Любовь и горы

      Ледяная вода плескалась ей в лицо, но они с лошадью уверенно продвигались вперед. Гейл не отдавала себе отчета в том, что она делает; она плыла по течению, надеясь, что переправляется через реку, а не спускается вниз по течению.
      Лошадь преодолела стремительный поток, защитив Гейл своим телом от его натиска. И прежде чем она это поняла, ее ноги коснулись каменистого дна и лошадь ступила на сухую землю. На самом деле она не столько хотела доказать Биллу, что он был не прав, сколько себе, – что она права. Теперь она могла вернуться домой в полной уверенности, что лучше узнала себя и жизнь.
      Накрапывал дождь, она проскакала несколько миль, позволив кобыле выбирать дорогу на местности. Она надеялась, что лошадь знает дорогу, по которой они ехали. Однако полной уверенности не было. Несмотря на то, что она полагалась на Роузи, ей хотелось найти следы, которые могли помочь ей ориентироваться. Скалы блестели после дождя, словно свежевымытые. Гроза прокатилась по ним и грохотала внизу на другой стороне, время от времени сыпал частый дождик. Гейл остановила Роузи, стянула капюшон с головы и оглянулась вокруг, соображая, где они находятся.
      Горы у нее за спиной, казалось, вознеслись к самому небу, покрытому тучами. Снова обернувшись вперед, она поняла, что спускается вниз по тропе. Гейл быстро огляделась. Справа от себя она увидела поток, несущийся с горы. Это был Континентальный водораздел. Они, очевидно, только что пересекли его, и теперь она скакала на запад с полной уверенностью, что скоро доберется до Элк-Парка. Ее охватило радостное волнение, на лице появилась улыбка.
      – Ладно, – бормотала она не столько для лошади, сколько для себя. – Все, что мне нужно делать, – это ехать вперед прямо по солнцу. Скоро я прибуду в Элк-Парк, правильно, Роузи?
      Она наклонилась и ласково погладила своего друга.
      – Надеюсь, старушка, ты отлично знаешь, куда мы скачем, тогда нам было бы намного спокойнее.
      Гейл улыбнулась. С каждым мгновением у нее прибавлялось уверенности. Она пришпорила лошадь. Через некоторое время кобыла вырвалась на наезженную тропу. Это могла быть та самая дорога, которая приведет ее домой.
      Удивительно, что она уже не боялась, – она могла управлять ситуацией. И Гейл на самом деле стало спокойно в этом мире, который окружал ее. Может, кому-нибудь и следовало бояться, чего-нибудь бояться, но не ей. На смену страху явилась уверенность, какой у нее давно не было; это придало ей чувство собственного достоинства.
      Внезапно она подумала: а ведь они с Биллом расстались. Ей бы хотелось, чтобы все было по-другому. Но с самого начала было ясно: они очень разные. Биллу лучше было бы не опекать ее – а тогда странным образом все нарушилось. Почему-то она не могла это принять, следовательно, и все остальное. Хотя, наверное, у нее уже никогда не будет такого мужчины, как Билл. Когда-нибудь она сможет рассказать об этом своим внукам. Если, конечно, у нее будут внуки.
      В лесу стало так темно, что продолжать путь было невозможно. Узкая тропа петляла между деревьями. Она искала хотя бы небольшую площадку, где они с Роузи могли бы передохнуть, но ничего подходящего не попадалось. Лошадь осторожно выбирала дорогу в темноте, потом совсем замедлила ход. Гейл знала, что в любом случае скоро придется останавливаться. Она уже ничего не могла разглядеть в пяти футах от себя, и рисковать не стоило, так как лошадь могла поскользнуться.
      Наконец справа Гейл увидела просвет между деревьями и устало направила туда лошадь.
      Когда она выехала из густой чащи леса, служившей ей укрытием от дождя, то увидела, что в ночном небе над головой мерцали редкие звезды. Лунный свет скупо освещал полянку. Гейл отвязала от седла сумку со спальным мешком.
