая ногти, но не находила ничего.
      Наконец, сверху донесся чей-то голос:
      - Кончай вопить, дуреха! Вылезай, пока и тебя не засыпало!
      Подняв голову, она увидела, как по склону завала карабкается, останавливаясь, только чтоб окликнуть ее, хрупкая фигурка. Это был Лат. Земля дрогнула под ногами, шелест падающего песка все нарастал, и, бросив напрасный труд, Изомира ринулась вверх по крутому откосу.
      Камни выскальзывали из-под ног, страшно болели плечи и бедра, но над головой разливался бледный, морозный свет, и девушка рвалась к нему, покуда, измазанная с ног до головы и задыхающаяся, не выбралась из разрушенной шахты.
      У провала уже собралось изрядно народу. Лат помог девушке отойти подальше - земля колебалась и дыбилась под ногами. Они не успели отойти далеко, как края провала начали рушиться, земля осыпалась, забивая шахту, и заполняя зияющую дыру, подобно пасти, пожирающей самое себя.
      - Нет! - выдавила девушка между всхлипами. Она озиралась, но не видела знакомых лиц. - Разве большое никто не выбрался?
      - Только мы с тобой, - прошептал Лат. Он вырвал ладонь из ее пальцев, и сел на грязную землю, зарывшись лицом в ладони. Изомира была слишком потрясена, чтобы утешить его.
      - Может, Серения не попала под обвал, - проговорила она в пустоту, и никто не ответил. - Она пошла к выходу, она могла уцелеть...
      Изомира побрела, петляя, через толпу, надеясь каким-то чудом натолкнуться на подругу. Прошла мимо группки стражников, в том числе Тезейны и старшего, но те не заметили ее.
      - Уже в третий раз! - яростно выговаривал кому-то старшой. - Это все работа проклятых червяков! Если б вы, лежебоки, не зевали...
      - Вон он! - воскликнула Тезейна.
      Изомира обернулась. Из-за валуна подглядывал за стражниками серебряно-серый черногривый карла. Пришел поглумиться? Вроде бы не тот, что заманил ее в пещеру, но разве издали скажешь? На фоне заснеженной грязи подземец был едва виден, но двое стражников ринулись к нему, обнажая мечи. Карла попытался бежать - поздно. Стражник ухватил его за плечи, поднял в воздух и грянул оземь к ногам командира. Подземец не успел даже подняться, когда меч старшого рубанул его по шее.
      Изомира отвернуться не успела. Она видела, как клинок вошел в плоть, слышала мерзкий хруст костей, видела, как отлетает лохматая голова, и хлещет кровь, и опадает мертвое тело. Девушку едва не стошнило от омерзения, и она поспешно отошла. Как может эта жестокость смыть преступление замфераев?
      - Все до последнего! - рычал старшой за ее спиной. - Каждого клятого червяка, что заметите - убейте! - Он распрямился, тяжело дыша. - Так. Наряды на раскопку. Чтобы через два дня этот участок, - он ткнул пальцем в сторону завала, - снова работал. Эти червяки нас не остановят!
      Несколько часов спустя, когда последние тела были извлечены из-под завала, Изомира еще бродила по склону. Почти все работники помогали разбирать груды камней, но теперь все разошлись по баракам. Лата отвели в лазарет. Шел дождь со снегом, но холода девушка уже не чувствовала. Она бродила взад и вперед по разрытой земле, пока дождь смывал грязь с мертвых лиц. Там она и нашла Серению.
      Изомира опустилась на колени у холодного лета подруги. Слезы ее лились ручьем.
      - Ну почему я не могла спасти тебя? Что я без тебя буду делать? Серения, Серения, не оставляй меня...
      Пальцы ее нащупали драгоценный медальон, и Изомира сняла его с шеи подруги. Наверное, кристалл, из которого выточены створки, был извлечен из земли нежными и мудрыми пальцами замфераев. Как после этого можно смотреть на самоцветы? Открыв медальон, она увидела возлюбленного Серении, который никогда больше не увидит своей подруги. Он был немного похож на Линдена. Совсем чуть-чуть.
      - Я сохраню это для тебя, Серения, - прошептала она, пряча медальон в карман. - Сохраню. Это все, что от тебя осталось. Пойду, скажу Лату, что я тебя нашла. Он, наверное, уже знает, но я все равно скажу. Прощай, милая. Пусть Маха отведет тебя в объятия Нут. И благословят тебя Брейида и Антар...
      Чьи-то жесткие пальцы впились в ее плечо, подняли и встряхнули. Яростное Лицо Тезейны было измазано грязью, намокшие волосы свисали плетьми.
      - Где тебя носило, дрянь ты эдакая?
      - Я была здесь...
      Ее снова встряхнули, сбили с ног - обессилевшая девушка опустилась на четвереньки - пнули в бедро.
      - Вставай, негодная. Тебя старшой требует.
      Изомира стояла перед старшим в его крохотной комнатке. От усталости она едва держалась на ногах, от горя - ощущала себя призраком, бумажной фигуркой. Тезейна, слава богам, вышла.
      -Дщерь Эйнии, - проговорил старшой. Сидя за грубо сколоченным столом, в свете единственной свечки, он тоже выглядел усталым и постаревшим в один день, хотя и не менее пугающим. - Ты пережила взрыв.
      - Я... спаслась, сударь.
      - Как?
      Сбиваясь от утомления и страха, она рассказала про подземца, пересказав его речь как могла точно. Старшой слушал, сложив ладони лодочкой. Прищуренные его глаза были холодны.
      - Он... он просил предупредить, что... что они будут мешать работам в шахте, покуда они не прекратятся.
      - Значит, ты явилась как представитель этих червяков? Можно даже подумать, что ты на их стороне.
      - Нет! Они убили мою подругу. Просто...
      - Просто - что?
      Старшой подался вперед. Он пугал девушку, и ему это было прекрасно известно. "Да у него это за весь день первая радость", померещился Изомире голос Серении.
      Страх внезапно ушел, уступив место гневу.
      - Сколько еще людей должно погибнуть, прежде чем вы прекратите? Вы говорите, мы служим царю - а знает он, в каких условиях мы работаем? нельзя вечно рвать из земли камень. Это против зауромы. Я не могу так больше. Не буду. Что хотите со мной делайте!
      Она ожидала яростной отповеди, но старшой только ухмыльнулся криво да головой помотал.
      - Мы, значит, по зауроме большие мастера. Не слишком ли умное слово для крестьянки из самой задницы Сеферета? Дщерь Эйнии, ты мне ничего нового не сказала. Каждый раз, как что-то случается, я это слышу по новой. Угрозы, насилие - только дурак на это поддастся. Червяк тебе наврал. А правда вот в чем - черви веками держали монополию на добычу камня. Они копили огромные состояния, и держали у нас руку на горле. Пора пришла с этим покончить. Духи в камнях? Чушь собачья. Они воют, что у них появился соперник.
      - Я в это не верю.
      - Так. Сочувствуем врагам. Отказываемся работать. Да вдобавок это.
      Он вытащил из ящика какую-то вещицу и поставил на стол перед девушкой. Изомира в ужасе поняла, что это ее собственная статуэтка Брейиды.
      - Твоя работа?
      Девушка кивнула, соображая, в чем ее еще обвинят.
      - Очень хорошо.
      - Отдай сюда! - вскрикнула Изомира внезапно. При виде того, как толстые пальцы смыкаются на ее богине, девушка сама ощутила себя поруганной. Она потянулась к статуэтке, но старшой отодвинул каменную богиню подальше.
      - Ну-ну. Не дерзи. День у всех был тяжелый.
      - Да кто вам позволил в моих вещах рыться?!
      - Это называется "сокрытие сведений". Почему не сказала никому, что так умеешь?
      - Сказала! - крикнула Изомира. - Еще в Излучинке всем объяснила, дура! Потому меня и забрали!
      - А мне никто не сказал. Все как обычно. Тебе полагалось при каждой смене стражи указывать старшему свои умения.
      - Никто нам не сказал. Я думала, старшие все знают.
      - Если бы... - Он насмешливо покосился на нее. - Такие вот желваки каменные денег стоят. Ты его, должно быть, украла.
      - Мне его стражник сунул. Я не знала.
      - Невежество - не оправдание. А кража - тяжелое преступление.
      - А у земли вы разве не крадете эти камни?
      Старшой встал, царапнув стулом по дощатому полу. Несмотря на свои смелые слова, Изомира дрогнула от страха, когда он навис над ней.
      - Не червякам же лучше самого царя знать, в чем благо Авентурии, так? И не нам.
      Девушка не сводила взгляда с края стола. Когда рука старшого упала на ее плечо, она чуть не потеряла сознания. Но он всего лишь сунул ей в ладонь статуэтку.
      - Оставь себе. На прощание. Сколько бы на тебе не висело грешков, дщерь Эйнии, ты у нас женщина неприкосновенная.
      - Как так? - Она бросила на старшого изумленный и злой взгляд.
      - Мне от тебя толку нет, но в городе постоянно не хватает резчиков по камню. - Ответный взгляд старшого был ехиден, резок, и все же печален. Пошла с глаз моих. Спи. Завтра тебя отправят в Париону.
      Глава одиннадцатая. Госпожа Амитрия
      Свет лампады равно блестел на клинке Каламиса и в его холодных, требовательных глазах. Руфрид оглянулся в поисках оружия, но собственный его нож покоился в ножнах на поясе, брошенном на стул в противоположном углу комнаты. Да и проку от ножа будет немного - против меча-то. Фейлан был, похожее, менее уверен в себе, чем брат, а значит - более склонен к необдуманным поступкам. Противостоять им было бы безумием, и завершилось бы смертью или увечьем. Руфрид только и мог, что в бессильной ярости заслонил собой Танфию и Линдена.
      - Рассказывайте, - повелел Каламис. - Хаверейнские землепашцы не бродят по Ардакрии. Кто вы?
      - Можно ему и сказать, - пробормотал Линден.
      - Да с какой стати? - возмутилась Танфия. - Мы живем в свободной стране, так что нечего нам угрожать!
      - В своем доме, - фыркнул Каламис, - я могу поступать, как мне заблагорассудится.
      - Нам скрывать нечего, - невыразительно заявил Линден. - Мою нареченную, сестру Танфии, забрали в рекруты. Мы хотим отыскать ее и вернуть домой. Все. Остальное - чистая правда, кроме нашей поездки в Скальд.
      - Значит, вы пошли против царского указа?
      - Да, - ответил Линден. - А вы бы - не пошли?
      - Ваш родной брат, - вмешалась Танфия, - вез с собой совет не подчиняться этим рекрутским наборам! Откуда взялось то письмо, если не из этого дома?
      - Действия Арана нас не касаются. А вы трое... - Взгляд Каламиса ожег всех троих по очереди. - До нас дошел слух, что местный регистат, Бейн, был убит тремя отступниками, весьма похожими на вас. Что скажете? Передать ли мне вас скальдским властям? Или избавить от мучений и сразу зарубить?
      Клинок в руке Каламиса дрогнул. Руфрид напрягся. Сдернуть покрывало, набросить на Каламиса и Фейлана, в суматохе разоружить... а потом, подумалось ему, бежать, в спешке бросив и Огонька, и Зырку, не взяв ни луков, ни плащей. Но все ж лучше, чем позволить этому глумливому баричу прирезать всех троих.
      Фейлан закрывал телом дверь. На пустом его лице выделялись только распахнутые глаза. Каламис подошел ближе. Острие его меча потанцевало у горла Руфрида. Юноша проглотил свой гнев и не дрогнул. Его светлость был обыкновенным задирой, и самым противным было то, что Руфрид узнавал в нем себя. Острие коснулось горла Танфии, потом - Линдена. Ни та, ни другой не отвели взглядов и не отшатнулись.
      - Ты, - Каламис посмотрел Линдену в глаза, - ничего не видел в лесу.
      -Я знаю, что я...
      - Нет. - Там, где острие коснулось шеи, выступила капелька крови. - Ты не видел ничего. Понятно?
      - Чего вы все так боитесь? - процедил Линден сквозь зубы.
      Меч нажал чуть сильнее, прорезая кожу. Юноша побледнел.
      Больше Руфрид не мог терпеть. Надо было действовать. Танфия стиснула его руку, будто предчувствуя его порыв и пытаясь остановить... и тут кто-то забарабанил в дверь. Фейлан отшатнулся, едва не подскочив. Каламис с божбой обернулся, опуская клинок.
      - Кто там? - прошептал он. - Тихо, не впускай.
      - Каламис! - донесся женский голос из-за двери. Засов задребезжал. - Я знаю, что ты здесь. Отвори немедля!
      Фейлан поспешно убрал оружие и повернул ключ. "Я тебе говорил не...", прошипел Каламис, и тут в спальню ворвалась госпожа Амитрия, похожая на маленький сине-серебряный смерч. Волосы ее были неубраны, черты лица заострились от гнева.
      - Что, во святое имя Нефении, вы тут, по-вашему, вытворяете, остолопы вы кровожадные?!
      - Учим. Наблюдаем. Тетя, это вовсе не ваше дело!
      - Да ну? Оставь гостей в покое!
      К полному восторгу Руфрида старушка, будто не замечая меча, отвесила племяннику затрещину. Тот неловко увернулся и покраснел.
      - Пошел отсюда! - рявкнула она. -И ножик убери. Сколько раз тебе повторять - никогда не обнажай клинок в доме?! Я сама разберусь.
      Помрачневший Каламис вбросил меч в ножны и вышел, сопровождаемый братом. Танфия тут же принялась квохтать над царапиной на шее Линдена, но тот отстранился, говоря: "Да ничего, чешется только".
      Госпожа Амитрия смерила гостей недобрым взглядом. Свет из коридора превращал седые волосы в серебряный нимб. В глазах ее проблескивало безумие. Каламис Руфрида не пугал совершенно; а вот эта хрупкая старушка была куда страшнее.
      - Мы просили от вашего дома лишь заботы о моем брате, - проговорил Руфрид. - Мы не причинили вам зла. Что, во имя всех богов, мы натворили, чтобы заслужить такое?
      - Вы нарушили запрет, - ответила госпожа Амитрия. - Никогда не говорите о том, что есть и чего нет в Ардакрии. Понятно?
      - Нет, - отрубил Руфрид.
      - Ложитесь спать. - Полы ее накидки разметались, когда госпожа Амитрия повернулась. - Каламис вас сегодня не побеспокоит, обещаю.
      Завтрак прошел, будто бы ничего и не случилось.
      Как и прошлым вечером, дорогих гостей пригласили оттрапезовать с княжеским семейством, а владыка с супругою обходились с ними, точно с заезжими дворянами. Княгиня даже потрепала Линдена по плечу во словами "Как мы себя чувствуем сегодня?", и постоянно спрашивала, не голоден ли бедняжка.
      Острый взгляд Танфии различал фальшь только в вежливой маске господина Каламиса. Он накалывал кусочки плодов на нож и предлагал гостям с таким нехорошим блеском в глазах, словно видел в этих кусочках их сочащиеся кровью сердца.
      Ночь трое путешественников провели в неимоверной кровати Линдена, положив Руфрида в середине. Они с Танфией поочередно несли стражу, но никто их так и не побеспокоил. Только когда Руфрид тихонько поцеловал девушку в губы, Линден - якобы спящий - заметил "Даже и не думайте!", отчего все трое расхохотались.
      Теперь Танфия решила принять правила игры и завязала вежливую беседу. Руфрид присоединился, подавая ядовитые реплики и вообще выставляя себя деревенщиной, Линден же отмалчивался.
      После завтрака Линден ушел отдыхать, Руфрид отправился в конюшни, Танфию же владыка Даннион пригласил в библиотеку. Девушке этот чертог показался пещерой сокровищ, которые она и не мечтала узреть. Владыка Даннион, обрадованный искренним воодушевлением ученицы, показывал ей новенькие издания Сафаендера с изумительными иллюстрациями, пьесы и поэмы, которые она мечтала прочесть, книги писателей, о которых девушка и не слыхивала. Завороженная, Танфия совершенно выпустила из головы безумие прошлого вечера, и едва не забыла о цели своего путешествия.
      Ей нравился владыка Даннион, но душа его оставалась для посторонних закрытой. Так что завести разговор о чем-то, кроме литературы, Танфия не осмеливалась.
      После обеда ее нашел Руфрид, принеся с собой запах навоза и холода.
      - Линдену намного лучше, - сообщил он вполголоса, стараясь не потревожить владыку Данниона, читавшего что-то за столиком у окна. - Мы с ним приглядели за лошадьми. Думаю, завтра с утра нам пора отправляться.
      Танфия, с головой ушедшая в "Эскадале", с трудом вернулась к реальности.
      - Да. Огонек и Зырка уже, наверное, отдохнули.
      - Не уверен, - прервал их владыка, откашлявшись, - что вы можете уйти.
      - Что? - переспросил Руфрид.
      - Об этом вам следует посоветоваться с господином Каламисом.
      - Но ваша светлость, - изумленно проговорила Танфия, - разве есть у вас причины нас задерживать? Конечно...
      - Поговорите с моим сыном. Мне больше сказать нечего. Простите... Последнее слово растворилось в очередном хриплом "хрммф", когда владыка Даннион вновь углубился в чтение.
      - У нас будут большие неприятности, - предрек Руфрид. Они с Танфией и Линденом заглядывали в стойло Огонька, в то время как Зырка восседал рядом на булыжной мостовой. Наступал ясный, холодный вечер. - Они не хотят нас отпускать.
      - Потому, что я помянул бхадрадомен? - взвился Линден. - Боги, да чтоб вовсе этого не было! Если б вы двое не взялись любиться посреди леса...
      - Эй, вот не надо! - воскликнула Танфия. - Это вы с Руфе завелись из-за отца, если меня память не подводит!
      - Да какая разница? - мрачно поинтересовался Руфрид. - Мы тут застряли. Каламис только и ждет, чтобы мы дали ему повод нас прикончить.
      - Можем бежать сейчас, - предложил Линден. - Пока они этого не ждут.
      -Не так просто, - возразил Руфрид. - Ворота заперты. Даже когда сам Каламис в замке, склоны холма объезжают всадники. Луки наши отнесли в оружейную - без спросу не заберешь. Кроме того, если мы сбежим отсюда, Каламис сообщит в Скальд, чтобы за нами отрядили погоню.
      - Значит, надо действовать не грубой силой, а умом. - Танфия поощрительно похлопала его по плечу.
      Руфрид оскалился.
      - Нечего язвить, а то без койки оставлю.
      - Угрожаем? - ухмыльнулась Танфия.
      Линден закатил глаза.
      - Ну, а что-нибудь умное вы можете сказать? - нетерпеливо полюбопытствовал он.
      - С Каламисом, по крайней мере, все ясно, - заметила Танфия. - Меня остальные волнуют. Вроде милые такие, но о главных вещах с ними и не поговоришь. Может, усыпить их внимание? Ты, Лин, можешь захворать обратно, вот они и решат, что еще пару дней мы никуда не стронемся. А мы пока поищем выход.
      - Безнадежно, - заключил Руфрид.
      Танфия ощутила всплеск прежнего гнева.
      - Пока не придумаешь что получше - молчал бы!
      Она повернулась к братьям спиной, пересекла двор и скрылась в доме. На душе у нее было неспокойно, и снедало раздражение оттого, что ни Руфрид, ни она сама не смогли найти простой способ бегства.
      В доме было темно и тихо; здешнюю жутковатую атмосферу Танфия начинала недолюбливать. Семейство Данниона обитало на островках света, и дом можно было пройти насквозь, не встретив ни души. Шаги девушки гулко отдавались в пустом пыльном коридоре. Вернуться в библиотеку...
      В груди у Танфии захолонуло - чья-то рука сомкнулась на ее запястье. Девушка обернулась, чтобы встретиться взглядом со стоящей в двери госпожой Амитрией. Лицо старухи было сосредоточено, и, несмотря на внешнюю хрупкость, чувствовалась в ней могучая и жуткая сила.
      - Пойдем.
      - Я, э, шла в библиотеку.
      - Неважно. Ты мне нужна. Идем!
      Отказаться Танфия не смела, а идти - не хотела ни капли. Госпожа Амитрия пропихнула ее в двери и повела впереди себя по бесконечной, тесной до ужаса лестнице, освещенной только пробивающимися сквозь узкие бойницы лучами заката. Наконец женщины вышли на круглую дощатую площадку, и Танфия поняла - они поднимаются к верхушке одной из башен. До крыши оставалось добрых тридцать локтей. Изнутри стены башни были выбелены, но известка от времени пожелтела и растрескалась. Вверх вела еще одна винтовая лестница, на сей раз из кованного железа, проржавелая и на вид хрупкая.
      - Я пойду первой, - сообщила госпожа. - Не пугайся так, милочка. Это совершенно безопасно.
      Вслед за ней Танфия двинулась по раскачивающейся и скрежещущей лестнице, цепляясь за холодные поручни и стараясь не глядеть, как ходят туда-сюда в раскрошившейся известке крепежные болты. В башне было холодно. Над головой виднелся люк, а в нем - клочок сизого неба. Что, если ее тут запрут навсегда? Что, если лестница рухнет, а они вдвоем так и застрянут на крыше?
      Госпожа Амитрия пролезла через лючок, и подала девушке руку. Протискиваясь через отверстие, Танфия увидела, что крыша накрыта стеклянным куполом, а три четверти площадки занимает некое медное сооружение - толстая труба на тонких кривых подпорках. Что это за штуковина, девушка не знала. Когда-то ей казалось, что книги научили ее всему, что стоит знать, но после недавних унижений она уже не была в этом уверена.
      - Ч... что это?
      - Я покажу тебе, милочка. Но вначале оцени вид.
      Танфия вздохнула от изумления. Крыша замка осталась где-то внизу, а окрестные края были видны до самого окоема.
      Вид был волшебный. Ничего подобного Танфии не доводилось видывать. Будто все царство раскинулось перед ней, волнами лесов и холмов, крашеное иссера-лиловой закатной мглой, тронутое звездным серебром. Окоем был еще подернут алым, в небе стояли все три луны. Лиственная луна была полна, Розовая и Лилейная были на ущербе. Каждый предмет отбрасывал слабую тройную тень, обретая немыслимую глубину и сложность.
      На глаза девушке навернулись слезы. Она прижалась лицом к стеклу, дыхание ее туманило ее поверхность.
      - Авентурия, - прошептала она.
      - Да, - согласилась госпожа Амитрия. - Но теперь глянь сюда.
      Она поманила Танфию к одному из концов медной трубы и заставила заглянуть в торчащую из большой малую трубочку с наглазником. Девушка прищурилась, пытаясь вглядеться - и ахнула.
      Новое открытие. Кусочек леса предстал совсем близко, в неизмеримой ясности. Видны были каждый сучок, каждый еще не облетевший листок на голых ветвях.
      - Телескоп, - пояснила Амитрия. - Мой. Я хотела, чтобы ты поняла.
      - Что?
      - Как совершенна эта земля. Как прекрасна. Как немыслимо потерять ее, по жадности ли, или из страха. Вот... - Она положила пальцы Танфии на винтик сбоку. - Покрути, чтобы навести резкость. Теперь погляди.
      Она наклонила трубу, и поле зрения Танфии заполнила Розовая луна. Уже не плоским кругом, а совершенным шаром плыла она в небесах, и поверхность ее испещряли невообразимые узоры - нет, не узоры, но горы, и кратеры, и паутина, наверное, рек...
      Амитрия помогла ей перевести телескоп на Лиственную луну - гладкую сферу, словно чуть подмятый плод, чья зелень в такой близи была почти незрима. И Лилейная луна - чистейшая хрустальная белизна, усеянная еще более яркими звездчатыми сплетениями, чище мрамора и опала, прекраснее самого бытия.
      Танфия отступила от телескопа и утерла слезы.
      - Это... изумительный инструмент.
      - Линзы из чистейшего горного хрусталя, - проговорила Амитрия. - Я отполировала их сама. На это ушли годы. "Чудесны плоды земли, пламенны яхонты во чреве безымянных камней".
      - Сафаендер, - с улыбкой отозвалась Танфия.
      - Это не все, - проговорила госпожа, вновь пригибая Танфию к наглазнику. - Посмотри на восточный окоем.
      - Там все темно. - Чернильная линия холмов, и серебряная пыль в небе.
      - Но за ним лежат Саванные горы. Ты слыхала о них?
      - Конечно. - Танфия знала, что на пути в Париону им придется преодолеть этот хребет.
      - Прекрасны они, но суровы, дики, безжалостны. Если хотите вы перейти их до зимы, вам следует поторопиться. А сейчас... - И прежде, чем Танфия успела высказаться, Амитрия повернула трубу телескопа вниз.
      - Ардакрия, - произнесла она. - Расскажи мне, что ты видишь.
      -Лес, - пробормотала Танфия. поводя трубой, изучая безграничную колышущуюся чащу. Лунный свет дарил голым ветвям причудливую, суровую красоту. Но за ними стлалось пятно тьмы.
      Девушка едва не проскочила его, и ей пришлось развернуть телескоп обратно. В сердце леса лежала многорукая черная клякса, где деревья засыхали, а подлесок исчезал вовсе. Темным пятно казалось потому, что сквозь мертвые ветви виднелась голая земля. И его отростки вгрызались в лес.
      Неизвестно почему, но клякса вызывала в Танфии омерзение. Что-то в ней напомнило девушке о тварях, затягивавших неосторожных под землю.
      - Что это? - воскликнула она, шарахнувшись от телескопа.
      Амитрия заглянула в наглазник, снова выпрямилась.
      - То, о чем мы не упоминаем.
      - Где... - Танфия едва сумела выдавить это слово. - Где бхадрадомен?
      Амитрия тихо и страшно хихикнула.
      - Вот-вот, милочка. Где нет бхадрадомен.
      - Значит, Линдену не померещилось.
      - Если бы, милочка. Если бы.
      Танфия оперлась о телескоп, задыхаясь от смятения чувств, среди которых преобладал - страх.
      - Я не понимаю. Я думала, их изгнали их Авентурии. Что они тут делают?
      - Никому в этом доме не говори, о чем ты сейчас услышишь. Я расскажу тебе правду.
      Танфия подошла к стеклянной стене и, пока Амитрия рассказывала, не сводила глаз с пятна - которого не заметила бы без телескопа, и от которого не могла теперь отвести взгляда.
      - Они были здесь, сколько я себя помню. Да, перед случайным путником они притворяются лейхолмцами, простыми дровосеками. Но иные, как ваш Линден, видят их истинный облик. Это чудо, что он ушел живым.
      - Мой пес тоже знал, - прошептала Танфия.
      - Правду говоря, все мы знаем. Тем и ужасна Ардакрия. Но многим и нас не дозволено признавать это. Или попросту страшно.
      - Но как они остались?
      - Не могу сказать с уверенностью, но, мнится мне, после битвы на Серебряных равнинах в мирный договор вошли тайные пункты. Бхадрадомен оставили не только их пустынную родину за Вексатским проливом. Им дозволили проживать на определенных участках в пределах самой Авентурии. Покуда они не нарушали договора и не преступали границ, им разрешалось остаться.
      - Просто не верится, - выдавила Танфия.
      - А что ты о них знаешь?
      - Почти ничего, - призналась девушка. - Лишь то, что они были ужасным и безжалостным врагом. Посмотрите, что они сделали с Линденом!
      - Ты знаешь сказание о Творении?
      - Да, - ответила Танфия. - Бабушка Хельвин меня научила. Она наша жрица.
      - Сказание это так давно сложено, что никто и не упомнит, кем. Но есть в нем ближе к концу строки, которых ты, верно, не слыхивала. - И Амитрия запела. Ночная тьма сгущалась за ее хрупкими плечами, и ритм ее голоса наполнял Танфию священным трепетом.
      - До начала времен
      Была лишь Нут.
      И вселенской тьмой была Нут,
      И вселенским молчаньем.
      Одинока была Нут
      В бездне неизмеримой
      Перед началом времен.
      Глянула Нут в бездну -Зеркалом стала ей бездна.
      Отраженьем своим покорена,
      Отделила богиня его от сути своей,
      И дала ему имя - Анут.
      И любовь их сотворила время,
      И пламень страсти их зажег
      Жаркое солнце и ясные звезды небес.
      От тела своего взяла Нут
      Холодные светлые луны, от тела своего
      Породила она землю,
      И моря ее синие, и леса ее зеленые.
      От тела Нут пошли дети ее:
      Наилучшие из них - кристаллы земли,
      Пламенные огнем, не сгорающие от века.
      После тех родила она элир,
      В гордыне забывших великую Матерь.
      И последними миру она подарила людей,
      Чтоб наполнить землю слабостью их,
      Единственных из детей ее, возлюбивших Мать.
      Тем кончились труды Нут.
      Все сущее исходит от Нут и Анута,
      Даже пожиратели, оборотни
      Не от чрева ее, и не от любви,
      Но от отбросов труда ее.
      Ибо землю творя, отвергла богиня ком глины,
      И тот стал яйцом,
      И породил пожирателей,
      И уползли они в болота свои,
      Ибо прикосновение Матери дарует жизнь.
      Амитрия смолкла. Танфия подхватила песнь, и Амитрия вступила вновь, так что завершающие строки они пропели на два голоса:
      - Все исходит от Нут
      И в конце времен
      Все вернется к ней,
      И черные крыла ее
      Обнимут ее детей,
      Вернувшихся в черный круг
      Ее чрева.
      Минуту стояла тишина.
      - Значит, "пожиратели" - это бхадрадомен, - проговорила, наконец, Танфия. - Нет, этих строк я не слышала.
      - Можешь верить, что так все и было, можешь не верить, но они объясняют, как родился народ настолько враждебный нашему. Их породила Нут. По ошибке или нет... но они - часть земли.
      - Но она не родила их. Они появились из отброшенной ею глины.
      - Верно. Но милочка, это лишь попытка дикарского барда разъяснить невыразимое. Мы не знаем, как на самом деле появились бхадрадомен. Сами они утверждают, что первыми пришли в Авентурию. Если так, то где они были, когда первые люди сбивались в племена и заселяли землю? Это, без сомнения, ложь.
      - "Гневна была в те дни земля", - процитировала Танфия. - Во всех трудах по истории мне попадалась эта строка. Я все думаю, что бы это значило.
      Ответ Амитрии наполнил девушку странною дрожью. Часть этой повести она слышала раньше, остальное - нет, и все же она вспоминалась ей, точно виденный в детстве сон.
      - В прежние дни земля текла огнем; взрывались горы, и камень тек, как расплавленное золото. Разумные силы земли ревниво буйствовали, почуяв рождение искр иной жизни - людей и зверей. Тысячи лет ярилась земля, как гласят наши легенды. За умирение ея мы должны благодарить элир - народ, подобный нам обликом, но знанием и мудростию превзошедший стократ. Они вызнали тайны мириад земных роф, и смирили их, и заключили завет, позволивший обитать на земле с миром и людям, и элир. Сотворили они это по доброте, или дабы показать свои чародейные милы? Сама я склоняюсь к последнему. Говорят, что в давние времена народ Эйсилиона почитал элир богами, но те вышли из своего царства, называемого Верданхольм, и в ярости обрушились на Эйсилион, снесли храмы его и разрушили идолов. И с тех пор народ Эйсилиона почитает элир демонами.
      - Никогда не слышала, - прошептала Танфия. - Но зачем они так поступили?
      - Не знаю, - отрубила Амитрия. - Сами они ничего не объясняют.
      - Моя мать говорила, что прежде элир были близки с народом Сеферета. Они были нам друзьями. Мне не верится - они такие уклончивые, "опасные", как уверяла меня мама - но... это правда?
      Амитрия поджала тонкие губы.
      - Мне тоже доводилось слышать подобное. Элир существуют - я видела их сама, и встречала людей, говоривших с ними. Но они беспредельно высокомерны и недоверчивы. Ты, верно, читывала о годах до появления царств, когда люди сбивались в племена и свободно кочевали по землям?
      - Конечно, - ответила Танфия. - И как они начали строить поселки, и давать имена своим землям. Но это было так давно, что никто не знает, когда. И они не знали войны, покуда кровожадные племена Торит Мира не спустились с гор, чтобы поработить их. Первыми именами писаной истории стали Моуникаа и Арбаль - первые вожди, объединившие племена, чтобы изгнать захватчиков обратно в Торит Мир. Наверное, они были первыми царем и царицей.
      - Или хотя бы первыми героями, - кивнула Амитрия. - Был еще Марок, покрытый позором, как эти двое - славой, ибо он бежал от битвы и повел свой народ на юг, где основал Лазуру Марок. И первый их город, Ляписзуль, стал колыбелью древней мудрости. - Глаза Амитрии вспыхнули, рука ласково коснулась телескопа. - Там появились первые звездочеты, смотревшие в небеса не с благоговением, но с твердым намерением прознать пути солнца, лун и звезд. Говорят, им помогали элир. Жители Парионы до сих пор тайно ревнуют к лазура-марокцам. Как бы ни хотелись им верить, что цивилизация зародилась в Парионе. но это не так; первым был Ляписзуль, а Париона - лишь величайшей.
      Постепенно рождались и другие царства, распространяясь с юга на север. После Параниоса - Митрайн с его озерами и водяниками, потом Эйсилион и Норейя, затем - Дейрланд и обширный Танмандратор. Лесистую Норейю тревожили набеги из Торит Мира, края мертвых рощ; и хотя Марока заклеймили трусом, именно лазура-марокцы смирили дикарей - не оружием, но торговлей. Бесприютный Торит Мир был богат янтарем, гагатом, самоцветными камнями. Сама Париона выросла на торговом пути из Лазуры Марок на север, проходившем через изобильную золотую чашу Параниоса. Первой царицей Парионы была Силана, и это она превратила торговый поселок в великий град.
      А Сеферет оставался диким краем живущих охотой племен, поклонников древнего бога-оленя. Далекие эти земли не имели ни имени, ни царя. Был в те годы один приближенный царицы Силаны, свершивший во имя ее многие подвиги, так что решила царица вознаградить его собственным царством. Звали его Сефер. Эта земля была ему дана во владение, и назвал он ее своим именем, и явился сюда с родом своим и многими жителями Параниоса и Митрайна, и начали строить города и пахать землю. Так зачинался мой род, ибо мы - потомки царя Сефера, ныне низведенные до положения князей. Местные же племена вырождались и смешивались с пришельцами, покуда их не осталось вовсе.
      Танфию пробрала дрожь.
      - Так вот почему элир покинули Сеферет?
      - Не все элир сходны друг с другом. Быть может, этим ближе были охотники, сродные лесу, и приход землепашцев оскорбил их.
      - Но это значит, - воскликнула Танфия, - что и во мне должна быть паранийская кровь! Мои предки из Парионы!
      Амитрия фыркнула.
      - Без сомнения, хотя ничего достойного гордости в этом нет. Полагаю, впервые люди осознали, что и среди элир бывают раздоры, к тому времени, когда лазура-марокцы заложили рудники в горах Торит Мира. Ибо камни земли находятся под защитой подземцев, а их народ, в свою очередь, живет под дланью элир. Это породило раздор между элир севера и юга. Южане, покровительствовавшие лазура-марокцам, поддерживали человека в его стремлении овладеть каплей самоцветного огня, в то время, как северяне, оборонявшие подземцев, отказывали в этом человеку. Но элир Торит Мира потерпели поражение и удалились в Верданхольм. Тогда был заключен первый завет между людьми и подземцами. Нам дозволялось брать от земли камни, но лишь добытые подземцами. Авентурия процветала веками, покуда длилось дружеское соперничество между Лазурой Марок и Параниосом. Прекрасны были Девять царств, купавшиеся в мире и изобилии... А потом было первое вторжение бхадрадомен.
      - После чумы, - пробормотала Танфия.
      - Да. Серая погибель оборвала годы славы Лазуры Марок. Тогда и появились бхадрадомен, хотя и прежде, согласно легендам, они обитали среди авентурийцев, скрывая свой истинный облик, покуда мор не ослабил нас. Говорят также, что это элир нашли лекарство от чумы, но в ответ получили лишь неблагодарность.
      - Неблагодарность? Но почему?
      - Разве это не очевидно? - вздохнула Амитрия. - Порой люди не хотят, чтобы им помогали. Они хотят спасать себя сами. Думаю, к этому времени им уже достаточно намозолило глаза элирское превосходство, их невысказанное убеждение, будто люди не в силах добиться чего-либо сами. И чем больше помогали нам чужинцы, тем сильней гневались люди. Как видишь, уходу элир способствовала не одна беда, но множество.
      И снова - говорят, что без элирской помощи бхадрадомен, осквернявшие Авентурию четыре сотни и три года, никогда не были бы повержены. И все же после их разгрома отношения людей и элир стали еще более напряженными. Открыто поговаривали, что элир помогли нам, лишь чтобы спасти свои шкуры, ибо не питают они любви к человеку.
      - Я и не думала, - прошептала потрясенная Танфия, - что элир можно так ненавидеть.
      - Разве не ужасно было бы, если бхадрадомен явятся снова, но элир не придут нам на подмогу? Они будут в своем праве - заключенный между нашими народами завет запрещает нам вмешиваться в дела друг друга.
      - Но вы же не думаете, что бхадрадомен придут снова... или придут?
      - Посмотрим правде в глаза. - Амитрия почти наслаждалась беседой. Бхадрадомен, в отличие от элир, враждебны нам изначально. Они неспособны существовать, не разрушая все, что нас поддерживает. У них нет совести; они берут то, в чем нуждаются, и когда они решили напитать себя плотью Авентурии, жалость к людям и тварям не остановила их. Нас они ненавидят и ревнуют. Они втоптали нас в грязь, и лишь объединившись под дланью царицы Гетиды, Девять царств смогли восстать! Да, бхадрадомен были разгромлены, а выжившие - высланы на Вексор. И все же... - Старуха ткнула сухим пальцем в темную кляксу посреди леса. - Вот они.
      Танфия попыталась сглотнуть враз загустевшую слюну.
      - Не знаю, что и сказать. Пока я не пришла сюда, я не думала, что знаю так мало.
      Амитрия стиснула ее руку.
      - Не бойся. И наше знание подобно паутине - оно состоит из пробелов.
      - Потому я и рвусь в Париону! Я хочу знать, что правда, а что - нет! Дома этого никто не мог понять.
      Глаза Амитрии хитро блеснули, но старуху почла за благо смолчать.
      -Это ужасно! - Танфия махнула рукой в сторону Ардакрии. - Я про бхадрадомен... Не верится, что царь мог подвергнуть нас такой опасности!
      - Поверь, цари не столь совершенны, как мы хотим о них думать. Со времен битвы на Серебряных равнинах самодержцы Авентурии платили князьям и княгиням Сеферета за молчание. Мы не упоминаем о затаившемся среди нас враге не только потому, что тогда народ восстал бы против князей и против бхадрадомен, но и потому, что тогда мы потеряли бы немалую часть своего дохода. Обнищал бы весь Сеферет. А еще мы молчим из стыда. И еще - из страха.
      Пятно расползается. О, лейхолмцы знают свое место; им понятно, что люди обратятся против них при первом же удобном поводе. Но даже разгромленные, они... остаются собой. При одном взгляде на них людские души слабеют и гибнут. А они перерастают свою клетку. Их мясные твари подирают на своем пути все, оставляя голую, мертвую землю. Они захватывают все новые участки леса, и как мы можем остановить их, когда нас так мало? Мы просили царя о помощи, но он глух к нашим мольбам. Официально проблемы не существует.
      - Боги... - выдавила Танфия. - Я не... даже не знаю, что сказать.
      - Мы все напуганы. Даннион, и Алорна, и Эсамира боятся. Каламис ведет себя так глупо, потому что он тоже напуган.
      - Тогда у них нет причин удерживать нас!
      - Лишь то, что вы можете распространить весть о нашем позоре.
      - А если мы поклянемся молчать? Какое нам дело? Мы всего лишь хотим разыскать сестру...
      - А тем временем это, - Амитрия ткнула в черную кляксу кривым пальцем, - пожрет всю Авентурию? Царь не поможет нам, ибо царь обезумел. Это я, и Аран, и Фейлан, и человек по имени Элдарет, - мы пытались предупредить остальной Сеферет. Но бхадрадомен прознали об этом и убили Арана, прежде чем письмо достигло цели. Даннион и остальные, конечно, не позволили бы его отправить вовсе.
      - Боги, надеюсь, мы не подвели вас!
      - Прочие не знают, что это была я. Да они бы ничего и не сделали. Здесь ни о чем не говорят и ничего не признают, заметила?
      - Но они... - Танфия запнулась, вспомнив о тварях, явившихся из ниоткуда и убивших ее дядю. - Не хотите же вы сказать, что царь стакнулся с бхадрадоменами?! Я не верю!
      - Сознательно -нет, не думаю. Но, мнится мне, события более не подчиняются его воле.
      Пала ночь, но лунный свет переплавил лес в хрупкое, искристое чудо. Танфия молчала, взирая на раскинувшуюся вокруг красоту и думая о черном пятне, обращающем ее в прах. Спину ее буравил пылающий взор Амитрии.
      - Мне тошно, - проговорила она наконец. - Мерзко. Я не могу даже думать об этом. И я боюсь.
      - А это лишь начало.
      - Чего вы хотите от нас?
      - Я стара, дальний путь убьет меня. Ты молода и сильна. Я помогу вам уйти, если ты обещаешь сделать кое-что.
      - Что?
      - Помочь Авентурии. Остановить это безумие.
      Танфия кивнула, прикусив ноготь, чтобы не расплакаться - скорей от гордости за оказанное доверие. Ласковая рука Амитрии коснулась ее плеча.
      - Пойдем. Тебе нужно выпить чего-нибудь погорячей и покрепче. Я приготовлю.
      - Нужно, - согласилась Танфия. ступая на хлипкую железную лесенку. Госпожа, а не станет ли нам грозить та же опасность, что настигла Арана?
      Амитрия бросила на нее колкий взгляд.
      - Милочка... все мы в опасности
      Когда Танфия сбежала, Руфрид отправил брата последить за ней, а сам отправился побродить по дому, поискать выхода. Все парадные двери были намертво заколочены и заперты, окна на первом этаже - слишком узки, чтобы протиснуться. Но в конце длинного, низкого перехода Руфрид заметила выходящего из оружейной Каламиса. Тот отворил боковую дверцу и выступил наружу, на склон холма. Руфрид прижался к стене, покуда княжич не затворил за собою двери, а потом направился в оружейню.
      Сморщенный старичок, восседавший на табурете у входа, при виде Руфрида подскочил и принялся втолковывать невеже, что тому ничего брать не разрешается. Но юноша попросту прошел мимо и, не обращая внимания на бессильные протесты, снял с гвоздя свой лук и колчан. Другого оружия он не желал - чужого не надобно.
      Когда Руфрид вышел наружу, в сумерки, никакого ясного плана у него не было. Вокруг стояла тишина. По правую руку громоздилась груда валунов. Юношу охватило искушение рвануть в лес со всех ног, но без товарищей это было бы глупо. Он прошелся немного вниз по склону, огляделся.
      - Застрелен при попытке к бегству, - послышался голос за его спиной.
      Из-за груды камней выступил Каламис, сжимающий самострел. Наконечник дрота смотрел Руфриду точно в сердце. На шее юноши выступил холодный пот. Палец княжеского сына давил на курок все явственней.
      Руфрид метнулся вперед, прежде чем звякнула тетива, и подсечкой сбил своего противника с ног. Самострел отлетел куда-то. Мужчины схватились, и Руфрид быстро понял, что его враг - никудышный борец. Через пару мгновений он уже вдавливал Каламиса лицом в траву, заломив противнику обе руки за спину. Каламис задыхался от боли, гнева и беспомощности.
      - Оружие у тебя славное, - прошептал Руфрид ему в ухо, - да вот драться ты не обучен. Попробуешь снова кому-то из нас угрожать - я до тебя первым доберусь. Попытаешься нас задержать - я тебя просто убью. Я уже убивал. Во второй раз будет легче.
      - Пусти! - прохрипел Каламис. - Меня ждет работа. Если ты меня убьешь, мой род отомстит тебе страшней, чем ты можешь представить!
      Руфрид вздохнул.
      - Уже боюсь.
      - Ты, остолоп! Да, ты можешь это сделать - и оставить одним человеком в лесном дозоре меньше!
      - И от кого вы обороняетесь? От дровосеков?
      Руфрид поудобнее перехватил его запястья, намереваясь выдавить правду из этого барича, но Каламис из последних сил сбросил юношу и рванулся к самострелу. Руфрид попытался удержать его за лодыжку, но какое там! Каламис покатился вниз по склону, пытаясь на ходу перезарядить самострел. Руфрид вскочил на ноги и последовал за ним.
      Лес в этом месте расступался, оставляя длинную узкую прогалину. В узкой щели неба плыли луны.
      - Скажи правду, Каламис! - крикнул Руфрид. - Чего вы все так боитесь?
      Захрустели ветви, и из лесу по левую руку, перед Руфридом, но за спиною Каламиса, выломилась бледная туша - уродливое и могучее подобие быка, о четырех острых рогах. Чтобы бегать быстро, оно было слишком тяжелым, но собственная тяжесть неотвратимо увлекала его вниз по склону, прямо на бегущего Каламиса.
      - Берегись! - гаркнул Руфрид.
      Каламис обернулся слишком поздно. Несмотря на попытку увернуться, один рог все же ударил его под ребра, легко пронзив толстое сукно камзола. Наследник вскрикнул и перегнулся пополам, зажимая ладонями рану. Бык пробежал еще несколько шагов, разрывая дерн копытами, развернулся и приготовился ударить снова.
      Тварь заметила Руфрида - уродливая башка мотнулась в сторону юноши но решила покончить вначале с Каламисом. Тот поднял самострел, но дрот вонзился в могучее плечо твари, только разозлив ее. Ужас, похоже, приковал Каламиса к месту. Руфрид приладил стрелу на тетиве, выцелился... но пробьет ли наконечник эту шкуру?
      Стрела промчалась низкой дугой, с явственным хрустом вонзившись точно в глазницу чудовищного быка. Ноги твари подкосились, и туша рухнула, сотрясая землю. К тому времени, когда Руфрид подбежал к нему, бык был мертв. Стрела достигла его мозга. Нечто омерзительное было в его противоестественно-бледной плоти. Ничего подобного юноша не видывал прежде. Он выдернул стрелу, покрытую кровью и слизью.
      - Нарежем на отбивные? - сухо поинтересовался он.
      Каламис отвернулся, и его стошнило.
      - Мы никогда не едим их, -выдавил он, утирая губы. - Никогда. Помоги.
      Оглядевшись, чтобы увериться в отсутствии собратьев мерзкой твари, Руфрид подставил Каламису плечо, и, поддерживая княжьего наследника, двинулся вверх по склону.
      - Что это за гнусь?
      - Наш долг - сдерживать их, - прохрипел Каламис. - Быков. Они пожирают все. Их надо прореживать.
      - Они ваши? Или дикие? Или...
      - Они принадлежат... лейхолмцам. По договору их скот не должен разбредаться по лесу, но этих тварей слишком много. Мы должны сдерживать их. - Голос Каламиса звенел от ярости. Он зажимал рану в боку, но кровь струйками стекала по пальцам.
      - Не шуми. Рану разбередишь. Неудачный тебе день выдался, а, господин Каламис? Сначала я тебя в блин раскатываю, потом - жизнь спасаю.
      Они добрались до потайной дверцы. Каламис одарил Руфрида бешеным, непрощающим взглядом, но прежде, чем с губ могли сорваться обидные слова, лицо его побледнело, и он потерял сознание, обвиснув на руках Руфрида мертвым грузом.
      Вокруг ложа собралось все семейство. Танфия, Руфрид и Линден толпились в дверях. Госпожа Амитрия перевязала его раны, и теперь бледный, но вполне живой и очень мрачный Каламис возлежал на горе подушек. По сторонам кровати стояли его мать и жена; в изножье тревожно маячили владыка Даннион и Фейлан.
      Танфия держала Руфрида под руку. Он успел нашептать ей о случившемся, и хотя он не хвастался сделанным, тем больше девушка им гордилась.
      - Он потерял немало крови, - объявила госпожа Амитрия, - но рана поверхностная. В покое она заживет скоро. Племянник., ты уже поведал родителям, как тебе удалось спастись?
      - Руфрид застрелил тварь, - неохотно выдавил Каламис.
      - Мы благодарим вас, - произнесла владычица Алорна, подняв взгляд, и Танфия обратила внимание, как бледно и напряжено ее лицо, насколько человечна княгиня под оболочкой напускной культуры. - Никаких слов не хватит, чтобы выразить нашу благодарность.
      Руфрид пожал плечами.
      - Дозволение уйти станет достаточной благодарностью, - ответила за него Танфия. - Мы бы хотели уйти с вашим благословением, а не удирать, как тати в ночи, от погони, намеренной нас задержать или убить. Мы не враги вам.
      - Я ничего не видел в лесу, - добавил Линден. - Даже и рассказывать нечего.
      Каламис нахмурился. Владыка Даннион и владычица Алорна переглянулись.
      - Это, - тяжело произнес владыка, - должен решать Каламис. Ему виднее.
      - Да в силах ли он сейчас решать? - вскричала Амитрия. - Ты целыми днями сидишь над своими фолиантами, не желая брать на себя никакой ответственности! Выгляди хотя бы за окно, посмотри, что творится за стенами! У Арана хватило хотя бы смелости действовать, пусть это и погубило его! Вы все по малодушию и лени ничего сделать не можете - ну так не мешайте же этим юнцам!
      Последовало краткое, болезненно-напряженное молчание.
      - Если мы можем закрывать глаза на... на лейхолмцев, - ядовито промолвил вдруг Фейлан, - не так трудно вам закрыть глаза и на троих путников!
      - Хорошо, - проговорила, наконец, владычица Алорна, - пусть идут.
      Даннион вздохнул.
      - Да, да, если Каламис не возражает. Я буду скучать по Танфии, мы великолепно провели день.
      - Все вы глупцы! - прохрипел Каламис. - В лесном дозоре от них было бы больше проку, чем от сгинувших без следа в Ардакрии! Вы хоть представляете, как тяжело убивать этих клятых быков? А Руфрид своего завалил с одной стрелы! Но коли так - пусть будет по вашему. Хотя выйдет из этого одно горе.
      - Словно нам без того горя нет? - прикрикнула на него Эсамира.
      - Мы не просто отпустим их, не так ли? - твердо произнесла Амитрия. Мы поможем им. Всем, что в наших силах.
      Глава двенадцатая. Провидец и змей
      Когда корабль начал тонуть, Гелананфия видела во сне своего возлюбленного.
      Она очнулась в своей каюте оттого, что корабль дрогнул под напором неведомой силы. Пол мотало из стороны в сторону; кто-то молотил в дверь, но звук тонул в вое ветра и мучительном скрипе шпангоутов.
      - Вставайте, госпожа! Все на палубу! - Голос принадлежал первому помощнику.
      - Хорошо!
      Скатившись с койки, царевна кое-как натянула рубашку и штаны, надела башмаки и, на ходу затягивая пояс, выбежала из каюты.
      Палуба суденышка вздыбилась, встречая Гелананфию, потом бросилась плашмя и накренилась, едва не вышвырнув принцессу за борт. Рядом цеплялся за поручни первый помощник, на лице его застыла беспомощная гримаса. Каменно-серый океан странно бугрился, будто огромный морской змей неторопливо перетекал от волны к волне. Паруса рвались с рей, команда отчаянно пыталась развернуть корабль. Силуэты матросов среди снастей казались впечатанными в тускло мерцающее небо.
      - Что случилось? - прокричала Гелананфия.
      Первый помощник помотал головой. Глаза его были безумны.
      - Нам конец!
      Корабль опасно накренился. Палубу захлестнула волна, окатив всех холодной водой.
      - Не пора ли спускать шлюпки? - спросила царевна.
      - Это нам не поможет, госпожа!
      Потеряв терпение, Гелананфия поползла на нос в поисках капитана. В небе, точно пальцы великанской руки, громоздились угольно-черные тучи. Кораблик несло вперед все быстрей и быстрей, по одному борту море склоном уходило вверх, по другому рушилось вниз. Цепляясь за поручни, Гелананфия подняла взгляд - капитан стоял у руля. В седых волосах блестели капли, остановившийся взгляд был пуст.
      Добравшись до носа, царевна увидела, что заворожило его, и положение корабля обрело для нее новый, жуткий смысл. Корабль затягивало в неимоверный водоворот, он беспомощно соскальзывал вниз, в жерло воронки. Как ни стискивала Гелананфия поручни, сама палуба рассыпалась у нее под ногами. Маленькое торговое судно не было предназначено к таким испытаниям. Доски трескались одна за другой.
      Все быстрее крутило кораблик в водовороте, все громче становились крики матросов, падающих за борт с рей, пока, наконец, волна не обрушилась на остатки судна, одним ударом оторвав Гелананфию от поручней.
      На царевну обрушилась тьма. Гелананфия тонула, буря гремела в ушах, и вокруг поднимались к поверхности огромные пузыри, последние вздохи умирающего корабля. Беспомощно молотя руками, она не чувствовала даже страха - просто не успевала - лишь краткий миг печали по команде, принявшей смерть из-за нее. Холодная вода остановила дыхание, разрывались грудь и виски...
      Смерть она встретила в гневе.
      "Прости, отче. Я подвела тебя".
      В бездне показалось отцовское лицо, мертвенно-бледное, глаза закрыты... "Боги, и ты?! О нет. Он нас обоих убил, родного сына, родную внучку...".
      Прошла вечность.
      Перед Гелананфией плыл сияющий зеленый диск. Голова и легкие ее все еще горели мукой, но боль казалась далекой. Душу царевны связывала с умирающим телом лишь готовая порваться нить.
      Зеленый свет близился, оставаясь все таким же загадочным... покуда не разрешился вдруг самоцветом: грани огромного смарагда роняли лучи света в черную воду. А самоцвет покоился на лбу огромного змея, явившегося словно из ночных кошмаров.
      Гигантская голова поднырнула под тело принцессы, поднялась подталкивая ее к поверхности!
      Жадное течение еще пыталось затянуть ее в глубину, но змей упорно выталкивал бессильное тело Гелананфии к воздуху, и прочь от водоворота.
      Вокруг замерцали огни. Тьма исполнилась танцующими самоцветами. Царевну несло, и вокруг, в изумрудной бездне, она ясно видела змеев. Их была целая дюжина. Блистали самоцветы на продолговатых треугольных головах, и гибкие тела - каждое своего оттенка, льдисто-зеленый, бирюзовый, темно-синий, цвета морской волны, - сплетались в струистом танце.
      Очнулась Гелананфия на берегу. Встающее солнце уже прогрело белый песок. Принцесса чувствовала себя похожей на выброшенного бурей кита. Намокшую одежду заплели водоросли.
      Стоило ей пошевелиться, как все тело сотряс кашель. Она попыталась встать, сморщившись, когда солнце ударило ей в глаза. Обоженную солью кожу покрывал песок... но она была жива.
      Сосцы Нефетер, подумалось ей. Я жива. Боги...
      Она поспешно оглянулась в поисках членов команды. Но берег был пуст.
      Гелананфия прикрыла глаза. Они стали ее друзьями, эти матросы, хотя она не могла даже открыть им свое настоящее имя, или причину своей поездки на Змеиные острова. Она наняла их, а они доверились ей... и погибли через это.
      "Хороша же я принцесса, - подумалось ей, - валяюсь тут, как дохлая рыбина".
      В мозгу ее всплыло странное воспоминание.
      "Морские змеи... Или они мне привиделись?"
      - Кто ты? - донесся до нее голос. - Как ты сюда попала?
      Гелананфия открыла глаза. Над ней стоял худенький бледнокожий человечек в белом плаще с вышитыми по кайме серебряными полумесяцами. Лицо его показалось ей знакомым.
      - Меня смыло с корабля, - прохрипела она. - Где я?
      - На Кетне, - ответил мужчина. - Крупнейшем из Змеиных островов.
      И в этот миг она узнала его.
      - Рафроем, - проговорила Гелананфия. - Не узнаешь меня?
      - Боги, - прошептал мужчина, не сводя с нее глаз.
      - Я Гелананфия.
      Он на миг прикрыл ладонью рот, потом опустил руку.
      - Царевна Гелананфия!
      - Она самая.
      Едва не плачущая от облегчения. С трудом поднявшись на ноги и не выказывая своего смятения, царевна оглядела господина Рафроема. Он был посредником. Сдружились они лет десять тому обратно, когда чародей задержался по делам в Янтарной Цитадели. Уже тогда царевна была и выше его, и шире в плечах, так что священный ужас девушки умерялся тем фактом, что она могла ухватить чародея за плечи, поднять и закрутить так же легко, как своего братишку. Хотя она никогда не осмеливалась...
      Гелананфия грустно улыбнулась.
      - Это я. Неужели я так изменилась за десять лет?
      - Ты еще подросла. А не узнал я тебя из-за песка и водорослей. Милая моя... ваше высочество... как вы здесь очутились?
      - Не надо титулов. Достанет и "милой". Сюда направлялся мой корабль. Я ехала за вашей помощью. Самая я выжила чудом, но остальные... похоже, что повезло мне одной.
      - Увы, - вздохнул Рафроем. - Ты потеряла кого-то...
      - Из близких? Нет, - тихо ответила царевна. - Я путешествовала одна. Остальные - это нанятая мною команда. Я едва знала их, но это были добрые люди. Нас поглотил водоворот.
      - Эти воды остаются предательски непредсказуемыми. Три луны вызывают безумные приливы и течения...
      - Ты, конечно, прав, но я не намерена обсуждать научные обоснования смерти, господин мой посредник! Вижу, ты вовсе не изменился.
      - Прости, - Чародей смущенно опустил голову. - Ты, верно, едва держишься на ногах. Я провожу тебя в Коллегию. Сможешь идти?
      - Смогу. - Все тело царевны ныло, но менее всего она желала, чтобы ее тащили на носилках. - Я, похоже, прочней корабля.
      Рафроем провел ее по пляжу, через белые дюны и рощу древовидных папоротников, где странные птицы распевали в густой листве. Тропа завершалась на поляне, где теснились белые домики. Вокруг них петлял в мшистых берегах ручеек, стремясь к близкому морю. Сладостно жаркий воздух был полон влаги. Переходя ручей по хрупкому деревянному мостик, Гелананфия заметила под ногами сидящую на камне сапфирно-синюю лягушку. Никогда прежде жизнь не казалась ей такой прекрасной.
      В начале пути она сожалела, что ее возлюбленный не мог отправиться с ней. Сейчас она была только рада, что поехала одна - каким бы безнадежным не казалось ее будущее, она не могла и помыслить о том, чтобы потерять его.
      - Мне повезло, - заметила она, - что ты проходил по берегу. Или это не совпадение?
      Рафроем пожал плечами.
      - Я часто здесь брожу. С недавних пор у берегов стали появляться морские змеи, и я высматривал их. Зрелище величественное, но издревле предвещавщее несчастья.
      Гелананфия замерла.
      - Морские змеи! Боги, я думала, мне привиделось! Они спасли меня. И принесли сюда!
      Рафроем воззрился на нее, воздев брови в сдержанном удивлении.
      - Не зря говорят, что змеям ведомо больше, чем может узнать человек. Он поклонился. - Добро пожаловать на Змеиные острова, ваше высочество, и в Коллегию посредников.
      - Я сильно изменилась? - спросила Гелананфия, когда Рафроем вел ее длинными, прохладными галереями к гостевым палатам. - Только честно.
      Посредник рассмеялся.
      - Мне помнится рослая, неуклюжая девчонка семнадцати лет, несносная и вредная по временам, но добрая сердцем. Она оплакивала свой рост и внешность, и поверяла мне свои страхи - что никогда не найдет себе мужчину по росту, или такого, что сочтет ее привлекательной. Сейчас я вижу женщину, ставшую из неуклюжей - сильной и ловкой, из несносной - уверенной. С твоей внешностью все и прежде было в порядке; теперь же ты - под тонким слоем песка и морской травы - стала настоящей красавицей.
      - Льстец.
      - Ничуть. Кстати, нашла ли ты себе мужчину по росту?
      Гелананфия опустила глаза.
      - Да. Но он низкого роду, и мне он не достанется.
      - А. Твой отец остается непоколебим?
      - До конца, - прошептала она.
      - У нас нет прислуги, нет помощников, - заметил Рафроем, проводя ее в просторную комнату с выбеленными стенами и изразцовым полом. - Все делаем сами. Извини, коли наши удобства уступают роскоши Янтарной цитадели, но мы живем просто.
      - Не извиняйся, - откликнулась Гелананфия. - Ты знаешь, я не выношу церемоний. Покажи мне койку и бутыль зеленого вина, и я буду вполне довольна.
      Чародей усмехнулся.
      - После твоих испытаний следует отдохнуть.
      - Рано. Я пришла задать вопрос и получить ответ. Только одолжи мне сухую накидку, если найдется мне по росту, и я буду готова.
      Рафроем принес ей не только накидку, но и полотенце, и кувшин горячего взвара с пчелиным и хмельным медами. Когда он вернулся, через четверть часа, Гелананфия успела смыть с лица песок и переоделась - накидка пришлась ей чуть ниже коленей. Сойдет, решила она, оглядывая себя - зеркалами посредники не пользовались. Темно-золотые волосы царевна расчесала и стянула в мокрую, тяжело свисающую косу.
      - Взвар, как вижу, пришелся тебе по вкусу, - заметил Рафроем, указывая на пустой кувшин.
      - Целительный бальзам. Переезжай в Париону и можешь торговать им с царского дозволения. Сколотишь состояние! Вот только вам деньги не нужны.
      - Не нужны. Ты и вправду желаешь поговорить с нами немедля?
      Царевна вздохнула. Свидание со смертью в пучине высосало из нее все силы, но это сейчас волновало ее менее всего.
      - Да. Мне не будет покою, покуда я не услышу ответа. Я выгляжу пристойно?
      - Вполне. Во всяком случае, наш бальзам придал твоим щекам более живой оттенок. Я сообщил коллегам о твоем прибытии. Тебя ждут.
      Он провел ее в зал собраний, круглую палату со светлыми стенами. Мозаика на полу посреди зала изображала три луны, заплетенные ветвями и усыпанные самоцветами. Мозаику кругом обрамляла скамья, на которой уже восседали шестеро старших посредников - двое мужчин и четыре женщины.
      Седьмое место занял Рафроем. Встав, посредники поклонились царевне скорей уважительно, чем подобострастно. Гарнелис не был их царем. Посредники веками подчинялись только собственной власти.
      Рядом с хрупкими, изящными и молчаливыми посредниками Гелананфия ощущала себя крикливой великаншей. Поэтому она молча взирала на них, покуда не встретилась взглядом с Рафроемом.
      - Полагаю, мой вопрос уже отвечен, - проговорила она как могла негромко, и все же по залу загуляло эхо. - И все ж приступим.
      - Для нас большая честь - принять ее высочество царевну Гелананфию, начал Рафроем, - явившуюся с посольством от своего царственного деда, царя Гарнелиса. Предлагаю сесть.
      Гелананфия опустилась на скамью по одну сторону круга, семеро посредников - по другую.
      - Прежде чем вы продолжите свои догадки, - спокойно произнесла она, позвольте поправить. Не царь послал меня. Я пришла от лица своего родителя, царевича Галеманта. Увы, ныне мнится мне, что жизнь моего отца в опасности, и хуже того - что он погиб. - Послышались вздохи изумления, но царевна твердо продолжала: - Во время битвы на Серебряных равнинах вы заслужили титул посредников и доверие всей Авентурии. Надеюсь, что это доверие оправдано ныне.
      - Присно и вовек, - ответил Рафроем, и шестеро посредников повторили его слова эхом.
      - Я пришла задать вопрос, от которого зависит будущее Авентурии.
      - Мы ответим на него, насколько можем.
      - Ко двору моего деда явился некий Лафеом. Царь сделал его своим... товарищем, наперсником, советником. Не могу сказать в точности, кем он является ныне для моего деда, но занимает он пост главного архитектора. По совету этого человека начато строительство измышленного им великого памятника. Последствия этого решения ужасны, однако Гарнелис словно бы не видит этого, и отказывается выслушивать близких.
      Суть в том, что оный Лафеом, склонивший моего деда к сему губительному начинанию, называет себя посредником. Обликом и повадкой он схож с посредниками; Гарнелис верит ему, а Гарнелис мудр. Он не желает слышать и слова против Лафеома. Но я... Я не знаю, что и думать.
      Скажите - ведом ли вам такой посредник? Посылал ли за ним мой дед, или сами вы отправили его к нашему двору по некоей причине?
      Посредники переглянулись, мрачно покачивая головами. В зале словно бы потемнело.
      - Нет, - откликнулся, наконец, Рафроем. - Имя это нам неведомо. Из тех немногих посредников, что путешествуют ныне по Девяти царствам, никто не носит подобного имени, и я не вижу причин нашим товарищам называться чужим именем. Никто из нас не покидал острова на протяжении последних пяти лет, и никто не отправлялся в Янтарную цитадель.
      - Это все, что я хотела знать. - Усталость настигла Гелананфию. Закружилась голова, и царевна едва не упала. Рафроем поспешил поддержать ее. - Я знала! - выдохнула она. - Едва войдя сюда и завидев вас, я знала Лафеом самозванец. Он похож на вас, но... все ж не похож! И я не понимаю, как не видит этого дед!
      - Не береди прошлого. Тебе нужно отдохнуть.
      - Нет... нет, я в порядке. Мне нуден воздух.
      Когда Рафроем выводил царевну из зала, остальные посредники вновь встали и отвесили поклон.
      - Ты точно не хочешь пойти к себе в комнату?
      - Пока нет. Нам надо поговорить наедине. Может быть, в саду?
      - Хорошо.
      Он провел ее по мшистым лужайкам позади Коллегии, и они двинулись вдоль ручья. Над головами перекрикивались хохлатые птахи. Во влажном воздухе пахло прелой листвой. После нескольких вдохов Гелананфия немного пришла в себя.
      - В садах так покойно, - заметил Рафроем.
      - Здесь прекрасно, - согласилась царевна. - Этот сад исцеляет душу. Скажи, ты родился здесь?
      - На Змеиных островах, в роду посредников.
      - Это... одиноко - быть чародеем?
      - Ничуть. Не более, чем самодержцем Авентурии.
      Ручей тек из лесу. Они шли против течения, пока не наткнулись на водопад, и стояли там, молча глядя, как вода рушится в серебряный пруд, окаймленный блестящими на солнце камнями.
      Наконец, Гелананфия заговорила:
      - Странно - я всегда была ближе к деду, чем к отцу. В отцовском сердце всегда была пугавшая меня гранитная жилка. Чем старше я становилась, тем больше он волновался о том, кто же возьмет в жены такую здоровенную дурнушку, и кто будет мне достойной парой и подобающим соправителем...
      - Нашел он кого-нибудь?
      - О да. Вполне подходящего молодого княжича. Наш брак скрепил бы союз Девяти царств, и царь из него вышел бы удачный. Загвоздка была только одна - мы с ним друг друга ненавидели. Замуж идти я отказалась. Так что отец меня годами недолюбливал. А я обходила его стороной, и все больше занималась войском.
      - А твой загадочный возлюбленный?
      - Не знаю, что с ним стало. Долгая история. Я пытаюсь свыкнуться с мыслью, что могу никогда его больше не встретить.
      - Значит, ты одинока?
      Гелананфия рассмеялась.
      - Рафроем, надеюсь, это не предложение! Я же тебя раздавлю!
      Чародей отвернулся, сдерживая улыбку.
      - Ни в коем разе, заверяю тебя.
      - В общем, Галемант по большей части на меня злился. А Гарнелис был так добр и ласков. Когда я не могла разговаривать с отцом, я всегда приходила к нему. Поэтому так тяжело видеть эту перемену.
      Рафроем нахмурился.
      - А в чем она выражается?
      - Гарнелис - добрый царь. Я бы сказала, слишком добрый. Он всегда слишком волновался из-за своей ответственности; бабушка говорила, что он слишком мягкосердечен. С этого все и началось. Я заметила это, когда вернулась в Цитадель три года назад. Он стал замкнут, вспыльчив. Рассудок его оставался все так же остер, и врачи не находили в нем никакого изъяна, так что болезнь тут причиной быть не может.
      - Быть может, эта хворь поражает душу.
      Лицо царевны отвердело.
      - Если так, я не могу найти в себе жалости к нему. Он стал отвратительно относиться к бабушке - оскорблять, игнорировать. Отец говорил, что мрак в его душе не мог появиться ниоткуда, что эта язва уже была в нем. По его словам, сердечная теплота Гарнелиса изначально нарушалась приступами черной меланхолии и минутами жестокости, и так было, сколько отец его помнил.
      - Но когда проявилась эта язва -до появления Лафеома или после?
      Гелананфия примолкла, обдирая один за другим восково-бледные лепестки сорванного цветка.
      - До. За несколько месяцев. Но Лафеом как-то исхитрился появиться в самый подходящий момент и воспользоваться им. Вдвоем они задумали построить великий памятник Богине и Богу - дар Гарнелиса народу Авентурии.
      - Что же в том дурного?
      Гелананфия горько хохотнула.
      - О, эту весть встретили ликованием. Даже я решила, что мысль прекрасная. Но мой отец сразу понял, чем она отольется - пустой тратой даров земных и жизней людских. Он молил Гарнелиса оставить эту затею, но царь стал ею одержим. Всякий, перечивший ему, становился врагом. Включая моего отца.
      Гарнелис избавился от добрых людей, верно служивших ему годами, а на их место ставил жестоких, честолюбивых подличателей - уж прости за грубость, но мягче не скажешь! А те, кто прогневал его в самой малости, исчезали.
      - Исчезали?
      - Я почти уверена, что он казнил их.
      Рафроем присел на валун, будто не мог поверить собственным ушам.
      - Царь поступает так с собственным народом? Заурома...
      - Разбита. Завет нарушен.
      - Морские змеи! Вот почему они беспокойны! Гелананфия, не плачь...
      - Это брызги от водопада! - Она села рядом с чародеем, но отвернулась. - Последней каплей стал театр. Сафаендер поставил пьесу, высмеивающую государево безумие - и Гарнелис снес театр, а на его месте приказал возвести свой памятник.
      - Старый царский театр? Я так любил его... Да и Гарнелис любил! Он повел нас туда смотреть "Аркенфелл", помнишь? Он бы не...
      - Так все говорили. А он сделал это. Сорок человек погибло, защищая театр. Народ так любил Гарнелиса, что не верил ни единому дурному слову о нем - до того дня. Царь отчуждается от земли все сильней, и так где были любовь и доверие, остались жестокость и страх.
      - О боги... - прошептал Рафроем.
      - Отец отослал меня ради моей же безопасности. Он и сам подумывал о бегстве, но боролся с этим искушением. Странно - только в противостоянии с Гарнелисом мы с отцом примирились. И даже сблизились - впервые в жизни. Он был добрый человек, Галемант. Почему я все время говорю "был"?
      Рафроем молча слушал.
      - Моя жизнь тоже была в опасности. Но я не могла тратить время по укромным углам. И я двинулась сюда. Но мне кажется, что корабль мой затонул не случайно. Гарнелис знал, куда я направлюсь, и пытался погубить меня.
      - Создав водоворот? Милая моя, на свете нет чародеев, способных на это, даже меж посредников. А ваш царь не повелевает роф.
      - Я знаю, это нелепо. Но мне так чудится. Так что если, вернувшись, я не застану отца в живых, я буду горевать, но не изумляться. Гарнелис убивает собственных наследников. Что это может значить?
      - Не мне решать.
      - Я думала... - Она запнулась, и Рафроем ободряюще погладил ее руку. Я думала, если Лафеом и вправду посредник, то в этом безумии есть невидимое осмысленное начало. Надеялась, что вы прольете свет во тьму, куда мы упали.
      - Я не могу. Пока не могу. Мы не боги, и не зовемся провидцами. Мы избраны посредниками лишь потому, что не приняли ничьей стороны во время...
      - Рафроем, заткнись. Не хочу слышать твоих оправданий.
      - Ладно. Но ты зря думаешь, что отыщешь ответ прежде, чем хорошо выспишься.
      Царевна устало улыбнулась чародею.
      - Значит, и вы не воздухом питаетесь? Рискну двусмысленностью - отведи меня в постель, Рафроем, прежде чем я отключусь, и тебе придется меня тащить.
      Гелананфия проспала до конца дня и всю ночь. Ближе к утру царевну потревожили кошмары - вновь ее затягивал водоворот, и из зияющего жерла воронки на нее взирало отцовское лицо.
      Просыпалась она тяжело, всплывая из-под простыней, будто из морской пучины. Несколько мгновений Гелананфия не могла вспомнить, кто она такая. Потом ответственность вновь обрушилась на нее, и царевна со вздохом опустилась на подушки.
      В дверь постучали.
      - Войдите! - крикнула Гелананфия, приподнимаясь на локте и приглаживая растрепанные волосы.
      В распахнутую дверь ворвался ароматный ветерок. Царевна вспомнила самоцветных змей, и успокоилась.
      - Доброе утро, ваше высочество, - приветствовал ее Рафроем.
      В руках он держал поднос, и Гелананфия окинула жадным взглядом тарелки с золотистыми лепешками, кашей, сыром и плодами.
      - Предупреждаю - я ему много.
      - Помню, - с кислой миной заметил Рафроем. - Ты всегда таскала куски с моей тарелки.
      - Ты их все равно не доедал.
      Чародей опустил поднос ей на колени.
      - Объяснить, что здесь что?
      - Нет. Мне все равно, что за заморские плоды вы тут растите - я их и так съем.
      Пока царевна ела, Рафроем выжидающе восседал рядом на табурете, сложив руки на коленях. Гелананфию его молчание начинало раздражать.
      - Ты уже говорил с остальными? - поинтересовалась она.
      - Наш разговор был личным, так что - нет. Но меня уже спрашивали, просишь ли ты нас посредничать.
      Царевна едва не подавилась куском лепешки.
      - Между кем и кем?
      - Между тобой и царем.
      - По-моему, это несколько бессмысленно. Посредничать уже поздно. И вспомни - он еще царь. А у меня никакой власти нет.
      Чародей молча глянул на нее глубокими карими глазами. Возраст его определить было невозможно. Он казался полупрозрачным, и очень похожим на Лафеома... но если Рафроем был бесхитростен и ясен, как алмаз, то воспоминания ее о Лафеоме были обманчиво-смутны.
      - Ну? - вопросила Гелананфия. - Нечего на меня смотреть.
      Рафроем пошевелился. В гневе царевна обретала властность.
      - Гелананфия, -спросил он, - тебе приходилось видать бхадрадоменов?
      Принцесса подняла на него удивленный взгляд.
      - Нет. Откуда? Им не дозволено пересекать Вексатский пролив.
      - Ну, я их видел, и все равно не всегда смогу признать.
      - О чем ты?
      - В общем они схожи видом с людьми - у них есть череп, хребет, две руки и две ноги. Но облик их... как бы выразиться... изменчив.
      Царевна отставила поднос. Аппетит у нее враз пропал.
      - Продолжай.
      - Представь себе только что вылупившегося цыпленка. Если первым, что он увидит, будет не курица, а твоя рука, цыпленок сочтет твою руку матерью. Бхадрадомен подобны в этом цыплятам, но запечатление у них приобретает крайнюю форму. Они становятся схожи внешне с тем существом, с которым вместе обитают. Таких измененных они зовут гхелим.
      - Что-то похожее я слышала, - пробормотала Гелананфия. - Мне казалось, это лишь сказка.
      - Увы, нет. Настоящие мастера среди них вольны свободно менять обличье - в некоторых пределах, конечно, но человеческий глаз они обманут. И хотя искусство их несовершенно, их все же принимают за людей, ибо им присущ дар проникать в людские умы и подчинять себе. Конечно, всегда найдется человек, которого им не провести, который узрит истину сквозь пелену обмана, но им под силу отвести глаза слишком многим.
      Гелананфия вскочила с кровати и принялась расхаживать по комнате.
      - Боги. Ты думаешь, Лафеом... нет, невозможно. Деда не так легко провести!
      - Кто знает? Ты говоришь, он одержим - упрямство туманит разум.
      - Но как эта тварь могла принять облик одного из ваших?
      - Не знаю, - ответил Рафроем. - Это лишь догадка.
      - Я знала, что с этим Лафеомом что-то не так. Что в нем сидит зло.
      - Сколько лет ты бы дала ему на взгляд?
      Гелананфия пожала плечами.
      - Трудно сказать. К нему не приглядишься. Я и про тебя не скажу. Но, судя по его мастерству архитектора и манере речи, меньше сорока я б ему не дала.
      Рафроем прокашлялся.
      - Сорок три года тому обратно в пределах Авентурии пропал посредник. Предположим, бхадрадомен захватили его и использовали для запечатления своего детеныша?
      - Но это безумие! Чего они добиваются? Они же знают, что против нас им не выстоять. Если они нарушат договор, их раздавят.
      - Быть может, им все равно. Они два с половиной века живут в ссылке, и теперь они бунтуют. Если бхадрадомен восстали - не скажу, что так и есть, но если - этой возможностью пренебрегать нельзя.
      - Но это невозможно. Гарнелис не слаб духом. Все это его затея, и даже если Лафеом тот, о ком ты думаешь, то уж скорее Гарнелис использует его, а не наоборот!
      Рафроем многозначительно повел бровями.
      - Это... мысль.
      - Я должна поговорить с дедом.
      - А он прислушается?
      - В том и беда. Все, кто пытался отговорить его за последние три года, кончили плохо. Моему деду есть дело только до этой стройки. Как заставить его слушать, и прислушиваться? - Гелананфия присела на край кровати. - Я должна вернуться домой, - произнесла она. - И не знаю, как. Мой корабль утонул.
      - У нас есть свои суда, - отозвался Рафроем. - Одно мы можем предоставить в твое распоряжение.
      Царевна вздохнула.
      - Почти жаль это слышать. Такое искушение - остаться здесь: если я мертва, я ни за что не отвечаю! Нет, надо возвращаться. Но если я не отговорю царя - что тогда?
      - Я не могу указывать тебе. Мое дело - советовать.
      - Не знаю, зачем я спрашиваю, раз от тебя никакого проку, - ядовито заметила Гелананфия, - но когда я отплыву, не отправишься ли ты со мной? Быть может, ты уговоришь его выслушать. Попробуешь?
      - Да, Гелананфия, по старой дружбе, - ответил чародей. - Но только как наблюдатель и посредник.
      - Осторожней, Рафроем, - полушутливо огрызнулась царевна. - Твой нейтралитет по временам весьма раздражает.
      Провидец обитал в жалком домишке, вросшем в травянистый склон, почти землянке. На крыше паслись козы. В дверях толклись куры и овцы.
      К тому времени, когда Гелананфия добралась до лужка перед домом, она едва не падала от усталости. Путь отнял у нее не одну неделю. Вначале плавание на быстрой и утлой лодчонке посредников, потом - долгий пеший путь от южного побережья к Змеевичным горам северней Парионы. Верхом было бы быстрее, но посредники верхом не ездили. А Гелананфию сейчас скрывал белый плащ посредника.
      Двери стояли нараспашку - пришлось стучать по стене. Мазанка опасно затряслась.
      - Да? - послышался раздраженный голос. - Кого там принесло?
      Вышел провидец, утирая руки куском дерюги. Рыжие волосы, продернутые сединой, ниспадали на плечи, глаза устало щурились. От провидца несло перегаром.
      - Нам требуются твои услуги, - сказала Гелананфия.
      Глаза провидца распахнулись.
      - Посредникам? Да вы презираете провидцев! Мы же обманщики, все до единого!
      - Только не ты, - ответила царевна, сдергивая капюшон. - Да и я не посредница. Привет, Лис.
      Имени провидца она не знала. Лисом она его прозвала в прошлый приход, а он не возражал. Настоящего имени Гелананфии он тоже не слышал - или делал вид, что не знает, потому что царевна подозревала - Лису ведомо больше, чем он делает вид. Три года прошло с тех пор, как она и ее возлюбленный навещали провидца. Тогда они хотели узнать, суждено ли им пожениться. Видения отказали им в утешении.
      - А. Это вы, - бросил провидец. - Заходите, госпожа моя, только ног не вытирайте. Этим мои гости занимаются на выходе.
      Вслед за ним Гелананфия нырнула в пропахшие навозом сумерки. Что-то серебристое мелькнуло под ногами и скрылось под сиденьем провидца - его писец.
      - Я подожду на улице, - сообщил маячащий в дверях Рафроем.
      - Ты, верно, удивляешься, зачем я явилась? - поинтересовалась Гелананфия, когда посредник удалился.
      - Нет, - отрубил Лис. - И сочту за честь никогда не узнать.
      - Похмелье мучает? - мрачно поинтересовалась Гелананфия.
      - А у вас есть лекарство? - пожал плечами провидец.
      - Я бы посоветовала ивовую кору и много воды. Или южную ромашку.
      -Это все не то. Подобное лечится подобным; едва ли...
      Гелананфия полезла в кошель и извлекла оттуда шесть рудов.
      - Боюсь, я принесла только деньги.
      Провидец фыркнул, оглядывая обрамленные золотом смарагдовые кружочки.
      - Сойдет.
      - А... и вот это. - Из-под плаща она достала флягу.
      Глаза провидца блеснули.
      - Вино со Змеиных островов! Вот это похоже на дело.
      - Останется закрытым до конца обряда.
      - Само собой! - Лис с деловым видом подвел царевну к колодцу посреди землянки. - Садитесь. Чтобы достичь полного прозрения, вы должны читать заклятие со мной, вот так...
      - Я помню, - прервала его Гелананфия, усаживаясь на табуреточку. - И скажи своему писцу, пусть выйдет; я знаю, что он там, и не хочу, чтобы мое видение записывали.
      Глаза провидца раздраженно блеснули, но среброкожий человечек выскочил из-под кресла, шутовски поклонился, запрыгнул на подлокотник и пристроился там, скрестив ноги.
      - Не груби мне, Лис, - заметила Гелананфия. - Сильно занят был?
      - Очень, - признался провидец, помедлив.
      - И что за люди к тебе приходят?
      - Разные. Больше элиры, чем люди.
      Гелананфия поцокала языком.
      - Ты же знаешь, тебе не дозволено провидеть элирам. Так же, как им не позволяется вмешиваться в дела людей.
      Лис слабо ухмыльнулся.
      - Выпивка у них экстраординарная. Да и кто на меня донесет?
      - Я уже забыла, о чем ты болтал. Так эти люди - что им представляется?
      Провидец откинулся на жесткую спинку кресла, глядя на царевну поверх колодца.
      - Ты знаешь, что я не могу ответить.
      - Само собой. Тайна предвидения.
      - Нет. Я не знаю, что им представляется.
      - Да ну? Ни единого образа?
      - Как думаешь, - поинтересовался писец, - с чего бы ему столько пить?
      - Заткнись! - огрызнулся провидец. - Верно. Как бы я не закрывал глаза, образы приходят ко мне. И даже этой малой доли хватит, чтобы свести человека с ума.
      - Тебе видятся кошмары? - Гелананфия подалась вперед.
      - Не могу сказать. Провидение пожирает меня. На каждое видение уходит капля этроф моей души.
      Неподдельная боль в его глазах заставила Гелананфию сбавить напор.
      - Тогда почему ты не остановишься?
      - Потому что люди приходят. Потому что я не могу. Потому что я должен. А теперь, если ты хочешь получить пророчество, прежде чем я тебя со злости не вышвырнул - хватит вопросов!
      Гелананфия оперлась локтями о колени.
      - Я не хотела тебя обидеть. Но, быть может, твой дар принесет тебе меньше боли, если б ты принял его, а не отворачивался.
      - Эк, как мы бойки! - прошипел Лис. - Предлагаешь мне принять всю боль Авентурии?
      Гелананфия затаила дыхание. Напряжение нарастало.
      - Боль? - прошептала она. - Я тоже не хочу брать ее на себя. Но я должна.
