Глава 28

Инспектор Бурк сидел за своим столом в Скотленд-Ярде и внимательно рассматривал медные пластинки. Одна из них была согнута почти пополам, но остальные вполне сохранились. Никаких следов повреждений на них не было.

Рупер то поглядывал на своего начальника, то рассеянно смотрел в окно:

— Дело ясное, как Божий день, — почтительно произнес Рупер. — Клифтон узнал, что в доме может быть произведен обыск. Он взял пресс, пластинки и бросил их в колодец. Если бы один из полицейских случайно не заглянул туда, то мы так и не нашли бы их.

— Я бы нашел их, Рупер, — тихо произнес Бурк, — потому что знал, где они находятся. Бумага и банкноты были, вероятно, сожжены…

— Клифтоном, — торжествующим голосом вставил Рупер.

— Очень возможно, что и господином Клифтоном, — согласился Бурк.

Инспектор был так изысканно любезен, что Руперу это показалось подозрительным. Он знал, что ничто так верно не предвещало близкой бури, как спокойствие и изысканная любезность его начальника.

— Этот дом уже давно служил мастерской для печатания фальшивых денег, — заметил Бурк. — Думаю, что это делалось там уже годами каким-то господином «X». — Рупер утвердительно кивнул головой: он ненавидел своего начальника, когда тот был в благодушном настроении.

— Как вы сейчас заметили, вероятно, в Лонгфорд-Маноре печаталось множество банкнот. Питер Клифтон подолгу жил в этом доме. Весьма вероятно даже, что дом этот принадлежит ему.

— Дом принадлежит господину Блонбергу, — спокойно сказал Бурк. — Во всяком случае, он является агентом по сдаче этого дома. Да, совершенно верно: в этом доме печаталось много фальшивых денежных знаков. Я с этим совершенно согласен. Однако те пять стофунтовых банкнот, которые вы положили во вторник на текущий счет вашей жены, выпущены, вне всякого сомнения, Английским банком.

При этом Бурк даже не посмотрел на своего подчиненного и продолжал внимательно рассматривать пластинки.

— Пять банкнот по сто фунтов? — пробормотал Рупер. — Я не понимаю, что вы этим хотите сказать?

— У меня есть их номера, этих купюр, — со вздохом продолжал Бурк, — и я могу их проследить. Перед тем, как внести банкноты в банк, вы получили их от Уэллса. Мне показалось это странным, но я подумал, что вы, быть может, продали доктору патент на какое-нибудь лекарство. Ведь в этом нет ничего противозаконного. Если же вы приняли пятьсот фунтов в виде подарка, то это было бы против служебных правил, и, быть может, вам пришлось бы отвечать за это в дисциплинарном порядке.

— Я продал ему одну вещь, — продолжал смущенный Рупер.

— Вероятно, это была очень ценная вещь, — тем же мягким голосом продолжал Бурк. — И он не переплатил за нее.

— Это была картина старинного мастера, которая досталась мне за гроши, — продолжал бормотать Рупер.

— И которую вы перепродали тоже за гроши, — добавил Бурк. — Поверьте мне, что старые мастера — наилучшие. Видите ли, старый хозяин платил вам жалованье в течение восемнадцати лет и, по истечении положенного срока, будет платить вам пенсию. Поэтому очень легкомысленно рисковать пенсией старого хозяина из-за пятисот фунтов нового хозяина. Или, быть может, из-за тысячи фунтов?

Он вопросительно взглянул на своего подчиненного. У Рупера на лбу выступил холодный пот.

— Что вы намерены делать со всем этим? — спросил Бурк, указывая на медные пластинки, разбросанные на столе, и на пресс, находившийся в соседней комнате.

— Я написал докладную записку об этих вещах, — ответил Рупер, торопливо вынимая из кармана несколько исписанных листов.

— Подождите. Я хотел бы узнать, упомянут ли Питер Клифтон в этой записке. Если да, то я вынужден буду дать ход и тому делу, о котором мы только что говорили. Если же это просто доклад о том, что найдены вещи, тогда я считаю, что все в порядке.

Рупер был смущен.

— Я внимательнее просмотрю записку и, если нужно, составлю новую, — заметил он.

