Четверо Справедливых - Потерянный миллион

— Нет. Отца нет дома. Вы приедете?

— Я буду у вас через десять минут, — пообещал оптимистически настроенный Джимми.

10

Солнце уже взошло, заливая улицы золотым светом раннего утра, когда Джимми пешком возвращался в свою квартиру. Он осторожно открыл дверь ключом, и ему навстречу пахнуло запахом свежего кофе. Слуга Джимми уже встал и готовил ароматный напиток.

— Я слышал, что вы уходите, сэр, и потому тоже встал пораньше. Есть какие-либо новости о мистере Уолтоне?

Джимми только покачал головой.

— Любопытно. Это очень интересует меня, — заметил слуга, ставя перед Джимми чашку дымящегося кофе.

— Это всех нас интересует, — проворчал Джимми, не расположенный обсуждать таинственное исчезновение Рекса Уолтона в этот утренний час с кем бы то ни было, тем более со своим слугой Альбертом, хотя это и был прекрасный малый.

Но, сразу же раскаявшись в своем резком ответе, он спросил:

— Почему это так интересует именно вас, Альберт?

— Вы помните, сэр, в прошлом году майор уезжал?

Для старого вояки Рекс Уолтон был «майором» и никем другим. Альберт служил во время войны в его полку, и несмотря на то, что Рекс давно получил повышение в чине, для Альберта он оставался майором.

— Да, помню, — отвечал Джимми, быстро взглянув на своего слугу. — Вы говорите о том случае, когда он уехал на летний отдых?

— Да, сэр. Вы говорили, сэр, если помните, как-то за завтраком, что хотели списаться с ним, но никто не знал его адреса. Он уехал, не сообщив его никому. Вы еще сказали, что ужасно неудобно, если кто-либо исчезает, не оставляя адреса.

Джимми кивнул.

— Я забыл об этом, Альберт. Конечно! Он уезжал на три месяца летом. Как глупо, что я забыл этот факт. Но и это не проливает света на его теперешнее исчезновение!

— И да, и нет, сэр, — почтительно возразил Альберт, — потому что я случайно видел майора в это время.

— Черт побери! Так чего же вы молчали об этом? — воскликнул Джимми с удивлением.

— Я не хотел говорить, сэр, — отвечал Альберт. — Я не сторонник разговоров о джентльменах, даже если рассказывать джентльмену, у которого служишь. Я был тогда в Глостершире, восьмого августа. Я точно помню день, так как это день свадьбы моего брата. Если вы помните, сэр, то вы тогда дали мне отпуск на три дня.

Джимми снова кивнул в ответ.

— Проводив брата, который отправлялся в свадебное путешествие, я пошел навестить родных в соседней деревне — Спэрли. Проходя мост через речку около самого Спэрли, я вдруг увидел грубого вида мужчину, сидевшего на берегу реки почти под самым мостом. Что-то в этом человеке было мне знакомо. Он был одет в сильно поношенный костюм, без воротника, сэр. Я видел его грудь в распахнувшейся рубашке — она так же загорела, как и его лицо. У него была довольно растрепанная борода и нестриженные волосы. Не думаю, чтобы он слышал мои шаги, потому что он не поднимал головы. Я все время думал — я знаю тебя, дружок, но не мог вспомнить, кто это. И только когда я входил в Спэрли, у меня мелькнула мысль, что ведь это майор.

— Мистер Уолтон? — недоверчиво переспросил Джимми. — Вы уверены в этом?

— Вполне, сэр, — с жаром отвечал Альберт. — Я был так уверен, что даже вернулся, думая, что он где-нибудь поблизости раскинул свой лагерь, но он исчез… Я прошел до ближней деревни, но никто не видел его; и я могу поклясться, что не встречал его на дороге и не видел потом нигде. И вокруг нет других дорог, по которым можно пройти.

— Может быть, он пошел по берегу реки?

— Нет. По берегам нельзя пройти, они непроходимы, — уверенно заявил Альберт. — Вблизи находится маленькая гостиница, я и там навел справки, но его никто не видел. А потом я спросил у барочника — неподалеку стояла барка, — он видел майора, но когда барочник отвернулся, майор куда-то вдруг исчез.

