Глава 4

Войдя с улицы в дом Нельсона, можно было сразу попасть в зал, обнесенный с трех сторон галереей, на которую поднимались по широкой лестнице. Мистер Нельсон стоял у мольберта и рассматривал картину. Его лицо было обращено к стене. Стэлле нечего было всматриваться в его лицо — поза была многозначительна. Он повернул голову и посмотрел на дочь с такой надменностью, с какой король удаляет непрошенных гостей. Лицо Нельсона было узко, голова немного облысела, нос красивый, аристократический, а рот и подбородок слабо развиты. Тонкими, темными с проседью усами Нельсон напоминал военного, что вполне соответствовало его воинственному настроению.

— Ага, ты уже вернулась?

Он медленно приближался к ней с руками, заложенными за спину. Плечи выпятились.

— Знаешь ли ты о том, что я не обедал? — спросил он мрачно.

— Я ведь еще утром говорила тебе, что поеду в город. Почему ты не спросил у Мери?

Она заранее боялась ответа.

— Я уволил Мери, — высокомерно заявил он.

Стэлла вздохнула.

— Не прогнал ли ты также и кухарку?

— Ее я тоже прогнал.

— Но ты уплатил им все, что следует? — спросила она со злобой. — Папа, отчего ты каждый раз устраиваешь такие сцены?

— Я их уволил потому, что они вели себя бесстыдно, — возразил он, полный достоинства. — Этого достаточно. Я хозяин в своем доме.

Стэлла подошла к камину, взяла стоявшую там бутылку и поднесла ее к свету.

— Я бы хотела, чтобы ты стал хозяином над самим собою. Почему ты увольняешь слуг именно тогда, когда напиваешься?

— Напиваюсь? — оскорбительно спросил он.

— Да!

В такие моменты она свободно выражала свое мнение, ни с чем не считаясь.

— Завтра ты снова станешь мне рассказывать, что ничего не помнишь из того, что случилось. Потом ты обо всем жалеешь. Теперь я опять вынуждена отправиться в Беверли искать двух таких прислуг, которых ты еще не имел чести прогнать. Думаю, что их нелегко сыскать.

Нельсон поднял глаза.

— Что? Ты считаешь меня пьяным?! — крикнул он с упреком.

Но она не обратила на него внимания и пошла на кухню. Она слышала, как он поднимался по лестнице, повторяя про себя: «Пьян?». Потом вдруг раздался его язвительный и неприятный смех.

Стэлла сидела за чистым кухонным столом, пила какао, закусывая бутербродом. Она поискала глазами сыр, но напрасно, — для мистера Нельсона во время запоя была характерна страсть к сыру. Хоть бы поработал сколько-нибудь! Она пошла в ателье в задней части дома. Полотно, приготовленное ею утром, было нетронуто. Ни одного штриха не было на нем. Стэлла вздохнула.

— Все бесцельно… — сказала она печально, с унынием осматривая полузаконченные картины, висевшие на стене.

Она села за малый письменный стол в углу ателье и начала делать заметки в домашнем дневнике. Вдруг раздался звонок у двери. Она встала и пошла открывать. На дворе уже стемнело. Сначала она не узнала, кто пришел, потом сказала:

— Ах, это ты, Артур? Входи, пожалуйста. Папа уже поднялся наверх.

— Я так и предполагал.

Мистер Артур Уильмот подождал, пока Стэлла включит свет, и вошел.

— Ты сегодня была в городе?

— Ты меня видел? — быстро спросила она.

— Нет, мне рассказали об этом. Кажется… мистер Мэрривен. Ты слышала уже про историю? Мистер Эндрю Маклэд занялся им, значит он действительно выдающийся взломщик. Маклэд по профессии врач.

Стэлла тотчас же поняла, что он говорит о человеке с серыми глазами, но хотела убедиться в этом.

— Кто такой Маклэд?

— Детектив. Но, как я уже сказал, он также врач. Ему обычно поручаются сложные розыски крупных преступников и особенно — важные экспертизы. Профессор — выдающийся взломщик. Специалист, слывущий экспертом среди своих «коллег». Его кличка «Скотти». По крайней мере его так называл мистер Маклэд.

— Я его, кажется, видела на вокзале. Красивый господин с замечательными глазами.

— Навряд ли можно назвать Скотти красивым господином.

