Уздечка для сварливых

– Вы, вероятно, и с мисс Лассель договорились? Вы засвидетельствуете в суде, что не являлись ее биологическим отцом, а она будет заботиться о вас до конца жизни. Что-то вроде этого?

Гиллеспи издал сухой смешок.

– Она куда сговорчивей матери.

– Тогда зачем вы продолжали вести переговоры с миссис Гиллеспи?

– Я не особо рассчитывал на Джоанну. По крайней мере не в игре против Матильды.

Купер кивнул.

– Значит, вы убили жену, чтобы уравнять шансы. Вырвался еще один сухой смешок, похожий на кашель.

– Все ждал, когда вы вытащите этого кролика из цилиндра... Мне не надо было убивать Матильду. Если она сама не прикончила себя, то скорее всего моя падчерица это сделала. Джоанна пришла в ярость, узнав, что ее мать спала со своим дядей. – Внезапно, словно решив облегчить душу от тяготившей тайны, Гиллеспи вытащил полную бутылку виски из-под диванных подушек, открыл и поднес ко рту. – Хотите? – спросил он, махнув бутылкой в сторону Купера, перед тем как снова поднести ее ко рту и почти наполовину опустошить жадными глотками.

Сержант, несмотря на богатый опыт общения с пьяницами (после того как много лет вытаскивал их из канав с мокрыми штанами), взглянул на собеседника с изумлением. Выдержка у старика была необычайной. За две минуты он проглотил достаточно спиртного, чтобы уложить нормального человека на лопатки, а у Джеймса Гиллеспи, казалось, лишь перестали трястись руки.

– Мы пока не установили мотив убийства вашей жены, медленно произнес Купер. – И по-моему, ваш – самый основательный.

Гиллеспи фыркнул, в его глазах засветилась приветливость, вызванная алкоголем.

– Мне она была нужнее живой. Говорю же вам, за день до смерти разговор шел о пятидесяти тысячах.

– Вы не выполнили своих обязательств, мистер Гиллеспи. Значит, и ваша жена могла рассказать, почему вам пришлось уехать в Гонконг.

– Столько воды утекло, – последовал монотонный ответ. – Сейчас мой маленький грешок никого не заинтересует. Зато многим интересны грехи Матильды. Ее дочери, например. – Он снова поднес бутылку ко рту, и его веки опустились.

Купер не помнил, чтобы кто-то или что-то вызывало в нем большее отвращение. Он встал, запахнув пальто и отбросив нахлынувшее на него уныние. Если бы сержант мог, он давно бы постарался забыть об этой ужасной семейке, так как ни в одном из ее представителей Купер не находил ни одной привлекательной черты. Их порочность была такой же дурнопахнущей, как и эта комната. Если Купер и жалел о чем в жизни, то лишь о том, что оказался на дежурстве в день, когда нашли тело Матильды. Если бы не это, он бы до сих пор оставался тем, кем всегда себя считал – довольно терпимым человеком.

Незаметно для Гиллеспи детектив взял с пола пустую бутылку с его отпечатками пальцев и покинул квартиру.

Джек читал адрес, который Сара с таким терпением выудила у Рут.

– Слушай, раз это дом, заселенный скваттерами, то, как вытащить Хьюза на улицу одного?

Сара ополаскивала чашки холодной водой.

– Если честно, я уже не в восторге от этой затеи. Хочешь провести следующие полгода в гипсе?

– Все равно хуже, чем сейчас, мне уже не будет, – пробормотал Джек, выдвигая стул и усаживаясь. – С кроватью в комнате для гостей что-то не так. У меня от нее шея затекла. Когда ты собираешься переселить Рут и вернуть меня на мое законное место?

– Когда ты извинишься.

– Ясно... Значит, придется мучиться и дальше. Ее глаза сузились.

– Это всего лишь извинение. Неужели так тяжело? По-моему, затекшая шея того не стоит.

Джек улыбнулся:

– У меня не только шея затекла. Детка, ты столько теряешь...

