- Носороги в джунглях, - сказал поручик, закрывая Наташе глаза, чтобы уберечь ее возвышенную натуру от этого душераздирающего зрелища. Но она все равно подглядывала у него из-под пальцев.
         Внезапно в своих бессмысленных метаниях по саду Пьер наткнулся на Александра и Элен, которые пытались проскочить мимо него к дверям. Он сбил их с ног, и все трое очутились на полу.
         При этом Пьер навалился всей своей тушей на императора. Но, конечно, в потемках его не признал.
         - Пьер, zasranec! - услышал он над ухом знакомый и ненавистный женский голос. - Вы совсем odureli. Бросаетесь на людей, как meshok s der"mom! Отпустите его.
         Пьер мгновенно забыл о больной ноге. Схватив кавалера Элен за шиворот, он поставил его на ноги и принялся трясти.
         - Молитесь, Казанова! Я вас сейчас... где мое пресс-папье?
         - Я не Казанова, - вяло возразил император.
         - Уже второй любовник за один бал! - сокрушался толстяк. - А может, и не второй?
         - Двадцать второй! - фыркнула Элен. - Вы полный idiot, мой милый, если думаете, будто меня можно остановить.
         - Боже мой, я рогоносец!
         - Я тоже, - меланхолично заметил Александр. - Ну и что из этого?
         Пьер опять тряханул его за шиворот.
         - Как ваша фамилия, сударь?
         - Романов.
         - Подумать только! Однофамилец такого благородного человека, самого государя нашего. Ну, ничего, я вас сейчас переименую, сударь.
         - Как это?
         - Фигуральным образом... Где же все-таки мое пресс-папье? Поручик, вы не видели?
         Но Ржевский был занят тем, что утешал Наташу Ростову, с которой внезапно случилась истерика.
         - Вы меня не узнаете? - со слабой надеждой спросил Пьера Александр I.
         - Вы - очередной любовник моей жены, - заявил Пьер. - Добрые люди сказали мне, где сыскать вас, голубчиков. Пеняйте на себя. Эх, прелюбодеи...
         Удерживая его на весу как какого-нибудь котенка, он широко размахнулся.
         Царь оглушительно пукнул.
         Пьер в замешательстве застыл. Ему, мнительному, интеллигентному человеку, вдруг показалось, что это он - Он! Он!! Он!!! - произвел на свет столь неприличные звуки. И от одной этой мысли у него заполыхали щеки и очки сползли на самый кончик носа.
         Но тут у него на руке повисла Элен.
         - Опомнитесь, kretin несчастный, это же Александр!
         И словно в подтверждение ее слов, император еще три раза громко пукнул.
         - Уф, так, значит, это не я... - У Пьера отлегло от сердца. - Уф, уф... а я-то думал...
         И сразу подобрев и проникнувшись состраданием к чужой беде, он взял императора на руки, как малое дитя и понес его к выходу, чтобы разглядеть при свете.
         - Это же государь!! - визжала ему в спину Элен.
         Но Пьер не обращал на ее слова никакого внимания. Он не желал прислушиваться к этой безнравственной, отвратительной женщине.
         - Не переживайте, сударь, - ласково говорил он императору. - С кем не бывает. От подобных неприятностей могу посоветовать вам мочу молодого поросенка. Очень помогает! И поменьше пейте пива.
         Царь уткнулся ему носом в плечо и заплакал.
         Поручик Ржевский и Наташа Ростова встретили их у порога. Наташа понемногу приходила в себя.
         - Отпустите его величество, Пьер, - сказал поручик. - Это вам не папье-маше.
         - Пресс-папье, - машинально поправил толстяк.
         И вдруг узнал в этом заплаканном любовнике своей жены императора Александра! От охватившего его благоговения он разом оробел, обессилил, обмяк. И выпустил из рук свою драгоценную ношу.
         - Наполеонь вашу бонапарть! - сказал царь, растянувшись на полу.
         Ржевский помог ему подняться.
