Глава 22

– Что-то потерял? – спросил Уолтем, когда его друг открыл дверь маленькой комнаты на первом этаже и заглянул в нее.

– Да, жену, – проворчал Грэнби. – Последний раз, когда я видел ее, она танцевала с лордом Найвтоном.

Приятели продолжали поиски, но молодой графини не было ни в одной из комнат.

– Может быть, она решила пораньше лечь спать, – высказал предположение маркиз. – Если ты не вернешься в зал, я буду знать, что ты нашел ее.

Грэнби улыбнулся, но на сердце было тяжело. Его интуиция подсказывала ему: что-то не так. Он вернулся с веранды после неприятной встречи с Джейн Олдершоу, намереваясь пригласить жену на еще один вальс, а потом подняться с ней наверх и надежно запереть за собой дверь спальни.

– Кого мы ищем? – спросил Ратбоун. Он зашел в комнату с двумя бокалами шампанского в руках. Подав один маркизу, он откинул скатерть с бахромой и заглянул под стол. – Тут никого нет.

– Леди Грэнби слишком высокая, она не могла бы спрятаться там, – ответил Уолтем с совершенно невозмутимым видом и тут же рассмеялся.

– Он потерял жену? – Ратбоун усмехнулся. – Мужу не следует это делать, не правда ли, Уолтем?

– Совершенно верно. Одно из главных правил хорошего мужа – не терять женщину, которой дал обет верности.

Гневный взгляд Грэнби не уменьшил веселья его друзей. Он как раз поднимался по широкой лестнице, думая, что Кэтрин решила пораньше лечь спать, когда перед ним внезапно появился слуга; он смотрел на графа с мольбой в глазах.

– Грейндж, в чем дело?

– Произошло... нечто неприятное, милорд, – ответил слуга. – Человек с конюшни только что сообщил мне, что леди Грэнби уехала.

– Уехала?! Черт побери, что ты имеешь в виду?! Где моя жена?

– На пути в... Я точно не знаю, милорд. Мне только известно, что она покинула Бедфорд-Холл.

Грэнби побежал вверх по лестнице, перескакивая сразу через две ступени. Добежав до комнаты Кэтрин, он открыл дверь и остановился. Платье, которое было на его жене, лежало на полу рядом с нижними юбками. Он заглянул в гардеробную и обнаружил то же самое – разбросанную повсюду одежду, – как будто Кэтрин в панике что-то искала.

В то мгновение, когда Грэнби увидел ожерелье, он понял, что Кэтрин действительно покинула его. Дорогие украшения не лежали в футляре, а были небрежно брошены на туалетный столик, оставлены, словно стоили не больше, чем стеклянные безделушки. Он внимательно осмотрел их и обнаружил, что ожерелье и серьги остались здесь, но Кэтрин взяла с собой обручальное кольцо. Она все еще носила его. Это вселяло надежду. Значит, он еще может вернуть ее.

Но следовало сначала разобраться, почему Кэтрин покинула его. В голову пришла только одна мысль: жена каким-то образом увидела прощальный поцелуй леди Олдершоу.

Грэнби в ярости стиснул зубы; в эти мгновения он был зол и на свою прекрасную жену, увидевшую больше, чем ей прложено, и на коварную вдову, из-за которой все и произошло.

– Эй, что случилось? – спросил Ратбоун, появляясь на пороге комнаты. – Неприятности?

Грэнби не ответил другу. Он не в силах был говорить.

Держа в руках ожерелье, он смотрел на сияющие бриллианты, на безупречно ограненные изумруды, и душу его заполняла глубокая печаль. Только теперь, когда Кэтрин покинула его, он понял, что испытывал к ней не только влечение – он любил ее. Да, любил – сейчас в этом уже не могло быть сомнений. Более того, он хотел, чтобы Кэтрин тоже его любила, чтобы это чувство так же сильно поглотило ее, как и его сейчас. Поглотило полностью и навсегда.

Но Кэтрин ушла, покинула его и, не зная того, забрала его сердце с собой.

Когда Грэнби повернулся, чтобы ответить на вопрос Ратбоуна, рядом с виконтом появился Уолтем.

