Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Разведчик (№1) - «Додж» по имени Аризона

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Уланов Андрей / «Додж» по имени Аризона - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Уланов Андрей
Жанры: Фантастический боевик,
Альтернативная история
Серия: Разведчик

 

 


И тут Кара в разговор встревает.

– А пусть, – говорит, – с ним кузнец наш побеседует. Может, он его и уговорит масло есть вместо этого бенджина.

– Ага, – говорю, – знаю я эти уговоры, с помощью кувалды да какой-то матери, навидался. Кувалда, она, конечно, вещь в хозяйстве очень полезная, особенно когда траки на KB часто менять приходится, но, может, лучше все-таки подождем, пока бензин кончится?

Аулей, похоже, на эти слова малость обиделся.

– Зря ты так говоришь, Сегей. Ты свое мастерство нам показал, позволь теперь и другому мастеру свое умение испытать.

– Ладно, – говорю, – мое дело предупредить. Зовите вашего кузнеца, поглядим, что после него останется.

Вылез из машины, стал в сторонке. Но в душе обидно все-таки. Ну, разломают они «Додж», думаю, а мне опять на своих двоих топать. Бензином-то я где-нибудь, глядишь бы, и разжился. В кавалерию, что ли, теперь подаваться, в червоны казаки?

Приходит кузнец. Кузнец как кузнец, первый нормальный с виду человек, которого я пока здесь повстречал. Фартук на нем кожаный, борода окладистая – как он только искр не боится. Кувалду, кстати, не приволок и вообще ничего из инструментов не взял. Мне даже интересно стало – что ж он делать-то голыми руками собрался? Руки, правда, здоровые, словно две клешни, как зацапает, мало не покажется.

Походил он вокруг «Доджа», под днище заглянул, рукой пару раз по бортам провел и ко мне поворачивается:

– Оживи его.

Я чуть на землю не сел.

– Это как? – спрашиваю. – Спирта ему в бак залить?

А Кара меня локтем в бок толкает:

– Ты же это только что делал.

– Что?

Рыжая на меня посмотрела, как на слабоумного, вскочила за руль и ключ дернула. Ничего у нее, конечно, не получилось, заглохло сразу.

– Завести его вам, что ли? – спрашиваю,

– Ну да, – кивает, – оживить. Дурдом.

Ладно, думаю, играйтесь дальше. Завел мотор, кузнец этот прислушался, кивнул одобрительно, сел перед радиатором на корточки и чего-то шептать принялся.

Ну, думаю, точно цирк. Сейчас он встанет и скажет, что обо всем договорился. Тоже мне, Вольф Мессинг.

– Он, – говорит кузнец, – согласен есть наше масло, но у него два условия есть.

Ну, точно.

– Первое, – говорит кузнец, – чтобы управлял им только он.

И на меня показывает.

Все верно, думаю, правильно мыслишь. А кто ж еще тут может? Кара, та возьмется, но – до ближайшей стены.

– И второе. Он хочет, чтобы у него было имя. По названию одной из провинций его родины.

Ха, думаю, а это уже забавно. Кто этому кузнецу про Америку успел разболтать, неужто Трофим?

– Я не совсем его понял, – продолжает кузнец, – Арзона или Арзена.

– Аризона, – говорю.

И тут «Додж» фарами мигнул.

Я чуть на землю не сел. А этот-то фокус, думаю, кузнец как провернул? Он же внутрь капота не залезал и вообще машины почти не касался.

А тот довольный стоит.

Ладно, думаю, раз я уже сюда угодил, а медперсонала пока не видно – попробую сыграть по их правилам.

– Ладно, – говорю, – тащите сюда ваше масло. И к «Доджу».

– А ты, – говорю, – если на этом масле хоть десять метров проедешь, возьму баночку с белой краской, которая у тебя в кузове стоит, и на обоих бортах большими белыми буквами намалюю: «А-Р-И-3-0-Н-А».

И тут фары опять мигнули.

Черт, но не могло же мне два раза подряд примерещиться!

– А ну, – говорю, – включи обратно. Зажглись.

Я на всякий случай между кузнецом и машиной шагнул, носком сапога, вроде как нечаянно, землю прочертил – нет никаких проводов.

