Он взял ее за талию, приподнял и с силой насадил на себя.
– Ты этого хочешь?
– Ты снова можешь?
– Да. Но недолго.
– Я думала, что больше никогда не захочу тебя. – Она тряхнула головой и закрыла глаза. – А теперь… Я не могу вспомнить, что случилось между нами прошлой ночью.
– Ты получишь то, что хочешь. Как только будет достаточно… впрочем, мы можем наслаждаться друг другом бесконечно… когда захочешь…
– Когда ты захочешь?
– А разве мы не испытываем желание в одно и то же время? – рассмеялся он.
– Тогда почему надо снова отправляться в путь? Мы могли бы провести еще одну ночь здесь…
– Если жизнь нам дорога, следует убраться подальше от владений твоего отца. И Гуиза.
Он нажал ей на плечи и вошел в нее так глубоко, что у нее перехватило дыхание. Она тихо застонала и запрокинула голову. Он не выпускал ее плечи и осторожно проникал все глубже.
– Выйти из тебя? – спросил он вкрадчиво через некоторое время. – Тебе так больно, что ты не получаешь удовольствия?
– Нет… нет. Не обращай внимания. Люби меня. Казалось, его грозное орудие любви пронзает ее насквозь, отчего резкая боль мешалась с величайшим наслаждением. Они расслабленно застыли. Арабелла с силой зажмурила глаза, цыган приник губами к ее лицу. Наступило гробовое молчание. Шли минуты, часы. И вдруг она обрушила на его грудь и спину град ударов.
– Отпусти меня… отпусти… – Ее охватил внезапный ужас.
Давление ослабло, боль понемногу утихла, а вместе с ней прошло ощущение фатальной неизбежности происходящего. Он внял ее просьбе, но, оказавшись свободной, она не оставила его.
Уперевшись руками ему в грудь, она подняла свое искаженное сладкой мукой лицо и увидела, что он смотрит на нее и как будто не видит. Предельная сосредоточенность слепца, крайняя напряженность в чертах делали его неузнаваемым.
Неужели это он? Арабелла изумленно всматривалась в человека, который, находясь рядом, мыслями был очень далеко.
Он крепко обхватил ее руками за талию и тихо вымолвил:
– Не шевелись. Подожди немного, и наступит конец.
– Когда-нибудь это должно произойти…
– Еще не время. Поверь мне… – Он освободился от нее. – Не теперь… – Она протянула руки, чтобы обнять его за шею, но он уклонился. – Ты захочешь большего… и совсем скоро. – Он улыбнулся. – И я тоже.
– Ты собираешься одеваться? – спросила она разочарованно.
– Да, – рассмеялся он. – Мне нужно накормить животных и съездить на разведку. Если по дорогам можно проехать, мы отправимся ночью. Интересно, сколько еще придется дать хозяину, чтобы он молчал? Если это вообще возможно.
– Трудно сказать.
Арабелла готова была заснуть там, где сидела, но он поднял ее на руки, нежно прижал к груди, словно между ними не было нескольких часов яростного противостояния, и отнес на кровать.
Она проснулась оттого, что кибитку плавно покачивало. Похоже, они уже давно в пути. Несмотря на то что они выехали из-под крыши амбара, шума дождя не было слышно. Значит, Роберт решил, что оставаться дольше опасно. Им следовало найти новое надежное укрытие, пока дороги оставались проезжими.
Арабелла снова провалилась в глубокий сон, а когда проснулась, обнаружила, что кибитка неподвижна, через щели между окнами и занавесками льется дневной свет. Роберт крепко спал рядом с ней.
У цыгана был свой особый режим дня, где бодрствование и сон сменяли друг друга с интервалом в несколько часов. Впрочем, с тех пор как они вместе, он думает только о том, как бы поскорее убраться от владений отца и Гуиза, избежав преследования их шпионов и соглядатаев.
