— Солнце пытается пробиться через тучи, — ответила та из гостиной. — Зато море будто стеклышко.
Опершись на локте, Ренделл осматривал каюту. Это была стандартная двойка, с длинным металлическим комодом на четыре ящика между кроватями; на комоде рядом с его кроватью стоял белый телефонный аппарат, ближе к кровати Дарлены — лампа с белым абажуром. У изголовья располагалось коричневое кресло с полосатой обивкой, на котором сейчас было раскидано белье Дарлены: полупрозрачный лифчик и колготки. В ногах кровати, перед трюмо, валялся легкий стульчик оранжевого цвета.
Ренделл слышал ровное гудение судовых двигателей и плеск рассекаемой носом и смыкающейся за кормой лайнера воды. После этого он услышал щелчок включаемого телевизора и бубнящий голос диктора.
Ренделл упал на подушку и попытался включиться в четвертое утро пятого дня плавания от Нью Йорка до Саутхемптона.
Когда он согласился занять пост рекламного директора по изданию Международного Нового Завета и проекта, носящего название «Воскрешение Два», он не собирался брать Дарлену Николсон с собой в поездку. Наоборот, он хотел отправиться один, с Уилером, чтобы сконцентрироваться на подготовке всего того, что так занимало его теперь, на той работе, которую он согласился делать. Дарлена была слишком фривольной и гедонистической особой для такой поездки. И дело было даже не в том, что девушка могла занять все его время, а в том, что Дарлена могла отрывать от основных занятий своим пустым легкомыслием и постоянной готовностью к сексуальным забавам. Более того, ее присутствие могло привести к ненужным осложнениям. Уилер со своими сотрудниками, всякими специалистами и экспертами, учеными и богословами, связанными с «Воскрешением Два» в Амстердаме, не захотели бы иметь ничего общего с девушкой, подобной Дарлене. Ренделл догадывался, что в подобной компании она была бы как девица из кордебалета или стриптизерка на проведении католической благотворительной лотереи.
Причем, все это не потому, что Дарлена выглядела какой-нибудь дешевкой, проституткой — нет, скорее, потому, что она была кричаще-яркой, привлекающей все взгляды, в чем-то глупенькой, никогда не учитывающей обстоятельств. А вообще-то говоря, она была весьма видной и прямо-таки излучала сексуальность. Дарлена была высокой девицей с плоским, удлиненным и худощавым телом манекенщицы или модели из мира высокой моды, если только не обращать внимание на груди: крепкие, грушевидной формы, вечно демонстрируемые в глубоких декольте носимых ею платьев и блузок или же обтягивающих свитеров, собираемых ею дюжинами. Ее белокурые волосы доходили до плечей, голубые глаза казались посаженными слишком близко, щеки — несколько впалыми; у нее была очень тонкая светлая кожа и маленький ротик с полными губами. Ходила она как бы скользя, так что все части тела — грудь, бедра, ягодицы — двигались как надо, во всяком случае, всегда заставляя обернуться проходящих мимо мужчин. У нее были самые длинные ноги, какие Ренделлу не доводилось видеть ни у одной из женщин. Вне кровати Дарлена доставляла массу хлопот, она была глуповатой, неловкой и капризной. В постели же она преображалась: становилась гибкой, неутомимой, изобретательной, веселой и дарящей радость. Ренделл давно уже решил про себя, что весь ее ум помещался к нее в вагине. Встретив Дарлену, Ренделл получил от нее все, в чем нуждался, но она не могла быть тем товарищем для волнующего и увлекательного путешествия в мир веры, куда он сам решил направиться.