— Почему же вы мне не сказали этого?

— Я не люблю говорить о джентльменах, и потом — это не мое дело. Я мог ошибиться, хотя готов поклясться, что в данном случае не ошибся!

— Что он делал, сидя на берегу реки? Просто смотрел на воду?

— Нет, сэр. У него было три камешка, и он очень ловко жонглировал ими, совсем как фокусник на ярмарке.

Джимми едва подавил восклицание. Жонглирование было любимым занятием Рекса в часы досуга. Он усвоил себе эту привычку еще в школе и был до абсурда горд своей ловкостью. Альберт никак не мог знать об этой особенности Рекса, и таким образом эта забава вполне подтверждала, что виденный Альбертом человек был именно Рекс.

Джимми быстро принял решение.

— Альберт, поезжайте завтра в Спэрли и наведите возможно более подробные справки. Быть может, у майора где-нибудь там коттедж, куда он может уехать, когда ему хочется покоя.

— Я тоже подумал об этом, сэр.

— Обыщите окрестности, справьтесь на каждой ферме, везде, где есть дом, в котором можно остановиться временно. Возьмите денег, сколько надо. Нападете на малейший след майора — телеграфируйте мне немедленно. А лучше соединитесь по телефону.

С утра Джимми отправился к Джоанне и сообщил ей свою новость. О неудавшемся ограблении дома на Портленд-плэс он даже не упомянул, так как Дора просила не разглашать этот случай.

Мистер Кольман, вернувшись, тоже поговорил с Джимми о Рексе.

— Об Уолтоне, конечно, никаких новостей? — важно проронил он.

— Почему конечно? Разве вы не ждете новостей?

Мистер Кольман энергично потряс головой.

— Нет, сэр. Я не жду новостей. Я вполне уверен, что мистер Уолтон сошел с ума и мы на днях услышим, что он наложил на себя руки.

Он изрек ужасное пророчество тем же ровным тоном, которым говорил всегда.

— Боже всесильный, — воскликнул Джимми, уставившись на него с изумлением, — неужели вы действительно верите тому, что говорите?

— А вы? — возразил непоколебимый Кольман.

— Конечно, не верю ни одному слову. Рекс здоров, как вы или я, и думает о самоубийстве не более, чем я. Если его и найдут мертвым, то потому, что его убили.

— Надеюсь, что вы правы. Вся эта история ужасна. Моя бедная дочь ходит как во сне.

Мистер Кольман попрощался с Джимми с той величавостью движений и жестов, которая была присуща ему. В нем было что-то бесчеловечное. Потеря богача-зятя, трагедия, угрожавшая омрачить жизнь его единственной дочери, всякие трагические факты, могущие скрываться за исчезновением Рекса, — все это как-то мало его затрагивало. Казалось, собственная внешняя респектабельность и непроницаемость домашней жизни для посторонних были главной его заботой.

Джимми был рад избавиться от него. До сих пор газеты не кричали об исчезновении Рекса Уолтона. Несмотря на свое богатство, он не был на виду. С этой стороны было отлично, что им мало интересовались, но все же истинное положение вещей должно было скоро выплыть наружу. Джимми объяснял любопытным репортерам таинственное исчезновение Рекса временной потерей памяти, и газеты удовлетворились таким объяснением, отводя мало места всей этой истории. Тем из репортеров, которые позже заинтересовались исчезновением, Джимми сообщил о привычке Рекса проводить свой отдых там, где никто не знал его, причем упомянул, что в таких случаях Рекс не оставлял своего адреса. Этим фактом Джимми объяснил любопытным те несколько объявлений, которые были им разосланы во все газеты.

Проходя по Трафальгар-скверу, Джимми увидел плакат газеты с громадной надписью:

«Потерянный миллион».