Может быть, однажды, когда они наконец будут в безопасности…
Арабелла невольно относилась к этой перспективе как к возможной, но совсем не обязательной. Она, как и Роберт, больше не была уверена в том, что их ждет спокойное будущее.
Под влиянием минуты она протянула руку, чтобы приласкать, успокоить его, утешить своей близостью, но передумала. Они ехали перед этим много часов, и, когда Роберт зашевелился во сне, она пожалела его и не стала будить. Умиротворенно вздохнув, она тоже заснула.
Казалось, они проснулись одновременно и удивленно посмотрели друг на друга. Затем, он быстро перелез через нее и встал с кровати.
– Где мы сейчас?
– К сожалению, нам пришлось вернуться назад. Я не поверил крестьянину и правильно сделал. Он стал следить за нами, но Калиф быстро прогнал его. Мы пробудем здесь несколько часов. – Он вдруг стал серьезным. – Я не сделал тебе больно?
– Нет, – ответила она, перевернулась на живот и стала смотреть, как он одевается. – Ты куда?
– Хочу взглянуть, безопасно ли тут, и раздобыть еды. Мы не ели уже двадцать часов.
– Вот как? Я давно потеряла счет времени. Он погладил ее по голове, когда она села на кровати, подтянул ее к краю и, опустившись на колени, вошел в нее. Сделав несколько резких выпадов, он внимательно посмотрел ей в глаза.
– Я говорил, что, если сделаю это, ты никогда не сможешь думать ни о чем другом. И я, видимо, тоже. – Он печально улыбнулся. – Цыгане считают, что если и можно постичь смысл вселенной, то это по силам только мужчине и женщине, когда они так близки, как мы с тобой сейчас. Постичь его можно в мире, тишине, покое и самозабвении. – Она молча слушала его, завороженная мистическим рассказом, а он ласково гладил ее по голове, словно хотел успокоить. – Один из друзей моего отчима клялся, что ему открылся смысл жизни. Это ощущение длилось у него несколько мгновений.
Арабелла колебалась, не будучи уверена в том, что хочет узнать разгадку.
– Ив чем же он? – спросила она. – Он забыл, – рассмеялся Роберт.
– И хорошо. Никому не следует знать это. Роберт встал и направился к двери.
– Не открывай занавески. Если Калиф залает, не выглядывай. Я вернусь сразу, как только смогу.
Глава 9
Арабелла некоторое время пролежала не шевелясь, затем поднялась, чтобы принять ванну, причесаться, убрать постель и принарядиться. Но, взглянув в зеркало, она увидела у себя на лбу глубокую складку. Дьявольский союз, возникший между ними за последние несколько недель и достигший кульминационной точки прошлой ночью, обладал такой силой, что они теперь были единым существом и не могли снова стать двумя разными людьми.
Когда наслаждение приносило муки, захватывало душу, приводило в восторг, когда ожидание Роберта казалось невыносимым, а его плоть сводила с ума, Арабелла мысленно повторяла: «В конце концов, рано или поздно мы оба умрем». Но эта перспектива лишь помогала смириться с судьбой, вызывала чувство фатального безразличия.
Она вымылась и стала расчесывать волосы, напевая песенку, которую слышала от трубадура незадолго до своего побега. Песенка развеселила ее, прогнала печаль из сердца.
Как только волосы высохли, а спутанные пряди были расчесаны, она накрасилась и, обмотавшись длинным, расшитым золотом шарфом, заколола его на бедре.
Дверь открылась, и она резко обернулась, вздрогнув от неожиданности.
– Мы здесь в безопасности на несколько часов. Дороги подсохли, и мы можем снова двинуться к югу. – Роберт положил на стол сверток. – Это еда. Ты проголодалась?
Роберт стоял в лохани и намыливал себя, когда она принесла ему кусочек грудки каплуна.
