Это было одно из приятных воспоминаний о младшей сестре, но существовало еще и другое, мучившее его день и ночь.

Джонатан стоял у окна и смотрел на надвигающуюся бурю. Воспоминание тяжелым грузом легло на плечи. Ему тогда было двенадцать лет. И хотя он уже становился мужчиной, ничто, кроме развлечений, его не интересовало. В отличие от своих деловых партнеров Джонатан родился в семье, не принадлежавшей к избранному обществу Манхэттена, хотя теперь представители этого общества искали знакомства с ним. Он родился в семье владельца мясной лавки. Его мать, простая женщина, души не чаяла в своих детях.

Был обычный день в восточной части Манхэттена. Продавцы с тележками наперебой расхваливали свои товары, предлагая прохожим, заполнившим узкие улочки, консервы и свежий итальянский хлеб. Джонатан в то утро работал в лавке отца, срезая жир с больших кусков говядины. Мать привела шестилетнюю Абигайль и велела Джонатану присмотреть за сестренкой.

Закончив работу, мальчик побежал на улицу играть с друзьями в прятки, совершенно забыв об Абигайль. Девочке надоело сидеть на крылечке, шумная улица манила ее, там было столько всего интересного.

Раздался душераздирающий вопль. Джонатан выбежал на улицу и увидел свою маленькую сестренку под колесами фургона с пивом. Глаза Абигайль безжизненно смотрели на него. Часто среди ночи он и сейчас слышал вопль матери. Взгляд ее был безжизненным, как у дочери.

Никто не упрекал Джонатана, но он знал, что виноват в гибели сестры. Не оставь он тогда Абигайль, девочка и поныне была бы жива. Чувство вины угнетало мальчика. Он до изнеможения работал в лавке, стараясь облегчить жизнь отцу и самому себе.

Мать редко улыбалась после смерти Абби, и Джонатан не мог без боли смотреть на ее страдальческое лицо.

Работа не мешала Джонатану хорошо учиться в школе. Особенно по математике и литературе. На деньги, заработанные в лавке, он продолжал учебу, поступив в колледж. Чувство вины и грусти постепенно притупилось, но окончательно не исчезло. Он жил с этой тяжестью в душе, которая постоянно напоминала ему о том, как важно внимательно слушать, что тебе говорят.

Этот урок сослужил свою службу, думал Джонатан. Слушая людей, он заглядывал в их жизнь, узнавал, что им нравится или не нравится, по тону голоса или выражению лица. Например, он внимательно слушал Реджину Ван Бурен. Для него было очень важно не только то, что она говорила о своих политических симпатиях, но как она говорила.

Ее слова шли от сердца, она говорила убедительно, и Джонатан нисколько не сомневался, что Реджина действительно верит в необходимость введения закона о равноправии мужчин и женщин. Его возражения против суфражизма не носили политического характера, он не возражал в принципе против введения избирательных прав для женщин. Но не мог согласиться с идеей равенства мужчин и женщин. Женщина – роза, а мужчина – дуб.

Улыбка тронула его губы, когда он подумал о том, как будет объяснять это Реджине. Его размышления прервал Бисби, который сообщил, что пришел Фрэнк Фаулер из полиции знакомиться с новым жителем Мерриам-Фоллс.

Дворецкий проводил посетителя в кабинет.

– Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, мистер Паркер, – извинился полицейский, приняв стакан виски, который ему протянул Джонатан. – Но я узнал, что вы владеете этой фабрикой, а девушка работала у вас, и решил сообщить вам последнюю новость.

– Какую новость? – удивился Джонатан. – И о какой девушке идет речь?

– О Хейзл Глам. Этим утром мы обнаружили ее тело в старом сарае у северного входа на фабрику, – без обиняков ответил Фаулер.

– Что с ней случилось?

– Ее задушили. Труп уже окоченел, но на шее видны следы веревки.

Джонатан велел Бисби войти в кабинет и закрыть за собой дверь. Он хотел, чтобы верный слуга был полностью в курсе дела.

– Вы говорите, девушка работала у меня, – сказал Джонатан, глядя на полицейского. – Не хочу показаться черствым, мистер Фаулер, но на фабрике работает много молодых женщин. Я еще никого из них не знаю.

– Понятно, – произнес Фрэнк Фаулер, отпив глоток отличного ирландского виски, какого ему еще никогда не доводилось пробовать, и продолжил: – Девушка снимает комнату в пансионе у мисс Ван Бурен. Вернее, снимала. Как мне удалось узнать, все думали, что Хейзл сейчас в Буффало у своих родственников.

