Алекс затянулся, пустил в потолок тоненькую струйку дыма и выжидательно посмотрел на меня.

Сейчас, я знаю точно, подобные свингер-клубы существуют во всех столицах просвещенных европейских государств, но тогда это была совершенно новая идея. До этого никто не предлагал свету практически открыто меняться по взаимному согласию партнерами для сексуального удовольствия.

Мне представилось, как замечательно будет развлекаться с какой-нибудь женушкой джентльмена, с которым ты чуть не ежедневно встречаешься во дворце, но внезапно путь этой сладостной мысли преградило жуткое открытие – моей женой, моей обожаемой богиней, моей Хлоей тоже кто-то будет пользоваться! От подобной мысли я задрожал в возмущении. Кулаки сами собой сжались. Видимо, вид мой вызвал у Алекса замешательство, если не испуг, к коему он был склонен, так как мой друг отставил мундштук в сторону и примирительно заговорил:

– Поверь, Джек, это хорошая идея. Тебе понравится. Но хотя я не знаю, понравится ли твоей жене. – Тут он вопросительно посмотрел на меня и тотчас же хлопнул себя по лбу: – Ведь можно сделать так. Я организую этот клуб, а затем ты пригласишь меня в гости на обед, и там я как бы невзначай упомяну о нем за столом.

Я задумчиво покачал головой. Алексу пришлось еще долго уговаривать меня. Он был очень настойчив, пока я наконец не сдался и не пообещал, что он будет приглашен ко мне на обед, как только все организует. Всю дорогу домой я напряженно думал над этой идеей. Она казалась мне несколько странной. Конечно, у нас с Алексом в последнее время было нечто вроде соревнования, кто придумает более изощренное развлечение, но с клубом он явно победил, особенно если удастся осуществить задуманное. С другой стороны, соображал я, мне фактически некуда было деваться, негде было излить все то, что копилось во мне, постепенно нарастая и одновременно не давая мне полноценно любить Хлою. Алекс же предлагал замечательный выход из положения, одновременно убивая сразу нескольких зайцев. Тогда я не знал, к чему приведет подобная идея, а потому размышлял о ней как о простом предложении в очередной раз вычурно развлечься.

Я выполнил обещание и, когда Алекс подготовил свингер-клуб к открытию, самолично ввел его в свой дом. Во время обеда, как мы и договаривались, мой друг обмолвился о новом тайном обществе, клубе, именуемом «Свингер». Хлоя живо заинтересовалась клубом, прося явно смущенного Александра Томсона поподробнее рассказать ей о нем. Мою легкомысленную богиню всегда интересовали тайны и загадки, к тому же ее привлекали публичные общества, большую часть которых составляли мужчины. Поддавшись настойчивым уговорам моей супруги, Алекс вкратце пересказал все то, что несколькими днями ранее он с таким вальяжным видом излагал мне, полулежа на тахте и покуривая индийскую коноплю, подмешанную в табак. Как я и предполагал, возмущению жены не было предела. Правда, я ожидал несколько более бурной реакции от нее. Хлоя же объявила открытие подобных клубов делом безнравственным, недостойным и тут же принялась за превосходно приготовленную гусиную печенку под коньячным соусом, беспечно болтая о каких-то пустяках. На лице друга я заметил сначала удивление, а затем, вы не поверите, полное удовлетворение. Как же так, спросил тогда я сам себя, ведь он не добился желаемого результата? Именно этот вопрос я и задал Алексу, едва мы уединились в курительной комнате, дабы выкурить послеобеденную сигару, которая, как утверждают наши доктора, чрезвычайно способствует пищеварению.

– Ты ошибаешься, мой друг, – несколько надменным тоном ответил он. – Или ты плохо знаешь собственную жену, или я ничего не понимаю в женщинах.

Признаться, я даже несколько опешил. Я боготворил Хлою, а Алекс мог спокойно рассуждать, что она клюнула на его вульгарное, правда, весьма задрапированное предложение. Я был поражен подобными рассуждениями друга, который сидел в моем доме, развалясь в моем кресле, курил мои сигары и говорил о моей жене как о самой заурядной женщине.