Джимми вполголоса крепко выругался, так как, несмотря на все предосторожности, эта сенсация все же раньше времени попала в газеты! Он тут же купил номер газеты и моя просмотрел сенсационную статью. Краткий подзаголовок статьи бросался в глаза своим жирным шрифтом.

«Миллионер пропадает в день своей свадьбы и берет с собой все свое состояние».

Он внимательно прочел два столбца убористой печати, в которых удивительно точно до мелочей была описана романтичная свадьба Рекса и все последующие факты.

«К счастью, на завтраке, предшествовавшем венчанию, присутствовал инспектор тайной полиции Сэппинг из Скотленд-Ярда, бывший личным другом исчезнувшего эксцентричного миллионера. Он тотчас же взял на себя это запутанное дело, но, несмотря на все предпринятые шаги, следствие не дало желаемых результатов и не пролило свет на таинственное исчезновение. Вчера утром решено было просмотреть бумаги мистера Уолтона и вскрыть сейф, в котором предполагали найти сумму больше чем в 900 тысяч фунтов стерлингов, взятую Уолтоном накануне из банка. Но при вскрытии сейфа было обнаружено, что сумма эта, если и была когда-нибудь в этом сейфе, теперь исчезла».

Джимми читал внимательно, и чем дальше он читал, тем большее беспокойство овладевало им. Тот, кто сообщил газете эти сведения, был так же посвящен во все тонкости этого дела, как и сам Джимми. Это никак не могла быть Джоанна.

Он направился к ближайшей телефонной будке и позвонил Джоанне.

— Читали вы утреннюю газету? — спросил он.

— Да, мне только что принесли ее, — раздался взволнованный голос девушки. — Джимми, право, я ничего не говорила репортеру. Он знал обо всем до того, как побывал у меня. Когда он попросил меня подтвердить эти сведения, мне не оставалось ничего другого, как подтвердить их.

— В какое время был у вас репортер? — спросил Джимми, которого удивило услышанное.

— Он пришел в семь часов утра, — отвечала девушка, — и изложил все так, как это появилось теперь в газетах. Я сказала ему, чтоб он обратился к вам, но он настаивал, чтобы я подтвердила его сведения. Все детали были записаны у него заранее.

— Необычайно, — проронил Джимми.

— Я думала… — она замялась.

— Вы думали, что я сообщил это прессе? — закончил он начатую ею фразу.

— Я никогда и не подумал бы о том, чтоб посвящать газеты в это дело.

Вскочив в такси, Джимми направился в редакцию «Вечернего мегафона» и тотчас же был допущен в святилище издателя.

— Мы получили эти новости вчера поздно вечером, — сказал издатель. — Письмо было принесено в редакцию. Я думаю, что могу показать вам оригинал письма.

Позвонив, он отдал приказание своему секретарю, и через минуту Джимми читал сообщение неизвестного. Однако для Сэппинга не составило труда сразу определить, кто писал письмо, как будто автор подписал свое имя и адрес.

— Кьюпи, — спокойно заметил он. — Я знаю его почерк и эту бумагу.

— Факты, приведенные в письме, соответствуют действительности? — спросил издатель.

Джимми кивнул в ответ.

— Редактор раннего утреннего выпуска газеты получил это письмо и послал репортера за подтверждением указанных фактов, — продолжал издатель. — Конечно, мы и не подумали бы напечатать хоть строчку, если бы мисс Уолтон отказалась скрепить своей подписью наше сообщение. Кьюпи? — Издатель взял странное письмо из рук сыщика и внимательно осмотрел его. — Я думал, что Кьюпи умер. Мы давно не слышали ни об одном деле, связанном с Кьюпи, если только…

— Если что? — спросил Джимми, видя, что издатель впился в него взглядом.

— Да вот я все думал об этом самоубийстве в Скотленд-Ярде — бедный Миллер… Я немного знал его. Это тоже дело рук Кьюпи?

Тон, которым была произнесена эта фраза, имел какую-то многозначительность.

— Почему вы так думаете? — спросил Джимми.

— Да не знаю… Только на Флит-стрит1 были разговоры в это время, и все они вертелись вокруг Миллера. Гадкие слухи — вроде тех, что репортеры передают друг другу и которые всегда имеют основание.

