ГЛАВА 2

— Хорошо идем.

— Что?

— Хорошо идем, говорю, — повторил я. — Для гнома, который «на берег этот впервые ступил сегодня», так и вовсе отлично.

Торк остановился. Развернулся ко мне. Очень осторожно развернулся, с равной брезгливостью щурясь и на забор справа — явно облюбованный не только собаками, — и на стену слева. Нет, вру! Стена гному не нравилась больше, и я даже понимал отчего — каменная, она при этом ухитрялась выглядеть куда более хлипкой, чем дощатый забор. Для истинного подгорника смотреть на подобное «строение» — как человеку на… ну, к примеру, на собачье дерьмо перед алтарем в соборе любоваться.

— Намекаешь, что я солгал тебе?

— Намекаю, — в тон ему отозвался я. — Что ты не сказал мне всей правды.

Гном нахмурился.

— Ты утверждаешь, что я солгал?! — повторил он, и то, как рука гнома при этих словах прошлась вдоль рукояти топорика, мне совершенно не понравилось.

К обвинениям во лжи, запоздало припомнил я, гномы относятся столь же болезненно, как и к шуткам в адрес своих женщин и богов. А я… а я, кажется, только что распрощался со своим шансом выбраться из трущоб. Все потому, что язык длинный, не по росту и уж точно — не по уму.

— Да.

Нахмурившись еще больше, Торк шагнул вперед — а вот удар я уже разглядеть не успел. Прямо в сплетение… обычный человек мигом бы улетел сквозь забор.

Только обычному человеку гном бы и не стал отвешивать такой вот пинок — дружеский, по гномьим меркам.

— Молодец! — одобрительно прогудел Торк. — Назвать гнома брехуном… хей-хой, ты мне нравишься все больше, сын Валлентайна! Много людей я встречал — но мало у кого в душонках было столько же храбрости, сколько в одних подошвах сапог твоих!

— У меня ботинки. Дырявые.

Пузо до сих пор ныло. Черти хвостатые, а ведь еще год назад я бы и не покачнулся.

— Об этом не думай! — гном пренебрежительно махнул рукой. — Еще до вечера у тебя будут лучшие сапоги, какие только сыщутся в Городе Гномов.

Это если в коротышечном подземелье вообще найдется хоть какая обувь моих размеров, подумал я, а миг спустя меня словно мешком с кирпичами по башке хлопнуло.

— Так мы идем в Город Гномов?!

— Доводилось бывать?

— В самом Городе — нет. А вот вход в него видать приходилось.

Если уж быть по-гномьи точным, видел я не сам вход, а хоромину, которую местные сородичи Торка над этим входом взгромоздили. Не увидеть ее трудно — эдакий кривой ящик со сторонами в полтора квартала. Ну а внутрь меня, понятное дело, хрена с два бы кто пустил — не Центральный парк «для чистой публики», ночью через ограду не сиганешь.

— Понятно, — кивнул Торк. — Сейчас же ты сообразил, что веду я тебя в сторону другую.

— Ну, не совсем другую, — отчего-то смутившись, пробормотал я. — Но и приближаться мы к нему не очень-то приближаемся.

— Ты откуда родом? — неожиданно спросил гном.

— Из Англии…

— Это и так видно за старую добрую английскую милю, — усмехнулся гном. — Нортумберленд или Кливленд?

Я отрицательно мотнул головой.

— Северный Йоркшир.

— На лис охотиться доводилось?

— Эта забава для джентльменов, гном. Тех, кого зовут сэр, милорд… я похож на джентльмена?

— Ты и на леди-то не похож. — А вот сейчас Торк откровенно забавлялся.

— Из-под Горы, сын Валлентайна, плохо видно, сэр человек или пэр. Мы ведем свои летописи от начала времен, подлинного Начала, а не вашего «сотворения мира». Когда мы пришли на туманный остров, по нему бродили пикты. Для римлян мы строили Северную Стену, которую они звали Адрианов вал, для короля Артура наши мастера выточили круглый стол… — …а для короля Карла вы сколотили эшафот, — вставил я исключительно с целью показать образованность — а ну как прибавится какой доллар к жалованью. Зря, что ли, три года полы у нашего викария подметал?