Черт, думаю, но должно же быть всему этому какое-то нормальное объяснение. Только вот кто бы мне его на ухо прошептал, пока я тут окончательно не свихнулся.

Нет, ну можно, конечно, радио какое-нибудь к фарам приспособить и на кнопочки себе в кармане нажимать. Только нет у этого кузнеца карманов, и руки он на виду держит. И устройства хитрого под капотом нет, только что смотрел. Разве что с блоху размером. А в оживший «Додж» я поверю не раньше, чем в радиоблоху.

Глава 3

Ладно. Приволокли они бочонок со своим маслом. Я посмотрел – точно, на бензин похоже, тоже прозрачное. Залил в бак, помешал еще. Сел за руль, ключ провернул – завелся! Газом поиграл – рычит вовсю.

Черт, думаю, может, оно там все поверху плавает?

– А ну, – говорю рыжей, – садись на мое место и вот эту педаль нажатой держи. И не вздумай еще чего-нибудь коснуться.

Вылез, снова в баке палкой поворошил – нет, смотрю, растворилось все.

Ну, думаю, или они мне под видом масла авиационный бензин подсунули, или… А вот про второе «или» лучше пока не задумываться. В целях личного душевного равновесия. Заглушил мотор, стою, рисунок протектора изучаю.

А Аулей улыбается.

– Вот видишь, – говорит, – Сегей. А ты сомневался.

– Я и сейчас сомневаюсь, – отвечаю.

– Право твое, – говорит, – но поскольку этот, хм, железный конь потребовал, чтобы его наездником был только ты, прими его от меня в дар. Хотя, – усмехается, – ты и так имеешь на него больше прав, чем я. Он ведь из одного с тобой мира.

Вообще-то, думаю, что с моего мира упало, то пропало. Но Аулею, понятно, этого не сказал. А он стоит, не уходит.

– По-моему, – говорит, – ты, Сегей, что-то обещал.

Ну, я-то обещал намалевать в том случае, если этот тарантас десять метров на местном масле проползет. Но не придираться же к словам. Тем более, вспоминаю, что вся эта феодальная братия на клятвах слегка подвинута. И потом, чем леший не шутит, а вдруг эта жестянка и в самом деле обидится.

Добыл из кузова кисть, баночку с краской и большими белыми буквами на обоих бортах намалевал: «А-Р-И-3-О-Н-А».

– Ну, – говорю, – «Додж» по имени «Аризона». Постой пока, а мы посмотрим, на что ты дальше сгодишься.

Хорошо, хоть не «Дуглас» – «Дакота». Летал-то я только один раз на связном «У-2» и то пассажиром.

Ладно. Отошел от «Доджа», огляделся. Народу во дворе уже больше стало, попросыпались. Кто воду из колодца тащит, кто гуся за шею волочет. А в углу напротив ворот гаврики из местного гарнизона мечами машут. Одни деревянными, а другие, что постарше, настоящими, стальными. Да так, что треск и лязг на весь двор.

И тут Кара из-за спины ехидно так спрашивает.

– Не хочешь, – говорит, – и здесь мастерство свое показать?

Вот еще, думаю, делать мне больше нечего. Я последний раз с деревянной сабелькой бегал, когда в третьем класса в Чапаева играли. Да и вообще – толку от этих железяк, если их всех одной очередью положить можно?

Я так рыжей и сказал.

– Глупостями, – говорю, – заниматься не люблю и не собираюсь начинать.

А она опять обиделась.

– И что же, – спрашивает, – ты за воин без меча? Так и будешь с одним ножичком ходить?

– Пока мне и ножа вполне хватает, – отвечаю. – А надо будет – я себе оружие добуду, не беспокойся. И вообще, как правильно заметил мой любимый артист Марк Бернес: «Главная деталь любого оружия есть голова его владельца».

Гляжу, а навстречу мне один из двух вчерашних сусликов выходит, светловолосый который, Арчет.

– Что, – спрашивает, – воин, посмотреть пришел?

– Да нет, – отвечаю, – просто мимо проходил.

– Проходил, значит, – усмехается, – ну-ну. А имя у тебя, проходящий мимо нас воин, имеется? Или ты его кому попало не называешь?

– Кому попало не называю, – отвечаю, – а тебе могу назвать. Сергей Малахов. Сергей, через эр.

