А поцелуй все длился и длился, и Кэтрин казалось, что она вот-вот задохнется... или лишится чувств. В какой-то момент она вдруг почувствовала, что колени у нее подгибаются, но тут Грэнби вдруг прервал поцелуй и, чуть отстранившись, подхватил ее на руки.

В следующее мгновение она поняла, что граф несет ее к дивану. Усевшись, он усадил ее к себе на колени, затем обнял и снова стал целовать. «Это совершенно недопустимо, – промелькнуло у Кэтрин. – Это просто возмутительно... Надо положить этому конец».

Внезапно Кэтрин осознала, что пытается еще крепче прижаться к Грэнби. А затем она вдруг обнаружила, что ее руки лежат у него на плечах, хотя она понятия не имела, как они там оказались. Кэтрин прижималась к графу все крепче и даже сквозь одежду ощущала жар его тела.

Грэнби же чувствовал, что задыхается от восторга. Сейчас ему казалось, что Кэтрин с каждым мгновением становилась все прекраснее, она словно явилась из его снов. Ее чудесные каштановые волосы были уложены в высокую прическу и не скрывали изящества шеи, груди же были высокие и крепкие, и Грэнби с трудом удерживался от желания прикоснуться к ним.

Грэнби уже несколько дней мечтал о ней, мечтал о том, чтобы Кэтрин оказалась рядом с ним, и вот теперь, когда мечта сбывалась, он чувствовал, как его обжигает горячая волна желания. Он представил Кэтрин обнаженной, представил, как она лежит с ним в постели, и сердце его забилось еще быстрее.

Внезапно его рука опустилась на ее ногу, а затем скользнула под юбку. Кэтрин вздрогнула и затаила дыхание, однако не сопротивлялась и не делала попыток подняться, возможно, потому, что другой рукой Грэнби крепко прижимал ее к себе. Когда же ладонь его легла ей на бедро, Кэтрин снова вздрогнула, а потом Грэнби вдруг почувствовал, что она чуть раздвинула ноги, конечно же, инстинктивно, в этом не могло быть сомнений. И все же у Грэнби на мгновение перехватило дыхание – он представил, как срывает с девушки платье и как укладывает ее на диван. Сейчас он нисколько не сомневался в том, что Кэтрин и в этом случае не стала бы противиться. Да, было совершенно очевидно: она уже готова сделать решительный шаг.

Но все же Грэнби сумел взять себя в руки, сумел овладеть собой – он не хотел, чтобы все зашло так далеко. «Ведь я же намеревался только поцеловать ее, – говорил он себе. – Хотел показать ей, что она поддается моим чарам так же, как любая другая женщина. Но что-то вдруг со мной случилось...»

С ним действительно происходило что-то странное. Грэнби почувствовал это в тот момент, когда их губы соприкоснулись. Его внезапно охватило какое-то совершенно необъяснимое ощущение, вернее, чувство. Чувство, прежде неведомое ему. Да, он вдруг понял, что хочет овладеть этой девушкой совсем не так, как многими другими женщинами. Он жаждал чего-то более глубокого, более полного, чем то, что у него было раньше.

Это открытие настолько ошеломило его, что он решил отступить. Да, только поэтому он сумел овладеть собой, только это и заставило его образумиться. «Черт побери, – говорил он себе, – будь у тебя хоть капля здравого смысла, ты бы давно уже уехал в Лондон или в Челтнем. Разделил бы ложе с леди Олдершоу и, через несколько часов, забыл бы о Кэтрин и стал бы самим собой. Неужели ты не понимаешь, что должен как можно быстрее покинуть эту девушку, бежать от нее?»

Граф заставил себя чуть отстраниться от Кэтрин и проговорил:

– Посмотри на меня.