      Взяв сумку, она повела лошадь к краю прогалины и привязала ее к низкой ветке. Сверху на дереве раздалось уханье совы, и Гейл замерла. Простояв тихо еще минуту, она подождала, но звук не повторился. Тогда она решила, что беспокоиться нечего, – это старый филин отстаивал права на территорию. Сама она больше беспокоилась о ночлеге под открытым небом. Здесь могли встретиться змеи, грызуны и звери покрупнее. Она надеялась, что если будет находиться близко к лошади, то та даст знать об угрозе. Тем не менее ей надо было провести ночь здесь. Гейл достала большой дождевой плащ с пропиткой из седельной сумки. Плащ не пропустит влагу в ее спальный мешок и предохранит от холода. Она расстелила плащ, положила мешок сверху, быстро порылась в сумке. Ей попались бинокль, который понадобится только завтра, и полплитки шоколада. Еще раньше она съела сандвич, яблоко и другую половинку плитки. Гейл сначала подумала оставить шоколад на завтра, но ведь завтра она доберется до Элк-Парка и сможет купить себе что-нибудь. И она принялась за плитку, стараясь растянуть удовольствие как можно дольше.
      Ей ничего не оставалось, как надеяться на лучшее. Кобыла заржала. Гейл замерла, напрягая слух. Ночные птицы гомонили на верхушках деревьев над ее головой. Издалека доносился приглушенный вой. Не двигаясь, Гейл окинула взглядом небольшую полянку, одновременно стараясь уловить любой шорох. Она настороженно прислушивалась к каждому звуку. Если что – она готова сразу же вскочить на лошадь.
      Через некоторое время Роузи принялась щипать траву, и Гейл расслабилась. С плиткой шоколада в руке она устроилась в спальном мешке и застегнула молнию почти до ушей. Она чувствовала себя обессиленной. Но как только сон подобрался вплотную, Роузи заржала снова. И тотчас же послышалось ответное ржание со стороны тропы.
      Кто-то скакал верхом посреди ночи. Кто? Боже, кто знает; она могла предположить все, что угодно. Она целиком была в руках судьбы.
      Ее кобыла заржала снова, и другая лошадь опять откликнулась поблизости. Гейл выпрямилась в спальном мешке и натянула его до подбородка.
      Дрожь прошла по ее телу. Еще ржание, снова ответ.
      – Гейл!
      Его голос… да, это его голос.
      – Билл?! – Ей потребовалось не так уж много времени, чтобы сообразить, что он нашел ее.
      Лошади снова заржали по очереди. Должна ли она ответить ему, или лучше позволить ему проехать мимо?
      – Гейл! – В его голосе чувствовалась тревога. – Ты здесь?
      Она поколебалась еще секунду.
      – Здесь, Билл, – ответила она будто нехотя. Все же не стоило заставлять его скакать в темноте, подвергая опасности себя и лошадь.
      Он выехал на прогалину, и Гейл при лунном свете увидела попону на лошади Билла.
      Она поднялась.
      – Где ты? – закричал он.
      Она ответила уже мягче:
      – Здесь.
      Тут же он выехал на лошади прямо перед ней и спрыгнул на землю.
      Гейл не дала ему возможности заговорить первым.
      – Что ты здесь делаешь? – строго спросила она.
      – Пытаюсь всего лишь спасти тебя. Ты проявила ослиное упрямство.
      – Билл, это не упрямство. У меня все прекрасно, так что ты можешь сейчас же скакать туда, откуда прибыл.
      – Ну, нет, что ты. Я остаюсь.
      Гейл презрительно усмехнулась:
      – Ну вот, опять то же самое. Ты ставишь условия и ждешь, что я буду слушаться. Билл, неужели ты не понимаешь? Я не ребенок и принимаю решения сама.
      Он молчал, но она чувствовала, что он непреклонен.
      – И я могу прекрасно добраться до Элк-Парка. Не так уж это далеко, – упрямо добавила она.
      – Ты права, но не совсем. И я провожу тебя туда завтра, а сегодня останусь здесь. – Он подошел к лошади. – У меня есть палатка, и я не возражаю, если ты займешь в ней одно место. Держу пари, что ты не против.
      Гейл не хотела занять палатку.