Джимми не был подготовлен к обсуждению этого вопроса и поспешил покинуть издателя, унося с собой сообщение Кьюпи. Почему этот таинственный человек уведомил прессу? Чего он надеялся добиться таким путем, каким целям служило это письмо? Кьюпи не был из тех преступников, которые не задумываются над побочными обстоятельствами, лишь бы их цель была достигнута. Он не предпринимал ничего, что не имело бы специального значения и особой цены лично для него.

Билл Диккер, постоянный оплот Джимми в таких затруднительных случаях, спросил:

— Что вы скажете о почерке, Сэппинг?

Джимми мысленно давно уже пришел к заключению о характере писавшего письмо.

— Средних лет, — сказал он. — Есть известное дрожание, повторяющееся в каждом письме. Почерк человека, не привыкшего писать часто и много.

— В то же время стиль безукоризненный, — заметил Диккер. — Письмо построено так же, как и все другие письма Кьюпи.

Джимми около часа просидел в своей комнате в Скотленд-Ярде, стараясь разобраться в странных событиях последних дней. Вдруг в дверь постучали, и в комнату вошел клерк с письмом в руках.

— Принесено частным лицом, сэр, — сказал он.

Письмо было от Доры и гласило:

«Дорогой Джимми!

Могу я увидеть вас сегодня вечером? Отца не будет дома, и я хотела бы спокойно и беспрепятственно поговорить о Рексе. Если ваши дела позволяют вам отлучиться на часок, приходите».

Джимми опустил письмо на стол со вздохом. Бедная Дора. Возможно ли, что она, а не Рекс Уолтон, была объектом коварства Кьюпи? И вспомнил другую дорогую Рексу девушку, которую неизвестный злодей довел до самоубийства. Он все еще не мог отделаться от этой мысли, когда в комнату вошел Диккер, свирепо посасывавший свою трубку.

— Я сегодня занят обыском в девятьсот семьдесят третьем номере на Джемонс-стрит, — сказал он. — Там устроен притон азартных игр, и я уверен, что он скрывается за меблированными комнатами. Кези, хозяин комнат, кажется, содержит притон.

Джимми прислушивался с удивлением.

— Я никогда не слышал об этом учреждении. Его нет в наших списках.

— Нет, — подтвердил Диккер. — Они подкупили местную полицию, и я боюсь, что поэтому мы о нем не слышали. Хотите присоединиться?

Джимми покачал головой.

— Я не могу взять на себя новое дело, — серьезно сказал он, и Диккер с ним согласился.

— Открыто слишком много игорных домов, и ответственность за это падает на районные отделения. Во всяком случае кто-то или в Скотленд-Ярде или в отделениях дает знать этим людям, когда готовится облава.

Он присел на угол стола и затянулся трубкой, грозно нахмурившись.

— А за игорным домом скрывается Кьюпи, — неожиданно произнес он.

— Почему? — спросил пораженный Джимми.

— Пройдите мысленно все преступления с участием Кьюпи, — сказал Билл Диккер, — вы найдете в каждом одну нить, ведущую в игорный дом. Кроме случая с Уолтоном, конечно. Я около дюжины дел проследил из игорного дома. Или жертва сама посещала притон, или же человек, волей или неволей снабдивший Кьюпи необходимыми ему сведениями для шантажа, был игроком и сообщником людей, содержащих игорные дома.

Тут Диккер взял со стола конверт, в котором было принесено письмо Доры, и лениво стал его разглядывать.

— Человек, принесший это, не профессиональный вор, — заметил он, указывая на еле заметный отпечаток большого пальца в одном углу конверта.

Джимми рассмеялся.

— Я никогда, не увлекался отпечатками пальцев, — сказал он. — Все это еще не доказано. Как можете вы доказать что-либо, пока не имеете отпечатков пальцев каждого жителя государства.

— Будьте уверены, — сказал Диккер мягко, но настойчиво, — что нет двух совершенно одинаковых. То, что глазу неспециалиста кажется похожим на всякий другой старый отпечаток пальца, глазу специалиста сразу открывает огромную разницу.

