- Успели. Вы ведь, конечно, все слышали?
         - Нет, ни единого словечка.
         - Врете?
         - Я на службе, государь.
         - Значит, слышали.
         - Да.
         Лицо царя побагровело, сложившись в страшную гримасу.
         - В двух шагах от вас императора чуть не изнасиловали! - закричал он. - А вы и ухом не вели, чтоб вас на том свете на куличи пустили!
         - Нет, я п-подслушивал, я боялся пропустить хотя бы слово.
         - Молчать! Мемуары вздумали писать? - Царь вытер мокрый от пота лоб. - Ржевский, у меня нет сил, дайте этому супостату прикурить.
         - Но у меня нет при себе курительной трубки, государь.
         - Я не о том. Врежьте ему как следует!
         Экзекуция Акакия Филиппыча продолжалась добрых пять минут. Он визжал, оправдывался, защищал руками щеки, но был избит, повержен и уложен Ржевским поперек постели совершенно без чувств.
         - Вы не представляете, поручик, - устало произнес Александр, - с каким dermom приходится иметь дело. Двор переполнен идиотами и интриганами, что, впрочем, почти одно и то же.
         Ржевский внимал царю, не смея шелохнуться. После пережитого конфуза он был готов добровольно влезть в кандалы и пешком отправиться в Сибирь. Но император говорил с ним так, как-будто между ними ничего особенного не произошло. Не даром вся Европа считала российского самодержца отменным дипломатом.
         - Наш разговор, поручик, еще не окончен, - сказал Александр. - Но мы продолжим его в другом месте.
        
         Глава 12
         Царь горы
        
         На трех поставленных в ряд стульях сидело трое мужчин: в центре - царь, справа от него - негр в ливрее, слева - поручик Ржевский. Сбоку стоял Акакий Филиппыч. Он был с шишкой на лбу и фонарем под глазом.
         Царица Елизавета лежала напротив в постели, опершись спиною на подушки. После недавних родов она находилась в прострации, куда ее обычно заносило недели на две-три. Но император Александр не собирался ждать, когда она придет в себя, и поручил Акакию Филиппычу провести ее дознание. Поручик Ржевский все еще был под подозрением. Царь жаждал услышать от самой своей супруги, кто послужил отцом ее новорожденной дочери. Он полагал, что в данных обстоятельствах царице не хватит ума, чтобы солгать.
         Бессмысленный взгляд Елизаветы Алексеевны блуждал по лицам мужчин. Особенно часто ее взгляд останавливался почему-то на негре в ливрее.
         Царь подал тайному советнику знак.
         - Ваше величество, - обратился Акакий Филиппыч к императрице, - посмотрите на этих мужчин. Кого из них вы знали прежде?
         - Елизавета Алексеевна я, - замогильным голосом произнесла императрица.
         - А меня зовут Акакий Филиппыч. Но речь сейчас идет не о нас с вами, а вот об этих трех господах...
         Тайный советник запнулся, заметив, что императрица протягивает ему руку. Он бросил взгляд на царя, тот нехотя кивнул. Пришлось поцеловать. Царь поморщился.
         - Кажется, я опять беременна, - заявила Елизавета, с интересом разглядывая свое запястье.
         Александр побелел как полотно. Негр разинул рот. Ржевский сдержанно улыбнулся в усы.
         - Ваше величество... - опять начал тайный советник, но Елизавета с неожиданной живостью перебила:
         - А что вы делаете сегодня вечером, пупсик? Может, сыграем в лото?
         - С превеликим удовольствием, ваше величество. Но прежде ответьте, кого из этих людей...
         Императрица громко засмеялась.
         - Как забавно! Вот этот симпатичный мужчина, - она указала на императора пальцем, - напоминает мне моего супруга. Такая же ослиная физиономия.
         Александр вскочил.
         - Ваш муж - умнейший человек во всей Европе, милочка! - с вызовым крикнул он.
         - В самом деле? - Ее лоб собрался в морщины, но тут же снова стал гладким, как зеркало. - Ну и слава богу. За дурака бы я и сама не пошла.