Ренделл предлагал Дарлене различные выходы из сложившейся ситуации. Поскольку ему надо было ехать за границу не дольше, чем на месяц-два, и в это время он не мог уделять ей достаточно внимания, с его стороны возникло предложение, чтобы Дарлена на это время вернулась в Канзас-Сити, чтобы проведать родителей, родственников, друзей. Он мог бы оплатить ей билеты в обе стороны и подкинуть деньжат на карманные расходы на все то время, пока он не вернется, и они не воссоединятся в Нью Йорке. Дарлена его предложения не приняла. Тогда он стал соблазнять ее поездкой в Лас Вегас, Лос Анжелес, месячным отдыхом на Гавайях или шестинедельным путешествием по Южной Америке. Ответом на все это было: нет, нет и нет; Стив, я хочу быть только с тобой; если же я не смогу поехать, то покончу жизнь самоубийством.
В ответ на это он вздохнул, сдался и сделал ее своей секретаршей, прекрасно понимая, что никого этим не обманет, а в конце концов вообще выкинул всю проблему из головы. Хотя, в сложившейся ситуации были и свои преимущества. Одно из них заключалось в том, что он ненавидел оставаться в постели одному. Кроме того, после хорошей выпивки случались моменты, когда он чувствовал себя виноватым. Дарлена же была прекрасной возможностью отвлечься от грустных мыслей. Ночью она была само совершенство, все в ней двигалось: руки, ноги, бедра и ягодицы, ну а уж после того, когда Ренделл кончал, он чувствовал себя так, будто его пропихнули через иллюминатор.
А за неделю до отъезда, если не считать решения забрать Дарлену с собой, нужно было еще решить несколько чисто личных проблем, но Ренделл был загружен работой с утра до самой ночи, отдавая распоряжения по работе агентства и по дому. После оглушительного сообщения Уилера о находке в Остиа Антика, впервые за все времена удостоверяющей историчность Христа, Ренделл сгорал от нетерпения и любопытства узнать каждую деталь этого таинственного открытия. Но Уилер не удовлетворял его желания. Во время плавания еще будет масса времени, говорил он, а все остальные подробности будут ожидать Ренделла по прибытию в Амстердам. Ренделлу же чертовски хотелось рассказать Ванде, Джо Хокинсу и всем своим сотрудникам об их новом задании, но Уилер попросил его держать все в тайне, пока эксклюзивные экземпляры Международного Нового Завета не выйдут из печати, и издатели не дадут своего разрешения. Но более всего Ренделлу хотелось сообщить эту потрясающую новость своему отцу и Тому Кэри, заранее чувствуя, как она подействует на них, но он был связан обетом молчания, и потому они ничего пока не знали.
Каждый день он звонил в Оук Сити, разговаривал с матерью или Клер и убеждался, что отец, хотя все еще и парализованный, постоянно набирается сил и приходит в себя. Позвонил он и в Сан Франциско. С огромным трудом пришлось ему объяснять Джуди, что планы принять ее в Нью Йорке на пару недель этим летом неосуществимы. Он сказал дочери, что должен выехать за границу по специальному заданию, но пообещал, что осенью они как-нибудь встретятся. После этого он попросил дочку позвать к телефону ее мать. Ему хотелось знать, не передумала ли Барбара относительно развода. Жена спокойно ответила, что не передумала и на следующей неделе собирается встретиться со своим адвокатом. Ну ладно, холодно отреагировал на это Ренделл, тогда он даст указания Тэду Кроуфорду противодействовать этому разводу.
На следующее утро Ренделл проконсультировался с Кроуфордом и описал свой случай; его адвокат только что оторвал голову от подушки и сонным голосом пытался убедить своего клиента не доводить дела до суда. Когда же Ренделл остался непреклонным, Кроуфорд, хочешь — не хочешь, начал делать заметки, чтобы избегнуть неприятных судебных разбирательств, и согласился подготовить все необходимые документы. В течение этой безумно занятой делами недели Кроуфорд встречался и с двумя юристами Огдена Тауэри, решая некоторые спорные моменты, связанные с вхождением «Ренделл Ассошиэйтес» в «Космос Энтерпрайсез». С ужасной внутренней неохотой Ренделл решил позвонить в Вашингтон Джиму Маклафлину, чтобы назначить встречу. По меньшей мере, Джим заслуживал личных объяснений тех причин, по которым Ренделл изменял своему слову и отказывался сотрудничать с Рейкеровским Институтом. Джим мог и не понять их, но такая попытка объяснения должна была иметь место. К несчастью, Джим Маклафлин уже отбыл куда-то для выполнения совершенно секретного задания, так что связаться с ним было никак невозможно. В Вашингтоне его не будет несколько месяцев. Тогда Ренделл оставил для Маклафлина просьбу позвонить Тэду Кроуфорду. Другого выхода не было. Маклафлину придется узнать неприятное известие самым неприятным путем.
