Фейт посмотрела на него и не смогла не залюбоваться. Глядя на его красивое, мощное и удивительно пропорциональное тело, она тихо радовалась своему предусмотрительному решению выходить из ванной поочередно.

Физическое желание отнюдь не является исключительной прерогативой мужчин, женщиной оно может овладеть с равным успехом. И сейчас Фейт оставалось лишь лихорадочно размышлять о том, как же его, черт возьми, подавить, а также о том, действительно ли она хочет его подавлять.

Ужин, в течение которого Говард не принуждал Фейт ни к чему, кроме еды, удался на славу. Говард играл роль радушного хозяина, готового исполнить любую ее прихоть. Он заставил Фейт попробовать все, что принес, и приходил в полный восторг всякий раз, когда она говорила, что блюдо ей нравится. Своей главной целью он явно поставил дать ей возможность расслабиться и прийти в себя.

Фейт это оценила. И угощение тоже. Приятная тяжесть в желудке, казалось, привела в относительный порядок и мысли в ее голове. Помогло и то, что Говард оделся. Да и сама она облачилась наконец в джинсы и тенниску, которые собиралась надеть перед появлением Льюка. Возможно, ее наряд явился для Говарда сигналом, показывающим внутреннее состояние Фейт. Намеки он всегда понимал.

– Кофе мы будем пить на балконе? – предложил он, когда они уже убрали со стола остатки трапезы.

Взгляд Фейт метнулся в сторону кресел и столика, и она покраснела, вспомнив момент, когда впервые заметила их чудесное перемещение. Говард, должно быть, перенес их туда, когда она была в душе.

– Ты все спланировал заранее, – недовольно пробурчала она.

Говард пожал плечами.

– Я подумал, что там мы сможем с удовольствием завершить этот вечер.

Фейт посмотрела ему прямо в глаза, чего не решалась делать на протяжении всего ужина.

– Говард, скажи правду. Ты действительно пришел не для того, чтобы просто со мной переспать?

– Нет, – уверенно ответил он, и на губах его заиграла добрая хорошая улыбка. – Ты мне действительно небезразлична, Фейт. И мне не хотелось, чтобы ты здесь страдала от одиночества.

Сердце Фейт сжалось. Наверное, потому, что он произнес эти слова: «ты мне небезразлична».

– Кроме того, спать с кем-нибудь просто так – это не мой стиль, продолжал Говард. – Меня интересуют лишь те случаи, когда желание взаимно.

Взаимное желание… взаимное вожделение… взаимная похоть… Все предыдущие женщины, наверное, тоже были ему небезразличны.

В глазах Говарда снова появился опасный волчий блеск.

– А то, что происходит между нами, взаимно, Фейт. И не надо наклеивать на это какие-то другие ярлыки.

А уж ярлык со словом «любовь» и подавно – это Фейт знала наверняка.

Что же касается определения «взаимное желание», то слова никого ни к чему не обязывают, и глупо надеяться, что когда-нибудь они обретут хоть какое-то значение. Потом Фейт подумала о причинах, которые вызвали спонтанную вспышку страсти, и, покраснев, попробовала объяснить:

– Понимаешь, Говард, просто все так сложилось… Льюк повел себя…

– Нет, – решительно остановил ее он. – Будь честной перед собой, Фейт. Мы с тобой не просто корабли, курсы которых случайно пересеклись темной сумасшедшей ночью. К тому, что произошло, мы вместе шли очень долго.

Естественное и закономерное развитие событий…

– Но, Говард, мы же не можем так продолжать! – вскричала она, встревоженная тем, что он вроде пытается это сумасшествие оправдать. – Мы ведь работаем вместе! Пожалуйста, не делай ничего такого, что помешало бы нам с тобой работать и дальше.

Говард нахмурился, словно раньше это обстоятельство во внимание не принимал.

– Я сварю кофе, – поспешно сказала Фейт и ушла в кухню.