      - Не наклоняйся, - угрюмо предупредил провидец, указывая на бороздчатый хрустальный диск, закрывающий жерло колодца. - Если ты разобьешь мой кристалл заароф, и мне придется тебя вылавливать из воды, тебе это обойдется подороже шести рудов. А теперь - смотри на свое отражение. Дыши глубже. Когда будешь готова - присоединяйся к гимну. И не жди, что увидишь то, чего ждешь...
      Слова его оказались уместны. По мере того, как царевна впадала в забытье, хрустальный диск не открыл ей ни Гарнелиса, ни отца, ни Лафеома, ни ее таинственного возлюбленного. Вместо того она обнаружила, что летит на головокружительной высоте над кругловерхим холмом. Голую его макушку окружало кольцо скрюченных, чернокорых дубов, бока стягивало кольцо древних стен, держащихся будто бы на одних плетях плюща. Сквозь тенистую чащу падуба и ежевики петляли серебряные ручейки...
      Гелананфия ощутила, что падает. Она ухватилась за край колодца, и видение оборвалось.
      Провидец обмяк на своем престоле. Царевне показалось, что он потерял сознание, и она взволнованно вскочила на ноги.
      - Все в порядке, - успокоил ее писец. - С ним всегда так.
      Провидец с трудом выпрямился и прижал ко лбу ладонь.
      - Вот теперь начнутся вопросы, - устало съязвил он. - "Ох, провидец, а что это было? И что это зна-ачило?".
      - Нет, - отозвалась Гелананфия. Сердце ее разрывалось от облегчения и чувства обретенной цели. Она вытащила из кошеля и сунула еще четыре руда провидцу, и столько же - изумленно глянувшему на нее писцу. - Никаких больше вопросов. Спасибо, Лис. Теперь я знаю, куда мне двинуться, и что делать.
      Глава тринадцатая. Опаловый пламень
      Когда Руфрид, Танфия и Линден вышли во двор, стояло туманное, влажное утро. Зырка восторженно носился вокруг, размахивая хвостом. Мальчик-конюх посреди двора держал под уздцы трех великолепных коней.
      Одним был Зимородок, которого Линден продолжал называть Синим. Двое других были не хуже - длинные шеи, сильные ноги, крепкие крупы. Огромные темные глаза следили за людьми, прядали подвижные уши. Шкура у одного была ярко-рыжей, и пламенела в сумерках, точно костер, у другого - гнедой, но головы, гривы, хвосты и бабки у обоих были угольно-черными
      - Это Зарянка, - пояснил конюх, передавая поводья Танфии. - А это Ястребок. - Руфрид принялся знакомиться с гнедым мерином.
      Огонька им пришлось оставить. Линден уже попрощался с ним, и вышел из конюшни мрачный и заплаканный.
      Путешественникам в дорогу собрали изрядный запас провизии, свежую одежду - черное с синей вышивкой платье, поверх которого они накинули свои теплые плащи - и оружие: каждому по мечу и немалый пук стрел. Проводить их вышли только Амитрия и Фейлан. Княжич был бледен, кадык его тревожно ходил вверх-вниз.
      - Хотел бы я отправиться с вами, - проговорил он. - Если бы я поехал с Араном, он, быть может, выжил бы.
      - А Каламис знает, что вы пытались... ну, предупредить нас о рекрутском наборе? - спросила Танфия.
      - Без сомнения. Но об этом молчат. Он знает, я слишком боюсь его, чтобы решиться на большее.
      - Вот с этим я сражаюсь! - воскликнула Амитрия. - С людьми, готовыми скорей трястись от ужаса в привычной роскоши, чем выйти на бой!
      - Но откуда вы узнали то, что, э, было сказано в письме о царе Гарнелисе?
      - От нашего доброго друга Элдарета, недавно приезжавшего из Парионы. Он приехал и рассказал обо всем. По его словам, во всех Девяти царствах никто не осмеливается сказать слово против царя. Милые мои, это началось за многие месяцы, за годы до того, как коснулось вас. Не думайте, что Авентурия сейчас - то благостное царство, какой вы ее считали всегда. Разве что именем князей Сеферетских мог быть отменен такой приказ... но Даннион и Алорна отказались действовать.
      - Они не виноваты, - возразил Фейлан. - На них страшно давили и военные, и регистаты из Скальда. По сути дела, мои родители лишены власти. Как и Каламис - потому он так ярится.
      - А где сейчас этот Элдарет?
      - Мы не знаем. Он и тогда бежал, спасая свою жизнь. Возможно, он уже погиб. Езжайте.
      Танфия поставила ногу в стремя и осторожно взгромоздилась на рыжую кобылку, изумляясь и ее красе, и богатству упряжи. Седло с высокой лукой было словно на девушку подогнано. Зарянка выгнула шею, послушная удилам, когда Танфия натянула поводья.
      - Не знаю, как и отблагодарить вас за дары, - сказала она.
      - Я вам ничего не дарила, - отрубила Амитрия. - Разве что пропуск на тот свет. Дам один совет: вы, верно, станете держаться подальше от той части леса, что я показала. Но тамошние бхадрадомен не слишком опасны; страшней другие: те, кто приходят из ниоткуда, те, кого вы не заметите, пока не станет поздно. - Линден при ее словах побледнел. Танфии вспомнился дядя, и чудовища, обрушившиеся с ясного неба на излучинцев... и девушка вздрогнула. - Я помолю Нефению защитить вас. Но если все пройдет удачно, двигайтесь на восток, и как можно скорей перевалите Саванные горы.
      Больше сказать было нечего. Руфрид и Линден уже сидели верхом, готовые двинуться. Фейлан отворил ворота, и путешественники выехали в туман первым Линден, замыкающим - Руфрид.
      - Удачи, и да благословят вас боги! - крикнул Фейлан им вслед. Возвращайтесь, мы будем ждать!
      Ворота затворились с обрывистым лязгом. Замок Луин Сефер громоздился позади, могучий и неприступный; Танфия с тоской подумала о книгах, которые никогда не прочтет, о мягких перинах и вкусной еде. Путешественники двинулись вниз по склону, окутанные холодной, густой мглой. На серой траве лежала сырость, небо скрывали тучи, деревья казались призраками в тумане.
      Вскоре они въехали в лес. Руфрид повел их вначале на север, прежде чем свернуть на восток, огибая тень мертвого леса, где обитали бхадрадомен. Покуда они ехали, Танфия пересказывала повесть Амитрии.
      - И все же мне не верится, - заключила она. - Наши цари позволили тварям жить тут с самой битвы на Серебряных равнинах? Да кто бы такое стерпел, если б знал?
      - Я уже готов во что угодно поверить, - откликнулся Линден.
      "Он стал старше", подумала Танфия. Юношеская горячность умерилась опытом.
      - Фейлан рассказал мне о насекомых, - продолжал юноша. - Их находят в земле, по которой прошли бхадрадомен. Взрослые зарываются в дерн и закапывают мертвых или спящих зверей, чтобы отложить яйца. Личинки питаются трупами, а, объевшись, выползают из земли и всползают на травинки, где переходят в новую форму - в куколки. Быки, которых держат бхадрадомен, приходят, пожирают траву, а с ней - куколок. Те проходят через кишечник и выходя наружу - уже в другом месте. Так они распространяются, понимаешь? Оболочка лопается, и вылезает взрослая тварь. Зарывается в землю...
      Танфия вздрогнула, подавляя непрошеные воспоминания.
      - Как Фейлан это все вызнал?
      - Они с Амитрией выяснили это сами. Если б я мог забыть, каково было встретиться лицом с бхадрадоменом, было бы очень весело. Даже интересно - о чем еще нам забывали рассказать?
      - Страшно и думать.
      Танфия почти могла понять князя и княгиню, похоронивших себя в уютной могиле книг и еды. Троим путникам предстояло не только найти Изомиру. Им придется найти истину - а этого знания девушка страшилась.
      - Не сможем мы обойти Ардакрию, - сказал Руфрид. - Разве что крюк делать в пару сотен миль.
      - Если не заходить на земли лейхолмцев, - добавила Танфия, - все будет в порядке. И не спать на земле. Но тут Лину решать. Ему пришлось хуже всего.
      - Я справлюсь, - отрезал Линден. - Нечего со мной носиться! Если они приблизятся, я... узнаю.
      Туман стоял весь день. Из серой мглы выплывали темные, блестящие от воды столбы. Вскоре путешественники заметили, как тихо в лесу. Кроме перестука копыт да редкого шелеста листов не было ни звука. За весь день путешественники заметили лишь один признак жизни - с нависающей ветви глянула на них желтыми глазами рысь. Зырка рявкнул, и большая кошка с шипением умчалась вверх по стволу.
      Из-за размокшей земли и подлеска двигаться приходилось не быстрей, чем пешком. Усталость донимала меньше, но к концу дня путешественники еще не выехали из леса. Усталые, они выбрали для ночлега затененную лощину, где расседлали и пустили попастись коней. Зырке дали привезенную из Луин Сефера баранью голень, а сами перекусили скоропортящимися продуктами - хлебом, маслом, сыром, паштетами. На долгий путь оставались солонина, сухофрукты и галеты.
      Спать устроились сидя, прислонившись к стволу огромной березы. Зырка прижался к ноге Танфии, положив башку между лап. Первым взялся сторожить Линден. Следующей была очередь Танфии, потом - Руфрида.
      - Через пару часов меня разбудишь, - наставляла девушка Линдена. Тебе нужно больше сна, чем нам.
      Линден молча закутался в плащ, готовый сторожить эту парочку хоть всю ночь, лишь бы с ним перестали нянчиться. С час ему это удавалось. Потом скука и усталость взяли свое. Юноша задремал, убежденный, что прислушивается; где-то лаял пес, слышались странные голоса, шаги, но все это где-то далеко-далеко. Потом привиделось странное - фигуры, скользящие в водянистом синем свечении, и вопящий в глубине сознания голосок "они идут, идут...".
      Линден понял, что спал, только проснувшись толчком. Кто-то светил ему фонарем в лицо. Моргая, юноша прищурился. Подсвеченное светом фонаря, сверху ему ухмылялось знакомое, мясистое, злое лицо Бейна.
      - Руфе! - вскрикнул Линден.
      - Никто тебе не поможет, - оборвал его Бейн. - Не шевелись.
      - Что? - вскрикнула, просыпаясь, Танфия. - Зырка? Что случилось? Линден!
      В свете фонарей Линден увидал, что лощину окружает конный отряд. Часть солдат держала путешественников на прицеле самострелов, остальные обнажили мечи.
      - Случилось то, что вы взяты под стражу, - спокойно сообщил ей Бейн.
      Руфрид уже открыл глаза. Танфия, оглядевшись, уткнулась носом в колени и застонала. Руфрид выругался.
      - За языком последи. - Бейн бросил на него злой взгляд.
      - Я же тебя вроде убил.
      Бейн пнул его в бок, и Руфрид скорчился от боли.
      - Мало не хватило, ты, дрянь безматерняя! У нас в Скальде хорошие лекари. Но обвинения против вам едва ли легче. Попытка убийства, неисполнение царского указа, бегство из-под стражи. Думаю, еще что-нибудь можно добавить... как я вижу, конокрадство. Встать, и за оружие не хвататься. Встать!! - гаркнул он, когда путешественники промедлили миг.
      Медленно и безнадежно трое путников поднялись.
      - Зырка? - Танфия оглянулась. - Где он? Почему он нас не поднял?
      Один из солдат поднял фонарь. Круг света упал на серую, бездвижную тушу, лежащую на траве в нескольких шагах от лагеря. Из ребер торчала арбалетная стрела.
      - Боги, - взвизгнула Танфия, - что вы сделали с моим псом?
      - Пристрелили злобную псину. На людей бросается.
      Танфия зажала рот ладонью. По щекам ее потекли слезы. Линден не видел, чтобы она так рыдала, даже когда увели Изомиру. У него перехватило горло, и он закрыл глаза. "Это все я виноват, - подумал он. - Если б я не заснул..."
      - А теперь, - произнес шелковый, безжалостный голос Бейна, - вы отправитесь с Скальд, где ответите за свои преступления. Все кончено.
      Путники жалко брели по лесу. Коней их вели в поводу солдаты, в то время как Танфия, Руфрид и Линден тащились пешком. Руки им связали впереди и привязали к седлам троих конников Бейна. Все оружие у них отобрали и сложили на седле Зимородка. Сеферских коней Бейн перед выходом приказал оседлать; ясно было, что по приезде в Скальд он намерен конфисковать в свою пользу и коней, и упряжь.
      - Это я виноват, - проговорил Линден наконец. - Я проспал.
      - Это с любым из нас могло случиться, - отозвалась Танфия из-за конского крупа. - Не надо было тебя ставить на стражу, пока ты не поправился до конца. Не знаю просто, как я отцу про Зырку скажу.
      - Заткнитесь! - гаркнул Бейн.
      Руфрид выматерился про себя.
      - Думать, что я его убил, было паршиво, - пробормотал он, - а знать, что не убил - того хуже.
      Бейн не услышал, а вот солдаты, волочившие Руфрида и Танфию, оба фыркнули от смеха.
      - Я пропустил что-то веселое? - язвительно поинтересовался Бейн.
      - Никак нет, сударь.
      - Пушинка в рот попала, сударь.
      Занялся рассвет, но туман не рассеивался, окутывая намокшие ветви и обвислые листья. Старший над конниками сказал что-то неразборчиво; Бейн нетерпеливо подъехал к нему, и до путников донеслись слова:
      - Что ты бормочешь, Крес? Ты можешь карту читать, или разучился?
      - Простите, сударь, - ответил солдат. - Я хотел сказать, что в эту сторону край леса дальше. Если двинуться на восток отсюда, а там на юг до Скальда, будет проще.
      - Мы в верную сторону едем?
      - Так точно, сударь, на юго-восток, прямо к городу.
      - И не сворачивать.
      - Людям не нравится Ардакрия.
      - Я заметил, - кисло пробормотал Бейн. - Княжеский род Сеферета толпа сумасшедших, чьих сил только и хватает, чтобы распространять слухи нелепые настолько, что и крестьянам это под силу понять. В Ардакрии нечего бояться. - Он бросил глумливый взгляд через плечо на своих пленников. Крестьянские байки.
      Танфия ненавидела его всеми фибрами души. Когда его люди застрелили Зырку, они все равно, что всадили стрелу в ее саму.
      Лес был молчалив и бездвижен. Деревья клонили к тропе иссохшие ветви, будто стремясь утолить жажду - воды или крови. У Танфии давило на сердце, ей казалось, что отряд затерялся в Ардакрии и будет теперь блуждать кругами, покуда она не задохнется. Солдаты нервничали, неспокойно озирались, будто заметив что-то краем глаза. Девушка, пользуясь этим, пыталась расслабить путы на запястьях и освободить руки.
      Под ногами - голый торф. На ветвях - ни листочка. Голые сучья царапали туман. Деревья были мертвы, кора с них объедена до древесины.
      Элирский нож - не найденный солдатами при обыске - ожег Танфии грудь. Линден вздохнул-всхлипнул.
      Среди стволов по левую руку показались фигуры, бесцветные в серой мгле. Одеяния их поблекли и истрепались от дряхлости, и Танфия увидела серые лица, зеленые, как плесень, глаза. Похожи на людей, и все же что-то в них было не так... Фигуры молча взирали на проезжающих мимо всадников.
      - Не обращайте внимания! - приказал Бейн. - Можно подумать, вы дровосеков не видывали!
      - Нет! - воскликнул Линден, дергая за веревку, связывавшую его с седлом кавалериста, и едва не полетел кувырком. - Разве не видно, кто они!
      - Лин, уймись, - окликнул его Руфрид. - Все в порядке. На такую толпу они же не кинутся.
      - Да ты посмотри! - Голос Линдена дрожал. - Видно, что они не люди!
      Элирский клинок жег кожу Танфии. Солдаты опасливо поглядывали на Линдена. Сдержанная истерия в его голосе была заразительна. Сама девушка не ощущала волн ужаса, описанных Линденом, и не видела ничего опасного в вялых лесных жителях. Но жар волшебного кинжала гнал кровь по жилам все быстрее.
      Что-то шевельнулось вверху. Девушка подняла взгляд - впереди, на раздвоенном дереве, восседала тварь, похожая на дра'ака. Только это не был дра'ак. Слишком велик был зверь, и чешуйчатая шкура его, и перепончатые крылья были окрашены багрянцем. Тварь взирала на конников с тем же мудрым безразличием, что и дровосеки. Зубастый клюв щерился в ухмылке.
      - Антаров уд, что это? - воскликнул старшой, которого Бейн называл Кресом. Конь его шарахнулся и встал, а за ним остановился и весь отряд. Кони прядали ушами, Зарянка и Зимородок вставали на дыбы, и солдаты не могли их успокоить. Конь, к которому была привязана девушка, попытался развернуться, едва не сбив ее с ног.
      - Боги святые, Крес, ты забыл? - огрызнулся Бейн. Говорил он негромко, но такая тишь стояла в лесу, что голос его разносился далеко. - Это одна из тварей, что предоставили нам в подмогу посредники. Не в первый раз видишь.
      - Но не так близко, - промямлил Крес.
      - Он не опасен. По крайней мере, для нас. А теперь усмири свою скотину и поехали!
      Танфия изумилась про себя. Она читала о посредниках - эти чародеи помогли заключить мирный договор между людьми и бхадрадомен после битвы на Серебряных равнинах. Посредники были милостивы к людям и никогда не принимали ничьей стороны.
      Кони продвинулись на несколько шагов, храпели, потели, толкались, пытаясь сбиться в стадо. Пытаясь удержаться на ногах и не быть задавленной, Танфия в то же время высвобождала руку.
      Один из лейхолмцев выступил вперед. Выглядел он по-другому, и одет был в дорожный плащ - неуловимого оттенка серого, сливавшегося с туманом. Лицо его скрывал низко натянутый капюшон. Фигура в плаще опиралась на посох. Элирский клинок обжигал. Танфию охватило чувство чужеродности стоящего перед ней существа. Она покосилась на Линдена - тот был мертвенно-бледен и исходил потом - потом на Руфрида, озабоченно глядящего на брата.
      - А вот и посредник, - излишне громко объявил Бейн, подавая коню шенкелей.
      Подъехав к закутанной в плащ фигура, он спешился и коротко поклонился. Посредник ответил на его приветствие таким же поклоном. Линден качал головой, не сводя с этой пары безумных глаз.
      - Господин мой посредник, - проговорил Бейн.
      - Господин мой регистат, - отозвалась фигура в плаще.
      - Что привело вас сюда? Я полагал, что вы охраняете войска в Менрофской степи?
      - Покуда не прибыл новый набор, мне там делать нечего.
      - Разумеется. Так чем я могу вам помочь?
      Посредник воздел посох и указал на Линдена.
      - Мне нужен он, - ответил чародей.
      У Танфии дыхание сперло.
      - Что? - переспросил Бейн.
      Посредник указал на подобную дра'аку тварь на дереве.
      - Он жестоко ранил одно из моих созданий.
      - Жаль слышать. Но выдать его я не мог. Он мой пленник.
      - Ну же, господин мой регистат. - Голос чародея звучал спокойно и рассудительно, но какая-то нотка в нем проникала Танфии прямо под череп. Лишь один знак признательности за всю мою помощь. Больше я ни о чем не прошу.
      - Будьте разумны, господин посредник. Без сомнения, царь щедро наградит вас за помощь.
      - Мне нужен он, - повторил голос из-под капюшона.
      - Юнец мой! - Голос Бейна обрел резкость. Регистат облизнул губы. - Он будет осужден в соответствии с законом и по должному обряду...
      - Не-ет! - взвыл Линден. Глаза его полыхали, мокрая кожа блестела. Танфия уже открыто рвала с рук путы, стремясь дотянуться до него. - Или вы не видите, кто они? Да посмотрите же, посмотрите? Как вы не видите?!
      Он не возражал против собственной судьбы, и даже не слышал, как решают ее в споре Бейн и его жуткий соратник, крик рвался из его груди неудержимо. Солдаты разом оглянулись на него. Лицо Бейна исказилось от ярости.
      - Заткните его кто-нибудь! - рявкнул он.
      Солдат, которому поручили следить за пленником, спрыгнул с коня и попытался удержать Линдена, но тот с маху врезал солдату под ложечку - тот покатился по земле - и заорал:
      - Смотрите! Посчитайте их пальцы! Или вы ослепли? Не глазами смотрите, смотрите душой! Ради Брейиды, поверьте своему сердцу!
      Слова его оказали чудовищное действие. Страх заразил Танфию, сорвав покров иллюзии; девушка вдруг узрела, что мнимые дровосеки не могут быть людьми, и изумилась, как не заметила этого раньше. Лица солдат вокруг нее побледнели от ужаса. Голос Линдена, едва не сорвавшийся в истерический вопль, обрел вдруг силу разоблачить истину. Люди смотрели на лейхолмцев и посредника - и видели.
      Древняя, мудрая злоба, будто крылатая тень. Ужас впился в сердце Танфии - бессмысленный, как боязнь пауков, и неудержимый. Ей хотелось бежать с воплями, не разбирая дороги. Левая рука вырвалась из пут и мертвой хваткой вцепилась в рукоять элирского ножа в потайном кармане.
      Каменное навершие едва не ожгло ей ладонь, но девушка перехватила нож за прохладную рукоять. Клинок пламенел адамантовым блеском.
      Ее охранник был слишком занят, заряжая самострел, чтобы заметить, что она делает. Девушка перерезала веревку и, проскочив вокруг конского крупа, освободила Руфрида. Они бросились к не замечавшему их Линдену, прежде чем солдаты обратили внимание на их побег.
      Лейхолмцы надвигались поступью легкой, как туман. Кони шарахались, приказывал что-то Бейн. Мга смыкалась, точно мрак. Враги были безоружны, но сами их тела источали хлад, иссушавший душу и отнимавший силы, так что мечи и самострелы валились наземь.
      - Коней веди! - крикнул Руфрид, встряхивая брата. - Быстро, пока они не удрали!
      Солдаты, ведшие Зимородка, Зарянку и Ястребка, бросили коней, спасая собственные шкуры. Отряд стремительно таял, два коня понесли и скрылись в лесу, понукаемые всадниками. Жеребец старшего встал на дыбы, сбросив Креса, и не успел солдат встать, как над ним склонилась тень, протягивая к сердцу многопалую руку, похожую на бледный клинок.
      Бейн сломался. Крики его сменились воплями, и он начал пятиться от посредника. Закутанная в плащ фигура стояло недвижно, опершись о посох - но лицо Бейна исказилось мучительным узнаванием, словно самую его душу рвали из тела по клочку. Танфия не могла отвести взгляда от ужасной сцены. Потом посредник метнулся вперед - не шагнул, но переместился недвижно; семипалая длань вонзилась в грудь регистата, как нож в гнилое яблоко, и Бейн упал.
      Девушку окружали призраки. Откуда взялся ее противник, она даже не заметила - его тягостное присутствие обрушилось на нее разом. Ноги девушки подкосились, она упала, и хотя бхадрадомен казался невесомым, она задыхалась. Она тонула, вяло отбиваясь, тело быстро немело...
      В руке задрожал нож. Танфия ударила вверх последним рывком. Клинок не встретил сопротивления, будто вошел в воздух.
      Но тварь взвыла. Отскочив, она сделалась видимой - зажимая руками рану на груди, с ужасом взирая на свою погубительницу. По пальцам девушки стекала желтоватая жгучая кровь. Боги, она ранила эту мерзость!
      Вопли твари были ужасны, они проникали под череп, заставляя девушку зажать уши, чтобы не слышать пронзительных, чуждых слов: "Аэр-роф! Мнелим, мнелим!".
      Сияние элирского клинка разгоняло мглу, навершие искрилось и мерцало. Чужинец, напавший на Танфию, рухнул и замолк, но вопли его подхватили десятки голосов, нарезая воздух ножами боли. Танфия увидела посредника совсем рядом с Линденом, - словно тот остановился на полдороге, чтобы бросить на девушку леденящий взгляд. Задыхаясь, она ткнула в его сторону сияющим ножом.
      Посредник поднял голову. Краткий миг Танфия смотрела ему в лицо голый череп. Белые глаза взирали на нее с ненавистью, страхом и холодной расчетливостью. Потом он исчез, словно проглоченный туманом.
      Последние кони били копытами в землю, готовые понести, их ржание смешивалось с пронзительными криками бхадрадомен. Танфия свернулась в комочек на сырой земле.
      - Тан!
      Руфрид тряхнул ее за плечо.
      - Они ушли! - крикнул он. - Что ты сделала?
      Девушка подняла голову, и разом вскочила на ноги, увидев рядом труп бхадрадомена. Тело казалось маленьким, иссохшим. Рот его застыл открытым в последнем вопле. Остальные клочками тумана скрывались в мглистом мертвом лесу. Крики их стихали.
      - Дело в этом, - ответила Танфия, показывая нож. Блеск клинка начинал меркнуть. - Нож пробил его, как мыльный пузырь.
      Линден боролся с конями, не давая им умчаться вслед за прочими. Они с Руфридом бросились ему на помощь.
      Двое людей Бейна лежали мертвы - Крес и еще один. Земля вокруг них уже вскипала насекомышами. Танфия в омерзении отвернулась.
      В нескольких шагах лежал сам Бейн. Остекленевшие глаза смотрели в небо, в груди зияла кровавая рана. Пухлое его лицо искажала последняя гримаса бессильной злобы.
      - Вот теперь он точно мертв, - выдохнул Руфрид, принимая от Линдена вожжи Ястребка. - Вы двое в порядке?
      - Я - да, - ответил Линден, хотя по его виду можно было предположить скорей обратное. - Как только бхадрадомен ушли, полегчало.
      - Когда меня перестанет трясти, я сама скажу, - сообщила Танфия. Во рту у нее так пересохло, что она едва могла сглотнуть.
      Руфрид подобрал поводья и запрыгнул в седло.
      - Уносим отсюда ноги, - скомандовал он.
      К закату они выбрались из Ардакрии и выехали на широкий луг. Весь день они скакали без отдыха, и только когда деревья остались позади, ужас отпустил путников, и они немного пришли в себя.
      Утром, выспавшись и поев, путники почувствовали себя родившимися заново. Воздух был сладок, небо - ясно, трава - мягка. И при дневном свете они смогли обсудить случившееся.
      - Жаль, нельзя вернуться и посмотреть, что стало с Зыркой, - вздохнула Танфия. - Я хочу быть уверена, что он не страдал.
      - Ну, из-за какой-то псины мы возвращаться не станем! - отрубил Руфрид.
      - Он не "какая-то псина"! - вспыхнула Танфия. - Он был нам как родич, и он лучший друг моего отца! Отец мне доверил за ним приглядывать, а я что натворила?
      - Прости, Тан. Я не хотел тебя обидеть. Но вернуться мы не можем.
      - Знаю! - огрызнулась девушка. - Все равно на душе тошно.
      - Зырка мою работу делал, - несчастным голосом выговорил Линден. - Нас охранял.
      - Не кори себя так, - посоветовала Танфия. - Даже если б ты не заснул, с бейновой оравой тебе было не справиться. Вчера ты испугался, но твой страх всех нас спас.
      - Не только, - вставил Руфрид. - Лин, что на тебя нашло? Тебя как подменили. Ты заорал, что эти ребята - не люди, и я вдруг увидел, о чем ты - хотя я б и без этого обошелся, спасибо. Это было ужасно.
      - Мне тоже, знаешь, невесело было, - ответил Линден. - Я ничего поделать не мог.
      - Если б не ты, - заметила Танфия, - мы бы уже сидели в скальдской тюрьме.
      - А если б не твой нож...
      - Странно, - произнесла девушка. - Этот дурацкий ножичек, которым и масла не намажешь, вдруг рубит веревки и заставляет бх... лейхолмцев разбегаться с воплями. Ты все еще убежден, что я нашла его случайно, Руфе?
      Юноша пожал плечами.
      - Да что в тебе такого особенного, что ты получаешь такие подарки?
      - Считаешь, что во мне ничего особенного?
      Руфрид застонал.
      - Да я не об этом! Я только спросил... ну, неважно.
      - Теперь мы знаем, - проронил Линден. - Твари, которые напали на нас в Излучинке и убили Эвайна, принадлежат бхадрадомен. Царь... использует бхадрадомен против своего народа.
      - Нет, - прошептал Руфрид. - Я не верю, что все так плохо.
      - Даже если так - Бейн не знал, - добавила Танфия. - Это у него на лице написано было! Когда он понял, то чуть со страху не умер! Он называл эту тварь "господин посредник". Но посредники - люди, и не становятся ни на чью сторону, а только судят, честно и мудро. Они люди. Бессмыслица какая-то.
      - Будь я проклят, если понимаю, что творится в мире, - заметил Руфрид.
      - А если царь не знает, с кем имеет дело? Его надо предупредить!
      Руфрид тяжело вздохнул.
      - Ох, Танфия. И кто мы такие, чтобы царь нас слушал? Если он имеет что-то общее с бхадрадомен, он об этом знает, уж поверь. А чтобы нам понять, что им движет - это без толку.
      - А я не могу опустить руки! - ответила Танфия и, промедлив миг, добавила: - Только давай не будем называть их по имени. Вдруг накликаем.
      Ради разнообразия Руфрид не стал над ней насмехаться. Его самого передернуло.
      Гулжур вглядывался в маслянистую поверхность кровавика, но сосредоточение давалось ему с трудом. Он был один в чаще, сгорбившись над камнем. Гнев в нем смешивался с чувством триумфа. И расчетом.
      Ему пришлось убить Бейна. Разбежавшиеся солдаты не в счет - их россказням никто не поверит. Но Бейн знал.
      Будь проклят мальчишка, тот, что сорвал пелену обмана. Всегда найдется человечишко, которому не отвести глаз. И будь проклята Предком девчонка, владевшая древним оружием, которого Дозволяющий надеялся никогда боле не видеть. Она убила одного из соплеменников Ру. Но куда хуже был страх, порожденный трепещущим аэр-роф, прорастающий из родовой памяти древнего ужаса. Даже сам Гулжур опасался этого клинка, и не осмелился последовать за беглецами, чтобы отмстить. Позже, когда девчонка осмелеет...
      - Дозволяющий?
      Вокруг него сплелась равнина. Жоаах уже поджидал его.
      - Способствующий.
      - Я едва вижу тебя. Здоров ли ты?
      - Утомлен, друг мой. Я только что усвоил отрезвляющий и весьма полезный урок.
      - И какой же?
      - О вреде самоуверенности, - ответил Гулжур. - О пользе уроков прошлого. Не все оружие, сгубившее нас, уничтожено, и не все человеки слепы.
      - Что случилось? - озабоченно спросил Жоаах.
      - Я все расскажу позже. Мне о многом надо поразмыслить. Но не тревожься - в общем плане это лишь незначительная погрешность. Мои дела здесь окончены; я возвращаюсь в твои края.
      Путники покинули Сеферет и вступили в землю Дейрландскую. Первый участок их пути - долина Эльфет - оказался легок: по здешним луговым просторам кони могли часами скакать, не встречая преград. Попадались на пути и чистые ключи, и рощи, где можно было собирать осенние плоды и охотиться на кроликов и птиц. Кони не переставали удивлять своих седоков спорые, послушные, стойкие и крепко стоящие на ногах. Мечта достичь Парионы казалась все более исполнимой.
      По мере того, как путники заходили в глубь Дейрланда, земля становилась все суровей. Пропали поля - лишь окаймленные скалами, заросшие жесткой травой чаши разрывали дикую седую чащу. Танфию поразило, насколько редко населен этот край - куда реже, чем покинутый Сеферет. Одиночество давило ее. В сумерках ей мерещились тени за плечом, и слышались голоса, но обернувшись, она не видела никого.
      Часто вспоминала она о своем разговоре с госпожой Амитрией. Образ старухи, поющей Песнь творения, и синяя ночь за ее плечами, не ли у девушки из головы... и все, о чем говорили они, боги, и предания, и дальние края, обретало в мозгу Танфии свои обличья и краски. Думая о Сеферете, она красила его черным и синим Луин Сефера, и костяной белизной его стен. Если так, то цветами Дейрланда были серый цвет тумана, тускло-зеленый - мокрых от росы лугов, и бурый - мертвого орляка.
      - Мне кажется, что здесь не место Брейиде и Антару, - заметила девушка как-то вечером, когда начали сгущаться сумерки.
      - Странные тебе мысли в голову приходят, - буркнул Руфрид, но вполголоса, будто не желая нарушать лесной тишины.
      Деревья росли редко, так что стройные стволы ясеней не застили путникам взора; и вдалеке через лес проходил строй охотников, ряд синих теней в тумане. Одни, пешие, несли копья, другие ехали на низеньких жилистых коньках. И мужчины, и женщины были одеты в оленьи шкуры, и волосы их были распущены. Танфия и ее спутники остановились радом. Дейрландцы походили на привидения, на охотников из далекого прошлого, допрежь именования земель. Они двигались с томительной неспешностью, как в воде, и туман окутывал их, подобно жидкому голубому свету.
      Что-то проломилось через кустарник, вырвав Танфию из забытья. Добыча охотничьего отряда появилась перед ней, словно из-под земли - могучий олень, чьи развесистые рога касались небес. Кони шарахнулись в испуге; олень замер на миг, тяжело вздымая темные бока. Взгляд его черных глаз, испуганный, и все ж многознающий встретился со взглядом Танфии, и в этот краткий миг девушка поняла, что это не просто лесной зверь, но дейрландский Бог-Олень, изначальная ипостась Антара - нет, самого Анута - охотник и жертва в едином, великолепном теле.
      А рядом стояла белая оленуха с глазами черными, как Нут.
      Потом олень и оленуха метнулись в лес, и дейрландцы устремились за ними. Охотники промчались в сотне шагов от места, где стояли путники, и все ж не повернули к ним головы; лишь тихо пролетели мимо, разметав по ветру накидки из оленьих шкур.
      - Они их не настигнут, - прошептал Линден.
      - Нет, - согласилась Танфия.
      - Не в этот раз, - подтвердил Руфрид.
      Глаза его сияли возбуждением и священным трепетом, руки стискивали поводья, будто юноша мечтал сам оказаться среди охотников. Путники смотрели, пока призрачные охотники не скрылись во мгле, а потом двинулись дальше, и никогда не вспоминали этой встречи. Никакие слова не могли бы объяснить, как вечерние сумерки обратили обычную охоту в древний, несказанный обряд.
      А пару дней спустя, когда путешественники выехали в обширные Менрофские степи, с севера на них обрушилась буря, залив дождем и засыпав градом. Кони перешли на шаг, опустив головы и прижав уши; гривы свисали, как связки мокрых шнурков. Единственными укрытиями по ночам могли служить редкие кусты, и невозможно было разжечь костра. Путники дремали, как могли, завернувшись в непромокаемые плащи, но сырость проникала повсюду. Танфия начала привыкать к холоду и неуютству, к постоянному запаху прелой одежды и мокрого конского волоса. До ближайшего города пришлось бы делать изрядный крюк к югу, а потому, не желая снова попасться солдатам, путешественники продвигались вперед.
      Хотя прежней враждебности между Танфией и Руфридом уже не было, сохранять доброе расположение духа в такую погоду было нелегко. Измученные бурей и сдерживаемые присутствием Линдена, они не любились с того дня, как покинули замок. Одного этого хватало, чтобы привести обоих в исступление, хотя к концу дня у обоих едва хватало сил, чтобы уснуть.
      Непрерывно дул холодный ветер, и неслись по небу черные тучи. Чем ближе путники подходили к Саванным горам, тем суровей становилась погода, будто зима была не временем, но местом, куда они, лишившись рассудка, стремились.
      За степью лежали невысокие холмы, поросшие травой и усеянные валунами. Здесь можно было найти хотя бы укрытие от дождя. Еще шесть дней путники шли вперед, и горы становились все ближе, вначале белой чертой на окоеме, потом - иззубренной стеной, постепенно превращающейся в неприступную преграду. Горные снега сияли белизной на фоне нависающих черных туч.
      И наконец, горы нависли над путниками. Высочайший пик по левую руку гора Иште - был увенчан облаками, западный склон его покрывал ледник, а южный терялся в холодной тени. Вокруг в молчаливом, недвижном величии громоздились вершины.
      - Зайдем туда - возврата не будет, - предупредил Руфрид.
      Путники карабкались по травянистому склону. Выше начиналась голая осыпь. Дождь прекратился. но в воздухе пахло снегом.
      - Как-то они повыше, чем наши горы, - пробормотала Танфия.
      - Да, а у кого хватало глупости идти зимой в горы? Умные люди сидели у камина, хлестали пиво и жаловались на холода.
      Излучинка казалась так далеко. Танфия вспомнила прошлую Падубную ночь, когда все было хорошо. Словно в прошлой жизни это было. Так одиноко - быть вдали от семьи на Падубную ночь... а каково родителям без нее возжигать красные и золотые свечи, празднуя перерождение солнца?
      - Мы успеем, - решила она. - Зима еще не наступила.
      - На равнинах - нет. -Руфрид подобрал поводья и развернул коня, опершись на луку одной рукой. - Слушайте, мы сделали все, что смогли. Но бурю нам не одолеть. Честно говоря, я бы предложил свернуть на юг, найти деревню поприютней, и переждать там до весны.
      - Нет! - отчаянно крикнул Линден. - И потерять столько времени?! Это безумие!
      - А через горы зимой идти - умно? Тан, что скажешь?
      - Что ты прав, но идти все же надо. Буря может бушевать неделями. Если мы не рискнем, мы потеряем уйму времени. Ну же, Руфе, ты и сам знаешь, что идти надо.
      - И откуда я знал, что вы оба это скажете? - обреченно вздохнул Руфрид. -Ладно. Высоко в горы нам ползти вовсе не обязательно. Если верить карте, у подножия горы Иште проходит Менрофский перевал. Дней за пять одолеем.
      - Тогда чего же мы ждем? - спросил Линден.
      Зимородок мотнул головой и фыркнул. И Танфия увидела, как первая снежинка падает с неба на гриву Зарянки. Она лежала там целое мгновение, прежде чем растаять: размером с ноготь на ее мизинце, совершенный шестиугольный хрусталик.
      К тому времени, когда снег повалил стеной, путники слишком глубоко зашли в горы, чтобы поворачивать назад. Они видели, как сгущаются черные, набрякшие ледяной тягостью тучи, но лишь понукали коней, надеясь найти пристанище, прежде чем разразится буря. Путь их шел через седловину меж двух пиков, но склон оказался куда круче, чем виделось им снизу. Тропа вилась меж раскатившихся валунов и менгиров. будто расставленных здесь давно сгинувшим народом.
      Кони шли мерным шагом, но погода тревожила и их - они фыркали на снежинки, мотали головами.
      - Это ненадолго, - уверил их Линден.
      - Надеюсь, - полушутливо ответил Руфрид. - Я уже ног не чувствую.
      Скулы Танфии ныли от мороза. Пальцы застыли, даже в подаренных Амитрией теплых перчатках. Снег падал беззвучно и непрестанно, засыпая голые камни, нарастая слоями, покуда каждый валун не напялил высокую белую шапку, покрывая тропу вначале по щетку, потом - по бабки.
      Задул ветер, накидывая на сугробы паутинно-тонкий слой за слоем. Кони тревожно гарцевали, отворачивались от жестоких ледяных порывов.
      - Надо остановиться, - выдавил, наконец, Руфрид.
      Укрылись путники под нависающим обрывом, где груда обвалившихся валунов немного прикрывала коней и людей от бури. Там перекусили ревностно сберегавшимися до поры припасами и накормили лошадей парой горстей овса, который везли из самого Луин Сефера на тот случай, если не хватит подножного корма. Этого было мало.
      - Я сбилась со счета дней, - проговорила Танфия, - но, по-моему, сегодня Помрак, разве нет? Дома мои дед с бабкой проводят обряд... и нам бы следовало запалить свечку Старухе и испросить благословения ее мудрости.
      - Попробуй, - отозвался Руфрид. - А я слишком замерз, чтобы дергаться. Думаю, она поймет.
      - Слишком ты непочтителен, - укорила его девушка.
      - Может быть, но я не намерен сидеть тут и поминать усопших предков, покуда не присоединюсь к ним. С новым годом, - добавил он язвительно, целуя Танфию в замерзшую щеку.
      Всю ночь путники просидели у скалы, прижимаясь друг к другу и слушая, как стонет в горах ветер. Поутру солнце пробило тучи, и трое путешественников увидали, как высоко поднялись. Горы раскинулись вокруг, докуда хватало глаз, но вершина Иште, казалось, не приблизилась ни на шаг. Танфия просто не оценила настоящей ее высоты. Все было залито ослепительным светом, снег искрился золотыми и брильянтовыми блестками там, где его не накрывали синие тени. Валуны, прикрывавшие от ветра отряд, заросли сосульками.
      - Это прекрасно, - прошептала девушка.
      - Видела ли это все Изомира? - вздохнул Линден.
      - Едва ли, - ответил Руфрид. - Перевалов несколько. К сожалению, на карте не указано, который из них полегче. Я просто двинулся к ближайшему.
      - Значит, на тебя все шишки посыплются, - заявила Танфия.
      Юноша скорчил рожу и поцеловал девушку.
      Они едва успели собраться и вновь двинуться в путь, как облака накатили снова. Тропу заметал снег, сугробы наросли до того, что идти приходилось с черепашьей скоростью. Путники спешились и повели коней в поводу; Танфия взяла и Зарянку, и Ястребка, чтобы Руфрид мог протаптывать остальным дорогу через заносы. Никогда еще Танфии не было так мучительно холодно, никогда ее не охватывала такая усталость; Линден, она видела, тоже страдал, но не проронил ни слова жалобы.
      Величественный пейзаж был так враждебен, так невыразимо бесчеловечен, но мнилось - здесь царство Махи, богини-карги. Танфия вознесла беззвучную молитву. коря себя, что не принесла подношение Старухе перед походом.
      И к полудню показалось, что мольбы ее услышаны. Буря утихла, а перед путниками раскинулась неглубокая долина, за которой виднелся еще один гребень, пониже прежнего. Искристое снежное поле перед ними было даже слишком совершенно-ровным. Зато гора Иште уплыла влево на пару миль, да вдобавок еще отдалилась.
      - Как это выходит? - поинтересовалась Танфия.
      - Гора куда выше и дальше от нас, чем кажется, - объяснил Руфрид. - В общем, с пути мы не сбились. Вперед. Это похоже на замерзшее озеро.
      - Осторожней, - предупредил Линден, когда Руфрид уже поставил ногу на снег.
      Зловеще скрипнуло. Руфрид поспешно отступил на шаг, и в то же мгновение, снежный щит разом пошел трещинами и рухнул вниз в облаке сверкающей ледяной пыли. Юноша оскользнулся на краю, Танфия и Линден разом подхватили его, не позволив сверзиться с обрыва. Потрясенные путники обнаружили себя на краю пропасти. Обломки снежного поля с мягким рокотом рушились в бездну.
      Ущелье было узким, но очень, очень глубоким.
      Танфии сделалось жарко, по спине струйкой стекал пот. Едва не потерять Руфрида... Его неловкая рука легла на дрожащее плечо девушки.
      - Прохода нет, - проговорил Руфрид. - Должно быть, мы где-то сбились с дороги. Не думал я, что так тяжело придется.
      - Ничего, - попыталась ободрить его девушка. - Вернемся по нашим следам и попробуем снова.
      Вновь поднялся ветер. Буран бросал снег в лица путников пригоршню за пригоршней - не пройти, не взглянуть, не вздохнуть даже. Путь приходилось пробивать через высокие сугробы. Конские шкуры покрывались слипшимся снегом, смерзались комьями гривы. На ресницах Танфии намерзал лед, и глазницы ныли от холода.
      Беспрерывная, бесконечная белизна играла со зрением злые шутки. За пеленой снега двигались бледные тени; стоило обернуться к ним, тени исчезал, и проявлялись вновь, как только Танфия отводила взгляд. Под ложечкой сосало от ужаса, и вновь постучался в грудь элирский нож. Дотянуться до клинка Танфия не могла - даже в толстых варежках слишком онемели ее руки. Линден задохнулся, глаза его расширились.
      - То же чувство, что и в лесу, - прохрипел он, хватаясь за голову. Словно рядом бха...
      - Молчи! - крикнула Танфия.
      - Они мерещатся мне. Идут по следу.
      - Где? - воскликнул Руфрид -Я ничего не вижу!
      Путники приостановились. Не было слышно ни звука - лишь шептал падающий снег.
      - Пойдемте дальше, - предложила Танфия.
      Еще час, если не более, пробивались они через сугробы, а бледные тени скользили вокруг, и нескончаемый ужас пробивался даже сквозь пелену усталости. Кони тревожились, будто тоже чуяли угрозу - выкатывали глаза, мотали головами, поскальзываясь на предательском льду.
      Но, наконец, животные сдались. Кони шли все медленней, покуда не отвернулись от ветра и не отказались идти вовсе. А буран наметал поперек тропы снежную стену.
      - Твою так! - ругнулся Руфрид сквозь стучащие зубы. - Ни назад, ни вперед. Простите, ребята.
      - Да нет, это я виноват, - выдавил Линден. - Надо было тебя слушать.
      - Хватит решать, кто виноват, - перебила их Танфия. Щеки ее так застыли, что она едва могла говорить. - Давайте решать, что делать, чтобы не замерзнуть до смерти.
      -Останемся здесь - нас просто снегом завалит, - предупредил Руфрид.
      Вокруг висела белая мгла, в которой вихрились сероватые снежинки. Ужас и ощущение взгляда в спину вдруг испарились куда-то. Такое искушение, подумалось вдруг Танфии, - лечь и задремать в этом мягком снежном одеяле... Девушку пронизала дрожь отчаяния. В первый раз за все время пути он ощутила близость смерти.
      Бледные тени брели к ним сквозь снег, смыкая кольцо.
      Линден вжался между Танфией и Руфридом, стискивая варежками их руки.
      - Боги! - прошептал он. - Я думал, они ушли, я не чувствовал их!
      Кони стояли, как изваяния. На груди Танфии вздрагивал элирский нож не жаром, но каменным хладом.
      Тени приближались молча - бледные, едва различимые в белой мгле. Они проходили сквозь сугробы и снежные вихри, не тревожа их, будто видения или отражения из другого мира. Поступь их была нетороплива. Танфия, будто во сне, наблюдала за ними сквозь снежный саван. Зачарованная, ошеломленная, она стояла, замерев, на грани запредельного ужаса, и слишком поздно заметила оружие в руках теней.
      Бледные фигуры окружили путников. Танфия не могла сосчитать их - они то проявлялись, то исчезали вновь. С головы до пят покрывали их накидки, переливавшиеся серым, белым, лиловым, и снова серым. Одни вооружены были хрупкими серебристыми луками, другие - копьями или мечами, искрившимися, как лед.
      - Что за глупцы отважатся встретить зиму в Саванных горах? - прозвучал тихий, льдисто-хрупкий голос, шедший словно бы отовсюду. - Только люди.
      Одна из фигур выступила вперед и коснулась плеча Танфии наконечником копья - легонько, но охвативший девушку леденящий страх был страшней горных морозов.
      - Идем, - прозвенел голос. - Ваш путь окончен.
      Глава четырнадцатая. Гелиодоровая башня.
      Еще до зари, когда мир был мрачен и холоден, Изомиру затолкали в очередную повозку, и для девушки начался новый долгий путь по извилистым серебряным рельсам. Девушка куталась в плащ, прижимая к себе мешок с пожитками. Трое охранников сгрудились вокруг печурки, и к их подопечным не просачивалось ни капли тепла. Да и повозка была почти пуста - на Изомиру взирало семь пустых лиц, и лишь одно было ей знакомо: Лат.
      Имми пересела к нему рядом, радуясь знакомому лицу.
      - Не знала, что ты резчик по камню, - заметила она. Дыхание ее повисало в воздухе облачками пара.
      - Я не резчик. Старшой сказал, им нудны плотники. Да мне все равно. Лишь бы отсюда убраться.
      Он обвел повозку пустыми глазами. Он все еще не отошел, подумала Изомира, ему нельзя никуда ехать... но всем на это наплевать. Расхоженная за вчерашний день грязь смерзлась, покрывшись блестящей ледяной коркой. Кучер понукал тяжеловозов, а рекруты молча взирали, как удаляются голые склоны карьера, мрачно карабкающиеся в небеса - удаляются и исчезают.
      Изомира подумала о Беорвине. Сказал ли ему кто-нибудь про Серению, про взрыв? Подумали ли передать ему, куда повезли ее, Изомиру? Нет, конечно.
      Пейзаж вокруг дороги был девушке незнаком, но здесь хотя бы были деревья.
      Стройный от природы Лат исхудал до прозрачности. Блеклые волосы слипшимися прядями спадали на тонкое лицо, от карих глаз разбегались морщинки. Вчерашнее несчастье разорвало ему сердце, и все же через перу минут он взял Изомиру за руку.
      - Спасибо тебе, - сказал он.
      - За что?
      - Что пришла вчера сказать мне о Серении. Что посидела со мной. Думаю, без тебя я бы сдался и умер.
      - Не сдавайся. Серении бы это не понравилось
      - Я по ней тоскую, - признался Лат. - Все еще не верится...
      - Мне тоже, - тихонько ответила Изомира. - Она меня веселила... прямо как моя сестра. Я прямо слышу, как она со мной разговаривает, советует "не дурить".
      - Да, - улыбнулся Лат, - в этом вся она.
      Внезапно он разрыдался. Изомира обняла его, примостив подбородок на макушке юноши. Кто-то из спутников косился, но девушка смело глядела сквозь них. Все ее попутчики выглядели голодными и изможденными, и в глазах их не было ни радости, ни надежды. Изомира почти тосковала по первому своему путешествию, когда рядом были Беорвин и Серения, когда находилось, чему радоваться и о чем петь.
      Над землей стояла зима - насколько можно было видеть через щели в запертых от мороза ставнях. Голые черные деревья застыли старушечьими руками в белесом льдистом тумане. Время богини-Старухи, когда земля впадает в смертный сон. Изомире представилась Брейида в старшей ее ипостаси - Маха, мудрая, древняя, могучая и ужасная.
      - Лат, попросим сил у Махи, - проговорила она.
      Юноша утер глаза.
      - Да. Если нам не поможет она, то уже никто не поможет.
      - Возьми меня за руки, - сказала Изомира. - Закроем глаза и позовем ее, ощутим ее мощь. Не запирайся от зимы, откройся ее силе. - И она завела песнопение:
      - Великая Маха,
      За черными вратами твоими
      Правящая Смертью и Зимою,
      Повитуха рождений и перерождений,
      Начало и конец,
      Тьма полуночи и тьма бездн...
      Стиснув холодные пальцы Лата, девушка перестала сопротивляться холоду, но отдалась ему, чувствуя щеками морозец, растекаясь сознанием по снежным тучам и глубоко ушедшим в землю сонным корням.
      - Мы, дети твои, взываем к тебе -Крылья вороньи распахни,
      И нас обними,
      Пусть наполнят нас мудрость и силы...
      Чья-то рука грубо тряхнула Изомиру за плечо. Девушка открыла глаза над ней нависал мрачный стражник.
      - Хватит! Моления запрещены.
      У Имми отнялся язык, но Лат, дотоль такой смирный, отреагировал с невиданной яростью:
      - С каких пор грешно обращаться к нашей богине?
      Он вскочил, стиснув кулаки. Юноша был даже выше стражника, хотя слишком худ. Изомира потянула его за рукав, испугавшись, что Лата сейчас ударят или накажут.
      Стражник только скривился.
      - Правила не я устанавливаю, - процедил он и убрел обратно к печурке.
      Лат плюхнулся на скамью. Его трясло от гнева.
      - Или эти люди отреклись и от богини?
      - Нет, что ты, - прошептала девушка. - Просто взывать о помощи к богине или богу - это тоже чародейство. Оно влияет на мир.
      - Мы бы лишь стали сильнее, - прошипел Лат. - Или теперь разрешено жить только убогим и несчастным?
      - Но я чувствую себя сильнее, а ты? И есть люди, которые призывают силы большие, и меняют окружающий мир.
      Лат с любопытством глянул на девушку.
      - А ты можешь?
      - Нет, конечно. Бабушка моя может. Она наша деревенская жрица. И целительница сильная. А дедушка Осфорн, хоть и молчун, а в саду просто чудеса творит. Он, конечно, жрец...
      -Они - провидцы?
      Вопрос застал Имми врасплох.
      - Вряд ли. Знаешь, я как-то не расспрашивала их, что они умеют, а что - нет. Но они больше травами, зельями занимались. У Хельвин на посохе красивая такая каменная держава была, но она ею точно не колдовала. Не любила она камней; помню, говорила как-то маме, что сила их - совсем элирская, холодная очень. Жаль, я не переспросила, о чем это она.
      - Мои-то все плотники, - заметил Лат. - Вот они если где и чудесят, так с деревом. Я и полку могу сработать, и дверь, а вот заставить дерево петь и сиять, как отец - не умею. От меня и вообще проку немного.
      - Неправда, Лат, - укорила его Изомира, но мысли ее обращались к бабке и деду. Чего бы она ни отдала, чтобы увидать Хельвин; вспоминались седые волосы, и гордая осанка в те минуты, когда жрица призывала богиню и бога. Вздох застревал в горле. Вспоминались Помрак, и Падубная ночь, и Брейидин день, когда сквозь сугробы проламывались первые подснежники...
      - Изомира? С тобой все в порядке?
      - Я думала... знаешь, можно кого-то всю жизнь видеть рядом, а по-настоящему не знать. О стольком надо было ее расспросить, а я и не думала. И в голову не приходило, что может оказаться поздно.
      Двенадцать дней спустя, ночью, они прибыли в Париону.
      Изомира поначалу и не поняла, куда приехала повозка. Что-то разбудило ее - шумок снаружи, цокот копыт, перестук колес, эхо от многих домов, а еще - топот ног, голоса, обрывки песен.
      Очнувшись совершенно, девушка обернулась и растворила ставни, только чтобы тут же захлопнуть под возмущенный хор: "Закрой клятое окно! В амбаре родилась?".
      И все же она успела увидеть уходящую вниз улицу, и громоздящийся вдали холм, и мраморные здания, окруженные голыми деревьями. Горели вдоль улиц фонари, и сияли высокие окна. На крышах искрился снег, но внизу его уже стоптали в бурую кашу.
      - И на что это похоже? - спросил шепотом Лат.
      - Все очень большое. И страшно холодное. - Изомира завернулась потуже в плащ, когда укол нестерпимого одиночества пронзил ее насквозь. Слова не шли с языка. Никогда еще девушка так не стремилась домой, и не ощущала так отчетливо, что никогда боле не увидит родной Излучинки.
      Наконец повозка остановилась, и распахнулась дверь - с глухим тяжелым стуком, который Изомира успела возненавидеть. Вместе с Латом девушка пристроилась в очередь выскакивающих на улиц рекрутов.
      Изомира покидала вагон последней, и зрелище. открывшееся ей, когда она ступила на мостовую, ошеломило ее.
      Впереди вздымался в небо величественный холм, увенчанный огромной стеной, подавлявшей даже самую свою основу. Огни озаряли призрачным отсветом основание ее - внизу белое, выше -золотистое, и темно-желтое там, где стена терялась во мраке. Высотою она была не менее семи десятков локтей, но и это не было пределом - верхний край ее зубрился, незавершенный. Всю стену покрывали черной сетью леса, и по ним, крохотные, как паучки, ползали люди.
      С неба сыпала снежная крупа, но Изомира так привыкла к морозу, что едва замечала его. Всюду горели факелы, их высокие белые огни строились шеренгами вдоль склонов холма, и устремленными в небо стрелами полыхали на стене. Всюду были рекруты - кричали голоса, звенели молоты, скрипели канаты. Привыкнув к темноте, девушка разглядела, как волокут оравой вверх по склону каменную глыбу, и поднимают огромными блоками на леса другую.
      То была башня, которую предстояло им построить. Огромная башня цвета солнца.
      Сердце Изомиры переполняли противоречивые чувства - страх, изумление, трепет. Обернувшись, она увидела, всего в полумиле, другой холм, увенчанный громадной крепостью. Замок покрывала тьма, и лишь едва видный золотой отблеск прорисовывал очертания стен и башен.
      Янтарная Цитадель!
      Девушка повернулась, чтобы поделиться с Латом, но оказалось, что все уже ушли, и только стражник, тот, что выговорил ей в повозке, подтолкнул ее в спину.
      - Шевелись, девчонка! Нечего заглядываться! Через пару дней у тебя здешние красоты из ушей потекут.
      Он погнал ее вслед за остальными рекрутами по мощеной дорожке, вбегавшей на холм. К тому времени, когда они добрались до врезанной в склон стены из песчаника, Изомира совсем запыхалась. Стражники загнали всех под арку, и позади затворились с лязгом тяжелые ворота. Впереди лежал туннель, темный, как в руднике.
      Проход вел в глубь скалы, разделяясь на узкие тоннельчики. Вдоль стен тянулись ряды тесных пещерок, отделенных от прохода железными решетками. Внутри каждой валялись на полу три-четыре тонких подстилки. Кое-где сидели люди. Слышались голоса, перестук капель, раскатывающийся вдалеке недобрый смех.
      Девушка стиснула руку Лата.
      - Это темница, - прошептала она. - Как в книгах, что мы с Танфией читали вместе.
      - Да это хуже рудников, - пробормотал потрясенный юноша. - Я не хочу сюда!
      - Это не темница, остолопы! - прикрикнул на них стражник. - Это ваше жилье. Все лучшее - для царских слуг. Добро пожаловать домой.
      Изомиру отделили от Лата и подселили в одну камеру к трем женщинам.
      - А это еще кто? - спросила одна из них, и все трое обратили на девушку голодные, злые взгляды.
      - Я Изомира. - Девушка попыталась выдавить дружескую улыбку.
      Женщины окружили ее.
      - Слишком шикарное имя, - бросила одна из них, - для такой бросовой девки.
      Они тукали ее, насмехались, перетряхнули мешок и разбросали пожитки. Когда девушка попробовала сопротивляться, ее быстро загнали в угол угрозами. В глазах работниц проглядывало насилие. Они пугали Изомиру даже больше, чем Тезейна, пугали до того, что девушка просто перестала отвечать на обиды.
      - Какая-то она придурошная, - заметила самая низкорослая из троих, дыша вонью в лицо девушке. - Че, сказать нечего? А на это что скажешь?
      Она ударила Изомиру под ложечку, и девушка упала, задыхаясь. Товарки с ухмылками отвернулись, не подав ей руки.
      Если что и могло обратить ее страдания в нестерпимую муку, то подобное обхождение. и все же странными образом девушке стало легче. Завести новую подругу, и потерять, как Серению - еще одного потрясения она бы не выдержала.
      Слишком отличалась Изомира от этих троих; невзирая на долгий путь и рудники,, она сохранила остатки невинности и чистоты, и она была не уроженкой Парионы, а крестьянкой, почти иноземкой. Как бы не отличались когда-то ее товарки друг от друга, сейчас они были скроены по одной мерке грязные волосы, злые, напряженные лица и затаенный страх в зрачках. Тела их исхудали, а руки налились жилами. Это были старожилы. По обрывочным их фразам Изомира поняла, что все трое попали на стройку прошлым летом. За это время они, чтобы выжить, избавились от таких мелочей, как доброта и вежество. Они нарастили себе панцири, и Изомира казалась им беззащитным слизнем.
      Каждому работнику полагалась тонкая подстилка, на которой Изомира и пыталась заснуть всю долгую, холодную ночь. Отхожим местом служило ведро в углу, даже не отгороженное от остальной камеры. К утру и медальон Серении, и статуэтка богини пропали, но девушка от испуга промолчала.
      Узнав, что их новая товарка умеет работать по камню, женщины озлились еще больше - это означало, что ей подберут работу полегче. За это ей придется отстрадать во время отдыха.
      Изомира поняла, что ей придется стать такой, как они, или умереть.
      "Танфия бы с ними справилась", подумала она, глядя на водянистую овсянку, выдаваемую здесь за завтрак. "А я вряд ли сумею".
      Столовой служила большая пещера, освещенная факелами и лампами и заставленная столами на козлах. Теснота была такая, что не протолкнуться, но здесь Изомира могла хотя бы избегать своих товарок.
      Станет ли она через несколько месяцев похожей на них - жилистой, отчаянной, безжалостной? Станет ли сама мучить новичков? Никогда, решила девушка. На миг она пожалела, что не погибла вместе с Серенией. Вспомнился Линден - им бы давно пришла пора обручиться. Думает ли он еще о ней, или нашел кого-то... нет, это недостойная мысль. Никто из них не найдет себе другого - это она знала точно.
      В серую массу в миске упала слеза.
      - Не заливай овсянку слезами, - посоветовал притулившийся рядом Лат.
      - Почему нет? - возразила Изомира. - Это единственное, что придает ей вкус.
      - Тогда ешь. На улице мороз, а нам работать двенадцать часов. Так говорят мои сокамерники.
      - И какие они?
      Лат пожал плечами.
      - Злобные, мрачные и, судя по виду, умирают на ходу. А твои?
      - Такие же. Они что-то не поют гимнов о радостях службы доброму царю Гарнелису, заметил?
      Лат усмехнулся уголком рта.
      - Ты говоришь прямо как Серения, - заметил он.
      Когда рабочую команду вывели на холм, занимался ясный рассвет, и снег сыпался с неба отдельными крошками. Холод тут де принялся кусать Изомиру за щеки, лезть под куртку. Что будет дальше, страшно и представить. Охранники загнали рабочих на самый верх, к строящейся Башне. В дневном свете его стены сияли изумительным золотым мрамором, искрящимся на солнце. Но склон холма вокруг Башни был изрыт уродливыми ямами. Леса вздымались до самого неба, и Изомира подумала - какой же высоты должна достичь Башня?
      Ее и еще горстку работников отвели от остальных. Лат помахал ей вслед рукой. С другой стороны Башни на площадке лежали, свалены, каменные плиты поменьше, и там раздавал инструмент и чертежи низенький, крепко сбитый каменотес. Покуда он объяснял каждому его задание, рекруты дрожали на морозе. Надзиратель им попался деловой и жесткий, но не злой.
      Отсюда, почти с самой верхушки холма, Изомира впервые смогла разглядеть Янтарную Цитадель. На несколько минут она даже забыла о холоде. Крепость и вправду была янтарного цвета, как растопленный мед, но оказалась вовсе не такой прилизанно-аккуратной, как мнилось девушке. В ее концентрических стенах, нагромождении башен и крыш было скорей некое дикое величие. Можно было видеть, как разрасталась крепость с течением лет, как наслаивались друг на друга стили, как изящный дворец на самом верху сливался с крепостными стенами. И там жили царь с царицею... Изомире не верилось, что она от них так близко. Это казалось невероятным.
      - ...пялишься, девочка? - донесся до нее окрик. - Ты хоть слышала, что я тебе говорю?
      Изомира вздрогнула. Каменотес стоял перед ней с суровым лицом и свернутым чертежом в руке.
      - Простите, я просто...
      - Неважно. Вот твой узор. Приступай.
      Девушка развернула чертеж, пытаясь удержать его на порывистом ветру. Зубы ее стучали. Узор представлял собой часть какой-то надписи - полслова, не больше. Изомира пристроилась к указанной ей плите и взялась за работу.
      Это было тяжело. Никогда прежде ей не приходилось трудиться над таким крупным узором, и в таких суровых условиях. Попробовала было работать в варежках - инструменты не слушались; пришлось терпеть мороз, от которого багровели руки. Изомира дрожала перед каждым ударом, опасаясь сделать ошибку. Пару часов спустя она уже промерзла до костей и вымоталась до смерти, так, что руки не держали киянки. А ей предстояли еще десять часов.
      Весь день над ее головой скрипели канаты, топотали ноги по лесам, слышались крики, и скрежетал камень о камень, когда вставали на место огромные глыбы. Стена росла медленно. Несколько раз до девушки доносились вопли боли, и гневные крики. Сделали перерыв - на миску горячей похлебки, потом еще один - на обед из тушенки с хлебом и куска черствого пирога. Кормили скверно, но девушка к этому времени так проголодалась, что слопала бы все, что угодно.
      К тому времени, как сгустились сумерки и закончилась смена, Изомире казалось, что прошла пара суток. Тело ныло целиком, руки так устали, что поднять их она не могла. А ее товарки называли это "легкой работой"? Насколько же хуже остальным?
      Вспомнив о своих сокамерницах, девушка дрогнула. Холодное, алое зимнее солнце садилось за Янтарной Цитаделью. Двинуться бы на закат, подумала Изомира, и идти, идти...
      Но стража уже загоняла ее к воротам, откуда выходила навстречу измученная ночная смена.
      За ужином Лат был молчалив, лицо его осунулось.
      - Ты в порядке? - спросила Изомира.
      - Болит все. Едва хожу. Вот, глянь. - Он открыл ладонь, стертую до мяса.
      - Как ты...
      - Канатом обожгло. Соскользнул блок. Рухнул на моего соседа и сломал ему ногу. Я слышал, как она хрустнула. - Лат покачал головой и тяжело сглотнул. - Его унесли. Ты, наверное, слышала крики.
      - Тебя же брали в плотники.
      - Работы не было, так что меня отправили ко всякой бочке затычкой. Никогда так не мерз. Сначала вроде вспотеешь, а потом как льдом покрываешься. - Он понизил голос. - Надо отсюда выбраться.
      Девушка взяла его за руку.
      - Потерпи, Лат. Попытаешься бежать - только хуже будет.
      - Куда уж хуже?
      При этих словах Изомира заметила бредущего меж столов на дальней конце зала человека. Темно-серый плащ скрывал лицо, но мужчина был высок ростом и, судя по узловатым длинным пальцам, стар.
      - Что? - спросил Лат.
      Девушка указала подбородком, и ее товарищ повернулся вслед за ее взглядом. Откуда появился незнакомец, девушка не заметила, но на зал разом упала тишина. Человек в плаще молча проходил по рядам, тихо, как призрак. Изомиру внезапно охватил дикий ужас - от вида ли незнакомца, или от ощутимого страха остальных работников, она и сама не знала. Девушка не осмелилась даже спросить у соседей, кто это - подозревала, что они не ответят. Наконец фигура в плаще остановилась рядом с симпатичным юношей и, коснувшись его плеча, поманила за собой. Юноша замер на миг, открыв рот, потом покорно вышел из пещеры вслед за серой фигурой.
      Даже после их ухода тишина не рассеялась. Вновь зазвучали разговоры, но приглушенные и нервные.
      Потом настал миг, которого Изомира заранее боялась - когда работников разводили по камерам. Девушка свернулась калачиком на своей подстилке, надеясь, что товарки ее не приметят. В тот вечер им не особенно интересно было мучить соседку - должно быть, устали. Девушка уже засыпала, когда плеча ее коснулся башмак. Изомира дернулась и открыла глаза. Сердце ее колотилось.
      - Ты его видела? - Это оказалась самая маленькая и злобная из троих женщин, Эда.
      - Кого? - переспросила Изомира.
      - Старого скелета, так мы его зовем. Пытателя.
      - Кто он? Куда увел того парня?
      - Он приходит, выбирает и уводит людей в Янтарную Цитадель, - зловеще проговорила Эда. - По приказу царя.
      - Зачем? - Изомира чувствовала, что ее ждет подвох, но не спросить не могла.
      - Хорошо послужить царю, да?
      - Да?
      - Да только царь их замучивает до смерти.
      - Что?! Не верю!
      - Это правда. Из Цитадели просачиваются слухи. Говорят, царь совсем обезумел. - Эда прервалась, разразившись душераздирающим кашлем и брызгая в Изомиру слюной.
      Одна из сокамерниц бросила в Эду башмаком и гаркнула:
      - Хорош харкать!
      - Вообще-то, - продолжила Эда, переведя дыхание, - поговаривают, что старый скелет и есть царь. Он спускается сюда сам, потому что наслаждается страданиями подданных.
      Изомира не знала, что ей ответить. Она слишком устала, чтобы размышлять, и хотела только, чтобы Эда оставила ее в покое.
      - И вы в это верите? - спросила она.
      Эда коротко хохотнула, и опять согнулась в кашле.
      - Это правда. Я тебя предупредить хочу, деревенская. Он скоро придет за тобой.
      - Почему?
      - Он выбирает самых красивых, что парней, что девок. И забирает скоро, пока краса не сошла. Пытатель придет за тобой, Изз-зомира.
      - Ты меня просто напугать хочешь!
      - Пытатель придет за тобой, - небрежно повторила Эда, укладываясь на собственную подстилку.
      И каждый час Изомиру будил если не кашель Эды, то шепот одной из ее товарок - "Старый скелет придет, Из-зомира".
      Наутро Эду трясла лихоманка, и работать она не могла. Изомира, мстительностью не отличавшаяся, вызвалась остаться и приглядеть за больной, но подобная снисходительность не дозволялась. Девушку вместе с остальными рекрутами выгнали сметать с плит слой снега на три пальца, прежде чем вновь приступить к работе.
      Отходя от камня на первый, мучительно ожидаемый перерыв, Изомира увидела, как падает ей под ноги работник, только что отпустивший канат блока. Девушка в ужасе отскочила. На белом лице рабочего выделялись синие губы, ногти на покрасневших руках словно покрылись мелом. Подошел охранник, рявкнул на строптивца, пнул под ребра - от пинка тело перевернулось, а пустые глаза мертво глянули в небо.
      В один день упали с лесов двое - Изомира видела, как они расшиблись. Еще один умер от обморожения - девушка опасалась, что эта судьба уготована и ей с Латом. К пятому дню едва ли не все рекруты мучились простудами и лихорадками, и каждая ночь уносила одну-две жизни. Но ручеек новых работников, здоровых и невинных, продолжал течь, заполняя места умерших.
      Эда поправилась немного, но грудной кашель еще мучил ее, когда женщину вместе со всеми выгнали работать на лесах.
      - Я так готова умереть хоть сейчас, - поделилась она с Изомирой как-то вечером, присев с ней рядом. - Иначе отсюда не выберешься.
      - Не говори так! Я не верю, что никогда не вернусь домой.
      - Подожди, вот проработаешь тут с нашей.
      Холод выморозил из Эду наглость, а из Изомиры - страх. Подругами они не стали, но общаться мирно могли.
      - Я не верю, что царь это все дозволяет! Если б он знал, каково нам..
      - Ты про какого царя говоришь? Возлюбленного Гарнелиса, лелеявшего свой край, как редкий цветок? Или этого Гарнелиса, безумца? Вы, деревенские, приходите такие наивные, говорите "Не верю, царь добрый!". Да он не может не знать. Мы у него на парадном крыльце сидим.
      - Я думала... нам всегда твердили, что царь добр... и все в это верили, пока не явился Бейн.
      - Дай я тебе объясню кое-что, деревенская. Два года назад Париона была летним краем Нефетер на земле. Я была актрисой, то есть собиралась. Училась в театральной труппе; надеялась когда-нибудь попасть в Большой Царский. Женщина зло хохотнула. - Поосторожней надо быть с желаниями - теперь я работаю на том самом месте, где он стоял. А потом все начало меняться. Тихо так, незаметно. Царь затеял стройку, ему нужны добровольцы. Когда об этом объявили, все звучало так здорово - кто мог знать, во что нам эта стройка встанет? Добровольцы нашлись, но мало, и набор пошел принудительным выбрали, и валяй в каменоломни, хочешь-не хочешь. Настроение начало меняться. Вдруг армия разрослась, и во все начала встревать, словно они нарочно всех ублюдков в воеводы произвели. Народ начал волноваться. Сафаендер ставит пьесу, в которой все за нас высказал - так вежливо, что ты! Но царь все понял. Он снес театр.
      -Моя сестра так хотела в нем побывать, - прошептала Изомира.
      - Потом царь перестает выходить на люди. Пошли даже слухи, что он с родней разругался. Внучка его гибнет при кораблекрушении, и - что за совпадение! - парой месяцев спустя умирает царевич Галемант. Говорят, болел, хотя тут же пошли слухи, что царь родного сына приказал убить. И убили - прямо в храме Нут. Знаешь, мне уже все равно. Сафаендер все уже высказал - а посмотри, что с ним случилось.
      Женщина отвернулась, накрывшись с головой покрывалом. Похоже было, что она плачет.
      -Эда? - окликнула ее Изомира, но ответа не было.
      На шестой день, когда девушка трудилась над третьей каменной плитой, работу каменотесов пришел проверить надсмотрщик, которого Изомира прежде не видела. Носил он светло-серый плащик без капюшона и черные перчатки. Когда он остановился рядом с Изомирой, девушка увидела, что у него снежно-бледная кожа, непримечательное лицо и очень темные глаза.
      - Не обращайте на меня внимания, трудитесь, - посоветовал он.
      Пальцы девушки замерзли, запястья болели. Она едва могла удержать резец и киянку.
      - Благодарю, господин...
      - Лафеом, - подсказал незнакомец мягким голоском. - Архитектор.
      Изомира выпрямилась, изумленная.
      - Вы придумали это... эту башню?
      - Разве не прекрасно видеть наших подданных, трудящихся плечо к плечу ради воплощения государевой мечты?
      В голове Изомиры зазвучал язвительный голос Серении: "Можно и так сказать". К собственному стыду девушка поняла, что произнесла это вслух.
      - Вы не счастливы пожертвовать ради царя своим временем и трудом?
      Черные глаза архитектора буравили девушку, и Изомира ощутила укол страха.
      - Как... как высока будет Башня? - пробормотала она.
      Взгляд Лафеома растекался по ней, как чернила.
      - Она достанет до небес. Это было исключительно интересной задачей разработать как схему снабжения столь великой стройки, так и конструкцию...
      - А ваши вычисления, - Изомира не была уверена, говорит ли своим голосом или голосом Серении, - включают расчет числа потребных для завершения Башни людских жизней?
      От взгляда Лафеома по спине девушки забегали мурашки.
      - Их будет столько, сколько потребно. - Он отступил на шаг, оглядывая ее работу - три огромных буквы, высеченных в заснеженную плиту. - Разве старший каменотес одобрил эту работу? Она выполнена посредственно.
      - Холод, - объяснила Изомира. - Гляньте на мои руки. Я инструмент удержать не могу. Как и все мы. Мы работаем слишком подолгу!
      - Если ваша работа выполняется хуже дозволенного, вам подыщут другое место, попроще, - объявил Лафеом бесстрастно. И ускользил прочь, беззвучно, как призрак.
      Когда Изомира вечером вернулась в камеру, засыпая на ходу, товарки сообщили ей, что Эда днем потеряла сознание на лесах, и пару часов спустя умерла. Обе говорили хрипло, вытирали слезы и начинали покашливать.
      Изомира пошла глянуть на тело Эды. Ощущая себя осквернительницей могил, из кармана она вытащила медальон Серении.
      - Кто из вас взял мою статуэтку богини, - объявила она сокамерницам, оставьте. Пусть она благословит вас.
      В столовой, сидя рядом с Латом, она обнаружила, что у нее пропал аппетит. Травяной отвар и горячую воду она пила кружками, но не могла проглотить ни кусочка пищи, и спорила с Латом, подпихивая ему тарелку, до тех пор, пока юноша не съел и ее порцию. В груди у нее кололо, от шума гудело в голове.
      - Изомира, тебя не пробрала эта лихоманка? - озабочено спросил Лат.
      - Не знаю.
      - Тебе холодно?
      - Да мне всегда холодно. - Девушка цеплялась за скамью, чтобы сдержать сотрясающий ее озноб.
      - Боги... - простонал Лат. - У меня сосед по камере умер вчера. А стражникам все равно. Хоть ты меня не оставляй.
      - Сегодня я видела архитектора. Того, кто придумал эту башню.
      Лат недоверчиво воззрился на нее.
      - Ты точно не больна?
      - Правда! Он сказал, что башня достанет до неба, что бы это не значило. Такую стройку разве что Беорвин смог бы пережить. "Башня эта - как древний утес в океане, о который бьют нас, подобных тварям морским, волна за волной, покуда не треснет панцирь, и тела наши не смоет прилив. Но на смену погибшим волна за волной приходят новые, чтобы в свою очередь разбиться о подножье безжалостной Башни".
      - Кто это написал?
      - Я сама придумала. Весь день в голове вертится. Лат... если встретишь моего Линдена, скажи ему...
      Зал колыхался. Изомира смотрела на мир словно через трубу с темно-переливчатыми стенками. Появилась аспидная тень, прошла мимо, потом обернулась к девушке, нависла над ней, видимая как в жарком мареве, в бесцветном огне.
      Лица Изомира не видела - лишь тень под капюшоном. Протянулась тонкая, узловатая рука, и противостоять ее мановению не было сил.
      - Ты, - прозвучал глубокий, старческий голос. - Пойдем.
      "Нет", выдохнул Лат, но голос его прозвучал словно бы из дальней дали. Девушка неловко поднялась, опираясь на руку старого скелета, и тот повел ее во тьму, по темному туннелю, что вился без конца... покуда сама земля не расточилась по ее ногами, и пожираемая лихорадкой и кошмарами наяву Изомира не рухнула в бездну, к самому сердцу земли.
      Глава пятнадцатая. Сребренхольм.
      Промерзшая до костей Танфия брела рядом с Руфридом и Линденом сквозь белые пелены. Их пленители двигались в снегу, точно призраки, но касания копий были вполне материальны. Путь их вначале шел вверх по склону, потом начался спуск, притом крутой - Танфия постоянно оскальзывалась, ноги ныли от непрестанной натуги, только и позволявшей ей не упасть. Ей слышалось только собственное тяжелое дыхание.
      Коней она не видела. Где они? Всякий раз, как девушка пыталась обернуться, один из пленителей подгонял ее копьем. Но наконец снежный саван расступился на миг, и Танфия приметила коней впереди, так запорошенных снегом, что и шкур не видно. Три едва видимые фигуры вели их.
      Кто этот народ - бхадрадомен, или нет? Цепенящего рассудок омерзения они не вызывали, и Линден был спокоен. Но исходящий от них тихий, стеклистый холодок не позволял причислить их к роду человеческому.
      Пленители вели путников в ущелье, чьи стены сходились узким клином. В вышине кутались в тучи горные вершины, заставляя Танфию ощущать себя крохотной мошкой. Склон становился все круче, и девушке пришлось помогать себе руками, цепляясь за стену. Только проседавший под башмаками снег не давал путникам упасть. Внизу боролись с бураном усталые кони.
      "Когда мы спустимся в долину, - подумалось Танфии, - как мы потом оттуда выберемся?".
      Все трое достигли дна невредимыми, и пленители повели их тропой опасной, но, слава богам, ровной. Танфия натянула поглубже капюшон, уткнувшись взглядом в землю, и сосредоточилась на том, чтобы не поскользнуться.
      Внезапно до нее дошло, что снега на тропе нет. Буран стих; завывание ветра доносилось откуда-то издалека. Начало колоть отходящие щеки. Откинув капюшон, девушка оглянулась.
      Склоны все еще громоздились по сторонам, но это был голый камень. В вышине желтоватый дневной свет пробивался сквозь толщу снега, поддерживаемого ледяным потолком. Впереди тащились, фыркая облачками пара, кони. Позади виднелся вход в туннель, перекрытый ледяной плитой. Две фигуры в белых плащах трудились у ворота, заграждая проход прозрачной каменной стеной. Над воротами располагался широкий уступ, куда вела винтовая лестница по левую руку. С уступа на путешественников взирали два облачно-бледных лика.
      - Руфе, - прошептала Танфия непослушными губами.
      Руфрид и Линден оглянулись, увидели то, на что показывала их спутница, и промолчали.
      В полутора сотнях шагов впереди туннель заворачивал, открываясь в величественный пещерный зал. Путники вышли на уступ, на полпути меж полом и потолком, взирая с высоты на ошеломительный простор.
      Вначале Танфии показалось, что вся пещера вырублена в глыбе льда искрящегося, хрустального, пронизанного радугами. Над головой и под ногами Танфия видела ярус за ярусом, порой висящие в воздухе без опоры, соединенные дорожками и лесенками. В вышине парил прозрачно-сияющий потолок. Изумительная пещера белого льда... и все же воздух был теплым. Таким теплым, что девушку пробрал озноб.
      Свет был ярок и не резал глаз, и развешанные повсюду белые лампы разгоняли любую тень. Танфия заметила на других ярусах прохожих, но различить детали в такой дали не смогла. Сердце ее забилось от страха и волнения.
      Не говоря ни слова, пленители провели их по уступу и дальше на широкую полукруглую платформу, обрамленную лишь низким каменным бортиком. Здесь они остановились, и Танфия впервые сумела пересчитать их - семеро. Не привидения, но реальные, плотные фигуры. И все же было в них нечто призрачное, даже на ярком свету.
      - Добро пожаловать в Сребренхольм, - проговорил один из них. Голос его был низок и исполнен спокойной властности. - Мы опустим копья. Вы слишком устали, полагаю, чтобы вступать с нами в бой.
      Пленители один за другим откидывали вуали, и путешественники обменялись изумленными взглядами. Открывшиеся им лица были вытянуты и бледны; выдающиеся носы, тонкие губы, сияющие лилово-синие глаза. Красивыми называть их можно было с оглядкой, но отвести глаз Танфия не могла. Мужчин от женщин отличить было трудно, хотя Танфия быстро приметила более резкие, мужественные лица. Кожа их отливала жемчугом, длинные волосы цветом были от белого до бледно-золотого, а у того, кто говорил первым - верно, вожака отливали голубым.
      Трое, ведшие в поводу коней, свернули в прорубленную в стене арку. Вожак перехватил озабоченный взгляд Танфии.
      - О ваших скакунах позаботятся, - сказал он. - Но наши горы зимой - не лучшее для них место. Вы, без сомненья, знали об этом.
      - Вас не спрашивали, - огрызнулся Руфрид, - а раз вы нас взяли в плен, так мы объясняться не обязаны.
      Вожак поднял тонкие, изогнутые брови.
      - Пленили? Я бы сказал - спасли.
      Подошло еще несколько здешних жителей, забрать у путников плащи. Танфия отдала свой, не сводя глаз с лица вожака.
      - Кто вы?
      Мужчина надменно улыбнулся.
      - Мы шаэлаир, элир из гор Погребального Покрова. Мое имя Эльрилл.
      - Элир? - Сердце Танфии забилось быстрей. Спутники ее разом потрясенно вздохнули.
      - Что бы вы не слыхали о нас, мы не жестокий народ, и принимаем гостей. Мы не желаем вам зла. Если б мы не привели вас сюда, вы, без сомненья, погибли бы в бурю. Боюсь, вы вынуждены будете задержаться здесь не нами вынуждены, но погодой.
      Линден вскинул голову.
      - Насколько?
      - До окончания зимы, - ответил Эльрилл. - Оттепель начинается обычно между Эстреем и Огневым Терном.
      - Огневым Терном! Это же почти лето! - Танфия сглотнула всплеск отчаяния, но глаза Линдена полыхнули.
      - Вы нас не остановите!
      - Вы никуда не пойдете, покуда не кончится зима, - твердо проговорил элир.
      - Нет! - вскрикнул Линден.
      Взвизгнул металл, и, к ужасу Танфии, юноша ткнул своим коротким мечиком в сторону Эльрилла. Лицо элира оледенело. Линден повернулся, показывая свое оружие остальным шести элирам, поджидавшим на уступе. Лицо его раскраснелось.
      - Вы нас не удержите! Мы пробьемся!
      Он ринулся вперед, но со слитным звоном из ножен вылетели элирские мечи. Лязгнула сталь, и трое людей оказались в кольце холодных элирских лиц и стеклянно-острых мечей. Руфрид выхватил свое оружие, торопясь помочь брату, но силы были неравны. Эльрилл взирал на путешественников с холодной яростью.
      Не раздумывая, не пытаясь обнажить свой нож, Танфия влезла между элирами и своими спутниками, только чтобы защитить Руфрида и Линдена.
