Четверо Справедливых - Когда на Лондон нагрянули банды

Дома Лесли увидела на полу письмо, которое подсунули под дверь. Удивившись про себя, как можно было не заметить почтового ящика, она распечатала письмо. Оно было от мистера Теннера, текст был кратким:

«Зайдите, пожалуйста, ко мне сегодня около половины двенадцатого. Мне кажется, у меня для вас есть хорошая работа».

От мысли, что место у нее уже есть, Лесли стало легко на душе. Мистер Теннер нравился ей, но в то же время она чувствовала исходящую от него опасность. В том, что произошло в доме старого Декадона, подозревали его. И Лесли понимала, что не без оснований. Однако к ней он всегда был весьма расположен, вел себя деликатно и уважительно. Ни разу не позволил себе посмеяться или чем-то обидеть девушку. Пообещав пятьдесят тысяч, он и впрямь не шутил, это было до немыслимого великодушно.

Лесли много думала об этих деньгах. С одной стороны, она понимала, что должна отказаться от такой огромной награды за услугу, которую на самом деле не оказала. С другой стороны, чисто по-человечески от перспективы обладать таким богатством у нее захватывало дух. Лесли некоторое время сомневалась, стоило ли ей ехать на Беркли-сквер. В конце концов решила не обижать этого великодушного джентльмена.

Не успела она позвонить, как дверь открыли. Мужчина в ливрее, который с улыбкой приветствовал гостью, был ей незнаком, однако ее сразу же узнал.

— Мистер Теннер примет вас немедленно, мисс Рейнджер.

Лесли прошла за лакеем по знакомому вестибюлю в свой бывший кабинет. Эдди, похоже, сделал из него свою святая святых.

— Проходите, мисс Рейнджер. — Он подвинул ей стул. — Садитесь… Ну, я готов выслушать все ваши новости.

— Я рада, что вы позволили сказать мне первой — ведь я уже нашла место. В «Дорри» — это одна из самых старых фирм в Сити.

Эдди улыбнулся.

— Старая, но загнивающая. Я знаю «Дорри». Когда-то они процветали — имели отделения по всей Индии. Впрочем, кто-то мне говорил, их рефинансируют. Вполне возможно, с этой работой вам повезет. — Он остановил на девушке странный взгляд. — То, что я собираюсь вам предложить, мисс Рейнджер, вашей работе не помешает.

Эдди Теннер стоял у стола, его пальцы беззвучно барабанили по краю крышки.

— Вам не приходила в голову мысль о замужестве?

Лесли никак не ожидала подобного вопроса и не нашла, что ответить.

— Глупый вопрос? Но спросил я, чтобы узнать, не согласитесь ли вы выйти за меня замуж. Со мной вы могли бы иметь все, что пожелали бы.

Лесли, наконец, обрела дар речи.

— Вы… вы делаете мне предложение, мистер Теннер?

— Можете называть меня Эдди, если хотите. Это ни к чему вас не обяжет и будет звучать более приятельски. Терри Уэстон тоже при вашей первой встрече предложил вам, кажется, называть его Терри. Или не называть, не помню.

Лесли была уверена, что никому об этом не говорила.

— Откуда я узнал, неважно. — Он улыбнулся ее изумлению. — Читаю мысли. Вы мне нравитесь, а это нечто получше, чем пылкая, но скоропреходящая страсть. Я могу обеспечить вам грандиозную жизнь.

Лесли покачала головой.

— Нет? — Эдди не обиделся, даже не огорчился. — Жаль. — Он широко улыбнулся. — Вот это место я и хотел вам предложить.

— Мне ужасно жаль, — заикаясь, начала Лесли. — Это великая честь…

Эдди покачал головой.

