Эхо

Он подвинул стул к окну:

— Боюсь, что нет. У меня не было времени, потому что после прихода полиции я как-то забыл про это. — Он задумчиво потер подбородок. — Значит, не так-то плохо у тебя со зрением.

Миссис Дикон пропустила это замечание мимо ушей:

— Кто такой Терри и почему он приехал вместе с тобой?

— Это парнишка, у которого я брал интервью, когда писал статью о бездомных. Потом, когда я выяснил, что ему негде отпраздновать Рождество, я предложил ему провести несколько дней у меня.

— Сколько ему лет?

— Ну, это не имеет никакого отношения к сегодняшнему визиту полиции, ма.

— По-моему, я об этом ничего не говорила. Так сколько же ему лет, Майкл?

— Четырнадцать.

— Боже мой! Почему же его родители не следят за ним?

Дикон громко рассмеялся:

— Для этого их сначала нужно отыскать.

Майкл был поражен внешним видом матери. Она сильно изменилась, стала маленькой, иссохшей и совсем худой. Просто какая-то тень бывшей дамы. И даже пронзительные голубые глаза стали тусклыми и серовато-блеклыми. Дикон был готов встретить дракона, пусть раненного, но все еще извергающего пламя. Все, что угодно, но только не то, что увидел.

— Не трать понапрасну своего сочувствия по отношению к нему, ма. Даже если бы он знал, где сейчас находятся его родители, он вряд ли согласился бы жить с ними. Он уже слишком независимый человек.

— Значит, вы с ним чем-то похожи?

— Нет. В его возрасте я был совсем другим. У него есть такие способности, которые у меня не проявились и до сегодняшнего дня. В четырнадцать лет я вряд ли смог бы войти в незнакомый дом и запросто начать беседу с человеком в несколько раз старше меня. Между прочим, о чем вы разговаривали? Мне даже интересно.

Легкая улыбка коснулась губ Пенелопы:

— Я услышала чьи-то тихие шаги в коридоре и громко произнесла: «Кто бы там ни был, пожалуйста, подойдите ко мне». Он вошел и сказал: «У вас что, на затылке уши растут?» Потом он был очень любезен, объяснив мне, что он не вор, но если бы таковым являлся, то уже обратил внимание на несколько замечательных картин, развешенных по стенам. Из его слов я поняла, что этот дом кажется ему дворцом после твоей скучной квартиры, которая напоминает, наверное, общественную уборную. Так что ты собираешься с ним делать после праздников?

— Не знаю. Я об этом пока не задумывался.

— А тебе следовало бы, Майкл. У тебя есть жуткая привычка с легкостью относиться к ответственности, которую ты на себя берешь. Если что-то тебе потом надоедает, то ты так же легко можешь и сбросить с плеч взятый груз. Я виню в этом себя. Мне надо было раньше позаботиться о том, чтобы ты научился встречать неприятности лицом к лицу, а не поощрять твои попытки всячески избегать их.

— Неужели ты так поступала?

— И тебе это известно не хуже, чем мне.

— Ничего подобного. Зато мне известно другое: то, что ты строила из себя мученицу безо всяких на то причин. Вот тогда я решил, что ничто в этом мире не заставит меня пойти тем же путем. Мы с Джулией ненавидели друг друга, и неважно, что она тебе говорила потом. Поверь, она радовалась нашему разводу не меньше, чем я. Ну хорошо, допустим, это я виноват, потому что увлекся другой женщиной, но ты не можешь себе представить, как тяжело спать в одной постели с особой, которая не выносит секса, не хочет иметь детей, да еще сознается в том, что единственная причина, по которой она вышла за тебя замуж, так это то, что «миссис Дикон» куда более благозвучно, чем «мисс Фитт». — Он поднялся со стула и быстро подошел к окну. — Ты никогда не задумывалась над тем, почему она так и не вышла замуж во второй раз и продолжает называться «миссис Дикон»? — Он бросил на мать недовольный взгляд. — Потому что ей нужно было отделаться от постоянного контроля со стороны родителей, и я оказался именно тем идиотом, который ей в этом помог.