– Значит, мисс Ван Бурен не могла обратиться к вам с заявлением о пропаже девушки, – заметил Джонатан, уверенный в том, что если бы Реджина была расстроена чем-нибудь серьезным, например исчезновением жильца, он обязательно заметил бы это.

– Нет. И мне не просто будет сказать Реджине о смерти девушки. Та жила в пансионе уже очень давно.

– Да, задача не из приятных, – ответил Джонатан. Он решил присутствовать при этом разговоре. Его будущая невеста, наверное, считает, что может обойтись без мужской поддержки, но ей понадобится плечо, на котором она сможет поплакать. И Джонатан решил, что это должно быть именно его плечо. – Расскажите, что произошло, вернее, что, по вашему мнению, могло произойти.

Фаулер толстыми бледными пальцами, словно гребнем, провел по своим седеющим волосам.

– Черт меня побери, если я что-нибудь знаю, – проворчал он. – Тело обнаружил Пит Брайсон. Он тоже работает на вашей фабрике. Как обычно, Пит привез уголь для печей. Открыл дверь склада и увидел ее на полу. Она будто спала, свернувшись калачиком.

– Вы говорите, следов насилия не обнаружено?

– Доктор Рамли утверждает, что изнасилования не было, – подтвердил Фаулер. – Ее просто задушили. – Он задумался. – Хейзл была не очень привлекательной девушкой. Полная там, где не надо, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Сколько ей было лет? – спросил Джонатан.

– Двадцать пять или двадцать шесть, – сообщил Фаулер. – На фабрике стала работать сразу после окончания школы. Мать переехала в Буффало после смерти мужа к старшему сыну. Я им отправил телеграмму сразу после того, как побывал у доктора Рамли. Хейзл регулярно посылала матери деньги. Каждую среду я ее видел на почте.

Жалованье на фабрике выплачивали по вторникам, так что посещение мисс Глам почты по средам было логично, подумал Джонатан. Зная, сколько брала Реджина со своих постояльцев, и учитывая, что Хейзл не тратила деньги на безделушки и наряды, Джонатан мог поверить в то, что у нее оставалось достаточно денег, чтобы поддерживать свою мать-вдову.

Джонатан сел к письменному столу, открыл гроссбух, в котором велась вся бухгалтерия фабрики и были указаны зарплаты работников. В списке женщин, работавших на втором этаже большой фабрики, он нашел имя Хейзл Глам.

– Кому понадобилось убивать девушку, которая вела такую скучную, однообразную жизнь? – поинтересовался Джонатан.

– Меня это тоже озадачило, – признался Фаулер. – Хейзл никогда никому не делала зла, если не считать той статьи в газете.

– Какой статьи? – удивленно поднял темную бровь Джонатан.

Полицейский поставил на стол пустой стакан, выражая полную готовность продолжить разговор.

– Живя в пансионе, Хейзл читала суфражистские листовки. И у нее возникли странные идеи. Она без конца разглагольствовала о том, что на фабрике нужно создать профсоюз и что мужчины не видят дальше своего носа. И все в таком духе.

– Понятно, – тихо произнес Джонатан. Он бросил взгляд на Бисби. Дворецкий покачал головой, показывая, что эта новость ему не понравилась. Мужчинам не нравилось, что Реджина оказалась так тесно связана с девушкой, которую только что нашли мертвой. – Наверное, я буду прав, если скажу, что жители Мерриам-Фоллс не поддерживали такие радикальные взгляды.

Поколебавшись, Фаулер сказал:

– Если бы вы не купили фабрику, старый владелец, мистер Радерфорд, уволил бы Хейзл. Девушке повезло, что он уже не распоряжался здесь. Он велел ей заниматься делами и держать свои дурацкие идеи при себе.

– И она его послушалась? – поинтересовался Джонатан.

Фаулер пожал плечами:

– Да, насколько я знаю.

– По всей видимости, девушка кому-то сильно насолила. Или вы полагаете, ее смерть – дело рук убийцы-маньяка из числа местных жителей? – спросил Джонатан.

Поскольку Фаулеру трудно было себе представить убийцу, бродящего по Мерриам-Фоллс в эту холодную зиму, вопрос о гибели Хейзл Глам остался без ответа.

Ожидание Джонатана, что Реджина захочет выплакаться на его плече, оказалось напрасным. Однако она попросила его сопровождать ее. Ей хотелось увидеть подругу.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – ответил Джонатан. Он понимал, что останки девушки могли уже оттаять. И зрелище будет не из приятных.

