Вскоре я стал замечать маленькие штришки в характере, поведении и суждениях моей Хлои, которые мне не нравились. И все равно я был до безумия влюблен в нее.

Однако по прошествии нескольких месяцев наша супружеская жизнь стала разрушаться. Что послужило причиной этому? Любовные утехи, вот что! Всю свою жизнь я искал идеал и наконец нашел его в лице Хлои, однако тут-то меня и постигло главное разочарование всей моей жизни. Я боготворил свою молодую жену. Я ее просто обожал. Я готов был молиться на нее, целовать ее пяточки, стоять перед ней на коленях. Но при этом я испытывал лишь слабое подобие влечения, которое обычно накатывало на меня во время соития.

Обычно Хлоя долго и тщательно готовилась к любовным утехам, которые полюбились ей после первой же брачной ночи. Сначала она долго мылась в ванной комнате, затем так же долго натиралась какими-то мазями и даже душилась, что совершенно не подобало приличной женщине, но моя молодая жена заявляла, что ей не нравится тот запах, который выделяют во время соития тела, что он отбивает у нее всякую охоту. После того как тело было вымыто, обмазано и надушено, Хлоя надевала прозрачный пеньюар и в таком виде, с аккуратно расчесанными волосами приходила в нашу спальню. Все это время я должен был лежать и ждать ее прихода.

Любовный акт обязательно должен был происходить на чистом постельном белье, которое после окончания убиралось и застилалось свежее. Что это, блажь, привередливость? Возможно, но во время соития Хлоя была настолько активна, так страстно отдавалась, что предположение о ее снобизме отпадало само собой.

У меня начались некоторые трудности. Постепенно эффект новизны выветрился, и я все чаще стал отказываться от супружеских обязанностей. Бедняжка Хлоя даже заподозрила, что у меня завелась любовница. Причем непременно из актрис. Но праздник жизни продолжался, и мы не особенно придавали этому значения. Мы регулярно выезжали в свет, где Хлоя до упаду танцевала. Мы ходили в театр, посещали оперу, выезжали в Париж. Там-то у нас и случилась первая размолвка, которая навела меня на мысль, что надо делать.

Вечером я и Хлоя отправились в Латинский квартал, ставший модным в богемных кругах, к которым, как я заметил, стала в последнее время тяготеть жена. Погуляв некоторое время, мы решили зайти в знаменитое кабаре «Мулен Руж», которое я посещал в свой первый приезд в Париж. Было на удивление весело. Я чувствовал себя прекрасно, настроение – великолепное, поэтому я, слегка постукивая кончиками пальцев по столу, напевал вслед за молоденькой певичкой незатейливый куплет. Внезапно чья-то ладонь грубо опустилась на мои пальцы, слабо сжимая их. Я аж вздрогнул от неожиданности. Это оказалась рука Хлои. Я взглянул на свою жену и поразился, насколько она была зла.

– Ты ведешь себя ужасно, – заявила она.

– С чего ты взяла?

– Пойдем отсюда.

Мы вышли на улицу, отчего Хлоя немного успокоилась и пришла в себя.

– Это просто возмутительно! – заявила она, едва мы переступили порог гостиницы, в которой остановились. – Это было столь вульгарно! И ты еще подпевал ей! Этой особе! Фу! Тебе, наверное, нравятся именно такие девицы?!

Последнее утверждение было настолько безосновательным, что я даже не знал, что ответить. Хлоя же удалилась в свой будуар.

Сев на кровать, я принялся раздеваться, размышляя над сказанными словами, как вдруг мне отчетливо представилась картинка, в которой были я и эта актриса, занимающиеся любовью. При этом я не просто любил ее, я заставлял молоденькую певичку отдаваться мне. Сильнейшее желание охватило мое тело. Не соображая, что делаю, я ворвался в будуар, схватил ошарашенную Хлою и стал срывать с нее одежду. В первый момент жена сопротивлялась, но затем неожиданно с такой же страстью стала потворствовать моим желаниям. Той ночью мы почти не спали. Я вновь и вновь набрасывался на Хлою, едва у меня перед глазами вставала картина изуверств, которые я проделывал в своем воображении с ни в чем не повинной парижской певичкой. Так началась новая страница наших отношений.