Стэлла была так смущена, что не могла объяснить ему, кого она подразумевает под словом «красивый господин».

— К сожалению, я не могу пригласить тебя оставаться у нас сегодня дольше, так как у нас… нет прислуги…

— Что? Опять уже нет прислуги? — спросил он с изумлением. — Но это ведь просто скандально. Твой отец возмутительно скверно обращается с ними. Теперь ты вынуждена быть и кухаркой и прислугой, пока снова не найдешь новых.

— И мой взвинченный отец хочет мне помочь. Однако, только мешает. Нелегка ноша, которую судьба взвалила мне на плечи! Но ведь у него такой хороший, мягкий характер, когда…

Мистер Уильмот уже собрался спросить, когда мистер Нельсон вообще бывает трезвым. Но он был слишком умен, чтобы раздражать Стэллу. Конечно, это не доказывает, что он был умен во всех отношениях. Последующие события подтвердили это.

— Что ты делала в городе? — спросил он.

— А зачем тебе это знать? — она посмотрела на него.

— Если бы я знал, что ты в городе, мы могли бы вместе пообедать.

— Когда я отправляюсь в Лондон, я очень мало думаю об обедах. Но… что ты, собственно там делаешь? Я уже и раньше тебя спрашивала, чем ты занимаешься? Позволь мне задать тебе нескромный вопрос: каким образом ты зарабатываешь на жизнь?

Он смущенно молчал.

— У меня — профессия, — заявил он после паузы.

— У тебя имеется бюро?

— Да, у меня бюро.

— Где оно находится?

Он наморщил лоб.

— Я, большей частью, пользуюсь другими бюро… У меня много друзей и мой… — Он вдруг приостановился. — Я, по возможности, посещаю своих клиентов на дому…

— Ты не адвокат и не врач. — Она стала по пальцам перебирать существующие профессии. — Ты и не биржевой агент. Я должна откровенно сказать, что ты так же загадочен, как мистер Скотти, как ты его называешь. Я имею в виду нашего бедного профессора. Ну, тебе пора домой, — сказала она резко. — Я не педантична в отношении правил приличия, — сверху доносился шум и она посмотрела наверх, — но раз мой отец уже лег спать, мне кажется он снял сапоги, тогда, значит, ты не можешь дольше здесь оставаться.

— Ты больше не думала о… — начал он, растягивая слова, — я бы тебе не мешал и не хотел бы воспользоваться теперешним положением…

Она дружелюбно оглядела его с ног до головы. Лицо его было довольно круглым, волосы хорошо причесаны, губы обрамлены маленькими, темными усами. Иногда Стэлле казалось, что на его верхней губе заблудилась гусеница, и временами вся его внешность была комичной. Сегодня вечером она относилась к нему сочувственно.

— Я все хорошо обдумала, Артур. Но… это совершенно невозможно. Я вообще ни за кого не хочу замуж. Иди, пожалуйста, домой и позабудь об этом.

Он опустил голову. Воцарилось молчание. Она не хотела нарушать его мысли, очевидно, далекие от веселья. Вдруг он сам прервал молчание:

— Стэлла! Было бы лучше, если бы ты избегала подобных фраз и не обращалась со мной, как с ребенком, которого желают успокоить. Ты женщина, а я — мужчина. Я могу тебе кое-что предложить. У меня должность и профессия. А когда Мэрривен умрет — он ведь когда-нибудь умрет — ты знаешь, что я единственный родственник. Ты находишься в тяжелом финансовом положении. Сегодня ты была в городе из-за денег. Ты не можешь дольше жить в Беверли-Грин. Твой отец так много пил, что ваш дом… недолго ждать, когда вся мебель и вся утварь будут пропиты. Если ты думаешь, что красиво и героически зарабатывать самой, то глубоко ошибаешься. Пятеро из семи хозяев попытаются вступить с тобой в близкие отношения… я это хорошо знаю. Я же помещу бедного старого пьяницу в больницу для алкоголиков, где он будет лишен алкоголя. И он либо умрет, либо будет полностью излечен. Он сам виноват, и ему не избежать этой участи. Я говорю совершенно откровенно. Ты теперь уже взрослая и должна понять, что строгость и жестокость — лучшие методы для таких людей.

Последние слова он произнес громким голосом. Она двигала губами, но не проронила ни слова.

