Глава 1. Человек с юга

Туман, собиравшийся опуститься на Лондон и скрыть его очертания, навис над городом серой, мглистой пеленой. Уже погасло сияние неба, и зажглись фонари, когда человек с юга нетвердыми шагами пришел на Портмен-сквер. Несмотря на пронизывающий холод, он был без пальто и в расстегнутой на груди рубахе. Он медленно шел по улице, внимательно разглядывая дома, и наконец остановился перед домом № 551, бросив пристальный взгляд на ряд темных окон. Уголки его рта дрогнули в жесткой усмешке.

Пары алкоголя усиливают преобладающие в человеке эмоции. Добрый человек испытывает прилив нежных чувств к своим ближним, сварливый — еще более ожесточается. В человеке же, затаившем в себе старую обиду, во время опьянения просыпается жажда крови. Лекер был пьян и мечтал о мести.

Он еще покажет этому старому живодеру, что нельзя безнаказанно обкрадывать людей. Этому подлому скряге, извлекающему выгоду из любой опасности, которой подвергались другие ради него. Вот он, Лекер, оказался после долгого утомительного путешествия без всяких средств. Его мучило воспоминание о том, что он пережил там, в Кейптауне, где полиция произвела обыск в его комнате. Какую собачью жизнь он вел! И почему этот старый скряга Малпас должен жить в роскоши, когда он, его лучший агент, испытывает острую нужду? Лекер всегда вспоминал об этом, когда был пьян.

Странный человек был этот Лекер, внезапно остановившийся перед входом дома № 551 на Портмен-сквер. У него было узкое небритое лицо с длинным шрамом от ножевой раны от щеки до подбородка и низкий упрямый лоб, закрытый густыми спутанными волосами. Весь его внешний вид говорил об ужасающей нищете. Лекер постоял некоторое время неподвижно, глядя на свои стоптанные башмаки, потом медленно поднялся по ступенькам подъезда и постучал в дверь.

— Кто там? — раздался голос.

Лекер громко назвал свое имя. Ждать пришлось недолго. Дверь бесшумно открылась, и Лекер вошел. Он никого не встретил при входе, да, видно, и не ожидал. Пройдя пустой вестибюль, он поднялся по лестнице, прошел через открытые двери в узкую переднюю и наконец очутился в слабо освещенной комнате. Маленькая зеленая лампа горела на столе, за которым сидел старик. Когда Лекер вошел в комнату, он услышал, что дверь закрылась за ним.

— Сядьте, — проговорил человек с другого конца комнаты. Гость не нуждался в дальнейших указаниях, он прекрасно знал, что в трех шагах от него стоят стол и стул, и сел, не говоря ни слова.

— Когда вы приехали?

— Я приехал на «Булувайо», прибывшем сегодня утром, — сказал Лекер. — Мне нужны деньги, и нужны они мне сейчас же, Малпас! — добавил он.

— Положите на стол то, что вы принесли, — резко приказал старик. — Вернитесь через четверть часа, деньги будут приготовлены.

— Они нужны мне сейчас же, — повторил Лекер с пьяным упрямством.

Малпас повернул к нему свое лицо. Оно было безобразно.

— В нашем деле существует известный порядок, — скрипучим голосом сказал он. — Поняли? Или оставьте принесенное, или забирайте его с собой. Вы пьяны, Лекер, а когда вы пьяны, вы теряете голову.

— Может быть! Но я еще не так глуп, чтобы снова рисковать в одиночку, как бывало до сих пор. Теперь и вы будете рисковать, Малпас! Знаете, кто живет в соседнем доме?

Лекер вдруг вспомнил про сведения, которые узнал в это утро.

Человек, которого он называл Малпасом, закутался в свой стеганый халат и рассмеялся:

— Знаю ли я? Конечно знаю, что в соседнем доме живет Лэси Маршалт! Зачем же я живу здесь, если не ради такого соседства!

Пьяный уставился на него с открытым ртом.

— Но зачем вам такое соседство? Ведь это один из тех людей, которых вы обкрадываете. Он тоже вор, но все же вы обкрадываете его. Зачем же вам быть его соседом?

— Это мое дело, — коротко ответил старик. — Оставьте то, что вы принесли, и уходите.

— Я ничего не оставлю, — заявил Лекер и неуверенно поднялся на ноги. — Вообще, я не покину этот дом, пока не узнаю кое-что про вас, Малпас! Я понял — вы не тот, кем хотите казаться. И вы не зря сидите там, в другом конце комнаты, и держите меня на таком расстоянии. Я хочу рассмотреть вас как следует. Не двигайтесь! Может быть, вы не видите револьвера в моей руке, но, даю вам слово, вы скоро убедитесь, что это не пустая угроза.

Лекер сделал два резких шага вперед, но наткнулся на что-то и отлетел назад. Невидимая в темноте, на высоте человеческой груди от стены к стене была натянута проволока. Прежде чем Лекер успел восстановить утерянное равновесие, погас свет. Пьяный пришел в бешенство. С громким криком он бросился вперед и разорвал проволоку, но наткнулся на другую такую же невысоко от пола и упал.

— Зажги свет, гнусный вор! — закричал он, вскакивая на ноги и переходя на «ты». — Ты обкрадывал меня годами, старый дьявол! Я подниму шум, Малпас! Или ты заплатишь мне, или я подниму шум!

— Уже третий раз вы угрожаете мне.

Голос раздался позади него… Лекер быстро обернулся и выстрелил. При мгновенной вспышке пороха он увидел кравшуюся к выходу фигуру. Вне себя от гнева он выстрелил снова.

— Зажгите свет, зажгите свет! — кричал он.

Внезапно дверь раскрылась, и Лекер увидел, как фигура тихонько выскользнула из комнаты. Уже в следующее мгновение он был на лестнице, но старик исчез. Куда он делся? Лекер увидел другую дверь и бросился к ней.

— Выходи! — заорал он. — Выходи ко мне, старый Иуда!

Раздался металлический звук, и дверь комнаты, из которой он только что вышел, закрылась. Ряд ступеней вел наверх. Лекер поставил ногу на первую ступеньку и остановился в ожидании. Он вспомнил, что все еще держит в руке маленький кожаный мешочек, который вынул из кармана, когда вошел в комнату. В ужасе, что придется уйти ни с чем, он застучал кулаками в закрытую дверь, за которой, по его мнению, скрывался старик.

— Эй, выходите, Малпас! Я больше не буду шуметь. Я просто был пьян немного.

Ответа не последовало.

— Малпас, я сожалею о происшедшем.

Тут Лекер увидел, что у его ног лежит какой-то предмет, и нагнулся, чтобы поднять его. Это был прекрасно сделанный, раскрашенный восковой подбородок, который держался на резиновой ленте, теперь порванной. Вид странной находки рассмешил его, и он громко расхохотался.

— Слушайте, Малпас, я нашел часть вашего лица, — прокричал он. — Выходите, а то я покажу этот странный подбородок полиции. Может быть, она захочет разыскать вас самого.

Ответа не последовало, и, все еще смеясь, Лекер спустился с лестницы и попытался открыть входную дверь. Ручки на двери не оказалось, а замочная скважина была такая маленькая, что, поглядев в нее, он ничего не смог различить.

— Малпас!

Его громкий голос отозвался эхом в пустых комнатах наверху. С проклятием Лекер бросился обратно. Он уже почти достиг первой площадки, когда услышал наверху странный шум. Подняв голову, Лекер с ужасом увидел, что на него падает нечто черное и тяжелое. Увернуться было невозможно. Еще миг, и тело Лекера скатилось с лестницы и застыло неподвижной массой.

Глава 2. Ожерелье королевы Риэны

В американском посольстве начинался бал. Перед входом в особняк протянулся полосатый тент, красный ковер сбегал со ступеней до самой мостовой. Уже целый час блестящие лимузины привозили важных и знатных гостей, толпа которых заполняла гостиные и залы. Когда вереница машин поредела, из подъехавшего большого автомобиля вышел толстый человек с добродушным лицом и медленно прошел сквозь толпу зевак. Дружески кивнув охранявшему вход полисмену, он вошел в дом.

— Полковник Джеймс Бутвил, — бросил он лакею, направляясь в зал.

— Простите!

Красивый молодой человек во фраке любезно взял его под руку и повел в маленькую переднюю, где был устроен буфет и где пока еще было пусто.

Полковник Бутвил, пораженный этой фамильярностью, поднял брови. Все его лицо, казалось, говорило: «Вы мне совершенно незнакомы, но вы, вероятно, один из этих чудаков американцев, и поэтому мне придется терпеть ваше общество».

— Нет, — медленно сказал незнакомец.

— Нет? — Брови полковника уже не могли подняться выше, поэтому он изменил выражение лица и нахмурился.

— Нет, конечно, нет.

Улыбающиеся серые глаза насмешливо смотрели в глаза Бутвилу.

— Мой дорогой американский друг, — начал полковник, стараясь высвободить свою руку. — Я, право, не понимаю… вы, наверное, ошиблись.

Незнакомец медленно покачал головой:

— Я никогда не ошибаюсь, и вы так же, как и я, англичанин, ведь ваша речь просто пародия на американское произношение. Мой бедный Слик, ваша игра слабовата!

Слик Смит раздраженно вздохнул.

— Любой американский гражданин имеет право нанести визит своему послу. Что же тут плохого, капитан? Я получил приглашение, и, раз посол хочет видеть меня среди своих гостей, вас это совершенно не касается.

Капитан Дик Шеннон тихо рассмеялся:

— Он совсем не хочет видеть вас, Слик. Ему было бы крайне неприятно узнать, что ловкий английский мошенник находится в такой непосредственной близости с бриллиантами, стоимость которых превышает миллион долларов. Может быть, он был бы рад увидеть полковника Бутвила девяносто четвертого кавалерийского полка и пожать ему руку здесь, в Лондоне, но ему совершенно не нужен Слик Смит — знаменитый похититель драгоценных камней. Хотите что-нибудь выпить перед уходом?

Слик снова вздохнул:

— Вот это, — лаконично сказал он, указывая на одну из бутылок. — Вы ошибаетесь, если думаете, что я здесь по этому делу. В самом деле, капитан, любопытство — мой порок, и я очень хочу увидеть ожерелье королевы Риэны. Может быть, я увижу его в первый и последний раз в жизни. Меньше воды, пожалуйста, побольше виски!

Он мрачно посмотрел на стакан в своей руке, прежде чем одним залпом проглотить его содержимое.

— В общем, я даже рад, что вы выследили меня. Приглашение я получил через одного моего друга, и все же для меня было совсем небезопасно являться сюда. Но я любопытен, и у меня проклятая страсть к сыску. У каждого человека свои маленькие слабости, Шеннон. Даже у сыщика.

— Да, даже у сыщика, — согласился Шеннон.

— Некоторые любят предаваться мечтам о том, как им, например, истратить миллион, — продолжал Слик, — а я, отдыхая от дел, мечтаю распутывать страшные тайны и хотел бы походить на Стормера, этого ловкого сыщика, грозу воров, который предупредил вас обо мне.

Действительно, первые сведения о Слике Шеннон получил от главы знаменитого сыскного агентства.

— Так, значит, мы встретились здесь как товарищи по ремеслу, а не как сыщик к… — спросил Дик.

— Да договаривайте уж — вор, не бойтесь оскорбить меня, — улыбнулся Слик. — Да, сегодня я сыщик.

— Но бриллианты королевы?

Слик тяжело вздохнул:

— Они обречены. Но я хотел бы знать, как им удастся взять их. В этом деле замешана целая шайка, и очень ловкая, но вы же не ждете, чтобы я назвал вам их имена? Если вы рассчитываете на это, то ошибаетесь.

— Они здесь, в посольстве? — быстро спросил Дик.

— Я не знаю и поэтому пришел сюда. Меня это дело интересует не как профессионала, а скорее как исследователя: я люблю наблюдать людей за работой. Можно многому научиться.

Шеннон на минуту задумался.

— Подождите здесь и не заглядывайтесь, пожалуйста, на это серебро, — сказал он, оставляя Слика, возмущенного таким намеком.

Пробираясь сквозь толпу, Шеннон шел по залам, и наконец увидел посла, разговаривавшего с высокой женщиной. Именно ее в этот вечер Шеннон должен был охранять на посольском балу. Шею женщины украшала длинная цепь, сверкавшая и переливавшаяся искрами при малейшем движении. Обернувшись к гостям, капитан заметил молодого человека с моноклем в глазу, оживленно беседовавшего с одним из секретарей посольства. Шеннон незаметно подозвал его.

— Стил, здесь находится Слик Смит. Он предупредил меня, что готовится попытка украсть ожерелье королевы. Не отходите от нее и заставьте кого-нибудь из служащих посольства проверить список гостей, после чего сообщите мне, кого из присутствующих нет в списке.

Шеннон вернулся к Слику, который приканчивал третий стакан виски.

— Послушайте, Слик, зачем вы пришли сюда, если знали, что сегодня ночью готовится это ограбление? Если даже вы не замешаны в нем, вас могут заподозрить.

— Конечно, я уже думал об этом, — ответил Слик, — и потому испытываю беспокойство. Этому новому слову я научился совсем недавно.

Из комнаты, в которой они находились, видна была входная дверь. Гости все еще съезжались, и среди прочих в посольство вошел высокий человек средних лет в сопровождении молодой женщины такой ослепительной красоты, что даже равнодушный Слик встрепенулся. Но пара исчезла из виду прежде, чем Дик Шеннон успел разглядеть их внимательнее.

— Какая красавица! Но Мартина Элтона нет, и она всюду появляется с Лэси.

— С Лэси?..

— Да, с Лэси Маршалтом. Он — миллионер, из тех людей, которые умеют устраивать свою жизнь. Вы знаете эту даму, капитан?

Дик кивнул головой. Все знали Дору Элтон. Она принадлежала к высшему обществу, показывающемуся на премьерах, избранных вечерах и в ультрамодных клубах. Но Лэси Маршалта он знал только понаслышке.

— Да, она красавица, — повторил Слик, восторженно покачивая головой. — Замечательная красавица! Если бы она была моей женой, я не разрешил бы ей шнырять всюду с Лэси. Да, сэр. Но, увы, это принято теперь в Лондоне.

— Так же, как и в Нью-Йорке, Чикаго, Париже, Мадриде, Багдаде, — улыбнулся Шеннон. — Ну а теперь…

— Вы хотите, чтобы я ушел? Вы испортили мне вечер, капитан! Я пришел сюда для развлечения. Но я никогда не приехал бы сюда, если бы знал, что вы здесь.

