Глава 4

– В ваших устах, – вздохнула Делла, – это предсказание звучит как угроза. —

–Неужели? – учтиво улыбнулся Ник. – Просто я знаком с волшебством Венеции, и я также знаю, как уязвимы женщины.

– Вы увидите, что я не такая, – ответила Делла, и, отведя взгляд от его проницательных глаз, она впервые увидела собор Святого Марка. Его мраморные колонны освещало солнце, а сотни птиц кружились вокруг куполов и башен. Она услышала, как звон колоколов разносится по сине-зеленой воде, как будто в Венеции каждый день был благословенным воскресным днем. – Как дивно! – Эти слова сорвались с ее губ, словно молитва, и Делла поняла, что волшебство Венеции уже коснулось ее. Мимо проплывали величественные каменные дворцы и странные узкие домики, которые, как по мановению волшебной палочки, вырастали прямо из моря, а ее сердце шептало ей, что это город, в который стремятся одинокие и влюбленные. Он постоянно менялся, отражаясь в движущемся зеркале моря а шрамы, нанесенные временем, были не так заметны в лучах теплого итальянского солнца.

Солнце сверкало на мозаичных куполах собора Святого Марка, самого большого собора Венеции и Делла от удивления затаила дыхание.

– Это так красиво, так невероятно, что кажется, будто скоро он вновь погрузится назад в историю.

– Сегодня мы не будем говорить о том, что готовит нам завтрашний день, – проговорил Ник с неожиданным металлом в голосе. – К счастью, Венеция не страдает от мучений, причиняемых дорожным транспортом. Здесь свои странные запахи, но ничего опасного для глаз или легких. Наша гондола сейчас поворачивает на Большой канал, который изгибается, словно змея, по всему городу, но не имеет ее жала. Я сейчас вспомнил об одном уединенном местечке дальше по каналу, где мы могли бы позавтракать.

Делла поспешно отвела глаза, так как в его взгляде было нечто такое, от чего у нее стало пощипывать кожу, будто она долго время провела на холоде и только что начала оттаивать в тепле. Все, на что смотрела девушка, сверкало живостью и красотой, прежде ею не виденной. Красота проникала в ее сердце, растапливая те крошечные льдинки, которые в последнее время мешали проявляться ее эмоциям. Ее глаза вдруг наполнились слезами, и дома на берегах канала задрожали, словно их отражения в воде.

– Это византийская церковь Благовещения. – Ник указал на церковь, увенчанную прелестным куполом, основание которого было украшено группами каменных ангелов. – А слева от вас, синьорина, Золотой дворец. Это не слишком пленительное место – оно подходит как для романтики, так и для трагедии.

– Золотой дворец, – прошептала Делла, и бронзовые плиты засверкали, словно золотые, как только солнце осветило его крышу. Рядом на веревках сушилось белье, которое ничуть не портило романтический облик Венеции. Это было похоже на путешествие в прошлое, когда каблуки со шпорами звенели о булыжники мостовой, а весёлые, смеющиеся женщины выглядывали из-за оконных створок и вырывали цветы из горшков, чтобы бросать их дерзким молодым людям в плащах.

У этих молодых людей, размышляла Делла, лица словно состоят из резких контрастов света и тени, а в глазах прыгают лукавые чертики. Она никак не могла отогнать от себя образ Ника в темном плаще, с мечом, спрятанным в широких складках. Невольная улыбка показалась на ее губах.

– Могу я разделить ваше веселье? – поинтересовался Ник.

– Причина его вполне невинна, синьор. Я представляла вас в роли венецианского бродяги.

– Наше семейное состояние было заложено кондотьерами, но, кажется, вы об этом уже догадались? Кондотьер в Англии – это что-то вроде хулигана, которому король выдал лицензию на грабеж, и он зарабатывает деньги и славу, делясь при этом добычей с королем в обмен на последующую респектабельность, титул, поместье и, что вполне вероятно, жену хороших кровей. Именно так появилось большинство титулованных семейств во многих странах, даже в вашей, мисс Нив.

– Я уверена в этом, синьор, – скромно ответила она. – За исключением того, что иногда в Англии титул даруется выдающемуся бизнесмену или политику.

