Я могла бы нырнуть. Знаешь что? Я сказала: „У меня нет шприца и денег тоже нет". Я позвонила технику. Я сказала: „Джон, не знаю почему, но мой унитаз переливается через край". Он пришел и спросил: „Ты спускала что-нибудь такое?" А ведь я знала, что у меня все не как у других девушек, которые могут волноваться насчет „тампакса". Я боялась насчет коробки „Мальборо", потому что знала, что если она всплывет, она будет размокшей, и в ней будут видны иголки. Потом ничего вроде бы не всплыло, и он спросил, что я спускала в туалет, и я сказала: „Ничего такого, может быть, много туалетной бумаги и, кажется, кусок мыла". Потому что я всегда выбрасываю мыло „Ярдли", когда обмылок становится совсем маленьким. Терпеть не могу маленькие куски мыла. И думаю обо всем, что может всплыть. Ну я спрашиваю его, куда это все уходит, потому что все штуки, которые я спустила за последние десять лет, наверное, как раз должны были всплыть у меня в туалете. Интересно, куда это все уходит на самом деле. В детстве я тоже спускала разные штуки в туалет. Я спускала все, что хотела скрыть от мамы. Спустить в туалет – это быстрее, чем сжигать. Ты можешь сжечь письмо с неприличными словами в пепельнице. Но боже, как много уходит спичек только на такие пустяки, когда ты можешь просто пустить его в туалет. В общем, теперь, когда я навела порядок в комнате, мне остается самой помыться. У меня нет устоявшейся процедуры, чтобы я вставала и принимала ванну утром или принимала ванну на ночь, потому что я могу встать в любое время, убираться когда угодно, пылесосить, спускать – я этим занимаюсь, когда есть настроение. Я могу принимать ванну ночью, днем или утром. Но прежде чем принять ванну, мне надо убедиться, что у меня все есть. Все, что мне понадобится. Раньше я обожала кремы. Я шла в аптеку и тратила целые сотни долларов на разные увлажняющие кремы для век и кремы от мешков под глазами и всю эту дребедень, а потом я поняла, что когда я мажу кремом под глазами перед сном, я просыпаюсь со слипшимися ресницами, и на них какая-то корка, и тогда я стала все упрощать, избавляться от некоторых средств, но все равно, не могу удержаться, чтобы не купить каждое новое, которое попадается мне на глаза. Я пользуюсь пеной для ванны под названием „Тайм-спа", которая продается в большой банке и стоит доллар девяносто пять. Но все равно я еще покупаю эссенцию той же „Тайм-спа", которая гораздо дороже и продается в маленьких пакетиках. Сначала я наливаю эссенцию в ванну. Добавляю еще полбанки, это банка емкостью в кварту
[3]. Я наливаю теплую воду в ванну. И залезаю туда, когда она наполнится на четверть. Потому что когда я заберусь в ванну, как ты понимаешь, вода поднимется. А я не хочу зря тратить пену для ванны. Так вот, я влезаю в ванну и ложусь, подняв ноги, потому что я не очень хорошо здесь умещаюсь. Я заказала подушку, которую рекламируют на коробке ватных палочек „Кью-тип" – „Закажите подушку для ванны". И я подумала, что мне пришлют желтую подушку. Так вот, я ее надула и прикрепила присоской к бортику ванны, чтобы лежать на спине и плескаться в теплой воде. Первым делом я мою плечи. Волосы я еще не намочила и на голове у меня намотан старый поношенный шарф. Вот так я лежу, расслабляюсь и хорошенько мою шею. Ведь я все равно после этого приму душ, чтобы смыть с себя пену. Я начинаю с левой руки, сначала я натираю ее махровой рукавицей, потом я тру грудь, потом левую ногу и ступню. Терпеть не могу мыть ноги, потому что это заставляет сгибаться, подтягивать ногу почти ко рту или, выпрямившись, как будто я сижу за пишущей машинкой, и нагибаться, чтобы помыть ноги. Сначала я мою их рукавицей. Потом беру щетку с растительным ворсом. И я очень сильно тру ступни. Потом я беру пемзу, которая называется „Вайсс". Раньше я пользовалась пемзой „Доктор Шолл", но в ней была сера, и она пахла так противно, что мне приходилось сливать воду из ванны сразу после