Видя явное удивление, написанное у меня на лице, Алекс предложил:

– Хочешь пари? На сто фунтов.

– В чем будет состоять пари? – поинтересовался я.

– В том, что твоя несравненная женушка захочет пойти в мой клуб.

В курительной комнате повисла тяжелая тишина. Алекс внимательно смотрел на меня, ожидая ответа. Я же терзался в ужасных сомнениях. Больше всего на свете мне хотелось вышвырнуть Алекса из дома, надавав ему тумаков, а затем объяснить Хлое, что этот визит был моей величайшей ошибкой, и никогда больше не вспоминать ни о свингер-клубе, ни об Александре Том-соне. Ну почему, почему я не сделал этого? Я, самоуверенный глупец?

Едва Алекс ушел, как я направился в будуар жены, где она проводила свое свободное время, причесываясь или без конца примеряя все новые и новые наряды. И тут моя жена удивила меня. Нет, она не удивила, а прямо-таки поразила. Лишь только я вошел в будуар с целью выяснить, прав ли я оказался в споре с Алексом, как Хлоя сама, опередив меня, потребовала, чтобы мы как можно быстрее отправились в этот новый клуб.

– Свингер-клуб, кажется, так твой товарищ называл это тайное заведение? – легкомысленным тоном спросила она меня, приставив к шее ожерелье и смотрясь в зеркало.

– Дорогая, ты поняла, что это за клуб? – наивно спросил я.

– Конечно.

– Там все будут голые, – настаивал я.

– Не совсем. В масках. А это не так стыдно. – Тут Хлоя закрыла ожерельем глаза, изображая, какой она будет в маске.

– Там будут меняться партнерами для любовных утех, – продолжал настаивать я несколько повышенным тоном.

Отложив ожерелье, богиня удивленно воззрилась на меня.

– Я слышала, милый. Я не глухая и не глупая. Мы пойдем в этот клуб! Это решено!

Впервые я слышал в ее тоне властные нотки. Теперь, по прошествии времени, я понимаю, что толкало ее в этот свингер-клуб. Я понимаю не только ее, но и многих, кто ходил, ходит и, по всей видимости, будет ходить туда, дабы развлечься, вернее, прикоснуться к запретному, испытать нечто, что недоступно в обычной жизни. Представьте себе нашу старую добрую Англию с ее огромными колониями, раскинувшимися по всему земному шару, с нашей величайшей культурой, наиболее развитой в сравнении с другими европейскими странами, я уже не говорю о каких-нибудь колониях или молодых странах, типа Американских Соединенных Штатов, где, как мне кажется, вообще нет никакой культуры, а лишь одни индейцы. Мы соприкасаемся с множеством других наций, верований и культур, более свободных, нежели мы. Но мы прививаем другим наш образ мышления, наше поведение, наконец. Однако же мы, англичане, являемся самой закрытой, самой чопорной и самой ханжеской нацией в мире! Наша королева олицетворяет собой викторианство, названное в ее честь. Мне же в этом слове слышится, прежде всего, жуткая несвобода, стесненность и скованность. Люди, возвращающиеся из колоний, где они прожили каких-нибудь год-два, уже чувствуют себя не в своей тарелке. И все это называется джентльменством? На самом деле это тривиальное ханжество! Даже сам Лондон разделен, как кажется, на две части: на Восточный и Западный районы. Элита, свет живут в шикарных кварталах, давясь от скуки и снобизма. А буквально в часе езды творится нечто вульгарное, пошлое, низменное, которое способно вскружить голову любому джентльмену, едва он окажется в Восточной части. Проститутки, наркотические притоны, бордели для извращенцев, подпольные тотализаторы и лотереи, сатанинские секты, торговля людьми – все, что угодно, к вашим услугам, сэр. Да, тут есть от чего потерять голову. Поэтому я не виню мою обожаемую Хлою, не виню ее ни в чем, а уж тем более в том, что она захотела посетить это вульгарное заведение, этот клуб под названием «Свингер», самый первый клуб подобного рода в мире. Она просто была чрезвычайно легкомысленна и любопытна, а я слишком сильно любил ее, чтобы что-то запретить.