— Это не честь, поверьте мне. Я был женат три раза. — У Лесли захватило дух от этого холодного признания, — и могу сказать, что выйти за меня для любой женщины никакая не честь. — Заложив руки в карманы, он прошелся по кабинету. — Я понимаю, что если бы вы сказали «да», то только из-за денег, а не потому, что любите меня. Когда женщина меня любит, я знаю. Такое случалось лишь однажды. Через три недели после свадьбы ее признали душевнобольной — страдала иллюзиями. И я был одной из них! После развода поправилась, снова вышла замуж. Сейчас у нее трое детей, она президент Женской противоалкогольной лиги; алименты много лет получает из денег, которые я заработал на спиртных напитках, и знает это.

Лесли изумленно уставилась на него.

— Вы были — как это называется — бутлегером?

Эдди кивнул.

— И старик Илайджа тоже — и еще каким! — Эдди рассмеялся, Лесли впервые услышала его смех, в котором звучало что-то похожее на искренность. — Такая у него судьба… Мне очень жаль.

— Мистер Декадон был бутлегером?

Теннер кивнул.

— Илайджа доставил в Штаты побольше спиртных напитков, чем любой другой подданный Его Величества. Он прибрал к рукам первые два тайных питейных заведения, которые были в Чикаго и принадлежали до этого благочестивому О'Баннону. Затем он потратил миллион баксов, чтобы Рваная Щека почил в вечном сне. Вы этого знать не могли. Все он делал отсюда, из Лондона. За всю жизнь в Чикаго старик наведывался раза три. Его наместником в Городе Ветров был я, и даже сказать не могу, сколько раз мой дорогой дядюшка Илайджа пытался надуть меня. Вот почему я останавливался здесь, когда приезжал в Лондон. Вот почему он брал на себя хлопоты по устройству гнездышка для меня под самой крышей.

— Кто его убил? — неожиданно спросила Лесли, глядя Теннеру прямо в глаза.

— Он сам себя убил, — холодно бросил Эдди. — Не проливайте слез об Илайдже, он того не заслуживает.

Лесли не решалась задать вопрос, который был готов сорваться с ее губ. Затем, собравшись с духом, она спросила:

— Вы не… вам нет необходимости заниматься… бутлегерством сейчас?

Эдди развеселился.

— Нет, разумеется. У меня в планах сейчас другое — стать эсквайром, английским помещиком, натурализоваться, купить поместье и просто осесть.

— Вы не смогли бы осесть, — покачала девушка головой.

Он с восхищением взглянул на Лесли.

— Жаль, что мы не можем договориться, но я уважаю вас за это. На мой взгляд, вы дура, но все равно уважаю… Провожать вас не буду — по причинам, которые не могу объяснить. Такси вам поймает Альберто — он посмелей, чем я.

Что он хотел этим сказать, Лесли не поняла.

Встретившись позже с Уэстоном — он приехал с инженером обследовать обломки аэроплана, — Лесли ни словом не обмолвилась ни о предложении Эдди, ни о своем посещении Беркли-сквер. Терри порадовали другие ее новости.

— Вас приняли в «Дорри»? Знаю, слышал — хорошая старая фирма, и жалованье отличное. Вам повезло, Лесли! Как вы нашли их?

— Это они нашли меня, наверно, через бюро. Получила телеграмму с просьбой зайти. Тихое такое заведение, на Остин-фриарс. Крошечный банк и эмиссионный дом. Приступаю завтра.

…В девять часов утра Лесли приступила к знакомству со своим новым местом работы. Фирму основало семейство Дорри. Их история уходила корнями в прошлое на два столетия. Они были банкирами, агентами по экспорту, чайными плантаторами и снимали пробу почти с каждого коммерческого пирога, который замешивался и испекался на Востоке. Обитая дубом контора была завешена портретами великих Дорри прошлого.

Когда Лесли показали ее рабочее место, она подумала, что произошла ошибка.

— Разве здесь место для секретаря?

— Нет, все верно, мисс Рейнджер, — ответил старший клерк. — Мистер Дорри распорядился, чтобы вам отвели именно этот кабинет.

— Он здесь?