того, как я помою ноги, потому что там плавали черные крошки серы. Так что я нашла эту пемзу под названием „Вайсс". Это немецкая пемза, надо на секунду оставить ее в воде, чтобы она стала мягче. Сначала я тру пятки, ступни, а потом пальцы. Когда я проделаю это с обеими ногами, я совершенно выдыхаюсь и мне приходится лечь. Мне еще надо протянуть руку вперед и привстать, потому что бритва на том конце ванны, где слив воды. И каждый раз, когда я моюсь, я беру бритву, намыливаю подмышки и брею их. Потом я сворачиваюсь в ванне так, что моя нога касается душа, и начинаю брить ноги. Я натираю их мылом, мыльной пеной, а потом брею волосы на ногах и еще брею волоски на больших пальцах. А потом я открываю бритву и споласкиваю ее теплой водой, потому что однажды я нашла бритву, к лезвию которой прилип волосок, и меня чуть не стошнило. Лицо я в ванной никогда не трогаю. Потом я мою мои половые органы. Я лежу в ванне. Я делаю это тоже рукавицей. И если у меня вставлен „тампакс", мне приходится снова встать и вытащить его. Потому что даже если у меня менструация, я хочу вынуть „тампакс" и все хорошо протереть. То есть я не тру внутри, ничего подобного, но я мою снаружи. Я мою мое влагалище, но не трогаю задний проход. Я не мою его отдельно. Я знаю, что он становится чистым, просто когда я сижу в воде. Потом я всегда кладу мыло на место. Терпеть не могу, когда вынимаешь мыло из мыльницы размокшим и скользким. Меня от этого тошнит. Потом я лежу еще десять секунд и спускаю воду из ванны. Потом я решаю, что ладно, если уж я немного намочила концы волос, я могу сразу помыть их. Я передвигаю желтый коврик для ванной, который висит над душем, потому что не хочу, чтобы он запачкался, ведь тогда мне пришлось бы отнести его в стирку. Я встаю под душ и теплой водой мочу волосы, а потом немножко отжимаю их и раздумываю, какой бы шампунь взять. Я хорошенько намыливаю и массирую голову пальцами, это просто чудесно. Виски. А потом макушку. Потом я споласкиваю водой, сначала теплой, потом все холоднее и холоднее. Когда я прополощу волосы, я просто беру пригоршню воды в руку, как в чашку, и брызгаю между ног, и проверяю, смыта ли вся пена. Потом я выключаю воду, беру зеленую – потому что моя ванная в желто-зеленых тонах – зеленую губку и выжимаю ее. Мне всегда приходится вытирать самоклеющиеся обои на стене, потому что они начинают отходить, поэтому я протираю стены от потолка донизу, потом я протираю хромированные детали, смотрю на них и расстраиваюсь, потому что есть ржавчина, и потом еще раз протираю стены, чтобы их высушить. Потом я наклоняюсь, вытираю большую лужу и выжимаю губку обратно в ванну. Затем я кладу на пол белый коврик, завязываю полотенце вокруг головы, завязываю его узлом, а потом сама встряхиваюсь – мне нравится махать руками, как птица крыльями. И надеваю мягкий желтый халат. Я научилась этому у одного француза – мужа моей подруги. Потом я беру совершенно новое полотенце и просто засовываю его между ног. Знаешь? Потом я вынимаю фен и выключаю кондиционер. Чтобы не вылетели пробки. Я включаю фен и стою в ванной, расставив ноги, держу фен и сушу волосы на лобке. Но мне больше хочется высушить внутреннюю сторону бедер. Потому что если она мокрая, а я надеваю трусы и начинаю ходить, я этого терпеть не могу. Больно становится. Когда все высохнет, я беру чуть-чуть детской присыпки и руками аккуратно накладываю ее. А потом у меня есть такая маленькая гребенка. И я немного взбиваю ей волосы на лобке. Но я никогда не довожу дело до конца, потому что всегда думаю: боже мой, зачем я стараюсь их взбить так, чтобы они дошли до живота? И примерно раз в два месяца, когда я думаю, что они слишком отросли, я беру парикмахерские ножницы и остригаю примерно одну восьмую дюйма, чтобы все выглядело опрятно. Однажды я остригла слишком много и потом ужасно чесалась. Я шла по улице и просто с ума сходила. А, ты слушаешь? Тебе скучно?» «Нет».