Дик проводил его до дверей и подождал, пока не отъехал нанятый им автомобиль, затем вернулся в зал.

Один из гостей, зашедший случайно в пустые коридоры посольства, увидел человека, который сидел в кресле и читал, покуривая трубку.

— Простите, — сказал вошедший, — я, кажется, заблудился.

— Очевидно, — холодно ответил читающий.

Гость с невинным видом поспешил удалиться, недоумевая, почему неизвестный человек сидит как раз под электрическим распределительным щитом, регулировавшим освещение всего дома. Дик ничего не упускал из виду.

В час ночи, к большому облегчению Дика, королева отбыла, наконец, в отель у Бекингемских ворот, где остановилась инкогнито. Шеннон стоял в тумане с непокрытой головой до тех пор, пока не исчезли из виду фонари ее автомобиля. Около шофера сидел вооруженный сыщик, и капитан не сомневался, что королева благополучно прибудет в отель.

— Вы успокоились, Шеннон?

Улыбающийся посол слушал доклад с таким же облегчением, с каким сыщик его делал.

— Я слышал от моих служащих, что готовится нападение, но большей частью такие слухи не оправдываются.

Дик сел за руль своего длинного открытого автомобиля и поехал в Скотленд-Ярд. Он двигался очень медленно из-за густого тумана. Минуя Вестминстерское аббатство, Дик услышал громкие удары башенных часов, медленно свернул на набережную и затем въехал в ворота Скотленд-Ярда.

— Распорядитесь, чтобы машину поставили в гараж, — приказал он дежурному полисмену. — Я пойду домой пешком — это безопаснее.

— Вас спрашивал инспектор, сэр! Он отправился сейчас на набережную.

— Прекрасная ночь для прогулок, — улыбнулся Дик.

— Полиция разыскивает труп человека, которого сегодня ночью сбросили в реку, — последовал неожиданный ответ.

— Сбросили? Вы хотите сказать, он упал в реку?

— Нет, сэр, его бросили. Полицейский патруль проезжал в лодке по Темзе вдоль набережной, когда туман еще не был таким густым, и видел, как какого-то человека сбросили через перила. Сержант дал свисток, но вблизи не было полисменов, и убийца скрылся. Сейчас разыскивают труп. Инспектор велел мне доложить о случившемся, когда вы приедете.

Дик Шеннон не раздумывал долго. Он забыл, что минуту назад мечтал об отдыхе у горящего камина в своей уютной квартире. Он перешел широкую набережную и направился вдоль каменного барьера. Туман казался совершенно черным, и изредка раздавался унылый вой сирен с пароходов, где усталая команда боролась с темнотой. Наконец он наткнулся на группу людей. Инспектор узнал его только вблизи и тотчас подошел к нему.

— Это убийство. Только что нашли труп.

— Он утонул?

— Нет, сэр. Человек был убит, а затем сброшен в воду. Если вы спуститесь по этим ступеням, вы увидите его.

— Когда это случилось?

— В девять часов вечера. А сейчас уже два часа ночи.

Шеннон спустился по скользким ступеням. Из тумана показались неясные очертания лодки, и при свете карманных фонарей он увидел лежавшее на дне ее темное неподвижное тело.

— Мы бегло обыскали его, — сказал один из членов патруля. — Карманы у него пусты. Но его легко можно будет опознать: у него шрам на щеке до самого подбородка.

— Да, — произнес Дик, — надо будет потом еще раз обыскать его.

Он вернулся в Скотленд-Ярд в сопровождении инспектора, В комнате царило большое оживление. В его отсутствие в Скотленд-Ярде узнали новость, которая взбудоражила и подняла на ноги всех сыщиков. Автомобиль королевы Риэны в темном месте подвергся нападению. Сопровождавший его сыщик был убит, и ожерелье королевы словно растаяло в тумане. Оно исчезло бесследно.

Глава 3. Одри

— Петр и Павел проданы по четыре шиллинга каждый, — докладывала старая миссис Граффит, рассматривая близорукими глазами деньги, которые она клала на стол. — Гарриет, Марта, Дженни, Елизавета и Хольга…

— Ольга, — поправила ее девушка, сидевшая у стола с карандашом в руках. — Надо уважать даже кур. Каждая из них обошлась мяснику, мистеру Грибсу, в полкроны. Но нехорошо давать курам христианские имена.

Одри Бедфорд не слушая принялась за подсчет:

— Вместе с деньгами, вырученными за обстановку, получите тридцать семь фунтов десять шиллингов. Как раз хватит уплатить человеку, смотревшему за курами, и ваше жалованье. Остальное будет мне на поездку в Лондон.

— Собственно говоря, — слезливо начала миссис Граффит, — мне следует больше. Я служила у вас с тех пор, как умерла ваша бедная мать, и столько сделала для вас! А теперь вы меня выбрасываете, и мне придется жить у моего старшего сына.

— Вы должны быть счастливы, что у вас есть сын, — спокойно заметила Одри.

— Что, если бы вы дали мне один фунт на счастье?

— На чье счастье? Не на мое же, во всяком случае, — рассмеялась девушка. — Не прикидывайтесь глупой, миссис Граффит. Вы работали у меня, постоянно разоряя мое предприятие. Птицеферма никогда не будет выгодным делом, если заведующая тайком распродает яйца. Я открыла это недавно и высчитала, что вы зарабатывали на этом около сорока фунтов в год.

— Меня никто еще не называл воровкой, — заголосила старая женщина, у которой затряслись руки. — Я знала вас еще ребенком, а теперь вынуждена выслушивать от вас, что я воровка.

Она зарыдала, уткнув лицо в носовой платок.

— Не плачьте, — успокоила ее Одри. — Этот дом и так очень сырой.

— Куда вы поедете, мисс? — спросила миссис Граффит, внезапно успокоившись и тактично прекратив разговор о своей честности.

— Я не знаю… наверное, в Лондон.

— У вас там есть родственники, мисс?

Миссис Граффит надеялась, что бывшая владелица фермы сообщит ей что-нибудь о своих планах. Эти Бедфорды были всегда такими скрытными.

— Пусть это вас не заботит. Принесите мне чашку чаю и приходите за своим жалованьем.

— Но Лондон — это такое ужасное место, — продолжала миссис Граффит, качая головой. — Убийства и самоубийства, кражи и грабежи. Прошлой ночью ограбили даже иностранную королеву.

— Неужели? — рассеянно сказала Одри. Она думала о том, что случилось с шестью цыплятами, о которых миссис Граффит забыла упомянуть.

— Украли бриллианты, которые стоят тысячи и тысячи, — продолжала та. — Почему вы не читаете газет, мисс? Вы много теряете от этого.

— Так как мы заговорили о воровстве, — мягко сказала Одри, — то скажите мне, что случилось с Розой, Гвендолен и Бертой?

— Ах, с ними? — Миссис Граффит немного смутилась. — Разве я не дала вам денег? Я, наверное, потеряла их.

— Не волнуйтесь, я позову полисмена, и он, конечно, найдет их, — сказала Одри.

Миссис Граффит мгновенно нашла деньги. Старуха ушла в низенькую кухню. Одри огляделась вокруг.

Стул, на котором обыкновенно сидела у огня ее мать, Одри сожгла, и одна обгорелая ножка еще торчала из камина. Нет, здесь не было ничего, с чем бы ее связывали нежные воспоминания. Отца своего она никогда не знала, и миссис Бедфорд никогда не говорила о нем. Он был плохим человеком и заставил свою жену, привыкшую к лучшей жизни, прозябать в бедности и лишениях.

— Он умер, мама? — часто спрашивала девочка.

— Надеюсь, — гласил холодный ответ.

Ее сестра Дора никогда не задавала таких неудобных вопросов, она была старше и походила на мать своей холодной, расчетливой натурой.

Миссис Граффит принесла чай, сосчитала свои деньги и начала прощаться.

— Я хочу поцеловать вас перед отъездом, — проговорила она.

— Я дам вам лишний шиллинг, чтобы вы этого не делали, — поспешно сказала Одри, и миссис Граффит взяла шиллинг.

Одри прошла через маленький голый садик, открыла калитку и направилась к кладбищу, где, сложив руки, молча постояла около могилы матери.

— Прощай, — тихо сказала она и с сухими глазами вернулась в дом.

Начало и конец! Но она не жалела ни о чем и ничему не радовалась.

Ящик с книгами был уже отправлен на вокзал. Одри не думала о будущем. Она была очень образованна, много училась, много читала, проводя за книгами долгие вечера, в то время, по мнению миссис Граффит, как ей следовало бы заняться рукоделием.

— Времени хоть отбавляй! — проворчал возница деревенского омнибуса, бросив ее чемодан внутрь темной, затхлой повозки. — Если бы не эти сумасшедшие автомобили, я ехал бы быстрее, но в наши дни нужно ехать осторожней.

Это были пророческие слова. Девушка собралась уже войти в омнибус, когда появился какой-то незнакомец средних лет, с довольно почтенной внешностью. Он походил на адвоката.

— Простите, мисс Бедфорд. Меня зовут Виллит. Я хотел бы поговорить с вами вечером, когда вы вернетесь.

— Я не вернусь больше, — ответила она. — Разве я должна вам что-нибудь?

Одри всегда спрашивала так у вежливых незнакомцев, и они обыкновенно говорили «да», так как миссис Граффит имела плохую привычку покупать в кредит.

— Г-мм. Нет, мисс. Вы говорите, что не вернетесь? Не можете ли вы сообщить мне свой новый адрес? Я должен увидеть вас по одному очень важному делу.

Он был заметно взволнован.

— Я не могу сообщить своего адреса. Но дайте мне ваш, и я напишу вам.

Человек старательно вычеркнул на своей визитной карточке название фирмы и написал там адрес.

— Эй, слушайте, мисс! — закричал возница. — Если вы будете долго разговаривать, то опоздаете на поезд.

Она поспешно вошла в омнибус и плотно закрыла дверцы.

Катастрофа произошла на перекрестке двух улиц. Дик Шеннон быстро ехал по дороге и слишком быстро повернул за угол. Задние колеса его машины лишь слегка занесло в сторону, но последовавшее за этим столкновение не было легким. Задняя часть автомобиля столкнулась с деревенским омнибусом, тщетно старавшимся этого избежать, и снесла одно из его задних колес, лишив его, таким образом, возможности сдвинуться с места. Одри была единственной пассажиркой, и не успела она выйти из омнибуса, как Дик, сняв шляпу, предстал перед ней. Его красивое лицо выражало испуг и сожаление.

— Я ужасно жалею о случившемся. Надеюсь, вы не ранены?

Она показалась ему лет семнадцати, на самом же деле ей было на два года больше. Она была скромно одета, ее длинное пальто носило следы переделки, и даже меховой воротничок у шеи был истерт и поношен. Но он этого даже не заметил. Дик внимательно смотрел на прекрасное лицо девушки и не мог понять, заключалось ли ее очарование в линии бровей или в выражении глаз, в безукоризненной линии губ или в нежной окраске ее кожи. Он боялся, что она заговорит и своими словами рассеет это впечатление.

— Нет, я не ранена, но я немного испугалась. К тому же я опаздываю на поезд. — Она с огорчением посмотрела на сломанное колесо.

Голос девушки рассеял его опасения. Эта принцесса в лохмотьях говорила как леди.

— Вы направляетесь на железнодорожную станцию? Это мне по дороге, но даже если бы и не было по дороге, я должен прислать кого-нибудь на помощь этому бедному малому.

Возница, о котором он говорил в таких соболезнующих выражениях, спустился с козел. Его седая борода намокла от дождя, а маленькие глазки сердито блестели.

— Почему вы не смотрите, куда едете? — начал он с упреков. — Разве вам мало дороги?

Дик расстегнул пальто и достал бумажник:

— Вот моя карточка, казначейский билет и мои глубокие извинения.

Возница подозрительно взял деньги и карточку.

— Я вам пришлю подмогу из Барнгема, — сказал Дик. — А теперь, мисс, не решитесь ли вы поехать со мной в моем автомобиле?

— Конечно, — согласилась она с улыбкой и, взяв из омнибуса свой чемодан, пересела в автомобиль.

— Я тоже еду в Лондон, — сказал Дик, — но не осмеливаюсь предложить довезти вас до места назначения, хотя это сэкономило бы вам плату за проезд.

Вначале она не ответила. Но потом объяснила:

— Я поеду поездом. Вероятно, сестра будет меня встречать на вокзале.

В ее словах не звучало большой уверенности.

— Вы жили здесь поблизости?

— В Фонтвиле, — сказала она. — У меня там был домик. До смерти моей матери он принадлежал ей… У вас никогда не было птицефермы?

Дик удивленно покачал головой.

— Это невыгодное предприятие, — продолжала она. — Миссис Граффит, которая вела у меня хозяйство и присваивала всю мою выручку, находила, что куры изменились к худшему после войны и не давали дохода.

Он рассмеялся.

— И вы ликвидировали свое дело?

Она несколько раз кивнула головой.

— Я не могу сказать, что продала дом: он давно был продан по частям за долги. Это вовсе не так грустно, как кажется. Дом был уродливый и старый, с темными углами, в которых можно было стукнуться лбом, с запахами, оставшимися после бесчисленных поколений владельцев, которые жили в нем со времени его основания. Крыша протекала, и ни одно окно не закрывалось. Я даже сочувствую людям, которым он достался.

— Как хорошо, что у вас есть сестра, которая встретит вас на вокзале, — сказал Шеннон.

Считая, что ей только семнадцать лет, он относился к ней немного покровительственно.

— Да, — подтвердила она без особого энтузиазма. — Мы уже в Барнгеме, не так ли?

— Да, мы уже в Барнгеме, — согласился он, и через несколько минут остановил машину у вокзала. Они вышли из автомобиля. Он взял поразительно легкий багаж девушки и проводил ее до перрона, где решил остаться до прихода поезда.

— Ваша сестра живет в Лондоне?

— Да, на Керзон-стрит.

Она сама поразилась, что сообщила ему это. Никто в окрестностях даже не знал, что у нее была сестра. Дик скрыл свое удивление.

— Она служит там?

— Нет. Она — миссис Мартин Элтон, — к собственному удивлению произнесла Одри.

— Не может быть! — пораженный воскликнул он. Вдали показался поезд, и он поспешно отправился купить ей в дорогу несколько журналов.

— Это очень мило с вашей стороны мистер?.. А меня зовут Одри Бедфорд.