— Нет. Сказать по правде, он давно здесь не бывал. Живет в Кенте. Дела у нас идут не так блестяще, как раньше… Когда я был мальчиком, «Дорри» считали одним из самых крепких домов в Сити…

Найдя в Лесли благодарного слушателя, старик долго еще предавался воспоминаниям. А в конце признался, что ему семьдесят, и когда Лесли великодушно слукавила, что на столько он не выглядит, растрогался. Почти всему персоналу было за пятьдесят, кроме трех или четырех стенографисток, попутно исполняющих и обязанности бухгалтеров.

Клерк провел с девушкой час, объясняя характер и сущность операций «Дорри», и Лесли отчетливо поняли, что дело доживает последние дни. Теперь это была даже не компания с ограниченной ответственностью, а что-то вроде непонятного товарищества, в котором какие-то подозрительные лица имели микроскопические акции. Лесли слегка приуныла.

Впрочем недавно часть акций купил новый партнер некий мистер Паттерн. Однако в контору он так ни разу и не наведался.

— Какая доля осталась у мистера Дорри, я, конечно, не знаю, — признался старик. — Мистер Паттерн стал партнером шесть месяцев назад. Говорят, пожилой джентльмен; живет где-то в Брадфорде.

В полдень Лесли поговорила с управляющим банком и открыла для себя поразительную вещь: она фактически представляет фирму. Лесли имела право подписывать чеки, искать партнеров и заключать договора. Подчинялась она лишь мистеру Дорри, который давно уже одряхлел и не мог никем и ничем управлять, и мистеру Паттерну.

— Для молодой леди это очень большая ответственность, — сказал управляющий. — Восемьдесят тысяч фунтов кредита в наличной форме и почти сто тысяч в деле — это не так уж мало.

После обеда Лесли представили персоналу. Она с небольшим удивлением узнала, что один из тех, кого легкомысленно назвали стенографисткой, на самом деле мужчина, очень молчаливый и необщительный, исполняющий должность бухгалтера. Он проработал в фирме всего три месяца, но уже успел вызвать стойкую неприязнь всех служащих.

Лесли еще не до конца разобралась во впечатлениях своего первого дня в качестве главы фирмы, но уже поняла, что недолюбливаемый бухгалтер — единственный компетентный специалист в штате. Это он проводил операции по импорту, договаривался о кредитах; только от него она смогла добиться толкового ответа на вопрос о состоянии счетов; только он мог дать ей консультации по всем финансовым сделкам.

Перед самым уходом Лесли к ней в кабинет заглянул старший клерк.

— Чуть не забыл, мисс Рейнджер: мистер Дорри особо просил напомнить вам, что ни при каких обстоятельствах обсуждать дела фирмы ни с кем из посторонних вы не должны.

Лесли вспыхнула.

— В этом предупреждении не было необходимости.

Лесли провела три загруженных работой дня, наводя порядок в деле, заставляя шевелиться дремлющий персонал с риском также вызвать нарекания в свой адрес. В субботу Лесли получила из главной конторы письмо, в котором сообщалось, что господа Дорри настолько удовлетворены работой мисс Рейнджер, что ее жалованье повышено до двух тысяч фунтов в год. В коридоре, потирая руки, к ней подошел старший клерк.

— Вы принесли нам удачу, мисс Рейнджер. За эту неделю у нас открыто восемнадцать новых счетов! Вот так-то. Над нами могут посмеиваться, но мы уже были в деле, когда обо всех этих новоиспеченных акционерных компаниях еще никто и не слышал!

Безусловно, этим можно было гордиться, но на практике использовать было нельзя. Прошло то время, когда здесь имели счета, и весьма значительные, крупные индийские дома и торговцы Восточной Индии. Конкуренция со стороны современных банков и работа по старинке привели к постепенному сворачиванию операций; теперь здесь имелось в наличии не более пятидесяти счетов. Лесли подсчитала, что каждый месяц убывало по одному счету.

В такой ситуации приток новых клиентов вселял уверенность. Правда, Лесли отнюдь не связывала это со своим появлением в фирме. Но услышать слова старика ей было приятно.