– Рад познакомиться, – говорит, – Сергей, через эр. А меня – Арчет. Тоже через эр.

– Да я уж вчера запомнил.

Арчет опять улыбнулся.

– Ловко, – говорит, – ты меня вчера кинул.

– Как получилось.

– А вот Олеф, – и на здоровяка кивает, – говорит, что все из-за того, что ты его врасплох застал.

– Очень даже интересно, – говорю. – Он меня, значит, за плечо берет и думает, что я так и буду чуркой стоять. А если в бою ему в брюхе дыру просверлят, тоже будет жаловаться – не предупредили? Дурак он, раз такую чушь мелет, причем больший, чем я о нем до сих пор думал.

Тут этот Олеф набычился весь, грозный вид напустил.

– А ты у нас, – говорит, – великий Мастер, видно. Со спины бить.

Нет, точно, олух полнейший.

– Именно так, – говорю. – Со спины, без предупреждения и чтоб больше не встал. А грудью напролом переть – толку мало. Если, конечно, пули ото лба не отскакивают.

Тут все заржали, а Олеф весь в багровый перекрасился.

– Говорить у нас тут мастеров много. Жаль, в деле мы тебя вчера мало видели. Ты все больше за Карину спину прятался.

Нарывается открытым текстом.

Я на Кару покосился – стоит, небом любуется, носком сапога землю ковыряет, вроде не касается ее все это. А сама уши навострила.

– Ладно, – говорю. – Хоть и не люблю я с детьми дело иметь, да, видно, уж судьба мне сегодня такая выпала – дураков уму-разуму учить. Как тут у вас – ринг огораживают или как?

– У нас просто. – Арчет прямо аж до ушей расплылся – знает, чем дело кончится. – Кто первый пощады запросит – тот и проиграл.

Ну, посмотрим.

Я ремень снял, Арчету отдал. Олеф этот до пояса разоблачился – покрасоваться, видно, решил. Глянул я на него – ну, думаю, ни черта ж себе он бугры наел. К гаубице б его, заряжающим. Там как за день покидаешь снаряды по полста кило да заряды к ним не легче… А он тут ваньку валяет.

Вышел он. Ка-ак размахнулся – только воздух свистнул да волосы у меня дыбом стали. А я и не делал ничего, просто в сторонку отошел, за руку его взял и самую малость подтолкнул. Он и растянулся. Вскочил красный, грязь по роже размазывает – и снова на меня. Ну, я опять в сторону отошел и подножку ему поставил – он опять носом траншею прокопал.

А дружки его вокруг хохочут – за бока держатся.

Тут он и в самом деле разозлился. Кидаться больше не стал, лапы растопырил и двинулся. Я его за запястье перехватил, крутанул через бедро – ох и тяжелый же, зараза, – и руку заломил. Он взвыл, дернулся – а фиг тебе, я этот захват отработал – не вырвешься.

– Сдаешься?

Сопит. Я нажим усилил – ни звука. Ладно, хоть так. Пощады не просит – это тоже кой-чего стоит.

– Ладно, – говорю, – живи. Ума наберешься – тогда еще раз придешь. А пока гуляй.

Он вскочил, дико на меня глянул – и припустил так, что только пятки засверкали. Даже одежку свою у приятелей не забрал. А те ему в спину гогочут.

Я за ремнем потянулся, гляжу – а Арчет тоже кольчугу скидывает.

– Малолеток дурных в морду тыкать, – усмехается, – много ума, как ты сам говоришь, не надо. А если всерьез?

Ох, думаю, достали вы меня со своими проверками. А что делать? Я когда в разведроту попал, тоже ведь не сразу своим стал, тоже присматривались – брать на дело, не брать. Дело, оно и есть главная и окончательная проверка. А это все – курам семечки.

Стал он напротив меня, поклонился зачем-то, и двинулись по кругу. Он вправо, я влево. Гляжу я на него, и чем дольше гляжу, тем больше он мне не нравится. Походка у него мягкая, кошачья, и руками он как-то так медленно машет – первый раз такую манеру вижу. К такому просто не подступишься – живо почки отобьет.

