— Вы хотите сказать, что готовы уступить ваш титул?
— Именно это я имею в виду.
— Уступить этот дом, эти прекрасные угодья?
Чик улыбнулся.
— Это составляет собственность Чарльза Бина, мой друг, — ответил он почти весело. — Нет, я хочу уступить только мой титул. Я вам очень признателен за ваше посещение. «Синг-Синг», так, кажется, вы назвали это место?
Но его гость утратил дар речи.
— Когда вы пришли, я подумал, что вы продаете пианино. Надеюсь, вас не обидело это предположение?
Мистер Флауэр беспомощно тряхнул головой.
— Я не могу пригласить вас к завтраку, — продолжал Чик, — потому что… — он запнулся, — потому что, — если вы не рассердитесь, — было бы неприлично для леди завтракать с джентльменом, который только что вышел из тюрьмы, вы не находите? Но в деревне есть отличная гостиница с почтой и телеграфом.
Он задумчиво посмотрел на ошеломленного авантюриста.
— Я полагаю, что заключенным нельзя получать телеграммы в «Синг-Синге»? — спросил он. — Я не знаю порядков в американских тюрьмах, но вы же должны знать. Могу ли я протелеграфировать ему, что он может явиться, когда захочет, и заявить о своих правах на титул?
Наконец к мистеру Флауэру вернулся голос.
— Он ничего не знает, — ответил он глухо. — Но вы же, в самом деле, не собираетесь отдавать в его лапы… такой древний титул… э… маркиз Пальборо! Вспомните, лорд Пальборо, что вы несете ответственность перед вашими предками…
— Черт бы их побрал! — воскликнул Чик. — Если я несу эту ответственность, то так же, как и он! Будьте добры послать ему телеграмму вместо меня! Ответ сообщите завтра утром.
Мистер Джон Флауэр бывал в различных странных и щекотливых ситуациях, но еще ни разу он не испытывал ничего подобного. Когда он возвращался по въездной аллее, под сенью тех вязов, которые привели его в такой восторг. Он напоминал лунатика.
Чик опрометью ворвался в гостиную, где Гвенда поджидала ухода гостя, и, прежде чем она успела опомниться, заключил ее в свои объятия.
— Это чудо, Гвенда, настоящее чудо! Разве это не удивительно?
— Но, Чик, — воскликнула она, — вы же не собираетесь довериться этому человеку? Вы не должны этого делать, Чик!
— Конечно, в этом не может быть никакого сомнения! Это копии настоящих документов. Я хорошо знаю все, что касается свидетельств о браке и о рождении. Я привык иметь с ними дело, когда работал у Лейзера.
— И вы намерены позволить этой тюремной крысе отнять у вас титул?
— Я предоставлю это сделать какой угодно крысе, — сказал Чик, взяв ее руку. — Разве вы не видите, Гвенда, что главная причина, которая вас удерживала и унижала, исчезла безвозвратно! Я только Чик Бин! Вы не забыли, что сказали мне вчера?!
Ее руки дрожали в его руках, и он поднес их к своим губам.
Внезапно она их отдернула.
— Чик, вы должны отстаивать этот титул, — сказала она. — Я уверена, что тут что-то неладно. Не просил ли он у вас денег?
— Ну да, он сказал, что будет молчать, если я дам ему десять тысяч фунтов. Бедняга! Он, конечно, не знает ничего лучшего…
— А, может быть, он знал, Чик, — тихо проговорила Гвенда. — Может быть, он знал, что я хотела стать маркизой Пальборо!
Чик на одно мгновение оторопел.
— Но вы же этого не хотите, Гвенда, — заметил он с искренним изумлением.
— Нет, я хочу! Вы должны бороться за этот титул, Чик, упорно и жестко, потому что, если вы его не хотите, то я хочу!
Чик посмотрел на нее пристальным взглядом.
— Вы говорите неправду, Гвенда, — заметил он спокойно. — Вы говорите это, чтобы меня подзадорить, а я на это не поддамся никогда! Я слишком высокого мнения о вас, чтобы поверить в то, что титул может иметь для вас какое-нибудь значение! Я слишком вас люблю, чтобы поверить этому.