Она не была уверена в том, что, если Говард к ней прикоснется, сможет удержаться от ответного прикосновения. Фейт заранее ощущала, как отключится ее мозг, а тело, расплавившись от удовольствия, снова сольется с телом Говарда.

К ее облегчению, Говард не последовал за ней, а вышел на балкон. Ритуал приготовления кофе немного успокоил ее, упорядочил мысли, и она отчетливо поняла, что в создавшейся ситуации существует только одно разумное решение: то, что случилось сегодня, не должно иметь продолжения. Не должно! Слова Говарда о закономерном развитии событий приводили Фейт в панику. Секс с Говардом, конечно, великолепен, однако ощущения имеют свойство со временем притупляться, а взаимное желание – угасать. Доказательством того, как скоро оно угасает, была быстрота, с какой следовали одно за другим прошлые увлечения Говарда.

Фейт вспомнила о так и не прочитанной статье в журнале, все еще лежащем в ящике ее письменного стола, и подумала, что если позволит себе дальнейшее сближение с Говардом, то очень скоро начнет выискивать пресловутые пять признаков каждый день и каждую минуту. А что с ней будет, когда Говарду захочется поискать свежих ощущений?

Нет. Что бы он ни сказал и что бы ни сделал, я не должна поддаваться искушению, решила Фейт. В мои годы женщина должна думать о своем будущем, а не бросаться в сомнительные авантюры.

Едва не упустив момент, когда над туркой появилась коричневая пенка, Фейт наполнила две чашки и поставила их на поднос. Руки дрожали так сильно, что кофе едва не расплескался. Оставив поднос на столе, она медленно обошла вокруг, сжимая и разжимая кулаки. Фейт словно настраивалась на схватку с противником, планы которого, несомненно, отличались от ее собственных. Грудь ее высоко вздымалась, оглушительно стучавшее сердце будто пыталось вырваться наружу, но, когда она вынесла поднос на балкон, дымящаяся поверхность горячего кофе уже почти не дрожала.

Облокотившись на перила балкона, Говард, по всей видимости, наслаждался вечером. Он конечно же слышал шаги Фейт, однако не обернулся. Переставив чашки на стол, Фейт застыла в нерешительности. Сесть? Но я не уверена, что сумею расслабиться настолько, чтобы поза моя выглядела естественной. Однако подойти сейчас к Говарду и встать рядом с ним – это самоубийство…

– Скажи мне, чего хочешь ты, Фейт?

Слова эти, произнесенные мягко и доброжелательно, проникли в ее сердце, мгновенно превратив все страхи и сомнения в пустые и глупые тривиальности.

Отбросив колебания, она подошла к Говарду и глубоко, всей грудью вдохнула свежий вечерний воздух.

Мириады слегка мерцающих огоньков вдоль береговой линии ясно указывали на то, что жизнь продолжается, несмотря на все мелкие передряги, которые время от времени выпадают на долю каждого. Все шло своим чередом, спокойно и размеренно, и именно спокойствия и размеренности Фейт хотела сейчас больше всего.

– Я хочу сохранить свое место, – просто ответила она.

Говард не шелохнулся, даже не посмотрел в ее сторону.

– Никто и не думал тебя его лишать.

– Я хочу чувствовать себя на нем уютно, – попыталась объяснить Фейт. Уютно и уверенно. Оно для меня сейчас что-то вроде якоря. И если ты меня его лишишь…

– С какой, черт возьми, стати я должен это сделать? – Говард казался искренне удивленным.

– Ты можешь сделать так, что мне будет слишком сложно на нем оставаться.

– Думаешь, я собираюсь гоняться за тобой по офису и, поймав, валить на ковер? – с холодной иронией осведомился он. – Только идиоты смешивают дело и удовольствие, Фейт. Я тебе когда-нибудь казался идиотом?

– Нет.

– Я тебя слишком уважаю, чтобы принуждать к чему бы то ни было вопреки твоей воле.

– Прости. Я, наверное, действительно все не так поняла, – начала оправдываться смутившаяся Фейт. – Мне не следовало думать, что ты хочешь…

Говард не дал ей закончить.