– Вы знаете такого человека? – спросил Ник. – Мужчину, который получил титул только благодаря своим заслугам, вместо того чтобы просто родиться потомком кондотьера?

– Возможно, – небрежно обронила Делла, не отрывая взгляда от берега. – Венеция в прошлом по праву считалась одним из самых загадочных городов мира. Эти старинные дворцы наверняка были свидетелями многих интриг. Только взгляните на эти узкие галереи, скрытые кипарисами. В таких местах обычно водятся привидения.

– Да, в палаццо Венеции много привидений, – согласился Ник. – Это был город поэтов, мучеников, путешественников и пиратов. По этим потайным лестницам поднимались, чтобы положить донос в пасть одного из львов, которых вы видите на стенах. В те дни инквизиция свирепствовала во всех католических странах, и в этом городе тоже было опасно жить.

– У вас венецианские корни, синьор? – Внезапно Делла почувствовала острое любопытство и захотела узнать, из какой части Италии он происходит.

– Моя бабушка из Венеции, – сказал Ник. – Но сам я родился в Тоскане, поэтому я разрываюсь между примитивной красотой тех мест и мистическим очарованием этих. Послушайте колокола. Они звонят почти без перерыва, вот почему птицы так беспокойны.

Птицы кружили бесчисленными стаями над шпилями колоколен, и их крылья отливали металлом в синеве неба. По городу везде были расставлены каменные чаши, из которых они могли напиться.

– Ангелы Венеции, – промолвил Ник. – Каждый венецианец верит, что, когда он умирает, его душа взлетает и остается в Венеции навсегда в виде птицы. Эта романтическая идея удивительно соответствует настроениям жителей Венеции. Она похожа на прекрасную женщину, приговоренную к смерти. Однако она борется за свою жизнь и по-прежнему очаровывает каждого, кто посещает ее. – Легкая, странная, немного горькая усмешка тронула уголки его рта. – Венеция – это восхитительная мечта, словно сама любовь.

Делла молчала, не сводя глаз с каменного льва, установленного на причале дворца, мимо которого они проезжали. Лев застыл в своем каменном величии, опустив левую лапу на мяч.

Обычно Ник делал вид, что жизнь – это игра, разыгранная по правилам, хорошо известным таким женщинам, как Камилла. Но сегодня… сегодня он пребывал в настроении, которое вряд ли можно было назвать игривым. Что-то здесь случилось, что произвело на него неизгладимое впечатление… Делла не сомневалась в этом. Она боялась даже взглянуть на Ника, чтобы он не заметил любопытство в ее глазах и не стал высмеивать ее за то, что она хочет узнать его секрет.

Делла уверяла себя, что ей безразличны его секреты. Она не желает быть навязчивой по отношению к Нику Франквиле.

Гондольер изящно склонялся к своему сверкающему ferro – огромному деревянному веслу, которое заставляло лодку двигаться по прямой. Гибкий, словно кошка, венецианец направил длинную черную лодку вдоль изгиба канала, и Делла заметила небольшое здание, спрятанное среди косматых кипарисов. В тот же момент Ник что-то сказал гондольеру, и они начали замедлять ход, скользя по направлению к старинной лестнице, на нижних ступеньках которой плескалась вода.

– Это и есть то самое кафе, – произнес Ник.

Лодка остановилась, повинуясь ferro в твердой руке гондольера, и Ник помог Делле выбраться на ступеньки. На мгновение она потеряла равновесие, но затем поняла, что это дрожащие отражения домов в воде заставили ее покачнуться. К тому времени, когда Ник нагнал ее на ступеньках, она вновь обрела уверенность.

– Вы были правы, – прошептала Делла. – Это место действительно выглядит уединенным.

– Вы предпочли бы завтракать в окружении других экскурсантов?

Он взял ее за локоть и повел по тропинке, покрытой лишайником, к зарослям кипарисов, среди которых стоял palazzo caffe из темно-красного камня, увитый виноградными плетями со множеством темно-золотых цветов. Готические окна, защищенные решетками из витого железа, красиво выделялись в этой массе зелени и золота. Делла заметила только узкие и острые башни и услышала птичий гомон в маленьких укромных двориках, но нигде не было видно следов человека: ни дружеского лица официанта, ни белых скатертей на столиках, подготовленных к завтраку.