– Я хочу ее видеть, – настаивала Реджина, которую потрясла смерть подруги, хотя она старалась не подавать виду. Она была в шоке. Зачем, ради всего святого, кому-то понадобилось убивать Хейзл? Убийцы бывают только на темных улицах больших городов да в шумных борделях. Преступления на почве страсти или алчности. Убийство – это нечто такое, чего не может быть в Мерриам-Фоллс, скучном маленьком городишке.

Но теперь ситуация изменилась, в их городке произошло убийство. Хейзл жила в ее пансионе, ела с ней за одним столом. Она была как член семьи. Делилась своими планами с Реджиной, рассказывала ей о своих самых сокровенных мечтах и желаниях. Хейзл знала, что слишком невзрачна, чтобы надеяться на замужество. Поэтому оставила мечты о рыцаре в сияющих доспехах и приняла участие в движении женщин за право голоса. Она еще активнее, чем Реджина, поддерживала это движение. Никто, кроме Реджины, не знал, что Хейзл посылала деньги не только своей матери в Буффало. Раз в месяц работница фабрики отправляла деньги в Нью-Йорк для одной маленькой газетки, которая печатала на своих страницах сообщения о том, как продвигается решение женского вопроса в законодательных органах. Эта газета распространялась по всей стране. Ежемесячные денежные переводы, которые отправляла Хейзл, помогли изданию листовки, которую Джонатан видел в пансионе.

Реджина вышла в прихожую и стала одеваться.

– Где Хейзл? – спросила она полицейского, стоявшего за широкой спиной владельца фабрики.

– В приемной доктора Рамли, – ответил Фаулер.

– Вам не нужно опознавать тело, – заметил Джонатан, глядя, как она надевает пальто. – Мистер Фаулер говорит, что девушку знали все в городе.

– Хейзл была моей подругой, – упрямо заявила Реджина, едва сдерживая слезы, и с вызовом взглянула на Джонатана: она сделает то, что задумала, а идти ему с ней или нет – его дело.

Джонатан понял: эта женщина не изменит своего решения. Он сказал, что они с мисс Ван Бурен поедут вслед за ним в экипаже. Фрэнка Фаулера обрадовало такое решение. Значит, ему не придется быть наедине с Реджиной, когда она увидит тело убитой подруги. Полицейский кивнул и вышел из пансиона. Ему еще нужно было собрать кое-какие сведения. Ведь он единственный представитель закона в этом городке. И именно ему придется раскрывать убийство Хейзл Глам. Очевидно, новый владелец фабрики сомневался, что убийство совершил чужой. Но самому Фрэнку именно эта версия казалась наиболее вероятной. Он хорошо знал всех жителей Мерриам-Фоллс и не верил, что кто-нибудь из них способен на убийство.

Тьма окутала маленький городок на берегу реки Гудзон, снег заметал все следы и белой пеленой покрывал улицы и дороги. Джонатан и Реджина ехали в экипаже к приемной доктора. Мисс Ван Бурен неподвижно сидела напротив Паркера, надвинув капюшон на глаза. Только дрожащий подбородок и судорожно сжатые руки выдавали ее волнение. Джонатан не видел ее глаз, но был уверен, что она плачет.

Ему хотелось пересесть к девушке и крепко обнять ее, дать ей выплакаться у него на груди, посадить к себе на колени и покачать, как маленького ребенка, согреть теплом собственного тела. Но он не решался даже коснуться ее. Не сейчас. Ведь они едва знакомы. Виделись всего дважды, считая и нынешний день.

– Расскажите мне о Хейзл, пожалуйста, – попросил девушку Джонатан.

Реджина подняла на него глаза, которые казались бездонными и незнакомыми в холодной темноте экипажа. Она постаралась вспомнить живую Хейзл, которую так хорошо знала, и не думать о мертвом теле, ожидающем ее в приемной доктора Рамли.

– Хейзл была очень милой, – сказала наконец Реджина. – Играла на пианино, любила читать.

– Я знаю, что она жила в вашем пансионе несколько лет.

– Реджина кивнула.

– Мать Хейзл после смерти мужа переехала в Буффало, где живут ее старший сын с женой. У него там небольшой галантерейный магазин. И у них вскоре должен был родиться первенец. А Хейзл не согласилась ехать в Буффало. Они с братом никогда не были особенно дружны. К тому же ей не хотелось быть никому обузой. Вот Хейзл и нанялась на фабрику, а жить стала в моем пансионе.

Джонатану очень хотелось расспросить Реджину об отношении покойной к женскому движению, но он понимал, что сейчас не время.

