— Вы на редкость подходите под это описание, месье, — заметил незнакомец. — Я редко видел такие ярко-голубые глаза, как у вас.

Роджер с усилием изобразил улыбку:

— Нет-нет, я честный моряк, и содержимого моего кошелька никогда не хватило бы на атлас и кружева.

— Вы могли избавиться от них, — задумчиво произнес мужчина. — Рост у вас тоже подходящий, и вы только что показали мне два ряда отличных зубов.

Роджер не мог определить, действительно ли этот человек его подозревает или же рассматривает его сходство с описанием преступника как простое совпадение, покуда мужчина не заговорил вновь, прищурив близко посаженные глаза:

— Что это вы делаете на причале в такую погоду? Sang de Dieu! 142 Думаю, вы и есть тот самый английский убийца и пытаетесь сбежать на свой чертов остров!

Чувствуя, что его душа уходит в пятки, Роджер быстро огляделся вокруг. От большей части набережной их скрывали деревянные домики компании почтово-пассажирских перевозок. Вблизи никого не было видно, но мужчина выглядел крепким и сильным. Он наверняка будет сопротивляться и поднимет шум, прежде чем Роджеру удастся его нокаутировать, а даже на самой безлюдной улице может внезапно собраться толпа при малейших признаках тревоги. Поэтому Роджер решил попытаться обвести его вокруг пальца.

— Слушайте, mon ami, — серьезно заговорил он. — Вы ошибаетесь. Если хотите, я пройду вместе с вами в полицию и докажу им в вашем присутствии, что я — Жюльен Катрво из Рена, бретонец по происхождению и второй помощник капитана торгового судна «Королева Тобаго», которое сейчас стоит в Гавре. Но для этого придется послать за документами в мою квартиру в дальнем конце города, и я потеряю целое утро. Я приобрел место в дилижансе до Гавра. Если я на него опоздаю, то не вернусь туда к вечеру, и мой корабль может отчалить без меня. Это причинит мне значительные неудобства и потери. Если вы из-за ваших диких фантазий принудите меня к этому, я не только подам на вас иск за задержку без ордера и понесенные мною убытки, но разыщу вас и так отделаю дубинкой, что вы не обрадуетесь. Ну что, хотите рискнуть?

Человек колебался. Тысяча луидоров была целым состоянием для бедняка. Но то, что говорил о себе его собеседник, звучало вполне солидно и, если это правда, было чревато для него большими неприятностями. Подумав, он пожал плечами и сказал:

— Я не хотел оскорбить вас, месье. Но вы должны признать, что достаточно походите на описание этого преступника, чтобы вызвать подозрения.

— Возможно, — сердито отозвался Роджер, — но тем не менее я не имею к нему никакого отношения. Желаю всего наилучшего. — И, повернувшись на каблуках, он зашагал прочь неторопливой, но решительной походкой.

Хотя блеф сработал, разговор здорово напугал Роджера. Ему с трудом удавалось идти не спеша и не оглядываться, чтобы посмотреть, не побежал ли его недавний собеседник на поиски agent de ville 143.

Свернув в первую же улицу, Роджер пустился бегом.

Перейдя на шаг через полмили, он едва перевел дыхание. Роджер понимал, что, независимо от того, отплывет этим вечером пакетбот или нет, для него рискованно даже приближаться к причалу снова, так как этот человек может подстерегать его там вместе с агентом полиции. Более того, хотя шторм кончился, он уже не осмелится искать шкиперов рыбачьих судов и просить их перевезти его. Слишком многие из них видели его во вторник в одежде, в которой он прибыл из Парижа, и, увидев его вновь, несомненно, заметят сходство с описанием разыскиваемого преступника, о котором, должно быть, говорил весь город. К тому же чалую лошадь уже наверняка обнаружили, и это доказывало, что он избрал Дьепп для попытки перебраться в Англию, поэтому каждая лишняя минута, проведенная здесь, была чревата тем, что его опознают и схватят. Так что нужно как можно раньше выбраться из города, решил юноша.

