Сага о Вигдис и Вига-Льоте

— Ты очень меня испугала, девочка. Я не знала, что и думать. Ведь ты пропала так надолго, а я знаю, что ты боишься темноты.

Вигдис ответила:

— И темноты я боюсь, и самой себя в собственном доме. Жизнь моя отвратительна, и будет лучше, если я положу ей конец.

— Не говори такие страшные вещи, — ответила Оса. — У тебя все еще может быть хорошо. И ты еще так молода, да и не знает никто о твоем позоре, а все считают тебя порядочной девушкой. Коре любит тебя, и с ним у тебя будет хорошая жизнь.

— Именно это и гнетет меня больше всего, — сказала Вигдис. — И хотелось бы мне, что все знали о моем позоре — и чтобы мой отец выгнал меня из дома. И ужасно, что приходится мне улыбаться и делать вид, что я та же, что раньше… И не радует меня, что все считают Вигдис честной и порядочной, ибо есть трое, которые знают, что это неправда. И на теле моем есть тому позору отметка, и не знаю, как уберечься мне от стыда, когда Коре заведет разговор о женитьбе.

Они сидели одни вечером в доме, Оса и Вигдис; и тогда девушка вновь заговорила об этом.

— Не можешь ли ты, матушка, отправиться на юг к своим родичам — ведь ты говорила, что они влиятельные и богатые люди? И рода еще более древнего, чем мы.

Оса отвечала:

— Я не знаю, живы ли мои родичи, и стара я уж стала ехать к ним. Но почему ты заговорила со мной об этом?

Вигдис долго молчала, а потом сказала:

— Раньше, когда у меня была печаль, я всегда приходила к тебе и все рассказывала. Но сейчас случилось так, что от тебя я больше всего таю свое горе.

Оса ничего не ответила, и Вигдис продолжала:

— И сейчас я жалею, что похоронила ребенка, ибо каждую ночь он будит меня своими ужасными криками. Но пусть меня мучают злые духи, как я того заслужила.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Оса.

— И это самая лучшая месть, что сын Льота стал его проклятием. И хотелось бы мне, чтобы он сам отомстил своему отцу.

И тогда Оса тихо спросила:

— Я хочу знать, действительно ли ты так думаешь.

— Да, — ответила Вигдис.

И ее приемная мать тогда сказала:

— Тогда тебе лучше знать, что мальчик, которого ты родила в прошлом году, воспитывается у моего сына Скофте.

Вигдис вскочила со скамьи, на которой сидела. Она стояла смертельно бледная, не говоря ни слова. Но затем рухнула на скамью, опустила голову на стол и разрыдалась.

Оса сказала:

— И нет смысла говорить об этом всем, и сдается мне, что лучше все скрывать, но я сказала тебе это затем, чтобы ты могла повидать своего сына, если захочешь.

Вигдис плакала, а потом сказала:

— Мне казалось, я так несчастна, что хуже и быть не может. Но сейчас я не могу жить в этой усадьбе, когда я знаю, что в любой день мальчик может попасться мне на глаза. И так плохо мне было, что не смогла я бросить его в озеро. И не верю тебе, что сказала ты мне правду.

Тогда Оса подошла к своему сундуку и достала из него льняной платок и протянула его Вигдис. Она посмотрела на него и узнала — это была шаль, в которую она завернула ребенка в ту страшную ночь. На ней виделись пятна крови, и кое-где прилипли мох и сухие травинки. Она бросила тряпку на пол, заплакала и сказала:

— Я хочу обо всем рассказать отцу. Не могу я больше так жить. И не могу прятаться за спиной Скофте или еще кого-то. И никогда не думала я, что ты предашь меня.

Оса ответила:

— В ту утро я проснулась и увидела, что нет тебя рядом. Я испугалась и попросила Скофте поискать тебя. Тогда он нашел мальчика и принес его. И он был так красив, что Скофте попросил меня разрешить ему воспитать ребенка. И я рассказала тебе об этом сегодня, потому что думала, что это утешит тебя, особенно, когда ты узнаешь, что у тебя самый красивый в мире ребенок.