Ресницы девушки дрогнули, и она открыла глаза, подернутые дымкой желания. Взгляды их встретились, и Грэнби вновь почувствовал стеснение в груди. Он судорожно сглотнул и в замешательстве отвел глаза. Собравшись с духом, снова посмотрел на Кэтрин. И тут она вдруг улыбнулась и провела ладонью по его щеке. Граф вздрогнул и, не выдержав, опять ее поцеловал.

Это был необыкновенно нежный поцелуй – словно он с ней прощался. Но Кэтрин, судя по всему, не желала прощаться, во всяком случае, у графа в этом не было ни малейшего сомнения.

Наконец он отстранился и пробормотал:

– Если бы не мое глупое благородство, я мог бы сейчас сделать с тобой все, что пожелаю.

Грэнби пристально смотрел ей в глаза, смотрел так, словно ждал ответа или какой-то реакции с ее стороны. Но Кэтрин, казалось, не слышала его слов. Сейчас ей хотелось только одного – чтобы Грэнби снова прижал ее к груди и, снова поцеловал и, чтобы это длилось целую вечность.

Она уже хотела прижаться к нему покрепче, но тут вдруг до нее дошел смысл его слов.

– О Боже! Тетя Фелисити! – Кэтрин в ужасе вскочила на ноги. – Ведь она может догадаться...

Граф приложил палец к губам и отрицательно покачал головой:

– Тише, не беспокойся. Твоя тетя ничего не знает. И никто не узнает, если ты умоешься холодной водой и приведешь в порядок прическу.

– Сколько времени прошло? – Кэтрин окинула взглядом комнату, словно искала часы. – Ведь если тетя Фелисити, или Эмма, или отец найдут нас здесь...

– Прошло всего несколько минут, – сказал Грэнби. – Они не станут нас здесь искать.

«Ах, если бы у нас в запасе было несколько часов, – подумал граф. – Хотя нет, этого мало. Всей жизни было бы мало».

Всей жизни? Черт побери, о чем он только думает?!

Грэнби нахмурился и, поднявшись с дивана, подошел к окну. Шторы были задернуты, поэтому он не опасался, что его заметят с лужайки или из сада. Граф сейчас пытался осмыслить, что же, собственно, произошло... и что продолжало происходить между ним и Кэтрин. Он слышал за спиной характерный шорох: она поправляла платье. Всего лишь несколько минут назад его рука была под этим платьем. И он едва не сорвал с девушки одежду... Нет, нельзя об этом думать. Сейчас надо...

Сейчас ему надо выпить, вот – что ему действительно требуется.

Тяжко вздохнув, Грэнби отвернулся от окна и внимательно посмотрел на девушку. Разумеется, он не знал, что она сейчас чувствовала и о чем думала, но догадывался. Вероятно, она думала о романтической любви, и в сердце ее, как цветы весной, расцветали нежные чувства.

А его чувства были совсем иные. Он страстно желал ее.

Но о любви он, конечно же, не думал.

И тут граф снова вспомнил о своем... странном чувстве. Он намеревался всего лишь поцеловать Кэтрин, напомнить ей, что она перед ним бессильна, но ситуация вышла из-под контроля, и едва не случилось непоправимое.

Кэтрин молчала и в страхе поглядывала на дверь. Желая успокоить ее, Грэнби сказал:

– Не волнуйся, тебе надо просто ополоснуть лицо холодной водой, и никто ничего не заметит.

Кэтрин окинула его долгим взглядом. В голосе уже не было страсти, а глаза... Глаза его утратили горячий блеск, и теперь в них был холод – они мерцали, как лед под зимним солнцем.

– Никто не заметит?.. – пробормотала она.

И тут смысл его слов дошел до нее. Граф имел в виду ее припухшие от поцелуев губы и пылающие щеки. Всего лишь несколько минут назад он целовал ее и ласкал, так что она забыла обо всем на свете, а теперь говорил о холодной воде... Причем говорил таким ужасным тоном... Казалось, ему очень хотелось, чтобы она смыла водой даже и воспоминания об этих ласках и поцелуях, воспоминания обо всем, что между ними только что произошло.