Через неделю мы отправились в этот проклятый клуб. Не хочу вспоминать об этом. Не хочу вспоминать и уж тем более писать здесь.

Едва лишь мы вошли в огромный зал, как мне стало не по себе. Разделенный множеством модных в тот год японских ширм, сквозь которые просвечивало все, что за ними делалось, на массу небольших комнат, в которых стояли дорогие софы, обитые неизменным плюшем, он напоминал бордель. На мне и моей обожаемой Хлое не было ничего из одежды, только маски, тщательно скрывавшие наши лица. Я и не заметил, как остался один. Хлою, польстившись на ее юное тело, тотчас же окружили мужчины и куда-то увели прочь, пока я, остолбенев, осматривался. Внутреннее убранство клуба, сделанное по личному заказу Алекса, одновременно напоминало вульгарный публичный дом и подвал католической церкви Девы Марии. Смесь безвкусицы с пошлостью и мрачностью.

Я огляделся. Хлои рядом уже не было. Наверное, она уже отдавалась какому-нибудь самцу, страстному и развратному, думалось мне. Не в силах более сдерживать свое воображение, так некстати разыгравшееся, я выбежал вон. Все, не хочу больше об этом вспоминать.

Я долго и бесцельно бродил по городу, постепенно удаляясь от центра в восточную его часть. Бредя, я не замечал ничего вокруг. Улицы были пустынны и темны, так как в районе Уайтчепла никто не потрудился поставить новомодные газовые фонари, которые бы осветили беднякам их унылые жилища. Наконец страшная вонь, идущая с берега Темзы, в которую местные жители имеют обыкновение сбрасывать нечистоты, вернула меня к действительности. Я огляделся вокруг, не в силах понять, на какой улице я нахожусь. Одинокая луна освещала своим мертвым светом это унылое место. Внезапно краем глаза я заметил какое-то шевеление у одной из стен ближайшего дома. Обернувшись, я увидел приближающуюся ко мне молодую женщину.

– Привет, красавчик, – прохрипела она простуженным испитым голосом, более подходящим матросу, чем женщине. – Не хочешь ли того самого, э?

Я пригляделся. Женщина, подошедшая ко мне в столь поздний час, оказалась уличной проституткой самого низкого пошиба, дешевой и полупьяной.

– Пять шиллингов, красавчик, – продолжала предлагаться женщина, виляя передо мной своей грязной, некогда синей юбкой. – Ну хорошо, для тебя три. Три шиллинга, красавчик, и я покажу тебе верх блаженства.

– Хорошо, – согласился я.

Она жадно схватила меня за руку своими худыми пальцами и чуть не силком потащила за дом. Выйдя в какой-то проулок, такой же запущенный и грязный, как и она сама, проститутка ловко вытащила мой член, погладила его, возбуждая, и, задрав юбку, пристроила в лоно. Неожиданно для себя я страшно возбудился. Энергичными движениями я начал соитие, упираясь одной рукой в кирпичную стену дома, а другой придерживая трость, с которой я никогда не расставался, особенно после нападения черни на карету Алекса.

– О, красавчик, какой ты пылкий! – воскликнула, фальшиво постанывая, женщина.

– Как тебя зовут? – просто так спросил я.

– Хлоя, – последовал неожиданный ответ.

Небеса беззвучно разорвались надо мной. Словно ужаленный, я отскочил от проститутки.

– Эй, ты чего? – удивилась та. – Э, что ты делаешь, красавчик?

Не сводя с женщины взгляда, я начал неторопливо откручивать набалдашник с трости.

– Хлоя, значит?

– Тебе не нравится имя? – сразу же забеспокоилась проститутка, оправляя юбку и бочком двигаясь к выходу из проулка. – Можешь называть меня как хочешь. Слушай, я пойду…

Внезапно выхватив из трости саблю, я с силой взмахнул перед женщиной острым лезвием. В моих глазах горел хищный огонь, кровь бурлила так, что вены едва не лопались на напрягшихся мускулах рук и ног.

Женщина на секунду остановилась, затем схватилась за Горло обеими руками.

– Что это, красавчик? – прохрипела она и рухнула к моим ногам.