Правда, пока что жизнь поворачивалась так, что выходило — зря!

— Лорд-протектор был умным человеком, — ничуть не смутился Торк. — И щедро платил за кирасы для своих «железнобоких».

— Угу. А еще…

— А еще прокуратор Иудеи щедро платил за гвозди! Гном есть гном, их не переделаешь… наверное, их даже и не переплавишь. А уж переспорить коротышку — это для человека подвиг, достойный быть занесенным в ихние всегномские летописи.

— Сдаюсь! — Я вскинул левую руку.

— Ты что, левша?

— С чего ты взял? — удивленно переспросил я. — А-а, понял… нет, просто рукав у куртки не любит… резких движений.

— Определенно, нам следует начать с портного, — пробормотал Торк. — Ладно, пошли…

Надо признать, башку он заморочил мне неплохо — я потащился следом за ним и лишь через дюжину шагов сообразил, что своими дурацкими россказнями про лисью охоту, Артура и Кромвеля гном попросту сбил меня с мысли.

— И все-таки, гном, куда мы идем?

— Не гном, а Торк. Не идем, а почти пришли. Торк с крайне озадаченным видом уставился на небольшую железную дверцу. Выглядела она малость получше стены — но именно что малость. Столько ржавчины за раз я в жизни своей еще не видел. И гном, кажется, тоже. Выудив из кармашка небольшой бронзовый ключ, он снова замер в нерешительности… тряхнул головой, заскрежетал замком… сдвинул брови, бормоча при этом себе под нос что-то специфически гномье, даже для такого «знатока» Старой Речи, как я, мало похожее на благодарности Создателю Ауле.

— А говорить ничего не надо? — осторожно спросил я. — Помню, грабили мы… то есть решили мы как-то ночью зайти в один магазинчик, а дверь там была на заклятии, хорошем таком, арабском. Ну, Перки, у него уши будто кроличьи, подслушал, чего хозяин вечером бормотал, запомнил… фраза условная заковыристая была, язык сломаешь, пока выговоришь. Нам потом уже Гныш, орк из грузчиков портовых, сказал — на ихнем, орочьем, это значит: «Пошел ты на…» — Ыкках драггари вайща, ек! Произношение у Торка было что надо — Перки сумел правильно выговорить «магический ключ» раза с пятнадцатого. Третье слово ему все никак не давалось… vay-tsch-a… нет, не для человеческой глотки такие звуки.

— Может, мне попробовать?

— А что, — продолжая возиться в замке, ворчливо спросил Торк, — среди твоих дарований числится умение вскрывать замки?

— Среди моих дарований числится талант уговаривать двери открыться.

— Да уж, — гном яростно дернул ключ в попытке, как мне показалось, уже не открыть, а просто извлечь его из скважины, однако замок расставаться с добычей не пожелал. — Представляю.

— Отошел бы ты.

— Нет!

Торк дернул ключ еще раз. В замке что-то противно хрустнуло, гном, явственно посветлев лицом, рванул ключ в третий раз — но, как выяснилось, хрустом достижение гнома и ограничилось. Ни открываться, ни отдавать ключ дверь по-прежнему не желала.

— Как знаешь…

— Будь на то моя воля…

Хрясь! Торк отступил на шаг, с ненавистью глядя на фигурную щель, из которой пчелиным жалом торчал бронзовый обломок.

— Моя воля… Тимоти, я позволил бы тебе не только выбить к Морг… Темному эту проклятую дверь, но и развалить всю эту орками деланную стенку! Но, — Торк тяжело вздохнул, — советник Крипп вряд ли обрадуется, если мы оставим проход к одному из «Черных Лазов» открытым нараспашку.

— Ты хочешь сказать, — недоверчиво произнес я, — что за этой ржавой дрянью находится потайной ход в Город Гномов?

Ловко. Вот, значит, к чему был насчет охоты разговор. Ну да, в норе с одним только выходом жить опасно… а гномы уж точно не глупей лисиц.

— Да. По крайней мере, — с куда меньшей уверенностью в голосе добавил Торк, — путеводный амулет привел меня именно к ней.

— Ах, амуле-ет, — насмешливо протянул я. — Путеводный. Случаем, не «Ариадна Инк»?

