– Я не собираюсь ложиться с тобой в постель!

Брови Говарда с деланным удивлением поползли вверх.

– На самом деле я думал об удовлетворении совсем других аппетитов, сказал он и взглядом показал на сумки, которые держал в руках. Одну из них до краев наполняли всевозможной формы и цвета пакеты, свертки и судки, из второй, поменьше, торчали горлышки винных бутылок.

Фейт стала ярко-пунцовой. Она знала, что ее кожа приобрела именно этот цвет, так как тело пылало так, словно его лизали языки горячего пламени.

– Всему свое время, – рассудительно продолжал между тем Говард. – Переезд занятие вообще утомительное, а сегодня еще и жутко жарко. Вот я и решил, что к вечеру ты слишком устанешь, чтобы возиться с ужином, даже если у тебя и есть из чего его приготовить.

Продуктов у Фейт и впрямь не было, если не считать соли и непонятно как затесавшейся среди кухонной утвари пачки спагетти.

– Я не возражал, когда ты сказала, что с переездом справишься одна, но решил, что к вечеру, распаковав вещи и обустроившись, обрадуешься чьей-нибудь компании. Присядешь наконец после утомительных забот, вытянешь усталые ноги, расслабишься, и мы вместе насладимся чем-нибудь вкусненьким и стаканчиком-другим доброго старого вина.

Он опять применил все тот же прием безупречной логики, противопоставить которой что-либо было невозможно.

– Но если ближе к вечеру ты вдруг изменишь свое отношение к идее отправиться со мной в постель…

– Ага! Я так и знала! – торжествующе выкрикнула Фейт, обрадованная хоть такой возможности выбраться из дурацкого положения, в котором по своей же вине и оказалась.

– Фейт, как ты решишь, так и будет. У меня и в мыслях не было навязываться тебе.

– Я, между прочим, тебя сюда не звала, – заметила она.

– Телепатия, – охотно объяснил Говард. – Целый день я принимал исходящие от тебя сигналы и в какой-то момент не смог их и дальше игнорировать.

– Да я ни разу о тебе и не подумала!

– Ты думала обо мне подсознательно, занимаясь своими делами. А когда с делами было покончено и рядом не оказалось никого, чтобы разделить радость начала новой жизни, ты потихоньку начала тосковать от одиночества.

Фейт взглянула на него с нескрываемым подозрением и обвиняюще сказала:

– Не знала, что ты тонкий психолог.

– В общем-то, ты права, – не стал скромничать Говард, – но в твоем случае я просто не смог подавить в себе чувство ответственности.

– Какое еще чувство ответственности?

– Понимаешь, я сказал себе: Говард, старина, ведь это ты, можно сказать, вынудил Фейт переехать в новую квартиру. И вот теперь она сидит там одна-одинешенька, так что ты должен заглянуть на минутку и убедиться, что с ней все в порядке.

– Со мной все в полном порядке, – поспешила заверить Фейт.

На лице Говарда появилось знакомое плутовское выражение, красивые глаза смотрели лукаво и вместе с тем просительно.

– У меня с собой великолепный ужин… – вкрадчиво сказал он.

Искусством обольщения Говард, что и говорить, владел в совершенстве. Из корзинки в его руке до порядком проголодавшейся Фейт доносились умопомрачительные ароматы блюд китайской кухни. Давно опустевший желудок сначала на несколько секунд сжался, затем взволнованно встрепенулся и требовательно заурчал. К тому же отослать Говарда сейчас – значило снова остаться одной в этой роскошной, но пустой квартире…

– Ужин? Звучит заманчиво… – признала Фейт, впрочем, все еще колеблясь.

– Лично я ненавижу есть в одиночестве, – быстро вставил Говард, словно угадав ее мысли.

– Разделить с тобой ужин я, пожалуй, не против, – продолжала Фейт, сделав ударение на слове ужин.

– Весьма разумное решение, – одобрил Говард. – Ужин, разделенный с другом, вдвойне вкуснее, а я обещаю, что даже не попрошу показать мне спальню.

