Олег УЛА-ХО
      СИНДБАД-МОРЕХОД
      
      Посвящаю В. Гусакову
      Вслед за сединой, как стон, как холод, вошла в сердце Синдбада тоска. Тоска черная: он и вкус утратил и сон потерял. В то время гостил у него индийский маг: "Синдбад, - сказал он, - твоя душа смущена неизбежностью смерти: ты не можешь смириться с тем, что однажды исчезнешь, а мир будет длиться без тебя". - "Что можешь ты предложить?" - "Я дам тебе эликсир молодости, от весны и до первых заморозков ты будешь молодым, но не больше. Этот срок достаточен, чтобы обогнуть континент Джамбудвипу. Отправляйся в странствия, ищи эликсир бессмертия".
      Купил корабль Синдбад и вместе с друзьями вышел из Басры в море. Чтобы пополнить запасы пресной воды, бросили якорь у острова Табрубани. Две реки, что берут начало из горного озера, делят остров надвое. По одну строну живет Красный конь, по другую - Черный бык. Они греются под одним солнцем, пьют одну воду, едят одну траву, но никогда не встречаются.
      У водопада Синдбад набрал чистой воды.
      Ангарака. <Марс (санскр.)>
      Шли кораблем вдоль восточного берега ал-Хинда. В одной рыбацкой деревушке услышал Синдбад, что в лесу бродит белый слон-отшельник, помнящий свое прежнее существование. Может он пригодится в поисках эликсира бессмертия? Отправился Синдбад в джунгли, а с ним трое спутников. Днем в пути наблюдали: нет ли потертой коры или высоких обломанных веток. Ночь проводили у костра, опасаясь тигров и свирепых рашкасов. Они шли сквозь джунгли, как по острию ножа.
      Однажды на закате они вышли е одинокой бамбуковой хижине, крытой пальмовыми листьями. Ни голоса, ни души. Как вдруг из лесу появился старик в черной шкуре, наброшенной на голое тело. Назвавшись хозяином, предложил заночевать у него. Недобрый странный блеск его глаз поразил Синдбада и он спросил: "Старик, почему у тебя под ногтями кровь?" И только старик посмотрел на свои руки, как Синдбад выхватил нож и отсек ему голову. Голова покатилась в сторону, тело в черной шкуре метнулось в другую и скрылось в чаще. Подошел к голове Синдбад и указал на пустые глазницы: "Смотрите, это ветала выел глаза мертвеца и жил в его облике". "Не искал бы ты врагов себе", - заметил Аббас.
      Синяя ночь в стрекоте цикад, в криках обезьян. Тени и блуждающие вокруг костра запахи. Мерцает Млечный путь. Юсуф пьет чистую воду из кувшина: "Из чего состоит волшебный эликсир? Из смешения яда скорпиона и радуги? Крови и молнии?" Синдбад ворошит жаркий пепел. Он думает: "Не бога я ищу, но бессмертие. Кто знает тайну? Всего несколько слов. Много я странствовал, разных видел чудес. Слезы давно высохли в моих глазах, и больше я их не знал. Я не верю ни в ад, ни в рай. Чтобы выжить, я убивал. А впереди только бездна".
      Росистым утром, среди поросли бамбука они увидели белого слона. Слон космический в своей погруженности, загадочный в медленных безумных движениях. Отвлекшись от созерцания, благородный слон угостил спутников едой и выслушал Синдбада.
      - Если ты думаешь, что амрита дает бессмертие, то заблуждаешься. В прошлом рождении я был богом и жил на третьем небе в кругу богов. Я вкушал амриту, но, как видишь, боги смертны, они, как все живое, включены в круговорот сансары и после смерти возрождаются в новых телах. Ты говоришь, что утратил вкус к жизни, не мудрено. Ведь бытие - это СТРАДАНИЕ. Бесконечное беспокойство. Восемь видов мучения. <мучение рождения, старости, от болезни, умирания; мучение, исходящее от того, кого мы любим; вызванное тем, что приходится быть рядом с тем, кого ненавидишь; от невозможности достичь того, чего желаешь; от привязанности к пяти скандалам>. Три яда <алчность, гнев, болезнь>, сокрушающее сердце. Заблуждения, которые привязывают тебя к новым и новым перерождениям, новым страданиям.