– Дело в том, что я как раз хочу, Фейт. И был бы полным идиотом, если бы не хотел заниматься с тобой любовью при любой возможности. Но только вне офиса.

Спокойные интонации Говарда не оставили у Фейт сомнений, что каждое произнесенное им слово – правда. Одного раза ему недостаточно. Он хочет продолжения, и одна лишь мысль о том, что он этого хочет, наполнила ощущением приятного ожидания ее тело, которое жаждало того же.

– Однако мне было бы отвратительно думать, что ты делаешь это по принуждению, – добавил он, и гадливые нотки, проскользнувшие в его голосе, свидетельствовали, что Говард совершенно искренен.

Другими словами, он дал понять, что выбор за ней, и Фейт должна была бы почувствовать облегчение, если бы не буря самых противоречивых эмоций, захлестнувшая ее, если бы не решительный отказ мозга выдать хоть одну связную мысль.

– Все должно быть по взаимному желанию, – продолжал Говард. – Так, как это было сегодня. Ты ведь хотела меня сегодня, Фейт, и не пытайся это отрицать. И вовсе не из-за Льюка. Ты хотела меня.

Фейт ответила не сразу, потрясенная страстью, прорвавшейся сквозь внешнее спокойствие Говарда и хорошо показывающей, чего ему это спокойствие стоит.

– Любая женщина захотела бы тебя! – не сдержавшись, выпалила она.

Говард посмотрел на нее с негодованием.

– Ты не любая женщина. Боже мой, Фейт, неужели ты и вправду думаешь, что я отношусь к тебе так же, как к другим?!

Фейт пожала плечами.

– Откуда же мне знать? Этих других ты меняешь слишком часто…

– Только потому, что, убедившись, что женщина мне не подходит, я не держу ее в качестве запасного варианта, обманывая до бесконечности, как твой драгоценный Льюк.

– Прекрасно! – выкрикнула она, почувствовав, как сжалось от боли сердце.

– Только не надейся, что я буду раз за разом повторять такие представления, как сегодня, в ожидании, пока ты решишь, что я тебе не подхожу. Покорнейше благодарю, но лучше уж я уйду сама.

Говард резко повернулся к ней, и, уловив исходящие от него волны агрессивности, Фейт на мгновение почувствовала желание сжаться, сделаться маленькой и незаметной. Гордость заставила ее выпрямиться. Нет, ему не удастся ее запугать! Воспоминание о матери, раболепствующей перед отцом, молнией промелькнуло в ее сознании. Говард обладает той же, что и отец, способностью подчинять себе людей, но она не поддастся. Никогда! Чем бы неповиновение ей ни грозило.

Он, должно быть, ощутил ее гневный вызов – что-то в его облике неуловимо изменилось. Агрессивность исчезла, сменившись страстным порывом к взаимопониманию. Это Фейт почувствовала даже раньше, чем Говард примиряюще протянул к ней руки.

– Это могло бы стать чем-то очень особенным для нас обоих, – мягко сказал он.

Фейт почувствовала, что пламя, бушевавшее в ней, стихает, оставляя только боль.

– Это и так было очень особенным… Пусть таким и останется, – тихо попросила она. – Я не хочу сражаться с тобой, Говард.

– Я тоже этого не хочу. – Он криво улыбнулся. – Как не хочу и того, чтобы ты пожалела об этом вечере.

«Ты об этом еще пожалеешь!» – вспомнила Фейт прощальный вопль Льюка, и все в ней восстало против этого зловещего предсказания. Кроме всего прочего, сам Льюк ни разу не дал ей такого наслаждения, ни разу не распахнул перед ней дверь волшебного мира прекрасных и всепоглощающих ощущений. Это дано лишь Говарду, и она никогда не забудет сегодняшнего вечера, единственного и неповторимого, ставшего возможным в результате уникального стечения обстоятельств.

– Я никогда ни о чем не пожалею, Говард. Для меня это был более чем особенный вечер, – повторила она, потому что это было правдой, и Говард имел право об этом знать.