         Царь хотел грязно выругаться, но передумал. Поиграв желваками, сел и кивнул тайному советнику продолжать.
         - Ваше величество, кто этот человек? - спросил Акакий Филиппыч царицу, положив руку на плечо негра.
         Она скорчила мину.
         - Черт!
         - Кто?
         - Говорю же вам, это черт. Как это у Данте? "И черти жарят всех в аду".
         - Не всех, а только грешниц, - заметил царь.
         - И грешников тоже, - сказала Елизавета.
         - А это кто, ваше величество? - спросил Акакий Филиппыч, встав около Ржевского.
         Царица пригляделась. С лицом ее произошла удивительная перемена. До сей поры вялое и равнодушное, оно вдруг озарилось каким-то внутренним светом, наполнившись теплом и нежностью. Вскочив с постели, царица бросилась к поручику. Он в растерянности встал, и она повисла у него на шее.
         - Дорогой мой! Золотце мое! - заливалась она слезами и смехом.
         Неловко поддерживая у себя на груди вопящую царицу, Ржевский бросил недоуменный взгляд на царя.
         Александр был страшен. Скулы его напряглись. Уши гневно шевелились. Он дрожал с головы до ног.
         - Итак, поручик, вы проиграли, - скрипя зубами, проговорил он. - Лиза признала в вас своего любовника.
         - Но, государь...
         Ржевский развел руками, и, выпав из его объятий, царица грохнулась на пол.
         - Я упала, - сказала Елизавета. - Почему вы постелили мне такую жесткую постель? - спросила она, с укором посмотрев на Александра.
         - Иного вы не заслуживаете! - рявкнул тот. Увидев, что поручик намеревается помочь ей подняться, он перешел на визг: - Не прикасайтесь к моей жене! В порошок сотру! Повешу!
         Подскочив к замершему в согнутой позе поручику, он дал ему пинка под зад.
         - Ай! - воскликнул царь, схватившись за колено. - Что у вас там, медный таз?
         - Никак нет, ваше величество. Жопа!
         - Костяная она у вас что ли?
         - Всю жизнь в седле, государь. Задубела-с.
         Царь хромал по комнате, опершись на услужливо подставленное плечо тайного советника.
         - Хорошо еще, что вы из легкой кавалерии. Будь вы кирасир - чтобы от меня осталось...
         - Как вы посмели поднять ногу на моего сына! - вдруг завизжала с пола Елизавета. - Убожество, самодержец sranyj! Извинитесь немедленно.
         - Что?! - остолбенел царь, забыв об ушибленной ноге. - Я ослышался или вы упомянули о каком-то своем сыне?
         - Не о каком-то, а о своем единственном. - Она показала пальцем на Ржевского. - В эти роды я так тужилась, что у меня наконец получился мальчик. И вместо того, чтобы поцеловать его в нежную попку и возблагодарить Бога за эту милость, вы бьете его своим грязным сапогом.
         - Я не бил Бога сапогом, - возразил царь, несколько отупев от столь решительной отповеди.
         - Конечно, ноги коротки, - съязвила Елизавета.
         Взгляд царя метался между развалившейся на персидском ковре Елизаветой и Ржевским.
         - Вы принимаете его за сына?!
         Царица фыркнула.
         - Он и есть мой сын. Приди ко мне, мой маленький, мамочка покормит тебя грудью. - Она протянула к Ржевскому руку.
         Поручик сделал шаг навстречу.
         - Стоять! - крикнул царь.
         Он никак не мог уразуметь, придуряется ли его супруга или она действительно сошла с ума.
         - Скажите-ка мне, Лизон, - на французский манер вкрадчиво произнес Александр, - а как зовут вашего сына?
         - Не знаю. Но отчество его будет Александрович.
         Царь даже не моргнул глазом.
         - А какое у него звание?
         - Звание??
         - Ну да, звание. Офицерское звание!
         - Шура, вы спятили. Он же еще младенец.
