Олег УЛА-ХО
      ИЕРОГЛИФЫ
      ...Есть закон рождения подобных людей. Он гласит, что
      луч, гребни волн которого отмечены годом рождения великих
      людей с одинаковой судьбой, совершает одно свое колебание
      в 365 лет (...).
      Таким образом меняется и наше отношение к смерти: мы
      стоим у порога мира, когда будем знать день и час, когда
      мы родимся вновь, смотреть на смерть как на временное
      купание в волнах небытия.
      В.Хлебников
      Выход - жизнь,
      вход - смерть.
      В жизнь идут трое из десяти.
      В смерть идут трое из десяти.
      Людей, живущих в движении к месту смерти
      также трое из десяти.
      Дао де цзин
      Туманно и тускло. С кофейным оттенком, как будто люди двигаются, живут в реальности старых фотографий. И оттенок этот возник то ли от кофейно-грязного талого снега, то ли от прорывающихся рассеянных лучей предвечернего солнца. Улица узкая и длинная, как колодец, сквозь нее спешат машины. Заметив фигуру на тротуаре, шофер белого "пирожка" мысленно потирает руки: "Ну этого я сейчас обдам" - и направляет машину на лужу так, чтобы из-под колеса вырвался веер грязных брызг. Шофер долговязый, бледное лицо в оспинах. Кабину украшает пушистая киска над пассажирским сиденьем - разворот из журнала "Юный натуралист". За стенкой, в кузове бастурма, сервелат.
      "Москвич" с колбасной начинкой удаляется, брызги все же не долетают до цели. Впрочем, Валера их не замечает: его взгляд обрезан наброшенным на голову капюшоном. Занятия окончены, он возвращается домой. Из-под густых бровей добродушно смотрят серо-зеленые глаза. Он спокоен. Лицо его хранит едва уловимую улыбку.
      Воздух холодным потоком заливает ноздри, подо лбом - пьянящая пустота, звуки улицы ускользают. Валера вспоминает.
      Чи, пленный воин, обреченный в жертву:
      Красным льдом слиты веки, мутные тени скользят за ними. Дрожью разрываю их - глаза затопило солнце.
      Веют высокие пенные перья в причудливом уборе, горят звонкие золотые браслеты, в левой руке халач-виник держит жезл изогнувшейся змеи, набедренная повязка шкуры ягуара, передник украшен нефритовыми пластинами; халач-виник - надменный клюв войны, сандалии попирают царскую циновку. Вокруг смуглые, с глазами раскосыми воины, люд, музыканты - все, кто пришел увидеть приношение жертвы.
      Пирамида, сумрачная, как магия власти. Бесстрастные жрецы выводят обреченного. Лик помертвелый. Еще не мой черед. Раздели, выкрасили в небесный цвет. Начинается долгое восхождение по устремленным ступеням пирамиды ближе к глубоко-синему своду неба...
      В джунглях - гиганты, покрытые
      иероглифами, - глыбы времени.
      Жрецы сжали и вместили века в камень.
      Каждая эпоха, истекая,
      сжимается в каменную глыбу.
      В ней упрятана величайшая сила времени:
      если расколется скорлупа глыб,
      вырвется безумный ураган истекшего
      времени, и, раскручиваясь, виток за витком
      неукротимая чудовищная стихия
      обрушится на мир, коверкая и искажая.
      Люди будут ввергнуты в хаос.
      ...На верхней площадке перед идолами четверо схватили его и прижали к плите алтаря...
      Делая тот или иной выбор, ты шел к своей смерти,
      двигаясь по кругу, вначале медленно,
      а потом все быстрее, ты приближался к черте,
      за которой оказался пленником,
      чтобы стремительно низвергнуться в смерть.
      Ты пересек черту, за которой твоя воля,
      ведущая тебя по жизни, исчезла в воле жрецов.
      Твое сознание растворится.
      День твоей смерти станет
      спекшейся песчинкой в новой глыбе времени.