«Нет, я знаю, что нет, потому что это важно. Опрятность очень важна, она интересует тебя, ты любишь опрятность, я знаю. Так вот, потом я смотрю на мои волосы и мне начинает хотеться, чтобы они все поседели за год. Я думаю, как прекрасно было бы стать Преждевременно седой. Но потом я вспоминаю: „Ты думаешь, что поседеешь преждевременно, но ты уже и так немолода"». Б была так увлечена нашим разговором, что я подумал, что могу сделать быструю вылазку в кухню, чтобы сменить яблочное повидло на апельсиновый мармелад.
«…в воскресенье и магазины закрыты. А „Брентано" в Вил-лидже еще не открыт, и мне не хочется пялиться на плетеные корзины для белья в витрине „Азумы", пока „Брентано" не откроется. Я знаю, что в аптеке „Биглоу" на Шестой авеню дежурит человек, который мне не нравится. Поэтому я делаю вот что: я кладу кипятильник в чашку, включаю его, а потом беру пакетик чая с пряностями и кладу его в чашку, а когда чай остынет, мою лицо чаем. От этого кожа становится очень упругой, и разглаживаются морщины. Потом, когда я смываю чай, я решаю сделать маску, у меня есть кофейная маска – это самая новая маска компании „Ревлон" – маска из кофе с мускусом. Очень странно чувствовать, как маска высыхает на лице. Я ставлю таймер для варки яиц, чтобы знать, когда снять маску, потому что мне нравится звук колокольчика. Я пользуюсь либо маской „кофе с мускусом", либо яичной маской или лечебной маской, или старомодной маской. У первой маски, которую я наложила, было очень знаменитое название, я не могу его вспомнить, ну в общем это была грязевая маска. Я делала это в деревне, но стала думать, что это, наверное, вредно для кожи мазаться всей этой проклятой грязью. И я подумала: „Я уж точно не буду красить волосы хной. Только этого мне не хватало при моих размерах– красить волосы хной". Потом… Потом, иногда я включаю вибратор. После того как уложу волосы и все такое, я занимаюсь чем-нибудь, пока голая. В обоих моих зеркалах мне видно себя только до груди, и поэтому мне кажется, что мне нужно помассировать плечи. И я вынимаю вибратор. Я беру обычную насадку, понимаешь, а не маленькую присоску, которая, ты знаешь…»
Я вернулся к телефону на цыпочках и очень осторожно взял трубку. Б обычно слышит, как я это делаю, но сегодня все было не так как всегда, она говорила на тему, которая интересует ее больше всего – о поддержании чистоты.
«…и потом я втираю в плечи немного черепахового масла. Ну а иногда я прямо беру „Бен-Гей". Или еще, подожди, сейчас скажу, как это называется…»
Я не мог поверить своим ушам, Б отошла от телефона и оставила меня, и мне нечего стало слушать. Вот в чем проблема, она так увлекается тем, что говорит, что иногда забывает, что двое участвуют в…
«…Вот, это называется наружный обезболивающий спрей „Экзеркаин", и я его просто обожаю. Я опрыскиваю им плечи и втираю его. А потом мне приходится помыть вибратор и все остальное, потому что мне не нужно, чтобы в сумке, где я храню вибратор, пахло экзеркаином. Единственный крем, который я держу в сумке для вибратора, это старомодный очищающий крем „Элизабет Арден". Как ни смешно, он самый лучший. Теперь, если я уже уложила волосы и опрыскала их лаком, они начинают обвисать и распадаться по пробору. И мне приходится бежать к верхнему ящику бюро и надевать на волосы мою так называемую „Дебби". Моя „Дебби" похожа на челку йоркширского терьера. Раньше я закручивала волосы резинкой, чтобы они не попадали в глаза. Теперь я совершенно чистая и нарумяненная, и все такое, и я помассировала плечи вибратором и положила вибратор обратно в сумочку. Это маленькая европейская сумочка для макияжа. В полоску. С зелеными и розовыми полосками. Так вот, вибратор снова в сумочке. Я думаю про себя: „А почему бы и нет?" Я закрываю жалюзи. Если у меня под рукой нет двух щелочных батареек „С", я вызываю портье и говорю: „Сходите, пожалуйста, в фотомагазин через улицу и принесите мне две щелочные батарейки „С". Потом, пока он ждет, чтобы я ему заплатила, я проверяю их моим маленьким профессиональным тестером для батареек. Потом я плачу ему, даю ему чаевые, он уходит, а я уже настроилась…» Я задремываю. Б говорит о том, что с 1968 года каждый раз, когда она занималась с кем-нибудь сексом, она записывала все на пленку и теперь пользуется этими пленками, чтобы создавать соответствующую атмосферу, когда ей понадобится. Она все говорила и говорила, описывая, как она удовлетворяет свои наиболее личные потребности, но я сквозь сон слышал только отдельные фразы.