Гвенда заплакала, потом внезапно повернулась и вышла. Она направилась в библиотеку. Когда он вошел туда, то застал ее сидящей за столом на том самом месте, где она сидела в момент прихода мистера Флауэра.
— Если только существуют какие-нибудь документы, относящиеся к этому браку, они должны быть здесь, — она указала на ящики.
Когда они приступили к своим поискам, первое, что они нашли, были потерянные арендные договоры, столь нужные адвокатам доктора. Было уже около полуночи, когда Гвенда обнаружила небольшую счетную книгу, закрытую на замок. Заголовок ее гласил: «Отчеты о моей практике». Она попыталась открыть замок, но ей не удалось.
— Там ничего не может быть, Гвенда, — сказал Чик.
— Никогда нельзя знать наверное.
Она попробовала вставить ноготь между листами книги и обнаружила, что они были склеены. Это придало ей решимости. Замок был взломан при помощи клещей, принесенных Чиком.
Гвенда вскрикнула от изумления. Счетная книга когда-то служила для тех целей, для которых она была предназначена, но затем доктор хитроумно вырезал середину ее листов, склеив их края для сохранения первоначального вида книги и оставив в центре ее большое углубление, в котором лежал синий конверт без надписей…
В нем находились два сложенных листа веленевой бумаги, один взгляд на которые заставил Гвенду задрожать.
— О, Чик!
— Что такое? — спросил Чик.
— Он сказал правду! Это оригиналы документов!
— Добрая находка, — сказал он с улыбкой.
— Не говорите этого! — воскликнула она с раздражением. — Чик, я готова заплакать…
В конверте было три документа. Первый из них оказался письмом, написанным рукой доктора: по-видимому это была копия письма к его сыну.
Чтение этого письма не могло доставить удовольствия, так как в нем старый доктор не поскупился на крепкие выражения. Второй документ представлял собой длинный перечень платежей, произведенных «за счет и по делам Дж.Бина». Его также писала рука доктора, а его итог объяснил Чику, почему его дядя Джозефус Бин умер в бедности.
Внизу к этому печальному счету была приколота газетная вырезка. Сначала Гвенда не обратила на нее внимания, но, когда все бумаги были просмотрены и сложены на столе, она вынула поржавевшую от времени булавку и принялась читать эту вырезку. По мере того как она читала, Чик наблюдал странную перемену в выражении ее лица.
— Что это, Гвенда?
Она не ответила, но, взяв с полки конверт, заботливо положила в него эту газетную вырезку.
— Когда мистер Флауэр опять придет? — спросила она.
— Он обещал прийти завтра утром, — ответил Чик. — Что это за газета, Гвенда?
— Я скажу это завтра.
К утру следующего дня мистер Джегг Флауэр совершенно оправился от потрясения. Он был тонким знатоком человеческой психологии, и пришел к выводу, что единственная надежда добиться успеха в его маленьком коммерческом предприятии заключалась в Гвенде; он чувствовал, что теперь его атака должна быть направлена на нее. Поэтому, когда он пришел утром в Кенберри-Хауз и опять застал Гвенду вместе с Чиком в библиотеке, то уже не настаивал на конфиденциальности своих переговоров с хозяином дома.
— Я обдумал ваше предложение, мистер Флауэр, — сказал Чик.
— Рад слышать об этом, милорд, — ответил мистер Флауэр с облегчением. — Вы понимаете, конечно, что я явился сюда, чтобы представить все необходимые доказательства и ответить на все ваши вопросы. Его светлость, конечно, объяснил вам, миссис Мейнард, в чем заключается мое предложение?
Гвенда кивнула.
— Он объяснил мне также и свой собственный план, — сказала она, — а именно: что вы производите на свет Джозефуса Бина, и я вполне согласна, что десять тысяч фунтов — крайне незначительная награда за такое чудо.
— Я вас не понимаю, — проговорил Джегг Флауэр.