      – Мне и здесь хорошо. А ты ставь свою дурацкую палатку где угодно. Это свободная страна.
      – А ты?
      – Я люблю спать под открытым небом.
      – С каких пор?
      Она соображала, как ответить.
      – С тех самых. – Злая и смущенная тем, что сама захотела ночевать под открытым небом, она отвернулась и нырнула в свой спальный мешок.
      Она чувствовала, что Билл смотрит на нее. Лежа там, она слышала, как ее сердце забилось сильнее и дыхание участилось. «Будь он проклят! Все испортил».
      Билл скрылся из виду. Радость оттого, что нашел ее, омрачалась ее отказом принять помощь. Билл отвязал походное шерстяное одеяло и бросил его на землю. За несколько минут он поставил палатку и раскатал одеяло. Бросив еще раз взгляд в сторону Гейл, он решил попробовать снова.
      – Гейл, палатка не пропустит холод и росу, ты простудишься, лежа на земле, сама не подозревая об этом. Я не думаю, что ты хочешь заболеть накануне бракосочетания Шелби и Мака, правда?
      Он внимательно оглядел ее неподвижную фигуру. Она не ответила. Билл поднял полог и, прежде чем залезть туда, произнес еще одну фразу:
      – Гейл, обещаю, я не трону тебя и не буду приставать с разговорами.
      Она все так же молчала. Он нехотя зашел в палатку, но оставил полог приоткрытым, потом, сняв сапоги, забрался в спальный мешок и повернулся лицом к стенке. Нет, так у него не будет покоя. Он вряд ли уснет, зная, что она находится снаружи. Он повернулся и позвал еще раз:
      – Гейл, ну пожалуйста…
      – Ладно, твоя взяла.
      Она откинула полог и забросила свою сумку внутрь. Потом забралась сама. Повернувшись, она застегнула наглухо молнию входного полога и начала раскладывать свой спальный мешок у противоположной стенки. Наконец она залезла туда и повернулась спиной к нему. Спустя некоторое время он услышал, как она тяжело вздохнула. Он расслабился, согрев усталое тело внутри спального мешка, но не спускал глаз с ее спины.
      – Знаешь, я осел, – сказал он немного погодя приглушенным голосом. – Это я виноват, что ты сорвалась одна. Я в ответе, поэтому я и прискакал.
      Она не подала виду, и он не мог разобрать, слышала ли она то, что он сказал.
      – На самом деле ты была права. Я боюсь того, что произойдет в Элк-Парке. Я был глуп, Гейл, я не имел в виду ничего такого, о чем тебе говорил. – Он помолчал, ожидая, что она даст ему понять, что слышала его, но ничего подобного не произошло.
      Билл невольно вздохнул и перевернулся на спину. Черт побери, все бесполезно, он все уничтожил. Он сознавал, что Гейл не захочет прежних отношений с ним. На самом деле все очень просто. У нее была своя, лучшая жизнь там, в Кентукки. Было бы нечестно с его стороны даже спрашивать ее, и он не станет.
      Повернувшись на бок, он крепко закрыл глаза, стараясь заснуть без сновидений и без лишних мыслей. Ночь предстояла беспокойная.
      Когда Гейл, наконец, услышала ровное дыхание Билла, она тихонько перевернулась, чтобы взглянуть на него. Он лежал, повернувшись к ней спиной. Она сознательно не обращала на него никакого внимания.
      Если бы она добралась до Элк-Парка, то по крайней мере могла бы утверждать, что способна на большее, чем быть просто любовницей Билла Уинчестера. Что она не будет ему обузой и ему не придется нянчиться с ней.
      Она не могла вынести мысли, что он считает ее неприспособленной к жизни… к его жизни. Для него она хотела быть сильной, такой, чтобы ему не пришлось бы менять свои привычки ей в угоду. Ну и хорошо. Теперь уже не придется. Пусть думает, что ей все безразлично.
      Но в тот момент по ее щекам текли горькие слезы, а сердце ныло от боли.
      Как бы она поступила, если бы он произнес те слова, которые она хотела услышать? Осталась бы с ним навсегда?