Убегая, Роджер заблудился, но, заметив в противоположном конце узкого переулка полоску моря, свернул в него и, добравшись до эспланады, быстро нашел дорогу домой. По пути туда он решил двигаться вдоль берега в надежде найти судно в какой-нибудь небольшой гавани, где о нем еще ничего не известно. Собрав вещи, Роджер расплатился с толстой хозяйкой и, выйдя из города через юго-западную заставу, направился по дороге в Фекан.

Как только последние дома Дьеппа исчезли из поля зрения, Роджер нашел подходящую ложбинку в песчаных дюнах и снова занялся маскировкой. Недавний разговор с человеком на причале убедил его, что он все еще слишком походит на джентльмена и должен придать себе более убогую внешность. Сбросив пальто и шляпу с квадратным верхом, Роджер зарыл их в песок и снова натянул старый бушлат и матросскую шапку, но прежде обвязал голову шелковым платком и натянул его на один из чересчур красноречивых голубых глаз, словно повязку.

Двинувшись дальше, Роджер стал обдумывать дополнительные меры, с помощью которых он мог бы сбить со следа ищеек месье де Крона. Ему внезапно припомнилось то, что в объявлении он был охарактеризован как англичанин, свободно говорящий по-французски. Ясно, что агенты будут разыскивать человека, внешне походящего на француза, а не на англичанина. Таким образом, он может применить двойной блеф, назвавшись англичанином и с трудом говоря по-французски.

Пройдя еще милю, Роджер дополнил эту идею решением выдать себя за английского контрабандиста, застрявшего во Франции после недавнего плавания. Повязка на глазу и шпага, с которой он не пожелал расстаться, придавали ему внешний облик моряка-авантюриста. Контрабандная торговля приносила неплохие деньги жителям прибрежных деревень, и местные рыбаки относились к контрабандистам по-дружески, так что их едва ли удивило бы его желание переправиться через пролив и вернуться домой.

Проведя много времени в постели в течение последних двух дней и ночей, Роджер полностью оправился от усталости после долгой скачки и шагал по дороге в куда лучшем настроении, чем пребывал в последнее время, тем более что на небе наконец появилось солнце. Вскоре после полудня он остановился перекусить в придорожной таверне и после часового отдыха продолжил путь. К пяти часам Роджер прошел восемнадцать миль и добрался до маленького порта Сен-Валери-ан-Ко.

К своей крайней досаде, он обнаружил, что гавань почти пуста, а в море виднеется около пятнадцати судов. Это могла быть только рыбачья флотилия, отплывшая, по-видимому, около часа назад.

Приблизившись к причалу, Роджер увидел двух человек, которые грузили свежие овощи на двухмачтовый барк. Чтобы добраться до него, ему нужно было пройти мимо таможни, и на доске снаружи он вновь заметил треклятое объявление, предлагавшее тысячу луидоров за его поимку живым или мертвым.

При виде его Роджер едва не дал стрекача, но понял, что такие объявления, должно быть, развешаны на всех причалах от Дюнкерка до Бреста и что если он хочет вернуться в Англию, то ему не миновать риска быть опознанным. Роджер знал, что безопаснее всего было бы где-нибудь спрятаться на несколько недель, но в таком случае ему пришлось бы отказаться от попытки предотвратить захват голландских портов, а ничто на свете не могло его к этому принудить.

Приготовившись к неприятностям, он подошел к более высокому из двух грузчиков и спросил, мешая английский и французские слова, когда и куда отплывает барк.

— Он отплывает с ночным отливом, около четырех утра, — ответил грузчик. — Конечно, если позволит погода — рыбачья флотилия два дня не могла выйти в море из-за бури. Барк идет с грузом в Фалмут.