— Я точно знаю, как плохи твои дела и говорю тебе, что приложу все усилия свои и знания, чтобы получить тебя. Если ты и дальше будешь упорствовать, я не побоюсь прибегнуть к нелегальным приемам. Поняла ли ты меня?

Они поддерживали дружеские отношения в течение долгого времени и говорили откровенно, без застенчивости. За исключением отца, мистер Уильмот был единственным мужчиной, называвшем ее по имени. Она называла его Артуром. Он был для нее молодым коммерсантом. Хорошо играл в теннис. Превосходно танцевал и говорил о себе с большим удовлетворением. Он владел красивым автомобилем, и из знакомых нравился больше всех. Она знала его настолько хорошо, что могла бы предположить, как бы он поступил в том или ином случае.

Она была смущена и раздражена. Но не оскорблена, ибо боялась, что совершила ошибку. У нее было такое чувство, будто она, играя в бридж, выдала по неосторожности фальшивую карту и тем проиграла. Было мгновение, когда она хотела даже извиниться перед ним, что она могла разочароваться в его характере. Даже не осознав бессмысленности этого желания, она все не могла говорить. Неправа она, а он — прав. Артур говорил прямо и откровенно. Он был самонадеян, воинственно настроен и всецело убежден в своей правоте. Артур был уверен в своих силах и не сомневался в том, что получит ее.

Постепенно она обрела дар слова.

— Иди домой, Артур, — сказала она дружелюбно.

Она была еще молода, но испытывала к нему нечто вроде материнского чувства. Он в своем возбуждении вел себя так глупо, что она его пожалела.

— Я пойду, когда захочу! Если хочешь меня удалить, позови своего отца! Или позови прислугу, которую он успел прогнать! Не подумай только, что ты видишь перед собой глупого мальчика! Я бы хотел тебе лишний раз напомнить, что ты совершенно одинока не только в этом доме, но и во всем мире.

Но она уже собралась с мыслями и могла защищаться.

— Ладно! Ты большой болтун. Если бы ты не болтал так и не преследовал меня, то раньше или позже, может быть и добился своей цели.

Она заложила руки за спину и оперлась о кресло. Ее спокойствие выводило его из терпения. Он полагал, что она ему резко откажет или покорится. Теперь же он чувствовал, что она его превосходит как-то, и это было невыносимо.

— Я не сержусь на… — она искала подходящее выражение, — за твое глупое, трагикомическое поведение. Я не пойду за тебя замуж, Артур. Ты сам подчеркнул, что не слишком привлекателен для меня, и должен меня «получить», потому что находишься в лучшем материальном положении. Разве это не спесиво и чрезмерно? Да еще угрожал вымогательством и тому подобное. Ты вел себя, как тот негодяй в театральной пьесе. Сильный мужчина с длинным языком! А против тебя — слабая молчаливая женщина. Вот был бы спектакль для публики! Ты второй пьяница, которого я сегодня видела, но находишься под еще более сильным дурманом, чем мой отец. Ты подвержен тщеславию, а для таких господ весьма трудно стать опять трезвыми.

Ее слова поразили его. Он был в замешательстве. Вместо того, чтобы раз и навсегда покориться, она разбила его. Все доводы были бесцельными.

Она пошла к двери и приоткрыла ее.

— Я хотел бы сказать еще одно слово, — начал он, но она рассмеялась.

— У тебя и в самом деле остались невысказанные слова?

Он молча вышел из комнаты, и она заперла за ним дверь. Задумчиво остановилась, держа руку на ручке двери. Казалось, она собиралась прислушаться, но погрузилась в размышления. Затем, не отдавая себе отчета, она выключила все лампы и поднялась наверх. Спать было рано, но оставаться внизу было незачем. Ее комната находилась наверху, окно выходило на фронтон, который был замечен Маклэдом. Отсюда открывался широкий вид, не скрываемый деревьями.

Она медленно разделась при свете луны, надела утренний халат поверх пижамы, открыла окно, оперлась локтями о подоконник и стала смотреть. Лунный свет изменил все вокруг. Зелень лугов обрела светло-серую окраску. Старая каменоломня лежала у лесистого ската холмов. Освещенная окрестность походила на огромную раковину. Ночь была мирна и безмолвна, лишь крик филина доносился с холмов.