Улыбка на его лице стала шире, лаская Фейт напоминанием о пережитом удовольствии.

– Значит, воспоминания об этом вечере ты отнесешь к числу приятных? спросил он.

Он уступает… Он отпускает меня…

– Да, – сказала Фейт, страшась поверить.

– Надеюсь, если тебе когда-нибудь захочется их освежить, ты сразу же вспомнишь обо мне, – шутливо попросил он.

– Обязательно! – облегченно, хотя и несколько нервно рассмеялась Фейт.

Перед ней снова был прежний Говард, тот, которого она знала как облупленного и с которым прекрасно умела ладить. Она почувствовала благодарность, что он вернулся в эту ипостась. – Обратиться к кому-то другому мне теперь и в голову не придет.

– Буду довольствоваться этим, – сказал Говард, и эти слова послужили печатью, скрепляющей то чувство уверенности, о котором она его просила. – И запомни, Фейт: ты в этом мире не одна и всегда можешь на меня рассчитывать.

Фейт перестала смеяться, и на ее глаза навернулись слезы.

– Спасибо, Говард, – хрипло выдавила она, переполняемая смесью чувств, которые и сама не смогла бы точно определить.

– Все в полном порядке, – заверил он, затем сделал шаг вперед, по-дружески обнял Фейт за плечи и, осторожно убрав в сторону волосы, поцеловал в лоб. – Спокойной ночи, Фейт. Ни о чем не беспокойся. И не опаздывай в понедельник на работу.

Фейт попыталась сглотнуть вставший в горле комок и не смогла. Молча она смотрела, как Говард идет к двери. Тело ее, мгновенно объятое пожаром желания, требовало, чтобы она его окликнула, остановила, увлекла в постель и оставалась с ним там так долго, как только возможно. Но Фейт продолжала стоять безмолвно и неподвижно, пока не услышала звук захлопнувшейся двери.

– Доброй ночи, – шепнула она.

Эта ночь действительно была доброй, потому что ею заканчивался добрый и чудесный вечер. И Фейт очень хотелось, чтобы таковым он остался в ее памяти навсегда.

Несмотря на заверения Говарда, нервы Фейт, когда она утром в понедельник входила в здание фирмы, звенели подобно туго натянутым струнам. Настроение у нее было самое решительное. Я не должна, глядя на Говарда, представлять его обнаженным, я должна полностью сосредоточиться на работе и вести себя естественно, заклинала себя Фейт.

Естественность поведения имеет первостепенное значение. Никаких внешних проявлений напряженности, возбуждения и никаких глупых шуточек. Трижды подумай, прежде чем что-либо сказать, повторяла она себе снова и снова.

Вообрази, что это понедельник предыдущей недели или понедельник следующей.

Все, что тебе нужно, это пережить несколько ближайших часов, а дальше все войдет в колею.

– Привет, Лесли! – изобразив на лице бодрую улыбку, поздоровалась она с секретаршей.

– Привет! Вот это – гораздо лучшее начало недели. Судя по всему, у тебя все налаживается.

Неужели после разрыва с Льюком прошла всего неделя? Фейт казалось, что с тех пор она прожила долгую и насыщенную жизнь, что, впрочем, было недалеко от истины. И она была очень довольна тем, как ее прожила.

– Уже наладилось! – оптимистично ответила она Лесли, затем подошла к лифту и нажала кнопку вызова. – Босс у себя?

– С раннего утра. И весь кипит энергией.

– А у тебя как прошли выходные? – спросила Фейт, раздумывая, не попытаться ли подружиться с Лесли.

– Занималась рождественскими покупками, пока не свалилась с ног, – с выражением шутливого ужаса на лице простонала та.

О Боже, Рождество! Меньше чем через три недели! – ужаснулась Фейт. А мне совершенно не с кем его встречать. Некому дарить подарки. Но это вовсе не значит, что я не могу отпраздновать его. Куплю елку, украшу и вообще сделаю все, что положено в таких случаях делать. И, разумеется, я не собираюсь чувствовать себя брошенной и одинокой. Самообладание вернулось ко мне целиком и полностью, и я не позволю чему бы то ни было меня его лишить.