Она не подводила мистера Дорри и с инспектором Уэстоном свои дела не обсуждала. Не зря же он когда-то в мыслях присудил ей звание «Мисс выдержка и строгость». Терри не знал даже, что ее жалованье претерпело такой поразительный рост.

Глава 21

В буре, потрясшей Лондон, настало временное затишье. Общественное мнение в язвительной передовице выразила одна из газет:

«Два дня обошлись без стрельбы. Что случилось? Гангстеры взяли отпуск? Нельзя не предположить, что это полиция восстановила законность и правопорядок».

Статья появилась именно в тот день, когда Скотленд-Ярд узнал о новом предупреждении — красным цветом. Письмо направили состоятельному пивовару, мистеру Рипл-Даркоту, который к тому же был и членом парламента. И — предел наглости — на конверте написали адрес палаты общин.

Это был вызов, который нельзя было оставить без ответа. Пивовар проболтался о случившемся другим парламентариям, письмо попало в Скотленд-Ярд. Джигс нацепил очки и дотошно прочел его.

— Ударили по рукам, — кивнул он. — Я этого ждал. Текст «зеленых», а у «голубых» позаимствовали только идею с телефоном вместо свечей в окнах. Этот сенатор, или кто он там, богатый человек?

— Миллионер. Живет на Парк-Лейн.

Джигс медленно кивнул.

— Где он сейчас — в парламенте? Так вот, дам вам один совет. Пошлите туда броневик и упрячьте парня в Тауэр.

За неделю до этого Терри просто отмахнулся бы от такого дикого предложения.

— Не знаю, как отнесется к этому кабинет, но ваше предложение разумно.

— Конечно, разумно. Эти парни вновь взялись за свое, и им нужен показательный урок. Что письмо в полиции, они знают: на пивоваре поставлен крест. Зрелище, Терри, готовится шикарное.

— Я иду к начальству.

Терри не было час. Когда вернулся, лишь безнадежно махнул рукой.

— Кабинет считает, что идея с броневиком и Тауэром послужит лишь подтверждением нашей неспособности защитить этого человека. Они согласились на усиленное сопровождение в пути от дома до парламента и обратно и охрану его квартиры на Парк-Лейн.

Джигс пожал плечами.

— Да если они надумают прикончить этого парня по дороге, никакой эскорт не спасет. Но я уверен: в планах у них другое.

— Министр считает, раз не смогли убить мистера Карберта Друда…

— Чушь! — взревел Джигс. — Они оставили Друда в покое не потому, что не смогли добраться до него. Просто у них началась разборка. Пришьют вашего Рипл-Даркота как пить дать! Может, не сегодня, но за три дня точно. Можете держать пари с кем хотите: пока не прикончат его, других писем не будет. Это проба сил объединенного общества под названием: «Если хочешь жить, плати».

Его словам суждено было стать пророческими.

Вечером мистера Рипл-Даркота сопровождал домой усиленный наряд полиции в штатском. Мотоциклисты двигались по обе стороны и впереди машины. В его квартиру набилось столько полицейских, что парламентарий с трудом пробрался в спальню. Так, по крайней мере, описывал это Аллерман.

Мистер Рипл-Даркот прибыл в парламент в полдень следующего дня. Приветствовать его на Уайтхолл собралась огромная толпа. Обретенная популярность вовсе не огорчала пивовара. Обычно палата общин особого интереса к его личности не проявляла. Зануда, произносивший скучные речи и пристававший с утомительно долгими пустыми историями в курительной. Однако случившееся возвело его в ранг национального героя.

— Вы мне можете сказать, — спросил Джигс, — почему этого человека вверили заботам Тетли?

Уэстон замялся.

— Как бы вам объяснить… Уэмбери иногда становится упрямым, а вы, похоже, чем-то достали его.

Американец ухмыльнулся.