В лавке Чилийца стоит полный ящик этих деревяшек. Пять центов за штуку и три — если брать больше дюжины за раз. Дрянная резьба и еще более дрянной наговор. Берут их, как правило, шлюхи — сунуть в карман клиенту. А те, как не менее правило, избавляются от них, едва завернув за угол, потому как приволочь такой подарочек супруге им вовсе не улыбается.

— Вот, посмотри.

Я посмотрел — и уважительно присвистнул. Да, эт вам не здрасте. Шестиугольник из красной меди, одной чеканки долларов на восемь, не меньше. Ну и магии для него явно не пожалели — вон как на ладони подпрыгивает. С таким компасом при желании можно хоть плыть Северо-Западный проход открывать. Весчь!

Но если амулет привел нас к правильной двери, то какого орка… ох, ну точно!

— Думаю, — медленно произнес я, — в человеческой религии ты разбираешься так же, как и большинство твоих сородичей?

— То есть — никак! — усмехнулся гном. — Что с того? Хочешь сказать, сын Валлентайна, что ваши боги имеют нечто общее с этим проклятым замком?

— Бог у нас один, — наставительно произнес я. — Хоть он и триедин. А вот святых — уйма!

— Это даже мне ведомо. У вас что ни день, то непременно праздник в честь очередного мученика или просто сумасшедшего.

Судя по лицу гнома, секунду назад кто-то из святой шайки то ли подсунул ему чрезвычайно кислое яблоко, то ли подсадил в каждый зуб крохотного термита. Это я к тому, что последний раз видел столь же кривую рожу в прошлом декабре, когда у Джонни три зуба разом ныли.

— У нас подряд срочный, а они празднуют, орк их за… — Гном осекся и с подозрением уставился на меня. Наверное, заопасался, что я прям вот сейчас, не сходя с места, потребую надбавку за работу в праздничный день.

— Между прочим, — заметил я, — сегодняшний святой в некотором роде твой родственник.

— Это в каком таком еще роде?

— А вот! Согласно легенде, святой Родарий был гномом… — я сделал паузу и, дождавшись, пока челюсть гнома начнет возвращаться на прежнее место, закончил фразу, — полукровкой!

— А-а, вот чего, — с явным облегчением выдохнул Торк. — Я-то уж подумал…

— В точности это не известно. Зато ведомо иное — большую часть своей жизни Родарий был вором. Очень удачливым — говорят, что не было в те времена замка, который он бы не сумел открыть.

— Постой-погоди, — вскинул бороду Торк. — Кажется, мне что-то вспоминается. Не этот ли светоч вашей веры обокрал главу бирмингемской гномьей общины?

— Он самый. Так вот, в меньшей части своей жизни Родарий был монахом. Уж не знаю точно, что на него свалилось, какое знамение он увидал — может, и впрямь святой Павел заглянул «на огонек». Или это была шутка какого-нибудь темного эльфа. Но как-то раз хмурым осенним утром наш герой роздал все свое добро приятелям и нищим, а затем отправился в храм каяться в грехах. Свиток с той исповеди до сих пор паломникам показывают, шиллинг с носа за удовольствие — правда, те, кто заплатил, жалуются, что разбирать эти каракули даже с лупой-то сложно, а уж без…

— Ты хочешь попытаться убедить меня, — с нажимом произнес гном, — что я, гном, не смог открыть ключом гномьей работы сделанный моими же сородичами замок лишь потому, что сегодня день этого вашего Родария?!

— Верно. И вообще, сегодня очень неудачный день для тех, кто собрался что-нибудь открывать, нскрывать, взрывать, ну и так далее.

— Неужели?

— Да-да. И единственный способ преодолеть эту напасть — это помолиться святому Родарию. Что я и сделал.

Глаза у Торка сейчас выглядели точь-в-точь как два новеньких пятидолларовика — круглые и блестящие. Я усмехнулся, протянул руку и легонько ткнул пальцем в злосчастную дверь. Дверь не шелохнулась.

— Слушай, но почему бы нам…

— Заткнись!