Так что, когда день отплытия наступил, Стив Ренделл был чертовски рад этому.
Сейчас же, лежа на кровати в своей каюте, он повернулся на бок. Рядом с телефоном лежала куча сувениров и памяток, которые Дарлена уже насобирала за время плавания. Ренделл поискал рукой за телефонным аппаратом и нащупал брошюрку с программой плавания, в которой было напечатано ежедневное расписание мероприятий. В комплекте имелось пять четырехстраничных буклетов; каждые две первые странички на английском языке, две остальные — на французском. В первых четырех буклетах были мероприятия прошедших четырех дней плавания, в пятом была программа на сегодня. Нынче их было целых девять событий — до того времени, пока завтра утром на рассвете они не прибудут в Саутхемптон.
Разложив программки в руке, будто игральные карты увеличенного размера, Ренделл мог убедиться, насколько мало могли они отразить его собственную активность за время плавания. Тем не менее, каждая из них оставила какой-то след в памяти. А вообще-то, это было приятнейшее морское путешествие, позволившее и отдохнуть, и стимулировать его ум. Если не считать неприятного случая в самый первый день, сразу же после посадки, плавание могло бы стать просто идеальным.
Первый день. Ренделл рассматривал буклет, где сверху заглавными буквами шла надпись: ЛАЙНЕР «ФРАНС», обрамленная изображениями Статуи Свободы, Эйфелевой башни и самого корабля. Самый первый день.
EVENTS DU JOUR
Пятница, 7 июня
(В 18.00 просим перевести свои часы на 15 минут вперед)
14:30 «Отплытие из Нью Йорка»
16:00 «Чайный прием с музыкой»
Холл «Фонтенбло». Веранда средней палубы
Ренделл отложил программку и вновь переживал то, что мог вспомнить из собственных Events du Jour, сохранившихся в виде отдельных фрагментов.
Поднявшись по трапу первого класса за Дарленой, привлекающей взгляды всей мужской половины пассажиркой и экипажа (никакого лифчика под блузкой, широкий кожаный пояс, коротенькая шелковая юбочка, черные колготки и модные туфли на высоком каблуке), он направился вместе с ней прямиком на прием к Уилеру, устроенному в его апартаментах, расположенных сразу же у входа на прогулочную палубу.
Жена Уилера с сыновьями осталась в их канадском летнем доме, так что это был, скорее, прощальный деловой прием. Апартаменты Уилера были заполнены ангелоподобными мужчинами и сладкоречивыми, похожими на деятельниц Армии Спасения дамами из «Мишшиэн Хаус». Правда, здесь присутствовали и новые лица, которых Ренделл еще не встречал, явно профессорского или богословского вида, чаще всего со своими женами, чаще всего — среднего возраста. Проходя с Дарленой под руку через комнату и приняв бокал с шампанским у официанта в белой униформе, но отказавшись от закусок, представляя своего «секретаря» всем тем, кого мог узнать, Ренделл заметил Наоми Данн, стоящую неподалеку от радостно возбужденного Уилера.
Ренделл уже направился было к нему, когда Уилер сам увидал его и поднял руку в приветствии.
— Это начало исторического путешествия, Стив, воистину исторического! — воскликнул он. — А эта милая леди, это твой секретарь, та самая, о которой ты говорил?
Ренделл, нервничая, представил их друг другу. Издатель был неподдельно заинтригован Дарленой, о которой до сих пор знал только из вторых рук, из досье Тауэри.