      - Хватит! - крикнула она, разводя руками.
      Тыльной стороной кисти девушка зацепила лезвие клинка. Она не ощутила пореза, пока тот не зазудел, и струйка крови не доползла до запястья.
      Эльрилл оттащил ее за локоть. Мелькнул элирский меч, и оружие Линдена зазвенело по полу. Руфрид бросил меч сам, когда четыре острия коснулись его горла. Двое элирских мужчин стянули пленниками руки на спиной; на раскрасневшемся лице Линдена было написано отчаяние, Руфрида - черный гнев. Танфия отвела руку, и кровь закапала на девственно-белый камень.
      - Значит, таков ваш ответ на наше гостеприимство, - жестко произнес Эльрилл, подбирая брошенное оружие и передавая беловолосому юноше. - Более чем грубо, и очень глупо. Кроме того, вы плохие бойцы.
      - Минуточку! - взвилась Танфия. - Вы о нас ничего не знаете! Да, Лину не следовало на вас кидаться, но он в отчаянии! Как и мы все, и... ой!
      Она вскрикнула от боли, когда двое элир, мужчина и женщина, заломили ей руки за спину и стянули веревкой. Утомленная долгой борьбой с бураном, девушка при всем своем возмущении не могла сопротивляться. Элир оказались обманчиво сильны.
      - Уберите их с глаз моих! - приказал Эльрилл, отворачиваясь.
      Шестеро элиров проводили пленников по извилистым переходам в пещеру на нижнем уровне. Вытянутая пещера имела в длину пятнадцать шагов, по хрустально-белым стенам были развешаны светильники. Здесь же были привязаны к тонким каменным колоннам лошади. Линден облегченно вздохнул. Кто-то успел расседлать их, и элирка протирала их, обсушивая, тряпицей. От разгоряченных шкур поднимался пар.
      Танфия рвалась из рук пленителей.
      - Дайте я с лошадьми пособлю! Я никого не трону!
      Элиры не обращали внимания. Бесстрастные и загадочные, они отволокли всю троицу к другой колонне, по правую руку от входа, и притянули к ней их путы. Мешки и плащи у них уже забрали; теперь путешественники лишились оставшегося оружия, даже - к расстройству Танфии - элирского ножа.
      Женщина набросила на лошадей попоны и торопливо удалилась. Двое шаэлаир остались охранять пленников, встав у входа с копьями наготове. Танфия, Руфрид и Линден остались стоять, привязанные так, что не могли ни сесть, ни шевельнуться, ни даже глянуть друг на друга, не извернувшись болезненно. Воздух был тепловат, и привыкших к морозу путников начинало трясти.
      - Ну, удружил, Лин, - процедил Руфрид.
      Брат его склонил голову.
      - Они нас не удержат.
      - Знаешь, а я верю, что они нас от нас спасали. Мы устали и так промерзли, что готовы были сдохнуть. А ты в этот самый миг решил показать самым ловким бойцам на свете, какие мы растяпы с мечами!
      - Да заткнитесь! - не выдержала Танфия. - Оставь его в покое. Бо-оги...
      Краткое молчание.
      - Тан, ты в порядке? - спросил Руфрид. - Как рука?
      Девушка как раз пыталась забыть о пульсирующей боли и крови.
      - Здорово. Вы ввязываетесь в драку, а ранят меня! Нет, я не в порядке! Я голодна, у меня ноги болят, я отлить хочу!
      - Я тоже. Видимо, это значит, что мы еще живы.
      - Они хотя бы расседлали коней и попонами накрыли, - заметил Линден.
      - А седла с уздечками украли, - предположил Руфрид.
      - Я уверена, что элир не опустятся до низменного воровства. - Танфия попыталась размять плечи, нывшие с каждым мигом все сильней. - А чем они коней кормить будут?
      - А мы сами что жрать будем? - поинтересовался Руфрид. - Не больно они добренькие, эти шаэлаир, а?
      Танфия промолчала. Привычка требовала от нее защищать элиров, сохраняя их сказочный образ, но не получалось. Она оперлась о колонну и закрыла глаза, пытаясь отдохнуть.
      - Боишься? - спросил Руфрид.
      - Нет. - Девушка вздохнула. - Ну, немножко.
      - Они думают, они настолько выше людей стоят, - пробормотал Руфрид вполголоса. - Высокомерней некуда.
      - Значит, некуда? - раздался новый голос, ясный и звучный.
      Танфия открыла глаза. Это был Эльрилл, переодевшийся в светлые штаны и длинный камзол. Серебряные волосы разметались по плечам. От него исходило холодное мерцание, делавшее элира еще менее человечным, чем на первый взгляд. Лицо его было спокойно, но глаза полыхали синим пламенем.
      - Полагаю, вы успокоились? - спросил он.
      - Да! - выпалила Танфия, пока парни ничего не ляпнули. - Развяжите нас, пожалуйста. Мы безоружны, мы устали, и мы не желаем вам зла, клянусь!
      Эльрилл задумчиво осмотрел на нее, будто заглянув в душу. Потом элир протянул руку - на ладони его покоился ее нож, тусклый и серый, украшенный простой галькой.
      - Что это?
      - Нож, - ответила девушка. - И я хотела бы его вернуть. Как напоминание. Он слишком тупой, чтобы ранить им кого-то.
      - Где вы его взяли?
      Наполовину раздраженная, наполовину испуганная, девушка старалась не выказывать никаких чувств.
      - Зачем вам знать?
      - Я хочу выяснить, известно ли вам его значение.
      Танфия поджала губы.
      - Ладно. Это элирский нож. Мне приснилось, что мне подарил его элир; Руфрид считает, что я его просто нашла. Когда появляется... э... определенная угроза... он меня предупреждает.
      Луч света упал на клинок, и навершие на миг обернулось опалом; девушка не была уверена, причудилось ли ей.
      - Это орудие защиты, - объяснил Эльрилл, - называемое мнелир, и в него вложен камень лироф. Это работа элир Верданхольма, и ему, на мой взгляд, не менее тысячи лет. Просто так найти подобный нож нельзя.
      - Не знаю, что вам и сказать, - ответила Танфия. - Я не знаю того, кто отдал мне нож в моем сне, и зачем он это сделал. Ноя говорю правду! Я не крала его, если вы об этом.
      Эльрилл оценивающе глянул на нее, и девушка невольно подумала - а что же он видит? Потом элир коснулся пальцем острия.
      - Вы доверяете мне?
      - А у нас есть на это причина?
      Элир вытащил ножны и убрал клинок. Потом, наклонившись, он спрятал оружие во внутренний карман танфиной черной сеферской куртки.
      - Пусть это будет знаком доверия, - произнес он. - Владейте. Против элир он бесполезен, а позаботиться о нем вы сумеете. Можем ли мы доверять вам?
      - Да. Линден поступил поспешно, потому что он в отчаянии.
      Руфрид пнул ее в лодыжку.
      - Тан, нечего за нас извиняться!
      - Нет, она права, - вымолвил Линден. - Это была дурость. Простите, господин Эльрилл. Клянусь, это не повторится. Только отпустите нас.
      - Отпущу, если вы обещаете рассказать, кто вы и что за дела отправили вас в путь с элирским клинком, на северских конях и с гербами Сеферетского удела. Не Элдарет ли вас послал?
      - Нет, - ответила Танфия. - С этим Элдаретом мы незнакомы. Но мы расскажем обо всем, если только вы развяжете нас и дадите передохнуть.
      - Тан, не обязаны мы этим типам ничего рассказывать! - вмешался Руфрид.
      Тут уже девушка его пнула.
      - Не обращайте внимания, господин Эльрилл. Руфрид хочет остаться связанным, чтобы было на что злиться. Но нам скрывать нечего.
      Эльрилл вздохнул. Взгляд его скользнул по Руфриду и Линдену, и элир махнул рукой двоим шаэлаир, стоявшим на страже у входа.
      - Развяжите их.
      Узлы разошлись, и трое путешественников с облегчением отлепились от колонны. Кровь хлынула в обмороженные кисти Танфии, и порез заболел с такой силой, что у девушки голос отнялся. Ее товарищи растирали запястья, и, судя по выражениям их лиц, им приходилось не слаще
      Эльрилл обратила на Танфию взор прекрасных синих глаз.
      - Я верю вам. Истина написана на вашем лице, и вы не в силах ее скрыть даже ради спасения жизни. Отдыхайте, ешьте, отогревайтесь. Потом вы объясните мне, что заставило вас, невзирая на бурю, вступить в земли шаэлаир.
      Выделенные им комнаты были скорей вырубленными в скале пещерками, и места в них хватало ровно настолько, чтобы уместить низенькую кровать, сундук, служивший одновременно и столом, и ширму, которой можно было перекрыть вход. "Двери" выходили на уступ в стене большой пещеры, огражденный полустенком высотой по пояс.
      Комнаты вырублены были в толще того же молочно-белого хрусталя, который Танфия вначале приняла за лед. Но камень был сух, гладок и лишь слегка прохладен на ощупь. Стол и кроватная рама были из белого дуба, покрывала и ширма - из теплого белого шелка, расшитого неброскими морозными узорами и мелким бисером.
      Элиры выделили каждому из путешественников по комнате, вернули накидки и походные мешки - хотя оружия не возвратили - и принесли смену одежды. Линден, однако, потребовал, чтобы прежде отдыха они присмотрели, напоены и накормлены ли кони.
      Танфия и Руфрид отправились с ним. Та же женщина-элир, что прежде растирала конец, теперь укладывала перед ними охапки соломы. На людей она покосилась опасливо и горделиво; путешественники взирали на нее в ответ, завороженные нечеловеческой гибкостью ее членов, безупречной белизной длинных волос.
      - А откуда вы солому берете? - выпалил наконец Линден.
      Элирка холодно глянула на него сапфирными глазами.
      - Мы спим на ней. Мы храним и зерно, и плоды, принесенные из долин допрежь начала зимы. Или вы думали, что мы питаемся воздухом?
      - Да нет... ничего я не думал.
      - За вашими конями приглядят и накормят, - заверила она, поглаживая Зимородка по шее. - Значит, Эльрилл почел безопасным выпустить вас в Сребренхольм?
      - Конечно, - ответила Танфия, сообразив вдруг, что элирка сама опасается путешественников. - Мы вполне культурные, не волнуйтесь. - Она назвала себя и своих товарищей.
      - Меня зовут Силь, - представилась шаэлаир.
      Полчаса, проведенные в конюшне, привели путешественников в доброе расположение духа. Танфия гладила мягкую морду Зарянки, расчесывала шею, мысленно извинясь перед кобылкой, что завела ее в эти места. Слава Махе, кони не пострадали. И если кто-то мог успокоить Линдена, то лишь Зимородок.
      К тому времени, когда трое вернулись в свои комнаты, усталость грозила свалить их с ног. Силь наложила на рану Танфии повязку с лечебным мхом, и принесла хрустальный кувшин со сладким травным отваром. По мере того, как девушка оттаивала, унималось колотье в руках и ступнях.
      Никогда прежде она не видела элир так близко. Даже ее таинственный рыжевласый знакомец не казался настолько вещественным. И они были разные. Силь была жительницей снегов, отстраненной и нерадостной, и лик ее был хрупок и ощутимо чужд. Танфия не смогла бы объяснить, чем именно - чем-то загадочным, опасным, иным.
      - Я слышала, вы попали в буран, и вас нашли в последний момент, заметил Силь. - Тепло ли вам? Мы сохраняем в Сребренхольме прохладу, чтобы горные морозы меньше терзали нас.
      Танфия присела на край постели, тоскливо мечтая о том, чтобы развалиться на ней.
      - Но как вы вообще отапливаете это место? Я не видела печей.
      - В глубинах земли текут реки кипящей воды и расплавленного камня. Мы вытягиваем тепло из них.
      - Значит, вы чувствуете холод?
      - А разве мы кажемся бесчувственными? - Необычайные глаза Силь облили девушку холодным пламенем.
      - Ну, можно и так подумать, - резковато ответила Танфия, почти стремясь возненавидеть Силь за ее спокойствие. - Уж простите, если мои вопросы вас оскорбят, но вы - первые элир, с кем я говорю. Наверное, я вам кажусь страшно назойливой, но мне правда очень интересно.
      Силь удивленно моргнула.
      - Откровенно говоря, и я непривычна к людям. Да, мы чувствуем холод. Мы лишь лучше людей сдерживаем свою к нему нелюбовь.
      - Тогда почему вы живете здесь?
      Взгляд Силь испуганно метнулся в сторону.
      - Об этом вам лучше спросить у Эльрилла. Но, если сказать попросту, мы любим тишину и чистоту. Здесь нас никто не тревожит.
      - Но вы носите оружие. От кого?
      Синие глаза вновь оборотились к ней, величественные и холодные, как горы.
      - Для кого ты ведешь эти расспросы?
      Танфия поперхнулась.
      - Ни для кого!
      - Ты уверена? - Силь нахмурилась немного, сморгнула и больше не прикрывала век.
      - Конечно, уверена! Что вы на меня так смотрите?
      Шаэлаир отвела глаза.
      - Как ты только что заметила, есть разница между искренним интересом и грубой назойливостью. Отдыхайте; я разбужу вас, чтобы вы успели омыться перед вечерней трапезой.
      И она вышла, оставит Танфию возмущенной и обеспокоенной. Мгновение она злобно смотрела вслед ушедшей элирке, потом заглянула в соседнюю комнату, обнаружила там и Руфрида, и Линдена. Старший из братьев растянулся на кровати, младший пристроился на краешке, грея руки о кружку со взваром и опустив голову. Похоже было, что они поспорили. На сундуке сидела белая кошка с раскосыми синими глазами; завидев Танфию, она мяукнула и выгнула спину.
      - Повязка заметная, - бросил Руфрид, приподнимаясь на локте.
      Танфия подошла погладить кошку. Та блаженно тыкалась макушкой в ладонь.
      - У меня только что была очень странная беседа с Силь, - заметила она.
      - Ну и?
      - Да не знаю. Наверное, я боги знают чего наболтала, но я отказываюсь ходить на цыпочках, если они не собираются в ответ вести себя дружелюбно!
      - За языком последи, - серьезно посоветовал Руфрид.
      - Почему?
      Юноша кивнул в сторону кошки.
      - Это, наверное, Силь в нее перекинулась, чтоб за нами следить.
      Он потешно зашипел. Кошка глянула на него, испуганно мявкнула и вылетела из комнаты, но когти ее проскальзывали по гладкому камню, и в дверях ее здорово занесло, когда кошка пыталась завернуть за угол. Руфрид откинулся на спину, едва не плача от смеха. Линден раздраженно покачал головой.
      - Ради всех богов, Руфе! - воскликнула Танфия, с трудом сдерживая улыбку. - Незачем было пугать несчастную зверюшку.
      -Я не знал, что она так взовьется, - ответил Руфрид. - Обидчивые они, да? Не шуми, Тан. Мало нам, что у этих элиров чувства юмора нет. Кони в теплой пещере объедаются сеном, а нам обещали крепкий сон и горячую баню. Могло быть хуже.
      -Значит, тебе полегчало.
      - И, - добавил Линден, - он, кажется, позабыл, что нам сказал Эльрилл.
      - Я тебя понимаю, Лин. - Танфия присела рядом с ним. Но мы не можем идти в такую погоду. Боги свидетели, мы попытались!
      Юноша нахмурился.
      - Я не могу просто так сдаться.
      - Об этом и речи не было.
      - Мы нужны Изомире. Весной может быть слишком поздно!
      - Я не меньше твоего расстроена, но мы никуда не попадем, если будем вздорить с теми, кто хочет нам помочь.
      - Или задержать, - мрачно заметил Линден.
      - Лин, - яростно прошипела Танфия, - тебе точно семнадцать лет?
      - А что?
      - Больше похоже, что семь! Подрасти немного!
      - Тан, - проговорил Руфрид, - у нас с ним только что был такой же спор. Выслушивать его повторение мне неохота. Так что ради Брейиды, давайте спать. - Он повернулся к ним спиной. - Будете выходить - задвиньте ширму.
      Разбудила Танфию, несколькими часами спустя, музыка.
      Комнату наполняли знобкие сумерки. Кто-то - должно быть, Силь, поставил на сундук лампу, но в самих стенах мерцали прожилки света, словно в подводной пещере, наполняя комнату льдистым, смутным мерцанием.
      И музыка... нежные тонкие звуки, не то инструменты, не то голоса, сплетались со звонкими, резкими нотами, и их легкость подчеркивалась рокотом, исходящим словно от корней самой горы... Эти звуки вырвали Танфию из-под покрывала. Девушка набросила оставленную Силь накидку и вышла на уступ.
      В пещере царил мрак, рассеиваемый лишь мириадами светлячков. Внизу на круглых площадках, кто выше, кто ниже, расселись шаэлаир, и каждый играл на чем-то: на трубах, арфах, лютнях, кимвалах, длинных рожках и еще каких-то, незнакомых девушке. Волосы и лица элиров мерцали во тьме жемчугами. И там, где свет падал на края площадок, те отблескивали плывущими в ночи полумесяцами.
      К Танфии подошла женщина, но не Силь - другая, пониже ростом, с сиреневым отсветом в серебряных кудрях и аметистовыми глазами. Кончики ее волос светились сами по себе, будто сбрызнутые звездной пылью.
      - Хорошо ли спали? - поинтересовалась она, и улыбнулась, весело и насмешливо. - Меня зовут Метия.
      - Прекрасно, спасибо. Рада познакомиться, Метия.
      - Пойдем, я провожу тебя в купальню. Скоро мы соберемся на сертанс, вечернюю трапезу. Эльрилл просит вас присоединиться.
      - Силь будет там, или мы ей очень надоели?
      Метия расхохоталась и взяла Танфию под руку.
      - Не суди о нас всех по ней. Она полна решимости выиграть спор, затеянный когда-то - что один из нас заставит ее улыбнуться.
      Элирка провела Танфию по уступу и дальше, по головокружительно-узкой дорожке к широкой арке, откуда несло паром и тонкими ароматами. Путаница переходов привела девушку в просторную, светлую пещеру, в середине которое плескался водоем, настолько большой, что в нем можно было плавать.
      В дальнем конце пещеры стояла статуя элирской девы, поддерживавшей раковину, откуда в водоем устремлялись струи дымящейся воды. Пузырящиеся воды оставались вровень с полом пещеры - видно, потайная труба отводила излишек.
      К вящему веселью девушки, баня оказалась общей. Линден и Руфрид уже плескались в воде. Завидев Танфию, Линден порозовел, а Руфрид только ухмыльнулся. Девушка пожала плечами, скинула рубаху на руки Метии и нагой скользнула в воду, чтобы присесть на тянущийся вдоль берега уступ.
      Пенистая, источающая свежий, пряный аромат вода была настолько горячей, что у нее захватило дух. Девушка с наслаждением откинула голову, ощущая, как горячие струйки проникают до самых корней волос, ласкают шею. Повязка на руке намокла, но Танфии было уже все равно. Стянув тряпицу, она обнаружила, что от пореза остался только шрам.
      - Полотенца там, - Метия указала на мягкую белую горку на мраморной скамье у статуи. - Когда облачитесь, мы отведем вас к Эльриллу.
      - Боги, - вздохнула Танфия. - Это чудесно. Ничего прекраснее не чувствовала.
      - В первый раз не могу поспорить, - заметил Руфрид.
      Линден старательно отводил глаза, а вот его брат пялился на девушку откровенно, слегка улыбаясь. Танфия разглядывала его в ответ; вода блестела на сильных плечах, курилась паром на груди.
      - Никогда не думала, что такие места бывают, - пробормотала она. - Они ведь элир. Ну, то есть я всегда знала, что они существуют, но поверить в это у меня никак не получалось. До сих пор. Мы гости шаэлаир...
      -Только не присосеживайся к ним, ладно? - кисло бросил Линден.
      - Не буду, - в раздражении отрубила Танфия.
      - Покажи вам двоим койку, и вы обо все забудете. - Линден вылез из воды, отвернувшись от своих спутников, и завернулся в полотенце.
      - Если под "всем" ты имел в виду мою сестру, то я не забыла, - ровным голосом отозвалась Танфия, не желая начинать спор заново. Линден смолчал.
      Когда Руфрид и Танфия неохотно выползли на берег и обсушились, они смогли вернуться в комнаты, чтобы облачиться в элирские одежды - мягкие штаны, длинные свободные рубахи и камзолы, все из шитого, изукрашенного самоцветами шелка, тонкого, но изумительно теплого. Танфия чувствовала себя превосходно, и для полного довольства ей недоставало лишь еды. Несчастный поход в горы случился будто не один год назад.
      При виде Руфрида она расхохоталась.
      - Что такое? - обиделся тот.
      - Ты так смешно выглядишь. Эти одежды... такие утонченные.. а из них торчит твоя обветренная физиономия и красные руки. Немножко портит впечатление.
      - Спасибо. Я хотел сказать, что ты отлично выглядишь. Но не буду.
      Силь и Метия поджидали путешественников на уступе перед дверьми.
      - Вы готовы? - спросила Силь. - Эльрилл и Лийет ждут.
      Танфию пробрала дрожь предвкушения. Музыка раскатывалась по иссиня-черной бездне пещеры, сплетались в утонченных диссонансах и расходились в неожиданном развитии мелодии. Девушка взяла Руфрида под руку, но едва замечала и его, и идущего впереди Линдена.
      Элирки проводили их по завивающейся нисходящей спиралью дорожке на широкую круглую площадку, висящую над бездной без видимой опоры. Эльрилл был там, восседая, скрестив ноги, на подушках в окружении полутора десятков других шаэлаир. Волосы их сияли, как лед в звездном свете. Темнота делала пещеру безграничной, и невозможно было поверить, что снаружи бушует зима. Повсюду висели, точно луны, светильники, и в толще самой скалы плелись узоры огней. Это место принадлежало иному миры, нездешнему, неторопливому, холодному. Музыканты играли в томном самозабвении, не ради Эльрилла, но только лишь для себя.
      И Эльрилл, и прочие элиры выглядели совершенно беспечными откидывались на подушки, переговаривались, потягивали вино. Метия и Силь уселись с краю, подведя людей к вождю элиров. Торжественности в этой встрече не было, но Танфия все же побаивалась.
      -Добро пожаловать, - проговорил Эльрилл, подняв взгляд. Девушку с новой силой поразили его чуждость, и немыслимый оттенок его глаз - столь яркое впечатление не могло удержаться в памяти. На плече вождя повисла белая кошка, и так же взирала на чужаков немыслимо-лиловыми глазищами. Другая кошка дремала в его ноги, третья подошла к людям и мяукнула что-то свое.
      Рядом с Эльриллом сидела высокая, изумительно красивая женщина с безмятежными синими глазами и младенцем на руках.
      - Это моя спутница, Лийет, - представил ее вождь, - и наш сын Телиелл.
      Лийет улыбнулась. Видно, не все шаэлаир были сделаны изо льда.
      - Садитесь с нами, и будьте благословенны, - произнесла она. Надеюсь, вы голодны.
      Путешественники осторожно опустились на указанные им места - Танфия одесную Эльрилла, Руфрид и Линден ошую Лийет. Никто из троих не мог отвести глаз от ребенка. Телиелл унаследовал от родителей длинное спокойное лицо и лазурные очи. Он не плакал, не агукал - он наблюдал, до жути по-взрослому. Лийет перехватила взгляд Танфии, и девушка, смутившись, брякнула первое, что пришло в голову:
      - А много ли здесь малышей?
      - Немного, нет, - ответила Лийет. - Мы живем долго и зачинаем редко. Мы конечны, как вам, полагаю, ведомо.
      - Э... нет, я не знала. Что это значит?
      Танфия тут же сообразила, что вновь выказала свое опасное невежество. "Ну почему я не могу держать рот на замке?", подумала девушка, но Лийет ответила достаточно спокойно:
      - Человек обретает бытие в момент зачатия. Души же элир пресуществуют. Потому наше число ограничено: мы не можем просто решить завести ребенка, нужна еще душа, искра, готовая проявиться в материальном бытии. Но если искра выберет нас, мы не можем и отказаться. Дитя должно явиться на свет.
      Танфия была потрясена.
      - Значит, э... Телиелл появился не по вашему выбору?
      Лийет рассмеялась, глянув на супруга.
      - Нет, но мы знали, что он появится. И мы никогда не отказались бы от него, ибо то, что он выбрал нас для своего прихода - величайшая награда.
      - Это мне понятно, но...
      - Никому неведомо, сколько еще элирских душ ждут рождения. Но нашему числу положен предел.
      У Танфии отвалилась челюсть. Пока девушка пялилась на Лийет, придумывая, что бы еще спросить, Эльрилл заметил:
      - Это едва ли подходящая тема для бесед с людьми.
      - Не это ли разделило поначалу наши народы, - парировала Лийет, ревнивое охранение наших тайн?
      - А вот и вино несут, - сменил тему Эльрилл.
      Танфия едва до потолка не подпрыгнула. Бокал вина ей поднес среброкожий человечек ростом не больше локтя, разодетый в зеленый камзол.
      -Я не кусаюсь, - возмущенно заметил человечек.
      Эльрилл и другие элиры рассмеялись. Другие карлы спешили на площадку, разнося кушанья на блюдах, иной раз больше носильщиков. Путешественники изумленно взирали, как серебряные человечки расхаживают среди гостей, расставляя приборы - стройные, черноволосые, темноглазые, прекрасно сложенные.
      - Они замфераи, - сообщил Эльрилл таким тоном, словно это все объясняло.
      - Кто-кто? - переспросил Руфрид.
      - Вы не могли не слыхать о них. Подземцы.
      - Слово мне знакомо, - проговорила Танфия. - Но я их никогда прежде не видела. Не думала, что они такие...
      - Симпатичные? - предположил серебряный карла из-за ее плеча, когда девушка прервалась, чтобы отпить изумительного элирского вина.
      Танфия чуть не подавилась.
      - Вот-вот, - выдавила она.
      Человечек ехидно ухмыльнулся и отошел.
      - Они наши помощники, - пояснил Эльрилл. - Без них мы не прожили бы. Или вы думали, что это место создано одними элирскими чарами?
      - Не знаю, - призналась Танфия.
      - Его построили замфераи. Они рудокопы, волшебники камня. Угощайтесь. Вы что-то колеблетесь.
      - Меж людей ходит сказка, - призналась Танфия, - о юноше и девушке, пришедших в царство элир, и не вернувшихся, потому что они отведали элирских яств. Сафаендер написал изумительное переложение этой повести.
      - Вы еще на земле, - усмехнулся Эльрилл. - И пища это земная. Что за прелестная выдумка - посчитать, будто элирам так нужны люди, что они готовы заманивать их зачарованными яствами!
      Танфия взяла с тарелки кусочек - вроде бы черносливина, начиненная козьим сыром. Но вкус и аромат - сильные, аппетитные, отдающие пряностями и незнакомыми травами - застали ее врасплох. Было очень вкусно.
      Танфия потянулась за вторым куском. Вдохновленные ее примером Руфрид с Линденом пристроились к блюду, вскоре опустевшему. Замфераи наполнили бокалы, и принесли новое блюдо - с нежнейшей ореховой пастой, завернутой в тонкие листья. Элир ели немного, и Танфия очень смущалась, что ее спутники успешно изображают оголодавших волков.
      - Вы поправляетесь после тягот пути, - заметил Эльрилл.
      - Вполне, - промычала Танфия с набитым ртом. - Спасибо.
      - Итак... вы обещали поведать, кто вы.
      - Но как мы можем довериться вам?
      - Можете не доверять - я ничем не могу успокоить вас. Между людьми и элир была дружба. но бывала и вражда, а чаще всего - непонимание. Мы не питаем к вам великой любви, но не держим и зла. Ваше присутствие не радует нас. У вас нет ничего, что мы желали бы присвоить, если это вас волнует даже ваших прекрасных коней. Мы помогли вам, потому что вы были в большой опасности, и несмотря на вашу неблагодарность.
      - Я уже сказала - простите. Мы благодарны вам.
      - Можно было повежливей с нами обойтись, - бросил Руфрид.
      - Мы схватили вас, не зная, кто вы и откуда, а горы в буран - не лучшее место для расспросов.
      - Что бы не изображал Линден, - вмешалась Танфия, - мы не опасны вам. Мы не питаем зла к элир... скорее наоборот.
      - Что ж, вы прощены, - ответил Эльрилл. - Это был, пожалуй, худший пример фехтования, какой мне довелось видеть.
      - Мы - крестьяне, - процедила Танфия. Ей очень хотелось объяснить, что она-то на просто крестьянка, но...
      - Для земледельцев это было неплохо, но вам многому надо научиться. Эльрилл примолк, и паузу заполнил мелодичный распев на чужом языке, от которого у девушки волоски на шее встали дыбом. - Но вначале - поведайте мне свою повесть.
      Танфия покосилась на своих товарищей, но те только плечами пожали. Втроем путешественники поведали Эльриллу свою историю. Вождь элир по времена переглядывался с Лийет, и когда речь дошла до бхадрадомен в Ардакрии, на лицах обоих элиров отразились изумление и ужас.
      Когда рассказ окончился, Эльрилл покачал головой.
      - Все еще хуже, чем мы боялись.
      - Вы слышали об этом? Когда? - спросил Руфрид.
      - Уже более года до нас доходят из долин слухи, что ваш царь отдает странные указы...
      - И что вы сделали? - поинтересовался Руфрид. Танфии послышались в его голосе обвиняющие нотки.
      - Элир не вмешиваются в людские дела, - ответил Эльрилл. - Едва ли вы сами этого захотите. Собственно, договор запрещает нам это. Разве люди осмелятся вмешиваться в наши дела?
      Руфрид мрачно уткнулся в бокал.
      - Мне кажется, что происходит что-то ужасное, и никто не поможет нам.
      - Но будь положение столь безнадежно, - откликнулся Эльрилл, - я бы ожидал, что наш друг Элдарет явится предупредить нас. Но его нет.
      - Кто такой этот Элдарет? - спросил Руфрид. - В Луин Сефере о нем тоже упоминали.
      - Он много кто - лицедей, писатель, путешественник. Элдарет - один из немногих, кто осмелится не словом, но делом выступить против несправедливости.
      - Похоже, что он пытался предупредить сеферетцев, - сказала Танфия.
      - Да, это на него похоже. Но к нам он не приходил. Боюсь, что он рискнул своей жизнью... в последний раз.
      В голосе элира прозвучала неподдельная грусть, и сердце Танфии смягчилось. Слова вождя одновременно пугали и возбуждали ее.
      - Мы всего-то собрались выручать мою сестру, - пожаловалась она. - Это все так сложно.
      Эльрилл расхохотался.
      - Но разве вы не видите, что даже найдя ее, вы не сможете просто забрать ее? Как вы не храбры, друзья мои, но слишком уж наивны!
      Путешественники примолкли. Невыносимо было думать о том, что элир прав.
      - Еще вина, - тихонько попросила Лийет. - Сердце мое полно вашей боли.
      - Так кто стоит за этим? - спросила Танфия. - Бхадрадомен?
      Слово жгло ей язык... но здесь-то они в безопасности?
      - Бхадрадомен могут бунтовать, но они слишком слабы, чтобы открыто напасть на людей, не говоря уж об элир, - возразил Эльрилл.
      - Они набросились на нас, - напомнил Руфрид.
      - Только когда вы распознали их.
      - Когда Линден их распознал, - тихо поправила Танфия. - В чем-то это правда. Но в первый раз они напали, когда мы пытались отбить сестру - то есть я не могу сказать точно, что это было... но их спустил на нас Бейн, а он не знал, что они такое! Он правда не знал. Он думал, что имеет дело с посредниками.
      Наступило долгое молчание.
      - Танфия, - промолвила Лийет, - мнится мне, что ты ждешь от нас ответов. Я не думаю, что мы в силах их дать.
      - Пожиратели изначально владеют даром оборотничества, - сказал Эльрилл. - Мы должны быть настороже... но я убежден, что истинной силы у них нет. Они могут скользить под ногами, как змеи, могут укусить, но если удача не улыбнется им, не они наш главный противник. Нет, проблема таится в вашем, людском правительстве. Разумна ли затея вашего царя, или он потерял всякую связь с реальностью?
      Танфия неловко поерзала. Ей вспомнилось письмо, предупреждавшее народ Сеферета о безумии Гарнелиса. но услышать те же слова из уст нелюдя, чуждого и недружелюбного... все равно, как если бы пришлец оскорбил ее родных.
      - Могут ли элир судить о здравости людского рассудка? - мягко поинтересовалась она.
      - Это не тонкое оскорбление: - Эльрилл бросил на девушку холодно-лукавый взор. - Я лишь размышляю, основываясь на ваших же словах. Друзья мои... - Элир наклонился в ним. - Элир следовало бы держаться подальше от людских бед. Но шаэлаир... мы втянуты в них больше, чем того требует здравый смысл.
      - Почему? - спросила Танфия.
      - У нас есть свой край - Верданхольм, - но нам дорога и земля. Веками шел спор между разными коленами элир; многие считали, что нам следует вовсе покинуть сей мир, ибо люди не терпят нас. Но мы говорим, что остаться здесь - не право, но долг нашего народа. Иные элиры обитают и в Верданхольме, и на земле, свободно проходя между ними. Но мы, шаэлаир... мы изгнаны из Верданхольма навек, за то... - Он запнулся; другие шаэлаир взирали на него, подняв брови. - Скажем так - за то, что слишком любили этот мир. - Губы его поджались; похоже было, что всех тайн он решила не открывать чужакам. - Или вы не знаете собственной истории?
      Танфия ощетинилась, и с благодарностью вспомнила свою беседу с госпожой Амитрией.
      - Хочется думать, что знакома.
      - И?
      - И... в древние дни ярилась земля; силы камней и кристаллов буйствовали, и тек реками расплавленный камень, и горы вздымались на равнинах, и бездны изрыгали огонь...
      - Но ведомо ли тебе, почему?
      - Слышала я, - ответила девушка, раздраженная тем, что ей устраивают проверку, и твердо намеренная не оплошать, - что роф земли в своем роде разумны. Они не желали, чтоб люди или элир попирали ногами их, сотворенных за многие эпохи до того, как появился первый зверь.
      - Да, - улыбнулся Эльрилл, - так говорят, хотя много ль осталось в легенде от истины - то неведомо даже элирам. Но исцеление земли приписывают великому чародею нашего народа, Нилотфону. Он первым открыл тайну самоцветного пламени, научился речи камней и усмирил их, сделав землю обитаемой. Но за то, что они позволили людям в мире бродить по земле, роф недр истребовали себе стражей, дабы защититься от живущих.
      - Замфераи! - воскликнул Руфрид. К удивлению Танфии, он слушал очень внимательно.
      - Хотя сами замфераи, конечно, станут отрицать, что их сотворили элир, - продолжил Эльрилл. - Но я бы сказал, что элир проявили себя хранителями мира, не так ли? Когда изначальные племена принялись расселяться по Авентурии и основывать царства, мы были им учителями и миротворцами. Многие элиры обитали тогда на земле, в Сеферете и Торит Мире, в Лазуре Марок и Параниосе, не менее прекрасном, чем сам Верданхольм. Рассказывают также, что по природе своей мы превосходили людей мудростью, и многим ремеслам обучили их, и тогда в ревности своей обратили люди дареное мастерство против нас самих и пытались изгнать нас.
      - Говорят еще, - огрызнулась Танфия, - что элир слишком высоко ставили себя, и ради подтверждения этому переписывали и летописи. Но об этом не мне судить.
      - Танфия! - прошипел Руфрид.
      Эльрилл был потрясен. Одно ужасное мгновение Танфии казалось, что он сейчас прикажет выкинуть их в снег, но тут вождь расхохотался, а Лийет и прочие шаэлаир иронически усмехались.
      - Хорошо сказано, - проговорил он. - Видно, обе стороны тянут на себя истину.
      - Я не на чьей-то стороне, - объяснила Танфия. - Мать учила меня считать элиров чудесными и загадочными. И я слышала также, что элир ушли по многим причинам, и не в последнюю очередь - из-за людской неблагодарности. Быть может, нам надоело, что элир все делают за нас.
      - Вполне понятное чувство. - Эльрилл улыбнулся, глянув ей в глаза. - И меня забавляет твоя прямота. Но кое-кто из нас остался. Не могу сказать, появились ли мы в этом мире, и лишь позже заняли Верданхольм - куда людям нет доступа - или случилось наоборот. Однако становилось ясно, что люди и элир не могут сойтись ни в философии, ни в истории, ни в вере, ни даже в том, как нам жить в этом мире.
      Танфии опять вспомнилась Амитрия.
      - Мне говорили, что эйсилионцы почитали элир, как богов. Но вы разрушили их храмы!
      - И теперь эйсилионцы ненавидят нас, и нас зовут злодеями. Но почему? - Эльрилл мрачно глянул на девушку. - Потому что они, как и вы, не поняли наших побуждений. Мы не боги, и мы не желаем вашего почитания. Это было наивеличайшей глупостью с их стороны - обожествлять нас! К доводам разума они не прислушивались, и пришлось их остановить. Увы.
      - Значит, у вас и правда нет богов? - спросила Танфия.
      - Воистину так. Мы признаем все мириады роф вселенной. Но, в отличие от людей, мы не наделяем их именами и обличьями, и не устраиваем ради них празднеств. - Танфия хотела как-то опровергнуть этот скрытый упрек, но Эльрилл продолжил: - Но людские обычаи все же требуют почитать природный круговорот. Бхадрадомен же не почитают ничего, кроме единственного их бога, Прапредка, изначального яйца, из которого вылупился, по их поверью, весь их народ.
      - Но откуда они взялись? - спросил Руфрид. - Я слышал, что из земли, что лежит далеко на юге за Лазурным океаном, земли, которую они уничтожили и покинули, чтобы пожрать Авентурию.
      Эльрилл кивнул.
      - Хеллаксис зовется эта земля - мертвый, опаленный край, куда люди порой метафорически посылают друг друга. Возможно, она существует, а возможно, ее придумали, чтобы объяснить явление бхадрадомен. Возможно, она лежит под землей или в ином мире. Бхадрадомен хранят свои тайны, и нам не узнать этого. Но откуда-то явились пожиратели - поначалу немного, потом волна за волной, покуда прилив не захлестнул нас, и три с лишним сотни лет не правили они Авентурией.
      Над площадкой повисла молчание, и музыка стала причудливо-скорбной.
      - Мрачные то были дни, и ужасающие, - продолжал Эльрилл. - Но я уже упоминал Нилотфона, чародея, усмирившего землю. Заключенный им завет был изначальной формой зауромы. Все последовавшие правители, даже древнейшие, как Моуникаа и Арбаль, создавали свои зауромы, обещая лелеять землю, дающую им пропитание. Царица Силана, основавшая Париону, восстановила могучий завет с помощью замфераев. Но величайшая заурома была заключена царицей Гетидой, когда она объединила Девять царств против бхадрадомен, и этот завет, доныне хранящий Авентурию, был обновлен царем Мааротом, преемником царицы Гетиды, когда он одержал победу над врагом при Серебряных равнинах.
      - Какие бы обиды не лежали между элир и людьми, - заметила Танфия, против бхадрадомен мы сражались бок о бок, разве нет?
      - Друг без друга мы бы не выстояли, - ответил Эльрилл. - Шаэлаир признают это, в отличие от иных наших сородичей. Но мы победили, а пожиратели вот уже двести и пятьдесят лет живут в изгнании на Вексоре, за Вексатским проливом, где им дозволено обитать на одном условии - что никто из них более не ступит на землю Авентурии.
      - По-моему, царь Маарот поступил с ними слишком мягко, - брякнул Руфрид. - После всего, что мы видели... тайные сделки, и поселения оборотней на материке!
      Эльрилл и Лийет переглянулись, явно озабоченные более, чем поначалу.
      - И это тревожит нас, - проговорил вождь. - Истина заключается в том, что заурома могущественна, но и очень хрупка. Она - не просто завет между самодержцем и землей, но сложная сеть договоров между людьми, и замфераями, и элир. Если она начнет распадаться, в трещины могут заползти бхадрадомен.
      Линден задохнулся и побледнел. У Танфии по коже побежали мурашки.
      - Я не хотел пугать вас, - Эльрилл вздохнул. - Двести пятьдесят лет зеленая и златая Авентурия была колыбелью мира. Иного вы не знали. Мне жаль, что ваша невинность нарушена была столь жестоко. Но я уверен бхадрадомен, как бы не исходили они злобой, разбиты. Их вожак Аажот искренне верит, что ради покойной жизни они должны подчиниться людям. Он не пойдет на новую войну.
      Танфию его слова не вполне убедили; Руфрида, судя по выражению его лица, тоже. Линден сжал ладонями виски.
      - Они стремятся вернуться. Я это чувствую.
      Лийет коснулась его плеча.
      - Насколько ясно ты видишь это?
      - Вообще не вижу. Это просто ощущение, оно накатывает и уходит. И никак не избавиться.
      - Вы спрашивали, для чего нам оружие, ежели у нас нет врагов, серьезно проговорил Эльрилл. - Всегда мудро готовиться к худшему. Примите мои уверения - покуда вы остаетесь с нами, вам ничто не грозит. Оставим ли мы несчастную нашу встречу позади, и станем ли друзьями?
      - Да, - выдавила Танфия. У нее перехватило горло.
      - Значит, мы не пленники? - спросил Линден. - Мы можем уйти?
      Эльрилл поднял взгляд к потолку пещеры и вздохнул.
      - Погода не станет лучше. Верхом или пешими, вы умрете в горах. Заверяю тебя - до весны вы никуда не доберетесь.
      Линден опустил голову, закрыл глаза; Танфия ощущала его боль, как свою. Но в этот раз юноша не стал перечить. Руфрид положил руку на его плечо.
      - Когда настанет весна, - хрипло прошептал Линден, - вы нам поможете?
      - Насколько сумеем, - ответил Эльрилл. - Мы живем роскошно. Каждый из нас трудится по мере сил, и от вас мы ждем того же. Но одно мы, несомненно, в силах сделать для вас - это исправить ваше выдающееся неумение обходиться с мечом. Позвольте научить вас элирскому бою, который, должен сказать, неизмеримо совершенней людского.
      Усталая Танфия раздевалась перед отходом ко сну. Очередная задержка в походе за Изомирой раздражала ее, но с нею девушка уже примирилась. Даже в самых безумных мечтах она не предполагала, что элир схватят ее, пригреют, даже станут учить...
      Отодвинулась ширма, и в комнату заглянул Руфрид.
      - Собираешься спать одна? - тихонько спросил он.
      - Не собираюсь. - Девушка улыбнулась. - Заходи.
      - Ну, не знаю... - Он сложил руки на груди. - У меня может не хватить сил для тебя.
      - Не мучай...
      Она протянула руки, и Руфрид с довольным вздохом прильнул к ней, покрывая поцелуями лицо, покусывая шею, пытаясь стряхнуть с себя одежду, не отрываясь. Когда, наконец, они, нагие, скользнули в кровать, он был уже готов войти в нее - ее лесной бог, жаркий и нетерпеливый.
      - Долго сдерживаться я не смогу, - прошептал он. - Я терпел так долго...
      - Я тоже. - Танфия притянула к себе его бедра. - Я тосковала по тебе.
      Тело ее открылось ему, и он вошел в нее, и возгорелся пламень изысканного до боли наслаждения. Они любились яростно, торопливо, с похотью скорей, чем с приязнью; они достигли вершины одновременно, и когда их тела сплавились в одно, наслаждение смыло и вину, и страх, и разочарование.
      Второй круг был неторопливей, нежней. И наконец, двое любовников легли, наблюдая, как плывут в глубине потолка световые прожилки, пока пот обсыхал с безвольных тел.
      - Ты просто зверь, Тан. - Руфрид сонно чмокнул ее в щеку. - Это мне в тебе и нравится.
      Девушка улыбнулась.
      - Надеюсь, Линден нас не слышал. Ему так одиноко. Хоть бы с ним все было в порядке...
      - Ну, что убегать в одиночку не стоит, он усвоил. Он знает, что мы тут застряли, и придется ему с этим примириться.
      - Даже не верится, что мы здесь. Как во сне.
      - Значит, правда есть на свете чужинцы. Не нравятся они мне.
      - Они просто... другие. - Девушка помолчала, вспоминая беседу с Эльриллом. - Я их теперь меньше боюсь.
      - Кого, элиров?
      - Нет, бхадрадомен. Могу их по имени назвать. Ты слышал, что сказал Эльрилл. Они таятся, потому что бессильны.
      - Бес... сильны... пробормотал Руфрид, засыпая.
      На другое утро Линден в одиночку ходил за лошадьми, стараясь забыть слабые стоны наслаждения, сочившиеся ночью из комнаты Танфии. В конюшне он не так остро ощущая свою бесполезность.
      - Линден? - послышался мягкий голос, когда юноша осматривал копыта Зимородка.
      Опершись о холку Ястребка, рядом стояла Лийет, супруга Эльрилла, высокая и светлая, как богиня. Жуткого дитяти с ней не было.
      - Доброе утро, владычица Лийет, - нервно проговорил Линден.
      - Просто Лийет, - поправила элирка, подходя к нему. - Ты тревожен, Линден. Могу ли я помочь тебе?
      Ее изумительные глаза приковывали его, он не знал, что ответить.
      - Благодарю, госпожа, но вряд ли.
      - Можешь говорить открыто. - Она подошла ближе. - Вчера ты упомянул, что видел истинный облик бхадрадомен?
      Линден сглотнул всухую. А потом рассказал ей все - и о странных своих ощущениях в Ардакрии, и о непрошеных виденьях.
      - Не знаю, что на меня нашло, - безнадежно закончил он.
      Лийет коснулась его плеча; пальцы ее были ласковы и горячи.
      - Линден, я знаю, что с тобой. Ты подхватил некую разновидность этроф.
      - Чего-чего?
      - Эльрилл вчера упоминал силы земли. Не только камни обладают ими, но все сущее. У нас, элир, нет богов; то, что вы называете божествами, мы зовет гармониями. У всякой вещи есть свои силы, свои особенности, свои мыслеотпечатки или духи - мы зовем их роф. Некоторые из них блуждают свободно - особенно там, где произошло несчастье - выискивая, к чему бы присоединиться. Такие мы называем этроф.
      - И как, - выдавил потрясенный Линден, - мне от него избавиться?
      Элирка погладила его по плечу.
      - Милый, оно не повредит тебе. Судя по твоим словам, скорее поможет.
      - Можно сказать и так, - мрачно пробормотал Линден. - Но я бы лучше от него избавился.
      - Но ты не сможешь. Оно открыло в тебе путь к тому, что было скрыто. При должном обучении ты мог бы стать провидцем.
      - Боги, нет!
      - Чего ты боишься?
      - Не знаю. - Юношу передернуло. - Не знаю.
      Лийет стиснула его плечи. Впервые с тех пор, как он потерял Изомиру, его касалась женщина - если не считать сестринских объятий Танфии.
      - Мне видится Изомира... - признался он, - влюбленная в другого. Но у него лицо Смерти. Я не знаю, к чему это. Видения лишь мучают меня!
      Лийет привлекла его к себе, поцеловала в лоб и глянула прямо в глаза своими, цвета спокойного моря.
      - Учись использовать этроф, Линден. Не дай ему подчинить себя.
      Брату Руфрид никогда в этом не сознался бы, но проведенные с Сребренхольме месяцы были счастливейшими в его жизни.
      Старший мечник, Альраэн, был невысок, худощав и бледен, как иней; казалось, дуновения тепла хватит, чтобы он растаял. Но в бою он превращался в живую молнию.
      Руфрид начинал занятия с легкомысленной самонадеянностью. Ему казалось, что его навык в обращении с мечом лишь слегка затерся, а занятия - лишь повод убить время. С омерзением обнаружив, что сражаться они будут на деревянных учебных мечах, а не на боевых, он так и сказал об этом вслух. Альраэн выбил из него заносчивость в первые пять минут.
      - Вот поэтому мы используем деревянные мечи, кои ты поливаешь презрением, - сказал Альраэн, стоя над своим избитым и запыхавшимся учеником в пещере упражнений. -Чтобы я тебя не убил!
      Не один день ушел в Танфии с Руфридом, чтобы привыкнуть к неотступности тренировок. Вначале не было и боев - только бесконечно повторяющиеся упражнения, скучные, утомительные, бесплодные. Только взаимное соперничество не давало им бросить занятий; они подгоняли друг друга насмешками, и никто не хотел уступить. Постепенно дисциплина Альраэна пустила корни. Упражнения перестали быть тратой сил, и обернулись молитвенным танцем.
      Но быстрей всех учился Линден. Он не жаловался. Вместо того он с головой ушел в тренировки, и занимался одержимо. Когда товарищи его отдыхали - нежились в горячей бане, водили коней по хрустальным переходам Сребренхольма, трапезовали с элирами или слушали их неземную музыку Линден уходил на дополнительные тренировки. Он стал серьезен и упорен, и улыбался редко. Руфрида это немного пугало, но отговорить брата он не мог.
      - Если уж мы здесь застряли, - твердил Линден, - я должен подготовиться к тому, чтоб спасать Имми.
      Руфрид не спорил. Проходила зима, неторопливо, непривычно и сладостно. Шаэлаир оставались для юноши загадкой, но он не слишком задумывался о них. Философию он оставлял Танфии, сам же был доволен тем, что свои мысли она поведывала, прижавшись к нему после долгих вечеров любви.
      Скоро, к стыду своему, Руфрид обнаружил, что проигрывает брату потешные схватки, и это побудило его заниматься упорней. Танфия же, достигнув определенного мастерства, оказалась неспособна усвоить некоторые приемы, и Руфрид замечал, что с каждым днем она все больше не себя злится.
      - Слишком много любви, - заявила она на тридцатый день пребывания в Сребренхольме. - Отупляет. Невозможно хорошо сражаться, когда у тебя на лице эта дурацкая счастливая ухмылка.
      - За меня не говори, - парировал Руфрид. - У меня получается.
      - Не получается! Ты слишком благодушен.
      - Я тебя всегда побеждаю.
      - И что? Как у меня выходит, меня Имми могла бы побить. Нам стоит воздерживаться дней десять.
      - От занятий?
      - От любви, придурок!
      Руфрида эти слова не порадовали.
      - Тан, Альраэн годами учился, чтобы стать мастером. Ты не можешь достичь его уровня да одну зиму!
      - Не могу, но очень постараюсь. - Уходя, она обернулась к нему и скорчила гримаску. - Боги, Руфе, что за кислая рожа! Всего десять дней!
      В словах ее проскользнула тень прежнего высокомерия, но Руфрид сдался достойно. Быть может, когда через десять дней она скользнет к нему в кровать, он скажет, что воздержание ему настолько понравилось, что он намерен продолжить...
      Прошло семь дней. Заметных успехов Танфия не показывала. Руфрид молча ухмылялся, покуда девушка вовсе не перестала с ним заговаривать.
      На восьмое утро Руфрид решил, что общество лошадей устраивает его больше, чем общество товарищей. Раздосадованный безразличием любовницы и ночным одиночеством, он тихонько жаловался на жизнь Ястребку, выгуливая мерина по коридорам Сребренхольма. Вернувшись в конюшню, юноша с удивлением обнаружил в пещере одну из шаэлаир, тихонько поглаживающую Зарянку. Это была Метия.
      - Ваши кони так прекрасны, Руфрид, - заметила она, с улыбкой оборачиваясь к нему. - Ты не против, что я болтаю с ними?
      - Нет, конечно, Метия, продолжай...
      Руфриду было неловко. Метия была так хрупка - словно тростинка. Серебряные волосы струились по ее плечам, тонкое бледное лицо словно бы высекли изо льда. Даже ее милое, искристое обаяние не делало элирку более человечной. Рядом с ней юноша ощущал себя слишком рослым, слишком приземленным и грубым.
      - Э... жаль, нельзя выйти, чтобы выгулять их как следует, - проговорил он. - Я иногда подхожу к выходу, глянуть, как там погода, но снег ложится все гуще, а я мало не до смерти замерзаю.
      - Погоду можно определить, и не выходя, - ответила Метия. - Пойдем, я покажу тебе.
      Взяв юношу за руку, элирка провела его через пещеру, через узкий проход рядом со входом в бани. Крутая лестница вилась в шахте, выходя в пещерку, одна из стен которой состояла из горного хрусталя. Воздух в ней был теплым.
      - Смотри, - предложила Метия, подводя Руфрида к мраморной скамье. Отсюда я часто любуюсь горами.
      А вид, как мог приметить юноша, открывался потрясающий. Пещера выходила на склон горы, настолько крутой, что снежные наносы не удерживались на нем. Теплый воздух из воздуховодов не давал окну замерзнуть. А вдали простирались в суровом великолепии горные хребты: могучие, грозные, окутанные снегами.
      - Изумительно, - прошептал он. - Чудесно.
      Метия восторженно рассмеялась и присела рядом, так близко, что коснулась его бедром.
      - Ты тоже красив, - проговорила она. - Такие темные волосы, и кожа, точно янтарь.
      - О... - выдавил Руфрид. - Правда?
      Он мучительно-ясно ощущал присутствие элирки рядом; ее грудь соблазнительно наполняла шелковую накидку и давили на его плечо... Метия провела молочно-белым пальцем по его щеке. Руфрид начал подумывать, что самое время извиниться и уйти.
      - Мы нравимся тебе? - спросила она. - Мы, шаэлаир.
      - Э... ну, ты мне нравишься.
      - Хорошо. - Она прижалась тесней, и отстраниться у Руфрида не получалось. Но он был совершенно захвачен врасплох, когда она оседлала его, обняла за шею и крепко поцеловала в губы. Когда язык ее проник ему в рот, юноша стиснул ладонь элирки и ответил на ее ласки своими.
      - Ты когда-нибудь занимался любовью с элирской женщиной? - спросила Метия, когда поцелуй кончился.
      - Э, нет, я...
      Тело ее было очень легким, кожа - прохладной наощупь, но бедра жгли даже сквозь слои шелка. Сердце Руфрида бешено колотилось.
      - А у меня никогда не было человеческого мужчины, - прошептала она, потягивая завязки на его штанах. - И я хочу узнать, каковы они.
      - Думаю, прямо сейчас ты узнаешь... - простонал Руфрид, не в силах противостоять ей. Под накидкой она была обнажена, волосы на ее тайных местах вились серебряной проволокой. Она нанизала себя на его плоть. Боги, Метия...
      Это было сладостно, ошеломительно, и очень недолго. Потом Руфрид и Метия отправились в баню, сняв смятую одежду, и нежились в горячей воде. Руфрид раскинул руки, опершись о край водоема, и запрокинул голову. Ему было до ужаса стыдно.
      - Ты думаешь о своей человеческой возлюбленной, - заметила Метия. Она будет ревновать?
      - Нет, если не узнает.
      - Элир считают ревность людским чувством. Но мы лжем себе - мы не настолько отличны. Ровно настолько, чтобы находить друг друга загадочными и прекрасными... - Она скользнула к нему, лукаво улыбаясь. - Спасибо тебе, Руфрид, что утолил мое любопытство. - Она обняла его, прижавшись грудями к его груди. Мокрые пряди волос цеплялись за кожу, когда она поцеловала его.
      - Значит, буду ревновать, если узнаю? - донесся голос откуда-то сверху.
      Руфрид открыл глаза. На краю водоема стояла Танфия, в одежде для занятий и с полотенцем в руке.
      - Вообще-то мне плевать. Забирай его, Метия. - Глаза ее сверкнули, и она швырнула в Руфрида полотенцем. - Два дня! - крикнула она, выбегая из бани. - Ты два дня не мог подождать! Ублюдок!
      Выскочив из бань на уступ, Танфия и сама не поняла, почему так злится. Они с Руфридом не были обручены, не давали друг другу клятв, могли выбирать себе любовников по вкусу. Тогда почему же боль так слепит глаза и душу?
      Вспомнились уроки Альраэна - никогда не действуй в гневе. Девушка очистила свой рассудок, изгнала из него злобу, точно отравленную стрелу. Потом она пошла в зал упражнений и сказала:
      - Альраэн, сразишься со мной?
      - Ты только что окончила урок, - заметил учитель, оглядывая девушку.
      - Нет, не окончила.
      - Хорошо.
      Он передал ей длинный деревянный меч. Бойцы отдали друг другу честь, и начался танец ударов и блоков. Вся ярость Танфии ушла в руки, она отвечала ударом на каждый удар, и наконец, ей удалось. Предупредив следующее движение Альраэна, она отбила его меч, и ее собственный прошел сквозь его защиту, остановившись на волосок от горла.
      Девушка застыла, задыхаясь. Щеки ее раскраснелись. Учитель уважительно поклонился и одарил ее кривой улыбкой.
      - Наконец-то, - заметил он. - Дурно сражаться во гневе, но иногда помогает.
      Позднее, когда девушка сидела в комнате, поглаживая белую кошку и собираясь с мыслями, к ней зашел Руфрид.
      - Танфия? - Он застенчиво заглянул из-за ширмы.
      - Я это сделала! - воскликнула она в жестоком восторге. - Я убила Альраэна.
      - Что?!
      - Не насмерть. Но я-таки справилась с этим клятым приемом!
      Руфрид смотрел в пол.
      - Лучше б ты меня измолотила.
      - Не-ет, - отрезала она. - Тебя я могла бы взаправду прикончить.
      - Тан... мне очень стыдно.
      - Два дня нам оставалось. - У нее перехватило горло. - Ты не мог подождать два несчастных денька. Или я тебе просто надоела?
      - Да не в этом дело! Просто так.. вышло. Я к ней не лез. Это она на меня набросилась... и меня занесло. Знаешь, как бывает...
      - Понятно.
      - Тан, не плачь...
      - Я не плачу! Плевать!
      - Нет. Я ни за что не обидел бы тебя так.
      Танфия еще сохраняла видимость спокойствия, но глаза ей щипало.
      - И как она тебе?
      - О чем ты?
      - С элирками это по-другому делается?
      - Ну, все вроде на месте... не знаю.
      - Ты безнадежен.
      Руфрид покаянно помотал головой.
      - Если это меня и научило чему, так тому, что мне нужна ты, а не кто-то еще. Я тебя люблю, Тан. Прости меня.
      Нанесенная ей обида обрушилась скорей на него самого. Поэтому, и потому, что свою боль она в тренировочном зале обратила в победу, Танфия смягчилась.
      - Руфе... - Она коснулась его плеча.
      - А воздержание правда помогло? - спросил он.
      - Не думаю. Тебе - в особенности. Злость на тебя мне оказалась больше под руку.
      - Тогда ты у меня в долгу. Шутка! - поспешно прибавил он.
      Уголки ее губ невольно вздернулись.
      - Ты меня еще любишь? - тихонько спросил он.
      - Не знаю.
      - У нас все будет хорошо?
      - Не знаю, - повторила Танфия. - Просто не знаю.
      - Тан, пожалуйста... - Он потянулся к ней, но девушка отстранилась.
      - Не сейчас, - прошептала она. - Мне надо пойти подумать.
      Танфия долго блуждала по переходам Сребренхольма, заходя в глубинные тоннели, о существовании которых и не догадывалась. Здесь трудились еще замфераи - в тенях проблескивали порой серебряные фигурки - но на пришелицу они не обращали вниманья. Потом она и вовсе осталась одна. Что-то невыразимо покойное было в неярком свечении стен и льдисто-синей тиши.
      Злость ушла, но что сменило ее - Танфия сама не могла сказать. Насколько она на самом деле любит Руфрида? Как свою вторую половину, до конца дней? Или как близкого друга, с которым приятно разделить ложе? Она не знала. Ясно ей было лишь одно - что какая-то часть души оледенела в ней, защищаясь от боли, и доверие ушло.
      "Что-то сейчас делается в Излучинке?", подумалось ей. Как там родители? Что случится, когда кончится зима? Покуда она не видела выхода из Сребренхольма - словно Эльрилл и вправду накормил их зачарованной едой, чтобы оставить навечно.
      Впереди коридор расширялся, образуя зал. Прямо из пола вырастала глыба хрусталя, обтесанная в виде сидения. Танфия вздрогнула. Трон был занят.
      Сидящего она с трудом могла разглядеть в густом сумраке, но это был элир в короткой серой накидке. И он не принадлежал к шаэлаир. Волосы его горели темным пламенем, окружая золотой лик... и девушка знала его.
      Он глядел в ее сторону, но стоило девушке приблизиться, как элир поднялся и двинулся прочь.
      - Не уходи! - крикнула Танфия, подбегая.
      Но когда она влетела в зал, гостя не было. Танфия выругалась и чуть не расплакалась; а когда обернулась, то увидела его вновь - в прозрачной глубине хрустальных стен.
      Затаив дыхание, она подошла к стене, протянула руку. Элир повторил ее жест, и их пальцы встретились на стыке мира и отражения. Лицо его, душераздирающе прекрасное, было совсем близко.
      - Кто ты? - воскликнула девушка.
      Губы его шевельнулись, но до нее не донеслось ни звука.
      - Я не слышу тебя, - пожаловалась она. - Я Танфия.
      - Танфия, - эхом повторил гость.
      Пошарив в кармане, девушка вытащила нож. Опал в навершии рукояти сиял ярко-ярко.
      - Это твой дар, - проговорила она. - Я знаю, как он зовется - мнелир. Он спас мне жизнь.
      Элир кивнул. По щеке его скатилась слеза.
      - Хочу коснуться тебя. - Голос его доносился будто из дальнего далека. - Тяжело дотянуться. Я пытаюсь. - Лицо его исказилось от сдерживаемой муки. - Я буду пытаться.
      - Да, да, - настойчиво проговорила она. - Чем мне помочь тебе?
      Он ответил что-то, но голос его прорывался лишь еле слышным шелестом.
      - Не слышу!
      Элир оглянулся.
      - Они идут, - проговорил он.
      По стене пробежало снизу вверх бледное пламя; хрусталь помутнел, и гость исчез. Танфия отшагнула от стены и, преодолевая головокружение, треснула по ней кулаками.
      - Не делай так больше! - вскрикнула она. - Не пропадай!
      С четверть часа она обшаривала близлежащие коридоры, блуждая по уступам, пещерам и дорожкам, но не нашла ни следа гостя. В отчаянии она схватилась за голову, готовая разрыдаться.
      - Танфия? - окликнул ее голос, и, обернувшись, она увидала Эльрилла. Ты, кажется, сбилась с пути.
      - Как вы меня напугали!
      - Извини. Расскажи, что случилось.
      - Я встретила элира - не знаю, как его зовут - я говорила с ним, а теперь не могу найти.
      Эльрилл глянул на нее с насмешливой лаской.
      - А это так важно? Я помогу найти его, коли сумею. Не говори - светлые волосы, лиловые глаза... так мы его долго будем разыскивать.
      - Нет, нет! - воскликнула Танфия. - Он не был шаэлаир. Он совсем другой. Ни с кем не спутаешь. Длинные, темно-рыжие волосы, кожа намного темнее вашей - золотистая, - и глаза карие. Он тот, про кого я говорила вам, кто подарил мне нож!
      - А-а...
      Эльрилл нахмурился.
      - Может так быть, что он здесь взаправду, что мы сможем отыскать его?
      Выражение лица Эльрилла изменилось. Теперь он взирал на Танфию пронзительно-недоверчиво, вся доброжелательная теплота испарилась из его взора.
      - Танфия, - промолвил он. - Действительно, перепутать невозможно. И я клянусь тебе, что здесь не было подобного элира, и не было никогда.
      Девушка вздохнула и отступила на шаг.
      - Он из Верданхольма, верно? - спросила она. - Они ваши враги.
      - Не враги, нет, - спокойно откликнулся Эльрилл. - Но ты верно предположила, что я не пожелал бы призвать сюда одного из этих элир, даже будь это возможно... хотя это и не так.
      - Но он не опасен. Он сам в какой-то беде.
      - Весьма жаль.
      - Но вы мне не поможете?
      - Танфия... - Несколько мгновений Эльрилл смотрел на нее как-то странно. Губы его разошлись, он чуть качнул головой, так что волосы его сверкнули синевой. Потом лицо его отвердело, и девушка поняла, что дружбе их пришел конец, хоть и не могла понять, почему. - Нет, Танфия. Не знаю, с чего начать... Не время.
      Глава шестнадцатая. Царская тень
      Изомира очнулась в кровати. Не на жестких досках под жиденьким покрывальцем, а на мягкой перине, с толстопузыми подушками, под слоями одеял. Голова болела, саднило горло, нос был так заложен, что не продохнуть. Память отказывала ей, девушке мерещилось, что она дома, что это ее спаленка превратилась неведомыми чарами в златомраморный чертог.
      - Танфия, это элиры сделали? - хрипло прошептала она.
      - Что, милочка? - спросила седовласая женщина, склоняясь над кроватью.
      - Бабушка?
      - Нет, милочка, - грустно ответила женщина. - Я Намания, лекарь при дворе его величества. Я присмотрю, за тобой, покуда ты не поправишься. Ты в Янтарной цитадели.
      - Как?.. - Изомира попыталась встать, но кашель сотряс ее, и боль стиснула виски и грудь.
      - Тебя принесли прошлой ночью. - Целительница была крупной женщиной лет шестидесяти, с приятным круглым лицом. Отвернувшись, она залила горячей водой из кувшина щепоть зеленоватого порошка в стакане, размешала смесь, поднесла к губам Изомиры. Жидкость горчила, порошок не разошелся до конца, но Изомира проглотила все, вынужденная довериться лекарке. - Это тебе поможет. Тебе повезло; будешь жить. Тем, у кого есть теплая постель и кому дозволен отдых, эта лихорадка не страшна, но бедняг на Башне она убивает, точно клопов. Хотя им никто не поможет. Просто навезут новых взамен погибших. Не знаю, до чего мы докатились.
      Изомира допила лекарство. По крайней мере, горло не так ныло. Оглянувшись, она увидела, что лежит в палате шагов семи в ширину и длину. Стены были из золотистого мрамора, пол выложен плитками белого и черного, и устелен поверх коврами, расшитыми синим, лиловым и червонным. Никогда прежде Имми не видывала такой роскоши. Даже покрывало на ее постели было из дорогого синего сатина, и расшито месяцами и цветами, белыми, зелеными и золотыми.
      - Кто принес меня сюда? - спросила она.
      Намания не ответила. Уложив склянку с зеленым порошком в сумку, она тихо посвистела сквозь зубы.
      - "Повезло", - пробормотала она. - Неудачно я ляпнула. Чем дольше ты проболеешь, тем лучше.
      - Почему?
      Память возвращалась к Изомире - холодные, сырые переходы, явившаяся за ней тень в плаще. Но все это еще мнилось ей кошмаром.
      Целительница покачала головой.
      - Многое изменилось... и вопросы задавать опасно. Я ни в чем не уверена. Мой долг - заботиться о здравии царской дворни и гостей, не более. И никаких вопросов. - Она старательно укладывала и увязывала свой мешок. Иные и за меньшее пропадали.
      Изомира откинулась на подушки. Ее одолевала дрема.
      - Меня принес человек в плаще. Я видела, как он забирал других. Они не возвращались. Говорили, это сам царь. Правда?
      Намания опустила голову; это могло быт и кивком.
      - Не могу сказать. Ты потеряла сознание по дороге. Он принес тебя на руках. Очень трогательно.
      - Работники в Башне прозвали его... - прошептала Изомира. - Серый скелет. Пытатель. Это ведь не царь Гарнелис?
      Намания прикрыла глаза. Лицо ее застыло от боли. Потом миг колебания прошел, и она решительно ответила:
      - Нет. Нет. Сейчас отдохни, милочка. Через минутку горничная принесет тебе завтрак - постарайся съесть. Я вернусь через пару часов и снова принесу это мерзкое снадобье. Ты, кстати, в нижних гостевых покоях... хотя тебе это ничего не скажет. Радуйся своей хвори, пока она не прошла.
      Недели, проведенные в рудниках и на Башне, взяли свое. Измученная ознобом и лихорадкой, Изомира не в силах была разобраться в окружающем. Он плыла, окутанная теплом и безопасностью.
      Той ночью, покуда она лежала в лихорадочном бреду, до нее доносились звуки, складываясь в страшный узор - гулкие крики, стоны. Девушка встала с постели, подошла к дверям, но те были заперты - неудивительно. Она кричала, но никто не отозвался. В конце концов Изомира легла снова и сунула голову под подушку, но звуки сочились и сквозь пух. Прерывисто рыдала женщина, от горя ли, или от ужаса; и кричал от боли мужчина, всю ночь, пока голос его не истаял. Больше Изомира его не слышала.
      Слуги, принесшие на следующее утро завтрак, были молчаливы и исходили плохо скрываемым страхом. Ни радости, ни веселья не осталось в Янтарной цитадели. Самый воздух дрожал в недобром предвкушении.
      На следующую ночь, когда жар вернулся, ей привиделась склоняющаяся над кроватью серую тень. Потом в клине льющегося из-за приоткрытой двери света показались два силуэта, и спорила с кем-то Намания: "Она еще слаба, еще не готова".
      Это повторилось и на следующую ночь, и на следующую. Но Изомира никак не могла проснуться настолько, чтобы понять, сон это или нет. Зелья Намании вводили ее в глубокое забытье.
      Постепенно она поправлялась. Вскоре она уже могла вставать с постели, сидеть в кресле, поражаясь роскоши своей тюрьмы, но это быстро ей прискучило. Девушка попросила у Намании бумаги, перьев и чернил, и целительница исполнила просьбу. В детстве одной из любимых ее с Танфией игр было писать друг другу письма, как (если поверить Танфии) пишут их жители Парионы, изображая богатых дам, у кого есть слуги, чтобы разносить послания по городу. Сейчас Изомира и вправду направляла свои послания Танфии, искренне описывая свои впечатления в письмах, которые не могла послать. "Я так скучаю по тебе. Я в городе, который ты всегда мечтала увидеть, и мне кажется, что здесь все не так, как нам мнилось..."
      Вечером десятого дня, когда Изомира чувствовала себя почти хорошо, вошедшая Намания оперлась на комод, склонив голову. Ее трясло от внутреннего напряжения.
      - Я больше не могу.
      - Намания? - Имми поспешно сложила письмо и, вставая, заткнула его под обшлаг. Свои писания она не желала показывать никому, даже целительнице. Что случилось?
      Лекарка обернулась. Лицо ее посерело от отчаяния, и девушка смутилась.
      - Прости. - Намания вздохнула. - Я больше не могу растягивать твою хворь. Терпение царя истощилось. Он настаивает, чтобы тебя привели к нему, больную или здоровую.
      Изомира прикусила губу.
      - Я здорова, - ответила она. - Но я все-таки не понимаю. Ну зачем царю такая простушка, как я? Это какая-то ошибка.
      Намания покачала головой. Глаза ее покраснели.
      - Да пребудет с тобою Богиня, милая, - только и сказала она, поглаживая Изомиру по щеке.
      После омовения служанка облачила Изомиру в шелковое платье цвета слоновой кости, с золотым корсажем и широкой верхней юбкой. Девушку эта роскошь просто потрясла - точно как на картинках в книгах Танфии! Имми едва не рассмеялась нелепости своего положения. Даже Танфия никогда не мечтала быть представленной царю и царице.
      - И что я здесь делаю? - спросила Изомира вслух, пораженная вдруг величием предстоящей встречи.
      Горничная одарила ее долгим, невыразительным взглядом и не ответила. Ей явно неловко было разодевать крестьянку как придворную даму.
      - Я сделала все. что могла, - произнесла она, наконец, уложив девушке волосы. - Хотите полюбоваться?
      Она подвела Изомиру к зеркалу от пола до потолка. Оттуда на девушку взирала незнакомка - бледная, напуганная русалка, неуместная и уязвимая в непривычных одеждах. Волосы ее были убраны опаловыми заколками, и ниспадали на плечи сияющими волнами.
      - Вы прекрасны, - сообщила горничная тоном скорей несчастным, чем радостным.
      Провести Изомиру в царские чертоги пришли конюший и стражник, оба в синих с золотом дворцовых мундирах. По гулким коридорам шли они, под взглядами портретов, и вверх по монументальным лестницам. Провожатые молчали. Изомира разрывалась, пытаясь одновременно запомнить все, чтобы потом рассказать Танфии, и волноваться предстоящей встрече. Светильники озаряли янтарь и золото стен, позолоту картинных рам.
      Наконец, провожатые вступили в зал перед высокими, богато украшенными дверями. Конюший вошел, стражник же остался ожидать вместе с Изомирой. Оглядываясь, девушка увидела, что по стенам развешаны портреты самодержцев Авентурии. Она знала их лица, видела гравюры в книгах. Царица Силана, основавшая Париону. Царица Гетида, объединившая Девять царств. Царь Маарот, победитель в битве на Серебряных равнинах. Его наследница, царица Девинда, и ее сын, царь Аралит. И внук Девинды, сам Гарнелис.
      Изомира вглядывалась в портрет. На нем изображен был прекрасный юноша, неизмеримо добрый и царственный, облаченный в синий бархат и сжимающий увенчанный хрустальным шаром скипетр. На челе его покоилась корона десяти самоцветов, обозначающая единство земель. Волосы его смоляными реками стекали на плечи. Черты лица были тверды - высокие скулы, решительный рот, орлиный нос. От него исходило душевное тепло, мягкая сила и уверенность.
      Сердце Изомиры застряло в глотке. Этот человек воплощал собою все ее с Танфией мечты... как мог тот, чья душа просвечивала сквозь зрачки, чинить вред ближним?
      Двери отворились - внутри была темнота. Стражник провел девушку внутрь и оставил там, не сказав ни слова, не объяснив ничего. Мрак сомкнулся вокруг нее. Глаза постепенно привыкали к сумеркам, Изомира оглянулась, чтобы понять, что ей делать дальше, но провожатые истаяли, затворив за собою створки дверей.
      В дальнем конце коридора виднелось стрельчатое окно, клочок вечернего неба, прорезанный силуэтом. Стоявший был высок, худ, величав, складки его одеяния ниспадали несгибаемо-ровно, точно мраморные. У Изомиры перехватило горло. Она двинулась к окну, притягиваемая будто помимо своей воли. И по мере того как она приближалась, человек оборачивался к ней.
      Мелькнули резкие, рубленые черты, перышки седых бровей, черные зеницы. Девушка затаила дыхание, не в силах всхлипнуть. Глаза. Они походили на лужи темной крови, от них исходил обессиливающий черный ток.
      Его взгляд ударил ее, сбивая с ног.
      Изомира признала лицо с портрета. Это был ее царь, исхудавший, постаревший, но несомненно царь, возлюбленный Гарнелис, которого ее и Танфию учили почитать... но что-то переменилось в нем. Не в облике - в душе. Его внутреннее "я" виднелось в глазах, нетаимое, свет невинности, обращенный ко злу и тьме. Словно, взирая на Имми, он видел не перепуганную девчонку, а лакомый кусочек, златокрылую мошку, которую паук затягивает в тенета и высасывает досуха.
      - Дитя, - проговорил царь. Басовитый голос его был тих, но мощен и груб. - Наконец-то.
      - Ваше величество, - пролепетала Изомира. Она склонила голову, изобразила реверанс. Что сделать еще, она не знала. Ее разрывали ужас и трепет - ведь что бы не сталось с ним, Гарнелис оставался ее царем.
      - Много дней ожидал я этого мига. Когда тебя принесли сюда, ты была больна. Но теперь ты поправилась.
      Это не был вопрос - скорей утверждение.
      - Да, благодарю вас, ваше величество.
      - Хорошо. Твое имя?
      - Изомира, дщерь Эйнии, ваше величество.
      Наступило долгое молчание. Царь ощупывал ее взглядом, не чувственным ей бы подобное и в голову не пришло - но неторопливым, загадочным.
      - После первоначального приветствия, - проговорил, наконец, Гарнелис, - правильно обращаться "государь".
      - Простите, государь.
      - Хотя это и неважно. - Он протянул руку - Изомира узнала длинные, костлявые пальцы - и ухватил за подбородок. У девушки екнуло сердце, но освободиться она не осмеливалась. - Откуда ты родом, Изомира?
      - Из Излучинки, государь.
      - Где это? - Царь нахмурился. - Никогда не слышал.
      - На... на западе Сеферета. Это маленькая деревня, государь. Мои родители, они крестьяне...
      Царь, похоже, не слышал ее.
      - Вы, сеферетцы, красивы. Я сразу заметил тебя, но ты еще прелестней, чем мне помнилось.
      Теперь девушка была уверена - царь самолично бродил по узилищам царских рабов под горой. Выискивая... кого?
      - Государь... - выдавила она, - я счастлива, что избрана работать во дворце. Я буду служить вам превыше моих сил.
      Губы царя дрогнули - в почти-улыбке.
      - От тебя не требуется работать. Изомира, ты... особенная.
      Рука его опустилась, и он тяжело вздохнул.
      Цепочка страха давила горло все сильней.
      - Государь?
      - Ты играешь в метрарх? - неожиданно спросил он. - Нет, конечно. Крестьяне не склонны к подобным бесплодным играм ума.
      Слова его возмутили Изомиру, а гнев помог собраться с силами.
      - Вообще-то я умею играть, государь. Мы с сестрой учились по книге. Она сделала доску, а я вырезала фигуры. Может, я невеликий мастер, но правила знаю.
      - Хорошо. - Снова эта полуулыбка, но требовательный взгляд давил, как прежде. - Тогда пойдем. Развлеки меня.
      Палата, куда привел ее царь, была богато изукрашена золотистым камнем и жильчатым мрамором. Формой она напоминала два соединенных овала, больший длиной шагов пятнадцать, меньший в половину от того. Большая палата была ярко освещена, там стояли столики, кресла, кушетка, меньшая же была пуста, как храм, и темна. Каменная глыба посередь нее походила не на стол - на погребальное ложе, и хотя оно было пусто, в комнате витал дух смерти. Изомира смотрела на свечи в высоких черных подсвечниках, окружавшие ложе давно они погасли, и полурастаявшие их тельца сплетались в скорбные восковые гирлянды.
      - Здесь покоился мой сын Галемант, - сказал царь. - Мы похоронили его прошлой осенью.
      Изомира вздохнула, и снова затаила дыхание. Значит царевич и правда мертв.
      - Мне так жаль, государь...
      - Богиня-Смерть приходит за всеми, не так ли? За кем-то она придет раньше. Забудь. Присядь здесь, со мной.
      Он провел ее к маленькому столику в оконной нише. Шитые занавеси не закрывали окна. Множество ромбических стеклышек отражали палату, тощую фигуру царя и тревожное личико Изомиры, но за стеклом царила синяя ночь. Царь усадил девушку лицом к окну. Глаза ее привыкли немного, и она увидела в ночи иззубренный контур Башни. Волна ужаса захлестнула ее, и Изомира поспешно уткнулась в доску.
      - Позволь, я помогу расставить фигуры, - проговорил Гарнелис. - Я всегда играю янтарем, ты бери лазурь. Мой ход первый.
      Все время, покуда шла игра, царь наблюдал за ней. Взгляд его не просто следовал за ее движениями, но давил ощутимой тяжестью. Словно огромный когтистый драконоястреб сидел перед ней, и мысли его были непонятны и чужды девушке. Изомира стремилась сосредоточиться на игре, и мысленно восхищалась фигурками, думая, под силу ли ей вырезать такую красоту.
      - Ты, - сказал царь, - мне солгала.
      Страх захлестнул ее.
      - Государь?
      - Ты сказала, что играешь слабо. Где ты научилась этим приемам?
      - Я... я никогда не считала эту игру сложной.
      - Метрарх? Несложен?
      Изомира покраснела, сообразив, что ляпнула что-то не то, и не понимая, сердится царь или веселится.
      Дальше стало только хуже.
      - О! - воскликнул царь пару минут спустя, и всплеснул руками. Ловушка лунной туры!
      Изомира глянула на доску и всухую сглотнула.
      - Ты меня победила, - заметил он.
      - Государь, мне очень жаль... я не хотела... мне не следовало...
      - Нет, - ответил царь. - В первый раз за столько месяцев я нашел противника, который играет лучше меня и не поддается. Никогда не поддавайся мне, слышишь?
      Изомира кивнула. Сердце ее колотилось.
      Гарнелис улыбнулся ей. В глазах его появились теплые искорки, и девушке подумалось, что он может полюбиться ей. Может, это ему и нужно спутница, чтобы разгонять тоску вечерами? И она немного расслабилась.
      - Сыграем еще, - приказал царь.
      Девушка начала заново расставлять фигуры. В дверь постучали, и вошел конюший, за которым следовали еще трое мужчин.
      - Ваше величество, простите за вторжение, но владыка Серпет, князь Эйсилионский, воевода Граннен и владыка Поэль просят без промедления принять их.
      Вслед за ними ворвался холодные ветерок, и пламя в светильниках заколебалось. Царь поднялся, отвернувшись от Имми, будто та пропала с лица земли. Трое вошедших уделили ей лишь краткие взгляды; девушка ощущала себя невидимой - к счастью.
      Она знала их имена - читала в книгах, слышала в пути, - словно героев преданий, недоступных. Но вот они, здесь, в одной комнате с ней.
      Первый, владыка Серпет - ему за сорок, он смугл и златовлас, жилист и крепок, будто всю жизнь провел в седле. Лицом похож на рысь, и зеленые его глаза обжигают морозом. Эйсилион, его владения, лежит на крайнем северо-западе, и населен редко.
      Владыка Поэль... Девушка напрягла память. Крупный мужчина, широкоплечий, и черно-белые одежды лишь прибавляют ему несгибаемого величия. Вытянутое, суровое лицо, черные волосы и борода завиты мелкими кудряшками. Изомира невзлюбила его с первого взгляда; он показался ей жестоким и напыщенным. Но это был высший чин в столице, тот, кому царь поручал выполнять свои указы.
      И последний, Граннен, воевода... вот это имя она слыхала на своем пути не раз. Он был верховным командующим царского войска, и занимал этот пост лишь третий год. Был он сед, но еще крепок, брови его клиньями поднимались над гранитно-серыми глазами. В нем чувствовалась кипучая сила, сдерживаемая стальной хваткой. И ни грана напыщенности - лишь холодная безжалостность. Товарищи Изомиры называли его неизменно "этот торит-мирский ублюдок".
      Это Граннен занимался рекрутским набором, сообразила вдруг Изомира. Это из-за него ее оторвали от семьи, и погибла в шахте Серения, и умирали ежедневно люди на строительстве Башни.
      - Государь, положение становится нестерпимым, - вполголоса говорил владыка Поэль. Изомира тупо взирала на доску для метрарха, словно не слыша. - Зиму переживет не более половины рекрутов. Из-за продолжающихся актов неповиновения в Танмандраторе из этого царства к нам прибывает куда меньше работников, чем мы ожидали. Наши расчеты сорваны. До весны мы не можем набирать работников. Есть ли возможность приостановить работы на Башне до той поры?..
      - Нет, - резко отозвался царь. - Работа должна быть продолжена. Она будет продолжена. Если ты не можешь исполнить мою волю, твое место займет тот, кто сумеет!
      - Государь, владыка Поэль излишне осторожен, - успокоительно заметил Граннен, бросив на чиновника холодный взгляд. - Работа будет продолжена. Покуда рельсовые пути не занесены снегом, работники могут прибывать в любое время года. Исключение составят лишь дни самых жестоких бурь. Верно, мы теряем многих, но эти люди слабы и непривычны к порядку. Те, кто выживет, будут достойны вас. Наша основная забота - не потеря рекрутов, а мятежные настроения в отдельных частях Танмандратора и других мест. Однако решение уже близко. Когда мы переборем их упрямство, поток рекрутов возобновит прежнее течение.
      Изомира оледенела от его бесчувственных слов.
      - Ваше величество, - Владыка Серпет отвесил поклон. - Я пришел, принося вам верность свою и всего народа Эйсилиона. Если в нас встанет нужда, мы явимся в тот же час.
      Гарнелис тепло пожал руку князю.
      - Благодарю тебя, родич мой! Это все, о чем прошу я подданных доверившись мне, исполнять мою волю! Пойдемте, в палате заседаний мы обсудим все в мелочах.