      Этот мир иллюзорен - марево, колыхание жара. Лишь Брахман космический океан пустоты - единственно сущий и вечный. Твое Я мельчайший неделимый Атман - это Брахман, явленный в мире. Твое желание всегда чревато страданием, именно желание ввергает тебя во власть кармы. Я предлагаю тебе тщетным поискам бессмертия предпочесть иной путь. Удались из мира, потому что жить в миру и не действовать - невозможно; отбрось желания, совершенствуйся в йоге. Только продвижение по четырем ступеням медитации даст выход за три границы - прошлое, настоящее, будущее. достигнув нирваны, ты выйдешь из круга перерождений и твой Атман сольется с великим Брахманом.
      И вновь костер - ночь на обратном пути. Темнота сжимает кольца вокруг костра. Их кожа слишком светла для такой ночи. Синдбад вошел в темноту. Облегчившись, обернулся и изумился: пылали два огня - слева и справа. Ночью, посреди леса, вдалеке от людских жилищ, откуда мог взяться второй костер? Словно кто-то протягивал две руки - выбирай. Налево повернул Синдбад, наудачу. Он шел, но смутный огонь не приближался, а другой остался далеко позади, и уже невидим за ветвями и лианами. Дремотный свет костра не ближе, а дальше, дальше. И вот исчез. Темнота сомкнулась. Синдбад выхватил из-за пояса нож - но куда идти? Закричал и замер, вслушиваясь. Как будто тихий отклик замерцал и растворился. Он обратился на звук. Что за кружение красных огней? А голос возник на другой стороне. Он рванулся к нему и услышал за спиной шепот: "Синдбад...". И он дрогнул. Он бросился сквозь джунгли прочь от кровавых зрачков. Они дышат сырым мясом. Их когти скребут землю. Он бежал, лихорадочно уклоняясь шорохов на пути. Вдруг оступился и полетел в яму. Синдбад упал на спину и прочертил перед собой молнию ножом, но никто не кинулся сверху. Тишина. Он притаился: только кровь и открытые глаза напротив Ночи. Казалось, он слышал колебания древесных корней под землей и скрипящую шерсть. Тишина. Неведомо сколько времени прошло, когда увидел Синдбад над краем ямы человеческое лицо. Тот смотрел, не мигая, а затем бросил Синдбаду конец веревки. Синдбад поблагодарил судьбу, ухватился за веревку и тут же отшатнулся, словно ожегшись - в руках у него побывал пятнистый змеиный хвост. "Ну же, смелее, - усмехнулась голова, - или ты никогда не видел нага?" - "Я видел даже дерево уак-уак". Синдбад подошел к хвосту и дал обвить свою грудь. Как только он выбрался, наг пополз, указывая дорогу: "Мой господин приглашает тебя поиграть с ним в кости". Возле бородатого дерева, с попугаем на изогнутой ветке, он остановился. "Выпей", - указал он Синдбаду на пенистый сок, собравшийся в чашечке листа. Выпил Синдбад и одежды сделались ему велики, деревья и камни вокруг стали большими и рыхлыми, а время медленным и тягучим. Он делал странно-протяжные шаги, как будто шел сквозь воду. Лицо нага искажалось, менялось, голос звучал глухо, отдаленно. Наг привел его к заброшенному муравейнику, они вошли в него и Синдбад оказался в подземных чертогах царя нагов. Царь провел его по богато украшенным залам, угостил разными яствами. В колышущемся зеркале Синдбад увидел себя карликом. За восьмигранной резной доской они беседовали и играли. "Я е знаю как тебе найти вечную жизнь. Хочешь, я погружу тебя в вечный сон. В Упанишадах сказано: когда человек спит, он достигает высшего бытия, достигает самого себя. Мы - наги - порождение сна. Тебе будут сниться другие и ты будешь приходить в сны других, но ты не будешь связан с внешним, ты будешь равен самому себе". Синдбад поблагодарил, но отказался. Проснулся Синдбад у костра в кругу друзей.