         Царь тяжело вздохнул. Кусая губы, пристально посмотрел на Ржевского.
         - Нашла себе карапуза...
         - Позвольте, государь, я помогу ее величеству подняться.
         - Ни за что, - тихо, но твердо ответил царь. - Пусть пока полежит. Ей не следует после родов много двигаться. - Он задумчиво почесал нос. - Теперь мне понятно, Ржевский, что вы не являетесь отцом новорожденной. Однако тот пыл, с которым вы ухаживали за мной, когда я разыгрывал из себя царицу, признаться, до сих пор смущает мои мысли.
         - Ваше величество, я всем сердцем предан интересам монархии. Видя желание государыни, я не мог ей отказать. К тому же я был пьян. На моем месте так поступил бы всякий.
         Царя передернуло.
         - И вы тоже, Акакий Филиппыч? - повернулся он к своему тайному советнику. Тот смущенно потупился, покраснев как маков цвет.
         Александр, покачав головой, вновь обратился к поручику:
         - Это хорошо, Ржевский, что вы монархист. Это превосходно! Но позвольте вам напомнить, что она (то есть я) сопротивлялась.
         Поручик ухмыльнулся.
         - Женщина не может, чтоб не поломавшись. Я думал, она (то есть вы, государь) только притворялась.
         Царь показал разлегшейся на ковре царице кулак:
         - Смотри у меня, Лизон! Смотри!!
         - Было бы на что! - скривилась она.
         За спиной Александра раздался чей-то ехидный смешок. Царь резко повернулся. Негр сделал невинное лицо. Но было поздно.
         - А ты чего зубоскалишь! - набросился на него Александр.
         Отвесив ему оплеуху, император с изумлением уставился на свою почерневшую ладонь.
         - Акакий Филиппыч, что сие означает?
         Тайный советник подошел к негру и тоже дал ему затрещину. Потом взглянул на свою ладонь: она стала черной!
         - Ничего не понимаю, государь.
         Поручик Ржевский не удержался и в свою очередь врезал негру по морде. С воплем слетев со стула, негр упал на императрицу.
         - Экзо-о-о-тика... - прошептала Елизавета, прижав его к груди. - О негр, какой ты черный...
         - Эта скотина, государь, полгода не мылась, - сказал Ржевский.
         Но царя это уже не волновало.
         - Слезь с моей жены, обезьяна! - орал он, пиная негра сапогами. - Слезь, а то хуже будет.
         - Я не обезьяна, я Абрамзон, - вдруг сообщил тот. - Я только служу негром.
         - Все равно слазь!
         Бедняга и сам был бы рад отделаться от царицы, но она его не пускала, крепко обвив руками и ногами. И хихикала и шептала ему на ушко всякие глупости.
         - Позвольте мне, ваше величество, - сказал Ржевский.
         - Действуйте, поручик. Скорее!
         Ржевский навалился на Абрамзона. Снизу раздался заливистый смех императрицы:
         - Господа, вы меня совсем задавили!
         - Нет, я сойду с ума! - схватился за голову царь. - Пусть это будет негр, Абрамзон или кто угодно, но только не Ржевский. Акакий, сволочь, что же вы смотрите? Растащите их!
         Но вмешательство тайного советника только добавило неразберихи. Несчастный самодержец стоял над грудой копошащихся перед ним тел, с трудом различая, где рука императрицы, а где нога Ржевского. Не менее трудно было отличить зад Акакия Филиппыча от рожы Абрамзона.
         Промаявшись от ревности еще немного, царь в конце концов махнул рукой:
         - А, присоединяюсь. Куча мала! - и запрыгнул на них сверху.
        
         Глава 13
         Узурпатор
        
         Когда Жозефина вошла в императорские покои, Наполеон Бонапарт сидел за столом, в треуголке, при сабле, и подписывал декреты.
         - Это ты, Жужу? - спросил он, не поднимая головы.
         - Да, ваше величество.
         - Зачем же так официально?