Вдруг Стэлла услыхала гул шагов, равномерно, по-военному, раздававшихся по утрамбованной дороге. Кто бы это мог быть? Походка была незнакома, но фигура хорошо видна. Она пристально всмотрелась и тотчас же узнала идущего: это был детектив с серыми глазами — Эндрю Маклэд.

Она сжала губы, чтобы не вскрикнуть от ужаса, быстро отпрянула и закрыла окно. Ее сердце усиленно забилось, она ощутила биение пульса. Что ему нужно? Собравшись с силами, она медленно приблизилась к окну. Слегка приоткрыла его. Она не слышала звука удаляющихся шагов, сначала не видела его, но потом его фигура появилась вновь. Детектив медленно шагал вдоль усаженной розами дорожки и вскоре исчез. Спустя несколько минут она услышала звук мотора, медленно затем угасший. Вне себя от страха она бросилась к постели и села в нее.

В то же время мистера Уильмота мучили сомнения. Что о нем думает Стэлла? Что теперь предпринять? Но он мог бы и не проводить бессонной ночи, так как Стэлла абсолютно забыла о существовании человека по имени Артур Уильмот.

Глава 5

Стоя на вокзале рядом с Маклэдом в ожидании поезда, Скотти вдруг стал словоохотливым и обрел необычайный дар речи.

— Вы думаете, мистер Маклэд, что вы знаете всю оборотную сторону жизни, всю грязь и бедность только потому, что вам знакомы все трущобы большого города? Только потому, что вам знакомы китайские притоны курильщиков опиума, дома веселья с шелковыми занавесками и мягкими диванами? Я знаю, вы не настолько самонадеяны, как все остальные уроды, называющиеся детективами. Профессия врача дала вам возможность лучше углубиться в действительность. Вы, без сомнения, лучше знаете жизнь, чем остальные, но все же вы знаете лишь часть ее.

— Нет, абсолютно все я не знаю, — согласился Энди.

— В этом отношении ошибаются почти все полицейские агенты. Вы, конечно, нет, но многие другие. Погреба-ресторанчики и логовища преступников, где собираются подонки и отбросы общества, места, где мелкие воришки воображают себя Ротшильдами, когда у них на руках имеются пять фунтов — еще не являются самыми скверными притонами.

Скотти посмотрел на полицейского из Беверли, который должен был проводить его в город. Тот безучастно смотрел вперед, совершенно не прислушиваясь к его уловам.

— Если вы хотите найти настоящий ад, тогда пойдите в Беверли-Грин! — сказал Скотти.

Энди удивленно посмотрел на него и по телу невольно пробежала дрожь.

— Что вы хотите этим сказать? Не слыхали ли вы чего-нибудь особенного?

— Нет, слыхать-то я не слыхал, но зато почувствовал. Я очень восприимчив по отношению… черт возьми, как оно называется, это слово… по отношению атмосферы. Вы будете смеяться, но именно это и было моим счастьем в прежние дни. Вы уже совсем не будете смеяться, когда я докажу свое алиби. Неоднократно это неприятное чувство спасало меня от долголетнего тюремного наказания. Это замечательно интересно. Я вам расскажу один случай. Я был в тюрьме, когда туда доставили человека, приговоренного к повешению. Его перевели за день до казни, потому что пол здания, где исполнялся приговор, вдруг загорелся. Никто не знал, что его перевели в тюрьму. Это факт! А я почувствовал тотчас же, как он переступил порог. Точно такое же чувство объяло меня в Беверли-Грин. Там творится что-то неладное. Вы удивлены, что я это говорю, Маклэд? Я даже готов сказать, что духи и привидения дотрагиваются до того, кто там бывает или только проходит. Можете смеяться сколько угодно, но я вам говорю, что это неприятно. Я окрестил этот район «долиной привидений». Я вам теперь кое-что расскажу, что может послужить уликой против меня, но я вам доверяю, Маклэд. Вы не похожи на других. Вы всегда были джентльменом. У меня был револьвер. Я всегда владел оружием, но никогда не брал его с собой. Однако, в Беверли-Грин я не мог с собой совладать и всегда носил револьвер в кармане. Я его имел при себе в момент, когда вы меня арестовали. Когда мы ехали в Беверли, я его выбросил. Я не считаю нужным говорить вам, где его выбросил, ибо вы этого не заметили.