Он слез со стола и, выйдя в соседнюю комнату, сказал клерку Сэппинга:

— Снесите этот конверт с отпечатком к инспектору Берингу и спросите, не может ли он узнать, чей это отпечаток.

— Конечно, он не скажет, чей это отпечаток, — сердито заявил Джимми. — Не забудьте, что это один из сорока миллионов неизвестных нам отпечатков.

Дактилоскопия была коньком Билла Диккера, так что в его желании доказать Джимми его неправоту не было ничего удивительного. Если в каком-нибудь преступлении не было ни одного отпечатка пальца на чем-либо, дело теряло всякий интерес для Диккера. Из любви к искусству он однажды снял отпечатки пальцев учащихся в пяти средних школах и уговорил управляющего одного крупного предприятия позволить снять отпечатки пальцев всех пяти тысяч служащих фирмы. И все это только для того, чтобы доказать, что нет двух одинаковых отпечатков.

Он все еще говорил с Джимми о предполагавшейся ночной облаве, когда вернулся клерк с карточкой в руке. При виде ее Диккер удивленно приподнял брови.

— Был судим? — спросил он недоверчиво.

— Да, сэр, — ответил клерк. — Мистер Беринг говорит, что отпечаток принадлежит Джозефу Фельману.

Диккер почти выхватил карточку с отпечатком из рук клерка, и Джимми увидел, что Диккер даже открыл рот от удивления.

— Фельман был осужден три раза за шантаж, — медленно сказал он. — Пятьдесят шесть лет, три раза отбывал наказание и два раза приговаривался к кратковременному пребыванию в тюрьме. И слушайте дальше, Джимми! Фельман обыкновенно выдает себя за слугу, иногда за лакея и в этой роли имеет доступ в знатные дома, где он собирает материалы для шантажа.

Джимми взял трубку телефона и вызвал дежурного сержанта.

— Сержант, на мое имя принесли письмо полчаса тому назад. Вы приняли его. Кто его принес?

— Пожилой мужчина, сэр, — был ответ. — Он сказал, что он слуга мистера Кольмана. Его зовут Паркер.

11

Билл Диккер и Джимми посмотрели друг на друга. Паркер! Человек, который провел Уолтона в его комнату. Степенный трезвый слуга Кольмана и последний, кого Джимми Сэппинг вздумал бы подозревать.

Одна и та же мысль мелькнула у Джимми и Диккера.

— Не торопитесь, Джимми! — сказал Диккер. — Этот человек может довести вас до разгадки.

— Но это невероятно! — воскликнул Джимми.

— Исчезновение Уолтона было столь же невероятно, — спокойно заметил Диккер. — Повторяю, не торопитесь делать заключения! Если вы вспугнете эту птицу, может быть, никогда вам не представится случай добраться до Кьюпи.

— Вы думаете, что он — Кьюпи?

— Я уверен, что он знает Кьюпи. И, конечно, его положение дает ему возможность широко использовать все добываемые сведения. Кольман служит в Государственном казначействе, и, без сомнения, у него часто обедают крупные чиновники. Кто же будет подозревать убеленного сединами лакея, прислуживающего за столом? Существует убеждение, что государственные чиновники замкнуты, как устрицы, и осмотрительны, как Лукреция Борджия. Но я слышал, как болтают они. Повторяю, не торопитесь. Если будете интервьюировать Кольмана…

Джимми покачал головой.

— Я не буду выспрашивать Кольмана, потому что он величественный идиот и не удержится от желания показать, что знал секрет Паркера. Понадобится целая неделя тактичных расспросов, чтобы выпытать, как Кольман нанял Паркера. Не думаю, что я осмелюсь заподозрить Паркера в присутствии Кольмана. Да и назначить слежку за ним очень трудно, — сказал он задумчиво. — Нет ни одного нашего шага, которого не знал бы Паркер.