— Я запомню это, — улыбнулся он, — я прекрасно запоминаю имена. Меня зовут Джексон.

Он постоял, провожая поезд глазами, пока не скрылись из виду тусклые красные огни заднего вагона. Потом он медленно вернулся к своему автомобилю и поехал в ближайший полицейский участок, чтобы сообщить о столкновении с омнибусом.

Миссис Мартин Элтон была ее сестрой! Если бы он назвал свое настоящее имя, и она, приехав на Керзон-стрит, сообщила бы красавице Доре о том, что встретилась с капитаном Ричардом Шенноном, покой дома Элтонов был бы нарушен. На то существовала серьезная причина. Дик Шеннон прилагал все усилия, чтобы раскрыть ловкие проделки хитрой аферистки Доры Элтон.

Глава 4. Достопочтенный Лэси Маршалт

В прежние годы Лэси Маршалт был сенатором, членом законодательного совета в Южной Африке, где его из вежливости называли достопочтенным, что служило его слуге, Тонгеру, поводом к тайным насмешкам.

В это пасмурное утро Лэси Маршалт принял ванну и вышел в свой кабинет, одетый только в брюки и шелковую рубашку, плотно облегавшую его мускулистое тело. Он походил скорее на авантюриста, чем на богача, владельца роскошного дома на Портмен-сквер. Лэси постоял некоторое время у окна, глядя на площадь. После тумана начался дождь. Он всегда шел в Англии — печальный, долгий дождь, похожий на меланхолическую женщину. Маршалт с тоской подумал о своем купающемся в солнце доме в Майзенбурге, о широком, длиной в целое лье, пляже и о синем море в Фелсби, о размерах своего виноградника, сбегающего со склонов Констанции.

Кто-то тихо постучал в дверь. Лэси резко обернулся:

— Войдите!

Дверь открылась, и появился его старый камердинер со своей обычной хитрой улыбочкой.

— Получите почту, — бесцеремонно сказал он и положил письма на маленький письменный стол.

— Говорите «сэр», — проворчал Лэси, — вы опять выходите за рамки дозволенного.

Тонгер сморщил в усмешке одну сторону своего лица.

— А я как раз опять собираюсь в них войти, — просто заявил он.

— Тем лучше: всего за четверть того, что я вам плачу, я мог бы нанять в Лондоне сотню камердинеров — и помоложе, и раз в двадцать получше, — с угрозой сказал хозяин.

— Боюсь, что они не стали бы делать для вас того, что делаю я, — сказал Тонгер, — и вы не смогли бы им так доверять. Преданность купить невозможно. Я когда-то читал об этом в одной книжке.

Лэси Маршалт взял одно письмо, оно было в голубом тисненом конверте и надписано рукой явно безграмотного человека. Вскрыв конверт, Лэси прочитал: «О. И. терпит крушение».

Подписи не было.

Миллионер что-то проворчал и протянул письмо камердинеру.

— Пошлите ему двадцать фунтов, — сказал он.

Тонгер, нисколько не колеблясь, прочел этот клочок бумаги.

— Терпит крушение? — размышлял он вслух. — Хм! Он умеет плавать?

Лэси свирепо посмотрел на него.

— Что вы имеете в виду? — не выдержал он. — Конечно же, он умеет или умел плавать. Плавать, как морж. Ну что?

— Ничего.

Лэси долго и сурово смотрел на него.

— Мне кажется, что иногда вам следует быть немного сообразительнее. Взгляните-ка на этот конверт. На нем почтовая марка Маджестфонтейна. Такая же была и в прошлый раз. Почему он пишет оттуда, за сотни и сотни миль от Кейптауна?

— Может быть, по недомыслию, — предположил Тонгер. Он положил клочок бумаги себе в карман жилета. — Почему бы вам не перезимовать в Кейпе, bass (южноафриканское обращение к хозяину)? — спросил он.

— Я предпочитаю провести зиму в Англии.

Маршалт начал одеваться, но что-то в его голосе привлекло внимание слуги.

— Я хочу вам кое-что сказать, Лэси: ненависть — это страх.

Тот уставился на него.

— Что это значит?

— Я хочу сказать, что нельзя ненавидеть человека, не боясь его, и такой страх обостряет ненависть. Если нет страха, то это, пожалуй, будет презрение, а не ненависть.

Маршалт продолжал одеваться перед зеркалом.

— Это вы тоже вычитали из книги?

— Нет, это мое собственное мнение, — ответил Тонгер, взяв жилет своего хозяина и делая вид, что чистит его мягкой щеткой. — Вы не знаете, Лэси, кто живет в соседнем доме? Я давно хотел спросить об этом. Его зовут Малпас или что-то в этом роде. Говорят, что он сумасшедший. Живет один, без слуг, и сам делает всю работу по дому, где шесть квартир. И он не хочет сдавать их.

Лэси Маршалт проворчал через плечо:

— Вы, кажется, все узнали сами, зачем вы спрашиваете меня?

Тонгер рассеянно потер свой нос:

— А вдруг это он?

Хозяин резко обернулся к нему:

— А ну-ка, убирайтесь отсюда, старый сплетник!

Но Тонгер не испугался гнева хозяина и спокойно повесил жилет на спинку стула.

— Вас ожидает частный сыщик, за которым посылали, — сказал он.

Лэси выругался.

— Почему же вы раньше не сказали мне? — закричал он. — Вы становитесь невозможным, Тонгер. Я скоро выгоню вас. Не смейте улыбаться! Позовите его сюда!

Бедно одетый человек, который вскоре вошел, поклонился с почтительной улыбкой.

— Вы можете идти, Тонгер, — проворчал Маршалт. Тонгер медленно вышел.

— Ну?

— Я нашел ее, — сказал сыщик и, вынув бумажник, достал фотографию, которую передал миллионеру.

— Да, это она, — кивнул тот, — но ее легко было найти, зная название деревни. Кто она?

— Одри Бедфорд.

— Бедфорд? Вы уверены в этом? — поспешно спросил Маршалт. — Ее мать тоже живет там?

— Ее мать умерла пять лет тому назад, — ответил сыщик.

— Есть еще одна дочь?

Сыщик покачал головой.

— Насколько я знаю, она была единственной дочерью. Я достал также фотографию ее матери, снятую в тринадцатом году.

Он вынул плоский пакет и развернул бумагу, в которую она была завернута. Лэси Маршалт поднес фотографию к окну.

— Это она, — сказал сыщик.

— Боже! Это замечательно. Когда я увидел девушку… я знал… Это был инстинкт!

Он прервал себя на полуслове.

— Вы знаете ее, сэр?

— Нет! — Ответ был отрывистый, почти грубый. — Чем она занимается? Она живет одна?

— Да, почти! Она держала старую служанку, помогавшую ей в работе на ферме. Вчера Одри Бедфорд уехала в Лондон. По слухам, она распродала все, чтобы уехать.

Миллионер стоял в своей излюбленной позе у окна, глядя на улицу. Его решительное, словно высеченное из камня лицо было, лишено всякого выражения. Все складывалось удачно! «Ненависть — это страх», — повторил он про себя слова Тонгера.

— Красивая девушка, не правда ли?

— Да, — подтвердил сыщик. — Она показалась мне необыкновенно красивой.

Лэси проворчал что-то в ответ.

— В Фонтвиле у меня были неприятности, — неуверенно начал сыщик. — Я не думаю, чтобы эта история могла иметь какие-нибудь последствия, но все же должен предупредить вас, что нам, частным сыщикам, гораздо легче работать, выдавая себя за официальных. В гостинице меня приняли за сыщика из Скотленд-Ярда, который разыскивает вора, укравшего цыплят.

— В этом нет ничего плохого, мистер Виллит, — с холодной, улыбкой ответил Маршалт.

— Конечно, нет, — ответил Виллит, — но, к несчастью, капитан Шеннон остановился в гостинице, чтобы сменить испорченную шину.

— Кто это — Шеннон?

— Если вы его не знаете, то не ищите знакомства с ним, — ответил Виллит. — Он один из лучших агентов Скотленд-Ярда, новый комиссар. До сих пор комиссары не обладали такими полномочиями, даже не имели права ареста. Шеннона перевели из Индии, потому что здесь недавно было несколько скандалов — случаев взяточничества. Он дал мне изрядную нахлобучку за то, что я выдал себя за официального сыщика. Ну и язык у него… Лучше ему не попадаться.

— Он не узнал, кого вы разыскивали?

Сыщик покачал головой:

— Нет. Это единственное, что ему не удалось узнать. Он теперь весь поглощен розысками исчезнувшего ожерелья королевы Риэны.

Лэси, по-видимому, не слушал его. Он думал о девушке и о представившихся ему возможностях.

— И вы допустили, чтобы она уехала, не сообщив своего адреса? Узнайте его непременно! Разыщите ее и познакомьтесь с ней. Вы можете выдавать себя за делового человека, можете предложить ей службу. Одолжите ей денег, сколько ей будет нужно. Но только не напугайте ее.

Он достал из своего бумажника несколько кредитных билетов скомкал их и бросил в протянутую руку.

— Привезите ее сюда обедать в один из ближайших вечеров. А затем вас якобы вызовут по телефону.

Виллит внимательно поглядел на него и нерешительно покачал головой.

— Не знаю, право… это уже не по моей части…

— Я хочу поговорить с ней, хочу сообщить ей то, чего она не знает. Я заплачу вам пятьсот фунтов.

Сыщик замигал глазами.

— Пятьсот фунтов? Я постараюсь…

Оставшись один, Лэси вернулся к окну и принялся снова глядеть на улицу.

«Ненависть — это страх». Он всегда хвастал, что ничего не боится. Безбоязненно и безжалостно шел он к своей цели по растоптанным человеческим сердцам. Во всех частях света были женщины, которые проклинали его имя и память о нем, ожесточенные люди, которые день и ночь мечтали о мести, но он их не боялся. Его ненависть к Дэну Торрингтону была только ненавистью. Так он успокаивал себя, но глубоко в тайниках его души горели слова его старого слуги, и он не мог их забыть: «ненависть — это страх».

Глава 5. Философ Слик

— Ничего страшного, — сказал Шеннон, осматривая автомобиль.

— Произошло столкновение? — спросил Стил, его помощник.

— Да, очень приятное, самое приятное, какое только могло быть!

Они вошли в дом и попали в узкий коридор, который вел в квартиру Дика.

— Нет, я ждал недолго, — говорил Стил, пока Дик отпирал дверь своей гостиной. — Я знал, что вы скоро вернетесь. Вы видели того человека?

— Да, — ответил Шеннон. После небольшого колебания он спросил: — Стил, вы знаете что-нибудь о родственниках Доры Элтон?

— Я даже не знал, что они у нее есть, — ответил тот.

— Может быть, Слик знает. Я велел ему прийти в шесть часов. Добралась ли она благополучно до города…

— Кто? — удивленно спросил Стил. Комиссар немного смутился.

— Я думал об… одной особе, — коротко ответил он и переменил разговор. — Труп опознали?

Стил отрицательно покачал головой:

— Человек этот издалека, вероятно, из Южной Африки, — ответил он. — Он носил туземную обувь, которая очень распространена среди буров, а табак в его кисете, несомненно, происходит из Магальесбурга. Здесь такого табака нет. Возможно, он пробыл в Англии некоторое время, но, вероятнее всего, он приехал недавно. «Булувайо» и «Белмор Касл» прибыли на прошлой неделе, и, надо полагать, он приехал на одном из этих кораблей. Это единственные суда, которые пришли из Южной Африки за последние две недели… Тот человек ничего не знал о пропавших бриллиантах королевы?

— Ничего. Он уверяет, что поссорился с Элтоном некоторое время тому назад и больше с ним дел не имел. Он больше говорил намеками.

Погруженный в свои мысли, Дик уставился на стол и внезапно произнес:

— Я надеюсь, что сестра встретила ее на вокзале.

Стил внимательно посмотрел на него.

— Чья сестра, сэр? — спросил он, и на этот раз Дик рассмеялся.

— Наверное, встретила, — продолжал он развивать свод мысль, — встретила хотя бы для того, чтобы помешать ее приезду на Керзон-стрит и отвезти ее в какой-нибудь отель.

Стил начал понемногу понимать:

— Я вижу, вы говорите об Элтонах?

— Да, я говорю об Элтонах и еще кое о ком, — подтвердил Дик Шеннон. — Но это другое лицо вам неинтересно. Вы следите за домом?

— Элтонов? Конечно, но мы должны быть очень осторожны: это ловкая банда.

Дик закусил губу.

— Если я не ошибаюсь, то сегодня ничего не произойдет до без четверти девять. В этот час ожерелье королевы Риэны покинет дом на Керзон-стрит, и я сам хочу проследить за этим делом, потому что хочу узнать пятого члена шайки. Имею основания думать, что это иностранец.

— А затем? — спросил Стил, когда шеф замолчал.

— Затем я поймаю Дору Элтон с поличным. Этого я и ждал столько времени.

— Разве это будет не Бонни? — спросил Стил.

Дик улыбнулся.

— Бонни очень смел, я этого не отрицаю. Но не настолько! Нужно обладать особой смелостью, чтобы пройти по Лондону с украденными бриллиантами, зная, что полиция разыскивает ожерелье. Это не похоже на Бонни! Но его жена способна на это.

Он нетерпеливо посмотрел на свои часы, затем взял со стол расписание поездов.

— Вы уезжаете? — удивленно спросил Стил.

— Нет, — был нетерпеливый ответ. — Я хочу посмотреть, когда приходит ее поезд.

Он перелистал страницы и, водя пальцем по столбцам, снов посмотрел на часы, забыв, что только что вынимал их.

— Уже полчаса, как она приехала. Я удивляюсь…

Стил тоже удивился. Он никогда не видел Дика Шеннона в таком состоянии.

Объяснения были прерваны появлением мистера Слика Смита. Он вошел без всякого смущения и был очень прилично одет. Гладкое лицо его выражало полное удовлетворение окружающим миром, маленькие глазки часто моргали. Он курил дорогую сигару. Слик кивнул Стилу, на что тот ответил приветливой усмешкой. Когда Стил удалился, Дик заговорил:

— Я послал за вами, Слик, чтобы просить вашего совета. Кража действительно произошла.

— Я узнал это из сегодняшних газет, — сказал Слик, — хотя вообще, не очень-то доверяю газетам, в особенности утренним и предпочитаю вечерние: у них нет времени придумывать новости, поэтому они меньше искажают сведения.

— В этом деле участвовал Элтон. Вы знаете? — нетерпеливо прервал его Дик.