Сара внимательно посмотрела на мужа.

– Ну, это легко исправить. – Быстрым движением руки она вылила полную чашку ледяной воды Джеку на брюки. – Очень жаль, что Салли Беннедикт не воспользовалась тем же способом.

Художник вскочил на ноги, опрокинув стул.

– Господи, женщина, ты хочешь превратить меня в евнуха? Он схватил Сару за талию и с легкостью поднял в воздух. – Тебе повезло, что в доме Рут, – проговорил Джек, подставив голову жены под кран, – в противном случае я бы не удержался и доказал, насколько неэффективна холодная вода в подобных случаях.

– Ты меня утопишь, – с трудом пробормотала Сара, захлебываясь.

– Так тебе и надо.

Джек поставил жену на ноги и закрыл кран.

– Ты ведь просил страсти, – сказала Сара; вода стекала с ее волос на каменные плитки пола. – Что же тебе не нравится теперь?

Джек бросил ей полотенце.

– О да, – ответил он с усмешкой. – Меньше всего мне нужна жена, которая все понимает. Не нужно меня опекать, женщина.

Сара яростно замотала головой, разбрызгивая капли по кухне.

– Если еще хоть кто-то меня обвинит, что я кого-то опекаю, покровительствую или отношусь свысока, то я его побью. Я пытаюсь относиться доброжелательно к самым бесполезным и законченным эгоистам, которых, на беду, мне довелось повстречать. А это нелегко. – Она энергично вытерла голову полотенцем. – Если бы мир населяли такие, как я, Джек, это был бы рай.

– Ты ведь знаешь, что говорят о рае, старушка. Все прекрасно, пока рогатый змей не высунет свою голову из-под фигового листочка и не заметит влажную теплую норку под кустом. Затем начинается ад.

Сара наблюдала за мужем, пока тот надевал старую рабочую куртку и доставал фонарик.

– Что ты собираешься делать?

– Не важно. Если ты не будешь ничего знать, то тебя не смогут обвинить в соучастии.

– Хочешь, я поеду с тобой?

Темное лицо Джека расплылось в улыбке.

– Зачем? Чтобы заштопать негодяя после того, как я с ним разделаюсь? Ты будешь только обузой, женщина. Кроме того, нельзя допустить, чтобы взяли нас обоих – кому-то ведь нужно остаться с девочкой, если все закончится не так, как я планирую.

– Ты будешь осторожен? – спросила Сара, и в ее глазах читалось беспокойство. – Несмотря ни на что, Джек, я люблю тебя.

Он дотронулся до ее губ.

– Я буду осторожен.

Джек медленно двигался по Пэлас-роуд, пока не увидел дом номер двадцать три и белый «форд-транзит» возле него. Художник проехал еще полквартала, развернулся и остановился поодаль, в месте, с которого дом хорошо просматривался. Улица освещалась желтыми фонарями, между которыми пролегли густые тени, но тротуары были почти пусты холодным ноябрьским вечером, и лишь несколько раз сердце Джека подскакивало, когда неожиданно из тени выныривала темная фигура.

Через час в полосе света в десяти ярдах от машины возникла собака, которая начала рыться в мусоре возле помойки. Только через несколько минут Джек понял, что это вовсе не собака, а лисица, выбравшаяся в город на поиски пропитания. Художник настолько настроился на долгое ожидание и был так поглощен наблюдением за движениями лисицы, что не заметил, как открылась дверь дома двадцать три. Лишь когда раздался громкий смех, Джек понял, что там что-то происходит. Группа молодых людей села в белый фургон, затем дверь закрылась, и темная тень скользнула за руль.

По словам Рут, Хьюз высокий, темноволосый и симпатичный, но, как и все кошки ночью серы, так и все молодые люди кажутся одинаковыми с расстояния в тридцать ярдов темным осенним вечером. Тем не менее Джек, вспомнив, что фургон принадлежит Хьюзу и тот всегда сам садится за руль, завел машину и двинулся следом.

