Глава 1.

УЧЕНИК ВЗЛОМЩИКА

Было девять часов вечера 27 мая, когда одетый в штатское сотрудник полиции, проходя по Хаттон-Гарден мимо ювелирного магазина фирмы «Гилдергейм, Паско и К°», заметил свет в окне второго этажа. Он решил выяснить, кто же находится в столь поздний час в помещении фирмы. Была суббота, а в этот день шефы фирм, равно как и их служащие, имели обыкновение покидать свои конторы и магазины не позже трех часов дня. Полицейский подошел к входной двери и постучал.

Услышав стук, Гилдергейм (а именно он и находился в это вечернее время в своей фирме вместе со старшим бухгалтером) направился к двери, вынув на всякий случай из кармана револьвер. Убедившись, что за дверью находится известный ему лично полицейский, владелец ювелирной фирмы облегченно вздохнул.

Ювелир пояснил полицейскому, что он получил посылку с бриллиантами от одной амстердамской фирмы, и ему хотелось уже сегодня рассортировать полученные драгоценности. Обменявшись шутками на тему о том, какую притягательную силу имеют драгоценности на сумму в шестьдесят тысяч фунтов для «тайных сил ночи», они распрощались.

Без четверти десять Гилдергейм запер полученные драгоценности в свой несгораемый шкаф, перед которым круглые сутки горела электрическая лампочка, а затем в сопровождении своего служащего покинул помещение фирмы и направился в сторону Солборн-стрит.

По пути им встретился тот же самый полисмен.

— Вы будете дежурить всю ночь? — осведомился у него Гилдергейм, улучив минутку, пока его служащий вызывал автомобиль.

— Да, — ответил тот.

— Отлично! — просиял ювелир. — Я был бы вам очень признателен, если бы вы особенно внимательно наблюдали за моим домом. Дело в том, что я опасаюсь за судьбу драгоценностей, полученных сегодня из Амстердама.

Полисмен улыбнулся.

— Можете быть спокойны на этот счет, — сказал он и, выждав пока Гилдергейм не поехал в автомобиле домой, направился назад к дому № 93, в котором помещалась фирма ювелира.

Однако за тот короткий промежуток времени пока полицейский разговаривал с ювелиром, кое-что произошло. Двое мужчин, один следом за другим, вынырнули из уличного мрака и подошли к дверям дома № 93. Один из них отпер дверной замок и, не оборачиваясь, исчез внутри. За ним вошел второй, прикрыв за собой дверь. В их движениях не было никаких признаков суеты или страха. Со стороны их можно было принять за постоянных обитателей этого дома.

Не прошло и минуты после того, как эти двое проникли внутрь, как к дому подошел третий человек, так же уверенно отпер дверь и вошел следом за первыми двумя.

Через три минуты после описанного происшествия двое из вошедших в дом, были уже на втором этаже.

С поразительной быстротой и ловкостью один из них пристроил к несгораемому шкафу газовый аппарат, в то время как второй аккуратно разложил на полу множество разнообразных инструментов, необходимых для взлома. Они быстро принялись за работу, не проронив при этом ни слова. Чтобы их не смогли заметить с улицы, они легли на пол. Лампа, висевшая над сейфом, продолжала гореть. Затем тот, который был покрупнее, взглянул наверх, на большое настенное зеркало, и нарушил молчание:

— Я надеюсь, зеркало не выдаст нас.

Второй взломщик был молодым стройным юношей. Длинные волосы придавали ему сходство с музыкантом.

Юноша покачал головой.

— Если бы нас могли увидеть с улицы в этом зеркале, — произнес он с легким иностранным акцентом, — это противоречило бы всем законам оптики.

— Тогда я спокоен, — сказал старший взломщик и приступил к работе.

Пока пламя газовой трубки со свистом расплавляло дверцу шкафа, он еле слышно напевал какую-то мелодию. Шкаф был устаревшей конструкции, и старший не сомневался в том, что операция не займет много времени.