– Это кафе закрыто, – вздохнула Делла. – Мы не сможем здесь позавтракать!

– Сможем, – улыбаясь, возразил Ник. – Кафе принадлежит моему кузену Анджело, и, хотя для других закрыто до полудня, для нас оно открыто в любое время суток. Как видите, это маленькое палаццо, но такие места трудно содержать в порядке если не использовать их для дела, а Анджело очень предприимчивый человек, обладающий кучей талантов. У него дипломы повара, бухгалтера, отличный певческий голос и общительный характер. Он превратил это палаццо в привлекательное кафе, ничуть не разрушив его очарования.

– Значит, вы планировали приехать сюда? – Делла замешкалась под длинными листьями плакучего вяза, подножие которого заросло дикими цикламенами, и с интересом взглянула на Ника. Ей подумалось, что он получает удовольствие, играя с женскими чувствами. Любить такого мужчину – все равно что затеряться среди темных прекрасных деревьев, очаровывающих изящными и загадочными формами.

– Возможно. – Он пожал плечами и протянул смуглую руку к розовому цикламену. – Мне интересно, каково ваше первое впечатление от Венеции. Полагаю, вы не относитесь к тем женщинам, которые бы предпочли сидеть за столиком в людном кафе, купаясь в восхищенных мужских взглядах и потягивая ледяное «Чинзано».

– Благодарю вас, синьор, – сухо ответила Делла. – Женщины, которых вы знали, были не очень…

Делла вдруг замолчала. Какое право она имела судить других женщин, когда она сама сняла свое золотое кольцо, создав впечатление, что свободна, и приехала сюда с этим итальянским графом с сомнительной репутацией, глаза которого напоминали глаза страдающего дьявола?

– Давайте мы заключим с вами соглашение, – парировал Ник. – Если вы забудете о моих женщинах, то я забуду о ваших мужчинах – только на сегодня.

– Что вы имеете в виду? – Ее тело напряглось, а разум призывал ее к осторожности. – Какие мужчины?

– Синьор Хартли, разумеется. – Ответ Ника был гладок, словно шелк. – Каких других мужчин я мог иметь в виду? На корабле я видел вас только в компании Джо, а он достаточно стар, чтобы быть вашим отцом. Он принадлежит к тому типу мужчин, с которыми ощущаете себя в безопасности, не так ли? Со мной вы чувствуете себя не в своей тарелке. Я возбуждаю ваше любопытство, но я также и пугаю вас.

– Надеюсь, я не такая дурочка, – с усмешкой промолвила Делла. – Но признаюсь, что вы непредсказуемы и утонченны. Это место правда принадлежит вашему кузену?

– Я никогда не вру, – протянул он. – Честно говоря, моя венецианская бабушка тоже живет здесь, так что после завтрака вы можете познакомиться с ней. Она очаровательная старушка, а так как она обожает музыку, то будет рада познакомиться с певицей.

– О, вы все это подстроили! – воскликнула Делла. – Я не верю, что вы внезапно решили заехать сюда…

– Уверяю вас, синьорина, мое решение было абсолютно внезапным. – Он оставил в покое цикламены и неожиданно схватил Деллу за левое плечо с таким видом, как будто едва сдерживал свой гнев. – Если вы желаете уехать не познакомившись с моим кузеном и бабушкой, то мы так и сделаем. Мне просто показалось, что ваше впечатление от Венеции было бы неполным, если бы вы не поговорили с людьми, которые прожили здесь всю свою жизнь.

– Вы правы! – со странной поспешностью покаялась Делла, так как все это время она чувствовала, что Ник хранит особые воспоминания о Венеции, и, возможно, ему не хотелось посещать это маленькое фамильное палаццо среди грациозных, но таких печальных кипарисов. – Я буду рада познакомиться с вашими родственниками, синьор.

– Вы уверены? – Он посмотрел на нее сверху вниз беспокойными темными глазами, освещавшими его тонкое лицо со шрамом на левой скуле. Лицо, которое говорило ей, а может, предупреждало, что внутри этого человека таятся глубокие страсти и его сущность напоминает бездонное штормовое море. – Вам не кажется, что я, словно Аид, увожу вас прочь от солнечного света?