Бурк закивал головой.

— Осторожность никогда не мешает, — согласился он. И вдруг добродушное настроение его исчезло, и он превратился снова в требовательного и строгого начальника: — Рупер, следите за собой. Это не угроза, а предостережение. В последнее время я сам столько раз нарушал полицейские правила, что почувствовал какое-то дружеское расположение к людям, которые делали это всю жизнь. Пишите скорее вашу докладную записку, и покажите ее мне прежде, чем я уйду.

Как только дверь за Рупером закрылась, Бурк стал звонить главному инспектору. После небольшого совещания пятьдесят полицейских были разосланы в различные рестораны Уэст-Энда; вечером туда должны были прибыть курьеры, чтобы отправить во все страны последние произведения Ловкача.

Глава 29

Дональд Уэллс пришел посоветоваться со своим другом Джоном Лейтом и застал его в совершенно удрученном настроении. Дональду не нужно было рассказывать о своей неудаче: Джон Лейт уже догадался обо всем по тону своей дочери. Он с яростью набросился на доктора.

— Вы одни во всем виноваты! — воскликнул он. — Вы разрушили дело всей моей жизни!

— Дело ваше было направлено только на ваше собственное благополучие, — прервал его Дональд. — Если вы думаете, что заботились о своей дочери, то другие так не считают. Однако как быть дальше? Питер в качестве душевнобольного уже ускользнул от нас. Но как человека денежного, мы еще можем его использовать. Если только вы согласны поступиться своим тщеславием, то с него можно будет получить добрых четверть миллиона.

— Что вы подразумеваете под «моим тщеславием»?

— Джейн знает или догадывается о том, какую роль вы играли во всем этом деле, — ответил Дональд. — Рано или поздно если не произойдет какого-нибудь чуда, она узнает, что ее отец был одним из агентов самой большой организации фальшивомонетчиков, когда-либо существовавшей в мире. Поэтому вот что я предлагаю: вы пойдете к Питеру и расскажете ему все совершенно откровенно.

— Что же именно? — резко спросил Джон Лейт.

— Что вы являетесь агентом по распространению фальшивых денежных знаков. Скажите ему, что вам нужно уехать на континент и что вы не желаете впутывать в это дело Джейн, причинять ей лишнее горе.

Джон Лейт презрительно скривил губы.

— Вы уверены, что тогда Питер расщедрится? И, вероятно, будете претендовать на свою долю, не так ли? — произнес он. — Разве вы не понимаете, что я — такой же агент, как и вы, и что мы не можем поступать так, как хотим. Я не могу покинуть Лондон без разрешения Ловкача.

Дональд злобно рассмеялся.

— Какая чепуха! — воскликнул он. — Когда дело идет о собственной шкуре! Разве мы с вами не продали бы Ловкача, если бы только знали, кто он? Я, как и, вероятно, вы, нажил уже много денег, но мне этого мало. Я хочу еще. Если нам ничего не удастся получить от Питера, то не забывайте, что Джейн получила сто тысяч фунтов, которые отныне составляют ее собственность. Чутье подсказывает мне, что опасность очень близка, и я предпочитаю быть к тому времени вне пределов досягаемости.

Дональд ушел от Лейта с твердым убеждением, что семена, брошенные им, дадут богатые всходы. Очутившись на улице, он вспомнил, что забыл взять с собой ключи, и с досадой подумал, что его любопытная жена могла воспользоваться ими. Как только Дональд позвонил, Марджори тотчас открыла ему дверь: ему показалось, что она с нетерпением ожидала его.

— Мне было так жутко одной в этом доме! — воскликнула она, глядя на его расстроенное лицо. — Вас можно поздравить с успехом?

— С блестящим! — иронически ответил он и пошел в свой рабочий кабинет.

Дональд заметил, что ключи, оставленные им, лежали на прежнем месте и положил их в карман.

— Посыльный принес письмо, — сказала Марджори. — Если бы вы меня не бранили за то, что я вскрываю ваши письма, то я непременно прочла бы его. Мне кажется, что оно очень важное.