«…долго или быстро… днем, по-быстрому?.. Крем „Ар-ден"… четыре салфетки „Клинекс"… кончила одновременно с пленкой… кнопка пульта управления… стараюсь вести себя тихо… решила, что некуда пойти… просто еще раз принять ванну потом… парижская „машина для массажа"… сменили напряжение с двухсот двадцати на сто двадцать … левой рукой листаю тексты… забыла табличку „Не беспокоить"… продела его через проволочную вешалку… на спирали отопления… ожидала, что меня убьет электричеством… что если моя мама найдет меня вот так… весь остаток ее жизни превратится в сплошную травму… голубой цвет „Тиффани"… была слишком закомплексована, чтобы купить действительно большой, теперь жалею…»
Позвонили в дверь, я вскочил и побежал открывать. Когда я вернулся к телефону, Б была в панике.
«А?.. А?.. А! Ты меня просто насмерть пугаешь, когда оставляешь меня! А? А? А?»
«Алло! Мне надо было открыть дверь».
«Как ты мог? А, ты же знаешь, сколько наши телефонные разговоры значат для меня. Визуальный контакт – худший контакт с человеком – это мне не нужно. Слуховой контакт намного лучше. Сегодня утром я разговаривала с тобой обо всех этих вещах, и все было как в старые времена. Я на самом деле ничего не вижу в людях. Я только слышу в них. Но когда ты отходишь от телефона, это меня пугает. Когда ты уходишь на другой конец дома с посыльным или сантехником, я ужасно расстраиваюсь».
Б замолчала. Наверное, она и вправду была расстроена, потому что это была ее первая пауза за час.
«Интересно, знает ли голубь у меня на подоконнике, чем я занимаюсь», – сказала она, когда перевела дыхание. «Наверное, знает». «У меня закончился крем». «Ладно, Б. Мне надо идти».
15. Власть белья
Что я делаю по субботам, когда моя философия заканчивается
Делать покупки – гораздо более американское занятие, нежели думать, а я – самый что ни наесть настоящий американец. В Европе и на Востоке люди любят торговаться – покупать и продавать, продавать и покупать – они по натуре торговцы. Американцев не так интересует продажа – на самом деле, они скорее выбросят, чем продадут. Что им действительно нравится делать, так это покупать – людей, деньги, страны.
Суббота – великий день покупок, день шоппинга в Америке, и я ожидаю его с таким же нетерпением, как и любой другой парень.
Больше всего я люблю покупать белье. По-моему, покупка белья – исключительно личное дело, и если у тебя есть возможность наблюдать, как человек покупает белье, ты по-настоящему хорошо его узнаешь. Я имею в виду, я бы скорее посмотрел, как человек покупает белье, чем прочел книгу, которую он написал. Я думаю, самые странные люди – те, кто посылает кого-нибудь другого купить белье для них. А еще меня удивляют те, кто не покупает белье. Я еще могу понять, что можно не носить белье, но вот не покупать?
Так вот, одним субботним утром я позвонил одному Б, который довольно хорошо со мной знаком, и спросил его, не хочет ли он пойти со мной покупать белье в «Мейсис».
«В „Мейсис"?» – проворчал он. Наверное, я его разбудил, но только подумайте, сколько он терял времени, которое мог бы истратить на покупки. «Почему в „Мейсис"?»