Прошло еще полчаса в молчании. Один из них продолжал работать с газовой трубкой, а второй терпеливо ожидал того времени, когда подойдет его очередь.

Затем старший вытер ладонью проступивший на лбу пот. Полированная поверхность сейфа отражала тепло, и возле него было нестерпимо жарко.

— А кстати, почему ты с таким шумом запер дверь, когда мы входили? — спросил он. — Обычно ты более осторожен, Калли.

Тот, кого он назвал Калли, изумленно поглядел на него.

— Но позволь, Джордж, я не шумел, — сказал он. — Если бы ты находился в то время в подъезде, убедился бы в том, что я запер дверь так же бесшумно, как и отворил ее.

— Ну, для этого большого искусства не требовалось! — сказал Джордж, ухмыльнувшись.

— Это почему же?

— Да потому, что я ее и не запирал. А ты вошел следом за мной…

На лице молодого человека отразилось изумление.

— Мне пришлось дверь отпирать своей отмычкой! — сказал он.

— Ты отпер дверь? — старший взломщик нахмурился. — Не понимаю тебя, Каллидино. Я дверь не запирал…

— А я тебе говорю, что я отпер се своей собственной отмычкой, — упрямо стоял на своем юноша. — Значит, кто-то проник в дом следом за тобой, и неплохо бы выяснить, кто бы это мог быть…

— Ты думаешь, что кто-то еще…

— Я думаю, — продолжал маленький итальянец, — что было бы очень неприятно, если в наше дело впутался сейчас третий джентльмен.

— Да, это было бы ужасно.

— Но почему, джентльмены?

Оба взломщика в крайнем изумлении обернулись, ибо голос, произнесший это слово, принадлежал третьему человеку. Этот человек стоял в дверях, и позицию свою он избрал с таким расчетом, чтобы с улицы его не могли заметить.

На нем был смокинг, а через руку перекинут легкий плащ. Лицо его было прикрыто черной маской.

— Прошу вас оставаться на своих местах, — сказал он. — Мой револьвер нацелен на вас, и в случае чего, я имею законное право применить его. Мои действия тогда будут расценены как необходимая оборона.

Джордж Валлис ухмыльнулся, не потеряв самообладания.

— Сэр, — произнес он, — я бы очень хотел узнать, что вам угодно.

— Я желаю обучиться вашему ремеслу, — ответил незнакомец в маске. — Прошу вас, продолжайте. Я не стану более мешать вам.

Джордж Валлис снова взял газовую трубку и принялся за работу. Незнакомец с неподдельным любопытством наблюдал за его действиями. Работая, Валлис рассуждал вслух:

— Так как ничего не меняется оттого, окажетесь ли вы в конце концов представителем закона или нет, я могу спокойно продолжать работу. Потому что, ежели вы не представитель закона, то мне особенно беспокоиться не приходится. Я могу гарантировать ваше молчание, поделившись с вами добычей…

— Можете оставить себе все содержимое сейфа, — резко оборвал его незнакомец. — Я не собираюсь отнимать у вас законную добычу. Я хочу лишь поглядеть на то, как все это делается…

— В таком случае вам повезло с учителем, — не без гордости заметил Джордж, знаменитый взломщик. — Вы знали, кого выбирать!

— Да, я знал…

Валлис снова принялся за работу. Похоже необычайное происшествие не смутило его, руки же итальянца нервно дрожали. Не будь здесь Валлиса, он бы набросился на незнакомца, но хладнокровие и спокойствие соучастника охладили его пыл.

Молчание нарушил незнакомец в маске.

— Вы не находите странным, что существуют технические школы, — заметил он, — по всем отраслям знаний, и в то же время нет ни одной, где обучали бы искусству разрушения. Поверьте, я очень благодарен судьбе, что она дала мне возможность поучиться у такого специалиста, как вы.

Его голос хотя и звучал спокойно, но в то же время в нем слышны были жесткие нотки.

Джордж, не отрывая глаз от шкафа, спросил:

— Я бы хотел знать, каким образом вы проникли в дом?

