Глава 1

На террасе отеля стояла девушка. Она задумчиво и немного грустно глядела на звезды, сверкавшие между перистыми листьями пальм. На ней было голубое шелковое вечернее платье. За ее спиной ярко светились окна и оттуда лилась музыка; но девушка, похоже, специально ускользнула от этого веселья и танцев и теперь жадно вдыхала ночной воздух, напоенный ароматом жасмина и еще чем-то диким, необузданным, что наплывало через сад из раскинувшейся неподалеку пустыни.

Это был таинственный Восток, о котором так много знал и рассказывал ее отец; это были места, которые они хотели посетить вместе. За стенами сада лежали золотые пески ее детских снов… Завтра ранним утром она собиралась отправиться одна верхом в оазис Фадну, где в заброшенном доме когда-то жил ее отец и где он переносил на холст эти закаты и рассветы, которые прославили его как художника. Эти картины были так реальны, в них трепетало столько жизни, что они пробудили в обычной школьнице, какой она тогда была, острое желание самой увидеть то, с чего они были написаны.

«Мы обязательно поедем туда, Лорна, — обещал ей отец. — Как только я немного поправлюсь. Мы поселимся на краю пустыни».

Весь год в Париже, пока Лорна преданно ухаживала за отцом, он не переставал мечтать и говорить об этом путешествии. Но лихорадка оказалась сильнее его, и Питер Морел отправился в вечное путешествие, оставив дочь одну в этом мире. Правда, она осталась не без денег — его картины приносили кое-какой доход, но никакие деньги не могли возместить утрату отца — этого вечно худого человека со своими лукавыми чудачествами.

Лорна живо представила себе отца, его несколько рассеянную улыбку, когда тот стоял за мольбертом или быстрыми штрихами делал набросок углем с какого-нибудь необычного лица. У нее перехватило дыхание, и в этот момент ее уединение нарушил звук шагов, приближавшихся с дальнего края террасы. Шаги были мужские, и девушке отчаянно захотелось сбежать вниз по ступенькам и спрятаться в саду.

— Вот вы где! — укоризненно произнес мужчина. — Вы же обещали мне танец, Лорна.

Музыка лилась из ярко освещенных окон и дверей танцзала. Лорна сбежала от этой духоты, сигаретного дыма, болтовни и теперь не понимала, зачем Родни Гранту понадобилось искать именно ее, когда вокруг столько других девушек были бы счастливы обратить на себя его внимание.

— Мне надоело танцевать и вообще скучно. — Она холодно смотрела на Родни. — Я предпочитаю дышать свежим воздухом и любоваться звездами, которые кажутся такими близкими, что стоит протянуть руку — и они твои.

— Это не так, Лорна. — Его прозаический взгляд на жизнь и манера говорить всегда раздражали девушку. — Лучше смотреть на то, что действительно может стать твоим.

— Ну да, конечно, на все обычное и нормальное, — съязвила Лорна. — И думать о браке, о ежедневных семейных обязанностях и о том, что тебя воспринимают как часть домашней обстановки.

— Ни один здравомыслящий мужчина не смог бы вас так воспринимать, — возразил Родни, в голосе которого послышалась хрипотца. Ей показалось забавным, что взрослый человек может так смущаться и запинаться оттого, что девушка оказалась острой на язык.

Они молчали. Рони не сводил глаз с Лорны, внешность которой была действительно замечательной: волосы цвета светлого золота, темно-синие глаза и тонкие черты лица. Однако в школьные годы ей внушили мысль, что внешность не имеет большого значения, поэтому теперь, оказавшись одна в большом мире, она едва ли осознавала, что мужчины находят ее привлекательной. Лорна просто наслаждалась своим хорошим здоровьем и тем, что может подолгу без устали скакать на лошади, хорошо держась в седле.

Неожиданно из сада донеслось пение свирели — жалобное, призывное, томительное, совершенно не похожее на танцевальную музыку, которая замолкла как раз в этот момент.

— Интересно, кто это играет? — Лорна подошла к перилам террасы; в ее глазах разгорался огонек интереса. — Когда я была в Рас-Юсуфе, то каждую ночь слышала эту мелодию.

— Возможно, это какой-нибудь садовник. — Родни встал рядом с ней, но девушка, почувствовав прикосновение его руки, отшатнулась и побежала вниз по лестнице.

— Давайте попытаемся отыскать этого арабского Панаnote 1, который так призывно играет среди деревьев, — предложила она.

— Вы просто сумасбродка! — воскликнул молодой человек, однако послушно последовал за ней. Вскоре они оказались в глубине сада, где пальмы башнями устремлялись вверх, а ветви олеандра клонились книзу под тяжестью цветов.

— Ax! — Лорна осторожно отломила одну ветку, усыпанную цветами. — Как можно, вдыхая такой аромат, не чувствовать себя отважным любителем приключений?

— Что вы имеет в виду под словом «приключения»? — поддразнил ее Родни. — Находиться с вами вот так наедине — очень романтично.

— Но я — не романтична, — отрезала она. — Во всяком случае, не в том смысле, в каком подразумевали вы. Разумеется, в жизни, помимо поцелуев и пустых обещаний, должно быть немножко чуда, чуть-чуть волшебства.

— Вам когда-нибудь приходилось флиртовать с мужчиной? — Он стоял прямо перед ней. — Флирт — очень забавное и приятное занятие, и мне доставило бы огромную радость быть вашим учителем.

— Вы не найдете во мне прилежной и нетерпеливой ученицы, мистер Грант, — ледяным тоном произнесла девушка. — В отличие от других обитательниц отеля, я здесь не для того, чтобы ловить мужа.

— Только не говорите мне, что приехали посмотреть пустыню.

— Только не подумайте, что пустыня не представляет для меня никакого интереса. — Лорна отвернулась и стала прислушиваться к льющейся откуда-то мелодии. Заунывные звуки притягивали, а болтовня Родни Гранта мешала ей, но, будучи воспитанной, она не могла попросить его уйти.

— Там, в зале, скоро уже сыграют последний танец. Вы можете пропустить, — произнесла Лорна с надеждой.

— Нет, я не могу оставить вас одну, когда какой-то араб так играет на свирели где-то среди деревьев.

— Я совсем не робкого десятка, — засмеялась девушка. — К тому же завтра собираюсь одна в пустыню.

— Вы это серьезно? — Родни схватил ее руку, но она тут же вырвалась и отпрянула от него.

Казалось, даже прикосновение мужчины было для нее непривычно и потому невыносимо. Единственным близким ей мужчиной был отец, да и то лишь в последний год, поскольку он все время разъезжал в поисках необычных мест, могущих послужить натурой для его картин. Мать свою Лорна почти не помнила, — та умерла очень давно, — поэтому большую часть своего отрочества и юности девушка воды надувательство! Лорна, не тратьте зря денег на этого шарлатана.

— Румиnote 2 боится, что ему не будет места в жизни леллы. — С полным хладнокровием араб выудил из своих бездонных карманов небольшую сумку, достал из нее мешочек с песком и высыпал его тонкой струйкой на дорожку у пруда. Лорна с любопытством смотрела, как он рукой, особенно смуглой в свете луны, разровнял желтый песок и принялся чертить на нем загадочные знаки.

— Я прошу леллу дунуть на песок, но несильно, — произнес он.

Девушка уже хотела встать на колени, как предсказатель, движимый врожденной галантностью жителя пустыни, неожиданно снял с шеи шарф и расстелил перед нею.

— Мерси, — улыбнулась она и, не обращая ни малейшего внимания ни на Родни, ни на его недовольные гримасы, дунула на странные рисунки из песка. А потом, затаив дыхание, стала ждать, пока араб изучит узор, образованный песчинками.

— Мектубnote 3, — пробормотал он. — Я вижу здесь одинокий дом, в который вторглись пески пустыни и задушили цветы на стенах. Лелле не следует ехать туда, но здесь написано, что она все-таки поедет.

— Почему мне не следует ехать в тот дом? — спросила Лорна, заинтригованная, но не напуганная. В поисках хорошей верховой лошади она многих расспрашивала о доме, стоящем среди деревьев в оазисе Фадна, поэтому могли пойти слухи, что она намерена отправиться в этот дом.

— Ты поедешь туда, лелла. — В тени капюшона снова сверкнули темные глаза. — И следом за тобой поедет черноволосый мужчина.

Девушка улыбнулась и посмотрела на белокурого Родни.

— Что ж, а вы тогда свободны, — небрежно произнесла она.