Никакие страшные мысли о разлуке или забвении, приступы малодушия или растерянности, страх потерять самое себя в этом дьявольском единении не помешали ей вновь воспылать к нему желанием. Она принесла ему кубок с вином, разбавленным водой. В отличие от европейцев Роберт пил мало.
Он вылез из лохани, растерся полотенцем и склонился к ней. Развернув ее к себе спиной, он заставил ее нагнуться вперед. В таком положении они не видели лиц друг друга, но это и не было нужно, чтобы получать чувственное наслаждение. Арабелла изнемогала от усталости, когда он отнес ее на кровать.
Проснувшись, она обнаружила, что Роберт снова ушел исследовать окрестности. Они нашли укрытие в овраге, таком глубоком, что вековые деревья, стеной обступавшие кибитку, своими кронами почти полностью закрывали небо. Солнце клонилось к горизонту, и Арабелла догадалась, что сейчас около четырех часов вечера.
Она поднялась, провела руками вдоль тела, затем опустилась на пол, уткнулась лицом в ладони и заплакала.
Слезы медленно катились по ее щекам, она тихо всхлипывала. Но вскоре тихий плач перешел в исступленные рыдания – она не сомневалась, что на сей раз он покинул ее навсегда, отправился искать покоя в одиночестве, потому что, покуда они вместе, ему его не обрести.
Она прикоснулась к груди и вдруг заметила, что ее тело за последние несколько дней изменилось. Груди стали нежнее, но даже легкое прикосновение было для них болезненным. И хотя она старалась уверить себя, что дело в его грубости, в ее сердце рос страх, подозрение, недоверие.
Две недели назад у нее должны были начаться месячные. С того дня, когда Роберт научил ее мерам предосторожности, прошло пять недель. Но, открыв для себя неземное наслаждение, о котором она даже не подозревала, Арабелла забыла о них.
Однако он ничего не сказал ей. Может быть, не заметил? Вряд ли. Он всегда все замечал, обо всем помнил. Скорее всего, он решил, что она еще молода и цикл еще не установился. Он, должно быть, надеялся, что все в конце концов придет в норму и месячные начнутся.
А что, если этого не произойдет?
Она тряхнула головой в знак решительного протеста против самой такой мысли и разрыдалась с новой силой.
Она плакала так горько, как могла плакать только принцесса Арабелла, словно ей что-то обещали и не выполнили обещания. Она не могла поверить в то, что забеременела. Что-то должно произойти, это может случиться в любой день, в любую минуту. Беременность в их жизненных обстоятельствах стала бы настоящей трагедией.
Она подняла голову, услышав скрежет ключа в замочной скважине, и поспешно вытерла глаза краем простыни. На ее лице появилась смущенная улыбка.
Арабелла внезапно испугалась, что если Роберт узнает о ее беременности, то возненавидит ее. После того как она доставила ему столько хлопот и они вынуждены были из-за нее обратиться в бегство и искать тихую гавань, которой, возможно, и вовсе не существовало, Арабелла боялась поделиться с ним своими новыми опасениями.
Они обсудили предположительные маршруты и отвергли все их один за другим: Северную Африку, Святую землю. В таком случае Роберту пришлось бы продать не только все свое имущество, но и кибитку с лошадьми, потому что ни один корабль не согласится их перевозить. Да и на то, чтобы все распродать, потребовалось бы много времени, потому что, если найти одного покупателя, можно вызвать подозрения, а то и стать мишенью для бандитов, которые попытаются ограбить и убить владельца столь крупной суммы.
– К. тому же такой женщине, как ты, опасно путешествовать в сопровождении лишь одного мужчины, – сказал он. – Если мы с тобой пересечем границу Каталонии или Ломбардии, что само по себе невероятно трудно, то окажемся во власти воровских шаек, которыми кишат тамошние леса. Мне в голову не приходит место, где у нас был бы хоть малейший шанс…
– Да, похоже, что такого места нет.
С тех пор они не возвращались к этой теме.