— Я прошел следом за вами, — ответил незнакомец в маске, — так как знал, что ваш спутник будет идти на некотором расстоянии от вас. Сейчас поясню, на чем была основана моя уверенность. Вы готовились к ограблению в течение недели. По ночам вы дежурили, а для того, чтобы облегчить наблюдение за домом, сняли невдалеке маленькое помещение. В то время, как один из вас находился в подъезде своего дома, второй отправился на улицу выжидать, когда погаснет свет и Гилдергейм отправится домой. Дождавшись, один из вас направился к дому, но тот, что стоял в подъезде, не мог пойти за ним сразу: его задержала находка — на улице валялась пачка писем. По-видимому их обронил какой-то рассеянный человек. Среди писем находился и запечатанный сургучом пакетик. Находка отвлекла его внимание, и мне удалось проскользнуть за вами в дом.

Каллидино глухо рассмеялся.

— Ну и ну! — сказал он. — Ловко вы это проделали! Я так думаю, что пакет подбросили вы?

Незнакомец утвердительно кивнул.

— Прошу вас, продолжайте работать, — добавил он. — Ради Бога, я не хочу отвлекать вас от вашего дела…

— А что произойдет после того, как я закончу свою работу? — осведомился Джордж.

— Я надеюсь, что ничего не произойдет. После того как вы закончите свою работу, я собираюсь исчезнуть.

— Прихватив при этом свою долю?

— Никоим образом, — ответил незнакомец. — Я не имею на нее права, да к тому же мое общественное положение не позволяет мне… Я собираюсь ограничиться одним только наблюдением за вашей работой…

…Когда, наконец, тяжелая дверца несгораемого шкафа уступила усилиям Джорджа и Калли, и старший запустил свою руку внутрь, незнакомец, не говоря ни слова, вышел из комнаты, и несколько мгновений спустя взломщики услышали, как хлопнула входная дверь.

Незнакомец покинул дом.

Взломщики удивленно посмотрели друг на друга.

— Странный парень, — сказал Каллидино.

Его спутник пожал плечами.

— Очень странный, — подтвердил он. — И еще более странно будет, если нам удастся сегодня выбраться со своей добычей за пределы Хаттон-Гарден.

Но, к счастью для взломщиков, им удалось исчезнуть незамеченными, а ограбление фирмы Гилдергейма стало предметом оживленных толков и пересудов, не менее, пожалуй, оживленных, чем разговоры о том, каковы шансы фаворита по кличке Сантар на ближайших скачках.

Глава 2.

СКАЧКИ

«О Боже!.. Снова эта мелодия!..»

Ему почудилась музыка, исполненная нежности и печали. На несколько мгновений звуки ее перекрыли шум толпы на ипподроме, затем музыка стихла так же внезапно, как зазвучала… Гилберт Стендертон напряженно вслушивался, пытаясь определить источник этих звуков.

Невидимый музыкант исполнял «Мелодию в фа-миноре».

— Будет гроза!.. — раздался голос рядом с ним.

Но Гилберт не слышал этих слов. Он сидел, напряженно обхватив руками колени. На его лбу выступали капли пота, а в напряженной позе было нечто трагическое. Его профиль имел классические черты: высокий лоб, тонкий прямой нос, волевой подбородок…

Взглянув на своего мечтательного друга, Лесли Франкфорт вспомнил Данте. Сходство было очевидным, несмотря на то, что Данте не носил котелок и никогда не проявлял такого напряженного интереса к тому, что происходило на бегах.

— Будет гроза! — повторил Лесли.

Он подсел к Гилберту, твердо решив вывести его из отсутствующего состояния.

— Правда? — осведомился Гилберт, вытирая взмокший лоб.