Полчаса назад Гарри еще не был уверен, которая из двух выпавших ему кар Господних раздражает его больше: дождь или жалобы партнера. Нытье Салли было делом привычным, а вот дождь… мелкий, холодный, он словно бы и не капал из серых унылых туч, а попросту висел в воздухе, ожидая, пока очередной шальной ветер закинет его под шляпу невезучему путнику. Не ливень стеной, не гроза — так, мелочь, только вот за несколько часов этот паршивый дождик вымочил Гарри до самых костей.

Весна… чтоб ее орки без соли сварили! В прежние-то годы они с Салли сейчас бы чинно-благородно сидели в какой-нибудь гостинице в Луизиане или Алабаме. Спокойно проедали-пропивали-прокуривали зимнюю «шерсть» с доверчивых южан в ожидании, пока настенный календарь — календарь, а не термометр! — подскажет, что летнее тепло перешагнуло линию Мейсона-Диксона и пора открывать сезон охоты на кошельки северных овец и прочих баранов. А все война… загребут под ружье, и доказывай потом святому Петру, что подпадал под «закон о 20 неграх»[3].

— Слушай, но в самом деле, почему бы…

— Заткнись, я сказал! — рявкнул шулер. — Ты, скулящий мешок дерьма… когда там, на развилке, я сказал, что пора устраиваться на ночлег, кто начал стонать: «Ах, еще ведь светло, ах, еще одна ночь под открытым небом, ох, мои нежные ручки-ножки ее не переживут!» А? Кто причитал? — Гарри попытался сымитировать плаксивый голос напарника… и не без успеха: — «Ну-у пожалуйста, Гарри, давай пройдем еще немного, я уверен, мы обязательно найдем какое-нибудь строение…»

— Гарри, прошу тебя… я устал, я падаю… и дорогу почти не видно…

— Вот как? А хворост для костра ты разглядеть сумеешь, мистер Задохлость? Или, может, у тебя в кармане затаилась ручная саламандра, да еще согласная жрать насквозь мокрые сучья? Или ты даже не соображаешь, что единственная сухая вещь на десять миль вокруг — это моя последняя нераспечатанная колода?!

— О, как ты жесток…

— Жесток, — отчего-то повторение этого слова заставило игрока скрипнуть зубами, а рот наполнился слюной. Жесток… жесток, словно подметка… или свиная грудинка. Тот самый последний кусочек, что, бережно завернутый в четыре тряпки, покоится на дне мешка. Достать, вгрызться… черт, не хотел же думать о еде! — Будь я милосерден, давно перерезал бы тебе глотку — исключительно из сострадания. Но поскольку наблюдать за твоими мучениями доставляет мне…

Гарри осекся, напряженно вглядываясь в темноту. Быть того не может, однако он готов был…

— Кто здесь?

— Ты кого-то увидел? — испуганно прошептал толстяк. — Послушай…

— Заткни. Свою. Пасть.

На прошлой неделе в Остинтауне мошенникам довелось сидеть за три ярда от помощника тамошнего шерифа — парень жаловался, что на дорогах стало неспокойно. Конечно, россказни об орках в боевой раскраске стоило числить по ведомству опустошенных бутылок, но какая-нибудь шайка дезертиров…

Глупости, оборвал Гарри сам себя, чушь и бред! Разбойники, которые устраивают засады ночью, в дождь, на полузаброшенном тракте, должны быть либо чересчур большими оптимистами, либо полными кретинами. Просто…

Теперь игрок снова увидел это — уже точно. Что-то, вернее, кто-то — неясный силуэт, мелькнувший среди деревьев справа от дороги.

Самое время тянуться за старичком «патерсо-ном»… хотя если тот, за деревом, не человек, пуля его лишь разозлит.

— Гарри…

Черный силуэт медленно отделился от ствола.

— Прощения просим, cаp.

Шулер захохотал. Смех был еще тот, с подвсхлипом, который без особой натяжки можно было бы счесть истерическим, — но сдержаться он вряд ли бы смог, даже очень захотев. Слишком уж велик был шок — почти мгновенный переход от ужаса перед затаившейся во тьме неведомой тварью из преисподней к осознанию, что темное пятно у обочины — это всего-навсего ниггер.

Непонятно какого тролля здесь и сейчас делающий.

— Че надо?