Слик изумленно поднял брови.

— Вы меня удивили, — вежливо сказал он. — Боже мой! Мистер Элтон? Кто бы мог заподозрить его в воровских проделках!

— Перестаньте шутить и поговорим серьезно, — сказал Дик, придвигая ему графин. — Что вы знаете о миссис Элтон?

— Прелестная женщина! Замечательная женщина! Но было бы преувеличением сказать, что у нее душа ангельской чистоты.

— Что она делала до замужества?

Слик пожал плечами.

— Я не люблю сплетен, — сдержанно ответил он. — Она была второразрядной актрисой. Я мало знаю о ней, но думаю, что она вышла замуж, чтобы исправить своего мужа. Многие женщины стремятся к этому.

— И что же, удалось ей это? — насмешливо спросил Дик.

Мистер Слик снова пожал плечами.

— Я слышал лишь, что по нему плачет тюрьма, и если это называется исправлением, то, очевидно, оно ей удалось. Он налил в стакан виски и долил сельтерской воды. — Ваше здоровье, капитан! — Он с одобрением поглядел на графин. — Прекрасное виски.

Дик внимательно посмотрел на него, прекрасно понимая, что Слик деликатно, но упорно старается перевести разговор на другую тему.

— У нее есть сестра?

Мистер Слик допил свой стакан.

— Если есть, то ей не позавидуешь.

Глава 6. Сестры

Одри четверть часа провела на вокзале, разыскивая Дору и читая вывешенные объявления об ограблении королевы Риэны и обо всех новых подробностях, выяснившихся за этот день. Прошло двадцать минут, но Дора все не появлялась.

Миссис Граффит имела обыкновение не отправлять писем. Одри вспомнила теперь, что поручила ей отправить письмо Доре, в котором сообщала о своем предстоящем приезде. Скромные средства не позволяли Одри нанять такси, и она обратилась к полисмену, который указал ей нужный автобус. Подождав в сутолоке несколько минут, она села в автобус, шедший на Парк-лейн по направлению к Керзон-стрит.

Она совершенно не знала Лондона и лишь после долгих поисков нашла нужный ей дом. Одри позвонила. После недолгого ожидания дверь отворила изящная горничная и недоверчиво оглядела бедно одетую посетительницу.

— Миссис Элтон занята. Вы пришли от Севиллей?

— Нет, я приехала из Суссекса, — ответила девушка с легкой усмешкой. — Скажите миссис Элтон, что приехала ее сестра.

Горничная с сомнением посмотрела на девушку, а затем повела ее в маленькую неуютную гостиную и вышла, закрыв за собой дверь. «Меня, очевидно, не ждали», — подумала Одри с неприятным чувством. Сестры переписывались нерегулярно. Дора никогда не интересовалась своей матерью и тем, что она называла «фермой». Когда младшая сестра в отчаянии написала ей, прося о помощи, она после долгого молчания прислала пять фунтов и короткое объяснение, что не имеет ни средств, ни особого желания заниматься благотворительностью. Дора с ранних лет поступила на сцену и незадолго до смерти матери вышла замуж. По мнению матери, жесткой и прямолинейной женщины, Дора всегда поступала правильно, и даже невнимание Доры к ней не могло поколебать ее материнской любви, которая, казалось, росла изо дня в день, из года в год. Мать ставила Дору младшей дочери в пример. Дора преуспевала в жизни, и в глазах миссис Бедфорд это искупало все остальное. Дора пользовалась успехом на сцене. Ее имя стало появляться на больших афишах, а фотографии — в лондонских газетах. Способы, которыми она добивалась славы и успеха, не интересовали миссис Бедфорд.

Внезапно открылась дверь, и вошла молодая женщина. Роста она была выше Одри. У нее были светлые волосы, и она была также красива. Но в ее глазах отсутствовало веселое добродушие, светившееся в глазах сестры.

— Моя дорогая девочка, откуда ты приехала? — озабоченным тоном спросила она.

Дора протянула мягкую руку, украшенную драгоценным камнями, и, слегка наклонившись, провела ею по холодной щеке девушки.

— Разве ты не получила моего письма, Дора?

Дора Элтон покачала головой:

— Нет. Как ты выросла, милая! Ты была совсем ребенком, когда я видела тебя в последний раз.

— Да, я выросла, — согласилась Одри. — Я продала дом, — добавила она.

Глаза молодой женщины расширились.

— Зачем ты это сделала?

— Его пришлось распродавать и закладывать по частям, пока от него ничего не осталось. Таким образом, я избавилась и от единственных кур во всей округе, которые никогда не неслись. Они представляли собой какую-то биологическую редкость.

— И ты приехала сюда! — Недовольство в тоне Доры было более чем явным. — Это крайне неудобно. Мне негде поместить тебя, и я думаю, что нехорошо было с твоей стороны, Одри, продавать ферму. Наша дорогая мать умерла там, и это обстоятельство должно было сделать для тебя это место священным.

— Все, что имеет отношение к нашей матери, священно для меня, — спокойно сказала Одри. — Но я думаю, что мне не было никакой надобности умирать там с голоду, чтобы доказать мою любовь к матери. Я немного потребую от тебя, Дора: только место, где можно было бы переночевать в течение одной недели, пока я не найду какую-нибудь работу.

Дора ходила взад-вперед по маленькой комнате, заложив руки за спину и нахмурив лоб. Она была в платье, стоимость которого обеспечила бы Одри на целый месяц. Ее бриллиантовые серьги и двойная нить жемчуга на шее стоили огромных денег.

— У меня приглашены гости к чаю, — сказала она, — и вечером должны быть гости к обеду. Я совершенно не знаю, что мне делать с тобой, Одри. Ты не можешь показаться к обеду в таком платье. — Она презрительно взглянула на одежду девушки. — Лучше всего, отправляйся в какую-нибудь гостиницу. В Блумсбери есть много дешевых. Там ты приоденешься, приведешь себя в порядок и придешь ко мне в понедельник.

— Чтобы приодеться к понедельнику, вторнику или другому дню недели, понадобятся деньги, — холодно сказала Одри. — И два дня даже в дешевой гостинице исчерпают все мои сбережения.

Дора сложила губы в гримасу.

— Это отвратительно с твоей стороны, свалиться как снег на голову, — раздраженно сказала она. — Я абсолютно не могу придумать, что с тобой делать. Впрочем, подожди — я поговорю с Мартином.

Она вышла из комнаты, оставив после себя запах тонких духов.

Губы Одри Бедфорд невольно дрогнули в усмешке. Она не была оскорблена. Дора поступила так, как Одри и ожидала. Гостье пришлось долго ждать. Прошло около получаса, прежде чем дверь раскрылась и вошла ее сестра. С ней произошла какая-то магическая перемена: Дора была почти приветлива. Впрочем, ее приветливость казалась не совсем искренней.

— Мартин говорит, что ты должна остаться, — сказала она. — Идем со мной наверх.

Она повела ее по узкой лестнице через переднюю, в которую Доносились звуки смеха и разговора, и, открыв на третьем этаже какую-то дверь, зажгла свет. Одри догадалась, что это была одна из маленьких комнат, предназначавшихся для гостей в радушном доме Элтонов.

— У тебя, кажется, нет друзей в Лондоне? — небрежно спросила Дора.

Она стояла у двери; пока Одри вошла в комнату и поставила свой чемоданчик.

— Никого, — ответила Одри. — Это очень хорошая комната, Дора.

— Да?.. Кто-нибудь знает о твоем приезде в Лондон?

— Миссис Граффит знает, что я поехала в Лондон, но не знает, к кому именно.

Она думала, что Дора уйдет, как только приведет ее сюда, но Дора все стояла у входа, собираясь что-то сказать.

— Я боюсь, что была немного груба с тобой, Одри! — сказала Дора, положив руку на плечо сестры. — Но ты добра как ангел и простишь меня, не правда ли? Я знаю, что простишь, ты ведь обещала нашей матери, что все сделаешь для меня, да, дорогая?

Одри была немного растрогана.

— Ты же знаешь, что я не сержусь, — сказала она.

— Когда-нибудь я расскажу тебе все мои секреты, — продолжала Дора. — Я все могу рассказать тебе, единственному человеку в мире, которому я доверяю. Мать всегда говорила, что ты так упряма, что сам черт не заставит тебя проговориться, если ты этого не хочешь!

В глазах Одри мелькнула тень улыбки.

— Наша дорогая мать никогда не баловала меня похвалой, — сухо сказала она.

Она любила мать, но слишком долго терпела ее капризы и пристрастности, чтобы испытывать к ней особую нежность.

Дора погладила ее по руке и внезапно обернулась к двери:

— Гости, наверное, уже расходятся. Я хочу, чтобы ты спустилась вниз познакомиться с Мартином и мистером Стэнфордом. Ты никогда не видела Мартина?

— Я видела его фотографию, — ответила Одри.

— Он красив, — небрежно сказала Дора. — Ты, вероятно, влюбишься в него. Да и он, наверное, увлечется тобой: он любит новые лица. Я хочу довериться тебе, Одри, — медленно сказала она, и в ее голосе явно прозвучала угроза. — Дом на Керзон-стрит имеет свои секреты так же, как и ферма.

Дора вернулась в гостиную. Оба находившихся в ней человека внимательно всматривались в ее лицо.

— Где она? — спросил более высокий из них.

— Я поместила ее в свободной спальне, — сказала Дора.

Мистер Элтон погладил свои шелковистые черные усы.

— Я не совсем уверен, что ей следует оставаться здесь именно сейчас. Дай ей денег и отошли ее в какую-нибудь гостиницу.

Дора рассмеялась:

— Вы целый день обсуждали, каким образом передать вещи Пьеру. Никто из вас обоих не хочет подвергаться риску быть пойманным с ожерельем королевы.

— Не так громко, сумасшедшая! — проговорил сквозь зубы Мартин Элтон. — Ты бы еще открыла окна и кричала об этом на всю улицу!

— Тише! — скомандовал Билл Стэнфорд. — Продолжайте, Дора. Я думаю, что вы правы. Быть задержанным с этим ожерельем, это значит угодить в пожизненное заключение. Но Пьер должен получить его сегодня же ночью. Кто отнесет ожерелье?

— Кто? Да моя драгоценная маленькая сестрица, конечно, — хладнокровно сказала Дора. — Надо использовать ее для этого дела.

Глава 7. Заговор

Большой Билл не был сентиментален, но у него, как у каждого человека, были элементарные понятия о чести; остатки того, что некогда было его убеждениями.

— Ваша сестра! Вы шутите! Нельзя же, чтобы девушка подвергалась такому риску!

Дора только улыбнулась в ответ. Ее муж нервно покусывал губы.

— Может быть, никакой опасности и нет, — сказал он, — а если есть, то мы подвергаемся ей в гораздо большей степени.

Стэнфорд нерешительно пожал плечами:

— Пожалуй, это так. Дело выгодное для нас, но все же… это значит рисковать слишком многим. Предположим, ее поймают, и она выдаст нас.

— Это единственный риск, — сказала Дора, — но он невелик.

Большой Билл внимательно разглядывал ковер.

— Ожерелье должно исчезнуть из этого дома и даже из Англии. И притом поскорее! Слишком опасно держать его здесь. Газеты подняли такой шум. Я не могу выйти на улицу, чтобы не услышать об этом. Заприте двери, Дора!

Она послушалась. На камине стояли прекрасные эмалевые озолоченные часы, украшенные статуэткой фавна. Взяв статуэтку, большой Билл вынул механизм часов, которые продолжали идти. Он нажал какую-то пружину: часть бронзового футляра открылась, и показался маленький плоский пакетик, завернутый в плотную серебряную бумагу. Билл положил его на суконную скатерть и раздернул бумагу. На столе мгновенно загорелись, переливаясь, голубые, зеленые и белые огоньки камней. Дора невольно открыла рот от восхищения и страха.

— Вот это — семьдесят тысяч фунтов, — сказал Стэнфорд, задумчиво закусив нижнюю губу. — Это также десять лет тюрьмы: семь лет за грабеж и три года за оскорбление королевского достоинства. Нельзя безнаказанно обкрадывать королеву.

Мартин невольно вздрогнул.

— Не говорите о приговорах, мой друг, — быстро сказал он. — Если Пьер выполнит…

— Пьер все сделает. В четверть десятого он будет ждать на вокзале Черинг-Кросс. Вопрос в том, кто отнесет туда бриллианты.

Наступило молчание.

— Одри отнесет их, — сказала наконец Дора. — Как глупо был с моей стороны сразу не подумать об этом. Никто ее не знает и не заподозрит. Пьера легко узнать. Надо поскорей покончит с этим делом, Бонни. — Она кивнула в сторону камней. — Это опасная игра!

— Может быть, вы боитесь и предпочитаете честный труд? — рассмеялся Стэнфорд. — Может быть, Лэси Маршалт предложит Мартину место директора? Удивительно, как быстро забываете прошлое при такой неожиданной перемене образа жизни!

— Я мало знакома с этим человеком, — резко сказала Дора. — Я говорила тебе о нем, Бонни. Я познакомилась с ним на балу у Деншеров. Он приехал из Южной Африки и очень богат.

Мартин Элтон посмотрел на нее с некоторой подозрительностью.

— Я не знал, что ты знакома с ним… — начал он.

— Вернемся к ожерелью, — прервал его Стэнфорд. — Надо обсудить этот вопрос. Предположим, что ее поймают!

Снова последовало долгое молчание.

— Почему не спрятать его здесь, пока не уляжется весь это шум? — спросил Элтон. — Нет ни малейшего основания думать, что нас подозревают в этом ограблении.

Стэнфорд посмотрел ему прямо в глаза.

— Двенадцать месяцев тому назад, — медленно сказал он, — когда обокрали Лэйленд-Холл, вы большую часть награбленного переправили из Англии при помощи человека, который стал да нас причиной больших волнений. Это верно?

— Да, — коротко ответил Элтон. — Поэтому я и побоялся поручить ему это дело.

— И умно сделали, — сказал Билл, кивнув головой. — Дик Шеннон провел большую часть этого дня с тем самым вашим другом.

Бледное лицо Мартина Элтона побледнело еще больше.

— Он не проболтается, — неуверенно сказал он.

— Не знаю. Но если можно заставить человека проболтаться, то скорее всего, этого может достигнуть Дик Шеннон. Английская полиция сделала успехи, с тех пор как на службу туда стали поступать настоящие джентльмены. Я предпочитаю полицию, с которой можно сговориться.