         - Прости, Боня, но с тех пор, как ты дал мне развод и женился на Марии-Луизе...
         - Ложись! - перебил Наполеон, по-прежнему не отрываясь от своих бумаг. - Жена уехала в Дрезден, повидать своего папу Франца, так что на этот счет можешь не беспокоиться.
         Обойдя его кресло, Жозефина с вызовом легла на противоположный край стола. Бонапарт даже не повел бровью.
         Она невольно залюбовалась его каменным лицом.
         - Какой у меня сейчас месяц? - отрывисто спросил Наполеон. - Термидор? брюмер?
         - Июль. Ты же отменил республиканский календарь еще семь лет назад.
         - Да? Проклятье! Придется переписать этот лист заново.
         - Оставь, мой милый, уже поздно. Ты не жалеешь ни себя, ни своих подданных. Я слышала, вчера твой министр финансов сошел с ума и сидит теперь у себя дома, пересчитывая собственные пальцы.
         - Так и должно быть! - мрачно ответил Наполеон. - Человек, которого я назначаю министром, через четыре года не должен быть в состоянии помочиться.
         - Но у него, по слухам, недержание.
         - Это неудивительно: он всегда был излишне болтлив, - отмахнулся Бонапарт.
         В спальне наступила тишина, и только перо едва слышно поскрипывало в руке Наполеона.
         - Боня, ну ты хоть взгляни на мое новое платье! - не выдержала Жозефина.
         Он бросил на нее быстрый взгляд (первый за этот вечер) и вновь уткнулся в бумаги.
         - Такие платья годятся для молоденьких женщин, - пробурчал он, задрожав левой икрой. - В твоем возрасте они невозможны.
         - Боня, Боня, ты так и не научился говорить женщинам комплименты...
         Лежа на краю стола, Жозефина нежно коснулась своей босой ногой его плеча. Он не глядя поцеловал ей большой палец и продолжал писать.
         - Наполеон, мне скучно!
         - Хочешь...
         - Конечно!
         - Я не о том. Хочешь свежий анекдот про поручика Ржевского?
         - Уи.
         - Императрица Елизавета опять родила девочку!
         Жозефина даже не улыбнулась.
         - Тебе не понравился анекдот? - мрачно спросил он.
         Она пожала плечами.
         - Пардон, но... я не нахожу в нем ничего смешного.
         Наполеон раздраженно дернул рукой, и декрет о назначении трактирщика Фуко министром внешних сношений украсила жирная клякса. Он угрюмо выдернул из-под бедра лежавшей на столе Жозефины чистый лист.
         - Как же так? - сказал он. - Супруга Александра опять родила девчонку, а ты говоришь, "ничего смешного"? Этот анекдот просто вершина остроумия!
         - Но при чем здесь Ржевский?
         - Вот это-то как раз и смешно, что анекдот - про него, а он тут вроде и не при чем.
         - Боня, ты сегодня переутомился. Зачем ты забиваешь свою гениальную голову этими дурацкими анекдотами? Оставь в покое свои декреты и займись-ка лучше мной.
         Отбросив перо, Наполеон вскочил и принялся маршировать из угла в угол. Правую руку он по старой привычке гордо держал на животе.
         - Пойми же наконец, Жозефина! Я собираю все анекдоты про Ржевского потому, что они позволяют заглянуть в самую душу России. Мне непременно нужно знать, что представляет из себя русский гусар, этот загадочный русский медведь. Ибо моя новая война с Россией неизбежна! Между прочим, анекдот, который ты только что слышала, мне рассказал маршал Ней.
         - Который из бывших конюхов? - презрительно скривила губы Жозефина.
         - Это не имеет никакого значения! Все решает не происхождение, а талант. У меня почти все маршалы подобраны с улицы. Возьми Жюно - он из лакеев, Удино - из арлекинов. А Ожеро я вообще с галер снял, у него до сих пор клеймо на заднице.
         - На спине, - сказала Жозефина, поправив прическу.