Возвращаясь к реальности, он направил свой взгляд на небо, раскаленное солнцем, на густые толпы народа, на яркие рекламные плакаты, на трибуны, на палатки с прохладительными напитками…

— Если бы вы знали, какое впечатление производит ваш вид на окружающих! — сказал Лесли Франкфорт, и в голосе его послышалось раздражение. — Того и гляди, вас примут за разорившегося игрока! Вы послужили бы прекрасной иллюстрацией для рождественского номера газеты, выступающей против азартных состязаний. Я полагаю, что у нас и такая газета существует…

Гилберт лишь неопределенно хмыкнул в ответ.

— Эти люди представляют определенный интерес для меня, — задумчиво произнес он. — Можете ли вы себе представить, что творится в их головах? Ведь каждый из них обуреваем различными чувствами. Одни живут надеждой, другие полны разочарований… И каждый из них способен любить, печалиться, ненавидеть… Вот поглядите-ка на этого человека… — он указал на одного из зрителей.

Этот человек стоял посреди лужайки, где в людском водовороте образовалось небольшое свободное пространство. Это был мужчина среднего роста; шляпа его съехала на затылок, а в зубах он держал тонкую длинную сигару. Он находился на слишком большом расстоянии от них, чтобы можно было разглядеть все детали его внешности, но сила воображения Стендертона восполнила недостающие детали.

Гилберту он показался знакомым…

Словно чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, человек обернулся и медленно направился в их сторону. Приблизившись к наблюдавшим за ним друзьям, он вынул сигару изо рта и улыбнулся:

— Как поживаете, сэр?

Он почти прокричал эти слова, чтобы его могли услышать в царившем вокруг гаме. Гилберт приветливо улыбнулся ему, и мужчина ответил ему поклоном, высоко приподняв шляпу. Затем его подхватил людской поток и он скрылся из виду.

— Он — вор, — сказал Стендертон, — и при этом большого полета. А зовут его Валлис. Кстати, в этой толпе находится немало подобных Валлисов. У человека, склонного к психологическому анализу, подобное скопление множества людей всегда вызывает ужас…

Лесли внимательно посмотрел на него.

— Ужасной эта толпа станет очень скоро — тогда, когда разразится гроза и вам потребуется прокладывать себе дорогу сквозь эту толчею, — сказал он, настроенный гораздо более практично, чем его мечтательный друг. — Поэтому я предлагаю немедленно двинуться в путь и добраться до автомобиля, пока это еще возможно.

Гилберт согласился с ним. Он с трудом поднялся, так как ноги его затекли от долгого сидения, и сошел с трибуны вниз, на землю. Вместе со своим спутником он пересек дорожку, миновал площадку перед конюшней, где толпились жокеи, конюхи, журналисты и особо странные любители этого вида спорта.

Затем они вышли на дорогу. Вскоре несмотря на большое скопление машин, им удалось добраться до своего автомобиля и разыскать, что было удивительнее всего, шофера.

На горизонте блеснули первые молнии и предостерегающе прогремели первые раскаты грома. Духота стала нестерпимой. Приятели, заняв места в машине, поехали по направлению к Лондону. Предсказания Лесли оправдались: когда они проезжали Эпсом, разразилась сильная гроза. С неба хлынули потоки дождя, молнии прошивали потемневшее небо, от сильных раскатов грома закладывало уши…

Бурное море народа стало быстро таять; края толпы вытягивались длинными, извилистыми лентами: это разбегались во все стороны пешеходы, направляясь к станциям железной дороги. Надо было быть очень искусным шофером для того, чтобы успешно лавировать среди всего этого скопления людей, машин и экипажей.

Стендертон пересел на место рядом с шофером, хотя до этого ехал в крытом салоне автомобиля. От его острого взгляда не ускользнуло то, как испуганно вздрогнул шофер от очередной вспышки молнии, и как побледнело его лицо. Густые тучи заволокли небо, и землю окутал мрак. Горизонт был покрыт зловещими свинцовыми тучами и пеленой дождя. Такой грозы в Англии давно не видывали…

Гилберт не смотрел ни на небо, ни на землю, сплошь залитую водой. Все его внимание было устремлено на нервные руки шофера, вцепившиеся в рулевое колесо.