Я вообще по всем этим мордобойным делам невеликий спец. Самбо неплохо освоил и бокс маленько. У нас в разведроте парень один есть – мастер по боксу. Правда, мы его больше как массажиста эксплуатировали. Он даже обижаться начал – что вы меня так редко на задания берете, бережете, что ли? Ну а что, автоматчиков по батальонам сколько хочешь нахватать можно, а хороший массажист, он, может, на всю армию один.

Помню еще весной, когда мы во втором эшелоне стояли, к нам один парень из «Смерша» приезжал. Тоже приемы всякие демонстрировал, стрельбу с двух рук, маятник качал. Со стороны посмотреть – оно, конечно, здорово, да вот только немец в подавляющем своем большинстве косоглазием не страдает и с пистолетом ходит редко, а все больше норовит веером от пуза. Так что посмотрел я на все эти штуки, а сам решил – если у меня автомат будет, я тебя, голубчика, ближе трех метров живым не подпущу. А вообще-то у них своя специфика, а у нас своя. Мы тихо пришли, тихо и ушли. И выстрел в нашей работе – брак.

Ладно, думаю, лирика лирикой, а делать что-то с этим Арчетом надо. А то мы так до вечера по кругу ходить будем.

Решил все-таки бокс на нем испробовать. На самбо он уже насмотрелся, пока я Олефа по двору возил, и теперь будет ждать от меня чего-то в этом роде. А внезапность, как говорит наш капитан, всегда ошеломляет.

Принял я стойку, потанцевал немного, смотрю – ага, остановился, озадаченно так смотрит. А я слева обманный выпад провел, а потом подскочил и выдал серию по корпусу. У него на миг дыханье перехватило, а я подсечку, а сам сверху – и в горло его ткнул, легонько, понятно, просто показать – убит, мол. Вскочил и руку ему протягиваю.

Арчет за руку уцепился, встал, ухмыляется во весь рот и горло потирает.

– Ловко ты меня свалил, – говорит. – Хорошо работаешь. Как эта штука называется?

– Бокс, – говорю, – если что, могу показать. Но только взамен на твою.

– Договорились.

Я к остальным повернулся.

– Ну что, – спрашиваю, – еще желающие есть?

– Есть!

Обернулся – точно, Кара.

– Тебе что, – спрашиваю, – вчерашнего мало?

А она на меня такими невинными глазками смотрит.

– Так то вчера было, – отвечает, – а сегодня уже новый день. Или боишься? – и лукаво так улыбается.

Мне-то, в принципе, все эти подначки мимо ушей проскакивают. Но уж больно она меня разозлила.

– Ладно, – говорю, – давай. Бог троицу любит.

Оглянулся – а олухи по сторонам заранее пасти разинули – спектакль смотреть приготовились.

– Покажи ему, Кара, – орут, – а то зазнаваться начнет!

Ну, хорошо, думаю, глядите. Будет вам сейчас опера в трех действиях, с горячими закусками в антракте.

Эх, мало меня, видно, капитан учил. Сколько раз повторял: «Самое страшное на войне, Малахов, это недооценка противника. Если ты решил, что противник глупей тебя, значит, это он тебя переиграл. Запомни это хорошо, Сергей, а то ведь у тебя действие нет-нет, да мысли опережает».

Мне бы, дураку, вспомнить, как она меня вчера об землю приложила – так нет же. Девчонка наглая, думаю, что с нее взять? Ох, и дурак.

Смотрю – а рыжая уже сапоги стягивает. Стащила, пару раз босыми пятками переступила, а потом раз – взяла и юбку скинула и осталась в одной своей парашютной блузке. А блузка-то короткая, еле бедра закрывает. Зато ноги все на виду.

Я на эти ножки замечательные загляделся, а рыжая тем временем кивнула, подпрыгнула и ка-ак влепит мне с разворота пяткой в грудь – я и улетел метра на два. Встал, отряхнулся, и тут на меня словно рыжий вихрь налетел. От двух ударов кое-как уклонился, третий сблокировал – и чуть не взвыл, всю левую руку до локтя отшиб, – а четвертый пропустил. Ну и снова улетел. Лежу, ножками любуюсь – вид на них снизу просто замечательный открывается, – и до чего мне снова вставать не хочется – просто слов никаких нет. А Кара вокруг меня кругами ходит, точь-в-точь как кошка.