— Вы присоединяетесь к работе для нашего Господа, мисс Николсон. Помогая мистеру Ренделлу, вы послужите всему человечеству. Не думаю, чтобы вы знали кого-либо из собравшихся тут… Стив, ты не против, если я представлю твою прекрасную даму?
Взяв Дарлену под руку, Уилер ушел, а Ренделл обнаружил, что стоит рядом с Наоми Данн. Она прижималась к стене, потягивая шампанское из бокала и делая вид, что все происходящее ее никак не касается.
— Привет, Наоми. Могу я называть вас просто Наоми?
— Почему бы и нет? Ведь мы же будем работать вместе.
— Я тоже надеюсь на это. Я рад, что вы пришли проводить нас.
— Простите, — улыбнулась та, — но я пришла сюда не провожать. Я отправляюсь с вами и мистером Уилером.
Ренделл не смог скрыть удивления.
— А Джордж и словом не обмолвился. Я восхищен!
— Мистер Уилер никогда не отправляется в дорогу без меня. Я его банк памяти, энциклопедия и подручный справочник по Новому Завету… Мистер Уилер знает все, что касается издательского дела. Но когда ему надо работать с библейскими материалами, он во всем полагается на меня. К тому же, на время плавания мне поручено быть и вашим ментором.
— Я рад, честное слово, рад, — сказал Ренделл.
С легкой улыбкой Наоми изучала его лицо.
— Вы уверены? А мне казалось, что я знаю вас лучше. Первый урок начнется завтра, после обеда.
А уже через пять минут Уилер схватил Ренделла под руку и потянул его в угол комнаты, шепча при этом на ухо:
— Вам надо познакомиться с двумя гостями. Очень важными для нашего будущего. Наш секрет им известен, и они, естественно же, поддерживают наш проект. Впрочем, они и сами являются частью проекта. Без них мы как без рук. Доктор Стоунхилл из Американского Библейского Общества и доктор Эванс из Национального Совета Церквей.
Доктор Стоунхилл, представитель Американского Библейского Общества, был лысым, угрюмым типом, но настроенным довольно помпезно. К тому же он был влюблен в статистику.
— Практически каждая церковная организация в Соединенных Штатах поддерживает нашу работу и вносит вклад в наш бюджет, — сообщил он Ренделлу. — Наше основное занятие, это распространять Библию. Каждый год мы представляем церквам — членам нашего Общества — экземпляры Писания, отпечатанные без всяких сносок и комментариев. Мы печатаем Библии или же извлечения из нее на 1200 различных языках. Кстати, в течение одного лишь года, совместно с Объединенным Библейским Обществом, мы распространяем по всему миру 150 миллионов экземпляров Священного Писания. Вы только подумайте, за один год! И мы гордимся этим!
Он петушился так, будто сам лично располагал этими миллионами Библий. Ренделл даже не знал, что и сказать.
— Впечатляюще, — промямлил он.
— И причина того, что Библию принимают во всем мире, имеется, — продолжил Стоунхилл. — Библия — это книга на все времена и для всего человечества. Это можно охарактеризовать так, как сделал папа Григорий, сказавший, что Библия это поток, в котором слон может плавать, но который может перейти и агнец. Это тот самый папа Григорий, который жил в шестом веке, знаете?
Ренделл знал. Сам он уже поплыл.
— Сейчас же, в связи с последними открытиями, Новый Завет будет расширен и дополнен, — скучным голосом нудил Стоунхилл. — И, как я полагаю, распространение книг нашего Общества, возрастет десятикратно. До настоящего времени в Новом Завете было 7959 стихов. Но теперь, с прибавлением даже не буду называть нового евангелия по имени — к имеющимся каноническим текстам восхищение Господом нашим вообще будет безгранично. Знаете, согласно Библии короля Иакова, Иисус сказал 36450 слов. Но вот теперь…
Теперь Ренделл желал, чтобы его кто-нибудь спас.