         - Так это были вы, поручик? - произнес Александр. - Знаете, как это больно - камнем по голой жопе?
         - Пардон, ваше величество, подобных ощущений испытывать не приходилось. Я думал, там кошки.
         - Сами вы кот!
         Император отвернулся от него и, вытирая платком еще не успевшие просохнуть слезы, погрозил Пьеру кулаком.
         - Чтоб никому! Поняли?
         - Да, конечно, ваше величество, что мне... я буду молчать...
         Александр подошел к появившейся в дверях Элен.
         - Всё было великолепно, - шепнул он ей. - Я ни о чем не жалею.
         - Я тоже, государь. Эту ночь я не забуду никогда.
         Император повернулся к остальным.
         - Дамы и господа! - громко произнес он, делая важное лицо. - Прошу вас всё произошедшее между нами держать в строгой тайне. Иначе... я бы не хотел говорить вам гадости в сочельник, но, если кто-либо из вас проболтается, особенно, если до Лизки дойдет, - я вам устрою... Я вам такую Содом и Гоморру устрою - мало не покажется!
         - Как вам будет угодно, ваше величество, - сделала реверанс Наташа.
         - Я, право, в отчаянии от того, что случилось, - забормотал Пьер.
         Император ткнул пальцем в грудь Ржевскому.
         - Поручик, я вам уже это говорил, но все же повторюсь. Вам никогда не быть ротмистром!
         Потом он приблизился к Наташе Ростовой, преданно и с обожанием смотревшей на него, и точно так же уперся пальцем ей в грудь.
         - А вам, сударыня, не долго оставаться в девицах.
         Наташа скромно потупилась.
         Остановившись возле Элен, царь принялся молча тыкать пальцем в ее бюст, словно собирался сказать ей что-то очень важное, но так и не находил нужных слов. Она терпеливо ждала, облизывая губы.
         - Уберите палец, ваше величество, - прошипел Пьер, краснея ушами. - Это грудь моей жены.
         Император вздрогнул.
         - Оставляю ее вашим заботам, - отрывисто произнес он и, не оглядываясь, быстро пошел прочь.
        
         Глава 10
         Любовные аллюры
        
         На следующий день Денис Давыдов затащил Ржевского в оперу.
         - Какого черта там делать? - поначалу упирался поручик. - Там, набось, такая скука. Ни выпить толком, ни потанцевать.
         - Ты никогда не бывал в опеге?!
         - Ни разу! И сим горжусь. Но по разговорам наслышан. Битых три часа сидеть на одном месте, протирая штаны, - мыслимое ли дело! И всё ради того, чтобы любоваться, как перед тобой кто-то воет, машет руками и строит рожи?
         - Ты ничего не понимаешь, бгатец. Сегодня там собегется столько пгехогошеньких девиц, чуть ли не весь московский выводок. Это же сказка!
         - Да? Хм, тогда, пожалуй... - Ржевский подкрутил усы.
         - И к тому же будет петь несгавненная Луиза Жегмон.
         - Что за пташка?
         - О, это божественная женщина. Пгиехала всего на несколько дней из Пагижа. Голос - чудо! Поет, как канагейка.
         - А как она... того?
         - Фганцуженка, мой дгуг. И этим все сказано.
         - Едем!
         В опере от обилия голых женских плеч, шей и рук у поручика Ржевского зарябило в глазах. Это было просто какое-то море наготы. В театре эта обнаженность женских прелестей особенно бросалась в глаза и волновала даже больше, чем на балу. Может быть, причина этого заключалась в том, что в театре дамам приходилось сидеть, и таким образом взорам окружающих являлись не столько их платья, сколько плечи и всё остальное.
         - Баня, сущая баня, - сказал Ржевский Давыдову, когда они устроились в партере. - При Петре Великом, говорят, мужики и бабы вообще вместе мылись. Славное было времечко!
         - Скажешь, опоздали мы появиться на свет?
         - Ничего, мы, гусары, своего не упустим. Но какого черта мы сели в партер? Сверху было б лучше видно.