— А что говорит этот старый негодяй? — требовательно спросил Родни.

— Вы не знаете французского? — удивилась Лорна.

— Нет, для меня хорош и мой собственный язык! Этот ответ показал полное отсутствие чувства юмора с его стороны, поэтому брови Лорны насмешливо изогнулись.

— Мне сказали, что меня будет преследовать черноволосый мужчина. — В глазах ее зажглись веселые огоньки.

— Абсурд! Чушь! — Родни, нахмурившись, метнул на араба взгляд, полный презрения. — Лорна, киньте ему монетку и уйдемте отсюда!

— Не раньше, чем он расскажет мне что-нибудь еще: может, это и чушь, но забавно.

Когда девушка снова посмотрела на предсказателя, тот с напряженным видом уже всматривался в узоры на песке.

— Кто этот черноволосый мужчина? — весело спросила она. — Мы уже встречались с ним или еще незнакомы?

— Есть люди, которых мы встречаем во сне, лелла.

Незнакомцы, которых мы все-таки знаем.

— Боюсь, я ни разу не видела во сне никаких высоких, черноволосых опасных мужчин. — Лорна холодно и все же чарующе улыбнулась. — Не могли бы вы сказать мне что-нибудь по-настоящему интересное?

— Разве леллу не интересуют тайны сердца?

Она уловила в гортанном голосе насмешливые нотки и, наклонившись вперед, сильно дунула на песчаные узоры.

— Вот, я сдула со своего пути этого брюнета.

— Нет, лелла. — Предсказатель коснулся подола ее голубого шелкового платья, к которому прилипло несколько мелких песчинок. — Единственный способ не встретиться с ним — это уехать из пустыни. Если ты останешься, тебя будут преследовать до тех пор, пока воля этого человека не овладеет тобою так же, как эти песчинки — твоим платьем.

Все это уже переставало быть забавным; улыбка сползла с лица Лорны, и она стряхнула песок с платья. Конечно, не стоило принимать слова араба так близко к сердцу; но неожиданно ее пробрала дрожь, и руки затряслись, когда она доставала монетку из расшитого бусинками кошелька. Араб спокойно спрятал монетку в недра своей хламиды и поблагодарил девушку.

— Разве вы не посоветуете мне остерегаться? — язвительно заметила Лорна, повернувшись к Родни. Затем она предложила поторопиться обратно в танцзал, чтобы успеть к последнему танцу. Вслед им снова раздался плач свирели, и девушка подумала, что глупо было позволять старику-гадальщику так расстроить ее. Никому не дано знать будущее, именно так и должно быть!

Всего только полчаса назад она сбежала от танцевального шума и духоты, но теперь с удовольствием шла навстречу музыке, заглушавшей стенания свирели.

— Вы утверждаете, что не любите танцев, — шепнул ей Родни, — однако танцуете превосходно.

— Я предпочитаю верховую езду, — отвечала Лорна. — Мчаться галопом на хорошей лошади — что может быть лучше! К тому же верхом на лошади я ощущаю свою самостоятельность.

— Так вот в чем дело! — Рука Родни незаметно обвилась вокруг ее талии. — Вам не нравится, когда вами руководит мужчина?

— Да, не очень. — Ей пришлось сбросить его руку. Музыка затихла, а притушенные было огни снова ярко засияли. Неподалеку молодой человек целовал девушку, и Лорна бросила на них холодный взгляд, как будто ей были непонятны чувства, толкнувшие эту пару в объятия друг друга.

— Спокойной ночи, Родни. — Она направилась к двери. — Мне завтра рано вставать, так что, с вашего позволения, я отправлюсь спать.

— Так вы не отказались от намерения поехать в пустыню? — требовательным тоном спросил он, замедляя шаг.

— Разумеется нет. — Лорна посмотрела на него тем же холодным вопрошающим взглядом, что и на целующуюся пару. — Почему я должна менять свои планы?

— Ответ ясен. — Голос Родни стал резким. — Но вы слишком привлекательны, чтобы в одиночестве разъезжать по пустыне. Я поеду с вами!

— Но вы мне совершенно не нужны, Родни. — Девушка глядела на него сверху вниз со ступенек лестницы, и взор ее ясных синих очей был прозрачно-холоден. — Только помешаете.

Он вспыхнул и схватился за перила.

— Так всю эту неделю я вам только мешал? Неужели и вы из тех холодных существ женского пола, которым в одиночестве лучше, чем в обществе мужчины?

— Пожалуй, во мне есть что-то от одинокого волка, — призналась Лорна. — Простите меня, Родни, но я ведь предупреждала вас, что приехала сюда вовсе не в качестве туристки на поиски мужа. Я здесь совершенно с другими намерениями и, уверяю вас, в состоянии сама позаботиться о себе. С вашей стороны весьма великодушно предлагать мне покровительство, да только я не беспомощное существо, вроде Долли Фезертон.

Родни смотрел на нее во все глаза, как бы пытаясь вобрать в себя весь ее облик: белокурые волосы с каким-то даже серебристым оттенком, большие синие глаза, стройную фигурку в шелковом голубом платье.

— Ну что ж, тогда будьте осторожны, — предупредил он, — не то вы встретите того, кто своими поцелуями сорвет с вас эту маску надменной холодности. Берегитесь, Лорна! Если вы в самом деле сделаны изо льда, то от зноя пустыни можете и растаять.

Она рассмеялась, и тут из комнаты отдыха появились Фезертоны: пышнотелая Долли с завитыми жидковатыми волосиками и ртом, собранным в куриную гузку; миссис Фезертон, всегда держащая нос по ветру; и сам мистер Фезертон. Выступая следом за своими дамами, он бросил на Лорну жадный взгляд, как всегда не замеченный его женой, ибо этот человек относился к тому типу мужей, которые любят попроказничать за спиной жены.

Лорна недолюбливала Фезертонов, поэтому, небрежно помахав Родни рукой, побежала по лестнице к своему номеру. Общение с такими людьми она считала пустой тратой времени, хотя всегда охотно и с радостью уделяла много внимания всем, кто попадал в беду, особенно детям и несчастным животным.

Девушка зажгла свет в спальне и подошла к зеркалу. Криво улыбнулась, всматриваясь в свое отражение. Родни обвинил ее в бесчувственности; но нет, чувства у нее были, просто она не понимала этих небрежных ласк и поцелуев мимоходом, и поэтому не имела ни малейшего желания флиртовать. К тому же мужчины, которых она до сих пор встречала, были ей решительно неинтересны: слишком уж все они прозаичны, слишком мало в них воображения и живости.

Вот Родни предложил ей отправиться вместе с ним в пустыню, но ей-то очень хорошо известно: он, что называется, не любитель больших плаваний, а предпочитает купаться в неглубоком бассейне отеля. Как и остальные туристы, он, защищенный прочными, безопасными стенами Рас-Юсуфа, не желал слышать зова пустыни.

Лорна забралась под сетку и лежала, предвкушая, как завтра рано утром встанет и верхом отправится в долгожданную поездку по пустыне. Всем своим существом она жаждала увидеть эти пески так, как видел их ее отец, — как безбрежный сверкающий океан, катящий свои золотые волны куда-то к далекому горизонту.

«Пустыня может быть опасной и жестокой, — не раз говорил ей отец. — Но есть в ней и красота, для тех, кто умеет видеть ее и ценить».

Думала Лорна и о предсказании старого гадальщика, что до дома в оазисе она доберется, преследуемая каким-то молодым человеком.

И вновь противная, мелкая дрожь пробежала по всему ее телу, и, словно маленькая девочка, боящаяся темноты, она поскорее укрылась с головой под легким покрывалом.

Глава 2

В бриджах кремового цвета, в открытой рубашке и шляпе с опущенными полями, Лорна вышла из отеля и направилась во двор. Не отягченная никаким особым багажом, кроме легкой дорожной сумки, в которой лежали фляжка с кофе и пакет печенья, девушка шагала быстро; душа ее пела, словно птичка, беззаботно щебечущая в цветущих деревьях.

На востоке уже розовело солнце. С бьющимся от волнения сердцем подошла она к Ахмету — мальчику-груму; тот держал за поводья коня, которого удалось нанять в местной конюшне. Ахмет ухмыльнулся, когда Лорна поравнялась с ним, сама похожая на мальчика в своей спортивной одежде.