Через несколько минут, испытывая легкое головокружение, он вроде бы нашел спокойный оазис, но вскоре опять был схвачен Уилером и представлен доктору Эвансу, председателю Национального Совета Церквей.
Доктор Эванс был получше. Он еще не до конца облысел, был не таким мрачным и мог контролировать свой энтузиазм и увлеченность предметом. Он даже был приятен Ренделлу, и то, что он рассказывал, было поинтересней статистики Стоунхилла, тем более — в данных обстоятельствах.
— Национальный Совет Церквей, — рассказывал доктор Эванс, — это официальное агентство для представителей тридцати трех вероисповеданий — протестантов, восточной православной церкви и католиков — существующих в США. Ни одно издание Библии в Америке, никакое предприятие не могут быть успешными без нашей поддержки и согласия. Мы участвуем в проекте мистера Уилера с самого начала и рады тому, что профессор Монти совершил самое знаменательное археологическое открытие за всю историю христианства. С этой находкой ничто не сравнится! Важность обнаружения этого пятого евангелия не сравнима даже с находкой свитков Мертвого Моря в Израиле или же папирусов Наг Хамади в Египте. Мы даже не можем еще полностью представить значимость этого открытия!
— Почему же? — спросил Ренделл. — Для начала, оно хотя бы доказывает нам, что Иисус существовал в действительности.
— О, главное не это. Дело в том, что лишь самые незначащие школы скептиков, в основном в Германии, полностью отрицают существование Христа как личности. Большинство исследователей Библии никогда, по правде говоря, особо и не беспокоились относительно вопроса историчности. Мы всегда верили в то, что жизнь Господа нашего, равно как и жизнь Сократа, Платона или Александра Великого, и так доказана. Ассирийцы и персы оставили нам намного меньше сведений о жизни своих знаменитых царей, хотя мы никогда и не сомневались в их существовании. Что же касается Иисуса, не будем забывать, что территория, на которой он действовал, была ограниченной, время его служения — весьма коротким, а его последователи были неграмотными, простыми людьми. Мы и не ожидали, чтобы тому, кого воспринимали как провинциального пророка или же Благовестника, возводили храмы или ставили статуи. Шелли вообще характеризовал Его как проповедника-демагога. Даже смерть Иисуса в контексте времени, когда Он жил, имела совершенно ничтожное значение.
Ренделл никогда раньше не думал об этом.
— Вы и вправду считаете, будто Его проигнорировали?
— В тот момент, когда это все случилось? Ну конечно. С точки зрения Римской империи суд над Иисусом в Иерусалиме был каким-то мелким событием, известным римлянам сотнями. Даже рапорт Петрония о судебном разбирательстве над Иисусом — несмотря на всю его ценность для нас — в 30 году нашей эры был самым банальным явлением. И вообще, мистер Ренделл, большинство ученых-библеистов считает, будто нам всем еще удивительно повезло, что люди вообще собирали какие-то сведения от знавших Его, а потом оставили их в письменном виде. Конечно, из самих евангелий мы тоже можем извлечь какие-то свидетельства. Судебные разбирательства обычно зависят от свидетельств очевидцев для подтверждения фактов. И кое-какие свидетельства евангелия нам дают. Ученые всегда понимали, что относящиеся к Христу биографические детали были недостаточными, потому что очевидцы с их изустными рассказами — на которых и основывались евангелисты — совершенно не интересовались биографией Иисуса, но его служением как Мессии. Его последователи не испытывали необходимости записывать историю, поскольку для них история подходила к своему завершению. Их не интересовало, как Иисус выглядел, гораздо сильнее им было важно знать то, что он говорил и делал. Они не думали о необходимости сохранить для потомков сведения о жизни и внешности Иисуса, ибо ожидали его скорого возвращения в «райских облоках». Сами миряне, люди обычные и ограниченные, так никогда этого и не поняли, зато стало расти число скептиков и сомневающихся. И вот для наших современников, воспитанных на мемуарах и биографиях, Иисус превратился в нереального, выдуманного персонажа народной сказки вроде Геракла или Поля Баньяна.