— Пусть будет, как будет, — сказала Вигдис. — И очень устала я от такой жизни.

Оса ответила:

— Ничего не делай с собой. И позор тому, кто сгибается под своей ношей. И хочу я тебе кое-что рассказать, а уж решать будешь сама.

XVII

Оса принялась рассказывать:

— Отца моего звали Харальд Золотая Борода, и я уже рассказывала тебе, что жизнь у меня и моих сестер дома, на Шелланде, была хорошая. Ингрид и Астрид были уже совсем взрослые, а мне только исполнилось тринадцать лет. Однажды вечером мы вместе со служанками отправились искупаться. И случилось так, что мимо проплывали корабли. Это были викинги из Елунда. Они сошли на берег и захватили нас в плен. И никто не смог от них убежать. Владели теми кораблями три брата, и они взяли нас себе в наложницы. Они быстро смогли разобраться, кто из девушек были дочерьми хёвдинга. Старшего из братьев звали Арнгрим; и с ним я провела первую ночь, а потом оставалась у него еще два года. Братья вскоре расстались. Двое других отправились домой, но Арнгрим и летом, и зимой плавал по морям. Он был сильным, храбрым и красивым мужчиной, но жестоко обращался со мной, потому что я никогда не показывала ему своей любви. Сестер своих я больше не видела и не знаю, что с ними сталось, потому что Арнгрим никогда не отвечал мне на вопросы о них.

Он много плавал по морям и везде одерживал победы. Меня он держал в закутке под палубой. Он боялся, что я убегу и спрятал мою одежду, но одарил дорогими мехами, коврами и украшениями. На борту драккара был один молодой дан по имени Асбьёрн; и я подговорила его сбежать вместе со мной и прихватить с собой золото, но Арнгрим узнал об этом. Он убил Асбьёрна и стал относится ко мне еще хуже.

Однажды мы были у островов Сюдерь и повстречали там норвежских викингов. В сражении с ними Арнгрим пал. Гуннар, твой отец, был хёвдингом норвежцев. И когда он вывел меня на палубу, я подошла к телу Арнгрима. Я встала на колени и смочила свои волосы его кровью. И не было для меня слаще времени, ибо я помнила, что Арнгрим по ночам обычно завязывал мои волосы узлом у себя на шее.

И тогда Гуннар спросил меня о моем имени и роде, «ибо, — добавил он, — я думаю, что ты так же знатна, как и красива». И мы проговорили с ним весь день и всю ночь. Гуннар пообещал отвезти меня домой в Данию, и он подарил мне красивые платья, и так хорошо относился ко мне, что я полюбила его. И тогда он сказал, что хотел бы отказаться от своей жены. И он хотел оставить меня у моих родственников. Но я решила не расставаться с ним. И жила у него на корабле, и вскоре поняла, что жду ребенка. И тогда он обрадовался еще больше, потому что у Альвсуль, его жены, детей не было.

Он привез меня в Вадин; но вскоре ярл призвал его в свою дружину, и он уехал. Он попросил Альвсуль хорошо относиться ко мне и ребенку. И ухаживать за ребенком как за своим собственным. И затем мы расстались, и я очень тосковала и печалилась. Альвсуль и ее приемная мать были со мной, когда я рожала, и когда появился на свет мальчик, они тут же забрали его и отправили с ним раба в лес, а всем в усадьбе приказали говорить Гуннару, что ребенок родился мертвым. А меня обещали убить самым ужасным образом, если я вдруг решусь пожаловаться. Вскоре пришло известие, что Гуннар тяжело ранен и долго еще не сможет приехать домой. Тогда Альвсуль приказала мне переселиться в дом, где жили ее рабы. Одного из них звали Сварт [3]. Он защищал меня и был добр ко мне, и он взял меня в жены. Альвсуль построила для него дом в лесу, там, где сейчас живет Скофте, и объявила всем, что теперь я жена трелля.