         Наполеон замер посреди спальни как вкопанный, полубезумным взглядом уставившись на нее.
         - Что?! - вскричал он. - На спине? А ты видела? Откуда у тебя такие сведения? Может, ты с ним в бане мылась? Спинку ему терла? Если это так, то ты - чудовище!
         Наполеон быстро вошел в раж. Швырнув на пол свою любимую треуголку, он долго топтал ее сапогами, задыхаясь от злобы, и вопил:
         - Ты предала меня, Жужу! Ты изменила мне! И с кем? С этим прохвостом, с этим разбойником, который был неоднажды сечен плетьми и сослан на галеры! И которого я произвел в маршалы в одной лишь надежде, что своим ревностным служением интересам Франции он смоет постыдное клеймо со своей грязной жопы!
         - Со спины, - невозмутимо молвила Жозефина, которая знала Наполеона лучше, чем иная мать знает свое дитя, и на которую его выходка не производила ни малейшего впечатления. - Клеймо у него - на спине, Боня. Это известно всем, кроме тебя... И в бане я с ним не мылась. Как же тебе не стыдно бросать мне столь нелепые обвинения!
         Она запустила в него чернильницей и намеренно промахнулась.
         Наполеон сразу же умолк и сошел со своей шляпы. У него эти переходы - от припадков бешенства до холодного спокойствия - проходили легко и безболезненно.
         - Ну, хорошо, извини...
         Он подошел к Жозефине, которая по-прежнему лежала на столе, и в знак примирения поцеловал ее в висок. Она взъерошила ему волосы.
         - Мой Наполеон... Ах, и зачем ты женился на этой легкомысленной австрийке?
         - Во имя Франции, милая. К тому же Мария-Луиза не такая уж дура... я имею в виду - в постели. Она очень даже сообразительная.
         - Перестань! Ты вечно хвалишься передо мной своими любовными победами, будто мне доставляет удовольствие слушать, что у маркизы Костен на попке родинка, мадемуазель Жорж любила, чтобы ей завязывали глаза и руки; что герцогиню Сюше ты ублажал, не отцепив от пояса саблю, а баронесса Витроль большая охотница попердеть. Фу! фу! фу! Впредь, клянусь, я буду затыкать себе уши. Лучше расскажи, как ты собираешься овладеть Россией.
         Наполеон снял Жозефину со стола и перенес на постель. Потом, отцепив саблю, прилег рядом.
         - Я покорю эту дикую страну, обещаю тебе, Жужу.
         Он долго пыхтел и мучился, но накопившаяся за день нечеловеческая усталость давала о себе знать.
         - Чем больше мыслей, тем меньше желаний, - угрюмо изрек император. - От великого до смешного - один шаг.
         - Бонапарт, но ты же Наполеон!
         - Да, милая, я Наполеон, но, когда я думаю о своей будущей войне с Россией, мне трудно сосредоточиться на любви.
         - Тогда представь, что перед тобой лежит Россия. Она это я. Возьми меня, мой узурпатор! Плени меня, покори, овладей!
         - Да, ты права, - словно в бреду, забормотал Наполеон, покосившись на пришпиленную к стене карту мира. - Если представить тебя Европой, то губы твои - Париж, одна грудь - Вена, другая - Дрезден, Варшава - пупок... и вот я уже на просторах России... я приближаюсь к Москве... о боги!.. Москва горит...
         - Она пылает, мой милый деспот. Она зовет тебя. Где твоя Старая гвардия? Где твои пушки? Бейте, барабаны! Трубите, трубы! Москва у твоих ног!
         И вдохновленный Наполеон Бонапарт одержал еще одну из своих блистательных побед.
        
         Глава 14
         Шерше ля фам
        
         В час пополудни император Александр в сопровождении поручика Ржевского вышел из Зимнего дворца на прогулку.
         - Простите, государь, - сказал Ржевский, - совсем забыл. Когда я покидал свой эскадрон перед отъездом в Питер, майор Гусев просил передать, что он всегда готов лечь за ваше величество.