— Естественное нерасположение, к ближнему, ни в чем тебе не уступающему и даже в чем-то, я бы сказал, превосходящему, — напыщенно произнес он и тут же сменил тон. — Жалко… Уэмбери мне нравится — отличный парень. Но я его понимаю: если бы я руководил управлением в Чикаго и какой-то болтун-англичанин стал бы совать нос в мои дела, я чувствовал бы то же самое. И все равно, Терри, вы должны убедить своего шефа, что инспектор Тетли — парень с душком! Я провел небольшое расследование, весьма, должен заметить, чуждое моей натуре, и, похоже, этот парень снюхался с Хозяином. Неужели не можете убедить Уэмбери…

— В данный момент нет. У нас нет доказательств. А Тетли может убедить любого. То, что он необразован и в люди выбился несмотря на кучу недостатков, говорит только в его пользу. Хотя… лет пять назад была одна скандальная история — махинации в игорном доме. Мы его подозревали, но ничего не смогли доказать. Он тогда чудом выпутался. Но… Как бы там ни было, я не верю, что он станет потворствовать убийствам.

— Он не потворствует убийствам, — спокойно возразил Джигс. — Он уверен, что получает деньги за то, что закрывает глаза на мелочи. Я вообще не представляю, как человека с такими мозгами, как у Тетли, можно заставить думать. Но прозрение со временем наступает даже у полного идиота. Он встрял в эту историю, Терри, и не сможет выбраться. Сейчас ему еще тяжелей, поскольку до него доходит, как далеко зашел. Когда дойдет полностью, попробует выкарабкаться. Но вряд ли у него это получится. Боюсь, что его ждет один конец!

…Ничего не случилось и на следующий день. На третий на Лондон опустился туман, и Джигс почувствовал, что развязка приближается. Туман накатывался огромными волнами и становился все плотнее.

В парламенте шло обычное заседание. Член палаты общин по имени Квигли — сутулый пожилой джентльмен с гривой седых волос — в парламенте появлялся крайне редко. В девять часов вечера он медленно поднялся по каменным ступеням, пересек вестибюль и по каменному коридору прошел в кулуары. Дежуривший полицейский отдал честь и открыл ему дверь. Мистер Квигли вошел в зал, ненадолго задержался, чтобы надеть очки, и прошел к скамье. Прения протекали вяло; парламентарии обсуждали одну из скучнейших тем — оценка стоимости земли. Мистер Квигли сел на почти пустую правительственную скамью, и кто-то обратил на это внимание.

— Смотрите, Квигли перешел на сторону правительства!

Мистер Квигли входил в оппозицию. Передняя скамья, где сидят члены правительства, была пуста, если не считать товарища министра, который вел прения. Неожиданно мистер Квигли встал, не спеша пошел в сторону спикера и, дойдя до ступеней, резко обернулся. Раздались три коротких сухих выстрела, затем, сжимая револьвер, убийца перепрыгнул через вытянутые ноги товарища министра, пробежал мимо спикера и бросился в дверь за креслом. Все произошло в считанные секунды. Мужчина, сидевший на передней скамье оппозиции, согнулся и свалился на пол. Полицейский, увидев бегущего парламентария, попытался задержать его, но с пулей в плече упал.

Убийца, несомненно, хорошо знал план здания. Он свернул в коридор и через вращающуюся дверь выскочил на террасу. Ни секунды не медля, он отсчитал фонари, начиная от моста, побежал к четвертому, перемахнул через парапет и бросился в воду. Куда он девался, никто, по сути, не видел. Когда толпа парламентариев и полицейских выбежала на террасу, никого на ней не было. Полицейский перегнулся через парапет и увидел темный катер, удаляющийся от берега. Он окликнул — ответа не последовало. Полицейский достал револьвер и два раза выстрелил. В ответ темноту над водой прорезала цепочка трассирующих пуль, и донеслось тарахтенье пулемета. Пули ударили в парапет, разбили несколько окон, но другого вреда не причинили.