Доктор написал «паралич сердца» в графе «причина смерти» отца. Трудно было сохранять невозмутимый вид, пока я это читала. Конечно же, он умер от паралича сердца. Миссис Спенсер, экономка, почти обезумела от горя, но я все равно сказала, что подержу ее только до того момента, пока она не найдет подходящее место. После этого она довольно быстро пришла в себя. Люди ее класса хранят верность только деньгам.

Отец выглядел очень умиротворенным в кресле; бокал виски все еще оставался в его руке. «Умер во сне» – по словам доктора. Болван даже не представляет, насколько он прав. «Он пил больше, чем следовало бы. Я предупреждал его». Затем доктор решил меня убедить, что не нужно беспокоиться, отец не страдал. Я ответила то, что обычно отвечают в подобных ситуациях, а про себя подумала: «Как жаль. Он заслуживал страданий. Особенно за свою неблагодарность». Джеймсу действительно повезло. Если бы я только знала тогда, как легко избавиться от пьяниц... ну, уже достаточно сказано.

К сожалению, меня видела Джоанна. Эта ужасная девчонка проснулась и сошла вниз в тот момент, когда я убирала подушку. Я объяснила, что дедушка болен, и я кладу подушку, чтобы ему было удобнее, но меня не покидало странное ощущение, будто она знает. Джоанна отказалась идти спать в ту ночь, только лежала и смотрела на меня немигающим взглядом.

Впрочем, что может понять двухлетний ребенок...

ГЛАВА 15

Полчаса спустя, добравшись до фешенебельного района города, фургон остановился в тени богатого дома, где в машину села большеглазая девочка-подросток, уже поджидавшая автомобиль у ворот. У Джека на затылке начали шевелиться волосы. Он наблюдал, как девочка забралась на пассажирское сиденье с неуклюжей готовностью, и понял: она не знает о «сюрпризе», поджидающем ее в фургоне, как и Рут когда-то.

Фургон отправился по дороге, ведущей по побережью на восток. По мере того как движение становилось менее интенсивным, Джек увеличивал расстояние между «фордом» и своей машиной. Художник обдумывал одну возможность за другой: должен ли он остановиться, чтобы позвонить в полицию, и тем самым рискнуть потерять фургон из виду? Должен ли он ударить «форд», рискуя поранить себя и девушку? Или постараться испугать их, подъехав ближе, когда они остановятся... Но тогда они могут просто рвануть вперед и оторваться от него. Джек отбрасывал каждую идею по очереди и внезапно почувствовал острый приступ сожаления, что не взял с собой Сару. Еще никогда до такой степени ему не хватало ее спокойствия и рассудительности.

Фургон свернул на пустынную автостоянку на побережье. Джек скорее инстинктивно, чем обдуманно, выключил фары и двигатель, а затем бесшумно подкатил на нейтралке к обочине в пятидесяти ярдах от фургона.

Все, что случилось потом, было освещено холодным светом луны. Водитель, несомненно, Хьюз, спрыгнул с водительского сиденья и после короткой борьбы потащил девочку, пинающуюся и брыкающуюся, к задней двери фургона. Распахнув дверцу и бросив свою жертву, словно мешок картошки, внутрь, он рассмеялся. На мгновение из раскрытой дверцы вырвался свет; потом дверца закрылась, а Хьюз направился к морю, по дороге закурив.

Впоследствии Джек так и не мог объяснить, почему он поступил именно так. Он вспоминал только свой страх. Его действия были полностью подчинены инстинкту. Словно перед лицом кризиса разум покинул художника, уступив место чему-то первобытному. Он полностью сосредоточился на девочке. Необходимость помочь ей была главной задачей, а единственный способ сделать это – открыть дверь и вытащить ее оттуда. Джек включил первую скорость и аккуратно подъехал к «форду», одновременно наблюдая за Хьюзом, надеясь, что тот не различит шум двигателя за плеском прибоя. Судя по всему, Хьюз ничего не заметил и спокойно продолжал подбирать камешки с берега и бросать их в воду.