— Салям алейкум, — поздоровалась она по-арабски и внимательно осмотрела рыжего с лоснящейся шкурой коня, который шумно фыркал и выглядел великолепно. Затем прикрепила свою дорожную сумку к седлу и одним прыжком села на коня. Мальчик глядел на нее во все глаза, а потом быстро-быстро заговорил на ломаном французском:

— Босс говорит, лелла не ездить дальше оазис, что сразу за хамадойnote 4. Он говорит…

— Я знаю, Ахмет, — перебила его Лорна, смеясь.

— Как и все остальные, твой босс не несет никакой ответственности, если я заблужусь. Скажи ему, что я не собираюсь совершать никаких глупостей, а просто наведаюсь в этот оазис и вернусь в Рас-Юсуф к обеду.

Она пришпорила рыжего каблуками, и в следующую минуту конь легким галопом пронес ее под аркой отеля прямо на тихую дорогу, затененную перистыми кронами пальм и ведущую в пустыню. По одну сторону дороги возвышалась стена отеля, усыпанная цветами, по другую протекал прохладный ручей, постепенно терявшийся в песчаном вадиnote 5.

Когда Лорна пересекла вади, ее почти сразу же окутал горячий воздух пустыни. Было еще так рано, что и весь этот день да и сама пустыня, казалось, принадлежали ей одной, а радостное возбуждение от скачки переполняло ее таким восторгом, которого она никогда еще не испытывала.

Даже знаменитые восточные базары не приводили ее в такое возбуждение. Разбросанные, шумные, с полутемными помещениями, где мерцали шелка, где стучали молоточками и сочились в воздух приятные ароматы… Живописные, притягательные, таинственные… Лорне нравилось вдыхать эти ароматы, обследовать неожиданные повороты лестниц, покупать необычные сувениры… Но здесь, в пустыне, она гораздо ближе ощутила вечную тайну Востока.

Девушка натянула поводья и остановилась, рассматривая длинные гладкие барханы, похожие на гребни волн. В янтаре этих волн, казалось, застыло и сияло золотом само солнце, и драгоценными камнями сверкали среди песчинок кристаллы кварца. Ветер отполировал валуны песчаника, и они приобрели красноватый оттенок, а небо над головой было не правдоподобно синим.

…Золотые сады Аллаха, где одни путешественники искали душевного покоя, другие — приключений, третьи — судьбы.

Лорна и сама не знала, что именно ищет здесь. Она лишь чувствовала, что после смерти отца ей одиноко, что душа в смятении, и надеялась, что пребывание в пустыне, возможно, укажет ей какой-то путь. Ей даже хотелось сделаться сиделкой, но сначала нужно было преодолеть пустыню своей души, прикоснуться к своей мечте, а потом, возможно, и освободиться от нее.

Перед ней расстилались величавые барханы хамады; девушка снова пустила рыжего в галоп и, поднимаясь вверх, ощутила, как ее лицо обдувает горячий ветер.

Без малейшего усилия, не останавливаясь конь взбирался по склону каменистого холма. Не испытывая ни малейшего страха, Лорна поднималась все выше и выше, пока пески пустыни не раскинулись, ослепительно сверкая, далеко перед ней. Солнце над головой ощутимо припекало. Лорна остановилась, чтобы напиться. Потом она надвинула шляпу на глаза и, усевшись поплотнее в седле, позволила коню самому спускаться по холму и рысью двигаться в сторону зеленых пучков, обозначавших оазис Фадну.

В прохладной тени деревьев Лорна спешилась и сняла шляпу; волосы в свободном беспорядке рассыпались по плечам. Будь благословенна тень! Она услышала воркование голубей и поспешно направилась к дому, где птицы, наверное, свили гнездо.

Кроме этого воркования ни единого звука не раздавалось вокруг. Оазис как будто затаил дыхание в ожидании крика боли, который вырвался у Лорны, едва она увидела, что осталось от дома, где жил и творил ее отец.

На месте небольшого домика из известняка лежали одни развалины, поросшие какими-то цветущими растениями, которые, казалось, стремились полностью скрыть разрушенные стены под сенью вечных пальм.

Девушка в изнеможении прислонилась к пальме и разочарованно разглядывала то, что осталось от ее мечты… Предсказание старого гадальщика сбылось. Он ведь говорил, что пески поглотили дом и цветы, посаженные некогда в его стенах. Смерть дома потрясла ее тем сильнее, что еще совсем недавно она испытывала горячее желание пожить в нем.

Будь у Лорны глаза на мокром месте, она оплакала бы крушение своей мечты. Конечно, здесь можно построить новый дом, но тогда это был бы уже другой дом, не освященный духом ее отца, которого она любила и потеряла.

На разрушенной стене, упорно цепляясь за жизнь, тянулось вверх и цвело какое-то растение. Девушка сорвала беленький цветочек и, не оглядываясь, пошла между деревьями к тому месту, где оставила коня. Теперь оазис казался ей каким-то мрачным; хотелось поскорее уехать, а душа ее лукавого и мудрого отца да упокоится с легкостью и миром в этих песках. От его пребывания здесь остался лишь беленький цветочек, похожий на розу; Лорна положила его в карман рубашки.

Подойдя к краю оазиса, она стала озираться в поисках своего коня. В песке отпечатались глубокие следы его копыт, но самого рыжего нигде не было видно!

Лорна свистела, несколько раз пробежалась туда-сюда между деревьями, но безуспешно. Она поняла, что, торопясь поскорее увидеть дом, по-видимому, плохо привязала коня, забыв, что это не ее верный Гиге, на котором всегда каталась во Франции и который следовал за ней, как большая собака, и потому не нуждался в привязи. Этот рыжий — арабский скакун; почувствовав себя на свободе, он умчался, и теперь предстояло пешком проделать весь долгий путь до отеля по каменистой пустыне.

Перспектива была малоприятной. Лорна даже немного испугалась, и будь у нее глаза действительно на мокром месте, всплакнула бы над своей печальной небрежностью, ведь в дорожной сумке остались и фляжка с кофе, и печенье, и бутылка с водой. Единственное утешение — ручеек, протекавший по оазису, который не даст ей погибнуть от жажды, пока она будет пережидать жару. Безумием было бы отправляться в долгий обратный путь, когда солнце еще так высоко. Вот настанет вечерняя прохлада, тогда и можно будет выступить в Рас-Юсуф.

— Лорна, ты попросту ослица, — произнесла она вслух и улеглась в тени пальмы, слегка прикрыв глаза шляпой, но так, чтобы все-таки видеть пески в несбыточной надежде, что рыжий вернется.

Был полдень; солнце стояло в зените и немилосердно поджаривало все вокруг. Уперев каблуки сапожек в песок, Лорна уселась поудобнее и приготовилась ждать долго. Испуг уже прошел и, невзирая ни на что, она не особенно беспокоилась, только злилась на свою беззаботность. Рыжий просто-напросто вернется в ту конюшню, откуда был взят, а вот в отеле все до единого не преминут позлословить на ее счет, что, дескать, такой девушке, как она, не следовало полагаться в пустыне только на себя.

При одной мысли о Фезертонах Лорна поморщилась, а вспомнив слова Родни: «Девушек увозили, и они никогда больше не возвращались назад!» — только пожала плечами.

Она просеивала сквозь пальцы песок, размышляя о том, что ни один араб не сочтет привлекательными стройные изящные пропорции ее фигуры. Арабам нравились женщины пышнотелые, покорные, а у нее самая мысль о том, чтобы когда-либо покориться мужчине, вызывала смех. Ее забавляли те девушки, которым не терпелось поскорее сковать себя по рукам и ногам узами супружества. Сама же Лорна превыше всего ценила свою свободу.

М-м-м! Самое время выкурить сигаретку, но, торопясь выехать, она оставила портсигар и зажигалку на туалетном столике в спальне. Девушка откинула голову на ствол пальмы и даже вздремнула, но тут ей до безумия захотелось кофе; пришлось встать и пойти к ручейку, нежно журчавшему неподалеку. Опустившись на колени, она напилась и смочила виски. Вода попала ей за шиворот, тонкая рубашка абрикосового цвета намокла и облепила тело. Как было бы хорошо, если бы эти пальмы были финиковые, да еще увешанные гроздьями спелых, сияющих, истекающих соком плодов.

Вдруг Лорна выпрямилась; ее охватило беспокойство от ощущения, что в этом оазисе еще кто-то есть. Она замерла на несколько секунд, потом вскочила на ноги и внимательно огляделась.

Предчувствие ее не обмануло. Среди деревьев стоял укутанный в длинную хламиду мужчина и пристально смотрел на нее. Он был смугл. Пока Лорна с тревогой следила за ним, мужчина разматывал с шеи длинный шарф и крадучись стал подбираться к ней.