Билл многозначительно поиграл монетами, звеневшими в кармане.

— Поэтому я нахожу, что в доме держать ожерелье нельзя. Может быть, ваш друг и не проболтался прямо, но невольно все-таки навел Дика на верный путь. Кто знает! Как вы думаете, Дора?

Женщина кивнула.

— Ожерелье должно исчезнуть, я все время говорю это. Заверни его, Мартин.

Она внимательно смотрела, как он заворачивал ожерелье в вату и бумагу, а потом клал его в пустую коробку от папирос и сверху упаковывал в коричневую бумагу.

Стэнфорд спросил:

— А что если ваша сестра проболтается?

Дора подумала, а затем ответила:

— Я уверена в ней.

— Посмотрим на нее, — сказал Стэнфорд, когда пакет был снова завязан и спрятан за подушку дивана, а часы поставлены на место.

Одри сидела в глубоком низком кресле перед огнем, когда на лестнице послышались шаги Доры.

— Теперь ты можешь спуститься вниз.

Дора посмотрела на сестру и сделала гримасу.

— Ты настоящее чучело, Одри. Мне придется купить тебе платье.

Одри последовала за ней вниз и вошла в большую гостиную, занимавшую всю ширину дома в нижнем этаже. Спиной к камину стоял высокий широкоплечий мужчина. Это был человек лет пятидесяти с коротко стрижеными волосами. Одри вначале решила, что он лысый. Когда девушка вошла, он поднял на нее свои темные проницательные глаза.

— Мистер Стэнфорд, — представила его Дора. — А это моя младшая сестра.

Стэнфорд протянул свою большую руку и так сильно пожал руку Одри, что она невольно вздрогнула. Второй человек, находившийся в комнате, был меньше ростом, строен и тонок. Его поразительную бледность еще более подчеркивали маленькие черные усы и не менее черные брови. «Он недурен собой, почти красив», — подумала Одри. Так вот он, тот Мартин, о котором она слышала столько похвал!

— Очень рад познакомиться с вами, Одри, — сказал он, обратив восхищенный взор на ее лицо. — Она свежа, как персик, Дора!

— Она похорошела, — безразличным тоном отозвалась Дора, — но у нее ужасное платье.

Одри смутилась. Она никогда не страдала от того, что была бедна, и в другое время посмеялась бы над этим неделикатным замечанием. Но теперь, по необъяснимой причине, она была смущена. Может быть, это происходило от неподвижного взгляда человека, стоявшего у камина, взгляда холодного и оценивающего. Стэнфорд посмотрел на часы.

— Мне пора уходить, — сказал он. — Рад был познакомиться с вами, мисс. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.

«Надеюсь, что нет», — подумала Одри.

Глава 8. Арест

Дора кивнула мужу, чтобы он вышел вместе с гостем, и, оставшись наедине с сестрой, принялась плести вымышленную историю. Это была история об оскорбленной жене, которая бежала от грубо обращавшегося с ней мужа и оставила дома маленький портрет своего ребенка.

— Я должна сознаться тебе, что мы достали этот портрет, — сказала Дора, изображая внезапный порыв откровенности. — Не могу утверждать, что мы действовали строго по закону: Мартин подкупил лакея сэра Джона, чтобы он принес нам портрет. Но сэр Джон подозревает, что портрет находится у нас, и следит за каждым нашим шагом. Всякая попытка отправить миниатюру по почте — мы убеждены, что он предупредил почтовых чиновников, — заранее обречена на неудачу. Один из друзей этой бедной леди Ниллигер сегодня вечером приезжает в Лондон. Мы условились встретить его на вокзале и передать ему портрет.

Теперь весь вопрос в том, можешь ли ты, дорогая, отправиться на вокзал и исполнить это. Никто тебя не знает, сыщики сэра Джона не станут мешать тебе, и ты сможешь оказать большую услугу этой бедной женщине. Лично я считаю, что все это немного сентиментально. Чем этот портрет лучше других изображений ее ребенка? Но эта несчастная женщина думает иначе.

— Какая странная история, — нахмурившись, сказала Одри. — Разве ты не можешь послать кого-нибудь из слуг? И почему он не может сам прийти сюда?

— Я же говорю тебе, что за нашим домом следят, — сказали Дора, не отличавшаяся терпением. — Если ты не хочешь сделать это…

— Конечно, я все сделаю! — рассмеялась Одри.

— Только ты должна выполнить одно условие, — заметила сестра. — Если по какой-либо случайности все обнаружится, обещай мне, что наше имя не будет упомянуто в связи с этой историей. Я хочу, чтобы ты поклялась памятью нашей матери.

— Это излишне, — холодно сказала Одри. — Я обещаю тебе, и этого совершенно достаточно.

Дора обняла и поцеловала ее.

— Ты, действительно, прелесть, — сказала она, — и ты стала прямо красавицей… Я должна найти тебе хорошего мужа!

Одри с некоторым трудом удержалась от ответа, который сводился бы к просьбе, чтобы сестра не искала ей мужа, похожего на Мартина Элтона, к которому она почувствовала инстинктивную антипатию.

— Конечно, я отнесу эту вещицу, Дора, — сказала она, — это такой пустяк! И если встречу этого тирана-супруга, поговорю с ним так, как он того заслуживает.

Очевидно, вечерний прием гостей у Доры был отменен, и, хотя Одри обедала в своей комнате одна, званый обед, о котором говорила ее сестра, не состоялся. В половине восьмого Дора явилась наверх, неся в руке маленький продолговатый пакетик, завязанный и запечатанный.

— Теперь запомни: ты совершенно не знаешь меня, ты никогда не была в доме номер пятьсот восемь на Керзон-стрит! — Она повторила это наставление и начала описывать наружность таинственного Пьера.

— Когда ты увидишь его, подойди к нему и скажи: «Это для мадам», и больше ничего.

Она снова повторила все и заставила девушку повторить за ней. Одри сначала потешалась над этим, а затем немного рассердилась.

— Не слишком ли много предосторожностей для такого пустяка? Впрочем, тебе удалось разбудить во мне чувство заговорщицы.

Спрятав пакетик во внутренний карман своего пальто, девушка вышла на Керзон-стрит и быстро направилась на Парк-лейн. Не успела она удалиться, как из дома вышел Мартин Элтон и направился за ней, наблюдая, как она садится в автобус. Подозвав такси, он поехал следом.

Одри это приключение показалось забавным. Она не знала ни того, ни другого участника семейной распри Ниллигеров. Вероятно, они были малоинтересными людьми, как малоинтересна была и их ссора. Но она была рада, что могла оказать услугу своей сестре за приют в ее доме. Чувство, что она теперь менее обязана ей, было для нее большим облегчением.

Автобус доставил ее до вокзала Черинг-Кросс, и, перейдя оживленную улицу, Одри поспешила внутрь огромного здания. Сотни людей находились на перроне в ожидании вечерних поездов, и множество пассажиров и провожавших их друзей толпилось у барьеров. Она довольно долго разыскивала мистера Пьера, прежде чем нашла его. Это был низенький человек с белокурой бородкой. Казалось, он был всецело поглощен оживленной картиной, представившейся его глазам. Осмотрев его со всех сторон, чтобы не ошибиться, Одри заметила маленькую родинку на его щеке, по которой должна была узнать его. Не раздумывая дальше, она достала пакетик и подошла к нему.

— Это для мадам, — сказала она.

Тип вздрогнул, пытливо посмотрел на нее и так быстро спрятал пакетик в свой карман, что она не успела проследить за его движением.

— Все в порядке, — сказал он, — поблагодарите месье! И…

Он быстро обернулся, но кто-то так крепко схватил его за руки, что он не мог высвободить их. В тот же миг кто-то другой взял под руку Одри.

— Я ищу вас, дорогая леди, — сказал приятный голос. — Я капитан Шеннон из Скотленд-Ярда.

Дик умолк, глядя на обращенное к нему испуганное лицо.

— Моя «принцесса в лохмотьях»! — ахнул он.

— Пожалуйста, отпустите меня.

Она попыталась освободиться. Ею овладел безумный страх, и на минуту она почувствовала, что близка к обмороку.

— Мне нужно пойти к… — она вовремя сдержалась.

— К миссис Элтон, конечно? — спросил Шеннон, разглядывая ее лицо.

— Нет, не к миссис Элтон. Я не знаю, кто такая миссис Элтон, — быстро сказала Одри. Он покачал головой.

— Мы еще поговорим об этом. Я не буду держать вас под руку, вы последуете за мной?

— Я арестована? — задыхаясь, спросила она. Он серьезно кивнул головой.

— Я должен задержать вас, пока не выяснится это маленькое дело. Я убежден, что вы совершенно невиновны, виновница — ваша сестра.

«Дора? Он говорил о Доре?» — в ужасе подумала она.

Резкое осуждение, звучавшее в его голосе, подсказало девушке чего она не подозревала до сих пор и что теперь потрясло ее до глубины души.

Одри сказала с усилием:

— Я охотно поговорю с вами об этом деле и не сделаю попытки убежать. Но я не знаю миссис Элтон, и она не моя сестра. История, которую я вам сегодня рассказала, была неправдой.

— Но почему? — спросил он, когда они вместе направились по каменному коридору к выходу.

— Потому что, — она замялась, — я знала, что вы сыщик.

Капитан подозвал такси, дал шоферу указания и помог девушке сесть.

— Вы лжете, чтобы защитить вашу сестру и Бонни Элтона, — сказал он. — Мне неприятно произносить слово «ложь» по отношению к вам, но это так, и вы лжете, дитя мое.

Она находилась в ужасном смятении и поняла только одно: отнесла от Доры не портрет для передачи какой-то мифической отвергнутой жене, это было кое-что поважнее.

— Что было в свертке? — хрипло спросила она.

— Почти уверен, что там было колье финской королевы. Четыре дня назад ее экипаж остановился в Моле, и драгоценность была похищена прямо у нее с шеи.

Одри выпрямилась с гримасой страдания на лице, словно он ударил ее. Дора!

Одри уже что-то читала об этом событии в газете, да и миссис Граффит рассказывала об этом преступлении. На мгновенье ее охватил ужас.

— Вы, конечно, не знали, что это было, — сказал Шеннон. — Ужасно просить вас об этом, но вы должны сказать мне правду, даже если после этого ваша сестра окажется в том месте, которое по ней давно уже плачет.

Машина, казалось, ехала по кругу, поток огней и машин в окне смешался в расплывчатое пятно.

«Сделай для Доры все, что сможешь…» — прозвучал в ушах Одри настойчивый голос матери, который она уже почти забыла. Она сильно дрожала, мысли у нее путались, и она ничего не могла придумать. Все, что она знала, это то, что она была арестована… она, Одри Бедфорд с птицефермы! Девушка облизала пересохшие губы.

— У меня нет сестры, — сказала она, задыхаясь. — Это я украла колье!

Одри услышала его тихий смешок и готова была убить его.

— Бедная маленькая крошка! — сказал Дик. — Эту работу провернули трое ловких мужчин. А теперь послушайте, что я скажу, — он легко тронул ее за руку. — Я не позволю вам совершить этот сумасшедший донкихотский поступок. Разве вы не знали, что Дора Элтон и ее муж — самые отъявленные негодяи во всем Лондоне?

Девушка плакала, закрыв лицо руками.

— Нет, нет, — всхлипывала она. — Я ничего не знаю… Это не моя сестра.

Дик Шеннон вздохнул и пожал плечами. Ничего не оставалось, как предъявить ей это обвинение.

Пьера уже доставили в управление, и Одри с ужасом увидела, как сержант на столе вскрыл пакет, и его содержимое заблестело и запереливалось разными цветами. Шеннон мягко взял девушку за руку и провел в помещение для арестованных за железной дверью.

— Имя — Одри Бедфорд, — сказал он дежурному. — Адрес — Фонтвил, Западный Суссекс. Обвиняется… — он заколебался, — в том, что владела краденой собственностью, зная, что она была украдена. А теперь скажите мне правду, — прошептал он, переводя дыхание.

Она покачала головой.

Глава 9. Приговор

Одри пробудилась от беспокойного, тяжелого сна и, с трудом встав на подгибающиеся ноги, потерла болевшие плечи. Она спал; на твердой скамье, покрытой лишь тоненьким одеялом, и все ее тело мучительно ныло. Разбудил ее звук ключа в замке камеры. Вошла надзирательница, явившаяся, чтобы отвести Одри в ванную.

Девушка вернулась в камеру немного освеженная и нашла приготовленный завтрак, состоявший из кофе и хлеба с маслом. Она успела позавтракать, когда снова открылась дверь, и она увидела Дика Шеннона, серьезно глядевшего на нее. Он кивнул ей.

— Я пришел за вами, — сказал он. Сердце ее забилось.

— Вы поведете меня к судье? — спросила она.

— Пока еще нет. Но я боюсь, что вам скоро придется отправиться к судье, если только…

Она только махнула рукой в ответ на этот намек. В тишине ночи она пришла к окончательному решению.

Шеннон страдал за нее. Он прекрасно знал, что Одри невиновна и послал человека в Суссекс разузнать о ней подробно, надеясь доказать это.

— Тут есть кое-кто, кого вы знаете, — сказал он и, открыв дверь, вывел ее в комнату, в которой находились Дора Элтон и ее муж.

Одри посмотрела на них. Она сжала пальцы так, что ногти вонзились в тело, но сохранила спокойствие.

— Вы знаете эту девушку? — спросил Шеннон. Дора отрицательно покачала головой.

— Нет, я ее никогда не видела, — спокойно ответила она, — Ты знаешь ее, Мартин?

В бледном лице Мартина было что-то зловещее.

— Никогда в жизни я ее не видел, — сказал он.

— Я думал, что это ваша сестра.

Дора улыбнулась:

— Какая чепуха. Моя единственная сестра в Австралии.

— Разве вы не знали, что ваша мать и сестра жили в Фонтвиле?

— Моя мать никогда не жила в Фонтвиле, — сказала Дора так спокойно, что Одри вздрогнула, несмотря на самообладание. — В Фонтвиле жили люди, — она пожала плечами, — которым я несколько раз оказывала денежную помощь. Если это даже дочь той женщины, я ее совершенно не знаю.

Все время, что она говорила, она не спускала глаза с Одри, и девушке казалось, что в ее взгляде была немая мольба. Одри мгновенно сообразила, что все сказанное Дорой могло показаться правдоподобным.