Роджер притворился, что не совсем понял, и, пока грузчик повторял информацию более медленно, напряженно думал: «Фалмут чертовски далеко от Лондона, а я уже потратил три дня на путешествие. Переезд через пролив займет почти два дня, а добираться от Корнуолла до Лондона по меньшей мере тридцать часов. Учитывая непредвиденные задержки, я едва ли смогу оказаться в Уайтхолле раньше, чем утром 5 сентября. Для действий у правительства останется четверо суток. Все же лучше это, чем ничего, так что мне повезет, если я смогу уговорить капитана взять меня на борт».

Поблагодарив собеседника, Роджер спросил имя капитана и, узнав, что его зовут Рапно, раскачивающейся походкой поднялся по трапу.

Капитан Рапно сидел в своей каюте. Это был высокий седоватый мужчина с золотыми серьгами в ушах и крюком вместо левой руки. Оторвавшись от счетов за погрузку, он устремил на Роджера не слишком дружелюбный взгляд.

Чтобы утвердиться в роли моряка, Роджер начал беседу, спросив, не нужны ли на барке матросы.

Капитан покачал седеющей головой:

— Нет, у меня набран полный экипаж. К тому же вы англичанин, верно? — Услышав утвердительный ответ, капитан сердито продолжал: — Терпеть не могу англичан. Залп английского фрегата оставил меня без левой руки, и с тех пор я никогда не нанимал англичан. Убирайтесь отсюда!

Видя, что его шанс ускользает, Роджер кратко изложил искаженную версию своей истории, напомнил, что война окончилась почти пять лет назад и что нельзя так долго копить злобу из-за причиненных ею бед, наконец вытащил кошелек и предложил уплатить за проезд.

— Сколько у вас там? — осведомился слегка умиротворенный капитан Рапно.

— Семь луидоров и несколько франков, — ответил Роджер на чудовищном французском. — Мне нелегко расстаться с моими сбережениями, но я уплачу вам пять луидоров.

— За семь я так и быть возьму вас.

— Но тогда я останусь без гроша, — запротестовал Роджер. — Хотите шесть?

— Семь, и ни на су меньше, — упорствовал капитан.

— Если я соглашусь, вы предоставите мне каюту и будете обращаться со мной, как с пассажиром?

— Да. Я не взял третьего помощника, так что можете занять его каюту и кормиться за моим столом. Только деньги вперед, а то вы, чего доброго, смоетесь потихоньку, когда мы прибудем в порт.

Роджер с неохотой отсчитал деньги, понимая, что, если барк по какой-то причине не сможет отплыть, ему вряд ли удастся заставить алчного капитана вернуть их назад и что в таком случае он окажется в отчаянном положении беглеца с пустым кошельком.

Сунув деньги в карман, Рапно проводил Роджера по узкому коридору под низкой кормой, пинком ноги открыл дверь в каморку, три четверти которой занимала койка, и оставил юношу одного.

К чувству облегчения, которое испытывал Роджер, обеспечив наконец себе переезд в Англию, примешивалось нетерпеливое ожидание того, чтобы барк поскорее покинул порт. Каждый час казался длинным, как день, причем с приближением темноты время не стало тянуться быстрее. Роджеру было нечем себя занять, и хотя он опасался без особой необходимости показываться морякам на борту, но чувствовал, что торчание в жалкой каюте до вечера может возбудить подозрения.

В шесть часов Роджера, бесцельно шатавшегося по судну, позвали ужинать с капитаном и его двумя помощниками — молчаливым нормандцем и низеньким чернобородым марсельцем. Оба, очевидно, боялись однорукого Рапно как огня, поэтому трапеза прошла невесело.

В полночь Роджер подумал, не лечь ли ему спать, но решил, что все равно не сможет заснуть, пока судно не отчалит, поэтому провел оставшиеся часы, меряя шагами палубу. Он постоянно беспокоился из-за погоды, зная, что при малейших признаках шторма Рапно не выйдет в море. Роджеру казалось, будто ветер начинает свежеть, но, к его колоссальному облегчению, незадолго до четырех утра свисток боцмана призвал команду занять свои места.