– Неприятности?.. Да, у меня неприятности. Но это ненадолго. Уолтем, можно, я позаимствую одну из твоих лошадей? И чем быстрее она будет скакать, тем лучше.

– Ты поедешь за ней?

– Да.

– Правильно. Однажды я позволил Эвелин уйти. И чуть с ума не сошел, пока не вернул ее.

Грэнби направился к двери, соединявшей покинутую спальню Кэтрин с его комнатой. Ратбоун сопровождал его, виконт не желал уходить, ему хотелось узнать все детали случившегося. Внезапно в комнате появился Пек, которого, без сомнения, позвал слуга, рассказавший о таинственном исчезновении леди Грэнби. Камердинер пришел в спальню хозяина с графскими бриджами для верховой езды и только что начищенными сапогами.

– Вам это понадобится, милорд.

Молча кивнув, Грэнби начал переодеваться. Затем сказал Пеку, чтобы тот собирал вещи и готовился к возвращению в Фоксли.

– Мы с леди Грэнби встретим тебя там, – добавил граф.

– Я полагаю, ты один справишься, – сказал Ратбоун, спускаясь следом за другом по лестнице.

– Да.

– Я так и думал, – пробормотал виконт.

Уолтем уже ждал их у двери в западном крыле. Взглянув на Грэнби, он проговорил:

– Мой самый быстрый жеребец оседлан. В это время на дорогах никого нет, так что можешь скакать во весь опор. К тому же луна сегодня довольно яркая. Выезжай сразу на восточную дорогу, так будет быстрее.

– Спасибо. Я позабочусь о том, чтобы коня вернули. – Грэнби пожал другу руку. – Пожалуйста, извинись за меня перед леди Уолтем.

– Не нужно никаких извинений. Просто будь счастлив.

– Постараюсь, – кивнул граф.

Тут Ратбоун вновь заговорил:

– Одного я не могу понять... Почему она решила сбежать? Как все странно... Вчера ты женился, а сегодня уже потерял жену.

Грэнби пожал плечами. Не важно, какова была причина леди Олдершоу, как он предполагал, или что-то другое, сейчас это не имело никакого значения. Кэтрин – его жена. Он любил ее, а она – его, во всяком случае, Грэнби надеялся на это. Ее заставила сбежать гордость, или любовь, или то и другое вместе. И еще можно было все исправить. А потом...

Молча кивнув друзьям, граф направился к конюшне, где его ждал оседланный Чистокровный жеребец. Грэнби уже приготовился выезжать, когда к нему подошел Ратбоун. Улыбаясь, он протянул графу фляжку с виски.

– Это может тебе пригодиться, – сказал виконт. – Береги себя и не сдавайся.

– Не сдамся. Я непременно верну ее.

– Я уверен, что так и будет. Ты всегда своего добиваешься.

Граф промолчал. Он вдруг вспомнил о минувшей ночи, вспомнил о том, как ласкал жену, лежа с ней в постели.

– Будь осторожен, – сказал Ратбоун. – И поцелуй от меня леди Грэнби.

– До или после того, как я высеку ее?

– Думаю, что до. Хороший поцелуй может решить множество проблем.

– Я запомню это, – пробормотал Грэнби. Покинув Бедфорд-Холл, граф пустил коня во весь опор.

Кэтрин смотрела из окна кареты на темные силуэты деревьев, освещенные лунным светом. Но она ничего не чувствовала, она словно окаменела.

И теперь Кэтрин уже не гневалась на мужа, теперь она думала лишь о своем разбитом сердце. Она мечтала о счастье, а что получила взамен?

Увы, она осмелилась полюбить мужчину, осмелилась мечтать, что этот мужчина тоже сможет полюбить. И ее мечта умерла, развеялась из-за одного только поцелуя – поцелуя, который он подарил другой женщине.

Ей было больно думать об этом, но кого она могла винить? Только себя.

Заметил ли уже кто-нибудь ее исчезновение? Кэтрин надеялась, что нет. Ей нужно было выиграть время, чтобы почувствовать себя в безопасности, которую ей могли дать только Стоунбридж и ее отец.