Джек остановился позади фургона и не глушил двигатель, пока отстегивал ремень безопасности, накрутив его себе на запястье. В другую руку художник взял тяжелый резиновый фонарик. Он открыл дверь и вышел на стоянку, стараясь дышать глубже, чтобы успокоить бешеное биение сердца.

Вдалеке обернулся Хьюз и, моментально оценив обстановку, помчался к фургону.

Адреналин творит чудеса. Он наполняет тело и заставляет делать немыслимые усилия, в то время как мозг наблюдает за всем словно со стороны и в замедленном режиме. Таким образом, время, самое относительное из явлений, перестает существовать как таковое, и для того, что, по мнению Джека, должно было занять минуты, хватило секунд. Художник распахнул дверцы фургона и со страшным ревом обрушил фонарик на голову ближайшего к нему парня. Ошеломленное бледное лицо другого юнца повернулось к нему, и Джек со всего маху ударил его ремнем, одновременно обхватив рукой шею первого парня и толкая его на улицу. Освободившейся рукой с фонариком Блейкни ударил по подбородку второго парня, сбив его с ног.

Трое оставшихся в фургоне (двое держали девушку, третий со спущенными штанами лежал на ней) застыли в шоке. Стремительность нападения была чрезвычайной, постоянные вопли Джека сбивали с толку, так что он успел расправиться с каждым из парней до того, как они сообразили, что происходит. Рукой с ремнем он схватил за волосы подонка, насиловавшего девочку, запрокинул его голову и со всей силы опустил фонарик на испуганное лицо. Из разбитого носа хлынула кровь, и юнец отполз в сторону, вопя от боли.

– Выходи! – закричал Джек девушке, которая в ужасе стояла на коленях. – Забирайся в машину! – Он снова схватил ремень и пригрозил им парню в углу, который пытался встать на ноги. – Дрянные скоты! – закричал он. – Я убью вас! – Он опустил ботинок на незащищенные ребра насильника и повернулся к единственному парню, которого еще не тронул. В ужасе тот отполз, прикрывая руками голову.

Может, в конце концов, разум не совсем покинул Блейкни. Он бросил фонарик и ремень, выскочил из фургона, забрался в машину вслед за девушкой и рванул с места, на ходу закрывая дверь. Он заметил Хьюза слишком поздно, чтобы увернуться от него, и тот отлетел от удара заднего крыла машины. Ярость Джека не поддавалась контролю, она бушевала в мозгу словно пламя. Рванув руль, он развернул автомобиль и направился к скорчившейся фигуре, включая фары, чтобы увидеть искаженное ужасом лицо Хьюза, когда он будет его переезжать.

Джек понятия не имел, что остановило его от этого поступка. Возможно, крики девушки. А может, ярость покинула его так же внезапно, как и появилась. Или человечность все-таки взяла верх. Художник резко затормозил, распахнул дверцу так, что ударил ею Хьюза, выскочил из машины и, схватив парня за волосы, поднял его на ноги.

– Лезь на заднее сиденье, милая, – сказал он девушке, – и как можно быстрее. – Та была слишком напугана, чтобы не повиноваться, и в истерике забилась на заднее сиденье. – Теперь ты, – сказал он, дергая за волосы и пиная Хьюза. – Хотя если сделаешь мне одолжение и шевельнешься, я тут же сверну тебе шею.

Хьюз поверил Джеку. Выбрав из двух зол меньшее, он покорно лег лицом вниз на сиденье и только охнул, когда художник тяжело опустился на его ноги. Машина снова взревела, когда Джек со всей силы придавил педаль газа. Он захлопнул дверцу и крикнул девушке:

– Пристегнись! Если эта скотина двинет хоть пальцем, я въеду в ближайшую кирпичную стену той стороной, где находится сейчас его голова.

Он переключил передачу, вывернул на дорогу и понесся через Саусборн с бешеной скоростью, не отнимая руки от сигнала. Если в мире еще осталась справедливость, кто-то должен вызвать полицию до того, как белый «форд-транзит» нагонит его.