— Что вам нужно? — вскрикнула она. На нее в упор смотрели коварные черные глаза, по которым Лорна ясно поняла, что ему нужна она. Девушка повернулась, чтобы бежать, но закричала от боли и ужаса, когда длинная рука настигла ее и темные пальцы схватили за волосы. Грязный белый шарф закрыл ей рот, заглушив визг, рвавшийся из горла, затем еще и еще раз обвился вокруг головы; после этого мужчина заломил ей за спину руки и связал их длинными концами шарфа.

Она боролась, даже лягалась и сделала отчаянную попытку убежать, но араб сбил ее с ног, а затем грубым рывком поднял. Снова его маленькие хитрые глазки внимательно взглянули на нее; он толчком дал ей понять, что надо идти. Обогнув развалины дома, они вышли к деревьям на другой стороне оазиса; там, отмахиваясь от песчаных мух роскошным длинным хвостом, стоял великолепный вороной жеребец.

Жеребец был привязан к дереву и нервно отпрянул в сторону, когда похититель толкнул Лорну к нему. На боках животного девушка заметила следы шпор, которые были привязаны к сапогам араба. Грубой рукой тот швырнул Лорну поперек крупа и сам вспрыгнул в алое седло. Конь уперся, встал на дыбы и пронзительно заржал, когда араб, резко дернув поводья, повернул его в глубь пустыни.

Они помчались куда-то вперед по пескам, а сердце Лорны сжималось от ужаса: похититель набросил на нее еще и бурнус, крепко прижимая его, поэтому она совершенно ничего не видела и едва дышала, придавленная его жестокой рукой. Голова у нее кружилась, мысли путались…

По-видимому, этот негодяй следовал за ней до оазиса; к сожалению, предупреждения Родни о пустынных похитителях оказались чистой правдой. Следовало бы прислушаться к ним, а не отвергать самонадеянно и упрямо. Конечно же, она сама виновата во всем, но не думала, что все именно так и произойдет.

Куда же этот негодяй везет ее?

Лорна всем телом ощущала галоп коня, и ее вдруг поразила мысль, что такой великолепный жеребец принадлежит ее неприятному бородатому похитителю. Нет, никак не похоже, чтобы этот араб был его хозяином. Человек, который без зазрения совести мог похитить девушку, не поколеблется украсть и коня.

Жеребец скакал все дальше. Они лишь изредка останавливались, когда арабу хотелось напиться. Лорне он воды не предлагал; просто в эти моменты ослаблял хватку своей железной руки и ей удавалось, невероятным образом изогнув шею, выглянуть из-под его вонючего плаща и лишь услышать бульканье воды у него в горле.

Они снова ненадолго остановились. Вокруг них простиралась пустыня — море жарких, сверкающих песков и безмолвия, которое давило на потрясенное сознание девушки, заставляя думать, что она навсегда потеряна для своего единственного в Рас-Юсуфе друга, который, между прочим, мог бы оказаться с нею рядом, в оазисе, не оттолкни она его своими грубыми словами. Как бы он теперь ей пригодился… Да хоть кто-нибудь явился бы и покончил с этим кошмаром!

Но вот жеребец рванулся вперед, а рука араба снова грубо прижала Лорну к нечистым одеждам. Время от времени он раздраженно ворчал что-то себе под нос и вообще проявлял какое-то нетерпение, без конца пришпоривая жеребца, и Лорна чувствовала, как по телу коня пробегала дрожь. Великолепное животное явно не привыкло к подобному обращению.

От напряжения девушка совершенно ослабла и уже видела все как бы сквозь дымку, когда перед ними неожиданно появилась целая группа всадников, вытянувшись шеренгой на высоком склоне бархана и напоминая нечто сказочно-картинное. Солнце било им в спину, и на этом блистающем фоне летели темные силуэты в плащах, развевающихся за крупами коней.

Когда они резко устремились вниз по склону песчаного холма, похититель Лорны на секунду придержал коня, что-то пробормотав хриплым шепотом, а потом, пришпорив его, рванулся в сторону от всадников в плащах, отчего Лорну еще сильнее прижало к его отвратительным одеждам. Он явно боялся тех людей, а ее сердце тут же забилось в надежде, что это, возможно, пустынный патруль.

Она снова невероятно изогнула шею и умудрилась рассмотреть, что один из всадников ехал значительно впереди всех, как бы во главе. Конь у него был такой же вороной и блестящий, как и у ее похитителя, но двигался гораздо быстрее, поскольку нес одного седока — мужчину в темном плаще, слегка пригнувшегося в седле и державшего в правой руке какой-то предмет.

Лорна подумала было, что это ружье, но когда расстояние между ними сократилось, мужчина отвел руку назад и швырнул этот предмет. Раздался протяжный свист, и что-то темное обвилось вокруг держащего ее араба… Он вскрикнул, выпустил Лорну и, вывалившись из седла, упал навзничь на песок. В ту же секунду всадник в плаще оказался рядом и, не дав ей упасть, снял со спины вороного жеребца.

Ошеломленная, задохнувшаяся, Лорна едва слышала резкую команду, от которой жеребец встал на дыбы, потом снова опустился; по нему ручьями тек пот, бока ходили ходуном, он храпел.

Подскакали другие всадники. Лорну, все еще связанную, передали, словно куклу, одному из них. Предводитель спешился и быстро подошел к несчастному животному, погладил его и стал говорить что-то успокаивающее глубоким мягким голосом. Внимательно осмотрев все царапины и раны коня, резко обернулся. Никогда еще не приходилось Лорне видеть столь властное и свирепое лицо. Сжав губы в тонкую полоску, предводитель сначала подошел к арабу и принялся хлестать того нагайкой. При виде жестокой порки своего похитителя Лорна просто потеряла дар речи.

Потом он обернулся к Лорне, и та, встретившись взглядом с его желтовато-карими глазами, обмерла. Эти глаза могли и мерцать и приказывать; особую выразительность им придавали густые черные ресницы и черные крылья бровей.

Оглядев Лорну с головы до ног, предводитель крупными шагами подошел к ней и размотал шарф с ее лица. Девушка судорожно втянула в себя воздух и заморгала слипшимися от пота ресницами, но прошло еще несколько секунд, прежде чем, оправившись от всего случившегося, смогла заговорить.

— Я весьма признательна вам, мсье, — произнесла она по-французски, но голос ее дрожал и потому слова благодарности прозвучали несколько неуверенно. — Он похитил меня, полагаю, из-за денег, — и Лорна показала рукой на избитого араба, жалкой кучкой тряпья лежавшего на песке.

— Из-за денег? — Желтоватые глаза медленно и пристально рассматривали ее освещенные солнцем спутанные волосы, которые рассыпались по плечам и мягкой волной спустились на грудь, обрамляя ее бледное лицо и оттеняя глубокие синие глаза и стройную белую шею, поднимавшуюся из расстегнутого ворота рубашки. — Значит, конокрадства ему показалось мало, и он решил украсть еще и petite fillenote 6! Он был пустой человек!

Лорна прекрасно понимала французскую речь, но более чем странно было слышать ее из уст этого человека, одетого в бедуинский плащ, башлыкnote 7, перевязанный черным шнуром, и обутого в высокие сапоги из лакированной кожи.

— Этот конь принадлежит мне. — Его жест в сторону усталого жеребца был типично галльским. Моn Dieunote 8, вот уж не думал, что он вернется ко мне, да еще с подарком!

Предводитель неожиданно улыбнулся, и на его худом бронзовом лице ярко сверкнули белые зубы. Улыбка чуть-чуть смягчила выражение его лица, однако в глазах появился какой-то дьявольский блеск. Этот человек был безгранично уверен в себе, и Лорне показалось, что совершенно бесполезно предлагать ему выкуп. Сердце ее заколотилось в тревожном предчувствии.

— Меня зовут Касим бен Хусейн. — Он слегка поклонился, и видно было, что делать это ему приходится весьма нечасто. — Могу я узнать имя прелестной англичанки? Не бойтесь, скажите! — и он прищелкнул пальцами.

От этого звука Лорна вздрогнула, и ей неудержимо захотелось послать его подальше с этими вопросами.

— Я — Лорна Морел, — ответила она как можно холоднее. — И была бы вам весьма признательна, если бы один из ваших людей проводил меня обратно в отель «Рас-Юсуф» в Ираа, где я остановилась. За это беспокойство ему будет щедро заплачено.

