— Где состоится банкет? Вы разрешите написать об этом небольшое сообщение?

— Банкет состоится в «Лайон-Отеле». Можете упомянуть, что председательствовать будет сэр Джон Марден, а в числе присутствующих — лорд Троусборо. Если угодно, я вам дам список гостей.

Получив список гостей и почтительно попрощавшись с доктором, Леон удалился.

Вечером он внимательно наблюдал за домом своего подопечного. Он видел доктора, облачённого во фрак, лёгкой походкой направляющегося к автомобилю. Он видел экономку, четверть часа спустя входящую в автобус…

После ужина Леон невзначай спросил у хозяйки:

— У доктора большой штат прислуги?

— Он всех уволил. Только экономка, да и та работает только до завтрашнего дня…

Предоставив своему другу занимать хозяйку, Гонзалес вышел в сад.

Он перелез через забор и подошел к дому доктора. Дверь, как и следовало ожидать, была заперта, но одно из окон было лишь притворено.

Леон прошел в кабинет. В письменном столе не было потайных отделений, а большинство бумаг превратилось в груду пепла за решеткой камина. В лаборатории также не удалось обнаружить ничего интересного, как и в карманах многочисленных костюмов, висевших в гардеробной.

— Боюсь, что мне не понадобится ключ от Бекстерской тюрьмы, — вздохнул Леон и опустился вниз.

Неожиданно ему попался на глаза большой ящик для писем с продолговатым отверстием на крышке, наглухо прибитой к дощатым стенкам. Ящик, производивший впечатление самодельного, открывался снизу. Леон с усилием просунул руку внутрь неказистого сооружения, пошарил в пыльной утробе и вдруг нащупал нечто, оказавшееся небольшим пакетом. Видимо, когда его опускали в ящик, он зацепился за гвоздь и поэтому не был обнаружен ни хозяином, дома, ни представителями следствия во время подготовки процесса.

Гонзалес осторожно стер пыль с пакета — на нем оказалась печать института Пастера.

Он отсутствовал около двух часов, и Манфред уже начал беспокоиться.

— Что-нибудь удалось обнаружить?

— Смотри.

— Пастеровский институт? Он оттуда получал сыворотку, которую впрыскивал больной. Об этом сообщалось в газетах во время процесса…

— Он впрыскивал ей этот препарат дважды в неделю. Во время следствия было установлено, что в среду укола не было. Я еще тогда обратил внимание на то, что никто не потрудился выяснить это обстоятельство.

Манфред разорвал пакет и вынул из него письмо следующего содержания:

«Милостивый государь,

получив Вашу телеграмму, срочно высылаем Вам препарат N 47, который Вы запрашивали, так как у Вас иссяк его запас. Приносим извинение за задержку, произошедшую по недосмотру служащего».

— «Так как у Вас иссяк его запас», — повторил Леон и взглянул на дату отправки. — Так… Париж, четырнадцатое сентября… Пакет, следовательно, был доставлен в Ньютон Эббет шестнадцатого числа. Последнее впрыскивание было сделано пятнадцатого, в субботу…

Манфред кивнул.

— Когда пакет прибыл, жена его уже умерла.

Он внимательно осмотрел нераспечатанную ампулу.

— Почему он не сделал впрыскивания в среду? — проговорил Леон. — Потому что у него не было препарата… А в воскресенье почтальон постучал в дверь, ему никто не открыл, и тогда он опустил сверток в щель ящика. Там он случайно зацепился за гвоздь… Все ясно… Пора заняться изготовлением ключа.

Рано утром Манфред куда-то ушел и возвратился лишь после обеда.

— Где мой друг? — спросил он у хозяйки.

Та загадочно улыбнулась.

— В прачечной.

— Что он там делает?

— Мастерит себе радио. Он очень прилежно взялся за это дело, весь день не выпускает из рук напильника…

— Ему не следует мешать во время работы, — серьезно заметил Манфред, поняв, что хозяйка не очень сведуща в радиотехнике.

— О, разумеется, сэр!

Манфред вошел в прачечную.

Ключ был уже почти готов.

— Он уезжает сегодня вечером, — сказал Манфред. — Поездом в Плимут, а там сядет на пароход.

— В Америку?

— Да. Он рассказал целому ряду лиц, что уезжает завтра утром, но исчезнуть собирается сегодня вечером. Я был на почтамте, когда он отправлял телеграмму. В его бумажнике оказался билет на пароход «Роттердам», который отплывает завтра на рассвете.