— Я это хорошо заметил, когда вы симулировали зевоту, при большом повороте к городу. Но не будем говорить об этом. Я отменю свое распоряжение об обыске всех канав и откосов вдоль железной дороги. Но почему вы имели при себе оружие? Ведь вы, Скотти, не из трусливых малых?

Лицо Скотти стало сумрачным и серьезным.

— Я сам не знаю. Я не нервный и никогда не страдал нервами. Я не боюсь человека из плоти и крови. Но у меня было необъяснимое, неприятное чувство… знаете ли, когда я вижу падающие звезды, у меня появляется такое же чувство. Чувство настоящего страха. Я еще вчера говорил об этом с Мэрривеном. Вы же его знаете, он болтает обо всем, что происходит в пределах этого района…

Энди не мог удержаться от смеха, вспомнив об этом глашатае и проводнике Беверли-Грин.

— Он неплохой парень, но разучился слушать собеседника. Это является следствием полноты. Он это подтвердил. Он вообще во всем соглашался со мною. Он умеет приспосабливаться к любому человеку. Мне показалось, я мог бы воплотить в слова все его мысли, если бы он имел способность мыслить. Пойдите, Маклэд, и оставайтесь в Беверли-Грин один-два дня. Вы испытаете такое же чувство. Что-то ощущается в воздухе. Безмолвие смерти перед ударом молнии. Ну, вот и поезд прибывает. Когда будете выступать в суде, не рисуйте меня отъявленным злодеем.

— Разве я что-либо говорил против Вас, Скотти? — с укором спросил Маклэд. — Итак, пожелаю вам счастья с вашим алиби.

Скотти прищурил глаза.

В этот момент поезд остановился, и Стэлла Нельсон вышла из вагона. Энди смотрел на нее, покуда она не исчезла.

— Она тоже запутана в несчастье, — шепнул ему Скотти в ухо. Ну, до свидания, Маклэд!

Скотти был доставлен в Лондон и предстал перед судом. Но процесс протекал для него не так уж плохо. Алиби было удовлетворительным и безупречным, и суд счел достаточными показания четырех мнимо честных свидетелей. Они показали, что играли со Скотти в карты в тот момент, когда произошло преступление. Даже умно построенная речь прокурора и перекрестный допрос судей не могли повлиять на весомость его алиби.

Энди рассчитывал совершить интересную поездку при лунном свете по живописной местности. Однако, ему помешали насладиться отпуском. Все формальности, связанные с допросом Скотти, были выполнены полицейским инспектором. На всякий случай, если бы потребовалось, он был готов ехать в Лондон на день-два. Но замечание Скотти подействовало на него как едкая кислота на медную пластинку. Ему не хотелось покидать Беверли, хотя он и был удивлен тем, что его уже знали. Когда он проходил, кучки стоявших по улицам горожан с благоговением смотрели ему вслед.

Подсознательно у него уже созрел план поездки в Беверли-Грин. Но поехал он внезапно, под влиянием моментального импульса. Бросился в гараж, завел машину и взял направление к дому для гостей. Магическое влияние лунного света повлияло на Маклэда. Прибыв к месту, он выключил свет фар и вышел из машины. Затем постоял, полюбовался красотой пейзажа, и направился к дому Нельсона.

Он видел, как приоткрылась дверь, вышел человек, вид которого явно свидетельствовал о подавленном состоянии. Уильмот открыл садовую дверь, ведшую к его дому, но вдруг остановился и пошел к дому, который находился на краю шоссе. Это был дом мистера Мэрривена. Энди вспомнил, что Уильмот является племянником мистера Мэрривена.

Энди пошел вперед, держась все время в тени. Он почувствовал что-то вроде страха и подозрения. Безусловно, он не был таким тонким и восприимчивым, каким хотел быть Скотти. Он мог анализировать рассказ последнего и, отбросив преувеличения, согласиться с относительной искренностью этого «ученого». Преувеличением он считал страх Скотти. Но теперь им самим овладело непонятное, неприятное чувство. Это было похоже на то, будто на него легла угрожающая тень. Он вообразил гигантскую фигуру с поднятым мечом, и, вдруг, сам улыбнулся своей романтической фантазии.

Однако, он предпочел оставаться в тени, наблюдая за домом Мэрривена. Он рисковал испортить отношения с жителями Беверли-Грин. Принимая во внимание общепринятые правила приличия, он не должен был так поступать.