Ладно, думаю, ножки ножками, а делать что-то нужно. То, что она троих таких, как я, запросто раскидает – это уже и ежику понятно. Но ведь и проигрывать-то страх как неохота. Ну, думаю, раз руками не выходит, давай, разведчик, головой начинать работать. А то она из тебя сейчас котлету по-киевски приготовит, на косточке.

Поднялся я кое-как, и только рыжая в стойку стать приготовилась – ка-ак прыгнул! И попал. Пробился за счет массы, называется. Шлепнулись мы наземь, она снизу, я сверху, и тут я ее руками за бедра облапил – и вверх. Как она завизжала!

Сразу все приемы из головки повылетали. Отмахивается от меня, словно от мухи. Я ее еще по щекам легонько хлестнул и вскочил. Улыбаюсь, а внутри холодно. Ну, думаю, сейчас она меня точно по стенке размажет.

Кара вскочила – лицо от волос не отличишь, ноздри раздуваются – лань трепетная. Та еще лань, под копыто лучше не попадаться. А вокруг хохочут.

И опять я ее сильно недооценил. Зубами скрипнула, блузку одернула и звонко, на весь двор:

– Спасибо за урок, учитель.

И тоже улыбается.

Ох, думаю, а ты, оказывается, у нас еще та штучка. Похуже шпринг-мины.

Вообще, вся эта женская психология для меня – мрак полнейший. Никогда их не понимал, да и не пытался. То ли дело разведка, все просто, все на ладони: вот первая линия обороны, вторая, вот огневые точки, их сектора обстрела – автоматически уже все фиксируешь. А вот батарея зениток восемь-восемь на прямую наводку стрелять изготовилась, и сразу же дальше разматываешь – выставили ее здесь немцы потому, что считают это направление танкоопасным, значит, поле перед ней минами противотанковыми нафаршировано, а те три штурмовых орудия и «тигр», что за пригорком под сетками замаскированы, скорее всего, будут действовать во фланг во-он из той рощицы, недаром от их стоянки прямиком туда колея ведет. И все понятно. А с женщинами – помню, стоит одна Такая, ресницами хлопает: «Извините, товарищ лейтенант, не успела». Всего-то делов – связь проложить. Люди на передовой под обстрелом – успевают, а эта – не успела!

Ладно. Забрал я у Арчета ремень, надел. Рыжая тоже обратно в юбку влезла и стоит. Ровно и не было ничего.

– Ну, хватит, – говорю, – потанцевали, и будет. Ты мне лучше скажи, как тут у вас насчет завтрака?

– А разве ты не у Аулея будешь?

– Да знаешь, – говорю, – не привык я как-то за одним столом с командирами сидеть. Так что покажи лучше, где тут столовка для рядового и сержантского состава?

На самом деле у нас-то в разведроте все за одним столом сидели, и офицеры тоже. Ну, так то у нас, а на новом месте, пока не осмотрелся, лучше устава придерживаться. Спокойнее выходит.

Арчет плечами пожал.

– Как хочешь, – говорит, – пойдем, покажу. Только еда ведь у нас похуже будет, чем у Аулея. Не говори потом, что не предупреждал.

– Посмотрим, – отвечаю. – Мне много чего жрать доводилось.

Вещмешок, он ведь не резиновый. Как начнешь на выход собираться – каждый раз головная боль. И НЗ хочется побольше утащить, и диск лишний к автомату сунуть, и гранат. А навьючишь на себя как на верблюда – тоже ведь далеко не утащишь. Да и капитан – в землянке-то он ничего не скажет, но стоит тебе лишний раз споткнуться… Развязал, это, это, это, это – выложил, завязал. Полегчало? Вперед в дозор. Вот и перебиваешься на подножном корме. Я до войны и не знал, что все это в рот брать можно, тем более – что сам хватать буду и еще радоваться, что в брюхе не бурчит.

Привел Арчет меня в местный общепит. Выдали мне миску похлебки, ломоть хлеба и пару овощей каких-то. Похлебка так себе, вроде баланды. Не то чтобы ее едой назвать можно, а, скорее, просто с голоду подохнуть не дает и в животе пустоту заполняет. А хлеб совсем худой. В общем, явно не ауфшнит[3] и даже не фиш ин аспик[4].

Ладно, думаю, похлебаю, может, на обед чего поприличней обломится.