Ага, ты просто отнесешь меня туда на руках, мысленно ответила ему Фейт, но самое ужасное заключалось в том, что такой вариант развития событий показался ей чрезвычайно привлекательным.

– Ладно, заходи и будь гостем. – Отступив в сторону, Фейт сделала рукой приглашающий Жест. Затем, не желая, чтобы Говард задерживался рядом с ней, быстро добавила:

– Кухня там, – и махнула рукой.

Он не заставил себя просить дважды и, легко проскользнув мимо, скрылся в указанном направлении. Закрывая дверь, Фейт подумала, что зловещий призрак одиночества она из этой квартиры теперь, может быть, и изгнала, зато впустила в нее волка, которому, фигурально выражаясь, всего-то и пришлось пару раз как следует набрать в грудь воздуха и дунуть, чтобы дверь ее дома распахнулась настежь.

Но, в конце концов, не съест же он меня в качестве платы за этот ужин?! задалась вопросом Фейт. А из сумок пахло так аппетитно… Разумеется, я смогу удержать ситуацию под контролем, но только надо переодеться, а то в этом наряде я чувствую себя голой.

Проходя мимо кухни, она увидела, как Говард со счастливым видом выкладывает на стол содержимое пакетов.

– Цыпленок с лимоном, свинина в кисло-сладком соусе, тушеные королевские креветки, говядина с соусом «чили», жареный рис. – Дойдя до последнего пункта меню, он ослепительно улыбнулся. – Для банкета все готово.

– Неплохо, – как можно равнодушнее откликнулась Фейт.

Говард рассмеялся.

– Смею надеяться, я хорошо изучил твои вкусы.

Это ее удивило.

– Ты и вправду обращал внимание на то, что мне нравится? – недоверчиво спросила она.

– Можешь мне поверить, в течение двух лет, которые мы работаем вместе, я обращал самое пристальное внимание на все то в тебе, что внимания заслуживает. – Взгляд его скользнул по ее скудному одеянию. – Хотя, должен признаться, столь неотразимой, как сейчас, видеть тебя мне не доводилось ни разу. Весьма впечатляет, весьма.

Фейт непроизвольно обхватила грудь руками, хотя и отчетливо понимала, что этим запоздалым жестом не успела скрыть, как напряглись ее соски.

Говард с улыбкой встретил ее возмущенный взгляд.

– Спокойно, спокойно. Ты же знаешь, что выдержка у меня железная.

Необходимость срочных действий по разрядке обстановки становилась для Фейт очевидной.

– Я как раз собиралась принять душ и привести себя в порядок.

– О, конечно. Спокойно отправляйся в ванную, а я пока займусь сервировкой.

Если Говард думал, что Фейт вернется в каком-нибудь изысканном неглиже, его ждало некоторое разочарование. В то же время, стоя под упругими струйками душа и смывая с себя усталость этого долгого и жаркого дня, Фейт не смогла удержаться, чтобы не задаться вопросом, как она выглядит по сравнению с другими его женщинами. Благодаря регулярным занятиям гимнастикой и исключению из рациона высококалорийных продуктов, она находилась в очень даже неплохой форме. Ее небольшая, но красивая грудь сохраняла девичью упругость, на теле не было ни капли жира.

Фейт всегда была довольна тем, как выглядит, и в обычной обстановке ничуть не стеснялась своей наготы. Из этого, правда, не следовало, что она собирается устраивать стриптиз для Говарда Харрисона. К тому же привлекала она его, вероятно, лишь тем, что представляла собой своеобразный вызов сексуально-эстетические достоинства ее фигуры едва ли играли какую-то роль.

Женщины для Говарда всегда были не более чем вызовом, поэтому он и терял к ним всякий интерес, одержав победу. Так, во всяком случае, казалось Фейт.

Хотя она никак не могла взять в толк, какую радость могут доставлять победы над женщинами, которые сами вешаются на шею.