С первого взгляда Дональд понял, что оно действительно важное: лишь один человек писал ему на этой толстой бумаге. Он с нетерпением вскрыл письмо, предварительно послав жену в погреб за бутылкой шампанского. В конверте оказался еще один конверт, а в нем третий. Видно было, что отправитель письма принимал все возможные меры предосторожности: на каждом из конвертов было крупными буквами напечатано на пишущей машинке имя Дональда с припиской: «Конфиденциально». Письмо было также напечатано на машинке, и на нем не было ни адреса отправителя, ни подписи. Дональд внимательно прочел его: это было длинное послание для человека, который писал всегда короткими фразами. К письму был припечатан красным воском маленький ключик. Дональд еще раз прочел письмо и подумал, что вечер мог принести еще много неожиданного. Он положил ключик в карман, сжег письмо и тщательно размешал золу.

В этот момент вошла Марджори с бутылкой шампанского и двумя фужерами.

— Вы сжигаете вашу тайную корреспонденцию? — улыбаясь, спросила она.

Обычно он не преминул бы ответить на это замечание какой-нибудь резкостью. Вместо этого Уэллс ласково улыбнулся ей в ответ. Но когда Марджори стала наливать вино, он с удивлением заметил, как сильно дрожит ее рука.

— Вы нервничаете? — спросил он.

— Я и сама не знаю, почему разволновалась, — ответила Марджори.

— Не нужно нервничать. Между прочим, вот письмо, которое вы написали под мою диктовку.

Он вынул из кармана письмо, адресованное Питеру, и бросил его в огонь. Дональд не заметил, насколько этим была обрадована Марджори.

Они пообедали вместе. В восемь часов Дональд вышел из дому. Она видела из окна, как он поймал такси и уехал.

Марджори облегченно вздохнула: в любой момент Дональд мог открыть сейф и обнаружить, что в конверте вместо банкнот, которые он взял утром из банка, была газетная бумага. Она была предусмотрительной женщиной и не хотела, чтобы ее снова заключили в изолированной комнате. Марджори быстро оделась, уложила в небольшой чемодан самые необходимые вещи, проверила, взяла ли железнодорожный билет, который должен был доставить ее на континент.

В это мгновение раздался сильный стук в дверь. Она бросилась в рабочий кабинет Дональда и выглянула в окно: возле дома стояло двое мужчин. На тротуаре она увидела полицейского в форме. Она тотчас открыла сумочку, вынула из нее банкноту и положила их в сделанный заранее карман нижней юбки. Лишь после этого открыла дверь и впустила Бурка.

Глава 30

Весь день и вечер прошли для Питера в каком-то волшебном сне. Ему казалось, что он впервые узнал Джейн: она оказалась доброй, веселой, с ясным и замечательным умом. Питер несколько раз пробовал заговаривать с ней о том, что волновало его, но Джейн уходила от разговора. После обеда они пошли в библиотеку, и Джейн принялась рассматривать книги. Некоторое время она колебалась и вдруг, решившись, сказала мужу:

— Питер, вы не рассердитесь, если я вас кос о чем спрошу?

— Конечно, нет, Джейн.

Он сидел в глубоком кресле с книгой на коленях и курил трубку.

— Насколько я знаю, ваш отец был большим ученым?

— Да, кажется, — медленно проговорил он. — Вероятно, вы нашли его книгу, в которой, по какой-то странной случайности, говорится о фальшивых денежных знаках. В молодости он был химиком и вроде бы сделал какое-то важное открытие в области обработки железа. Все это мне лишь смутно известно. Таким образом, он составил свое большое состояние.

— А вы когда-нибудь… — никак не решалась спросить, — вы когда-нибудь пробовали делать фальшивые денежные знаки?

— Я? Боже мой! Почему вам это пришло в голову?

— Но вы бы знали, как взяться за это дело, не правда ли? — продолжала она, как бы не замечая его смущения. — Ведь это не так трудно?

— Дорогая Джейн, давайте поговорим о чем-нибудь другом, — взмолился он.

— Но я не могу ни говорить, ни думать ни о чем другом.

Питер глубоко вздохнул.

— А знаете ли вы, сколько мы уже женаты? — спросил он.