— Меня послали звать вас. — Лязгнул металл, и в воздухе рядом с чернокожим появилось небольшое желтое пятно. Фонарь, скорее догадался, чем разглядел, Гарри. Правда, такой убогий, что казалось — он вовсе не рассеивает ночную тьму, а скорее наоборот, сгущает.

— Звать нас куда?

— В гости. — Негр приподнял фонарь чуть выше. Лет ему, судя по маячившему на грани света и мрака лицу, было никак не больше двадцати.

— Гости — это хорошо, — ворчливо произнес Гарри.

Будь они на Юге, объяснение происходящему находилось бы легко и просто — какой-нибудь плантатор, стосковавшийся по людям одного с ним цвета кожи. Но здесь, в Огайо… — Гарри шагнул вперед, всматриваясь — да и не больно-то похож этот ниггер на слугу-зазывалу. По сравнению с его тряпьем Салли в своих обносках «с плеча» огородного пугала выглядит и впрямь настоящим герцогом… настоящим королем, черт побери! На полях, конечно, гнут спину и вовсе… но среди домашней прислуги такого даже самый захудалый хозяин и секунды не продержит.

— Идти мал-мала, — чернокожий словно бы почувствовал колебания Гарри. — А хижина у Старый Снап прочный, не протекает. И жратва найдется.

— Старый Снап?

— Он ждет вас, — просто сказал негр. — Знал, что ни идти. Послал меня — звать.

Будь Гарри хоть на унцию менее промокшим, усталым и голодным, он бы, наверное, все же нашел в себе силы послать это в высшей степени сомнительное гостеприимство в куда-нибудь… не ближе Запретных земель. Причем сразу же, не раздумывая. Но сейчас он заколебался…

— Гарри, послушай, — горячо зашептали из-за спины. — Мне все это не нравится. Ночью, в лесу… а вдруг этот ниггер связан с орками и приведет нас прямиком к котлу? Помнишь, что говорил… И эти слова толстяка решили дело.

— Мы пойдем с ним! — твердо сказал шулер. — Кто б он ни был, этот Снап, у него имеется хотя бы хижина, в которой мы сможем переночевать!

— Точна-точна, cap! — обрадованно поддакнул негр. — Хижина у Старый Снап есть, да еще какая! — Он вкусно причмокнул. — Настоящая особняк, с чердаком и подвалом! Поверьте, cap, вы нисколечки не пожалеете, что пойдете. Старый Снап ждет вас, очень ждет.

Внезапно стало светло. Нет, разумеется, солнце не выскочило из-за горизонта с диким боевым воплем, словно гобл из засады. Это была просто луна — полная луна, выглянувшая наконец-то из-за туч. Но в сравнении с непроглядной чернотой, полновластно царившей до ее появления, даже это бледное светило на миг показалось Гарри ослепительно ярким.

Он моргнул, протер глаза. Дождь тоже кончился, исчез вместе с тьмой, заодно прихватив с собой дружка-ветерка. По крайней мере, здесь, у земли. В небесах, похоже, сейчас вовсю гулял его старший братец, и подгоняемые его хлесткими порывами тучи стремительно мчались на запад. Огромная черная стая, в испуге даже не замечающая, что второпях перепутала верх и низ и теперь, вместо того чтобы поливать водой земную твердь, щедро крапит черный бархат небес алмазными искорками звезд.

Любоваться на звезды Трою нравилось всегда, сколько тролль себя помнил. Нынче же от этого была и прямая польза. Разноцветноглазое подмигивание Великой Дырявой Чаши манило к себе, затягивало… то есть отвлекало внимание от мыслей про брюхо — пустое.

Живот, прошу прощения, конечно же, достопочтенный живот, мысленно поправился Трой, но было уже слишком поздно. Оскорбленная до глубин кишок часть тела не замедлила напомнить о себе продолжительным урчанием-бульканьем-переливанием, начавшимся где-то под легкими. А завершившимся, как и обычно в таких случаях, весьма звучно и — как необычно в таких случаях! — весьма ярко. Пламя костра взметнулось на добрых три фута, разом охватив сушившиеся над огнем шорты. Окажись молодой тролль чуть менее проворен, и он запросто мог бы лишиться своей любимой и, что более важно, единственной в данный момент одежды.