      Буря отбросила корабль к югу. Но вот волнение стихло и моряки вздохнули свободно. В море они нашли человека с затонувшего корабля. Когда он пришел в чувство, Синдбад обратился к нему с расспросами.
      Что я могу сказать о своем прошлом? Мир - это волнение дхарм. <элементы> Дхармы вспыхивают и угасают, они мгновенны. А теперь скажи: можно ли уловить прошлое, если его нет? Стоит ли пытаться установить связи между минувшими дхармами? Человек, дерево, зверь, камень - наборы дхарм. "Я" - пучок элементов и поток сознания, "я" - нет, "я" - иллюзия, потому что жизнь человека - сантана - это пламя, которое объединяет наборы дхарм и каждый новый миг пламя другое, каждый миг языки пламени новые и новые. Стоит ли пытаться искать соответствий в прихотливой игре дхарм? Я последователь Будды, он указал путь спасения из мира страдания.
      Среди камней правит закон однородности, среди деревьев - закон роста, среди людей и зверей - закон кармы.
      Пламя гаснет, уходит в жар - смерть, разгорается снова - новая жизнь. И это бесконечно - это колесо жизни - сансара. Бесконечное перерождение. Первая спица в колесе жизни - это неведенье, незнание истины. Истина в том, что конечная цель мирового движения в покое. Вторая спица из двенадцати - это карма. зная истину, сможешь подавить волнение дхарм, умиротворить и привести к внутреннему успокоению. В трансе ты погасишь дхармы, лишишь карму топлива - навсегда погаснет пламя жизни, и ты достигнешь нирваны - небытия.
      Впереди неизвестный остров. Скалы отвесно обрывались в глубину океана - пристать к острову невозможно. И все же... вот глубокая трещина в скале. Сквозь нее моряки вошли в тихую лагуну. Открылся берег в пальмах, солнечные лучи играли на воде. По берегу прохаживались павлины, распуская свои сине-зеленые хвосты. Моряки ступили на землю, утомленные плаванием разбрелись по острову. Эти развели костер, те собирали кокосовые орехи, а Синдбад прилег в тени отдохнуть. Но только он смежил веки, как почувствовал, что сильные руки прижали его к земле. Над ним стояли морские разбойники. Связали, поволокли к неведомо откуда появившейся башне из черного камня, и оставили у ног бронзового истукана. Появилась первая звезда. Звезда ясная, как голос. Синдбад смотрел в проем стены и думал: "Вот и конец моим поискам. Принесут меня в жертву... Но пираты такие же как и я богохульники, также они выходят против океанских валов, неба и людей, ставят свою жизнь на кон, расплачиваются кровью. Нет, они распорядятся моей жизнью иначе... Хотя, кто знает их лихорадочные мысли, лихорадочные желания". А пираты бросили Синдбада вместе с награбленным хабаром в быстроходную лодку и вышли в ночь. Павлины исчезли, не увидел Синдбад и своих моряков.
      Черная вода, лениво струящаяся за бортом, приглашала смирится со своей участью, а звезда смотрела вниз, на лодки, гонимые ветром, похожие на акулий выводок посреди гигантского вогнутого диска океана. Утром звезда попрощалась и растаяла.
      Гигантская тень пробежала по морю, вобрав в себя и лодки пиратов. Это была летающая гора. Она высвободила свои корни и летела, размахивая, как крыльями, облаками. Синдбад смотрел и дивился, пираты были невозмутимы. Гора прошла небосвод и скрылась за окоемом6 оставив легкие облачка, которые как пух кружились в небе.