Вернувшись в Лондон, я отправился к забытому мною Алексу. Казалось, он ждал моего появления, хотя ни словом, ни жестом не показал мне этого. Мы тепло приветствовали друг друга.

– Как давно мы не виделись, – улыбаясь и в то же время горестно воскликнул Алекс, усаживая меня у камина.

Я принужден был признать, что перерыв в наших встречах был велик, однако в этом не было моей вины, ведь Алекс сам наотрез отказался быть на моем бракосочетании, о чем я ему не преминул напомнить.

– К сожалению, дела, мой друг, дела потребовали от меня присутствия совершенно в ином месте, – теперь уже без улыбки поведал мне Алекс, доставая из буфета и расставляя на столе графин с бренди и хрустальные стаканы. – Мой отец скончался. Да, так вот, мне необходимо было на время уехать, чтобы оформить право наследования.

– Это очень печально, – сказал я.

– Да, печально, – подхватил Алекс. – Но в печали есть и приятные моменты. Теперь я богач! – воскликнул он. – Отец мой был жутким скрягой, поэтому иной раз мне приходилось сидеть без гроша.

Я тут же подумал, что, очевидно, именно этим объясняется затворничество моего приятеля.

– Но теперь бедности конец! – продолжал Алекс, разливая по хрустальным стаканам бренди. – Теперь я король. Будем же жить как короли!

Радость его была настолько искренней и так походила на мои порывы, когда я понял, что окончательно освободился от ига родителей, что мне невольно стало радостно за приятеля.

– Потому будем веселиться, – заключил Алекс.

Я поинтересовался, кстати, как поживает наша дьявольская черная ложа? Этот вопрос буквально приподнял Алекса с кресла, заставив в волнении и предвкушении мессы забегать по комнате.

– Да, да, да. Сегодня же черная месса. Ты еще не знаешь, а ведь у нас новый председательствующий. – Он остановился напротив меня и гордо вскинул голову. – Этот председательствующий с сегодняшнего дня – я!

– Ну так чего же мы ждем? – спросил я его с некоторой долей упрека.

Дело в том, что именно из-за мессы я и вернулся к своему молодому приятелю. Открывшаяся мне в Париже правда сексуальных отношений с несравненной Хлоей навела меня на мысль о том, что я могу удовлетворять на стороне те желания, к которым лежит моя душа и исполнения которых я не могу требовать от жены в силу целого ряда причин. Главной и, пожалуй, решающей из них является обожествление Хлои. Положение способна спасти лишь игра на стороне, которую я буду в дальнейшем вспоминать, вызывая в памяти дивные видения и занимаясь при этом любовью с женой самым что ни на есть пристойным способом, согласно пуританским правилам. Едва придя к такому решению, я тут же вспомнил о самой доступной форме выплеска агрессивности и низменных инстинктов. Моя цель была в каком-то часе езды, и она способна была сделать мою жизнь с Хлоей счастливой и безмятежной. Кроме того, и я этого не склонен скрывать, чрезмерные увлечения сексуальными экспериментами в юности заставляли меня принять подобное решение. Иной раз, лежа подле своей супруги и гладя ее нежнейшее тело, я думал, что уж более, наверное, никогда не смогу предаваться любовным усладам простым дедовским способом.

Естественно, что Алексу об этом я говорить не стал, сказав лишь, что давно уже не видел столь большого скопления голых тел, как в подземелье пустующей церкви. Мой приятель торопливо оделся, и мы, поймав кеб, отправились в Восточный Лондон. Когда мы выехали на площадь, ту самую, на которой проститутки беззастенчиво торговали собственным телом, Алекс заявил, что у него тут намечена торговая операция. При этом он негромко засмеялся, видимо, видя тут шутку. Приказав кучеру остановиться, он принялся деловито оглядывать обитателей площади. Внезапно какая-то жуткая старуха, вынырнув словно из-под земли, оказалась прямо у меня перед носом.

– Какой пригожий джентльмен, – прошамкала она беззубым ртом, глядя на меня своими старческими водянистыми глазами. – Не желаете ли побаловаться? Ха-ха-ха.