      Мужчины покинули комнату, но их общая аура висела в воздухе, аура мощи и несгибаемой воли. Изомира дрогнула под ее весом. Она не до конца поняла беседу, но...
      "Все ты поняла, - донесся из глубин сознания сухой голос Серении. Это значит, что рабы неспокойны, но стоит им взбунтоваться, владыка Серпет поможет Граннену их раздавить. За что царь ему сердечно благодарен!".
      Изомира осталась одна. Никто не сказал ей, что делать; сколько она могла судить, стража по-прежнему ждет за дверьми, и уйти девушка не осмеливалась. Но царское совещание может длиться не один час... От напряжения у нее разболелась голова, и Изомира мечтала о теплом забытьи перин. Откуда-то сквозило, и девушку бросило в дрожь. И слышался слабый, тревожный звук, будто стон или всхлип.
      Обведя чертог взглядом, Изомира приметила гобелен на стене - он колыхался, будто под ветерком. Подойдя к нему и отогнув уголок, она увидела полузакрытую дверь. Оттуда струился ледяной ветерок, принося жуткие, мучительные стоны.
      Девушка заглянула в щель. За дверью было темно, и воздух пах металлом. Она задохнулась. Это был запах крови, и прошедшей грозы, и от него поднимались волоски на коже. Заходить ей очень не хотелось... но если там страдает кто-то, она не могла оставить его в беде.
      Подхватив лампу со столика, Изомира шагнула во тьму.
      Вниз уходила узкая винтовая лесенка. Затаив дыхание, девушка спускалась по неровным ступеням. Эта часть Цитадели была ощутимо старше, нет - древнее. Лестница привела ее в зал, лежащий, верно, ниже и в стороне от того, который она покинула; но здесь было темно, сыро, и холодно, как в могиле. Только голая скамья посреди комнаты, и столб, увешанный ремнями и цепями, и стойка с орудиями. Ножи, клещи... для чего они могут сгодится? Нет, в это ей верить не хотелось. Но круг света выхватывал из темноты пятна на полу, и потеки на буром морионе, венчавшем столб. Самая атмосфера в комнате была осквернена кровью и мучительством.
      Изомира стояла, открыв рот, и ужас стискивал ее сердце. Все твердило ей - Беги! - но призрачный голос слышался до сих пор, теперь он рассыпался в нестройное мычание, прерываемое нечеловеческими воплями. Из комнаты со столбом голос вел девушку еще ниже, по лестнице куда более древней, снова в сырую глубину. Звук становился все отчетливей. Тьма душила Изомиру, но остановиться не было мочи.
      И наконец, она добралась до самого сердца Цитадели. Забралась ли она в толщу скалы? Изомира стояла в обширном чертоге, и впереди что-то шевелилось во тьме. Девушка подняла лампу, и шарахнулась в изумлении.
      Залу почти полностью заполнял огромный вертящийся шар. И из него неслись жуткие, почти человеческие голоса.
      Изомира уронила лампу, закрыла ладонями уши, но заглушить звуки ей было не под силу. Все тело девушки сотрясалось от рыданий. Голоса не были громкими, лишь пронзительными, терзающими саму душу, заставляя разделить их муку. Боль, боль и хлещущая из шара чудовищная сила, поток которой прижал девушку к стене.
      Шар был вытесан из единой глыбы темно-прозрачного хрусталя, в глубине его просверкивали алые отблески. На каменном основании он крутился, как пузырек на воде, и, подобно луне, сиял переливчатым светом - только черным. Медленное кружение шара, выплывающие из глубин красные огни, плещущиеся под поверхностью отблески завораживали девушку, не давая стронуться с места. А мучительные вопли бичевали ее, покуда, пав на колени, Изомира не вскричала:
      - Кто же вы? Чем я могу помочь вам?
      И тут кто-то ухватил ее простертые руки.
      Девушка едва не потеряла сознания от ужаса. Подняв взгляд, она увидала стоящего над ней бледного человечка в плаще с капюшоном. Лампа притухла, но не погасла совсем, и в свете ее девушка могла видеть его лицо костяно-бледное, с невыраженнымпи чертами и темными лукавыми глазами. Должно быть, все это время он находился в зале, по другую сторону шара.
      Изомира попыталась вскрикнуть -и не смогла. Она сопротивлялась - но человек держал ее крепко, вздергивая на ноги.
      - Не надо! - выдавила она. - Пустите!
      - Тш. Успокойся. Я тебя не обижу. - Голос его был негромок, но звучен, и девушке действительно стало спокойней. - Тебе ведь не положено быть здесь, верно?
      - Но что это? Почему столько боли?
      - Не знаю, - ответил человек. - Мне тут тоже не положено быть.
      Бледные губы сложились в слабую улыбку.
      В его присутствии девушке, несмотря на потрясение, было не так страшно.
      - А я вас раньше видела, - проговорила она.
      - Я Лафеом.
      - Создатель Башни?
      - Имею честь. А ты, сколько мне помнится, Изомира. Но что ты здесь делаешь?
      Девушка сбивчиво рассказала.
      - Я дурного ничего не хотела. Мне послышалось...
      Лафеом взял ее за руку.
      - Пойдем наверх. Первое, чему ты должна научиться - никогда не оспаривать государевой воли. - Он подтолкнул ее вверх по длинной лестнице, и она, подхватив лампу, побрела. Стоны из шара становились все тише, все менее заметны, но так и не утихли вовсе. - У него на все есть причины, но лучший способ сохранить его благорасположение - во всем потакать ему.
      Архитектор провел ее в палату, где она играла с царем в метрарх, и заботливо запер за ней потайную дверь.
      - Я не понимаю, что ему нужно от меня, - пожаловалась Изомира.
      - Он стареет. И он одинок.
      - Но остальные...
      - Остальные?
      - Те, кого он увел с Башни до меня. Куда они все подевались?
      - Изомира, - мягко проговорил Лафеом. - Мы оба созданы, чтобы служить. неисповедимы для нас пути тех, кто настолько нас превосходит. Но чему ты всю жизнь верила о царе?
      - Что царь добр. Что он нас любит.
      - Вот и продолжай в это верить. - Лафеом ловко взял ее под руку и подвел к двери. В кисти его, затянутой в черную перчатку, было что-то странное. - Возвращайся к себе в спальню. Не сможешь найти дорогу - спроси кого-нибудь. - Говорил он ласково, и она была ему так благодарна за разрешение уйти... - Иди. Если царь вернется и спросит, почему ты ушла, я объясню, что отпустил тебя, не бойся.
      Шли дни, и складывался определенный их распорядок. До вечера Изомира обычно оставалась одна, не встречаясь ни с кем, кроме молчаливой горничной и Намании. Время она проводила, строча письма Танфии, или глядя из окна на заснеженный дворик, окруженный медовоцветными стенами. Никуда не сбежишь да и, сбежав. куда бы она подалась?
      Вечерами приходил конюший, и вел ее в царские палаты, где Гарнелис не требовал ничего иного, как играть с ним в метрарх. Порой встречи их прерывались приходом владыки Поэля или других чиновников, порой царь постепенно отстранялся, покуда наконец - бывало, что и глубокой ночью - не требовал оставить его.
      И каждый раз он был иным. То мрачным, будто на плечи ему взгромоздился тяжелый черный зверь. То резким, ранящим, точно битое стекло. А то благожелательно-рассеянным, словно не видящим ее.
      О том, что она видела за потайной дверью, Изомира не осмеливалась упомянуть. Но огромный, стенающий шар, что вертится неустанно под ее ногами, часто приходил ей на ум.
      Так продолжалось дней десять. Расслабиться ей никогда не удавалось; стоило ей ощутить себя рядом с Гарнелисом хоть каплю свободней, его настроение менялось снова, выводя ее из равновесия. И с каждым вечером он вглядывался в нее все отчетливей, с мучительным, невыразимым словами желанием.
      Тем вечером царь был бледней обычного. Первую партию он выиграл, но вместо радостных возгласов, как прежде, он воззрился на девушку с таким видом, будто она оскорбила его.
      - Ты поддалась, - бросил он.
      - Нет, государь. Я обещала, что поддаваться не стану.
      Его глаза, озаренные кострами черные пещеры, пожирали ее.
      - Хорошо. Расставляй фигуры.
      Девушка повиновалась, хотя пальцы ее тряслись при мысли о том, что будет, если она не выиграет. Хотя - а что будет? Так тяжело рассуждать, когда перед тобой громоздится тощая царская тень.
      С каждым ходом она ощущала нарастающее беспокойство Гарнелиса. На лбу царя выступил пот.
      - Государь, - набралась она, наконец, храбрости сказать, - вам нехорошо? Позвать кого-нибудь?
      Слова ее оказали непредсказуемое действие. Царь окинул ее горящим взором.
      - Нет! - взревел он, вскакивая, вздымаясь перед ней. - Молчи!
      Он ухватил Имми за руку - пальцы его были как бугристая сталь, хватка - как тиски. Ничего вокруг себя не видя от боли и ужаса, она болталась в его руках, как кукла, а царь кричал: - Молчи! Ни звука! - И уже тише: - Ни звука!
      Тяжело дыша, он поволок ее к завешенной гобеленом стене и отпер потайную дверь. Впереди копилась ледяная тьма, и чуялась в воздухе медь, гроза и кровь.
      Гарнелис волоком перетащил ее через порог. Изомира висела на его руках мешком. В ушах вдруг загремели стоны каменного шара, и девушка поняла скорее она умрет, чем сделает шаг по этим, пляшущим перед глазами ступеням.
      И вдруг царь остановился.
      Он оттащил ее в палату метрарха, захлопнул дверь и прислонился к гобелену, держась за лоб. Изомира, стискивая ноющее запястье, отковыляла в сторону. Гарнелис не заметил. Перейдя в смежный зал, он принялся расхаживать вокруг поминального ложа, содрогаясь всем телом.
      - Нет, - срывалось с его губ. - Не она. Не сейчас.
      Изомира дико оглядывалась на двери. За ними стоят двое стражников... если она выбежит, станут они ее останавливать? Может, стоит попытаться?
      Гарнелис шагнул к ней, и девушка попятилась.
      - Почему все они шарахаются? - проговорил он. - Почему мои подданные боятся меня? Разве я чудовище? Разве так запомнят меня? - Изомира молча взирала на него. - Отвечай!
      - Вы приказали мне молчать, государь.
      - Садись, дитя, - совсем негромко приказал царь, указывая на кресло. Жди здесь. Не уходи.
      Изомира подчинилась. Лелея запястье над доской для метрарха, она наблюдала, как царь подходит к дверям и бросает страннику пару неслышных слов. Прошло несколько томительных минут, прежде чем стражник ввел в чертог юношу, и сам вышел.
      Имени юноши Изомира не знала, но встречалась с ним на Башне. Был он худощав и сплошь веснушчат, на лоб свисали грязные рыжие волосы. Когда-то он был симпатичен, но холод и изнурительный труд изуродовали его, и роскошная одежда не могла этого скрыть. Грудь его сотряс с трудом подавляемый кашель.
      - Ваше величество? - пробормотал он, так же изумленный, как в свое время Изомира. Взгляд его метнулся к ней, и тут же вернулся к царю.
      - Пойдем, мальчик. Ты мне нужен.
      Гарнелис подвел юношу к двери в стене. Та затворилась, и гобелен упал на место. До Изомиры донеслись быстро глохнущие шаги по каменным ступеням.
      Девушка уставилась в игральную доску, перебирая фигуры дрожащими пальцами.
      "Что бы он с мальчишкой не делал, - подсказал ядовитый голосок Серении, - вряд ли они там любятся".
      Потом до девушки донесся слабый крик. И еще один.
      - Я должна ему помочь, - проговорила она, поднимая голову.
      - Не надо, - ответил голос из дверей.
      В комнату вступил Лафеом, двигаясь к девушке своей скользящей походкой. Лицо под капюшоном его длинного белого плаща словно бы светилось. Изомира при его появлении чуть до потолка не подпрыгнула.
      - Царь приказал тебе оставаться здесь? - спросил он негромко и резко.
      - Да...
      - Вот и оставайся. Уединение царя нарушать непозволительно. Но это ты знаешь. - Он сел напротив, и Изомира ощутила почему-то, что может ему довериться.
      - Помогите мне, прошу. Я не знаю, что делать. Я так боюсь.
      - Чего?
      - Царя.
      После ее слов из-за потайной двери донесся отчетливый вопль. На глаза Изомиры навернулись слезы, но Лафеом словно не слышал.
      - Что он делает? - спросила девушка. - Он будто...
      Слова "обезумел" она произнести не решилась.
      - Все не так, как кажется, - пояснил Лафеом. - Как, ты думаешь, он может править столь обширным краем, как Авентурия, или поддерживать хрупкое равновесие зауромы, не применяя чар? Царь - могучий и опытный чародей гауроф. Не нам оспаривать его действия. Пути его сложны сверх нашего понимания.
      А вопли продолжались, пронзительные, отчетливые, отчаянные. Изомира сжалась в комочек, по щекам ее струились слезы.
      - Мне плевать! Я не могу это слышать!
      Она вскочила, и так же проворно Лафеом заградил ей дорогу, ухватив за плечи.
      - Отпусти! - вскрикнула она. - Я помогу мальчишке! И плевать, что со мной будет! Богиня, да что с вами?
      - Нет, - мягко прошептал архитектор, и улыбнулся. - Садись.
      От него странно припахивало чем-то прелым, вроде палой листвы. Силы рядом оставили Изомиру, она тяжело опустилась в кресло, дрожа от гнева, но беспомощная, словно на нее навели порчу. Голос Серении прошептал ей: "Отравленного меда не пробуй".
      Архитектор сел напротив, и чем громче становились вопли мальчишки, тем благостней улыбался бледный человечек.
      - Никогда не слышала, чтобы царь колдовал, - пробормотала Изомира. Никто нам не говорил.
      - Ты многого еще не знаешь. А еще большего не узнаешь никогда.
      При взгляде на него Изомире мерещились выползающие из глаз архитектора бледные черви силы, впивающиеся в ее мозг. Она опустила голову, закрыла глаза, но весь чертог наполняла темная мощь, от которой ныли зубы и кожу словно стягивала невидимая паутина. "Беги, дуреха! - надрывалась Серения в глубине ее рассудка. - Антаровы ядра, если хочешь спастись - беги!".
      - Зачем он так поступает с нами? - выдохнула она.
      - Разве служить нашему царю - такая мука? - насмешливо ответил архитектор.
      Мысленному взору Изомиры открылось жуткое видение: вся Янтарная цитадель заполнена злом. Лафеом, владыка Поэль, Граннен, Серпет, даже Намания - все они кружат обок царя, питают его бредовые видения, помогают плести черную паутину...
      - Что же ты такое? - прошептала Изомира.
      Архитектор замер вдруг. Черные его зенки разом запульсировали, словно он понял - девушка прозрела в нем яд, но пытаясь запугать ее, он лишь открыл истинное свое лицо...
      Их прервал стук. Мгновение улетело. Отвернувшись, Изомира подняла взгляд и увидела, как открывается потайная дверь.
      На пороге стоял царь. Грудь его вздымалась, рот был приоткрыт, глаза закатывались. На руках его была кровь, красные пятна на камзоле, и край мантии оставлял на полу багровый след.
      Изомира, шатаясь, поднялась на ноги, подавляя неслышный визг. Юбка ее зацепилась за игральную доску, и фигуры разлетелись по полу.
      Гарнелис ткнул в нее пальцем.
      - Вон, - приказал царь. Он шагнул к ней, и она увидела на дрожащей его руке кровь, таящуюся в морщинах. - Уходи!
      И она побежала.
      Коридоры вели вокруг нее хоровод, бесконечные и пустынные, озаренные неяркими фонарями. Она заблудилась; в груди кололо, не хватало воздуха, ныли ноги, но она продолжала бег. И не царь преследовал ее в воображении, а Лафеом, с улыбкой на бледном лице.
      Коридор уперся в вызолоченные створки. Дернув за ручку, девушка влетела внутрь и захлопнула двери за собой. Изомира оказалась в огромной гостиной; двери по левую руку вели в спальню, к просторной постели под балдахином - и в проеме дверей стояла женщина в полосатом шелковом платье, потрясенно взирая на Изомиру.
      Девушка вжалась в дверной косяк. От усталости у нее так болели ребра, что она не могла говорить.
      Женщина неторопливо двинулась к ней. Лицо ее под безупречно уложенными седыми волосами было исполнено царственного величия, достоинства и силы. Платье было так накрахмалено, что плыло вместе с хозяйкой, как галеон.
      Серебро, золото, чернь смешались перед глазами Изомиры. Она рухнула, и дворянка подхватила ее. Потом оказалось, что девушка лежит на широкой кровати, задыхаясь, а комната то скрывается во мраке, то вновь выходит на свет.
      - Вот так, дыши глубже, - подбодрила ее дама. - Сесть и не пробуй. Бедняжка.
      На лоб девушке легла тряпица, мокрая и восхитительно холодная. Голова кружилась все меньше, силы постепенно возвращались к Изомире. Глянув на даму, она поняла, что сильное, красивое ее лицо не меньше, чем лик царя, обезображено тяжким гнетом. И что-то в нем было знакомое.
      - Как тебя зовут? - спросила дама. У нее и голос был внушительный.
      - Изомира.
      - Я Мабриана.
      - Ох, богиня! - всхлипнула Изомира, пытаясь встать, но поднялась только на локоть. - Царица! Ваше величество...
      - Да, но это не главное. - С намеком на суровость. - Расскажи, кто ты, и от чего спасалась.
      - Я... я не могу... Простите, ваше величество, я не знала, чьи это чертоги.
      - Очевидно. Но не зови меня так. Не надо титулов. Расскажи.
      Изомира не могла даже отдаленно передать случившееся - тем более рассказать самой царице. Ужас плескался в ней, и единственным ее словом было:
      - Царь.
      - Бо-оги. - К изумлению Изомиры, Мабриана тяжело опустилась на кровать рядом с ней. - Дальше можешь не объяснять. Он привел тебя с Башни? Ты такая хорошенькая, но это платье тебе не идет. Они никому из вас не идут.
      Изомира начала всхлипывать. Ей казалось, что она сходит с ума.
      - На нем была кровь...
      - Знаю. Я видела.
      - Он хотел забрать меня, а вместо того привел парня. Я слышала...
      Мабриана прижала ее к груди, укачивая, покуда девушка не выплакалась. Потом царица принесла ей бокал вина и поднесла к губам, потом пригладила растрепавшиеся волосы - совсем как делала мать.
      - Не знаю, что и сказать тебе, Изомира, - проговорила, наконец, царица. - Я не могла остановить его. Боги свидетели, я пыталась. Я не могу защитить тебя от него. Уже не один год я живу одна. Раньше я молилась, чтобы он пришел ко мне. Сейчас я молюсь, чтобы не приходил.
      Изомира молчала.
      - Я могу понять, почему он пощадил тебя, - продолжила царица, помедлив. - Даже заплаканная, ты прелестна. Что-то в тебе есть особенное.
      - Нет... Это сестра моя особенная... не я.
      - Она в Башне?
      Имми покачала головой.
      - Нет. Она дома. Я по ней тоскую, но я так рада, что она в безопасности.
      Мабриана не спросила, где это - дома.
      - Не обещаю, что царь будет щадить тебя вечно. Если он не смилостивился даже над родным сыном, над собственной внучкой... надежды нет ни у кого из нас. - Вздернув острый подбородок, она слепо уставилась в угол.- Ни у кого.
      - Но что он творит?
      - Думаю, - медленно проговорила Мабриана, - он верит, что питает заурому. Он знает, что завет гибнет, и пытается прибавить ему сил.
      - Живыми людьми? - Девушке вспомнился вопящий шар.
      - Все есть сила. Чародейство суть лишь тонкие вибрации незримых нам миров. Так говорят элир. Но уже слишком поздно, и никто не может объяснить ему... потому что тех, кто осмеливался спорить с царем, давно схоронили. Он заменил их жестокими и бездумными, каким стал сам. Прежде я верила Богине. Но сейчас я не слышу ее...
      Изомира присела и спустила ноги с кровати, так что теперь они с царицей сидели рядом.
      - Госпожа? - осторожно спросила она. - Этот Лафеом, архитектор... вы его знаете?
      - Я с ним встречалась. Знать его я не желаю.
      - Откуда он?
      - Он посредник. Ты слыхала о них?
      - Не припомню.
      - Чародеи со Змеиных островов. Они порой выходят в мир.
      - Они люди?
      - Кто, посредники? Конечно, люди.
      - А... Лафеом - нет.
      С минуту Мабриана молчала. Потом:
      - Тш. Ты не в себе. Бывает, больным мерещится всякое. Думать об этом не стоит. Я сейчас ничего не могу сделать. Ничего.
      Наступила тишина, необъятная и невыносимая. Больше, чем когда-либо, Изомира чувствовала себя одинокой, потерянной. "Она опустила руки, подсказала Серения. - Нечего с ней говорить".
      Девушка раздумывала, что бы сказать, когда в дверь заколотили. Женщины невольно вцепились друг в друга.
      - У ваших палат нет охраны! - воскликнула Имми.
      - Я их отослала. Они меня раздражают.
      Мабриана отстранилась, принимая торжественный вид. Распахнулись двери. На пороге, черной преградой на пути льющегося из коридора света, стоял царь Гарнелис.
      - Вот ты где, - проговорил он, глядя мимо супруги, на Имми.
      - Здесь она и останется, - спокойно ответила Мабриана.
      - Я хочу, чтобы она пошла со мной. Мне надо поговорить с ней.
      Изомира переводила взгляд между царем и царицей, сошедшихся в жестоком споре из-за ее судьбы. "В это, - мелькнуло у нее в голове, - Танфия с Линденом никогда не поверят!".
      Гарнелис изменился - и не только тем, что сменил камзол и мантию. Сейчас он походил на собственный старый портрет; в глаза его вернулось сияние, и такая сила виделась в нем, такое величие, что Изомире захотелось забыть обо всем и мчаться на его зов. Седые кудри ниспадали на плечи. Он выглядел истинным царем. И все же на лице его осталась печать того, стыдливого голода.
      - Девочка достаточно настрадалась для одного дня, - сказала царица. Если тебе нужна она, тебе придется силой убрать меня с дороги. Хотя это меня уже не удивит.
      Сложив руки на груди, Мабриана смело глядела мужу в лицо. Изомира затаила дыхание.
      - Как ты могла подумать, что я причиню ей боль? - выдохнул он. Хорошо. Оставь ее себе. Скоро я вернусь за ней.
      Глава семнадцатая. Элдарет-странник
      Под льдистым куполом зала упражнений Танфия наслаждалась потешным поединком с Линденом. Мечи из светлого твердого дерева мелькали в воздухе, когда противники кружили, били и уклонялись. Под рубашкой с Танфии ручьями тек пот, девушка задыхалась, с восторгом чувствуя свою ловкость и силу. Мучительные занятия на протяжении всей зимы начинали приносить плоды.
      Танфия улыбалась, и Линден улыбнулся ей в ответ, тоже наслаждаясь боем. Девушка отвела его клинок своим и, скользнув сквозь его защиту, коснулась плеча, засчитав себе очко.
      И в этот миг выражение лица Линдена переменилось. Глаза его нехорошо блеснули и, оскалившись, он ринулся в атаку.
      Танфию его натиск застал врасплох. Линден продвигался вперед, орудуя мечом с невиданными быстротой и умением. Смущенная на миг, девушка собралась с мыслями и выставила клинок - поздно. Парировав, Линден пробил ее блок и ударил острием точно в грудину.
      - Запретный удар! - крикнула судившая поединок Силь - одна из старших учениц Альраэна.
      От удара у девушки перехватило дыхание. Глотая воздух и кашляя, Танфия отступила на шаг.
      - Антаровы ядра, Лин! - крикнула она. - Кто же в полную силу бьет! Она, сморщившись, потерла грудью. - Мы вроде бы учимся, а не насмерть бьемся!
      На лице подошедшего Линдена был написан ужас.
      - Боги, Тан... прости. Не знаю, что на меня накатило. Словно ты не ты, а кто-то другой, и я от злости ослеп будто.
      - Думаю, на сегодня хватит, - решила Силь. - Альраэн с тобой захочет поговорить, Линден.
      Женщина шаэлаир приняла от них оружие и отошла. Танфия за руку отвела Линдена к краю арены.
      - Если на тебя и дальше будет накатывать, нечего биться вовсе, - резко заявила она. - Ну чем я тебя разозлила так?
      Линден прикусил губу.
      - Не ты. Руфе.
      - И что он теперь натворил?
      Они зашли в раздевалку, узкую пещеру, соединявшую зал с общими банями.
      - Он намекнул, что одна из элирок на меня глаз положила, а раз Имми радом нет, то ради кого я себя берегу? - Линден швырнул рубаху на мраморную скамью. - Ну как он не понимает? Не нужен мне никто, кроме нее!
      На миг Танфию захлестнул гнев. Обождав, пока ярость уляжется, девушка принужденно рассмеялась.
      - Он, верно, пытается тебя подбодрить.
      - Почему ты его защищаешь?
      - Просто не пойман - не вор. Этим правилом я и руководствуюсь.
      - Знаю, - мрачно ответил Линден. - Он мне рассказал. Ты его застукала с Метией. Я б на твоем месте его убил.
      - Не стоит, Лин. Это было давно, и я уверена, один-единственный раз. Потом ему было так стыдно, что пришлось простить
      Линден смурно покосился на нее.
      - И все у вас стало, как прежде?
      Танфия помолчала.
      - Нет, - пробормотала она наконец. - Не как прежде. Я его люблю, но забыть не получается.
      - Так понимаешь? Что бы Имми чувствовала, если бы я тут развлекался с кем-то еще? Я не могу. Я за нее боюсь. С каждый днем мне все страшней, что она могла и погибнуть.
      - Перестань. - Танфия обняла его за плечи и встряхнула. - Ой! Знаешь, ты меня здорово ушиб.
      - Прости, - повторил он.
      - Твои эти... видения не повторялись?
      - Нет, но... Это как форточка в голове - боюсь, что туда всякое назалетает.
      - Не бойся, Лин. - Его слова тревожили девушку.
      - Вот и Лийет мне так говорит. - Линден пятерней пригладил волосы и глянул на Танфию прямо, ясными карими глазами. - Тебе не кажется, что мы знаем шаэлаир не лучше, чем в первый день? У них такой вид, будто знают что-то, да молчат.
      Танфия вздохнула.
      - Ты прав. Забавно - я с Силь весело болтаю, но что у нее за душой не скажу. И Эльрилл на меня стал косо поглядывать, а с чего - не говорит.
      - Давно мы здесь?
      - Дай подумать... Пришли мы сразу после Помрака. А сейчас полпути между Брейидиным днем и Эстреем... Недель шестнадцать примерно.
      - Боги. Начнется когда-нибудь оттепель, или нет?
      Этот вопрос Линден задавал ежедневно, если только на него не нападала молчаливая хандра.
      - Пошли, - решила Танфия. - Накинем плащи прямо на рубахи, оденем башмаки и пойдем к выходу посмотрим.
      Линден немного просветлел. Оба его спутника находили тяжелым трудом поддерживать его надежды, и Руфрид скорей терял терпение. Вместе с Линденом Танфия прошла залами и переходами из блистающего хрусталя, под взглядами редких прохожих-шаэлаир и их стройных белых кошек.
      Когда они вступили на пологий скат входного туннеля, навстречу им заструился холодный воздух, овевая разгоряченную занятиями кожу и заставляя запахнуть плащи. У входа Танфия взбежала по лестнице к уступу над дверью и глянула в хрустальное окно. Все было белым-бело
      - Никаких перемен, - сообщила она, спускаясь.
      - Давай откроем и выйдем. - Линден взялся за рукоять ворота.
      - А надо? Замерзнем же!
      - Нет. Так теплей.
      Застонав, Танфия взялась за вторую рукоять. Постепенно стоячая плита камня, перегораживавшая проход, начала отодвигаться. Внутрь ворвался ледяной ветер, сверху прямо за темя девушке свалился ком снега.
      - Зараза! - ругнулась она. - Половина за шиворот!
      Снаружи укутанная снегом долина выглядела так же, как и всю зиму. Горе Иште величественно вздымалась в жемчужно-яркое облачное небо.
      - Не стоит, Лин. Давай закроем, пока Эльрилл не прибежал жаловаться.
      - Нет, Тан! - Линден прошел пару шагов по тропе. - Теплеет! Не чувствуешь, Смотри, снег спадает с края туннеля.
      - Я заметила.
      - Он тает!
      - И еще замерзнет не раз, прежде чем... - Девушка запнулась, вглядываясь в точку, ползущую по правому склону долины. - Лин, ты это видишь?
      Юноша обернулся, прищурившись.
      - Антар великий... это, похоже, человек.
      Фигурка, темная на фоне снега, с трудом пробиралась по заснеженному скату, проламывая наст и скатываясь в сугробы. Человек поднимался, шел, и падал, и поднимался снова, словно в отчаянной спешке.
      - Он совсем обессилел, - заметила Танфия.
      - Надо сказать Эльриллу.
      Человек упал снова, раскинув руки, и в этот раз не поднялся.
      Путешественники глядели на него. Танфия коснулась плеча Линдена.
      - Пойдем. Ему нужна помощь.
      Пробираясь через сугробы, Танфия поняла, что Линден был прав. Снег таял днем и намерзал ночью. Весна приходила в горы поздно, но настал ее черед. Быть может, к Эстрею они смогут уйти.
      Путник лежал в снегу, тяжело дыша и пытаясь встать. Одет он был во все черное - штаны, тяжелые башмаки, подбитую мехом накидку. Он был высок; длинные волосы цвета воронова крыла увязаны в косицу, чтобы не падать на сильное, почти уродливое скуластое лицо. на поясе его висел меч.
      И он был человеком, не элиром.
      - Кто он такой? - прошептал Линден.
      Танфия поняла, что он имел в виду - "враг ли этот человек?". Не отвечая, она окликнула лежащего:
      - Эй! Все хорошо, вы дошли. Мы вам поможем.
      Веки путника дрогнули. Он глянул на девушку, и облегченно кивнул, не в силах выговорить ни слова. Линден и Танфия помогли ему встать; он всем весом опирался на их плечи, так что все трое едва не скатились по косогору.
      - Спасибо, - прохрипел незнакомец, когда все трое, пошатываясь, двинулись к Сребренхольму. - Я добирался сюда много дней. Дальше идти сил нет.
      - Все хорошо. Вы дошли.
      - Вы знаете Эльрилла?
      - Конечно, - отозвалась Танфия. - Он за нами приглядывает.
      - Но вы не шаэлаир...
      - Вы тоже, - парировала она. - Долго объяснять.
      Пришлец слабо хохотнул.
      - Еще бы.
      - Я Танфия, а это Линден.
      - А я друг Эльрилла, - ответил незнакомец. - Меня зовут Элдарет.
      Изомира не видела царя семь дней. Она обитала в царицыных палатах, не горничная, не компаньонка... скорее, поняла она вскоре, ручная зверушка.
      Мабриана редко покидала свои чертоги. Каждый день, проснувшись, она принимала ванну и завтракала- все с помощью двух камеристок, прислуживавших также и Изомире, к полному смущению последней. Потом царица одевалась всегда безупречно и величаво; ее волосы и кружевные манжеты были серебряно-жестки. Но после этого царица впадала в некое беспамятство.
      Она расхаживала по обширным чертогам, выглядывала из окон, могла часами стоять на балконах, невзирая на холод. От нее исходило ощущение бесполезной, неупотребимой силы. Изомире в ее присутствии было почти так же неловко, как и рядом с царем.
      Девушке казалось уже, что она предпочла бы рабский труд на Башне безделью в этой золотой клетке. И все же было в царице, как и в Гарнелисе, некое завораживающее обаяние.
      На третий день, решив, что терять ей нечего, Изомира робко предложила почитать царице вслух. Мабриану эта мысль восхитила, и вскоре царица большую часть дня проводила, заключенная в раковину позлащенного трона, откинув голову и прикрыв от удовольствия глаза, покуда Имми до хрипоты читала ей повести, и романы, и предания Авентурии.
      - Я так тоскую по внучке, Гелананфии, - обронила как-то раз Мабриана. - Такая была славная девочка. Боюсь, что я с ней никогда уже не свижусь.
      - Конечно, увидитесь, сударыня, - ответила Изомира. - Я верю, что встречусь с любимым, что бы не случилось.
      Личная жизнь Изомиры царицу трогала мало; Мабриана даже не поинтересовалась, откуда девушка родом.
      - Когда Гелананфия была здесь, она приносила во дворец жизнь. Хорошо, что рядом есть хотя бы ты.
      - Я вам ее напоминаю?
      Царица рассмеялась.
      - О нет! Ты на нее совсем не похожа! Она рослая, шумная, большая спорщица! Всегда они с Галемантом вздорили. А вот Гарнелис... Лицо ее враз окаменело. - Гарнелис ее обожал.
      Как случалось с ней по десять раз на дню, Изомира не знала, что сказать. Не пристало ей входить в доверие к высшему роду Авентурии. Что ответить?
      - А я тоскую по маме, - прошептала она.
      К изумлению девушки, Мабриана положила ей заботливую руку на плечо.
      - По крайней мере, мы с тобою вместе.
      Той ночью Изомира проснулась от тихих, неумолчных всхлипов, несущихся из царицыной спальни. Такое отчаяние звучало в голосе Мабрианы, что Изомира лежала не мигая, не осмеливаясь прервать ее плача. Но когда рыдания стали невыносимы, девушка поднялась и, пройдя через гостиную, осторожно заглянула в спальню царицы.
      - Сударыня?
      Мабриана стояла на коленях перед алтарем, где свечи и курящиеся благовония окружали изящную статуэтку Нефетер. Богиня бесстрастно взирала в пустоту, а царица склонялась перед ней, разметав по плечам нечесаные волосы.
      - Что случилось?
      Мабриана потянула девушку за руку, заставив преклонить колена рядом с собой. Стыда она не испытывала.
      - А что не случилось? - отозвалась она. - Ты знаешь, каждая женщина возможная жрица? Мы говорим с богиней напрямую, ибо каждая из нас есть ее ипостась, она воплощается в нас, а мы в ней...
      - Да, сударыня. - Изомира тревожно взирала на нее.
      - Как вы зовете богиню?
      - Брейида, сударыня. И Нефения в ее девичьей ипостаси, и Маха - в ее...
      - О да, Брейида. Нефетер крестьянок. - Царица до боли стиснула ладонь девушки. - Я знаю, я ничем не лучше и не больше тебя. В дареных одеждах ты выглядишь царевной. Я могла бы накинуть крестьянское платье, и пройти среди вас незамеченной. Мы все одно. Я знала это от рождения. Царь и царица не править должны, но служить. В нашем бытии нет цели, кроме как защищать и лелеять нашу Авентурию. Если это переменится, придет конец и нам. Но завет нарушен, и заурома мертва.
      Изомира едва не разрыдалась.
      - Как мне помочь вам?
      - Когда-то я имела цель. Мы с Гарнелисом любили друг друга, поддерживали друг друга советом и вместе выполняли свой долг. Богиня являла себя во мне, и я творила благо ее сынам и дочерям. Но теперь Гарнелис отнял у меня мой долг. Мне ничто не дозволено. Не потому, что царь жаждет лишить меня власти, но потому что он стремится взвалить всякий груз на свои плечи.
      - Вы... - Изомира сглотнула. - Вы пробовали с ним спорить?
      Царица присела на пол. Ночная сорочка опутывала складками ее босые ноги.
      - Я пробовала все. Я была сильной, и ничего не боялась. Трудно поверить, да? Но он начал пугать меня, и пугал так часть и страшно, что вся моя отвага постепенно сошла на нет.
      - У вас все еще есть храбрость, - возразила Изомира. - И у меня. Мы должны.
      - Ты еще молода, как новенькая статуя, покуда бури не стесали ее лика. Нет, для меня все позади. Богиня более не слышит меня. Я открываюсь ей, как прежде, но она не приходит.
      Онемевшая от горя Изомира приобняла ее. Так они и сидели на каменном полу, приживаясь друг к другу, пока, наконец, девушка не убедила царицу снова лечь. Изомира принесла ей бокал вина, и сидела рядом, пока Мабриану не одолел сон.
      Теперь она знала, что терзает царицу, но помочь ей было не в силах девушки. Проходили дни, исполненные того же мучительного напряжения. На седьмое утро беспокойство Мабрианы заразило и Изомиру. За окнами мела пурга, и под ее ударами стонала вся Цитадель. Изомире вспоминались рекруты в подземельях под Башней, и Беорвин на рудниках, и незаслуженное тепло переполняло ее стыдом.
      Мабриана не хотела даже, чтобы ей читали; Изомира не добралась и до второй страница, когда царица, отмахнувшись, не бросила:
      -Довольно.
      - Почитать что-нибудь другое, сударыня?
      - Ничего не надо. Я не в настроении.
      - Тогда чем развлечь вас? Быть может, игрой?
      По усталому лицу скользнула тень улыбки.
      - Меня уже ничто не может развлечь. И я боле не играю в метрарх; эта игра осквернена кровью. Просто посиди рядом.
      Тянулось тяжелое молчание. Само основание Цитадели, казалось, содрогается. В стонах ветра Изомире мерещились людские голоса из подземелий, где кружится и вопит в муке черный шар. Воспоминание это уже начинало казаться ей дурным сном.
      Кто-то забарабанил в двери. Изомира с царицей испуганно переглянулись.
      - Это он, - проговорила Мабриана.
      Двери отворились. Царь Гарнелис вошел тихо, но вместе с ним в чертог будто бы вступила глухая ночь.
      - Я говорил, что приду за ней, - прошептал он.
      Царь походил на дра'ака, серого, сгорбленного, огромного. Женщины цеплялись друг за друга, и царица пыталась телом заслонить девушку. Царь нахмурился.
      - Почему ты делаешь вид, что боишься меня? Нечего опасаться! Пойдем, Изомира. - Он протянул ей руку. Девушка знала, что противиться нет смысла. Если она попытается, то навлечет беду и на себя, и на царицу.
      - Нет! - вскрикнула Мабриана, схватив ее за руку, когда девушка шагнула вперед.
      - Все хорошо, - успокоительно пробормотала Изомира. - Я должна идти с ним. Вы же знаете.
      Царица словно бы съеживалась с каждым шагом Изомиры. Глаза царя гагатово блеснули, когда он взял девушку под руку.
      - Ты мудрая девочка, Изомира, - проговорил он. - Я пришел просить твоего прощения.
      Он вывел ее из чертога. Прежде чем захлопнулись двери, Изомира бросила прощальный взгляд на царицу, тянувшую к ней руки, будто в последней попытке удержать.
      Самодержец неторопливо вел девушку по янтарным переходам, будто царская чета идет на бал. "Долго ли еще?", подумалось Изомире. Она впала в некое покойное оцепенение.
      - О чем ты думаешь? - спросил Гарнелис.
      - Что моя жизнь превращается в сон.
      - Изомира, - Голос его был нежен, и хрипловат от смущения. - Если я напугал тебя, прости.
      - Не мне прощать вас. Я не могу.
      -Я не виню тебя, - проговорил он. - Мне нужно лишь твое внимание.
      - Но почему? - простонала она. - Я лишь ваша слуга, ваша подданная.
      - Нет. Это я - твой.
      - Вы царь. Вы ни перед кем не должны держать отчета.
      - Ты ошибаешься. Мне давно следовало объяснить тебе. Ты обязательно должна понять.
      - Почему?
      Царь коснулся ее щеки кривым пальцем.
      - Ты мне как дочь, которой у меня не было. Если ты ненавидишь меня, это ужасно. Ты - все мои подданные, ты - дух Авентурии.
      Эти слова потрясли Изомиру. Значит, такой он видел ее - олицетворением всего царства? Но откуда тогда это навязчивое стремление объясниться перед ней?
      Сводчатым коридором, куда девушка никогда прежде не забредала, он провел ее в обширную палату с бесконечными рядами окон, убегающими к сдвоенному трону, усыпанному синими самоцветами. То был сказочный Сапфировый престол.
      - Солнечный чертог, - пояснил царь.
      Конечно, Изомира слыхала об этом месте; и сейчас, оглядываясь, она испытывала молчаливый трепет. Чтобы пройти от дверей до стены, требовалось полных две минуты. Когда они подошли к величественному витражу за престолом, Изомира глянула за окно, и ей во всем своем величии предстала Гелиодоровая башня.
      Свет Розовой и Лилейной лун озарял ее, бросая двойные тени на снег. Искрился намерзший на камни лед. Леса казались лишь чернильными черточками на стенах, а ночное небо над Башней словно бы сияло, и серебряный диск Лилейной луны висел над недостроенными стенами, точно венец.
      - Разве она не прекрасна? - спросил царь.
      - Прекрасна, - искренне согласилась Изомира. Прекрасна, но в то же время страшна и слишком величава.
      - Я хочу, чтобы хоть кто-то понял, зачем я ее строю.
      - Но, государь... вам кажется, что народ не понимает?
      - Не подличайся, Изомира! Конечно, они не понимают. Как, да и почему? Они видели лишь мой облик благостного правителя. В то время как изнутри...
      Девушка молчала, не осмеливаясь прервать самодержца.
      - Что сделал я для Авентурии? - проговорил царь, помедлив. - Я не соединял царства союзами. Я не выиграл битвы на Серебряных равнинах. Я не спасал Авентурии от глада и потопа, и не усмирял роф скал. Я был не более чем чинушей. Разве есть у моих подданных причина меня помнить?
      - Как можно забыть вас? - недоверчиво переспросила Изомира.
      Царь продолжал, тихо и серьезно, словно разговаривая с тобой:
      - Я всегда боготворил красоту земли, которой имею счастье править. Часто я плакал от радости, глядя на нее. Жизнь бы положил я, только б сохранить ее. Но теперь...
      - Государь?
      - О, город, как прежде, лежит у стен Цитадели во славе своей. Но сейчас, да и давно уже... не припомню, когда это началось, с чего... он не значит для меня ничего. Плоским он стал, бессмысленным. Россыпи крыш прихоть геометра, солнечный свет безжалостней острой бронзы, и дождь на вкус - как пепел. Тебе так не кажется?
      - Нет. Париона прекрасна...была бы, если...
      - Ты еще молода. А я старею. Не зная, отведено мне еще два года или двадцать, я начал задавать себе вопрос: "Как оценят меня после смерти?".
      - Как доброго царя, конечно...
      -Доброго царя? Достанет и этого? Я всегда стремился быть справедливым и хорошим, чтобы никто не сказал обо мне злого слова. Но хватит ли этого? Правление мое было бессодержательным. Мне не приходилось спасать Авентурию от врагов. Не пришлось доказывать себя, и я не оставил следов в летописях.
      - Но вас будут вспоминать с приязнью!
      Слова его не просто потрясли Изомиру. Ей стало гадко на душе.
      - Мало быть помянутым с приязнью. - Гарнелис смотрел в ночь, гордо вздернув подбородок. - Истинный самодержце долен остаться в памяти как благородный, славный, жизнь отдавший за Девять царств. Истинный царь должен быть во всем совершенен!
      Имми приоткрыла рот. И что теперь - говорить, что Гарнелис само совершенство? Девушка стиснула зубы и молча буравила царя глазами.
      Царь вздохнул, понурившись, и вновь стал обманчиво человечен.
      - Увы мне - я весьма далек от совершенства. Столько всего можно было сделать по-иному. Я ущербен, Изомира. Отец мой, Аралит, не уставал повторять мне, что я окажусь недостоин своего престола. - Он обернулся к ней, прижав руку к груди. Лицо его исказилось неподдельным горем. - А когда ущербен царь, страдает все вокруг! Все, что я полагал совершенством, открылось мне пронизанным ложью.
      Изомира отшатнулась. Отчаяние царя переполняло Солнечный чертог, порождая в ней ужас.
      - Как может народ мой вспоминать меня иначе, как небрежного опекуна? Если я умру, вы осудите меня - и как жестоко будет ваше презрение! И вы будете правы, и все ж душа моя восстает против этой несправедливости, ибо я, невзирая на пороки свои, всеми силами стремился угодить вам!
      Он простер к девушке костлявую руку - пальцы не дотянулись до ее плеча совсем чуть-чуть.
      - Как же пугает меня ваш грядущий суд - и за это я начал ненавидеть вас. Боюсь, прав был мой отец - и все ж я должен доказать его ошибку! Ежели я не смогу достичь совершенства прежде смерти, и тем быть воспомненным, все остальное бесплодно. Все есть прах и пепел.
      - Неправда, - пискнула Изомира. Но царь не слышал.
      - А раз совершенство недостижимо, я погублен. Башня, моя Башня - в ней единственная моя надежда. Это будет моим наследием. Вот память, которая не сотрется, не забудется, и поколения будут возносить мне хвалу.
      Боги, подумала Изомира. Он искренне верит в это.
      - И все же уверенности нет, верно? Я не могу править людскими умами или делами из-за гроба. А потому - ответ на самом деле прост - я не должен умереть.
      - Что?
      - Я намерен обрести бессмертие. Наследники мне не надобны. Башня суть мое подношение великой богине Нут и супругу ее Ануту. И покуда я строю Башню, пока поднимается она в небеса все выше и выше, они одарят меня жизнью вечной.
      - И вы... - Горло ее сушило песком. - Вы верите, что это возможно?
      Глаза его полыхнули гневом.
      - Вера здесь не при чем. Это было мне обещано. Это уже началось.
      - Но никому не предназначено жить вечно, даже царю.
      - Ответь мне правдиво, Изомира, ибо ты говоришь за всю Авентурию. Ты говоришь, что меня любят. Но разве не радостно тогда будет до скончания века подчиняться мне?
      Девушка свернулась комочком, пытаясь заслониться от его взгляда.
      - Не так.
      - Я не слышу.
      - Нет! - громко ответила она, опуская руки. Ее трясло, страсть вымыла из души страх. - Ты думаешь, объяснившись со мной, ты все исправишь? Если я пойму, тебя поймут и все твои подданные? Если ты ждешь от меня разрешения, поддержки - не дождешься! Твои дела жестоки превыше разумения. Как ты не видишь? Ты был добрый царем, лучшим из царей! Почему же ты опустился до этого?
      Царь воззрился на нее - глаза его были гагатами, в них билось алое пламя. Хватка его крушила тонкие кости Изомиры.
      И тогда девушка поняла. Она была не первой, чьего одобрения искал царь, и не первой, ответившей ему прямо. Но все, кто стоял здесь до нее, умерли за свои слова. Умерли, не веря своим глазам, когда их царь-агнец преображался в рыкающего беса.
      Через всю Цитадель волочил царь свою жертву в двойную палату, где они играли в метрарх, и дальше - в пахнущую медью тьму потайных ходов, по неровным ступеням в чрево замка. От толчка в спину девушка упала, рассаживая колени и ладони о шершавый камень. Вспыхнул свет; царь запалил лампаду. Маслянистый свет обливал стены. Впереди мерцал на столбе пут роковой морион.
      К столбу был уже прикован человек.
      Это была Намания. Целительница.
      Лицо Изомиры оказалось в ладони от ступней Намании. Снизу вверх девушка глядела на пухлое тело в свободной темной сорочке. Глаза лекарки были широко раскрыты от ужаса, рот полуоткрылся в неслышном крике.
      -Кто из вас? - спросил царь. - Я могу расковать ее, и тебя поставить на ее место, Изомира. Спасешь ли ты ее жизнь?
      - Мне все равно, что ты со мной сделаешь, - Голос девушки дрогнул. Она нужней людям, чем я.
      - Не дури! - прошептала Намания. - На что я тебя лечила? На погибель?
      - Не думай об этом, как о смерти, - проговорил Гарнелис. Он обернулся, и тень на стене прыгнула до потолка. В руке он сжимал длинный железный нож, и темны, как расплавленная сера. - Считай, что ты отдаешь свою силу зауроме, чтобы жить в ней вечно.
      Царь воздвигся над ними, и голод его наполнял пыточную ощутимым биением.
      - Это будешь... ты, - прошептал он, касаясь острием горла Намании. Женщина вздрогнула и крепко зажмурилась. - Жертва, как в древние дни, ради благословения земли.
      Он воздел руки и завел заклинание. Сами стены зарокотали в ответ его голосу. Изомира ощутила, как стягивается ком тьмы, и вертится, вертится, заполняя камеру смерчем силы, прижимавшим девушку к полу.
      Задыхаясь, Изомира шаг за шагом отползала от столба. Царь был заворожен своими чарами; Намания потеряла сознание. Сквозь мощный запах грозы к ноздрям Изомиры пробилась вонь пота и мочи. Нож трепетал у самого горла целительницы.
      Из последних сил Изомира поднялась и бросилась на царя с криком "Нет!".
      Все равно, что биться о стену. Царь даже не дрогнул. Рука его нанесла короткий удар, и девушку отбросило назад. Руку ожгло, и по пальцам потекла кровь. Нож рассек ей предплечье. От боли перехватило дыхание, но стоило девушке всхлипнуть, как ее голосу начал вторить чужой, откликаясь на каждый стон боли довольным вздохом.
      Обернувшись, она увидела за аркой входа белый плащ Лафеома.
      Пыточную кружило, точно в водовороте. Морион втягивал боль Намании, усиливал и расплескивал по стенам. Девушка не могла удержаться на ногах. В ушах звенели крики и рев ветра, по лицу бил воздушный поток.
      Намания издала сдавленный, булькающий всхлип. Блеснул нож, горло целительницы ухмыльнулось кровавой раной; и разрез открылся, и послышался голос:
      - Она совесть твоя, о царь! Убей свою совесть, чтобы она не остановила тебя!
      Обезумев, Изомира вскочила и метнулась вниз, по узкой лестнице, ведущей в сердце подземелья, к шару.
      Ступени пугающе колыхались под ногами. Невидимые, воющие призраки тянулись из темноты, пытаясь удержать. В рассудке Изомиры удерживалась последняя мысль - убежать как можно дальше от царя; и пути к бегству она не видела.
      Тяжело дыша, она влетела в зал и на несколько мгновений застыла, глядя на шар. Тот со стонами вертелся на каменном основании, в муке разбрасывая кровавые искры.
      Призрачный отблеск выхватил изо мрака человечье лицо. Он был здесь; царь Гарнелис потянулся к ней окровавленными руками, и тянулся, даже когда девушка провалилась в беспамятство.
      Элдарета уложили в постель в личных покоях Эльрилла, и накрыли несколькими одеялами из теплой белой шерсти, но он все равно дрожал. Застрявшие в дверях Танфия и Линден озабоченно наблюдали, как Эльрилл и Лийет склоняются над больным, тихо переговариваясь, и поят из кувшина горячим, пахучим травяным настоем. Пещера была просторна, скругленные ее стены жемчужно мерцали. Двое замфераев держали поднос с мазями и повязками, покуда Лийет обрабатывала рану на плече Элдарета.
      - Вы можете идти, - заметил Эльрилл, оглянувшись на Танфию и Линдена.
      - Я хочу быть уверена, что с ним все хорошо, - упрямо возразила Танфия.
      - Так и будет. - Эльрилл отмахнулся от нее, как от надоедливой девчонки.
      Танфия взвилась.
      - Мы его нашли. Он мог умереть там на склоне, если б мы его не заметили и не спасли.
      - Верно, и мы благодарны вам.
      - Я хочу знать, кто он.
      Вождь шаэлаир обратил к ней бесстрастный лик.
      - А если ли вам до него дело?
      - Конечно, - ответила Танфия. - Он мог принести вести из мира.
      Эльрилл поджал губы.
      - Значит, вы заботитесь скорей о себе, чем о его здравии?
      - Заботимся о моей сестре, если вы не забыли.
      - Ох, да пусть остаются, - проговорил Элдарет. Голос его срывался от усталости. - Они меня спасли. Просто они люди, Рилл. Да и я их хочу расспросить.
      - Позже, - твердо ответил Эльрилл. - Когда ты поправишься.
      - Пара часов сна, и я буду в полном... - Элдарет замолк. Озноб унялся, и послышался тихий храп.
      - Значит, это и есть Элдарет, - проговорил Руфрид. - Слышим мы о нем постоянно, только кто он такой?
      Наступил вечер. В огромной пещере мерцали точки светильников. Сквозь стены сочился лунный и звездный свет; прожилки в хрустале мерцали, как застывший дым. Площадки, как перевернутые шляпки грибов, плыли в полумраке. Проходили мимо шаэлаир, собираясь на вечернюю трапезу, и музыканты уже завели свою странную, протяжную песнь, более чем когда-либо трогавшую Танфию до глубины души.
      - Мы не знаем, - прошептала она. - Это мы и хотим выяснить.
      Глаза Линдена сверкнули.
      - Ты понимаешь, что это значит, Руфе? Если он смог добраться сюда - мы сумеем уйти!
      - Да, только ты не особенно радуйся, - отрубил Руфрид. - Зима еще. Ты рассказывал, в каком состоянии вы его приволокли. Коней брать нельзя; по насту им брести еще тяжелей, чем по мягкому снегу.
      - Знаю, но...
      - Тшш! - Танфия ущипнула Руфрида за бедро, пытаясь задушить спор в зародыше. - Эльрилл идет.
      Сидеть одесную Эльрилла гостям дозволялось не за всякой трапезой; обычно их усаживали пониже за столом. Как ни дружелюбны были шаэлаир, к людям они относились свысока. Но в этот раз Силь провела путешественников на места рядом с Эльриллом и Лийет.
      Элдарет уже восседал там, обок вождей шаэлаир. Его переодели в длинные штаны и переливчато-жемчужную рубаху, и хотя бледность еще не сошла с его лица, пришлец явно не делал себе поблажек из-за перенесенных тягот. Танфию это восхитило.
      - А он крепок, - прошептала она.
      - Излучинский, не иначе, - сухо отозвался Руфрид.
      Вокруг расселись любимые спутники Эльрилла - снежно-бледные мужчины и женщины, двигавшиеся с изяществом паутинки. Полдюжины замфераев принесли вино и закуски. Большинство удалилось, но один, к удивлению Танфии, задержался.
      - Сегодня, - заговорил Эльрилл, - как вам известно, из долгого и опасного пути вернулся к нам наш добрый друг Элдарет. Сейчас он готов сообщить нам причину своего прибытия. Орке, - он указал на подземца, останется, ибо мнится нам, что дело касается всех нас. будь то люди, элир или замфераи.
      Элдарет вздохнул и потер шею.
      - Дурные у меня вести. - Он глянула на Танфию и товарищей. - Эльрилл вкратце поведал мне, как вас сюда занесло. Вы пытались отыскать сестру. Полагаю, при вас я могу говорить открыто. Чем больше людей сорвет шоры с глаз, тем лучше.
      То, что случилось с вашей сестрой, происходит, - увы! - всюду, и тысячекрат хуже в самой Парионе и ее окрестностях. Полагаю, царь не остановится перед тем, чтобы забирать стариков и детей, покуда последний из его подданных не сгинет в жерновах проклятой Башни.
      Гарнелис набрал огромную армию, дабы подчинить народ своей воле - что и без того было легче легкого, покуда мы были ему беззаветно верны. Но я поднял небольшое восстание, и за это мен преследуют. Из города мне пришлось бежать, и я объехал всю Авентурию, пытаясь предупредить людей.
      Шаэлаир озабоченно переговаривались. Элдарет осадил их одним взглядом и продолжил:
      - Не думайте, что это лишь людская беда! Я пришел сюда, потому что безопасности нет, и даже Сребренхольм может не остаться в стороне, ежели это безумие будет продолжаться! Гарнелис стремится уничтожить все, что ценил прежде.
      Пальцы Линдена неосознанно стиснули запястье Танфии.
      - Вы приехали из Парионы? - спросил он. - И вы видели... рекрутов?
      Элдарет серьезно глянул на него.
      - Увы. Их морят до смерти непосильным трудом - если раньше несчастных не сгубят несчастье или хворь - но взамен погибшим привозят новых и новых. Город в ужасе. Но царю все неважно, покуда Башня продолжает строиться.
      Линден понурил голову. Танфия старательно сдерживала слезы, обжигавшие глаза и горло, стараясь не сорваться. Руфрид обнял их обоих.
      - Простите уж, - мягко проговорил Элдарет. - Хотел бы я утешить вас, но не могу. В самой Парионе никто не понимал, насколько все худо, пока царь не снес Старый царский театр, чтоб на его месте возвести Башню.
      - Что? - вскрикнула Танфия.
      - Сафаендер поставил пьесу, высмеивавшую царя. Представление вышло дерзкое, язвительное; наиопасное, при том, что мы знаем о состоянии царского рассудка. Но это не повод сносить театр. Здание ведь никого не оскорбляло. И народ Парионы не сотворил ничего, чтобы заслужить подобное бессмысленное разрушение.
      Вот тут Танфия разрыдалась. Ей было безумно стыдно, что при мысли о сестре она смогла скрыть слезы, но по театру плакала навзрыд.
      - А я мечтала посмотреть там классические спектакли. Даже думала - а каково было бы видеть на его сцене пьесу, написанную моей рукой. Нелепость какая. Сказка, я знаю, но я обещала себе - когда-нибудь я отправлюсь в Париону, и встречу всех-всех великих поэтов, и пойду в Старый царский театр. А теперь уже не доведется.
      Элдарет изумленно глянул на нее. Ну вот, еще один не верит, что у простой крестьянки могут быть такие мечты... ну и плевать. Сердце Танфии было разбито.
      - Мне очень жаль, - неловко проговорил он, подавая ей салфетку. Поверьте, многие в городе плакали так же жалостно.
      - И вы ничего не сделали, чтобы спасти театр? - ядовито бросила девушка.
      Угловатое лицо путешественника отвердело. Он раздернул ворот рубахи и показал уродливый багровый шрам на плече.
      - Это я заработал, спасая его. Другие поплатились жизнью, или попали в кандалы. Когда бой был проигран, я смог спасти хотя бы Сафаендера. Я нашел его на развалинах. Он оплакивал там не только погибшие мечты, но и горькое наше бытие.
      - Вы спасли Сафаендера? - воскликнула девушка. - Вы с ним знакомы?
      Элдарет тихонько усмехнулся - чем-то вопрос его развеселил.
      - Знаком.
      - А какой он?
      - Зануда!
      Танфия задохнулась. Как можно быть таким непочтительным?
      - Он, наверное, очень старый?
      - Дряхлый, - ответил Элдарет, раздраженный необходимостью отвечать на уводящие вопросы. - Лет эдак ста тринадцати.
      Девушка пыталась придумать еще вопрос, когда Руфрид толкнул ее в бок:
      - Тан, заткнись! Без толку языком треплешь.
      В кои-то веки она последовала его совету. Потрясенная услышанным, она молча отпила вина.
      - Театры можно отстроить заново, - тяжело промолвил Элдарет. - Увы, ущерб Авентурии глубже. Ходит слух, что Гарнелис предал смерти родного сына, в то время, как его внучка... - Он запнулся. Лицо его оставалось непроницаемо, но жилы на шее вздулись. - ...Его внучка, царевна Гелананфия, утонула в море. Рыбаки говорят, будто видели, как водоворот поглотил ее корабль. Если так, то последним в царском роду остается Венирриен, ныне скрывающийся. Мальчик может быть в большой опасности.
      - Со стороны родного деда? - усомнился Эльрилл.
      - Звучит немыслимо, знаю. Но поверьте - мы видели худшее. И страшней того - говорят, будто царь обратился в вызыванию гауроф, и даже проливал людскую кровь, чтобы настроить себя на темные силы, которые лучше было бы не пробуждать.
      - Гауроф?! - воскликнул вождь. - О глупец!
      - Еще хуже, - вставил Орке. - Ежели он рвет из земли камни без посредства и помощи замфераев, он только бед натворит, что нам и не снилось.
      - Думаешь, ваш царь обратится и против элир? - спросил Лийет.
      Элдарет покачал головой.
      - Не могу сказать.
      - Мы не можем противостоять ему, - произнес Эльрилл. - Нас слишком мало, и мой долг - хранить безопасность Сребренхольма. Мы не желаем ввергать людей и элир в междоусобную войну!
      - Нет, конечно. С его стороны было бы немыслимой глупостью обратиться против своих союзников, но теперь я поверю и в это. Я прошел до самого Сеферета, пытаясь предупредить народ, пока не стало поздно.
      Трое путешественников переглянулись.
      - Мы слышали, - проговорил Руфрид.
      И он принялся рассказывать историю, которую много недель назад они поведали Эльриллу.
      Элдарет слушал внимательно, подперев подбородок ладонью.
      - Бхадрадомен в Ардакрии... - пробормотал он, когда излучинцы закончили. - Хотел бы я сказать, что это стало для меня потрясением. Но госпожа Амитрия поведала мне о них несколько месяцев назад. В этом нет вины Гарнелиса - эту беду он унаследовал. Поселения бхадрадомен, которым дозволено жить на материке, покуда они не выходят за отведенные границы. Они более-менее безвредны...
      - Безвредны? - воскликнул Руфрид. - Мой брат несколько дней болел, едва завидев одного! На него напали, и он чуть не обезумел!
      - Не преувеличивай, - буркнул Линден.
      - И Амитрия показала мне лес с замковой башни, - добавила Танфия. Поселение бхадрадомен похоже на чернильную кляксу, и пятно расползается по лесу. И они преследовали нас, и пытались убить!
      - Погодите, погодите! - Элдарет умиротворяюще поднял руки. - Я хотел сказать, они были безвредны. До меня доходили слухи, что в рекрутском наборе солдаты получают странную помощь, но ваш рассказ - самое отчетливое свидетельство тому.
      - Мне виделась тварь, убившая господина Арана, когда тот нес ваше послание, - вставил Линден. - И эта же тварь убила танфиного дядю.
      - Гхелим, - проронил Элдарет. - Бхадрадомен, запечатлевшие другое существо, которому подражают обликом и повадкой. В данном случае - дра'аку.
      - Боги, да! - вскрикнула Танфия, вспоминая. - Когда тот, в плаще, спорил с Бейном, он требовал Линдена, потому что тот ранил его гхелим! О, богиня...
      Элдарет стиснул виски ладонями. Лицо его побелело.
      - Дела обстоят еще хуже, чем мне думалось. Предупреждения мои пропали втуне, а несчастный господин Аран погиб из-за них.
      - Простите, - пробормотала Танфия. - Похоже, мы принесли друг другу дурные вести.
      - Я изначально подозревал во всем этом руку бхадрадомен. Они ползают в тени, как пауки. Не верится, что все это их работа, но прознай они обо всем, это очень по ним - воспользоваться нашей бедой.
      - Да, - возразил Эльрилл, - будь они сильней. Они могли бы воспользоваться им, но, правду сказать, Девять царств все еще сильны и едины, а пожиратели - обессилены. Они знают, что попытка восстать обернется для них разгромом.
      Элдарет медленно выдохнул.
      - Спасибо тебе, Эльрилл, глас разума. Ты прав. Их вожак - Аажот, или как его там, - не глуп. Он знает, чем кончится для них бунт.
      - Но что-то происходит, - сказал Руфрид. - Мы не можем закрывать глаза.
      - И что же нам делать? - спросила Танфия.
      К ее удивлению Элдарет запрокинул голову и расхохотался. Голос его эхом прокатился по пещере, и музыканты прекратили играть, возмущенно взирая на чужака.
      - Вот в чем вопрос, Танфия!
      - Я одного хочу, - проговорил Линден, - вернуть Изомиру и возвратиться домой.
      - Да. - Элдарет положил руку юноше на плечо. Снова зазвучала музыка, обворожительно-жуткая, как сияющие за хрустальными стенами снега. - Стереть из памяти это неудачное происшествие, и жить дальше, словно ничего не случилось. Но ты не сможешь. Все меняется, и к прежнему возврата нет.
      Изомира пришла в себя на кушетке в палате для игры в метрарх. Голова кружилась; потом возвратилась память, и девушка тревожно вздрогнула.
      Над ней склонился царь, прижимая к ее лбу влажный платок. Девушка шарахнулась; Гарнелис убрал платок. Затем, к полнейшему ее изумлению, он пал на колени рядом с кушеткой, вцепившись в ее руку, и покаянно склонил голову.
      - Прости меня, - прохрипел он. - Умоляю, прости меня. Я не могу заставить себя причинить тебе боль, Изомира. Прошу, не бойся. Я никогда тебя не обижу.
      Она заставила себя поднять взгляд. Его лицо! девушку пронзил ужас - не потому, что государев лик был ужасающ или уродлив, но потому, что этого не было.
      Он изменился. Руки его были чисты, и мантию он сменил на чистую, желтую с серебром, но перемена лежала глубже. Черты лица его разгладились, взгляд стал прям и незамутнен. Скорбные морщины разгладились. Царь словно помолодел, и даже волосы его стали темней и гуще.
      Он снова походил на свой старый портрет - сильный, добрый, невинный.
      -Вы изменились, - прошептала Изомира. - Как?
      - Я ничего не могу поделать. - Голос его был мягок, умоляющ, печален, и в то же время покоен. - Давление... тьма... она копится во мне, пока я в силах ее сдерживать. И прорывается кровопролитьем. Я никому не сознавался в этом, кроме Лафеома. Я не могу сказать царице.
      - Почему вы говорите мне?
      - Не знаю. Ты - другая.
      - Мне нечего сказать вам. Вы убили Наманию.
      - Но их жизненные силы не пропадают. Они питают заурому, как поддерживают и меня. Царь, заурома, земля - мы неразделимы.
      - И Лафеома. Я видела, как он впитывает силу. И он ухмылялся.
      - Пойми, прошу. Я не хочу творить это. Мне ненавистна погибель. Но я ничего не могу сделать. Это единственный способ, последняя моя надежда. Прости меня, Изомира. Умоляю.
      Глаза его - нежные, ясные, прекрасные - молили "люби меня". И самым ужасным было, что ей и вправду мучительно хотелось любить его, как царя, как мужчину... но она не могла. Изомира отвернулась, и расплакалась от потрясения и отчаяния.
      - Я не могу простить тебя! Если оно ненавистно тебе - прекрати! Это жестоко, мерзко, отвратительно!
      - Я знаю, - ответил царь. - Но я не вижу выхода. - Он коснулся ее раны. - Я ранил тебя; прости. Позову кого-нибудь перевязать рану.
      - Кого? -жестоко спросила она.
      Гарнелис вроде бы смутился.
      - Есть и другие лекари.
      - Пока ты не погубил их всех. Зачем ты стремишься погубить всю Авентурию?
      Царь сморгнул. Прежнее хищное его воплощение Изомира находила едва ль не более привлекательным, чем нынешнее, безумно спокойное. Ей подумалось, что он не желает отвечать. Но потом царь проговорил:
      - Нет света без тьмы. Нет жизни без борьбы. Мы обожрались миром, и нас следует напомнить, что жизнь бесцельна, если не сражаешься за нее зубами и когтями. Это станет моим наследством Авентурии.
      Через два дня после прибытия Элдарета задул очередной буран, разрушив надежды Линдена на скорый уход. Руфрид начинал понимать брата. Появление странника нарушило его благостное бытие в Сребренхольме, заразив жаждой действия. Юноше казалось, что он заключен в хрустальном пузыре, покуда снаружи рушится мир.
      Танфия ощущала то же самое - это Руфрид знал. Вечерами, лежа бок о бок, они строили планы на следующую часть пути - других тем для беседы у них не осталось. Предвкушение дороги не сводило их вместе, как можно было подумать, а разделяло. Они любились страстно, как прежде, но Танфия была словно не вполне с ним: телом - да, даже чувствами, но не мыслями. Глаза его не останавливались на лице Руфрида, но смотрели куда-то выше, и дальше.
      Излучинцы принялись заранее готовиться в дорогу, чтобы выйти, как только погода установится. Вычистили и промаслили упряжь, перебрали дорожные мешки, сложили оружие и дорожную одежду.
      Руфриду, несмотря на его всегдашнюю подозрительность, Элдарет понравился. Странник был прям и грубоват; а еще он первый понял цель их странствия и хотел помочь. Был он вдвое старше любого из троих путешественников, и в его опыте и мудрости было что-то умиротворяющее.
      Вместе с ними Элдарет упражнялся на мечах, проклиная отвыкшие руки и неизменно побеждая. По вечерам вместе с ними он трапезовал, развлекая излучинцев рассказами о Парионе и дальних краях.
      - Честно сказать, - говорил Элдарет, - я не вижу большой надежды на ваш успех. О, ваша Изомира может быть еще жива - если вам поверить, она молода и здорова. Но уводить ее вам придется силой, а вот это почти невозможно. Скорей вас схватят и принудят работать с ней рядом.
      - Лучше так, - буркнул Линден, - чем никогда ее не видеть.
      - Знаю, парень. - Элдарет хлопнула его по плечу. - Но тебя могут отправить на рудник за многие мили от нее, или забрать в армию... а то и зарубить при попытке освободить ее. Это в том случае, если вы вообще ее отыщете! Я бы присоветовал вам возвращаться домой. Да разве ж вы послушаете?
      - Нет, - ответила Танфия, прежде чем Линден промолвил хоть слово. Никогда в жизни.
      - Пойдете с нами? - спросил Руфрид.
      - Не до конца. Со мной одна загвоздка - ежели меня заметят в Парионе, я, считайте, покойник. Куда мне податься - пока не знаю, всюду - труба! Если б моему горю пришел конец, то и ваша сестра, и все, ей подобные, оказались бы на свободе!
      Дни становились все длинней, снежные бури сменялись теплыми ветрами. Через три недели после появления Элдарета разведчики-шаэлаир принесли весть, что перевал, наконец, проходим.
      - Хотя и с трудом, - предупредил Элдарет. - Надо опасаться и запоздалых буранов, и лавин.
      - И плевать! - заявил Линден. - Мы и так здесь уже достаточно проторчали.
      Выйти решили на другой же день. Покуда Танфия и Линден спустились в конюшню, в последний раз перебрать пожитки, Руфрид с Элдаретом отправились посидеть у обзорного окна над воротами. Хрустальную плиту застил иней, да и снаружи, кроме снежной белизны, смотреть было не на что. Тропу расчистили, но по склонам долины еще лежали смерзшиеся сугробы.
      - Эльрилл, конечно, холоден как рыба, но, надеюсь, он принял вас радушно, - заметил Элдарет.
      - После того недоразумения в начале... да мы без него померли бы, ответил Руфрид. - И здесь мы научились такому, чего бы иначе никак не узнали.
      - Например?
      - На мечах драться. Забавно - я-то думал, что элиры такие мирные.
      - Да, а еще очень предусмотрительные. Они знали, что нам это пригодится.
      По Сребренхольму раскатился, заставив обоих вздрогнуть, звенящий гром.
      - Это еще что такое? - воскликнул Руфрид.
      - В дверь постучали, - ответил Элдарет, протирая окно рукавом.
      Глянув вниз, Руфрид увидал у ворот двоих мужчин в темно-зеленых плащах.
      - Боги! Кого еще принесло? Они не элиры?
      Вскочив, они оглянулись на уступ у входа в туннель, как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое шаэлаир отодвигают тяжелый створ. Навстречу раскрасневшимся с мороза пришельцам по коридору спускался сам Эльрилл.
      - Мы явились по указу царя Гарнелиса и его воеводы Граннена, - изрек один. - Мы ищем Эльрилла, властителя шаэлаир.
      - Я Эльрилл. Чем могу помочь?
      - Мы полагаем, что вы укрываете некоего Элдарета, разыскиваемого за преступления против Авентурии.
      Руфрид покосился на Элдарета; лицо старшего мужчины было мрачно. Юноша потянулся за луком, но Элдарет удержал его.
      - Боюсь, вы ошиблись, - холодно отмолвил Эльрилл. - Здесь нет никакого Элдарета.
      - Также мы ищем троих людей, женщину и двоих мужчин, разыскиваемых за попытку убийства регистата скальдского, за ослушание государеву указу и иные преступления.
      Руфрид задохнулся. Кто мог выдать их? Каламис? Да нет же!
      - Опять-таки, эти люди мне неведомы.
      - Нет смысла защищать их, владыка Эльрилл, - проговорил старшой. Выдайте их. Мы даем вам возможность сделать это по доброй воле.
      - Я не могу сделать это по доброй воле, ибо здесь их нет.
      - Если вы не подчинитесь, мы возьмем Элдарета и прочих силой.
      Покуда шел спор, Руфрид заметил две вещи. За спинами пришельцев те же двое шаэлаир тихонько задвигали створ. А снаружи долину заполняли, становясь строем за воротами, солдаты. Их фигурки чернели на снегу, как муравьи.
      - Силой? - переспросил Эльрилл. - Я полагал, что ваш царь друг элирам.
      - Царь ищет ссоры с Элдаретом, не с вами.
      - Тем не менее, если вы примените силу, мы будем считать это нападением. Этого ли желает ваш царь? Разорвать наш союз?
      - Избавите меня от лживых речей! - Старшой и его спутник обнажили мечи.
      В тот же миг ворота с грохотом затворились, и из потайных бойниц вылетело с полдюжины элирских стрел. Солдат, вскрикнув, упал.
      Руфрид тоже спустил тетиву. Его стрела вонзилась старшому в плечо; тот поднял изумленный взгляд, да так и завалился на спину. Стрела Руфрида была не единственной.
      Элдарет выругался.
      Эльрилл взбежал по лестнице на смотровую площадку. За ним торопились восемь вооруженных шаэлаир. Элдарет встал навстречу элирскому вождю; мгновение они буравили друг друга взглядами, потом вместе обернулись к хрустальному окну.
      Внизу, в долине, к дверям приближались добрых шесть десятков солдат. Элирские лучники занимали места на уступе, или протискивались в незаметные ниши в камне.
      - Можно ли отворить двери снаружи? - спросил Элдарет.
      - Нет, - разве только они принесли с собою тарана или пороки, если б такое приспособление можно было затащить в горы. И все же здесь для вас более небезопасно, - ответил Эльрилл.
      - Это вы из-за нас в опасности, - поправил Элдарет. - Прости, друг мой. я бы не стал по своей воле навлекать на вас беду.
      - Не думаю, что им нужен таран, - прервал его Руфрид. - Смотрите!
      Солдаты вбивали в каменную дверь железные костыли, взбираясь с их помощью все выше, чтобы закрепить на верхушке двери крюк с прицепленной веревкой.
      - Они хотят выворотить дверь, - проговорил Элдарет. - Получится?
      - Боюсь, что да, - ответил Эльрилл. - Это займет у них немало времени, но дверь не настолько крепка, чтобы ее нельзя было одолеть.
      Он обернулся и бросил своим спутникам несколько слов на наречии шаэлаир.
      Четверо стройных мужчин, и столько же женщин, враз нырнули в узкие ходы проточенные в полупрозрачном камне. Руфрид только теперь заметил эти отверстия.
      - Дайте мне помочь им! - Руфрид вскочил, сжимая лук. Сердце его колотилось.
      - Сядь, - одернул его Эльрилл. - Эти ходы для тебя слишком узки. А мои бойцы не для того выходят, чтобы барахтаться в снегу с копьями и стрелами, изображая мишени.
      Шаэлаир были почти невидимы на снегу. Вот они взбежали по склонам долины - четверо по одну сторону, четверо по другую - и скрылись от взора за гребнями.
      Покуда Руфрид высматривал элиров, прибежали запыхавшиеся Танфия с Линденом.
      - Что случилось? - спросила девушка. - Шаэлаир все помчались сюда, с луками, с мечами...
      - Это пришли по наши души, - проронил Элдарет.
      Они с Руфридом пересказали, чему стали свидетелями. Солдаты внизу закрепили на двери несколько крюков и пропустили через них канат. Отряд выстроился клином, и налег на веревку.
      Дверь заскрежетала. Изнутри, вдоль покатых стен, за камнями, таились вооруженные шаэлаир. Танфия и Линден, побледнев, обнажили мечи. Руфрид же упивался восторгом опасности.
      И тут у него заболели уши.
      Он ощутил звук прежде, чем услыхал: тонкое, пронзительное зудение. Шум становился все громче, распадаясь на несколько звонких, мучительно неладных нот, сплетавших дребезжащие гармоники.
      - Что это? - тревожно вскрикнула Танфия.
      - Смотри! - воскликнул Руфрид.
      На гребнях склонов долины стояли шаэлаир. И они пели. Бледные фигурки на фоне серого неба нельзя было б и различить, если б каждый не сиял звездой. Раскинув руки, каждый из них тянул свою оглушающую, жуткую ноту.
      И словно в ответ раздался громовой треск. По всему склону наст ломался и огромными плитами соскальзывал, ломая нижележащие пласты, все быстрей и быстрей, покуда снег не потек рекой, и мягкий рокот не заглушил даже элирской песни.
      - О, нет! - Танфия вцепилась в плечо Руфрида.
      Солдаты начали озираться, тревожно вскрикивать, показывать пальцами; бросив канаты, они кинулись прочь из долины - поздно. Обогнать лавину не удалось никому. Снежный поток затопил дно долины, погребая под собой солдат.
      Руфрид и его товарищи взирали на эту сцену с немым ужасом.
      Когда все закончилось, снег заполнил долину до уровня смотрового окна. Свободный осталась лишь узкая полоска хрусталя под потолком пещеры. Эльрилл приподнялся на цыпочки, чтобы выглянуть.
      Стояла мертвая тишина.
      - Мог там кто-то уцелеть? - спросила, наконец, Танфия.
      Эльрилл обернулся к ней. Потрясение отражалось на его лице, но голос оставался спокоен.
      - Едва ли. Снег течет, как вода, но стоит лавине остановиться, он под собственной тяжестью слеживается в камень.
      - А... а ваши люди в порядке?
      - Они были выше лавины. Я видел, как они возвращаются. Кроме того, они, в отличие от людей, могут при нужде плыть в толще любых снегов.
      Привстав на цыпочки, Руфрид увидал, как восемь шаэлаир бегом возвращаются к Сребренхольму, скользя, точно призраки, по снежному полю, лежавшему на уровне его глаз. Танфию гибель стольких людей потрясла; юношу, пожалуй, тоже, но к собственному стыду облегчение его оказалось куда сильнее.
      - Значит, выход перекрыт, - сообразила девушка.
      - И отсюда нет другого выхода? - тревожно поинтересовался Линден.
      Эльрилл покачал головой.
      - Завал стает нескоро.
      - Как же нам выбраться?
      В этот момент из тайного хода начал протискиваться первый певец. Чтобы вернуться, шаэлаир пришлось, верно, прокопать несколько локтей снега. Линден покосился на брата, но тот помотал головой.
      - Даже не думай. Застрянем. И что делать с лошадьми?
      Певец, молодой элир, распрямился, стряхивая с одежды снег.
      - Даже сумей вы воспользоваться этим проходом, - заметил он, - я бы не советовал. В горах ходят людские солдаты. Мы видели отряды дальше в долине.
      - Дионовы ятра! - ругнулся Элдарет. - Эльрилл, прости, что я навлек на тебя столько бед.
      Вождь шаэлаир коснулся плеча друга.
      - Не знал я, что ты так опасен. Я почти впечатлен! Что ж, покуда они не войдут. А у нас есть и другие пути заставить горы извергнуть их.
      - И все же мне следует уйти. Руфриду и его товарищам стоило бы пойти со мной.
      - Да уж сзади не останемся! - запальчиво бросил Линден.
      - Но как? - спросил Руфрид.
      Элдарет и Эльрилл переглянулись. Шаэлаир покачал головой, скорей печально, чем отрицательно.
      - Я бы хотел отговорить вас. Но выбора перед вами нет; оставаться здесь опасно, и хоть я люблю тебя, как брата, я бы не хотел подвергать свой народ осаде, чтобы защитить тебя.
      - Я и не ожидал этого. - Странник с печальным видом коротко стиснул плечо Эльрилла, потом обернулся к троим излучинцам.
      - Есть путь, - сказал он. - Но он опасен. Нам придется идти через подземелье, царством лазурных замфераев.
      Глава восемнадцатая. Лазурные замфераи
      Элдарет провел троих путешественников в самые глубокие переходы Сребренхольма, темными коридорами, куда излучинцы до сих пор не забредали. Зарянка спокойно ступала за Танфией; Руфрид с Ястребком шли впереди, Линден с Зимородком замыкали шествие. Несмотря на проведенную в стойле зиму, благодаря стараниям элиров кони были в неплохой форме.
      Одежды путников представляли собой странную смесь - куртки, штаны и башмаки, захваченные из Излучинки поверх мягких элирских сорочек, и старые теплые плащи. Одежду из Луин Сефера, вычищенные и заштопанные, покоились в седельных сумах. Перед уходом Эльрилл подарил каждому из путников по элирскому мечу.
      Странно было прощаться с шаэлаир. Танфия по очереди расцеловала Силь, Лийет, Телиелла, Альраэна, даже предательницу Метию, чувствуя, что не стала ближе к ним ни на волос. Эльрилл сам поцеловал ей руку, одарив на прощание все тем же отстраненным, опасливым, взглядом. Метия на прощание так крепко прижалась к Руфриду, что Танфии это не слишком понравилось, но это было, в конце концов, расставание. Душа же девушки рвалась остаться; притягивали тайны, по поверхности которых она едва скользнула.
      Эльрилл настоял, чтобы в путешествии по глубинным туннелям их сопровождал замферай. Им оказался Орке, тот карла, что принимал участие в совете в день появления Элдарета. Замферай оказался остер умом и на язык. Кожа его отливала оловом, из-под копны черных волос сверкали огромные темные глаза. Ему единственному не нужен был свет, чтобы находить дорогу. Остальные прихватили с собой фонарики, и радовались этому тем больше, чем мрачней и глубже становились переходы.
      - Долго ли нам идти? - поинтересовался Руфрид.
      - В один день уложимся, - отозвался Орке. - И выйдем уже в предгорьях.
      - Не дождусь, когда увижу дерево! - воскликнула Танфия. - Хоть листочек, хоть травинку!
      Заведя путников в тупик, Орке приостановился, и вытащил из кармана палочку глянцевого молочного хрусталя. Он указал ею на стену, и с острия струйкой потек сияющий туман, омывая голый камень. Подземец несколько раз взмахнул палочкой на манер малярной кисти, и под воздействием тумана в стене прорезалась светящаяся черта, обрисовавшая дверь. Орке толкнул ее, и каменная плита провернулась вокруг отвесной оси, открывая два узких прохода. За дверью царила непроглядная тьма. Танфия с Линденом тревожно переглянулись, когда Орке поманил их.
      - Добро пожаловать в царство лазурных замфераев, - объявил подземец.
      - Ты вот так просто прорезал дверь? - спросила Танфия.
      - Нет. - Орке покрутил палочку в руке и ловко спрятал за пазуху. - Это был ключ.
      Идти пришлось гуськом. Кони не хотели заходить в темноту, фыркали и упирались, но стоило Линдену с Зимородком миновать дверь, как та затворилась сама собою, отрезая путников от Сребренхольма. Элдарет поднял лампу, и та озарила темные, бугристые стены, и неровный, скользкий пол, испещренный буграми и трещинами.
      - Кони норовиться станут, - вздохнул Линден. - А тут вправду пройти можно?
      - Конечно, - ответил Элдарет. - Я бывал здесь раньше, хоть и давненько. Найдутся достаточно широкие и высокие проходы. Пойдем осторожно, и все будет в порядке.
      - Тогда в чем опасность? - спросила Танфия.
      - Наши родичи, лазурные замфераи, - ответил Орке, - отреклись от нашего решения сотрудничать с шаэлаир. Но обычно они скрываются в глубинах.
      - Так что опасности нет, если не терять головы, - заключил Элдарет, и прокашлялся.
      Вдали от согреваемого подземным жаром Сребренхольма быстро становилось пронзительно холодно. Дыхание повисало в воздухе облачками пара. Стены в светел фонарей отблескивали, точно каменный уголь, а пол уходил все ниже и ниже.