— А из-за чего вышла за тебя замуж Клара? Сколько длился твой второй брак, Майкл? Кажется, три года?

— По крайней мере, она предложила мне немного тепла после восьми фригидных лет с Джулией.

Пенелопа осуждающе покачала головой:

— Ну, а почему же она так и не родила тебе ребенка? Не в тебе ли все дело, Майкл? Может быть, это ты не хочешь иметь детей?

— Ошибаешься. Клара просто не хотела портить свою проклятую фигуру. — Он прижался лбом к прохладному стеклу. — Ты не представляешь себе, как я иногда завидую Эмме. Я бы отдал свою правую руку на отсечение взамен ее дочек.

— Вряд ли, — засмеялась Пенелопа. — Это настоящие мерзавки. Я могу вынести их не более двух минут, а потом их жеманные улыбки начинают меня раздражать. Я так надеялась, что ты родишь мне внука. Мальчики не такие притворы, как девчонки.

* * *

Сержант Харрисон, покидая участок, поднял руку, приветствуя двух своих коллег, которые выходили из машины, вернувшись после вызова.

— На пять дней я с вами прощаюсь! По-моему, я заслужил этот короткий отпуск, — радостно сообщил сержант, — и собираюсь использовать его на все сто процентов. Теперь у меня ни одна минутка не пропадет!

— Вот ведь повезло, — с завистью высказался водитель, открывая заднюю дверцу автомобиля и хватая за руку задержанного:

— Ну, выходи, солнышко мое. Давай-ка на тебя посмотрим.

Барри Гровер медленно вылез наружу, часто моргая ст яркого света.

Харрисон замер у дверей.

— А я знаю этого парня. Что он натворил?

— Производил подозрительные действия в саду одной женщины. А точнее, занимался мастурбацией, смотря на фотографию хозяйки дома. Под каким именем он тебе известен?

— Барри Гровер.

— Тогда может быть, ты уделишь нам минут десять, сержант? Этот тип уверяет, что он Кевин Пауэлл из Кента. Будто бы он родственник миссис Аманды Пауэлл, владелицы особняка. Мы посчитали, что это маловероятно, особенно, если принять во внимание, чем он занимался с ее фотографией. Но соседи подтвердили, что у Аманды в Кенте есть родственники. Она как раз и уехала туда сегодня утром к своей матери.

Харрисон с отвращением посмотрел на Барри.

— Его зовут Барри Гровер, — повторил он. — Он живет в Камдене вместе с матерью. О Господи! Надеюсь, что онанизм — это самое страшное его преступление. Не хватало еще вытаскивать трупы из-под паркета в его доме.

* * *

— Мой сын и я всегда имели разные взгляды на жизнь, — рассказывала Пенелопа Терри. — Сейчас, оглядываясь назад, я не могу припомнить ни одного его решения, с котором бы согласилась.

— Между прочим, ты была в восторге, когда я объявил, что женюсь на Джулии, — как бы между прочим заметил Майкл, не отходя от окна.

— Не то чтобы в восторге, Майк, — тут же возразила миссис Дикон. — Просто мне было приятно, что ты наконец решил остепениться и обзавестись семьей. Помню, что еще тогда я тебе говорила: «Джулия — далеко не лучший твой выбор. Мне больше нравилась Валери Крю».

— Еще бы! — фыркнул Майкл. — Ведь она соглашалась с каждым твоим словом.

— Это только подчеркивает ее тонкий ум.

— Скорее ее страх. Она начинала дрожать, едва переступала порог этого дома. — Майкл весело подмигнул Терри. — Мама критически осматривала каждую девушку, которую я приводил сюда. Она считала их моими потенциальными женами и подвергала строжайшему допросу, проверяя, годится ли претендентка на роль супруги. Кто ее родители? Какое у них образование? Не было ли в семье случаев психических заболеваний?