– Немного, – призналась Делла, – но я не очень беспокоюсь, так как скоро вы меня отпустите.

– У нас с вами только один день, не так ли? А бедной Прозерпине пришлось целых шесть месяцев терпеть общество князя тьмы. – Сардоническая усмешка перекосила лицо Ника. – Интересно, какой бы вы стали, если бы провели шесть месяцев в моем обществе, – пожалуйста, не делайте таких напуганных глаз! Я ведь не прошу вас об этом, хотя должен признать, что провести подобным образом полгода мне представляется весьма занятным. Мы бы оба после этого были должным образом вознаграждены.

– В самом деле? – Делла отпрянула от него. – Вы говорите как настоящий распутник, словно на самом деле верите, что отношения между мужчиной и женщиной не могут тянуться более шести месяцев. Джо Хартли был женат двадцать два года, и его сердце было разбито, когда его Жена умерла.

– Добряку Джо повезло, что он нашел любовь, – заметил Ник, облокотившись о ствол дерева, так что листья стали отбрасывать причудливые тени на его тонкое лицо. Он сорвал листок и насмешливо провел им по губам. – Такая удача светит не каждому – возможно, это была награда за его добродетель, а?

– Какое циничное отношение! – упрекнула его Делла. – Неужели вы так испорчены, что даже не надеетесь на счастье?

– А что такое счастье? – спросил он. – Вы нашли его, Делла Нив? Вы что, прячете его в своем сердце, вместо того чтобы позволить ему светиться в ваших глазах?

– Что у меня в сердце, вас не касается, синьор.

– У вас свои секреты, а у меня свои, не так ли?

– Совершенно верно, – улыбнулась она, – но не секрет, что я хочу есть.

– Бедное голодное дитя! – Он отбросил листок кипариса и взял ее за руку. – Тогда пойдемте знакомиться с ароматной пиццей, которую никто так не готовит, как Анджело.

Они пошли к палаццо, и Делла особенно остро чувствовала, как пальцы Ника держат ее левую руку, ведь если бы она носила кольцо Марша, то ее бы не было здесь сейчас и она не вдыхала бы ароматы розмарина и жимолости. Когда они подошли к входу, Делла почувствовала, что ее сердце забилось сильнее, как будто, войдя в этот дом, она узнает Ника с той стороны, с которой ей, возможно, лучше было бы его не знать.

Они вошли в большую кухню с полом, выложенным красной плиткой, высокими белыми стенами и перекрещивающимися балками на потолке. В огромном кухонном шкафу висела сверкающая медная посуда, а вдоль одной из стен размещался целый ряд печек, в которых мерцал пылающий уголь. В середине кухни стоял большой выскобленный стол, и на нем громоздились горы овощей, готовых к нарезке. Все это создавало впечатление безупречного, хорошо налаженного хозяйства. Внезапно угловая дверь растворилась, и из глубин кладовки показался смуглый лысый мужчина в фартуке с мешком муки руках.

– Анджело! – позвал Ник.

Сначала он не заметил двоих людей, вторгшихся на его кухню, но, когда Ник произнес его имя, Анджело посмотрел на него с таким изумлением, что Делла сразу поняла, как давно они не виделись.

– Это ты, Ник? – Анджело уронил мешок с мукой на стол, и белая пленка покрыла горы перца, помидоров, лука и моркови. – Я не верю своим глазам – это было так давно, Никколо! Годы!

– Шесть лет, если быть точным, Анджело.

На кухне воцарилось неловкое молчание. Делла видела, как в темных глазах Анджело упрек борется с нежностью. Но затем, словно отбросив сомнения, он подбежал к Нику и сжал его плечи.

– Как хорошо, mio![11] Как хорошо, что ты снова здесь! А ты неплохо выглядишь, хотя и похож на тощего и голодного тосканского волка.

Ник схватил Анджело за плечи и рассмеялся надтреснутым смехом:

– А ты выглядишь так, будто вовсю наслаждаешься собственной стряпней, старина. Бабушка пишет мне время от времени о том, как идут дела. Я ужасно рад, что твое кафе имеет такой – успех.