Заодно она вымыла и голову, решив, что ожидание лишь пойдет Говарду на пользу. Пусть не думает, что я сгораю от желания присоединиться к его блестящему обществу, злорадно подумала Фейт. К тому же мне проще удержать ситуацию под контролем, если я абсолютно уверена в своем внешнем виде: свежая, чистая, причесанная и должным образом одетая.

Придя к выводу, что джинсы и свободного покроя тенниска явятся сочетанием достаточно недвусмысленным, чтобы охладить явно разыгравшееся воображение Говарда, она надела коротенький шелковый халатик и на цыпочках вышла в коридор, собираясь незаметно проскользнуть в спальню и одеться, но вдруг застыла как вкопанная, услышав донесшийся из гостиной голос Говарда:

– Она сейчас в ванной, приводит себя в порядок.

Он явно с кем-то разговаривает!

– Не желаете ли бокал шампанского? – с изысканно вежливыми интонациями продолжал Говард, определенно кого-то впустивший в квартиру. – Я как раз налил два – для Фейт и для себя.

– Что, черт возьми, здесь происходит?!

Услышав голос второго человека, Фейт содрогнулась. Это, несомненно, был Льюк!

– Простите?

– Фейт не может себе позволить такую квартиру! – гневно завопил Льюк.

Фейт почувствовала, что потрясение от неожиданного визита экс-возлюбленного сменилось негодованием. Да как он посмел явиться сюда?!

Кто дал ему право критиковать мои поступки и подозревать черт знает в чем?!

– Видите ли, я повысил ей жалованье, – все так же вежливо отвечал Говард.

– Она это заслужила. Лучшего помощника у меня еще не было. Так как насчет шампанского?

– Нет. Я просто зашел убедиться, что у Фейт все в порядке.

Совесть, значит, замучила! – ехидно подумала Фейт. А всю минувшую неделю ты, интересно, о чем думал?!

– Однако, судя по тому, что я здесь вижу, я мог и не утруждаться, продолжал между тем Льюк.

И столько сарказма было в этой фразе, что Фейт не выдержала. Чуть раздвинув полы халатика, она изобразила самую милую и безмятежную улыбку, на какую была способна, и решительно шагнула в гостиную.

Там ее появление вызвало немую сцену. Говард неподвижно застыл рядом с уже накрытым столом, сжимая в руке бутылку шампанского, тогда как у стоявшего в отдалении от стола Льюка от удивления даже слегка отвисла челюсть.

Его тщательно культивируемый имидж хиппующего интеллигента – почти закрывающие глаза длинные не очень чистые и не очень аккуратно причесанные волосы, белая льняная рубашка и синие потертые джинсы – в этот момент показался Фейт на редкость унылым и инфантильным по сравнению с исходящей от Говарда неукротимой мужской мощью. Льюк безнадежно проигрывал, и Фейт, которой это обстоятельство доставило острое удовольствие, решила приложить все усилия, чтобы как можно полнее довести этот проигрыш до его сознания.

Теперь настал черед Льюка оказаться размазанным по стене!

– Боже милосердный! Как, скажи на милость, ты сюда попал, Льюк? – с хорошо сыгранным удивлением прощебетала она.

Тот продолжал молча на нее пялиться все с тем же видом крайнего потрясения. Он, несомненно, узнал в ее халатике часть весьма соблазнительного и очень дорогого неглиже, которое Фейт подарила себе на последний день рождения, надеясь добавить немного перца в их порядком опресневшие сексуальные отношения. Тогда реакция Льюка оказалась, мягко говоря, умеренной. Несомненно потому, что как раз в тот период он усердно делал ребенка своей блондинке.

– О!!! – возбуждение в голосе Говарда свидетельствовало, что его реакция на халатик целиком соответствует замыслу модельера. – Мне нравится смысл, который ты вкладываешь в слова «привести себя в порядок».