— Если были, тогда не имело смысла жениться на такой девушке, — раздраженно вставила Пенелопа. — У вас было бы два набора испорченных генов, и тогда у детей не оставалось ни малейшего шанса.

— Ну, этого мы теперь никогда не узнаем, — с такой же озлобленностью заметил Дикон. — Каждый раз, когда ты заводила разговор о безумии, девушки старались побыстрее сбежать от меня. Может быть, именно поэтому и Джулия, и Клара воздерживались от того, чтобы завести ребенка.

Терри ухмыльнулся:

— Не может быть, Майк. Правда, я живу с тобой всего пару дней, но ведь много и не надо, чтобы определить нормален человек или нет.

— Кто тебя просил вмешиваться?

Терри сидел на полу и поглаживал старую облезлую кошку, которая жила здесь так давно, что никто уже и не помнил сколько ей лет. Кошка громко мурлыкала от удовольствия, что было весьма странным, потому что, как заметила Пенелопа, это животное от старости стало злобным и не подпускало к себе никого из посторонних.

— Нужно просто побольше прислушиваться друг к другу, — снова вставил свое слово Терри. — Мне кажется, что каждый из вас думает только о себе. Неужели вам не надоедает без конца спорить? Если, конечно, решается какой-то серьезный вопрос, в этом может быть смысл, но вы же ссоритесь просто так. Что касается меня, я думаю, миссис Дикон не стоило постоянно напоминать Майклу о том, что это он убил отца. А тебе, Майкл, следовало бы побольше прислушиваться к тому, что мать говорила о твоих женах. То есть они действительно не были достойны тебя, иначе ты бы не стал разводиться. Вы понимаете, о чем я говорю?

* * *

Содержимое карманов Барри и конверт с фотографиями, который оказался при нем, выложили на стол в комнате для допросов. Сержанты Харрисон и Форбс молча рассматривали странный набор: визитные карточки проституток, затвердевший презерватив, без всякого лабораторного анализа говоривший, что им уже пользовались. Кроме того, тут лежало с дюжину фотографий различных мужчин, некоторые из снимков которых оказались недодержанными. К этому добавлялась книга в мягком переплете «Неразгаданные тайны двадцатого века» и сложенная газетная вырезка. Тут же сбоку находилась та самая фотография Аманды Пауэлл, благоразумно завернутая в целлофан, чтобы предохранить ее от следов позора, и кожаный бумажник, в котором полицейские обнаружили деньги и старую фотографию с загнутыми уголками, изображавшую Барри с каким-то годовалым младенцем на руках.

Магнитофонная пленка крутилась уже минут пятнадцать, но Барри за все это время не произнес ни слова. Слезы унижения ручьями текли у него из глаз, пухлые дряблые щеки беспрестанно тряслись.

— Ну, Барри, давай же, поговори с нами, — еще раз попробовал Харрисон. — Что ты делал возле дома миссис Пауэлл? Почему именно там? И почему ты выбрал ее? — Он еще раз взглянул на фотографии. — Что это за люди? Ты тоже дрочишь, когда смотришь на них? Что это за ребенок у тебя на руках? Может быть, ты еще и на младенцах свернут? Вот интересно, когда мы придем с обыском к тебе домой, уж не обнаружим ли мы, что все стены там заклеены фотографиями новорожденных? Не из-за этого ли ты сейчас так волнуешься?

Барри испустил тяжелый вздох и, сползая со стула, упал в глубокий обморок.

* * *

Полицейский врач вместе с Харрисоном вышел в коридор:

— Разумеется, он не умирает, но перепутан очень сильно. Вот поэтому он и лишился чувств. Говорит, что ему тридцать четыре, но вы скиньте годиков двадцать, и тогда у вас получится человек его эмоционального уровня. Мой совет: пригласите кого-нибудь из родителей или друзей, чтобы они присутствовали при допросе, иначе он, скорее всего, снова грохнется в обморок. Работайте так, как будто вам приходится иметь дело с подростком. Тогда, может быть, вы чего-нибудь и добьетесь.