Арчет тоже себе миску взял, напротив меня сел. И рыжая тоже рядом пристроилась. Ну, она-то эту бурду есть не стала. Добыла себе где-то яблоко и грызет. Я на нее покосился – ой, думаю, ничего ж себе яблочки у них тут. Товарищ Мичурин только взвыл бы от зависти. Калибр у этого яблочка миллиметров семьдесят шесть будет, если не все сто.

Хлебаю, а сам все на Арчета поглядываю. Странное у меня при взгляде на него ощущение в голове, словно одна шестеренка за другую не цепляется. А потом вдруг уцепилась.

– Слушай, – говорю, – а ты ведь мне нарочно поддался.

Он на меня спокойно так взглянул, ложку облизал и в сторону ее отложил.

– С чего это ты, – спрашивает, – решил?

– А с того, – говорю, – что в мышцах у тебя на груди пуля запросто завязнет. Ну не мог я такой костяк прошибить, даже если на секунду поверить, что ты и впрямь мою атаку прохлопал.

Светловолосый усмехнулся.

– Так и быть, – говорит, – сознаюсь. Нарочно я твой удар пропустил. Во-первых, посмотреть хотел, чего ты стоишь и чего от тебя ждать можно, а во-вторых… Если бы я против тебя не вышел, на тебя б еще с десяток молокососов полезло, вроде Олефа. Ну, а раз уж ты меня сумел с ног сбить… У одной только Кары храбрости и хватило.

– За реноме спасибо, – говорю, – а чего я стою, это я тебе как-нибудь потом покажу. Когда автомат раздобуду.

И тут к нам за стол еще один подсаживается. Трофим.

– Здорово, земляк, – говорит. – А чего это ты здесь завтракаешь, а не у господина барона?

Я на него косо так посмотрел. Вроде бы выяснилось, что никакой он не предатель, сгоряча я вчера подумал, а все равно осадок на душе нехороший остался.

– Это у какого барона? – спрашиваю.

– Как это у какого, – удивляется, – у господина барона Аулея Лико? Другого здесь нет.

Ничего себе. Вот уж никогда бы не подумал. Это что ж, выходит, Матика, которая меня в постель укладывала, баронессой числится, а рыжая – баронеткой, что ли?

– Что-то, – говорю, – не очень он на настоящего барона похож?

Тут на меня вся троица уставилась. А Трофим как будто бы даже обиделся.

– А ты что, – спрашивает, – много баронов видел?

– Да нет, – отвечаю, – одного Врангеля, и то на картинках. Если честно, еще одного видел, только больше мертвого.

Лично и положил. Когда на шоссе один раз засаду устроили и легковушку со штабными расстреляли. Гауптмана из отдела связи живым взяли, а майора рядом с шофером я одной очередью и срубил. Капитан, когда потом документы с убитых просматривал, так и сказал:

– Ты, – говорит, – Малахов, оказывается, не просто майора уложил, а барона фон Бромберга, начальника оперативного отдела 17-й танковой дивизии. Три Железных креста имел, один за Францию и два за Россию. Киев и Ростов.

– Ну вот, – говорю, – было три, а теперь и четвертый получит, березовый. Таких крестов мне для них не жалко.

Этим-то я рассказывать не стал. Неудобно как-то при Каре.

– Не сомневайся, – Трофим говорит, – Аулей – барон самый настоящий. Полновластный господин замка Кроханек и прилегающих окрестностей. Я, как в 41-м сюда угодил, так в его дружине и состою.

Тут уж мне обидно стало. Аулей, конечно, с виду мужик хороший, да и дело они тут тоже, наверно, нужное делают, но только больно уж просто этот Трофим все излагает. Будто и не жил никогда при советской власти. Я и говорю:

– Быстро же ты, Трофим, господина себе нашел. И долго, – спрашиваю, – раздумывал, прежде чем в услужение податься?

Трофим еще больше обозлился:

– А ты вообще кто тут такой? Нашелся, понимаешь…

– Я, – говорю, – если уж на то пошло, старший сержант и нашивки соответствующие имею. А ты, Трофим, рядовой красноармеец, и то по тебе этого никак не видно. Вот, – говорю, – и встань-ка, когда к тебе старший по званию обращается.

Трофим аж прямо затрясся.

– Молод ты еще, – отвечает, – меня судить. Я в дружине барона состою. Мне даже генерал – не указ.