Она опять действовала по первому импульсу, но был ли у нее выбор? Остаться в Бедфорд-Холле, притвориться, что ничего не видела, позволить Грэнби лечь с ней в постель, отдать ему свое тело – это было бы слишком унизительно, Кэтрин не могла бы такое перенести. Если бы она для него хоть что-то значила, он не стал бы целоваться с другой женщиной.

Кем она являлась для него?

Этот вопрос мучил ее не одну неделю, но ответить на него мог только ее муж. Он женился на ней, хотя в этом не было необходимости, и его настойчивость пробудила в ее душе надежду. А теперь эта надежда умерла.

Лес начал редеть, когда карета приблизилась к повороту, после которого начиналась оживленная дорога, ведущая на восток. Кэтрин попыталась найти что-то красивое в этой ночи, попыталась успокоиться, глядя на лунный свет, заливавший дорогу. Но она видела перед собой мужа. Видела его рядом с любовницей.

По ее щеке скатилась слеза и упала на колено, закрытое синим платьем, которое она в спешке вынула из гардеробной. На плечи Кэтрин набросила легкий плащ, потому что ночи уже были прохладные. Кэтрин утерла слезы, не позволяя себе разрыдаться. Она знала, что если не сдержит слезы, то потом не сможет остановиться.

Карета замедлила ход, и упряжь заскрипела, когда экипаж сделал поворот.

Внезапно карета остановилась, и Кэтрин, приоткрыв дверцу, громко прокричала:

– Что случилось?! Почему мы остановились?!

Кучер не ответил, и Кэтрин, настежь открыв дверцу, выбралась из экипажа.

Кучер повернулся к ней и пробормотал:

– Спрячьтесь, миледи. Похоже, там разбойник.

Кэтрин невольно рассмеялась:

– Разбойник в таком месте?..

Она стала всматриваться во тьму, но ей удалось разглядеть лишь смутные очертания всадника. Тут всадник подъехал ближе, и сердце Кэтрин подпрыгнуло в груди.

– Грэнби! – прошептала она.

– Эй, слезай! – закричал граф, обращаясь к кучеру. – Лорд Уолтем одолжил мне этого коня. Отличный жеребец. Мне нужно, чтобы ты вернул его в Бедфорд-Холл.

– Да, милорд, – пробормотал кучер.

– Нет! – закричала Кэтрин, глядя на возницу. – Оставайся на месте! Эта карета едет в Уинчком!

Кучер понимал, что лучше не спорить с лордом Грэнби, поэтому предпочел проигнорировать приказ его жены. Спустившись на землю, он подошел к графу, все еще сидевшему в седле.

Тут Грэнби спешился и передал кучеру поводья: – Он очень быстро скакал, так что теперь не торопись. Пусть конь отдохнет.

– Да, милорд.

Кэтрин не знала, что собирался делать Грэнби, но понимала, что муж не позволит ей вернуться в Стоунбридж. Хотя Грэнби старался сдерживаться, она знала, что он в ярости. Да, конечно же, он злился на нее.

«Что ж, тем лучше», – решила Кэтрин. Ей следовало просто сказать ему все необходимые слова и покончить с этим раз и навсегда. После того, как муж узнает, что она о нем думает, он с радостью освободится от нее.

Как только кучер покинул их – с точки зрения Кэтрин, слишком уж поспешно, – она приготовилась защищаться.

– Садись в экипаж, – приказал Грэнби. Он пристально смотрел ей в глаза.

Кэтрин вскинула подбородок и с вызовом в голосе проговорила:

– Я не вернусь к тебе. Я еду домой.

– Очень хорошо. В таком случае я прослежу, чтобы ты доехала туда без происшествий. – Граф держал дверь кареты открытой.

Кэтрин колебалась. Она видела, что ее муж злится. Но почему-то он не повышал голоса; на лице же его словно застыла маска, очевидно, он скрывал свои чувства. Но какие именно? Конечно же, никаких нежных чувств к ней Грэнби не испытывал, иначе не стал бы целоваться с бывшей любовницей. Вероятно, он преследовал ее только потому, что была задета его гордость.