Энди вошел в сад. Он шел не по щебенной дороге, а пробирался вдоль кустов дерна. Когда он приблизился к дому, он увидел, что дом имеет много окон. Рамы были выкрашены набело, а окна блестели как серебро. Комнатного света не было видно. Вдруг он услышал:

— Ты этого не сделаешь, клянусь Богом, ты не должен этого делать! Слышишь? Скорее убью тебя, чем…

Голос, по-видимому, принадлежал Уильмоту. Послышался шорох. Верхнее окно немного приоткрылось, однако было прикрыто густыми занавесями. Он ясно различил голос Мэрривена:

— Ты ведешь себя довольно глупо. То, что ты говоришь, есть абсурд, мой милый! Твоих угроз я абсолютно не боюсь. А теперь, милейший, я скажу кое-что, что удивит тебя! Я знаю, какими таинственными делами ты занимаешься в городе.

Голоса вдруг перешли в тихий шепот, ничего не было слышно. Потом раздался резкий смех Мэрривена, и возобновился торопливый разговор. Послышался звук отодвигаемого стула. Энди бросился из сада и спрятался в кустарнике.

Здесь была не просто семейная неурядица. Почему упоминание о таинственной профессии коммерсанта могло так на него повлиять: сначала неистовствовал и грозил смертью, затем заговорил тихо, умоляюще.

Энди подождал, пока Уильмот закрыл дверь своего дома, и пошел в обратном направлении. Приблизившись к дому Нельсона, он ясно увидел у окна девушку. Лунный свет преобразил ее в неземную красавицу. Она вдруг отпрянула назад, и окно закрылось. Она его увидела. Она его узнала и испугалась?

«Странно», думал Энди, возвращаясь в Беверли. Еще более странным было то, что чувство страха прошло, когда он повернул на главную улицу. Если в Беверли-Грин действительно водились черти и привидения, то они были довольно могущественны. Даже Эндрю находился под их влиянием и испытывал страх.

Глава 6

Стэлла Нельсон сидела за завтраком, когда ее отец спустился вниз. Его гордость исчезла и он больше не думал о прислуге. Он испытывал чувство стыда, и все его поведение говорило о желании быть прощенным.

Вначале Стэлла обманывалась его искренним желанием раскаяться, верила, что он станет хорошим. Но ее иллюзии скоро растаяли.

— С добрым утром, дорогая. Я не смею смотреть тебе в глаза. Я изверг, я подобен лесному зверю, — говорил он, усаживаясь за стол и теребя салфетку.

Она налила ему чаю, не обращая внимания на его слова.

— Поверь мне, Стэлла, это в последний раз, абсолютно в последний раз. Одеваясь утром, я дал себе слово не употреблять больше алкоголя. Скажи, я вчера буйствовал, прогнал прислугу?

— Она ушла от нас.

Он вздохнул.

— Быть может, мне их поискать? Поговорить с Мери и уладить это дело. Она была неплохой девушкой, хотя и потеряла мои золотые пуговицы с сорочки. Я пойду и объяснюсь. К обеду обе девушки будут здесь. Я не могу, смотреть, как ты сама выполняешь всю домашнюю работу.

— Сегодня Мери забрала свои вещи и сказала, что не останется и за миллион в год. Такого жалованья я, конечно, не предлагала.

— Я ругал ее? Оскорблял?

Стэлла кивнула головой и подала ему мармелад.

— У тебя есть деньги? Мне нужно кое-что купить.

Он беспокойно заерзал на стуле.

— Боюсь, ничего не могу тебе дать. Я был вчера в Беверли и сделал некоторые покупки.

— Я это знаю. Ты позабыл полбутылки виски, которую я вчера убрала.

— Напрасно ты вылила драгоценное виски, — тихо заметил он. — Жалко, но ничего не поделаешь. Хорошо, когда в доме есть кое-что в случае внезапного заболевания.

Мистер Нельсон намекал на то, что обильное употребление виски спасет от опасных заболеваний.

— Если, не дай Бог, кто-нибудь заболеет, пошлем лучше за доктором Гранитом, — резко сказала она. — Правда ли, отец, что у тебя нет для меня денег?