Сен-Валери был маленькой гаванью, поэтому туда нечасто заходили суда даже такого относительно небольшого размера, как барк, поэтому они почти целый час маневрировали на мелководье, но к пяти часам паруса были подняты, и судно закачалось на волнах. Утомленный тревогой Роджер наконец смог вернуться в тесную каюту и плюхнуться, не раздеваясь, на койку.

Он проспал почти до полудня, и его первой сознательной мыслью после пробуждения было, что погода испортилась вновь. Корабль болтало из стороны в сторону, и дождь хлестал в иллюминатор. Поднявшись, Роджер поплелся к грязному умывальнику, наскоро освежился и направился в основную каюту, служившую также офицерской столовой.

Капитан и его второй помощник только что уселись за второй завтрак — оба явно пребывали в дурном расположении духа. Выяснилось, что барк не стал бы отплывать прошлой ночью, если бы они не опаздывали в Фалмут, но теперь Рапно сожалел о своем решении. Роджер молчал, притворяясь, что не понимает большую часть того, что говорилось за столом. Он благодарил Бога за то, что какой-то скоропортящийся груз вынудил Рапно выйти в море, и не возражал, чтобы судно проделало путь на боку, лишь бы смогло высадить его в Англии. Но через несколько часов его чувствам было суждено резко измениться.

После полудня Роджер мог думать только о своем чудесном спасении от шпаги де Келюса, от рук маркиза и Люсьена де Рошамбо и от агентов месье де Крона и поэтому не слишком ощущал усиления качки. Но к вечеру все паруса постепенно были убраны, и барк остался с обнаженными мачтами наедине с бурей и свистящим в снастях ветром.

Волны становились все выше, закрывая горизонт, и корабль превратился в своего рода центр миниатюрного мира, полностью изолированного в котле пенящейся, бурлящей воды.

Роджер воображал себя хорошим моряком, но это оказалось не соответствующим действительности. Уцепившись за пиллерс, он содрогался от приступов рвоты. Злясь на самого себя, он пополз в свою каюту, но, несмотря на избавление от полуденной пищи, жгучая тошнота не отпускала его.

Последующие двадцать четыре часа не могли привидеться Роджеру даже в самом худшем из ночных кошмаров. При этом его даже не могли оставить наедине с его мучениями. Рано утром капитан Рапно ногой распахнул дверь каюты Роджера и позвал его помогать управляться с помпами, так как крышку носового люка сорвало бурей и волны заливали трюм.

Из-за полного истощения, а не из-за отсутствия желания помочь Роджер оставался глух к крикам капитана и не поднимался с койки. Но это его не спасло. Осведомившись, какого черта он выдавал себя за моряка, Рапно с проклятиями схватил канат, завязанный морским узлом, и стал нещадно хлестать им Роджера по ногам и спине.

Со стоном Роджер поднялся, пытаясь сопротивляться, но в теперешнем состоянии он был не соперник рассвирепевшему капитану, который, продолжая наносить ему удары по плечам, погнал его вперед по накренившейся палубе.

Когда Роджер из последних сил трудился у помп, вода захлестывала его до колен, и ему искренне хотелось, чтобы судно пошло ко дну, положив конец его мучениям. Должно быть, Роджер в конце концов потерял сознание и его отнесли назад в каюту, так как, очнувшись, он обнаружил себя вновь лежащим на своей койке.

Шторм продолжался весь день, и Рапно еще дважды безжалостно гонял Роджера к помпам. Но перед последним разом один из матросов дал юноше кружку кофе, смешанного с бренди, которую он умудрился выпить, после чего почувствовал себя лучше.

Буря начала стихать, и, хотя Роджер все еще поворачивал железные ручки скрипящих помп вместе с тремя крепышами матросами, чувство юмора начало возвращаться к нему. Ему пришла в голову вся нелепость ситуации, когда с элегантным месье шевалье де Брюком, о ком, должно быть, говорил весь Версаль как о победителе грозного графа де Келюса, обращались, словно с галерным рабом. Он также подумал, насколько был прав, отказавшись от морской службы, так как если подобное возможно в начале сентября, то оказавшиеся в море в холодные зимние месяцы, должно быть, испытывают поистине адские муки.