— Кажется, уже тысячу лет, — с улыбкой ответила Джейн. — Я уже старуха с седыми волосами. Однако не смейтесь, Питер, когда я уверяю вас, что уже старая женщина. Я правда нашла у себя сегодня седой волос. — И вдруг воскликнула, услышав шум в передней: — Это, наверное, почта!

Вскоре она вернулась с пачкой писем.

— Все — вам и лишь одно адресовано мне, — посмотрев внимательно на конверт и на почерк, Джейн удивленно сказала: — Как странно! От Дональда! Вероятно, это запоздалый свадебный подарок.

— Уэллс? О чем он может писать вам? — заинтересовался Питер.

Джейн нетерпеливым движением вскрыла конверт и нашла в нем второй конверт с надписью: «Послать вместе с моими документами, не вскрывая». На нем был написан адрес хорошо ей известного поверенного.

— Как все это таинственно! — прошептала она.

Джейн колебалась недолго. Конечно, она догадалась, что конверт был адресован ей по ошибке. Однако она не знала, что Дональд в тот момент, когда подписывал конверт, настолько был поглощен мыслью о новой опасности, грозившей ему со стороны молодой женщины, что совершенно бессознательно написал на конверте ее имя. Джейн вскрыла второй конверт и вынула из него лист старой газеты, разодранный по краям и пожелтевший от времени. В левом верхнем углу было несколько слов, написанных четким почерком Дональда. Она вспомнила, что он всегда был аккуратен и методичен во всем, и, прочитав, невольно улыбнулась:

«По странному совпадению, нашел эту газету, в которую были завернуты старые книги, после первого освидетельствования П. Кюмберленд Геральд, 1898».

— Кюмберленд! — воскликнул Питер. — Как странно. Ведь моя мать жила в Кюмберленде.

На первой странице не было ничего интересного. Джейн быстро перевернула лист. На другой странице ей бросилось в глаза заглавие:

«Смерть Александра Уэллерсона».

Питер услышал, как она удивленно вскрикнула, подошел к ней и стал читать, заглядывая через ее плечо.

«С большим прискорбием сообщаем о кончине Александра Уэллерсона, жившего в течение многих лет в Карлейле. Покойный был известным химиком. Господин Уэллерсон только что возвратился из Швейцарии. Смерть наступила в результате несчастного случая: он ехал в коляске, лошади понесли и опрокинули ее в пруд. Ранения, полученные господином Уэллерсоном, оказались настолько серьезными, что он вскоре скончался. Покойный оставил вдову и трехмесячного ребенка. По странному совпадению, тезка и двоюродный брат покойного — известный изобретатель в области обработки железа Александр Уэллерсон как раз гостил у него. Покойный в качестве химика принимал участие, в производстве опытов над обработкой железа».

Питер и Джейн удивленно переглянулись.

— Когда скончался ваш отец? — едва дыша от волнения, спросила Джейн.

— В 1919 году.

Она указала на поблекший портрет, помещенный над этой газетной заметкой. Это был человек лет тридцати с правильными чертами лица.

— Это ваш отец?

Питер покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я не узнаю его на этом портрете. Но посмотрите, мне кажется, что к газете приколота еще одна бумага.

Она перевернула страницу и увидела, что не заметила небольшой газетной вырезки, приколотой к листу. На этой заметке не было числа, но смысл ее был ясен и без того:

«В строгом семейном кругу состоялось венчание госпожи Уэллерсон, вдовы покойного Питера Клифтона Уэллерсона, с двоюродным братом ее покойного мужа, носящим то же имя. Господин и госпожа Уэллерсон уехали на Ривьеру с ее семимесячным ребенком от первого брака».

— Теперь вам известна тайна, которую Уэллс намеревался продать вам за сто тысяч фунтов? — воскликнула Джейн.

Питер был так поражен, что ничего не мог ответить.

— Я ничего не понимаю, — наконец, пробормотал он.

— Питер! — воскликнула она дрожащим от волнения голосом. — Разве вы не поняли, что вы — сын первого Уэллерсона, а не того психически ненормального Уэллерсона, который скончался в Бродмуре. Вот почему он написал в завещании, что надеется на то, что вы будете следовать примеру своего знаменитого отца. О Боже! Какое счастье!