         - Ты собигаешься смотгеть на сцену? - подколол его Давыдов.
         - Я говорю о дамских декольте.
         - О, ты пгав, это самое стоящее из того, на что следует обгащать внимание в опеге. Декольте... Подумать только, бгатец, что там скгывается - для нас давным-давно уж не секгет. Но всё гавно интегесно!
         Ржевский уставился на приятеля.
         - Чего, чего?
         - Я говогю, столько сисек на своем веку пегевидел, а всё гавно интегесно.
         - Не ожидал, Денис, услышать от тебя о женщинах такое... Ну, ладно, ты как хочешь, а я пошел наверх.
         Покинув партер, Ржевский заскочил в буфет и пропустил там для бодрости две стопки коньяка. Потом, прихватив бутылку шампанского, перебрался на бельэтаж, где принялся деловито обследовать ложи.
         Он открывал одну дверь за другой, наметанным глазом уясняя обстановку. Как назло, одинокие женщины не попадались. Хорошеньких девушек непременно сторожили их родители или близкие родственники - всякие там напомаженные тетушки или дядюшки; при более зрелых дамах восседали их мужья или любовники; даже старухи - и те не страдали от одиночества, окруженные своими внуками и правнуками.
         - Бонжур, мадам, - говорил с улыбкой Ржевский, вторгаясь в очередную ложу, чтобы через мгновение, разведя руками, сердито буркнуть: - Пардон, месье, оревуар, - и закрыть дверь.
         Странные метания молодого офицера были замечены капельдинером. Служащий остановил поручика в коридоре, когда тот со вздохом разочарования покидал последнюю в этом ряду ложу, где прелестную молодую даму пас увенчанный сединами вельможа.
         - Вы не можете найти свое место, сударь? - вежливо осведомился капельдинер.
         - Да, любезный, я просто не нахожу себе места! - раздраженно ответил поручик. - У вас всегда такой аншлаг?
         - Покажите, пожалуйста, ваш билет, сударь. Я вам помогу.
         - Мне сейчас может помочь лишь одно из двух: либо смазливенькая барышня с пухлыми губками и стройной ножкой, либо полная кастрация.
         - Простите, что-с?
         - Экий ты, братец, тугодум! Кстати, нет ли у вас здесь отдельных кабинетов, где можно было бы раздавить с дамой бутылку шампанского?
         Служащий понимающе улыбнулся:
         - Ну-у, разве что в уборной.
         - Чего? Ты, старый боров, предлагаешь мне, гусару, запереться с дамой в сортире?! - Оскорбленный в лучших чувствах поручик схватил его за грудки. - Хрустальных люстр понавешали, со всей Москвы красивых баб наприглашали - и никаких удобств! Негде с дамой посидеть, кроме как в клозете.
         - Ваше благородие, не виноват, отпустите, - бормотал перепуганный до смерти капельдинер. - Я имел в виду артистическую уборную, где артистки переодеваются.
         Ржевский тут же ослабил хватку.
         - Что? Переодеваются, говоришь? Это хорошо. Объяснишь, как туда попасть - рубль серебряный получишь.
         - А...
         - А не объяснишь - бутылкой по голове!
         И капельдинер выложил поручику как на духу, где расположены артистические уборные.
         - Только сейчас там никого нет, - заговорщически добавил он. - Все артистки на сцене.
         - А когда появятся?
         - После окончания первого действия. Минут, этак, через двадцать-тридцать.
         - Я столько не вытерплю!
         Ржевский раскинул мозгами.
         - Скажи-ка, любезный, а что за фрукт сидит вот в этой ложе, - сказал он, показав на крайнюю дверь.
         Служащий осторожно заглянул в ложу.
         - Граф Бурёнкин с любовницей, - сообщил он. - Заядлый театрал.
         - А жена у него есть?
         - Есть. Только он больше всё с другими барышнями приходит.
         - Отлично-с! Теперь мне срочно нужны перо, чернила и бумага.