– Я всегда был уверен в успехе. – Анджело подкупающе улыбнулся. – А ты, Никколо? Ты нашел себе занятие по вкусу и по деньгам?

– Именно так. – Улыбка Ника вновь приняла сардонический оттенок, и он обернулся к Делле, чтобы представить ее кузену. – Анджело, это синьорина Делла Нив, очаровательная оперная звезда, которая путешествует вместе со мной на корабле.

– Счастлив познакомиться с вами, синьорина. – Анджело взял ее за руку и сразу же заговорил по-английски. Очевидно, ее внешность подсказала ему, из какой она страны. – Я большой поклонник оперы и хожу туда каждый раз, когда находится свободное время. Вы когда-нибудь пели в Венеции, мисс Нив?

– Нет, синьор. – Она непринужденно улыбнулась Анджело, не чувствуя при этом напряжения, подобного тому, которое она испытывала с Ником. – Это мой первый визит в Венецию, но, я думаю, было бы восхитительно спеть здесь. Я слышала, что венецианцы – большие поклонники музыки и сами обладают прекрасными голосами. Вряд ли стоит упоминать, что я пела с итальянскими тенорами в «Богеме» и «Мадам Баттерфляй» и получила исключительное удовольствие. У них природное чувство гармонии.

– Вы так добры, синьорина. – Анджело поднес ее руку к губам и поцеловал кончики ее пальцев, и Делла заметила, что его взгляд задержался на ее левой руке, как будто он раздумывал, скрываются ли за этим внезапным появлением Ника с одинокой молодой девушкой какие-нибудь серьезные намерения.

Этот любопытный взгляд, должно быть, не ускользнул от внимания Ника, так как он быстро сказал:

– Мы умираем от голода, Анджело. Как мило будет с твоей стороны, если ты приготовишь нам какую-нибудь пиццу – может, с грибами? Не забудь также кофейник с твоим изумительным кофе. Эти шесть лет не смогли заставить меня забыть твой кофе.

Кузен бросил на него оценивающий взгляд, и Делла догадалась, что за время разлуки в Нике произошли неуловимые перемены. Возможно, это были тонкие морщинки возле глаз, которых не было, когда он уезжал, или его циничный тон, или его космополитичный вид. Этим красноречивым взглядом Анджело дал понять, что его кузен возвратился в дом своей бабушки другим человеком. Повесой, растратившим время и деньги в больших городах, который вдруг почувствовал, что изголодался по семейным привязанностям.

– Пройдите, пожалуйста, в зал, – улыбнулся Анджело, – а затем я приготовлю вам большой завтрак. Я уверен, что синьорина предпочтет ожидать в комфорте, пока я буду стучать сковородками и расплескивать жир.

Комната, в которую он их проводил, была так пронизана духом Возрождения, что в следующие десять минут Делла с восхищением рассматривала потолок, расписанный Беллини, венецианские зеркала с завитками и канделябры из цветного стекла. По обеим сторонам высоких окон висели портьеры, стянутые толстыми шелковыми шнурами. Огромные картины Веронезе украшали стены этой комнаты. Над очагом Делла увидела герб с изображением грифона. На гербе была также латинская фраза, которую Делла не смогла перевести, поэтому она с выжидательной улыбкой повернулась к Нику.

– Мы завоевываем, а затем защищаем, – пробормотал он, заглядывая в ее глаза. – Полагаю, вы уже догадались, что в нашей семье я заблудшая овца?

– Да, – искренне ответила Делла. – Я знала еще до того, как увидела вас рядом с Анджело, что в вас совсем нет сострадания. Вам подходит девиз семьи Франквила… вы завоевываете жизнь, а затем защищаете свою независимость.

– Клянусь Мадонной, – Ник оперся плечом о каменные завитки камина, небрежно засунув руки в карманы своего безупречного льняного костюма, – вы одна из самых красноречивых молодых женщин, которых я когда-либо встречал! Мне кажется, что вам вряд ли понравилось бы оказаться во власти такого человека, как я. Ведь я не добряк Джо и не ангельский Анджело, а?

Ее рассмешило это сравнение.