      Навсегда… навсегда… навсегда…
      По телу Гейл разлилось тепло, и она погрузилась в крепкий сон.
      Она очнулась не сразу, медленно освобождаясь ото сна. Она ощущала божественное тепло, окутывающее ее тело. Сквозь полузакрытые глаза она увидела, что лучи зари проникли сквозь стены палатки. Ей предстояло сделать сегодня что-то очень важное, связанное… с отъездом домой. Гейл попыталась лечь на спину, так как почувствовала какое-то препятствие сбоку.
      Еще не вполне соображая после сна, она согнулась под одеялом, пытаясь высвободиться. Наконец она поняла, что лежит в объятиях Билла. Гейл в недоумении посмотрела на его волосатую грудь, выглядывающую из мягкой фланелевой рубашки.
      Он привлек ее сильной рукой, и Гейл почувствовала его прерывистое дыхание. Она растерялась и не знала, как ей реагировать.
      Она могла бы сбросить его руку и оттолкнуть. Притвориться спящей уже не получалось.
      Гейл отстранилась от Билла и посмотрела ему в глаза. У нее уже не было выбора.
      – Доброе утро, – промолвил он.
      – Доброе. – Поднявшись, Гейл смущенно отвернулась и начала скатывать постельные принадлежности.
      – Который час? – Она избегала смотреть на него.
      – Ты торопишься?
      – Может быть. А ты как думаешь?
      – Думаю, да.
      – Ну, ты прав.
      – Может, ты посмотришь на меня, Гейл.
      Ей потребовалось все ее самообладание, чтобы моментально не выскочить из палатки. Она медленно подняла глаза на Билла.
      Он лежал на боку в расстегнутой рубашке, облокотясь на локоть. Гейл снова обратила внимание на его мускулистую грудь. Она бросила беглый взгляд на его подбородок, тонко очерченные губы, потом только заметила, что он смотрит на нее очень грустно. У нее заныло сердце, ее мучили угрызения совести. Больше всего на свете ей хотелось подойти к этому человеку и обнять его. Но из этого ничего хорошего не получилось бы. Скорее всего между ними возможны только временные отношения.
      «Ну и что, пусть. Даже один, последний раз». Билл внимательно смотрел на нее. Гейл проглотила слюну и облизнула пересохшие губы. Она не знала, что делать. Но понимала, что, если задержится здесь чуть дольше, расплачется, и все закончится.
      Он сказал нерешительно и неохотно:
      – Потом я провожу тебя на поезд.
 
      Экспресс-поезд «Нэрроу-Гаудж», курсирующий ежедневно от Силвертона до Дюранго, неожиданно появился на пути. Гейл с изумлением уставилась на локомотив с дымящей трубой. Скольким ковбоям, хотела бы она знать, пришлось расстаться со своими женщинами в прошлые годы только потому, что эти хрупкие создания более подходили для легкой жизни на Востоке, чем к тяжелой на Западе.
      Конечно, она была не первой, и вряд ли будет последней. Это ирония судьбы.
      Она повернула Роузи кругом и посмотрела прямо в глаза Билла:
      – Думаю, ты заберешь лошадь?
      Он кивнул головой, и она протянула ему поводья.
      – Сколько тебе потребуется на дорогу к ранчо?
      – Это зависит… – начал он осторожно.
      – От чего?
      – От того, на поезде я поеду обратно или же погуляю здесь какое-то время. У меня нет причин торопиться домой.
      Гейл закусила губы.
      Она смотрела на прибывающий поезд, на путешественников и туристов, торопящихся на посадку, и наконец сообразила, что ей тоже пора занять свое место.
      – Думаю, мне пора.
      Билл опустил руку в задний карман, достал бумажник, вытащил оттуда полоску бумаги и сунул ей:
      – Вот твой билет. Это входит в пакет обязательных услуг по турпоездке.
      Выдержав его пристальный взгляд, Гейл неуверенно взяла билет.
      – Спасибо. – Она взглянула на поезд. – Ну ладно. Мне нужно идти.
      Он кивнул головой:
      – Я знаю.