      Несколько часов, показавшихся Танфии томительными и бесконечно долгими, путники уверенно продвигались в лабиринте проходов. Странные выбоины в стенах отмечали места, где, по словам Орке, находились бережно извлеченные самоцветы. Танфии эти шрамы земли казались чем-то более зловещим и значимым, вроде букв незнакомого письма. Она старательно подавляла в себе ужас перед тесными подземельями, чтобы, оглянувшись, увидеть его отпечаток на лицах Руфрида и Линдена.
      Путники устроили краткий привал, чтобы перекусить. В недрах горы царила гулкая тишь, давившая каменной, неимоверной тяжестью, непроницаемо черной, обсидианово-зеркальной. Никому не хотелось здесь задерживаться. Вскоре после того, как они вновь пустились в дорогу, тоннель вывел их на уступ в стене некоей огромной пещеры.
      - В колонну по одному, - спокойно скомандовал Элдарет. - Места хватит.
      Никто не смог устоять перед искушением заглянуть в бездну. В черноте не было видно совершенно ничего. Лишь в самой глубине, так далеко, что Танфия усомнилась, не обманывают ли ее глаза, теплилось смутное пурпурное мерцание.
      За уступом коридор стал шире и ровней, и путники ускорили шаг. Руфрид шел первым, Орке для лучшего обзора взгромоздился Ястребку в седло. Настроение у всех поднялось, послышались даже шутки, и смех Элдарета гулко отзывался под сводами туннеля.
      - Тш! - зло прикрикнул на них Орке. - Они не позволят нам пройти с миром, если вы обидите их!
      И тут же проход свернул направо, резко сузившись. Завернув за угол, путники с ужасом увидали, что проход перекрыт. Преграда походила на гору крупной обкатанной гальки, завалившую проход до самого потолка. Черные камешки отливали каким-то маслянистым, радужным блеском. Зарянка вскинула голову и попятилась.
      - Плохо, - прошептал Линден. - Оно нас не пропустит.
      Танфию захлестнула волна враждебности, такая мощная, что ее уловил не один только Линден. Девушка попыталась успокоить кобылку.
      - Дионовы ятра! - процедил Элдарет. - Другой дороги я не знаю. А она есть, Орке?
      Замферай промолчал, мрачно взирая на преграду.
      - А проломиться нельзя? - спросил Руфрид.
      - Не надо! - вскрикнул Линден, но брат пропустил его слова мимо ушей.
      - Камни лежат свободно...
      Перекинув поводья Ястребка Танфии, он шагнул к стене и потянул из нее камушек.
      - Нет! - запоздалым хором крикнули Орке и Элдарет.
      Маслянистый блеск всплеснулся, словно кулаком отбросив юношу к ногам Танфии. Зарянка и Ястребок шарахнулись. Когда девушка сумела, наконец, справиться с ними - одной рукой сражаясь с лошадьми, а другой с фонарем она кинулась к Руфриду. Тот, постанывая, свернулся калачиком.
      - Он живой? - тревожно спросил Линден, с трудом удерживая Зимородка.
      - Живой-живой, - проскрежетал Руфрид, опираясь на руку Танфии и тяжело вставая. - Боги, в меня словно булыжником швырнули.
      - Теперь вы понимаете, почему мы не в силах снести преграду, объяснил Орке. - Лазурные замфераи решили все же с нами позабавиться. Есть и другие пути, но кони пройдут только одним. Это намного дальше, придется возвращаться уже пройденной дорогой, и спускаться в нижние уровни.
      - О нет, - вздохнула Танфия. - Я уже ненавижу это место. Насколько именно дальше?
      Орке не ответил. Развернувшись, он повел отряд обратно, но вскоре свернул в боковой проход, такой узкий, что невозможно было даже идти обок коней.
      - Если это снова окажется тупик, - негромко проговори Линден, - мы едва ли сможем вывести обратно коней. Им негде будет развернуться.
      - Идем как шли, - спокойно проговорил Элдарет.
      - Но здесь таится что-то ужасное! Боль... как вы не чувствуете?
      - Линден, помолчи, умоляю! - пробормотала Танфия. - Перепугав нас до смерти, ты нам ничем не поможешь!
      - Я так понимаю, этим лазурным замфераям ты не по сердцу, Орке? спросил Руфрид. - Я-то думал, вы один народ.
      - Мы из разных племен, живущих на разных уровнях горы. Когда-то мы были друзьями, покуда не пришли шаэлаир. Лазурные ненавидят мой народ за то, что мы помогли им. Продались им в рабство - так они это называют.
      - А это правда? - изумленно спросила Танфия.
      - Этот вопрос, - уничижительным тоном откликнулся Орке, - едва заслуживает ответа. Мы трудимся ради шаэлаир из дружбы. Ради своего удовольствия мы создали для них Сребренхольм, и мы знаем - без нас им не прожить. За это шаэлаир уважают нас. Но наши родичи упорно считают, что мы унизили себя. Дикари!
      Последнее слово отозвалось в темноте словно бы эхом сотни слабых голосов. Путники нервно оглянулись. Что-то кольнуло лодыжку Танфии, точно розовый шип. "Ой!" - воскликнул Руфрид, - "Что за!..", - и вдруг Зарянка словно обезумела, вставая на дыбы и шарахаясь в тесном переходе. Танфия изо всех сил вцепилась в поводья, чтобы глупая скотина не расшибла голову о потолок. Колени и бедра ее кололо, точно крохотными копьями. В рту у девушки пересохло от натуги и страха.
      Танфия пнула наугад, ее пятка столкнулась с чем-то - чем-то живым, оно охнуло. В неверном мерцании фонарей девушка увидала мечущуюся под копытами Ястребка фигурку, прежде чем та пропала, растаяв в камне. Донесся взрыв щебечущего смеха, и тишина.
      - Они здесь, - проговорил Орке, оглядываясь. Танфия увидела в его черных глазищах ужас. Девушка нагнулась осмотреть ноги Зарянки, и на передней бабке нащупала мокрое пятно. В свете фонаря пальцы ее оказались красны от крови.
      - Не останавливайтесь! - прикрикнул Элдарет. - Они пытаются нас сбить с толку, и все.
      Туннель расширился немного, но уходил все глубже вниз. Танфия потеряла счет времени, ей казалось, что они спускаются к самому сердцу земли, и не выйдут уже никогда. Кони пугливо жались к людям. Девушка едва сдерживалась, чтобы не обругать Элдарета вслух за то, что странник потащил в эти подземелья лошадей.
      - Этой дороги я не знаю, - прошептал Орке. - Они все переменили!
      Потянуло ледяным сквозняком, и через сорок шагов путники вышли в пещеру неимоверных размеров.
      Стены и потолок пламенели тусклым лиловым огнем, потолок скрывала тьма. Танфия вглядывалась в стены, пока не заныли глаза, изучая каждый локоть, но не могла различить ни единого выхода, кроме того, которым они пришли. В нескольких сотнях локтей над головой смутно виднелся уступ, которым они прошли - казалось, то было годы назад. Путники стояли на дне провала.
      И пещера звенела от скопившихся в ней земных сил. Под поверхностью камня трепетали смутные огни, заставляя болеть глаза. Дрожь проникала в тело, и эхо приносило странные звуки, словно кто-то вдалеке стонал и всхлипывал от боли.
      Линден цеплялся за шею Зимородка, не то защищая его, не то прячась за ним.
      - Что это за место? - воскликнул Элдарет. - Что случилось?
      Орке не ответил. Он скорчился в седле, обхватив голову руками. Танфии пришло в голову, что уж если она ощутила мрачную силу этого места, чувствительному замфераю пришлось, верно, во сто крат хуже. Оно шагнула к Орке, желая утешить его, и не зная, как.
      - Тебе бы следовало знать ответ на свой вопрос, человек, - послышался пронзительный голосок.
      Они выступали из теней, из самого камня, по всей пещере - мужчины и женщины, крохотные и суровые. Кожа их, как и у Орке, отливала темным серебром, но волосы падали на плечи длинными лохмами, и в их черноте просверкивали синие пряди. На плечах, на поясах висели отломки кристаллов. Лица замфераев были изрисованы ломаными черными чертами, остренькие зубы обнажались в ухмылках.
      -Я не знаю, - ответил Элдарет, - или не спрашивал бы.
      Говоривший - жилистый замферай, казавшийся неимоверно сильным для своего роста, - выступил вперед.
      - Как осмеливаетесь вы ступать по нашему царству?
      Глаза его покойными черными прудами глядели с морщинистого личика, волосы ниспадали до лопаток смоляным, лазурным и бирюзовым водопадом.
      - Наше единственное желание, - ответил Элдарет, - пройти через горы. Мы приносим извинения за то, что нарушили ваши пределы, и не поступили бы так, не приди величайшая нужда. Мы не желаем вам зла, и не причиним его. Пропустите нас, прошу.
      - Нет. - Говорящий указал на Орке. - Одно из ваших преступлений состоит в том, что вы привели к нам это.
      - Это ваш сородич, - мягко напомнил Элдарет. - И наш проводник.
      - Он предатель. Но худшее ваше преступление, человек- вот! - Замферай обвел взглядом пещеру. - Даже вы, тупейшие из живущих, должны чувствовать боль самой земли!
      - Да, мы чувствуем, - согласилась Танфия, - но вы не можете винить в этом нас! Мы ничего не знаем об этом!
      - Или вам неведомо, отчего скорбят роф камней?
      Орке выпрямился и встал на седло Ястребка, испепеляя противника взглядом.
      - Они не понимают, о чем ты ведешь речь, Враноф. А ты знаешь, что никто из нас не причинил вашему племени зла. пропусти нас.
      - А как они нас остановят? - поинтересовался Руфрид. - Будь разумен, Враноф, или как тебя там. В бою у вас нет против нас шанса. Сражаться с великанами вам не под силу.
      Враноф набычился от гнева.
      - Ты забыл, что это наше царство! Вы владеете луками и мечами. Мы владеем камнями, подземными реками и потайным огнем. Но мы можем решить наш спор честно, если вы согласитесь. Победите нашего бойца - и вы свободны. Нет - вы останетесь здесь... до самой своей смерти.
      - С тобой буду драться я, - воскликнул Орке.
      Спрыгнув с Ястребка, он встал перед Вранофом. Рядом с величественным вождем он казался маленьким, тусклым, ничтожным. Кто-то из замфераев бросил ему копье, и двое поединщиков вышли на середину пещеры.
      - Вот нелепица! - бросил в сердцах Руфрид, но Элдарет положил руку ему на плечо.
      - Так должно быть. Я говорил - дело в раздорах между замфераями.
      Танфия и ее товарищи тревожно следили, как кружат карлы-поединщики, легонько покачиваясь на пятках. Потом они сошлись. Удары и нырки следовали так быстро, что девушка едва могла уследить за мельканием наконечников. Стены вспыхнули лиловым огнем, превращая поединок в сцену из театра теней. Бойцы скрестили копья, напирая, пытаясь сбить друг друга с ног, потом разошлись в вихре ударов, уколов, отходов. Кто-то вскрикнул, и Орке упал.
      Кровь текла из пробитой груди замферая. Победитель стоял над ним, воздев копье для смертельного удара, и волосы его разметались синим пламенем.
      Танфия зажала рот. Орке был ей почти незнаком, но смотреть на его гибель было свыше его сил. Девушка шагнула вперед, но Элдарет удержал ее.
      Тишина звенела нестройными стонами камней. Враноф обернулся к путникам. Личико его исказилось торжеством.
      - Победа за нами! - провозгласил он.
      Он отступил, и положил копье на плечи. Орке откатился в сторону, и остался лежать, кривясь от боли. У Танфии перехватило дыхание; ей вспомнился Зырка, которого ей пришлось бросить умирающим.
      - На этот раз я пощажу побежденного, - проговорил Враноф. - Но он проиграл, и вы останетесь здесь.
      - Что за глупость! - вспылил Руфрид. - Вам нас не удержать. Говорите что хотите, а над нами вам верх не взять. Хватит, кровь вы пролили. Или этой платы мало?
      Враноф помрачнел.
      - Вы дали слово.
      - Я никакого слова не давал!
      - Вы повторяете вызов?
      Элдарет мотал головой. но Руфрид выпалил:
      - Да!
      - Это будет нечестный бой.
      - Ну и ладно, - огрызнулся Руфрид. - Я попадаю и по мелким мишеням.
      Он поднял лук и приладил стрелу.
      - Ладно? - Враноф хохотнул. - Пускай. Я имел в виду, что нечестно будет по отношению к вам.
      Запрокинув голову, он исторг из себя единственный резкий слог.
      Пещера содрогнулась. Часть стены отделилась, выламываясь из каменной толщи. Фигура походила на уродливого великана; башка вырастала прямо из плеч, руки и ноги походили на окаменевшие стволы. Ожившая статуя из темного кровавика возвышалась над людьми, слепо озираясь. Вместо кулаков у нее были валуны. Фигура, как и породившие ее стены, излучала слепящую боль.
      - Боги! - вскричал Элдарет. - Умбароф! Что вы натворили!
      - Во имя Брейиды, что это? - пробормотал Руфрид.
      Синеволосые замфераи жались к стенам, когда каменное чудовище проходило мимо. Руфрид пустил стрелу, но та отскочила от непробиваемой туши.
      - Назад в проход! - приказал Элдарет.
      Линден уже тащил за собой Зимородка и Ястребка, но перепуганные кони упирались. Каменные кулаки мотнулись в сторону Элдарета.
      Странник перекатом ушел от удара, но тварь обернулась, устремив свое внимание на Танфию. Хрустальный шар, влепленный посреди каменной башки, светился, точно огромный пурпурный глаз. Девушка застыла. Исходившая от чудовища мучительная сила вдавливала ее в пол, точно каменная лавина...
      Одной рукой удерживая перепуганную Зарянку, девушка потянулась к внутреннему карману. Пальцы ее сами нашарили элирский клинок, вцепились в ножны и протянули чародейное оружие навершием к умбарофу. Сияние опала обжигало глаза. И, к изумлению Танфии, громоздкое создание замерло на полушаге, завороженное самоцветом, будто дитя - ярким камушком.
      - Убери! - взвизгнул Враноф.
      Танфия с растущей уверенностью повела перед собой мнелиром.
      - Отходите в туннель, - бросила она своим спутникам. -Я удержу его, сколько сумею.
      - Убери! - яростно всхлипнул Враноф, и ринулся к ней, проскочив между колонноподобных ног ожившего идола. Карла подпрыгнул, пытаясь выдернуть нож из ее рук, и девушка подняла клинок повыше.
      - Нет, - твердо заявила она.
      Тварь завороженно следила за движениями самоцвета.
      - Не ради нас, дуреха! Ради самого камня! Пока ты трясешь им, самоцвет впитает порченую силу этих мест, и будет осквернен!
      - Ты меня дуришь, - с мрачным убеждением заявила Танфия.
      - Нет, - ответил воин. - Во имя лироф!
      Он это всерьез, поняла девушка, осознавая, что благо единственного, неповторимого самоцвета для Вранофа дороже всего на свете. И словно в ответ камень полыхнул ярче.
      - Ты неправ, - ответила она. - Это элирский камень. В нем слишком много собственной силы, чтобы впитывать заемную. Но я спрячу его, если ты отзовешь свое чудовище и пропустишь нас, Враноф! Прошу тебя - ты уже вдосталь поглумился, ты победил Орке. Ты можешь удерживать нас здесь до скончания века - но если мы порубим вас элирскими клинками, кто из нас окажется в прибытке?
      - Как видите, - заметил Элдарет, вставая радом с ней, - мои спутники даже вас способны переупрямить. Вы победили, и немного милосердия вас не опозорит.
      Линден ласковыми словами исхитрился успокоить коней.
      Враноф в гневе стукнул в каменный пол древком копьеца, потом гордо вздернул голову.
      - Хорошо, - промолвил он. - Ваши слова мудры. Спрячьте свой камень-лироф. Он драгоценней, чем вы в силах представить. Вы свободны.
      От облегчения Танфия едва не рухнула на месте. Враноф изрек иное слово, и умбароф враз лишился жизни. Свет в его глазу погас. Девушка осторожно убрала нож, поглядывая на каменного зверя; но тот был бездвижен, точно уродливый нарост на полу.
      - Я им не доверяю, - буркнул Руфрид.
      - А придется, - ответил Элдарет. - Смотри.
      Там, где отделился от стены умбароф, зияла дыра - проход в скрытый дотоле туннель.
      - Идемте, - бросил Враноф, маня путешественников из-за каменных ножищ умбарофа, и они по одному двинулись к выходу.
      Танфия глянула на Орке. Раненый подземец лежал там, где оставил его Враноф.
      - Мы не можем оставить его!
      Орке слабо отмахнулся от нее.
      - Иди. Чести средь замфераев не понять людям. Уходите!
      -Они станут ходить за ним, и вернут к его народу, - объяснил Элдарет. - Кто знает, может, этим завершится их давняя вражда?
      - Сюда, - резко скомандовал Враноф, поджидавший путников у новооткрывшегося прохода.
      По одному, ведя коней в поводу, они входили в туннель, и карла-воитель повел их во тьму.
      - Ты что надумал? - спросил его Руфрид.
      - Вам по-прежнему нужен проводник, чтобы найти выход из нашего царства. Я ранил вашего спутника, и должен занять его место.
      - Не стоит.
      - Дело не в том, "стоит" или "не стоит", - отозвался замферай. - Это мой долг и моя судьба - заменить вашего друга. Никто не победил, и нет побежденных. Потому я объявляю перемирие между моим родом и вашим.
      - Ну, тут я спорить не стану. -Элдарет удивленно покосился на Вранофа. - И проводник нам был бы очень кстати.
      - Пусть это будет знаком дружбы. В ответ я прошу лишь, чтобы вы увидели - и осознали - кое-что. И увидели это обязательно.
      - Похоже на ловушку, - опасливо пробурчал Руфрид.
      - Нет. Вы поймете сами.
      Стоило им вступить под низкие своды туннеля, тоска и боль, мучившие их в пещере, усилились стократ. Стены щетинились бурыми кристальными иглами, сплетавшимися в немой муке. Вспыхивали в хрустале тревожные огоньки, пробегали змейками вдоль прохода - мелькнут и исчезнут. У Танфии заболела голова.
      Оглянувшись, она увидела, что Линден побледнел как полотно, и по щекам его бегут слезы. Спрашивать, все ли с ним в порядке, было глупо. Сердце девушки стиснула жалость. Что творит с ним непрошеный дар - делая чувствительным к слову камня, точно замфераи, позволяя видеть истинный облик бхадрадомен?
      Нечеловеческие стоны сотрясали воздух все сильней. Дрожала сама земля. Горели все ярче зловещие хрустальные огни. Темная сила достигла своего пика, когда Враноф вывел людей в очередной пещерный зал.
      - Постойте здесь, - жестоко бросил он. - Забудьте о страхе. Почувствуйте, и поймите.
      Руфрид взял Танфию за руку - не то поддерживая, не то цепляясь за нее. Вся подземная полость трепетала и стонала, как истерзанное мукой сердце. Было в ней что-то неоконченное, словно вырвали из толщи камня немыслимый самоцвет, и теперь сочатся стены темным блеском, будто кровью, и алые блики пробегают по ним. Стоны казались совсем человеческими, девушке хотелось пасть на колени и заткнуть уши. Элдарет поддерживал Линдена за плечи, хотя сам посерел от боли.
      Несколько минут спустя голоса приутихли - а может, девушка просто притерпелась. Тогда Враноф заговорил:
      - Умбарофы, эти величественные создания, рождаются из каменных яиц, из жеод. У каждого минерала есть собственный умбароф, связанный с его неотъемлемыми свойствами. У каждого камушка, самого простого и самого драгоценного, есть свои особые силы, свой характер. Обойдись с ними ласково, и награда твоя будет неизмерима. Оскорби их, и камень испытает обиду, гнев, муку. Но нет у камней голоса, чтобы кричать! И не изъяснят они своей боли. Только мы, замфераи, можем говорить за них, и за них сражаться.
      Карла оглядел стены пещеры.
      - Две тысячи лет назад мы нашли здесь огромный кристалл, единственный в своем роде, в коем отражался дух самой земли, называемый зауроф. Предки мои отшлифовали хрустальный шар, и его подарили мы людям в знак своей доброй воли, и те установили кристалл в Янтарной цитадели. Этим больше сделали мы для людей, чем они когда-нибудь сделали для нас, ибо ныне они бездумно рвут из земли ее сокровища. Но когда мы одарили людей сферой зауроф, не было на свете ничего прекрасней ее, и ничего сокровенней с тех пор не рождала земля. Сам я никогда не видел ее, но предания говорят, что прозрачна она была, точно горный хрусталь, нет - как адамант, и в толще ее таились золотые нити и бледные радуги, и промеж них плыли, как рыбки, звездочки сил. Шахту, которой вытаскивали кристалл, затем замуровали, дабы сохранить пещеру в неприкосновенности. Ибо как сам кристалл трепетал от радости в сердце Янтарной цитадели, и сиял белым и золотым огнем, так и пещера, обронившая свой плод, трепетала в согласии с ним. Здесь царили радость и красота. Испытываете ли вы радость?
      - Нет, - прошептала Танфия. - Горшей муки я не испытывала. Она... страдает.
      - Три года назад началась эта перемена. Мы старались, но ничем не могли исцелить ее. Она терзается, ибо страдает ее яйцо, ее дитя. И боль ее отражается в нас. Народ Орке, замкнувшийся в городе шаэлаир, не слышит ее и вы удивлялись нашему на них гневу? Не они приходят сюда, чтоб утешить рыдающий камень! Только мы. Едва стерпима эта мука, но мы приходим! Скала стонет от боли, и кровью сочатся стены. А знаете ли вы, что это означает?
      Танфия не могла проронить ни звука; даже у Элдарета не хватало слов. Откликнулся, к общему изумлению, Линден.
      - Это заурома, - прошептал он, глядя на Вранофа покрасневшими глазами. - Я понял это... как только мы спустились. Я вижу шар мысленным взором, только он не прозрачен; он полон темной крови. И когда кричит шар, пещера и все вокруг откликается ему.
      - А что ты еще видишь? - настойчиво спросил Враноф.
      Линден склонился к шее Зимородка.
      - Ничего. Просто... ничего.
      - Ты прав. Люди нарушили завет с нами - завет с самою землей. И вот исход! Земля рыдает от горя, но ее не слышат! Сим завершается всякая дружба между замфераями и вашим родом!
      - Прежде чем поспешно клеймить нас врагами, - вмешался Элдарет, подумай - да, завет нарушен. Мы знаем это. Но многим из нас - большинству это также не по душе. Мы мечтаем восстановить его. Мы не враги тебе, Враноф.
      - Да ну?
      - Клянусь тебе в этом. Ты сказал свое слово. Смотри - мои друзья плачут. Выведи нас отсюда, а я расскажу тебе, что за дела творятся во внешнем мире.
      Воин откинул назад копну разноцветных волос.
      - Тогда пойдем. Вы достаточно пострадали.
      С неизмеримым облегчением покинули путники стонущую пещеру. Остаток пути запомнился Танфии непрерывным кошмаром. Они шли, делали привал, и шли снова; бесконечно змеящиеся туннели, отзвук стонов, страх перед давящими сводами, память о раненом Орке... и голос Элдарета, повествующего о преступлениях царя Гарнелиса.
      Когда в конце туннеля завиднелся сероватый свет дня, девушка показалось, что она бредит.
      - Я вам боле не нужен, - проговорил Враноф. - Лелейте камень.
      Танфия так и не узнала, замферайское ли это прощание, или просто совет. Враноф пропал, растаяв в тени - или в толще камня.
      Царство замфераев отпустило путников с миром. Туннель выходил на склон горы, между скалой и густым кустарником.
      Продравшись сквозь заросли, путешественники вышли на дневной свет, и остановились, промаргиваясь. Когда глаза Танфии притерпелись к блеску, девушка увидала, что стоит на склоне горы. Впереди начинался сосняк, и тянулся до самого горизонта, сколько глаз хватало, позади же вставали скалы. Обернувшись, Танфия заметила золотой отблеск солнца на горных снегах. Было холодно, но сугробы уже стаяли. Журчал поблизости ручей, щебетали птицы, в воздухе пахло весной. Кони фыркали, мотали головами, тянулись к молодой травке.
      Танфия порывисто обернулась к Руфриду и обняла его, готовая плакать от радости. Юноша со смехом поднял ее и закрутил в воздухе.
      - Хорошо снова увидеть мир! - воскликнул он.
      - Словно родиться заново. И мы еще дальше ушли от дома!
      - А идти нам еще далече, - заметил Элдарет. - Двинемся-ка в лес, а дам до первого ручья, и привал. Можете покуда верхом, если кони свезут.
      - А ты? - озаботился Линден.
      - А я пешком, как привычней. Ноги длинные, снесут.
      Излучинцы затянули подпруги, подтянули стремена и вскочили в седла. Когда они вступили в лес, Элдарет обломал сучки с упавшей ветки, приспособив ее под дорожный посох. Рыже-бурые колонны сосен устремлялись в небо, земли устилал плотный мягкий ковер опавшей хвои.
      Некоторое время путники двигались молча. У Танфии из головы не шел образ Вранофа, стоящего посреди пещеры. В конце концов на пути им подвернулся ручеек. Стреножив и расседлав коней, путники растянулись на бережку. Элдарет отошел в лес, проверить, нет ли какой угрозы.
      Молчание нарушила Танфия.
      - Линден, ты в порядке?
      - В полном, -отозвался юноша. - И не надо вокруг меня каждую минуту квохтать.
      - Я б не квохтала, если б ты на себя был похож.
      - Спасибо! Я в порядке! Так что не надо мной отговариваться.
      - Это как?
      - Это вроде "Ой, Линден устал, передохнуть бы"! Мне не пять лет, и все мы устали.
      - Ну, извини, что позаботилась! - возмущенно вскрикнула Танфия. Боги, ты злой стал, прямо как Руфрид!
      - Какой-какой? - воскликнул Руфрид. - Я перед тобой ужом вьюсь, с тех пор, как...
      - Ну ладно, - Девушка покраснела. - Я про то, что прежде...
      - Извини. - Линден уткнулся носом в землю. - Я не хотел тебе нос откусывать, Тан. Но мне все видится этот шар, и я знаю, что Имми рядом, и я хочу быть с ней рядом!
      - Мы тоже, Лин.
      Когда Элдарет вышел из леса, Линден обернулся к нему и спросил:
      - Сейчас мы направимся прямо в Париону?
      - Без меня вы поступили бы так?
      - Пожалуй.
      - Ну, приказывать вам я не вправе, но не советовал бы. Какой у вас был план?
      Воцарилось неловкое молчание.
      - У меня была мысль, - пробормотала, наконец, Танфия, - коней или продать, или спрятать, потом пробраться в Башню - я думала, проще всего будет записаться добровольцами - и когда найдем Имми, вытащить ее оттуда ночью.
      - Неплохо, - признал Элдарет.
      - Но?
      - До невозможности рискованно.
      - Не рискнув, мы ничего и не добьемся, - горячо возразил Линден. - Или у тебя есть план получше?
      - Не обязательно. - Элдарет задумчиво оглядел лесные своды. - Мы не знаем, насколько хуже дела стали с осени. Я бы предложил вам потерпеть и отправиться со мной. Всех нас разыскивают по царскому указу, и нам стоит держаться друг друга. У меня есть друзья, которые укроют нас, пока мы обдумываем следующий шаг.
      - Я согласен, - заявил Руфрид. - Тебе мы доверяем.
      Элдарет усмехнулся.
      - Спасибо.
      Сердце Танфии царапнул коготок сомнения. Не то, чтобы она сама не доверяла страннику, но ей казалось, что с его появлением излучинцы перестали думать за себя. Его присутствие, его опыт и уверенность ободряли, но девушку беспокоило, что даже Руфрид ключевые решения оставлял на Элдарета.
      Они вступили в Митрайн, царство прозрачных сосновых боров, изукрашенных серебряными озерами и реками. Не один день шел маленький отряд этими чудными краями, разбивая лагерь под величественными утесами, питаясь выловленной в озерах блесткой форелью. Линдена с Руфридом эти края вводили в раздражительность, а вот Танфии нравилась здешняя печальная тишь, нравилось, как встают над озерцами туманы и плывут, складываясь в почти человечьи фигуры. Элдарет в этом краю чувствовал себя как дома.
      Кони быстро обрели прежнюю форму на свежей воде и молодой травке. Танфия молча радовалась, что после ужаса подземелий Линден смог успокоить животных. Так или иначе, а открывавшаяся впереди дорога приводила всех в доброе расположение духа.
      - Мы движемся вдоль тракта, ведущего от Саванных гор к Параниосу, объяснял Элдарет. - Идти по дороге все же слишком опасно.
      Путники сидели на берегу озерца, расплескавшегося ртутной каплей по темной, засыпанной хвоей земле. Вокруг призраками вставали сосны; дальний берег терялся в лиловом тумане, не пробиваемом последними лучами заходящего солнца.
      - Мейондрасский тракт, - отозвался Руфрид. - Знаю.
      - Ты уже ходил этой дорогой?
      - Нет, но я в клятую карту часами пялился. Как-то же я довел нас от Излучинки до Менрофского перевала, не заблудились.
      - Едва-едва, - рассмеялась Танфия. Руфрид скорчил ей гримасу.
      - Я бы сказал, что от Сребренхольма мы одолели миль двести, - заметил Элдарет. - Осталось еще шесть сотен.
      - Еще шестьсот миль вокруг этих злосчастных озер? - с ужасом переспросил Руфрид.
      - Нет, вокруг озер меньше! - рассмеялся странник. - Правду говорят Митрайн или любят, или ненавидят.
      - Здесь есть рот, - промолвил Линден. - Я их чую... но они не опасны... то есть, коли их не тревожить.
      - Умница, - одобрил Элдарет. - Самые могучие рот в Митрайне - озерные, и здешние боги - это духи воды и камня. Есть легенда о герое Джамиане, который во времена царицы Гетиды пришел в Митрайн, спасаясь от бхадрадомен. Пред ни явилась водяница, и предложила спрятать его от преследователей, дозволив дышать под водой, если он доверится ей. Но духи вод славятся тем, что заманивают юношей под воды и топят. Ты бы поверил такому созданию?
      Руфрид хохотнул.
      - Навряд ли.
      - Нов Джамиана не было выбора - погоня наступала ему на пятки. И он позволил духу свести себя в озеро, и она обратила его в рыбу, так что он избежал бхадрадоменов. А когда она вновь сделала его человеком, она открыла ему, что встретил герой не простую водяницу, а саму Эште, богиню вод. И сказала, что не доверься он ей, она бы его взаправду утопила.
      - Тогда Руфе пришел бы конец. - Танфия хихикнула. - Могу себе представить, как из озера поднимается Эште. Такое чудо - путешествовать в дальних краях!.. было бы, когда б не Имми.
      Элдарет кивнул.
      - Я обошел все девять царств, и воистину, каждое по-своему прекрасно. Мне всегда кажется, что у каждой земли свои краски. Митрайн - серебряный, с аметистовыми бликами.
      - Правда! - воскликнула Танфия. - А Сеферет - черный, синий и изжелта-белый, хотя Брейида и Антар мнятся мне одетыми в зеленое. Дейрланд - серый, как роса, и рудый и зеленый, как осенняя листва. В таком краю бог и богиня могут предстать только оленем и оленухою; людским обликам там не место. - Девушка примолкла, вспоминая, как пролетели мимо нее воплощения богов, преследуемые молчаливой охотой. - Я думала, я одна о таких глупостях думаю.
      - Примечать такие вещи, - возразил Элдарет, - значит приближаться к пониманию духа Авентурии.
      - Похоже, ты нашла себе умалишенного под стать, Тан, - кисло заметил Руфрид.
      - Ну и пускай мы сумасшедшие, - огрызнулась она. - Элдарет, расскажи какие они, другие земли?
      Элдарет сел, упершись руками в колени, глядя на озеро.
      - Ну, Параниос - зеленый и золотой, и немного лилового, как спелый виноград, и боги его - боги роскоши, Нефетер, повелительница ума и творчества, и супруг ее Дион, даритель плодовитости и веселия. Парионцы любят считать себя центром культуры; и забывают, что первой была Лазура Марок. Соблазнительное местечко этот южный край. Их великая богиня - колка, дикая кошка, похожая на рысь, но они привечают множество разных культов, и школ философии, заимствованных у элир. Вспоминая Лазуру Марок, я вижу перед глазами глубокую синь и багрянец, и желтизну песка, и золотые блестки в ночном небе.
      А северная Норейя - к тамошним жителям я питаю глубочайшую приязнь. Они больше знают о роф деревьев, чем вы можете вообразить. Цвета их темная зелень, и соломенная желтизна кудрей. Они поклоняются священным деревам, и в деревьях обитают их боги, и малые божества также.
      - Я слышала, - встряла Танфия, - что в Торит Мире все леса мертвы. Правда?
      Элдарет чуть сморщился.
      - Нет, конечно. Есть там окаменелые леса, и это зрелище, достойное внимания. На свой суровый лад прекрасен и Торит Мир. И что поговаривают о жителях его, тоже не вся правда. Да, бывают они воинственны, но в родном краю они поразят тебя гостеприимством и верностью. Краски Торит Мира черный, серый и янтарный, и легкие опаловый отлив. Вы знаете, что у них общие боги с Танмандратором? Богиня молнии и бог грома. В Торит Мире они суровы и яростны, в Танмандраторе же они сильны, но добры, и стремятся скорей к справедливости, чем к возмездию. И лики их - человечьи.
      Эйсилион же - царство звериное; богиня их - мудрая змея, и бог хитрый лис. Да и обитатели его пеняют краски, точно хамелеоны, стоит взгляд отвести. Как радуга, как переливчатая чешуя дра'ака. Им приходится быть коварными и опасливыми - они зажаты между Торит Миром и Параниосом, между элир и бхадрадомен.
      - Ты не назвал красок Танмандратора, - напомнила Танфия.
      - Это тяжело. Обширен этот край, больше любого из царств. Но я бы сказал... изумрудная зелень, и охра, и бронза. Богатые краски доброй земли. И народ тамошний росл, ловок и крепок. Много унижений претерпели они от бхадрадомен, и теперь противятся унижениям от царской руки...
      Он замолк.
      - Ты никогда не говорил, - заметил Руфрид, - откуда ты сам родом.
      - Это неважно, - вздохнул странник.
      - Если уж гадать, - заявила Танфия, - я ставлю на Танмандратор. Я права?
      Элдарет поджал губы, лицо его окаменело.
      - Да, - проронил он после долгой паузы, - хотя я нигде не жил так долго, чтобы назвать этот край своей родиной. Мать моя из Танмандратора... отец же из Торит Мира. Это все, что я могу поведать вам. О большем же не спрашивайте.
      Танфия ощутила, как воздвигается вокруг него барьер; как и Эльрилл, Элдарет скрывал свои тайны. Но в глазах странника плескалась боль, страшная, потаенная, и девушка впервые в жизни решила, что причин ее лучше не знать.
      - Прости, - тихонько проговорила она. - Я не хотела быть невыносимо назойливой.
      - Это у нее само выходит, - добавил Руфрид.
      Элдарет слабо улыбнулся, но промолчал. Клуб тумана над озером свернулся в подобие человеческой фигуры, и заплясал над водой, поглядывая на путешественников. Луч Лилейной луны коснулся его, и привиделись бледные волосы, и тонкие белые руки, и сияющие глаза. Медленно-медленно призрак расточился, и лишь туман поплыл среди стволов, истаивая.
      Покинув Митрайн несколько дней спустя, путники перевалили Змеевичные горы, куда более приветливые и зеленые, чем Саванный хребет. Дорога вела их через густые березняки, зеленеющие молодой листвой, сквозь густой подлесок. Воздух переливался зеленым, золотым, белым и синим, дрожал от гула мошкары и птичьего щебета. Зима и Сребренхольм, все, чтобы было, отошли в прошлое.
      - Добро пожаловать в Параниос, - объявил Элдарет. - Этот край, как никакой другой, я могу назвать домом.
      Танфия была зачарована. Здешние места, самое сердце Авентурии, и вправду отличались от любых других - богатые, многоцветные, исполненные жизнью. Легко было представить, как по здешним лесам бродят неуловимые элиры. Девушке вспоминался ее таинственный рыжеволосый знакомец, и мечталось встретить его на укромной полянке. Но элир все не встречался.
      Двадцать дней промелькнуло с тех пор, как они покинули Сребренхольм, и путешественники привыкли к извечным тяготам пути. Они старались обходить города и деревни, но теперь они приближались к людным местам, и поселений становилось все больше. Лес прорезали истоптанные тропки, попадались хутора и постоялые дворы.
      - Я начинаю мечтать о перинах, - предупредил Руфрид.
      - К несчастью, - ответил Элдарет, - чем ближе мы к сердцу Параниоса, тем больше нужда прятаться. Мое лицо слишком знакомо здесь. Но осталось недолго, поверьте.
      Солнце перевалило за полдень, и путники двигались тихой лесной тропкой. Элдарет шел первым, спутники его вели коней в поводу.
      - Нас преследуют, - внезапно проговорил Линден.
      - Что? - воскликнул Элдарет. Он остановился, прислушался, даже влез до половины на суковатое дерево, чтобы оглядеться. - Никого не вижу.
      - Да, - согласилась Танфия, - но Линден иногда чувствует... всякое. И не ошибается.
      - Ладно. Заведем коней в кусты.
      Сойдя с тропы, они привязали стреноженных лошадей в густом кустарнике, а сами, по совету Элдарета, влезли на деревья - он с Руфридом по одну сторону, поближе к тропе, Танфия с Линденом чуть подальше.
      Несколько мгновений спустя на тропе показались всадники, полускрытые кружевом весенней листвы. Трое царских солдат, в зеленых с лиловым мундирах, на гнедых конях - точь в точь как те, что забрали Имми. Они уже собирались проехать мимо, когда Зимородок поднял голову и тихонько заржал.
      - Это еще что?
      Солдаты осадили коней, спешились, обнажая мечи. Пока они продирались через подлесок, Танфия рассмотрела их - двое мужчин и женщина, в кожаных кирасах и шлемах. Сидя на суку, она наблюдала, как солдаты находят привязанных коней, трогают изукрашенные лазурью седла.
      - Миленько, - бросил один из них.
      Первая стрела Руфрида пробила ему лопатку, убив на месте. Вторая вонзилась в сердце второму, когда тот обернулся. Танфия целила в женщину, и промазала. Воительница глянула вверх, поднимая меч; Танфия бросилась на нее с дерева и сбила с ног. Они покатились по земле; девушка со всей силы врезала противнице под дых и вскочила.
      Ее спутники уже соскользнули с деревьев.
      - Бежим! - крикнул Элдарет. - Погодите меня, сейчас...
      Странник вел одну из солдатских лошадей. Руфрид уже отвязывал Ястребка.
      Женщина-солдат поднималась, целя из самострела в спину Руфрида.
      Привычка обогнала мысль - как учил ее Альраэн. Танфия метнулась вперед, обнажая элирский клинок. Меч взрезал глотку воительницы, и женщина завалилась назад, роняя самострел; дрот сорвался с тетивы и утонул в стволе березы. Воительница лежала, распростершись, горло ее зияло кровавой раной, от которой Танфия не могла отвести глаз.
      - Боги, - выдавила девушка. "Я ее убила. Я ее убила".
      - Бежим, пока не пришли другие! - гаркнул Руфрид.
      Элдарет уже сидел в седле холеного гнедого.
      - Тан!
      Переводя дух, девушка пустила Зарянку в галоп вслед остальным. С четверть часа они мчались на полном скаку, прежде чем свернуть глубже в лес, дальше от чужих глаз, и сбавить ход. Коней пустили шагом, давая остыть после скачки. У Танфии все плыло перед глазами.
      - Ты в порядке? -встревожено спросил Руфрид.
      - Нет. Я ее убила. - Больше девушка ничего не могла выдавить. Женщину. Я ее убила!
      - Вот теперь ты меня понимаешь, - пробормотал он.
      - Я не могу. Не могу!
      - Поздно, Тан. Надо крепиться.
      - Не могу! Я думала, сумею, но это другое, это ужасно, из меня как все жилы вытянуло...
      - Хватит! - рявкнул он. - Хватит себя жалеть!
      Девушка воззрилась на него.
      - Я думала, ты поймешь. Значит, сочувствия я не дождусь?
      - Нет!
      Упрямство Руфрида порождало в ней ответное бешенство. В груди собрался ком льда.
      - Пон-нятно. Если хочешь знать, я жалела ее, а не себя! Она всего лишь служила царю...
      - Тан, заткнись! Я не хочу знать!
      Девушка прикусила язык, ненавидя его, ненавидя себя.
      - Мы еще в опасности, - сказал Линден.
      Он покосился направо; Танфии послышался топот копыт, вначале слабый, потом все громче.
      - Элдарет, берегись! - воскликнул Линден.
      Впереди конь, несший двоих седоков, мчался галопом им наперерез.
      - Ох, зараза! - пробормотал Руфрид, накладывая стрелу на тетиву. Танфия потянула меч из ножен, с омерзением стискивая его знакомую рукоять.
      - Нет! - воскликнул Элдарет. - Не стреляйте!
      - Да, все хорошо, - подтвердил Линден. - Опасность не с ними.
      Руфрид резко обернулся к нему.
      - Откуда ты знаешь?
      Брат ему не ответил.
      Длинногривый чалый конек остановился перед ними. Один из седоков оказался яснолицым юношей, русоволосым и курчавым; за его пояс цеплялась миловидная рыженькая девица, чье личико сплошь усыпали веснушки. Оба кутались в иззелена-бурые накидки.
      - Все в порядке, это друзья - проговорил Элдарет, подъезжая к ним. Мириас, Зоря! Как же я вам рад!
      - Элдарет, - выдохнул юноша, опираясь на седельную луку. - За тобой погоня.
      - Знаю. Мы с ней разделались.
      - Не до конца, - поправила Зоря. - За первыми ехали еще двое солдат. С ними разделались мы. Но их могло быт и больше. Надо отвести вас в убежище.
      Элдарет тяжело вздохнул.
      - Туда я и вел друзей. Но я менее всего хочу привести к укрытию царских солдат. Почему ими кишит весь лес?
      - Они кружат близ Нахиллеи. Сила здешнего сопротивления их настораживает. Но тебя мы протащим, не бойся.
      - Солдаты отходят от города, - проговорил Линден, глядя на лес пустыми глазами. - Я вижу.
      - А это кто такой? - спросила Зоря.
      - Линден, - с усталой приязненной улыбкой представил юношу Элдарет. А это - Руфрид и Танфия. Странные у меня спутники. А это - Зоря и Мириас, парочка парионских лицедеев.
      - Бывших, - вздохнул Мириас. - Ныне безработных, бездомных и разыскиваемых за мятеж.
      - Что же вы натворили? - воскликнула Танфия.
      - Пытались спасти театр.
      К ночи Мириас и Зоря довели путников до Нахиллеи, горстки высоких, стройных домов, усеявших склоны подковообразной долины. Сияла Лилейная луна. Цвели заполнявшие долину сады, и распускались каштаны. Танфия так расслабилась, что чуть не заснула в седле, и едва поняла, что они приехали, пока не подняла взгляд и не увидала над собой нагромоздившиеся в простодушном изяществе этажи. Вдоль крутых улочек строились деревья, гнущиеся под снежно-белым цветом, наполняя воздух сладостью.
      - Почти пришли, - прошептал Элдарет.
      Он свернул в переулок, а оттуда - во двор, поспешно захлопнув за собой ворота.
      - Здесь можно оставить коней.
      Конюшня выглядела обветшалой, но сухой и чистой.
      - За скакунами мы присмотрим. - Зоря одарила Танфию дружеской улыбкой. - А вы идите с Элдаретом.
      Со дворе странник вывел их по крутой лестнице, взбегавшей по склону долины между глухими стенами домов.
      - Здесь безопасно? - спросил Руфрид.
      - Не более, чем везде, - ответил Элдарет. - Но здесь у меня есть друзья... зайдем в дом - объясню.
      Ступени заканчивались на террасе, где к крутому склону, почти обрыву прислонился бледный и узкий дом. В парадное Элдарет стучаться не стал, а двинулся к черному ходу. Он выстучал какую-то мелодию, и пару минут спустя дверь отворилась. Худощавый длинноволосый старик поманил гостей зайти. Путешественники протолкнулись в тесную моечную, и старик поспешно задвинул за ними засов.
      - Я пришел с друзьями, - сказал Элдарет. - Мириас и Зоря будут позже.
      - Добро пожаловать, друзья Элдарета, - приветствовал их старик, широкой улыбаясь. В свете лампы его волосы блестели серебром. Танфия оглянулась, и чуть не пробила теменем потолок, обнаружив за своим плечом второго старика, точное подобие первого.
      - Мы близнецы, - хором проговорили старики.
      - Да ну? - буркнул Руфрид - по мнению Танфии, непростительно грубо. Она уже почти забыла, как груб он был с ней в лесу, но воспоминание всплыло непрошеным.
      - Я Олберид, - назвался первый, - а мой брат - Олмион. Будьте как дома.
      Излучинцы вслед за Элдаретом прошли к винтовой лестнице и поднялись наверх. Близнецы остались внизу.
      - Понимаете, они были так добры, что предоставили нам свой дом, шепотом пояснил Элдарет, - и очень рискуют, если царь проведает, что мы скрываемся здесь.
      - А кто тут еще живет? - спросила Танфия.
      - Несколько опальных парионцев.
      В лестнице было шесть пролетов; Танфия считала. Девушку слегка трясло - от ночной прохлады, от запоздалого потрясения, и в ожидании. Дойдя до последнего пролета, они оказались на чем-то вроде чердака. Элдарет протиснулся в тупичок, задвинутый старым шкафом, и, к изумлению девушки, отпер дверцу и поманил своих товарищей внутрь. Места едва хватило, чтобы поместиться всем, и темнота в шкафу стояла - хоть выколи глаз. Заперев дверцу изнутри, Элдарет протолкался наощупь к противоположной стенке и выстучал на ней условный мотив.
      Через пару мгновений стенка отворилась. За ней было так темно, что лампада слепила глаза. Танфия вслепую шагнула за Элдаретом, смутно различая очертания фигуры человека, открывшего им дверь - темноволосого, одетого в белое.
      - Элдарет! - воскликнул человек. - Добро пожаловать, друг мой! Боги, как же давно я тебя не видел! Где тебя носило? - Двое обнялись. - О, чую конский пот, навоз, хвою, пот - все запахи мира. Кто твои спутники?
      - Добрые друзья, - ответил Элдарет. - Объясню потом - вначале перекусим.
      - Конечно! Проходите. Добро пожаловать в мое пристанище.
      Придерживая одной рукой лампаду, хозяин приветствовал их церемонным поклоном. Облачен он был в рубаху и свободные штаны из выбеленного полотна. Ростом он был, пожалуй, с Руфрида; пышные черные кудри и самая теплая улыбка, какую только видела Танфия.
      - Желал бы я принять вас иначе, но увы мне! - этот убогий приют ныне принужден я звать домом.
      Комната была погружена в сумерки, и девушка могла бы сказать о ней только одно - она большая, и темные провалы по стенам, видимо, ведут в соседние. Девушка шагнула вперед и едва не полетела кувырком, запнувшись о что-то невидимое.
      - Простите. - Хозяин подхватил ее под локоток, одновременно приподнимая лампаду. Оказалось, что под ноги ей подвернулась кушетка. - Я запалю пару свечей. Вы в порядке, э?..
      - Танфия, - пробормотала девушка.
      Теперь она могла вглядеться в его лицо. "Да он красив", поняла она с изумлением. Почти прекрасен. О возрасте его судить было трудно, но Танфия дала бы ему лет сорок - почти как отцу. В смоляных кудрях блестела пара серебряных нитей, и вокруг ласковых темных глаз разбегались морщинки. Усталый, небритый, он тем не менее выглядел на удивление притягательным.
      - А эти двое, - добавил Элдарет, - Руфрид и Линден. Они, как и мы, в беде.
      - Что же вы натворили? - Хозяин поднял темные брови.
      - Что это было? - переспросил Элдарет. - А, вспомнил; пытались застрелить чиновника, забравшего в рекруты сестру Танфии.
      - А! Молодцы.
      - Спасибо, - процедил Руфрид.
      - Тогда вы в доброй компании, - заметил хозяин. - Все мы здесь приговоренные. - Он заговорщицки подмигнул Танфии. - Элдарет, ты меня не представишь?
      - Боги благие, ты соскучился по аплодисментам?
      - Ладно уж, я сам. - Он улыбнулся, глядя девушке прямо в глаза, и лик его озарился благостным сиянием, потрясшим Танфию физически, как удар под ложечку. - Я Сафаендер.
      Глава девятнадцатая. Сон и открытие.
      Танфии показалось, что у нее из-под ног выдернули пол.
      - Тот самый Сафаендер?
      Он сухо хохотнул.
      - Ну, или какой-то Сафаендер.
      - Поэт... драматург?..
      - Именно так.
      - Я думала, вы... намного старше.
      Это его ошеломило немного.
      - Спасибо... наверное. Приятно знать, что вы обо мне вообще думали.
      Танфия смущалась все больше с каждой секундой, и не знала, как выпутаться.
      - Элдарет сказал, что знаком с вами, но я не думала...
      Он по-кошачьи загадочно улыбнулся.
      - Вы не были уверены, скольких Сафаендеров он знает?
      - Я не знала, что думать! Он же мне ничего не сказал! Заявил, будто вам за сто лет!
      - Да ну?
      Танфия обиженно повернулась к Элдарету.
      - Ты мне ничего не сказал!
      Элдарет только пожал плечами и стыдливо ухмыльнулся.
      Танфии казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.
      - Я любила ваши пьесы с тех пор, как была девочкой. Я по ним читать училась. Когда я услышала, что случилось с театром...
      На этих словах взгляд Сафаендера оледенел. Руфрид до боли стиснул локоть Танфии и подтолкнул девушку вперед. Она прикусила язык, прежде чем ляпнуть что-нибудь совсем непростительное, и, то холодея, то покрываясь потом, она, как кукла, хлопнулась на любезно указанную Элдаретом кушетку.
      Вошедшая темноволосая женщина зажигала светильники. Комната оказалась десяти локтей в ширину. Пахло пылью; серый камень стен и пола украшали лишь разбросанные ветхие коврики. Мебель была старинной и растресканной. То, что Танфия сначала приняла за длинный ларь у стены, оказалось рядом прикрытых холстиной бочек.
      - Это старая кладовая, - объяснил Элдарет. - Если кто станет обыскивать дом, он ее попросту не найдет.
      - Мы обустроились, как сумели, но... - Сафаендер беспомощно пожал плечами.
      Танфия живо представила его живущим в беломраморных палатах, где журчат в бассейнах фонтаны. Конечно, здесь ему не место! Ей так хотелось задать знаменитому поэту тысячу вопросов, почти все неуместные - если бы только она осмелилась открыть рот.
      - Налил бы им хоть вина, Саф, пока ужин готовится, - бросила темноволосая.
      Незнакомка была очень привлекательна - роскошные округлости, тонкая талия, полные красные губы, и выражение непробиваемой самоуверенности на лице. Танфия ощутила укол ревности. Из сумрачных ниш выступили еще одна женщина и двое мужчин; и все они носили общий отпечаток напускного обаяния и великодушного снисхождения к миру.
      - Кстати говоря о театре, - промолвил Сафаендер. - Мы - это почти все. что от него осталось. Это были мои актеры: Аштарь, Шарма, Салиоль, Эвендер.
      Лицедеи приветствовали излучинцев многословно и снисходительно, поглядывая на вновьприбывших, как на притащенную кошкой дохлую мышь. Танфия внутренне ощетинилась - как это они могут поглядывать на нее с вершин своего таланта, когда ей так неловко? Это было хуже, чем унижение, испытанное ею в Луин Сефере. По крайней мере, тот урок она усвоила, и держаться на равных не пыталась. Но как она завидовала их начитанности и уверенности, и легкости, с которой они могли обращаться к ее герою, ее богу, запросто - "Саф".
      Аштарью звали пышнотелую особу, зажигавшую свечи; Танфия дала бы ей лет под тридцать. Шарма была старше - за пятьдесят - и держалась очень величественно и неприступно, хотя роскошные светлые волосы придавали ей некую соблазнительность. Интересно, нашелся хоть один мужчина, который ей отказал? Эвендеру было чуть больше тридцати, но он уже начал терять свою курчавую русую шевелюру. Был он, как Танфия узнала позднее, любовником Шармы; а еще - записным шутником, стремившимся обращать на себя все взоры. Салиоль оказался старше всех - ему было за шестьдесят; как и Шарма, он выглядел царственно, еще стройный и сильный. Он был склонен к излишней жестикуляции и громким басом отпускал шутливые реплики.
      Танфию, несмотря на все ее раздражение, общество лицедеев пленило. Актеры труппы самого Сафаендера! Руфрид явно счел их в лучшем разе чудаками, но девушка предпочла бы, чтобы ее товарищ потрудился скрыть свои чувства.
      - Боги, как я устал! - вздохнул Элдарет, падая на кушетку и сбрасывая башмаки. - Ну, какие новости?
      Сафаендер сморгнул, продемонстрировав длинные ресницы.
      - Все хуже и хуже, друг мой.
      - За ужином расскажешь. Найдется для нас смена одежды? И где умыться?
      - Конечно. Эвендер все нашим гостям покажет. Недостатка в месте не будет - тут с дюжину пыльных чуланов, где можно постелить тюфяки, но за соседство я не поручусь.
      - А?
      - Пауки. Мыши. Эти, знаешь, зеленые ящерки с алыми воротничками. Сафаендер ухмыльнулся. На миг его взгляд коснулся Танфии, потом скользнул, непроницаемый, дальше, к Руфриду и Линдену.
      Ужинали за низким длинным столом, сидя на подушках. Вернулись Мириас и Зоря, так что всего за стол уселось одиннадцать человек. На белой скатерти столпились толстые белые свечи. Еда была простой и сытной: хлеб и мясной отвар, баранина и зелень, козий сыр и сморщенные яблочки.
      Танфии, несмотря на голод, кусок не лез в горло. Перед глазами вставала распростертая на траве женщина с рассеченным горлом. Лежит ли она все еще в лесу? Сколько солдат явилось вслед, чтобы похоронить убитых?
      Девушка отпила еще вина, и постаралась отогнать мрачные мысли. Впрочем, лучшего способа отвлечься, чем наблюдать за Сафаендером, она и придумать не могла. Ей все еще не верилось, что это происходит взаправду. Поэт сидел напротив нее, но внимания на девушку, к ее облегчению, почти не обращал. Несмотря на купание в глубоком корыте с горячей водой, подававшейся по трубам из дома, и чистую белую рубаху, Танфия ощущала себя грязной и неряшливой. Собравшиеся за столом говорили так много и громко, что открывать рта ей не приходилось; Руфрид и Линден от усталости больше налегали на еду, чем на беседы.
      До самого конца ужина Танфия не сводила с Сафаендера глаз. Как бы не были блистательны остальные, как ни стремились они показать себя, сиял он один, спокойный, молчаливый, блистательный, как месяц.
      В детстве, когда она впервые ощутила трепетную любовь к его творениям, она приняла как очевидное, что великий поэт уже давно похоронен - с великими поэтами это обычное дело. Пережив в Луин Сефере потрясение, узнав, что Сафаендер еще жив, она представляла его дряхлым старцем. Элдарет, зараза такая, ничем ее не разубедил в этом. Если б ей сказали, что настоящий Сафаендер - один из близнецов-хозяев дома, она поверила бы с большей охотой. Но узнать, что он не старше ее отца - а девушка привыкла считать отца ни молодым, ни старым - но Сафаендер и правда был так молод для признанного гения; и убедиться что он не только деятелен, но прекрасен и добр... нет, с этим откровением ее рассудок решительно не был способен справиться.
      Родись в Парионе, подумала Танфия, я бы все это знала, и не выставляла себя на каждом шагу невежественной дурой! Она мучительно завидовала Элдарету и другим лицедеями, не понимающим своего счастья.
      Поэт был так ненатужно утончен, так вежлив. Танфия не могла представить его опускающимся, как Руфрид, до язвительных отповедей. Рядом с ним Руфрид казался глуповатым землепашцем в куда большей степени, чем рядом с Каламисом. Честно это было или нет, но не сравнивать Танфия не могла.
      - Положение в Парионе становилось невыносимым, - говорил Салиоль. Улицы полны грязи, солдат и рекрутов, этих тощих негодяев. Всюду тащат эти проклятые каменные глыбы; по улицам не пройти. Я как-то проходил по улице Вязов, когда строители упустили канаты, и глыба рухнула, и раздавила рекрута прямо у меня на глазах. Я слышал, как у него треснули бедра. И меня чуть не придавило. Вся накидка в грязи была.
      - Бедняжка ты наш, - сухо отозвалась Аштарь.
      - Добывать съестное становится все труднее, - заметил Мириас. В нем и Зоре, единственных из всей компании, не было напускной самозначимости, за что они Танфии сразу понравились. - А знаете, почему? Слишком многих земледельцев забрали или в рекруты, возводить эту проклятую Башню, или в солдаты. - Он ткнул пальцем в сторону Руфрида. - Останься вы дома, вас уже давно самих забрали бы! В наших краях они обучают новых солдат. Иначе они могли бы не заметить, насколько это не по душе это нахиллейцам.
      - Что несколько их подельников сегодня умерли, они точно заметят, проронил Элдарет. - Как и то, что немалый отряд не вернулся из Саванных гор.
      - Ну, лавину на них не мы спустили! - пробурчал с набитым ртом Руфрид.
      - Не знал я, что они так стремятся меня отыскать. - Элдарет покачал головой и налил себе еще вина. - Не знаю, льстит это мне, или все же пугает.
      - Расскажи, Элдарет, - попросил Сафаендер, - где тебя носило?
      Странник поведал собравшимся о шаэлаир, о том, как его спасли Линден с Танфией, о бегстве через подземелье. Поэт слушал, явно делая в уме пометки. Танфии очень хотелось спросить, сделает ли он из этого рассказа драму, когда все кончится?
      - Теперь я начинаю понимать, - проговорил Сафаендер, когда Элдарет умолк. Голос у него был прекрасный - такой выразительный, такой культурный. Все примолкли. - Эти новые выдвиженцы Граннена кажутся такими скотами, особенно старшие. Граннен и сам скот. Где они находят таких негодяев в Авентурии, когда наш край столь долго был обиталищем любви и сострадания? Походит на то, что они отыскали худших людей в каждой местности, поставили их над прочими и дали волю худшим их порывам. Лишенные семьи и друзей, смягчавших их нрав, они губят себя - и нас заодно. Но после вашего рассказа о замфераях, и пещере кристалла, я чувствую, что истина лежит глубже. Дело в самой зауроме. Это не просто вырвалась на волю горстка мерзавцев - на их месте может оказаться любой из нас. Никогда прежде я не думал, что все прочее рухнет в одночасье, включая достоинство каждого из нас, стоит только рухнуть завету.
      - Теперь, когда ты установил проблему, - заметил Элдарет, - ты подскажешь решение?
      - Ты достаточно знаком с моими работами, - с некоторым раздражением отозвался Сафаендер, - чтобы знать - я не отвечаю на вопросы, я их ставлю. Не знаю, как покончить с этим. Я вижу лишь горе, голод, гибель всякой культуры. Пустеют деревни и города, а царь засасывает своих подданных в Башню, и та перемалывает их, как бесовской ветряк.
      - Вот за это я тебя люблю, Саф, - вздохнул Элдарет. - За твое несгибаемое жизнелюбие.
      Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.
      - Однако, - продолжил Элдарет, - едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.
      - Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.
      - Это ничего не изменит. Пора решаться.
      Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.
      - Станем ли мы, - негромко проговорил он, - бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?
      - Что ты хочешь сказать, - спросил Руфрид, - "на бой"?
      - Я говорю - поднять оружие против царя.
      Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.
      - Это значит - мятеж, - проговорил Мириас. - И усобица.
      - Нет, мы не можем, - отозвался Сафаендер.
      - Мы не за этим пришли! - воскликнул Линден. - Мы хотели...
      - Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.
      Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.
      - Но заурома имеет две стороны, - проговорила она. - Если народ ополчается на своего правителя, он ополчается против земли, и дух завета нарушается!
      - Завет уже нарушен! - воскликнул Элдарет. - Хуже стать не может!
      - Это было бы грешно, друг мой, - твердо ответил Сафаендер. - Я писатель, а не гулящий человек вроде тебя. Я лишь хочу вернуть прежний порядок вещей.
      - Поздно! Ничто не будет как прежде, если только мы не приглядим за этим сами - а иначе, как силой, мы не изменим ничего. Ты мечтаешь прожить остаток дней в стыде и страхе? Хочешь не написать более ни строчки, хочешь, чтобы книги твои сожгли, а имя предали забвению?
      - Это слова, лишенные содержания, Элдарет. Я не могу прислушаться к ним. Пока что ты меня не тронул.
      Танфия воззрилась на Сафаендера. Слова его потрясли ее, но увидев на его лице, в его глазах искреннюю боль, она смягчилась. Руфрид тоже взирал на поэта, но с легким омерзением, отчего девушка немедленно ощетинилась как он смеет судить самого Сафаендера, не зная, через что тот прошел?
      - В таком случае неплохо, что есть и более мягкие сердца, Саф, язвительно заметил Элдарет. - А что скажет твоя паства?
      - Они поступят по моему примеру.
      - В этот раз не будь так уверен. - Глаза странника блеснули. Страшно, а? Но нельзя пройти через огонь, не ступив на угли.
      - Я с тобой! - воскликнул Руфрид.
      - Тогда и я тоже, - поддержал его Линден. - Если это единственный способ вернуть Имми.
      Танфия не сводила взгляда с Сафаендера, думая: "Для меня он был богом - но вот он, просто человек, несчастный, страдающий, и я хочу одного...". Она едва не коснулась его руки, когда голос Руфрида вывел ее из забытья:
      - Танфия?
      Перед глазами стояло пузырящееся кровью вспоротое горло.
      - Нет. Я не могу сражаться, - решительно выпалила она. - Я согласна с Сафаендером.
      - Что?
      - Это будет неправильно! Если вы следуете за богиней, вы должны верить, что жизнь священна. Мы станем не лучше царя, поможем ему разрушить заурому, а не исцелим ее! Это может быть лишь крайней мерой! Должен найтись способ решить дело миром!
      Все взоры обратились на нее. К своему ужасу, девушка услыхала аплодисменты со стороны лицедеев. Собственная страстность потрясла ее.
      - Но, - проговорила она чуть спокойней, - что б мы не решили, мы должны держаться вместе. Больше у нас нет никого.
      - Хорошо сказано! - Сафаендер с теплой улыбкой глядел на нее, и по жилам девушки пробежал огонь.
      - И Танфия, конечно, права, - согласился Элдарет. - Давайте же соединим руки и поклянемся в верности друг другу и нашему делу: остановить царское безумие силой - если не удастся добром.
      Одиннадцать рук сомкнулись над свечами. И каждый ощущал жал пламени и тепло чужих ладоней, и глаза горели от величия затеянного.
      - Мы клянемся освободить Авентурию от проклятья, навлеченного на нас царем. Да одарят нас силою Нут и Анут. От сего дня будем в сем тверды.
      Ладонь Сафаендера накрывала руку Танфии, но девушка поняла это, только когда их пальцы разомкнулись. Когда подняли бокалы за успех, взгляды их встретились поверх стеклянных кромок.
      - Танфия, ты покажешь мне свой нож? - спросил поэт. - Тот, что оцепенил каменного зверя?
      - О да! - воскликнула она, вскакивая. - Он в моей куртке, я принесу.
      - Завтра, - с напором проговорил Руфрид, вставая и беря ее под руку. У нас был тяжелый день. А теперь извините... Танфия, пойдем спать.
      В чулане оказалось совсем неплохо - тесно и голо, но без мелких соседей. Танфия заперла дверь на засов, поставила светильник на полку и легла, не раздеваясь. От тюфяка несло прелым. От злости она не могла промолвить и слова; гнев вставал между ними ледяной стеной.
      - Раздеваться не собираешься?
      Она не ответила. Руфрид лег рядом, не коснувшись ее. Намного позже, когда шум в комнате утих, и наступила тишина, он проговорил:
      - Смотреть на тебя удивляюсь, Тан.
      - Почему? - спросила она сдержанно. - Что я такого сделала?
      - Стала на сторону этого поэтишки.
      Девушка задохнулась от возмущения.
      - Да как ты смеешь! - прошипела она.
      - Смею что?
      - Еще и на меня злиться после того, как ты меня при всех погнал в койку! Ты со мной обошелся, как с капризной девчонкой. Я не твоя!
      Руфрид сел, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
      - Я думал, что проявляю заботу.
      - Нет, ты только свои замашки хамские проявил! Собственник!
      - Приглядела себе получше?
      - Нет!
      - Да ну? Смотреть противно, как этот писака к тебе ластился.
      - Не дури! Он меня едва замечал. Не знаю, что на тебя нашло, Руфе. Ты так изменился.
      - Я изменился?
      - Когда я убила ту женщину, я думала, что ты меня поймешь. Разделишь мои чувства. Вместо этого ты советуешь мне укреплять желудок, и при слове "война" у тебя загораются глаза. Тебе уже нравится убивать. С кем это ты вдруг возжаждал сражаться?
      - Ты что, не понимаешь? - Руфрид задохнулся. - Против... против таких, как мой отец, против тех, кто выполняет любой указ, хоть какой жестокий и безнравственный, потому что в их жалких, иссохших душонках нет ни капли понятия!
      - Значит, на самом деле ты воюешь с отцом?
      Руфрид нетерпеливо тряхнул головой.
      - Нет! Против косности, которая завела нас в это болото. Против той чуши, который пичкал нас Сафаендер.
      - Не ори ты!
      - А пускай слышит. А ты с ним согласилась, Тан. Почему? Это непохоже на тебя, ты всегда была храброй! И вдруг является великий Сафаендер, а ты только и можешь пялиться на него и лепетать: "Как тебе угодно, о Сильномогучий!".
      - Ты ублюдок! Это неправда!
      - Он трус. А ты слишком слепа, чтобы это увидеть.
      - Ты бы не говорил так, если б прочел хоть одну его строчку. Боги, ты так ревнуешь?
      - К нему? Брось. Мне просто тошно, как ты пускаешь перед ним слюни. Меня словно и не было рядом.
      - Это пример к твоим нравоучениям - о жалости к себе? Я в тебе ошиблась, Руфе. Ты всегда был самовлюбленной злобной скотиной. Зря я подумала, что ты переменился.
      - Это я ошибся, приняв твою самовлюбленность за достоинство, - сухо отмолвил юноша.
      Гнев Танфии перегорел, оставив в груди холод. Упрямство Руфрида потрясло ее. Она поднялась с тюфяка, расправила накидку и отодвинула засов.
      - Куда ты собралась? - спросил Руфрид.
      - Найду для сна другое место.
      - Не трусь. - Он лег и отвернулся. - Тебя я не коснусь, будь ты хоть последней бабой на земле.
      Танфия вылетела в комнату стрелой, и очутилась в кромешной тьме. Наощупь она добралась до кушетки, собираясь посидеть и успокоиться. Но протянутая ее рука натолкнулась не на тканую обивку, а на мягкую плоть.
      Девушка шарахнулась, вскрикнув. Затеплился огонек, осветив лицо Сафаендера - тот нагнулся над столом, зажигая светильник.
      - Простите, - выдавила девушка. Сердце ее колотилось. - Не знала, что вы тут. До смерти перетрусила.. Вы простите, если я напугала...
      - Ничуть. Я слышал, как ты бредешь в темноте. - Он расслабленно откинулся на спинку, оглядывая девушку цепким взглядом. Его лицо лучилось умом и опытом, озаряя комнату внутренним светом.
      - Ой... - Ей опять стало ужасно неловко. - Не спится.
      - Мне тоже. Последние месяцы я мучаюсь бессонницей. Садись, Танфия. Выпей со мной.
      Девушка опустилась на кушетку и взяла протянутый бокал. Вино в зеленоватом стекле было белое, терпкое, с яблочным привкусом, и пришлось очень кстати. Танфии все не верилось, что она здесь, сидит рядом со своим героем.
      Сафаендер отпил вина и состроил гримасу.
      - Дрянь редкая, - заметил он, - но другого нет.
      -Ничего, - прошептала Танфия.
      - Ты плохо выглядишь, - мягко проговорил он. - Очень бледна, и очень взволнована.
      - Все в порядке. Я... я повздорила с Руфридом.
      - Он твой любовник. как я понимаю.
      - Нет... уже.
      - А. Помириться не получится?
      Ее поразило, что поэта интересуют такие мелочи.
      - Не в этот раз. Не знаю, хочу ли я этого. Тут не просто ссора.
      - А что же?
      Горло ее перехватило. Танфия повертела в пальцах ножку бокала.
      - Сегодня я убила человека.
      - Ох... - Поэт дрогнул, но миг спустя, к изумлению девушки, взял ее за руку и серьезно проговорил: - Не то грустно, что ты в расстройстве, а то, что Элдарет спокоен. Он не понимает, не понимает, о чем просит, когда болтает о мятеже. Расскажи, что случилось.
      И Танфия сбивчиво рассказала, совершенно забыв, кто перед ней.
      - Тебе стало легче? - спросил Сафаендер, когда она закончила. - Груз с плеч спал?
      - Немного. Но мне легко говорить. Это не меня убили.
      - А ты остра на язык. Эту черту я в людях ценю. Что, я слишком много задаю вопросов? Дурная писательская привычка.
      - Я не против. - Она бросила взгляд по сторонам и смущенно улыбнулась поэту. Ей показалось, или он придвинулся к ней? - Я даже могу с вами говорить. Не думала, что это так просто, думала, что вы...
      - Какой? - Он лукаво покосился на нее.
      - Ну... обычный. Мне казалось, вы...
      - Что - говорю рифмами?
      - Примерно, - рассмеялась Танфия. - Что вы очень красноречивы.
      - Бывает. Но сегодня у меня выходной.
      Щеки Танфии загорелись; она надеялась, что в сумраке это не будет заметно.
      - Я не хотела грубить. Вы, наверное, решили, что я такая простушка...
      - Нет. Ничуть. Элдарет насчет меня был прав - я просто человек. Ленивый, самодовольный и самолюбивый.
      - Нет! Вы - легенда.
      - В Излучинке - едва ли. Удивительно, что ты обо мне вообще слыхала.
      - Почему - потому что я родом с края земли?
      Он покачал головой.
      - Ну вот, теперь я тебя обидел. Я не это имел в виду. Мне приятно, что моя работа так много значит для людей, которым есть чем заняться в жизни.
      - О да. Капусту поливать, овец стричь?..
      Сафаендер рассмеялся.
      - Без этого такие, как я, не имели бы роскоши писать стихи. Но тебе писательское мастерство небезразлично - даже мои скромные труды.
      - Это уже ложная скромность.
      - Вообще-то неудачная шутка.
      На миг они встретились взглядами.
      - Не так оно и страшно в нашей Излучинке, - проговорила Танфия. Народ добрый. Родители у меня просто чудесные.
      - Это заметно. Ты по ним тоскуешь?
      - Сейчас - нет. - Снова столкнулись взгляды, и девушка, покраснев, опустила глаза. - Я мечтала попасть в Париону, увидеть одну из ваших пьес в Старом царском...
      Словом "театр" она подавилась. Сафаендер обнял ее за плечи и уткнулся щекой в волосы. Танфия чувствовала его горе, скорбела с ним, и в то же время обмирала от восторга. Ей казалось, что они знали друг друга вечность, что, встретив его, она вернулась домой.
      - Не стоит об этом, ладно?
      - Простите. Меньше всего я хотела вас обидеть.
      - Ты меня не обидела, Танфия. Царь, и эти ублюдки Поэль с Гранненом вот кто разрушил наши судьбы.
      - Просто не верится, что это происходит, - прошептала она.
      - Что именно? - Вторая рука легла ей на пояс. Кровь забилась в висках.
      - Все.
      Он поцеловал ее макушку, потом мочку уха. Руки поэта были горячими, щеки - гладкими и пахли травами.
      - Странно, - шепнул он. - Стоило тебе войти, и мне показалось, что я тебя знаю. Ты так красива, Танфия.
      Танфия оцепенела, охваченная страстью, неверием и ужасом.
      - А что ваша... э, та дама, что зажигала лампы?
      - Аштарь? - Он рассмеялся. - Она мне не любовница. И никто и них. Нои мои друзья, мои актеры. Я был женат только на своем театре.
      - Ох. - Облегчение захлестнула ее. - Хорошо...
      - Значит, можно?
      Их губы сомкнулись, и она открылась его жадным поцелуям, пахнущим вином и пламенем. Когда они разделились, Сафаендер погладил ее длинные, неухоженные волосы.
      - Стоило бы лечь, - проговорил он.
      Танфия отстранилась, растрепанная, не в силах поверить, будто он сказал то, что ей послышалось.
      - Да, я, пожалуй, смогу заснуть. Но к Руфриду я вернуться не могу.
      - И не надо. Можешь лечь на кушетке. А можешь... лечь со мной.
      Танфия заколебалась, то леденея, то вспыхивая, а он ласково глядел на нее, ожидая ответа.
      - Н-на кушетке, - пробормотала она.
      - Хорошо. - Он сложил ее ладони вместе и легонько поцеловал девушку в лоб. - Я принесу тебе одеяло.
      На завтрак были овсянка с медом, яйца и травяной настой. Утренний свет сочился в две узких щели; окон в комнате не было. Руфрид старался не встречаться с Танфией глазами; она ощущала на себе его горящий взор, но когда она пыталась подловить его, юноша отворачивался с каменным лицом.
      Седые близнецы трапезовали вместе с постояльцами, усевшись на концах стола и благожелательно улыбаясь всем и каждому.
      - Мы слышали, - заметил Олберид, когда завтрак подошел к концу, - что к северу отсюда собирается большое войско.
      - Это еще зачем? - прищурился Элдарет, напрягаясь. - Нас ищут, или рекрутов набирать вздумали?
      - Полагаю, последнее, - небрежно бросил Сафаендер. - Вряд ли это важно.
      - Выяснить надо. - Странник поднялся. Он уже был облачен в дорожную одежду. - Я пойду на разведку.
      - Я с тобой, - быстро предложил Руфрид.
      - Не стоит. Я привык двигаться один. Вам нужен отдых.
      - Нет. Я с тобой. Здесь я не останусь!
      Элдарет вздохнул.
      - Ладно. - Он хлестнул взглядом намерившегося было встать Линдена. Только Руфрид!
      - Я б лучше делом занялся, чем задницу просиживать! - разочарованно воскликнул юноша.
      - Чем больше нас будет, тем медленней мы поскачем, и тем скорей нас приметят. Останься и отдохни.
      - Задницу просиживать? - возмутилась Зоря. - Это если очень повезет. Тут, чтобы живым остаться, надо пуп рвать.
      Танфия и Линден потайной дверью прошли в конюшни вслед за разведчиками, чтобы покормить коней. Скакуны радостно фыркали, тыкаясь мордами в карманы хозяев. Танфия скормила Зарянке морковку.
      - Возьми с собой мой элирский нож, - предложила она Руфриду, затягивавшему подпругу Ястребка. - Может пригодиться.
      - Спасибо, но он твой, а не мой. - Он промедлил. - Как прошла ночь с Сафаендером?
      - Я провела ночь не с ним. Я спала на кушетке. Хотя тебя это не касается.
      - Точно. - Юноша проскользнул под шеей Ястребка, приподнял седло и осторожно опустил, приглаживая волос под ним. - Надеюсь, от восторга ты не забыла про свой талисман из дерева арх.
      - Ну ты наглец! - Девушка едва сдерживалась. - А как насчет тебя с той девицей-элиркой?
      Руфрид обернулся, впервые за утро глянув ей в глаза.
      - Так я и думал! Ты все еще злишься из-за Метии, да? Это твоя маленькая месть?
      - Какая месть? Ничего между нами не было! Нет, я не злюсь, Руфе. Все куда хуже. С того дня я тебе перестала доверять.
      - Ты мне не доверяешь, - потрясенно повторил он. - После всего, что мы пережили вместе?
      Он оттолкнул ее, выводя Ястребка во двор. Танфия не могла вымолвить ни слова. Элдарет, выходивший в переулок проверить, нет ли солдат, вернулся и сел на гнедого мерина, уведенного у солдат днем раньше.
      - Нас не будет пару дней, - предупредил он.
      - Прощай, Танфия, - резко бросил Руфрид, и натянул поводья.
      Танфия глядела ему вслед, разрываясь между обидой и яростью. Или это не он был неправ? Кому вообще надо извиняться?
      Линден затворил и запер за разведчиками ворота.
      - Что, во имя всего святого, на вас двоих теперь нашло? - спросил он несчастным голосом.
      - Оставь, Лин.
      Она повернулась, чтобы уйти, но Линден схватил ее за руку.
      - Я не виню Руфрида! Видел я, как ты крутишься перед Сафаендером. Против него я ничего не имею, но боги, Тан, это уже слишком! Ты забыла, зачем мы шли?
      - Нет! - огрызнулась она. - Но по-моему, мы только перецапались меж собой, а до Имми нам все так же далеко!
      Когда вокруг них с Элдаретом зашелестел березняк, Руфрид ощутил себя почти по-человечески. Но холодный ком гнева в груди не растаял.
      Он любил Танфию больше жизни. Но простить ее он не мог. И странное дело - а он ей верил - она ведь ничего дурного не совершила. Всего лишь глянула на этого изнеженного труса-поэтишку. Но этого было достаточно.
      Он знал, что потерял ее.
      Так же сильно, как любил Сребренхольм, Руфрид возненавидел убежище. Его тянуло обратно в лес, и чтобы они были одни с Линденом и Элдаретом, ехали, сражались... и спасли в конце концов Изомиру, чтобы Линден мог быть счастлив.
      -Руфрид, - проговорил Элдарет, - мне жаль... насчет тебя и Танфии.
      - Забавно. Все заметили.
      - Слепой бы увидел.
      - Ну, между нами уже давно все не слава богам. И не было - разве что одну-две ночи.
      - Но ты ее очень любишь.
      - Хотел бы я перестать. Думал, она чувствует то же... а оказалось, я себе сам голову дурил.
      - Пропади этот Сафаендер пропадом. - Голос Элдарета был суров. - Он мой лучший друг, но иногда мне хочется его убить. Он всегда так делает.
      - Как?
      - Влюбляется в заблудших и беспризорных. И влюбляет в себя. У него это само собой выходит.
      Руфрида затопил гнев.
      - Ублюдок! - сплюнул он.
      И все же... конечно, он не хотел, чтобы Танфия страдала, но в нем зародилась извращенная надежда - вдруг она научится на этой ошибке?
      - Танфия не заблудшая овечка, поверь, - ответил он, вздохнув. - Она умеет вертеть людьми, когда ей это выгодно.
      Утро выдалось теплое. Элдарет, хорошо знавший окрестности, двинулся на юг от Нахиллеи, через низкие всхолмья. Всюду виднелись зеленые с лиловым камзолы царских солдат, пехотинцев и конников; над лагерями развевались знамена; куда ни глянь, шли учения.
      - Не нравится мне это, - пробормотал Элдарет. - Смахивает на то, что они готовятся напасть на Нахиллею. В любой момент.
      Обратно двинулись лесом, избегая торных троп и уклоняясь от любопытных взоров. В родной стихии Руфрид сумел даже позабыть о Танфии. За полдень разведчики забрались довольно далеко на северо-запад от города. Элдарет вывел юношу на вершину отдельно стоящего утеса.
      Отсюда открывался вид на многие мили; вокруг расстилались леса и реки Параниоса. Вдалеке, у самого окоема, блестела на солнце серебряная нить, прорезая с запада на восток вытянутый луг. По ней цепочкой двигались повозки.
      - Что это? - Руфрид прикрыл ладонью глаза от солнца.
      Элдарет издал тихий стон.
      - Это, друг мой, рельсовый путь, проложенный Гарнелисом, чтобы скорей доставлять рекрутов к цели. Как овец на ярмарку. Рельсы заканчиваются, полагаю, в Нафенете.
      - Это где рудники и каменоломни.
      - Да. Похоже, после зимы они опять взялись за свое.
      - Может, Изомиру забрали туда, - вслух подумал Руфрид. - Бедняга Линден. Неизвестность тяжело на него действует.
      Элдарет повернул коня и двинулся вниз.
      - Пойдем. Может, к западу отсюда найдется что поинтереснее.
      Они выехали на гребень холма, разделявшийся, образуя лесистую долину. Сквозь ветви сочились столбы дыма; вдоль тропы виднелись свежие кучи навоза.
      - Надо выяснить, - сказал Элдарет, - солдаты это или простой люд. Разделившись, мы покроем большую площадь. Ты бери правый гребень, я пойду вдоль левого. Встретимся здесь через двадцать минут... - Он указал через плечо, - ...В той лощине; не так заметно, если одному из нас придется ждать второго.
      -Ладно.
      Руфрид двинул Ястребка по извилистой, тенистой тропе. Конь еще не утомился, и шел с охотой, гордо подняв голову и раздувая ноздри. В одиночестве юноша чувствовал себя возбужденно, тревожно - и весело. Тропу занесло темной палой листвой, но солнце светило сквозь ветви, и щебетали в вышине птицы.
      На протяжении минут десяти Руфрид углублялся в лес все дальше, обходя предательски торчащие из земли корни. Сквозь лес он видел домики в долине, и, присмотревшись, пришел к выводу, что это всего лишь деревушка. По другую сторону гребня никаких признаков жилья заметно не было.
      В конце концов Руфрид понял, что если сейчас не справит нужду, то лопнет. В конце концов, долгое ли дело? Отведя Ястребка с тропы, он спрыгнул с коня и отошел за дерево, чтобы облегчиться.
      Нападавшего он не увидел; и не услышал. Все было совершенно спокойно до того мига, когда Руфрид услыхал тревожное ржание Ястребка; потом на голову юношу обрушился тяжелый удар, погрузив его в забытье.
      Хотя Элдарет упомянул, что они с Руфридом могут отсутствовать пару дней, Танфия начала беспокоиться уже к закату.
      - Лин? - тихонько спросила она, когда они готовили ужин. - Думаешь, с Руфридом все в порядке?
      Он мрачно покосился на нее.
      - А тебе не все ли равно?
      - Не дури! Конечно, мне не все равно. Я думала, ты... ну, почувствуешь что-нибудь.
      Юноша с излишним усердием принялся крошить овощи.
      - С чего бы? Я не провидец.
      - Но тебе всякое мерещится...
      - Я не могу открыть видение, как бочку! Что, если мне привидится, будто с Руфе все в порядке, а это не так? Или что он в опасности, а я не смогу ему помочь? Лучше уж не знать! Я не подзорная труба, Тан.
      - Прости, Лин. - Она коснулась его плеча. - Но если что почувствуешь, ты мне скажи, ладно?
      - Конечно. Я не хотел на тебя кидаться, просто эта тварь у меня в голове... не знаю, что она такое, и не хочу знать.
      - Однажды оно спасло нам жизнь. - Танфия порывисто стиснула его руку. - ты все еще не знаешь, откуда оно взялось?
      Линден оглянулся в поисках любопытных ушей.
      - Один раз я говорил об этом с Лийет. Она сказала, что я подхватил этроф.
      - Что-что?
      - Это вроде бесприютного духа, которого привлекают места свершившегося насилие... например, тропа, где гхелим убил господина Арана. Лийет говорит, что я от него никак не избавлюсь, потому что он пробудил во мне то, что было от рождения.
      - Ох... - только и выдавила потрясенная Танфия, не зная, что еще сказать. - Может, этот дар к лучшему, Лин? Поможет нам найти Имми.
      Юноша устало улыбнулся ей; девушка чмокнула его в щеку.
      - Надеюсь, - согласился он. - Но мне больше хочется забыть о нем навсегда.