Дора вышла замуж под своей сценической фамилией, и, вероятнее всего, никто из соседей и не знал о ее родстве с миссис Бефорд, очень необщительной особой, никого не посвящавшей в свои дела.

— Миссис Элтон говорит правду, — спокойно заявила Одри, — я не знаю ее, и она не знает меня.

Дик Шеннон открыл дверь, и девушка вышла в сопровождении ожидавшей ее надзирательницы. Когда она ушла, он обернулся к Элтонам.

— Я не знаю, как долго она будет держаться этих показаний, — сказал он. — Если она не скажет правды, Элтон, она будет сидеть в тюрьме. — И он с ударением продолжал: — Я предупреждаю вас: если эта девушка попадет в тюрьму, и вы допустите, чтобы она пожертвовала собой ради вас, я буду работать день и ночь, не покладая рук, пока не отправлю вас обоих на каторгу.

— Вы, кажется, забываете, с кем вы разговариваете, — сказала Дора с гневным огоньком в глазах.

— Я знаю, что разговариваю с самыми бессовестными, бессердечными и гнусными преступниками, — сказал Дик.

Лэси Маршалт сидел в своей столовой. Перед ним лежала газета. Лицо его было мрачно. Он снова взглянул на фотографию, помещенную в газете ловким журналистом. Это был портрет молодой девушки, выходившей из машины. Позади толпилась кучка любопытных. С одной стороны девушки стоял полисмен, а с другой — широкоплечая тюремная надзирательница. Это была одна из тех фотографий, которые известны всякому, кто читает газеты. На моментальном фото была изображена преступница, отправляющаяся на суд. Маршалту не нужно было сравнивать фотографию в газете с фотографией, лежавшей у него в кармане. Имя арестованной говорило все, даже если бы и не было портрета.

В комнату неслышно вошел Тонгер.

— Вы звонили, Лэси? — спросил он.

— Я звонил десять минут тому назад. И я повторяю вам в последний раз, чтобы вы не называли меня Лэси. Есть предел моему терпению, друг мой!

Маленький человек весело потирал руки.

— Я получил сегодня известие от дочери, — сказал он. — Она в Америке, и ей хорошо живется. Она умница и умеет устраиваться, Лэси.

— Да.

Лэси снова углубился в свою газету.

— У нее есть деньги. Она живет в лучших гостиницах. Я никогда не думал, что ей так повезет.

Лэси сложил газету и бросил ее на пол.

— Через пять минут здесь будет миссис Элтон. Она пройдет по черному ходу. Подождите ее у дверей и проводите через зимний сад в библиотеку. Когда я позвоню, вы проводите ее обратно той же дорогой.

Тонгер ухмыльнулся.

— Как вас любят женщины! — с восхищением сказал он.

Лэси указал ему на дверь. Не прошло и пяти минут, как Дора Элтон открыла тяжелую калитку и, пройдя через двор, поднялась по железным ступенькам в зимний сад — длинное застекленное помещение, пристроенное позади дома над кухней и подвалом здания. Она была вся в черном и под густой вуалью. Тонгер, открывая дверь зимнего сада, заметил, что она нервничает.

— Вы пришли к завтраку? — дружелюбно спросил он. Она слишком привыкла к его фамильярности, чтобы рассердиться.

— Где мистер Маршалт?

— В библиотеке. Читает книгу духовного содержания, — насмешливо ответил он.

Лэси ничего не читал, а просто смотрел на огонь, когда она вошла.

— Сегодня мне было ужасно трудно вырваться к тебе. Пришлось без конца лгать Мартину. Ты даже не поцелуешь меня?

Он нагнулся и слегка дотронулся до ее щеки.

— Что это за поцелуй! — надулась она. — В чем дело?

— Что ты скажешь по поводу кражи бриллиантов? — медленно сказал он. — В ней замешана девушка, и я понял из газет, что полиция считает ее твоей сестрой.

Она промолчала.

— Я знаю, что ты, конечно, замешана в этом деле, — спокойно продолжал он. — Стэнфорд — мой старый приятель, я знал его еще в Южной Африке, и он один из вашей шайки. А эта девушка тоже соучастница?

— Ты прекрасно знаешь, что она ни при чем, — недовольно сказала Дора.

Она пришла на Портмен-сквер не за тем, чтобы говорить об Одри. Она так рисковала, идя сюда.

— Когда я шла по переулку, то видела, что какой-то человек наблюдает за твоим домом. Он стоял у черного хода, но, заметив меня, быстро удалился.

— Он наблюдал за моим домом? — недоверчиво спросил Лэси. — Что же это был за человек?

— Похож на настоящего джентльмена. Я видела его лицо — очень худое и интеллигентное. Он хромал…

Лэси шагнул к Доре и схватил ее за плечи. Его лицо стало совсем серым, губы дрожали. Минуту он совершенно не мог говорить, а придя в себя, закричал:

— Ты лжешь! Ты хочешь испугать меня! — она, смертельно напуганная, старалась высвободиться.

— Лэси, что случилось с тобой?

Он успокоил ее:

— У меня расстроены нервы, а ты напугала меня… Что ты хотела сказать? Эта девушка твоя сестра? Я хочу знать!

— Моя сводная сестра, — тихо сказала Дора. Лэси остановился перед ней:

— Ты хочешь сказать, что у вас разные отцы?

Она кивнула головой.

Он так долго молчал, что она начала волноваться.

— Ей грозит тюрьма, а она выгораживает тебя? — рассмеялся Лэси, но смех его не был веселым. — Это к лучшему… я могу подождать.

Через месяц, в прекрасное мартовское утро, перед судом предстали бледная девушка и широкоплечий бельгиец, которого судили первым.

Выйдя из суда к концу разбора дела, устав и телом и душой от машины правосудия, Шеннон увидел знакомое лицо. Человек, обративший на себя его внимание, сидел на одной из широких скамей, предназначенных для ожидавших свидетелей.

— А, Слик! Вы были на суде?

— Был, — медленно сказал тот. — Но я ушел оттуда, потому что меня возмутило жестокосердие людей. Стэнфорд был среди публики.

Шеннон сел около него.

— Что вы думаете об этом деле?

— О деле? Маленькая мисс ответит за других и попадет в тюрьму.

— Боюсь, что это так, — помолчав, сказал Шеннон и вздохнул.

— Да, она попалась, — задумчиво произнес Слик, — но она выйдет из тюрьмы такой же прекрасной. Такого рода женщины никогда не меняются. Скажите, Шеннон, вы не слышали о человеке по имени Малпас?

Дик, думавший о чем-то своем, вздрогнул.

— Да, это странный старик, живущий на Портмен-сквер. Почему вы спрашиваете?

Слик Смит странно улыбнулся:

— Он каким-то образом замешан в этом деле.

В это время полисмен позвал Шеннона, и тот поспешил в зал, выслушать приговор.

— Сколько вам лет? — спросил судья, держа в руках перо и глядя на девушку поверх очков.

— Девятнадцать, милорд, — ответил за нее Шеннон. — Я хотел сказать, что, несмотря на улики, полиция уверена, что девушка — жертва, страдающая за других непойманных преступников.

Судья покачал головой.

— Но улики противоречат этому. Очень жаль девушку, но я не могу противиться моему долгу перед обществом и обязан строго покарать опасную преступницу. Одри Бедфорд, вы приговорены к заключению в каторжной тюрьме на двенадцать месяцев.

Глава 10. Истина

В пасмурное декабрьское утро тяжелые двери Холлоуэйской тюрьмы открылись, выпустив худенькую, стройную девушку в старом коричневом бархатном пальто. Не глядя по сторонам, она прошла сквозь толпу людей, ожидавших во дворе освобожденных в этот день, и быстро пошла по Холлоуэйской дороге по направлению к Кэмдену. Перейдя дорогу, она села в трамвай и не увидела быстро проехавшего автомобиля Дика Шеннона. Он опоздал всего на три минуты. У девушки в кармане было несколько шиллингов, скопленных в тюрьме за целый год работы. Она вышла на последней остановке трамвая и пошла по широкой улице, пока не увидела маленький ресторанчик. Она заказала себе порцию жареных почек и яйца.

Лицо девушки осунулось, глаза были печальны, но все же это была прежняя Одри. Девять месяцев однообразной тюремной работы в обществе отверженных преступников опустошили ее душу. Но Одри не опустилась до их уровня, но и не испытывала и чувства неизмеримого превосходства над ними. В долгие тоскливые ночи воспоминания о предательстве, жертвой которого она стала, обуревали ее, она закрывала глаза, пытаясь забыть весь этот кошмар. Это были ночи мучений, когда Одри была близка к безумию и сознавала, что жизнь ее разбита. Она не удивлялась, что Дора поступила таким образом. Это так походило на Дору, так соответствовало тому, что она слышала и затем узнала о ней. Хуже всего для Одри было то, — и это больше всего огорчало ее, — что все эти качества сестры были особым достоинством в глазах их матери.

Девушка поднялась со вздохом и, взяв счет, направилась к кассе. Куда ей теперь идти? К Доре, решила она. Одри должна была убедиться, что не напрасно осуждала ее. Но днем она не могла пойти к ней, это было бы нечестно. Утро она провела в поисках комнаты, которую нашла в доме на Грейен-роуд — темное маленькое помещение. Здесь она отдохнула до вечера, набираясь сил для предстоящей встречи. Когда стемнело, Одри отправилась на Керзон-стрит. Горничная, открывшая ей, была та же, что и при первом ее посещении.

— Что вам нужно? — сухо спросила она.

— Мне нужно видеть миссис Элтон, — ответила Одри.

— Это невозможно, — сказала девушка и попыталась закрыть дверь.

Тяжелая работа в течение девяти месяцев не прошла даром для Одри. Без особого усилия она распахнула дверь и вошла в дом.

— Пойдите и скажите вашей госпоже, что я здесь, — сказала она.

Горничная побежала наверх, а Одри не задумываясь последовала за ней. Войдя за горничной в гостиную, она услышала, как Дора сказала:

— Как она смела явиться сюда?

Дора была в бальном платье и казалась еще красивее. Ее светлые волосы отливали золотом. Она посмотрела на Одри, как на привидение, и зрачки ее сузились.

— Как ты смеешь врываться в мой дом? — сердито спросила она.

— Отошли прислугу, — спокойно сказала Одри, и когда горничная удалилась, подошла к двери убедиться, что та не подслушивает. Затем Одри направилась к Доре, заложив руки за спину.

— Я хочу, чтобы ты поблагодарила меня, — просто сказала она. — Я поступила глупо, но я чувствовала, что должна была сделать это ради нашей матери.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — вспыхнув, сказала Дора.

— Как у вас хватило смелости прийти сюда? — спросил неслышно появившийся Мартин. — Вы хотите сделать нас сообщниками вашего преступления и спокойно являетесь в наш дом, чтобы навести на нас подозрение!

— Если тебе нужны деньги, напиши, — сказала Дора, распахнув дверь. — Но если ты еще раз явишься сюда, я позову полисмена.

— Пошли за ним сейчас, — хладнокровно предложила Одри. — Я так хорошо знаю полицию и тюрьму, что ты не испугаешь меня, дорогая сестра!

Дора быстро прикрыла дверь.

— Мы не сестры, если хочешь знать. Ты даже не англичанка, — тихим насмешливым голосом сказала она. — Твой отец был вторым мужем нашей матери — он американец, осужден пожизненно и находится на каторге в Южной Африке.

Одри схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

— Это ложь! — крикнула она.

— Это правда, правда! — резким шепотом проговорила Дора. — Наша мать все рассказала мне, и мистер Стэнфорд знает об этом. Твой отец скупал алмазы и застрелил человека, который выдал его. В Южной Африке скупка алмазов считается преступлением. Он опозорил нашу мать. Она изменила фамилию и уехала в Англию через день после его ареста. Ты даже не имеешь права носить фамилию Бедфорд. Мама ненавидела твоего отца и всеми силами старалась забыть его.

Одри кивнула головой.

— Конечно, наша мать оставила его, — она говорила словно сама с собой. — Она не осталась около него, чтобы поддержать и утешить, как это должна сделать всякая жена ради своего отверженного, опозоренного мужа. Она просто покинула его. Это так на нее похоже.

В голосе Одри не было ни гнева, ни печали. Она всегда трезво смотрела на вещи. Медленно подняв глаза, девушка взглянула на Дору:

— Напрасно я сидела в тюрьме. Ты не стоишь этого, так же, как и наша мать, — сказала она.

— Как ты смеешь говорить так о моей матери! — яростно закричала Дора.

— Она была и моей матерью!.. Теперь она не нуждается ни в моем осуждении, ни в твоей защите. Благодарю тебя. Скажи мне мое настоящее имя!

— Узнавай его сама, — ответила Дора.

— Я спрошу у мистера Шеннона, — сказала Одри.

Это была единственная колкость, которую она позволила себе во время разговора. Но она не ожидала, что ее угроза произведет такое впечатление на обоих супругов.

Глава 11. Мистер Малпас

У Дика Шеннона была квартира в доме на Хеймаркете, удобное помещение, служившее ему и жилищем и конторой. Комнаты выходили окнами на одну из оживленнейших улиц Лондона, и здесь он работал больше, чем в своей конторе на набережной Темзы. Стил, его помощник, называл эту квартиру «Новым Скотленд-Ярдом», и не без основания, так как здесь часто заседал Большой Совет Пяти, возглавлявший Скотленд-Ярд. В тот день, когда Одри вышла из тюрьмы, в квартире Шеннона проходило нечто вроде негласного заседания. Сержант Стил, специалист по громким процессам в среде высшего света — в Скотленд-Ярде говорили, что он одевается лучше всех в Лондоне — и инспектор Лейн принимали участие в этом заседании.

— Вы не видели ее? — спросил инспектор.

Дик Шеннон покачал головой.

— Пока я повидался с начальником тюрьмы и узнал, что она освобождена, уже было поздно ее искать. Но я отдал приказание найти ее тотчас же и дать мне знать об этом. — Он подавил вздох. — Это была ошибка правосудия. Но, с другой стороны, я не знаю, мог ли суд вынести в данном случае другой приговор.

— Но если она невиновна, — заметил удивленный Стил, — то почему же она не сказала правду? Укрывать виновных — тоже преступление.

— Лучше прекратим обсуждение этого вопроса, — неохотно заметил Дик. — Что слышно о мистере Малпасе?