Я только хотел было прогнать наглую старуху, тем более что от нее несло, как из винной бочки, однако Алекс, перехватив мою руку занесенную над старушечьей головой, перегнулся через меня и прикрикнул:

– Ты чего, старая! Где мой заказ?

Старуха прищурила подслеповатые глаза, все в бельмах, делающие ее похожей на ужасную ведьму из страшных сказок, и, видимо узнав Алекса, широко заулыбалась, показывая божьему свету единственный зуб, который имелся у нее во рту:

– А, это вы, добрый сэр! Очень рада вас видеть во здравии. Вы и друга своего захватили? Как это похвально. – Старуха бросила приторный взгляд в мою сторону. – Как же, конечно, я выполнила ваш заказ. Вот только достать то, что вы изволили требовать, в нашем районе чрезвычайно сложно. – Тут она обвела грязной рукой, более похожей на клешню, площадь и хихикнула противным мелким смешком. – Но я достала. Сейчас приведу.

И старуха заковыляла в какой-то грязный переулок, давая нам тем самым возможность вдохнуть свежего воздуха. Но не прошло и минуты, как старуха возвратилась, чуть не силком таща за собой девчушку, которой на вид не исполнилось еще и четырнадцати. Одетая в рваное грязное платьице и стоптанные башмаки, явно мужские, девушка испуганно таращилась на карету.

– Она точно девственница? – строгим тоном спросил у старухи Алекс, плотоядно оглядывая девушку.

– Да уж вы мне поверьте, – закивала головой та. – Все при ней. Еще ни разу не…

– А родители? – перебил слишком говорливую старуху мой приятель, даже не собираясь выходить из кареты и оглядывая «заказ» через окно.

– Она сирота, добрый сэр! – возмутилась старуха. – Все, как вы изволили говорить. К тому же смотрите, какая она симпатичная. И все зубы на месте. – Тут старая ведьма ухватила своими крючковатыми пальцами девушку за подбородок и заставила ее раскрыть рот. – Вот, смотрите, мне бы такие зубы!

– Беру, – сказал Алекс и открыл дверцу кареты, пропуская бедную девушку внутрь.

Та только рада была избавиться от назойливых лап старухи, которые, оставив ее, тут же потянулись, словно за подаянием.

Алекс медленно, преувеличенно медленно отсчитал и вложил в сморщенную ссохшуюся ладонь ведьмы четыре гинеи. Монеты на секунду блеснули в ночном воздухе золотом и сразу пропали, крепко зажатые старухой.

– Трогай, – приказал Алекс кучеру, и мы устремились прочь от площади, на которой только что купили себе рабыню.

Вы, наверное, думаете, что меня смутила подобного рода торговля? Отнюдь! Я вожделел нового развлечения, поглядывая на жавшуюся в угол кареты бедняжку и думая о том, как Алекс все это ловко устроил. Девушка мелко дрожала от страха и таращилась на нас своими большими серыми глазами.

– Как тебя зовут, дитя мое? – ласковым тоном обратился к ней Алекс.

– Мери, сэр, – пропищала та.

– Очень хорошо, Мери. Не бойся, мы тебя не обидим. Ты, наверное, голодна?

И, не дожидаясь ответа, мой приятель вытащил из-под сиденья коробку, скинул крышку, и перед изумленным взором несчастной предстали самые настоящие заморские лакомства. Аромат тотчас же разнесся по карете, заставляя ноздри трепетать в сладостной истоме. Тут были и жареные крылышки куропатки, и тонко нарезанный сыр, и трюфели, и обвалянные в сухарях тушеные телячьи почки, и рыбья икра, и виноград. В углу коробки стояла пузатая бутылка абсента.

– Ешь, Мери, пей, наслаждайся своей новой жизнью, – повелительным тоном распорядился Алекс.

– Мой дорогой, – обратился я к нему по-французски, разумно полагая, что несчастная сиротка не понимает нас. – Что ты собираешься делать с этой особой?

– Я думаю сделать ее невестой дьявола, – отвечал мне приятель, с нескрываемым вожделением глядя, как бедняжка жадно поглощает яства, запивая их крепким абсентом, от которого у нее при первом же глотке перехватило дыхание и в который наверняка, как и в пищу, Алекс успел подсыпать кокаин.