      Она шагнула от Билла. Вокруг толпились пассажиры. Ей было невыносимо трудно оторваться от него. Вдруг он заговорил:
      – Гейл, если бы я попросил тебя остаться, если бы я сказал, что люблю тебя, что бы изменилось? Ты бы осталась и попробовала бы начать все сначала?
      Неописуемое волнение охватило Гейл, в груди что-то сжалось, стало трудно дышать. Она не спускала с него глаз.
      – Ты собираешься сказать, что любишь меня? Просишь остаться? – прошептала она.
      Билл отвел глаза, и Гейл увидела, как он устремил свой взор на горы.
      Сзади раздались громкие гудки локомотива, и пассажиры засуетились. Кругом шумели и толпились, и никто не обращал на них никакого внимания. Наконец Билл посмотрел на нее и отрицательно покачал головой:
      – Нет, я не собираюсь просить тебя остаться.
      Гейл старалась не показывать, как его слова взволновали ее. Ей было тяжело, сердце бешено колотилось.
      – Тогда, я думаю, вряд ли что-либо изменилось бы? Не так ли?
      Он кивнул. Их глаза встретились, потом Гейл, которая уже не могла выдержать его взгляд, не прощаясь, отвернулась от него и зашагала прочь.
      На пути к поезду она с трудом пробиралась сквозь толпу, которая волной вынесла ее прямо к вагону. Она даже не оглянулась. Ей невыносимо было смотреть, как он стоит в одиночестве.
      Только одна мысль не давала ей покоя. Он не сказал, что не любит ее, а только что не собирается просить ее остаться. Это не одно и то же.
 
      Билл провожал долгим взглядом последний вагон поезда до тех пор, пока тот совсем не скрылся за горизонтом. Его грудь щемило, внутри все заныло, к глазам подступали слезы. Что случилось с ним, если он, мужественный Билл, готов был заплакать от отчаяния? Гейл уехала. Он позволил ей уехать. И она скорее всего никогда не вернется. Если бы только она придумала какую-нибудь причину, чтобы он попросил ее остаться, он бы рискнул. Но она не сделала этого. А теперь у него не хватило духу принять окончательное решение. Он ничего не мог с собой поделать.
      Билл привязал поводья коня к седлу и резко повернул к горам. Если бы он захотел, то потратил бы два дня на дорогу или три, если бы решил не торопиться. Сейчас возвращение на ранчо не было столь важно. Он не кривил душой, когда говорил Гейл, что ему незачем торопиться домой. Он не мог вспомнить, зачем он говорил об этом, но это было не важно. Вообще все было не важно. Он даже не сожалел, что у него не хватило решимости попросить ее остаться. Нет, для них обоих было лучше оставить все как есть. Чувствуя себя подавленным и одиноким, он отправился назад, в родные горы.

Глава 10

      В стотысячный раз Гейл смотрела на газету, лежащую на коленях, и пыталась прочесть первую страницу, и в стотысячный раз ее голова отказывалась воспринимать прочитанное.
      Шелби тронула ее за плечо:
      – Кофе?
      Гейл покачала головой:
      – Нет, я вылечу отсюда, если выпью еще.
      – Тогда как насчет тостов? Ты плохо выглядишь. Может быть, тебе следует поесть что-нибудь, чем пить столько кофе?
      Гейл знала, что она, возможно, права, но, казалось, только кофе помогал ей вставать все эти дни. Впервые за восемь лет она с трудом поднималась с постели и отправлялась в школу. Как она была благодарна Шелби. Ее подруга почти вытащила ее из депрессии.
      Шелби героически переносила свои неприятности и находила утешение в работе.
      Глаза у Гейл постоянно были на мокром месте.
      – Лучше собирайся, мы можем опять опоздать. Ты знаешь, что Лин Харпер любит докладывать администрации, когда кто-нибудь опаздывает.
      Гейл поднялась и швырнула непрочитанную газету. Да, она знала.
      – Пусть Лин Харпер идет на пенсию, – проговорила она. – Дай мне десять минут.
      – Конечно. Но не больше того, слышишь?