«Потому что там я покупаю себе белье», – сказал я ему. Раньше я ходил в «Вулворт», но теперь могу позволить себе «Мейсис». Иногда я захожу в «Брукс Бразерс» посмотреть на их оригинальные старомодные боксерские трусы, но просто не могу заставить себя отказаться от плавок «Жокей».
«Я бы не отказался купить белья, – сказал Б, – но я покупаю себе белье в „Блумингдейл". У них чистый хлопок. Хлопок „Пима"». Такой уж человек этот Б. Он находит что-то, что ему нравится, например, хлопок «Пима», и делает вид, что он сам это открыл. Он полностью к этому привязывается. Не хочет покупать ничего другого. У него твердо определившийся вкус. И это, по-моему, плохо, потому что это ограничивает его покупательную способность.
«Нет, пойдем в „Мейсис"».
«„Сакс" – тоже хороший магазин», – захныкал он.
«„Мейсис", – настоял я. – Заеду за тобой через час».
Мне нужно около часа, чтобы собрать себя воедино, но когда я назначаю встречу, я всегда забываю о телефонных звонках, и поэтому всегда прихожу с небольшим опозданием и немного несобранным. Б ждал меня на углу.
«Ты опоздал на пятнадцать минут», – сказал он, забираясь в такси. «Геральд-сквер», – сказал я водителю.
«Там будет адская давка, сегодня же суббота», – сказал Б.
«Я говорил по телефону. – сказал я. – Пол Морриссей звонил. Ингрид Суперстар звонила. Джеки Кертис звонил, Франко Росселини. О, посмотри, кто это там? Кто-то из наших знакомых?» Леди ростом четыре фута два дюйма переходила Парк авеню у 65-й стрит. У нее были завитые рыжие волосы, черные перчатки, розовый свитер, черное платье, красные туфли, а в руках красная сумка. Она была горбатая. Не знаю почему, но мне показалось, что это кто-то из наших знакомых. Но Б не узнал ее, и я не стал опускать стекло и махать рукой.
Я спросил Б раз и навсегда, будет ли он покупать белье, и он сказал, что нет, только не в «Мейсис», потому что ему нравится только хлопок «Пима» из «Блумингдейл» или собственные «Сакс» с Пятой авеню. Упрям был этот Б.
«Как ты думаешь, Ховард Хьюз носит белье? – спросил я Б. – Как по-твоему, он стирает белье или выкидывает его после того, как поносит один день?» Он, наверное, и новые костюмы выбрасывает. Что я всегда хотел бы изобрести, так это бумажное белье, хотя я знал, что идея эта была, но так и не привилась. Я все еще думаю, что это хорошая идея, и не знаю, почему люди сопротивляются ей, хотя они приняли бумажные салфетки и тарелки, занавески, полотенца, но было бы более разумно не стирать белье, чем не стирать полотенца.
Б сказал, что, возможно, купит несколько пар носков, потому что «носки прямо-таки исчезают». Он не стирает свои носки сам, конечно, он посылает их в очень шикарную французскую прачечную на Ист-Сайд, и все равно, когда носки возвращают, одного недостает. Это настоящий закон – уменьшение числа носков при возврате из стирки.
Почему я терпеть не могу нормальное белье – и носки тоже, так это потому, что если пошлешь двадцать плавок и двадцать пар носков в прачечную, обратно всегда получишь только девятнадцать. Даже когда я стираю их сам, у меня получается девятнадцать. Чем больше я об этом думаю, тем труднее мне поверить в уменьшение количества белья. Это невероятно. Я САМ СТИРАЮ СВОЕ БЕЛЬЕ, И ВСЕ РАВНО У МЕНЯ ОСТАЕТСЯ ДЕВЯТНАДЦАТЬ!
Я сам стираю свое белье, сам кладу его в машину, сам вынимаю его, сам кладу его в сушилку, а потом обыскиваю сушилку, ощупываю каждую дырочку и щель в поисках исчезнувшего носка и никогда его не нахожу! Я поднимаюсь и спускаюсь по лестнице, ища его, думая, что он упал, но никогда его не нахожу! Это как закон физики…
Я сказал Б, что мне тоже нужны носки и, по крайней мере, тридцать плавок «Жокей». Он предложил мне перейти на трусы итальянского фасона с ширинкой в форме t, которая подчеркивает мужское достоинство. Я сказал ему, что однажды попробовал их надеть в Риме, в тот день, когда я прошел через фильм Лиз Тейлор, – и мне они не понравились, потому что я в них слишком смущался. У меня было такое чувство, которое, наверное, возникает у девушек, когда они надевают увеличивающие бюст лифчики. Вдруг Б сказал: «Вот твоя первая Суперзвезда». «Кто? Ингрид?»