На грязную дорогу потекла кровь. Я неторопливо подхватил женскую юбку, старательно вытер лезвие и спрятал оружие обратно в трость. Затем носком ботинка осторожно, чтобы не запачкаться, перевернул проститутку лицом вверх. Ровный разрез глубоко пересекал ее горло.

Я огляделся. Никого не было. Я взглянул на небо, где одинокая луна безразлично освещала жертву, и вновь уставился на грязную мостовую. Вы когда-нибудь разглядывали кровь в лунном свете? Она кажется совершенно черной и блестящей. Очень красиво. Я постарался запомнить картину лежащей передо мной растерзанной женщины, из горла которой неторопливо вытекала кровь, блестя в лунном свете, чтобы потом вызывать ее в памяти, наслаждаясь обожаемой женой.

Лишь под утро я вернулся домой. Жена, как оказалось, вернулась немногим ранее меня и, по словам горничной Мери, только-только легла спать. Неторопливо переодевшись и умывшись, я сначала осмотрел одежду, проверив ее на предмет случайных капель крови, а затем прошел в спальню. Хлоя лежала на кровати, широко раскинув руки и разметав свои роскошные волосы по подушке. Ее сон был порывист, она часто переворачивалась, даже пару раз призывно застонала, стиснув хорошенькие алые губки и прикусив их острыми белыми зубами. Я любовался на Хлою не меньше часа, прежде чем осторожно, чтобы не разбудить, пролез руками под сорочку и стал ласкать ее нежные груди, легонько касаясь подушечками пальцев маленьких твердых сосков. Богиня застонала чуть громче. Я нежно поцеловал сгиб локтя, туда, где виднелась маленькая синяя венка. Хлоя глубоко вздохнула и, выдохнув, произнесла лишь одно слово:

– Александр.

В тот момент мне показалось, что я умер. В принципе так оно и случилось.

Я не верил собственным ушам и собственным догадкам. Неужели Алекс против правил, им же выдуманных, снял с себя маску? Нет, это невозможно!

И все же мне пришлось поверить в ужасное, потому что хотя на следующий день Хлоя, словно воды в рот набрав, молчала по поводу нашего посещения свингер-клуба, уже через день она беспечно поинтересовалась во время прогулки верхом, когда же мы вновь отправимся в клуб Алекса. Я хотел было возмутиться, как вообще могло понравиться моей обожаемой богине подобное времяпрепровождение, однако тут же оборвал себя. В голове внезапно промелькнуло, что ни я, ни Алекс не упоминали Хлое за достопамятным обедом, что клуб придуман, создан и принадлежит моему другу.

Когда человек становится подозрительным, он внезапно начинает замечать малейшие детали в поведении, интонации в разговоре, оттенки слов. Так и я, словно сорвав с глаз пелену, увидел перед собой совершенно иную, нежели я себе представлял, Хлою. Богиня упала с пьедестала. Ее речь показалась мне вульгарной, слова напыщенными, поведение легкомысленным. Все в ней казалось наигранным. Я старался отмахнуться от этого видения, убеждая сам себя, что все не так, что я просто охладел и потому вижу ее в серых тонах. И, самое для меня страшное, я заметил, что Хлоя тоже охладела ко мне.

Тогда-то я и решил бороться за любовь и предаваться с Хлоей постельным утехам как можно чаще, дабы вернуть ее интерес ко мне. Чего только не придумает влюбленный до безумия мужчина. Я думал, что богине не хватает только одного – сексуальных радостей. Но как этого добиться, ведь я сам охладел к ней? Вот когда услужливая память подсказала страшный выход. В тот самый день, когда Хлоя спросила меня, когда мы вновь посетим свингер-клуб, я вспомнил о том, что более всего на свете заводит меня.