      ...На-кон занес над ним обсидиановый нож и рассек левую грудь между ребрами. Пальцы скользнули в рану, сжал на-кон руку, и вырвал пульсирующее сердце, и провел им по губам идолов. А потом вытер руки о свои волосы-пряди, перевитые кожаными шнурами.
      Тело жертвы брошено к подножию пирамиды, жрецы отслоили голубую кожу с груди, живота, спины и обрядили в нее на-кона. Музыканты затрубили в раковины забили в барабаны. Ритуальная пляска.
      Шив, младший жрец при храме бога дождя.
      По угрюмой стене ползут отсветы змеящегося пламени, по медленным ступеням нисходит чилан - прорицатель. Факел у меня в руке. Тайный путь в ночные недра храма. Холод подступает к сердцу, словно погружаюсь в зеленую тяжелую воду. Странное предчувствие тяготит душу. Молчаливый чилан, как завороженный, ступает вниз. Почему он ведет меня? Чего он хочет? В клубке неверного света, взятые вниз подземельем, как глоток огня, скользим среди тягостных стен в сырой тишине. А может быть, это снится мне? Я - орудие в руках старика... Я нелеп и безволен... Поглощающие пучины подземных миров... Но что это? Словно судорога пробежала по жесткому сцеплению каменных стен. Спина покрылась холодным потом. Зов густой, тягучий, из глубины. Я замер. Факел погас. Но стены уже окрасились бирюзовым свечением. "Это он - посланец небес", - прошептал чилан. Стены стали прозрачными, и земля за ними стала темной и прозрачной, как вода; глотая землю и сверкающие, как звезды, слитки золота, гигантские гады ползут, слепо тычась в стены, медленно поворачиваются блестящим боком и отступают; алые пики бурлящей лавы рвутся ввысь, но, не достигая поверхности, замирают и багровеют.
      Стены теряют прозрачность, они покрываются зеленой мохнатой плесенью. "Посланец небес тяжело болен, это бред", - прошептал чилан.
      Мы спустились. Я вижу... посреди пустой камеры. Неподвижные тусклые глаза. Пахнет плесенью. Посланец небес. Он умирает. Он спустился на землю и теперь умирает. Боги смертны? Он уже ничего не может сказать.
      Чи - Шив.
      По каким звездным маякам он шел сквозь джунгли, оставляя нити крови на земле? Где взял он силы уйти от идущего следом боевого отряда погони? И теперь в глубине лесов он был свободен, и ничья воля не тяготила его, а в воздухе над ним разлит отдаленный рев бьющихся ягуаров. Ночь и день. Приливы и отливы.
      в крови п
      е и
      с т
      ь хочешь
      т я у н
      е й и в
      б дымом к з
      хотят у т я
      н не сможет
      убить е ь
      н
      я
      с по ту
      м с
      пережив становишься
      р о
      т бога времени
      ь о
      н
      у
      п с
      воля л
      с ы
      л ш
      в ветре ны
      д ле
      д н ов
      в я в и
      и я д
      ж и
      деревьев м
      н океана
      и г
      й о
      у
      на з
      с о на теле
      т р срывается
      трещины в
      н е с облаков
      а желтый
      х
      И был вечер, и люди спешили со своими заботами. Окна загорелись желтым. Новый снег колет лицо, падает на ресницы. Бело-молочная гамма. Из непрерывного гула машин вырывается высокое подвывание троллейбусов, набирающих скорость. Валеру обгоняют, смеясь, две девушки под одним зонтом. Они свернули к закрытому кафе-павильону и уселись на промерзшую скамейку.
      - Эй, мальчик, иди к нам, покурим.
      Неожиданно для себя он поворачивает в их сторону. Девочки угостили его сигаретой. Он сбросил капюшон. Красный огонек освещает снизу их лица. В груди резвым псом скачет интерес. Ветви деревьев поросли белым мехом.