      Белокаменный город потомков Ханумана. По улицам расхаживали обезьяны в ярких нарядах, шествовали матроны со своими хвостатыми чадами, спешили во дворец правителя вельможи на колесницах. В цветах их одежд отражался весь день: розовый цвет, как остаток утренней зари, темно-синий, как намек о предстоящем вечере, золотистый, как знойный полдень. Синдбад видел белые купола храма - (белые бутоны). Громадного лежащего Будду, высеченного из благородного камня. Процессию обезьян - (цепочку муравьев). Пираты вели Синдбада дальше. Возле цирюльни седая обезьяна молоточками выводила затейливую мелодию на ксилофоне и гонгах, обезьяны помоложе пили вино, плясали, обнимали своих подруг. На базаре торговали рисом, ротарогом, сандаловым орехом, гвоздикой, мускатным орехом, носорожьим рогом, слоновыми бивнями, цветной бумагой. А вот и невольничий торг. В продаже темнокожие мужчины в татуировках и светлокожие женщины в браслетах. Чтобы не видеть позор, Синдбад закрыл глаза, тоска текла по венам его скованных рук. Подошел жующий бетель обезьяна-купец и принялся яростно торговаться с разбойниками, брызгая красной слюной. Расплатившись, он продел Синдбаду кольцо в нос и повел на цепочке в порт. Он приказал Синдбаду грузить товары на корабль. Стоило Синдбаду помедлить, как купец награждал его ударом тяжелой плети, оставляя жгучие полосы на спине. И только когда корабль был уже в море, обессиленный Синдбад забылся сном в ногах у хозяина. Его разбудили голоса. Он вышел на палубу. "Синдбад, посмотри в ту сторону. Мы подошли к островам Махараджи. Не правда ли красиво?" Небо озаряли багровые вспышки вулкана. "Это та самая гора, что летела по небу, - и вдруг он понял, что он на своем корабле, среди своих моряков и друзей-купцов. - Так что же произошло? Не понимаю... Остров павлинов, город обезьян...".
      "Постой, Юсуф, а где тот человек с затонувшего корабля, которого мы недавно спасли?" - "Никого мы не спасали, ни одного незнакомца я не видел вот уже целую неделю. Только однажды альбатрос опустился на нашу палубу".
      Халид, что за птица садилась на палубу корабля?" - "Извини, Синдбад, я не помню никакой птицы. Два дня назад я видел плывущую ледяную гору с правого борта".
      На островах, чтобы умилостивить богов разбушевавшегося вулкана, был объявлен праздник. Изобильное пиршество, ритуальные танцы, петушиные бои отвлекли Синдбада от неясных мыслей.
      Тайбо <Венера (кит.)>
      Уловили невиданно громадную черепаху. Лежала она на палубе, как небесный камень. На панцире черепахи проступал резкий черный знак. Хоть и не были робкими мореходы, но похолодели у них сердца - недоброе чувство рождал этот знак - бросая на него угрюмые взгляды повели они разговоры, что не под счастливой звездой вышли они в плавание. Тогда Аббас сказал: "Синдбад, сколько недель мы в пути и все безуспешно. Синдбад, этот знак предсказание нам свыше. Пора повернуть корабль, возвращаться е родным берегам; мы обменяли весь наш товар, мы в барыше. Синдбад, не искушай судьбу, откажись от своего замысла. Смертному никогда не стать бессмертным. Твоя гордыня опасна. Аллах велик, вернемся на родину".
      Не сразу ответил Синдбад, он сказал: "Я продолжу свой путь. Кто пойдет со мной?" Никто не откликнулся. Тогда Синдбад оставил корабль, но перед тем, как сойти на берег, он перенес начертания с черепашьего панциря на свой пояс.
      В приморском городе Синдбад встретил купцов-лодочников, что собрались вверх по течению за товаром в глубь страны, и он присоединился к ним. Проплывали мимо пагоды, рыбацкие селения. День был туманный. Синдбад смотрел как летели темные птицы: плавно опираясь о воздух или ровными черными махами смежая крылья. Их смутные тела обволакивал туман. Слышен был легкий свист. Птицы, летящие в тумане - красивые и страшные - это последнее, что он видел перед тем, как впал в забытье. Лихорадка скрутила его. Птицы неслись сквозь туман - в его голове. Жар был так силен, что он забыл свое имя. Временами дыхание покидало его, жизнь исчерпывалась. И тогда купцы оставили его заботам старого монаха. Не приходящего в себя монах кормил через бамбуковую трубку, поил лечебными отварами. Хворь прошла быстро, также как и схватила. Он увидел монаха в шафрановом одеянии, но не было звуков... И он бродил в горах, вспоминая себя... Однажды его глазам предстало беззвучное шествие стягов и знамен. Это с севера спускалось войско Владыки нефрита, а с юга поднялось войско Детей дракона. Панцирные войны оснащенные секирами, протазанами, боевыми молотами, кривыми мечами смешались в безумной рубке. В яростных бросках, в водоворотах биты падают, падают воины, и жизнь не удержать и стиснутыми зубами. Пьяные от крови, свирепея, круша на пути своем они летят навстречу, как камни судьбы. И Синдбад услышал звуки боя, грохот барабанов, боевой клич.