Как бы то ни было, нужно было предпринять несколько шагов для наведения предварительных справок, не возбуждая внимания Паркера. В тот же день средних лет женщина прошла с черного хода в дом Кольманов, предлагая дешевые, но прельщающие служанок мелочи. Чтобы добиться доступа на кухню, этого было достаточно. А когда оказалось, что женщина не только разносчица, но и умеет предсказывать будущее, то ее успех был полным, и пребывание в доме длилось довольно долго, пока в кухню неожиданно не вошел Паркер, разогнавший служанок и выставивший мнимую разносчицу из дома.

«Разносчица» явилась с докладом на частную квартиру Джимми. Это была опытная женщина-сыщик.

— Паркер служит у Кольманов уже около трех лет, — сказала она. — Он свободен по четвергам и субботам вечером, и у него всегда много денег. Главная горничная уверена, что он игрок, потому что однажды видела Паркера в его комнате за карточными комбинациями. Он, очевидно, подбирал карты в известном порядке.

— Есть у него родственники?

— Я не могла это узнать, — сказала сыщица. — Слуги мало знают о нем, так как он замкнут и всегда сам убирает свою комнату и даже стирает пыль.

Когда сыщица ушла, Джимми переменил платье, готовясь идти к Доре. Он послал ей письмо с сообщением, в котором часу придет.

Визит на Портленд-плэс имел для него теперь особое значение. Он хотел поближе увидеть Паркера и порасспросить о нем Дору. Он вполне полагался на молчание Доры, и не напрасно, так как девушка обладала сильным характером не в пример своему отцу.

В половине восьмого он позвонил у дверей дома Кольманов, и Паркер впустил его. Джимми смотрел на него с интересом. По возрасту он подходил к шантажисту Фельману — седой сухощавый человек, с длинным носом и тонкими прямыми губами. Паркер взял шляпу и пальто Джимми и провел его в гостиную.

— Мисс Кольман нет дома, сэр, — сказал он.

— Нет дома? Но она сама звала меня!

— Неужели? — Тон слуги был ровен и почтителен. — Она просила подождать, если кто-нибудь придет, так как скоро хотела вернуться. Вы читали вечернюю газету, сэр?

— Да, Паркер.

— Ужасно, что история с мистером Уолтоном попала в газеты. Мистер Кольман очень сердит. Конечно, ему досадно, что люди будут знать о постигшей его неприятности.

— А вы что думаете об исчезновении мистера Уолтона?

Джимми бросил быстрый взгляд на Паркера, но его лицо было неподвижно — маска респектабельного слуги.

— Странно, сэр, но у меня нет никаких предположений.

— Думаете ли вы, что он скрылся добровольно?

— Не может быть, чтоб это было иначе, сэр. Если бы на мистера Уолтона было произведено покушение, то я слышал бы что-нибудь. Или в крайнем случай слуги в нижнем этаже слышали бы шум. Вообще вся история наполнена запутанными событиями, совсем как в сказке. Вы обедали, сэр?

Джимми кивнул, и Паркер с почтительным поклоном вышел из комнаты.

Джимми окинул взглядом гостиную. Очевидно, Дора провела здесь весь день, так как на столе лежала раскрытая книга, рядом был брошен смятый платок.

Дверь снова открылась, и вошел Паркер, неся на серебряном подносе кофе.

— Я взял на себя смелость принести вам кофе, сэр, — сказал он. — Вы пьете с сахаром и сливками, сэр?

— Черный, — коротко бросил Джимми. — Джимми взял из его рук чашку и спросил:

— Что вы делаете, Паркер, в свое свободное время?

Паркер выпрямился. Слабая улыбка осветила его мрачное лицо.

— Человек моих лет уже не гоняется за удовольствиями, сэр. Я хожу в концерты, люблю оркестр. Летом каждую свободную минуту провожу в парке.

Джимми слушал его, прихлебывая кофе.