Грэнби заметил смятение на лице жены и мысленно улыбнулся. Кэтрин не помешает немного поволноваться. Он не стал ее наказывать прямо сейчас лишь потому, что, к счастью, с ней ничего не случилось. И его радость оказалась ее спасением на некоторое время.

– Садись в экипаж, – повторил граф.

Грэнби взглянул на жену так, что стало ясно: если она не подчинится, он применит силу.

Кэтрин тяжко вздохнула. Она поняла, что у нее нет выбора. Муж даже не подал ей руки, когда она забиралась в карету.

Захлопнув дверцу, Грэнби взобрался на сиденье кучера и взял в руки вожжи. До Уинчкома было два дня пути, столько же – до Рединга. Оставалось только догадываться, когда его очаровательная жена поймет, что дом, куда ее везут, находится не в Уинчкоме.

Впрочем, это не имело значения. Если потребуется, он запрет ее в карете. Как только они приедут в Фоксли, произойдет то, что должно было произойти. Но это случится на его территории, под крышей его дома, и его жене придется с этим смириться.

Грэнби натянул поводья, и карета тронулась с места. Мили пролетали одна за другой, ночь постепенно уступала место рассвету, и в какой-то момент граф начал что-то тихонько насвистывать.

«Вероятно, Ратбоун прав, – думал он. – Хороший поцелуй поможет решить множество проблем». Граф твердо решил: когда он опять будет целовать Кэтрин, он не остановится до тех пор, пока она не признается, что любит его. А потом он скажет то же самое, и все закончится благополучно.

Все шло гладко, пока не наступило утро. Кэтрин заснула, убаюканная ритмичным покачиванием кареты, а когда проснулась, ее сразу поразил тот факт, что Грэнби не повернул к Бедфорд-Холлу. Вероятно, он направлялся на восток, в сторону Уинчкома. Что ж, когда они приедут туда, то официально и навсегда распрощаются друг с другом.

А потом она почувствовала, что ей необходимо выйти из кареты по нужде. Собравшись с духом, она крикнула из окна:

– Остановись!

Карета почти сразу же остановилась, и дверца открылась.

– Доброе утро, дорогая.

– Черт побери, что же в нем доброго? – проворчала Кэтрин. Все ее тело болело, а ноги затекли от долгого сидения в карете.

Выбравшись из экипажа, она осмотрелась. Вокруг не было ничего, кроме деревьев и грязной дороги, протянувшейся на многие мили. Кэтрин понятия не имела, где они находились и сколько еще времени ей придется трястись в карете.

Граф взглянул на нее с улыбкой и спросил:

– Не хочешь ли поехать вместе со мной наверху?

Сегодня замечательное утро.

– Мне нужно... то есть я... В общем, не важно. – Она пошла за деревья, и вскоре ее смущение уступило место гневу – Грэнби еще осмеливался шутить, он предложил ей разделить с ним место кучера!

Она не станет сидеть рядом с этим невыносимым человеком! Чем быстрее она с ним распрощается, тем лучше.

Грэнби же, глядя вслед жене, тихонько посмеивался. Он подумал, не пойти ли за ней, но отказался от этой мысли. Примирение должно было состояться в постели, а не в лесу. Их ожидало наслаждение на пуховых перинах, и никто не посмеет зайти к ним в спальню. Долгие часы ласк – вот чего он желал.

Медленно возвращаясь, Кэтрин пыталась привести в порядок свои мысли. На ее взгляд, Грэнби был слишком уж покладист. Может, он что-то задумал? Но что именно?

Шелест листьев и треск веток под ботинками заставили Кэтрин насторожиться. Ее муж, видимо, решил, что предоставил ей достаточно времени. Она нахмурилась и ускорила шаг.

Не было смысла притворяться – теперь они стали друг другу врагами. Но Кэтрин не собиралась сдаваться, во всяком случае, не сейчас.

– Где мы находимся? – спросила она, приблизившись к графу.

– Думаю, в часе езды от постоялого двора «Летчуорт инн». Я поменяю лошадей и закажу хороший обед. Ты, должно быть, проголодалась.

Она не ответила и, подобрав юбки, направилась к карете. Граф последовал за ней и опять занял место кучера.