      В келье монах пил чай. Синдбад вошел и спросил: "Чем закончится битва в ущелье?" Монах ответил: "Дети дракона сломают хребет войску Владыке нефрита, обратят в бегство и сбросят остатки в озеро". - "Твоя осведомленность удивительна. Я ищу путь к бессмертию, не поможешь ли советом?" Монах ответил: "Все, что постигнешь на своем пути, тебе уже известно, только обрати глаза внутрь. Ничего нового не придет - все твое ты уже носишь в себе. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего - одно во всем и все в одном. Мир - это ожерелье, сверкающее на солнце, и в каждом камне отражаются остальные. Нирвана и есть сансара, они ничем не отличаются. Вещи определяются только во взаимном отношении, отношения их непостоянны, связи их относительны. А все остальное - ложно, преходяще, иллюзорно. В отдельности вещи пусты - это и есть их "таковость" - тахтата. И если отбросить причины и условия (то есть отношения), то мир равен абсолюту, сансара равна нирване, человек равен Будде. Каждый человек по природе Будда, но не каждый это сознает. Истину невозможно передать словами, истину можно только прозреть. Просветление - дуньу - это полное единение с миром - космическим телом Будды, это то состояние, когда путь и путник есть одно целое и нет противоречий. Именно просветление - путь спасения, преодоления страданий. Чтобы достигнуть просветления, Бодхихарма девять лет медитировал в своей пещере, сидя перед стеной. Он говорил: не опирайтесь на слова и учения, чтобы стать просветленным не нужен учитель. Позже Хуэйнэн говорил: просветление можно испытать в любом месте, в любое время, за любым занятием. Если ты доверяешь чистоте своей природы, просветление придет естественно, как дождь. Цзо-ван - сидячая медитация нужна, как посох, только тем, у кого не развита интуиция. Но наша медитация иная, нежели у йогов. Йоги сосредотачиваются на одной мысли, мы, буддисты чань, в созерцании рассредотачиваемся, объемля все мысли и ни на одной не останавливаясь. Просветление не достичь насильственным путем, поэтому наше непреднамеренное просветление подлинно и окончательно, а йоги без тренировки утрачивают достигнутое. Больше мне нечего сказать, просветление не передашь, его можно только испытать."
      Он помолчал и добавил: "А если это не твое, отправляйся на север многие там ищут эликсир бессмертия. Найдешь себе попутчиков."
      Чтобы достичь страны ас-Син, Синдбад сделал из шелка змея и, запутавшись в бороду ветра, перенесся через горы.
      Остановился Синдбад на постоялом дворе. Ожидая ужина, заговорил с человеком в желтом, что сидел на последней циновке. "Я вижу, что ты путник. Вероятно, у тебя богатая память. Не встречался ли тебе когда-нибудь такой знак?" И Синдбад показал знак черепахи на своем поясе. "Я - даос Хуан Хао - желтый журавль. Да, я бродил в горах, собирая травы. А знак мне известен - несказанное. Молчание первично, как из небытия происходит бытие, так из молчания происходит слово. Постоянное слово не истинно. Истина познается не словами, но бессловесно. В изменчивости, безымянности начало неба и земли".