Беглецы уже были на середине реки, когда вдогонку за ними пустился полицейский катер. Зрители на берегу снова услышали пулеметные очереди и увидели, как темноту прорезали светящиеся линии. К сожалению, бой вела лишь одна сторона, полицейские ответный огонь не открывали. К тому времени, когда прибыло подкрепление, катер с убийцей исчез.

Уомбери зашел в кабинет Терри с посеревшим лицом.

— Мертв?

— Мертвей не бывает… Где ваш американский друг?

— Умчался, как только пришло сообщение.

— Его идея о броневике и Тауэре была не такой уж нелепой. — Уэмбери упал в кресло и сжал голову руками. — Не гожусь я для этой работы… Мне зря за нее платят. Господи, как мы смеялись над новостями из Чикаго! Чтобы полиция да не справилась со всеми этими рэкетирами и гангстерами? Вот и досмеялись… Они на нас с бомбами и пулеметами, а мы на них с метелочками для пыли. — Он откинулся в кресле и глубоко вздохнул. — Катер подкрался вдоль стены; все время держался в тени, и ребята из речной полиции его не заметили… кто предлагал вооружить речную полицию пулеметами и кто эту идею отверг? Предлагал Джигс, похоронил ее я.

Открылась дверь. Главный констебль поднял голову.

— Привет, Джигс! Легки на помине.

— Привет, шеф! — Американец улыбнулся, но заметив нахмуренное выражение лица Уэмбери, согнал улыбку. — Извините.

Главный констебль понимающе кивнул.

— Не стоит извиняться. Человеческая натура такова, что вам сейчас следует радоваться.

Джигс нахмурился.

— Моя человеческая натура ничем не отличается от любой другой человеческой натуры, и мне нечему радоваться.

— Какой выход, Джигс?

Аллерман развернул стул и сел верхом на него.

— Я скажу вам, Уэмбери, какой выход — и выход единственный. Пошлите пару нарядов взять Эдди Теннера и Керка Смита и притащить их сюда.

— А дальше?

— А дальше, когда попытаются бежать, возьмите их в работу.

Уэмбери изумленно уставился на американца.

— Что вы хотите сказать? Убить их?

— Если попытаются бежать.

— А если не попытаются?

На лице американца появилась дьявольская улыбка.

— Шеф, если предоставите это мне, попытаются как миленькие!

Главный констебль покачал головой.

— Это просто убийство…

— А что случилось сегодня ночью? Что творится всю неделю — раздача поцелуйчиков? Убийство! Что-то я вас не понимаю. Убийство — это когда убивают безоружного гражданина. Но запихнуть настоящего громилу в патрульную машину и по дороге в участок пристрелить как собаку — это мое романтическое представление о справедливости.

Уэмбери снова покачал головой.

— Этого нельзя делать, Джигс. Разве что выслать этих парней…

— Давайте, высылайте! — вскипел американец. — И куда, в Париж? Эдди Теннера, во всяком случае, и выслать не сможете. Он заявляет, что американец, но имеет английское гражданство. Я его дело так часто просматривал, что могу рассказать на память. Он родился здесь, в Англии, хотя всю жизнь прожил в Америке.

— Для меня это новость, — пробормотал Уэмбери.

— Он отличный парень, этот Эдди, — уже спокойней продолжал Джигс. — В нем есть что-то человеческое — я хочу сказать, похож на человека, таковым не являясь… Джентльменскими методами их не победить. Расскажу вам одну вещь, шеф. В американских тюрьмах есть привилегированные заключенные — их называют «надежными». Надежному разрешают ходить, куда ему заблагорассудится, иногда даже за пределы тюрьмы. Знают, что всегда вернется. Но из гангстера «надежного» никогда не делают — как-то попробовали и пожалели. На их благородство положиться нельзя. После второго убийства они теряют вкус к этому — к благородству, не к убийствам.

Джигс замолчал, подошел к окну и задумчиво уставился на туманную набережную.

Зазвонил телефон, и Уэмбери снял трубку.

— Это меня, я знаю. — Он молча слушал. — Хорошо, сэр… Их захвачу с собой. Министр там будет?.. Сегодня вечером я подам прошение об отставке.