Ночью Роджера не беспокоили, и он проспал до одиннадцати утра. Проснувшись, он, к своему удивлению, чувствовал себя неплохо и даже ощущал голод. Выйдя на палубу, Роджер обнаружил, что море успокоилось и барк скользит под половиной парусов по маслянистым волнам. Оглядевшись, Роджер увидел берег, и его сердце учащенно забилось при мысли, что это, должно быть, Англия.

Вскоре пробили восемь склянок, и Роджер направился в главную каюту. Там уже был чернобородый марселец, который, покуда они ждали Рапно, чтобы приступить к еде, описал Роджеру ситуацию. Юго-западный ветер сбил их с курса на несколько миль, и теперь они плыли на запад вдоль побережья Сассекса.

Роджер снова потерял счет времени, но быстро выяснил, что сегодня воскресенье, 3 сентября. К своему ужасу, он осознал, что прошло шесть суток со времени его отъезда из Парижа, но из-за шторма он находился к Лондону не ближе, чем в Сен-Валери, так что сможет передать драгоценную бумагу в Уайтхолл не ранее 7-го числа. Даже если правительство будет действовать немедленно, было невероятным, что они успеют вовремя передать инструкции британскому министру в Гааге, чтобы он смог остановить мятеж, назначенный на 10 сентября.

Вошел Рапно и стал отпускать за едой саркастические замечания насчет моряцких достоинств Роджера, а тот, воспользовавшись притворным недостатком знания французского, делал вид, что ничего не понимает. Юноша был слишком обеспокоен задержкой, угрожавшей цели его путешествия, чтобы обращать внимание на насмешки.

Когда Роджер снова вышел на палубу, все паруса были подняты, и, судя по очертаниям берега, барк находился значительно ближе к нему, чем утром. К двум часам судно проходило мимо восточной оконечности острова Уайт, и Роджер, с тоской глядя на знакомые места, сожалел об отсутствии крыльев, которые позволили бы ему добраться до них. Когда появился мыс Святой Екатерины на южной оконечности острова, Роджеру внезапно пришла в голову блестящая идея. Почему бы не попросить капитана Рапно зайти в гавань на западе острова, спустить шлюпку и высадить его на берег?

Роджер сразу же осознал, какие огромные преимущества это ему бы предоставило. Из Лимингтона он мог бы за ночь добраться верхом до Лондона и дать правительству шесть дней, чтобы заявить Франции о своих намерениях в отношении Соединенных провинций. Более того, высадившись с несколькими франками в кармане в Фалмуте, где он никого не знал, Роджер мог столкнуться с трудностями в добывании денег, необходимых для путешествия в Лондон. С другой стороны, Лимингтон был его домом, и мать наверняка отыскала бы для него несколько гиней. Он мог взять лошадь в конюшне и выехать в течение часа.

Роджер подумал о Рапно. Однорукий капитан не отличался любезностью. Его согласие можно было только купить, а карманы Роджера были почти пусты. Внезапно он вспомнил о кольце де Келюса. Это должно решить проблему.

Расстегнув куртку, Роджер развязал веревку на шее, снял с нее кольцо и сунул его в карман, потом снова завязал узел, чтобы не потерять драгоценный документ, все еще привязанный к веревке. Подойдя к рубке, в которой капитан разговаривал с помощником-марсельцем, он просунул голову внутрь и сказал:

— Будьте любезны, капитан, на два слова.

Рапно поднялся с деревянной скамьи и направился к двери.

— Ну? — осведомился он. — Что вам нужно?

Роджер вежливо коснулся вязаной шапки, потом ткнул большим пальцем через плечо:

— Мой дом недалеко отсюда, и с вашей стороны было бы огромной любезностью, если бы вы высадили меня где-нибудь возле Нидлс.