«Эмпайр Стейт Билдинг». Мы свернули на 34-ю стрит. Он смеялся над собственной шуткой, пока я рылся в поисках пары долларов, чтобы оплатить проезд.
На Геральд-сквер народ со всего мира валом валил в «Мейсис». Во всяком случае, они выглядели так, как будто были со всего света. Но все они были американцы, и хотя их кожа была разных цветов, у них у всех в крови, на уме и в глазах была жажда покупок. Когда люди входят в универмаг, они выглядят так решительно. Б, конечно же, задрал свой и так курносый нос и направился прямо к мужскому отделению.
Я почувствовал раздражение. Я не так уж часто хожу в «Мейсис», и хочу не торопясь побродить по магазину. «Не торопи меня, Б». Я хотел проверить цены на пластиковые сумки и посмотреть, сильно ли они поднялись с прошлого раза. Я слышал все эти разговоры про «инфляцию» и хотел сам убедиться, правда ли это. «Такая толпа», – прохныкал Б.
Народу было много, особенно для субботы летом. «Правда, что все эти люди должны были бы уехать?» – спросил я.
«Такие люди не уезжают», – сказал Б, очень едко, как мне оказалось.
Я остановился и стал смотреть, как японка в кимоно накладывает макияж на американку в спортивном костюме. Они разыгрывали сценку «Фирма „Шисейдо" представляет мастера экзотического макияжа – бесплатно». Потом мы прошли мимо большого промоушена «Чарли», мимо галстуков знаменитых дизайнеров, мимо кондитерского отдела – что потребовало от меня огромной силы воли. Я прошел мимо малиново-вишневой смеси, лакричного ассорти, мармеладных бобов, леденцов, шоколадных крендельков, наборов печенья, бисквитов, «Мон Шерри», леденцов на палочках, карамельного ассорти, я даже прошел мимо пробных шоколадок «Уитмен». Запах шоколада сводил меня с ума, но я не сказал ни слова. Я даже не вздохнул и не застонал. Я просто подумал о моих прыщах и желчном пузыре и пошел дальше. «А где же мужской отдел, Б?» – наконец, спросил я. Мы вошли в отдел сигар. «Это самый большой в мире магазин, – сказал Б, как будто я сам не знал. – Нам надо пройти от Шестой авеню до Седьмой авеню. Но мы приближаемся к цели – вот „Мужские солнечные очки“. Мужские солнечные очки привели к мужским шарфам, мужским пижамам и наконец – наконец! – мужскому белью. Я быстро нашел марку, которую обычно ношу, классические плавки „Жокей“. Три штуки стоили пять долларов – инфляция была не очень заметна. Я прочитал этикетку на пластиковом пакете, в котором они продавались, чтобы убедиться, что они не изменили своих знаменитых „комфортабельных деталей“: „Эксклюзивный крой – хорошо сидят, обеспечивая потребности мужчины; специально подогнанные детали – залог комфорта, не оставляют зазоров; плотная резинка на талии гладкая и жароустойчивая; более прочные и долговечные не-натирающие отверстия для ног в форме V; мягкая резинка только с внешней стороны бедра; высокоабсорбирующий 100-процентный прочесанный хлопок“. Пока все хорошо, подумал я. Я проверил „Инструкции по стирке“ – „Машинная стирка, сушка“. Все было в порядке, все как всегда. Терпеть не могу, когда находишь товар, который тебе нравится, который подходит тебе, а потом его меняют. Чтобы „усовершенствовать“. Терпеть не могу все „новое, усовершенствованное“. По-моему, им просто надо делать совершенно новый товар вместо этого, а старый оставить в покое. Так будет два вида продукции, из которых можно будет выбирать, а не половина одного старого. Хотя бы „классические плавки „Жокей"“ все еще были классическими, но прежде чем брать на себя ответственность покупки, я решил попросить продавщицу показать мне, что еще есть на рынке белья. Эта продавщица была приятной полноты, в опрятном темно-синем платье спортивного покроя, а вокруг ее двойного подбородка был повязан красный с белым шарф. У нее была приятная улыбка и очки с искусственными брильянтами на оправе. Это была именно такая продавщица, с которой удобно разговаривать о белье. „У вас есть „Би-Ви-Ди"?“ – спросил я.