Глава 22

Толпа вокруг парламента собралась такая плотная, что через сгрудившихся людей с трудом пробивалась даже конная полиция. Уэмбери с подчиненными прошел по подземному переходу между вокзалом и парламентом.

Их провели в огромный кабинет премьер-министра. Присутствовала половина правительства. Джигсу бросился в глаза высокий седой джентльмен со следами бессонной ночи на лице. Он сообразил, что это министр внутренних дел.

Не звучало ни взаимных обвинений, ни упреков. Государственных мужей волновало лишь, как найти выход.

— О принятии вашей отставки, мистер Уэмбери, не может быть и речи, — сказал министр. — С тем оружием, что было в вашем распоряжении, вы сделали все, что смогли.

Представили Джигса, и премьер-министр внимательно посмотрел на американца.

— Что нам делать, капитан Аллерман? Вы знаете этих… людей, имеете опыт обращения с ними — что вы можете предложить?

Джигс ответил не сразу. Он сидел, барабаня пальцами по полированной поверхности стола. Наконец, приняв решение, поднял голову.

— То, что я хочу предложить, джентльмены, наверняка покажется вам наглым. Во-первых, на один месяц передайте в мое полное распоряжение Столичную полицию. Во-вторых, приостановите действие всех законов, защищающих преступников — эти ваши игры в справедливость. Далее. Я предлагаю выбросить за негодностью все правила, которые вы установили для Скотленд-Ярда, приостановить действие закона о неприкосновенности личности. Словом, на месяц освободить нас от ответственности за любое незаконное действие. Если вы это сделаете, я отправлю эти две банды туда, где им место.

— В тюрьму?

Джигс покачал головой.

— В ад.

Капитану Аллерману, видимо, не следовало прибегать к такому яркому образу. Министр внутренних дел слыл приверженцем умеренного образа действий, и все, что выходило за эти рамки, воспринимал очень серьезно.

— Это, конечно, как вы понимаете… — Он замолчал.

— Вы хотите сказать нереально? Я уже привыкаю к этому слову. Вы извлекаете его всякий раз, когда слышите жесткое предложение.

— Во-первых, — сухо сказал министр, — передать полицию в полное ваше распоряжение мы не можем. Это, я бы сказал, нере… невозможно. Такое решение противоречило бы нашей Конституции.

Джигс кивнул.

— С этой дамой я не знаком.

— И приостановить действие всех законов только по той причине, что группка убийц и вымогателей терроризирует Лондон, простите, в равной степени абсурдно. Мы ждем от вас более реальных предложений.

Джигс покачал головой.

— Как видно, решительные меры вам не по вкусу, хотите ограничиться полумерами. Хорошо, но только большого эффекта от них не ждите. Можете раздать полиции револьверы; думаю, не помешает им и попрактиковаться в стрельбе. Вышлите из страны всех подозрительных иностранцев. Что еще? Организуйте облавы, возьмите под контроль все притоны. Да что говорить — вы и сами все это знаете.

Господин министр, вы столкнулись точно с такой же каменной стеной, с какой сталкивается любое полицейское или шерифское управление в Штатах. Это организованная преступность; это свора преступников, для которых убийство — обычный метод. Просто раньше у вас этого не было. В Лондоне сейчас, думаю, около двухсот вооруженных бандитов, и все профессионалы. Притоны для них готовились месяцами. Нет ничего странного, что они чувствуют себя здесь так вольготно. Скажу вам еще одно, чего вы не знаете. Среди этих бандитов нет ни одного, кто получал бы менее пятисот баксов в неделю. В вашей обесцененной валюте это около ста фунтов. На этот рэкет затрачено более двух миллионов долларов, но эти деньги не выброшены на ветер; расходы окупаются, и окупаются быстро, а после вчерашнего деньги польются к ним потоком.

— Вы знаете, кто стоит за этим? — спросил министр.