— Он — воплощение таинственности, — сказал Лейн. — А его дом — тем более. Насколько мне удалось выяснить, он владеет домом № 551 на Портмен-сквер с января 1917 года и проводит там большую часть времени. Никто не видел его. Нам подал на него жалобу мистер Лэси Маршалт, живущий в соседнем доме. Ему мешают ночью странные стуки и шум, но мы лишь могли посоветовать ему обратиться к самому мистеру Малпасу. Малпас аккуратно оплачивает свои счета и, когда въехал в дом (который, между прочим, теперь принадлежит ему), истратил большие деньги на ремонт. Крупная итальянская фирма из Турина провела в доме электрическое освещение, сигнальные звонки и всякие тому подобные приспособления. Но никто не знает, как и когда в дом доставили обстановку.

— У него есть слуги?

— Ни одного, и это самая странная вещь. В дом не доставляют провизии, откуда следует, что он вынужден есть в ресторане или же умирать с голоду. Я поставил людей наблюдать за домом у главного и черного ходов, но они не смогли проследить за Малпасом, ибо он всякий раз ускользал от них. Впрочем, они все же видели кое-что интересное.

— Быть отшельником — не преступление, — сказал Шеннон, — но преступление — участвовать в заговоре. Приведите женщину, Стил.

Стил вышел и вернулся с сильно напудренной особой. Она холодно поклонилась присутствующим и уселась на стул, который ей с недовольным видом придвинул Стил.

— Вы — мисс Нельсон, танцовщица, находящаяся без работы?

— Да, это я, — лаконично ответила она.

— Расскажите о вашем посещении дома № 551 на Портмен-сквер.

Женщина с видимой неохотой ответила:

— Если бы я знала, что разговаривала прошлой ночью с сыщиком, нипочем не рассказала бы ему столько, — откровенно начала она. — Вы не имеете права допрашивать меня.

— Но вы обвинили джентльмена, занимающего определенное положение в обществе, в том, что он хотел нанять вас для участия в заговоре, — сказал Дик. — Это очень серьезное обвинение.

— Я не говорила, что это был заговор, — быстро возразила она. — Все, о чем просил меня старый джентльмен, которого я видела первый раз в жизни, это устроить скандал у мистера Маршалта, его соседа. Он хотел, чтобы я в ближайший вечер отправилась к мистеру Маршалту, стала кричать, что он негодяй, и разбила бы у него окна, после чего меня бы арестовали.

— Он сказал вам, для чего это ему нужно?

Она отрицательно покачала головой.

— Это меня не касается. Но я рада была убежать от него: этот человек напугал меня. — Она вздрогнула. — Вы видели уродливых людей? Вы не можете представить себе такого уродства! А как он боится людей! Я должна была сидеть у стола в одном конце огромной комнаты, а он сидел в другом. Там было почти совсем темно, и только над его столом горела маленькая лампа. Это дом привидений — так показалось мне. Двери открываются сами собой, неизвестно откуда раздаются голоса. Когда я выбралась на улицу, то готова была упасть на колени и молиться от радости, что вышла невредимой.

— Если вы совершенно не знали его, то каким же образом он знал вас? — подозрительно спросил Дик.

— Он узнал мое имя из театральной газеты, где я поместила объявление, что ищу ангажемента.

Объяснение звучало убедительно.

Лейн досконально допросил женщину, но она повторяла одно и то же, и, в конце концов, ее отпустили.

— Странно, — задумчиво сказал Дик Шеннон. — Я хотел бы посмотреть на мистера Малпаса. Жалоб на него больше нет?

Лейн медлил с ответом.

— Это даже нельзя назвать жалобой: инспектор по подоходному налогу говорил, что ему не удалось увидеть этого человека. Малпас показал как будто слишком малый доход и был вызван к инспектору. Так вот, он не явился, а вместо этого прислал разрешение проверить его текущий счет в банке. Я узнал об этом и воспользовался случаем участвовать в проверке. Счет самый простой из тех, что мне когда-либо приходилось видеть: тысяча пятьсот фунтов вносятся ежегодно на текущий счет, и тысяча пятьсот фунтов снимаются с него ежегодно наличными деньгами. Никаких чеков, никаких бумаг. Только суммы на уплату налогов, земельной ренты и для покрытия текущих расходов.

— Вы говорите, что у него бывают странные посетители? — спросил Дик.

— Как раз об этом я хотел вам рассказать. Через определенные промежутки времени, не реже чем раз в две недели, к Малпасу является какой-нибудь посетитель, иногда два — в течение одного дня. Обыкновенно это происходит по субботам. Гость никогда не приходит раньше вечера и никогда не остается более получаса. Мы заметили, что никто не приходил к нему дважды. Узнали мы все это случайно: один из наших людей увидел посетителя, который вошел в дом и скоро вышел оттуда. В следующую субботу, в то же самое время, наблюдавший увидел другого входившего посетителя, также вскоре вышедшего из дома. Это повторилось через две недели, на этот раз посетителем был негр. За ним проследили, но ничего не смогли узнать о нем.

— Надо установить более строгий надзор за этим Малпасом, — сказал Дик, и инспектор сделал заметку в своей записной книжке. — Сыщите под тем или иным предлогом одного из этих посетителей, посмотрим, что вы найдете у него. Может быть, окажется, что старик втайне занимается благотворительностью, а может быть, выяснится что-нибудь иное.

Этим окончился разговор о таинственном мистере Малпасе, и участники совещания перешли к обсуждению подозрительного пожара, который вовремя спас одного разорившегося дельца от банкротства.

Они, может быть, вовсе не обратили бы внимания на мистера Малпаса, если бы не случай с танцовщицей, рассказавшей свою странную историю одному из следивших за домом сыщиков.

Дику Шеннону и в голову не могло прийти, что этот зловещий незнакомец имеет какое-то отношение к назревающим событиям, и что «принцесса в лохмотьях», которую Дик не мог забыть все эти месяцы, попадет в мрачное жилище старика, идя навстречу своей судьбе. Мистер Малпас был для Шеннона лишь интересным объектом для наблюдения, загадку которого следовало разгадать. Но эта таинственная личность вскоре всецело поглотила внимание капитана Шеннона.

Одри Бедфорд сделала интересное открытие: в жизни важную роль играет нечто, о чем она до сих пор не имела ни малейшего представления, это странное нечто называлось «рекомендацией». Без нее совершенно невозможно было получить службу. Находились, правда, люди, которые с жадным блеском в глазах говорили: «Это неважно, милая девушка, мы обойдемся без нее». Другие так не говорили, но были возмущены, когда узнавали от нее, что она недавно вышла из тюрьмы, и вместо службы предлагали ей отобедать у них. Но были и такие, которые говорили ей коротко: «У нас нет места для вас».

Деньги таяли. Наступило Рождество. В этот день Одри, проснувшаяся, как обычно, с чувством голода, смогла подкрепиться лишь водой и сухариком, сохранившимся у нее со вчерашнего дня. Этот завтрак мог оказаться для нее и обедом и ужином, если бы ей не повезло. Вечером, проходя по маленькой улочке, неподалеку от Грейен-роуд, Одри стала свидетельницей драки между двумя женщинами, и одна из них впопыхах сунула девушке в руку маленький промасленный пакетик, чтобы он не мешал ей расправиться со своей противницей. На месте драки немедленно появилась полиция, произошла свалка, дерущихся женщин отвели в ближайший полицейский участок, а Одри, принеся домой маленький пакет, по-царски поужинала оказавшимися в нем жареной рыбой и холодной картошкой. Это было восхитительно.

Во вторник утром Одри услышала на лестнице тяжелые шаги своей квартирной хозяйки.

— Доброе утро, мисс! Вам письмо.

Одри удивленно посмотрела на нее. Никому она не давала своего адреса, никто даже не спрашивал его при ее неудачных попытках найти службу.

— Я надеюсь, что это хорошие вести, — многозначительно произнесла хозяйка. — У меня комнаты недорогие, но я требую аккуратной платы. Мы все должны так или иначе жить, и меня как раз сегодня спрашивали, не освободится ли ваша комната… Нет, я не выселю вас: в крайнем случае я постелю вам постель на диване.

Но Одри не слушала. Она повертела письмо в руках и распечатала его. В письме были чей-то адрес и несколько слов, написанных карандашом. С удивлением прочла она послание: «Приходите сегодня в 5 часов вечера. У меня есть для вас работа».

Внизу была подпись: «Малпас».

Одри нахмурила брови. Кто этот Малпас, и как он узнал, где она находится?

Глава 12. Свидание

Одри Бедфорд поднесла промокший лист бумаги ближе к глазам, чтобы разобрать адрес. Написанные карандашом буквы были совершенно неразборчивы. При сером свете угасавшего дня их трудно было прочесть, тем более, что мешали ветер и дождь. Старое пальто Одри насквозь промокло, с краев ее бархатной шляпы капала вода. Она спрятала записку в карман и неуверенно посмотрела на двери дома № 551 на Портмен-сквер. Этот неуютный дом с мрачным каменным фасадом и темными окнами вполне мог скрывать комфорт и роскошь. Хотя это было маловероятно. «Чем окончится эта попытка? — подумала Одри со спокойствием, показавшимся странным ей самой. — Будет ли она походить на прежние, и кончится ли она неудачей или, еще хуже, предложениями, не высказываемыми прямо, но все же такими ясными…». На Портмен-сквер не было прохожих. По противоположной стороне проезжали время от времени огромные красные автобусы и автомобили.

Глубоко вздохнув, Одри поднялась по двум ступенькам и поискала звонок. Его не оказалось. На дверях не было ни малейшего следа ручки. Она тихонько постучала рукой.

— Кто там?

Голос, казалось, исходил из каменного косяка двери.

— Мисс Бедфорд, — сказала она. — Мистер Малпас назначил мне здесь встречу.

Наступило короткое молчание, и дверь медленно открылась перед ней.

— Идите наверх, в комнату на первой площадке, — произнес голос, который теперь раздавался за стеной.

Вестибюль был пуст. Одна желтая лампочка составляла все освещение. Пока Одри оглядывалась кругом, дверь бесшумно закрылась за ней сама собой. На минуту девушку охватил невольный страх. Она начала искать ручку двери, но не нашла ее. Тяжелая черная дверь была плотно закрыта. Руки Одри дрожали, холод и страх лишили ее мужества. Холод, страх и голод, потому что в этот день она ничего не ела, кроме куска хлеба и оставшегося с вечера кофе. Она осмотрела вестибюль, в котором не было никакой мебели, кроме старого стула, стоявшего у стены. Мраморный пол был покрыт пылью, на бесцветных стенах не висело ни одной картины и ни одного украшения. Одри с усилием подавила дрожь в теле и поднялась по каменной лестнице. На первой площадке находилась полированная дверь из розового дерева, единственная дверь, которую она заметила во всем доме, кроме входной. Остановившись на мгновение, чтобы собраться с духом, она наконец постучала.

— Это мисс Бедфорд?

В этот раз голос раздался над ее головой. Посмотрев наверх, она увидела такую же маленькую решеточку, как и в косяке входных дверей. Решеточка находилась на такой высоте от пола, что всякий, стоявший перед дверью, был виден в нее.

— Да, — ответила Одри, стараясь преодолеть свой страх.

В тот же миг дверь из розового дерева распахнулась, и она вошла в большую, хорошо освещенную комнату. Напротив входа была другая приоткрытая дверь.

— Войдите, пожалуйста, — голос доносился из второй комнаты, но менее ясно.

С сильно бьющимся сердцем Одри медленно пошла вперед. В следующей комнате было почти совсем темно, мерцал один только маленький неясный огонек. Толкнув дверь, Одри вошла.

Комната была огромной, шириною приблизительно тридцать футов, а длиною почти вдвое больше. Стены были так задрапированы тяжелыми бархатными портьерами, что невозможно было определить, где находились спрятанные за ними окна. Вошедший не мог различить, где кончались черные стены и начинался черный потолок. На полу лежал роскошный мягкий ковер, в котором утопала нога. Одри сделала три шага и остановилась с широко раскрытыми глазами.

В дальнем углу комнаты у письменного стола, на котором стояла лампа под зеленым абажуром, составлявшая единственное освещение погруженной во мрак комнаты, сидел человек. Это было странное, отталкивающее существо. У него была узкая лысая голова. Его желтое безбородое лицо было покрыто сетью морщин и рубцов. Нос был толстый и длинный. Острый выступающий подбородок беспрестанно двигался, словно его обладатель все время разговаривал сам с собой.

— Садитесь вон на тот стул, — глухо сказал он.

Одри заметила стул лишь тогда, когда ее глаза привыкли к темноте, — он стоял перед маленьким столиком. Она медленно, с трудом опустилась на него.

— Я позвал вас, чтобы навсегда обеспечить вас, — невнятным голосом начал человек. — Много людей, сидевших на этом стуле, уходили отсюда богатыми.

В зеленом свете, падавшем сбоку на его лицо, говоривший походил на чудовищное изображение, нарисованное каким-нибудь китайским художником. Девушка дрожала и старалась смотреть мимо него.

— Взгляните на столик, — приказал он.

Вероятно, он нажал какую-то тайную кнопку на своем столе. Одри мгновенно оказалась залитой ослепительным желтым светом, который падал сверху из лампы в форме колокола, образуя на полу широкий светлый круг. Она увидела, что на столике лежит тонкая пачка денег.

— Возьмите их, — сказал хозяин дома.

После минутного раздумья Одри протянула руку и взяла деньги, дрожа всем телом. Свет наверху постепенно погас, и она снова сидела в полной темноте, бессознательно сжав руками неожиданно доставшееся ей богатство.

Разъяснение всего этого она получила гораздо позже.

Человек снова заговорил:

— Ваше имя Одри Бедфорд?

Она не ответила.

— Три недели тому назад вас освободили из тюрьмы, куда вы были заключены на год или, вернее, на девять месяцев за соучастие в краже.

— Да, — просто ответила девушка. — Я и сама рассказала бы вам все. Я всегда сообщала все это, когда искала работу.

— И вы невиновны, конечно? — спросил он.

На его лице, лишенном всякого выражения, не было улыбки, и она не могла понять, говорил ли он с иронией или серьезно. Одри склонилась к первому предположению.

— Да, я была невиновна, — спокойно сказала она.

— Напрасное, ни на чем не основанное обвинение, да? Все это подстроил вам Элтон. Так вы ничего не знали об этом грабеже? Вы — ни в чем не повинная соучастница?

Он ждал ответа.

— Я ничего не знала о грабеже, — спокойно сказала Одри.

— Вы это заявили и на суде?

Она ничего не ответила. Человек сидел так тихо, что его можно было принять за восковую фигуру, слепленную каким-то безумным ваятелем.