— Дело в том, что его мать не подходит к телефону и, судя по тому склепу, который она соорудила из комнаты своей бабушки, тоже психически не совсем здорова.

— Ну вот, это и объясняет заторможенность в развитии.

— А может быть, стоит пригласить адвоката?

Доктор пожал плечами:

— Если вам нужно мое профессиональное мнение, то присутствие адвоката испугает его еще сильнее. Лучше всего отыскать друга — они обязательно должны быть — иначе у вас получится какое-нибудь ложное признание. Но это тот еще тип, помни об этом, Крэг. И не думай, что на суде я буду отрекаться от своих слов.

* * *

На кухне зазвонил телефон. Через несколько секунд из-за дверей гостиной высунулась голова Сиобы:

— Вас спрашивают, Майкл. С вами хочет поговорить сержант Харрисон.

Дикон и Терри обменялись встревоженными взглядами:

— Он не сказал вам, что ему нужно?

— Нет. Он только подчеркнул, что его дело не имеет никакого отношения к Терри.

Недоуменно пожав плечами, Дикон послушно отправился за сиделкой.

— По-моему, Майкл успел сдружиться с полицией, — сухо заметила Пенелопа. — И часто они ему звонят?

— Если вы намекаете на то, что в этом виноват я, то, наверное, в чем-то вы и правы. Если бы он не связался со мной, легавые и имени бы его не знали. Но только за него волноваться не следует: уж Майкл-то в беду не попадет, миссис Дикон. Он отличный малый. И даже не пьет за рулем. — Парнишка наблюдал за старухой краем глаза. — Он был очень добр ко мне, купил мне одежду и всякие подарки, научил меня таким вещам, о которых я раньше и не слышал. Теперь мне бы сотни парней позавидовали.

Пенелопа ничего не ответила и окрыленный Терри продолжал:

— Поэтому я считаю, что не будет никакого вреда, если вы проявите свою радость от встречи с ним. Я помню, как один мой знакомый старик — он все время что-то проповедовал — так вот он рассказал мне историю об одном малом, который оттяпал у папаши половину его богатства и часть потратил на женщин, а часть проиграл. В общем, дело закончилось тем, что он оказался выброшенным на улицу. Он был бедным и несчастным, и вдруг вспомнил, как здорово ему было с отцом до того, как он ушел из дома. И тогда он подумал зачем я нищенствую и прошу крохи у незнакомых людей, когда могу вернуться домой, и отец мне даст все, о чем я только попрошу. И вот он отправился домой, и его отец был так доволен возвращению сына, что сразу расплакался от счастья. Ведь он думал, что этот мерзавец уже давным-давно погиб.

Пенелопа не могла сдержать улыбки:

— Ты только что пересказал притчу о блудном сыне.

— Но вы ведь все равно поняли смысл, да, миссис Дикон? Неважно, что успел натворить сын, отец всегда счастлив видеть его живым в своем доме.

— Надолго ли? — хмыкнула женщина. — Ведь сын-то ничуть не изменился. И ты считаешь, что отец будет с таким же восторгом смотреть на своего отпрыска, когда тот примется за старое, и жизнь опять пойдет кувырком?

Терри задумался:

— А почему бы и нет? Ну, возможно, они бы ссорились время от времени или даже жили бы в разных домах, но все равно самое страшное для отца — это узнать о смерти сына. Все остальное можно легко вытерпеть.

Пенелопа снова улыбнулась:

— Но я не собираюсь плакать от радости, Терри. Я человек сдержанный и на такие эмоции неспособна. Кроме того, подобным поведением я бы просто насмерть перепугала Майкла. Он не знает, как обращаться с плачущими женщинами. Вот этим-то и воспользовались обе его жены, когда после развода обобрали его полностью. И это несмотря на то, что у них не было детей. Джулия знала, когда стоило «включать фонтаны», и я не сомневаюсь, что Клара тоже очень быстро научилась пользоваться своей женской слабостью. В любом случае, я надеюсь, что он уже понял, как я рада видеть его. Иначе он не стал бы разговаривать так беспечно, поверь мне.