Капитан скривил губы:

— А почему я должен сворачивать с пути из-за вас? Из-за проклятой погоды я и так опоздаю в Фалмут на пять дней, и часть моего груза гниет в трюме. У меня нет времени высаживать пассажиров.

— Бросьте, — запротестовал Роджер, указывая на маленькую, широкую в поперечнике яхту, которая скользила по их правому борту. — Вам нужно всего лишь ослабить немного парус и окликнуть яхту. Она подойдет к борту и, несомненно, подберет меня.

— Не стану я ослаблять парус, — сердито буркнул Рапно. — Я сговорился доставить вас в Фалмут и сделаю это, но будь я проклят, если потеряю хотя бы один порыв попутного ветра ради кого бы то ни было.

Роджер показал кольцо с сапфиром:

— Мне необходимо поскорее попасть домой. Я очень не хочу расставаться с этим кольцом, но отдам вам его, если вы выполните мою просьбу.

Рапно прищурился при виде драгоценности.

— Если камень подлинный, оно стоит прибыли от дюжины рейсов, — медленно произнес он.

— Сапфир подлинный! — заверил его Роджер. — Клянусь вам.

Марселец подошел к капитану и бросил подозрительный взгляд на Роджера.

— Должно быть, у англичанина на берегу очень срочное дело, — заметил он, — если он предлагает такую драгоценность.

— Англичанин! — воскликнул Рапно, сверкнув глазами. — Mort de la vie! 144 Это же тот самый преступник, объявление про которого мы читали!

— Ventre du diable! 145 Вы правы! — вскричал марселец. — Теперь я узнаю его по описанию!

— Хватайте его! — рявкнул Рапно, бросаясь вперед. — Если мы запрем его в трюме и привезем назад во Францию, то получим в награду тысячу луидоров!

Какой-то момент Роджер был ошарашен неожиданным и ужасающим исходом его плана. Несмотря на все мучения прошедших двух дней, он чувствовал себя в безопасности, по крайней мере, от смерти на французской виселице. Теперь же ему снова угрожала постыдная участь преступника. Если они схватят его, то свяжут и заткнут ему в рот кляп, так что он может проторчать несколько дней в зловонном трюме, покуда барк будет стоять в фалмутской гавани, без всякой надежды на спасение. Мысль о том, что он потерпит неудачу, когда Англия совсем рядом, была для него невыносима. Когда моряки рванулись к нему, Роджер сунул кольцо в карман, отскочил назад и выхватил шпагу.

Оба француза вытащили ножи. Рапно оглянулся и крикнул рулевому:

— Бросай штурвал, Антуан! Зови боцмана! Скажи ему, чтобы принес мушкеты!

Роджер понимал, что не может терять ни секунды. Не дожидаясь нападения, он нанес Рапно молниеносный удар шпагой.

К его радости, клинок пронзил плечо капитана, заставив его с криком боли выронить нож.

Однако хитрый марселец пригнулся, проскользнул под шпагой Роджера и попытался ударить его ножом снизу вверх.

Только крен судна спас Роджера от удара в живот. Шагнув назад он высвободил шпагу и повернулся ко второму противнику.

Теперь крики слышались по всему кораблю. Немногие из матросов понимали причину схватки, но, видя, что их офицеров атакуют, они устремились по трапам на корму.

Роджер вновь сделал выпад. Острие шпаги кольнуло марсельца под подбородок, и он с криком отшатнулся, вцепившись пальцами в кровоточащую шею.

Временно избавившись от двух нападавших, Роджер прыгнул к борту. Ближайший матрос только ступил на корму, но Рапно подобрал свой нож и снова бросился на Роджера.

Перекинув ногу через низкий фальшборт, Роджер внезапно повернулся, склонился вперед и сделал очередной выпад. Рапно взмахнул своим крюком, но было слишком поздно — сверкающий клинок, подброшенный вверх его собственным жестом, порезал ему лицо от подбородка до угла глаза.