— Ну а теперь, с выходом новой Библии, считаете ли вы, будто их сомнения будут развеяны окончательно?
— Окончательно и навечно, — ответил на это доктор Эванс. — С приходом новой Библии всеобщий скептицизм уйдет. Все воспримут Иисуса как Мессию. Доказательство будет настолько сильным, как будто Его образ был бы сохранен на фотографиях или кинопленке. Теперь нам уже известно, что у Иисуса был брат, который, предвидя сомнения, позаботился оставить для нас свидетельства из первых рук о Его жизни. Нам уже известно, что фрагменты рукописи сохранились затем, чтобы дать нам свидетельский отчет о Его Вознесении. Мир будет потрясен, и повсюду воцарится вера. Да, мистер Ренделл, то, что наш мистер Уилер и его коллеги собираются представить всему свету, не только снесет недоверие, но и тысячекратно усилит веру и надежду всех людей. Многие века человеческие существа желали верить в Спасителя. И вот теперь, наконец, они могут осуществить это. Вы включились в незабываемое путешествие, мистер Ренделл. Все мы начинаем его. И ради этого всеобщего путешествия я желаю вам доброго пути.
Совершенно ошеломленный, неспособный сконцентрироваться на значении открытия, Ренделл решил найти успокоение в следующем бокале шампанского и не имеющей ничего общего с ученой действительностью Дарленой Николсон.
Оглядываясь по сторонам, он обнаружил ее возле двери. К ней прижался какой-то моряк-француз и что-то нашептывал ей на ухо. Девушка кивнула и поспешно вышла за ним из апартаментов. Ренделл взял с подноса еще один бокал с шампанским и, понемножку отпивая из него, решил выяснить, куда же Дарлена отправилась.
Протиснувшись сквозь толчею гостей, он вышел на площадку к лифтам. Здесь Дарлены не было. Уже собравшись разыскивать ее в Главном Холле, Ренделл заметил Дарлену, стоящую у раскрытого окна на прогулочной палубе, причем не одну. Девушка была поглощена беседой с каким-то молодым человеком. Дарлене было двадцать четыре года, а серьезный юноша не мог быть старше ее на год или два. Мешковатый костюм из индийской полосатой ткани не мог скрыть его мускулистого тела. У парня были волосы песочного цвета, широкая грудная клетка и выдающаяся нижняя челюсть. Сразу было заметно, что он весьма подходит Дарлене.
А затем, вспомнив, что Дарлена уже как-то показывала ему этого юношу, Ренделл узнал парня. Рой Ингрэм, ее старинный приятель из Канзас-Сити. Он рассчитывал или, по крайней мере, планировал быть единственным поклонником Дарлены. Прежде, чем Ренделл смог хоть что-то придумать относительно своего здесь присутствия, Дарлена увидала его, махнула рукой и даже повела юношу навстречу.
Ренделл хотел побыстрее сбежать, но было поздно. Эта парочка уже перехватила его. Дарлена приколола к корсажу платья букетик гардений. Ренделл и представить не мог, что такие букетики все еще делают.
На лице Дарлены была вежливая улыбка.
— Рой, а это мой босс, мистер Стивен Ренделл… Ага, а это Рой Ингрэм, мой приятель из Канзас-Сити.
Ренделл пожал протянутую руку.
— Да, да, мисс Николсон рассказывала мне о вас.
Рою Ингрэму явно было не по себе.
— Рад вас видеть, сэр. Дарлена уже сообщила, что работает с вами, и сказала, что сейчас отплывает с вами в Европу. Я думал… ну, чтобы долго не распространяться… хотел пожелать ей доброго пути.
— Весьма галантно с вашей стороны проделать столь долгий путь из Канзас-Сити, чтобы пожелать доброго пути.
Ингрэм смутился и покраснел.
— Ну… у меня были еще кое-какие дела в Нью Йорке, так что… но все равно, спасибо.