Вечером того же дня, сказав жене, что один знакомый медик приглашает меня принять участие в одной срочной и чрезвычайно интересной операции, и прихватив с собой ящик, в котором хранился мой малый операционный набор, я вышел на улицу. Против обыкновения, я не взял собственное ландо, а поймал проезжавший мимо кеб, на котором и доехал до Кливленд-стрит, где было полным-полно шлюх. Грязные улицы, полные помоев и людских отбросов, странно возбуждали. Выйдя из кеба, закутанный в плащ, я направился вдоль улицы, выглядывая тихий безлюдный переулок. Наконец мне попалось прекрасное место. Это была Джордж-Ярд, тихая, петлявшая невесть как и разветвлявшаяся на несколько проулков, которые непременно заканчивались тупиками. Квартал прекрасно подходил для совершения задуманного. Он был заселен беднотой, и рядом постоянно бродили проститутки, ищущие случайного клиента. Видимо, где-то неподалеку имелся паб, где они грелись и подкрепляли силы, чтобы продолжить уличные прогулки.

Стоял ноябрь, ночи становились все холоднее, поэтому из-за быстрой ходьбы изо рта шел легкий пар, который смешивался с сильным туманом, шедшим с причалов и ближе к полуночи почти скрывшим большую часть улицы от случайных глаз. Да, я сделал правильный выбор, Джордж-Ярд прекрасно подходила для меня. Устроившись на углу какого-то невзрачного дома, стоя в тени, я принялся ждать. В тот момент я напоминал некоего хищного зверя, большого и сильного, залегшего в засаде и терпеливо выслеживающего жертву. Страшно хотелось курить, но я боялся, что огонек мог привлечь ко мне внимание.

Наконец мое ожидание увенчалось успехом. Где-то вдалеке раздались одинокие шаги. Это был, без сомнения, стук женских каблуков, к тому же походка была неторопливой, прогулочной, а потому я решил, что это должна быть непременно проститутка. Вот тогда-то я и закурил. Огонек был замечен. Проститутка ускорила шаги, решив, что курить должен, без сомнения, мужчина, а стало быть, можно рассчитывать на случайного клиента, одного из тех, кого судьба посылает для того, чтобы женщина могла затем направиться в паб и пропустить кружку горячего, согревающего внутренности грога.

Я стоял и курил, глядя, как из тумана ко мне постепенно выплывает жертва.

Она была крупной девицей, разрумяненной, словно кукла, с накрашенными губами и убранными в толстый узел рыжими волосами, без сомнения, ирландка. Покрытое оспинами лицо скорее отталкивало, нежели привлекало. Подойдя, шлюха спросила:

– Развлечемся, сэр?

Я молча кивнул головой. Мысль о том, что разговариваешь с живым мертвецом, будоражила меня.

– Два шиллинга, – заявила девица.

Я снова кивнул головой, боясь, что дрожащий голос может меня выдать.

Неожиданно проститутка требовательно протянула руку. Ее требование денег было недвусмысленным. Я переложил ящик из одной руки в другую, чтобы достать деньги, чем привлек внимание шлюхи к инструментам, тихо звякнувшим в ящике.

– Чего там у тебя? – спросила любопытная шлюха, приблизив ко мне свое противное лицо и обдавая меня вонью гниющих зубов. – Так ты вор, что ли?

И тут прекрасная мысль неожиданно посетила меня.

– Смотри, что тут у меня есть, – стараясь подражать интонациями и выражениями кокни, сказал я, ставя ящик на мостовую и открывая его.

В свете луны холодно блеснула поверхность скальпелей, пил и ножей, привлекая проститутку. Она нагнулась, с интересом разглядывая инструменты.

– А что это?

– А вот что!

Я достал скальпель, поднес его к глазам любопытной девицы и неожиданным резким движением рассек ей горло, одновременно толкнув ее от себя, чтобы не запачкаться кровью. Девица, хватаясь руками за горло, упала на мостовую и, хрипя, забилась в конвульсиях. Дрожа от возбуждения, я склонился над ней, задрал юбку и вспорол живот. Сам не знаю, почему я сделал это, вероятно, потому что девица казалась мне такой беззащитной, что с ней можно было делать что угодно. К тому же у меня имелись все инструменты, необходимые для проведения хирургических операций.

Через пять минут все было кончено. Перерезав жертве голосовые связки, я совершенно обезопасил себя от ее криков и появления свидетелей. Однако от случайностей, как говорится, застраховаться невозможно. Я уже собрал в ящик инструменты, как вдруг с конца улицы раздался грубый мужской окрик:

– Эй, Полли, где ты, дрянь такая? Полли, где мои деньги?