         - С Лизкой?! - вспыхнул царь.
         - Пардон, кажется, я не так выразился. Майор Гусев собирался лечь костьми на поле брани.
         - Ах вот как. Что ж, это хорошо, - рассеянно пробормотал царь. - Гусятину я предпочитаю без костей.
         Они немного помолчали.
         - Откровенно говоря, поручик, - проговорил царь, поигрывая лорнетом, - я до сих пор не могу понять, почему моя супруга, рожая, звала именно вас. Почему не Пресвятую Богородицу?
         - Мое имя на устах у многих женщин. Ее величество могли наслушаться разговоров обо мне. И в бреду что-то привидилось. Я, конечно, сам никогда не рожал, но представляю, какие это острые ощущения.
         - Ох, Лизка! Ведь не испанка же, не француженка в конце концов. И откуда в ней столько прыти? - Император нервно оправил мундир. - Довольно об этом. Мои подозрения на ваш счет окончательно развеяны, и я больше не держу на вас зла. Но запомните, поручик, пока я жив, вам не бывать ротмистром.
         - Но почему, государь?
         - Потому что я не могу допустить продвижения по службе офицера, который своим примером может разложить мне всю армию. Гусар должен прежде всего думать не о женщинах, а об лошадях.
         - Одно другому не помеха. К тому же у них так много общего.
         - В самом деле? - приставив к глазам лорнет, император с интересом взглянул на поручика. - Поясните вашу мысль.
         - Длинные волосы, лебединая шея, стройные ноги, округлый живот, широкий зад...
         - Как я понимаю, вы описываете свой идеал лошади?
         - Нет, государь, женщины. Но особой разницы я не вижу.
         Александр покачал головой.
         - И все-таки вы ошибаетесь, поручик. Женщина - это, скорее, кошка.
         - Лошадь, ваше величество.
         - Кошка.
         - Лошадь, ваше величество.
         - Да что вы всё заладили: лошадь, ваше величество, лошадь, ваше величество! - рассердился царь. - Вы что, обзываетесь?
         - Простите, государь, я не хотел вас обидеть, - смутился Ржевский. - Я думал, в споре рождается истина.
         - В споре может родится только болтовня!
         Миновав Дворцовую набережную, у Прачешного моста они свернули на Фонтанку.
         - Одна мысль не дает мне покоя, поручик, - сказал Александр. - Как вам удается так легко сходится с женщинами?
         - Да проще пареной репы, ваше величество. Обычно я подхожу к смазливой барышне и говорю: "Мадам, позвольте вам впендюрить".
         - Но так можно и по морде получить!
         - Можно и по морде получить... а можно и впендюрить!
         Царь усмехнулся.
         - Вы мужественный человек, поручик.
         - Не жалуюсь.
         - Оригинальные у вас приемы...
         - Показать?
         - Хм, это было бы занятно. Хотите прямо сейчас?
         - Я хочу всегда!
         - Тогда вперед, поручик. Вокруг столько женщин - вам и карты в руки.
         Ржевский наметанным глазом быстро присмотрел себе подходящую кандидатуру среди встречных дам. Приклеив к своему лицу лукавую улыбку и выпятив грудь, поручик направился наперерез высокой худощавой женщине лет тридцати.
         Царь остался на месте, приложив к глазам лорнет.
         - Любопытно, любопытно, - бормотал он.
         Женщина при ближайшем рассмотрении оказалась выше поручика чуть ли не на целую голову, но того это нисколько не смутило. Подойдя к женщине вплотную, Ржевский решительно взял ее за руку и что-то тихо произнес.
         Лицо дамы разом вспыхнуло. Попридержав свои юбки, она сделала неуловимое движение коленом и как ни в чем не бывало прошла мимо.
         А Ржевский остался стоять. Сложившись вдвое, он жадно вдыхал воздух широко открытым ртом.
         - А вы говорите - по морде, - с мягкой улыбкой заметил царь, подойдя к нему. - Догадываюсь, куда она вам залепила.