– Я рада, что тебе нравится, – удовлетворенно промурлыкала Фейт, чрезвычайно довольная столь наглядным свидетельством своей желанности и, окончательно отбросив все благие намерения относительно джинсов, тенниски и охлаждения намерений Говарда, сильно тряхнула головой так что свежевымытые волосы темной волной тяжело перекатились по плечам. Фейт хорошо помнила, как возбуждал этот трюк Льюка года этак два назад. – Шампанское налито.

– Давно готово вспениться в твоих жилах, – его волчьи глаза смотрели на нее с образцово-показательным вожделением – ее игру Говард понял мгновенно и с восторгом включился в нее.

– Д-д-дорогая? – заикаясь, повторил Льюк, которому возмущение вернуло наконец дар речи.

– Мысленно я всегда ее так называл, – не отрывая глаз от Фейт, сообщил ему Говард. Вообще-то я должен вас поблагодарить за то, что вы избавили Фейт от своего общества. Теперь у нее, слава Богу, открылись глаза и она поняла, сколь мало вы стоите ее внимания и преданности. – Тут Говард повернул-таки к Льюку голову и, словно только сейчас увидев, внимательно оглядел с ног до головы. – Мда-а-а, – протянул он неодобрительно, после чего продолжил прерванную тираду:

– теперь наконец она свободна. Свободна – для меня. Я вам искренне признателен, Льюк.

– Я сделал это вовсе не для вас, – огрызнулся Льюк, слегка ошарашенный и очень недовольный такой трактовкой происшедшего.

– Как поживает твоя невеста? – снова вступила в разговор Фейт, подкрепившая свои силы добрым глотком шампанского. – Где она, кстати? Караулит в холле, чтобы ты не задержался здесь слишком долго?

– Ничего подобного, ее там нет!

– И очень даже зря, Я бы на ее месте тебе не доверяла. Во всяком случае, после всех тех усилий, которые она приложила, чтобы тебя захомутать.

Мысленно представив, как корчится на этой шпильке «свободный дух» Льюка, Фейт с удовольствием отпила из бокала еще глоток.

Лицо Льюка приобрело багровый оттенок, и Фейт решила, что ей это очень нравится. Во всяком случае, гораздо больше собственной бледности после их объяснения ровно неделю назад.

– Она, конечно, знает, где я сейчас. Я ей сказал…

– Кстати, откуда ты узнал мой новый адрес? – перебила его Фейт, и теперь к интересу, отразившемуся в ее голосе, не примешивалось и тени фальши. – Я его никому не давала.

– Кроме меня, – довольно вставил Говард, уверенным и неторопливым движением собственника обнимая ее за плечи. – Мы ведь с тобой еще больше сблизились за эту неделю.

Фейт кокетливо прижалась к Говарду, успев удержать вскрик: ее словно огнем обожгло там, где тела их соприкоснулись.

Льюк выглядел так, словно сейчас его хватит апоплексический удар. А вот в прошлую субботу, рассказывая мне о блондинке и будущем ребенке, злорадно отметила Фейт, держался просто молодцом, почти не волновался. Теперь же, чтобы заговорить, ему пришлось приложить ощутимые даже со стороны усилия.

– Утром я зашел в нашу квартиру и увидел, как рабочие выносят наши вещи…

– Наши вещи? – переспросила Фейт. Неужели Льюк решил требовать пересмотра договоренности о разделе имущества? В то, что он способен на такое, она не могла поверить даже сейчас. – Мои вещи, ты хотел сказать.

– В основном – да. Но там остались кое-какие безделушки, которые я не забрал сразу, – огорчать тебя не хотелось…

– Не хотел меня огорчать? – Ложь Льюка была настолько неуклюжей, что Фейт даже рассмеялась. – Брось! На самом деле ты просто торопился убраться как можно быстрее.

– Можешь считать так, если хочешь. Тем не менее пришел я именно за ними.

Поскольку к тому времени ты уже все упаковала и рабочие грузили вещи, я подождал окончания погрузки, поехал за фургоном сюда, затем дал тебе время спокойно распаковаться…

– Очень мило с твоей стороны! Какие безделушки ты имеешь в виду?