Кэтрин молчала, и граф объяснил:

– Если бы тебя сейчас увидели отец или леди Форбс-Хаммонд, они сразу бы поняли, что ты целовалась, так что советую тебе умыться...

Они стояли в противоположных концах комнаты и молча смотрели друг на друга. Наконец Грэнби не выдержал и на мгновение отвел глаза. Когда он снова взглянул в сторону двери, девушки уже не было в комнате.

Холодная вода освежила щеки Кэтрин, но не остудила ее гнева – она едва не задохнулась от возмущения, когда Грэнби в очередной раз заговорил о воде.

Кэтрин тщательно вытерла полотенцем лицо и руки, но не посмотрела в зеркало, висевшее над туалетным столиком. Она и так прекрасно знала, что увидит в своих глазах глубокую печаль.

Увы, ее обманули, обвели вокруг пальца. Причем обманули не раз и не два. Ее обманули трижды!

Насколько нужно быть глупой, чтобы поверить графу. А ведь она поверила, решила, что лорд Грэнби может испытывать к ней какие-то чувства. Хотя было совершенно ясно: он просто хотел поразвлечься, посмеяться над ней.

«Ничего подобного не произошло бы, если бы лорд Грэнби не поцеловал меня тогда на дороге, – думала Кэтрин, выходя из комнаты, где умывалась. – Увы, судьбе было угодно, чтобы мы встретились в то утро...» Вспомнив об этой встрече, Кэтрин невольно сжала кулаки. Сейчас она ненавидела графа, и ей казалось, что она с удовольствием убила бы его, если бы могла.

Кроме того, она была абсолютно уверена, что уединилась с ним в комнате с одной целью – отомстить ему и только доказать самой себе, что она может взять над ним верх. Но он опередил ее и довел поцелуями до полуобморочного состояния, так что все мысли о мести вылетели у нее из головы.

Кэтрин не желала думать о том, что случилось, не хотела вспоминать, какие поцелуи и ласки позволила ему, иначе ей пришлось бы признать, что она позволила бы Грэнби гораздо больше, если бы он того пожелал.

Он, должно быть, считает ее распутной или даже хуже – глупой и недалекой. И она должна винить только себя. Ей следовало вырваться и влепить ему пощечину. Но она этого не сделала, она отвечала на его поцелуи и поощряла его.

Что ж, граф преподал ей хороший урок, она должна его как следует усвоить, чтобы впредь не совершать таких глупых ошибок.

Кэтрин вернулась на лужайку, но тетя Фелисити и Эмма Дент были увлечены беседой, поэтому она решила прогуляться по саду.

Кэтрин уже подходила к фонтану, когда к ней присоединился Дэвид Молбейн. Ей совершенно не хотелось с ним разговаривать, но она понимала, что разговора с Дэвидом не избежать. Этот молодой человек был на два года старше Кэтрин, а его отец, державший табачный магазин в Уинчкоме, находился уже в преклонных годах, так что юный мистер Молбейн вскоре должен был унаследовать собственность родителя.

Приблизившись к девушке, Дэвид улыбнулся и сказал, что ей очень идет желтое платье.

– Впрочем, ты всегда выглядишь чудесно, – добавил он тотчас же. – Я хотел попросить тебя прогуляться со мной по саду, но потом увидел рядом с тобой того столичного джентльмена. Может, ты хочешь еще раз посмотреть на розы?

– Столичного джентльмена зовут лорд Грэнби, – сказала Кэтрин. – Он намерен купить одного скакуна моего отца. Папа попросил меня быть с ним повежливее. Наша прогулка – это простая любезность, и ничего больше.

С каждым разом она говорила неправду все увереннее – навык, которым не стоило гордиться.

– Лучше бы ты не была с ним слишком любезна, – заявил Дэвид.