Тут уж я миску в сторону отставил.

– Во-первых, – говорю, – я тебе не трибунал – приговор выносить. А что касается возраста… Ты здесь с 41-го, а сейчас 44-й. Вот и посчитай, восемнадцать моих довоенных, да три года войны за десять. И за ранения добавь, и каждую ходку к немцам в тыл тоже учесть не забудь. Это первое.

А второе… Ты, Трофим, что, указ о своей демобилизации видел? Лично наркомом обороны подписанный? Я тебя не в дезертирстве обвиняю, но, раз ты сам себя дезертиром не числишь, значит, продолжаешь оставаться бойцом Красной армии. И по стойке «смирно» ты передо мной станешь!

Говорю, а сам думаю – а если не встанет? Не драку же с ним тут устраивать? Да и командовал-то я такими бородами один раз всего, когда из окружения выходили и я вместо убитого лейтенанта на взвод стал. Эх, думаю, капитана бы сюда, ему-то тоже всего двадцать шестой пошел, а как скажет что-нибудь тихим своим голосом – рысью мчишься.

Встал Трофим. Руки дрожат, с бороды баланда на стол капает. Арчет с Карой на нас обоих смотрят – и ни черта понять не могут.

– В самом деле, – Арчет говорит, – чего это на вас нашло? Из-за чего спор?

– Не понимаешь – не лезь! – отвечаю. И Трофиму: – Встал. А теперь сядь. И заруби себе на носу – чьи мне приказы выполнять, я как-нибудь без тебя решу. Ясно?

Трофим на меня поглядел, даже не со злостью, а жалостью.

– Ох, и молод же ты, парень, – говорит. – Ох, и горяч. И ничего-то ты еще в жизни не видел.

Достал он меня.

– Что надо, – говорю, – то и видел. Три «За отвагу», две «Славы» и «звездочка» – иконостас хороший. Да еще два наградных листа по инстанциям ползают. Я такое видел, что тебе в страшном сне не приснится. И скажи спасибо, что не приснится, а то борода у тебя давно седая бы сделалась.

Черт, думаю, надо же, второй раз за утро срываюсь. Сначала к рыжей пристал, теперь вот Трофима… он, как про мои награды услышал, прямо аж бледный сделался. Зря я, в общем-то, на него полез. Он-то ведь, наоборот, обрадовался – земляка встретил.

Просто трудно сразу на другой лад перестроиться. После передовой все в одном свете видишь. И когда в тыл попадаешь, тоже поначалу привыкнуть никак не можешь,. Стоишь, бывало, перед комендатурой каким-нибудь и кроешь его про себя: «Ах ты, морда тыловая, окопались тут – гаубицей не выковыряешь, ишь какую ряшку откормил». А потом глядишь – четыре нашивки за ранение, и смотрит он на тебя с такой тоской лютой, – со всем совестно становится. Хотя и барсуков по тылам тоже навалом. Вот так первую неделю походишь, а потом уже легче, привыкаешь. У всех ведь свое место, свое задание.

– Ладно, – говорю, – замяли и проехали. Расскажите лучше, что у вас тут за дела.

– Рассказывать, – Арчет говорит, – долго. Проще показать. Тут недалеко.

– Ну, пойдем, посмотрим. Пошли.

Замок этот, оказалось, в горах стоит. Просто из-за стен их видно не было. Странные горы, не так чтоб высокие, но… я уже потом сообразил. Неестественные они какие-то, вот.

Стоит замок у выхода из ущелья. В другом конце ущелья тоже стена, но не высокая, а просто завал каменный, типа баррикады, дорогу перегораживает. Впереди – мост через пропасть. Тоже странный мостик, цельный камень, словно из скалы вырублен. А пропасть под мостом – дна не видать, только туман внизу клубится.

– Глубоко? – спрашиваю. Аулей плечами пожал.

– Без дна, – отвечает.

Я уж было открыл рот спросить: «Сколько это „бездна“?», а потом одумался. Черт, думаю, их знает, может, она и в самом деле без дна. У них все может быть.

А дорога неплохая, широкая. И мостик этот, пожалуй, тяжелый танк выдержит.