      В это время вошел знатный господин, сопровождаемый свитой челядинцев. Одет он был в пятицветный шелк, пояс его украшен жемчугом. Он сумрачно осмотрел сидящих и сказал: "Вот уже неделю я преследую оборотня, который погубил мою дочь. Сейчас я загнал его, но но неуловим, так как меняет обличья. Того, кто поможет мне поймать его, я щедро награжу. Я свершу свою месть и оборотень никому больше не принесет вреда." Вызвался Хуан Хао. Синдбад последовал за ним.
      Пустырь оцепили. Медленно пошел вперед даос. Напротив зарослей кустарника он остановился, сел на пятки и застыл. Его мысли уползли как змеи, его мысль растаяла. Исполненный силы и ясности он встал. Из зарослей вышел человек. Лицо гримасничало, пальцы судорожно сжимались. Из рукава он достал железную дубинку, шагнул к даосу и направил удар в голову. Опережая движение, даос отбил дубинку, она полетела и, упав на землю, раскололась как стеклянная. У оборотня вырос хвост, и он упруго хлестнул хвостом, чтобы сбить с ног. Но даос мягко уклонился и хвост просвистел, не достигнув цели. От бешенства морда оборотня ощерилась, на руках выросли когти, и он прыгнул на даоса. Хуан Хао встретил его жестким ударом, коротким как молния, и все закончилось. Громадная мышь валялась, скорчившись, из пасти и ноздрей текла кровь.
      Когда Синдбад продолжил разговор с Хуан Хао, тот сказал: "Искатели эликсира бессмертия отправляются на запад, к фее Сианму. Мои друзья не ищут эликсир бессмертия, а создают его внутри себя. Это называется внутренняя плавка. Я иду к им, если хочешь, идем со мной."
      Долгий путь Хуан Хао и Синдбада завершился в саду "Тигровые ворота". Они вошли... казалось трепетный воздух переливается радужными красками веют полы платьев, рукава... Воздух и движения... Дао-люди свободно переходят из формы в форму: белые лотосы становятся багряными смерчами. Любое мгновение их жизни не противоречит другому - это единый поток. Слова их легки, движения естественны. Каждый из них - вселенная, свобода их безгранична, потому что включает свободу всех... Они как ветер, как эхо.
      Хуан Хао сказал: "В этом саду мои друзья пестуют жизнь. Жизнь - это НАСЛАЖДЕНИЕ. Все выплывает из Небытия и возвращается в Небытие. Бессмертным можно стать лишь с выходом за пределы Бытия и Небытия. Выбирая недеяние - увэй - отдаемся потоку Дао. Следуя естественному в себе цзыжань - пребываем в гармонии с ритмом космоса. Мы совершенствуем дух в упражнениях боевым искусством, каллиграфией, живописью, поэзией и находим духовное просветление. Все приемы внутренней плавки взаимосвязаны и переплетены, все способы посвящены гармонии энергетических полей и изменению потоков энергии в теле, но каждый даос выбирает основным для себя тот, который ему ближе: дыхание или двойное совершенствование в любви, вбирание телом ци <энергия> солнца, ци луны или вкушение малых эликсиров из трав и минералов, медитация в движении или сидячая медитация. Удаляясь из мира, мы полностью не порываем с ним. Способные путешествовать за гранью, возвращаемся в жизнь."
      Однажды утром Синдбад вышел из павильона "Белая тушь". В воздухе плыли редкие снежинки, они ложились на гладкую воду пруда. Дао-люди молчаливо созерцали первый снег, они стояли неподвижные, отрешенные. И вот плавно на вдохе они начали взлетать на высоту верхушек деревьев. И ему показалось, что снег падает вверх, и он почувствовал, как сердце стало большим, легким и внутренние листья расправились.
      Семь дней жил Синдбад среди даосов. Затем он покинул сад "Тигровые ворота" и пошел в сторону моря. Отпущенный срок закончился: чары индийского мага теряют силу и он превратится в старика. Он пришел к кораблям, которые привели в ас-Син мореходы из дальних стран. И вдруг один старый моряк узнал его и поразился: "Синдбад из Багдада? но ведь тридцать пять лет прошло с тех пор как ты сошел на берег. Мы считали тебя умершим. Я был юнгой на твоем корабле". И тогда Синдбад рассказал свою последнюю историю.