Минуту спустя карета снова покатила по дороге, и с каждой милей Кэтрин чувствовала себя все более несчастной. Ее муж вел себя так, как будто они были чужие как будто они не лежали в объятиях друг друга и он не надевал кольцо ей на палец, не клялся заботиться о ней.

Единственное утешение Кэтрин состояло в том, что рано или поздно они приедут в Стоунбридж и там у нее появится союзник. Она понятия не имела, как отреагирует отец, когда его дочь появится дома при таких обстоятельствах. Но Кэтрин была уверена, что он по-настоящему любит ее и окажет ей поддержку. Что же касается ее мужа, то какое бы объяснение он ни придумал, если вообще придумает, это станет напрасной тратой времени. Уоррен Хардвик ценил верность превыше всего. А мужчина, изменивший жене, таким качеством обладать не мог.

Грэнби въехал во двор гостиницы, радуясь тому, что может отдохнуть от жесткого сиденья кучера. К счастью, в гостинице никого не было, если не считать хозяина заведения, его жены и юноши, ухаживавшего за лошадьми.

Граф тотчас же распорядился, чтобы Кэтрин посадили за стол и подали ей обильный обед и горячего чаю. Присоединившись к ней, он с улыбкой подумал: «Хорошо, что ее руки сейчас заняты, иначе она вцепилась бы мне в горло»;

– Еще один день пути, и ты дома, моя дорогая, – сказал граф, с улыбкой глядя на жену.

– Я буду краткой и скажу тебе следующее: чем быстрее мы распрощаемся, тем лучше, – ответила Кэтрин. Она старалась держать себя в руках, насколько это было возможно в данной ситуации.

– И почему же?

Она бросила на стол вилку.

– Почему же? Потому что ты оказался бесчувственным развратником, человеком, которого не волнует ничего, кроме собственного удовольствия. Зачем вообще беспокоиться, сопровождая меня домой? Я уверена, что ты мог бы нанять внушающего доверие кучера, который вернул бы меня в лоно семьи. У тебя появилось бы больше времени, чтобы наслаждаться обществом милых вдов.

Грэнби ликовал. Оказывается, она ревновала! Безумно ревновала!

Наверное, леди Олдершоу все-таки оказала ему услугу. Могло пройти несколько недель, даже месяцев, прежде чем они признались бы, что любят друг друга. Если все получится так, как он рассчитывал, ему придется выразить благодарность порочной вдове.

– Ешь, дорогая. Мы еще очень нескоро остановимся.

Оставив упрямо молчавшую Кэтрин допивать вторую чашку чая, Грэнби проверил, как накормили лошадей. Через полчаса он сообщил жене, что пора продолжить путешествие.

Путешествие же оказалось не из легких. К концу дня Грэнби решил, что всем кучерам следовало бы повысить жалованье; ему казалось, что кучерское сиденье становится все более жестким.

«Как же все-таки поговорить с женой?» – спрашивал себя граф снова и снова.

«Я люблю тебя». Этого, должно быть, достаточно, но Грэнби сомневался, что такие слова все разрешат – ведь Кэтрин скоро обнаружит, что ее похитили. Зная вспыльчивый характер жены, Грэнби был готов к тому, что придется говорить очень долго о том, как он любит ее, и о том, что он всегда любил ее, потому что она делает его счастливым...

Но ведь так оно и было. Он действительно любил Кэтрин, и она действительно делала его счастливым. С тех пор как он встретил Кэтрин, Грэнби возродился и начал жить полной жизнью. Его жизнь перестала ассоциироваться только с чувством долга и обязанностями, которые накладывал на него титул. Она наполнилась счастливыми мгновениями, когда он держал Кэтрин в своих объятиях, смехом, спорами и всеми теми мелочами, которые делали один день непохожим на другой.

Теперь, когда она вошла в его жизнь, Грэнби не мог представить себе будущее без нее.

Он повернул на юг, в сторону Рединга, надеясь, что все английские дороги похожи одна на другую. Когда от его пассажирки не последовало ни вопроса, ни жалобы, Грэнби решил, что она, должно быть, спит. Граф оценил силу лошадей. Они бежали довольно резво, но Грэнби боялся гнать их без остановки всю дорогу до Фоксли. Им придется остановиться на ночь.