— Будет лучше, если я вас оставлю, — сказал Ренделл, — а сам вернусь на прием.
Возвратившись без приключений в апартаменты Уилера, Ренделл стал вспоминать, когда же впервые он услышал про Роя Ингрэма. Это было вечером того же дня, когда он встретил Дарлену Николсон. Она была одной из множества девушек, обратившихся в агентство по предоставлению работы секретаршам. Ренделл работал у себя в офисе и позвонил Ванде, чтобы та забрала какие-то бумаги. Ванда зашла в кабинет, а в открытой двери Ренделл увидал сидящую перед столом Ванды и скрестившую свои длинные ноги Дарлену.
— Кто это такая? — спросил он.
— Из агентства прислали. Я как раз расспрашивала ее. Похоже, что она ни на что не годится.
— Может ее направили не по адресу. Пришли ее ко мне, только никаких подслушиваний. И не забудь плотно закрыть дверь.
А после этого все пошло как по маслу. Девушку звали Дарленой, и два месяца назад она покинула Канзас-Сити, где все, как ей казалось, сковывает ее инициативу. Она всегда мечтала работать в Нью Йорке на телевидении. Ей много чего обещали и предлагали, но никак не работу, так что сейчас она сидела без денег. Тогда она подумала, что, возможно, ей подойдет работа в известной фирме, раскручивающей знаменитых людей, ведь это тоже может быть очень здорово. Ренделлу понравились ее непринужденность, грудь и длинные ноги. Он предложил девушке выпить и сыпанул горстью имен своих известных клиентов и приятелей. Еще он сказал, что весьма поражен ее личностью и интеллектом, чтобы позволить тратить такой талант в конторской рутине. Он может найти для нее занятие и получше. Да, и кстати, не могли бы вы поужинать со мной сегодня вечером?
После ужина она приехала вместе с ним в его квартиру. Именно тогда Ренделл и стал расспрашивать, имеется ли у нее постоянный приятель. Дарлена не скрывала, что приятель в Канзас-Сити имеется, Рой, но перед отъездом в Нью Йорк она побила с ним горшки, потому что он вел себя с ней по-детски и глупо.
— А тебе не хотелось бы завести приятеля здесь? — спросил тогда Ренделл.
— Ну, это будет зависеть…
— Такого, который станет заботиться о тебе, — уговаривал он.
— Если он мне понравится, так почему бы и нет…
— А я тебе нравлюсь?
На эту ночь она осталась с ним, а на следующий день вообще перебралась к Ренделлу. Сам он считал это честной сделкой. Дарлена всегда желала иметь удовольствия и комфорт, знаменитых друзей и богатую обстановку. Сейчас все это у нее имелось. Ренделл же нуждался в обществе женщины с молодым телом, но без особой эмоциональной увлеченности, и теперь такая женщина у него появилась. Никаких вопросов — сделка честная. Но сейчас, увидав Дарлену с верным приятелем, Ренделл почувствовал укол вины.
Через пару минут Дарлена присоединилась к Ренделлу в апартаментах Уилера, где продолжал шуметь прием. Девушка казалась довольной; к ее платью все так же был приколот букетик гардений.
— От Роя я отделалась, — сообщила она. — Ты ревнуешь?
«Глупое дитя», — подумал Ренделл, а сам спросил:
— Чего он хотел?
— Он хотел, чтобы я не отправлялась с тобой, а возвратилась с ним в Канзас-Сити. И он хочет, чтобы я вышла за него замуж.
— И что ты ему ответила?
— Я сказала, что хочу ехать с тобой. Разве ты не рад, милый?