— Ты…

— Нет, бумажник случайно раскрылся, когда он подавал бланк в окошечко. Как ты мог подумать…

— Великолепно! — Леон потер руки. — Как и большинство преступников, Твенден допустил оплошность! В первом завещании покойной, которое имеет законную силу, записано, что сестра ее должна получить в наследство две тысячи фунтов… На днях Твенден вступил в право наследования и получил все эти деньги. Ведь ему предписывалось лично передать эти две тысячи вдове. Я подробно изучал этот документ, там все оговорено. Так вот, жадный негодяй, конечно же, «забыл» отдать эти деньги. Следовательно, он их присвоил! Дело теперь за полицией. Немедленно свяжись с ее сестрой!

— Слишком жалкая месть за его злодеяние, — разочарованно бросил Манфред.

— О, это только начало!

В половине десятого доктор, подняв воротник пальто и низко надвинув на глаза шляпу, прибыл на вокзал.

К нему подошел полицейский сержант, знавший его в лицо, и, положив руку на плечо, сказал:

— Следуйте за мной, доктор.

— Почему, сержант?

— У меня есть ордер на ваш арест.

В полицейском управлении доктору сообщили о причинах его задержания.

— Я готов уплатить немедленно эти деньги! — вскричал он. — Но мне нужно уехать! Утром отплывает мой пароход!

— Вот поэтому-то мы и задержали вас, — добродушно заметил дежурный.

Ночь доктор провел в камере.

Утром его препроводили в суд.

— При вас найдена большая сумма денег — из этого следует, что вы собирались навсегда покинуть страну, — резюмировал судья происшедший инцидент. — Вы закрыли все свои счета в банках. Между тем на вас лежало обязательство выплатить две тысячи фунтов сестре вашей покойной супруги, от чего вы уклонились. Поэтому мне приходится признать ваш арест правомочным и возбудить дело о незаконном присвоении денег.

— Но я готов внести залог…

— Мера пресечения остается прежней — содержание под стражей, — закончил судья.

После обеда доктор Твенден был доставлен в Бекстерскую тюрьму.

В тот же день директор тюрьмы получил телеграмму из Лондона:

Телеграмма была подписана главным тюремным управлением.

Тюремная машина вышла точно к прибытию вечернего поезда, но упомянутых в телеграмме преступников не оказалось. Следующий поезд из Лондона должен был прибыть лишь в четыре часа утра.

— Они, видимо, опоздали на поезд, — решил старший охранник. — Придется ехать сюда к четырем утра, дьявол!

В ожидании выезда к следующему поезду машину оставили во внутреннем дворе тюрьмы. Шофер и стража удалились.

Пока все шло в соответствии с планом Гонзалеса.

Ночью поднялся сильный ветер. Он налетел с юго-востока, из Дортмура, сотрясая ставни и черепицу на крышах домов.

Во внутреннем дворе тюрьмы раздался легкий шорох — это скрипнула дверь специального автомобиля…

Леон вылез из машины и осторожно прокрался к небольшому строению в углу двора. Отперев дверь своим ключом, он очутился в помещении, где фотографировали преступников. Из этой комнаты он проник в коридор, а оттуда в главный корпус тюрьмы. Во время своего недавнего посещения этого заведения он хорошо запомнил его внутреннее расположение и теперь отлично ориентировался в его многочисленных коридорах и переходах…

Наконец он нашел то, что искал.

Ключ мягко провернулся в замке камеры.

Доктор Твенден посмотрел на него сонным взглядом.

— Встаньте, — приказал Гонзалес.

Доктор спросонья повиновался.

Леон надел на него наручники и повел за собой. Прежде чем доктор успел сообразить, что, собственно, происходит, они уже вошли в маленькое строение. Быстрым движением Леон заткнул доктору рот шелковым платком.

— Вы слышите меня?

Доктор кивнул.

— Чувствуете укол? — спросил Гонзалес, вонзая ему в руку иглу шприца. Доктор тщетно пытался выдернуть руку.

— Вы убили ни в чем не повинную женщину, но вам удалось избежать кары закона. Пару дней назад вы презрительно отозвались о Четырех Справедливых. Я — один из них. От закона можно ускользнуть, от нас — никогда. Вы меня поняли?

Доктор медленно кивнул и поднял на Леона невидящие глаза.

Тот разжал руку.

Тело убийцы распростерлось на полу.

Леон перекинул через перекладину под потолком веревку…

Утром глазам тюремной стражи представилось странное и, вместе с тем, страшное зрелище. С перекладины на туго натянутой веревке висело неподвижное тело.

Доктору Твендену удалось ускользнуть от руки правосудия, но другой, справедливый суд свершился.