Теперь Роберт опустился перед ней на колени; приподняв ее голову за подбородок, он внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Арабелла, ты никогда прежде так не плакала. Ты жалеешь, что сбежала из дома, покинула свою семью? – Он пытливо всматривался ей в глаза. Она недоумевала: откуда в человеке, который совсем недавно готов был разорвать ее на части в порыве страсти, столько сострадания? – Мне не следовало брать тебя с собой, – добавил он тихо.
– Как бы ты помешал мне пойти с тобой? – скептически усмехнулась она.
– Я отвел бы тебя назад.
Она оттолкнула его руки и поднялась, глядя свысока на то, как он сел на пол и обнял колени руками.
– Я делаю что хочу, Роберт. Я хотела поехать с тобой. А если я плакала… что ж, женщины порой плачут… – Она рассмеялась с непритворной веселостью, убеждая себя в том, что двухнедельная задержка ничего не значит. А что касается болезненных ощущений в груди, то это не так уж плохо, потому что они провоцируют в ней плотское желание. Кроме того, все дело не в тех процессах, которые происходят в ней, а в том, что Роберт бывает иногда не в меру агрессивен.
– Когда я смогу выйти из кибитки хотя бы ненадолго? – спросила Арабелла, серьезно взглянув на него. – Я привыкла к свободной жизни, как и ты. Мы можем немного прогуляться?
Роберт тут же вскочил, почувствовав, что в этом таится причина ее слез, и снял с гвоздя бурнус. Завернув в него Арабеллу, он надвинул ей на голову капюшон и вывел из кибитки.
Сделав глоток свежего воздуха, напоенного цветочными ароматами, Арабелла присела на корточки и провела рукой по влажной траве. Она погладила Калифа, приласкала Дамона и Пифиаса, выражая таким образом, радость и благодарность за внезапно обретенный миг свободы, о которой она уже и не мечтала.
Они гуляли по лугу, беседуя о небе, траве, цветах, о том, как сильно отличается здешний ландшафт – а они уже далеко продвинулись на юг – от него, к которому привыкла Арабелла. Наконец они достигли тех мест, которые Роберт считал своей родиной.
Неожиданно она обернулась к нему, и в ее сияющих глазах промелькнула мольба.
– Ты можешь овладеть мной сию минуту?
Он начал отвечать, но поскольку выражение ее лица оставалось просительным, опустил ее на траву. Арабелла стремилась приблизить развязку, однако он удержал ее на месте, обхватив за ягодицы.
– Я не хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас… А это легко может случиться. Мы возвращаемся…
Он отстранился и провел рукой по ее груди, медленно и задумчиво, как будто делал это впервые. Неужели он нашел в ней какие-то перемены? Нет, он думает о чем-то другом. Почему он не замечает, что голубые жилки на сосках потемнели, груди стали более округлыми, а соски темно-красными даже без хны?
На обратном пути они серьезно и обстоятельно беседовали. Если он что-либо и заметил, то явно не хотел говорить об этом. Если начать задумываться о каждой возможной неприятности – а их и без того предостаточно, – тогда недолго прийти и к фатальному решению: стоит ли подвергать риску друг друга ради беспросветного будущего.
Войдя в кибитку, она сбросила плащ и обернулась к нему. Их губы слились в поцелуе, что случалось довольно редко в последние дни, когда они спешили соединить тела, забывая о предварительных ласках. Он опустился перед ней на колени, когда она легла на кровать и раздвинула ноги.
– Позволь мне сделать тебе больно, Арабелла. Я должен… это отвлекает меня.
В последнее время их любовные баталии стали более страстными и вместе с тем жестокими. Теперь Роберт наслаждался при виде болезненной гримасы на ее лице.