В Англии еще осталась капля той справедливости, за которую погиб Руперт Брук. Местная полиция получила семнадцать звонков за три минуты: двенадцать от пожилых вдов, четыре от разъяренных мужчин и один от ребенка. Все они сообщали одно и то же. Угонщики превратили тихие улочки их пригорода в место для своих шумных и опасных развлечений.

Машина Джека и преследовавший его «форд» попали в засаду на главной дороге, ведущей в центр Борнмута.

Телефонный звонок в доме Блейкни раздался в половине первого ночи.

– Сара? – рявкнул Джек в трубку.

– Привет, – отозвалась она с облегчением. – Ты цел?

– Цел. Я, черт побери, под арестом! – закричал он. – Мне разрешили сделать один телефонный звонок.

– Я сейчас приеду. Ты где?

– Эти скоты собираются обвинить меня в угоне и изнасиловании, – продолжал он яростно, словно не слыша Сару. – Они все тут чертовы кретины, не слушают, что я им говорю. Меня заперли вместе с Хьюзом и его животными. Бедная девочка, над которой они измывались в фургоне, совершенно невменяема и думает, я один из них. Я их прошу позвонить Куперу, а эти идиоты меня не слушают.

– Хорошо, – произнесла она спокойно, пытаясь разобраться в сбивчивом монологе мужа. – Я сама позвоню Куперу. Теперь скажи мне, где ты.

– В какой-то дыре в центре Борнмута. Они собираются брать мазок с моего чертова пениса.

– Адрес. Мне нужен адрес.

– Где я, черт подери? – заорал Джек кому-то, находящемуся вместе с ним в комнате. – Участок дорожной полиции Фримонта, – сказал он Саре. – Тебе придется взять Рут с собой, – добавил он с сожалением в голосе. – Видит Бог, я не хотел ее вмешивать, но она единственная, кто знает, что произошло. И найди Кейта. Мне нужен надежный адвокат. Здесь одни фашисты. Твердят о педофилии, тайном сговоре и черт знает о чем еще.

– Успокойся, – сказала Сара твердо. – Помалкивай, пока я туда не приеду, и пожалуйста, Джек, держи себя в руках и не ударь полицейского.

– Уже ударил. Этот подонок назвал меня извращенцем.

Было около трех, когда Сара, Купер и Рут прибыли наконец в участок. Ночной дежурный в лирмутской полиции упорно не хотел ни соединять Сару с Купером, ни давать его домашний номер телефона, несмотря на то что она настаивала на срочности дела.

– Детектив Купер не на дежурстве, мадам, – был его неторопливый ответ. – Если у вас проблемы, вы можете рассказать мне или подождать до утра, когда он придет на работу.

Только когда разъяренная Сара появилась перед его столом, угрожая судебным разбирательством за халатность, сержант все-таки связался с детективом. Еще один разнос от Купера, раздраженного тем, что его разбудили среди ночи, совсем довел бедного дежурного. Он ворчал про себя до конца смены. Закон подлости: проявляй сколько хочешь тактичности и деликатности и все равно окажешься виноватым.

Кейт, еще более раздраженный, чем Купер – его тоже вырвали из объятий Морфея, – немного оживился, услышав, что Джека арестовали за угон и изнасилование.

– Надо же, – пробормотал Кейт с циничным изумлением, – я и не подозревал, что он такой живчик.

– Не смешно, Кейт, – произнесла Сара отрывисто. – Ему нужен адвокат. Ты можешь приехать в Борнмут?

– Когда?

– Сейчас, осел. Пока мы тут с тобой разговариваем, у него берут пробы спермы.

– Он это сделал? – Что?

– Изнасиловал? – ответил Кейт спокойно.

– Нет, конечно, – бросила Сара рассерженно. – Джек не насильник.

– Тогда не о чем беспокоиться. Пробы докажут, что у него не было контакта с жертвой.