         Капельдинер отвел поручика в служебное помещение. Откупорив для вдохновения бутылку шампанского и осушив ее из горла, Ржевский быстро набросал записку:
        
         " Графу Бурёнкину,
         совершенно интимно
        
         Ваше сиятельство, довожу до Вашего сведения, что в то время, как Вы услаждаете свой слух в опере, Ваша законная супруга услаждает свое тело в объятиях своего любовника.
        
         Искренне Ваш, Робинзон Крузо".
        
         Едва Ржевский отложил перо, как из буфета вернулся капельдинер, посланный им за второй бутылкой шампанского и двумя бокалами. Поручик взял у него шампанское и бокалы и отдал ему записку.
         - Поди вручи графу. Скажи, что очень срочно.
         Капельдинер зашел в ложу. Не прошло и минуты, как оттуда выскочил граф Бурёнкин с вытаращенными глазами и багровыми пятнами по всему лицу.
         - Карету мне. Карету! - восклицал он, сжимая кулаки. И убежал куда-то вдаль по коридору.
         Наградив капельдинера рублем, поручик вошел в оставленную графом ложу.
         - Бонжур, мадемуазель, - сказал он, приложившись к руке растерянно уставившейся на него девушки, которая тем не менее руки не отдернула. - Имею честь, поручик Ржевский!
         - Камилла.
         - Очень мило.
         Поручик еще раз поцеловал ей пальчики и присел рядом.
         - Свято место пусто не бывает. Не правда ли, сударыня?
         - Ничего не понимаю, - заговорила она, нервно обмахиваясь веером. - Объясните мне в чем дело, поручик. Куда девался граф?
         - Он уже не вернется. У него ponos.
         - Какой кошмар!
         - А, пустяки. Если не возражаете, я постараюсь вам его заменить.
         Она лукаво улыбнулась.
         - Вообще-то я не то, что бы... а впрочем, почему бы и нет?..
         - Ну и чудесно. Предлагаю начать с шампанского. Держите бокалы, а я пока займусь бутылкой.
         - Но я не привыкла пить вино с незнакомыми мужчинами.
         - Какой же я незнакомый, сударыня? Меня в Москве каждая собака знает. А вы вдруг - нет? Не может такого быть!
         - Я слышала о вас, но...
         - Никаких "но", солнышко.
         Бесшумно откупорив бутылку, поручик разлил шампанское по бокалам.
         - За нашу встречу, - сказал он. - За ваши шелковые плечи... и всё остальное!
         Они выпили. Ржевский пожирал Камиллу глазами.
         "Как мизинчик оттопыривает, чертовка!" - подумал он и положил ей руку на колено.
         - Поручик, вы перепутали, - с улыбкой сказала она, неторопясь допивая свой бокал.
         - Что такое?
         - Это не подлокотник, а моя нога.
         - Да-а? - Ржевский пощупал у себя под рукой. - Пардон, я не подозревал, что у вас такая стройная ножка. Оперся не глядя.
         - Что же вы никак не уберете?
         - Подлокотник, нога... какая, к черту, разница? - промурлыкал он, целуя ее под ушко.
         - Шея, колонна... - с усмешкой передразнила она, прикрывая веером декольте. - Что вам моя шея? Поцеловали бы колонну!
         - Колонна холодная, а вы такая горячая...
         Он опять тянулся к ней губами.
         - Поручик, мы все-таки в театре, - игриво уклонялась она. - Это же храм искусства. Здесь полагается слушать оперу.
         - Необязательно. Слышите, как храпят в соседней ложе?
         Камилла тихонько засмеялась в кулачок. Поручик снова наполнил бокалы.
         - Я хочу выпить за то чувство, от которого хочется петь, - сказал он. - За любовь!
         После второго бокала Камиллу неожиданно развязло. И она позволяла Ржевскому целовать себя, сколько душе угодно. Душа поручика была ненасытна.