Двери лифта раскрылись, и Фейт вошла в кабину, дружески махнув рукой Лесли. Войдя к себе, она обнаружила, что дверь Говарда открыта, и, ни секунды не колеблясь, вежливо постучала и прошла в его кабинет, излучая уверенность и спокойствие.

– Доброе утро! – пропела Фейт, улыбаясь так широко, что свело челюсти.

Говард – удобно развалившись в кресле и положив ноги на стол – изучал какую-то брошюру. Посмотрев на Фейт поверх страниц, он в знак приветствия приподнял одну из бровей и, критически оглядев личного помощника с ног до головы, медленно, словно думая о чем-то другом, сказал:

– Доброе утро и тебе. Рад тебя видеть.

– Начать с почты? – спросила она.

– Я уже просмотрел. Ответы продиктую потом, а пока начни с ответа на запрос мистера Оливера. С ним нужно организовать встречу.

– Хорошо.

Она была уже у двери, когда Говард остановил ее властным окриком:

– Задержись-ка на минутку!

Сердце Фейт замерло, затем забилось часто-часто, почти выскакивая из груди.

– Что-нибудь еще? – спросила она, оборачиваясь, и для устойчивости оперлась рукой о косяк.

Говард опустил ноги на пол и подался вперед. Вид у него был хмурый.

– Ты сегодня в черном, – недовольно сказал он. – Разве я не говорил, что мой личный помощник на работе не должен носить черное?

Он действительно говорил об этом, поэтому Фейт виновато улыбнулась и сказала:

– Я забыла.

– Черное не соответствует нашему имиджу, Фейт, – строго продолжал Говард.

– Черный цвет нейтрален, это цвет покоя.

Именно по этой причине Фейт выбрала его сегодня утром, перерыв в поисках подходящего наряда весь свой гардероб.

– В первый и в последний раз. – Говард погрозил ей пальцем. – Чтобы больше в черном я тебя не видел!

– Слушаюсь, сэр, – серьезно ответила Фейт.

– Хорошо, что сегодня у нас не предвидится важных клиентов, – пробормотал Говард, затем во взгляде его что-то изменилось, и он с подозрением спросил:

– Надеюсь, твой черный наряд не следует расценивать как знак траура?

– Что ты, нет, конечно! – запротестовала Фейт.

– Ладно, иди. – На лицо Говарда вернулась улыбка, и он водрузил ноги обратно на стол. – А вот красное можешь надевать, когда только захочешь. В красном ты неотразима.

Он снова взял в руки брошюру, и Фейт вернулась наконец в свой кабинет.

Сердце ее стучало так же часто, но теперь уже от радости. Все шло как обычно. Говард умеет держать слово. Течение ее жизни вернулось в прежнее русло.

Почти.

К концу дня Фейт убедилась, что непринужденность из их отношений все же исчезла. Нет, вины Говарда в этом не было никакой. Ни разу он не сказал и не сделал ничего такого, отчего она почувствовала бы хоть малейшее смущение.

Дело было в ней самой.

Например, когда Говард нагнулся поднять упавший на пол лист бумаги и под брюками четко вырисовались напряженные контуры ягодиц, брюки просто исчезли, и Фейт снова увидела выходящего из ванной обнаженного Говарда во всем великолепии его наготы. Когда он сидел, по обыкновению закинув на стол ноги, строгая линия его сильных бедер заставляла ее живо вспоминать ощущения, которые она испытывала, сидя на них верхом. Взгляд на его губы тоже то и дело вызывал у нее определенные ассоциации. Фейт очень надеялась, что поглощенный работой Говард не замечает ее смятения.