– Это очень долго, – прошептала она. – Сделай, если хочешь. Тебе ведь трудно терпеть. О Господи…
– Я хочу, чтобы это произошло, когда я больше не смогу терпеть. А пока я могу. – Он улыбнулся и неожиданно добавил: – Ты была любимой дочерью отца не только потому, что он рассчитывал выгодно выдать тебя замуж. Вы очень похожи. Я чувствую ту же силу и властность в том, как ты обнимаешь меня, в том, какие глубокие следы остаются на моих плечах и спине от твоих зубов и ногтей. – Он не жаловался, а, напротив, говорил радостно.
– Я не знала об этом, – виновато отозвалась Арабелла.
Каждый раз при виде царапин на его теле она зарекалась этого не делать, но когда он доводил ее до исступления в момент очередной близости, она забывала про клятву. И теперь в ее взгляде было столько искреннего раскаяния, что он невольно рассмеялся.
– Я никогда больше не буду оставлять царапин на твоей прекрасной коже, – сказала она, гладя его по плечам. – Я никогда не причиню тебе боли.
– Причинишь, – снова рассмеялся он. – И я тоже. Иногда я читаю мольбу об этом в твоих глазах. И потом, если бы мы всегда владели собой… – Он вошел в нее глубже.
– Я теряю голову, когда ты во мне… О Боже!
Боль прошла, и по телу растеклось тепло. Почувствовав, что он хочет оставить ее, Арабелла с силой вцепилась ему в спину, стараясь удержать.
Глава 10
– В нескольких часах езды отсюда есть табор. Я хочу добраться до него, пока не рассвело.
Арабелла сидела рядом с Робертом на козлах. Спать ей не хотелось. Удивительно, что он может не только предсказать погоду, но и определить, где находится неизвестный ему табор, который постоянно кочует.
– Откуда ты знаешь об этом?
– Крестьянин случайно проболтался. Его слова подтвердили женщина, у которой я покупал еду, и мальчишка-подпасок, которого я встретил в поле. – Он усмехнулся. – Никогда не задавай прямых вопросов. Человек говорит искренне, когда не догадывается, о чем на самом деле его спрашивают. Нужно опросить несколько человек, а затем сложить их ответы вместе.
– Мы надолго там задержимся?
– На день. Я должен продать Дамона и Пифиаса: их видели в окрестностях замка твоего отца. А я предпочитаю вести торговые дела с цыганами. Правда, лошади у них не очень хорошие. А мои просто красавцы, ими все восхищаются.
– А ты купишь лошадь для меня? – робко поинтересовалась она, помня о его обещании.
– Зачем человеку, который путешествует один, третья лошадь? Я доверяю своим соплеменникам не больше, чем всем остальным. Не стоит подавать им повод для подозрений и лишних вопросов, тем более что, после того как мы уедем, в табор могут заявиться наши преследователи, вооруженные мечами и туго набитыми кошельками. Мы раздобудем тебе лошадь позже. Совсем скоро. Обещаю.
Вскоре Роберт отослал ее в кибитку. Когда они приехали в табор, небо уже начало светлеть. До Арабеллы доносились те же звуки, которые она слышала в первом таборе, – лай собак, обрывки песен и фраз на непонятном мелодичном языке.
Роберт принес котелок с горячим рагу.
Арабелла села за стол, и они некоторое время молча смотрели друг на друга. Оба готовы были заговорить о том, что волновало их уже давно и о чем они говорить избегали.
Они по очереди погружали руки в котелок, брали куски сочного мяса и с удовольствием ели, не переставая внимательно, почти настороженно наблюдать друг за другом.
И вдруг он протянул к ней руку, расстегнул жилет и провел ладонью по ее округлившейся груди.
Сердце у нее забилось быстрее. Роберт молчал, и Арабелла решила, что он ничего не заметил, что это просто ласка, прелюдия к любовным утехам, которые ждут их, прежде чем он займется продажей лошадей.
– Мы вместе уже пять недель, – вымолвил он.
Она проглотила ком в горле и взяла еще кусочек мяса.
– Да, – кивнула она. Почему, хотелось бы узнать, он завел этот разговор?
– И все это время у тебя ни разу не было месячных.