— Будет заплачено, говорите? — В его желтоватых глазах опять появился неприятный блеск. — И сколько, по-вашему, будет достаточно за то, чтобы освободить глупую девчонку из рук конокрада? Горсти франков?

Несмотря на издевку, звучавшую в его словах, девушку притягивали эти глаза, пронизанные цветом пустыни, и снова Лорна обратила внимание, что и говорит и жестикулирует он как настоящий француз.

— Мсье, я устала, хочу пить и совершенно не расположена к разговору загадками. — Лорна откинула волосы, закрывавшие ей глаза. — Может кто-нибудь проводить меня до отеля?

— И вы не хотите поблагодарить меня, своего спасителя?

— Я уже сделала это в самом начале.

— Да, потому что сочли меня французским офицером из пустынного патруля. — Предводитель надменным жестом сбросил с плеч плащ. — Вглядитесь, мадемуазель, похож я на француза? Лорна подумала, что он дьявольски высокомерен.

— Мне бы хотелось получить хоть глоток воды, — произнесла она сухо.

Ее спаситель сказал что-то одному из своих людей, который тут же, соскочив с лошади, направился к вороному жеребцу, взял поводья и вскочил в алое седло. Когда живописная фигура человека, раздававшего приказы, сделала шаг в ее сторону, Лорна инстинктивно отступила. Но он, подойдя, всего лишь освободил ей руки, все еще связанные шарфом, а потом, схватив ее за талию, подсадил на освободившуюся лошадь. От этого прикосновения у Лорны перехватило дыхание.

— Пейте! — Он показал на бутылку с водой, висевшую около седла. — Нам предстоит долгий путь.

Девушка с благодарностью припала к бутылке, долго пила, а потом, закрыв ее кожаной крышкой, повесила на высокое седло.

— Мне не нужно полного эскорта, мсье, — нервно улыбнулась она. — Вполне достаточно будет кого-то одного, просто чтобы проводить меня до отеля.

— До отеля? — Предводитель вздернул черную бровь. — Мы направляемся не в Ираа… а возвращаемся в мой лагерь.

Это известие ошеломило Лорну. Безмолвно смотрела она, как темной птицей, взмахнув плащом, словно крылом, взлетел он в седло. Поводья выпали из ее ослабевших рук, когда смысл этих слов дошел до ее сознания. Этот человек везет ее не в отель, а в свой лагерь! Он похищает ее, и уж конечно не ради выкупа! Его одежда, манера держаться, окружение, — все говорило о том, что он — важная личность. Одного только взгляда на его свиту было достаточно, чтобы понять: эти люди вышколены им настолько, что стоит ему только повести бровью — и любой из них кинется выполнять его желание. Его воля — их воля!

Да, конечно, они были вышколены, но она-то нет! Пришпорив свою лошадь каблуками, Лорна прорвалась через окружавших ее людей и сумасшедшим галопом рванулась в сторону от них. Нет уж, она не собирается покорно подчиняться никакому мужчине, и меньше всего этому высокому насмешливому дьяволу с глазами такого же золотистого оттенка, как и пески пустыни.

Глава 3

Он позволил ей отъехать примерно на милю, а потом, устремившись следом, с необыкновенной легкостью догнал, свалившись на нее, словно ястреб на свою жертву, и, обхватив ее за талию, посадил перед собой.

Ощутив это прикосновение и услышав смех, Лорна принялась отчаянно бороться, колотя кулаками по его плечам и сожалея, что у нее нет когтей, чтобы вцепиться ему в глаза. Предводитель в ответ только сверкал белыми зубами и продолжал плотно заворачивать девушку в складки своего плаща, одновременно сжимая коленями бока лошади и не давая ей пуститься вскачь.

Лорна лежала, задыхаясь, поперек туловища животного, до боли прижатая руками своего нового похитителя, вспотевшая, пылающая гневом и ненавистью.

— Ты — скотина! — вырвалось у нее. — Как назвать твой поступок?

— А я думаю, ответ прост. Спокойно, Калиф! — это он уже сказал коню, встревоженному борьбой, происходившей на его спине. — Мы поймали дикую кошечку. Да-да, та fillenote 9, уж ты бы выцарапала мне глаза, если б добралась до них, а?

Предводитель рассмеялся, глядя сверху на Лорну. Ему удалось сломить ее сопротивление с такой легкостью, будто она была ребенком.

— Глупышка, ты только напрасно утомилась. Неужели думаешь, что Касим бен Хусейн позволит какой-то девчонке одурачить себя?

Он коснулся ее волос и устремил на нее взгляд, вызвавший на щеках Лорны гневный румянец.

— Скажи, твои волосы действительно такого цвета? — Это было не просто восхищение, к какому она привыкла, нет, то был взгляд человека, получившего, наконец, давно и единственно желаемое. — Soie sauvagenote 10. Золотистый, как сама пустыня.

Лорна отпрянула от него, насколько это вообще было возможно в ее положении.

— Ты… запорол того человека только за то, что он украл коня! — В ее синих глазах стоял ужас, какого она еще не знала. Этот предводитель страшил ее гораздо больше, чем тот араб, что увез ее из оазиса. И неважно, что плащ , в который ее завернули, был чистым, словно воздух пустыни, и слегка припахивал турецким табаком, аромат которого Лорна хорошо знала, поскольку ее отец курил такие сигареты. Несущественно было и то, что державшие ее руки оказались такими же чистыми, как и эти одежды. Нет! Даже от его красивого лица ее пробирала ледяная дрожь.

— Мои лошади дороги мне; я не позволю, чтобы их воровали и портили. — Он опять взглянул на девушку сверху вниз и всем своим видом напомнил ей леопарда, высокомерного и уверенного, что все прочие его боятся. — Они прекрасны, малоразговорчивы, верны и меня не утомляют. О многих ли женщинах можно сказать то же самое?

Лошадь несла их вперед, в пламенеющий свет, который разливался по пустыне; спутники вытянулись за ними шеренгой. Лорна закрыла глаза, чтобы не видеть этого лица, нависшего над нею; потом снова открыла, в слабой надежде обнаружить в этих бронзовых чертах хоть какое-то подобие милосердия, но напрасно.

Ей так хотелось, чтобы все это происходило лишь во сне, однако это был, к сожалению, не кошмарный сон, а реальность. Она оказалась в двойном плену: темного плаща и сильных рук своего похитителя. Несчастная девушка чувствовала каждое движение коня, и в изнеможении, почти без сознания, едва ощутила, как, вспыхнув, погас последний луч заходящего солнца, как зажглись крупные южные звезды и на землю моментально пала арабская ночь с ее пурпурными тенями.

В звяканье уздечек и украшавших их серебряных подвесок как будто слышалась колыбельная песня… Но скоро ритм скачки замедлился, и всадники наконец остановились. Очнувшись от своей странной дремоты, Лорна увидела, что уже ночь.

Похититель с людьми стоял около освещенных луной черных шатров. Это и был лагерь. Девушка различала силуэты верблюдов, опускающихся на колени, проблески лагерных костров; слышала арабскую речь. Все еще спеленутую, ее поставили на землю и развязали.

Ее била дрожь, но не от холода. Над головой висел золотой серп месяца; на его фоне выделялся профиль похитителя, низким голосом отдававшего приказы по-арабски, на котором Лорна не понимала ни слова.

Потом он резко повернулся к ней. Снова на его губах появилась высокомерная усмешка, и несчастная девушка, окончательно проснувшаяся и разрываемая между яростью и страхом, подняла руку и ударила похитителя по лицу. Раз… другой… желая дать выход ужасу, который вызывал в ней этот человек, и надеясь, что он просто прибьет ее.

Но тот рассмеялся низким хрипловатым смехом и схватил ее на руки. Люди, лица которых в свете костров были больше похожи на золотые маски, бесстрастно наблюдали, как он, крупно шагая, понес девушку к большому шатру, стоявшему особняком в кольце костров.

Резким движением плеча он отстранил занавеску, закрывавшую вход в шатер, и внес Лорну внутрь, небрежно ступив ногою в сапоге на толстый мягкий ковер, покрывавший пол. Остановившись, похититель продолжал держать девушку в объятиях, прижимая к себе. Та выдержала его надменный взгляд, хотя ощутила слабость и испуг.

— Ты — варвар! — взорвалась она. — Если думаешь, что тебе удастся безнаказанно сбежать, то ошибаешься. Я — британская подданная!