И точно, к концу нашего путешествия Мери успела все съесть и погрузилась в некое счастливое состояние, нарушаемое лишь лихорадочной благодарной улыбкой, с которой она смотрела в нашу сторону.

– У меня имеется другое предложение, – спокойным тоном сказал я.

Мне не очень-то нравилось, что Алекс обставил меня по части развлечений, а потому мое воображение работало с неслыханной силой. Сама игра, наподобие той, в которую мы играли со стариной Джимбо в университете, увлекла меня даже больше, чем предстоящее развлечение. Это было самое настоящее соревнование в извращенности, а стало быть, в аристократизме.

Алекс с интересом воззрился на меня:

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю после того, как мадемуазель станет невестой, передать ее в руки дьяволу.

Видя, что мой приятель не понял мысль, я счел должным добавить:

– Мы принесем ее в жертву.

Подобная идея привела Алекса в состояние, близкое к эротическому экстазу. Вскоре за окнами показался шпиль церкви.

– Вот мы и приехали, Мери, – ласковым тоном обратился к бедняжке мой приятель, подавая сироте руку и помогая выбраться из кареты.

Девушка шагнула на тротуар, вымощенный перед католической церковью, и неожиданно зашлась в задорном смехе.

– Мы будем играть в жениха и невесту? – наивно спросила она нас.

Мы с Алексом переглянулись.

– Да, дитя мое, – нежно сказал я.

– И кто же из вас будет моим женихом? – поинтересовалась девушка.

– Мы только друзья жениха, – подхватил игру Алекс. – Мы как раз привезли тебя к нему. Войдем же внутрь храма, дитя мое.

И мы вошли в заброшенную церковь, похожие на пауков, уволакивающих несчастную жертву в дальние закоулки.

Пока Алекс готовился исполнить новую для себя роль, я принужден был приглядывать, а заодно готовить невесту дьявола к церемонии. Для начала я налил ей и себе по рюмке абсента, добавив туда несколько капель лауданума. Напиток привел девушку в неописуемый восторг. Она начала кружиться по подземному залу, попутно сбрасывая с себя жалкие лохмотья, закатив глаза и бормоча нечто вроде народной молитвы: «Дева Мария! Я твоя рабыня! Дева Мария! Услышь меня!» Не без труда удалось мне уложить несчастную сиротку на перевернутый алтарь, на котором она тотчас же погрузилась в глубокий сон.

Постепенно боковые ниши заполнялись пришедшими на черную мессу. Голые люди в масках с любопытством взирали из укрытий на новое убранство подземелья. Алекс уже успел взять бразды правления в филантропическом обществе развития культуры среди рабочих и лондонской бедноты, переустроив место оргий и поклонения сатане на свой манер. Грубые лавки в углах были убраны или заменены небольшими уютными диванами. Стены были частью задрапированы колышущимися от сквозняка тканями. В дальней стене появился вделанный камин, в котором теперь жарко пылали дрова, что было весьма кстати, так как после барахтанья голышом на полу я неизменно получал первоклассный насморк От старого убранства остался только перевернутый алтарь, столь удобный для того, чтобы на нем совершать различные церемониальные ритуалы с очередной невестой, что Алекс не посмел его выбросить. Зато теперь алтарь был покрыт прекрасной праздничной сутаной епископа, которая придавала нашим церемониям, без всякого сомнения, большую торжественность. Из новшеств, введенных в обиход Алексом, также появился граммофон, торчавший своей раковиной-трубой из дальней ниши в стене.

Сигналом к началу церемонии послужила торжественная и немного мрачная музыка, зазвучавшая из граммофона. Люди стали выходить из ниш и становиться в выписанный золотой краской на полу круг. Мы взялись за руки, воздев их к небу и призвав дьявола явиться на наше собрание. Девушка, лежащая на алтаре и мирно спавшая, начала шевелиться во сне. Неожиданно сильно запахло серой, откуда-то появился сам собою председательский трон, и, наконец, из дальней стены словно бы вышел сам дьявол. По правде говоря, я не узнал Алекса. Если бы я не знал, что это он, то подумал бы, что нам все-таки удалось вызвать самого князя утренней звезды.