– Нет, – смущенно потупилась она.
– Когда это было в последний раз, Арабелла?
Мать с детства приучила ее строго вести счет дням до тех пор, пока со временем в этом не отпадет необходимость. Арабелла задумалась, стараясь вспомнить, и вдруг вскрикнула от боли, когда Роберт слегка сжал ей грудь.
– Я сделал тебе больно?
– Совсем чуть-чуть. – Она покраснела до корней волос. – Это было с двадцать пятого по двадцать девятое апреля.
– Мы встретились девятого мая. Потом ты приехала на следующее утро. Не исключено, что это произошло уже тогда.
– Наверное, – сокрушенно вздохнула она.
Ее беременность была настоящей обузой в их положении.
Он грустно улыбнулся. Его рука, ласкавшая ей грудь, стала нежнее.
– Это могло случиться только в ту ночь, которую мы провели в лесу. Не позднее. Впрочем, какая разница. Главное, что это случилось. Хотя ты еще молода, может быть…
– С тех пор как мне исполнилось двенадцать лет, сбоев в цикле ни разу не было, – ответила она вызывающе.
– Я думал, что…
– Я знаю. Ты думал то же, что и я.
– Не раздвигай занавески, – сказал он, поднимаясь. – Никто не должен знать о том, что я не один. Меня не будет несколько часов.
– Если это действительно случилось… Ты рассердишься на меня? Ты говорил, что у тебя есть снадобье…
– Говорил, но я не хочу давать его тебе. О, Арабелла… мне не следовало извергаться в тебя. – Он коснулся ее щеки.
– Да ведь именно это мне необходимо более всего, – возразила она. – Как ты мог лишить этого нас обоих? Дай мне снадобье. Я не боюсь. – В ее глазах появилось то же тоскливое выражение, которое он видел, проезжая мимо королевского шатра на турнире. – Я могу умереть от него?
– Господи! – воскликнул он и заключил ее в объятия, как маленького испуганного ребенка. – Что за глупости! Нет, Арабелла, ты не умрешь, но это очень больно и отвратительно. И потом время еще не пришло. Не исключено, что все еще поправится. Помолись об этом, – улыбнулся он. – Это лучший совет, который я могу дать тебе сейчас.
– Помолиться? – горько переспросила она. – Может быть, если я буду ездить верхом…
– Может быть.
Оставшись в одиночестве, Арабелла потупилась и стала разглядывать рисунок персидского ковра, на котором стояла босыми ногами. Затем она подошла к зеркалу и внимательно осмотрела свои груди, выискивая внешние признаки того, что, возможно, происходило в ней. Она провела руками по плоскому животу и постаралась убедить себя, что месячные обязательно придут – не сегодня, так завтра.
С Марией тоже было такое однажды. Она пришла в полное отчаяние и уже готова была звать повивальную бабку, как вдруг все словно по волшебству обошлось…
И с ней будет так же. Иначе быть не может.
И все же червь сомнения точил ее сердце. Ее лицо помрачнело, она страшно обозлилась на Роберта. Он не должен был брать ее с собой!
Сердитое выражение не сходило с ее лица. Она проникалась к Роберту все большей ненавистью. Тем более что на память ей пришли рассказы о женщинах, которые умирали от такого снадобья.
Почему же она не поверила его предостережению и не послушалась, когда он, уговаривая ее вернуться к отцу, сказал: «Ты сама не знаешь, что выбираешь»?
Тогда она думала только о прекрасном цыгане и о том, что он сделает с ней, когда она отправит своих спутниц кататься верхом по окрестностям.
Что она ждала от тех четырех-пяти часов? Он мог дать многое той, которая хотела лишиться девственности и как молитву повторяла: «Я хочу тебя. Ты нужен мне. Я должна получить тебя».
Он сидел, прислонившись к стволу дерева, и беседовал с ней, не касаясь ее. А вокруг была такая темень, что они не видели лиц друг друга.