      После ужина актеры расставили по всей комнате зажженные свечи, и взялись разыгрывать сцены из спектаклей - некоторые Танфия, к собственному удовольствию, узнала - перекидываясь строками, хохоча, когда кто-то сбивался. Потом негромко вступил певучий голос Сафаендера. Он читал собственное сочинение, сказание о победе царя Маарота при Серебряных равнинах. Танфия сидела на полу, опершись подбородком о колено. Закрыв глаза, она утонула в красноватом сиянии и прекрасном голосе поэта. Покуда звучали стихи, она чувствовала себя в раю.
      Линден перепил немного и задремал; когда остальные разошлись по своим койкам, девушка отволокла товарища в его чулан, уложила на тюфяк и оставила отсыпаться. Когда она вернулась в комнату, там оставался один Сафаендер. Он бродил из угла в угол, задувая свечи по одной. Когда он обернулся к ней, стройная мраморная статуя, расплескавшиеся по плечам черные кудри - Танфия едва смогла вздохнуть, пораженная его красотой.
      - Где же они? - спросила она.
      - Элдарет может о себе позаботиться. Руфрид, я полагаю, тоже, верно?
      - Да, но...
      - Тогда не тревожься. Этим ты делу не поможешь.
      - Знаю. - Танфия съежилась. - Все равно боязно.
      - Ты замерзла?
      Он шагнул к ней, и заключил в объятия. Сквозь тонкую ткань девушка ощущался очертания его тела, его жар. Ей казалось, что после долгих лет пути она вернулась, наконец, домой.
      - Пока они не вернутся, я не усну, - прошептала она.
      - Я тоже. Так что мы можем не спать вместе.
      Сердце девушки заколотилось; чресла ныли.
      - Ты прочтешь мне еще одну поэму? Услышать "Песнь Маарота" из твоих уст - для меня это было исполнением мечты.
      - Для тебя я стану писать поэмы, - ответил он, целуя ее шею. Разведя ворот ее рубахи, он приподнял кончиками пальцев ее грудь, коснулся губами соска, так нежно, что Танфия едва не истаяла от наслаждения. - Я стану сочинять их, пока мы любимся. Но они будут ужасны, имей в виду.
      Она рассмеялась, ластясь к нему, сжимая объятья.
      - Тогда люби меня молча.
      - Это куда лучше любых стихов.
      Он провел ее в свою комнатушку - столь же скромную, как и у остальных, но здесь была кровать, и шелковый полог на ней, и узкое окошко, куда заглядывала Лилейная луна.
      - Что за роскошь! - воскликнула она.
      - Они приглядывают за мной, мои возлюбленные актеры, а я забочусь о них.
      Он стянул с нее одежды, избавился от своих, и они встали нагие - оба стройные, опалово-бледные в лунном сиянии.
      Они не могли насмотреться друг на друга. Его взгляд упивался бледными изгибами ее стана, розовыми каплями сосцов, темным клином между ее бедер. Ее глаза впитывали его улыбку, водопад темных кудрей, плоский живот, стройные колонны ног и гордо восставшее древко, темнеющее на фоне светлой кожи. Вслед за взглядами потянулись ладони.
      Танфия наслаждалась его запахом, его касаниями, его нежной настойчивость. И ни на миг не могла забыть, кто он.
      - О, какая ты сильная, Танфия, - шептал Сафаендер, опускаясь с ней на постель, укладывая ее поверх себя. - Твоя кожа как шелк. но столько силы в этих стройных бедрах в этих руках. Какая ты сильная...
      - Да, - выдохнула она.
      Танфия поцеловала его, жарко и страстно, и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, опустилась на его раскаленный, каменный уд. Она таяла, как масло, опускаясь все ниже и ниже, волосок за волоском, пока он не вошел в нее до самого конца, и тогда сладостное изумление пронизало ее копьем. Чресла ее жгло влажным огнем, и, не в силах удержаться на краю наслаждения, она вскрикнула, закрывая глаза, и исчезла в потоке белого света.
      Сафаендер расплакался в миг наивысшего наслаждения. Он вдавливал ее в постель, словно бы стремясь потеряться в ней, а она прижимала его к себе, пытаясь поглотить его всем своим телом, любовники стонали от блаженства; а потом семя его выплеснулось в чрево Танфии, и на щеку ее упала его слеза. Девушка и сама разрыдалась. Ей пришлось отстраниться от него и свернуться клубочком, точно маленькой девочке, чтобы озноб отпустил ее.
      - Что случилось, что? - испуганно спросил Сафаендер. - Я обидел тебя?
      - Нет, нет, что ты!
      Она смеялась и плакала в одно и то же время, от блаженства столь немыслимого, что оно не желало оставлять ее. Сафаендер.
      - Иди ко мне. Обними меня. - Он притянул ее к себе, и она восторженной глиной легла в его объятья. - Ты дрожишь? Я тоже. О богиня, что же мы делаем друг с другом? Ты можешь поразить сами луны, Танфия... Танфия, Танфия...
      Постепенно дрожь унялась. Тела их склеил остывающий пот. Ей хотелось остаться тут навечно, в сердцевине времен.
      - Когда все закончится, я отвезу тебя в мой дом, в Парионе.
      - Мраморный?
      - Конечно. Мрамор, и оникс, и опал - все белые камни, и только узор в середине каждой стены выложен ляпис-лазурью.
      - А еще мощеный двор, и посреди него фонтан.
      - Откуда ты знаешь?
      - У тебя должен быть именно такой дом. И вокруг такие высокие папоротники, я их на картинках видела.
      - А еще белые и оранжевые цветы, и мелкие пестрые птахи.
      - Хотела б я оказаться там.
      - Мы там будем. Я тебя люблю, Танфия.
      Она не поверила своим ушам.
      - Да мы едва знакомы! Я любила тебя всю жизнь. Но как ты можешь полюбить меня, когда вокруг тебя столько красавиц и умниц?
      - Ты свежа, как весенний ветерок, ты необыденна, будто элирка. Ты прекрасна, Танфия, и умна. Тебе не поднесли судьбу на блюде, как большинству из моего окружения, ты сама добилась своего - и ценишь добытое больше, чем они.
      - А это для тебя что-то значит?
      - Конечно! Знавал я писателей и актеров, словно высеченных из камня; сердце в них заменил ум, и чем больше их восхваляют, тем сильней они поливают желчью поклонников. Но я не таков. Я слеплен из плоти и крови, и мне очень по душе, когда меня любят...
      Он с улыбкой коснулся ее губ своими.
      - А я люблю тебя. Боги, как я тебя люблю!
      - В тебе есть что-то особенное, - прошептал Сафаендер, склоняясь над ней; темные глаза сияли с прекрасного лика. - И неважно, что мы только что встретились. Мне кажется, я тебя знаю. Я тебя узнаю'.
      Танфия спала как ребенок, и не вспоминала о Руфриде до самого утра. Мысль о нем и разбудила ее. Сафаендер все еще дремал. Стараясь не разбудить его, девушка натянула рубаху через голову, и выскочила в большую комнату. Из проема в импровизированную кухоньку на ее взирал похмельными глазами Линден.
      -Еще не вернулись?
      Юноша покачал головой.
      - Ни следа.
      - Бо-оги... Ну, они сказали "два дня". Как твоя голова?
      Линден скривился.
      - Паршиво. Зато прошлого вечера я не помню совершенно - видимо, этого и добивался. Если Руфе не вернется к завтрашнему утру, я отправлюсь его искать.
      - И сам заблудишься? - сурово поинтересовалась девушка.
      - Не заблужусь. Зоря и Мириас отправятся со мной.
      - Лин, я с тобой. - Танфия со вздохом опустилась на кушетку. - Не вздумай меня оставить.
      Линден окинул ее цепким взглядом.
      - Я думал, ты предпочтешь остаться с Сафаендером.- Девушка прикусила губу, и он безжалостно добавил: - Ты ведь спала с ним этой ночью?
      - Ты же ничего не помнишь.
      - Кончай, Тан. Помимо того, что ты только что выбежала, простоволосая, из его комнаты, это было очевидно для любого, кто еще не ослеп.
      - Ты на меня так смотришь, словно я тебя подвела.
      - Да не меня! - огрызнулся Линден. - Руфе! Он был счастлив с тобой. Я его никогда прежде счастливым не видел. Его я не мог понять с этой элирской девкой, а тебя сейчас не понимаю!
      - Линден... - простонала она. - Ну не всем же быть такими простодушными. Мы говорим о парне, который обещал перед уходом, что не притронется ко мне, даже останься я последней на свете бабой?
      Юноша отвернулся; разговор становился для него слишком тяжелым, слишком личным.
      - Надеюсь, - прошептал он, - что из-за тебя он не утворил никакой дурости.
      К закату не случилось ничего.
      - Два дня, - напомнил девушке Сафаендер, когда подошла концу их вторая изумительная ночь.
      Весь день им пришлось сносить ядовитые насмешки и многозначительные улыбочки Шармы, Салиоля и Эвендера; Сафаендер в них просто купался, в то время, как девушку они одновременно раздражали, смущали, и приносили стыдное удовлетворение. Аштарь, похоже, ревновала. Танфия начала чувствовать себя если не главной в компании, то по меньшей мере равной. Но когда она оставалась с Сафаендером наедине, остальные забывались.
      - Элдарет славится скрытностью. Я тебе просто запрещаю волноваться до самого завтрашнего заката..
      На следующий день Танфии пришлось употребить весь свой дар убеждения, чтобы не дать Линдену броситься на поиски. Когда вестей не принес и третий вечер, даже Сафаендер не мог скрыть растущего беспокойства. Не в силах заснуть, любовники сплетались в чаше, сплетенной свечами, цепляясь друг за друга в попытке противостоять судьбе.
      - Я уверена, сегодня они вернутся, - заметила Танфия за завтраком, держа Линдена за руку. - Никуда не уходи пока. Представь, каково будет Руфриду вернуться, чтобы тут же кинуться в погоню по твоим следам! Да он будет вне себя!
      - Ладно, - пробурчал юноша. Волосы его были растрепаны, глаза покраснели от недосыпа. Он нервно потер скулы. - Но дольше ждать уже нельзя. Слишком жарко.
      - Да нет вроде. Ты не захворал?
      - Нет. Я чую дым.
      Сафаендер и остальные озабоченно косились на них.
      - Линден, - тревожно воскликнула Танфия, - у тебя опять видения? Скажи!
      И тут в дверь постучали - тревожным, уговоренным стуком. Девушка едва не подскочила до потолка.
      - Я отопру, - бросил Сафаендер.
      Танфия вскочила за ним вслед. Стоило поэту отворить потайную дверь, как ему в объятья упал, задыхаясь, один из близнецов - девушка почти не различала их, но ей показалось, что Олберид.
      - Вам надо уходить! - прохрипел он.
      - Что?
      Вокруг Сафаендера собрались Аштарь, Эвендер и остальные. Олберид перевел дыхание, опираясь на плечо Танфии.
      - Идут царские солдаты. Город кишит ими. Они обыскивают дома, ищут тебя, Сафаендер, из-за убитых в лесу! Кто-то тебя выдал!
      - За что? - выдохнул поэт. Лицо его побелело.
      - Кто знает? Ради денег, ради государевой милости, чтобы избежать набора - разве теперь скажешь? Но вы должны уходить.
      - Не понимаю, - прошептал Сафаендер, - почему Элдарет не предупредил нас.
      Спутники его словно оцепенели.
      - Скорей! - торопила Зоря. - Собирайтесь!
      - Как нам выйти незамеченными? - спросила Танфия.
      - Из кладовой есть потайной ход, он ведет сквозь гребень холма на противоположный склон, - объяснил Олберид. - Он выведет вас из города.
      - Других - да, а меня - нет, - возразил Линден. - Как же кони? Их я не оставлю. И что насчет Руфрида и Элдарета? Они же не узнают, куда мы двинулись!
      - Тут ничем не поможешь. Мы с Олмионом встретим их, если нас не возьмут под стражу.
      Сафаендер стиснул ладони старика.
      - Когда придут солдаты, кидайтесь им на шеи с радостными воплями. Скажите, что мы вам угрожали, заставили нас прятать. Лгите как хотите, лишь бы отовраться!
      - Я чую дым! - воскликнула Танфия.
      Перескочив через ряд бочек, она выглянула в служившую окном щель. Несмотря на неудачное место, она смогла разглядеть внизу медленно поднимающиеся клубы дыма.
      -О боги, они поджигают дома!
      Глава двадцатая. Энаванейя
      Стоило Танфии промолвить "Огонь", как беспокойство Линдена отлилось ясным видением - полыхают дощатые конюшни, визжат от боли лошади, бьются, задыхаясь от дыма.
      - Коней я точно не оставлю, - заявил он.
      Танфия бросила на него злой взгляд.
      - И я не хочу, но как ты собираешься вывести их, не проходя через полный солдат город?! Уж лучше бежать, Лин, и вернуться за ними потом.
      - Нет, - прошептал он, пошатываясь под давлением предчувствия. - Потом будет... поздно.
      Все нерешительно переглянулись, и Линден понял - без Элдарета решение здесь принять просто некому.
      - Тогда я с тобой, - заявила Танфия.
      - Нет, - возразил Сафаендер. - Разделяться было бы глупо!
      - Вообще-то, - рассудила Зоря, - так у нас будет больше шансов. В конюшне три лошади, так? Мы с Мириасом пойдем за Линденом. Танфия - ты берешь Сафаендер и остальных. Если не столкнемся на дальнем склоне... - Она многозначительно глянула на поэта. - Ты ведь знаешь, где нам встречаться?
      Он кивнул, побледнев.
      - Ладно, - сдалась Танфия. - Не больше мне это по душе, но раз решили - пусть будет. При них с тобой все будет в порядке, Лин. А теперь собираемся.
      Зашвырнув на плечо поспешно уложенный мешок, Линден скатился по крутой лесенке на конюшенный двор. Мириас и Зоря едва поспевали за ним. Чувства его к Танфии были сейчас столь противоречивы - раздражение (как смеет она обходиться с ним, как с младенцем!), благодарность за забот, разочарование (ну как могла она бросить Руфрида?) - что он был лишь рад ее отсутствию. Из всей сафаендеровой труппы лишь эти двое не казались ему совершенно бесхребетными.
      Из-за высокого забора доносились крики, визг ужаса, гневные вопли, но что мерещится ему, а что слышится на самом деле, Линден сказать не мог бы.
      - Они движутся сюда, - проговорил он.
      Они торопливо оседлали троих коней и вывели во двор. Зоря села на Зарянку, Мириас - на своего гнедого. Но не успели они устроиться в седлах, как из переулка за запертыми воротами донеслись грубые, хриплые голоса. Кто-то с хохотом пнул створки пару раз, потом замолотил в ворота кулаками.
      - Эй! Да где старшой задевался?
      - Да на кой он те? - откликнулся другой резкий голос. - Зажигай!
      Огневая стрела перелетела через забор и ткнулась в кучу соломы. Та затлела, готовая полыхнуть; повалил клубами дым. За первой стрелой последовали еще две.
      Линден и его спутники переглянулись.
      - Что же нам делать? - спросил он. - Другого выхода отсюда нет, так?
      - Назад, к лестнице, - скомандовал Мириас.
      Развернув коня, он двинул его по крутой дорожке к дому. Зарянки и Зимородок ринулись за ним, уверенно одолевая подъем. Линден замыкал колонну, и перед ним развевались смоляной хвост Зарянки и плащ Зори. Прежде чем переулок внизу скрыли стены домов, Линден, обернувшись, увидал перед воротами толпу солдат в шлемах.
      Полминуты спустя они стояли на террасе перед домом Олмиона и Олберида. Вокруг них смыкались стены. Тупик.
      - Куда теперь? - поинтересовалась Зоря, пытаясь сдержать пританцовывающую кобылку.
      - Заходите в дом! - крикнул из дверей один из близнецов, отчаянно размахивая руками. - Сюда, скорей!
      Всадники проехали в парадную дверь, пригнувшись под косяком.
      - За мной! - скомандовал Олмион.
      Старики торопливо провели беглецов тесным переходиком в кухню, а оттуда - в садик, зажатый между стеной дома и оградой. Позади дома забор врастал в поросший кустарником и дичками склон холма. Но в углу сада доски расселись, и образовалась промоина, ведущая наружу.
      Линден двинул Зимородка вперед. Скакун сделал три неуверенных шага, и одним прыжком перемахнул остатки ограды. Копыта заскользили по крутому склону, Линден нагнулся в седле, перенося вес вперед, и Зимородок помчался в гору, огибая деревья. Линден оглянулся - его спутники не отставали. Зарянка легко одолела препятствие, тяжеловатый гнедыш справился с ним не без труда.
      С высоты гребня им виден был весь город. Беглецы приостановились, озирая долину. Всюду кишели царские солдаты, кто конный, кто пеший; они толпились в узких проулках, круша и поджигая все подряд. Несколько домов уже полыхали, до Линдена доносилась кислая вонь дыма.
      - Боги, - прошептала Зоря. - Лицо ее раскраснелось, в травянистых глазах блестели слезы. - Мы навлекли на них столько горя!
      - Нет, любимая, - ответил Мириас. - Горожане нас укрыли, потому что они уже возненавидели царя. Смотри!
      Из тени сада на солдатский строй ринулась толпа горожан. Трудно было разглядеть с такой высоты, но похоже было, что жители вооружены.
      - Они сражаются!
      Мысли Линдена смыл ужасом поток бледного, льдистого пламени. Юноша со всхлипом стиснул виски. Это чувство... белое безумие бхадрадомен...
      - Линден? - спросила Зоря. - Что случилось?
      Но юноша мог только безвольно ждать неизбежного. И миг спустя вскипело небо, рожая огромного, подобного дра'аку гхелима. Кожистые крылья ловили ветер, хвост бичевал воздух в предвкушении добычи.
      Зоря и Мириас разом вскрикнули от изумления.
      - Во святое имя Нефетер - что это?
      Бледная тварь с пронзительным визгом обрушилось на разбегающуюся толпу орущих мятежников.
      Заставить себя смотреть дальше Линден не мог. Зимородок уже пританцовывал от страха, роняя пену и мотая головой. Стоило Линдену двинуть его к вершине гребня, как жеребец сорвался в галоп. Зоря и Мириас вскоре догнали его. Оба были в ужасе.
      - Что это было? - повторила свой вопрос девушка.
      - Их называют гхелим, - ответил Линден. - Я уже видел таких. Одно убило дядю Танфии, когда мы пытались отбить Изомиру. Одно набросилось на меня в лесу. Я пустил в него стрелу, но оно выжило. Это создания бхадрадоменов.
      - Что? - переспросил Мириас, подъезжая поближе. - Что?
      Линден так привык к этому слову, что и забыл, каким омерзительным оно может казаться остальным.
      - Ты, верно, ошибся. - Зоря помотала головой.
      Линден смолчал. Они перевалили через гребень, и начали спускаться по другой стороне гряды, не столь крутой, зато густо заросшей подлеском. Танфии и остальных не было видно и следа... впрочем, в такой листве их с полушага не углядишь. Но так тяжело было думать, пока не схлынуло оглушающее чувство ясновидения.
      Пробравшись сквозь лабиринт старых кладовых, вскарабкавшись по лесенке и выцарапавшись через тесный люк, Танфия, Сафаендер и его актеры оказались в чаще на внешнем склоне гряды. Царила тишина, только щебетали в ветвях птицы. Неожиданное спокойствие казалось жутким; и трудно было поверить, какие ужасы творятся сейчас в нескольких сотнях шагов отсюда.
      Они застыли, прислушиваясь, приглядываясь.
      - Кажется, все спокойно, - решила Танфия. - Куда теперь?
      Остальные - Аштарь и Шарма, Эвендер и Салиоль - тупо воззрились на нее. Тряпки, напяленные ими, были не более пригодны для долгого пути, чем легкие домашние накидки; плащи - расшиты золотом и почти прозрачны.
      - Понятия не имею, - признался Сафаендер.
      Поэт оделся во все белое, и был бы заметен издалека любому врагу.
      - Я что-то слышала о месте встречи?
      Поэт потер лоб.
      - Мы в свое время договорились с Элдаретом, что, буде нам придется разделиться, мы оба направимся в одно место.
      - И где это?
      - Я помню название, и примерно знаю, в какой это стороне. Но как туда добраться - понятия не имею!
      Танфия в ужасе воззрилась на него.
      - Но должен же!
      - Зоря знает.
      - Ну хоть примерно объясни!
      - Называется Энаванейя. Это близ... боги, все из головы вон. Запутался я. География всегда была моим слабым местом.
      Танфия начинала терять терпение. Будь на месте поэта Руфрид, она уже обрушила бы на него все возможные оскорбления, но с ней был Сафаендер, и на него злиться было невозможно.
      - И это говорит человек, написавший "Эскадале"? - ласково усмехнулась она.
      От взгляда его у девушки язык примерз к горлу. Лицо поэта озарилось высокомерным презрением, словно восторженный подличатель отвлек его очередным дурацким вопросиком.
      - Справочный материал. Ты, кажется, путаешь писательское мастерство с реалиями моего бытия.
      Танфия отшатнулась, униженная и потрясенная.
      - Тогда пошли вниз, к подножию. Там, может, сумеем осмотреться получше.
      Девушка решительно двинулась вперед, испытывая неловкость оттого, что ей, только что так униженной, приходится веси этих людей. Линдена до сих пор нет и следа... сердце ее дрогнуло. Что, если в густом подлеске они упустят друг друга, или с ним случилось что-нибудь?
      Покуда они шли, Танфия прикидывала направление по сторонам света -примечая положение солнца, растущий на стволах мох.
      - Вспомнил уже кто-нибудь, куда нам податься? - спросила она так небрежно, как только сумела.
      - Это в Лузанийском лесу, - сознался Сафаендер. - За рекой Херент, к западу отсюда.
      - Тогда мы не в ту сторону идем. Это восток. Значит, надо как-то обойти город, и... погодите-ка. - Танфия зажмурилась, вызывая перед внутренним взором карту, над которой они с Руфридом столько раз склонялись. - Лузанийский лес отсюда к северо-востоку. Идем мы правильно.
      - Ты уверена? - усомнился поэт. - Я думал, нам на запад.
      Актеры подозрительно косились на Танфию, словно изумляясь, как она осмеливается спорить с самим Сафаендером.
      - Я иду на восток, - отозвалась она. - Идете вы со мной или нет - дело ваше.
      - Как ты можешь быть так уверена? - с укором бросила Аштарь.
      - Большая практика, - огрызнулась Танфия. - Я, знаете, гуляю иногда.
      Она ускорила шаг, и остальные потянулись за ней. Девушка ощущала себя в ответе за них, и тревожилась немного: а что, если чутье ей изменило, и прав-таки Сафаендер? Актеры с ней не разговаривали; необходимость полагаться во всем на девушку не то пугала их, не то раздражала, и чувства свои вымещали на ней же.
      Держась оград, они пересекли деревенские поля, и вступили в другой лес. Дорога шла под уклон, пока, наконец, чаща не раздалась, пересеченная узкой, петлистой речкой.
      - Это Херент? - спросила Танфия.
      - Вероятно, - откликнулся Сафаендер. - Тут должен быть мост.
      И правда, в трех сотнях шагов ниже по течению, по правую руку от них, поток перехлестывала дуга темного дерева.
      - Наших до сих пор нет следа, - пробормотала Танфия.
      Сафаендер ступил на берег, направляясь к мосту, и в этот миг на мосту блеснула начищенная кираса.
      - Стой! - прошипела она, затаскивая поэта обратно в кусты. - На мосту стража!
      Голова в шлеме повернулась к ним, и девушка затаила дыхание, но мгновением спустя стражник отвернулся, вернувшись к беззаботному ожиданию.
      Танфия набросила на плечи поэту свой плащ.
      - Мне не холодно, - запротестовал Сафаендер.
      - Зато и видно тебя за две мили.
      Поэт заносчиво покосился на нее, но плащ одел без возражений.
      - И как, во имя Дионовых ядер, мы переправимся через реку? - спросил Эвендер. В его безупречном исполнении ругань звучала смешно.
      Танфия потерла лоб, восстанавливая в памяти чернильные линии на карте.
      - Пройдем вверх по реке за излучину, - решила она, - а там вплавь. Не так и широк этот Херент. Если мы там, где мне кажется, то на той стороне как раз и начинается Лузания.
      Взгляд Сафаендера посуровел, актеры же являли собой жалкое зрелище. Почтение к ним покидало девушку вместе с остатками терпения.
      Оказалось, что реку можно было просто перейти вброд - на стремнине темно-зеленая вода едва доходила до пояса. За Херентом мокрые и жалкие беглецы продирались заросшими темными оврагами, прорезавшими чащу корявых, замшелых деревьев. Идти было тяжело, и спутники Танфии едва поспевали за ней.
      - Элдарет не говорил, далеко ли до места встречи?
      - Два дня пути... кажется, - выдавил задыхающийся Сафаендер.
      - А мы, без сомнения, давно сбились с пути, - прошипела Шарма. - Боги, как я ненавижу эту глухомань!
      - Мы ей, кажется, тоже не по вкусу, - отмолвил Сафаендер, бросив на актрису суровый взор. - Энаванейя - заброшенная крепость времен Моуникаи; отсюда она шла походами на непокорные племена Торит Мира. С тех пор крепость давно оставлена и поглощена лесом. Не знаю, как мы ее сумеем отыскать.
      - Угу, - буркнула Танфия. - Может, и не сумеем, если брести наугад.
      Она продолжала двигаться вперед, поглядывая на клочки неба между ветвей. используя все, чем научилась за время путешествия, все, что могла вспомнить из карты, выискивая следы, способные привести к потаенной крепости...
      Вроде заросшей тропы, на которую они набрели несколько мучительных часов спустя. Тропа прорезала лес, уводя на северо-восток.
      - Почему мы сменили направление? - поинтересовался Сафаендер.
      - А, ты заметил?
      Менее всего ей хотелось вздорить с ним. но едкие слова сорвались с языка помимо воли.
      - Мне не доставляет особого удовольствия тащить моих людей через эти дебри, - огрызнулся он.
      Его холодность одновременно злила девушку и печалила.
      - Ну так тащи их в другую сторону! Я вам помочь пытаюсь!..
      Среди деревьев впереди что-то мелькнуло.
      - Стой! - шепнула она, загораживая дорогу, так что спутники ее едва не попадали с ног. Танфия вглядывалась в чащу. Пасутся на полянке кони, люди бродят вокруг... Рыжеволосая девица в зеленом плаще замерла, глядя прямо на Танфию.
      - Это Зоря, - проговорила девушка, обмякнув от облегчения.
      Теперь она различила Мириаса и - слава Богине! - Линдена. Танфия бросилась вперед, и те ринулись навстречу, стискивая ее в объятьях.
      - Слава богам! - воскликнула Зоря. - Не знаю, как мы миновали вас на холме, но в таком подлеске мы могли проехать от вас в трех шагах и не заметить.
      Позади товарищей Танфия, к своему изумлению, заметила с два десятка незнакомцев.
      - Ну, мы же встретились, - проговорила девушка, обнимая Линдена. - А это кто еще такие?
      - Горожане. Натолкнулись на них, когда они бежали с пожарища, и прихватили с собой. - Линден понизил голос. - Мы снова видели эту тварь... гхелим.
      - Бо-оги... Как вы одолели мост?
      Юноша помотал головой.
      - Никак. Мириас знал, где брод.
      - Брод, где мельче, чем по колено? - Линден кивнул. - Тьфу, пропасть!
      Актеры выковыляли на поляну и рухнули, где стояли, шумно жалуясь на занозы и мозоли. Сафаендер держался у Танфии за спиной.
      - Я так рада, что вы нашли дорогу! - заметила Зоря. - Саф, он же безнадежен. Я не думала, что он хоть слово запомнит из Элдаретовых наставлений.
      - Ммм. - Танфия попыталась отойти, не желая портить отношения с труппой, выпуская накопившийся пар, но поэт поймал ее за руку.
      - Я ничего не запомнил, Зоря, - тихонько признался он. - Только благодаря Танфии мы вас отыскали. Моими стараниями мы бы сейчас одолели миль тридцать в противоположную сторону.
      - Саф, ну как можно? - Зоря покачала головой. - Присядь, отдохни. Мы разобьем тут лагерь. Рядом бьет родник, а раз мы м Мириасом единственные догадались прихватить провизии, разделим на всех.
      Пока они хлопотали, Сафаендер притянул Танфию к себе.
      - Прости, - прошептал он.
      Девушка глянула на него и поняла вдруг - то, что ей казалось надменностью, было страхом, верней сказать, способом поэта скрыть боязнь.
      - Ничего страшного.
      - Нет. Ты спасла мне жизнь сегодня. Спасла нас всех. А я в ответ был непростительно груб.
      Взгляды их встретились. Ну как можно было злиться, когда у него такой покаянный вид?
      - Это было немного... неуместно.
      - Совершенно неуместно. Но, понимаешь... мы все горожане. Мало кто из нас покидал город прежде, чем мы вынуждены были бежать его. В душе мы капризные дети, и не любим, когда другой оказывается умней нес. Правду сказать, все мы перепуганы до смерти.
      - Это честные слова. - Танфия вздохнула. - А чтобы быть честной - я знала. И я могла быть более снисходительной, но предпочла огрызаться. Это все твои актеры... смотрят на меня, словно я им не ровня.
      - Такие у них манеры. Ты им нравишься, Танфия.
      - Ну, Руфрид тебе объяснит, каким я могу быть дра'аком.
      - Приятно, когда тебе говорят правду в лицо, а не ловят каждое твое слово, - ответил Сафаендер. - Я больше на себя злился, чем на тебя.
      - Это великое откровение - узнать, что мой великий герой может быть таким мерзким занудой, - усмехнулась девушка, - хотя Элдарет меня предупреждал.
      - Значит, мир? - Он обезоруживающе улыбнулся, притянул Танфию к себе и поцеловал. - Я не хочу спать один. Никогда прежде не ночевал в лесу.
      - Я за тобой присмотрю, - пообещала она.
      Энаванейю они нашли два дня спустя.
      Промахнуться было бы легко. Когда-то зеленый холм гордо возвышался над окружающей его темной, перекореженной чащей. Но с тех пор лес захлестнул его. Ров по окружности крепости зарос тростником. Руины древних стен скрывал темный плющ и ползучие лозы. Добираться до холма пришлось сквозь непролазные заросли падуба. Но когда маленький отряд прорубился наконец через подлесок и вышел из тени замшелых деревьев на более-менее открытое место, зрелище путникам предстало поистине удивительное.
      - Стойте! - шепнула Танфия. - Там люди!
      На вершине холма, среди деревьев, раскинулся лагерь. Вперемешку стояли полотняные палатки, шалаши из ветвей, затянутые холстиной старые, обвалившиеся стены, кое-как укрытые от дождей хворостом постройки из трухлявых бревен. Курились дымом редкие костерки. Мужчины, женщины, дети бродили между кривобоких построек, или сидели на голой земле, штопая тряпье или точа стрелы. Одежда их отличалась редкостным разнообразием - от крестьянского платья до поношенных и грязных одеяний городских франтов.
      Танфия и ее спутники замерли в изумлении.
      - Непохожи они на царских слуг, - пробормотала девушка.
      - Воистину, царю мы не слуги, - ответил ей резкий голос.
      Со всех сторон их маленький отряд окружили подошедшие неслышно лучники, изготовившись к стрельбе. Вперед выступила рослая женщина, сжимавшая копье; из-под ее капюшона выбивались прядки золотистых волос.
      - Кто идет? - вопросила она громовым голосом.
      Столь пугающ был ее облик, что Танфия на миг ослабела коленями - на миг ей представилось, что путь м преградил дух самой Моуникаи.
      - Э... мы тоже не царские слуги, - проговорила она. - Это Энаванейя?
      - Верно.
      - Здесь мы должны были встретить кое-кого. Его зовут Элдарет.
      - Элдарет? - изумленно повторила женщина, откидывая капюшон. - Кто ж вы такие? - Внезапно она шагнула вперед, обратив внимание не на Танфию с Линденом, а на толпу лицедеев за их спинами. - Сафаендер? Ты ли это?
      Поэт подошел поближе. Одежда его из белой давно превратилась в серую, волосы были нечесаны, а щеки - небриты. незнакомка взирал на него, открыв рот. Черты ее были суровы и тяжеловаты; облик ее трудно было назвать прекрасным, но запоминающимся - без сомнения.
      - Меня зовут Вайна, - проговорила она. - И ты едва ли меня помнишь.
      Сафаендер был поражен не менее.
      - Как я мог забыть вас, - вымолвил он, наконец.
      Не сводя глаз с лица незнакомки, он поцеловал ей руку, отчего сердце Танфии екнуло ревностью.
      - Это, э, госпожа Вайна, - пояснил он, обращаясь к своим спутникам. Некогда покровительница нашего театра. Что вы делаете здесь, госпожа моя?
      Женщина улыбнулась, делая лучникам знак опустить оружие.
      - То же, полагаю, что и ты. Тебе, верно, пришлось бежать из Парионы, господин мой Сафаендер.
      - Увы, и ныне мы снова в бегах.
      - Как и я.
      - Вы?
      - Как видишь. - Вайна обернулась к лагерю. - Все мы здесь беглецы от царской опалы. Ты и твои друзья пришли присоединиться к нам?
      - Похоже на то.
      Танфия с Линденом переглянулись. Глаза юноши - в кои-то веки - сияли облегчением. "Значит, мы не одни встали против царя, - подумалось девушке. - Мы больше не одиноки!"
      - Я рада, - просто сказала Вайна. - Верно, вам есть о чем рассказать мне. Ведите коней; мы найдем, где вас пристроить. Вы, думаю, голодны?
      - О да, - подтвердил Сафаендер.
      Поэт все еще выглядел изумленным, да и актеры его как-то странно переглядывались. Танфии стало любопытно, что же она упустила.
      - Похоже, Элдарет еще не приехал, - заметила она.
      - Нет, - отозвалась Вайна, бросая на девушку печальный взгляд. Элдарет не приехал.
      Руфрид пришел в себя в пропахшей пылью тьме. Боль застила глаза, но в сумраке юноша сумел разглядеть доски потолка. Он лежал на жестком ложе, а вокруг храпели, вздыхали, кашляли десятки его товарищей по несчастью. Со стоном повернувшись, юноша увидел дощатый пол. Бесконечный барак, полный спящих...
      В дальнем конце проскрипела дверь, и в заполненном серой мглой проеме встал стражник в кирасе и плаще.
      - Подъем, лежебоки! - гаркнул он так, что Руфрид сморщился от боли. Новый день на государевой службе!
      Рабочие со стонами поднимались с коек и натягивали измызганное грязью отрепье. Руфрид не мог шевельнуться. Стражник подошел к нему, поднял за шиворот и швырнул на пол.
      - За работу! - проорал он.
      Руфрид попытался было огрызнуться, за что был вознагражден пинком под ребра, и задохнулся от боли.
      Когда стражник отошел, сосед по койке помог юноше подняться.
      - Идем, друг, - неспешно пробасил рабочий. - Слушайся его, не то изобьют, а то хуже.
      - Куда меня занесло? - прохрипел юноша. - Чего им от меня надо?
      Он был одет, как и в момент нападения, но меч, лук и поясной нож пропали. Сосед, решившийся помочь ему, был выше Руфрида на добрых пол-локтя и шире в плечах. Черная шевелюра сливалась с бородищей, а добрые глаза почти терялись под кустистыми бровями.
      - Мы в Нафенете.
      - Где?
      - В каменоломнях. Что, теперь рекрутам и этого не объясняют?
      - Я не по набору сюда попал! - прорычал Руфрид. - Какая-то мразь меня похитила. Даже не помню, как это вышло.
      - Они в отчаянии. - Сосед помотал огромной башкой. - Слишком много нас умерло по зиме, от холода и обвалов. Держись меня, делай, как я. Звать как?
      - Руфрид, сын Артрина.
      - Я Беорвин, сын Атеда.
      Ошеломленный и слабый Руфрид последовал за Беорвином, стараясь не привлекать внимания стражников. Он был в лесу с Элдаретом... кто-то огрел его по голове... "И сильно ли мне повезло, - подумал он, - что сразу загребли на рудники, а не поволокли на допрос в разряд?".
      Рабочим давалось четверть часа на оправку, потом - мытье в ледяной воде и завтрак. Кормили в соседнем бараке. Смотреть на жидкую овсянку Руфрид не мог, и отдал свою долю Беорвину, зато выхлебал несколько кружек травяного настоя, от жажды не замечая пресной горечи. В столовую набилась добрая сотня человек. Все они выглядели сильными и жилистыми - ни грана лишнего веса; на обветренных лицах отпечаталась усталость. И все же слышался смех. Этих людей еще не покинула искра.
      Снова заорали стражники, и все зашевелились.
      - Пора, - молвил Беорвин. - Шевелись, тогда не накажут.
      - Наказывать они любят, да? - пробурчал Руфрид.
      Когда длинная колонна рабочих змеей вытекла из лощины, где прятались от ветра бараки, взору Руфрида открылся вид столь жуткий, что он готов был не поверить глазам. Рабочие вступили в обширную долину, скорей похожую на канаву, прорезанную в серой грязи окрестных холмов когтем гневного бога. Вдоль склонов тянулись вырубленные в камне ступени; ямы на дне долины заполняла мутная водица. По обе стороны громоздились многоярусные меловые утесы. В пепельной бледности голых скал просверкивали порой янтарные отблески.
      Когда рабочих разбивали на пары, Руфрид встал вместе с Беорвином. Ему дали инструмент - молот и бур, и юноша тут же принялся прикидывать, как бы применить их к тому стражнику, что пнул его. Пришлось карабкаться по скользкой тропе в разрез, огибая уже вырубленные глыбы мрамора... "Что-то сейчас поделывает Элдарет? - думал Руфрид. - И где моя лошадь? И.. как же мне вырваться отсюда и вернуться к Лину и Танфии?".
      Боги, Танфия и этот Сафаендер...
      Десятник расставил пары, наказав, где в скале надо рассверлить дыры. То был мучительно тяжелый труд - ударить по буру молотом, провернуть, ударить снова... Потом в отверстия вбивали клинья, один в другой, покуда камень не трескался. Другие работники на канатах вытягивали глыбы и опускали на поджидающие внизу дроги.
      Руфрид и представить не мог, что есть на свете работа столь невыносимая, а последствия удара по голове делали ее еще мучительней. Через час он едва поспевал за напарником. Через три часа, когда стражник гаркнул "Пе-ерерыв!", юноша едва не рухнул на месте.
      - Откуда родом ты, сын Артрина? - поинтересовался Беорвин, которому работа явно была по плечу, усаживаясь рядом и передавая юноше флягу горячего питья и ломоть хлеба. Изъяснялся он так медленно и раздумчиво, смотрел на Руфрида так пристально, что великана можно было бы принять за дурачка. Но юноша подозревал, что его напарник умней, чем кажется.
      Слова давались ему с трудом. Рубаха намокла от пота и неприятно липла к спине.
      - С Излучинки. Сеферет.
      Глазки Беорвина вспыхнули.
      - Я знавал кое-кого из Излучинки!
      - Едва ли. Уж больно отсюда далече.
      - Да нет, знал. Самая прелестная девушка, какую я видел. Изомира ее звали.
      - Да ты шутишь! - Руфрид выпрямился, позабыв о боли и усталости. - А ну-ка, расскажи про нее!
      Беорвин в точности описал внешность и манеры Изомиры.
      - Боги, а ты не врешь... - прошептал Руфрид.
      - Ты знаешь ее? Мою Изомиру?
      - Она должна была обручиться с моим братом, когда ее забрали... Э, погоди, что значит "твою Изомиру"?
      - Мы ехали с ней от самого Афтанского Рога, - просто ответил Беорвин. - Я любил ее.
      - Люблю ее? - Руфрид скривился. - Это как?
      Беорвина его сомнения, казалось, обидели.
      - Я защищал ее. Берег, точно сестру родную. Как еще?
      Такой невинности юноша не мог не поверить.
      - Где она сейчас?
      На глаза Беорвину навернулись слезы.
      - Не знаю. Нас разделили. Ее отправили на рудники Харфенета, и я больше никогда ее не видел.
      - Рудники? - в ужасе повторил Руфрид. - Ее заставили работать в шахте?
      - Слыхали мы, там много бед творилось. Взрывался под землей дурной воздух. Пришлось им покуда закрыть рудник, но прежде погибло много рекрутов. И еще немало сгинет, ежели они не остановятся.
      Руфрид уронил голову в ладони. Ручища Беорвина похлопала его по плечу.
      - Забавно, - пробормотал юноша. - Мы вместе росли, и я дурно с ней обходился - просто потому, что ее легко было напугать. Доброго слова ей за всю жизнь не сказал. Но стоило мне подумать, что она погибла...
      - Ты обошелся с ней дурно? - Кулаки у Беорвина были огромные.
      - Дразнил я ее. Мальчишкой, - поспешно поправился Руфрид. - Давно это было. Сейчас я хочу спасти ее.
      Кулачищи разжались.
      - Несколько человек отправили в Париону. Резчики нужны им, каменотесы. Но что сталось с ней, так и не узнал я. Одно верно - здесь ее более нет.
      - А бежать ты не пробовал? - прошептал Руфрид.
      - Дважды. Первый раз избили, кандалы одели. Второй раз били, одевали в кандалы моих друзей, на моих глазах. С тех пор не бежал, страшно. Восемь солдат прибегали меня держать! - добавил он, сверкнув ухмылкой.
      - За работу! - приказал стражник.
      - Ну, молодец, - пробормотал Руфрид, заставляя двигаться протестующее тело.
      К вечеру ему казалось, что он уже никогда не сможет пошевелиться. После безвкусного ужина, покуда рекруты торопливо готовились ко сну, Руфрид изучал обстановку. Двери барака, толстые и хорошо подогнанные, запирались снаружи; в оконца не пролезла бы и кошка; снаружи постоянно прохаживались стражники, и полыхали факелы.
      Он тяжело опустился на койку, пошевеливая измозоленными пальцами.
      - Ноют? - сочувственно спросил светловолосый юнец с соседней койки.
      - Вряд ли замфераи пользуются клиньями и бурами, - задумчиво проговорил Руфрид. - Они голыми руками выманивают камень из земли. Ловки на диво. От таких карл и не ждешь...
      Все взгляды обратились к нему.
      - Замфераи - наши враги! - воскликнул светловолосый.
      - С чего бы?
      - Из-за них все несчастья: обвалы, лавины, взрывы! Проклятые черви! А ты еще их расхваливаешь? Да они просто мелкие, кровожадные бесы!
      Руфрид оглядел лица своих обвинителей. Ему вспомнились замфераи Сребренхольма, и гнев Вранофа.
      - А я их понимаю, вот что, - заявил он, и принялся рассказывать, что открылось ему и его спутникам в царстве лазурных замфераев.
      Товарищи слушали его, точно завороженные.
      - Так что не вы виноваты, что разгневали замфераев, - закончил Руфрид. - Это государева вина. А страдаете за нее вы. Не пора ли положить конец этому?
      - Как?
      - Да отказаться работать.
      Кое-кто ехидно хохотнул, но почти каждый невольно распахнул глаза.
      - Мы не можем, - пробормотал кто-то. - Если так велит царь, нам должно исполнять его волю.
      - Даже если царь обезумел от безнаказанности, и подданных своих не считает за людей? Очнитесь! Пора выбираться отсюда!
      - Ты с ума сошел. Это невозможно.
      Последовал еще один нескончаемый день. Руфрид примечал, с какой ленцой стражники обходят истерзанные холмы. Похоже, они до смерти истомились бездельем, но каждый из них вооружен и обучен... сойдет ли молот вместо меча? И какой ублюдок забрал его элирский клинок, его лук? Юноша скривился. Отчаяние начинало поглощать его.
      Третий день. Руфрид так устал, что начал понимать, почему у его товарищей не хватало сил на бунт. Куда как проще вернуться в барак, рухнуть на койку и ни о чем не думать. Но вечером он снова завел беседу, высказывая все, что только мог надумать, чтобы лишь распалить их. И товарищи его начали задавать вопросы. Стоило прорваться плотине, и на Руфрида обрушился потоп жалоб на жестокость стражи, горя по оставленным родным и хозяйствам.
      Юноша заснул прямо во время разговора, и проснулся глухой ночью, как от толчка. Все было тихо, только храпел Беорвин, но Руфрида не оставляло чувство, что его позвали по имени. Он лежал, напряженно прислушиваясь, и зов повторился.
      -Руфрид! - послышался резкий шепоток.
      Юноша приподнялся на локте. Откуда исходит голос, он понять не мог словно бы из-под койки.
      - Кто здесь?
      Что-то запрыгнуло ему на одеяло, перепугав до полусмерти.
      - Тш!
      Сердце Руфрида бешено заколотилось.
      - Боги! - прошептал он.
      Проникающий через окошко переменчивый свет факелов озарял низкорослую фигурку. На койке стоял замферай. Черные космы пронизывали синие прядки, плечи и чресла украшали хрустальные иглы. Это был Враноф.
      Руфрид воззрился на карлу-воителя, уверенный, что бредит.
      - Откуда ты взялся?
      - Я следовал за Элдаретом с тех пор, как вы покинули наши владения, двигаясь подземными путями. Он за стеной. Смотри.
      Ошеломленный юноша скатился с кровати, и увидал за оконной щелью уверенное, суровое лицо странника. В руке Элдарет сжимал факел, видно, из расставленных вкруг барака.
      - Руфрид, слава богам! - негромко воскликнул он. - Мы три дня тебя искали. Я нашел Ястребка, бродившего по лесу; сейчас он в укрытии, с моим конем. Я выяснил, что отряд солдат просто хватал всех встречных и отправлял сюда. Негодяи!
      Руфриду хотелось плясать от радости, пока запоздалая мысль не окатила его холодом.
      - Элдарет, тут вокруг стража!
      - Знаю. Двоих я уже убил. Теперь, пока не явятся новые...
      - Дверь заперта. Другого выхода нет. Если мы начнем ее выбивать, на шум сбежится вся стража.
      - Знаю. Вот они пускай вас и выпустят.
      - Как?
      - Я передам тебе факел. Разбуди остальных, объясни, что делать, когда дверь откроется. Потом подпали одеяло, и начинай голосить: "Пожар!".
      - Ты с ума сошел! - восхищенно промолвил Руфрид.
      - Погоди. Тут для тебя подарок. - К изумлению Руфрида, Элдарет пропихнул через окно меч в ножнах. Его элирский клинок! Потом его лук и стрелы, поясной нож, и еще с полдюжины обычных коротких мечей.
      - Раздай людям, - приказал странник. - Мы с Вранофом наткнулись на оружейню на задах стражницкой. Немного, но больше взять неоткуда.
      - Выбили дверь? - поинтересовался Руфрид, прилаживая перевязь.
      - Не было нужды. Враноф просочился в щель между досками.
      - Не знаю, как тебя благодарить...
      - Брось. Ты еще не на свободе.
      Первым Руфрид разбудил Беорвина, потом - остальных. Многие просыпались сами от мерцания факела. При виде Вранофа кое-кто готов был на него броситься.
      - Слушайте меня! - резко промолвил Руфрид. - Это наш единственный шанс бежать. Вместе мы сумеем одолеть стражу.
      - Я говорил с замфераями Нафенета, - добавил Враноф. - Мы враги лишь тем, кто оскверняет землю. Тем, кто желает бежать, мы поможем. Идите с Элдаретом, и мы станем вам друзьями.
      - Элдаретом? - переспросил кто-то, признав имя.
      - Я здесь, - прошептал из окна странник, помахав рукой. - Все вопросы потом. Доверьтесь мне!
      Рекруты поспешно натягивали штаны, рубахи, драные рабочие куртки. Руфрид спал одетым: несмотря на грязь, так ему было удобней.
      - Кто умеет обходиться с мечом? - спросил он.
      Шесть клинков расхватали во мгновение ока.
      - Соберитесь у двери! - приказал он. - Будьте готовы пробиваться!
      Скомкав свое одеяло, он подпалил его факелом и бросил на пол с воплем:
      - Пожар! На помощь! Пожар!
      Комнату заполнил едкий дым. Руфрид затаил дыхание - а что, если стражники не отзовутся? Но почти сразу же послышался топот ног, потом скрип отпираемых замков и скрежет засовов.
      Из открытой двери хлынул дым, а в нем - рекруты, захватившие немногочисленных стражников врасплох. Не успели те обнажить оружие, как на головы им набросили одеяла, и замелькали мечи и подхваченные под ногами булыжники.
      Руфрид ринулся к женскому бараку и откинул засовы. Ключей у него не было, так что замки пришлось выбивать пинками. На подмогу ему поспешил Беорвин. Пленницы уже проснулись от шума, и сами пытались вышибить дверь изнутри. Внезапно створка рухнула; на пороге встал Элдарет, высоко подняв факел.
      - Бежим! - воскликнул он. - За мной! Выходите, и я подожгу барак!
      Пламя занялось быстро, стоило женщинам покинуть здание. Слышались радостные крики. Успех ударил рекрутам в голову. Расхватав факелы, они ринулись навстречу бегущим наперерез стражникам. Факелы были длиннее клинков. Заполыхала стражницкая, озаряя ночь пламенными языками и рассыпая алые искры. Лагерь погрузился в хаос.
      Навстречу бунтовщикам двинулся плотный строй солдат; старшины раздавали приказы. Впереди шагал сам воевода. Руфрид видел его только раз, да и то издали. То был светловолосый великан, выше даже Беорвина, и безжалостный, как камень.
      - Держаться вместе! - скомандовал Элдарет, и мятежники подчинились. Факелы в передние ряды и с флангов!
      Руфрид стоял обок него, сжимая в левой руке длинный факел, а в правой - меч. Два отряда сошлись в тесном промежутке меж крутым склоном карьера и горящими домами.
      - Стоять! - заорал воевода. - Сдавайтесь немедля!
      Стража сомкнулась за его спиной плотными рядами. Передние были вооружены самострелами. Во рту у Руфрида пересохло; первый залп унесет немало жизней, хотя перезарядить свое оружие стражники не успеют.
      Позади застучали по камню башмаки; еще один отряд стражи отрезал пути к отступлению. Мятежники озирались, теряя уверенность в себе, и Руфрид похолодел при мысли, что их побег обречен на провал.
      Он покосился на Элдарета. Странник, не оборачиваясь, буравил воеводу ледяным взором.
      - Нет, воевода, - проговорил Элдарет. - Царские каменоломни закрыты. Вскоре закроются и рудники. Замфераи не успокоятся, покуда не добьются своего. А вы, стражники! Вы знаете, что защищаете злое дело! Переходите к нам, покуда не стало поздно!
      Глаза воеводы полыхали гневом.
      - Не знаю, кто ты таков, но это я выясню на досуге. А теперь - бросить оружие! Все вы заслуживаете жесточайшей кары! Но она может быть смягчена, если вы сложите оружие немедля!
      Руфрид ощутил, как заколебались бунтовщики. Ему показалось, что он стоит на канате над бездной. Глядя воеводе прямо в глаза, он медленно вернул меч в ножны. Мгновение тянулось бесконечно. Потом воевода вздернул подбородок - с мятежом было покончено. И тогда Руфрид изо всех сил зашвырнул факел через голову воеводы в толпу стражников, заорав:
      - В бой!
      Он дернул стрелу из колчана и прицелился. Стражники с руганью шарахнулись от летящего факела. Элдарет шагнул вперед, потрясая своим клинком, понукая слабодушных мятежников. И тогда стража дала залп из самострелов.
      Руфрид ощутил, как пролетели рядом стрелы, но все мимо - будто юноша был неуязвим для них. Он спустил тетиву, отправив свою стрелу в предугаданный полет. Пробив кожаную кирасу, наконечник глубоко вошел в грудь воеводы, пронзив его сердце. Великан рухнул, точно подрубленное дерево, повалив троих стражников.
      Но половина передней шеренги мятежников пала также. Оглянувшись, Руфрид увидал, как валится на бок Беорвин, глядя в дымную ночь слепыми глазами; из груди его торчали два смертоносных дрота. Но горе не могло сдержать руки юноши. Он стрелял снова и снова, когда же стрелы кончились, то, обнажив меч, бросился в рукопашную.
      Элдарет проходил сквозь ряды стражников, и те в страхе расступались перед ним.
      - Бросьте мечи! - кричал странник. - Воевода ваш мертв! Незачем вам оставаться здесь, идите за мной, к свободе!
      И некоторые прислушивались, обращая орудие против прежних соратников. Бунтовщики уже одолели полпути через их строй.
      - Сзади! - крикнул кто-то.
      Отряд, заперший мятежников в теснине, напал на них с тыла. Эти, ведомые безумноглазой женщиной, были крепче духом, и отряд бунтарей разом рассыпался: те, что стояли в задних рядах, в поисках спасения устремились вперед, прорываясь через ряды своих же товарищей.
      - Нет! - взревел Руфрид, но в одиночку он не мог сдержать ополоумевших рекрутов, какими бы проклятьями он не осыпал. А стражники наступали; замешательство противников дало им возможность перестроиться. Мятеж был обречен. Руфрид начал отступать, внезапно обнаружив себя в одиночестве против дюжины врагов.
      И вдруг сверху на солдат обрушились камни, разбивая шлемы и головы. Стражники вскрикивали от боли, бросая оружие в попытках защититься. Вдоль откоса над их головами стояли замфераи, и их снаряды летели с ошеломительной точностью.
      Кое-кто из стражников, не выдержав, бросился бежать, прикрывая руками головы.
      - Пришел час! - воскликнул Элдарет. - Мятежники, ко мне! Стоять твердо!
      Он стоял посреди отряда бунтовщиков, воздев в обсидиановое небо полыхающий факел. Замфераи остановились; стража застыла в недоумении.
      - Хватит! - грянул Элдарет. - Никому из вас нет нужды оставаться в Нафенете. Ежели пойдете со мной, вас не укорят, что вы сражались против нас! Но те, кто дерзнут остановить нас - им пощады не будет!
      К изумлению Руфрида, почти треть солдат убрала мечи в ножны и перешла на сторону мятежников. Старшины их смотрели волками, но даже из них пара человек переместилась на сторону Элдарета.
      Странник усмехнулся, скорей облегченно, чем торжествующе. Замфераи стояли наготове, сжимая в руках острые камни.
      - Тогда пойдемте! Все за мной!
      Руфрид оглянулся один раз на озаренные пляшущим светом факелов два десятка неподвижных тел; среди них выделялась туша Беорвина. Окажут ли оставшиеся стражники помощь тем, кто лишь ранен, но не убит на месте? Боги, подумалось юноше, что за кровавая каша!
      Протерев ноющие глаза, он отвернулся. Элдарет вел бывших рекрутов вперед, по дороге из Нафенета. Пламя факелов разрезало тьму, но серая грязь цеплялась к ногам.
      Линден наполнял ведра водой из чистого родника, бившего из-под западного склона Энаванейи. Он уже полдня мотался от вершины к подножью и обратно, наполняя лагерные бочки с питьевой водой. Стоило бы передохнуть...но работа не давала времени думать.
      Опустившись на колени, Линден выхлебал горсть хрустальной воды. Хорошо одному; покойно. Только танцует между замшелых камней вода. Когда юноша выпрямился, рядом на бережку стоял Сафаендер.
      - Тебе в помощь послали, - с улыбкой объяснил поэт.
      - Не надо, - откликнулся Линден. Он присел на валун, и Сафаендер пристроился рядом с ним.
      - Здесь, в лесу, трудно поверить, какой хаос царит в мире.
      - Хаос еще и не начинался, - возразил Линден.
      - Боишься?
      - Не очень.
      - А я боюсь, - признался Сафаендер. Линден обернулся к нему, и увидал в глубине огромных темных глаз спрятанные за внешним спокойствием тени. От страха я не могу заснуть. А иногда - и вздохнуть.
      - Общество Танфии тебе поможет. - Линден швырнул в ручей гальку.
      - Ты против, что мы с ней сошлись? Жаль. Я люблю ее. Да, я забываюсь, пока мы любимся, а это хороший повод любиться как можно чаще и дольше... но забытье проходит, а мрак не рассеивается.
      Линден следил, как разбегается по воде рябь. Ему было стыдно.
      - Бояться без толку. Я раньше все время боялся. Теперь привык.
      - Почему? - тихонько спросит Сафаендер, придвигаясь поближе. - Ты предвидишь будущее.
      - Нет.
      - Но у тебя есть дар... я слышал, как ты рассказывал. Тебе приходят видения, ты чувствуешь несвершившееся.
      - Порой. Этот дар непредсказуем.
      - Когда это началось?
      - Когда?.. - Линден запнулся, обдумывая ответ. - Пожалуй, когда я нашел в лесу Зимородка. Я споткнулся о тело его хозяина, и увидал, как тот погиб. Это был первый раз. Теперь мне кажется, что именно тогда я подхватил этроф. У меня тогда закружилась голова.
      - А с тех пор?
      - Накатит и отступит. И всегда внезапно.
      - Полезный дар.
      - Нет! Я его ненавижу! Не понимаю, чем мне могут помочь эти воображаемые ужасы.
      - Так плохо?
      - Я с ума схожу.
      - Этого не будет, если ты подчинишь дар себе.
      - Так и Лийет говорила. Да кто меня научит?
      - Может, Элдарет. Он многое знает о незримых силах. По крайней мере, элир зовут их силами. Мы говорим "боги" или "духи", но на самом деле это лишь понятия... вибрации... Может быть, правильнее называть их стихиями.
      Линден не ответил.
      - Тебе тяжело со мной общаться? - спросил Сафаендер.
      - Да нет. Мне вообще с людьми болтать трудно. Имми одна меня по-настоящему понимала.
      - Знаешь, ты замечательный парень, Линден. Я тут понаблюдал за тобой. Выйди ты на сцену, женщины поклонялись бы тебе... да и мужчины, если на то пошло, тоже. Я бы писал для тебя такие роли... Но ты не согласишься, так?
      - Навряд ли. Неохота мне себя напоказ выставлять.
      - Какая жалость. - Голос поэта был тих, но глаза жгли Линдена огнем. Ты таишься ото всех. Каков же ты, Линден?
      - Глупый вопрос.
      Поэт еле слышно хохотнул
      - Пожалуй. Вопрос, достойный писателя. Но сможешь ли ты ответить?
      Внезапно Линдена затрясло.
      - Нет. Не могу. Полгода назад я сказал бы, что я сын Артрина, что я женюсь на Имми и останусь крестьянином. А сейчас не могу. Что-то во мне изменилось. Меня словно несет куда-то, и я не знаю, куда, а остановиться не в силах. Поэтому я больше не боюсь.
      - В тебе говорит одиночество. Это мне знакомо. - Сафаендер положил руку на плечи юноше, кончиком пальца поглаживая кожу. Линден хотел стряхнуть его ладонь, но не стал. Прикосновение его было невыразимо успокаивающим. - Похоже, тебя уже давно никто не утешал объятьями...
      - С тех пор, как забрали Имми.
      - О. И ты не в силах полюбить другую?
      - Навряд ли.
      - Не попробуешь - не узнаешь.
      Наступило долгое молчание, пронизанное странным, неласковым жаром.
      - Пора возвращаться в лагерь, - проговорил Линден. - Ведра ждут.
      Позади послышались шаги. Обернувшись, юноша увидал, что на краю поляны стоит Аштарь, уперев реки в боки и лукаво поглядывая на Сафаендера.
      - Милый наш Саф, - невесело усмехнулась она. - Ничто не меняется, да?
      - Ты удивишься, - ответил поэт, вставая, - насколько я изменился.
      Занималось утро, туманное и сырое, роняя тусклые алмазы серого света сквозь сплетенную из веток крышу шалаша. Танфия завозилась под одеялами, жмурясь от света, потянулась к Сафаендеру, и не нашла его рядом. Девушка тяжело вздохнула. Что он, опять сбежал ради тайных бесед с госпожой Вайной?
      Шалаш бы тесный и сырой; по углам прорастала лебеда. И все же это была роскошь, если вспомнить ночи, проведенные на болоте под дождем. Сафаендеру здешняя неуютица была ему оскорбительна и ненавистна, и Танфия это знала, только не могла понять, чем утешить его. Они встретились всего десять дней назад, и только теперь девушка начинала осознавать, что в ее возлюбленном таятся такие глубины, которые ей и за всю жизнь не вычерпать. "Или я была до смешного самоуверенна, - думала она, - если решил, что могу по-настоящему узнать такого, как он?". Впрочем, она была по-прежнему безоглядно в него влюблена.
      Загадочная госпожа Вайна, похоже, собирала беглецов в лесной глуши еще с прошлой осени. В лагере уже теснилось добрых три тысячи человек. Здесь было немало коней, а среди собравшихся были не только согнанные с земли крестьяне, но и горожане, имевшие и деньги, и оружие. Но какой властью притягивала и удерживала их Вайна? Сафаендер знал, но Танфии поведать отказывался.
      - Почему ты мне не доверяешь? - спросила она днем раньше.
      - Тебе я верю, но она просила меня не говорить ничего и никому, ответил тогда Сафаендер.
      - Она была твоей любовницей раньше, в Парионе?
      - Она была... моим другом. Даже скорее знакомой. Но любовницей -никогда.
      - Тогда почему ты все время с ней толчешься?
      Сафаендер только глянул на нее с таким ласковым терпением, что девушке захотелось подбить ему глаз.
      - Когда я не с тобой, я не обязательно рядом с ней. Я могу и один бродить.
      - Зачем?
      - Старая привычка, любимая. Я же писатель. Я привык творить в одиночестве. Если ты останешься со мной, как я бы хотел, тебе придется научиться не ревновать.
      - Я не ревную! - ответила тогда Танфия.
      Сейчас же она неловко заерзала на тонком тюфячке. Что он имел в виду? И если на то пошло - к кому или чему она должна его ревновать?
      Первая их встреча была столь ошеломительно сладка, что Танфии хотелось продлить эту сладость на веки вечные, чтобы не было никаких сложностей, чтобы прежняя жизнь Сафаендера не затеняла их настоящего. Но это было невозможно. Она до боли сердечной любила его и хотела, и поэт, похоже, отвечал ей взаимностью, но он продолжал пропадать, и покуда они ждали в этом лагере возвращения Руфрида, их будущее - если оно у них было оставалось неясным.
      Снаружи просыпался лагерь. Танфия лежала, прислушиваясь к топоту копыт, шелесту шагов, уютным шумам быта. Надо бы встать, присмотреть за Зарянкой. потом завтрак...
      Издалека донесся чей-то крик. Девушка присела на койке, пытаясь разобрать слова. Голос принадлежал Мириасу.
      - Эгей! Друзья идут!
      В дверях встал улыбающийся Сафаендер.
      - Танфия, пошли, ты должна это видеть!
      Девушка вскочила, поспешно натягивая одежду и подпрыгивая на одной ножке, пытаясь влезть в башмак. К тому времени, когда она выбежала наружу, лагерь уже кишел народом, и разобрать, куда течет толпа, было непросто. Девушка протолкалась к середине склона, где деревья стояли редко, позволяя взгляду проникать до самого подножия. Но утренний воздух был холоден и влажен, кусты падуба серебрились росой, и туман клубился внизу, скрадывая взор.
      Сафаендер потянул Танфию за руку, туда, где стояла госпожа Вайна, и худенький человечек, постоянно следовавший за ней, и актеры-парионцы.
      Первым из тумана выступил на своем гнедом Мириас, за ним - Линден на Зимородке. Они вдвоем несли рассветный дозор; видно, Мириас прискакал в лагерь дать предупреждение, потом снова выехал новоприбывшим навстречу. Миг спустя из мглы сгустились фигуры - целый отряд, устало ковыляющий к лагерю. Тревога охватила девушку, но она тут же поняла - это не могут быть царские солдаты. Все они были серы, точно призраки, рожденные туманом.
      Несколько мгновений она стояла, потрясенная, покуда лагерники стояли в ожидании, готовые поднять оружие. Взгляд Танфии притягивали двое бредущих во главе отряда. Как не были они измазаны грязью, девушка не могла не признать их осанки, их походки, даже не завидев лиц. Потом она признала и уныло бредущих в поводу усталых коней. Танфия стиснула ладонь Сафаендер и едва не разрыдалась от облегчения.
      - Руфрид! - вскрикнула она.
      - И Элдарет! Ох, слава богам!
      Вслед за разведчиками тянулась длинная колонна беженцев, но их Танфия едва замечала.
      - Элдарет! - воскликнул Сафаендер. - Благодарение богу и богине!
      Пока старые друзья приветствовали друг друга, Танфия ринулась к Руфриду, повиснув у него на шее. Юноша поднял ее, закрутил в воздухе, и лишь с неохотой опустил, когда от бесконечных поцелуев у него
      - Я так за тебя боялась, - прошептала она.
      - А мы за вас. Когда мы вернулись в Нахиллею, то нашли убежище разграбленным. Улицы были полны солдат. Как нас не схватили по второму разу - ума не дам.
      - Олберид и Олмион не сказали, куда мы направились?
      - Их там не было, - ответил Руфрид.
      - Не было? Что с ними сталось?
      - Не знаю. Но Элдарет сказал, что на случай несчастья вы уговорились встретиться в Энаванейе. Поэтому мы здесь.
      - Что же вы так долго добирались? И что это за люди? Что с вами было?
      Руфрид кисло усмехнулся.
      - Меня загребли в Нафенет. Они дошли до того, что просто угонят народ из соседних деревень; какой-то ублюдок треснул меня по башке... в общем, потом расскажу. Тан, ты бы видела Элдарета, когда он помогал нам бежать! Он был великолепен! О - и я встретил парня, который видел Изомиру!
      - Что?! - вскрикнула девушка в восторге. - Расскажи!
      - Не надейся особенно. И Линдену не проболтайся. Ее отправили на другой рудник. Там часты были подземные взрывы, и много рекрутов погибло.
      - Погибло? - Восторг сменился головокружительным ужасом.
      - Да. Но была ли она среди них - не знаю. - Он стиснул девушку еще крепче. - Просто не знаю. Никто ее не видел с тех пор, но послушай, Тан многих отправили в Париону... особенно резчиков по камню.
      Танфия приложила ко лбу холодную ладонь.
      - Значит, она может быть жива?
      - Да. Будем надеяться. - Он подтолкнул ее и прошептал: - Глянь на них.
      Обернувшись, Танфия увидала Элдарета, заключившего в страстные объятья госпожу Вайну. Она едва ли уступала ему ростом; капюшон ее свалился, отпустив на свободу длинную золотую косу. Двое возлюбленных льнули друг к другу, и отстранялись, чтобы глянуть в глаза. и смеялись, и плакали, и обнимались снова. Толпа обтекала их, но в самозабвении своем они были одиноки. Танфия улыбнулась, не в последнюю очередь оттого, что Сафаендер не лгал - они с Вайной и вправду не были любовника.
      - Вот это номер! - проговорил Руфрид. - Элдарет ни о каких женщинах не упоминал. Кто она такая?
      - Ее зовут Вайна, - объяснила Танфия. - Это ее лагерь. Кое-кто здесь с ней хорошо знаком, но рассказывать о ней не хотят ни в какую.
      - Скоро выясним. - Руфрид по-прежнему обнимал ее за пояс. Исходивший от него запах пота и земли был даже приятным, и глаза юноши сияли ласково, как в первый день их любви.
      - Ты в порядке? - спросил он.
      Девушка кивнула.
      - А ты?
      - В полном. Так что, спору конец?
      - Надеюсь.
      - Простишь меня? Я тебя прощаю.
      - Конечно! - воскликнула она. - Я так рада, что ты живой!
      Он снова притянул ее к себе, и Танфия откликнулась. Но руки Руфрида были нетерпеливы; юноша потянулся поцеловать ее, и девушка отвернулась.
      - От мен так воняет? Ты сама не розами пахнешь.
      - Руфе... - Танфия выдавила улыбку, отстраняясь. - Прости. Я теперь с Сафаендером.
      - О. - Руки его опустились. - "С ним" в смысле "в одной постели"?
      - Скорее на одной подстилке в шалаше.
      - И сколько протянулось благородное "я спала на кушетке"? До покуда я за дверь не вышел?
      - Прости. Не злись.
      - Я не злюсь, - натянуто проговорил он, и безнадежно вздохнул, примиряясь со своим отчаянием. - И все это из-за одной ошибки?
      - Ты не понимаешь! Ты ничего дурного не сделал, я не пытаюсь тебе наказать, и та элирка здесь не при чем. Я люблю его.
      - Любишь, - повторил он, будто это было название позорной хвори. - Так весь этот шум насчет Метии был просто предлогом?
      - Ты искал объяснений, а я не спорила. Я сама искала объяснений, чтобы мне не было так стыдно.
      Она ожидала, что Руфрид взорвется, но юноша только понурился.
      - Я знал, что это случится, стоило вам встретиться. Поэтому я так и злился. Ты никогда не любила меня так, как я люблю тебя.
      - Ох, Руфе... - пробормотала она беспомощно. - Ну пойми, я тебя всегда буду любить. Я ведь не со зла. Просто сбылась моя мечта, и я не могу ее бросить! Быть с Сафаендером - об этом я мечтала всю жизнь!
      Он вздохнул, приглаживая волосы.
      - М-да, тут не поспоришь. Так? Ну и ладно. Останемся друзьями.
      - Друзьями, - повторила она с облегчением.
      Юноша обреченно кивнул, опустив взгляд.
      - Я рад, - вымолвил он с поразившим ее достоинством, - что ты нашла свое счастье.
      Танфия отвернулась, расстроенная, хотя ей было совершенно ясно, что иначе поступить никак нельзя. Элдарет и госпожа Вайна все еще были погружены в беседу, но стоило девушке глянуть в их сторону, как Элдарет поднял голову и обратился к толпе.
      - Слушайте все! - грянул он. - Мы с госпожой Вайной побеседовали...
      - Да уж, языками потрепали! - бросил кто-то под общий смех.
      Странник с ухмылкой поднял руку, требуя тишины.
      - ...И теперь она желает сказать всем пару слов. Прошу, друзья; это очень важно.
      Когда заговорила Вайна, голос ее разнесся по всему лагерю. Лицо женщины сияло; прежде Танфии при взгляде на нее немедля приходило на ум слово "топор", сейчас же она была почти прекрасна.
      - Одни из вас провели рядом со мной долгие месяцы, другие - лишь несколько дней, или, - она указала на беглецов с каменоломен, - даже минут.
      По толпе пробежала рябь смеха.
      - Каждому из вас здесь рады. Я основала лагерь в Энаванейе, чтобы он служил убежищем беглецам от царского гнева. С каждым днем он прирастает, и существование его не может оставаться тайной вечно. Рано или поздно, быть может, в ближайшие дни, мы будем выданы. И тогда нам придется защищать себя.
      Собравшиеся отозвались одобрительными кличами.
      - Многим из вас, - продолжала Вайна, - ведомо имя Элдарета, прославленного актера, писателя, путешественника, друга элиров и многое другое. - Она со смехом положила руку на плечо своему возлюбленному. - Он уже вошел в легенду - и по заслугам! Ибо он - один из немногих авентурийцев, переживших царскую опалу. Теперь, когда он с нами, мы сдержим наступление мрака на нашу землю!
      Вновь над лагерем прокатилась волна радостных кликов; и солнечный луч пронзил туман, будто овеществленная надежда.
      - Некоторым из вас ведомо также мое настоящее имя. Я благодарю вас за то, что сохранили мою тайну. Я желала завоевать вашу верность, невзирая на мой титул. Надеюсь, что она не поколеблется, когда я поведаю вам истину; ибо мы с Элдаретом согласились, что меньшего вы не заслуживаете..
      Мое имя не Вайна. Я - Гелананфия. Я здесь, потому что мой отец был убит за неповиновение царю. Отцом моим был царевич Галемант, а дедом - царь Гарнелис. - По щекам ее покатились слезы. - Менее всего я хотел бы оказаться здесь. Но раз такова моя судьба, я лишь надеюсь, что вы найдете в своих сердцах каплю доверия к роду Гарнелиса. Ибо не весь мой род отвернул лики свои от бед Авентурии!
      В мертвой тишине тихонько звенело всеобщее напряжение. Царевна положила руку на плечо всегда следовавшего за ней неприметного, тихого человечка.
      - Как многие из вас, я бежала из Парионы. Я добралась до Змеиных островов, и привела с собою посредника Рафроема, в коем лежит единственная наша надежда. Если кто сомневается во мне, он поручится за меня. Я прошу вас последовать за мной - не ради моей крови, но ради блага Авентурии.
      Глава двадцать первая. Лафеомовы тенета
      Из окна своей комнаты в царских чертогах Изомира неделями подряд наблюдала за сменой времен года. Она видела, как распускаются на стеклах морозные цветы, а протаяв их дыханием, видела, как намерзает на подоконнике лед, как растут кромке янтарных утесов нижних уровней сосульки. Падал снег, и дыхание вышагивавших по стенам стражников повисало в воздухе клубами.
      За снегом пришли ледяной ветр и дождь со снегом. Потом дожди потеплели, и завиднелась новая листва, и солнце обратило мокрые ветви в хрустальный узор. Стены цитадели сияли, словно изукрашенные мириадами крохотных желтых алмазов.
      Изомире вспоминалось, как в день, когда царь убил Наманию, она мчалась по дворцовым палатам, будто преследуемая чернокрылым дра'аком, чтобы рухнуть на колени перед царицей и зарыться лицом в ее пышные юбки. Ужас увиденного выплескивался из нее потоком бессвязных слов, и девушка не замечала, как белеет лицо царицы, как стискивают подлокотники кресла ее сухощавые руки.
      - Сколько можем мы терпеть, - спрашивала Изомира, - и молчать, и не сойти с ума?
      - Если мы не обезумели уже, - прошептала царица, поглаживая ее волосы. - Ночами я лежу без сна, и слышу в тиши, как оно стонет и корчится от боли...
      - Вы говорите о шаре? - пробормотала девушка. - Я видела его.
      - Это заурома. Дух Авентурии, сломленный и униженный. Ибо разве я не приложила руку к его погибели?
      - Но сударыня, как вы моги остановить это? Восстань вы против государевой воли, вы бы уже погибли.
      - Лучше так, чтобы жить с этой виной.
      А несколько дней спустя царица захворала. Она отказывалась от пищи; и как бы не убеждали ее камеристки, дворцовый лекарь и сама Изомира, не принимала не пропитания, ни зелья. Имми сидела при ней дни и ночи, наблюдая, как блекнет, выцветает лик царицы, и только сияют ломким блеском зеницы.
      - Но могу же я чем-то помочь вам, - повторяла девушка в отчаянии.
      - Ты помогла мне более, чем можешь вообразить, - отвечала Мабриана. Через тебя я вновь коснулась Богини. Она снисходит ко мне в облике Смертной Старухи - но Старуха добра и мудра. Ласковы ее черные крыла. Лик ее сияет солнцем, и она зовет меня к себе.
      - Это все потеря сына, - проблеяла из-за плеча Изомиры камеристка.
      - Нет, - ответила девушка, стискивая в ладонях руки Мабрианы. - Это оттого, что ее муж убил их сына.
      С этими словами она провалилась в сон.
      На другой день царице полегчало. Она попросила перенести ее на кушетку у окна. И тогда, подобно огромному тощему стервятнику, явился царь. Пурпурная накидка развевалась за его плечами. Припав на одно колено, он коснулся иссохшей руки Мабрианы. Изомиры он будто не видел, а раз никто не отпускал ее, девушка поневоле осталась свидетельницей их нешумной беседы.
      - Я знаю, почему ты хвораешь, - проговорил царь. - Ты заставила себя заболеть. В этом нет нужды.
      - Нет. Меня терзает истина - что я не остановила тебя, покуда было время, что твой народ восстанет на тебя и погрязнет в раздорах.
      - Нам не нужны те, кто не в силах разделить моей мечты! Они глупцы.
      - Прежний Гарнелис не говорил бы с таким презрением о своих подданных. Он прислушался бы к ним.
      - Прежний Гарнелис был слаб! Такому не выжить - и он сгорел в горниле истин. Но Гарнелис нынешний будет жить вечно!
      - Вечно? - повторила Мабриана, откидываясь на подушки. Изомира не могла видеть ее лица. - Вслушайся в свои слова.
      - Башня таит секрет моего бессмертия. Ты можешь разделить его, Мабриана. Отряхни с себя нелепую хворь. Стань рядом со мною, раздели мой обет в вечном строении Башни. И мы будем бессмертны вместе - муж и жена, царь и царица... бог и богиня.
      Царица приподнялась, и теперь девушка могла различить выражение ее лица - полнейшее неверие, нет - омерзение.
      - Хватит, Гарнелис! - Голос ее на краткий миг вернул себе царственную силу. - Тот, кого я звала мужем, давно сгинул. Оставь меня оплакивать его. С тобою. же я не желаю жить вместе и дня, не говоря уж - вечности.
      Несколько мгновений царь недвижно взирал на нее; потом он встал и вышел. Лицо его было сурово.
      - Постель... - прошептала царица, едва не теряя сознания. - Помоги... в постель.
      Никого, кроме Изомиры, она не желала подпускать к себе. Посреди глухой ночи она очнулась, и прошептала с улыбкой:
      - Ты богиня, Изомира. Как сияет лик твой! Я счастлива, что ты пришла за мной. Счастлива...
      Много часов Имми сидела, заснув, у ложа царицы, пока вокруг сновали лекарь, и царский бальзамировщик, и бесчисленные придворные. И последним когда утихла суета, и вокруг погребального помоста с телом царицы замерцали свечи - явился царь.
      Он молча стоял за плечом Изомиры, сложив руки на груди и прикрыв тяжелые веки. Потом пальцы его сомкнулись на ее плече, и губы изрекли:
      - Пойдем.
      С того дня царь держал ее в своих палатах.
      Из ее окна видна была Башня. Бесконечно сновали стражники, надсмотрщики, рабочие. Прибывали новые рекруты, простодушные и смятенные, как она сама когда-то. И катились вниз по склонам похоронные дроги.
      Верный своему слову, царь не чинил ей зла.
      У нее была своя комната, роскошная, как самоцветная шкатулка, и царь никогда не разделял с ней ложе - да и не упоминал об этом. Он стремился излить в нее не семя свое - но свою боль. Каждый вечер, освободившись от царских обязанностей, он бесконечно водил Изомиру по бесконечным переходам, залам и балконам Янтарной цитадели, пересказывая все, случившееся за день. Порой он был мрачен, едок, пугающ; порой его терзал душевный глад, и она знала - он готов выбрать себе в Башне новую жертву.
      Готов... и все же он цеплялся за нее, цеплялся, будто девушка могла спасти царя от него самого. И она пыталась. Она цеплялась за него, покуда со сдавленным воплем отчаяния он не отталкивал ее. И тогда за царским плечом, словно возникнув из ниоткуда, вставал Лафеом.
      А страшней всего было что потом - когда он выходил из тайной камеры, и возвращался к ней, помолодевший, смягчившийся, истерзанный раскаянием именно тогда ей легче всего было полюбить его.
      - Я женюсь на тебе, Изомира, - шептал царь, целуя ее руку. - Ты станешь моей царицей, и мы будем бессмертны вместе.
      И через пару дней - две недели прошло после смерти Мабрианы - он привел ее в тесную палату, где их ждали Лафеом, владыка Поэль и жрица Нефетер. Обряд был краток и как-то неполон. Но Изомира и Гарнелис, очевидно, соединялись им узами брака.
      Ничто не изменилось - ни в девушке, ни в ее окружении. Дни она, как и прежде, проводила, описывая в неотправленных письмах к Танфии все, с ней случившееся. Вечера - в попытках пережить бурю, облачившуюся в тело Гарнелиса. Ночи - сражаясь с кошмарами.
      Думая о Линдене, она не могла уже вспомнить его лица.
      Подходила к концу весна, а тайное убежище Гелананфии прирастало. С каждым днем из окрестных городов и деревень приходили все новые бунтовщики - юнцы, спасающиеся от новых рекрутских наборов, старики, чья вера в царя, наконец, поколебалась. Число их приближалось к пяти тысячам, и лагерь уже расползся по всему холму и начал распространяться под лесной сенью. Тяготы жизни в нем умягчались лишь всеобщим радостным возбуждением.
      Элдарет и Гелананфия готовили мятежников к бою. Руфрида поставили старшим над лучниками, Мириаса и Зорю - во главе немногочисленных конников. Танфия и Линден, как могли, старались передать остальным убийственно-изящный способ оружного боя, которому обучили их шаэлаир.
      Приходили слухи о других очагах сопротивления в Параниосе. Некий Маскет, подобно Гелананфии, собирал мятежников в тайном лагере в Змеевичных горах, на северо-запад от Парионы. Между двумя убежищами с немалым трудом пробирались вестовые. Поговаривали и о восстании в Танмандраторе, слишком далеко, чтобы бунтовщики могли оказать помощь друг другу, но боевой дух все равно поднимался от этих новостей.
      Гелананфия бела женщиной решительной и сильной духом, но Танфия, как не странно, не испытывала перед нею особенного трепета. Возможно, дело было в обстоятельствах их знакомства, но девушка с самого начала без колебаний вступала в спор с командующей - царевна та или нет. Гелананфию трудно было назвать тепличным растением; она немало послужила в армии, и могла скакать и рубиться не хуже прочих. Церемоний она не переносила, зато любила выпить. Танфия ее попеременно любила, ненавидела, завидовала и восхищалась.
      - Мы не хотим сражаться, - сказала Гелананфия через несколько дней после возвращения Элдарета.
      Совет собрался за ужином в ее шатре, с Элдаретом и Сафаендером в качестве приглашенных гостей. А раз пригласили их, пришли и трое излучинцев, Мириас с Зорей, и еще несколько человек. В воздухе пахло сеном; бронзовые лампады роняли свет в бокалы с вином. Посредник Рафроем сидел обок царевны, выслушивал всех, но сам больше молчал.
      - Однако нас могут вынудить к сражению. И забывать об этом глупо.
      - Какова же твоя цель? - поинтересовался посредник.
      - Рафроем, мы говорили об этом уже тысячу раз.
      - Со мной, но не с ними.
      - Элдарет знает. Я не хочу пользоваться своим положением, я не желаю рушить весь строй царства. Я желаю добиться одной лишь цели - переговорить с дедом.
      - А не поздно ли? - усомнился Элдарет.
      - С этим я не соглашусь! Мой отец пытался вразумить его, и был убит. Я пыталась, и еле спасла свою жизнь. Если я в одиночку вернусь к Янтарной цитадели, меня схватят стражники, стоит мне ступить через нижние ворота. Но если я явлюсь во главе войска его собственных подданных, он вынужден будет послушать.
      - Ты правда веришь, что его можно переубедить?
      - Не знаю. Но не попытаться я не имею права. Теперь мне известно нечто, ранее от меня скрытое. Увы, новость эта ужасна - чудовищна немыслимо! Но, будучи открытой, эта тайна изменит положение дел.
      - Ну? - поторопил ее Элдарет. - Ты мнешься над своей тайной с тех поря, как мы вернулись. Неужто она так ужасна?
      Гелананфия глотнула вина.
      - Архитектор Лафеом, - проговорила она вполголоса, - вовсе не посредник. Я опасаюсь, что он - бхадрадомен.
      - О боги, нет! - простонал Элдарет, хватаясь за голову. - Из всех ужасов мира... только не это! - Странник в гневе ударил кулаком по столу. Как могло это случиться?!
      Наступило молчание.
      - Не то странно, - криво усмехнулась Гелананфия, - что ты в ужасе, Элдарет. А то странно, что товарищи твои спокойны. - Взгляд ее последовательно коснулся Танфии, Руфрида, Линдена.
      - Я... в ужасе, - призналась Танфия. - Просто после всех наших злоключений меня это не особенно удивляет.
      - Меня тоже, - поддержал ее Линден. - Я давно знал об этом, ваша светлость.
      - Никаких титулов, - возразила Гелананфия. - Я ведь уже не раз просил. Откуда ты мог знать об этом?