Неожиданно перед машиной вспыхнул огненный столб и раздался наиболее сильный из всех громовых раскатов, звучавших до сих пор.

Шофер инстинктивно отпрянул назад; лицо его перекосилось от страха, дрожащие руки выпустили рулевое колесо, а нога соскользнула с педали.

— О Боже! — пробормотал он. — Это ужасно… Я не могу ехать дальше, сэр…

Гилберт в ту же секунду взял на себя управление. Его тонкая рука уверенно легла на руль, а изящно обутая нога нажала на педаль.

— Скорей, освободите место, — бросил он шоферу, и тот, еще не совсем придя в себя, освободил ему место за рулем.

Стендертон был очень искусным автомобилистом, но и ему пришлось напрячь все свое внимание, применить весь свой опыт для того, чтобы вывести машину из хаоса, царившего на дороге.

Дождь продолжал заливать землю, и казалось, что гроза повлечет за собой наводнение. Колеса машины скользили и буксовали на размытой почве, но человек за рулем не терял самообладания: съехав с дороги, он успешно пробился вперед и снова выехал на шоссе. Дорога была усеяна спешащими пешеходами; машина снова замедлила ход, а затем вдруг резко остановилась.

— Что случилось? — раздался голос Лесли Франкфорта.

Он опустил боковое стекло и высунулся прямо под холодный небесный душ.

— На дороге стоит старик, — ответил Гилберт. — Вы ничего не будете иметь против, если я его посажу в машину? Я потом объясню вам, почему это сделал…

И он указал на две жалкие фигуры, стоявшие у края дороги. Фигуры принадлежали худому старику и девушке. Лесли не мог из-за дождя разглядеть их лиц. Они повернулись спиной к дороге, пытаясь вдвоем укрыться под одним тонким плащом.

Гилберт выкрикнул какое-то слово; услышав голос, старик повернулся. Это красивое одухотворенное лицо с тонкими чертами было лицом художника. Пряди седых волос спадали на воротник. Под плащом он держал какой-то предмет, который, казалось, ему необходимо было защитить от дождя в большей степени, чем себя.

Девушке, сопровождавшей его, было не больше семнадцати лет. Ее большие глаза были внимательно устремлены на людей в автомобиле, окликнувших ее деда. Старик, по-видимому, колебался и не знал, следует ли ему принять приглашение Стендертона, но после того, как тот вторично пригласил его сесть в автомобиль, он решился и, перенеся девушку через залитую потоками воды дорогу, приблизился к машине.

Лесли распахнул дверцу и сказал:

— Садитесь. Я вижу, вы основательно промокли…

Новые пассажиры вошли в машину. Они были в ужасном состоянии: оба промокли до нитки, по лицам и по одежде их струились ручьи, будто этих людей только что вытащили из воды.

— Снимите плащ, — скомандовал Лесли. — У меня найдется сухой носовой платок, хотя, конечно, вам больше пригодилась бы купальная простыня.

Девушка улыбнулась.

— Право, вы очень любезны, — сказала она. — Но мы испортим вашу машину…

— Ничего страшного, — ответил Лесли. — К тому же это и не моя машина. Во всяком случае, мистер Стендертон, пересев к нам, привел бы ее в еще более ужасное состояние.

Лесли мысленно спрашивал себя, чего ради Гилберт вздумал пригласить именно этих людей занять место в машине.

Старик мягко улыбнулся, и первые же произнесенные им слова рассеяли недоумение Лесли.

— Мистер Стендертон всегда очень внимателен ко мне, — негромко произнес он.

Голос его был мягок и мелодичен, а говорил он так, как говорят люди образованные.

Лесли улыбнулся: он привык к тому, что у Гилберта бывали самые разные, в том числе и весьма экстравагантные знакомые. Теперь вот выяснилось, что он водит дружбу и со странствующими музыкантами. О том, что новые его спутники были музыкантами, он догадался потому, что из-под плаща, наброшенного на плечи старика, выглядывал гриф скрипки.