Все замерли, в испуге глядя на невысокого, чрезвычайно худого субъекта, медленно приближавшегося к нам. На субъекте красовался шикарный цилиндр и длинный, до колен, сюртук, застегнутый на все пуговицы и делавший дьявола чрезвычайно строгим и еще более подчеркивавший его худобу. На лице красовались очки с темными стеклами, вроде тех, которые я принужден был носить в Индийской колонии, дабы уберечь глаза от слепящих лучей южного солнца. В руках, туго обтянутых черными кожаными перчатками, дьявол держал перевернутое вниз головой распятие и серповидный нож. Я раньше встречал такие ножи в акушерской. Такими ножами английские повитухи помогали роженицам при преждевременных родах. Выглядел он весьма зловеще.

Такого образа князя утренней звезды мне еще ни разу не приходилось видеть. Думаю, что присутствующим тоже. Все замерли, завороженно глядя, как сатана усаживается на трон, суровый и сухой, словно старый нотариус, пришедший огласить завещание богатого дядюшки бедным родственникам. Признаю, это был звездный час Алекса. Все, кто присутствовал на этой мессе, верили потом до конца жизни, что перед ними выступал сам правитель ада.

– Где моя невеста? – хриплым голосом спросил дьявол.

– Она перед тобой, о властитель, – протянул я руку в сторону девушки, чьи веки уже подергивались, вырываясь из объятий Морфея.

Алекс в образе дьявола встал над несчастной и простер над ней руки.

– Очнись! – приказал он страшным голосом.

Девушка, точно укушенная, тотчас же подскочила и села на алтарь. Она со страхом оглядела окруживших ее голых людей в черных масках и только тогда обнаружила, что на ней тоже нет одежды. Прикрывая наготу худенькими ручками, сквозь которые проступали нежно-розовые соски еще не сформировавшихся грудей и легкий золотистый пушок на лобке, девушка глянула на нависшего над ней дьявола и громко завизжала.

– Отпустите меня! – воскликнула она.

Кровь прихлынула к моему лицу, скрытому маской от чужих взоров. Волнение девушки передалось мне, но это было не то волнение, кое она выказывала, в страхе глядя на приближающегося к ней строгого господина с ужасными черными пятнами стекол вместо глаз, а возбуждение, которое я всегда испытывал, видя насилие. Моя плоть не замедлила отреагировать на это. Я заметил, что многие мужчины также возбудились, непроизвольно сжимая в круг несчастную сироту, купленную нами за несколько гиней.

– Моя невеста! – прорычал Алекс.

Несколько мужчин и женщин одновременно схватили девушку за руки и за ноги, с силой разведя их в разные стороны. Алекс в образе дьявола подошел вплотную к лежащей перед ним девушке и плотоядно оглядел ее. Затем с силой вошел в ее лоно. Девушка пронзительно закричала и в беспамятстве откинула голову. Присутствующие взревели.

Насилие продолжалось около часа. Насытившись, дьявол уступил место своим приспешникам. Те один за другим насиловали несчастную, у которой из лона текла кровь. Девушка постоянно падала в обморок от боли, и моей задачей было возвращать ей сознание посредством прикладывания нюхательной соли.

Наконец все насытились. Девушка лежала, распластанная, на праздничной епископской сутане, запачканной кровью и какой-то слизью. Она жалобно смотрела на своих мучителей. Дьявол подошел к ней и достал заткнутый за пояс во время прелюбодеяния серповидный нож.

– Жертва! – воскликнул он, протягивая мне нож.

Я с поклоном принял его и встал за головой девушки так, чтобы было удобнее перерезать горло. Несчастная, закатив глаза, с ужасом уставилась сначала на меня, а затем перевела взгляд на нависшее над ней жуткое лезвие, сверкавшее в свете свечей.

– Сатана, мы приносим тебе в дар эту жертву в знак нашей признательности и просим принять ее в свое логово! – воскликнул я и с силой взмахнул ножом.

Лезвие, описав дугу, рассекло горло. Кровь брызнула в разные стороны, обагряя тела присутствующих. Девушка, схватившись за перерезанное горло, издала жуткий хрип. Она попыталась было подняться, но тут же рухнула обратно на алтарь, заливая все вокруг фонтаном крови, бьющим из рассеченной артерии.