– Некоторые фотографии и памятные вещицы…

– Я все выбросила.

– Ты… Как же?..

– А что их хранить? – Фейт пожала плечами. Затем подняла бокал с остатками шампанского и, словно произнося тост, торжественно провозгласила:

– Прошлое должно остаться в прошлом, и нечего за него цепляться!

– Понимаете, люди не любят, когда им что-то напоминает о прошлых ошибках и глупостях, – назидательно пояснил Льюку Говард.

– Могла бы сначала позвонить мне, – упрекнул тот Фейт.

– Собиралась, но забыла. – Запрокинув голову, она бросила на Говарда призывный взгляд, затем снова прижалась щекой к его плечу и закрыла глаза. Эту неделю я была несколько рассеянна.

Говард неожиданно зарылся лицом в ее волосы, прильнул губами к уху и интимно, но с расчетом на Льюка, прошептал:

– Эти твои новые духи невероятно сексуальны, дорогая. Я едва сдерживаюсь.

Фейт удивилась: никакими духами после душа она не пользовалась. Она отчетливо осознала, что играет с огнем, однако дурманящее тепло объятий Говарда было так приятно и действовало столь умиротворяюще, что она даже не шевельнулась.

– Черт возьми, Фейт! Это просто неприлично! Я вот всегда старался вести себя с тобой достойно! – взревел Льюк.

– Настолько достойно, что от тебя забеременела другая женщина? – даже не открыв глаз, лениво поинтересовалась она.

– Уверен, что к тому времени ты уже водила за моей спиной шашни!

– Фейт? Шашни? – Говард расхохотался. – Что за ерунда! Она самая откровенная и прямая женщина из всех, кого я знаю, и никогда ничего не станет делать тайком.

Не обращая внимания на его слова, Льюк продолжал свои упреки:

– А я-то, глупец, не поверил Дениз, когда она сказала, что ты только и ждала, пока я уйду, чтобы с ним переспать!

– Что ж, иногда и Дениз говорит правду, – бездумно продолжила свою игру Фейт и тут же об этом пожалела, ощутив, как напрягся Говард.

– Должен признаться, что и я жду того же, – с чувством сказал он. – Да и сейчас, честно говоря, считаю минуты, когда вы уйдете.

– Тебе действительно пора, если не хочешь опоздать на вечеринку к Дениз и Сэму, – вспомнила вдруг Фейт. – К тому же, надеюсь, после свадьбы у тебя появится достаточно новых фотографий и памятных вещичек. – Она подняла бокал. – Счастья вам, благополучия и долгих лет жизни!

К несчастью, шампанского у нее не осталось даже на донышке.

– Дорогая… – промурлыкал Говард и, слегка ослабив объятия, взял у Фейт бокал, – отдай мне сей опустевший сосуд. – Поставив бокал на стол, он снова прижал ее к себе и повернулся к Льюку. – Мне очень жаль, что вы не получили того, за чем пришли, Льюк. Но, как только что сказала Фейт, прошлое должно остаться в прошлом. Останьтесь там, пожалуйста, и вы. Замок на входной двери закрывается автоматически.

– А знаешь ли ты, как она тебя называла, Харрисон?! – завопил в ответ Льюк, и лицо его исказила улыбка, полная торжествующего презрения. Донжуаном! Вот как!

– Что ж, очень метко и вполне справедливо, – невозмутимо одобрил прозвище Говард. – Затем взял лицо Фейт в ладони и заставил ее посмотреть себе в глаза. – Могу лишь сказать в свое оправдание, что с первого дня знакомства с тобой, несмотря на то что встречался с другими женщинами, я думал исключительно о тебе, – проникновенно сказал Говард. – Этого вечера я ждал два года. – Голос его изменился и уже не напоминал довольное мурлыканье теперь он был подобен рычанию волка, изготовившегося к решающему прыжку.