– В полиции считают, что он один из педофилов. Его могут обвинить в намерении изнасилования, если не в самом изнасиловании. – Сара вздохнула. – По крайней мере, я думаю, он это имел в виду. Джек в бешенстве, и я не все разобрала.

– Что же произошло?

– Еще не знаю, – ответила Сара сквозь сжатые зубы. – Просто тащи сюда свою задницу и отработай хотя бы часть тех денег, которые мы заплатили тебе за столько лет.

– Ты ведь знаешь, я не занимаюсь уголовными делами. Лучше найти специалиста на месте. Я мог бы продиктовать тебе несколько имен.

– Он просил тебя, Кейт. Ему нужен адвокат, которому можно доверять, так что, – она повысила голос, – кончай спорить и садись в машину. Мы зря теряем время. Джек в участке дорожной полиции Фримонта, Борнмут.

– Выезжаю, – пообещал Кейт. – А пока вели ему вести себя тихо и не отвечать ни на какие вопросы.

«Легче сказать, чем сделать», – подумала Сара уныло, когда ей и Рут дали стулья, чтобы присесть, пока Купера проводили в комнату допросов. Едва дверь открылась, они услышали гневный голос:

– Послушайте, сколько еще вам повторять!.. Я спасал ее от изнасилования, а не насиловал сам. Черт возьми! – Джек стукнул кулаком по столу. – Я не собираюсь разговаривать с идиотами. У кого в этой дыре нормальный коэффициент интеллекта? – Художник издал возглас облегчения. – Слава Богу! Купер! Где ты был, сволочь?

Дверь снова закрылась.

Сара со вздохом прислонила голову к стене.

– Беда Джека в том, что он ничего не делает наполовину, – сказала она Рут.

– Если бы не я, его бы здесь не было, – произнесла девушка. Она так нервничала, что едва дышала.

Сара взглянула на нее:

– Думаю, ты должна гордиться собой. Благодаря тебе Джек помешал им сотворить с кем-то еще то же самое, что сделали с тобой. Это хорошо.

– Да, но у Джека теперь проблемы.

– Купер разберется.

– Значит, мне не понадобится ничего рассказывать? Я не хочу ничего говорить. – Она произносила слова торопливо, словно боялась не успеть. Ее огромные темные глаза наполнились слезами. – Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, мне так стыдно...

Сара, которой и так пришлось идти практически на эмоциональный шантаж, чтобы привести девушку сюда, отказалась от мысли использовать ее дальше. Рут была на грани нервного срыва, отчаянно пытаясь оправдать безразличие своей матери. Видимо, таким образом она пыталась объяснить чувство равнодушия к собственному ребенку, растущему внутри ее. И, конечно же, Рут не могла его оправдать, и это заставляло девушку острее чувствовать вину за желание сделать аборт.

«Нет логики в человеческой психологии», – грустно подумала Сара. Она ничего не рассказала о своем визите в «Кедровый дом», просто предложила Рут отвезти ее в Фонтвилль. «Если честно, – сказала она, – твоя мать знает лишь, что тебя исключили из школы за встречи с парнем. Уверена, если она узнает правду, то все поймет и посочувствует тебе». Рут покачала головой: «Нет, мама лишь скажет, что я получила по заслугам. Она так и бабушке говорила о ее артрите. – Ее лицо сморщилось, словно от боли. – Если бы бабушка не умерла... Я действительно любила ее, знаете. Но она умерла, думая, что я ее не люблю». Что Сара могла ответить на это? Она еще никогда не видела, чтобы три человека так настойчиво пытались уничтожить друг друга и себя. Сара обняла девушку за худенькие плечи.

– Сержант Купер разберется; тебя не будут заставлять говорить, если ты не захочешь. – Доктор Блейкни улыбнулась. – Он слишком милый и мягкий человек, поэтому и не стал инспектором.

Но закон, как мельницы богов, мелет медленно. Сара понимала: чудо, если хоть кто-то выйдет невредимым из этого переплета.