Кэтрин знала, что молодой человек, собравшись с духом, когда-нибудь сделает ей предложение. Она также знала, что могла бы выйти за него замуж – в таком случае ей удалось бы настоять на своем и не ехать в Лондон. Но перспектива стать миссис Молбейн ее совсем не привлекала, хотя Грэнби, разумеется, об этом не догадывался.

Оглянувшись, Кэтрин увидела графа, беседовавшего с Джоном Дентом. Их взгляды встретились, но Кэтрин почти сразу же отвернулась – она все еще переживала свое поражение. Как хитроумно граф провел ее – сначала заманил в комнату и осыпал поцелуями, так что она едва не лишилась чувств в его объятиях, а потом самым недвусмысленным образом дал понять, что она его совершенно не интересует. Именно поэтому Кэтрин решила, что предпримет еще одну попытку отомстить.

Конечно, вряд ли она заставит графа ревновать, но попытаться стоит. В любом случае она покажет ему, что вовсе не растаяла от его поцелуя.

Взяв Дэвида под руку, Кэтрин улыбнулась:

– Спасибо за приглашение. Я с удовольствием еще раз посмотрю на розы.

Граф мысленно усмехнулся. Итак, мстительная малышка пыталась заставить его ревновать, не так ли? Как будто местный увалень мог помочь ей в этом. Конечно, нет. Что ж, тем лучше. Такой поворот событий его, Грэнби, вполне устраивал.

Кэтрин сопровождал тот самый молодой человек, который во время их прогулки по саду смотрел на него с нескрываемой враждебностью. Граф даже обрадовался тому, что у девушки имелся поклонник, кем бы он ни был. Молодой человек снимал с его плеч тяжелый груз вины за то, что он, Грэнби, возможно, причинил ей боль. Если Кэтрин могла сейчас так очаровательно улыбаться, значит, она не очень-то переживает из-за своего небольшого приключения.

К сожалению, Грэнби не мог сказать того же о себе.

Хотя его кровь остыла, он все еще был взволнован. Слушая Джона Дента вполуха, граф по-прежнему думал о том, что произошло между ним и девушкой. Впрочем, ничего особенного не произошло, но все же...

Граф всегда считал брак неизбежным злом, тяжким бременем, которое когда-нибудь, подчиняясь условностям, будет вынужден взвалить на свои плечи. И если бы он не пришел в себя, то этот день мог бы настать гораздо раньше, чем ему хотелось. Казалось, он должен был радоваться – ведь все обошлось...

Но, увы, граф не испытывал радости.

Более того, он был опечален тем, что пламя, которое он сегодня зажег, согреет другого мужчину.

– Граф, вы останетесь на праздник?

Вопрос сэра Хардвика вывел Грэнби из задумчивости.

– На праздник?

– В честь святого Петра, – объяснил Джон Дент. – Викарий Марлоу собирает деньги на новую крышу, и уже почти набрал нужную сумму. Праздник же проводится у нас каждый год. Конечно, он не сравнится с вашими лондонскими развлечениями, но и у нас будет весело. А для тех, кто любит скачки, здесь всегда устраивают заезды с шестами.

– Заезды с шестами?

– Незамужние дамы вешают свои шляпки на шесты – это к западу от Осборнского моста. И тот, кто прискачет туда первый, выбирает шляпку и возвращается обратно, заслужив честь первого танца с владелицей шляпки.

– Из моих конюшен поскачут несколько лошадей, – сказал сэр Хардвик. – Некоторые из участников скачек – мои конюхи. Я обычно разрешаю им выбрать любого скакуна. Я и сам когда-то таким же образом получил право на первый танец с матерью Кэтрин.

– А Ураган будет участвовать в скачках? – спросил граф.

– Нет. Если только моя девочка, вместо того чтобы выставить свою шляпку, не поскачет на нем. Кроме меня и Джимкинса, никто из мужчин не может с ним справиться, а мы слишком стары для охоты за дамскими шляпками.

Грэнби улыбнулся.