Похоть просто так не уходит, решила она. Чем-то я похожа на бойца, к которому враг подкрадывается незаметно и берет в плен раньше, чем бедолага успевает что-либо понять. К тому же воспоминания в вечере любви с Говардом все еще слишком свежи, говорила она себе. Пройдет несколько дней, и они уйдут на задний план, перестанут владеть мною так, как владеют сейчас.

Примерно так и вышло, и концу недели Фейт снова, как и прежде, получала ничем не омраченное наслаждение от работы, ничуть не смущаясь, отвечала шутками на остроты Говарда. Более того, теперь, избавившись от сдерживающих ее прежде оков, она смогла взглянуть на свою роль в делах фирмы достаточно непредубежденно, чтобы увидеть: Говард действительно очень высоко ценит ее труд.

Это проявлялось во многом. В случае ее удачных действий Говард искренне хвалил Фейт, с вниманием прислушивался к ее суждениям, интересовался ее мнением о клиентах, с готовностью принимал советы и предложения, если считал их разумными.

В результате, уходя из офиса в пятницу, Фейт вдруг обнаружила, что предстоящий уик-энд не вызывает у нее никакого энтузиазма, зато очень хочется, чтобы завтра был уже понедельник. Из чего следовало, что общество Говарда значит для нее гораздо больше, чем следовало бы.

Учись жить полной жизнью! – сказала она себе, и в субботу обошла несколько гимнастических залов, сравнивая оборудование и плату, беседуя с инструкторами и приглядываясь к клиентуре. Посетила она и несколько школ классического танца, так как всегда мечтала научиться танцевать. Там ей сказали, что занятия начнутся в новом году, и посоветовали подождать до этого времени.

Вечер субботы потребовал от Фейт напряжения всех ее душевных сил. Что бы она ни пыталась делать, мысли неизменно устремлялись к Говарду. Она не могла поверить, что он способен в одиночестве сидеть дома. Конечно же он сейчас на какой-нибудь вечеринке или на свидании, и какая-то другая женщина или женщины наслаждаются его обществом и обаянием. Красивые, сексуальные женщины, которым и в голову не придет отказать Говарду Харрисону.

Ревность взорвала с трудом достигнутый душевный покой, снова и снова заставляя Фейт усомниться в правильности решения отказаться от дальнейших интимных встреч с Говардом. Но ведь это очень правильное решение, упрямо повторяла себе Фейт. По крайней мере, оно избавит меня от горечи чувств брошенной любовницы, когда Говард увлечется кем-то другим. И с работой никаких проблем не предвидится. Никакого риска скоропостижного увольнения, когда Говарду понадобится убрать меня с глаз долой.

Тем не менее, когда Фейт заставила себя наконец лечь в постель, приятные воспоминания о вечере, проведенном в объятиях Говарда, долго не давали ей уснуть.

Воскресенье она провела в домашних заботах и большую часть дня о Говарде почти не думала.

В понедельник, однако, рука ее сама собой потянулась к ярко-красному льняному платью. Осознав это, Фейт некоторое время корила себя за глупое и неуместное стремление выглядеть неотразимой для Говарда, но платье все же надела.

– О-о-о! – сказал Говард, когда она вошла в его кабинет, и это было очень выразительное «О-О-О».

– Имидж фирмы, – коротко пояснила Фейт. – Сегодня у нас встреча с мистером Оливером.

– Разумеется. – Он ухмыльнулся.

До конца дня она чувствовала себя просто по-идиотски счастливой и всю оставшуюся неделю пребывала в приподнятом настроении.

Первые тревожные предчувствия посетили Фейт в пятницу. В этот день она завершила месячный курс приема противозачаточных пилюль, которыми пользовалась уже много лет. Менструальный цикл Фейт всегда отличался точностью часового механизма, регулы должны были начаться как раз в пятницу, но не начались. Почему?

Мысли Фейт то и дело возвращались к тому вечеру, когда она забыла выпить очередную пилюлю. На следующий день она, правда, выпила две – для компенсации, но «следующий день» на самом деле был следующим вечером, а не утром или собственно днем. Только к вечеру Фейт вспомнила о пропуске и удвоила дозу. Один пропущенный вечер. В обычных условиях это ничего бы не значило. С ней уже случалось такое, и удвоение дозы неизменно помогало.