– Вы понимаете, доктор Блейкни, что мы вправе обвинить вас в пособничестве преступлению? – с раздражением спросил инспектор. – Вы помогли мужу узнать адрес Хьюза, отлично сознавая, что он собирается сделать что-то незаконное.

– Я бы не отвечал на этот вопрос, – сказал Кейт.

– Нет, не сознавала, – последовал твердый ответ Сары. – И что незаконного в предотвращении жестокого изнасилования? С каких пор спасение человека стало подсудным делом?

– Мы говорим о разных вещах, доктор. Я имею в виду попытку убийства, похищение, безответственное вождение автомобиля и оскорбление полицейского. Здесь все записано. Ваш муж очень опасен, а вы отправили его к Хьюзу, зная, что он способен потерять контроль над собой. Разве не так?

– Я не стал бы отвечать на этот вопрос, – повторил Кейт.

– Конечно, не так! – бросила Сара. – Хьюз, вот кто очень опасен, а не Джек. Что бы вы сделали, если бы знали, что молоденькую девушку сейчас изнасилуют пять зомби, которые настолько тупы и необразованны, что все сделают по приказу их лидера-садиста? – Ее глаза горели. – Не затрудняйтесь отвечать. Я и так знаю. Вы бы побежали, поджав хвост, к телефонной будке, совершенно не задумываясь о том вреде, который может быть нанесен жертве, пока приедет полиция.

– Скрывать информацию от полиции противозаконно. Почему вы не сообщили нам об изнасиловании мисс Лассель?

– Я настойчиво советую не отвечать на этот вопрос, – устало произнес Кейт.

– Потому что мы пообещали ей молчать. Зачем, по-вашему, Джек сам поехал туда сегодня, если бы мы могли рассказать обо всем полиции?

Кейт приподнял руку, прервав инспектора, и спросил:

– Не могли бы вы выключить магнитофон, пока я поговорю с клиенткой?

Инспектор посмотрел на адвоката минуту, потом взглянул на часы:

– Допрос доктора Блейкни приостановлен в три сорок две ночи, – произнес он и нажал на кнопку «стоп».

– Спасибо. Теперь объясни мне одну вещь, Сара, – промолвил Кейт печально. – Зачем вам понадобилось тащить меня сюда из Лондона, если ни ты, ни Джек не слушаете ни одного моего слова?

– Потому что я разозлена, вот почему. Вместо того чтобы поблагодарить Джека, они его обвиняют!

– Инспектору платят за то, чтобы он тебя злил. Именно таким образом он получает информацию, которая ему нужна. А ты облегчаешь ему работу.

– Я возражаю против этого замечания, мистер Смоллетт. Мне, помимо всего прочего, платят за то, чтобы я выяснил правду, когда происходит преступление.

– Тогда, может, хватит пороть ерунду, – предложил дружелюбно Кейт, – и займемся делом? Наверняка я не единственный, кому наскучили идиотские угрозы и обвинения. Конечно, вы могли бы обвинить мистера Блейкни, если бы захотели, но так вы лишь выставите себя на посмешище. Сколько людей в наши дни смогли бы сделать то, что сделал он, вооружившись лишь ремнем безопасности и фонариком? – Кейт слегка улыбнулся. – Мы предпочитаем сейчас ни во что не вмешиваться, в нашем обществе героизм – удел телевизионных экранов. Недавно был случай, когда женщина подверглась сексуальному нападению двух мужчин на глазах нескольких водителей такси, и никто даже пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь. Хуже того, они подняли стекла своих машин, чтобы не слышать криков о помощи. Должен ли я сделать вывод, исходя из вашего отношения к мистеру Блейкни, что именно такое поведение вы оправдываете и называете цивилизованным?

– Действия по законам Линча не менее опасны, мистер Смоллетт. На каждый случай невмешательства, о которых вы говорите, я могу назвать другой случай, когда так называемое правосудие обрушилось на совершенно невинных людей, потому что кое-кто возомнил себя вправе судить о чужой виновности. Должен ли я сделать вывод, что вы одобряете самосуд как одно из проявлений справедливости?