— Не сомневаюсь, — лениво парировал он. — Я нахожусь на своей собственной территории и подчиняюсь только самому себе. Так скажи же мне, маленькая злючка, куда и зачем я должен безнаказанно сбегать?

Похититель глядел на нее, а девушка отчетливо различала каждую черточку его лица в свете медной лампы, струившей аромат сандалового дерева. Наружные уголки его глаз слегка приподнимались к вискам, брови и нос были безупречной формы, а чистая линия твердого подбородка могла бы радовать глаз.

Лорна взглянула на его рот: он был изогнут во властной улыбке, которая не оставляла надежд на то, что ее собственные чувства будут приняты во внимание.

— У меня есть деньги. — В ее голосе прозвучала мука. — Ты можешь забрать их, если отпустишь меня. Он ответил мягким смешком и поставил ее на ноги.

— Мне не нужны твои деньги, так что, боюсь, ими ты не сможешь купить себе свободу. Свободу тебе может дать только одно, и если не знаешь, что именно, то ты исключительно невинное создание.

Девушка уставилась на него глазами, синими до черноты на бледном потрясенном лице.

— Но я не знаю, — прошептала она.

— В самом деле? — Взгляд похитителя гладил ее. — С такой необычной внешностью ты говоришь мне, что не понимаешь, для чего мужчина приносит тебя в свой шатер. Ма belle femmenote 11, думаю, ты все-таки понимаешь.

И когда эти слова дошли до нее, Лорна стала пятиться, пока не наткнулась на диван. Завернувшись в его плащ как можно плотнее, чтобы скрыть свое стройное тело, она огляделась по сторонам, надеясь хоть как-нибудь убежать отсюда. Внимание ее привлекла расшитая бисером занавеска, едва взглянув на которую, девушка сразу же поняла, что за ней находится гарем.

Встретившись взглядом со своим похитителем и увидев усмешку, мерцавшую в его глазах, она произнесла с ледяной яростью:

— Я тебе не fille de joienote 12! Я приехала сюда, на Восток, на каникулы, и когда выяснится, что пропала, меня станут искать. А тебя накажут, если ты меня… если причинишь мне какой-нибудь вред.

— Тиран уже дрожит! — Он подошел и сдернул с нее плащ, оставив девушку в тонкой рубашке с открытой шеей и мальчишеских бриджах. Никогда еще на нее не смотрели с такой жадностью, с таким откровенным желанием. Никогда еще Лорна не осознавала себя настолько женщиной и настолько привлекательной.

— Такой девушке, как ты, нельзя разрешать разгуливать в одиночестве, словно какой-нибудь цыганке, — произнес похититель, не отрывая взгляда от чувственного изгиба ее губ. — Молодость глупа, а? Следует своим порывам, а не советам мудрых? Уверен, тебя предупреждали, что в пустыне могут быть ., опасности. Впрочем, я так же уверен, что ты пренебрегла этим предупреждением. И очень безрассудно поступила.

По телу Лорны пробежала дрожь, ибо каждое его слово хлестало словно плеть, все сильнее обнажая страх в ее душе. Она попыталась отпрянуть, когда этот человек положил руку на ее затылок и заставил взглянуть прямо на него.

— Ты прелестна, как золотистая кобылка, и так же норовиста — в переносном смысле, разумеется, — добавил он, уставившись на мягкую, изящную линию ее шеи. — Тебе не нравится прикосновение мужчины? Откуда у тебя такая холодность? Из монастыря?

— А ты… а у тебя такая жестокость — просто от природы, — с трудом, задыхаясь, произнесла Лорна.

— Ты — дьявол!

— Ну что ты, я — всего-навсего мужчина. — Его улыбка была невозмутимой и одновременно угрожающей, открывая полоску белых зубов. — И убежден, что все в этом мире вершится по воле судьбы, lе destin, и спорить с нею — все равно что бороться с дикой песчаной кошкой. Ведь это судьба швырнула нас друг к другу, comprenez — vousnote 13?

— Я понимаю только одно. — Сердце бедной девушки неистово колотилось, когда она прямо смотрела в его безжалостно красивое лицо. — Удерживая здесь, ты бесчестишь не только меня.

— Такие доводы меня не трогают. — Рука похитителя легла ей на плечо, и Лорна ощутила это прикосновение сквозь тонкую ткань рубашки. — Какое отношение может иметь честь к чувству мужчины к женщине? — Он рассмеялся и, склонив голову, поцеловал ее прямо в ямочку на шее. — Как колотится у тебя сердце. Ты боишься меня?

— Я тебя ненавижу! — Поцелуи этот был нежен, и все-таки ее обожгло, словно пламенем, словно он поставил на ней несмываемое клеймо. — Ты — подлец!

— А ты — просто восхитительна! — В объятиях этого человека девушка сгибалась, словно цветочек под безжалостным ветром. — Твои белокурые волосы похожи на золотое солнце пустыни, глаза — синие, как жасмин, а кожа светла, как пустынный рассвет. Я хочу тебя, мой сине-золотой цветок, и предпочитаю брать, нежели давать.

— Неужели ты хочешь сказать?.. — Слова замерли у нее на губах, и только в глазах осталась мольба.

— Ты прекрасно понимаешь каждое мое слово. — Похититель тихо засмеялся. — Женщины живут инстинктами, и твой инстинкт должен подсказать, зачем я принес тебя в свой шатер.

Он погладил ее волосы, ласково провел пальцами по горлу, но едва она стала сопротивляться и попыталась вырваться, сгреб девушку и прижал к себе с такой устрашающей силой, что едва не сломал ей спину.

— Красота и дерзость, — улыбнулся мужчина, совершенно не обращая внимания на то, что ей больно. — Маленькая тигрица, которую еще никто не пытался приручить. Tres biennote 14, сначала — сопротивление, а потом — поцелуй.

С этими словами он выпустил ее и резко повернулся на каблуках. Когда занавеска шатра опустилась за ним, Лорна в полном изнеможений упала на диван и закрыла лицо руками. Она дрожала с головы до ног, но не плакала: не умела облегчать душу слезами. Да и что толку оплакивать свою несчастную участь; девушка хорошо понимала, что оказалась в руках человека, живущего по своим собственным законам и совершенно безжалостного… безжалостного и красивого какой-то необычной, несвойственной мужчинам Востока красотой.

Ужаснее всего, что Лорна сама навлекла на себя эту беду, когда в дерзости своей пренебрегла советом Родни Гранта — не ездить в пустыню одной. Предупреждал ее и старик-гадальщик, который узрел в песке грозящую ей опасность, да только она, не желая подчиняться никому да еще по своей неугомонности и своенравию, позволила этому песчаному волшебству завлечь себя.

Нервы у девушки были до того напряжены, что она вздрогнула, когда в шатер кто-то тихо вошел. Бледная, ни кровинки в лице, диким взглядом смотрела она на слугу в белоснежном тюрбане. Тот коснулся руками лба, глаз и губ, давая понять, что находится в полном ее распоряжении и готов служить ей.

— Сейчас принесут воды, чтобы лелла могла искупаться, — произнес слуга на прекрасном французском, — а также другую одежду. Потом хозяин поужинает со своей… гостьей.

Эта легкая, но такая многозначительная заминка вызвала румянец на бледных щеках Лорны. Она вскочила на ноги и быстро заговорила:

— Я должна вырваться отсюда! Если ты дашь мне лошадь, я щедро награжу тебя…

— Деньги для меня ничего не значат, мадам. — Слуга отвернулся от нее. — Хозяин в наказание убьет меня!

С поклоном он удалился из шатра, а Лорна с ужасом поняла, что вряд ли в лагере найдется хоть единая душа, которая осмелилась бы вызвать неудовольствие шейха.

Она прижала руку к горлу, все еще чувствуя его поцелуй. Воспоминание об этом поцелуе, свежее, жгучее, заставило ее вскочить на ноги и броситься к бисерной занавеске и дальше, в следующее помещение шатра — в гарем…

Там, оглядевшись, Лорна увидела низкую оттоманку, накрытую покрывалом из золотистого шелка с вышитыми цветами синего жасмина. Рядом на инкрустированном столике стояла лампа, около которой и лежали портсигар и медная спичечница. Девушка провела кончиком языка по пересохшим губам. Ее взбудораженные нервы необходимо было чем-то успокоить, поэтому, отбросив мысль о том, что эти сигареты наверняка принадлежат ему, она уселась с ногами на постель и достала одну.