– Вы нераскаявшийся Николас Франквила.

– Бесстыдный негодяй, не так ли?

– Негодяй, это точно. – Она повернулась, чтобы рассмотреть одну из картин, но перед глазами у нее стоял Ник, уверенный в своей мужской силе и прямолинейный, с тонкой, изящной фигурой и безжалостным сердцем. Рожденный таким или ставший таким в силу неведомых обстоятельств, которые глубоко поразили его.

– Ник, под каким знаком вы родились? – вдруг спросила она.

– Неужели это вам необходимо, чтобы переварить ваш завтрак?

– Мне просто интересно, синьор, может, я немного суеверна.

– Так, значит, в этой ледяной Делле Нив, с таким холодным сердцем, есть остатки язычества?

– Остатки язычества можно заметить у всех, – возразила она. – Я не считаю, что сильно отличаюсь от той Долли Нив, которой дали другое имя.

– А ваша личность тоже стала другой? – спросил Ник. Тон его голоса изменился, вместо насмешки в нем звучал металл.

Делла чувствовала, как его голос режет ей нервы. Она знала, что под своей учтивостью Ник скрывает неподдельный интерес к ней и что он достаточно умен, чтобы разгадать ее секрет, если он того пожелает. Она слышала биение своего сердца и осознавала, что почти готова назвать имя Марша. Все-таки она и Марш были связаны друг с другом неразрывными узами. Узами, которые запрещали ей обращать внимание на других мужчин, и особенно это касалось мужчин, считавших женщин всего лишь куклами, предназначенными для забавы.

И все же она ничего не сказала о Марше и вновь скользнула в этот запретный лабиринт, в котором Ник преследовал ее, но никогда не мог поймать.

– Наш знак зодиака имеет огромное влияние на нашу личность, – произнесла она, – по крайней мере, я в это верю.

– А кто я такой, чтобы разрушать веру прекрасной девушки! – усмехнулся он. – Я родился под знаком Близнецов.

– Божественные близнецы, – сказала Делла. – Ангел и дьявол в одном человеке.

– А теперь вы станете спрашивать себя, был ли я раньше ангелом. – Он с бесстыдным удовольствием разглядывал ее. – Вы еще во многом невинны, но я уже давным-давно перерос мое ангельское детство. Ник – мое имя, дьявол – моя сущность, и вы это знаете, поэтому не обманывайте себя. Моя заблудшая душа вернулась домой только на один день.

– Я слышала, Ник, что человек должен совершить грех, перед тем как он осмелится стать ангелом.

– Вы имеете в виду, что я совершил грех и вам известно об этом?

– Я… я чувствую это.

Делла испугалась встретиться с ним взглядом и, бросив свою соломенную шляпку на стул, подошла к висевшему на стене зеркалу, чтобы поправить прическу. Лицо в зеркале было печальным. Его молодость и чистоту подчеркивала венецианская рама, украшенная цветами и крошечными золотыми купидонами. В широко расставленных глазах таились голубые тени и зеленые огоньки тревоги, губы дрожали. Деллу поразило, что она выглядела такой беззащитной. Она, воспитанница заботливого Марша, была так одинока здесь, в Венеции, городе потерянных мечтаний.

– Какое чудесное старинное зеркало! – Ее внутреннее напряжение отозвалось в ее голосе, звучавшем резко и неестественно. Может, ей нужно быть непринужденной и веселой, как Камилла? Ведь такие женщины забавляли Ника, но очень скоро он уставал от них, а Делле хотелось, чтобы она утомила его и он оставил ее беззаботно, безжалостно, как оставлял других женщин. Она захотела испытать его жестокость до того, как узнает его ласку. – В этом палаццо хорошо смотрятся музейные вещи, – продолжала она с отчаянной веселостью. – Неудивительно, что туристы стремятся сюда, чтобы пообедать под настоящим потолком работы Беллини, в окружении произведений итальянской живописи.

– Нам нужно искусство, чтобы не страдать от жизни, – процитировал Ник. – Может, было бы лучше, если бы вы оставались произведением искусства, Делла Нив, вместо того чтобы быть раздавленной страстями мужчины.