— У меня только пара шиллингов, но они мне нужны самому, — сказал он. — Сегодня, однако, получу чек от торговца предметами искусства. Не понимаю, почему я не получил его с утренней почтой. Эти господа не особенно надежные люди.

— Чек получен на прошлой неделе, — спокойно возразила она. — Ты отнял у девушки письмо еще в передней и велел ей ничего не говорить мне. Она мне рассказала.

Он вздохнул и опустил глаза.

— Я растратчик, я погиб, — хмыкнул он. — Я виновен в смерти твоей матери. Я вогнал ее в гроб. Ты знаешь, я виновен.

Самоуничтожение и самобичевание доставляли ему в подобные моменты большое наслаждение. Он не сознавал, что Стэлла при этом чувствует себя оскорбленной.

— Не говорите мне этого, — резко сказала она. — Отец, мне нужны деньги! Девушки придут сегодня, чтобы получить причитающееся им. Впрочем, я скажу правду. Я обещала им доставить деньги в город.

Он съежился на стуле и счел себя оскорбленным.

— Я сегодня опять начну картину «Пигмалион», Через некоторое время я получу деньги. Ах, эти проклятые торговцы!

Он начал рисовать «Пигмалион» три года тому назад и все время «был не в ударе», чтобы закончить ее. Стэлла это знала, поэтому отнеслась к словам отца равнодушно.

Вдруг лицо Нельсона озарилось, будто ему пришла в голову спасительная мысль. Он заговорил тихо и доверчиво:

— Стэлла, не можешь ли ты достать немного денег для меня? Помнишь, ты достала ту сумму, которую проклятый фабрикант мармелада требовал от меня в суде из-за взноса, сделанного в счет картины? Эти глупые мещане думают, что можно рисовать картины по заказу. Я никогда не был торговцем. Искусство для меня — смысл жизни!

Он смотрел на нее почти умоляюще, но она решительно покачала головой.

— Я больше не могу доставать денег. Я готова умереть, чем получать деньги таким путем, — она задрожала при этой мысли. — Лучше не будем об этом говорить!

Она встала, прошла по комнате и остановилась у полузаконченного портретика, который отец начал с нее рисовать, когда ей было три года.

— Это был хороший портрет, и его следовало закончить, — сказал он. — Я теперь опять в настроении и могу сосредоточиться на работе.

Но когда она, спустя несколько часов, вошла в ателье, он еще не начинал работы, а только осматривал картины.

— Пара недель работы и из этой картины что-нибудь выйдет. Подобная картина открыла мне однажды путь в Академию.

— Но почему ты не приступаешь к работе? Я охотно помогу тебе установить мольберт, приведу в порядок палитру. Надень халат и начинай работу!

— Ах, это не спешно! У вас еще много времени впереди, — возразил он с легким сердцем. — Я хочу посмотреть, не пришел ли тренер. Партия в гольф даст мне необходимое вдохновение.

Спустя час он ушел с тренером на площадку для гольфа. Он был в прекрасном настроении, и, казалось, забыл о всех невзгодах. Вернувшись к обеду, он был совсем оптимистически настроен и все его добрые намерения улетучились.

— Хорошо, если знают, когда надо прекратить. В этом и заключается разница между человеком и глупцом. Я великолепно знаю, когда мне достаточно. Я художник, поэтому бывают все эти неприятности. Моя фантазия купается в розовых грезах, и тогда я пью автоматически, ничего не сознавая. — Он самодовольно засмеялся, щипнув себя в щеку. — Не печалься, дорогая, через неделю «Пигмалион» будет готов. Ты не веришь? Вспомни, как я молодым создал великую картину, давшую мне имя — «Сократ, пьющий из смертного бокала». Я начал писать ее в воскресенье утром, а во вторник вечером громадная, славная картина была готова. Потом я создал еще несколько шедевров искусства.

Она слышала эту историю тысячу раз.

— Ты выпил что-нибудь в клубе?

— Ах, только один бокальчик содового виски, — презрительно ответил он. — Настоящий человек знает, сколько и когда ему достаточно.

Мистер Нельсон, как и многие невротики, привык подавлять мысли, казавшиеся ему неприятными. Он умел забывать то, чего следовало стыдиться. Он считал это крупным дарованием, на самом же деле это было слабостью. Он любил украшать свою речь афоризмами, подчеркивая, что они являются плодами его мысли.