Экипаж остановился у небольшого дома. В желтом свете газового рожка, проникавшем сквозь заснеженное окно, сверкали крупные сосульки, свисавшие с покатой крыши. Джонатан первым вышел из экипажа, чтобы помочь мисс Ван Бурен. Он старался своей широкой спиной загородить ее от пронизывающего ветра.

– Вы уверены, что не передумали?

– Уверена, – ответила Реджина. Голос ее дрожал, руки тряслись, но не от холода. Она не замечала ни холода, ни ветра. Девушка просто оцепенела и молила Бога, чтобы это состояние продлилось до тех пор, пока она останется одна.

– Ну хорошо, – согласился Джонатан и взял ее под руку.

Земля замерзла, было скользко, но Джонатан, уверенно ступая по обледеневшей дорожке, подвел Реджину к крыльцу. Он взглянул на скромную вывеску над входной дверью и, убедившись, что именно здесь находится приемная доктора Рамли, постучал. Им открыл полный господин в черном сюртуке. Очки в красивой оправе украшали его широкую переносицу, янтарные глаза приветливо смотрели на молодых людей. Джонатан и Реджина вошли в прихожую. Приветливый доктор провел их через идеально чистую приемную в небольшую квадратную комнату в задней части дома. В комнате было достаточно света, чтобы рассмотреть покрытое белой простыней тело, которое лежало на длинном столе.

– Тут особенно нечего смотреть, – вежливо сказал доктор Рамли.

– Мне хотелось бы побыть несколько минут одной, – обратилась Реджина к доктору.

Доктор Рамли кивнул и вышел из комнаты. Джонатан не собирался последовать за ним.

– Со мной все будет в порядке, – заверила его Реджина, удивленная его заботой. В глубине души она была благодарна ему за то, что он поехал вместе с ней. Теперь, когда Джонатан был рядом, это давало ей силы увидеть Хейзл последний раз и убедиться в том, что убийца хоть и лишил ее жизни, но не надругался над ней.

Джонатан молча подошел к столу и откинул простыню с лица Хейзл Глам. Тусклый свет смягчил распухшие черты лица, но было нетрудно заметить, что женщина никогда не была красавицей. Темные мягкие волосы обрамляли ее лицо, а под двойным подбородком Джонатан разглядел темные полосы, следы веревки. На корсаже платья остались пятна крови, но само платье не было порвано. На лице и руках никаких царапин, никаких следов того, что она сопротивлялась убийце.

– Люди видели в ней только старую деву, – прошептала Реджина. – Они не хотели разглядеть ее душу под непривлекательной внешностью. – Слеза тихо скатилась по ее бледной щеке. Она взглянула на Джонатана и добавила: – Хейзл так хорошо умела смеяться.

Джонатан опустил было простыню, но Реджина снова подняла ее. Джонатан с сочувствием смотрел на девушку. Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Он понимал, как ей сейчас тяжело. Мальчиком он пережил смерть близкого человека. Тогда он ненавидел себя за то, что в нужный момент не оказался рядом со своей маленькой сестренкой.

Реджина, поколебавшись, дотронулась до серебряного креста на груди Хейзл.

– Это ей не помогло, – сердито прошептала она, злясь на человека, который лишил Хейзл жизни, и на Бога, допустившего это преступление.

– Не пытайтесь понять. Нравится нам это или нет, но смерть всегда неожиданно вторгается в нашу жизнь, – сказал Джонатан.

Она взглянула на него и увидела боль в его глазах. Очевидно, он тоже потерял близкого человека. И тоже неожиданно.

Джонатан расстегнул тонкую серебряную цепочку на шее Хейзл. На цепочке висел маленький крестик. Он положил крест в руку Реджины, и она ощутила его холод в своей теплой руке.

– Мы больше ничего не можем сделать для нее, – сказал Джонатан.

Ласково, но твердо он повел Реджину к двери. Когда они оказались в слабо освещенной прихожей, Джонатан посмотрел на девушку.

– Мисс Глам с кем-нибудь встречалась? Может быть, тайно с кем-нибудь из фабричных?

– Нет, – ответила Реджина. – У Хейзл не было от меня секретов. И она не стала бы встречаться с мужчиной ночью. Она была не такая.

К ним присоединился доктор, который посоветовал Джонатану немедленно отвезти мисс Ван Бурен домой и перед сном дать ей немного виски.

Когда они вернулись в пансион, там уже все знали о случившемся. Повариха, миссис Чалмерс, встретила их на пороге дома, глаза ее опухли от слез. Она заключила Реджину в объятия. Джонатан снял пальто и шляпу, решив остаться и присмотреть, чтобы его будущая невеста спокойно уснула. Потом он собирался вернуться к себе и подумать над вопросами, связанными со смертью Хейзл Глам.