         Нешуточные страсти, кипевшие в их ложе, постепенно стали привлекать внимание публики на противоположной стороне бельэтажа. И вскоре почти все сидевшие там зрители, и думать забыв о представлении, дружно пялили глаза на разбушевавшуюся парочку.
         Внезапно под натиском поручика у его дамы выскочила из декольте грудь, и публика ахнула.
         Между тем действие на сцене продолжалось, и этот протяжный вздох зрителей артисты отнесли на свой счет. А тенор даже так разволновался, что дал петуха и чуть было не свалился в оркестровую яму.
         - Смотрите, на нас показывают пальцем, - говорила Камилла, поспешно пряча грудь обратно.
         - Какая невоспитанная публика, - соглашался Ржевский, мешая ей оправить платье. - Что за грудка! Куда вы ее? Ну зачем? Во времена Ренессанса женщины вообще ходили с вырезом до пупа.
         - Я тоже не прочь, но, к сожалению, у нас сейчас ампир.
         - Подумаешь, вампир, - не расслышал поручик. - Вампир, упырь... Со мною рядом, милая, ничего не бойтесь.
         Прикончив бутылку, он устроил Камиллу себе на колени.
         - Нет, дайте ножку, - требовал он, пытаясь приподнять край ее платья.
         - Поручик, но на нас же смотрят!
         - Пускай смотрят, мы не в лесу.
         В бельэтаже напротив публика начинала потихоньку сходить с ума.
         - Князь, я запрещаю вам смотреть на это безобразие! - повизгивала старая княгиня, вырывая из рук у мужа лорнет. - Это же разврат, besstydstvo, rasputstvo!
         В соседней ложе мать ссорилась по тому же поводу со своими молоденькими дочерьми.
         - Анна, перестань вертеться! Смотри на сцену, - говорила она, закрывая младшей дочери лицо афишей. Но тогда старшая дочь в свою очередь начинала таращить глаза на противоположную сторону. И мать набрасывалась уже на нее:
         - Эмилия, так и знай, я лишу тебя пирожных!
         Наконец, обе девицы разревелись, зарывшись лицом в ладони.
         - Слава богу, - с облегчением вздохнула их мамаша и принялась наблюдать, как поручик Ржевский целует своей даме обнажившуюся до колена ножку.
         - Как вы думаете, граф, - рассуждал барон Леже, обращаясь к своему соседу по ложе, - он ею таки овладеет или бросит дело на середине?
         - Желаете пари, барон? - невозмутимо отвечал граф Нулин.
         - Согласен. Ваша ставка?
         - Пять тысяч.
         - Ассигнациями?
         - Разумеется.
         - Хорошо, согласен. Итак, ваше мнение, граф?
         - Мне кажется, барон, мы с нашим пари уже опоздали.
         - Вы полагаете, они уже?..
         - Не сомневаюсь. А с какой стати эта дамочка вдруг стала так странно подпрыгивать?
         - Хм, действительно...
         А поручик Ржевский, совершенно не беспокоясь, что кто-то может заключать на него пари, в данную минуту объяснял Камилле, какие у лошади бывают аллюры. При этом он изображал лошадь, а сидевшая у него на коленях девушка - наездницу.
         - И-го-го! Крепче держитесь в седле, душечка, - говорил Ржевский. - Галопом мчатся - это вам не бисером вышивать.
         - Поручик, вы меня уроните!
         - Спокойно, голубушка, перехожу на рысь.
         - А может, перейдем на шаг?
         - Устали, милая?
         - Немножко укачало.
         - А мы, гусары, так с утра до вечера и с вечера до утра - то с лошадьми, то с прекрасным полом. Сплошные аллюры!
         - Тпру-у-у! - весело скомандовала девушка.
         Но Ржевский не послушался.
         - Последний аллюрчик, голубушка. Вы знаете, что такое иноходь?
         - Нет.
         - Это когда у лошади скачут попеременно то левые ноги, то правые. Сейчас покажу.
         И поручик стал раскачивать свою наездницу, двигая то левой, то правой ногой.