Однако на этот раз… На этот раз условия были уж очень необычными…

Потому что тот незабываемый вечер был вечером, когда они с Говардом потеряли самих себя в ослепительном свете «спонтанной вспышки страсти». Это был вечер, когда тела их таяли и сплавлялись в единое целое.

Неужели тот вечер не прошел для меня бесследно в физическом смысле? Эта мысль заставляла Фейт нервничать, и она упорно гнала ее прочь. Забеременеть сразу после разрыва со старым любовником, случившимся из-за того, что тот сделал ребенка другой женщине? Нет, это было бы похоже на полную зловещей иронии шутку судьбы. Конечно же Фейт не надеялась, что Льюк вернется. С ним все кончено. Но Говард – отец ее ребенка? Эта мысль действовала угнетающе.

Регулы просто запаздывают на день, уверяла она себя. Дело, разумеется, только в этом. В любую минуту они могут начаться. Уже завтра я буду смеяться над своими глупыми страхами. Одна пропущенная пилюля – это ведь такая ерунда! У моего тела, разумеется, не хватит нахальства преподнести мне столь сомнительный сюрприз после того, как я столько лет тщательно предохранялась от подобного рода недоразумений.

В субботу ничего не изменилось и в воскресенье тоже. Фейт уже откровенно паниковала. Неопределенность становилась невыносимой, и, едва дождавшись утра понедельника, Фейт позвонила в больницу, находящуюся недалеко от офиса ее фирмы. Договорившись о консультации, она повесила трубку и задумалась над тем, как объяснит Говарду свое опоздание.

Сказать, что была у врача? Нет, это невозможно. Говард начнет расспрашивать и не отстанет, пока не докопается до истины. Прокол шины и вынужденное посещение автосервиса, решила Фейт. Неприятность с машиной может случиться у каждого.

Визит к врачу оказался настоящей пыткой. Да, пропуск пилюли в критический день может привести к беременности. Нужно сделать анализ крови, тогда причина задержки регулы будет известна абсолютно точно. Словно завороженная Фейт смотрела, как кровь из вены поступает в шприц, кровь, которая должна была открыл ей страшную правду. Ребенок! Фейт закрыла глаза. Нет, нет, пожалуйста, нет! – молила она про себя. Ребенок сейчас, ребенок от Говарда жизнь моя в этом случае превратится в форменный кошмар!

– Результаты будут известны через сутки, – сказал врач. – Вот телефон лаборатории, позвоните завтра утром и узнаете результат.

Фейт посмотрела на часы. Девять тридцать. Впереди двадцать четыре часа чистилища, треть которых ей предстоит провести в обществе мужчины, сотворившего с ней такое.

Не намеренно, конечно.

Но ведь мог же он воспользоваться презервативом или спросить, предохраняется ли она. В этом случае сейчас у Фейт не было бы никаких оснований его винить. Да и винить было бы не за что, ибо, если бы он спросил, она бы конечно вспомнила об этих чертовых пилюлях.

Подробности проведенного на работе дня Фейт помнила плохо. Говард дотошно расспрашивал о проколотой шине, она самозабвенно врала и при каждом удобном случае старалась улизнуть из кабинета босса. Несколько раз Фейт замечала, что Говард удивленно хмурится. Уже в конце дня, когда она собиралась уходить, он спросил напрямик:

– Что-нибудь случилось, Фейт?

И туман перед ее глазами рассеялся настолько, что она увидела, как серьезно и сосредоточенно Говард на нее смотрит.

Интересно, у нашего ребенка будут такие же волчьи глаза?

В груди у нее что-то сжалось.

– Нет. – Она заставила себя улыбнуться. – Все в полном порядке.

Кроме того, что я, кажется, беременна.

– У меня такое впечатление, будто сегодня ты меня избегаешь, – осторожно сказал Говард.