— Значит, вы знакомы с ним?

— О да, — закивал головой старик.

Он вытащил из-под полы свой инструмент, и Лесли увидел, что это была очень старая скрипка. Старик быстро осмотрел ее, а затем, убедившись, что скрипка в сохранности, со вздохом облегчения осторожно положил на колени.

— Надеюсь, скрипка не пострадала? — спросил Лесли.

— Нет, сэр, — ответил старик. — Я боялся, что этот день дурно кончится…

Он помолчал минуту.

— Моя внучка также играет, причем, неплохо… Мы не любим большого скопления народа, но зато в этом случае удается выручить больше денег, а наше положение, — добавил он, улыбаясь, — не позволяет нам отказываться от заработка.

Гроза утихла; автомобиль теперь ехал по дороге, чуть смоченной дождем, и Гилберт передал управление машиной своему шоферу.

— Мне, право, очень жаль… — начал было шофер.

— Ей Богу, не стоит об этом говорить, — улыбнулся Гилберт. — Нечего стыдиться того, что боишься грозы. В свое время я также боялся грозы, но потом мне удалось пересилить свой страх. Существуют пороки и похуже, — добавил он вполголоса.

Шофер пробормотал несколько благодарственных слов, затем отворил дверцу автомобиля, и Гилберт присоединился к сидевшим в салоне пассажирам. Он пожал руку старику и приветливо улыбнулся девушке.

— Я сразу узнал вас, — сказал он. — Это мистер Спрингс, — представил он старика. — Он мой давний друг. Если вам приходилось обедать в Сент-Джонс-Вудс, то вы, должно быть, слышали во время обеда его скрипку. Не так ли, мистер Спрингс? — обратился он к старику. — Вы тогда играли…

Он оборвал фразу, а старик мягко улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Во всяком случае, — продолжал Гилберт, — было бы бесчеловечно с моей стороны допустить, чтобы вы вместе с внучкой захлебнулись в потоках воды на дороге. Не говоря уж о том, что вас могла поразить молния…

— Разве такая опасность существует? — изумленно переспросил Лесли.

Гилберт нахмурился.

— Я заметил, когда мы ехали, как в одного беднягу ударила молния, — сказал он. — Вокруг него тут же собралась большая толпа, и поэтому я не остановил машину и не позаботился о нем. Это было ужасное зрелище…

Он выглянул в окно и добавил:

— Нас настигнет еще одна гроза, уже в Лондоне, но в городе она не производит такого жуткого впечатления, как в сельской местности. Высокие дома и крыши, заслоняющие небо, действуют на нервных людей успокаивающе…

В Белхеме они попрощались со стариком и его внучкой, а затем продолжали свой путь. Оставшись наедине со своим другом, Лесли изумленно поглядел на него.

— Вы удивительный субъект, — сказал Лесли. — Удивительный и загадочный… Еще сегодня утром вы представлялись человеком с расстроенными нервами, настоящей развалиной…

— Разве я так говорил?

— Не совсем так, — ответил Лесли. — Но я именно таким образом истолковал ваши слова. А затем, во время этой ужасной грозы, которая и на меня нагнала страху, вы вдруг спокойно взяли на себя управление автомобилем, а в довершение всего оказались еще и спасителем этого старика…

Гилберт на мгновение задумался, а затем усмехнулся.

— Существует масса самых разных проявлений нервного состояния, — сказал он. — Поэтому не удивительно, что мое нервное состояние несколько отличается от нервного состояния моего шофера. А что касается старика, то он играет в моей жизни весьма важную роль, хотя сам и не ведает об этом…

Голос Гилберта звучал торжественно. Он вздохнул и продолжил, поймав на себе любопытный и недоумевающий взгляд своего друга.