         - Такой аллюр весьма хорош для больших расстояний, - пояснял он. - Однако, ежели дорога неровная, иноходец может запросто споткнуться.
         Ржевский так увлекся, что решил показать девушке, как спотыкается иноходец. В результате чего оба оказались на полу.
         - Не беда, - рассудил поручик, устраиваясь на Камилле поудобнее. - Я вас, душенька, покатал, теперь вы меня покатаете.
         Она отвечала ему пьяной улыбкой. Но только она раскинулась, как дверь в их ложу распахнулась и сюда ворвался высокий господин с прилизанными волосами.
         - Извольте прекратить, сударь! - вежливо, но твердо сказал он поручику. - Своим поведением вы отвлекаете публику от оперы.
         За его спиной толпилось несколько человек с возмущенными лицами и похабными глазками.
         Нехотя высвободившись из объятий девушки, Ржевский встал на ноги.
         - Какого черта, любезный? Кто дал вам право врываться без стука, когда я здесь с дамой! Мною уплачены деньги, и я попросил бы вас выйти вон.
         - Вы не в борделе, сударь.
         - Да? - с сарказмом произнес поручик. - Выходит, я ошибся адресом?
         - Ошиблись!
         - С кем, простите, имею честь?
         - Я директор театра, - ответил прилизанный господин. - Позвольте ваш билет.
         Ржевский порыскал по карманам.
         - Вот, прошу.
         - Ваше место в партере, сударь, - сказал директор, взглянув на его билет. - Если вы собираетесь смотреть второе действие, прошу вас спуститься вниз и занять свое место до окончания антракта.
         - Антракт?! - возбужденно воскликнул поручик, мгновенно вспомнив о переодевающихся в уборных актрисах. - Вы сказали, сейчас антракт?
         - Да.
         - Сколько он еще продлится?
         Директор театра с важным видом взглянул на свои карманные часы.
         - Десять с половиною минут. Вы успеете.
         - Вы думаете?
         Ржевский тут же прикинул в уме: "Полминуты - на поиски, минута - на представление, две - на объяснение, три - на ухаживание. И четыре - на любовь. Маловато, но, пожалуй, что успею."
         Растолкав скопившихся на пороге любопытных, он пулей рванулся из ложи.
         - Куда же вы, поручик! - истошно крикнула ему вслед Камилла, но ему было уже не до нее.
        
         Глава 11
         Богиня грез, мечта феерий
        
         В начале коридора с артистическими уборными стеной стояли несколько служащих театра, сдерживая натиск неистовых поклонников, жаждущих преподнести цветы своим любимым артисткам. Поскольку в представлении было занято аж три певицы, число их поклонников перевалило далеко за дюжину. Все они орали, умоляли, требовали пропустить и размахивали букетами.
         - У меня цветы завянут! - кричал один.
         - Я до конца оперы застрелюсь! - вторил другой.
         - Пустите меня, я только вручу цветы! - хитрил третий.
         - После третьего акта, господа, - отвечали служащие, не отступая ни на шаг, - милости просим, господа, после третьего акта. Сейчас не велено.
         Ржевский признал в одном из служащих капельдинера, с которым он уже имел сегодня дело. Протиснувшись сквозь бурлящую толпу, поручик незаметно отобрал у самого крикливого поклонника один из трех букетов, которыми тот грозился разнести весь театр, и, подмигнув знакомому капельдинеру, громко прокричал:
         - Фельдъегерь Его императорского Величества! Срочно! Букет от императора - французской примадонне! Где Луиза Жермон?
         - Третья дверь налево, - ответил капельдинер, пропустив его себе за спину, и стал объяснять возмутившимся поклонникам: - Успокойтесь, господа, это государев фельдъегерь. У него служба такая.
         - Я тоже фельдъегерь! - воскликнул Денис Давыдов, напирая на капельдинера грудью. - Пусти меня!
         - Будете буянить, ваше благородие, полицию вызовем.