Сутенер, догадался я. Схватив ящик, я метнулся в противоположную сторону. Выскочив на круглую площадь, я огляделся, подозвал проезжавший мимо кеб и умчался домой.

Время мое на исходе. Вот уже скоро рассвет. Последний рассвет в моей жизни. Неужели люди не поняли, что это я охотник, и продолжают сами охотиться на меня? Виданное ли это дело, чтобы жертва охотилась на охотника?

Для настоящего исследователя совершенно неважно «как» и «чем». Для него гораздо важнее «почему». Так вот, для настоящих исследователей я отвечу, что все эти жестокие убийства были совершены во имя любви! Только из любви можно совершить самые ужасные поступки и преступления!

Сколько раз я проделывал подобное? Кажется, восемь. Не помню. Иногда я находился под влиянием кокаина или разбавленного в абсенте лауданума. Но всегда повторялось одно и то же. Я тщательно выбирал жертву, нападал на нее в подходящий момент, когда она переставала меня опасаться, и потрошил ее. Однажды сутенер, чьих проституток я выбирал в качестве жертвы, решил сам за мной поохотиться. Едва лишь я нагнулся над хрипящей женщиной, чтобы вытащить у нее через горло язык и отрезать его, пока проститутка еще жива, как ловкий и чрезвычайно юркий субъект напал на меня сзади. Мгновение промедления – и он сам перерезал бы мне горло, повалив на жертву и выхватив из рукава маленькое заточенное с обеих сторон лезвие, однако я извернулся, перехватил его руку, в то время как вторая моя рука шарила в поисках раскрытого ящика с инструментами. Нашарив ящик и вытащив из него скальпель, я попытался убить им нападавшего, но тот оказался намного проворнее, нежели я ожидал, и успел откинуть голову. Скальпель лишь поранил его, разрезав кожу на подбородке и верхней части шеи. Сутенер, которого, как я выяснил впоследствии, звали Хитрым Шотландцем, соскочил с меня и бросился бежать, придерживая рукой расползающуюся на подбородке кожу. Я поспешил за ним. Это была самая настоящая охота с преследованием добычи. Мы бежали очень долго, Шотландец все время сворачивал в какие-то темные переулки, но я неотступно следовал за ним. С моей стороны в погоне не было и дюйма мести, только азарт. К моему величайшему сожалению, я его упустил. Впоследствии, через влиятельных знакомых в Скотленд-Ярде я узнал, что Шотландец начал за мной охоту.

Это была последняя охота. Сказав жене, что уезжаю на неделю, я той же ночью вернулся домой. Дело в том, что сутенер сумел-таки во время борьбы порезать мне руку чуть выше локтя. Я самостоятельно открыл входную дверь и тихо прошел в особняк, намереваясь идти в ванную комнату, промыть там рану и крепко ее забинтовать, так как порез казался мне пустячным. Однако мне показалось довольно странным то, что в доме не было слуг. В связи с раздутыми газетами ужасами, которые совершал Джек Потрошитель, Хлоя распорядилась, чтобы кто-нибудь из слуг обязательно дежурил по ночам у входной двери. Я не стал противиться подобному новшеству, так как это было весьма удобно. Когда я возвращался после своих развлечений, под рукой всегда был кто-нибудь, кто готовил чай.

На сей раз ни в прихожей, ни в холле никого не было. Странно, подумал я. Зайдя в ванную комнату и перевязав рану, я направился на второй этаж, где располагались спальни, и тут вдруг услышал тихий смех и голоса. Я застыл как вкопанный и прислушался. Один из голосов, без сомнения, принадлежал моей обожаемой Хлое. Второй был мужским. Снова раздался смех. В глазах моих потемнело, голова закружилась, и все страхи и сомнения относительно верности богини вновь всплыли в моем сознании. Тихо спустившись в холл, я сел в кресло и обхватил голову руками. Так просидел я где-то больше часа, обдумывая ситуацию.