На пути показался небольшой постоялый двор, который Грэнби неплохо знал. Открыв дверцу кареты, он обнаружил, что его жена спала, свернувшись на сиденье и подложив под голову матерчатый саквояж.

– Комнату на ночь, – сказал граф хозяину. Подхватив жену на руки, Грэнби вынес ее из кареты и направился к двери. Хозяин тотчас же открыл перед ним дверь. Причем Кэтрин так и не проснулась.

– Несите леди наверх, милорд, – проговорил хозяин. – Вторая дверь слева. Я скажу жене, чтобы она поставила котел на огонь.

Комната была маленькой, но чистой, и там стояла латунная кровать с матрасом. Кэтрин зашевелилась, когда муж положил ее, но не проснулась. Ее растрепанные волосы волнами обрамляли лицо. Даже во сне она была необыкновенно красивой, и Грэнби, не удержавшись, осторожно поцеловал ее в лоб, вернее, лишь прикоснулся ко лбу губами.

Ему нужно было поесть, выпить кружку самого лучшего эля и принять ванну. Как только он все это сделает, то закажет то же самое своей темпераментной жене. А пока ей следовало выспаться.

Когда Кэтрин проснулась, в комнате стемнело. Молодая женщина резко вскочила, а потом вспомнила, что случилось, прежде чем она заснула в карете. Теперь, оказавшись в одиночестве в незнакомой комнате и незнакомом месте, Кэтрин подумала, всегда ли ее жизнь отныне будет отравлена теми снами, от которых она пробудилась. Снами, полными сожаления о том, что она никогда не сможет жить с человеком, которого любит.

Не зная, который час, Кэтрин встала с кровати и распахнула ставни, закрывавшие окно. На улице все замерло, кроме движущихся пятен лунного света и легкого ветра, который осторожно покачивал листья на верхушках деревьев. Стояла тишина.

Потом Кэтрин вышла из комнаты в коридор. Все двери были закрыты. Пройдя на цыпочках к лестнице, она выглянула из-за ограждения и посмотрела на общую комнату постоялого двора. Там находился Грэнби. Он сидел за угловым столом, и перед ним стояла кружка эля. Интересно, о чем он сейчас думал? Испытывал ли ее муж те же сожаления, что и она? Или расценил ее поведение как реакцию избалованной женщины, эгоистки, решившей полностью подчинить его?

– Вот вы где, миледи, – раздался грубоватый голос за ее спиной. – Я как раз несла вам поднос.

Кэтрин повернулась и увидела женщину лет пятидесяти. Она была в белом переднике и безупречно выглаженном коричневом платье. Женщина представилась – ее звали миссис Шейн.

Кэтрин улыбнулась жене хозяина и спросила:

– Вы несете чай?

– Горячий, с добавлением корицы, – ответила миссис Шейн. – А еще печенье и пирог с начинкой из куропатки. Милорд сказал, что вы очень проголодались.

Кэтрин кивнула:

– Да, очень.

– Тогда пойдемте, – сказала миссис Шейн. – Или вы желаете присоединиться к супругу?

– Нет-нет, я лучше поем в своей комнате. А потом приму горячую ванну, если это возможно.

– Вилли уже греет котлы. Ванная комната в конце коридора. Она самая обычная, предупреждаю вас, но там есть большая медная ванна и мягкие чистые полотенца.

Поев и помывшись, Кэтрин почувствовала себя гораздо лучше. Она не хотела выяснять отношения до тех пор, пока не решит, что ей говорить. Поэтому Кэтрин вернулась в комнату, которую Грэнби снял для нее, и закрыла дверь на щеколду.

Остаток ночи она провела в тяжких раздумьях. На глаза ее то и дело наворачивались слезы, но Кэтрин старалась держать себя в руках.

Однако в конце концов она не выдержала. Уткнувшись в подушку, Кэтрин разрыдалась. Вся боль и горечь, которые она подавляла в себе с той минуты, когда увидела мужа рядом с другой женщиной, поднялись в ее сердце и перелились через край.