Сигареты были турецкие, но Лорна не обратила на это внимания, — ей уж очень хотелось курить. Чиркнув спичкой, она поднесла ее к сигарете. Первая затяжка была чуть резковатой, но дальше пошло лучше. Девушка сидела на постели в роскошно украшенном гареме своего похитителя, утомленная, но напряженно прислушивающаяся к любому звуку, любому шороху.

Помещение, как и его хозяин — шейх — сияло чистотой. На роскошных занавесках и огромных подушках не было ни пятнышка, а в ногах оттоманки лежали черный шелковый халат и пижама, в тон друг другу.

Сердце Лорны сильно забилось. Нервно вздрогнув, она отвернулась от этих ночных одежд мужчины. Интимность этого помещения поразило ее в самое сердце, словно острый нож. Здесь он спал, а вечером отдыхал, читая книги на французском, которые находились тут же, у постели в шкафу.

Она затушила сигарету, и тут каждая клеточка в ней замерла в нервном ожидании: бисерная занавеска отдернулась, и появилась молодая женщина под вуалью.

— Я — Захра, — представилась она и с нескрываемым любопытством стала разглядывать белокурые волосы Лорны и наряд для верховой езды, делавшей ее похожей на мальчика. Насмотревшись, служанка вышла и через минуту вернулась с двумя большими медными чайниками, из которых шел пар. Поставив их на низенький столик, она отдернула парчовую занавеску, за которой обнаружился альков, где находилась круглая глубокая лохань, достаточно большая, чтобы в ней мог поместиться один человек.

— Лелла желает принять ванна? — Девушка говорила на ломаном французском.

Лорна не просто желала, а жаждала вымыться. Она кивнула, и служанка вылила в лохань воду из чайников. Затем достала из комода банные полотенца и флакон, из которого капнула что-то в воду. Сразу вместе с паром поплыл зовущий аромат, а девушка — славное существо — выскользнула за занавеску, улыбнувшись и сделав знак, что идет за чем-то еще.

Торопливо скинув с себя запыленную одежду, Лорна шагнула в лохань, в которой можно было даже сидеть. Она вся вымылась ароматной мыльной водой и завернулась в одно из огромных полотенец. В это время вернулась Захра, бережно неся на руках какие-то воздушные одежды. Она разложила перед Лорной тонкую, прозрачную рубашку, шальварыnote 15 шелковые с вышивкой на щиколотках, бархатную тунику и пару мягких туфелек без задников, с загнутыми носами.

Лорна с презрением и отвращением воззрилась на одежду. Это же гаремный наряд!

— Нет, — она с твердостью покачала головой, глядя на служанку, которая сразу же забеспокоилась и была явно озадачена. — Раз и навсегда — нет. — Лорна отвернулась и принялась надевать свою одежду: бриджи и сапожки, в которых чувствовала себя хоть немного защищенной от шейха. Дрожащими пальцами девушка застегивала свою рубашку абрикосового цвета, такую неженственную по сравнению с нарядом, который шейх велел принести для нее.

Она ему не одалиска. Хоть и напуганная, но без боя ни за что не сдастся.

Лорна вздернула подбородок и встретилась взглядом с большими карими глазами Захры.

— Je suis desoleenote 16, — Лорна пожала плечами, — но я не могу носить такую одежду, понимаешь?

Служанка внимательно рассматривала красивый наряд и явно не понимала, почему лелла отказывается от него.

— Принц Касим будет сердиться, — произнесла она с трепетом на своем милом французском.

— Принц! — с презрением отозвалась Лорна. — Надеюсь, он разозлится настолько, что сломает мне шею. — Затем резко повернулась к зеркалу, стоявшему на комоде, и увидела, что волосы совершенно спутались. С неохотой взяла она черепаховый гребень и принялась расчесываться. Лорна всегда носила с собой губную помаду и теперь, достав из кармана бридж, провела ею по искривившимся в горькой усмешке губам. Боевая раскраска! Вечное оружие женщины в критической ситуации.

Пока Лорна приводила себя в порядок, Захра исчезла, оставив весь этот шелк и бархат лежать живописной нежной горкой на подушках оттоманки; алые туфельки стояли рядом.

— Я не надену это даже под страхом смерти! — с яростью прошептала Лорна и, не в силах больше находиться в гареме, направилась за бисерную занавеску в главное помещение шатра. Там она увидела низкий столик, поставленный перед диваном с двумя большими подушками и уже накрытый на двоих. Ножи и вилки были с перламутровыми ручкам, а бокалы отделаны серебром, что еще больше усилило враждебность Лорны.

Этот человек, привезший ее в свой шатер, этот красивый, безжалостный дьявол, жил как принц. Она закусила губы. Впрочем, по словам Захры, он и был принцем. И скоро явится в свой шатер — высокий, кареглазый, высокомерный.

Глава 4

Лорна вздохнула и почувствовала запах кожи, сандалового дерева и конского пота. Она внимательно стала рассматривать убранство шатра. Стены были завешаны гобеленами, слабо поблескивавшими в свете медных ламп. Ковры, без сомнения, были кашанские; обстановка казалась и простой и роскошной одновременно. Лорна заметила столик из черного дерева, на котором стояла прелестная резная шкатулка.

Девушка открыла шкатулку и ахнула. Там лежали шахматы, так искусно вырезанные из слоновой кости, что каждая фигурка казалась почти прозрачной. Только Лорна взяла коня и стала с восхищением его рассматривать, как вдруг за ее спиной послышалось легкое движение.

Она резко обернулась, зажав фигурку в руке, и кровь бросилась ей в лицо, а сердце бешено застучало.

Шейх вошел как всегда бесшумно и стал спиной к входу. Он переоделся: вместо костюма для верховой езды на нем был теперь кибрnote 17, застегнутый до горла и перехваченный в талии широким кушаком. Голова с очень коротко стриженными волосами была не покрыта. С какой-то львиной грацией и бесконечной уверенностью в себе стоял этот человек, вот так, молча, и глядел на нее, по-прежнему одетую в бриджи и сапожки.

Глаза его сузились, и девушка вся напряглась, приготовившись к борьбе.

— Вы играете в шахматы? — спросил он. Лорна ожидала другого вопроса — почему она не надела того, что прислал он, — и, кладя шахматную фигурку в шкатулку, почувствовала, что рука ее дрожит. Однако, закрыв крышку, произнесла вполне холодно:

— А вы, мсье, играете?

— Все хитроумные игры, смысл которых в нападении и защите, в атаке и отступлении, были придуманы утонченным восточным умом, — медленно произнес шейх, приближаясь к ней. Лорна сжалась; ей захотелось куда-нибудь укрыться.

— Вы дрожите, словно птенец. — Наклонившись к столику, он взял с блюда миндаль, скорлупа которого тут же треснула под его крепкими зубами. Белая одежда красиво оттеняла его загорелое лицо, шею и руки. На указательном пальце правой руки Лорна заметила массивное кольцо с выгравированными на нем знаками… Нет, все-таки шейх был очень хорош своей мрачной, повелительной красотой, с такими мощными широкими плечами, что тень от них полностью закрывала Лорну, когда он, словно башня, возвышался над ней, повернувшись спиной к свету.

— Вы смотрите на меня так, будто я собираюсь вас съесть. — В его голосе чувствовалась насмешка. — А почему вы не надели того, что принесла служанка? Вам было бы гораздо удобнее, чем в этих бриджах и сапожках!

— Я предпочитаю носить свою одежду! — Лорна сунула руки в карманы бриджей и стала еще больше похожа на мальчика. — Ас чего это вам вообще вздумалось присылать мне одежду, принц Касим? Уж не для того ли, чтобы облегчить свою совесть, вы решили одеть меня словно наложницу?

Он вздернул темную бровь.

— В лагере я предпочитаю, чтобы меня титуловали шейхом, впрочем к вам это не относится. К тому же, как вам должно быть известно, дьявол совести не имеет.

— Так значит у вас множество титулов? — Ее тон стал брезгливо-презрительным. — А для меня вы все равно хуже того злосчастного конокрада! Тот был беден и нуждался в деньгах, вот и… похитил меня.

— Почему вы так уверены в этом? — Белые зубы шейха сокрушили еще один орех.

— Потому что простому арабу я должна казаться слишком худой и бледной, — с вызовом ответила Лорна. — Я ведь не «луна в четырнадцатый день ее рождения»note 18, с соблазнительными изгибами и глазами газели.

Шейх тихо рассмеялся, словно гортанно промурлыкал своим смуглым горлом.

— Для женщины вы очень скромны и, не сомневаюсь, хотите, чтобы я также счел вас худой и бледной.