— Видите ли, мистер Флауэр, — продолжала она почти нежно, — когда бедный мистер Джозефус Бин был казнен в Вермонте, штат Вирджиния, за убийство одного банкира, он немного расстроил ваши планы. Вот эта заметка — кажется, она была напечатана в «Вермонтском обозрении» — дает чрезвычайно полное описание этого события. Банкир был убит в своем доме, когда он побеспокоил двух грабителей, забравшихся к нему. Один из них, мистер Бин, был пойман. Другой сбежал, и относительно него имеется до сих пор постановление суда…
— Всего хорошего! — сказал мистер Флауэр, вставая. — Кажется, я теряю здесь время попусту. Мое почтение вашей светлости! — Он насмешливо поклонился Чику. — Великолепный дом и прелестная местность. Много бы я дал за ваши древние вязы…
Он остановился у двери.
— Я полагаю, мне не стоит просить вас покрыть мои издержки?
Через два часа после того как мистер Флауэр беспрепятственно покинул деревню Кенберри, в усадьбу явился коренастый незнакомец и потребовал, чтобы Чик, сидевший в это время за завтраком, немедленно его принял.
— Очень сожалею, что вас беспокою, — извинился новый гость, вытирая вспотевший лоб, — но, насколько я понимаю, в вашем доме находится один человек, или, во всяком случае, его видели входившим в ваш дом сегодня утром, по имени… ну, это неважно, как его имя… словом, он американец…
— Совершенно верно, — ответил Чик. — Мистер Флауэр.
— О, он даже назвал свое собственное имя! Могу я его видеть?
— Он ушел несколько часов тому назад.
— Вы знаете, куда он ушел?
— Не имею ни малейшего представления. Он останавливался в «Красном Льве», как мне кажется.
— Там его уже нет, — сказал крепыш. — Он объявил в гостинице, когда приходил за саквояжем, что переезжает к вашей светлости. Это уже во второй раз и упускаю его, но в третий раз мы сочтемся за все!
— Он ваш друг? — спросил Чик.
Гвенда вышла из столовой и с интересом прислушивалась к их разговору.
— Друг? — засмеялся гость. — Нет, сэр! Мое имя Селливен. Я из главного полицейского управления в Вермонте, и у меня есть приказ о его выдаче как уголовного преступника. Я приехал в Тулузскую тюрьму через час после того как он был выпущен. Он разыскивается за убийство, совершенное двенадцать лет тому назад. Он — один из двоих преступников, которые застрелили мистера Стизельхаузера, банкира. Мы поймали одного, но другой ускользнул от нас. Двенадцать лет мы его искали, и я думаю, что возьмем его рано или поздно. А он не ваш друг, я надеюсь, милорд?
Чик улыбнулся.
— Нет, — ответил он, — но он был другом моего двоюродного брата.
Глава 12.
КРАТКОЕ, НО НЕОБХОДИМОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После неудачной попытки шантажа Джон Джегг Флауэр навсегда исчез из жизни Чика. Впоследствии, узнав из газет об его аресте, Чик даже испытал некоторое сожаление при мысли об ожидавшей его участи. Он вспомнил этого изящного, веселого джентльмена из Тулузы, вспомнил неожиданные и приятные результаты его посещения и почти готов был желать, чтобы он снова обманул бдительность американских сыщиков, как обманывал ее двенадцать лет подряд. Но Джон Джегг Флауэр окончил свою богатую приключениями жизнь на электрическом стуле в Вермонте, а Чик…
— Странный человек — Чик! — сказала миссис Фиббс, домоправительница Кенберри-Хауз.
Гвенда склонялась к той же мысли, но не хотела соглашаться с критикой его поступков даже со стороны миссис Фиббс.
— Почему? — спросила она.
— У него бывают такие неожиданные перепады, — ответила миссис Фиббс. — Вначале он был мрачнее ночи. В самом деле, Гвенда, он выглядел тогда совсем убитым. Затем, в тот самый день, когда приходил этот симпатичный американец, я застала его скачущим по комнате, и он был счастлив, как ребенок… А теперь…
— Теперь? — спросила Гвенда.