Реджина не возражала против присутствия Джонатана. Она позволила ему снять с нее пальто и провести в гостиную. И только сейчас дала волю слезам. Она не заметила, как оказалась в его объятиях. Она чувствовала тепло его большого сильного тела, его руки, ласково поглаживавшие ее спину. Этот почти незнакомый ей мужчина излучал живое тепло, ей хотелось впитать это тепло, чтобы защититься от холодных когтей смерти, в которых теперь находилась Хейзл Глам.

Рыдая, она прильнула к нему. Как он и ожидал, тело ее было теплым и нежным.

Он прижал девушку к себе еще крепче, успокаивая ее так, как мужчина обычно может успокоить женщину.

Реджина чувствовала тепло его объятий, несмотря на боль от потери подруги. Постепенно шок прошел, слезы иссякли. Девушка взглянула на Джонатана сквозь влажные слипшиеся ресницы.

– Простите, – шепнула она.

– Не извиняйтесь, – мягко ответил он. Джонатан отпустил Реджину, как только в комнату вошла миссис Чалмерс с чайником. Выходя из комнаты, повариха одобрительно улыбнулась ему и оставила дверь приоткрытой.

Джонатан прошел к шкафчику в углу комнаты и нашел то, что искал. Он налил немного виски в чайную чашку и протянул чашку Реджине.

– Вот, выпейте это, – строго сказал он. Реджина взяла чашку.

– Не спешите, – предупредил ее Джонатан.

Реджина послушно глотнула, и лицо ее исказила гримаса отвращения. Она никогда не пила спиртного. У миссис Чалмерс всегда был в запасе виски для одного жильца, немолодого приятного мужчины, который уверял, что виски помогает ему от артрита.

От виски Реджине стало тепло, она немного успокоилась. Джонатан смотрел на нее. В его серебристых глазах отражались огоньки от пылающего в камине огня. Темные волосы были влажными от растаявшего снега. Реджина вспомнила, как только что прижималась к этому едва знакомому человеку. Наверное, ей полагалось бы смутиться, но этого не случилось.

Реджина позволила Джонатану отвести непокорную прядку с ее лица.

– Мне нужно проследить, чтобы встретили брата Хейзл, когда он приедет, – сказал Джонатан. Как и обычно, когда в этом была необходимость, он без всяких просьб брал на себя все заботы. – Допейте виски и постарайтесь уснуть.

– Не думаю, что мне это удастся, – слабым голосом произнесла Реджина. Руки у нее все еще дрожали. – Я все спрашиваю себя, почему убили Хейзл.

– Мы все задаем себе этот вопрос, – заметил Джонатан. – Ближайшие дни будут очень напряженными для всех нас. Вам нужно как следует отдохнуть.

– Я постараюсь.

Она плакала у него на плече, и это было естественно. Но ей нельзя привыкать к его обществу. Рано или поздно придется смириться с тем, что Хейзл мертва. Смерть подруги не меняет ее отношения к загадочному мистеру Паркеру. Она по-прежнему не собирается поддерживать с ним близкие отношения. Ей совершенно не нравится его властная манера держаться.

– Я навещу вас утром, – сказал Джонатан.

– В этом нет необходимости, – ответила Реджина. – Благодарю вас за все. Я ценю оказанную мне вами помощь.

– Цените? – слегка улыбнулся Джонатан. Реджина вспыхнула. – Кажется, мне нравится, когда меня ценят, – заметил он. – По крайней мере когда я слышу это от вас.

Реджина не нашлась что ответить и промолчала. Она посмотрела на его губы и подумала про себя, что было бы интересно узнать, как он целуется.

И ей не пришлось долго ждать. Джонатан протянул руку и нежно коснулся ее лица, медленно провел пальцами по заплаканной щеке и прижал кончики пальцев к ее нижней губе. Под его легкими, как перышко, прикосновениями она закрыла глаза, сердце учащенно забилось. Наконец он поцеловал ее. Это был нежный, ласковый поцелуй, она никогда еще не испытывала такого наслаждения.

Джонатану потребовалась вся его выдержка, чтобы не поцеловать девушку так, как ему хотелось. Своим поцелуем он давал ей понять, что она не одинока. Боясь, что он больше не сможет сдерживаться, Джонатан оторвался от ее губ.

– Спокойной ночи, – шепнул он. – Пусть я приснюсь вам.