Фейт понимала, что ситуация безнадежно выходит из-под контроля. Это должно было ее отрезвить, однако неистовое желтое пламя в глазах Говарда завораживало, лишало способности действовать, заставляло безвольно замереть в его объятиях.

– Ты об этом еще пожалеешь! – донесся до Фейт голос Льюка, но звучал он как-то ирреально, приглушенно, словно издалека, равно как и последовавший через несколько секунд хлопок входной двери.

– Сейчас я сделаю с тобой то, чего не делал ни с одной из своих женщин, хрипло пообещал Говард.

Его жаркий гортанный шепот совсем не испугал Фейт – наоборот, наполнил сладкой истомой блаженного ожидания, а еще через мгновение сопротивляться было уже слишком поздно, даже если бы у нее для этого взялись откуда-то силы, потому что его горячие губы завладели ее ртом, и Фейт погрузилась в водоворот непередаваемых ощущений.

Неодолимая страсть этого первого поцелуя заставила Фейт забыть обо всем.

Сознательное восприятие действительности покинуло ее полностью, сменившись ненасытным голодом, яростно требующим утоления. Ее руки гладили плечи Говарда, его волосы, спину, а тело все сильнее вжималось в большое и сильное тело Говарда.

Одежда вдруг превратилась в нелепый, отвратительный барьер, и оба от нее разом избавились.

После этого они принялись жадно исследовать тела друг друга – смакуя, упиваясь и в то же время наполняя еще более неукротимым голодом.

Предвкушение его утоления было восхитительным, и, когда Говард приподнял Фейт, чтобы их близость могла стать еще более интимной и совершенной, Фейт, нетерпеливо вскрикнув, обхватила, его бедра ногами, с восторгом и радостью ожидая чудесного момента. И он настал, и они слились воедино – сказочный мужчина-волк и изнывающая от ожидания женщина-жертва.

Потом Говард наклонился вперед, осторожно опуская Фейт на что-то плоское и пушистое, и она еще сильнее стиснула ноги, смертельно боясь той холодной пустоты, которая наступит, если она потеряет Говарда, Но Фейт его не потеряла. Напротив, теперь Говард проник еще глубже, исходящая от него мощь горячими волнами пронизывала все тело Фейт, заставляя его таять, сплавляться воедино с телом Говарда, и уже непонятно было, кто из них есть кто, потому что привычный мир исчез, уступив место вспыхнувшему, словно сверхновая звезда, и навеки, казалось, поглотившему все вокруг безмерному и невероятному наслаждению.

Время остановилось, и Фейт не знала, как долго все продолжалось.

Действительность возвращалась медленно, словно нехотя. Постепенно она осознала, что лежит на боку, что сзади, обнимая ее одной рукой, лежит Говард, а на его второй руке покоится ее голова. Открыв глаза, Фейт увидела, что стеклянная дверь на балкон распахнута и там, на балконе, стоят кресла и кофейный столик. Она хорошо помнила, что раньше они стояли в гостиной на ковре, но… Но теперь на этом ковре лежала она сама, а рядом Говард Харрисон, и оба они были совершенно, абсолютно нагие!

На этом месте неторопливо возвращающееся к Фейт сознание замерло, сменившись странным, не пугающим, а каким-то ленивым, обволакивающим потрясением, снова остановившим неспешное течение мыслей, положившим конец ее робкой попытке сообразить – что, как и почему.

В балконную дверь дул легкий ветерок. Свежий и прохладный, он все же не был холодным, но Фейт почувствовала, что вся покрылась гусиной кожей. Говард шевельнулся, его мускулистая нога легла на бедро Фейт, губами он провел по ее плечу и шее, потом положил ладонь на грудь.

– Замерзла? – шепнул он.

– Да…

Язык отказывался повиноваться Фейт, сердце, казалось, остановилось, голову наполняла странная звенящая пустота. Она чувствовала себя парализованной, словно кролик перед удавом.