– Извини. У меня сегодня голова идет кругом. Скоро Рождество…

– Планируешь что-нибудь особенное?

Этим вопросом он сам подсказал ей ответ, но находящаяся в расстроенных чувствах Фейт этого даже не заметила и принялась лихорадочно придумывать какую-нибудь правдоподобную ложь.

– Да нет. Просто… Понимаешь, я вдруг подумала о семье, которой у меня нет… В прошлый понедельник Лесли сказала, что в поисках подарков бегала по магазинам, пока не свалилась с ног. А я… – Фейт запнулась, поняв, что говорит что-то не то, затем, так и не придумав, что все-таки сказать, махнула рукой. – Мне это, слава Богу, не грозит.

Рождество… Добрый и веселый праздник по случаю рождения Младенца…

Боже милостивый! Пожалуйста, избавь меня от этой участи.

– Мда-а-а… – задумчиво протянул Говард. – Встречать Рождество в одиночестве грустно. Так и праздник – не праздник. Знаешь, поговорю-ка я со своей сестрой.

– О чем?

Он не ответил и ушел в свой кабинет.

Фейт озадаченно покачала головой. Сегодня она плохо понимала Говарда.

Хорошо хоть он прекратил задавать вопросы, давать правдоподобные ответы на которые ей было невообразимо трудно. Мыслительный процесс у нее сейчас был почти полностью блокирован необходимостью двадцатичетырехчасового ожидания.

На следующее утро, набирая номер лаборатории и называя свое имя, Фейт напряженно смотрела на дверь смежного кабинета, моля Бога, чтобы в течение ближайших минут та не распахнулась. Дверь осталась закрытой, и это было весьма кстати, так как результаты анализа, несмотря на почти стопроцентную предсказуемость, потрясли ее до глубины души.

Теперь никаких сомнений не оставалось. Она беременна. От Говарда Харрисона. И не имеет ни малейшего понятия, что делать дальше.

Аборт? Эту возможность Фейт с отвращением отвергла.

Сказать Говарду? Нет. Ей необходимо время, чтобы должным образом приготовиться к… К тому, к чему она должна приготовиться.

К собственному удивлению, в голове у нее вдруг промелькнула очень недостойная мысль: блондинка Льюка воспользовалась беременностью, чтобы женить на себе любовника. Что, если…

Нет! – с негодованием отмела Фейт такое предположение. Я не могу так поступить и не стану этого делать. Я слишком хорошо знаю, какой страшной ловушкой может оказаться брак, и использовать ребенка для того, чтобы эту ловушку захлопнуть, означает совершить нечто ужасное по отношению к каждому из нас троих. Говард не из тех, кто женится. Скорее он похож на шмеля, перелетающего с цветка на цветок.

Возможно, он даже испугается, если я вдруг поставлю его перед перспективой отцовства, подразумевающей долговременные отношения, разорвать которые не так-то просто.

Интересно, попросит ли он меня сделать аборт? Если да, я его возненавижу.

Фейт вспомнила, как бережно, умело и нежно Говард нянчился со своей племянницей Розалин. Нет никаких сомнений, что со своим собственным ребенком…

Размышления ее прервал телефонный звонок, и, сняв трубку, Фейт – ответила не сразу, спешно пытаясь перестроиться на рабочий лад.

– Доброе утро, – сказала она, когда это удалось.

– Фейт, это вы? Фейт Шерман? – спросил дружелюбный женский голос – не знакомый, но у Фейт возникло ощущение, будто когда-то она его уже слышала.

– Да.

– Отлично! Это Вайолетт Скотт, сестра Говарда.

– О! – только и смогла ответить ошеломленная таким совпадением Фейт, только что вспоминавшая дочь этой приятной женщины. – Что я могу для вас сделать?

– Мы все были бы очень рады, если бы вы согласились встретить с нами Рождество, Фейт. В этом году мы его встречаем у меня. У нас с Фредом то есть. Собирается вся семья, и все умирают от желания с вами познакомиться.