      - Не знаю. - Свет лампады осветил его каштановые кудри золотом. Склонив голову, юноша ровным голосом поведал о странных встречах на пути излучинцев. К концу рассказа его начала бить крупная дрожь; и руку утешения протянул к нему, как ни странно, Сафаендер.
      - Думаю, мы знали это с самого начала, - заключил юноша. - Просто не могли поверить.
      Гелананфия внимательно оглядела его, будто осознавая - как подумалось Танфии - что эти землепашцы важней, чем кажется на первый взгляд.
      - Со времен битвы на Серебряных равнинах бхадрадомен были слишком слабы, чтобы выйти с нами на честный бой. Они не осмелятся и сейчас. Однако эта тварь воспользовалась царским слабоволием и самомнением, и ныне правит им; или же, воистину, может лишь покорно подчиняться государевой воле, однако исход этим не меняется. Единственный способ освободить царя - силой прорваться в Янтарную цитадель, схватить Лафеома и заставить моего деда понять, что случилось. Если даже он не пожелает говорить со мною, на это есть Рафроем. Древний обычай не дозволяет царю отказать во встрече посреднику. Когда он увидит настоящего посредника, он поймет.
      - А с чего вы взяли, - поинтересовалась Танфия, - что он не понимает?
      - О чем ты?
      - Почему вы так уверены, что царь не по собственной доброй воле творит все эти непотребства, что архитектор ведет его, а не наоборот?
      Гелананфию бросило в краску.
      - Потому что мой дед в глубине души добр.
      - И мудр, и силен? - поинтересовалась Танфия. - Так нас всегда учили, и нам словно нож острый видеть, что это неправда! Если он был обманут - он не мог быть непогрешим. Так что царь или добр, но слаб рассудком, или хитер, но злобен.
      Воцарилось потрясенное молчание. Даже Руфриду с Сафаендером было определенно неловко. Гелананфия пронзила девушку взглядом, но та выдержала ее гнев смело.
      - Что ж, - проговорила, наконец, царевна, - над этим стоит поразмыслить. Я, как ты заметишь, не хочу в это верить.
      - Вполне понимаю.
      - Истину мы выясним, когда я встречусь с ним лицом к лицу.
      - Подам еще тему для раздумий, - бросил Руфрид. - К нам прибилось столько народу, что царские соглядатаи непременно пронюхают. А костров мы палим столько, что завидеть нетрудно.
      - Тут ты не бойся, - успокоил его Элдарет. - Пришла пора, когда мы хотим, чтобы нас нашли.
      Царь Гарнелис бродил по подземным баракам под Башней, точно призрак, проходя сырыми переходами и пещерами, вмещавшими его работников. Стены вздрагивали от душераздирающего кашля, глухого бормотания, редкой ругани стражника. Порой в изможденной толпе попадались свежие лица, еще не огрубевшие от непосильного труда и не измученные болезнью. Гарнелис вглядывался, но вместо узнавания и трепета видел на них лишь слепой ужас. За ним струился шепоток: "Старый скелет, старый скелет...".
      Что за мука - выбирать. Но это его долг. Этого требовали Лафеом, и заурома, и собственный его черный глад.
      Гарнелис не видел никого, кто мог бы сравниться с Изомирой. Кто, как она, вмещал бы в себе, подобно лампаде, свет всей Авентурии. Но Изомира на свете только одна.
      Рекруты были спокойны. Хорошо. Но в этом царь желал убедиться собственнолично.
      Этим же днем, поутру, он в Солнечном чертоге часами выслушивал мрачные отчеты разведчиков и воевод. За плечом царя маячил владыка Поэль со своим помощником Дерионом.
      - Государь, положение весьма печально, - отчитывался воевода Граннен. Щекастое его лицо побагровело от расстройства - ему самолично приходилось доставлять царю дурные вести - но приукрашивать он ничего не стал. Некоторые ваши подданные перешли к открытому бунту. Получив донос, что Сафаендер и иные предатели скрываются в городке Нахиллея, мы провели там обыск. Местные же жители дерзко осмелились сопротивляться. Их быстро усмирили, однако многие успели скрыться.
      - Сафаендера, как я догадываюсь, так и не поймали. - Гарнелис перекинулся мрачным взглядом с владыкой Поэлем.
      - Боюсь, что нет, государь. Сафаендер мог послужить зачинщиком, однако ж дело переросло скромный масштаб его персоны. Беда куда значительней, Как вам ведомо, в Нафенете случился бунт - сейчас мы заняты восстановлением порядка. Однако наши разведчики доносят, что беглецы из Нафенета и Нахиллеи собирают из мятежников войско в Лузанийском лесу...
      - Войско? - перебил его Гарнелис. В царском сердце расплавленным свинцом вскипал гнев. - Уж извините великодушно за мою мелочность, воевода, но собирать войско позволено только мне и моим удельным князьям.
      - Смиренно прошу прощения, государь, - невыразительно ответил Граннен. - Мне следовало сказать "сброд".
      - Однако... - Гарнелис склонился вперед, и собравшиеся напряглись, будто узрев изготовившуюся к броску змею. - Не столь уж важны слова, если ты хочешь сказать, что на нашу погибель собирается вооруженный отряд.
      - Следует предположить, что именно таковы их намерения. Я собирался добавить также, что подобный отряд создается и северней Парионы под водительством некоего Маскета, а также в других уединенных местах по всему Параниосу. Следует учесть также непрекращающиеся беспорядки в Танмандраторе...
      - Да как они смеют? - Гарнелиса трясло от слепящего взор гнева. - Они - подданные мои! Все, что делаю я - ради их же блага! - Он махнул рукой в сторону окна, за которым возвышалась Башня. - Подобная неблагодарность невыносима! Нестерпима!
      Поэль кивнул. Граннен расправил плечи, несокрушимый, точно гранитная стена за его спиной.
      - Воистину так, государь.
      - Тогда - разгони их. Подави эту глупость в зародыше. Снисходить до них я не намерен.
      - Слушаюсь, государь, - ответствовал воевода. - Я займусь этим.
      - Хорошо.
      - Только одно, государь... - Помощник владыки Поэля прокашлялся. Последствия...
      - Какие последствия, Дерион?
      Помощник стеснительно склонил голову.
      - Войны с собственным народом? Не повредит ли это завету...
      Гарнелис молча уставился на него, чувствуя, как тревога юноши перерастает в страх.
      - Это, - вмешался Граннен, - не война. Это восстановление порядка.
      - Именно. - Гарнелис внезапно осознал, насколько он ненавидит воеводу. Ненавидит его безжалостность, жажду крови и власти... и нужду в подобных людишках. Но любимые покинули его... да и сама любовь потерялась на просторах его долгой жизни... кроме любви к Изомире. - Но ты в чем-то прав, Дерион. Я дам этим людям шанс сдаться миром. Отправляйся к этим лесным дикарям, Граннен, и выясни, что они намерены предпринять.
      - А затем?
      - Предупреди, что если они не склонятся передо мною, то умрут.
      - Государь! - Граннен набычился.
      - Ты получишь все, потребное для твоих трудов. Любыми мерами раздави этих... предателей. - Цари отвернулся, пытаясь сдержать черную, желчную злобу на собственный, так не понимающий его народ. - Восставшие на меня падут в день единый, как поденки. Я же останусь в веках. Когда Гелиодоровая башня достигнет небес... они падут предо мною в трепете и раскаянии.
      Собравшиеся молчали.
      - Верные же будут вознаграждены.
      И все расслабились, склоняя головы в благодарной покорности. Все поняли друг друга; и Гарнелис вздернул подбородок, чувствуя в руке перекованный меч царской власти.
      - И последнее, государь, - проговорил Граннен. - Хотя нам пришлось расширить ряды войск, из-за скопления рекрутов в Башне в моем распоряжении остается всего двенадцать с половиною тысяч солдат. Дозвольте призвать владыку Серпета Эйсилионского с его княжеским войском, числом две тысячи. Все они принесли присягу, и ждут вашего приказа под городскими стенами.
      - Да, да. Призывай. Теперь идите; делайте, что велено.
      Помощники разошлись, и Гарнелис остался один. Некоторое время царь стоял недвижно, подобно великанскому пауку наблюдая за кипением собственных страстей, точно чем-то отдельным от себя - так копошится в паутине мошка. Потом, накинув скрывающий его лик простой плащ, он отправился в бараки.
      Как безмолвны они, его слуги. Открыться ли им, увериться в их верности? Падут ли они перед ним ниц, целуя стопы его от благодарности, что дозволил он им трудиться на великой государевой стройке? Или отшатнутся в ужасе? В глазах рекрутов царь видел лишь подавленный ужас. Эти глаза наполняли его кошмары. И под этими взорами он желал лишь раздавить их, как гусениц под каблуком.
      - Государь?
      Бледная фигура встала за его плечом, когда Гарнелис уже возвращался в Цитадель подземным ходом - в одиночестве. Лафеом.
      - Государь, вы в тревоге.
      - Всегда ты все знаешь, - прошептал царь, тронутый. - Собственные мои подданные идут на меня войной!
      - Бояться нечего. Если дойдет до войны, я клянусь оказаться вам любую посильную помощь.
      - Какую помощь? - Гарнелис требовательно глянул в улыбчивое, невыразительное личико архитектора. - Посредники не становятся ни на чью сторону.
      - Посредники - нет. - Лафеом не отводил взгляда, улыбаясь своей зловещей, терпеливой улыбкой, и Гарнелис всматривался, покуда взор его не проник сквозь кожу, до черепа, и дальше - прямо в мозг! - Вам уже много месяцев ведомо, государь, - прошептал архитектор, - кто мы на самом деле.
      Только теперь царь осознал, что позади Лафеома стоит еще одна фигура тот посредник, которого Лафеом отправил когда-то в помощь войску. Гарнелис встречался с ним всего однажды, а имени так и не узнал - только странный титул, которым величал товарища архитектор, Дозволяющий. Но это не титул посредников...
      Второй пришлец был выше ростом, но сильно горбился, точно стервятник. Если Лафеом был бледен, то Дозволяющий - потаен; все в нем было зеленоватым и серым, все пряталось в тени, и кожа была не полупрозрачной, но ясной, как стекло, и в студенистой плоти вились сосудики и плыли мутные пятна.
      Странно - по раздельности они выглядели иначе. Просто неприметные, скромные чародеи, мудрые и скрытные. Но теперь, увидав их вместе, царь и узрел их иначе - словно двое пришлецов питали друг друга душной силою, кошмарным взаимным восторгом.
      У Гарнелиса засосало под ложечкой, но чувство это, как и все прочие, оставалось далеким. Он знал, он всегда знал, и все же не могу признаться себе в этом.
      - Мое настоящее имя - Жоаах, - проговорил архитектор. - Моего товарища зовут Гулжур. Это мы сообщаем в знак взаимного доверия и верности.
      - Жоаах, - повторил Гарнелис, перекатывая на языке уродливые имена. Гулжур.
      - Вы всегда обходились с нами честно, государь. Наш вожак Аажот никогда не нарушал нашего договора. Бхадрадомен - не враги вам. Откуда, если мы уже двести и пятьдесят лет живем в мире, и вы все это время дозволяли нам жить по нашим обычаям?
      - Это... верно, - пробормотал Гарнелис. Боль нарастала, отдавая в темя, лишая сил. - Аажот мудр. Мне ведомо, что вы не враги нам.
      - Тогда для вас вполне приемлемо держать нас своими помощниками.
      - Да, - прошептал царь.
      "Я пригрел бхадрадоменов на своей груди, - билось у него в голове, бхадрадоменов, и я знал, что делаю, но совесть не дозволяла мне сознаться даже перед собою, и я запутался в тенетах лжи..."
      Жоаах шел ошую него, Гулжур - одесную. Гарнелис увидал, что между ними плывут нити липучего света, и сам он пойман в этой паутине, плывет, спутанный в сетях клейкой сияющей отравы, и та стягивалась все туже, туже. Черепа его спутников ухмылялись.
      -Государь? - спросил Лафеом. - Вам дурно?
      Боль давила на сердце. Царские одежды намокли от пота.
      - Ничуть. Да, вы, без сомнения, вправе трудиться на меня. Однако может так статься, что не поймут другие, для кого наше соглашение слишком... преждевременно.
      - Совершенно верно, государь, - вступил Гулжур, - и потому оно должно оставаться тайным. Но я клянусь вам, что в предстоящих битвах мы будем всецело на вашей стороне. Как наши гхелим обороняли ваши войска, так на поле битвы они обрушатся на ваших врагов, появляясь без предупрежденья и поражая ужасом. Передайте воеводе Граннену, что страхи его ложны. Победу ему всегда обеспечит незримая подмога.
      Гарнелису казалось, что он рушится в бездну. В ушах выл черный ветер, близился конец света. И все же сквозь пелену ужаса пробивалось нечто похожее на душевный подъем.
      - Да! - всхлипнул он, протягивая руки, чтобы уцепиться за что-нибудь, и встретил бескостные пальцы Жоааха и Гулжура. Их холодные руки поддержали его - помогли ему; спасли его. Телом и душою он предался в их руки, он доверился им - и взамен получит от них все, чего бы ни пожелал. Душные кошмары казались теперь весьма скромной платой.
      Гарнелису казалось, что перед ним расстилается вся Авентурия, а он взирает на нее свысока, подобно всезнающему богу, покуда подданные его копошились, сражались, умирали внизу, торопливо и мелочно, подобно муравьям. Даже бхадрадомен казались ничтожны. Мир стряхивал их, как чешуйки отмершей кожи... Но царь, воздвигшийся на Башне вековым дозором, пребудет в темной славе до конца времен.
      Спутники вели его сквозь тьму.
      - До сих пор, - хрипел Гарнелис, - не осознавал я ни истинной цены вашей дружбы, ни опасностей, которые претерпели вы, дабы доказать искренность своих намерений. За поддержку вашу я благодарен вам от всего сердца! Пусть же сей миг ознаменует эпоху новой дружбы между моим родом и вашим. Все сходится. Царя Гарнелиса могут забыть, но Гарнелиса, строителя Великой башни, и впервые сковавшего бхадрадомен узами истинной дружбы...
      - Такого Гарнелиса ожидает вечность, - прошептал Лафеом.
      Кончился праздник Огнева Терна, подходила к концу весна, а Гелананфия с каждым днем тревожилась все сильней. Вестники от Маскета и других мятежников прекратили появляться; царевна послала юношу из своих - он пропал без следа. Судьба его тревожила ее безмерно. Что с ним - схвачен, или убит? Есть ли у нее на самом деле надежда выстоять перед обезумевшим дедом?
      "Я в ответе за их жизни", подумала Гелананфия, наблюдая, как пробуждается лагерь. Ее последователи разжигали костры, готовили завтрак, холили коней; снабжение лагеря провизией само по себе превращалось в войну.
      - Смогу ли я сдвинуть их с места? - вполголоса обратилась она к стоящему рядом Элдарету. - Не говоря уж о том, чтобы сковать из них войско?
      - Будем надеяться, что до этого не дойдет, Гела.
      - Такой надежды я и не питаю. А о худшем и вовсе стараюсь не думать.
      Оба разом обернулись на стук копыт. Мириас, бывший в лесном дозоре, остановил коня в шаге от Гелананфии.
      - Госпожа, сюда едут царские солдаты! - выдохнул он. - Тридцать конников! Через четверть часа будут здесь.
      - Спасибо тебе. - Царевна обернулась к Элдарету. Ее охватило странное спокойствие, даже облегчение. - Это может оказаться началом конца. Помоги мне собрать всех.
      Когда конники въехали по склону на вершину холма - сверкая намасленными кожаными кирасами и дорогими смарагдово-зелеными плащами, бряцая уздечками, - Гелананфия была готова. Они с Элдаретом вышли встречать незваных гостей. Рафроем стоял рядом, Зоря, Танфия и еще несколько доверенных помощников толпились за плечами. Оружия у них не было, но царевна предусмотрительно расставила пять десятков руфридовых лучников в подлеске и за стенами. Сафаендера с актерами спрятали в шалаше, на случай, если тех узнают. Остальные мятежники сбились плотной толпой в нескольких шагах позади.
      Капюшон Гелананфия натянула как можно ниже. Она не была уверена, будут ли ей знакомы приехавшие, а открывать себя раньше времени не хотела.
      Вел прибывших широкоплечий мужчина с коротко обрезанными седыми волосами и самодовольной харей. Его серый в яблоках боевой конь мог был сойти за тяжеловоза мощной шеей и копытами размером с тарелки. Рядом с главарем ехал помощник, молодой, бледный и кислолицый. При виде царского герба на их плечах - колесо, древо и самоцвет - у Гелананфии захолонуло сердце.
      - Я воевода Граннен, посланник царя Гарнелиса, - провозгласил главарь. - Доброго вам дня.
      Гелананфия много была наслышана о Граннене, однако видеть его царевне приходилось лишь мельком. Это было и к лучшему - меньше шансов, что он ее узнает. Почти все, встречавшиеся с воеводой, говорили о его безжалостной натуре, шедшей вразрез со всем, что прежде ценилось в Авентурии.
      - И вам того же, - сухо откликнулся Элдарет. - Чем могу служить?
      - Господин Элдарет, - проговорил Граннен, так поджав губы, что они совсем скрылись с лица. - Мне следовало догадаться. Вы человек весьма неуловимый. А это, э?.. - Он подозрительно покосился на Гелананфию, пытаясь высмотреть лицо под капюшоном.
      - Моя супруга, госпожа Вайна, - ответил странник.
      - Не знал, что вы женаты. Впрочем, вы полны сюрпризов, не так ли? Вообще-то вы совершаете тяжелейшее преступление, подбивая на бунт честных подданных. Я приехал, дабы потребовать прекратить сие непотребство.
      - Мы не идем против царя, - ответил Элдарет, - однако идти в рекруты, будь то в войско или на гибельную Башню, отказываемся. А потому мы уходим из-под его руки.
      - Вы - что? - Граннен недоверчиво рассмеялся. - Да это невозможно!
      Элдарет стоял прямо, как дерево. Стянутые в хвост черные волосы ниспадали до самых лопаток. Обветренное лицо его было спокойно, а тон ненавязчиво-властен. Гелананфия гордилась им.
      - Мы не ищем ссоры с царем. Мы просим лишь, чтобы нас не тревожили, и не препятствовали приходить к нам прочим желающим.
      Граннен надулся жабой, но в уголках его рта затаилась ухмылка. Он жаждал неповиновения. Он искал повода раздавить бунтовщиков.
      - Мы не нарушаем мира, - добавила Гелананфия.
      - Закон такого слова не знает. Вы нарушаете закон - и точка. Неповиновение царю должно караться.
      - Это протест, а не неповиновение...
      - По введении военного положения, - перебил ее Граннен, - я наделен властью взять под стражу ваше так называемое "поселение". Вы останетесь здесь, покуда вас не отправят в другое место.
      - Никуда вы нас не отправите! - решительно воскликнула Гелананфия. Прежде чем против нас обратят оружие, мы имеем право бить перед царем целом! Мы можем вынести наши горести на государев суд!
      - По введении военного положения подданные лишаются подобной чести.
      - Вы отказываете нам в праве быть выслушанными?
      Ее пылающий гневом взор вонзился в жесткие, торжествующие глазки Граннена.
      - Я ни в чем вам не отказываю. Это повеление самого царя.
      Прокашлявшись, выступил вперед Рафроем. Стройный и светлый, точно росток, рядом с Гранненом он казался страшно уязвимым.
      - Воевода Граннен, - проговорил он, отбрасывая назад капюшон, поскольку вы и соратники Элдарета явно не в силах достичь согласия, могу я посредничать между вам, покуда примирение не будет достигнуто?
      Граннен воззрился на него, сбитый с толку.
      - А ты кто?
      - Рафроем со Змеиных островов.
      Граннен недоверчиво хохотнул.
      - У вас есть посредник? Откуда?
      - Како н попал к нам - не столь уж важно, - отозвался Элдарет. - Он здесь, и даже вы должны понимать, какой вес это придает нашим требованиям.
      - Одно дело - отказать нам, - добавила Гелананфия, - и совсем другое отказать посреднику. Не желаете иметь дела с нами - за нас выступит Рафроем. В этом вы отказать нам не вправе.
      Бледная фигурка посредника выжидающе обернулась к Граннену, но генерал только фыркнул и отвел взгляд.
      - Да ну? - переспросил он. - Царю уже служат посредники, и новых ему не надобно.
      - Вы отказываетесь от моих услуг? - поинтересовался Рафроем.
      Граннен оперся о седельную луку.
      - Здесь, друг мой, не о чем посредничать. У меня на это времени нет. Да и у царя тоже.
      - Даже самодержец не вправе нарушать обычаи земли! - яростно вскрикнула Гелананфия. - Не хотите по добру, воевода - лучше убирайтесь!
      Граннен отвесил ей насмешливый полупоклон.
      - Я покуда и впрямь уеду. А вам пока предписываю оставаться на месте. Убежище ваше становится тюремным лагерем. Всякий, кто попытается уйти либо силою восстать против государевой воли, будет предан суровой казни.
      Он дернул поводья, и серый конь развернулся, звеня и скрипя уздой. Спутники воеводы разом развернулись, отряд рысью. двинулся вниз с холма.
      В молчании наблюдали мятежники за их уходом. Элдарет и Гелананфия обернулись к товарищам. Выходили из укрытий лучники, закидывая на плечи свое оружие.
      - Я знала, что надеяться на мир - значит искушать судьбу, - вздохнула Танфия.
      - Мы сделали все, что в наших силах, - ответил Элдарет, - но исход был ясен с самого начала. Теперь нас ждет жестокое сражение, и, вероятно, погибель. Те кто останется с нами - живые или мертвые, они не уклонятся от боя за свободу Авентурии! Если кишка тонка - убирайтесь за воеводой вслед и сдавайтесь на его милость.
      Никто не сдвинулся с места.
      - Борьба не кончена, - подтвердила Гелананфия, натягивая капюшон обратно. Она положила руку на плечо Рафроему. - Мы не останемся здесь, точно овцы в загоне. Что бы ни болтал Граннен - когда мы дойдем до Янтарной цитадели, царь выслушает нашего посредника!
      Ближе к утру Танфия с криком проснулась от боли. Что-то ожгло ее.
      - В чем дело? - сонно пробормотал Сафаендер.
      В руке девушка сжимала элирский нож. Обычно она хранила его под подушкой; должно быть, во сне нащупала. Именно опаловое навершие обжигало ей ладонь. Дрожа, Танфия подняла оружие за ножны; лироф-камень ослепительно мерцал.
      - Боги... - прошептал поэт. - Я и не верил...
      Танфия уже вскочила с постели и рванулась на улицу, по пути заворачиваясь в плащ. Еще не рассвело, только побелели на восходе облака. По пути девушка едва не столкнулась с Линденом - тот стоял, сонно, покачиваясь, у палатки, которую делил с Руфридом. При виде сияющего клинка он разом очнулся и застыл.
      - Танфия, мне только что был жуткий сон... - пробормотал он.
      - Надо предупредить Гелананфию! - воскликнула она, хватая товарища за руку и волоча за собой к царевнину шатру.
      На шум выскочил Руфрид и, конечно, ринулся за ними.
      - В чем дело? - пропыхтел он.
      - А ты как думаешь? - огрызнулась Танфия, обнажая сверкающий подобно молнии клинок.
      В тот момент, когда, откинув полог, из темной палатки на излучинцев воззрились Гелананфия и Элдарет, нож погас.
      - Что случилось? - поинтересовалась Гелананфия, шнуруя юбку и приглаживая растрепанные кудри.
      - Я... я не знаю, - призналась Танфия, ошарашено глядя на тусклый серый ножичек. Девушка поспешно спрятала его в ножны. - Линдену кошмар приснился.
      Царевна скривилась.
      - И вы нас подняли из-за дурных снов?
      - Я привык принимать сны Линдена всерьез, - отозвался Элдарет, натягивая сапог. Он заправил рубаху и вышел на утреннюю прохладу. Сквозь темную массу листвы сочилась синяя мгла. - Лучше бы осмотреть лагерь.
      - Я с вами, - заявила Гелананфия. - А что за сон, Линден?
      - Трудно описать, - вздохнул юноша. - Не столько видение, сколько ощущение. Словно я падаю в белый провал, и краем глаза вижу такие ужасы... - Он сглотнул. - Не хочу говорить. Ушло, и ладно.
      Гелананфия потрепала его по плечу.
      - Будем надеяться. что это всего лишь сон.
      Пятеро полуночников осторожно пробирались меж шатров и времянок, тревожно озираясь. Все было тихо; лагерь ворочался перед пробуждением. Неторопливо щипали траву стреноженные кони. Танфия и ее спутники обошли лагерь по спирали, и, не найдя ничего, так же кругом принялись обходить лес. В предрассветной мгле листья казались черными, и всюду лежали тени цвета вайды. Тишина стояла противоестественная - будто чаща затаила дыхание, и птицы не осмеливались петь.
      Гелананфия заметила это первой. На ее вздох обернулась Танфия. Что-то белое валялось на земле, точно брошенное одеяло.
      Все собрались поближе. Элдарет нагнулся, приподнял край ткани, и со стоном отвернулся.
      - Боги!
      Гелананфия наклонилась к лежащему, и, увидав его лицо, пала на колени и разрыдалась.
      Это был Рафроем.
      Посредник лежал мертв, и белые его одежды были измараны кровью от ворота до бедра. Танфия прикрыла рот ладонью; от ужаса слезы навернулись ей на глаза. Руфрид спокойно нагнулся к телу и развел в стороны разорванные края одежды, обнажив смертельную рану - зияющую алым узкую щель прямо над сердцем, точно убийственное орудие пробило чародею грудину.
      - Знакомое дело, - пробормотал юноша.
      - Что-о? - вскрикнула Гелананфия, гневно взирая на него сквозь льющиеся слезы.
      - Эта рана, - прямо ответил Руфрид. - Такие наносят бхадрадомен. Оружие им не нужно. Они запускают руку прямо через...
      - Прекрати, - выдавила Гелананфия. - Хватит, прошу. Он был моим другом! Боги, Рафроем... прости. Это я навлекла на тебя гибель.
      Ошеломленные, они молча стояли над холодеющим телом.
      - Это я виноват, - прошептал Линден. - Если бы я проснулся раньше, понял, что это значит!
      - Кто мог знать? - Танфия приобняла его.
      - Да что толку от моих клятых видений, если я не могу...
      - Это неслыханно! - Гелананфия беспомощно развела руками над распростертым телом. - Посредники неприкосновенны! Никто не убивает их!
      - И как следует это понимать? - риторически вопросил Элдарет, выпрямляясь и складывая руки на груди. - Что царь так слюбился с бхадрадоменами, что Граннен посылает их обделывать свои грязные делишки?
      - Весть ясна, - ответила Гелананфия. Царевна утерла глаза и тоже поднялась, стоя над мертвым телом друга, точно львица. - Это война.
      Семь дней спустя отряд Гелананфии выступил в поход.
      На несколько дней их задержали царские солдаты в лесу - дозоры, выставленные Гранненом, чтобы удержать бунтовщиков в лагере. Гелананфия понимала, что стоит отряду уйти с насиженного места, как к воеводе тут же помчатся доносчики. Но вдруг дозоры исчезли - не то их отозвали затыкать дыры, не то воевода надеялся выманить мятежников из логова.
      Так или иначе, а ждать было больше нельзя. Нарушив повеление Граннена, царевна повела своих последователей на Париону. Иные остались - дети, и старики, чтобы присмотреть за ними. Но все, способные носить оружие, покинули Энаванейю, и пройдя сквозь чащу Лузанийского леса, вышли на древний Мейондрасский тракт, ведущий к столице через плодородные зеленые холмы Параниоса. Число мятежников чуть перевалило за четыре тысячи.
      Гелананфия и Элдарет возглавляли длинную колонну. Отряд продвигался медленно; большинство в нем составляли пехотинцы, кроме того, каждый вечер лагерь приходилось разбивать загодя, чтобы наскрести на всех провизии и добыть свежей воды.
      Царевна намеревалась двинуться прямо на Янтарную цитадель и потребовать встречи с дедом. Путь их не мог остаться тайной, и все мятежники понимали, что рано или поздно они столкнутся с сопротивлением, и, вероятно, вступят в бой. Но никто не боялся. Лучше встретить судьбу лицом, чем таиться и ждать, покуда она придет за тобой. Гнев делал царевну кровожадной. Ей думалось, что, соединившись с Маскетом, она сумет выстоять против Граннена.
      На пятый вечер пути, когда до Парионы оставалось еще шесть дней ускоренным маршем, Гелананфия ощутила перемену в воздухе. Нечто подобное она чувствовала и прежде, но никогда - так отчетливо. В тайны зауромы ей полагалось быть посвященной лишь при восшествии на престол. И все же она ощущала это. Стоя перед своим шатром на склоне неглубокой долины, она видела, как красится небо лиловой мглой, как кружат над головой, словно несомые вихрем листья, дра'аки. Сама земля трепетала от натуги и боли.
      От этого трепета у Гелананфии разрывалось сердце. Касаться земной силы было величайшей честью, и непереносимым бременем. Слишком тяжелым для Гарнелиса... да и для любого человека.
      Только потом Гелананфия заметила скачущего к лагерю всадника. Он мчался прямо к ней. Чалая его кобыла спотыкалась от усталости, седок был изможден и обтрепан. Элдарет и другие старшие, завидев гонца, сбежались к царевнину шатру.
      - Госпожа... - выдохнул гонец, не столько спешиваясь, сколько выпадая из седла. Кобыла его понурила голову, бока ее ходили ходуном. Седок с трудом держался на ногах, глаза его от недосыпа покраснели. Только теперь Гелананфия узнала его - это был потерявшийся ее гонец, посланный много дней назад на поиски прочих мятежников.
      - Госпожа моя, Маскет погиб.
      Его качнуло вперед, и, не подхвати гонца бросившиеся на помощь Элдарет и Руфрид, тот упал бы. На миг лицо его оказалось совсем рядом с лицом царевны, и из глаз его плеснула волна такого отчаяния, что Гелананфию пробрал леденящий ужас.
      - Что случилось?
      - Страшная битва, - хрипло пробормотал гонец, махнув рукой в сторону Парионы, - в предгорьях Змеевичных гор. Граннен привел свое войско и потребовал от Маскета сдаться, но тот отказался. У Граннена оказалось меньше сил, чем мы думали - больше, чем у Маскета, но всего на пару сотен бойцов, у нас был шанс. Мы дали им бой, люди Граннена вроде бы отступили, но на открытом месте вновь построились, и началось второе сражение... - Он запнулся, переводя дух. Танфия подала ему воды, но гонец так взмахнул руками, что выбил ковшик у нее из рук. Глаза его был безумны. - И тогда что-то случилось. Небо стало ужасного цвета, и облака будто кипели. И.. и там воняло, будто кровью или медью. И на всех напал ужас, да не просто страх перед боем, а куда хуже. Потом войска сошлись, и небо взорвалось.
      - Взорвалось? - переспросила вполголоса Гелананфия, когда гонец замешкался.
      - Из облаков вырвались летучие твари. Я сам их видел. Тени, ужасные огромные тени дра'аков. Они ринулись на людей Маскета -только на наших, солдат Граннена они не трогали - и начали убивать. Они загоняли нас вместе. На двоих эти бесы и войско Граннена уничтожили почти всех мятежников. Я видел это сам, но сумел бежать. Как вас нашел - сам не знаю. Этого неба мне не забыть...
      Воцарилась мертвая тишина. У Гелананфии от услышанного отнялся язык. Гонец смотрел на нее обиженными глазами ребенка, чем мир в одночасье рухнул.
      - Что это было, госпожа? - с мольбой прошептал он. - Что я видел?
      - Не знаю, - выдавила Гелананфия.
      Гонец потерял сознание, обмякнув в руках Руфрида и Элдарета так внезапно, что те не удержали его. Он рухнул в траву, лицом вниз, и только теперь все увидали на его спине кровь - шесть длинных неровных ран, словно когти некоей огромной твари прорвали ткань и плоть.
      Глава двадцать вторая. Битва на Гетласской гряде.
      Стиснув поводья кольчужной перчаткой, воевода Граннен удовлетворенно взирал на поле боя. По всей долине валялись трупы бунтовщиков, и земля размокла от крови. Над смертным полем плыли, как дым, клочья тумана. В багряном закатном небе кружили над щедрым угощением дра'аки, и воевода не мог бы сказать, настоящие это двери или глумливые подделки, посланные в помощь ему господином посредником.
      По всему Параниосу царское войско громило один за другим отряды бунтовщиков в кровавых, быстротечных стычках. Какая там междоусобица просто наведение порядка. Дилетантская наивность мятежников даже не давала называть это войной.
      Маскет, само собой, был другого масштаба фигурой - но он мертв, а те его соратники, кто не сдался вовремя, кормят дра'аков. Остался, конечно, элдаретов сброд, но и с ним было бы расправиться так просто...
      Граннен расчетливо прижмурился. Было бы легко - коли воеводе не пришлось бы отрядить половину своих войск в Танмандратор. Смута, грозившая этому краю с самого начала рекрутских наборов, обернулась вдруг открытым мятежом. Армия из восьми тысяч мятежников хлынула вдруг с гор, чтобы нарушить самим царем установленный порядок. Граннен до сих пор кипел от бешенства при мысли о недоумках, допустивших, чтобы эдакое войско собралось в полнейшей тайне. Но жалеть поздно - у воеводы не осталось иного выхода. как отправить на борьбу с мятежом добрых семь тысяч солдат. А этим его силы растягивались до невозможности. Царю же было как будто и все равно. Указы его следовало исполнять как по волшебству, а любое упоминание о трудностях самодержец пропускал мимо ушей.
      Из-за маскетова войска Граннен теперь не мог перехватить Элдарета прежде, чем мятежники подойдут к столице почти вплотную. Слава громовым богам, что владыка Серпет согласился помочь. Граннен давно научился сдерживать торит-мирскую гордыню и использовать все и вся, что под руку подвернется, чтобы остаться в фаворе у царя и у кормила власти.
      А после того, что свершилось только что на залитом кровью поле перед ним, воевода полностью уверился в ворожейной силе посредников. Так что пусть Элдарет со своим потешным войском доходит хоть до самой Парионы. Граннен с нетерпением ждал этой встречи. С каким наслаждением он вновь спустит с цепи этих кровожадных тварей, чтобы сеять ужас и погибель!
      Теперь войско Гелананфии продвигалось торопливо, испуганно поглядывая в небо, как мыши ждут появления совы. Снова царевна предложила всем сдаться на царскую милость, и тем спасти, пусть ненадолго, свои жизни. И снова все, как один, поклялись следовать за ней хоть на тот свет, лишь бы не подчиниться Граннену.
      Танфия даже обиделась, что в их верности усомнились, да так и сказала об этом царевне в лицо. Гелананфия выслушала ее благосклонно, и ответила просто:
      - Тогда идем, что бы не случилось дальше.
      За десять дней тракт привел ее войско к Гетласским холмам на западной окраине Парионы. Некоторые - раненые или хворые, включая и несчастного гонца - отстали, хотя Гелананфия не оставляла никого без помощи и пригляда. Сидя в седле быстроногой Зарянки, Танфия бесилась от необходимости поджидать медлительных пехотинцев. Вместе с Линденом и Руфридом они бесконечно обсуждали, а не стоит ли бросить эту затею и отправиться в Париону втроем... но каждый из них понимал, что в войске Гелананфии скрыт их единственный шанс спасти Изомиру. И все они были напуганы больше, чем могли признаться друг другу.
      Царевна говорила, что двинется прямо на Янтарную цитадель. До сих пор никто не пытался их остановить. Продвижение их не оставалось тайным - за ним наблюдали дозоры царских солдат; однако войско не встречало сопротивления. То, что их подпускают так близко к столице, пугало - словно Граннен решил подразнить их драгоценным призом, возбуждая надежды.
      На десятый вечер лагерь разбили в месте, которое Элдарет назвал Гетласской грядой - цепочкой холмов, упиравшейся одним концом в высокий эскарп. Сафаендер ехал обок Танфии; Элдарет подыскал ему и всем его актерам коней, хотя верхом они чувствовали себя немногим лучше, чем на своих двоих. Аштарь, Эвендер, Шарма и Салиоль ныли почти непрерывно, так что Танфия старалась обходить их стороной, н Сафаендер этот урок усвоил.
      Когда они выехали на вершину очередного холма, Танфия завидела на окоеме золотую блестку - что это было, из такого далека сказать было трудно.
      - Что там? - спросила она.
      - Это, милая моя, - тоскливо пробормотал Сафаендер, - стольная Париона.
      У Танфии отвалилась челюсть.
      - Не дразни меня. Не верю.
      - Клянусь чем хочешь - так и есть.
      - Мы почти дошли! Просто не верится, что я ее вижу!
      - Но позволят ли нам войти? - серьезно поинтересовался поэт.
      Париона раскинулась к востоку от Гетласской гряды, и последний привал устроили на западном склоне. Танфия выждала, покуда лагерь, расцветя кострами, не погрузится после вечерней трапезы в дрему, а потом ускользнула в одиночку, и, оседлав Зарянку, двинулась на север, к эскарпу. Обрыв тянулся на северо-восток, и, выехав на край последнего утеса, девушка оказалась на несколько миль ближе к столице. И вид, открывшийся ей, был ошеломителен.
      Солнце еще не зашло, но в небе уже бледнели все три луны. А под ними разлеглась на трех зеленых холмах Париона.
      То был первый взгляд Танфии на город ее мечты.
      Равнину заливал золотой свет заката, и сам город сиял золотом в меркнущем свете. В низинах дома тонули в лиловой тени, ближе к вершинам еще горели на солнце их крыши. Там стояла, венчая самый высокий из холмов, сама Янтарная цитадель. Блистали, точно как в фантазиях Танфии, высокие стены и гордые башни, но это был не сон, а далекая, суровая, мучительная реальность.
      В глазах у Танфии защипало. Просто увидеть Цитадель... Боги, как же она мечтала ее увидеть хоть глазком - но не так, не ради таких страданий.
      По правую руку от Цитадели на холме пониже блистали купола храма Нефетер, богини-покровительницы города. По левую руку виднелся и третий холм, и на нем какой-то немыслимый обрубок, неуместно-уродливый среди этой красоты. Слишком он велик...
      Боги, это Башня!
      Там должен был стоять театр. Девушка попыталась усилием мысли стереть ужасную Башню, увидеть на ее месте театр, так что у нее слезы потекли от натуги. Проклятая Башня...
      Внезапно у Танфии засосало под ложечкой. Элирский нож снова обжег грудь. Со внезапным испугом девушка обернулась, ощутив чей-то пристальный взгляд. Что это торчит там, на соседнем утесе, у рощицы - старый пень или сгорбленная фигура в плаще? Сердце девушки захолонуло. Неподвижная, фигура каким-то образом следила за дорогой, за Мейондрасским трактом, петлявшим по холмам к дальней столице.
      Танфия опустила взгляд - и в сгущающихся сумерках, в бледном свете трех лун, она увидала, как вьется по дороге бесконечная шеренга конных солдат. Пень шелохнулся, и два бледных глаза уперлись в Танфию. Словно два луча вонзились ей в сердце, высасывая силу. От ужаса она рванула из кармана элирский нож. Вспыхнул звездою опал; фигура зашипела тихонько, и сгинула.
      Что на нее нашло - тащиться в эту даль одной? Перепуганная Танфия пустила Зарянку в галоп обратно, к лагерю.
      Было еще темно; до рассвета оставался добрый час, но лагерь уже зашевелился. Линден так и не смог заснуть ночью, и теперь, когда усталость готова была все же сморить его, вставать было особенно тяжко. Он вышел из палатки, чтобы постоять пару минут рядом с Зимородком. Кони тихо пощипывали подернутую густой росою траву. Где-то рядом вставали, зевали, жаловались на судьбу другие мятежники. Потом над туманом вознесся голос Гелананфии:
      - Подъем, подъем, во святое имя Анута! Встанем строем, прежде чем этот лежебока Граннен глаза продерет!
      Благодаря предупреждению Танфии они были готовы к бою. Войско Граннена разбило лагерь по другую сторону гряды, на склонах обращенных к Парионе. Прошлым вечером Гелананфия и Элдарет собрали командиров, и в мелочах обсудили планы предстоящего боя. Теперь мятежникам предстояло занять позиции по самой гряде, прежде чем туда доберутся солдаты Граннена.
      Они учились старательно и знали, что их ждет. Но применить заученное в битве, когда за ошибкой следует смерть - дело совсем иное.
      Утро выдалось похожим на дурной сон. Завтракали поспешно - Линден сидел рядом с Руфридом и Танфией, Сафаендером и Элдаретом, как было уже не одну неделю. Все были молчаливы, а Сафаендер вдобавок бледен как смерть, хотя по лицам остальных пробегали порой улыбки.
      Потом Линден с Руфридом вернулись в палатку, чтобы помочь друг другу одеться. Они решили одеть в бой роскошные, черные с синим одеяния из Луин Сефера - погибать, так уж красиво. Поверх камзолов пошли кожаные кирасы и облокотники. Потом пришел черед оружия - при каждом был длинный элирский меч на левом бедре, короткий меч на правом, на плечами - луки и колчаны, полные смастеренных в Энаванейе стрел.
      - Ну, братишка, - промолвил Руфрид, - вот оно как. Предчувствия не мучают?
      - Нет, - ответил Линден, и улыбнулся. - Наверное, это к добру. Жаль, отец нас не видит.
      - Он бы нами гордился, - заверил его Руфрид, стиснув плечо брата, и добавил: - Тобой уж точно.
      - Думаешь, мы справимся?
      - Конечно. Если боишься, думай вот о чем - ты уже сегодня можешь усидеть Изомиру!
      - А я не боюсь, - ответил Линден. - Вот что странно-то - не боюсь вовсе.
      Руфрид в последний раз обнял его, и отстранился, явно сдерживая тревогу. Линден хлопнул его по спине, пытаясь ободрить, но слова никак не шли на язык.
      - Ну, Брейида с нами?
      - Тогда уж Маха, - ответил Руфрид. - Или Анут на нашей стороне, а Граннена путь ждет чрево Нут.
      - Ты бы не гневил богов, - расхохотался Линден, - хоть ноне утром! Я рад, что все почти кончилось, а ты?
      - Ага, - согласился Руфрид, и немного просветлел. - Я тоже.
      Над Парионой занималась лиловая заря, но равнина еще была окутана тенью. Танфия уже готова была оседлать Зарянку, когда к ней подошел Сафаендер. Он немного нелепо выглядел в роли воина - в травянисто-зеленой рубахе и штанах, в кирасе, с мечом и деревянным щитом. Но даже сейчас он выглядел таким изящным, таким нездешним, что девушка невольно ощутила желание, и страх за своего любимого.
      - Ты готов? - спросила она.
      Поэт неровно вздохнул.
      - Насколько могу быть. Танфия, ты великолепна. Только не дай себя поранить, хорошо?
      Она подошла к нему, взяла за руку. Как не было тревожно ей самой, поэта просто трясло, точно в ознобе.
      - Боги, Саф, ты в порядке?
      - Нет, Танфия. Вообще-то нет, - ответил он с напускной легкостью. - Я уже говорил, что я трус, но не думал, что настолько.
      - Боги, Саф, ты не обязан сражаться! Салиоль и Шарма остаются в лагере; останься и ты с ними.
      - Не хочу быть настолько бесполезен, - ответил он.
      - Ты принесешь пользу. Кто-то должен ухаживать за ранеными.
      - Нет. - Лицо его было уныло, и он старался не встречаться с ней взглядом. - Я должен.
      - Почему? - В приступе ужаса она схватила его за руку. - Что ты пытаешься доказать? Никто не упрекнет тебе, если ты не пойдешь в бой со всеми. Ты не солдат, боги свидетели! Ты не просто кто-то, ты Сафаендер! Если ты умрешь, что станет с прекрасными пьесами, которые ты еще не написал? Ты не можешь лишить их мир!
      - Ох, Танфия... - Он обнял девушку и прижал к себе, покрывая поцелуями ее волосы. - Ты не понимаешь. Как могу я писать эти "прекрасные пьесы", если я не сражался за это право? Чтобы вернуть мир, к которому я привык, я должен его заслужить.
      - Нет, - вздохнула Танфия. - Это я понимаю. И прекрати меня целовать, а то я расплачусь.
      -Тогда потом, ладно? - спросил он.
      Танфия видела, как он старается казаться храбрецом - особенно сейчас, когда из сумерек показались Руфрид и Линден.
      - Ну, пора, - проговорил Руфрид. - Тан, береги себя.
      - Ради всего святого, через несколько часов мы снова увидимся! воскликнула она. Братья поочередно обняли ее, и она с потешной суровостью оттолкнула обоих. - Кончайте, это просто ужас какой-то! - На глаза наворачивались слезы. - И вообще, сражения никогда не идут по плану.
      - Откуда тебе знать? - поинтересовался Руфрид.
      - В книжках читала! - отмолвила Танфия.
      К тому времени, когда кислолицый гранненов прихвостень добрался до лагеря мятежников, те уже заняли позиции вдоль гребня Гетласской гряды. Центр составляла пехота, прикрытая рядами лучников. По флангам разместились конные отряды - на правом под водительством Мириаса, где в первых рядах предстояло скакать Танфии, а чуть подальше - Линдену, а на левом под командой Зори, с которой был Руфрид. Сафаендер пошел в пехоту, в задние ряды, где ему предстояло сражаться радом с крестьянами, даже не слыхавшими его имени. Гелананфия с большой неохотой отпустила его в бой, но веских причин отказать не нашла.
      Место было удачное - землю покрывала жесткая густая трава, а редкие деревца не закрывали обзора. Внизу лежала долина, а за ней - еще один ряд холмов, пониже. Солдатам Граннена придется наступать в гору, а это даст преимущество их противникам.
      Гелананфия и Элдарет, оба на гнедых конях боевой породы, расположились на горке позади строя, между левым флангом пехоты и отрядом Зори. Над их ставкой не развевалось никакого знамени - следовало бы поднять царский стяг, но, сражаясь против царя, Гелананфия не нашла в себе на это смелости.
      Гранненов помощник, подъехавший на своем тощем жеребчике, явно не был рад обнаружить вражеское войско в такой готовности.
      - Я принес вам известие от воеводы Граннена, - обратился он к Элдарету, которого полагал единственным вожаком. - Любая попытка войти в Париону будет расценена как измена. Отказ сдаться немедля будет расценен как повод к атаке. У вас есть полчаса, чтобы сложить оружие и предать себя в руки властей.
      - Ну уж нет! - усмехнулся странник. - Если воевода желает повода к атаке - он его получит.
      - У меня есть весть для воеводы Граннена, - проговорила Гелананфия, откидывая капюшон и смело глядя в тоскливое лицо посланца. - Это войско ведет не один Элдарет. Передай воеводе, что он выступает против царевны Гелананфии. И передай, что попытка противостоять члену царского рода будет считаться изменой! Посмотрим, так ли он жаждет битвы!
      Когда посланец вернулся в ставку Граннена, первые солнечные лучи коснулись холмов. У Гелананфии и Элдарета хватало времени, чтобы оглядеться. Царевна поднесла к глазам подзорную трубу.
      Царское войско все еще строилось, тем же примерно порядком, что и ее собственное - лучники и застрельщики в первых рядах, за ними плотные ряды пехоты,, по флангам конница. Войско занимало долину, Граннен же разместил свою ставку на холме по другую ее сторону. Различить самого воеводу с такого расстояния было невозможно, но царевна приметила плещущийся на ветру флаг, ловивший червонное золото солнца. По мере того, как лучи восхода проникали в долину, ряды царских солдат расцвечивались красками: зеленый, лиловый, золотой, блестела винно-красная и бурая кожа кирас. Развевались на шеломах старшин лазурные перья, и в гривы и хвосты гнедых, как один, коней вплетались золотые ленты. По сравнению с ними собственные ее бойцы казались бродягами, в разномастных кафтанах бессчетных оттенков, потертых и грязных от долгого лесного житья, на конях всех пород и мастей. Но в них была страсть... страсть настолько сильная, чтобы перебороть верность Гарнелису? "Или мрачных бесов, срывающихся с неба и, возможно... нет не думай об этом!".
      - Как думаешь, сколько их там? - спросила она.
      - Я бы посчитал, - ответил Элдарет, - что пеших четыре тысячи, да конных полторы.
      - Больше нашего, - прикинула царевна, - но не настолько, как я боялась. Силы почти равны. Мы можем победить. - И небо ясно; ни клубящихся туч, ни запаха крови, как описывал свидетель разгрома Маскета... ничего зловещего... но этому пришел черед во втором бою, не так ли? Царевна вздохнула. Честно сказать, если явятся демоны, для борьбы с ними у нее не было никакого плана. Лучники могут стрелять в небо, и все... Единственной целью было победить в этой битве, победить решительно, и они могут это сделать. Они должны.
      И тут она увидела.
      По правую руку от Граннена, в какой-то полумиле, почти скрытые за холмом, стояли еще две тысячи солдат - в бронзовом и алом с синим, на крепких вороных конях.
      - Боги, Элдарет - ты видишь?
      Она передала ему трубу. Странник ругнулся.
      - Этого еще не хватало. Что у них за мундиры?
      - Владыки Серпета Эйсилионского, - ответила Гелананфия. - Князюка Серпет - так его зовут; скользкий ублюдок.
      - Если бы ты сражалась на стороне царя против общего врага, ты бы его так не честила, Гела.
      Царевна не ответила. Она не испытывала гордости оттого, что план ее готов был дать плоды. И никакой напускной храбрости. Только тошнота оттого, что за нее будет литься кровь.
      Конь ее переступил с ноги на ногу. Над молчаливым строем шептал что-то свое ветер. Потом от ставки Граннена донесся звук рога, и его войско двинулось вперед.
      Сердце Руфрида колотилось от возбуждения. Солдаты Граннена шли прямо на него, мундиры их сияли, клинки блестели на солнце. Потом прозвенел рог Элдарет, и лучники мятежников начали выпускать стрелы, залп за залпом. Юноша мечтал оказать там, внизу, так сильно, что в пальцах зазудело. Но ему пришлось выбирать, биться пешим или конным, а отдать Ястребка другому было выше его сил...
      Лучники Граннена ответили, и реки стрел потекли в обе стороны. С обоих сторон падали бойцы. Возбуждение смешивалось в Руфриде с ужасом, ускоряя кровь. Чтобы лучше видеть, он привстал в стременах.
      Опустошив колчаны, лучники отступили, давая проход пехотинцам. Воздух заполнился криками, звенели клинки и лязгали щиты. В ряды царских солдат полетели копья; те заколебались на миг, чтобы с новой силой ринуться вперед, тесно сомкнув щиты - более крепкие и широкие, чем у мятежников. Строй их казался непробиваемым, хотя они и двигались вверх по склону. Два строя сошлись.
      И тогда вновь прозвучали рога - сигнал к атаке. Зоря ринулась вперед первой, ее медные волосы бились на ветру, как пламя. Кони рванулись слитным рядом, и Ястребок устремился за ними. Руфрид стискивал меч, в ушах его гремели копыта, заглушая стук сердца. Навстречу им мчались могучие гнедые из царских конюшен. Страха юноша не испытывал. Понукая коня, он взревел...
      Мимо пролетали блестящие конские бока, вылетали из седла всадники. Впереди мелькнуло зеленое и лиловое, и длинные, рубленые лица под шеломами, оскаленные зубы и прищуренные глаза. Он нацелился на одного, того, кто умрет первым...
      Стальной наконечник вынырнул из ниоткуда. Все случилось слишком быстро. Ястребок налетел на копье грудью.
      Мерин взвизгнул, попытался встать на дыбы, и рухнул, сбросив Руфрида на траву. От удара у юноши перехватило дух. Несколько безумных мгновений вокруг него мчались кони, перепрыгивая, шарахаясь. Когда грохот утих, Руфрид отнял руки от лица и приподнялся.
      Ястребок был мертв. Копье торчало из его груди; кровь еще вытекала из раны, крася алым гнедую шкуру, но глаза уже смотрели в небеса мертвым взглядом. Всхлипывая, Руфрид подполз к нему. По крайней мере, конь не страдал.
      Прикрываясь конской тушей, юноша достал лук и стрелы. Потрясение переросло в гнев. Руфрид пускал стрелу за стрелой, вышибив из седел двоих мужчин и двух женщин, и сняв двоих уже спешенных. Он задыхался, обливаясь потом, губы его неосознанно разошлись в оскале. Когда стрелы кончились, он отбросил лук и, обнажив элирский клинок, ринулся в гущу боя.
      На другом краю строя Танфия замерла в ожидании, не дыша. Время словно застыло, пока совершенный и ровный строй царских солдат надвигался - а потом с небес обрушились бряцающим дождем стрелы. Начали умирать люди. Сошлись в рукопашной пехотинцы, воздух огласился отчаянными криками, и на дальнем краю поля боя отряд Руфрида поскакал навстречу царской коннице...
      Девушку охватила внезапная, отчаянная тревога за друзей - далеких недоступных, брошенных на произвол судьбы. Сражение началось, и остановить его было уже невозможно.
      Прозвучал сигнал к атаке для конников Мириаса. Время вдруг помчалось стрелой. Зарянка ринулась вниз с холма, стремясь не отстать. Ветер бил в лицо - пьянящий и пугающий.
      И что-то пошло не так. Царская конница острым клином прорезала отряд Мириаса, рассекая его пополам. Танфия оказалась на внутреннем краю, совсем рядом с пехотой, Линдена занесло далеко в сторону, и что сталось с ним дальше, девушка уже не видела.
      Воцарился хаос. Рядом пал конь, пронзенный копьем. Прямо на Танфию бросился вражеский солдат; Зарянка с перепугу встала на дыбы, и девушка мигом оказалась на земле.
      Поводьев она не выпустила. Слева на нее ринулся другой конник девушка увернулась от его меча и, извернувшись, рубанула снизу своим длинным клинком. Удар пришелся по выпиравшему из-под кирасы животу. Хлынула кровь, солдат сложился пополам, и конь отнес его в сторону. Переведя дух, девушка вновь вскочила в седло и пустила Зарянку вслед товарищам. Ее переполняла дикая сила. Еще один всадник в зеленом занес над ней сверкающий клинок. Девушка вспомнила разом все приемы Альраэна, и ритм шаэлаирского боя захватил ее. Она уклонилась, ударила, и противник упал с разрубленной головой. Клинок Танфии покраснел от крови.
      Душа девушки ушло в пятки, но бояться не было времени. Она была в гуще боя, и сердце ее лихорадочно колотилось. Не было времени подумать, помочь товарищам. Каждая капля остававшихся у нее сил была обращена на то, чтобы сохранить собственную жизнь и жизнь ее лошади.
      Мгновением раньше Линден мчался в общем строю. Мгновением позже царская конница прорвала ряды мятежников, и Зимородка оттерли куда-то вбок, вместе с несколькими всадниками, отсеченными от своего отряда.
      Меньше всего юноша ожидал такого беспорядка. Зимородок от страха понес; Линден кое-как смирил коня настолько, чтобы бросить взгляд на поле боя. Собственно, боя он и не увидел - только лощину, где заблудившиеся конники пытались перестроиться, чтобы ударить царским солдатам в тыл. Но попытки их были обречены на неудачу. Их гнали назад, падали кони и люди, иные бежали Линдену навстречу. Юноша остановил коня, и Зимородок нетерпеливо забил копытом. А Линден был не в силах шевельнуться, завороженный ужасающим зрелищем умирающих на копьях коней.
      Товарищи его давно ускакали, он остался один, и не заметил этого. "Какой я был дурак, - крутилось у него в голове, - какой остолоп, что думал, будто они не тронут хоть коней?".
      Бежавшие конники Гелананфии пытались построиться снова, чуть дальше по склону. Взвод царских солдат отделился от основного отряда, направляясь прямиком на мятежников, чтобы не дать тем соединиться и зайти противнику во фланг. Линден понял, что если он не сдвинется с места, то окажется в самой гуще боя. Хуже того - они убьют Зимородка.
      Он соскочил наземь, развернул коня в сторону гряды и крепко шлепнул по крупу. "Пошел!", гаркнул он. Жеребец ринулся в направлении лагеря; мелькнул на ветру черный хвост, и юноша потерял его из виду.
      Совсем рассвело, но солнце скрывалось за белой пеленой облаков. Долину заливал серый, бестеневой свет. Линден увидал, как мчится на него гранненова конница, а пешим он не мог уйти от них далеко. Юноша ринулся наперерез им к купе деревец на краю небольшого овражка в паре сот шагов от него.
      Царские солдаты в его сторону не глянули - перед ними маячила более важная мишень. Задержавшись, Линден торопливо пустил в их сторону три стрелы. Только одна нашла цель. Конник тяжело выпал из седла, на лице его застыло недоумение, словно он так и не понял, что его убило.
      Линден вновь рванулся к укрытию. Бой уже кипел на самой гряде, похоже было, что люди Граннена наступали. Юноша собирался перевести дух, потом расстрелять свой колчан, потом... что будет потом, он не знал и сам. Элирский клинок оставался при нем, и если встанет нужда, он и один будет прорубаться к Парионе. Он чувствовал восторг оттого, что спас хотя бы Зимородка. И таинственная сила этроф кипела в его душе, не кошмаром наяву, как при приближении бхадрадомен, но золотым и ласковым сиянием, точно близилось нечто изумительное. Впервые юноше показалось, что эта сила может стать ему близкой.
      Он нырнул в кустарник и скатился кувырком на дно оврага, через густой ежевичник. Поднявшись на колени, Линден обнаружил, что он в лощине не один.
      В трех шагах от него сидел, вжавшись в заросли боярышника, совершенно белый Сафаендер. Оружия при нем не было.
      - Линден, - прохрипел поэт. - Что, уже все кончилось?
      Сафаендер очень старался. Он стоял на своем месте в строю, стиснув зубы и подавляя тошноту. Он был твердо намерен пройти это испытание до конца, доказать, что он способен жить полной жизнью, а не только описывать ее. Когда прозвучал сигнал, он вместе со всеми двинулся вперед; бросил дротик (никуда не попал), потом вытащил меч. Поначалу все шло как надо; вот когда два строя столкнулись, и перед Сафаендером встал мрачный царский солдат...
      Это было куда страшней, чем мог себе представить поэт. Схватка не запомнилась ему вовсе. Он нашел это убежище и нырнул в кусты, переводя дыхание. Трясло его так, что руки не слушались. Но сбежать ему не удалось, сверху доносился стук копыт, слышались крики. С трудом удерживая себя в руках, поэт только и мог, что пережидать, свернувшись калачиком, покуда битва бушевала над ним. Да у него и выбора не было - ноги не держали.
      И тогда, точно спаситель, явился Линден.
      - Нет, не кончилось! - воскликнул юноша, пригибаясь, точно готовый к прыжку леопард.
      В овражек спрыгнул царский солдат. Сафаендер в ужасе шарахнулся, думая, что им пришел конец, но Линден смело обернулся к противнику. Зазвенели, сталкиваясь мечи. Каким медлительным, вялым казался солдат перед смертоносно-легким клинком Линдена... Булькающий стон, и солдат упал. Линден отпихнул его тело ногой, и мертвец скатился вниз, в овраг.
      - Сафаендер! - воскликнул юноша, вновь опускаясь на колени рядом с поэтом и отирая меч о траву. - Что ты тут делаешь?
      - Он хотел меня убить, - выдавил Сафаендер. Горло ему перехватывало от ужаса. - Тот солдат на поле - он промедлил, он меня узнал, я уверен. И все-таки он хотел меня убить! Он выбил у меня из рук меч... и я побежал. Я повернулся и сбежал, и не мог остановиться.
      Твердая рука Линдена ухватила его запястье. Глаза юноши сияли сурово и в то же время снисходительно.
      - Все хорошо. Успокойся. Тебе нельзя оставаться здесь, вокруг кишат царские солдаты.
      - Оставь меня, - выдохнул поэт, готовый потерять сознание от страха. Героя из меня не вышло.
      - И не надо. Я тебя прикрою. Только выбирайся отсюда! Я отведу тебя в лагерь.
      - Ноги не слушаются. Прости.
      - Тихо ты! - возмутился Линден. - Ладно, если мы затаимся тут, может, нас и не приметят. - Он толкнул поэта в гущу ветвей, а сам приподнялся немного. - Погоди, гляну, все ли спокойно... нет. Молчи.
      Вместе они затаились в кустарнике. Сафаендер все цеплялся за руку юноши.
      - Лин, не надо! - прошептал он. - Меня убьют, так ты хоть жив останешься.
      - Заткнись! - процедил Линден.
      - Нет! Это важно. Не надо прикрывать мою трусость, только передай Гелананфии, что мне очень стыдно, а Элдарету и Танфии - что я их больше жизни любил. А ты, Линден... ты, наверное, самый добрый человек, какого я встречал. Ты заслуживаешь любви больше, чем любой другой, и я бы постарался...
      - Саф, прекрати, пожалуйста! - взмолился Линден.
      - Ты мог бы полюбить меня в ответ хоть немного, я знаю.
      - Скоро я буду с Изомирой. Это нечестно.
      Юноша раскраснелся, и смущенно понурил голову. Сафаендер легонько дотронулся до его горячей щеки, и Линден не оттолкнул его.
      - Я знаю тебя лучше, чем себя самого.
      Мимо овражка пробежал кто-то, шумно топоча.
      - Ладно, - пробормотал Линден. - Попробуем по новой. Вроде никого...
      Сафаендер успокоился немного. Линден приподнимался, покуда голова его не высунулась за край их укрывища.
      - Ах, проваль! - ругнулся он. - Еще шестеро бегут. Не высовывайся - я скажу, когда можно.
      Сафаендер зажмурился, затаив дыхание. По спине струился пот. Он ждал терпеливо; присвистнуло что-то, потом донесся шлепок и короткий вздох.
      - Что там? - спросил поэт, приоткрыв глаза.
      Линден не ответил.
      - Лин?
      Юноша не шевелился, выглядывая из овражка. Сафаендер решительно прополз два шага и дернул его за лодыжку.
      - Линден!
      Нет ответа. Юноша уткнулся лицом в траву, каштановые волосы разметались, взблескивая на солнце золотыми искрами, руки вяло раскинулись, точно у спящего младенца. Только когда Сафаендер подполз повыше, он увидел торчащую из левого плеча Линдена стрелу.
      Наконечник вошел прямо над ключицей и, видно, дошел до легкого. Сафаендер воззрился на нее с растущим ужасом, коснулся правого плеча, потряс тихонько. Ничего. Поэт приподнял юношу под мышки, перевернул Линден тяжело перекатился на спину и застыл.
      В лихорадочной спешке Сафаендер припал ухом к груди юноши, нагнулся щекой к губам, надеясь уловить жаркое дыхание. Но все было тщетно. Линден словно поглядывал на него из-под полуопущенных век печальным, любящим, слепым взором остекленевших голубых глаз.
      Сафаендер взвыл.
      Он тряс безжизненное тело, целовал холодеющие губы, стискивал пальцы и зажимал себе рот, выплескивая спазмы беззвучного горя. Потом он поднял взгляд - на краю оврага стоял солдат в зеленом и лиловом, глядя вниз и глумливо усмехаясь.
      Схватив меч Линдена, поэт неловко ударил острием вверх. Солдат рухнул с булькающим воплем, и Сафаендер ударил его еще, снова и снова, уже после того, как жизнь покинула тело врага. Он поднял голову, но взгляд ему застил кровавый туман. Кровь гремела в ушах, огненным потоком заливала холмы; и Сафаендер очертя голову ринулся, завывая, в это смертельное пламя.
      Гелананфия и Элдарет в своей ставке тревожно ожидали вестей, глядя, как колеблются ряды бойцов. Правый фланг был практически разбит, но центр и левый фланг держались стойко. Граннен, однако, гнал своих солдат, как на убой, и легкой победы над ним царевна не предвидела. Кроме того, войско Серпета по сю пору стояло в резерве.
      На правый фланг она отправила гонцов с приказом отступить и перестроиться. Самой царевне не оставалось ничего, кроме как стискивать влажными от пота руками поводья, да сглатывать поминутно бьющееся где-то в глотке сердце.
      - Боги, Элдарет, что мы натворили? - воскликнула она. - Стоит Серпету вступить в бой, и мы пропали!
      - Мы сделали, что должны, любимая, - отозвался странник. - Даже если мы сегодня падем, царь увидит, кем почитают его подданные.
      Склон под ними вдруг вскипел.
      - Смотри! - вскрикнула Гелананфия.
      Мятежники наступали. Конница на обеих флангах, собравшись с силами, нанесла новый удар, и войско Граннена, измученное необходимостью двигаться в гору, начало отход.
      - Мы одолеваем! - воскликнула царевна. - Постой... если они отступают только, чтобы заманить нас в ловушку... на это меня не поймаешь. Прикажи нашим сдержать порыв!
      - Вот и я так подумал. - Элдарет поднес рог к губам и подул.
      Воевода Граннен наблюдал, как в долине и на склоне за ней кипит битва. Кулаки его стискивали поводья, лицо было сурово. Командиры почтительно ожидали приказов старшего.
      - Бунтовщики наступают, сударь, - сообщил его помощник.
      - Именно. Недостаток умения они возмещают кровожадностью. Хорошо; все идет, как задумано, Керовен. Начинаем плановое отступление, заманивая их вперед. Они сломя голову ринутся в капкан Дозволяющего; а мы тем временем обойдем их с флангов, чтобы отрезать им отход.Через полчаса все будет кончено. Обед за мной!
      Его командиры послушно рассмеялись.
      - Сударь, - проговорил через некоторое время один, - бунтовщики не заглотили наживки. Они перестраиваются и движутся вперед очень медленно.
      - Будь проклят Элдарет с его хитростью! Сначала он решает подкупить меня враньем насчет царевны Гелананфии... - Граннен раздраженно фыркнул. Я надеялся обойтись без помощи Серпета, но, видно, не судьба. Ролин!
      Подъехал молодой гонец.
      - Да, сударь?
      - Скачи к владыке Серпету, передай, пусть выступает! Ему придется заградить Элдарету тыл!
      - Слушаюсь, сударь!
      Гонец ускакал. Граннен следил за развевающимся на его седле царским вымпелом, пока мальчишка не добрался до места - время решает все.
      - Подавай знак, Керовен, - приказал он.
      Помощник дунул в рог - долгий сигнал, два коротких, и снова долгий. То был знак Дозволяющему обрушить на головы супостатов орды крылатых убийц. Заслышав его, войско должно было оторваться от преследующих мятежников, оставив тех на растерзание чудовищам.
      Со вздохом предвкушения Граннен поднял голову. Он ожидал увидеть бурлящие тучи, верный признак, что сейчас чудовища прорвутся в мир из своего обиталища. Как действовали чары в точности, он не знал, оставляя подобные тонкости на усмотрение посредника. Воевода жаждал нанести решающий удар.
      Но облака плыли в вышине, безмятежные и нестрашные.
      - Труби еще.
      Рог прозвенел второй раз. И третий.
      И ничего не случилось.
      - Дозволяющего ко мне! - взревел Граннен.
      Он ждал, сдерживая нетерпение, пока через десять минут к нему не начали сходиться гоны со всех концов поля боя. И все несли одну и ту же весть:
      - Господина посредника Дозволяющего нигде нет.
      Граннен сосредоточился, отбрасывая гнев в самые дальние уголки души, подменяя его холодным рассудком.
      - Ищите. Не успокаивайтесь, покуда не найдете. А покамест все зависит от владыки Серпета. - Он окинул взглядом поле боя. Отступая, его войска потеряли строй, и были не в силах соединиться, а мятежники гнали их по раздельности. - Чего еще выжидает этот эйсилионец?
      Один из гонцов помахал знаменем, привлекая внимание Серпета, покуда Керовен выдувал в рог резкий, повелительный сигнал. Граннен поднес к глазам подзорную трубу. Союзник его не двинулся с места. Владыка Серпет смотрел прямо на Граннена, не заметить знамени и не услышать рога он не мог - и все же он не шевельнулся.
      На холмик взлетел, подгоняя взмыленную лошадь, гонец Ролин. Лицо его было совершенно белым.
      - Сударь, - вскрикнул он, - владыка Серпет отказывается вступать в бой! Он говорит, что клялся лишь поддержать победителя.
      - Что-о? - взвыл Граннен. Он отвесил гонцу такую оплеуху, что юноша вылетел из седла. - Проклятый себялюбец! Он заплатит мне за это, богами клянусь!
      Теперь ярость его выплеснулась наружу - но слишком поздно. Граннен ошеломленно взирал, как мятежники накатывают на его войско, рассеивая и гоня перед собой бегущих. Он ударил коня шпорами и ринулся с холма, направляясь к позициям Серпета.
      - Я сам поговорю с подлым предателем! Боги, он поддержит меня, или умрет!
      Гелананфия увидала, как серый боевой конь Граннена мчится к позициям Серпета.
      - Этот ублюдок, - выдохнула она с нарастающей яростью, - хочет добиться помощи от Серпета.
      Царевна выхватила меч и собрала поводья.
      - Гела! - воскликнул Элдарет. - Мы побеждаем!
      - Пока нет, - откликнулась она, стиснув зубы. - Убить тело можно, только отрубив голову.
      - Гела! - вскрикнул он, когда царевна бросила своего скакуна в галоп наперерез Граннену.
      Застонав в отчаянии, Элдарет последовал за ней.
      Гелананфия настигла воеводу в нескольких шагах от того места, где в окружении знаменосцев стоял владыка Серпет.
      - Граннен, ты, ублюдок! - прорычала она, заграждая своим легконогим, быстрым скакуном дорогу могучему коню воеводы. - Или тебе не передали? Я предупреждала, что воевать со мною - измена!
      Скуластое лицо воеводы скривилось в ухмылке.
      - Я вас не знаю, сударыня. С дороги!
      Царевна сдернула шелом.
      - А теперь - узнаешь? Мы не встречались, но лицо мое ты должен знать. Я Гелананфия.
      - А мне плевать! - Граннен сплюнул и обнажил меч. - Будь ты хоть сама царица Гетида - ты не мой господин!
      Гелананфия замахнулась на него мечом. Воевода легко отбил удар. Забыв от гнева о боли в отбитом локте, царевна ударила снова. Но на ее ярость и молодую силу Граннен мог ответить опытом и мощью. Очень быстро она перешла к обороне, едва успевая отражать удары противника. Мир сжался до перестука копыт, и лязга мечей, и шелеста знамен за спиной, и последним, что она увидит, станет ненавистная морда Граннена...
      Воевода занес руку для решающего удара, да так и замер на миг со сдавленным стоном, чтобы, выронив меч, опереться на седельную луку. Элдарет, улучив момент, ударил его в спину.
      - За все, что ты сделал с моим народом! - вскрикнула Гелананфия, пронзая горло воеводы.
      И все же тот никак не мог умереть. Граннен окатил ее презрительным взглядом, хотя глаза его уже закатывались. Кровь хлестала из рассеченной глотки.
      - Я лишь был верен царю! - прохрипел он.
      Странник пронзил его мечом, и только тогда Граннен вывалился из седла, уже мертвый. Гелананфия и Элдарет отступили, переводя дыхание и глядя, как разгромленное войско Граннена бежит с поля боя.
      Кто-то прокашлялся. Вздрогнув, царевна подняла глаза и увидала рядом с собой тонколицего владыку Серпета, улыбающегося и чистенького - ему-то не пришлось сражаться. Князь соскочил с коня и опустился перед царевной на колени, протягивая ей свой меч. Гелананфия молча взирала на него, приоткрыв рот от изумления.
      - Я обещал свою верность победителю, госпожа. Ваше высочество, царевна Гелананфия - моя армия, моя жизнь и все мое достояние к вашим услугам.
      - Как ты его обозвала, - почти неслышно пробормотал Элдарет за ее спиной, - склизкий?
      Битва окончилась.
      Руфрид бродил по бранному полю, изумляясь тому, что еще жив. Каждая косточка в его теле ныла от усталости, кожу обжигал пот. Войско Гелананфии радостно текло по тракту к Парионе, но юноша нимало не жаждал последовать за товарищами. Вначале он должен найти Танфию и Линдена.
      Он бродил между телами, не узнавая никого. Те, кто оставался в лагере, теперь вышли на поле, чтобы отнести раненых к лекарям, но среди них его друзей не было.
      Над долиной кружили дра'аки - но то были обычные звери, не гхелим. Их Руфрид был почти рад видеть. Они напоминали ему о доме.
      Из-за гребня показался конь без всадника. Синяя шкура потемнела от пота, скакун настороженно озирался. Руфрид узнал бы Зимородка где угодно. Он окликнул жеребца - негромко, чтобы не спугнуть, но тот признал знакомого человека, и доверчиво ткнулся губами Руфриду в ладонь в поисках лакомств.
      Юноша подобрал поводья и запрыгнул в седло. По крайней мере, верхом ему легче будет оглядеть все поле.
      - Где ж твой хозяин? - тихонько спросил он у Зимородка. - Бродит где-то, небось, тебя ищет?
      Он двинулся к дальнему краю поля, где сражался отряд Танфии. Бродили потерянно лишившиеся всадников кони, но Зарянки среди них не было. И среди тел Руфрид тоже не видел девушки. Он немного расслабился. Конечно, она вместе с остальными побежала в Париону... Он с силой потер виски. Рога Антара, это же сколько у меня уйдет, чтобы всех собрать?
      Там, где склон поворачивал к югу, на одиноком валуне сидел человек. Руфрид подъехал поближе. Знакомая фигура, длинные черные волосы... Боги, это правда Сафаендер?
      Руфрид выскочил из седла в двух шагах от него, но поэт не обратил внимания. У ног его лежал труп в царском мундире. Но куда больше потряс юношу вид Сафаендера.
      Кровь покрывала его с головы до пят, стекая струйками по белому от горя лицу. В руке поэт до сих пор сжимал меч - элирский клинок. Дышал он неровно, глаза и зубы сверкали белым на фоне алой маски.
      - Сафаендер? - опасливо окликнул его Руфрид. Юноша побоялся, что безумец бросится на него, но когда Руфрид попытался отобрать у поэта меч, тот отдал оружие, не противясь. -Все кончено. Что с тобой?
      - Я убил их, сколько мог, - тупо пробормотал поэт.
      - Бо-оги, - выдохнул Руфрид. Он проследил за направлением взгляда Сафаендера, уставившегося на купу боярышника. На траве распростерлось самое малое шесть изрубленных в лохмотья тел. - Ты Линдена не видел?
      - Я тебя отведу.
      Сафаендер встал, пошатываясь, и все с тем же отупелым видом побрел к кустам.
      За боярышником скрывался овражек. Там Руфрид и нашел Линдена.
      Юноша упал на колени. Мир вокруг растворился во вспышке белого пламени. Но когда огонь унялся, Линден был все так же мертв.
      На Руфрида словно обрушилась снежная лавина, не давая дышать, думать, страдать, плакать - ничего.
      - Как это случилось? - сумел он, наконец, выговорить.
      - Не знаю, целили в него, или стрела летела наобум. Но он защищал меня.
      - Помоги мне положить Линдена в седло, - спокойно приказал Руфрид.
      Сафаендер тупо смотрел на него.
      - Давай, Саф, помоги. Я отвезу вас обоих в лагерь. Тебе нужна помощь, нечего тут сидеть.
      - Зачем возвращаться? Ты меня ненавидишь?
      - Нет, - Руфрид со вздохом поднял тело и осторожно перебросил через круп Зимородка. - Я тебя не ненавижу. Я к тебе ничего не чувствую.
      - Ничего не чувствуешь, - эхом откликнулся Сафаендер. Глаза его начинали вновь наполняться жизнью. Взгляд его, полный отчаяния, коснулся Линдена. Руфрид не мог понять, почему поэт в таком горе. - Почему ты не плачешь?
      - Не знаю, - горько промолвил Руфрид, отводя коня. - Не могу.
      Изомира вновь видела этот сон.
      Над темными крышами домов мерцала узкая полоска закатного окоема. Мир затопила тьма. Девушка стояла, дрожа, на лугу перед домом собраний, цепляясь за руку своего возлюбленного. Они ждали, смотрели. Ужас цепенил их, и некуда было бежать, не спастись.
      Потом темнота обрела лик, и с воплем обрушилась с небес, и Линдена оторвало от Изомиры и унесло в ночь...
      Девушка проснулась со сдавленным криком.
      Тьма и пустота хлынули ей в душу, и не отступали, наполнив сердце Изомиры зимним бураном.
      - Линден! - вскрикнула она, уже зная.
      За окном было утро. Вскочив с кровати, Изомира бросилась в царскую спальню, но Гарнелиса не было там. Тогда она побежала по золотым коридорам, забыв, что так и не сняла ночной сорочки, не замечая удивленных взглядов слуг.
      В воздухе висел запах рока, покрывая все, подобно вязкому дегтю.
      Наконец, Изомира домчалась до Солнечного чертога. Царь был там, окруженный сбивчиво бормочущими что-то чиновниками. При появлении девушки все смолкли. Гарнелис обернулся к ней, и лик его был суров, бледен и ужасен.,
      Он указал на нее длинным корявым пальцем, будто обвиняя девушку во всех бедах.
      - Авентурия, - дрожащим от обиды голосом промолвил он, - пошла на меня войной. После всего, что я сделал для них, они сломили заурому, разорвали древний завет! Или они не успокоятся, покуда не погубят нас всех?
      Глава двадцать третья. Лалы в янтаре.
      Мятежники хлынули на улицы Парионы.
      Танфия скакала вместе с ними, не чувствуя усталости. За это утро она пережила столько, что с нога должна была валиться от усталости. Но возбуждение гнало ее вперед вместе с прочими последователями Гелананфии.
      Мимо пролетали высокие каменные палаты, сверкая бледным златом и костью слоновой; шелестели листвой деревья, безучастные в вековом своем покое к царящей внизу суете. Город кипел. Жители выбегали из домов; растерянные царские солдаты только и могли, что молча наблюдать, как проходят мятежники. И постепенно вся Париона двинулась вслед царевнину войску на Янтарную цитадель.
      Гелананфия ехала во главе, и волосы ее развевались золотым стягом. Обок нее скакал Элдарет, позади - владыка Серпет и его пестроцветное войско. Танфию окружали незнакомцы, она не видела ни единого привычного лица - кроме Зори и Мириаса, так что они, по крайней мере, выжили. Но ни Руфрида, ли Сафаендера, ни Линдена. Тревога билась где-то в потаенных уголках души, но девушка рвалась вперед, увлеченная победным восторгом.
      Впереди громоздилась твердыня Янтарной цитадели. Зрелище это потрясло Танфию. Три могучих стены окружали кольцами воздвигшийся на вершине дворец. Древняя кладка сливалась с новой, более изящной, стрельчатые окна и башни робко тянулись к далекому небу. И каждый камушке полыхал, точно хрустальный фиал, собравший в себе червонную роскошь закатного света.
      По мере того, как мятежники поднимались на холм, внешние стены перед ними казались все выше, закрывая внутренние укрепления Цитадели. В стене этой виднелись единственные врата, покрытые золотом, изукрашенные лазурью, бирюзой и аметистом; а посреди ворот сиял златом и янтарем царский герб колесо, древо и самоцвет.
      Склон перед воротами выровняли, превратив в обширную площадь, обрамленные аллеями и золотыми палатами. Сердце Танфии отчаянно колотилось, когда она направляла Зарянку в обход серпетова войска, подбираясь, насколько можно, к Гелананфии и Элдарету. Но врата оставались закрыты, и перед ними стояли два десятка стражников в царских мундирах.
      Остановив коня, Гелананфия обратилась к старшому над стражниками, выделявшемуся синим с золотом кафтаном.
      - Я царевна Гелананфия, дщерь Галеманта, сына Гарнелиса. Я требую допустить меня до царя, деда моего. Войско его разбито, и отказать мен он не в силах!
      - Ваше высочество - в просьбе отказано. Мы не можем допустить вражье войско в стены Цитадели.
      - Мы не враги царю. Но я не боюсь войти и одна. Я должна переговорить с дедом.
      - Это невозможно. Царь не желает никого видеть.
      - Мне придется настоять. - Старшой нервно помотал головой. - Ты, похоже, не понял. Это - мой дом. Я имею право войти. И чтобы доказать это, я только что разгромила войско моего деда.
      - Царь извещен об этом. И все же он приказал нам не допускать никого!
      - Он не может томиться в стенах вечно! - рявкнула Гелананфия.
      - Погоди, - прервал ее Элдарет. - Я знаю, что делать.
      Он коротко стиснул плечо царевны и двинулся в сторону колокольни, стоявшей по правую руку от ворот. Толпа перед ним расступалась. Минутой спустя над городом поплыл однотонный звон.
      Танфия знала, что это. Набат созывал всех жителей Парионы к Янтарной цитадели. Старинные летописи обретали плоть.
      Не прошло и нескольких минут, как на площадь хлынула толпа еще большая. Ведущие к ней улицы были полны народу. Со стен Цитадели тревожно поглядывали стражники. Танфия увидала над парапетом блеск наконечников стрел, и вздрогнула. Неужто мало этому дню кровопролитья? А потом она заметила кое-что еще - в толпе промелькивали крохотные тени, и вроде бы запрыгивали в заросшие травой норки под стеной.
      Набат смолк; вернулся с колокольни Элдарет. И тогда Гелананфия обернулась к парионцам. Привстав в стременах, она крикнула во весь голос:
      - Друзья мои, и подданные! Я Гелананфия, наследница царя Гарнелиса! Знайте, что я пришла не оттягать престол у деда моего, но освободить вас вас, соотечественники мои, авентурийцы. Ярмо самовластья, под которым страдали вы два года, и более того, сброшено. Я пришла не разрушить порядок, но восстановить его! Безумию конец! Поддержите ли вы меня?
      Поднявшийся над толпой согласный клич был оглушителен.
      - Тогда я прошу вашей поддержки сейчас - помогите мне убедить хранителей Янтарной цитадели пропустить меня!
      С громовым ревом толпа качнулась к стенам.
      Разрумянившись от торжества, царевна обернулась вначале к Элдарету, потом - к старшому привратнику. Но за решеткой внешних ворот наметилось движение. Разошлись створки, расколов пополам годовое колесо; однако внутренние ворота остались заперты. На пороге стоял чиновник в сине-белом одеянии - чопорный, мрачнолицый тип с ухоженной курчавой бородой.
      - Владыка Поэль, - приветствовала его Гелананфия. - Ну вот, с вами можно и поговорить.
      - Царь не примет вас, ваше высочество, - промолвил владыка Поэль.
      - Ему придется. Все кончено, Поэль. Если ты не впустишь нас, вы выломаем ворота, и ничто нас не остановит; ни горстка стражников с самострелами, ни даже котлы с кипящим маслом и огнеметы. Пропусти.
      Поэль, несгибаемый, злобно глянул мимо нее.
      - Серпет, ты, предатель! - прошипел он. - Что еще ты задумал? Ты поклялся в верности своему самодержцу
      Желчные слова Поэля эйсилионского владыку, похоже, не тронули.
      - Я принял решение, основываясь на своих понятиях о благе Авентурии. Царь потерял рассудок. Будущее лежит не в его руках.
      - Изменник! - выплюнул Поэль. Холодные глаза его наконец-то блеснули человеческим чувством.
      Послышался рокот, и часть стены у створа ворот заколебалась. Стражники тревожно заозирались.
      - Это еще что, во имя Диона? - рявкнул Поэль.
      - Замфераи, - объяснил Элдарет. - Они гневаются, и сейчас они под стенами Цитадели. Им под силу размазывать камень, точно масло, и они обрушат крепость вам на головы. Я бы на вашем месте подвинулся.
      На этих словах большой кусок стены обвалился и с грохотом рухнул, увлекая за собой створку ворот. Стража на стенах с воплями разбегалась. Поэль в ужасе отскочил. Гелананфия проехала мимо него, внутрь крепости, и мятежники разом хлынули в Янтарную цитадель, перепрыгивая через рассыпавшиеся камни.