– Горячая ванна сейчас будет в самый раз, – уже громко сказал Говард и, прежде чем Фейт успела что-либо понять, уже нес ее на руках в ванную, а она через его плечо смотрела на коврик, где все произошло.

Нет, не все. Началось-то возле накрытого для ужина стола. Тенниска Говарда валялась, на одном из стульев, а ее халатик – на полдороге между столом и ковриком. Белые шорты Говарда свисали с телевизора. Куда улетели его сандалии, Фейт рассмотреть не успела, так как Говард вошел в ванную.

Там он сел в джакузи, посадил Фейт себе на колени и открыл все краны.

Ванну заполнили упругие струйки шипящей воды. Фейт слегка растерялась, но, к счастью, Говард снова начал ее целовать, и она просто закрыла глаза, предоставив ему делать то, что ему нравится.

А делал он это удивительно хорошо. Я определенно должна быть ему благодарна, лениво подумала Фейт. Если, конечно, забыть о том, как вероломно он воспользовался моей беззащитностью, неспособностью противостоять исходящей от него мощи. Вот и сейчас мне неодолимо хочется не сидеть на коленях у Говарда, а оказаться на нем верхом, чтобы его загорелые бедра оказались между моими ногами…

Говард, словно угадав это желание, легко, одним движением приподнял Фейт и посадил именно так, как ей хотелось, и время остановилось снова. Все было так же прекрасно, как в предыдущий раз, и даже еще прекраснее, потому что сейчас Говард прильнул губами к ее соскам, наполняя все тело Фейт сладостным ощущением, пронизывающим ее упруго звенящей дугой, начинающейся у груди и заканчивающейся в плотно сомкнувшихся вокруг него бедрах.

Ванная постепенно заполнялась водой, и они уже почти плавали в, ней, все еще наслаждаясь ощущением себя единым целым. Какая-то часть сознания Фейт, сохранившая способность рассуждать здраво, пыталась предупредить ее об опасности происходящего, настойчиво напоминала о том, что Говард Харрисон это Говард Харрисон, что бы между ними сейчас ни происходило. Однако значительная часть существа Фейт думать о чем бы то ни было отказывалась.

Гораздо важнее сейчас были ощущения – все остальное не имело никакого значения.

– Ну как, согрелась? – спросил он.

– Ммм…

Он рассмеялся, низко и гортанно, затем довольно сказал:

– Трудно оставаться в таком положении в воде, любовь моя, но, поверь, мне никогда не было так хорошо.

Приоткрыв глаза, Фейт сквозь ресницы посмотрела на счастливую улыбку на его лице и признала, что и ей так хорошо никогда не было. Однако она не была уверена, что следует произнести это вслух.

Говард Харрисон – это все-таки Говард Харрисон. Прожженный ловелас. Ее босс.

И, сообщив ему, что на сексуальном ристалище он взял первый приз, Фейт бы еще больше осложнила ту непростую ситуацию, в которой оказалась. Она решительно не понимала, как вести себя дальше. Еще один мост сожжен, и будущее теперь казалось еще более неясным, чем раньше. Оттолкнув Говарда, она отплыла к противоположной стенке ванной и попыталась заставить себя думать.

Озадаченный Говард удивленно приподнял брови, однако в его глазах читалось осознание того, что отныне Фейт не удастся игнорировать все произошедшее сейчас между ними.

И вдруг Фейт вспомнила: все это бесчисленное число раз уже происходило между Говардом и другими женщинами. Что, если и их он уверял, будто ему никогда не было так хорошо? Что, если эти дурманящие слова были не более чем привычным и ничего не значащим ритуалом? И даже если сейчас он и в самом деле забыл обо всех ее предшественницах…

– Не смей называть меня «любовь моя»!

Оба на мгновение застыли, пораженные переполнявшим эти слова страстным протестом. Фейт и сама удивилась отвращению, которое вызвала у нее перспектива оказаться причисленной к длинной череде прошлых побед Говарда.