Чувство вины только усилилось. Ведь он не мог предложить Дарлене ничего долгосрочного. Ради отношений с ним она отказывалась от кого-то и чего-то, порядочного и стабильного. А вот это было уже не правильно. Хотя и плохого в этом тоже пока что не было. Что ни говори, но желание совать пенис в молодую женщину, которая сама того желает, трудно назвать испорченностью. Если же какая-то испорченность и была, то лишь использование представления о нем, как об отце, равно как и его богатство и положение, которые использовались для лечения ее невротических комплексов. Ей нужен был мужчина ее лет, способный подарить ей троих детей, новую стиральную машину и пылесос. То есть, ей был нужен кто-то вроде Роя Ингрэма. Но она предпочла остаться на этом прощальном приеме на лайнере «Франс». Ладно, пока что все это им подходило, и ну ее к черту всяческую мораль.
— Пошли, Дарлена, — сказал Ренделл. — Выпьем шампанского у себя в каюте.
Вот и все, что мог он вспомнить о событиях первого дня на борту корабля. Так, теперь второй день, уже в открытом море.
Лежа в постели, Ренделл взял вторую программку и просмотрел ее.
EVENTS DU JOUR
Суббота, 8 июня
Утро
С 7:30 до 9:30 Завтрак: Ресторан «Шамбор»
10:00 Занятия спортом: Бассейн на палубе "D".
Занятия с инструкторами
Ренделл отбросил буклет и вспомнил, что мог, из событий второго дня.
Уилер и Наоми Данн, чьи раздельные спальные каюты, располагались в фешенебельном холле «Нормандия» на верхней палубе, спустились вниз и присоединились к Ренделлу и Дарлене, когда те заканчивали легкий завтрак. Пообещав Уилеру и Наоми начать с ними с ними работу через час, Ренделл немного прогулялся с Дарленой по палубе, затем поспорил на десятку, какое расстояние пройдет лайнер от полудня сегодняшнего дня до завтрашнего. Потом на лифте они спустились на палубу "D", где Ренделл переоделся в плавки, а Дарлена натянула самое куцее из виденных им бикини. Минут тридцать они поплавали, после чего Дарлена отправилась побродить по лайнеру, посмотреть кино или же поучиться стрелять по тарелочкам на шлюпочной палубе. У нее не было никакого настроя на работу, серьезный разговор или чтение. Дарлена радовалась любой деятельности, лишь бы можно было подвигаться или встретить знаменитых людей, любых, каких только можно было найти.
Ренделл же отправился в небольшое, изолированное помещение «Салона Монако», рядом с библиотекой и Салоном Писателей, где за ломберным столиком его уже ждал Уилер — без пиджака, с ослабленным галстуком — вместе с Наоми Данн, которая выкладывала из портфеля крокодиловой кожи какие-то бумаги.
Сидя с ними, Ренделл очень скоро позабыл о современнейшем плавучем дворце, в котором они находились. Постепенно он соскальзывал против хода времен, назад, пробираясь через коридоры множества веков, в эпоху первобытную, во времена древние, примитивные и беспокойные, в первые десятилетия первого века нашей эры, в Палестину, стонущую под пятой римских завоевателей.
Их беседу начал Джордж Л. Уилер, со всем тщанием распаковав купленную здесь же кубинскую сигару и отрезав ее кончик.
— Стив, для того, чтобы полностью осознать и оценить важность открытия профессора Монти в Остиа Антика, ты должен понять, как по-настоящему мало знали Иисуса Христа до этой находки. Впрочем, если ты считаешь четыре евангелия как нечто, ниспосланное Богом, как откровение, и воспринимаешь каждое слово чисто на веру, тогда, естественно, ты и так доволен тем, что знаешь об Иисусе достаточно много. Вот только большинство людей уже давно отказываются так поступать.
Но, несмотря на сказанное тебе вчера доктором Эвансом относительно того, что большинство исследователей-библеистов всегда верили в существование Христа, среди религиозных рационалистов и светских историков подобная вера распространена в гораздо меньшей степени. И их можно понять. В то же самое мгновение, как только ты потребуешь доказательства его существования, историю жизни Христа в Его историческом окружении, которую можно было бы проверить документально, тебе сразу же встретятся сложности и неприятности. Эрнест Ренан довольно едко напомнил нам, что все известные факты о жизни Иисуса Христа едва ли поместятся на одной страничке текста.