Она поправила очки на носу, передвинув их на самую переносицу и сказала: «Нет, „Би-Ви-Ди" у нас не бывает».
«А у „Мейсис" есть собственная марка, как у „Сакса"?» – включился Б. Кого он пытался поразить? Продавщицу?
«Конечно. Вот здесь у нас „Мейсис Супремейси". – Она взяла упаковку и показала мне. – Две штуки стоят пять долларов».
«Две за пять долларов! Вот эти стоят пять долларов за три штуки», – воскликнул я. В руке у меня были «Жокей».
«Ну марка „Супремейси" лучше. Они лучше сидят. У нас еще есть „Мейсис Кентон". Три штуки – четыре пятьдесят».
Она протянула мне упаковку «Кентон». «Эти тоже чистый хлопок», – сказал я. «Знаете, есть разные категории хлопка», – ответила она.
Я был сбит с толку. Я стал рассматривать упаковку «Супремейси» внимательнее. «Что это такое – „боковые панели выполнены швейцарской резинкой"? Это, что ли, улучшает качество?» «Это, – сказала продавщица, – и еще качество хлопка». «Но что это такое – „боковые панели – швейцарской резинкой"?»
«Откуда я знаю? Они от этого лучше сидят, – мрачно сказала она. – Какую марку вы обычно носите? „Би-Ви-Ди"?» «Жокей».
«Жокей. – Теперь в ее голосе зазвучало торжество. – У „Супремейси" более вытянутый крой, чем у „Жокея". Эти плавки длиннее. Но если вам нравится крой „Жокея", я бы посоветовала придерживаться этой марки».
«Сколько пар мне купить?» – промямлил я, обращаясь к Б. Не было смысла просить продавщицу показать мне еще что-нибудь. Она уже приняла решение за меня. – «Мне нужно штук двадцать восемь». «Ты не можешь купить двадцать восемь, если в упаковке три штуки – объяснил Б. – Можешь купить двадцать семь или тридцать, но не двадцать восемь». «Тогда ладно, возьму пятнадцать». «Наличные или чек?» – спросила продавщица.
«Наличные», – ответил я. Не люблю чеки. Когда платишь деньгами, больше похоже на покупку. Продавщица пошла распорядиться об оплате. Другая продавщица, очень похожая на нее, подошла к нам и спросила: «Вы вместе?» «Мы вместе?» – спросил я Б.
«Да, – сказал Б слегка раздраженно. Вторая продавщица ушла. – Посмотри на эти нейлоновые плавки „Жокей Зареб-ред"». Б показал на соседнюю полку. «Они лучше?»
«Ты можешь в них плавать», – сказал Б. Продавщица вернулась и принесла сдачу. «У нас здесь есть плавки для купания, – сказала она. – Давайте я их вам покажу».
Мы последовали за ней по узкому проходу, вдоль которого висело множество разных видов белья, о существовании которых я и не предполагал. «Вот», – сказала она, протягивая Б упаковку плавок типа бикини. «Это „Жокей"?» – спросил я. «Жокей-лайф». «А другие цвета бывают?»
«Есть узор „Воздушные шары"», – сказала она, вручая мне пакет с сине-зелеными бикини «Жокей-лайф». «А белые они бывают?»
«Нет, но у нас есть другие плавки „Жокей", вот здесь – „Жокей-скин". Есть и белые, но они не такие короткие».
Я осмотрел упаковку, пытаясь представить себя в «Жокей-скин» вместо классических плавок «Жокей». Но мне это никак не удалось, и я отдал ей упаковку и поблагодарил за помощь.
Когда мы проходили дальние закоулки Отдела мужского белья, я вдруг заметил, что мы с Б – единственные мужчины во всем отделе. И ведь там не было пусто. Повсюду были женщины. Сначала я задумался, не покупают ли теперь женщины мужское белье точно так же, как они покупают себе мужские джинсы и мужские свитера, но потом я заметил, что вокруг были женщины средних лет, замужнего вида, которые делали покупки для своих мужей. Вот, наверное, к чему сводится брак – твоя жена покупает тебе белье.