– Лучше искусство, чем искусные поцелуи негодяя, – ответила она. – Я думаю, что, не имея талантов и возможностей вашего кузена, вы гордитесь победами над женщинами… пока это вам не наскучит. Повар, художник или певец – каждый может что-то показать как плод своих усилий, создать что-то новое, но женщины, после того как вы одержали над ними победу, все кажутся вам на одно лицо.

– Не приглашаете ли вы меня попробовать найти в вас что-то другое?..

Он сделал шаг в ее сторону, но тут дверь распахнулась и появился Анджело с нагруженным подносом в руках. Насмешливость Ника сразу же исчезла, сменившись учтивостью.

– Ах, завтрак! Что за аромат… он способен растопить сердце дьявола!

Бросив любопытный взгляд на Деллу, Анджело опустил поднос на один из круглых столиков и начал уставлять его тарелками с горячей золотистой пиццей, крохотными грибочками, толстыми ломтями копченой ветчины, фаршированными яйцами, темным свежевыпеченным хлебом и дымящейся спаржей, политой растопленным маслом.

– Быстро садитесь и начинайте есть, пока все еще такое красивое и горячее, – сказал он. – Я принесу кофе и выпью с вами чашечку, если не возражаете?

– Это будет прекрасно, старина. – Отодвигая стул для Деллы, Ник был сама невинность. – Нам о многом нужно поговорить. Мне хотелось бы узнать, так ли хорошо чувствует себя бабушка, как она утверждает в своих письмах.

– Вполне нормально для женщины своих лет, но… – Анджело взмахнул руками с романской экспрессивностью. – Она скучает по тем, кто был частью ее жизни. По старому padrone[12], по тебе, Ник, и… – Анджело замолчал, а потом добавил: – Я принесу кофе.

Когда он вышел из комнаты, Делла продолжала накладывать еду на свою тарелку, стараясь не замечать, что в этой комнате вдруг как будто появилось привидение. Какое-то холодное дуновение, легкий аромат… Девушка сдержала дрожь, не осмеливаясь обернуться через плечо. Она видела заросли жимолости за высокими окнами, но этот запах был острее и казался более чувственным, как будто его источала кожа женщины.

– Вы забыли положить себе грибы, – пробормотал Ник, – вы любите грибы?

– Да… конечно. – Она взяла ложку, но тут же чуть не уронила ее снова, так как дверь отворилась и вошел Анджело, неслышно ступая по толстому ковру. Накладывая в свою тарелку молодые грибочки, Делла чувствовала на себе пристальный взгляд Ника. Она не знала, ощутил ли он это леденящее присутствие еще одного человека, гораздо менее осязаемого, чем его кузен, и гораздо менее дружелюбного.

– Бабушка будет счастлива увидеться с тобой, Ник, – произнес Анджело. – Я попросил Маргериту не говорить ей ни слова, так что это окажется для нее сюрпризом. Ты помнишь Маргериту, маленькую дочь садовника? Она превратилась в очень хорошенькое создание. Сейчас она заботится о бабушке, а в конце этого года, когда закончится сезон, станет моей женой. Тебе может показаться, что мы здесь не очень заняты, но сейчас просто слишком рано, а посетители появляются лишь около полудня. Ник поднял бровь, а вилка с наколотым на нее грибком так и не достигла рта.

– Ах ты, смуглый черт, Анджело! Почему же бабушка ничего не написала мне о твоем обручении? Это секрет?

– Нет, но, может, она испугалась, что это напомнит тебе… – Анджело замолчал, бросив неуверенный взгляд в сторону Деллы, как будто он до сих пор не понимал, насколько она знакома с Ником и его делами.

Стараясь делать вид, что амурная жизнь Ника ее совершенно не интересует, Делла сердечно улыбнулась Анджело:

– Поздравляю вас, синьор. Я уверена, что вы будете очень счастливы. Вы производите впечатление человека твердо стоящего на ногах, заботливого и любящего. Именно это ищут женщины, которые решили вступить в брак.

– Вы слишком добры, синьорина, – застенчиво ответил Анджело, а Ник одарил Деллу своей самой беспечной улыбкой, поедая спаржу с таким видом, словно ее мнение о нем было ему безразлично.