— Вы плохо одеты… Это мне не нравится. Теперь у вас есть деньги. Купите себе все самое лучшее. Приходите через неделю в такое же время. На столе лежит ключ, которым открываются все двери, когда выключен ток.

Одри наконец осмелела:

— Я должна знать, какие мне вменяются обязанности, — сказала она, и ее голос прозвучал безжизненно в этой затянутой драпировками комнате. — Вы очень добры, что доверяете мне столько денег, но вы должны понять, что я не могу принять их, не зная, чего вы ожидаете от меня взамен.

Нужно было огромное усилие воли с ее стороны, чтобы говорить таким образом, будучи такой истощенной, зная, что впереди предстоит долгая ночь без еды, вспоминая свою маленькую бедную комнатку и упреки хозяйки. Голод деморализует лучших людей, а она от голода была близка к обмороку.

Хозяин дома медленно заговорил:

— Ваша задача — разбить человеческое сердце.

Одри невольно рассмеялась:

— Это звучит… довольно страшно. Вы шутите?

Он не ответил. Она почувствовала за собой легкое дуновение воздуха и испугалась, когда, обернувшись, увидела медленно открывавшуюся дверь.

— Будьте здоровы!

Странная фигура в конце комнаты сделала рукой жест в сторону двери. Свидание было окончено. Как только Одри начала спускаться по лестнице, дверь закрылась опять. Одри сошла вниз. Ее чувства были в полном смятении. Входная дверь была заперта: очевидно, хозяин дома полагал, что она воспользуется ключом.

Дрожащими руками девушка попыталась попасть в крошечную замочную скважину, которую ей удалось найти с большим трудом. От волнения она выронила ключ, ион отлетел в угол. Одри долго шарила рукой по полу, но вместо ключа нащупала маленький камешек величиной с орех. К камешку был прилеплен комочек красного сургуча с отчетливым оттиском маленькой печати. Находка была так неожиданна, что Одри на мгновение забыла о своем стремлении выбраться из дома. Всякая тайна имеет для молодых притягательную силу, и этот старательно запечатанный камешек возбудил любопытство девушки. Одри взглянула наверх в надежде увидеть старика и спросить его об интересной находке. Но вспомнив, что увидит его только через неделю, спрятала камешек в свою сумочку. При этом она заметила, что крепко держит в руке пачку кредитных билетов. Шестьсот фунтов! В пачке было три билета по сто фунтов, четыре — по пятьдесят и двадцать — по пять. Одри глубоко вдохнула воздух. Она спрятала деньги и, найдя ключ, открыла дверь. Еще миг, и она снова очутилась под дождем и ветром. Мимо нее медленно проехало такси. Она не сразу осознала, что теперь богата, и с сильно бьющимся сердцем махнула рукой, направляясь к подъехавшей машине.

— Отвезите меня…

Куда?.. Прежде всего, поесть! Потом после подкрепляющей пищи она спокойнее подумает об остальном.

— Видно, хлебнула лишнее, — усмехнулся шофер.

Одри не поняла и решила вначале, что он говорит о ней, но, проследив направление его взгляда, увидела картину, заставившую ее содрогнуться от жалости. У подъезда соседнего дома, цепляясь за перила, стояла женщина. Она держалась одной рукой и, раскачиваясь из стороны в сторону, другой рукой искала дверной звонок. Ее убогая одежда, кричащее перо на шляпе, промокшее поношенное меховое пальто старомодного покроя — все это производило угнетающее впечатление. Одри ненавидела пьянство и особенно понимала весь его ужас, когда видела охмелевшую женщину. Даже «ведьмы», дравшиеся на Грейен-роуд, казались гораздо менее отталкивающими, чем эта несчастная с красным распухшим лицом, бормотавшая неясные слова. Одри уже собиралась сойти с подножки такси и помочь женщине, как вдруг дверь дома раскрылась, и худой пожилой человек появился на пороге.

— В чем дело, что тут за шум? Что вы безобразничаете перед домом? Убирайтесь, или я позову полисмена.

Ветер доносил до Одри резкий голос Тонгера.

— Я желаю войти, — кричала женщина, направляясь к открытой двери.

Одри видела, как старик хотел удержать женщину, но она закачалась и навалилась на него:

— Эй, не падайте!

Произошла короткая борьба, и вдруг Тонгер толкнул женщину в дом и захлопнул дверь.

— Это дом мистера Маршалта, — сказал шофер. — Он африканский миллионер… Куда вы велели ехать, мисс?

Она вспомнила адрес небольшого магазина готового платья на Шафтсбэри-авеню, перед витриной которого она часто стояла в те дни, когда проходила мимо в поисках работы. Она не хотела задумываться над тем, имела ли она право тратить деньги старика. Сейчас у нее не было достаточно силы воли, чтобы рассуждать об этом. Напротив магазина платьев был обувной магазин, а невдалеке скромная гостиница.

— Я еще проснусь от этого волшебного сна, — сказала она себе, когда проезжала мимо освещенных окон магазинов, — но у меня, по крайней мере, будет сухая одежда и теплая постель, а это замечательно!

Глава 13. Бонни говорит откровенно

Человеку иногда трудно определить решающий момент в его жизни и сказать: «Вот когда началась моя карьера».

Мартин Элтон стал преступником вследствие стечения обстоятельств, неразрывно связанных друг с другом и основанных на желании, свойственном большинству людей: жить, совсем не работая. Получив прекрасное образование, он оказался еще в очень молодые годы без всяких средств к жизни, обладая лишь красивой внешностью, приятными манерами и умением обращаться с людьми. Это помогло ему приобрести много друзей, из которых он умел извлекать пользу.

Элтон избрал тот путь, на котором его ожидали наибольшие выгоды. Не будучи обременен ни излишней совестливостью, ни слишком узкими понятиями о чести, он попал в общество тех мужчин и женщин, которые живут за счет своей изобретательности. Он начал посещать игорные притоны, — в одном из них он впервые встретил Дору и нашел в ней достойную подругу, свободную от всяких «глупых предрассудков», — затем принимал участие в кражах, походивших скорее на вымогательства, и в темных сделках на скачках, оказавшихся для него выгодными и доходными.

Во время перерыва между вторым и третьим актами в театре, куда он отправился вместе с Дорой, Мартин вышел в фойе. Там он встретил знакомых, которые раскланивались с ним, но только один из них подошел к нему, так как Мартин не отличался приветливостью. Обычно он избегал общества, предпочитая оставаться наедине со своими мыслями.

— Эй, Элтон!

Мартин машинально улыбнулся и хотел пройти дальше, но человек, заступивший ему дорогу, не хотел считаться с его очевидным стремлением к одиночеству.

— Я слышал, что Стэнфорд уехал в Италию. Этот человек умеет быть сразу в двух местах. Вы заняты теперь чем-нибудь?

— Нет, — ответил Мартин. — В Лондоне нечего делать с тех пор, как воры забрались в квартиру Мелиллы Сноуден и похитили ее жемчуг.

Слик Смит тихонько рассмеялся.

— Я тут ни при чем, — сказал он, — во всяком случае, грабеж был ловкий, и шум в газетах подняли большой. Если я могу помочь вам чем-нибудь, дайте мне знать, но только дело должно быть честным.

— Зайдите ко мне как-нибудь и почините кухонную плиту, — прорычал Мартин, которому было совсем не до шуток.

— Плиты — это как раз моя специальность, — невозмутимо отпарировал Слик. — Хотите хорошую сигару?

— Нет!

— Возможно, вы и правы, — согласился Слик. — Это рождественский подарок, и я не позволил бы никому просто так их мусолить. Было бы бестактно заставить меня на это пойти. Видели Шеннона?

Мартин тяжело вздохнул.

— Мой милый, я не видел Шеннона и не хочу видеть Шеннона. И более того, я совсем не настроен с вами беседовать.

— Очень жаль, — сказал Слик с сожалением. — Мне скучно и хочется с кем-нибудь поболтать. Лэси Маршалт не похож на вас.

Он зажег одну из своих сомнительных сигар.

— Я почти не знаю Лэси Маршалта, — коротко заметил Мартин.

— Это мне известно, но я немного знаю его. Он тоже вор. Вы славный малый, Элтон.

Неожиданное заявление удивило его собеседника.

— Лучше не продолжайте, — спокойно сказал Мартин Элтон. — Вы стараетесь быть любезным.

— Я не стараюсь, а действительно всегда любезен.

Лицо Слика Смита расплылось в широкой обезоруживающей улыбке.

— Вот и звонок: сейчас узнаем, выйдет ли героиня замуж за герцога и откажет ли своему деревенскому возлюбленному. Я думаю, что не откажет: в пьесах всегда так поступают.

По пути домой в эту сырую холодную ночь Мартин думал о Слике. И ему и Доре не понравилась пьеса, и какое-то чувство уныния овладело ими. Оба хранили молчание.

Мартин последовал за женой в гостиную, ожидая сцены, которая, он знал, должна была произойти.

— Что с тобой, Бонни? Ты не сказал ни слова за целый вечер. Мне надоел твой надутый вид. Он мне так действует на нервы, что я сама не знаю, что делаю.

Мартин откусил конец сигары и зажег ее, пристально глядя на спичку.

— Я не дуюсь, а просто раздумываю, вот и все, — сказал он, бросая спичку в камин и усаживаясь в угол дивана. — Ты больше ничего не слышала о своей сестре?

— Нет, не слышала, — резко сказала она. — И надеюсь, что никогда больше не услышу. Плаксивая тюремная птица!

Он вынул сигару изо рта и принялся внимательно разглядывать ее.

— Я не помню, чтобы она плакала, а тюремной птицей сделали ее мы.

Она с изумлением посмотрела на него.

— Это что за новый тон, Бонни? Когда она была здесь в последний раз, ты выгнал ее из дому.

Он кивнул.

— Да, я забыл об этом. Хотелось бы знать, где она.

На ее красивом лице появилась усмешка.

— Ты, кажется, начинаешь испытывать угрызения совести! Ты всегда был неравнодушен к хорошеньким.

Бонни сделал нетерпеливое движение. Бывали минуты, когда в нем просыпались те моральные воззрения, которые были привиты ему еще во время пребывания в Винчестерском колледже.

— Ее красота в настоящее время имеет для меня меньше значения, чем ее безвыходное положение. Она не писала тебе?

— Конечно, не писала, — враждебно ответила его жена. — Это так расстроило тебя? Бедный Бонни! — издевалась она. — У него такое мягкое сердце, и он жалеет красотку, попавшую в беду.

Он посмотрел на жену с холодным укором, пробудившим в ней бешенство.

— Что случилось? Что ты хочешь сказать? Это все неспроста.

— Да, это неспроста, — согласился Бонни Элтон. — Есть причины для моего настроения, а Одри Бедфорд — одна из них. Бог знает, что с ней случилось, она, может быть, умирает с голоду.

— Положись на милость Божию, — с недоброй усмешкой сказала Дора, и глаза ее сузились.

— Вот что я подумал, — продолжал Бонни. — Раз ты так относишься к своей сестре, как ты станешь относиться ко мне, если мне в чем-нибудь не повезет? Твой выбор между мной и спасением был бы решен заранее.

— Конечно, я предпочту последнее, — хладнокровно ответила Дора. — Я не хочу обманывать тебя, Бонни. Спасайся, кто может — это мой девиз.

Она сбросила туфли и надела мягкие туфельки из красной кожи, стоявшие у огня.

— И это все? — продолжала она. — Только мысль о бедной девушке, выгнанной тобой из дому, тревожит тебя?

— Это одно, — сказал он, бросив сигару в камин, и встал со своего места. — Дора! — он говорил ледяным тоном, — мистер Маршалт — неподходящее для тебя знакомство.

Женщина подняла голову, широко раскрыв глаза:

— Разве он нечестный? — невинно спросила она.

— Есть много честных людей, с которыми почтенной авантюристке не подобает обедать, особенно в отдельном кабинете отеля «Шеварри», — решительно сказал он, — и Лэси Маршалт — один из таких людей.

Дора опустила глаза на огонь камина. Она то краснела, то бледнела.

— Ты следишь за мной, да? Маршалт во многом может оказаться весьма полезным человеком.

— Мне он совершенно не нужен, — сказал Мартин Элтон, — и меньше всего он нужен мне для того, чтобы тайно обедать с моей женой.

Последовало продолжительное молчание.

— Я только один раз обедала с ним в отеле «Шеварри». Я хотела сказать тебе, но потом забыла. Сотни людей обедают отдельно от других в отеле «Шеварри», — вызывающе сказала она.

Он кивнул головой:

— Вот я и забочусь о том, чтобы ты не была похожа на этих людей. То, что ты обедала с ним два раза, мне доподлинно известно, а в действительности, конечно, чаще. Дора, это не должно больше повторяться.

Она молчала.

— Ты слышишь?

Она пожала плечами.

— Я очень мало получаю от жизни, — со вздохом сказала она. — Единственные люди, с которыми я встречаюсь, это Стэнфорд и разные мелкие воришки, которых ты привлекаешь к участию в твоих делах. Мне хочется хоть иногда видеть других людей. Это похоже на свежий воздух, помогающий мне забыть ту гнилую атмосферу, в которой я живу.

Она не заметила скептической усмешки мужа, но зная его, понимала, как он отнесется к ее доводам.

— Как патетично! — произнес он. — Твоя импровизация о несчастном существе, оплакивающем свою потерянную невинность, меня глубоко растрогала. Но если ты хочешь вернуться к природе, я предлагаю тебе выбрать другие средства, вместо тайных обедов вдвоем в отеле «Шеварри». Ты больше не пойдешь туда, Дора!

Она быстро взглянула на него:

— А если я захочу пойти? — с вызовом в голосе спросила она.

— Ты больше не пойдешь, — почти шепотом сказал он. — Если же ты на это осмелишься, я навещу мистера Маршалта и всажу ему три пули сквозь тот карман, в котором он носит свои прекрасные сигары. А что я с тобой сделаю, пока не знаю. — Он говорил спокойно и деловито. — То, что я сделаю с тобой, зависит всецело от моего настроения. Но я думаю, что это будет тройная трагедия.

Лицо Доры стало прозрачно белым. Она попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова. Потом вдруг упала перед ним на колени и обхватила его руками.

— О, Бонни, Бонни! — зарыдала она. — Не говори так и не смотри так на меня! Я сделаю все, что ты хочешь… Ведь не было ничего плохого… Я клянусь тебе, что ничего не было, Бонни… Я пошла просто от скуки…