Когда Гуннар вернулся домой, она сказала ему, что я живу теперь со Свартом, и Гуннар тогда так разгневался, что сказал, что убьет нас обоих — и меня, и Сварта. Но я рассказала ему все о мальчике, которого отнесли в лес, и обо всем остальном тоже. Гуннар выгнал Альвсуль из усадьбы и предложил мне уйти от Сварта и переселиться к нему в дом. Но я посоветовала ему найти себе другую жену; и он выбрал Хердис, твою мать, и она была моложе и красивее меня. Ты знаешь, что во время родов она умерла, и тогда я попросила Гуннара отдать мне тебя на воспитание. И с тех пор все так и было, и Гуннар хорошо относился ко мне и моим сыновьям, и всех их освободил. И всю жизнь я видела от него только добро.

XVIII

Вигдис сказала:

— Больше всего меня удивляет, что осталась ты с рабом, который силой взял тебя. Я бы попросила Гуннара, чтобы он разорвал его лошадьми.

Оса ответила:

— Для Гуннара было больше чести взять в дом богатую жену из хорошего рода. И еще у меня был ребенок от Сварта. Я не хотела, чтобы у меня отняли еще одного сына.

— У тебя совсем иное в голове, чем у меня, — отвечала Вигдис. И помолчав, добавила: — Не много радости было у него с моей матерью, да и вряд ли он обрадуется, когда услышит о моем ребенке.

— Оставь мальчика там, где он находится сейчас, — сказала Оса. — Хотя бы пока Гуннар жив. А потом можешь взять его к себе и утешишься этим. А с Коре мы уладим дело.

Вигдис сложила руки на груди и посмотрела на огонь в очаге.

— Не хочу я больше жить в страхе и горечи и надеяться, что все уладиться само собой. И пусть будет, как будет, и хуже чем будет, уже не бывать.

Она взяла шаль, пошла к двери и кликнула работника, что колол во дворе дрова.

— Возьми это, — сказала она и отдала работнику шаль. — Иди к Скофте и передай, чтобы он вечером вернул мне то, что нашел вместе с этой тряпкой.

После этого она вернулась в дом и села на скамью у очага. Долго они молчали. А потом Оса произнесла:

— Не скоро еще Скофте придет сюда. Давай ляжем и поспим.

— Ложись, — ответила Вигдис.

Оса ничего не сказала и осталась сидеть. Через некоторое время Вигдис сказала:

— Ложись спать, Оса.

И приемная мать Вигдис поняла по ее голосу, что лучше девушке сейчас не перечить. Поэтому она пошла и легла, но не заснула. Вигдис все сидела, она совсем не шевелилась, только подкладывала дрова, когда огонь начинал гаснуть. И так просидела она до первых петухов.

Вскоре в дверь постучали.

— Открой, Оса, — попросила Вигдис.

Оса так и сделала, и в комнату вошел Скофте. На руках у него был мальчик, завернутый в шкуру. Вигдис встала, взяла лучину и зажгла ее. Скофте снял шкуру и поднес ребенка ближе к свету. Мальчик заплакал, потому что они разбудили его.

Вигдис долго смотрела на ребенка, но на руки его не брала. Он был слишком мал и худ для своего возраста, с длинными темными волосами и голубыми глазками. Он очень походил на Льота.

Скофте опустил его на пол — он хотел показать, что мальчик уже может стоять, держась за его руку, но вот ходить он еще не научился. Он все время плакал и держался за одежду своего приемного отца.

Вигдис бросила лучину в огонь и вновь села у стола. Мальчик все не унимался, и Скофте сказал:

— Он плачет, потому что еще не проснулся, а характер у него спокойный.

— Тогда уложи его спать, — ответила Вигдис, — а то он перебудит всю усадьбу.

Оса взяла его на руки и хотела отнести на кровать, но тут Вигдис сказала:

— Не хочу его там видеть. Найди ему другое место. А ты, Скофте, отправляйся в большой дом и ложись спать. Я заплачу тебе, хотя этот мальчишка ничего и не стоит.

Оса положила ребенка на скамью и сама села рядом. Вигдис не ложилась спать этой ночью.

XIX

Оса дочь Харальда пришла к Гуннару на следующее утро, когда он еще лежал в кровати. Она попросила всех выйти из зала и села к нему на кровать. Они долго говорили в тот день. После этого разговора он встал, оделся и пошел к Вигдис.