Он говорил о тех жертвах, которые ей придется принести, о том, что скоро она узнает разницу между наслаждением телесной близостью и обязательствами, возлагаемыми на человека любовью.
Первый жестокий урок она получила, когда он продал Соломона.
Он предупреждал ее о том, что ей будет невыносимо трудно подолгу не видеть солнечного света, потому что она привыкла к свободной жизни.
Ей и тогда не понравилась такая идея, но кто знал, что это будет так тяжко!
Арабелла сжала груди до боли и с отвращением отвернулась от зеркала.
Он может отправить ее назад с каким-нибудь цыганом. Мать подскажет ей, как избавиться от плода греховной любви. Отец наверняка простит ее.
Впрочем, в последнем она не была уверена. Вполне возможно, что вместо королевского прощения ее ждет заключение в подземелье.
Арабелла села на кровать, подперла щеку кулаком и стала размышлять о своей горькой судьбе. Затем поднялась, подошла к столу, положила в рот кусочек мяса, но тут же выплюнула его; оно больше не казалось ей таким аппетитным. Скорее, даже было отвратительным. Это дурной знак. Она обвела взглядом роскошную обстановку кибитки, которая когда-то так восхищала ее, а теперь приводила в неописуемую ярость.
Он должен отослать ее в замок. Она даже усмехнулась, представив себе его лицо, когда она скажет ему об этом. А может быть, он испытает облегчение, если она примет такое решение вместо него.
Шло время. Роберт не возвращался, и Арабеллу стали раздражать звуки бурной жизни табора, доносившиеся снаружи. Она разрывалась между яростью и жалостью к себе, обвиняя Роберта в том, что он отнял у нее свободу, поработил ее личность и сделал ее заложницей своих маниакальных страхов.
Погруженная в размышления, она не заметила, как он вошел и, задержавшись у порога, долго смотрел на нее, словно читая ее мысли, после чего захлопнул дверь.
– Я купил двух отличных пегих лошадей. Я могу устроить так, что ты отправишься назад в сопровождении троих людей. Они не причинят тебе зла, потому что будут знать, что я жду их возвращения, чтобы заплатить им. Это твой последний шанс, Арабелла. Если ты останешься со мной, тебе все же придется выпить это снадобье, а оно отвратительное. И я не смогу облегчить твою боль. Более того, я не смогу гарантировать, что этого не повторится впредь. Ты можешь ненавидеть меня, если тебе так легче. А теперь спрячься за занавеску. Я принесу воду и запас еды. Мне помогут.
Она беспрекословно выполнила его распоряжение, пораженная тем, что он заговорил на эту тему сам, что не винит ее в недостатке любви к нему и в трусости перед лицом первого серьезного испытания. Из-за занавески она слышала его шаги, чужой голос, стук чего-то тяжелого об пол. Затем дверь затворилась.
– Выходи, – промолвил он властно. – Три недели назад здесь были двое всадников, которые искали светловолосого цыгана в красно-зеленой кибитке. – Он улыбнулся. – Ты удивлена? Кибитку придется снова перекрасить. С наступлением ночи ты сможешь ненадолго выйти. А я должен поспать – у меня был тяжелый день.
Арабелла молча смотрела на человека, который вдруг показался ей незнакомцем. Он готов расстаться с ней и не испытывает ни малейшего сожаления. Их разыскивают, и, отправив ее назад, он сможет больше не опасаться за свою жизнь.
Роберт разделся, и она не могла отвести горящего взгляда от его прекрасного тела, лица, гордо посаженной головы. Он вызывающе посмотрел на нее, лег на кровать, раскинув руки и ноги, и вскоре заснул.
Она слышала, как его дыхание стало размеренным и глубоким, и в ужасе подумала о том, что скоро уедет и никогда больше его не увидит. Но что делать, если это единственная надежда на спасение для них обоих!