— Я с удовольствием читаю книги, особенно путешествия… — продолжал Паркер своим ровным голосом и взял из рук Джимми пустую чашку. Голос его продолжал равномерно журчать, и Джимми слушал, не понимая, не вслушиваясь. Потом он как-то сразу понял, что его сильно клонит ко сну, и он попробовал открыть глаза. Но веки его снова тяжело опустились. Глупо, однако, заснуть ни с того ни с сего в гостиной Доры! Но голос Паркера так умиротворял, так убаюкивал! Голова Джимми вдруг откинулась, и он крепко заснул.

12

Первое, что дошло до сознания Джимми, был громкий, непрерывный стук. Потом он услышал голоса, возгласы. Кто это в комнате? Голова его болела, во рту пересохло и жгло. С большим усилием он сел и увидел при свете незавешенной лампы, спускавшейся с потолка, что он находится в небольшой комнатке и сидит на простой железной кровати. Где он? Он закрыл лицо руками и старался вспомнить, как попал сюда. Шум, стук и крики слышались за дверью.

— Кто там? — снова раздался тот же голос.

Где же он? Окно закрыто ставнями, так что нельзя сказать — ночь или день на дворе. Он дотащился до двери, пытаясь открыть ее, но она была заперта.

— Откройте дверь, — раздался снова голос за дверью, и Джимми узнал в нем голос Билла Диккера.

— Нет ключа, — сказал Джимми. — Это вы, Диккер?

Настала тишина.

— Кто там?

— Сэппинг, — ответил Джимми. — Взломайте дверь!

Скоро дверь с треском открылась. На пороге стоял Диккер, а за ним виднелись два офицера из Скотленд-Ярда.

— Что вы тут делаете, Сэппинг? — спросил Диккер с таким выражением в глазах, которого Джимми еще ни разу у него не видел.

— Не сумею вам сказать. Где я?

— Вы в игорном доме Кези на Джемонс-стрит.

У Джимми занялось дыхание, и он сел на кровать.

— Или я помешался, или вы сошли с ума.

— Где ваше платье? — спросил Диккер, и тут только Джимми сообразил, что он в одном белье. Его костюм висел на спинке стула, ботинки виднелись из-под кровати.

— Приведите Кези, — скомандовал Диккер, и один из сыщиков вскоре вернулся с человеком, одетым в вечерний костюм.

— Почему этот джентльмен тут? — строго спросил Диккер.

— Почему? Да он тут живет, — громко ответил Кези. — Мне жаль выдавать вас, капитан, но мы все влопались!

— Как так, живет здесь? — спокойно спросил Диккер. — Вы хотите сказать, что мистер Сэппинг знал об этом игорном доме?

— Знал ли он? Что ж, я даром ему платил за молчание столько лет! Да, кроме того, он еще получал проценты с дохода. Должен же я был давать ему смазку!

Без слова протеста Джимми подошел к умывальнику и окунул свою разгоряченную голову в холодную воду. Это немного уняло боль и стук в висках.

— Ну-ка, повторите теперь, — сказал он.

— К чему, капитан? — с ехидством заявил Кези. — Мы влопались. Мне дадут шесть месяцев, а вы лишитесь мундира! Я платил вам сто шиллингов в неделю, чтоб вы давали знать мне о готовящейся облаве. Он ночует здесь дважды в неделю, и у меня с полдюжины свидетелей, могущих подтвердить это, — сказал Кези Диккеру.

— Уведите его вниз, — снова спокойно приказал Диккер и, войдя в комнату, запер за собой дверь.

— Итак, Джимми, в чем дело? — ласково спросил он.

Джимми покачал головой. В висках у него стучало.

— Я был бы рад рассказать вам все, — сказал он. — Единственное, что я знаю, Это то, что я пил кофе, поданный Паркером. Было ли это вчера или третьего дня — не знаю. Проснулся я здесь.

И он в кратких словах рассказал, что с ним случилось в доме на Портленд-плэс.

— Я верю вам, Джимми. Вся эта история — заговор, чтоб дискредитировать вас и заставить бросить дело Кьюпи. Оденьтесь, мы отправимся к Кольману и поговорим с Паркером. Когда вы выпили кофе со снотворным? Вас несомненно усыпили.