— Теперь ни то, ни другое. Он спокоен. Кажется, он не сказал и двенадцати слов за время трех обедов!
Гвенда тоже заметила это. Приближалось время ее отъезда, но обстоятельства так часто менялись, что всякое проявление решимости с ее стороны не нашло бы точки опоры. Быть последовательной теперь означало для нее продолжать свою непоследовательность.
Уклонение Чика от каких-либо разговоров о ее будущем было ей, в сущности, понятно. Он старался облегчить ей положение, но почему-то ей вовсе не нравился тот путь, который он избрал.
— Где он? — спросила Гвенда.
— Удит рыбу.
Гвенда через волнистые луга направилась к реке. Она знала, что найдет Чика в его любимом уголке, под зеленым навесом, защищавшим от ветра, дождя и чужого глаза.
Он повернул голову при звуке ее шагов по крутому склону и протянул руку, чтобы помочь ей сойти.
— Удите рыбу? — спросила она ровным голосом.
— Ужу рыбу, — согласился он, устремив глаза в воду.
Наступило долгое и тягостное молчание.
— Что с вами, Чик? — спросила она наконец.
— Ничего, — ответил он, не поворачивая головы.
— Не глупите, Чик. Только слепой может не увидеть этого… вы на меня сердитесь?..
Он посмотрел на нее искоса и улыбнулся.
— Нет, дорогая, я не сержусь. За что мне сердиться?
В воде блеснула серебристая чешуя, и поплавок погрузился. Гвенда с любопытством следила за действиями Чика.
Она думала о том, как он возмужал за эти два-три месяца.
Юноша превратился в мужчину. Он слегка пополнел, и его лицо, носившее раньше печать безволия и застенчивости, приобрело выражение спокойной твердости и уверенности в себе.
— Вы стали заправским рыболовом, — улыбнулась Гвенда, когда он снимал с крючка трепещущую форель.
— В самом деле?
Его ответ уколол Гвенду.
— Вы не хотите со мной разговаривать, Чик?
Он положил удочку и повернулся к ней, обхватив руками колени.
— Гвенда, последний раз, когда я вам говорил о браке, вы отказали мне, потому что я маркиз и потому что люди могут подумать, что вы гонялись за моим титулом. А затем. Когда я считал себя потерявшим этот титул, я опять говорил с вами, и вы сказали, что выйдете за меня, если я спасу титул. Я не решаюсь говорить с вами об этом теперь, отлично зная, что вы сказали это только для того, чтобы заставить меня разоблачить этого американца. Признайтесь, что это так…
Она молчала.
— Об одном только я хочу говорить, Гвенда, — это о вас и о себе, — он взял ее руку и ласково погладил. — Вы привыкли считать себя гораздо старше меня, однако, теперь вы настолько же моложе, и я чувствую себя почти стариком рядом с вами. Но все-таки не настолько, чтобы сделать то, что я хочу…
Его рука обвилась вокруг ее талии, и голова ее склонилась к нему на плечо.
— Хочу обнять вас вот так, — прошептал он, — и держать, держать, держать… вечно.
— Но это очень долго, Чик!
Его удочка упала в воду, и он следил за тем, как ее уносило быстрое течение.
— Вы потеряете ее, — шепнула Гвенда, прижимаясь к нему.
— Я смогу купить другую удочку, но не смогу вернуть этой минуты, если я ее потеряю…
Миссис Фиббс видела их гуляющими по аллеям парка рука об руку, но не усмотрела в этом ничего необычайного. Когда же она заметила, что они держали друг друга за руки под столом за обедом, то предположила, что между ними произошла какая-нибудь ссора, окончившаяся трогательным примирением. Но когда она прошла в библиотеку, чтобы найти нужную ей книгу, а из оконной ниши послышался замогильный голос: «Не зажигайте свет, миссис Фиббс, это вредно для моих глаз!» — она благоразумно удалилась, сообразив, что случилось нечто такое, о чем она давно втихомолку мечтала…