         "Ай, Ржевский, плут, мошенник, - подумал Давыдов, - обскакал меня на повороте!"
         Толкнув заветную дверь, поручик Ржевский увидел Луизу Жермон, сидевшую в роскошном голубом платье возле большого зеркала. К его изумлению, примадонна была не одна. Перед ней стоял на коленях какой-то безусый юнец и, прижимая к груди руки, что-то страстно лепетал. Она небрежно внимала ему, любуясь собственным отражением в зеркале.
         Заметив появившегося в дверях гусара, примадонна живо обернулась.
         - Имею честь, поручик Ржевский! - представился он, щелкнув каблуками.
         - Луиза, - охотно откликнулась она.
         - Кто?.. что?.. - испуганно пролепетал юнец.
         - Что смотришь, как на пряник? - нетерпеливо бросил ему Ржевский. - Освободите место, юноша, мне некогда.
         - Когда?.. чего?..
         Поручик схватил его одной рукой за шиворот и поднял с колен.
         - Не путайтесь у меня под ногами, любезный. Антракт на исходе, черт вас возьми!
         - Что это значит, сударь?
         - Это значит, мой маленький Керубино, что я собираюсь выставить вас вон.
         Но юный поклонник Луизы Жермон продолжал отчаянно упираться.
         - Я протестую! Вы... вы не имеете права. Я буду требовать от вас удовлетворения.
         - Я мальчиками не интересуюсь. Удовлетворения просите в другом месте. А если вам хочется дуэли, всегда к вашим услугам. Но не сегодня!
         Вытолкнув юнца за порог, Ржевский запер дверь на задвижку и повернулся к смущенно улыбающейся примадонне.
         - Богиня грез, мечта феерий! - воскликнул он, опустившись перед ней на одно колено и протягивая цветы. - От вашего голоса, ей-богу, с ума можно спрыгнуть. Я от соловья таких песен не слыхал. Вы только рот откроете, а у меня уже мороз по коже.
         - Мерси, - улыбнулась Луиза, принимая от него букет.
         - Как ваши очи светят ярко! Я полюбил вас с той минуты, как увидел...
         - О, вы любите меня уже больше часа! - перебив, засмеялась она.
         "С объяснением покончено, - подумал Ржевский. - Начинаю ухаживать".
         - Нет, дайте локоть, - сказал он. - Только один поцелуй, молю.
         Луиза Жермон не давалась, пряча от него свои обнаженные локти. И неожиданно заговорила на ломаном русском.
         - О, я знать один ваш пословиц. Палец в рот не клади, а то... как это?.. вся погибнешь...
         - От любви, - пылко закончил Ржевский. - От любви и помереть не страшно... Кстати, вы не скажете, сколько до конца антракта?
         - О, вам не терпится увидеть меня на сцене?
         "В постели, душечка, в постели," - мысленно поправил ее поручик.
         - Так сколько же до конца, душа моя?
         - Кажется, он очень близко, - она подняла вверх указательный пальчик. - Слышите колокольчик?
         - Слышу. Это звенит мое разбитое сердце!
         Время на любовь таяло с головокружительной быстротой. Втиснувшись в кресло возле француженки, Ржевский обнял ее обеими руками за талию и стал осыпать поцелуями. Она испуганно пряталась от него за букетом цветов.
         - Луиза, ангел, мы успеем, - горячо шептал поручик. - Всего один раз, молю.
         - О нет, нет, вы сумасшедший. О чем вы говорите!
         С трудом вырвавшись из его объятий, она отбежала к стене.
         - Простите, но сейчас мой выход, а мне еще нужно подтянуть чулки, - сказала она и невинно потупилась.
         У поручика Ржевского потемнело в глазах.
         - Я помогу вам! Мадемуазель, поверьте, мне это раз плюнуть.
         - Я стесняюсь.
         - Какой, к черту, стыд! Мы же не дети.
         - Ах, не приближайтесь. Месье, - она капризно топнула ножкой, - из-за вас я никак не могу войти в образ.