Б свернул в уголок экзотического белья – трусы из сетки, набедренные повязки – и развлекался, читая этикетки. «Посмотри вот на это, – сказал он. – Здесь написано: „горизонтальный клапан для легкого доступа"».
«Странно, – сказал я. – Почему здесь карман на ширинке?»
«Это и есть горизонтальный клапан для легкого доступа, – захихикал Б. – А здесь написано „Первоклассно для естественного удобства"». «Ну пошли, мне нужно купить носки», – сказал я.
Отдел мужских носков тоже кишел женщинами. Вот что, наверно, не в порядке с Америкой. Мужчины не покупают. «А где „Супп-Хоз"?» – спросил я Б.
«Ты носишь „Супп-Хоз"? – спросил Б. – У тебя что, артрит?»
Артрита у меня нет, но я хочу быть готовым к нему, когда он придет. А еще мне нравятся «Супп-Хоз», потому что они очень плотные, и между ногой и ботинком остается больше места за те же деньги. Я нашел полку с «Супп-Хоз» и прочитал этикетку на одной из коробок: «Новинка – Антистатик – 100% нейлон». Меня немного обеспокоило слово «Новинка». Я попросил Б позвать продавца. Он нашел продавца за углом, где он приводил в порядок полку с носками «Камп», и привел его. Продавец был очень высокий, с очень короткой стрижкой, на нем был оливково-зеленый костюм-тройка из немнущейся полиэстровой ткани «дакрон», ярко-зеленый галстук «Рустер», желтая рубашка «стирай и носи», скорее поношенная, чем постиранная, и ботинки «Хаш Паппиз». Запах его одеколона был похож на «Хай Карате», но, возможно, это был и «Джейд Ист». Он вкрадчиво улыбнулся.
«Почему здесь на пакете написано „новинка"?» – спросил я его.
«Это носки двух цветов, сэр, новинка в ассортименте „Супп-Хоз"». – Его улыбка оставалась довольно вкрадчивой.
«Нет, – заявил я, – мне нужны однотонные».
«Хорошо, сэр. У нас есть однотонные носки четырех цветов – черные, коричневые, темно-синие и средне-серые».
«Покажите, пожалуйста, темно-синие». «Вот темно-синие. Они выглядят темными, но здесь освещение не такое, как на открытом воздухе».
«Возможно, мне стоит купить черные, как обычно. Сколько пар у вас здесь?» – я порылся на полке, выискивая пары черных носков маленького размера. «Сэр, здесь у нас восемь, но я могу принести вам, сколько вы захотите».
«Восьми хватит, – я не хотел, чтобы он устроил себе перекур на складе за счет моего времени. – И пожалуйста, выньте их из коробок. Коробки неудобно носить с собой». Его вкрадчивая улыбка угасла. «Сэр, они на картонках». «Это ничего. Просто выньте их из коробок. Картонки можете не снимать».
«Я только должен сказать, сэр, если вы по какой-то причине захотите их вернуть, вы не сможете их вернуть, если они будут не в коробках».
«Нет, я их не буду возвращать». Я никогда ничего не возвращаю. Это даже хуже, чем не покупать. Продавец стал вынимать их из коробок. Когда дошел до седьмой коробки, я спросил: «А какая-нибудь другая марка у вас есть?»
«Мы продаем еще одну марку – „Мандат". Они не такие эффектные. Но они дешевле». «Нет», – сказал я.
В этот момент Б вернулся, купив себе охапку разных носков темных респектабельных оттенков – темно-синие, коричневые, темно-зеленые, маренго, черные. «Почему ты покупаешь носки разного цвета, Б?» «Чтобы их легче было разбирать после стирки».
«Но если ты купишь все носки одного цвета, ты сможешь носить любую пару носков, какую ни возьмешь».
Мы заплатили за носки и пошли по магазину «Мейсис». Там была жуткая давка и шум, и он гораздо меньше был похож на музей, чем «Блумингдейл». Я предложил пообедать где-нибудь в магазине.