— Ну, раз вы в этом уверены… — с сомнением в голосе произнес Терри. — То есть вы оба мне кажетесь очень твердыми людьми. Если бы мне пришлось выбирать мать, чего, конечно, никогда не будет, — подчеркнул юноша, — я бы, конечно, предпочел такую, как вы, нежели как ваша сиделка, которая тут же принялась меня тискать, как маленького. К тому же она чересчур много говорит. Ля-ля-ля… Пока я искал джин, я успел выслушать всю ее биографию. — Он положил руку на голову кошке, которая снова принялась громко мурлыкать. — А как вообще выглядят маринованные яйца? Я как их представлю, мне уже дурно становится.

Пенелопа громко и искренне рассмеялась, и когда Дикон вернулся в гостиную, то удивился, насколько молодо выглядела сейчас его мать. Ему вспомнился один приятель с Ямайки, который утверждал, что смех является музыкой души. А может быть, еще и фонтаном молодости? Возможно, Пенелопа будет жить еще очень долго, если снова научится смеяться.

— Нам придется сейчас же вернуться в Лондон, — сообщил Майкл. — Я не совсем разобрался в подробностях, но Харрисон сказал, что они арестовали Барри за подозрительные действия в саду Аманды Пауэлл. Барри молчит, и пока не удалось вытянуть из него ни слова. Харрисон спрашивает, не смог бы я пояснить, что за фотографии этот чудак носит при себе. — Он нахмурился. — Гровер тебе ничего не говорил по поводу того, что собирается нанести ей визит?

Терри отрицательно покачал головой:

— Нет, но если он не хочет давать показания, это его личное дело. Я не понимаю, почему мы должны бросать все свои дела и мчаться в полицию только потому, что им так удобнее.

— Возможно. Но мне хочется выяснить, что же все-таки там происходит. Харрисон говорил, что им даже пришлось вызвать врача, потому что Барри потерял сознание, как только они начали задавать ему вопросы. — Он повернулся к матери. — Прости, ма, но мне действительно надо ехать. Это та самая история, над которой я работаю уже несколько недель. Кстати, благодаря ей я и познакомился с Терри.

— Ну, хорошо, — смиренно произнесла пожилая женщина. — Возможно, так даже лучше. Эмма со своим семейством собиралась сегодня заехать ко мне. Я даже не сомневаюсь, что если бы ты остался, здесь произошла бы серьезная ссора. Ты знаешь и ее, и себя.

Майкл счел за лучшее придержать язык. Чаще всего брат и сестра начинали вцепляться друг другу в горло только из-за того, что на это их провоцировала сама Пенелопа.

— У меня исправился характер, — заметил Майкл. — Пять лет назад я перестал спорить и ссориться со своими близкими и родными. — Он чмокнул мать в щеку. — Береги себя.

Она успела поймать его руку и задержала ее:

— Если я продам этот дом и перееду в богадельню, то тебе после моей смерти ничего не достанется. Особенно в том случае, если я проживу столько, сколько обещают врачи.

Майкл улыбнулся:

— Значит, все угрозы, что я лишусь наследства в случае женитьбы на Кларе, были фальшивыми?

— Она тянулась за твоим богатством, — с горечью произнесла Пенелопа. — И ей немало досталось.

Майкл сжал ладонь матери:

— Так мое наследство — это единственная причина, которая задерживает твое решение?

Пенелопа не стала отвечать прямо:

— Меня волнует то, что у Эммы остается всего много, а у тебя — мало. Твой отец хотел, чтобы этот дом стал твоим, и я тоже дала понять Эмме, что так оно и будет. Теперь она настаивает на том, чтобы я продала дом, отложила для тебя такую же сумму, какую я уже отдала им, а остальное перевела в дом престарелых.

— Ну, значит, так и надо поступить, — кивнул Майкл. — По-моему, все будет честно.