      Танфия, однако, не торопилась. Они с Зарянкой прижались к стене, выжидая, пока толпа не рассеется немного. Взгляд ее притягивало нечто иное.
      Над роскошными палатами, выше старых берез, виднелась Башня. Там могла быть Имми. Танфия должна была попасть туда поскорей. А Цитадель подождет.
      Она двигалась навстречу людскому потоку, с трудом выбравшись с площади и долго выискивая в лабиринте переулков дорогу, которая вывела бы ее на соседний холм. Ей уже казалось, что она никогда не выберется отсюда, как впереди показались люди в серых лохмотьях - вначале один или двое. потом горстка, а потом сотни. И девушка поняла, что это бывшие рекруты. Жалкое их состояние поразило ее - так они были изморены и обтрепаны. Как мог Гарнелис допустить такое?
      Отыскав дорогу вниз с цитадельного холма, она принялась пробираться наверх, к башне. Здесь царило разрушение - брусчатка залита грязью, деревья вырублены, трава стоптана, и всюду разбросаны канаты, блоки, необтесанные каменные глыбы.
      Слезы наворачивались девушке на глаза. Если она не найдет Имми сейчас, то они могут не встретиться уже никогда. Она вглядывалась в набегающие волны рекрутов, боясь, что тяготы изменили Изомиру до неузнаваемости. Она пыталась остановить кого-нибудь, поговорить, но никто не слушал ее.
      Наконец Танфия добралась до прорубленных в склоне холма ворот. Стражи не было - не то разбежалась, не то ее смели рвущиеся на свободу рекруты. А над воротами громоздилась недостроенная, и все же пугающая в своем величии Башня.
      Спешившись, Танфия вошла внутрь. Сырые, тесные переходы и камеры, гнилостная вонь наполняли ее ужасом... неужели ее сестренка попала сюда? Тихонько всхлипывая в тягостном ошеломлении, девушка бродила по баракам.
      Здесь еще оставалась горстка несчастных, серых и изможденных, точно призраки самих себя.
      - Я ищу Изомиру, - неустанно повторяла Танфия. - Кто знает Изомиру, дщерь Эйнии?
      Внезапно ее дернул за рукав бледный, худой юноша.
      - Я знал Изомиру, - еще слышно прохрипел он, глядя на девушку запавшими глазами. - Я работал с ней, здесь и на рудниках Харфенета. Я Лат.
      Девушка стиснула его костлявую руку.
      - Я ее сестра. Где она?
      Юноша покачал головой.
      - Старый скелет забрал ее еще до Падубной ночи.
      От отчаяния Танфия заплакала - ей показалось, это значит, что ее сестра мертва.
      - Боги... Как... как она умерла?
      Лан сморгнул.
      - Я не знаю. То есть, я не знаю, умерла ли она. Наверное, потому что те, кого он уводил в Цитадель, больше не возвращались.
      - В Цитадель? А "старый скелет" - кто он?
      - Не знаю. Но все говорили, что он-то и есть царь.
      Танфия промедлила миг, обуздывая свое нетерпение, свой страх.
      - Пойдем, Лат, - проговорила она, обнимая его за острые плечи. Она не в силах была оставить бедолагу в этом месте. - Незачем здесь оставаться. Пойдем, помоги мне узнать, что с ней сталось, ладно?
      Лат выдавил призрачную улыбку.
      - Она много о тебе вспоминала.
      О том, что случилось тем кошмарным утром, Изомира имела лишь смутное представление. Все, что ей было известно, она узнавала из пробегавших по дворцу слухов. Цитадель подрагивала от волнения, лица стражников, чиновников, придворных были мрачны.
      После того, как Гарнелис в Солнечном чертоге обвинил ее в том, что она навлекла на его царство войну, девушка убежала к себе в комнату. Там она оделась - сливочно белая юбка, расшитая серебром, лиловая накидка с широкими разрезными рукавами, расшитый жемчугами и аметистами корсаж. Пальцы ее путались в завязках, но Изомира трудилась упорно, пока платье не сдалось. На груди ее висел опаловый медальон Серении. Последним девушка надела ожерелье из янтаря и лазури, подаренное ей Гарнелисом в день свадьбы. Она одевалась для Линдена, желая, чтобы он увидел ее самой красивой - хотя и знала, что он никогда ее не увидит.
      "Как он умер? - подумала она. - Дома? Или в поисках ее? Или в бою?". В одном одна была уверена - в смерти его виноват Гарнелис.
      Облачившись, она вновь покинула спальню. Лицо ее было покойно, холодно и ровно, как стекло, в то время, как в душе завывала и бесилась зимняя буря. Она вернулась в Солнечный чертог, и хотя Гарнелис не сказал ей ни слова, но выгонять тоже не стал.
      Один за другим, бесконечным потоком являлись перед ним гонцы и воеводы, и из подслушанных обрывков их донесений девушка узнавала: мятежное войско под водительством почитавшейся мертвой внучки Гарнелиса разбило непобедимою боевую машину воеводы Граннена. А на востоке, в Танмандраторе, орда бунтовщиков числом одолела семь тысяч царских солдат, и теперь гнала их в направлении Парионы.
      А гонцы все приходили, и каждый был бледней и несчастней предыдущего, и каждый приносил вести все более страшные. Граннен мертв - зарублен на поле боя.
      Гарнелис не срывал на являющихся и отбывающих гонцах своего гнева, но с каждой выслушанной вестью в нем нарастало недоброе беспокойство. Лицо его осунулось и помрачнело, глаза покраснели. В конце концов царь прогнал из чертога всех, кроме Изомиры, и принялся расхаживать по залу, источая ужасавшую девушку темную силу. Заговорить Имми не осмеливалась, и только молча взирала на безумного самодержца.
      "Как могли они?", повторял он. "Они же клялись, они обещали!". И: "Почему Лафеом не со мною?".
      За окнами темнели грозовые тучи. И хотя хрустальный шар оставался сокрытым в сердце Цитадели, девушка слышала его непрестанный, дрожащий стон, сводивший ее с ума.
      Потом в зал вступил владыка Поэль, уже давно ненавистный девушке. За ним просочились помощники и воеводы.
      - Государь...
      - Ну? - Гарнелис пронзил его злобным, угрожающим взглядом. - Что за гнусную весть ты принес мне теперь?
      Даже невозмутимый Поэль посерел.
      - Государь, мне удалось выяснить, что случилось во время битвы. Владыка Серпет, решив, что наше дело проиграно, переметнулся к бунтовщикам. Когда же призвали подкрепления от господина посредника, те не явились.
      Царь обернулся к нему, похожий на готового к броску змея.
      - Невозможно! Они обещали! Как?!
      - Мы не знаем, государь. Но похоже, что в Танмандраторе случилось то же самое. Ваши войска были разбиты, потому что подкрепления подвели нас.
      - Подвели? Нет. Нет. Я должен немедля переговорить с обоими посредниками!
      Поэля начало трясти.
      - Местонахождение их главы, господина посредника Дозволяющего, на данный момент неизвестно. Насколько мне ведомо, Граннен беседовал с ним перед битвой, и ничего необычайного не заметил. Но когда потребовались его услуги, посредника не смогли найти. Мы, разумеется, ведем поиски, и дело это следует изучить, но...
      - Приведите ко мне Лафеома! - вскричал царь. - Найдите и приведите немедля! Ничего не желаю слышать, покуда я не побеседую с ним.
      Помощники и воеводы с поклонами испарились, но владыка Поэль остался, трясущийся и бледный.
      - Ну? - поинтересовался Гарнелис.
      - Государь, мятежники движутся к Парионе.
      - Из Танмандратора?
      - Нет, государь - верней сказать, у тех, кто наступает из Танмандратора, это займет не один день - но последователи царевны Гелананфии будут здесь через час.
      - И что им нужно?
      - Мы не знаем в точности, но можем предположить, что в наихудшем случае они намерены свергнуть вас с престола силою.
      Гарнелис недоверчиво расхохотался.
      - Это было бы безумием.
      - Воистину так, государь, но к несчастью, большая часть наших стражников сгинула. Мы не можем заградить бунтовщикам вход в город. В наших силах лишь закрыть врата Янтарной цитадели...
      - Так запирай! Вон с глаз моих! И не возвращайся, покуда не сможешь принести мне добрый вестей, и господина моего Лафеома впридачу!
      Поэль бежал. Когда дверь за ним захлопнулась, Гарнелис взял Изомиру под руку и отвел в палату, где они играли в метрарх. Там он ощущал себя в безопасности - это девушка успела усвоить. Пока она растирала стиснутое его жесткими пальцами запястье, царь расхаживал по комнате. При взгляде на него Изомира ощущала, как принесенная гибелью Линдена пустота плещется в ней, точно черная вода в проруби.
      - За что они так со мной? - спросил он, наконец.
      - Желаете сыграть в метрарх, государь? - спросила Изомира.
      - Что?
      - Метрарх. Возможно, игра отвлечет вас.
      - Ты издеваешься? - спросил он так резко, что девушка подпрыгнула. Молчи!
      Царь взял со шкапчика длинный кривой нож с узорчатой рукояткой, и некоторое время играл с ним, взвешивая в руке. Изомира наблюдала за ним в растущей тревоге.
      - Порежь мне яблоко, - приказал он внезапно, подавая ей нож рукоятью вперед. - Во рту пересохло.
      - Слушаюсь, государь.
      Подойдя к стоявшей на низеньком шкапчике корзинке с плодами, девушка пристроила яблоко на позолоченной тарелочке, но от страха руки не слушались ее, да и нож был великоват для ее хрупких рук. Половинка яблока улетела на пол.
      - Дай мне, - приказал царь, отбирая у нее нож.
      Он принялся нарезать другое яблоко, и резал все мельче и мельче, пока мякоть не превратилась в кашу, и зернышки не разлетелись по полу. Потом он схватил блюдце и зашвырнул его в угол так, что оно пролетело над погребальным помостом и разбилась о витраж.
      - За что они так со мною? - взвыл он. - Безверные подданные!
      - Ты знаешь, за что! - воскликнула Изомира.
      Вскочив, царь шагнул к ней. Глаза его полыхали багровым на уподобившемся черепу лике. Изомира была в ужасе, но страх уже был настолько привычен девушке, что не мог сдержать ее.
      - Убей меня, коли желаешь, - бросил она, не опуская глаз. - Мне все равно.
      Царь замер, опаляя ее взором.
      Отворилась дверь.
      - Лафеом? - воскликнул царь, оборачиваясь.
      Но это снова был владыка Поэль. По вискам его стекали ручейки пота.
      - Государь, Лафеома нигде не могут сыскать. Мои люди не оставляют попыток, но увы...
      - Что еще?
      - Государь, бунтовщики у ворот Янтарной цитадели. Ваша внучка требует свидеться с вами!
      - Моя внучка мертва!
      - Видимо, это не так. Мятежники требуют впустить их, и я не вижу, как мы можем им отказать.
      - Я не стану являться к этому сброду! - возмущенно вскричал Гарнелис. - Сама мысль об этом - измена. Спустись и передай им мой отказ самолично!
      - Слушаюсь, государь, - ответил Поэль, скрипнув зубами.
      Гарнелис подошел к оконной нише, той самой, где они с Изомирой впервые играли в метрарх. Девушка опасливо последовала за ним. Снизу доносились крики, и Изомира увидала, какой хаос царит на улицах. Толпы людей со всего города устремлялись к Цитадели, чтобы скрыться в тени ее внешних стен. Вдали звонил колокол.
      Гарнелис приобнял девушку за пояс.
      - Это еще не конец, - проговорил он неожиданно спокойно. Настроение его изменилось, точно по волшебству, как это с ним бывало. - Бог и Богиня многолики, но все они - лишь грани единой изначальной сути; Нут и Анут. Разве я не отдал все, чтобы почтить их великой Башней? Они понимают: Башня - лишь зримый символ моего почтения. Потому они подарят мне победу. Иначе быть не может.
      - Когда мы с Линденом любились, - ответила Изомира, - то была высшая почесть, какую может воздать им человек.
      Он оттолкнул ее, так грубо, что она упала, свалив столик для метрарха. Мраморная столешница больно ушибла девушку. Изомира тяжело приподнялась. Он задыхалась, не потому, что хрупкий столик нанес ей тяжелую рану, но скорей от потрясения и боли - не только телесной.
      Гарнелис подскочил к ней, подхватил за плечи, поднял. К ужасу ее, в глазах царя стояли слезы.
      - Милая моя, ты ушиблась? - спросил он, не отпуская ее. - Я любил бы тебя, если б только...
      В двери заколотили. Гарнелис отпустил ее и, отступив, тяжело оперся о шкапчик. В этот раз вестником послужил не Поэль, а его трусоватый помощник Дерион. За спиной его маячили трое стражников.
      - Государь, бунтовщики прорвались через первые врата. Через несколько минут они будут во дворце.
      - Как это возможно?
      - Государь, все ополчилось на нас! Мы почитали бунтовщиков неготовыми к войне, но они застали нас врасплох. В самодовольстве своем мы слишком многих отправили на охрану Башни и слишком мало - на стены. Мы не были готовы к бою, решив, что ему не случиться! А мятежники привели с собой замфераев. Подземцы расточили камни стен...
      - Вы нашли Лафеома?
      - Нет, государь.
      - Тогда убирайся, Дерион, - негромко приказал царь.
      - Государь, ради вашей безопасности - позвольте проводить вас в срединную твердыню...
      - Чтобы жить там пленником? Нет. Сидеть там в осаде я не стану.
      - Государь, умоляю! Пойдемте с нами, или они отыщут вас!
      - Нет. Меня им не найти, будь покоен. Теперь убирайтесь, все! Вон! Оставьте нас!
      Дерион и его стражники бежали, захлопнув двери за собою.
      - Еще не конец, Изомира, - с улыбкой повторил царь.
      А потом он ухватил девушку за руку и повлек к потайной двери, ведущей в сердце замка.
      Ужас захлестнул девушку. Она не понимала, откуда взялась в ней такая сила чувства, когда она столько раз была на пороге гибели, что страх уже, казалось, перестал ее трогать. Но в этот миг трепет овладел ею; Изомира с уверенностью поняла, что царь убьет ее в последнем жертвоприношении, в последней попытке поразить врагов копьем темной силы.
      Он волок ее через пыточную камеру, вниз по винтовой лестнице, туда, где крутился в каменной колыбели хрустальный шар. Если в начале пути стоны камня были просто невыносимы, то в конце его они оглушали.
      Шар кружился так быстро, что от него исходили волны жара. С поверхности его срывались алые молнии. Он вертелся то туда, то сюда, точно лихорадящий больной в бреду, и волны его страдания были так сильны, что девушка рухнула на колени, всхлипывая вместе с ним.
      - Почему? - взвыл Гарнелис. - Столько силы я вложил в заурому, столько своей души - так почему она не поможет мне?! Я нуждаюсь в ней!
      - Да потому, - вскричала Изомира, поднимаясь, - что шар - это не заурома! В нем нет своей мощи. Он лишь мера завета! Он лишь передает тебе меру боли самой зауромы - боли твоей земли, потому что ты не веришь в собственный народ!
      Гарнелис протянул руку к кружащемуся шару, но стоило ему коснуться хрусталя, царь вскрикнул, точно от ожога. Черно-пламенное мерцание окружило его облаком; потом шар померк, а царь отшатнулся от него и бежал с душераздирающим стоном.
      Изомира бросилась за ним вверх по лестнице. Ей казалось, что черная сила плещется и в ней, выжигая все преграды на пути рвущейся из ее души правды. Гарнелис закрыл перед ней дверь в палату для игры, но не запер. Изомира с грохотом распахнула ее и так же гневно захлопнула. Царь кругами ходил вокруг помоста, стряхивая с богатых одежд незримое прочим пламя.
      - Мера! - повторил он, останавливаясь и бросая на Изомиру гневный взор.
      - Ты ведь знал это? Даже я поняла!
      - Когда я был молод, шар сиял серебром, и в нем промелькивали иные грани бытия, мира злата и многоцветных радуг, и он пел. Но когда он начал темнеть, я понял, что моих стараний недостаточно зауроме... что я должен питать его.
      - Нет. Шар потемнел, когда ты усомнился в себе самом.
      - Откуда тебе это знать, Изомира? Ты лишь...
      - Крестьянка? Кто лучше земледельца знает нужды земли? Ты лжец!
      - Что?
      - Ты знал, что делаешь. Заурома не получала силы от тех, чью кровь ты пролил. Она лишь впитывала их муку. Но тебе было плевать! Хоть во всем мире не найдется силы, что подняла бы тебя над твоим мнимым ничтожеством - ты не успокоился! И теперь шар кричит от боли всей Авентурии!
      - Я... знаю... - прохрипел он и, к ужасу девушки, протянул ей в мольбе костлявую длань. - Теперь эта боль во мне. Или недостанет этой кары? Послушай, как они кричат, Изомира. Они идут за мной. Помоги мне. Я люблю тебя. Ты одна можешь мне помочь!
      Пошатываясь, он шагнул к ней. Девушка застыла, глядя на него в омерзении. Она поняла вдруг, как быстро и страшно может любовь переродиться в ненависть. Гарнелис Прекрасный держал судьбу Авентурии в своей руке. Гарнелис Жалкий низвел всю свою землю до собственного ничтожества. Изомира жалела его, и не могла снести этой жалости. Он был причиной всех ее бед. Вспомнились лица родителей в последний миг перед тем, как скрылась за поворотом Излучинка. Серения, погибшая под обвалом. Эда, умирающая от лихорадки, которую излечила бы пара ночей в теплой постели. И Линден, ее милый Линден, чье лицо она, завороженная царем, почти забыла... и теперь никогда уже не увидит вновь.
      Гарнелис рванулся к ней, сбивчиво умоляя о помощи - а она мечтала лишь о том, чтобы остановить его.
      Нож лежал на шкапчике, рядом с порезанными яблоками, но теперь он как-то сам собой лег ей в руку. Царь потянулся к ней, и Изомира, дернувшись, вонзила лезвие ему между ребер, в живую плоть, в бьющееся сердце.
      Хлынула алая кровь.
      Но Гарнелис еще был жив. Изомира выдернула нож, и замерла, потрясенная тем, что натворила. Царь стоял, будто не в силах поверить случившемуся, только вцепился в свою грудь, зажимая рану, так что пальцы его покраснели от крови.
      Ей хотелось остановить этот бьющийся ток крови, прервать его боль, прежде чем она перекинется на нее, остановить его. И она ударила снова, и снова, и снова, в горло, в грудь, следуя за ним, когда умирающее тело Гарнелиса откачнулось и рухнуло на кушетку. И только когда кровь перестала течь, и мышцы - содрогаться, она замерла.
      Изомира тупо взирала на дело рук своих, стискивая мокрую от крови рукоять, не понимая, что случилось. До нее не доходили ни голоса, становившиеся все громче, ни стук в двери палаты. В ушах ее звенела тишина, наступившая, когда смолкли вопли хрустального шара.
      Гелананфия ворвалась в палату первой. Еще в коридоре она собралась с силами - глубоко вздохнула, накинула плащ на одно плечо, подняла подбородок, готовясь встретить царственного деда.
      Но едва она переступила порог, на мгновение опередив Элдарета, Гелананфия застыла. Открывшаяся ей кровавая сцена была неправдоподобно ужасна.
      Кровь была всюду - размазанная по полу, расплесканная по стенам, стекающая с покрывал на кушетке. Покрывающая платье юной девушки, недвижно стоящей посреди палаты. Кровь пропитывала ее лиловую накидку, желтоватые юбки, яхонтами усеяла ее лицо и волосы. Глаза ее были широко раскрыты. В руке девушка сжимала длинный кривой нож, и с острия его стекали последние алые капли.
      А на кушетке скорчилось тело рослого старика в черном и синем. Кровь сочилась из ран на его шее и груди, пропитывая одежду и покрывала.
      - Дедушка! - вскрикнула Гелананфия и, указывая на незнакомку, приказала: - Схватить ее!
      Четверо приспешников Серпета вцепились в девушку, но та не сопротивлялась. Похоже было, что содеянное потрясло ее до оцепенения, и она безропотно отдала нож. Даже когда ей заломили руки за спину, она не сводила с мертвого тела пустых глаз.
      - Найдите врача! - велела Гелананфия, подбегая к распростертому телу.
      Но было поздно. Даже не коснувшись Гарнелиса, царевна поняла, что он мертв. Орлиный лик был омрачен тревогой даже в вечном сне. Мантия прорвана в десятке мест, жуткие раны зияют на шее, на груди, на животе - боги милостивые, что за безумие напало на эту женщину?
      Гелананфия коснулась впалых щек мертвеца, и густеющая дедова кровь обагрила ее пальцы. И только тогда царевна позволила себе вскрикнуть в отчаянии:
      - Гарнелис! Нет, нет, нет!
      Ее жестоко обманули, лишив не только любимого когда-то деда - но шанса предстать перед ним. Все доводы и меры, все надуманные ею способы показать, как он ошибался, а она, Гелананфия - права, все пути вернуть его к истине все пошло прахом.
      Дыхание рвалось из груди прерывистыми стонами. Соратники ее почтительно сомкнулись вокруг кушетки, но на протяжении минут царевна не могла совладать со своей скорбью. Только потом она сумела подняться, подойти к пленнице и удержать себя от того, чтобы ударить девчонку по лицу.
      - Ты убила его!
      - Да, - ответила девушка.
      - За что?
      Та только помолчала головой. То ли она пребывала в том же ошеломлении, то ли попросту была глуповата. Кто она - служанка?
      - Кто ты такая?
      - Изомира, - пробормотала девушка. - Я была его женой.
      - Что?
      Изомира подняла голову и с трудом, точно пьяный, пытающийся не заминаться, повторила:
      - Я была женой царя.
      Вот тогда Гелананфия все же отвесила ей оплеуху.
      - Лгунья, убийца! Ты убила самое землю! Ты понимаешь, ты хоть понимаешь, что натворила?! - Царевна отвернулась, не в силах видеть ни безвыразительного милого личика, ни кровавых потеков на роскошном платье. Уведите ее, и заприте где-нибудь! Я потом с ней разберусь.
      Элдарет осторожно коснулся ее плеча.
      - Гела, любимая... мне очень жаль.
      - Все должно было быть иначе, - прошептала Гелананфия, сжимая ледяными ладонями горящий лоб. - Теперь всему конец.
      Руфрид попал в Янтарную цитадель несколькими часами спустя, усталый настолько, что всякая спешка казалась ему нестерпимой. Он беспрепятственно прошел через разваленные ворота, и по широкой дороге во внутренние круги замка, добравшись, наконец, до самого дворца.
      При взгляде на царские чертоги у юноши перехватило дух, несмотря на туманящую взгляд усталость. Ничего прекрасней ему не доводилось видеть. Стены пламенели радугой красок, и юноша ощущал себя татем или вором, осмелившимся в окровавленном рванье вломиться в обиталище самодержцев.
      Коридоры и залы были полны людей, мешались, шарахаясь друг от друга, дворцовые стражники, прислуга и мятежники. Несколько раз Руфрид останавливался спросить, куда делась Гелананфия и ее спутники, но никто не знал, а если и знал - объяснять не собирался. Озлобленный юноша доверился охотничьему чутью.
      Как не был дворец огромен и запутан, найти нужное место оказалось несложно. В монументальной галерее толпился народ, а за ней в обширной приемной расселись вдоль стен под портретами царей и цариц просители. Те, кому места не хватило, болтались посреди зала. В дальнем конце приемной виднелись огромные двери, украшенные царским гербом поверх пламенеющего золотого солнца.
      Двери были заперты, и при них стояла стража. "Верно, там и есть этот знаменитый Солнечный чертог, - подумал Руфрид. - А затворились там царь Гарнелис с Гелананфией. Эта свора ждет, похоже, чем дело кончится? Вольно ж им штаны протирать".
      Юноша уже развернулся к выходу, когда заметил Танфию.
      Девушка сидела на мраморной скамье, привалившись к стене и закрыв глаза. Лицо ее было изможденным.
      - Тан! - вскрикнул он, проталкиваясь к ней. - Я-то тебя везде искал!
      Глаза ее распахнулись; вскочив, девушка повисла у него на шее, стиснув так крепко, что Руфрид вздохнуть не мог. Но странное дело - юноша не чувствовал радости. Он не мог позволить своим чувствам прорваться из-за каменной стены, в которую он по доброй воле заключил свое сердце.
      - Ох, Руфе! - проговорила Танфия, усаживая его рядом с собой. - Как же я тебе рада. Где Линден?
      Ее чудесные глаза цвета моря нетерпеливо обшаривали зал за его спиной.
      Руфриду не хотелось отвечать - он знал, что Танфия расплачется. Так и случилось, и он обнимал ее - по необходимости, а не из любви - покуда пересказывал все случившееся пустым, невыразительным голосом.
      - Кто-то пустил наугад стрелу... и все? - пробормотала она, наконец, вытирая рукавом заплаканное лицо. - Так... бессмысленно. Так нелепо.
      - Может, это и есть справедливость? - предположил Руфрид. - Сколько людей я сегодня пронзил стрелами, и радовался, как дивно у меня выходит убивать? В чем же разница? Лин ничем не хуже их. Он даже не лез на рожон, не рисковал зазря. Ему просто не повезло. Так бывает в бою, Тан.
      Девушка одарила его убийственным взглядом. Видно, ей странно стало, как может он быть таким спокойным... но спросить она не осмелилась.
      - До меня только сейчас дошло, - добавил Руфрид, - он погиб, спасая Сафаендера.
      - В этом весь Линден, верно? - ответила Танфия. - Для нас он сделал бы то же самое. Не вини Сафаендера, пожалуйста.
      - А еще мой конь издох, - откликнулся Руфрид. - Кажется, это так давно было... Бедняга Ястребок.
      - Боги... - Танфия вздохнула и снова протерла глаза. - Столько на нас сегодня свалилось.
      - Угу. Ну, мы-то еще живы. А ты что тут делаешь?
      - Жду приема у Гелананфии. Ты не слышал?
      - Чего?
      - Гарнелис мертв. Говорят, его убила Изомира.
      Это на миг выбило Руфрида из состояния тупого безразличия. Он выпрямился.
      - Не понял?
      - Пока все ломились в Цитадель, я отправилась в Башню, поискать ее. Нашла там парня, Лат его имя, он был с ней знаком, и он сказал, что ее несколько месяцев назад отправили в Цитадель.
      - Зачем?
      - Не знаю, Руфе. И чем она тут занималась - понятия не имею, потому что кого ни спроси, никто не знает.
      - Ладно. - Он взял ее за руку. - Успокойся.
      - В общем, я вернулась в Цитадель, но к этому времени Гелананфия уже заперлась в Солнечном чертоге. Она там принимает придворных, одного за другим - я так понимаю, пытается разобраться в этом беспорядке. Я принялась допрашивать всех подряд, не видел ли кто Изомиры. Тут один из стражников и рассказал... - Танфия сглотнула и с трудом продолжила: - Гарнелиса убили за минуту до того, как Гелананфия вошла в его палаты. Он заперся в одном из залов с девушкой, которая его всюду сопровождала. Она и заколола его; стражник уверяет, что кровью забрызгало все стены. И до него донесли, что девушку звали Изомира.
      Руфрид помедлил, собираясь с мыслями.
      - Но это обычное имя... может, то вовсе не наша Имми?
      - А тогда где она? Я уверена, это она. Стражник видел, как ее уводят сказал, платье на ней было роскошное, лиловое с белым, и все кровью залито, и шла она, точно во сне. Рост ее, черты, цвет волос - все ее!.. но Имми такая добрая, я представить не могу, чтобы она кого-то убила! И что она делала в царских чертогах? Ничего не понимаю.
      - Куда ее увели?
      - Это я и хочу понять! Тут путаница какая-то. Я должна поговорить с Гелананфией, узнать правду! А меня не пускают. Говорят, к царице - в порядке очереди.
      - Это как же выходит, - процедил Руфрид с нарастающей яростью, - мы с ней неделями сидим в лесах, сражаемся за нее в этой клятой битве, а теперь она разом стала для нас слишком важной персоной?
      - На то похоже.
      - Ну ладно же! - Руфрид решительно подошел к золоченым дверям. Шестеро стражников - вероятно, охранявших прежде Гарнелиса, потому что мундиры на них были дворцовые - преградили ему дорогу живой стеной.
      - Я требую немедля пропустить меня к царевне Гелананфии.
      - Никак нельзя. Никого впускать не велено.
      - Тогда скажите о нас Элдарету! Он знает.
      - Извините, - твердо ответил стражник, - нам приказано не тревожить их обоих до особого распоряжения.
      - В очередь! - К излучинцам обратились десятки гневных лиц. - Мы со своими челобитными не один час ждем! Куда прешь!
      Руфрид, скривившись, отвернулся. Подойдя к Танфии, он поднял ее со скамьи.
      - Пошли отсюда, - скомандовал юноша.
      - Мы не можем...
      - Сегодня мы до Гелананфии не доберемся! Пошли. Завтра придем снова. Сейчас я хочу одного - спать.
      - Где? - Танфия позволила себя увести.
      - Я, когда на Сафаендера наткнулся, отвел его в лагерь, - ответил Руфрид. - Прихвостни его уже поджидали. Так что мы вымылись, и пошли в Париону вместе. Я... я и Линдена привез. Не мог его там бросить. Сафаендер нас отвел к себе - домище у него, я тебе доложу! - и тогда я пошел тебя искать. В общем, он предложил принять нас у него. Знаешь, у меня было искушение послать его вместе со всем гостеприимством.
      - Руфрид!
      - Но я не стал. Честно говоря, мне от усталости на все плевать. Пошли, я тебя отведу.
      Дом Сафаендера стоял на третьем городском холме - беломраморные палаты, такие же, как мнилось Танфии, и еще прекрасней. Залы, прохладные и просторные, соединялись лестницами, решетки на окнах рассеивали свет, заполняя простор синими тенями и во внутреннем дворе, вокруг фонтана, росли папоротники, как Танфии и мечталось. Девушка не ожидала, как покойно здесь будет - точно в храме.
      Сафаендер вышел им навстречу. Вид его был ужасен. Он успел посетить баню, и вымыл волосы, блестевшие теперь от влаги. Танфия старалась не вспоминать рассказ Руфрида, в котором поэта от головы до пят покрывала чужая кровь. Но перемену в своем возлюбленном девушка почувствовала сразу. Сафаендер ступал медлительно, точно во сне. Под глазами его залегли глубокие тени, и лицо обрело несвойственную ему тревожную мрачность. При виде Танфии он, впрочем, улыбнулся и сжал ее в объятьях так крепко, что кости захрустели.
      - Как же я тебе рад. Я бы не вынес... только не Линден и ты...
      - Я еще жива, - ответила она. - Только в синяках вся. Я Зарянку поставила в конюшне, рядом с Зимородком... ты не против?
      - Нет, конечно! Танфия... пойдем, перекусите... сегодня будете спать на перинах и купаться в мраморных бассейнах...
      Внезапно он замолк и упал на кушетку, закрыв лицо руками. Танфия присела рядом с ним. Руфрид молча взирал на него свысока.
      - Линден погиб, защищая меня. Вот я с ним спорю, а миг спустя пролетела стрела, и все. И... я не знаю, что со мной потом было. Есть такой оборот - "глаза застит"; вот теперь я понял, что это не фигура речи. Мне красным глаза застило, и только пятна пестрые, как в бреду...
      - Ты зарубил самое малое шестерых, - без украс сообщил Руфрид.
      Несколько мгновений Сафаендер вглядывался в никуда.
      - Шестерых? - повторил он, сглотнув. - Я только четверых помню... но тебе поверю на слово. Все было так смутно... как и не было... пока ты меня не нашел. Это все были царские солдаты?
      - Да. К счастью, наши тебе под руку не подвернулись.
      Поэт резко хохотнул.
      - Надо же, какой я молодец. Зарубил стольких ребят, которые еще недавно здоровались со мной на улицах и ходили на мои пьесы.
      - Ты сражался храбро, - прошептала Танфия. - Ты помог нам победить.
      - Ничего в этом не было отважного. Это не вернет нам театра, и не воскресит Линдена.
      Когда закат окрасил небо червонным золотом, Сафаендер отвел их в рощу на окраине города. Как пояснил поэт, будучи почетным горожанином, он имел право распоряжаться святой землей, не спрашиваясь властей. Хотя роща находилась на южной околице, избранный ими склон смотрел на запад - в сторону Излучинки. Тихо было здесь, где каждое деревце отмечало место упокоения парионца.
      Сюда они и привезли Линдена - привезли на спине Зимородка, и сам юноша не пожелал бы лучшей похоронной процессии. Были с ними Зоря и Мириас, за что Танфия была им сердечно благодарна - они здорово сдружились за последнее время. Пришли и товарищи Сафаендера - Аштарь и Шарма, Салиоль и Эвендер, в кои-то веки молчаливые и серьезные. Не хватало только Элдарета, но странник был так занят в Цитадели, что они и не стали тратить времени, дозываясь его.
      "Не хватает только Имми", подумалось Танфии. Боги, а мне ведь придется ей рассказать...
      Своими руками они выкопали могилу, и уложили Линдена в землю, и обок его - элирский клинок. Руфрид высадил над могилой молодую березку, чтобы хрупкое серебряное деревце впитало дух его брата.
      Танфия тихонько всхлипывала, и никак не могла остановиться. Только Руфрид оставался мрачен, но не проронил ни слезинки; он погладывал на нее кисло, а то и вовсе избегал взглядов девушки, и Танфия в ответ прятала слезы на плече Сафаендера. Поэт прижимал ее к себе, и слез не скрывал.
      По обратной дороге Танфия брела одна, не желая ни с кем разговаривать. Потом ее догнала Аштарь, и некоторое время они шли вместе, взявшись за руки. Танфия была только рада этому проявлению молчаливого сочувствия, думая, что она обманулась в Аштари.
      - Бедный Сафаендер, - промолвила актриса чуть погодя. - Он тяжело это перенес.
      - Знаю, - Танфия вздохнула. - Он винит себя.
      - Да нет, тут дело серьезней. - Аштарь удивленно покосилась на нее. Я думала, ты знаешь.
      - Что?
      - Ему очень нравился Линден.
      - Знаю. Его нельзя не любить.
      - Нет, Танфия - больше чем нравился. Понимаешь, Сафаендер всегда влюбляется в несчастных и заблудших, особенно если они красивы. Приходится ему их соблазнять - ну, это тебе знакомо. Не вини его. У него это выходит помимо желания. Все мы когда-то попадались на его удочку. - Она бросила на девушку теплый, сочувственный взгляд. - Я решила, что стоит тебе сказать.
      Танфия тупо обвела взглядом мирные, плодородные холмы, за которыми, в двух тысячах миль отсюда, лежала Излучинка. Потом девушка обернулась к видимым сквозь слезы и листву берез золотым шпилям Парионы. "Ну вот, подумалось ей, - я и добралась".
      Поутру Руфрид с Танфией вернулись в Янтарную цитадель. Столпотворение там нимало не рассеялось за ночь; народ набралось столько, что излучинцы не смогли пройти даже через галерею, не говоря о том, чтобы проникнуть в приемную.
      - Вот дурость какая! - ругалась Танфия. - Не-ет, я не сдамся!
      Они ужа заработали локтями в полную силу, не обращая внимания на возмущенные возгласы, в стороне показалась знакомая фигура, пробирающаяся к ним через толпу.
      - Элдарет! - крикнул Руфрид.
      Странник добрался до них и с облегчением стиснул их в объятиях.
      - Вот вы где! А я вас все утро ищу! Уже всякую надежду потерял.
      - Здесь мы, здесь, - выпалила Танфия, забыв от волнения о вежливости. - Элдарет, нам надо видеть Гелананфию.
      - Не получится, - ответил странник, отводя обоих излучинцев в сторонку. - К ней рвется несколько сотен чиновников, воевод, жриц, обиженных советников и цеховых старост, и каждого надо принять. Но о тебе, Танфия, она не забыла. Поэтому я здесь. У меня для тебя дурные вести.
      Девушка испуганно вздернула голову.
      - Еще?
      - Вчера был убит царь Гарнелис. Гелананфия в отчаянии, она делает, чтобы может, чтобы восстановить порядок. Горе в том, что мы схватили убийцу на месте преступления. Танфия, я почти уверен, что это и есть твоя сестра.
      Плечи девушки поникли.
      - Значит, это правда.
      - Ты уже слышала?
      - Я потому так и рвалась к Гелананфии! Я уверена, это какая-то ошибка! Изомира такого бы не натворила! Где она?
      Элдарет прокашлялся.
      - Ее заключили под стражу в одной из камер северной чети внутренней стены.
      - Камер? - Танфия задохнулась. - Что с ней сделают?
      - Прости, Танфия, - серьезно проговорил Элдарет. - Гелананфия едва не помешалась от скорби. Она любила деда, понимаешь, что бы он не творил. Все ее надежды покоились на том, что она переубедит его. Предупреждаю - она будет непреклонна. За цареубийство полагается смертная казнь.
      - Смертная? - прошептала девушка.
      - Судьбу Гарнелиса должен был решать совет Солнечного чертога; скорей всего, его отправили бы на покой, а Гелананфию поставили наместницей до его смерти. Не дело Изомиры было решать судьбу самодержца, понимаешь?
      - Я хочу ее видеть!
      - Конечно. Я вас отведу.
      Элдарет провел ее и Руфрида в старую часть дворца, и через крытый мостик на внутреннюю стену. Только теперь Танфия сообразила, что каждый круг стен вмещал множество комнат, где жила замковая прислуга, являясь сам по себе замком. Путь их вел через затворенные и запертые врата, охраняемые двумя тюремщиками в черном. За воротами начинался коридор со стенами из простого желтого известняка, вдоль которых тянулись ряды окованных железом дубовых дверей. С нарастающим беспокойством заглядывая в каждое зарешеченное окошко, Танфия увидела, что все камеры пусты.
      Наконец провожавшая их тюремщица остановилась.
      - Пленница здесь, господин Элдарет, - сообщила она, перебирая связку ключей.
      Прежде чем войти, Элдарет вежливо постучал. Пропустив излучинцев, сам он остался в дверях, давая им видимость уединения. Танфию трясло. Одним взглядом она окинула камеру - маленькую и голую, но чистенькую, с узеньким стрельчатым окошком, жесткой койкой, дверцей в отдельное отхожее место.
      Изомира сидела за столиком под окном и что-то писала. Заслышав лязг засова, она подняла голову; мгновение глаза ее оставались тусклы и пусты, потом в них промелькнуло узнавание, и она недоверчиво воззрилась на гостей.
      Танфия едва могла поверить глазам. Нестерпимо было видеть сестру в заточении, но куда страшнее оказалась произошедшая в Изомире перемена.
      Пленница была одета в присобранное на плечах свободное платье ржавого цвета. Волосы ее, свежевымытые, нечесаной золотисто-русой копной валились на плечи. Она была несказанно прекрасна, и очень, очень стара - уже не славная деревенская девочка, но почтенная дама с испуганным взглядом.
      - Танфия? - Она неуклюже поднялась навстречу сестре.
      - Имми...
      - Танфия? Боги благие, это ты?
      - Да, моя родная, - прошептала Танфия.
      Она несмело шагнула вперед, потом ринулась вперед, обнимая и целуя сестру. Они не в силах были разойтись хоть на миг. Танфия безутешно рыдала, и странное дело - теперь Изомира успокаивала ее. Хотя слезы лились из ее глаз, стоило ей утереть их, как лицо ее опять стало непроницаемо-спокойно.
      - Но что ты тут делаешь? - спросила Имми, не отпуская ее пальцев.
      - Мы пришли вчера, вместе с мятежниками. Пришли за тобой.
      - От самого дома?
      - Да. Я, и Руфрид, и Линден. Только Лина с нами нет. Прости, Имми...
      Танфия выпалила страшную весть, пока не перехватило горло. Изомира потеряла сознание. Танфия усадила ее в кресло, пока Руфрид пытался отпоить ее водой из деревянного кубка. В конце концов Изомира немного пришла в себя, по-прежнему цепляясь за руку Танфии.
      - Ничего, Тан. Я знала. Просто... тяжело было услышать это от тебя.
      - Откуда ты узнала? Тебе кто-то сказал?
      - Нет, - отозвалась Изомира с призрачной улыбкой. - Я почувствовала его смерть. Потому я и заколола Гарнелиса... кажется. Трудно говорить столько всего в голове мнется... не стерпеть было.
      - Так ты правда...
      - Оно даже легче, что мне не встретить больше Линдена. Так тяжело было бы ему о многом рассказать.
      - Он бы все понял.
      -Понял, почему я вышла замуж за Гарнелиса?
      Танфия с Руфридом ошарашенно переглянулись. На лице юноши было явственно написано "она с ума сошла", и Танфия готова была с ним согласиться.
      - Ты была женой... царя?
      - Знаю, нелепо звучит... даже не знаю, чем это докажешь. И не знаю, считается ли такой обряд; но там были владыка Поэль, и этот Лафеом, и жрица, так что, наверное, считается.
      - Зачем ему было на тебе жениться? - спросила Танфия, пытаясь найти какой-то смысл в рассказе сестры.
      Имми пожала плечами.
      - Царица умерла. Ему было одиноко. Я еще не видела, чтобы человеку было так одиноко. Он говорил, что любит меня, и, наверное, так и было. Я тоже любила его, только недолго. А царевна мне не поверила. Скажи ей, что я никогда не вру, ладно?
      Танфия в жизни не слышала от сестры ни слова лжи.
      - Ты его правда убила?
      - Да.
      - Точно? Может, кто другой это сделал, а тебе сунул нож в руку?
      - Все было не так.
      - Но ты могла бы сказать, что так было. Тебя не могут запереть здесь, если есть сомнение...
      - Тан, меня прямо на месте застали. Какие тут сомнения.
      - Но зачем ты это натворила?
      Изомира примолкла, облизнув губы.
      - Чтобы покончить с его болью, - ответила она, наконец. - И с моей.
      - По-моему, - вступил Руфрид, - она просто подвиг совершила! Не знаю, что на Гелананфию нашло! Эта война бы тянулась боги весть сколько, если б Имми с ней не покончила!
      - Мы тебя вытащим, - твердо пообещала Танфия.
      - Нет, - твердо ответила Изомира. - Вы не понимаете - Гелананфия права. То, что я сделал - непростительно! Я заслужила кару. И я не хочу, чтобы меня выпускали. Здесь мне покойно. А того, что ждет меня за стенами, я не вынесу.
      - Боги, Имми, как ты переменилась. Что стало с тобой?
      Вместо ответа Изомира вытащила из рукава свертку пергаментов, добавив к ним клок, над которым трудилась перед их приходом.
      - Это все письма, что я тебе писала, Танфия, - объяснила она. Никогда не думала, что ты их взаправду прочтешь... но вот они. Там все объяснено.
      Гелананфия читала письма уже добрый час, но лицо ее оставалось мрачно по-прежнему. Танфия сжалась в ожидании. Царевна выкроила, наконец, время принять ее и Руфрида - поздно ночью, в своих палатах.
      Как и говорил Элдарет, царевна была измождена скорбью. Но взгляд ее был холоден, как сталь, а выражение лица - твердо.
      - Танфия, - промолвила она, оторвавшись от бумаг, - мне очень жаль.
      - Что это значит?
      Гелананфия вздохнула.
      - Прочтя эти письма, я поняла, в каком напряжении жила твоя сестра. Но это ее не оправдывает.
      От ужаса Танфия едва могла сдерживать себя.
      - Но ей грозила смерть!
      - И все же она сама признает, что когда она убивала Гарнелиса, он не угрожал ей, а молил о помощи!
      - Но... Но... Я понимаю твое горе, Гелананфия. Ты пережила многое - но она ведь тоже! Она не заслуживает смерти! Смилостивься же ты над ней!
      - Танфия, я и милую ее. Я хотела предать ее смерти, но вместо того потому что ты моя подруга, и потому, что так страстно выступила в ее защиту - ее наказанием будет пожизненное заключение.
      На миг Танфию захлестнуло облегчение, но его тут же сменил ужас. Под "милостью" она понимала свободу.
      - Пожизненное! Нет! Это уже не правосудие, это месть!
      - Как ты смеешь! - Гелананфия вскочила, потемнев лицом. - У меня нет выбора. Или ты не понимаешь тяжести ее преступленья? Да будь она моей родной сестрой, я не отпустила бы ее. Она убила не просто человека, но хранителя зауромы. Она обманула меня - нет, всех нас, отняв у нас возможность узнать правду! Это не против меня проступок - это преступление против всей Авентурии! Иссякла всякая надежда выяснить, кем был проклятый Лафеом, и что творилось в рассудке моего несчастного дела! Ты можешь хоть на миг представить, чем это для нас в силах обернуться? Нет, отпустить ее я не могу. Радуйся уже тому, что она жива. Теперь - уходите!
      Царевна отвернулась. Руфрид потянул Танфию к дверям.
      - Пойдем, - тихонько прошептал он. - Довольно. Знаешь, ты только что спасла ей жизнь.
      Глава двадцать четвертая. Ауриэль
      Шаг за шагом спускалась Гелананфия по винтовой лестнице к сердцу Цитадели. Вокруг царили давящая тьма и сырость; в свете фонаря виднелись паутина и осыпающаяся каменная крошка. По пятам за царевной шел Элдарет, и не было слышно ни звука, кроме их шагов.
      Наверху в Янтарную цитадель возвращался мир. Гелананфия выслушала всех челобитчиков, уняла их тревоги, восстановила порядок. Все осознали свершившиеся перемены. Теперь она стояла у кормила власти.
      Они достигли последней ступени, и царевна впервые увидела его хрустальный шар, зауроф, дар замфераев. Огнистый самоцвет, посредничавший между землей и ее насельниками.
      - Никогда его прежде не видела, - прошептала царевна. - Я всегда слышала его шепот, но сколько не искала девчонкой, найти никак не могла. Сюда дозволено являться только самодержцам.
      Шар кружился медленно и плавно, с тихим шипением, напоминавшим скрип коньков по льду, будто нашептывая самому себе колыбельную. Был он вдвое выше рослой Гелананфии, и поверхность его стеклянисто блестела. Хрустальная толща имела оттенок запекшейся крови, но на глазах Гелананфии она постепенно светлела, просверкивая бронзой и медью.
      Царевна протянула руку к шару, но коснуться не осмелилась.
      - Поразительно, - выдохнул Элдарет. - Просто невероятно.
      - Он в покое, - проговорила Гелананфия. - Совсем не такой, каким описывала его Изомира - полным безумной муки. Он, кажется...
      - Исцеляется?
      Царевна улыбнулась.
      - Именно так. Выздоравливает.
      - Потому что завет не разрушен, - промолвил Элдарет. - Гарнелис едва не погубил его, но круг остался сомкнут. У Авентурии новый самодержец. Тебя скоро возведут на престол как царицу Гелананфию.
      - Боги, что это были за дни, - вздохнула она. - Я-то думала, что приму корону старухой, после кончины Гарнелиса и Галеманта. Не так рано. Готова ли я?
      - Гела, милая, успокойся. Готова, конечно. Как ты успокаивала этих перепуганных чинуш повзводно - да у тебя дар от рождения.
      - Можешь смеяться, но так и есть. Хотя горестей еще хватает. Сколько я понимаю, победоносные мятежники Танмандратора рвутся к столице, чтобы обратиться к царю. Вот это будет любопытно.
      - Они твои союзники, - усмехнулся Элдарет.
      - Боги, да уж надеюсь! Потом надо мириться с замфераями. И выяснить правду насчет мнимых посредников, которые так удачно сгинули. Надо допросить эту злосчастную Изомиру... если я буду в силах ее вынести.
      - Обязательно быть к ней такой жестокой?
      - Да! И не смей ее жалеть! Она убийца, она опасна, и немного безумна, а покамест она живет за мой счет вполне привольно! И не хочу я о ней сейчас думать. - Гелананфия обернулась к нему, стиснув его руки, вглядываясь в дорогое, изборожденное морщинами лицо. - Элдарет, мне наплевать на обычаи. Наплевать, что ты не подходящий князь подобающего рода. Когда я стану царицей, я выйду за тебя замуж.
      От стиснул ее в объятьях и поцеловал.
      - Ваше величество, - произнес он с полушутливой серьезностью. - Я к вашим услугам до конца моих дней - как друг, советник и любовник, как воевода, прознатчик, посол и снова любовник, - кто угодно. Но как муж никогда. Я не желаю быть царем.
      - Ох... - Ответ его застал царевну врасплох. - Я думала... мне казалось, что единственным препятствием оставалась воля моего отца. Как же я глупа.
      - Не стоит. Мне давно следовало прояснить этот вопрос.
      - Но Элдарет, ты мне нужен! - вспылила вдруг Гелананфия. - Не оставляй меня править в одиночку!
      - Гела...
      - Если ты не можешь поддержать меня, может, лучше тебе вообще уйти!
      Теперь уже на его лице отразилось смятение и боль.
      - Не убивайся так, я тебя прошу. Ты моя единственная любовь. Но жениться, сидеть с тобой рядом на престоле - я буду смотреться нелепо, как разодетая жрецом псина. Проси от меня чего хочешь, только не этого.
      - Боги... - Царевна прислонилась к стене. Шар издал нечто вроде вопросительного звона: "Ммм?".
      Гелананфия была так ошеломлена и обижена, что, как ни легко было ей простить любимого, она решила помучить его немного в отместку.
      - Ну ладно, как пожелаешь. Мне следовало догадаться, что тебя на месте цепью не удержишь. Вместо твоей руки приму твое сердце. Зазудели пятки,? Вот и отправляйся в Эйсилион, привези мою мать и братца Венирриена. Передай им, что можно возвращаться домой.
      - Прочла их Гелананфия? - спросил Сафаендер, подняв, наконец, голову от разложенных писем.
      - Да, - ответила Танфия.
      Они сидели на выходившей во двор широкой тенистой веранде. Плясали на солнце струи фонтана, веранда была увита лозами и уставлена горшками с папоротниками, так что переход между домом и садом был незаметен. Трудно было поверить, что после битвы прошло всего пару дней.
      - Она сказала, что разницы тут нет. Изомира достаточно долго прожила с Гарнелисом, чтобы не опасаться за свою жизнь. А он просил ее о помощи, когда она его убила.
      - Смягчающих обстоятельств она не видит?
      - Нет. Изомира - тоже. Я с ней снова виделась, и она настаивает, чтобы ее держали в тюрьме, что она там вполне счастлива, она это заслужила... Боги, я теперь ее еще десять лет не пойму! В общем, я подумала... если ты решишь написать пьесу или роман о последних днях царя Гарнелиса, письма Имми тебе помогут.
      - Написать бы следовало. Когда-нибудь я за это возьмусь. Но не сейчас.
      - Почему?
      Всякий раз, когда поэт запинался, мрачно глядя в никуда, девушке страшно становилось представить, что же ему мерещится.
      - Слишком близко. Я никогда не писал прежде о том, что касалось меня самого. Как могу я слепить пьеску из того, что меня едва не погубило, а потом смотреть каждый вечер, как ее разыгрывают на сцене?
      - Прости. Глупый был вопрос.
      - У твоей сестры хороший стиль, - заметил Сафаендер. Он откинулся в кресле и рассеянно взъерошил черные с серебром волосы. - Но я не могу воспользоваться тем, что она пишет, потому что это ее история - не моя. Было бы бесчестно выдать ее труд за мой. Ее письма следует издать в нынешнем их виде, поведать людям, что же случилось в Янтарной цитадели. Я это устрою.
      - Ох... - Танфия улыбнулась. - Замечательный ты человек, знаешь.
      - Честный - может быть. Замечательный? Едва ли.
      - Саф... - Танфия уже догадалась, о чем он заговорит теперь.
      - Я мог бы написать поэму о юноше, который лишился всякого страха, потому что знал о близкой смерти, и все же не боялся ее. Который увел своего коня с поля боя, лишь бы не подвергать его опасности. Который погиб, спасая жизнь труса.
      - Это стало бы прекрасным памятником. Только не надо себя мучить.
      - Руфрид винит меня за то, что случилось с Линденом. И почему нет? Я струсил, а он защищал меня.
      Танфия подошла к нему; он привлек ее к себе, усадил на колени, обнял.
      - Это правда, - прошептала она ему в макушку, - что ты соблазнил Линдена?
      Тело его напряглось.
      - Это кто наплел?
      - Не все знают тебя так же плохо, как я. Столько раз я тебя видела с Линденом, столько раз еще в Энаванейе думала, что ты бродишь один или сидишь с Гелананфией...
      - Не стану отпираться, Тан - я хотел его. Я любил его.
      - А я думала, ты меня любишь.
      - Да!
      - А еще мне рассказали, что в своей время с тобой переспал каждый в твоей труппе. Они остаются с тобой, когда ты их бросаешь, потому что из любви готовы простить тебе все, что угодно. Когда ты бросишь меня?
      - Не знаю, а который час? Танфия, шучу! Не злись.
      - Вот теперь Руфрид тебя точно полюбит. Мало, что ты меня окрутил, так еще его брата...
      - Боги святые, ты же ему не расскажешь?!
      - А почему бы нет?
      - Я его боюсь. Думаю, дай я ему хоть один повод, и он меня с радостью придушит. Я бы боялся любого, кто может остаться безучастным к смерти брата.
      - Знаю. - Эти слова остудили ее. - Я за него очень волнуюсь. И нет, я не расскажу ему ничего. Хотя кто-нибудь разболтает непременно, имей в виду.
      - Танфия, я не хочу терять тебя. Я никогда никого не бросал. Меня оставляли - было дело.
      - Потому что ты находил других?
      - Иногда. Но все любимые оставались друзьями, или почти все. Линден был так одинок, так нуждался в утешении, а рядом с ним никого не было.
      - Были мы. - Горло ей перехватило. - Руфе и я.
      - Знаю, но он все равно был одинок. Может, я сумел бы ему помочь лучше вас, именно потому, что знал хуже. Не злись на меня, Танфия. Я влюбчив. Мне легко любить людей, и очень тяжело ненавидеть. Это так дурно?
      - Нет. Я уверена, что ты просто играешь словами... но нет.
      - А любиться с ними... это так естественно, верно?
      - Да, но мне все равно обидно! Когда ты сказал, что любишь меня, я подумала, что я для тебя... особенная. Размечталась, надо же.
      - Нет, любимая. Ты действительно особенная.
      Девушка промолчала. Тонкие пальцы поэта поглаживали ее плечи, и так трудно было злиться на него, да и вообще думать.
      - Танфия, с Линденом у меня не вышло.
      - Не ври.
      - Это правда. Да, я хотел его, но он только и думал о своей Изомире. Вот так. Если хочешь, чтобы я оставил ради тебя всех возлюбленных - хотя у меня пока других и нет - я согласен. Все, что ты захочешь. Выходи за меня замуж.
      Она вцепилась в него, впившись губами в нежную кожу его шеи. Ей так отчаянно хотелось поверить ему... Жена Сафаендера. Бессмертного Сафаендера. Летописи свяжут их имена в одно, "Сафаендер и Танфия"... Но все это было невзаправдашним.
      - Молчишь? Я боюсь.
      - Не знаю, что ответить. Так неожиданно.
      - Ну... тогда ложись сегодня со мной.
      - Сегодня - нет. Не обидишься? Я хочу побыть одна.
      - Из-за Линдена?
      - Не только.
      - Все еще не забыла Руфрида, да? - грустно спросил поэт.
      Танфия задохнулась от возмущения, а потом сердито фыркнула, с трудом сдерживая смех.
      - Боги, ну почему дело должно быть в другом мужчине? Я просто хочу подумать!
      Легла она рано, и одна, в одной из множества тихих и прохладных гостевых комнат. Довольно долго Танфия просто лежала, заложив руки за голову и наблюдая, как плещется на потолке отраженный от поверхности пруда во дворе свет. Мираж покоя... Потом отворилась дверь, и вошел Руфрид.
      Он медленно подошел к кровати, воздвигся над Танфией, как мрачная осадная башня. Глаза его беспокойно поблескивали. Свет путался в его каштановых кудрях, и Руфрид казался очень похож на брата, если бы не холодная ярость на его лице.
      - Ну, в чем дело? - не выдержала она. - Скажи что-нибудь!
      - Нечего говорить, Тан, верно? - ядовито отмолвил он. - Ты получила все, о чем мечтала.
      - Что? Сестру в тюрьме? - Танфия села.
      - Она, по крайней мере, жива.
      - Да, но... - Девушка, смутившись, умолкла.
      - У тебя есть твой поэтик. Он откроет тебе двери в высший свет Парионы. Всего и делов - переспать с ним.
      - Ты злобная крыса! - Танфия была в ярости. - У тебя в сердчишке ничего, кроме яда. и не осталось! - Она бросилась на него, готовая надавать Руфриду пощечин, но юноша ловко перехватил ее руки. Гнев развязал девушке язык. - Ты ни слезинки не пролил по Линдену! Тебе на него было плевать! Ты пустышка, у тебя за душой ничего нет, так и у других все отнять хочешь!
      - Здесь меня точно ничего не ждет. - Он сжимал ее запястья, неотрывно и холодно глядя в глаза. - Что же мне делать? Ни остаться. Ни вернуться.
      - А я тут при чем? Ты думаешь, я такая же бесчувственная? Я больше жизни хочу увидеть родителей, но я не могу уехать, пока Имми здесь! Чего ты от меня хочешь, Руфе?
      - Любись со мной, - ответил он.
      - Что?
      - Ты слышала.
      Он потянулся к ее губам, одной рукой обнимая за плечи, другой стискивая ладони.
      - Руфрид, нет... это нечестно...
      - Пожалуйста, - жарко прошептал он ей на ухо. - Я столько месяцев не мог тебя коснуться. Я не могу терпеть. Пожалуйста, Тан...
      Он сжимал ее, покрывая поцелуями ее щеки и шею, пока девушка, устав, не позволила ему коснуться ее губ. Его отчаянная страсть растопила ее гнев. Слишком хорошо она знала его, чтобы бояться, знала, что стоит ей отказать и он уйдет. И она молчала. Их обоих захлестнула волна горькой и сладкой страсти.
      Они вместе упали на мягкие перины, Руфрид на ходу выпутывался из одежды. Танфия бела уже обнажена, она помогала ему, тяжело дыша. С тех пор, как они были вместе, прошло столько дней... она тосковала по нему. Девушка не могла сдержать себя, ее тело откликалось на возбуждение юноши беспомощной страстной мукой. Соединение их было поспешным, а наслаждение пришло почти сразу: яростное, пламенное, глубокое.
      И тогда Руфрид разрыдался.
      Со стоном он придавил девушку к кровати; Танфия укачивала его, примостив голову на его груди, поглаживая юношу по волосам, пока бессловесные его всхлипы не сменились тихим шепотом: "Линден, Линден, Линден...".
      Позже, когда скорбь его унялась, Руфрид замолк снова, откинувшись на подушки и недвижно глядя в потолок. Танфия продолжала гладить его, не замечая, как текут из-под ее ресниц слезы. Он заснул, а она бодрствовала в его изголовье. Пару часов спустя, проснувшись внезапно, он заявил:
      - Мне пора.
      - Не уходи.
      Но он все равно встал, не глядя на девушку, молча облачился в мятую одежду.
      - Лучше мне уйти. Ты хочешь быть с Сафаендером, а я хочу побыть один.
      Ошеломленная, она отпустила его.
      Поутру она увидела, что он ушел не только из ее комнаты - он покинул дом, забрав все свои пожитки. Обыскавшись его по всей вилле, девушка остановилась на веранде, пытаясь собраться с мыслями. Ее разрывало изнутри. Она все еще любила Руфрида, и Сафаендера не могла бросить... Во святое имя Брейиды, что же делать?
      Там и нашел ее Сафаендер.
      - Я скучал по тебе вчера, - признался он, обнимая ее. - Поделился бы с тобой парочкой замечательно красочных кошмаров.
      - Ох, Саф... - Она уже хотела признаться ему в случившемся - и не смогла. - Ты в порядке?
      - Насколько могу быть, зная о себе то, что знаю.
      - Руфрид пропал, - сказала она. - Поможешь его отыскать?
      Сафаендер устало вздохнул.
      - Не могу. Ко мне придут гости - все, кто был связан с театром... то есть все, кто выжил. И тебя я хотел пригласит. Или Руфрид не в силах за собой присмотреть?
      На собрании труппы девушка ощущала себя чужой. Дом Сафаендера наполнился внезапно какими-то чужими людьми, и все они знали друг друга, и предъявляли какие-то права на ее любимого, и отдаляли его. Танфия усомнилась, сможет ли она стать частью этой жизни, да и захочет ли. Такой бесцельной казалась их суета, когда Изомира томится в камере, а Руфрид страдает. Но для самого Сафаендера это копошение вовсе не было бессмысленным - он пытался собрать по кусочкам прежний свой мир и понять, возможно ли вернуть его. И Танфии казалось, что у нее не наберется сил поддержать его в этом.
      Она получила все, о чем мечтала. Теперь она готова была расстаться с этим, чтобы только раз увидать отца и мать, и натолкнуться на Линдена с Изомирой, безмятежно любящихся на прогретом солнцем лугу.
      Изомира видела сон.
      В камере ей спалось легко и крепко. Она привязалась к грубому рыжеватому известняку стен, простому платью, суровому распорядку. Двери ее обиталища растворялись, лишь чтобы пропустить одну из доброжелательных тюремщиц, или Танфию, ежедневно навещавшую сестру. Никаких сомнений, никаких безумных страстей. В тюрьме Изомира ощутила вкус безопасности. Роскошь оборачивалась для нее только горем.
      Она попросила лишь об одном - принести ей чернила и бумагу. Днями она заполняла страницы приходящими откуда-то словами. А ночами мирно спала, сжимая в руке последнее оставшееся у нее украшение - медальон Серении.
      Изомире снилось, что она - Линден. Он не видел летящей стрелы, не почувствовал боли, даже не понял, что умирает - вместо того он узрел над собой золотой смерч, зримое воплощение этроф. И юноша с восторгом нырнул в жерло смерча, понимая, что не ощущал страха именно потому, что знал - его ожидает полет в паутине золотого света, и там, в конце пути, его родная Изомира.
      Девушка поднялась ему навстречу. Они обнялись, окутанные водоворотом самоцветного пламени, и когда она вновь упала на простыни, он вошел в нее. Он вернулся домой.
      Изомира шевельнулась. Сновидение было таким ярким, что на миг она ощутила под пальцами его гладкую кожу. Но когда девушка открыла глаза, ладони ее касались лишь грубых льняных простынь. Горло ей стискивали невыплаканные слезы - счастья, не горя.
      "Не плачь, Имми, - шепнул внутри нее Линден. - Мы нашли друг друга. Теперь я всегда буду с тобой".
      Жоаах и Гулжур стояли на черной равнине, рассеченной пополам черной тропой, под черным куполом неба, отделенного от равнины бледным заревом окоема.
      Прежде, чем проникнуть в царство духа, они отдалились на почтительное расстояние от Парионы. Оба скрылись от людских глаз в миг начала битвы, не слушая мольбы Гарнелиса о помощи, но задержались, не в силах устоять перед искушением отведать сладостной людьей боли. Затем они бежали.
      - Дозволяющий! - воскликнул Жоаах.
      - Способствующий, - откликнулся Гулжур.
      И они поклонились друг другу, молчаливо поздравляя себя с победой.
      - Несчастный Гарнелис, - заметил Жоаах с ласковой улыбочкой. - Такая легкая добыча.
      - Да, день выдался прелестный. Зачем шевелить хоть пальцем, когда достаточно нашептать яду в уши человекам, и напустить их друг на друга? Гулжур зловеще хохотнул.
      - Настоящее произведение искусства - недоверие, угнетение, междоусобица! Дай прикинуть - мы с тобой вдвоем не убили и десятка людей, в то время, как сами они сгубили сотни, тысячи! Истинное совершенство.
      - Совершенство недостижимо, - заметил циник и реалист Гулжур. - Дел у нас еще много. Это было лишь вступление.
      - Ну, не прибедняйся. Мы в точности исполнили свою задачу - стравить человеков между собою. Сейчас они самодовольно пыжатся, думая, что победили и заслужили мира, и не подозревают даже, что это мы спланировали их унижение!
      - Верно, препятствий нам встретилось немного. Однако ж не все человеки - полное дурачье. Нас раскрыли. Это могло бы стать катастрофой.
      - Но не стало. А теперь мы сгинули, - возразил Жоаах. - О, как божественно он издох!
      - Кто - царь?
      - Кто же еще? Этого я не предвидел - но даже займись я его судьбой лично, мне не придумать более утонченной погибели!
      - Предательство все же было лучше. - Гулжур довольно покивал. - Выдать царю наш истинный облик, и все ж сохранить его доверие... обещать ему весь мир, а потом выдернуть почву из-под ног!
      - "Аажот - мудрый вожак, государь". Неужто я такое ляпнул? - Жоаах хихикнул. - Аажот - мертвый вожак, государь! И бхадрадомен восстали!
      Гулжур подтолкнул его. На тропе появилась третья фигура - неторопливо скользящая под чудовищным небом тень, подобная надвигающейся буре, иссиня-черная, ужасающая, стягивающая в себя мощь, подобно смерчу. И даже Гулжур и Жоаах затрепетали при виде ее.
      - Он грядет.
      Они ждали, чтобы дать отчет тому, кто покончит со столетиями унижения и изгнания, новому вожаку, который вернет своему роду гордость и силу, тому, кого зовут
      Ваургрот.
      Руфрид не вернулся. Четыре дня подряд Танфия отправлялась его искать, волнуясь все сильнее. Что с ним - спит на улицах? Она даже ходила за ним на могилу Линдена, но там его не было.
      Столкнулась она с ним на четвертый вечер, остановившись, чтобы поглазеть на каменщиков, восстанавливающих врата Янтарной цитадели. Юноша брел один, с полным мешком яблок и гранатов на плече. По сторонам он не смотрел, и прошел бы мимо Танфии, если б девушка не ухватила его за рукав.
      - Руфрид! Я тебя везде ищу! Ты в порядке?
      - Живой, - ответил он.
      Губ юноши коснулась улыбка; взгляд его более не был враждебным только загнанным.
      - Ради всех богов, вернись к нам.
      - Но у тебя есть твой поэтик.
      - Руфе, "у меня" нет никого.
      - Это как понимать?
      Девушка раздраженно выдохнула.
      - Он на тебя похож. Он слишком много потерял, а я не могу возместить ему потери - никто не может. Все его мысли - о театре. Он просил меня выйти за него, и... - Руфрид отвел взгляд. Губы его сжались. - Я чуть не сбежала, - призналась Танфия. - Не знаю, что из этого получится. Я не этого хочу.
      - Почему?
      - Не знаю. Тебя забыть не могу.
      - Мне полагается прыгать от радости?
      - Нет! Боги, как ты все усложняешь! Руфе, вернись. Мне думать страшно, что ты где-то в городе, одинокий, бесприютный...
      - Но я не одинок.
      Танфия вздернула брови.
      - Нет?
      - Я сошелся кое с кем.
      - И с кем же?
      - С Аштарью.
      - Аштарью?! - Танфия чуть не подавилась. Ей вспомнилась актриса черные кудри, пухлые алые губки, пышные формы... и то, как Аштарь крутилась около Руфрида в Энаванейе, хотя тогда юноша делал вид, что не замечает вертихвостки. - Вы с Аштарью...
      Руфрид пожал плечами и стыдливо ухмыльнулся.
      - Она была очень гостеприимна. Я ей, кажется, с самого начала понравился.
      - Ну еще бы! - Танфия раскраснелась от негодования. - Быстро же ты обо мне забыл!
      - Не быстрей, чем ты обо мне. - Руфрид наклонился и чмокнул ее в щечку, глумливо подражаю обычному приветствию парионцев. - Так что можешь себя не корить, Тан. Я в полном порядке.
      - Оно и заметно! - прошипела она, отвернувшись. - Не знаю, с чего я время тратила, о тебе волнуясь!
      Той ночью, когда Танфия лежала без сна, кто-то вошел к ней в комнату. Фигура незнакомца заграждала синее небо в окне, и на миг ей показалось, что это вернулся Руфрид, забыв, что наговорил... но нет, слишком длинные кудри. И это не мог быть Сафаендер, дремавший у нее под боком. Волосы незнакомца отливали рыжиной, и поступь его была неслышна.
      Комнату озарило колдовское мерцание. Танфии казалось, что она спит, а Сафаендер не проснется, даже заори она во весь голос.
      Над ней склонялся элир, и лик его сиял собственным светом, такой близкий, что девушка могла, подняв голову, поцеловать его. Приближение его наполнило Танфию сверхъестественным ужасом перед чем-то, чего не удержала память - падение во тьму, и две бегущие сквозь лес фигурки в сером и лиловом, оставившие позади загадочную и несказанную драгоценность.
      Танфия проснулась, тяжело дыша, и толчком села на кровати. Завидев собственное отражение в высоком зеркале у дальней стены, она чуть не подпрыгнула - и тут же увидала элира снова. Он был за стеклом, и пальцы его пытались выдавить зеркало изнутри.
      "Ты должна прийти", прошептал он. Губы элира шевелились, но голос звучал прямо у девушки в голове. "Время на исходе".
      - Кто ты?
      Он не слышал ее.
      "Иди ко мне, Танфия. Скорей, пока меня не сковали вновь. Ты нужна нам. Они грядут! Найди меня, умоляю, пока еще не поздно!".
      От элира исходил торопливый ужас. Зеркало потемнело, и незваный гость исчез. Танфия заозиралась, но взгляд ее наткнулся лишь на упавшую на прикроватный столик маленькую луну - навершие элирского ножа ослепительно сверкало в темноте.
      - Что же ты со мной делаешь?! Как мне тебя отыскать?!
      Обессиленная, она снова рухнула на подушки, сжимая элирский дар, чье холодное сияние все не угасало. Сон не шел. В конце концов девушка встала, стараясь не потревожить спящего поэта, торопливо оделась, и написала три записки - одну Руфриду, одну Сафаендеру, и последнюю - Изомире.
      - Ну, Танфия, чем могу помочь?
      Элдарет, которому девушка послала письмо, встретил ее в ворот Янтарной цитадели. Над холмами на восходе едва завиднелся первый отблеск зари, и город еще спал.
      Странник не взял коня, и Танфии пришлось спешиться, чтобы поговорить с ним.
      - Прости, что так несусветно подняла, но дело важное.
      - Я, знаешь, пташка ранняя. Ты меня не разбудила.
      - Мне нужна помощь... и обратиться больше не к кому.
      Танфия извлекла из кармашка померкший элирский клинок.
      - Этот нож - я рассказывала, как набрела на него. Этой ночью ко мне снова явился тот элир. Он, кажется, в отчаянии, и умолял меня о помощи. Я должна отыскать его - но я не знаю, как! Помоги мне!
      Элдарет в задумчивости потер небритый подбородок.
      - Польщен, что ты обратилась ко мне, но я, право, не в силах истолковать твои виденья. Если ты уверена, что это не просто сон...
      - Нет! - отрезала девушка. - Гелананфия упоминала, что ходила за советом к провидцу. Может, он сумеет дать мне подсказку.
      - А, провидец Лис. - Глаза Элдарета лукаво блеснули. - Да, этот мог бы. Если еще не до конца свой дар пропил.
      - Звучит не слишком многообещающе.
      - Провидец он хороший. Даже, пожалуй, лучший. Правду он тебе покажет; а коли не поймешь - это уже не его вина... если ему верить! Но отсюда до его хибары два дня пути.
      - Плевать! - Элдарет с сомнением глянул на нее. - Пожалуйста! Если я не пойму, что все это значит, я с ума сойду!
      - Тебя не будет четыре дня самое малое. Твои друзья начнут волноваться.
      - Им я уже оставила записки, что уезжаю по делам. Только объясни, как найти его!
      - Ну уж нет, одна его ты искать не станешь. Больше я тебя не отпущу одну плутать по глухомани. Я еду с тобой.
      Девушка затаила дыхание.
      - Правда?
      - Честно сказать, мне это будет полезно. Мы с Гелананфией кое в чем разошлись. У меня так и так дела в провинции, так что отправляться могу хоть сейчас. Пошли со мной в конюшню. Перекусим перед дорогой, я оседлаю коня, и в путь. Только прихвачу вина и припасов, чтобы ублажить несчастное создание.
      - Гелананфию?
      - Вообще-то провидца. - Странник ухмыльнулся.
      Танфия уже успела обзавестись платьем по последней парионской моде тонкая охряного цвета сорочка, штаны и легкая - для теплых плащей было слишком жарко - накидка густого изумрудного цвета, да крепкие кожаные туфли. Элдарет же облачился в свой старый дорожный костюм грязного буро-зеленого оттенка, и коня выбрал все того же гнедого, которого добыл в день, когда путешественники встретились с Мириасом и Зорей. "А ведь это, подумалось девушке, - его истинное лицо. Без претензий и прикрас".
      Путь их лежал через неописуемой красоты края. Кутались в туман крутые зеленые склоны, в предрассветных теня долины казались бездонными. То тут, то там на вершинах холмов вставали одинокие скалы или вековые деревья. На севере вставали, уходя за окоем, серебряные вершины, один вид которых наполнял сердце девушки радостью - то были Змеевичные горы, еще одно предание, ставшее для нее явью.
      - Здорово снова отправляться в путь, - пробормотала она.
      - Вижу, тут мы с тобою сходимся, - с улыбкой заметил Элдарет. - Оба мы стремимся скрыться от чего-то. Но я полагал, что ты счастлива.
      - Должна была бы, но... Ну что делать, когда любишь двоих одинаково сильно? - Танфия обнаружила, что пересказывает страннику все свои терзания; становилось легче от того, что смотрит она кобыле между ушей, а не на своего спутника. - Я была на волосок, вот на столечко от того, чтобы вернуться к Руфриду, потому что с ним у меня куда больше общего, чем будет когда-либо с Сафаендером. Я думала, и он этого хочет; а его захомутала эта Аштарь! Не знаю, о чем Руфе вообще думает! То ли решил меня вернуть и бросить, чтоб побольней было? То ли такой благородный, что отдает меня Сафаендеру?
      - Но разве ты не хочешь остаться с Сафаендером?
      - Я его боготворю. Только доверять ему я не буду никогда. Ты его знаешь.
      Элдарет хохотнул.
      - О да! Но при всех его пороках в глубине души он добрый человек. Верный.
      - Знаешь, не больно сладко было узнать, что он любит меня, потому что почти весь свет любит, - проныла Танфия в слезливой саможалости. - Он умолял меня выйти за него... но это он, наверное, всем девушкам говорит. И парням тоже.
      - А во это интересно! Я почти уверен, что до сих пор он никого не просил об этом.
      - Правда?
      - Может, разрушение театра потрясло его больше, чем я думал. Это всех нас затронула. Ты согласилась?
      - Я не могла. На что бы я соглашалась? На то, чтобы всю жизнь делить его с восхищенными поклонниками - если не с любовницами. Не знаю, смогла бы я такое вынести.
      - Суровая ты женщина, Танфия. Это и хорошо. Но он от тебя без ума.
      - Ага. Пока я рядом. Но мне кажется, что если я уйду, он и не заметит. Сердце у него не разобьется. Руфрид меня по крайней мере ревновал отчаянно. Странное дело - Сафаендер ни разу не причинил мне боли. Даже узнав про Линдена, я его простила. Не злилась ничуть. Так почему все, что делает Руфрид, мне - как нож острый?
      - Не стану указывать на очевидное, но ты, похоже, выбираешь между покоем и бурей.
      - Я не могу выбрать! Они меня оба с ума сводят! В общем, от этого я и сбежала. А ты?
      - А у меня горе невелико, - ответил Элдарет с насмешкой. - Хотя и на твое похоже. Гелананфия хочет, чтобы я на ней женился. А у меня это в голове не укладывается. Элдарет-странник - царь всея Авентурии?
      - Ой, - только и промолвила Танфия. - Я лучше заткнусь...
      До землянки провидца они добрались к вечеру второго дня. Вросший в землю и крытый дерном домишко на высоком холме был почти незаметен, покуда путешественники не подъехали к нему вплотную. Предвечернее солнце золотило траву - Танфия уже успела заметить, как нежны небеса Параниоса, будто несказанно прекрасные лепестки синих роз. В воздухе стоял густой запах прогретой за день травы и навоза.
      На крыше землянки паслись козы, у двери копались в земле цыплята.
      - И здесь живет великий провидец? - Танфия недоверчиво рассмеялась.
      - Ему так нравится.
      Элдарет постучался. Перекошенная дверь растворилась. На пороге стоял не умудренный жизнью чародей, а невысокий человечек, подозрительно косившийся на пришлецов. В темно-рыжих его лохмах пробивалась седина. Танфии он напомнил какую-то лесную зверушку - скорей всего, и правда, лиса.
      - Опять принесло, - простонал он.
      - Что, занят? - прищурился Элдарет. - Что же, тяжелые времена наступили.
      - Ты хотя бы не элир, странник. Что тебе надобно?
      - Не мне. Моей спутнице.
      Танфия сбивчиво принялась объяснять, что привело ее сюда, но провидец со стоном поднял руки, умоляя ее замолчать.
      - Нет, хватит с меня подробностей! Боги... Говоришь, к тебе является загадочная тень и просит помочь ей? Что ж, хрусталь покажет тебе то, в чем ты нуждаешься. "Нуждаешься", я сказал, а не "хочешь увидеть"! Имей в виду, ты узришь не то, чего ожидаешь.
      - Я не ожидаю ничего, - ответила Танфия, передавая ему суму с припасами и винами.
      - Весьма живительно!
      Похоже было, что дар пришелся провидцу по вкусу. Отложив суму, он подвел девушку к колодцу в середине землянки.
      - Садись.
      Девушка устроилась на табурете. Элдарет пристроился у нее за спиной. Хрустальная плита, закрывавшая жерло колодца, была наделена некоей странное силой - это Танфия ощутила, едва присев. Молочные прожилки в прозрачном камне шевелились. Внезапно девушку пробрал страх.
      - Нужно, чтобы ты пела вместе со мной, вот так... - Провидец тихонько завел монотонный гимн, и прервался, как только Танфия подхватила.
      - Хорошо, - бросил он. - Теперь начнем. Не слишком наклоняйся вперед хрусталь тонок, а колодец глубок.
      Девушка казалось, что пол шатается у нее под ногами. Ее охватила тревога. Ничего подобного она не ожидала, но останавливаться было поздно. Провидец завел свое песнопение, и она запела вместе с ним. Звуки ужасающе гулко отдавались в черепе, будто откликались эхом откуда-то извне.
      Хрусталь протаивал, и в кругу колодца девушка увидала искру иссиня-зеленого цвета, настолько насыщенного и прекрасного, что у Танфии захватило дух. Искра переливалась, будто отсверк незримого самоцвета; поначалу далекая, она приближалась все стремительней, становясь радужно-переливчатым лучом, а в сердцевине его - зеленая лужайка, видимая будто сквозь стеклянный шарик, так кривилась земля и искажались дерева.
      И лужайка эта была частью иного царства - чужие формы, слишком яркие краски. Непредставимая, роскошная и нежная зелень странных перистых листьев, и в траве - неведомые цветы с синими лепестками и длинными чернильными пестиками.
      На лужайке стоял человек. Показавшийся в первый миг далеким, он вдруг не сделав ни шага, приблизился к Танфии вплотную. То был ее элир. Серая его накидка оставляла открытыми плечи и бедра. Сильные стройные ноги, шелковистая золотая кожа, стекающие по плечам рыжие кудри. Божественно-прекрасный лик его сиял. Элир тянулся к ней, пальцы его касались хрустальной стены изнутри, и та шла рябью, будто вода. Вся дрожа, Танфия потянулась к нему в ответ.
      Их руки встретились, и сомкнулись, и он оказался совсем рядом.
      Перспектива сломалась. Он был внизу, в колодце, и в то же время впереди, и достаточно было сделать шаг...
      - Нет! - вскричал провидец. - О боги, она отворила врата!
      Краем глаза Танфия заметила, как он и Элдарет вскакивают, но видение не поколебалось. Элир стоял перед ней въяве, держа ее за руку.
      Касание его снова пробудило в ней забытое чувство - падение во тьму, и бегущие в ночи лилово-серые тени, и ощущение бесконечной потери.
      - Ты нашла меня! - прошептал он, тяжело, словно от усталости, дыша. Наконец-то! Идем же! Врата не продержатся долго.
      - Идем - куда?
      - В мой край.
      - Я не могу! - воскликнула Танфия, в испуге цепляясь за привычный ей мир. - Скажи, кто ты, чего ты хочешь?
      - Мое имя Ауриэль, и я от тебя ничего не хочу. Чтобы объяснить тебе, уйдет не один день. Ты должна пойти! Я не могу прийти к тебе, я прикован к этому краю, а если ты запоздаешь, будет уже поздно! Ты нужна нам, так нужна! Слишком много нужно объяснить... Вернись домой, Танфия!
      - Домой? - Сердце ее колотилось от страха, во рту пересохло. Она обернулась к Элдарету. - Что он говорит - домой?
      На лице странника отражался предельный ужас.
      - Затворяй врата! - крикнул он провидцу.
      - Я пытаюсь! - огрызнулся Лис. - Не выходит!
      В мозгу девушки кружились обрывки воспоминаний.
      - Они были здесь, - прошептала она. - Те двое элиров в сером - они были здесь! Кто они?
      - Мои родители, Танфия, - ответил Ауриэль. - Они были в страшной опасности. Им пришлось бросить меня совсем ребенком. Им пришлось бросить тебя. Ты моя сестра, Танфия. Моя родная сестра.
      - Погоди! Я - человек! Ты ошибся!
      - Ничуть. Ты человек, и все же нет. Пойдем, и я объясню тебе!
      Рука Элдарета легла ей на плечо. Он сдерживал ее, приковывая к земле, в то время, как Ауриэль тянул к себе.
      - Элдарет, помоги! О чем это он?
      - Танфия, я не знаю, - ответил странник. Но взгляд его был задумчив и хмур. - Элир играют с нами порой злые шутки. Отпусти его, пусть врата затворятся!
      - Говори, Элдарет! - вспыхнула девушка, еще крепче цепляясь за руку Ауриэля. - Если тебе есть, что сказать!
      - Ох, Танфия. - Элдарет помрачнел. - Я знаю лишь, что Эльрилл как-то обмолвился - в твоих глазах он видел душу элира.
      Ярость заставила девушку вспомнить необъяснимую холодность вождя шаэлаир.
      - Почему он не сказал мне?!
      - А зачем - зря смущать тебя?
      -Я должна знать правду.
      - Не ходи! Это немыслимо опасно! Ты можешь никогда не вернуться!
      - Идем! - в отчаянии воскликнул Ауриэль. - Я уже отдал тебе дар доверия - клинок лироф. У тебя должен был остаться другой - зеркало сильвенроф...
      "Боги! - вспомнилось Танфии. - Зеркальце, которое я потеряла! Что с ним могло статься?".
      - Я о многом должен тебе поведать. Скорей! Танфия, нам всем грозит гибель, всему нашему роду! - Лик его был чарующе притягателен, мольба и отчаяние на нем - слишком явственны, чтобы быть напускными. - Поверь мне!
      - Танфия! - предостерегающе воскликнул Элдарет.
      Девушка бросила на него прощальный взгляд.
      - Прости, - вымолвила она пересохшими губами. - Я должна узнать, что стоит за этим. Попроси от меня прощения у Руфрида, и Имми, и Сафаендера,. Я вернусь, как только смогу, и я люблю их!
      - Нет! - вскричал он, но было поздно. Вырвавшись из его хватки, девушка шагнула в объятия Ауриэля.
      Провидец не соврал - колодец был очень глубок. Знакомый мир сомкнулся за спиной, точно цветок ввечеру, и Танфию поглотило бездонное жерло зеленого света.
      КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