— Не знаю, что именно заставило вас прийти к выводу, что я — нервный человек, — пожал он плечами. — Кроме того, ваше определение меня как «развалины» довольно оскорбительно, принимая во внимание, что я на этой неделе должен был жениться…

— Возможно, что именно это и является причиной вашей нервозности, — задумчиво возразил Лесли. — Я знаю многих людей, сильно нервничавших в ожидании этого события. Взять, например, Типпи Джонсона: он попросту сбежал.

Гилберт грустно улыбнулся.

— Я предпринял нечто иное, но это иное равносильно бегству, — сказал он. — Я попросил отсрочить свадьбу.

— Но почему? — недоуменно осведомился Лесли. — Я собирался спросить об этом у вас еще сегодня утром, но затем забыл. Миссис Каткарт сказала мне, что вы хотите отложить свадьбу на неопределенный срок.

Несмотря на то, что Гилберт не выражал желания продолжать разговор на эту тему, словоохотливый Лесли стал увещевать друга:

— Примите дар, ниспосланный богами! Вы ведь служите в министерстве иностранных дел, вам предстоит блестящая карьера, ваша невеста — очаровательная и красивая девушка, вы богаты…

— В последнем, кажется, убежден весь Лондон, — резко заметил Гилберт. — Между тем, кроме моего жалованья, у меня нет ничего. Этот автомобиль, — продолжал он, поймав вопросительный взгляд Лесли, — хоть и принадлежит мне, но является подарком моего дяди, и я не уверен, что он не выразит желания получить его обратно, прежде чем я успею продать его. К счастью, Эдит совершенно равнодушна к роскоши. Зато я уверен: три четверти всего внимания, уделяемого мне другими, основаны на легендах о моем богатстве. Люди воображают, что я являюсь наследником моего дяди…

— А вы разве им не являетесь? — удивился Лесли.

Гилберт покачал головой.

— Мой почтенный дядя недавно изволил выразить желание, чтобы все его состояние перешло в руки общества, столь внимательного к нуждам животных, — к собачьему питомнику в Беттерси.

Добродушное лицо Лесли вытянулось:

— И вы рассказали об этом миссис Каткарт?

— Мисс Каткарт? — переспросил изумленный Гилберт. — Нет. Я полагал, что это излишне. Ведь, — добавил он, улыбаясь, — Эдит выходит за меня замуж не ради денег — она не нуждается в средствах. Так же, как и я женюсь на ней вне зависимости от ее имущественного положения.

Остаток пути приятели проехали молча, а на углу Сент-Джеймс-стрит они распрощались.

Гилберт подъехал к маленькому меблированному особняку, который он снял для себя год тому назад, внеся оплату вперед. В те времена его виды на будущее были более радужными, чем сейчас.

Гилберт Стендертон принадлежал к одному из тех своеобразных семейств, которые состоят преимущественно из кузенов и племянников. Его дядя принял на себя заботы о мальчике. Благодаря дядиным связям, Гилберту удалось поступить на службу в министерство иностранных дел. Более того, дядя собирался сделать его своим наследником, а так как он был из числа людей, никогда не скрывающих своих намерений, то он постарался распространить весть о блестящем будущем Гилберта по всему островному королевству.

Примерно за месяц до того времени, с которого начинается это повествование, дядюшка поразил родственников кратким извещением об изменении своей последней воли; Гилберту, например, он завещал теперь всего лишь тысячу фунтов; правда такая же сумма выделялась и каждому из всех прочих племянников.

Гилберт отнесся к этому сообщению довольно равнодушно. Единственное, что несколько смутило его — это мысль, что, быть может, он чем-либо обидел своего вспыльчивого дядюшку, но он слишком уважал этого старика, чтобы изменить свое отношение к нему из-за сообщения о том, что он лишается наследства.

Глава 3.

ГИЛБЕРТ НЕОЖИДАННО ИСЧЕЗАЕТ

Гроза разразилась над Лондоном как раз в то время, когда Гилберт переодевался в вечерний костюм. За окном ежеминутно вспыхивали зловещим светом молнии и дом дрожал от громовых раскатов.