         Поручик с трудом выпрямился.
         - Не повезло, ваше величество. Зато вы убедились, что женщина - та же лошадь. Нет, как она меня лягнула! Сущая кобыла, черт ее раздери.
        
         Глава 15
         Когда душа копытом бьет
        
         Дойдя до Аничкова моста, император с поручиком повернули на Невский проспект. Подобная прогулка совершалась Александром ежедневно и называлась le tour imperial - императорский круг.
         Царь разглядывал дам в лорнет, непринужденно отвечая на поклоны узнававших его прохожих, среди которых большую часть составляли чиновники, гуляющие дамы, приезжие из провинции и неслужащие франты.
         Поручик Ржевский перемигивался со всеми мало-мальски хорошенькими барышнями, походя делясь с императором своими впечатлениями.
         - Какая талия! Вы только взгляните, государь. Словно ножка от бокала. Черт побери, такую талию одной пятерни хватит, чтобы обнять. А ручки, какие, право, ручки! Как две соломинки. Ваше величество, что же вы уставились на какую-то старуху?
         - Мда? Это старуха? - растерянно пробормотал царь. - У меня, должно быть, запотел лорнет.
         - Не мудрено запотеть, ваше величество: при таком-то изобилии красоток! - подхватил поручик. - Смотрите скорее налево! Какая фигурка, а? А бедра, бедра! Какие же должны быть у нее ножки! Черт возьми, доживу ли я до блаженных времен, когда будет мода на мини-юбки?
         - Боюсь, что нет.
         - Очень жаль... Ох, какая пышечка пошла!
         - Тише, поручик. Расшумелись на весь бульвар. Не смущайте барышень.
         - Какой там, ваше величество. Их смутишь! Взгляните на эти чопорные мордашки. Это же мрамор, честное слово. Женщина, докладываю вам, государь, существо загадочное, с норовом. Поначалу, когда к ней только сунешься, она обычно холодна, как сосулька. Встречаются, конечно, исключения, которые сразу готовы броситься в ваши объятия. Но это редкость. И большей частью за деньги... Так вот, пока эту непреступную сосульку растормошишь, растопишь, семь потов сойдет. Иное дело мы, мужчины. От одного их томного взгляда, который, быть может, ничего такого и не означает, - сатанеем, с ума готовы спрыгнуть. Нет, признаюсь честно, в ближнем бою терпеть не могу жеманниц чопорных и кислых дур - только на расстоянии. А tet-a-tet люблю веселых, игривых и бойких.
         - Да-а, moh cher, женщины, женщины... les femmes одним словом...
         Возбуждение поручика передалось царю, и он уже почти не опускал своего лорнета, пялясь на дам, так страстно восхваляемых его спутником.
         - Ваше величество, - вдруг выпалил Ржевский, схватив императора за рукав. - Как вам эти две кокетки в шляпках, что обогнали нас и идут под ручку? Как виляют! Черт! Каков соблазн. Мыслимое ли дело устоять.
         - Что вы предлагаете?
         - Ваша слева, моя справа.
         - Вообще-то я предпочитаю блондинок, - замялся Александр.
         - Тогда ваша справа, а моя слева.
         - Вообще-то мне уже пора вернуться в Зимний...
         - Какое может быть удовольствие от прогулки, если не поволочиться за хорошенькой барышней!
         - Никакого.
         - И я о том же.
         Поручик потащил царя за собой.
         - А вдруг во мне признают монарха? - сказал Александр.
         - Так вы же не при короне, государь. Впрочем, возьмите на всякий случай мой кивер.
         Царь надел гусарскую фуражку поручика, надвинув козырек по самые брови.
         - Замечательно, - сказал Ржевский. - И делайте вид, что вы - это не вы.
         - А как?
         - Ссутультесь, поменьше важности. Подбородок пониже, манеры поразвязнее и улыбайтесь во всю ширь лица. Никто и не догадается, что вы царь. Женщине главное, чтоб ее почитали за царицу. Будь рядом с ней хоть черт, хоть Бог - не важно: лишь бы смог!