Слуг в доме не было. Вероятно, их услала Хлоя, чтобы не мешали ее удовольствиям. Голос, который я слышал, принадлежал мужчине. Кому? Этот голос я уже слышал. Сопоставив все факты, я пришел к выводу, что любовником моей жены был не кто иной, как мой ближайший друг, человек, с которым я развлекался, насиловал и убивал – Александр Томсон.

Я неторопливо встал, стараясь не шуметь, поднялся на второй этаж, прошел в свой кабинет, взял спрятанный в ящике стола револьвер и, прихватив скальпель, направился в спальню.

Любовники были застигнуты во время любовного акта. Алекс отскочил в угол, а Хлоя вжалась в кровать, прикрывая наготу простынями. Я подошел к ней, держа Алекса на мушке револьвера и, нежно поцеловав, вонзил неверной супруге скальпель прямо в сердце. Моя богиня тотчас умерла, даже не мучаясь, слава богу.

– Можешь мне что-нибудь сказать перед смертью? – обратился я к Алексу, все еще держа его на мушке револьвера.

Алекс внезапно перестал дрожать и, подхватив скинутую в ком одежду, принялся неторопливо одеваться.

– Что ж, теперь я думаю, мы квиты, – спокойным тоном человека, считающего, что он прав, заявил мой друг и кивнул в сторону тела Хлои.

– С чего это ты решил, что мы квиты?

– Ты до сих пор не узнал меня? Я – итонец!

Ошеломленный, я стоял и смотрел, как одевается тот, кого еще час назад я считал своим лучшим другом. Теперь мне стало понятно, почему он не хотел встречаться с моими университетскими товарищами, боясь, что либо сэр Джордж Мюррей, либо Малыш Саймон его узнает. Отсюда и вычурность манер, которая являлась всего лишь жалким подражанием великосветским манерам, подсмотренным в театрах. Частые разговоры о деньгах тоже были приметой отпрыска тех, кто торговал.

– Все это время я ждал, когда смогу отомстить тебе, – продолжал меж тем Алекс, застегивая смокинг. – Когда мы встретились в театре, я решил, что сама судьба толкает тебя в мои руки. Заметь, я сделал все, чтобы потакать твоим слабостям. Ты стал зависим от меня. И вот тогда я начал мстить. Твоя жена, которую ты боготворил все это время, была всего-навсего дешевой шлюхой, с которой спали все подряд. Знаешь, как ее звали? Ненасытная Хлоя!

Я размахнулся и ударил Алекса. Тот отлетел к стене.

– Продолжай, – сказал я.

Алекс потряс головой, словно боксер после хорошего нокаута, затем сказал:

– Прекрасный удар, ничего не скажешь. Так вот, я опустил тебя на самое дно, введя в дьявольскую черную ложу. Но ты оказался еще более развратен, чем я ожидал, и тогда я решил подобраться к самому дорогому, что у тебя есть, – к твоей богине. Ведь именно так ты называл эту шлюшку? – указал он на тело жены и тотчас получил новый удар в лицо. – Она спала со всеми, кто возжелал ее в моем клубе. Пока ты ездил на свои операции и вскрытия, она мчалась в свингер-клуб, где даже не удосуживалась надевать маску. – Получив третий удар, Алекс замолчал, старательно выплевывая передние зубы.

– А теперь послушай меня, – сказал я. – У меня для тебя тоже имеется маленький сюрприз. Слышал ли ты когда-нибудь о некоем Джеке Потрошителе?

– Конечно, – прошамкал Алекс. – Кто же о нем не слышал? Все газеты только и говорят о его злодеяниях. – Вдруг он прервался и, догадавшись, испуганно уставился на меня.

– Вижу, что ты все понял, – спокойно, чуть ли не ласковым тоном сказал я и выстрелил Александру Томсону прямо в лицо.

Когда полицейские приехали, то я рассказал инспектору Эберлайну, что, вернувшись под утро домой, застал в спальне жуткую картину. Жена и некий мужчина были убиты. По-моему, инспектор мне не поверил. Он показался мне умным, а потому я старался не вникать в детали, потому что именно на деталях преступники и ловятся.

Что ж, пора заканчивать. Я уже слышу какие-то тихие шаги за дверью. Думаю, что это за мной…

На этом рукопись обрывается.