– Я уже давно не видел таких праздников. Я подумаю, может быть, и останусь, если вы рассмотрите мое новое предложение о покупке жеребца.

– Звучит заманчиво, – со смехом заметил Джон Дент.

– Граф очень настойчив, этого у него не отнимешь, – отозвался Хардвик. – Что ж, я выслушаю ваше предложение, но предупреждаю: я не намерен расставаться с Ураганом. Это замечательный жеребец. Такого у меня еще не было.

– Именно поэтому я хочу его купить.

К ним подошла Эмма Дент и взяла мужа под руку. Тот сказал жене, что граф намерен остаться в Уинчкоме, чтобы посмотреть праздник, который должен был состояться через три дня, и она пригласила его погостить в замке Садли.

– Пожалуйста, соглашайтесь, – говорила она лорду Грэнби. – Тут вам будет гораздо удобнее, чем в гостинице.

Грэнби покосился на супруга Эммы. Мистер Дент был гостеприимным хозяином и приятным собеседником, и он графу сразу же понравился. Эмма же известна своими необычными увлечениями. К тому же она оказалась весьма образованной дамой. Граф собирался задержаться в Уинчкоме еще на несколько дней, поэтому решил, что может провести их в замке.

– С удовольствием принимаю ваше приглашение, – ответил он с улыбкой.

Ближе к вечеру большинство гостей разъехалось, и только самые близкие соседи остались наслаждаться заходящим солнцем. Грэнби изредка осматривался в поисках Кэтрин. Он почти постоянно держал ее в поле зрения, но так, чтобы она этого не замечала.

Увидев, что Кэтрин по-прежнему прогуливается под руку со своим кавалером, Грэнби нахмурился, но тут же заставил себя улыбнуться и, повернувшись к Фелисити, спросил:

– Значит, у мисс Хардвик есть поклонник?

– Это Дэвид Молбейн, – ответила леди Форбс-Хаммонд. – Если я не заставлю Кэтрин поехать в Лондон, все закончится тем, что он станет ее мужем.

Грэнби пытался убедить себя в том, что ему все равно, что ему нет никакого дела до этой молодой леди, решившей погубить свою жизнь.

– Полагаю, вы правы, – проговорил граф. – Конечно же, ей следует поехать в Лондон. Я уверен, что уже на первом балу Кэтрин получит дюжину предложений до того, как отзвучит последний танец.

– Что вы думаете о Гарри Пуддике? – спросила Фелисити. – Он унаследует огромное состояние, а также титул своего отца.

Гарри Пуддик был ничтожеством и болваном, и в Итоне все его сторонились, никто не желал с ним дружить. Представить Кэтрин его женой – это еще ужаснее, чем представить женой Дэвида Молбейна. Нет, мисс Хардвик требовался совсем не такой мужчина, как Гарри Пуддик.

Грэнби пожал плечами и проговорил:

– Вам будет трудно найти более неподходящего мужа, чем Пуддик. В Итоне его называли Пудингом, и это прозвище очень ему шло.

На губах Фелисити появилась хитроватая улыбка, но лорд Грэнби этого не заметил.

– Возможно, вы правы, граф. Я просто поинтересовалась... Видите ли, я намерена помочь Кэтрин. Ей надо познакомиться с лондонским высшим обществом. Разумеется, это произойдет только через несколько месяцев, но подготовиться следует уже сейчас. – Фелисити внимательно посмотрела на Грэнби и добавила: – Я хочу попросить Ребекку, чтобы она помогла. Ведь у Стерлингов прекрасные связи, не так ли?

Грэнби знал об этих связях не понаслышке. Он с детства дружил с мужем леди Стерлинг. И если Ребекка станет поддерживать Кэтрин в свете, он обязательно увидит девушку в Лондоне – увидит под руку с каким-нибудь молодым человеком, жаждущим завоевать ее расположение. Эта перспектива показалась ему еще ужаснее, чем претензии Дэвида Молбейна.