         - Что это вы вдруг стихами заговорили, поручик?
         - Вдохновение, ваше величество, вдохновение. Душа копытом бьет. Идемьте скорее, а то потеряем наших малюток из виду.
         - Вы полагаете, они уже наши?
         - Как говорится в Святом Писании: "Кто возжелал женщину, тот все равно что переспал с ней".
         - Если мы с ними уже переспали, к чему вся эта суета?
         - Ну что вы, государь, как маленький, - хмыкнул Ржевский. - Переспим, значит, еще раз. От нас не убудет.
         - Пожалуй, - сказал царь, все еще сомневаясь.
         Он не боялся женщин, нет. Но одно дело тискать их на балу во дворце в качестве царя - первого мужчины государства, и совсем другое - приставать к ним на улице, подобно праздному гуляке.
         Дамы, за которыми они шли уже начали украдкой оглядываться. Как известно, у женщин и на затылке есть глаза. И ушки их, когда надо, способны слышать за версту.
         Царь опять глубоко вздохнул.
         - Ваше величество, - сказал Ржевский, - вы вздыхаете так, будто вы Людовик XVI и вас ведут на эшафот.
         Александр I вздрогнул, суетливо проведя рукой по шее, словно желая убедиться, что голова его еще на месте. На долю секунды ему почудилась на загривке холодная сталь гильотины.
         - Прекратите пугать меня якобинцами, поручик, - раздраженно сказал он. - Когда я вспоминаю об их дьявольском изобретении, у меня все опускается и я совершенно не в состоянии думать о женщинах.
         - Думать предоставьте мне, государь. Говорить тоже буду я. От вас требуется лишь улыбаться и кивать головою. И спрячьте подальше ваш лорнет. По нему вас любая собака опознает.
         В этот момент барышня, что шла слева, обернулась, с улыбкой подмигнув обоим сразу двумя глазами.
         Ржевский расцвел, заулыбался.
         - Видите, ваше величество, они совсем не прочь.
         - Да и я, признаться, тоже.
         - Значит, переходим к решительному штурму!
         - Только ради бога, поручик, без этого вашего "впердолить".
         - Впендюрить.
         - Вот-вот, не вздумайте ляпнуть. Я не выношу, когда меня бьют по лицу: у меня от этого сразу кровь из носу.
         - Не беспокойтесь, государь, с двумя женщинами я этот прием не употребляю.
         - Почему?
         - Двоим одновременно не впендюришь... Ну, всё, труба зовет.
         Оправив на поясе саблю, поручик в два шага догнал незнакомок и зашел слева.
         - Пардон, драгоценные мои, - обратился он к ним. - Вы меня не узнаете?
         - Нет, - со сдержанной улыбкой отвечала брюнетка. - А что вам угодно?
         - Мне угодно поцеловать вам ручку. Не откажите в любезности, сударыня.
         Она пожала плечами, но руку протянула.
         - Разве мы знакомы?
         - Да разве бы я смог забыть ваш милый образ, однажды вас увидев?! Пусть это было на балу, в театре. Какая разница! Я безумно рад, что мы снова вместе.
         - О боже, отдайте же руку... - кокетливо проворковала брюнетка. - Впились, как змий.
         - Покоряюсь, - улыбнулся поручик. - Надеюсь, что ненадолго. А это мой шурин, Александр.
         - Шурин? Так вы женаты?
         - Нет, упаси господь! Я оговорился, это мой старший брат. Поди поближе, Шурик, ну чего ты... - Подтолкнув императора к блондинке, он шепнул ему на ухо: - Целуйте ручку.
         Пока Александр занимался со своей дамой, Ржевский подставил брюнетке локоть:
         - Почему бы нам не прогуляться?
         - Мы шли домой...
         - В таком случае, мы с братом охотно вас проводим.
         - Знаете, сударь, - доверчиво обронила брюнетка, взяв поручика под руку, - ваш брат так похож на нашего императора, просто жуть.