— Но твой отец хотел, чтобы дом достался тебе, — настойчиво повторила Пенелопа, в раздражении выдергивая руку. — Уже два столетия он принадлежит роду Диконов.

Он смотрел на ее пушистые белоснежные волосы, и ему внезапно захотелось зарыться в них носом, как он делал это в детстве. То, что он слышал сейчас, было равносильно ее признанию и извинению за то, что она порвала второе завещание отца.

— Тогда не продавай его, — почти прошептал он.

— Это вряд ли поможет мне решить проблемы.

— Прости, — с неожиданным равнодушием начал Майкл, — но мне как-то до лампочки, если твоя дочь залезет в долговую яму, а ты будешь менять сиделок, и все это для того, чтобы потом я все равно продал этот дом на следующий же день после твоей смерти. Давай говорить по честному. Меня никогда не прельщало жить прямо на проезжей дороге, и если у меня будет достаточно денег, то я куплю себе что-нибудь поприличней в Лондоне. — Он снова незаметно подмигнул Терри. — И если меня что-то волновало относительно моих разводов, так это то, что я уже потерял два роскошных дома и теперь вынужден снимать жалкую лачугу на чердаке.

— Поэтому не стоит передавать тебе еще один дом, — тут же попалась на приманку Пенелопа. — Легко достался, не жаль и терять. Вот какова твоя философия, Майкл.

— Тогда прими это во внимание, когда будешь решать, как же тебе поступить. А если ты хочешь, чтобы Диконы владели этим домом еще пару столетий, то оставь его нашим дальним родственникам из Уимблдона. По-моему, лет десять назад у них родился сын. — Майкл посмотрел на часы. — Нам пора. Я обещал сержанту, что мы прибудем часа через два.

Мать горько улыбнулась:

— Я же говорила: что легко достается, то и терять не жаль. — Она протянула руку Терри. — Прощайте, молодой человек, было приятно познакомиться.

— И мне тоже. Я надеюсь, что у вас все будет хорошо, миссис Дикон.

— Спасибо. — Она взглянула на него, и парень поразился тому, насколько яркими были ее глаза в солнечном свете, пробивавшемся через окно. — Как жаль, что у тебя нет матери, Терри. Она бы гордилась мужчиной, в которого превращается ее сын.

* * *

— Ты считаешь, она сказала правду? — наконец, вымолвил Терри, после продолжительного молчания, когда они уже садились в машину. — Ты полагаешь, моя мама гордилась бы мною?

— Да.

— Правда, это не имеет никакого значения. Она, наверное, давным-давно умерла от передозировки или сидит где-нибудь в тюрьме.

Дикон ничего не ответил.

— Да она уже и забыла о моем существовании. Я хотел сказать, что если бы я ей был нужен, она не стала бы меня бросать. — Он печально посмотрел в окно. — Как ты считаешь?

«Конечно», — подумал Дикон, но вслух произнес:

— Совсем не обязательно. Если тебя отдали опекунам только из-за того, что ее посадили в тюрьму, это еще не означает, что ты ей был не нужен. Просто она тогда не могла тебя воспитывать.

— Тогда почему она не стала искать меня, когда вышла из тюрьмы? Ведь я долгое время оставался у опекунов, а ее не могли посадить на такой срок. Ну, если только она не убила кого-нибудь.

— Может быть, она посчитала, что без нее тебе будет лучше.

— Может быть, мне самому стоит ее разыскать.

— Если только тебе это нужно.

— Иногда я думаю об этом, а потом мне становится страшно, что мы с ней возненавидим друг друга. Жаль, что я совсем не помню ее. Мне не хочется узнать, что моя мать — старая проститутка, да еще и наркоманка, и дверь у нее всегда открыта для мужиков, которым хочется перепихнуться.

— Так чего же тебе надо?

Терри усмехнулся:

— Богатую стерву с «Порше». И чтобы у нее не было никого кроме меня, кому она могла бы завещать этот автомобиль.