Настроение Гилберта как нельзя более соответствовало разгулу стихии — внутри у него также разразилась гроза, потрясшая до основания все его жизненные устои. Однако ничто в его внешнем облике не свидетельствовало о переживаемых им мучениях. Он брился, и лицо его отражалось в зеркале, напоминая застывшую, словно высеченную из камня, маску.

Затем он послал своего слугу за такси. Гроза уже прошла над Лондоном, и когда он вышел на улицу, вымытую дождем, до его слуха донеслись лишь отдаленные глухие раскаты грома. По небу мчались разрозненные клочья туч, словно пытаясь догнать основные силы, уже ушедшие за город.

У дома № 274 на Портленд-Сквер он остановил машину и нерешительно вышел… Перед ним стояла весьма неприятная задача, в равной мере неприятная также и его будущей теще. Ему хотелось как можно скорее развеять подозрение, закравшееся в душу после намеков Лесли.

В гостиной Гилберт оказался единственным гостем. Он взглянул на часы.

— По-видимому, я пришел несколько рано, Кол? — спросил он слугу.

— Пожалуй, — ответил слуга. — Но я доложу мисс Каткарт о вашем приходе.

Гилберт согласно кивнул головой, затем подошел к окну и задумчиво стал глядеть на мокрый асфальт улицы. В течение пяти минут он стоял у окна, погруженный в свои безрадостные мысли. Услышав скрип двери, он быстро обернулся и поздоровался с вошедшей в комнату девушкой.

Эдит Каткарт была одной из красивейших женщин Лондона, хотя слово «женщина» звучало слишком солидно применительно к такой юной девушке, лишь недавно закончившей среднюю школу.

Ее глубокие серые глаза, обладавшие большой притягательной силой, в то же время удерживали на почтительном расстоянии ее поклонников, склонных к излишней настойчивости в процессе ухаживания. Ее ротик был выразителен и нежен, нос слегка вздернут. Темные, почти черные волосы крупными локонами ложились на лоб. На ней было простое вечернее платье из темно-зеленого атласа и очень немного драгоценностей.

Он быстро подошел к ней и взял за руку.

Она медленно подняла длинные ресницы.

— Ты сегодня прелестна, Эдит, — сказал он чуть слышно.

Она мягко высвободила руку и улыбнулась.

— Ты остался доволен дерби? — спросила она.

— Было очень интересно, — сказал он. — Странно, что я до сих пор никогда не посещал эти зрелища.

— Но ведь день выдался дождливый… Тебя, наверное, захватила гроза в дороге? В городе было ужасно…

Эдит говорила несколько торопливо. Глядя со стороны, можно было подумать, что она хочет быть со своим женихом на дружеской ноге и в то же время испытывает в его обществе легкое стеснение.

Гилберт уже давно отметил существование этой особенности поведения своей невесты. Вначале он пытался убедить себя в том, что подобные особенности входят в неписаные правила игры, но не всегда мог найти аргументы, объясняющие такое поведение девушки. Она была очень молода, можно сказать, ребенок. Этот чудесный бутон все еще не расцвел, и над их помолвкой тяготели условности этикета…

…Они познакомились на балу. Как того требуют светские правила, он был представлен ее матери, и она пригласила его посещать их дом. Он несколько раз встречался с Эдит в обществе, танцевал с нею и совершал в ее обществе прогулки по реке. Он возил их с матерью на автомобиле в Аскот. Одним словом, знакомство их развивалось обычным для людей его круга образом. И все же чего-то во всем этом не доставало… В том, что их помолвка носила такой чопорный и холодный характер, он винил себя. Он был слишком романтичен для того, чтобы примириться с такой помолвкой, но ее умоляющие глаза удерживали его на том же расстоянии, что и всех остальных мужчин. Он чувствовал, что их разделяла пропасть даже тогда, когда он сделал ей предложение, а она в ответ прошептала чуть слышное «да». После чего, подставив ему щеку для поцелуя, она, будто плененная птица, ищущая свободы, вырвалась из его объятий и убежала прочь.