Вигдис встала, когда он вошел к ней, бледная и испуганная. Но Гуннар мало говорил, и Оса старалась держаться к нему поближе. Он посмотрел на мальчика и сказал:

— По нему сразу видно, кто его отец.

Вигдис ничего не ответила, и Гуннар тогда продолжил:

— Мне всегда было тяжело, что у меня всего один ребенок и нет сыновей. Но сдается мне, я всегда относился к тебе с любовью и не был жесток. И думалось мне, что увижу я тебя радостной и счастливой. Но было бы лучше, если бы у меня вообще не было детей, чем видеть твой позор и знать, что по двору бегает бастард.

Вигдис отвечала:

— Да, отец, ты прав, и было бы лучше, если бы у тебя вообще не было дочери.

Гуннар ничего больше не сказал и ушел.

XX

Время шло, и в Вадине все было спокойно. Во дворе работало мало человек, и Гуннар и его работники редко выезжали из усадьбы. Гуннар очень тяжело переживал свой позор и быстро состарился, согнулся и иссох.

Мальчик остался в доме. Оса ухаживала за ним и очень к нему привязалась. Но Вигдис относилась к сыну безо всякой любви и не дала ему никакого имени. Она была очень печальна и никогда не выходила за пределы усадьбы Вадина.

Однажды Вигдис с Осой были заняты выпечкой хлеба. Мальчик вбегал и выбегал из дома; ему в то время было два года. Оса замесила два маленьких хлеба и показала их ребенку. Она хотела испечь их для него. Мальчик так обрадовался, что принялся бегать вокруг женщин и спрашивать про свои хлеба и нечаянно опрокинул опару. Вигдис подхватила сына, потрясла его и ударила. И при этом она сказала:

— Всегда от тебя одни беды.

Малыш закричал и заплакал, и Вигдис отнесла его на скамью.

— Сиди здесь, — сказала она, — и замолчи. Я не хочу слышать, как ты плачешь из-за пустяка.

Она вернулась к тесту и молча стала работать, но вскоре сказала Осе:

— Не много мне радости от этого ребенка. И не думаю я, что принесет он кому-нибудь счастье в жизни. И он совсем не похож на меня, и не плакала я, когда он был зачат, — но отец его, быть может, был недалек от слез в тот миг.

— Не стоит тебе говорить такие вещи, — ответила Оса.

Вигдис помолчала и продолжала работать. Мальчик все плакал и никак не мог остановиться, он закрывал лицо ручонками и, когда мать посмотрела на него, спрятал лицо между мешками, которые лежали на скамье. Вскоре Оса вышла во двор. Вигдис взяла с круглого противня маленькие хлеба и дала их мальчику.

— Вот возьми и молчи, — сказала она и положила хлеба ребенку на колени. Мальчик сидел тихо и смотрел на мать. Он попробовал хлеб пальцем, но он показался ему очень горячим, и было заметно, что мальчик напуган. Тогда Вигдис погладила сына по голове. А потом попросила его пойти к Осе.

XXI

Зима прошла, и не случилось ничего, достойного быть тут упомянутым.

Это было уже после зимнего солнцестояния, и солнце все сильнее пригревало. Днем с крыш капало. Бонды послали своих людей в лес рубить деревья. И однажды утром Гуннар тоже отправился на восток в лес, проверить, как идет работа.

В тот же день, когда Оса и Вигдис накрывали на стол к обеду, Оса посмотрела в раскрытую дверь и сказала:

— А вот и Гуннар возвращается домой. Только как-то странно он едет — сдается мне, что либо он пьян, либо болен.

И она вышла к нему навстречу. Вигдис сняла с огня котел с кашей и стала раскладывать на столе ложки. И тут она услышала крик Осы. И когда они вошли в дом, Вигдис увидела, что Скофте и еще один работник ведут Гуннара под руки. Оса отошла в сторону, и Вигдис заметила, что Гуннар очень бледен и что его седая борода, спускающаяся на грудь, вся в крови.