         - Предоставьте это мне.
         - Что?
         - Войти в ваш образ, - проникновенно сказал Ржевский.
         Она тряхнула волосами.
         - Я не понимаю ваш французский!
         - У меня такой сильный акцент?
         Луиза Жермон прижалась спиною к двери. Ржевский прижался всем телом к Луизе.
         - Акцент у вас, действительно, сильный, - прошептала она.
         - Так в чем же дело, милая?
         - Мне пора на сцену. Сейчас начнется второй акт.
         - Первый, голубушка, первый. А потом уж будет вам и второй, и третий, и четвертый...
         Луиза толкала задом дверь, но та не открывалась. Между тем поручик стремительно развивал наступление.
         - Что вы делаете, месье? - взвизгнула примадонна.
         - Подтягиваю вам чулки, мадемуазель. Вы ведь этого хотели.
         - Да... то есть нет. Нет! - Она опять сбилась на ломанный русский. - Отдайте моя нога... я не хотеть... Мне пора!
         - Давно пора, голубушка, давно. Я совсем уж изнемог.
         - Но мой опера... мой зритель...
         - Зрители нам сейчас ни к чему.
         Ржевский был уже готов расстегнуть штаны, но в этот момент француженке все же удалось нащупать за спиной задвижку.
         Дверь распахнулась, и они оба в объятиях друг друга вывались в коридор, приземлившись на ковровую дорожку.
         Ржевский, разумеется, оказался сверху. Луиза Жермон бессильно закатила глаза. Но воспользоваться всеми преимуществами своего положения поручику было не дано. Из дальнего конца коридора к ним уже со всех ног бежали вопящие от негодования и зависти поклонники.
         - Какое неслыханное нахальство, господа!
         - Это называется, вручил букет от императора!
         - Хорош фельдъегерь!
         - Снимите его с нее! Снимите!!
         Набросившись на Ржевского, они стали стаскивать его с Луизы Жермон. Поручик отбивался, как мог.
         - Я люблю ее! - кричал он. - Мне суждено гадалкой шатенку полюбить!
         Луиза в возникшей суматохе уже давно успела убежать, а драка все продолжалась.
         Денис Давыдов, хоть он и благоволил французской певице, отдав должное гусарскому братству, принял сторону Ржевского.
         - Подите пгочь, чегти! - кричал он, лупя озверевших поклонников направо и налево. - Куда вы пготив кавалегии, засганцы штатские!
         Гусарская удаль и сноровка в конце концов одержали верх над холёностью и зажратостью московских щеголей. Заодно досталось и капельдинерам. Раскидав по всему коридору стонущие и хнычущие тела, гусары с улыбкой посмотрели друг на друга и сердечно обнялись.
         - Спасибо, Денис, - сказал поручик. - Я у тебя в долгу.
         - Пустое, бгатец. Но, Гжевский, кажется, тебя можно поздгавить с очегедной победой?
         - Увы, я не успел. Черт побери, а счастье было так возможно!
         - Не пегеживай, как говогится, много женщин есть на свете... Идем, что ли? Втогое действие начинается.
         - К черту всё! Где Луиза Жермон?
         - Небось, уже на сцене. Стой, куда ты?
         - За кулисы. Наша песенка еще не спета!
         И, перепрыгивая через валявшихся повсюду измочаленных франтов, поручик побежал в другой конец коридора.
         Денис Давыдов пожал плечами и отправился в партер.
        
         Глава 12
         Женщина как сладкое нечто
        
         Граф Пьер Безухов появился в опере незадолго перед началом второго действия. Он сразу же пошел в первый ряд партера, поскольку даже в очках видел немногим дальше своего носа. Но первый ряд был весь занят. Толстяк полез во второй. Отдавив добрый десяток мужских и женских ног, извиняясь и раскланиваясь, он добрался до свободного места. Сел, пукнул, смутившись, заерзал задом, давая понять соседям, что это был только скрип его сидения, и, наконец, затих.