— Знаю, и вы знаете, господин министр. Мой отчет у вас на столе. Один — американец, другой — англичанин. Улик ни против одного, ни против другого нет. Одного можете вытурить из страны в двадцать четыре часа, но рэкет будет продолжаться, и продолжаться с прежней силой, будет ли этот тип здесь или в Париже.

Скромным итогом заседания кабинета стало принятие расплывчатой резолюции. Скотленд-Ярд распорядился всем полицейским, носящим форму, выдать оружие. Согласились и еще с одним предложением Джигса: организация круглосуточного воздушного патрулирования над Лондоном и дежурных постов.

— Не вижу, как это поможет нам, — покачал головой министр.

— Нет, сэр, — спокойно ответил Джигс, — я не вижу, как бы вы могли это увидеть.

Его план был прост. Наблюдатели в небе будут поддерживать связь с землей. Днем они смогут проследить за любой машиной, которая попытается скрыться с места преступления, и сообщить полиции на земле о ее местонахождении. Попутно будет исключена возможность повторения воздушного налета, если фракция «зеленых» в банде вздумает повторить авантюру, закончившуюся на Кавендиш-сквер катастрофой.

— Такие вот дела, дружище! — сказал Джигс, когда они пробивались сквозь редеющую толпу к набережной. — В этой толпе дюжина пушек, но стрелять они не рискнут. Это единственное, чего они боятся — толпы, боятся, что их линчуют. Я сталкивался с такими уж крутыми парнями, но и они в полицейском участке ползали передо мной на коленях, умоляя засадить в камеру, где толпа до них не доберется. Какой бы грандиозный фильм получился! Но увы, цензура бы его не пропустила. Не в общественных интересах разрушать иллюзии пролетариата — чертовски хорошее выражение! Не зря сходил в прошлое воскресенье в Гайд-парк.

Уже в управлении главный констебль, молчавший всю дорогу, повернулся к Терри Уэстону.

— Поговорите с Тетли. Он должен явиться ко мне с докладом, но займитесь им лучше вы. Можете предпринимать любые шаги, какие сочтете нужными. К завтрашнему утру я хочу знать, какие меры предосторожности он принял, и как убийце удалось проскользнуть на террасу парламента.

Терри позвонил в госпиталь. У полицейского, который пытался задержать убийцу, рана оказалась несерьезной, и он быстро шел на поправку. Инспектор нажал кнопку звонка.

— Пригласите, пожалуйста, инспектора Тетли, — сказал он вошедшему дежурному.

Джигс поудобнее уселся на стуле, чтобы не пропустить ни одного слова. Вскоре в дверь постучали, и через порог нерешительно перешагнул Тетли. На вид ему можно было дать сто лет. Нафабренные усы уныло обвисли. На лице застыл страх, или Джигс слабо разбирался в лицах. Тетли косо глянул на американца, затем перевел взгляд на непосредственного начальника.

— Я бы поговорил с вами с глазу на глаз, мистер Уэстон. По-моему, посторонние…

— Оставьте свое мнение при себе, мистер Тетли. Капитан Аллерман — часть нашей организации. А теперь объясните, как могло случиться, что выходы были оставлены ну не совсем без охраны, но без должной охраны?

— Я сделал все возможное, сэр, — заскулил Тетли. — Выставил людей во всех коридорах… Не понимаю, как сержант, который должен был дежурить на террасе…

— Если не понимаете, я объясню, — сухо перебил Терри, — его там не было, поскольку такого приказа никто ни от кого не получал.

Тетли не спорил.

— Мы все ошибаемся. У меня сплошные неприятности, мистер Уэстон, а вчера вечером ко всему еще так разболелась голова, что не мог найти себе места.

Он заискивающе взглянул на Джигса, но на суровом лице американца не нашел и тени сочувствия. Тетли стал быстро перечислять места, где расставил своих людей.

— Я видел, как убийца входил, но обознался. Но ведь и другие подумали, что знают его. Я говорил потом с некоторыми членами парламента, и один из них сказал, что этот пожилой джентльмен сел на скамью…