      Шелби побежала наверх, в то время как Гейл отправилась в спальню. Она не знала, почему у нее не было сил. С тех пор, как они вернулись из Колорадо, ей стало тяжело вставать. Шелби не уставала повторять, что ни один мужчина не стоит ее переживаний.
      Она быстро оделась и немного подкрасилась. У входной двери она встретилась с Шелби.
      – Если не возражаешь, я скажу, что тебе надо идти на курсы макияжа. – Шелби вытянула палец и провела им по щеке. – У тебя остатки крема за ухом и тушь хлопьями на ресницах. Если ты не обращаешь на это внимания, то прекрати краситься.
      Гейл пожала плечами. «Ну что ж, – подумала она, – одним занятием меньше по утрам».
      Шелби вела машину, а Гейл смотрела в окно. Вдруг Шелби заговорила о том, о чем они целый месяц молчали.
      – Гейл, ты когда-нибудь вспоминаешь Билла? Ну, ты представляешь его… как бы случайно?
      «Каждую ночь, когда ложусь спать», – хотела она ответить.
      – Шелби, мы не должны говорить об этом.
      – Я знаю, но нам придется. Мы с тобой поклялись не вспоминать, это меня гложет, да и тебе, кажется, не все равно.
      Гейл уставилась на нее:
      – Зачем ты это говоришь?
      – Ты выглядишь как драная кошка и плачешь в подушку каждую ночь.
      – Нет.
      – Да.
      Гейл отвернулась с отвращением.
      – Ну по крайней мере я не твержу имя Билла во сне, как ты – Мака.
      Шелби вздохнула:
      – Ты тоже это делаешь, только я не собиралась говорить об этом.
      Гейл недовольно фыркнула. Маленькая спортивная машина шуршала шинами.
      – Знаешь, – снова начала Шелби, – иногда мне интересно, была ли я права, когда поддразнивала Мака.
      Гейл продолжала выглядывать из окошка.
      – У тебя не было выбора, Шелби. Он лгал тебе.
      – Не совсем, он просто забыл мне сказать о некоторых вещах.
      – Забыть сказать, что у него сын, – это серьезно.
      – Да уж, тут дело не в забывчивости.
      – По крайней мере у тебя вроде была конкретная причина. Я же, напротив, просто уехала.
      – У тебя тоже была причина.
      Гейл повернулась и посмотрела на нее:
      – О да, я расстроилась, потому что все, что он хотел, – это защитить меня, помогать мне. Пока мы были там. И все.
      – Ты сделала, что могла.
      – Да, конечно. Если бы он только захотел поговорить об этом… Если бы я не ушла и не исчезла… Если бы мы оба не были так упрямы. Иногда мне кажется…
      Машина затормозила, так как Шелби въехала на школьную стоянку. Они услышали, что звонок зазвенел как раз в тот момент, когда они выходили из машины.
      – Иногда… что тебе кажется?
      Она отмахнулась от этой мысли.
      – Ничего.
      Шелби молча шла возле нее.
      – Может, нам сегодня вечером взять напрокат пару развлекательных фильмов или удариться в воспоминания и проплакать всю ночь?
      – Я обещала маме и папе, что буду обедать с ними. И потом, у меня собрание в Молодежной лиге.
      – Забудь про собрание, посмотрим фильмы.
      Гейл посмотрела на нее с недоумением.
      – Шелби, я не могу пропустить это собрание.
      – Смогла бы, если б захотела.
      – Но я же никогда…
      – Тогда точно надо.
      Прозвенел второй звонок.
      – Вот так-так. Зоркая Харпер наблюдает за нами. Мы попали в список, так что лучше следи за правописанием.
      Оставив Шелби лицом к лицу с Лин Харпер, Гейл умчалась. У нее больше не было сил. Хватит, хватит, она на работе, и голова должна быть ясной. Успехи учеников зависят от нее. Вот это важно. А все остальное – да было ли оно когда-нибудь на самом деле?
 
      Поезд «Нэрроу-Гаудж» отходил от станции Элк-Парк. В последний раз в этом сезоне. Билл пристально смотрел на него. Он думал, что со временем будет легче, но оказалось по-другому.