Он напоминал статую античного бога: широкая грудная клетка, поросшая светлыми волосами, плоский, мускулистый живот, половой орган, огромный даже в спокойном состоянии. Невозможно было вообразить, что судьбой им уготована разлука на веки вечные.
Арабелла разделась и, стараясь не разбудить его, прилегла рядом. Она проснулась оттого, что свалилась с кровати. Роберт склонился к ней и, поставив на ноги, внимательно посмотрел в глаза. В них блеснуло восхищенное ожидание.
– Нет, – категорически отверг он ее безмолвный призыв. – Ты не о том думаешь, Арабелла.
– О чем же надо думать? – улыбнулась она.
– О возвращении назад. Там твой дом, семья. Ты принадлежишь им, а не мне. Они уже давно ищут нас, мы можем наткнуться на них в любой момент.
– Еще совсем недавно я ненавидела тебя и собиралась уйти, – ответила она.
– Ты и сейчас собираешься уйти.
Она отвернулась и прижалась к нему спиной. И только спустя много времени его руки легко коснулись ее груди. Он положил ее на постель и лег сверху, зажав ей рот рукой, когда с ее уст сорвался вздох наслаждения.
Нет, он не собирается ее отпускать! И она не хочет расставаться с ним. Никогда.
Их близость продолжалась недолго, после чего он без слов оделся и вышел. Арабелла лежала с закрытыми глазами и не думала больше ни о ненависти, ни о возвращении в прежний мир.
Беременность уже не пугала ее. Преследуют их или нет, что принесет им завтрашний день – все не важно. Тепло, близость – вот единственная реальность.
Глава 11
Роберт хотел как можно скорее покинуть табор. Вероятно, он действительно не доверял своим соплеменникам. Кто знает, может быть, их искали здесь не три недели, а три дня назад? Может быть, их преследователи находятся где-нибудь поблизости?
Они выехали с наступлением темноты и не останавливались до рассвета. Арабелла почти все время сидела около Роберта на козлах. Ее прежняя враждебность породила в ней потребность ощущать его рядом, решение покинуть его навсегда магическим образом претворилось в желание не расставаться с ним ни на мгновение.
– Давай забудем этот разговор, – предложила она. – Я не оставлю тебя. Неужели тебе бы этого хотелось?
Роберт сосредоточенно правил лошадьми и не ответил. Когда она коснулась его локтя, он отрицательно покачал головой.
– Нет, я не хочу терять тебя. Но дело наше дрянь. Признай это, Арабелла, иначе мы не поймем друг друга. Ты была бы в большей безопасности с кем угодно, кроме меня. Даже если они хотят всего лишь забрать тебя и вернуть отцу, мужчинам иногда приходится сражаться.
– Я знаю, – отозвалась она задумчиво, словно размышляла над такой возможностью впервые.
Она всегда считала, что им удастся обвести преследователей вокруг пальца и добиться того, что отец и Гуиз откажутся от поисков.
Но видимо, отец намерен вернуть ее любой ценой. Они с матерью возлагали на нее большие надежды: удачное замужество дочери помогло бы им расширить свои владения. Эту проблему родители обсуждали в ее присутствии последние несколько лет.
«Она для нас ценнее, нежели все ее братья, вместе взятые», – заметил как-то отец, и Арабелла понимающе улыбнулась. Она вовсе не хотела возлагать на себя обязательства, связанные с властью, но интересовалась отцовскими проблемами и в свои двенадцать лет была посвящена в сложности правления государством более чем ее братья.
– Ты прав, – сказала Арабелла цыгану. – Они не прекратят поиски. Впрочем, не думай, что если отец найдет меня, то будет ко мне милосерден.
Она замолчала, вспоминая, каким отец бывает в ярости: это случалось нечасто, однако в такие минуты лучше было не попадаться ему на глаза. Раньше его гнев никогда не был направлен на нее саму, сестер или мать, но теперь она неминуемо станет объектом этого гнева.