– Жертва! – воскликнули присутствующие хором.

На всех будто напало какое-то сумасшествие. Многие подставляли пригоршни к бьющей фонтаном крови несчастной и выливали ее на себя, старательно обмазывая голое тело. Некоторые припадали к стекающим с алтаря большим тяжелым каплям, жадно глотая их. И над всем этим кошмаром высился влезший с ногами на трон Алекс в образе дьявола и жутко хохотал.

В углу громко играл заново заведенный кем-то граммофон, поэтому мы не сразу услышали шум, производимый наверху, прямо над нами. Кто-то с силой колотился в запертые изнутри двери. Неожиданно ветхие двери поддались напору, и в церковь хлынула разъяренная людская толпа. Представители Восточного Лондона, рвань и отребье, держа в руках факелы, шарили по церкви в поисках сатанистов, приносящих в жертву дьяволу новорожденных. Их крики долетели до моего уха, заставив тотчас отрезветь. Еще минута-другая – и озверевшая толпа найдет дверь, ведущую в подвал, подумалось мне. Видимо, то же подумал и Алекс, который ловко соскочил с трона и, кивнув мне, бросился к задрапированной тканью дальней стене. Остальные участники черной мессы в испуге метались по подземному залу, ища хоть какое-то укрытие.

Алекс подскочил к ткани и с силой прорвался сквозь нее в пустоту ниши. Из ниши, как оказалось, наружу вел небольшой коридор, который я никогда не видел. Насколько я понял, именно из него всегда выходил дьявол. Выбежав наружу, мы очутились на заднем дворе церкви. Тут же, чтобы не привлекать внимания, стояла карета, на которой мы приехали. Кучер, верный человек Алекса, мирно дремал, даже не подозревая о грозившей опасности. Мы заскочили в карету, в которой была аккуратно сложена наша одежда. Алекс высунулся из окна и приказал проснувшемуся и хлопающему спросонья глазами кучеру спешно трогаться.

– Похоже, девка оказалась не сиротой, – констатировал он, неуклюже натягивая брюки. – Ну, не беда, зато мы приятно провели время и, похоже, чудом спаслись.

Алекс явно поспешил. Едва карета выехала на улицу, как нас заметили некоторые из черни, оставшиеся сторожить вход. Они бросились к нам, яростно размахивая горящими факелами и приказывая нам остановиться.

– Уходят! Уходят! – хриплыми, пропитыми голосами орали они, зовя подмогу.

Первых подбежавших стоптали лошади. Я даже слышал, как под копытами хрустели их кости. Неожиданная легкость и ярость овладели мной. Я мельком глянул на вжавшегося в угол кареты Алекса и высунулся почти по пояс наружу, одновременно вынимая из трости саблю. Не ожидавшие подобного поворота событий нападавшие не успели отступить, как двое из них были проткнуты мною почти насквозь. Третий развернулся и попытался было резво скрыться, как я одним ударом лихо отсек ему голову от шеи. Обезумевшие от горящих факелов и запаха свежей крови лошади с силой рванули вперед, и карета унеслась прочь, оставив четыре трупа, бездыханно лежащие перед зданием церкви.

Через час я вернулся в свой особняк, умылся, переоделся, вошел в спальню, где мирно дремала божественная Хлоя, и накинулся на нее, душа в своих объятиях и покрывая множеством поцелуев. В ту ночь я три раза проделывал это с моей обожаемой супругой, постоянно вызывая в памяти образ растерзанной девушки.

На следующее утро я вычитал в «Дейли кроникл» небольшое объявление о том, что пустовавшая ранее церковь Девы Марии сгорела дотла. В этот самый момент в помещении церкви проходило очередное собрание филантропического общества развития культуры среди рабочих и лондонской бедноты. Все члены общества сгорели в ужасном пожаре. Прибывшие на место пожарные уже никак не могли остановить разгулявшийся пожар. Лишь когда церковь выгорела полностью, пожарные вошли в нее, где обнаружили двадцать два обгорелых трупа.

Прочитав заметку, я усмехнулся и попросил жену, все утро ластившуюся ко мне, чтобы она приказала горничной подавать завтрак.