Ухватив левой рукой ножны, Роджер спрятал в них шпагу. Тем временем один из матросов кинулся к нему, размахивая тяжелым железным штырем, который, однако, лишь просвистел над головой юноши. Увернувшись от удара, Роджер прыгнул за борт и с плеском упал в воду.

С трудом вынырнув, он жадно втянул в себя воздух, понимая, что опасность отнюдь не миновала. Когда Роджер перелезал через фальшборт, несколько матросов во главе с боцманом бежали по палубе с мушкетами и пистолетами в руках, а до берега оставалось больше мили. -

Его единственная надежда заключалась в маленькой яхте, покачивавшейся на волнах примерно в четверти мили от борта барка. Роджер смотрел на нее, падая в воду. Привлеченный криками и стрельбой на корме барка, экипаж яхты повернул ее в подветренную сторону, чтобы подойти ближе и посмотреть, что происходит.

Быстро плывя к яхте, Роджер поднял голову и закричал:

— A moi! A moi! 146

Вспомнив, что находится в родных водах, он стал кричать по-английски:

— Помогите! Я англичанин! Спасите меня!

Позади раздался выстрел из мушкета, за ним еще один. Пуля угодила в воду на расстоянии фута от головы Роджера, но люди на яхте услышали его и подбадривали криками.

Волна ударила Роджеру в лицо, на момент ослепив его. По необъяснимой причине перед его невидящими глазами возник образ Джорджины, как и в тот незабываемый день, более четырех лет назад, предсказывающей ему судьбу, глядя в стакан воды. «Тебе грозит страшная опасность, — говорила она. — Ты плывешь, сжимая в зубах важный документ».

Роджер тотчас же вспомнил о письме. Если оно промокнет, чернила расплывутся и текст может стать неразборчивым. Повернувшись на спину, он расстегнул пуговицы на шее и вытащил маленький свиток пергамента. Когда еще двое матросов на барке выстрелили в него, Роджер сжал свиток в зубах, снова перевернулся и поплыл к яхте.

Теперь она была почти рядом, и Роджер узнал человека, стоявшего на корме у румпеля. Это был старый генерал Кливленд из Викерс-Хилла. Ветеран побагровел от гнева, грозя кулаком матросам на барке и крича:

— Черт бы вас побрал, безмозглые лягушатники! Как вы смеете стрелять в британских водах? Я магистрат и отдам вас под суд! Я обращусь в Адмиралтейство, и за такие штучки вас высекут, протянут под килем и расстреляют! Я научу вас, проклятые пираты, как стрелять в англичанина!

Брань старика звучала небесной музыкой в ушах Роджера. Спустя минуту незнакомый молодой человек втащил его на палубу яхты. Роджер свалился на доски, тяжело дыша.

Генерал, все еще дрожа от возмущения, продолжал изрыгать угрозы и проклятия в адрес экипажа барка. Он, безусловно, понимал, что является отличной мишенью для пуль французов и что они вряд ли понимают хотя бы одно слово из его криков. Но его поза была достаточно красноречивой. Французы перегнулись через борт с оружием в руках, тупо глядя на генерала, но больше не осмеливались стрелять.

Все еще задыхаясь, Роджер поднялся на ноги и поплелся на корму.

— Вы появились как раз вовремя, сэр, и я чрезвычайно вам признателен, — пропыхтел он. — Грубоватый язык британского генерала — как раз то, в чем нуждались эти негодяи.

Генерал удивленно уставился на него:

— Выходит, вы меня знаете? Кто вы такой, черт побери? — Внезапно его взгляд прояснился. — Провалиться мне на этом месте, если это не мальчишка Кристофера Брука! Ну, будь я проклят!

Экипаж яхты составляли двое племянников генерала, и, когда старик повернул свое судно назад к Соленту, Роджер изложил ему самую сокращенную версию своих приключений, какую только мог придумать, — что французы преследуют его из-за участия в дуэли и что капитан барка пытался не дать ему высадиться в Лимингтоне.