      Он смотрел на поезд, окутанный паром, и думал о Гейл, о том, как он оставил ее на этом самом месте. Он ничего не сделал, чтобы остановить ее.
      Наверное, не нужно было загадывать на всю жизнь. Если бы он попробовал убедить ее остаться немного дольше, чтобы они смогли решить, что им делать.
      В его груди что-то сжалось. Он также подумал, что теперь он мог бы поехать за ней. Он был опять не прав. Он знал, что это невозможно. Они с Маком провожали глазами уходящий поезд.
      – Ну, все закончилось. Теперь жди до следующего лета, – начал Мак.
      – Да уж!
      – Сейчас самое время наверстать упущенное. Чего тянешь?
      – Ты не выспался? – Билл взглянул на друга.
      – Я в порядке. Поезжай за Гейл.
      – Скор ты давать советы. Почему ты сам не едешь за Шелби?
      – Потому, что для нас слишком поздно. Я заставил себя уйти по-королевски. Но ты, я думаю, можешь уладить ссору.
      – Ссору? – Билл покачал головой. – Жаль, я не оптимист.
      Мак внимательно посмотрел на Билла:
      – Билл, если бы я считал, что у меня есть шанс с Шелби, я бы улетел отсюда на самолете первым утренним рейсом. Но я так не думаю. Кроме того, у меня куча других проблем. А у вас с самого начала все было по-другому, я же видел. Сейчас ничто не мешает тебе поехать.
      – Только то, что мы живем в разных географических зонах. Одному из нас пришлось бы отказаться от привычного образа жизни, если бы мы приняли решение остаться вместе.
      – И это было бы трудное решение?
      – Я не думаю, что она была бы счастлива здесь.
      – А ты – там, с ней?
      Билл задумался над вопросом.
      – Иногда я думаю, мне все равно, где я буду, только бы с ней.
      Отведя взгляд в сторону, Билл размышлял над своими словами. Был бы он счастлив, если бы у него была Гейл? Хотел бы он отказаться от своего ранчо, привычного уклада жизни ради нее?
      – Если бы Шелби вернулась, – тихо добавил Мак, – я думаю, что был бы на седьмом небе. Если это именно то, о чем она мечтала.
      Билл знал, что Мак сильно скучает по Шелби. Он также знал, что проблемы его друга возросли в десять раз с того момента, как у его сына обнаружили серьезную болезнь. Он понимал, что у Мака не было сил предпринять что-либо, чтобы вернуть Шелби. Но Мак в то же время как-то слишком бездумно распоряжался его, Билла, чувствами. Почему-то он считал, что ничто не мешает ему поехать за Гейл.
      – От нее нет известий. Я думаю, что молчание говорит само за себя.
      – Билл, мы говорили об этом сотню раз. Вы оба, как надутые индюки: каждый ждет, кто сделает первый шаг. Или тебе надо рискнуть, взять быка за рога, или будешь жалеть. Ты должен предпринять что-нибудь сейчас, еще не поздно, поверь мне. Если бы я мог исправить то, что натворил…
      Билл отвел от Мака глаза и стал созерцать однообразный ландшафт. Туристический сезон закончился. На последнем поезде уехала в Дуранго лишь небольшая группа отдыхающих. Пустынные пейзажи нагоняли тоску. Все, что предстояло ему в следующие несколько месяцев, – это жить в пустом, холодном доме на горе.
 
      – Мам, в последний раз мне было неинтересно встречаться с сыном Сюзен Элдер. Я знаю, что она была твоей лучшей подругой в колледже, и ты мне уже рассказывала, что он преуспевающий брокер на бирже. Но я должна повторить: «Мне неинтересно!»
      Гейл стукнула своим стаканом с холодным чаем по столу с большей силой, чем намеревалась. Кубик льда вылетел и плюхнулся на мамину скатерть.
      – Эбигейл! – воскликнула ее мать. – Не нужно разговаривать со мной в таком тоне.
      Гейл закрыла глаза и ущипнула себя за кончик носа. Казалось, в течение нескольких недель ее не покидало болезненное ощущение в глазах. Недосыпание, нервы. Она открыла глаза и посмотрела через стол. Оба ее родителя смотрели на нее с тревогой.