Руки у Вигдис разжались и все, что она держала, упало на пол. Она подбежала к отцу и спросила, что случилось.

Гуннар сделал знак, что они должны усадить его на скамью. Он посидел немного, прислонившись головой к стене, и сказал:

— Случилось так, что я поговорил с Эйульфом из Гримелюндара, и больше уж нам с ним говорить не придется.

Вигдис быстро спросила:

— Так ты убил Эйульфа?

— Нет, — ответил Гуннар, — но сдается мне, что смерть моя близка.

Оса и Вигдис сняли с Гуннара рубашку, осмотрели его рану и поняли, что он был прав. Вигдис тогда сказала:

— Теперь, отец, расскажи нам, как все было.

Гуннар ответил:

— Мы с Эйульфом встретились с лесу, и он заговорил со мной о тебе, Вигдис. И тебе понятно, что не стал я молча стоять и выслушивать его речи о моей обесчещенной дочери.

Вигдис промолчала. И они положили Гуннара на кровать. Гуннар приказал Скофте скакать на север, в лесную избушку, где сейчас жили его работники, и сказать им, чтобы они возвращались домой, потому что неизвестно, что решат теперь предпринять сыновья Арне, «и, — добавил он, — Эйульф сказал, что Вигдис вскоре станет его наложницей».

Оса осталась сидеть у кровати Гуннара, а Вигдис отвела в сторону Олава, работника, который ездил вместе с Гуннаром в лес, и спросила его:

— Как защищал ты своего хозяина, Олав?

— Как подобает настоящему воину, — отвечал ей работник, — да и сам Гуннар вел себя достойно. Мы каждый убили по одному из людей сыновей Арне, но их было шестеро. И когда Гуннару была нанесена тяжелая рана, я догнал того человека и расправился с ним. И он свалился с лошади, а остальные ускакали.

— А ты не знаешь, где находится их избушка в лесу? — спросила его Вигдис.

— Я знаю, что люди из Гримелюндара живут около озера, что в лесу Гаутестада, и называют то озеро Детским.

Вигдис немного помолчала, а потом сказала:

— Эйульф наверняка думает, что хорошее дело сделал сегодня. И сдается мне, что спит эта свинья, нажравшись помоев за обедом.

И с этими словами она вышла из дома и зашла в кладовую, достала из своего сундука жреческий нож, надела черный плащ и повязала голову темным платком. После этого она нашла свои лыжи и палки, и отправилась вдоль опушки леса на север по направлению к Гаутестаду. Она шла все время на север, вдоль гор позади усадьбы. В лесу все еще лежал плотный снег, и идти на лыжах было легко. И вскоре она уже увидела вдалеке озеро и избушку, в которой жили люди из Гримелюндара.

По следам вокруг было заметно, что много людей там жило и много бревен они срубили. Кругом валялись щепки и опилки. Но никого не было видно. Вигдис старалась держаться в тени деревьев, и ей удалось незаметно подобраться к избушке. Она сняла лыжи и заглянула внутрь.

У двери лежали секира и щит, которые, как она знала, принадлежали Эйульфу. Избушка была низенькой и очень маленькой. Вигдис вошла внутрь и увидела, что в избушке спят два человека. Один из них был Эйульф.

Вигдис сначала подошла к другому человеку, стащила с него одной рукой плащ и закутала его голову, а другой всадила ему нож в горло. Мужчина умер мгновенно. После этого она подошла к месту, где спал Эйульф.

Вигдис положила ему руку на грудь и разбудила его:

— Просыпайся, Эйульф, сейчас ты получишь то, за чем так долго гонялся. К тебе пришла Вигдис из Вадина.

Эйульф очнулся ото сна; в избушке было темно, и он никак не мог разглядеть ее. Вигдис тогда сказала:

— Это правда, что я обесчещена, если уж пришла к тебе в постель.

И в тот же миг она вонзила в него свой нож. И на этот раз она тоже не промахнулась, но Эйульф отпрянул назад, и из его горла ручьем хлынула кровь. Она еще два раза ударила его ножом, и в последний раз не стала вытаскивать нож, а оставила его в теле. Она посмотрела, умер ли Эйульф, и затем вымазала в его крови руки и вытерла их о его волосы. Эйульф испустил дух, и Вигдис вышла из дома, надела лыжи и пошла вниз к своей усадьбе.