Выплакавшись, Кэтрин почувствовала себя немного лучше, словно освободилась от мучительной боли, терзавшей ее душу с тех пор, как она покинула Бедфорд-Холл. Когда больше не осталось слез, она затихла на кровати и лежала, глядя в потолок широко раскрытыми покрасневшими глазами. Кэтрин пыталась привести в порядок свои мысли, пыталась разобраться в своих чувствах и прийти к какому-нибудь решению. К окончательному решению.

Ранним утром Кэтрин решила, что совершила ошибку. Вместо того чтобы бежать, ей следовало выцарапать глаза леди Олдершоу.

Она поступила так, как не хотела бы. Она испугалась и стала слабой, устрашилась того, что могла потерять единственное, в чем нуждалась, – будущее вместе с любимым человеком.

Что ж, больше такого не повторится. Кэтрин собиралась спуститься вниз и потребовать от Грэнби объяснений. Потом она скажет ему нечто такое, что он еще долго не забудет ее слова. А дальше все зависело от того, как поступит ее муж.

Кэтрин сошла вниз, но вместо Грэнби увидела только хозяина гостиницы и его жену.

На завтрак дали кашу, печеные яблоки и большую чашку горячего чая, которая должна была придать сил любому путешественнику. Кэтрин как раз благодарила миссис Шейн, супругу хозяина, за гостеприимство, когда вошел граф.

Он был одет так же, как и накануне, но все равно оставался самым красивым мужчиной, которого когда-либо видела Кэтрин.

– Коляска ждет нас, – сказал Грэнби, склоняясь в традиционном поклоне. – Мы прибудем домой в середине дня.

Кэтрин посмотрела ему в глаза. Они светились радостью, и молодая женщина предположила, что Грэнби лишь забавляло ее упрямство. Хорошо, пусть забавляется. Она не станет выяснять отношения при посторонних. То, что Кэтрин собиралась сказать мужу, предназначалось только для ушей Грэнби.

– Домой. Звучит очень мило, – улыбаясь, ответила Кэтрин. Ничего страшного, если ее муж будет и дальше думать, что она ненавидит его.

Грэнби помог ей сесть в карету, и Кэтрин приняла его руку.

– Спасибо, – обронила она.

– Не за что, – ответил Грэнби. В его взгляде зажегся огонек. Кэтрин выглядела сегодня утром замечательно, но он еще не был готов захлопнуть ловушку.

– Я вижу, что ты так же рад освободиться от меня, как и я от тебя, – попробовала поддеть его Кэтрин. – Что ж, тем лучше.

Но Грэнби не стал глотать приманку.

– Наслаждайся путешествием в одиночестве, – сказал он и закрыл дверцу кареты.

Они выехали со двора, и Кэтрин в растерянности замерла. Утро началось не так, как она себе представляла. Чтобы все окончательно испортить, ее муж начал петь – и это было совсем дурно.

После двадцати минут прослушивания сомнительной мелодии, которую, как полагала Кэтрин, он выучил в борделе, она постучала по крыше кареты, требуя, чтобы Грэнби прекратил петь, иначе у нее заболит голова. В ответ ее муж начал петь еще громче.

Это было уже слишком. Он намеренно вел себя дерзко и бесчувственно. Кэтрин закричала, чтобы он остановил карету, но вместо того, чтобы сбавить скорость, Грэнби помчался вперед еще быстрее.

С каждым поворотом колес кареты ярость Кэтрин возрастала, пока она не почувствовала, что внутри у нее вот-вот взорвется вулкан.

– Довольно! – крикнула она мужу. – Немедленно остановись и дай мне выйти.

На этот раз он вообще ей не ответил. Следующие десять минут Кэтрин разбиралась с дверью. Когда она открылась, Грэнби закричал, чтобы Кэтрин перестала вести себя как избалованный ребенок. Она хотела домой, и именно туда он ее вез.

Миновала добрая половина дня, когда Кэтрин заметила указатель на одном из многочисленных пересечений дорог, которые они проезжали с утра. Кэтрин не знала такой деревушки, они с Фелисити точно не проезжали мимо Мейденхеда во время путешествия в Ипсуич.