Дикон рассмеялся:

— Вставай в очередь. — Машина выбралась на шоссе, и Майкл вдавил педаль газа. — Меня моя мать тоже не слишком устраивает.

* * *

Аманда Пауэлл открыла дверь и нахмурилась, увидев на пороге местного полицейского. Когда она выслушала его, выражение ее лица стало серьезным:

— Я не знаю никого по имени Барри Гровер и не могу даже предположить, почему у него оказалась моя фотография. Так ему удалось взломать замок в моем гараже?

— Нет. Судя по имеющейся информации, он был арестован в вашем саду, но следов взлома ни в гараже, ни в доме нет.

— И теперь лондонская полиция хочет, чтобы я вернулась домой и ответила на их вопросы?

— Все зависит исключительно от вашего желания. Нам было приказано только сообщить вам о случившемся.

Аманда встревожилась:

— Я только сказала своим соседям, что уезжаю к матери в Кент. Откуда вы узнали этот адрес?

Полицейский заглянул в свой блокнот:

— Дело в том, что Гровер поначалу назвался Кевином Пауэллом из Клэрмонт-коттедж, Изби. Мы проверили этот адрес, и выяснилось, что здесь проживает миссис Гленда Пауэлл. Похоже, это ваша мать? — Теперь настала очередь полицейского нахмуриться. — Создается впечатление, что этот человек обладает обширной информацией о вас. Вы уверены, что не знакомы с ним?

— Абсолютно. — Она на мгновение задумалась. — А почему я должна его знать? Чем он занимается?

Полицейский снова сверился со своими записями:

— Он работает в редакции журнала «Стрит». — Услышав тяжелый вздох женщины, он поднял глаза. — Это вам о чем-нибудь говорит?

— Нет. Я слышала об этом журнале, и более ничего.

Он записал что-то в блокноте и вырвал листок:

— Расследованием в Лондоне занимается сержант Харрисон, его телефон написан сверху. Меня зовут Колин Даттон, и мой номер ниже. Наверное, причин волноваться нет, миссис Пауэлл. Гровер задержан, поэтому некоторое время он не будет вас беспокоить. Но если вдруг возникнут проблемы, вы всегда можете связаться с сержантом Харрисоном или со мной. Веселого вам Рождества.

Она проводила его взглядом до ворот, а когда полицейский оглянулся, женщина улыбнулась и ответила:

— И вам счастливого Рождества.

— Что случилось? — раздался из гостиной голос ее матери.

— Ничего, — хладнокровно ответила Аманда, затем сняла брошь с лацкана пиджака и вогнала иголку под ноготь большого пальца. — Все в порядке.

* * *

Когда Харрисон замолчал, Дикон в недоумении покачал головой:

— Дело в том, что я не очень хорошо знаю Барри. Наверное, близко его никто не знает. Он никогда ничего не рассказывает о своей личной жизни. — Майкл брезгливо окинул взглядом фотографию Аманды Пауэлл, которую использовал Барри и которая сейчас одиноко лежала посреди стола. — Насколько мне известно, единственное, что связывает его с миссис Пауэлл, так это то, что ему пришлось проявить пленку после того, как я взял у нее интервью. Одна из наших сотрудниц снимала эти кадры… — он кивком указал на стол, — и это, пожалуй, лучшая фотография.

— Зачем вы брали у нее интервью?

— Я писал статью о бездомных, а Аманда попала в новости еще в июне, когда некий Билли Блейк, нищий, умер от истощения у нее в гараже. Мы подумали, что она может рассказать что-то интересное об этой проблеме в общем, но, как потом выяснилось, ошиблись.

Лицо Харрисона просияло:

— То-то мне показалась знакомой ее фамилия, только я никак не мог вспомнить, где же она мне встречалась. Я хорошо помню тот случай. Но почему Барри интересуется ею до сих пор?