Вышел я на этот мостик, осмотрелся и вдруг сообразил, что мне вся эта местность напоминает. На траншею она похожа. Пропасть – окоп, а горы точь-в-точь как бруствер по сторонам. Ну не бывает в природе таких гор, под линейку сделанных.

– Интересно, – говорю, – сами такой противотанковый ров выкопали или помог кто?

Кара на меня опять косо взглянула. Ох, до чего мне эти их взгляды надоели, словно не они тут свихнулись, а я.

– Пропасть, – отвечает, – это граница между Светом и Тьмой. Ее провели боги.

Хорошая граница, думаю. Нам бы такую в 41-м. Это вам не обмелевший Буг форсировать.

– И давно она тут?

– С последней битвы, – отвечает Арчет. – До нее граница была в тридцати лигах западнее.

– Вот дела! – говорю. – Выходит, она, как линия фронта, двигаться может?

Кивает.

– Граница, – говорит, – живая.

Ничего себе. Стояли себе две горные цепи с пропастью между ними, а потом взяли да передвинулись от старой границы к новой. Кейтен зи, ви функционирт дизэс агрегат?[5]

– Интересно, а у темных этих, на той стороне, тоже застава есть?

– Да.

– Рыжая, – поворачиваюсь, – а как же ты тогда вчера на ту сторону попала и меня обратно протащить умудрилась?

– Я, – заявляет рыжая, – путешествовала Тайными Тропами. И не спрашивай меня о них – знать это тебе не положено. И рыжей меня тоже не называй.

– Хорошо, – говорю. – Но только слугой я тебя звать тоже не намерен. Не было у меня никогда слуг и не будет. На рядовую будешь откликаться?

– Я – не рядовая. Это уж точно.

– Ладно, – говорю, – Карален так Карален. Пошли, на вашу линию обороны поглядим.

Оборона у них, конечно, хлипкая. Двенадцать винтовок – шесть «трехлинеек», две «СВТ», четыре немецкие. И «максим». Трофим на него, как на икону, уставился.

– Первая, – говорит, – вещь против орков.

– Орки, – спрашиваю, – это такие зеленые, с клыками?

– Они самые.

– Ну, по ним из «максима» самое то. Хотя мне лично немецкий «МГ» больше нравится.

Гляжу – веревка какая-то по земле протянута, за, камень уходит. Заглянул – ни черта себе. Веревка к гранате противотанковой примотана, а граната – к авиабомбе. Немецкая фугаска, 250-килограммовая.

– Это еще что?

– А это, – Трофим отвечает, – на крайний случай. Если уж совсем зажмут – дернем, благословясь, и будет и нам, и им.

– Дернуть, – говорю, – это, конечно, здорово. А почему 6 не взять эту дуру и не рвануть ею мостик прямо сейчас, не дожидаясь, пока зажмут? А то ведь в последний момент еще неизвестно, как обернется. Оборону вашу хилую смести – даже «фердинанд» не нужно подтягивать. Полковушку приволокли – и вышибли вашу баррикаду, как фигуру в городках. А если с миномета долбануть – одной мины на этот мешок каменный хватит и еще лавиной накроет так, что и могилу братскую копать не надо.

– Так ведь, – отвечает, – пробовали уже. Ничего это не даст. Переход в другом месте объявляется. А там-то уж замка нет.

– Все равно, – говорю, – хреновая у вас оборона. Совсем хилая.

– Да уж какая есть.

– Вот за такой ответ, – говорю, – и под трибунал можно. Оборона должна быть ни какая есть, а какая надо и еще лучше. Только для этого о ней думать постоянно надо. И работать над ее совершенствованием.

– И как же ее, по-твоему, – Трофим интересуется, – усовершенствовать?

– Да много как, – отвечаю. – Вот, например, я вчера у Аулея тарелки из дюраля видел. Где вы его взяли?

– Там же, где и бомбу, – говорит. – С самолета.

– А что за самолет?

– Немецкий.

– Немецкий, а дальше? Тип какой?

– Не знаю, – отвечает. – Они его без меня разобрали. Я только крыло видел, его целиком в замок приволокли.

– Я, – Кара встревает, – видела.

Начал я ее расспрашивать – тот еще источник информации. Словно венгра какого-нибудь по-немецки допрашиваешь, а он слов знает еще меньше тебя, да и то не те. Кое-как разобрался.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5