Похолодало, и Вигдис легко скользила по склону, она сделала все, что хотела. Но изредка ей приходилось останавливаться, потому что руки у нее дрожали, и все время перед глазами у нее был мертвый Эйульф. И она отомстила не только убийце Гуннара, но и защитила свою честь. И она так была этим возбуждена, что с трудом разбирала дорогу и не очень понимала, куда направляется.

И так случилось, что неожиданно оказалась она на дороге, по которой возили спиленные деревья, и там ей повстречался Коль сын Арне со своими людьми. Они везли пустые сани и, заметив ее, стали кричать что-то ей вслед. Коль и еще один человек бросились за ней в погоню, но провалились в снег, а лыж у них с собой не было. Вигдис побежала к небольшой речке и перебралась на другой берег по льду, хотя он уже заметно потемнел и подтаял. И так ей удалось уйти от погони.

Она не останавливалась и не отдыхала, пока не добралась до своей усадьбы, и тут же отправилась в дом, где лежал ее отец. Он спал, а Оса сидела возле него. И Вигдис крикнула:

— Проснись, отец, ибо есть у меня новость, которая тебя сильно обрадует. Я отомстила за нас и убила Эйульфа сына Арне, что посмел позорить твой род.

Гуннар тут же проснулся и приказал помочь ему сесть и потребовал, чтобы Вигдис рассказала ему о своем поступке. И после ее рассказа, он попросил дочь наклониться, поцеловал ее и сказал:

— Ты показала себя взрослой и мужественной женщиной — я всегда знал, что такой ты и станешь. И не сержусь я больше на тебя за то, что дала ты себя обмануть исландцу. И я желаю тебе и твоему ребенку хорошей судьбы,

Затем Вигдис рассказала ему о встрече с Колем, и Гуннар спросил, узнал ли ее сын Арне.

— Не знаю, — ответила ему Вигдис. — Но уж мой жреческий нож он узнает наверняка. А его я забыла у Эйульфа.

Тогда Гуннар сказал:

— Не смогу я защитить тебя, и не думаю я, что успеют сюда вовремя Скофте с нашими людьми. И будет лучше, если ты возьмешь мальчика и пойдешь с ним в Грефсин. Кажется мне, что не забудет Коре добра, что я ему сделал. А Олав тем временем соберет все ценные вещи, что тут есть и спрячет их в пещере на берегу реки, неподалеку от нашего сарая.

— Не хочу я оставлять тебя, отец, — сказал Вигдис, но Гуннар ей ответил:

— Я хочу, чтобы ты спаслась сама и спасла ребенка. И не хочу я, чтобы род наш прервался, а я уже и так долго прожил на этом свете. И собирайтесь побыстрее. И ты, и Оса.

Оса ответила:

— Не решусь я сейчас идти на лыжах, и не собираюсь я бросать тебя, Гуннар. И был ты мне и моей семье хорошим хозяином. И не уверена я, что Коль придет к нам сегодня — но пусть Вигдис отправится к Коре и попросит его помочь нам.

И решили они, что Оса останется с Гуннаром, и никто не мог отговорить ее от этого. Вигдис пошла к себе, разбудила сына и одела его. Она собрала все свои украшения из серебра и золота в кожаный мешок и положила туда еще хлеба и копченого мяса, потому что у нее не было времени покормить мальчика. Затем она взяла его на руки и пошла к своему отцу попрощаться. Гуннар поцеловал их обоих. А затем она с любовью и нежностью простилась с Осой и помолилась, чтобы они остались живы.

XXII

Вигдис вышла из дома и надела лыжи, привязав их покрепче к ногам ремнями. Она выбрала лыжные палки с длинными шипами на конце и большими кольцами. Затем покрепче привязала мальчика к спине платком и быстро пошла на север.