      – Что-то произошло с тобой во время поездки в Колорадо, правда? Эбигейл, ты хочешь поговорить об этом?
      Настойчивый голос матери действовал ей на нервы. Отец смотрел на нее вопросительно.
      – Ничего со мной не произошло в Колорадо, – сказала она очень тихо, – кроме того, что я влюбилась. В школе было много неприятностей, простите. Я не хотела, чтобы вы все это приняли близко к сердцу.
      – Гейл, ты на себя не похожа, – вымолвил отец.
      Она не могла вынести его все понимающего взгляда.
      – Что-то угнетает тебя. Что бы ни было, я надеюсь, ты справишься. Помни, мы – рядом с тобой.
      Гейл вздохнула, окинула взглядом стол.
      – Я знаю, папа.
      Через минуту он начал снова:
      – Твоей маме и мне нужно поговорить с тобой. Ты готова выслушать?
      Гейл почувствовала тревогу.
      – Все ли в порядке?
      – Все прекрасно!
      – Тогда что?
      Отец посмотрел на мать с улыбкой.
      – Я ухожу на пенсию в конце месяца. Мы купили дом во Флориде.
      Гейл, казалось, была в шоке.
      – Когда это?
      – Около месяца назад. Когда ты была в Колорадо. На самом деле мы давно думали. Ты, казалось, была вся в своих проблемах, мы хотели подождать немного и сказать тебе ближе к делу.
      – Ну а теперь?
      – На Рождество мы уже будем в нашем новом доме, – ответила мать.

* * *

      Голос Кэтрин Хеллман все еще звенел в ушах Гейл. Первым вопросом на повестке дня был благотворительный аукцион. Вторым стоял взнос лиги на новую пристройку к больнице. Потом она долго говорила о том, с какой приправой салат будет подан на обед во время показа лошадей. Кэти Макинтайр считала, что им лучше обойтись без маслин, так как у многих людей аллергия на них.
      Кэролайн Де Уайз любила маслины.
      – Нужны ли нам бумажные бледно-лиловые салфетки или надо разнообразить их чем-нибудь необычным, например, неоново-зеленым? – допытывалась Кэтрин у присутствующих.
      Гейл было безразлично, будут розовые салфетки в горошек или другие. Потом настала очередь отчетов комитетов. Бритт Боннер сообщила о наличии денежных средств. Кристина Уолландинем сказала о пригласительных карточках на показ лошадей.
      Кали Купер жаловалась, что серебряные подарочные подносы, которые они всегда использовали, уже закончились в магазине подарков и она понятия не имела, где искать замену.
      Гейл протяжно вздохнула. Откуда взять силы на рискованное дело? Вся жизнь пошла насмарку. Она уехала от человека, которого полюбила. В школе ничего хорошего не было. Ее родители уезжают во Флориду. И все, что эти женщины могли обсуждать, был цвет салфеток и класть ли маслины в салат.
      – Освободите меня от всего! Ну, хватит!
      – Извините, что?
      – Ваш отчет, Гейл, – с оттенком недовольства ответила Кэтрин, для благотворительного аукциона. Со сколькими организациями вы установили связь и кого вы записали?
      Гейл медленно встала с отчетом комитета в руке и не спеша обвела взглядом всю комнату. Она ничем никому не обязана. Она опустила свой отчет на колени женщине, сидящей возле нее.
      – Комитет сообщает, – Гейл начала, расправив плечи, – что комитету нечего докладывать, и с этого момента я официально ухожу из лиги.
 
      Мелисса Поттер сидела и плакала в офисе директора. Ее мать расположилась напротив. Лицо ее было такое, будто они пришли просить у нее денег взаймы.
      Брейди Джонс, директор, сидел за своим рабочим столом. Весь его вид выражал нетерпение. Гейл разворачивала и сворачивала пачку бумаг, пытаясь удержаться от слез.
      – Я же повторяю, нет проку в том, что девочка будет продолжать ходить в школу. Чего хорошего, если ей дадут еще несколько месяцев? А потом она должна будет оставить учебу, когда мой младший придет сюда.