Без четверти шесть Роджер снова поблагодарил спасителей и минутой позже шагнул на британскую землю, сияя от радости, что он смог осуществить свой план и теперь доберется в Лондон достаточно рано, чтобы правительству хватило времени на принятие мер.

Почти бегом Роджер поднялся на холм и направился по усаженной липами улице к своему дому. Калитка в западной стене была приоткрыта. Проскользнув внутрь, он увидел мать, срезавшую с клумбы астры всего в тридцати футах от него. Захлопнув калитку, Роджер бросился к ней, крича:

— Матушка! Матушка, дорогая!

Леди Мэри обернулась, бросила один взгляд на высокую, мокрую и грязную фигуру, уронила корзину и воскликнула:

— Дитя мое!

В следующий момент она плакала от радости в объятиях сына.

Через пять минут Роджер снимал мокрую верхнюю одежду в кухне, покуда кухарка, Полли и еще одна незнакомая служанка суетились, готовя горячий посеет 147, который, как настаивала мать, ему нужно было выпить, дабы уберечься от простуды.

Когда Роджер спросил, остались ли в доме какие-нибудь его старые вещи, которые он мог бы надеть, леди Мэри рассмеялась:

— Мальчик мой, ты забыл, сколько прошло лет. Такой красивый мужчина ни за что не влезет в одежду упрямого мальчугана, которого я потеряла так давно. Иди в комнату отца и возьми один из его халатов, а потом приходи в гостиную,: так как мне не терпится услышать новости.

Сделав, как велела ему мать, и войдя в гостиную, Роджер заметил:

— Вещи отца наверху, значит, он дома. Как он теперь относится ко мне?

Улыбка на лице леди Мэри сменилась обеспокоенным выражением.

— Боюсь, дорогой, что его отношение не изменилось. После того как ты покинул нас, отец даже запретил мне упоминать при нем твое имя. Сейчас он в Пайлуэлле, обедает с мистером Роббинсом, и вернется не раньше половины девятого или девяти. Но я очень прошу тебя, Роджер, чтобы ты повидался с ним и попытался помириться. Мое сердце разрывается из-за того, что двух самых близких мне людей по-прежнему разделяет старая ссора.

— Хорошо, — пообещал Роджер. — Только не сегодня, так как я должен через час отправиться в Лондон.

— Так скоро! — воскликнула леди Мэри.

Роджер кивнул:

— Да, матушка. Мне придется позаимствовать костюм отца и лошадь в конюшне, а также все деньги, которые вы сможете мне дать, так как мое дело отчаянно важное и срочное. Но я обещаю вам, что вернусь, как только выполню то, что должен, и сделаю все возможное, чтобы помириться с отцом ради вас, если не ради самого себя.

— А что у тебя за дело, Роджер? — спросила его мать. — Можешь рассказать мне о нем? До прошлого месяца ты все сообщал мне в письмах. Но меня очень удивляет, что ты вернулся в одежде нищего матроса и оказался втянутым в какие-то отчаянные дела.

Роджер рассказал ей о дуэли и о том, что перед бегством из Парижа он завладел крайне важной информацией, которая, по его мнению, окажется ценной для правительства.

Леди Мэри улыбнулась:

— Как похоже на моего храброго мальчика спасти бедную девушку от ненавистного брака! Не думаю, что твое возвращение без гроша в кармане помешает примирению с отцом. Напротив, это смягчит его куда больше, чем если бы ты вернулся богачом, привезя нам роскошные подарки.

— Если не считать ближайшего будущего, я не собираюсь попрошайничать ни у него, ни у вас, — заверил ее Роджер. — Четыре года во Франции, по крайней мере, научили меня зарабатывать себе на жизнь. Благодаря приобретенному опыту, я не сомневаюсь, что скоро найду себе хорошее место. Но, к сожалению, я не могу задерживаться. Пока я поднимусь наверх и переоденусь, пожалуйста, приготовьте мне что-нибудь поесть.