Дикон закурил:

— Не знаю, может быть, это как-то связано с проблемой идентификации Билли, над которой я работаю. Барри помогает мне. — Он вынул одну из фотографий Блейка из кармана и передал ее сержанту. — Здесь Билли заснят, когда его арестовали в первый раз. Это было четыре года назад. Мы полагаем, что Билли Блейк — вымышленное имя, и этот человек мог совершить в прошлом преступление. Он обычно ночевал на старом складе вместе с Терри Дэлтоном и Томом Билем.

Харрисон вынул конверт с фотографиями и рассыпал их на столе:

— Значит, это и есть ваши подозреваемые? — Он отодвинул в сторону недодержанный снимок Билли. — А это тот парень, который умер?

Дикон кивнул.

Харрисон разгладил одну фотокопию:

— Вот этот тип очень похож на него.

Хотя фотография лежала для Дикона «вверх ногами», сходство оказалось поразительным.

Вот дерьмо!!!

Это был увеличенный снимок Питера Фентона, который иллюстрировал статью Анны Каттрелл.

И этот маленький ублюдок скрыл от него свою находку!

— Действительно похож, — согласился Майкл, — но чтобы убедиться в том, что это одно и то же лицо, требуется смоделировать это на компьютере. Да он просто ВЫВЕРНЕТ Барри наизнанку, если полиция выяснит личность Билли раньше чем он сам. — Вы помните Джеймса Стритера? — Харрисон кивнул. — Нас больше интересует как раз этот господин. — Дикон коварно подсунул сержанту удачную фотографию Джеймса. — Может быть, именно поэтому Барри так заинтересовался Амандой Пауэлл. Раньше она была Амандой Стритер, до того, как Джеймс украл десять миллионов и скрылся в неизвестном направлении, предоставив ей расхлебывать последствия в одиночку.

Улыбке сержанта сейчас позавидовал бы и знаменитый чеширский кот:

— Действительно, это один и тот же тип.

— Они похожи, верно?

— Так что вы говорите? Джеймс вернулся к ней, поджав хвост, а она заморила его голодом в гараже?

— Не исключено.

Харрисон задумался:

— И все же я не пойму, почему Барри оказался в ее саду, да при этом еще и дрочил, глядя на ее фотографию. — Он лениво принялся перебирать карточки проституток. — Вот когда парни носят такие штучки у себя в карманах, они начинают меня беспокоить. И зачем ему фотография, где он снят с ребенком? Что это за младенец и какова его судьба?

Дикон в задумчивости почесал подбородок:

— Вы говорите, что он с момента ареста не произнес ни слова?

— Именно так.

— Позвольте мне побеседовать с ним. Он мне доверяет. Я попробую убедить его быть с вами откровенным.

— Даже если нам придется предъявить ему обвинение?

— Даже тогда, — согласился Дикон. — Я отношусь к извращенцам так же, как и вы, и мне не очень улыбается перспектива работать с подобным человеком.

Глава шестнадцатая

У Барри отобрали очки, и теперь его лицо казалось каким-то голым. Он сидел на тюремной койке, ссутулившись и опустив голову. Позже Дикону объяснили, что очки были изъяты из-за того, что Барри мог разбить стекла и попытаться перерезать себе вены. Во избежание самоубийства у него также забрали ремень и шнурки от ботинок. Когда дверь в камеру открылась, Гровер близоруко прищурился. Сейчас он больше напоминал грустного клоуна, нежели таракана. Его пухлое тело содрогнулось от ужаса.

— К вам посетитель, — объявил дежурный сержант, пропуская Дикона вперед и оставляя дверь открытой. — Десять минут, — предупредил он.

Дикон подождал, пока полицейский удалится, а затем присел рядом с Барри. Он ожидал, что его сейчас захлестнет, как всегда, чувство омерзения, но, как ни странно, испытал только жалость к этому бедняге. Несложно было представить себе, через какой кошмар пришлось пройти Гроверу. В полицейских тюремных камерах никогда не было ничего приятного, особенно для тех, кто впервые оказывался здесь после совершения непристойности на глазах общественности.