— Да так около восьми, — ответил Джимми.

— Теперь половина третьего. Вас хотели отстранить от этого дела, и Кьюпи придумал самый эффектный способ. Я думаю, что Паркер — это Кьюпи.

Дом Кольманов был погружен в абсолютную темноту, и на звонки никто не отзывался.

— Мы можем позвонить по телефону из ближайшего отеля, — предложил Джимми.

На звонок скоро отозвались, послышался голос Кольмана. Не сообщая причины своего посещения, они снова вернулись к дому и у открытых дверей увидели самого Кольмана.

— Не могли вы подождать до утра, заставляете меня вылезать из постели в такое время, после того… — он остановился. — Что случилось с Паркером?

— Почему вы об этом спрашиваете? — в свою очередь задал ему вопрос Диккер.

— Когда мы вернулись, его не было. Я прождал до часу ночи. Ну и дела! Я, конечно, рассчитаю его утром. Я так доверял ему, у него такие блестящие рекомендации, но все это последствия агитации радикалов.

— Могу я видеть его комнату? — спросил Диккер.

— К чему? — едко спросил Кольман. — Его там нет, я уже в этом убедился.

— Мистер Кольман, я имею основания предполагать, что Паркер — бывший преступник, шантажист Фельман.

— Преступник?! С рекомендациями от лорда Лэгенхема? Он все время был честен! — Мистер Кольман ушам своим не верил.

— Проведите нас в его комнату, — резко прервал его Диккер, и пораженный педант, повел их наверх. Когда они проходили мимо второго этажа, послышался голос Доры.

— Что случилось, отец?

— Да ничего особенного, — поспешил ответить Джимми.

— Это вы, Джимми? Я так рада. Что-нибудь случилось с Паркером? — спросила она.

— Нет.

И дверь ее комнаты снова тихо закрылась.

Паркер занимал комнату на самом верху. Она была уютно обставлена, но оставшиеся вещи не давали ни малейшего намека на характер владельца. Постель была не тронута, все на своем месте.

— Мы с Дорой отправились в театр. Я уговорил ее пойти, так как она нуждается в маленьком отдыхе.

— Я хотел бы поговорить с Дорой, — прервал его Джимми, и в это время Дора сама вошла в гостиную. Диккер видел ее впервые, и Джимми услышал его подавленный возглас изумления при виде ее необычайной, строгой красоты. Черный бархат шали, накинутой на плечи, оттенял прозрачность ее кожи и золото волос.

— Что случилось? — снова спросила она.

— Паркер — негодяй! — выпалил Кольман. — Он шантажист, по словам этих господ, волк в овечьей шкуре! Простите! — и он пулей вылетел из комнаты.

Джимми начал в подробностях рассказывать обо всем случившемся, когда мистер Кольман снова появился и облегченно воскликнул:

— Серебро цело, мои запонки тоже! У тебя ничего не пропало?

Она остановила его жестом:

— Вы говорите, Джимми, что получили от меня письмо? Я не писала его и не звала вас!

— Но я могу поклясться, что это ваш почерк! Да вот тут у меня и само письмо.

И он вынул его из внутреннего кармана и подал ей.

Взглянув, она сказала:

— Да. Я писала это неделю тому назад, за день до исчезновения Рекса. Но я не отправила его и бросила в корзинку для бумаги. Я думала, что разорвала его.

Джимми снова прочел письмо. Впервые он заметил, что на письме не было числа.

— Наверно, у меня был готов и конверт с адресом, потому что я надписываю конверт до того, как пишу письмо. И Паркер, очевидно, нашел и сохранил письмо. Бедный Джимми.

— Я не могу понять, — заметил пораженный Диккер. — Кьюпи мог предполагать, что я поверю Сэппингу и что Паркер сам этим выдаст себя. Это последняя злостная попытка человека, знающего, что хитрость открыта. Но как он мог знать, что его хитрость открыта? Есть у вас образец его почерка?

— У Паркера не было необходимости писать нам что-либо. Вы не нашли в его комнате писем? — спросил расстроенный мистер Кольман.