Солнце еще только клонилось к закату, но снег уже покрылся таким настом, что на нем почти не оставались следы от лыж, хотя Вигдис несла на спине мальчика. Она спустилась к реке и шла некоторое время против течения вверх, пока не нашла место, где лед был достаточно крепким для переправы. Она очень устала в тот день. Когда она взобралась на гору, то остановилась и оглянулась. Над фьордом небо окрасилось в красный цвет. Людей нигде видно не было. Но ведь вокруг их усадьбы рос густой лес.

Вигдис пошла к Грефсину. Она шла не очень быстро, и на небе уже появились звезды, когда она приблизилась к усадьбе. Но нигде не было ни огонька, и все двери были заперты. Вигдис постучала в дверь лыжной палкой, но никто не вышел и нигде не было слышно ни звука, не считая мычания коров в хлеву. Тогда она поняла, что в усадьбе никого нет.

Пока Вигдис стояла и раздумывала, что же делать, она опустила мальчика на землю. И вдруг он дернул ее за плащ и указал на небо. Вигдис посмотрела и увидела, что над Вадином на небе появилось красное зарево. Оно становилось все ярче и ярче, и вскоре показался черный дым. Мальчик испугался, заплакал и спрятал лицо в одежде Вигдис. Тогда она взяла его на руки и сказала:

— Там сжигают твоего деда и Осу, твою приемную мать. Посмотри на это, малыш, и не забудь об этом.

Она знала, что именно горит, потому что внезапно дым окрасился в красные и золотые тона. Это горели сеновал и амбары, и солома и зерно разлетались искрами по темному небу. От зарева было светло, как днем. И тут она увидела, как к Грефсину устремилось множество мужчин на лыжах, и поняла, что оставаться ей тут нельзя. Вигдис подхватила мальчика и изо всех сил бросилась к лесу. Она решила, что будет разумнее всего некоторое время идти по лыжне, которой пользовались обитатели усадьбы, и тогда найти ее будет не так легко. Она направилась на север, потому что знала, что в горах у Большого озера живут люди, и она надеялась, что там ей удастся спастись.

В лесу было совсем темно, и она двигалась очень осторожно между деревьями. Ей было тяжело идти в гору, потому что крутой склон обледенел, и Вигдис несколько раз скользила и падала. Она ободрала себе руки и оцарапала до крови лицо. Ночь была морозная, но Вигдис ничего не замечала, она вспотела и сердце ее билось так сильно, как будто готово было выпрыгнуть из груди. Но хуже всего было то, что мальчик обхватил ее за шею, и когда она взбиралась наверх, он чуть не задушил ее.

Наконец она заметила, что выбралась на гребень горной гряды, и идти стало легче, но ей казалось, что тут никогда не ступала нога человека. И когда Вигдис оборачивалась, она видела над верхушками елей зарево пожара, но теперь оно было не таким ярким.

Через некоторое время мальчик опять заплакал; он замерз и хотел есть.

— Не плачь, малыш, — сказала мать. — Мы скоро доберемся до людского жилья, я дам тебе каши и уложу спать.

— А мы скоро туда придем? — спросил мальчик.

— Да, скоро, — ответила ему Вигдис.

Она сняла плащ, завернула в него ребенка и привязала этот сверток к спине. Вскоре она заметила просвет между деревьями, уходивший вниз, и изо всех сил упираясь палками, стала спускаться вниз. Спуск был очень трудным, и каждый раз, останавливаясь отдохнуть, Вигдис чувствовала, как дрожат колени и струится по лицу пот. На небе появилось множество звезд, но в лесу по-прежнему было темно, потому что луна всходила теперь только ближе к рассвету.

Наконец она увидела впереди светлую полоску и поняла, что это река. Она постаралась спуститься на ее берег, но зацепилась за дерево и упала и почувствовала, что порвала ремни на левой лыже. У нее был с собой нож, и она нарезала тонких березовых веток и постаралась закрепить лыжу, как могла. Мальчика она посадила пока на снег.

Она довольно долго провозилась с лыжей, а когда закончила, взяла сына на руки и спросила:

— Ты замерз, мой мальчик?