— Аи! По лапам-то за что? Это не честно… и больно!

— Не честно пытаться сожрать чужую одежду! — наставительно произнес Трой.

— Я только на вкус попробовала…

— Попробовала одна такая… — Тролль задумчиво уставился на два собственных пальца… торчащие из дыры в третьем заднем кармане. — Оголодавшая. Вот подержу тебя недельку-другую без еды…

Растянувшаяся на углях саламандра обиженно фыркнула и запустила в Троя угольком.

— А ты, а ты… я лежу, почти засыпаю, и тут мне прямо в мордочку… пфуй!

— Это вышло нечаянно.

— Я тебе не верю. — Саламандра надменно вскинула голову и, старательно вскидывая лапки — в точности, как это проделывала цирковая лошадь на подсмотренном огненной ящеркой представлении, — Развернулась.

— Буду спать хвостом к тебе, вот!

— Давай ты все-таки будешь спать в своей шкатулке, — мягко сказал тролль. — Воздух сырой, и кто знает — вдруг Погонщик Небесных Бизонов передумает и пригонит свое стадо назад. У него ведь нрав еще более переменчив, чем твой.

— Неправда, неправда! — мигом развернувшись к Трою, заверещала ящерка. — Я могу передумывать в сто, нет, в триста раз быстрее! И вообще, пока он свои облака сдвинет хоть на дюйм, я сделаю — шасть! — и уже там! А потом еще раз — шасть! — и уже снова тут!

Трой вздохнул. Хоть он и был очень привязан к своей маленькой рыжей подружке, но выносить абсолютно все проделки капризного, раздражительного, вздорного, нахального, самовлюбленного… короче говоря, настоящего духа огня даже у флегматичного тролля выходило неважно. Плохо выходило, если уж быть откровенным до конца.

— Ну скажи, скажи! Я ведь самая-самая непредсказуемая, правда?!

— Правда, — устало кивнул Трой, откладывая подгоревшие шорты и подтаскивая к себе когда-то снежно-белую, но давно уже ставшую грязно-бурой сумку. При этом он снова вздохнул, на сей раз — виновато. Сумку давно следовало: во-первых, постирать, а во-вторых, не доводить до столь прискорбного состояния. Все же семейная реликвия…

Сумка была сшита из паруса корабля, ставшего роковым для двоюродного дяди Троя. Причина смерти достопочтенного Малфри была предметом зависти всех окрестных троллиных семейств, и в чем-то, наверное, они были правы. По крайней мере, особое благоволение Каменных Богов, решивших выделить своего верного почитателя столь экзотическим способом призыва к себе, было хоть каким-то ответом на вопрос: «Почему на горного тролля, мирно гревшегося на склоне в тысяче миль от ближайшего моря, вдруг свалился с неба двадцатифутовый парусный вельбот?!» — Самая-самая-самая непредсказуемая?!

— Самая-самая-самая-самая и еще три раза самая. Уголек хочешь?

— Хочу! — Саламандра присела на задних лапках, став похожей на выклянчивающую орехи белку. — Настоящий, каменный?

— И не просто каменный, а настоящий кардифф, — с улыбкой подтвердил Трой. — Прыгай.

Повторять ему не пришлось. Едва разглядев под распахнутой крышкой заветный отблеск, рыжее пламя взвилось в прыжке. Осторожно развернув шкатулку, тролль заглянул в нее — как раз вовремя, чтобы увидеть, как впятеро уменьшившаяся саламандра обвивается вокруг лакомства, неторопливо, словно играющая кошка, запуская в него коготки.

— Фрям-ням! Вкусно! — заключила ящерка минутой позже. Махнула хвостом, собирая разлетевшиеся крошки, вытянула мордочку, будто прислушиваясь к чему-то, и, облизнувшись, добавила: — Но ма-а-ало!

— Понимаю…

— А что, — с интересом спросила ящерка, — тот кролик, что я сегодня поджарила, он для тебя был так же, да?

— На самом деле даже хуже, — признался тролль. — Я и распробовать-то его толком не успел. Куснул раз, другой, а он взял да и закончился. Только аппетит раздразнил…