Умиротворенное выражение его лица сменилось глубокой сосредоточенностью, показывающей, что он напряженно размышляет, пытаясь постигнуть причины непонятной метаморфозы ее настроения.

– Я назвал тебя так вовсе не бездумно, Фейт, – спокойно сказал он. – Я действительно так чувствовал, мне хотелось так тебя назвать. Но если тебе не нравится…

– У меня есть имя! Я не одна из твоих пассий, Говард! Я твой личный помощник! – выкрикнула она. – И то, что я сделала невероятную глупость, улегшись в постель со своим боссом, вовсе не значит, что я должна превратиться в женщину без имени!

– Фейт Шерман – женщина без имени? – Говард, запрокинув голову, расхохотался. – Вот это действительно невероятная глупость, Фейт. К тому же ты прекрасно помнишь, что в постели мы с тобой не были. Ты сразу предупредила, что не собираешься туда со мной ложиться, и я отнесся к твоему решению со всем возможным уважением. – Прежде чем растерявшаяся от такой логики Фейт нашлась что ответить, Говард подплыл к ней, взял за руки и, с доброй улыбкой глядя в глаза, продолжил:

– Я думаю, что ты и сама понимаешь: никого из нас нельзя винить за эту спонтанную вспышку страсти.

Из чего следует, что он ничего заранее не планировал, во всяком случае, не больше чем я, пронеслось в голове Фейт. Но как же в таком случае расценивать происшедшее? Как пикантный случай? Как шутку судьбы? Или Говард все же хитрит?

– Ты в этом уверен? – с подозрением спросила она.

– В чем?

– В том, что эта была спонтанная вспышка?

– Для меня – да. Я хорошо помню, как подыгрывал тебе в спектакле, который ты устроила своему бывшему сожителю, помню его обалдевшую физиономию, помню… – Он запнулся, и на лице его появилось растерянное выражение. Дальше, честно говоря, не помню. На сознательном уровне, во всяком случае. Говард сокрушенно развел руками. – Нет, для меня это была спонтанная вспышка. Хотя, – тут он лукаво улыбнулся, – не стану утверждать, что внутренне не был к ней готов. Я давно мечтал о чем-то подобном.

Волей-неволей и Фейт пришлось вспомнить, что она первая затеяла опасную игру с огнем и по собственной инициативе выступила в роли искусительницы, так что возлагать вину за случившееся только на Говарда у нее никаких оснований нет. Некоторое время она расслабленно парила в наполнившей ванну теплой кристально прозрачной воде, страстно желая бесследно в ней раствориться, затем, поняв, что из этой затеи ничего не выйдет и фактам, хочешь не хочешь, придется взглянуть в глаза, спросила:

– Ну и что теперь?

– А теперь, по-моему, нам нужно наконец поужинать, – со своей обычной жизнерадостностью объявил Говард. – Мае кажется, нам обоим необходимо возобновить запас энергии.

Прагматик Говард. Один аппетит удовлетворен, теперь можно подумать об удовлетворении следующего. После чего могла вновь возникнуть необходимость удовлетворения аппетита первого.

Некоторое время Фейт не без удовольствия размышляла над возможностью такого варианта развития событий. Потом, опомнившись, постаралась выбросить из головы мысли о сексе с Говардом. Что случилось, то случилось, теперь же необходимо решить более практические вопросы.

– Хорошо, – согласилась она. – Вылезай и вытирайся первый, я потом.

Говард ответил взглядом, полным веселого удивления.

– Ты что же, стесняешься меня, Фейт?

– Теперь уже немного поздно. – Она нервно рассмеялась. – Просто я хочу привести себя в порядок, а для этого мне нужна вся ванная.

На самом деле она просто боялась случайных прикосновений, неизбежных, если они с Говардом будут одновременно возиться в просторном, но все же ограниченном помещении ванной. Кроме того, ей хотелось хотя бы на несколько минут уйти из-под влияния сокрушительного магнетизма Говарда.

– Что ж, убедила. – И он одним сильным движением выбрался из ванны.