— Нет, — ответил он. Вигдис потрогала его руки — они были ледяные, и она поняла, что мальчик их отморозил. Тогда она принялась растирать сыну руки снегом, пока он не заплакал и не сказал, что ему больно. Тогда она получше укутала его и пошла вниз по течению реки туда, где, она знала, находилась усадьба.

Она почувствовала, что замерзла, пока возилась с сыном. А возле реки дул сильный северный ветер. Он дул Вигдис в лицо и пронизывал ее одежду насквозь. Она шла и смотрела вокруг, пытаясь разглядеть дома, но ни одного не видела. Наконец на одной горе она заметила дом и, когда подошла поближе, увидела, что это сеновал. Вигдис так устала, что была не в состоянии идти дальше. Она нашла дверь, которая оказалась не заперта, и вошла внутрь. В сарае было так же темно, как и наружи, и ненамного теплее. В углу Вигдис отыскала немного сена и зарылась вместе с сыном в него, но сено оказалось холодным и совсем не согревало.

Мальчик спросил, добрались ли они до людского жилья и когда он получит кашу.

— Хозяев нет дома, — ответила Вигдис. — И ты, наверное, устал, но мы сейчас ляжем спать, а хозяева вскоре придут.

— Я очень голоден, — пожаловался ребенок. Тогда она нашла в своем мешке немного хлеба и мяса, разжевала их и положила ребенку в рот. Он замолчал, но весь дрожал. Вигдис тоже трясло. Тогда Вигдис расстегнула свое платье спереди и прижала малыша к голому телу, а потом завернулась в плащ и постаралась прикрыться сеном. Мальчик заснул, и ей было тепло от его дыхания. Вигдис тоже задремала, но ей приснилось, что она в темноте блуждает по лесу и никак не может найти дорогу, и тогда она вздрогнула и проснулась сама и разбудила сына — но тут же успокоила его ласковыми словами, которыми женщины обычно успокаивают своих малышей.

Так они лежали в темноте, а стены сарая даже потрескивали от мороза. Сквозь щель она увидела, как взошла луна и осветила лес. Мальчик снова проснулся и попросил пить. Ей тоже хотелось пить, и она сказала, что пойдет за снегом и растопит его. Вигдис замерзла, и ей нужно было немного подвигаться, чтобы согреться, но малыш заплакал и не хотел отпускать ее. Тогда Вигдис взяла сына за ручку, и они вместе подошли к двери.

— Ну вот, те, кто живут здесь, возвращаются домой, — сказал ребенок, и Вигдис увидела, что вдоль реки с юга идут люди. У них был факел. Она надела лыжи, и когда прошла немного, поняла, что чувствует себя лучше, чем в сарае. Но она не знала, чем закончится ее путешествие. Она дошла до реки и пошла вниз по течению. Вигдис знала, что из озера в Хакедале вытекала река, и она решила идти вниз и постараться добраться до людского жилья, но она не знала, как далеко ей придется идти. И с каждым шагом она уставала все больше и больше и, наконец, решила лечь под ель с малышом и остаться там навсегда — и большой беды в том не видела. Но она все шла и шла и дошла до большого озера, и в лицо ей опять стал дуть ветер — и тут издалека донесся волчий вой. Она ускорила шаг и подумала, что было так холодно, что вряд ли волки могли ее учуять.

Потом вой стих, и она слышала лишь шум речки под обрывом, по которому шла. Луна светила холодным светом, на снегу лежали длинные черные тени, и вдруг Вигдис увидела под деревьями большое темное пятно. Силы оставили ее, и Вигдис забралась под еловые лапы и постаралась как можно плотнее закутаться в плащ. Она обняла мальчика, чтобы согреть его, оперлась о его головку подбородком и провалилась в сон.

XXIII

Рассвело, и Вигдис увидела, что сидит на уступе, и над ней возвышается отвесная скала, а внизу, под обрывом, в узкой долине, бежит быстрая речка. Мальчик спал, и по нему не было заметно, чтобы он особенно пострадал в эту ночь. Вигдис решила поспешить к людям, но не знала, куда идти. И она так устала, что не могла заставить себя двинуться с места.