Кейт признал этот довод кивком.

– Конечно, нет, – ответил он честно, – и если бы мистер Блейкни взял с собой маленькую армию, я был бы на вашей стороне. Однако вы ступаете по тонкому льду, называя его приверженцем суда Линча. Он оказался перед очень сложным выбором – действовать немедленно, чтобы остановить изнасилование, или бросить девушку на произвол судьбы и обратиться за помощью.

– Мистера Блейкни там бы не было, если бы он и его жена не скрыли информацию о мисс Лассель. Хьюз и его банда не подвергли бы сегодня молодую леди, которую он спас, этому ужасу, потому что уже сидели бы за решеткой по обвинению в изнасиловании мисс Лассель.

– Но ведь мисс Лассель сказала вам вполне категорично, что она слишком напугана, чтобы давать показания в полиции, даже если бы супруги Блейкни и сообщили вам о произошедшем. Она живет в страхе, что Хьюз выполнит свое обещание повторить изнасилование, как только выйдет на свободу, и даже сейчас нет никакой гарантии, что она или сегодняшняя жертва смогут свидетельствовать в суде. В этом случае вам лучше надеяться на показания мистера. Если он это сделает, в чем я лично не сомневаюсь, то и Рут, возможно, почерпнет мужество в его поведении. А если еще и другая девушка и ее родители осознают, чем они обязаны мистеру Блейкни, то они, вероятно, тоже выступят в суде. Если же вы будете настаивать на обвинении Джека, то можете попрощаться с надеждой на сотрудничество от двух перепуганных девушек. Они вполне справедливо решат, что закон не на их стороне, а на стороне Хьюза.

Инспектор покачал головой.

– Вы оба не хотите понять, – сказал он раздраженно, – что если мы не обвиним мистера Блейкни, предъявить обвинения Хьюзу будет почти невозможно. Его защита устроит настоящее шоу в суде, указывая на контраст между снисходительностью полиции к доказанному преступлению, совершенному представителем среднего класса, и суровость полиции по отношению к предполагаемому преступлению, совершенному безработным. Не забывайте, что Хьюза не было в фургоне во время изнасилования, и он утверждает, что не знал о происходящем. Парню, который насиловал девушку, когда ваш клиент ворвался в машину, всего пятнадцать, он несовершеннолетний; иными словами, его могут арестовать, но о тюремном заключении не может быть и речи. Самому старшему из всех, кто находился в фургоне, за исключением Хьюза, восемнадцать, и суд примет во внимание его возраст. Сейчас они в шоке и указывают на Хьюза как на организатора преступления, но ко времени суда все превратится в некую безобидную игру, инициатором которой якобы оказалась сама девушка и о которой Хьюз понятия не имел, потому что вышел прогуляться по берегу. Хуже всего, мистеру Блейкни придется подтвердить это в суде, потому что он видел, как Хьюз ходил по пляжу. – Полицейский потер усталые глаза. – Только Богу известно, удастся ли нам вообще предъявить обвинение. Без твердого доказательства преступных намерений Хьюз может выйти сухим из воды. Его метод заключается в том, что он заставляет более молодых выполнять грязную работу за себя, в то время как сам стоит в стороне и собирает деньги. Как только подростки поймут, какими короткими будут их сроки, потому что закон бессилен против несовершеннолетних, они перестанут стучать на Хьюза. Именно на такой исход событий я бы и поставил свой последний грош.

Последовала долгая тишина.

Сара откашлялась.

– Вы забываете о девушках. Разве их показания не имеют значения?

Инспектор криво усмехнулся.

– Если им будет не слишком страшно прийти в суд, чтобы дать показания, если они не упадут в обморок во время перекрестного допроса, если их кражи не будут использованы защитой, чтобы очернить их, если та скорость, с какой они раздвинули ноги перед Хьюзом, не уронит их в глазах присяжных... – Он пожал плечами. – Правосудие так же непостоянно, как судьба, доктор Блейкни.