— Его желтовато-карие глаза скользнули по ней. — Мне досадно, что вы предпочли этот мальчишеский вид. На такой гибкой, изящной фигурке, как ваша, восточный наряд выглядел бы гораздо лучше.

Когда он своим низким голосом явно намеренно упомянул о ее фигуре, Лорне захотелось убежать и спрятаться. Она вдруг ощутила, что рубашка облипает ее, а бриджи выдают стройность ее бедер. И радости ее не было предела, когда занавеска откинулась и вошел слуга с подносом, на котором стояло несколько блюд под крышками.

Проворно и искусно он расставил блюда на столике и разлил по бокалам с серебряным ободком какую-то прохладную жидкость зеленого цвета. На Лорну слуга не взглянул ни разу. Все так же скромно опустив глаза, он поклонился и выскользнул из шатра, оставив ее наедине со своим хозяином.

— Садитесь, прошу вас. — Шейх показал на диван.

— Я… я не голодна, — с вызовом произнесла она.

— А я уверен, что голодны, mon enfantnote 19. — Шейх поднял ее на руки, как ребенка, и усадил между больших диванных подушек. Сам уселся рядом и протянул ей один из бокалов. — Это — лаймун, напиток из сока особых лимонов, мяты и меда. Прошу. Я знаю, что пить вам тоже хочется.

— Ничего вы обо мне не знаете, — возразила девушка. — Для вас я только предмет!

— Но весьма украшающий обстановку. — Голос его смягчился. Он поднес бокал к ее губам. — Глупышка вы, да еще и своенравная, прямо как девочка, которая пугливо убегает, случайно увидев свое отражение в пруду. Неужели вы не осознаете собственной красоты?

Лорна смотрела на него во все глаза, которые приняли совершенно фиалковый оттенок: казалось, будто взяли два цветка и прижали к ее юному бледному лицу.

— Пейте же. — В голосе шейха слышалась мягкая непреклонность. — Вы уже немного охрипли, а мне вовсе не хочется принуждать вас жаловаться.

— И это говорите вы? Да ведь кроме принуждения и силы вы никакого закона не знаете! Ваши собственные люди бояться вас до смерти.

— Почему вы так решили? Уж не потому ли, что Хасан и Захра отказались помочь вам сбежать? — Он рассмеялся, а Лорна, воспользовавшись тем, что шейх держал бокал с лаймуном у самых ее губ, схватила бокал и сразу же отодвинулась в сторону. Прихлебывая напиток, она наблюдала, как хозяин смуглыми пальцами разрывал надвое жареных голубей, лежавших поверх красиво выложенного на блюде риса с овощами.

— Идите сюда. Вам нужно поесть; впрочем, не есть же вам руками. — И он показал на столовые приборы с перламутровыми ручками. — Вы же весь день провели в пустыне, на воздухе и, должно быть, очень проголодались. Хасан — прекрасный повар и сильно обидится, если вы не попробуете ни кусочка из нашего ужина.

Нашего ужин а. Ее передернуло, но под пристальным взглядом этих карих глаз Лорна взяла немного кускусаnote 20 и заставила себя съесть.

— Ну а теперь кусочек голубя, — ласково уговаривал шейх, положив ей на тарелку одну из поджаренных птичек.

— Как вы все любите голубей, — заметила Лорна, зная, что этих птиц специально отлавливают в пустыне сетями из-за нежного мяса.

— Естественно, — ответил он, опять вздернув бровь уже знакомым ей манером. — Попробовав, вы тоже признаете, что это — царская еда.

— Вернее — принцева, — поправила она, внимательно глядя, как шейх, скатав из плова аккуратный шарик, отправил его в рот. Лорна заподозрила, что он специально демонстрирует ей манеры жителя пустыни, а услышав его смех, поняла, что была права.

Через некоторое время слуга принес кофе и разлил его по крохотным, изящным чашечкам. Кофе был французский, но из-за своих опасений Лорна оказалась не в состоянии оценить его по достоинству. Прежде чем удалить Хасана, шейх сказал ему несколько слов, и Лорна с ужасом поняла, что с этой минуты они остаются совершенно одни.

Поэтому она удивилась, когда занавеска шатра приоткрылась еще раз и появилась длинноногая гончая с шелковистой шерстью; обойдя и обнюхав весь шатер, она положила передние лапы на плечи хозяину и замерла.

Шейх нежно гладил ее по спине, не сводя глаз с Лорны.

— А вы любите собак? — спросил он. — Англичане, кажется, с большой нежностью относятся к ним?

— Да, я люблю их, — отвечала она, глядя при этом на собаку с тем же недоверием, что и на ее хозяина. Гончая сначала тоже рассматривала девушку, а потом подошла и принялась обнюхивать ее сапожки.

— Не бойтесь Феджра, — произнес шейх, откидываясь на диванные подушки. — Будучи настоящим сыном пустыни, он куда галантнее меня.

Лорна не очень хорошо поняла смысл этих слов. Для нее-то шейх и был сама пустыня со всеми ее опасностями, утонченностью и живописностью. Без малейшего страха она протянула руку и погладила Феджра по прохладной мягкой шерсти. Пес, обнюхав ее пальцы, положил ей на колени свою красивую голову и уставился на нее одухотворенными, почти человеческими глазами. Шейх тихо засмеялся:

— Вы ему в новинку, — и, наклонившись, взял сигарету из коробочки, лежавшей рядом. — Хотите курить, Лорна?

Он произнес ее имя с каким-то мягким раскатом, словно с нежным гортанным мурлыканьем. Девушка тут же пришла в ярость, что он осмелился обратиться к ней так интимно.

— Нет, благодарю вас! Я не привыкла к такому сорту!

— Что ж, можно и привыкнуть к тому, что поначалу кажется чуждым, — заметил шейх, поднося к сигарете зажженную спичку; глаза его при этом многозначительно блеснули. Он с явным удовольствием вдыхал дым, лениво рассматривая Лорну, гладившую пса. Она была по-прежнему напряжена. От этого человека, развалившегося на диване, исходила такая сила, будто он энергично расхаживал по комнате.

— О чем вы задумались? — требовательно спросил он.

— О том, что в отеле, в Ираа, обо мне будут сильно беспокоиться. — Голос ее дрожал, а ресницы отбрасывали на щеки едва заметные тени.

— Кто? Мужчина? — Вопрос просвистел, словно удар плети.

— Разумеется. — Подняв глаза, в которых были и вызов и пренебрежение, Лорна встретилась с его взглядом. — Он наверняка станет меня разыскивать, потому что знал, что я собираюсь в оазис Фадну, и наймет охотников-арабов, чтобы найти меня.

— Тогда им понадобится чрезвычайно острое зрение, — язвительно заметил шейх. — Каждое утро, обласканные ночным ветром, пески пустыни становятся девственными, словно в первый день творения.

— Родни найдет меня! — Эти слова вырвались у нее в полном отчаянии.

— Он любит вас, а? Этот мужчина, которого вы назвали Родни? — Голубоватый дымок сигареты вился у самых его глаз, золотистых, как пески пустыни, и затаенно-коварных, как у леопарда.

— Да, он… он обожает меня. — Лорна и думать забыла, что безжалостно отвергла Родни Гранта. — Я… я уверена, мсье, что для вас не может быть интересна женщина, уже принадлежащая другому мужчине.

— Мужчине, который позволил вам отправиться одной в пустыню? — Желтоватые глаза шейха блуждали по ее волосам, лицу и наконец остановились на голубоватой жилочке, отчетливо пульсировавшей под тонкой, нежной кожей шеи. — Пустыня — это то место, очарование которого необходимо с кем-то делить, и непохоже, девочка моя, чтобы вам так уж хотелось делиться ее волшебством именно с этим мужчиной.

— Мы… мы поссорились, и я ускакала от него в порыве раздражения…

— И он не последовал за вами? — У шейха были глаза человека, обмануть которого просто невозможно.

— Он не похож на вас! — вспыхнула Лорна. — Он не станет пускаться вскачь за девушкой и стаскивать с седла ее же собственной лошади!

— Какой же он, должно быть, вялый и малоинтересный юноша. — Изящно очерченные губы изогнулись в насмешливой улыбке. — Не удивительно, что вы не любите его.

— И все-таки я скорее буду с ним, чем с вами — варваром пустыни!

— В самом деле? — Он рассмеялся глубоким грудным смехом. — Надо вам сказать, что варварская кровь в моих жилах несколько разбавлена… Моя мать родом из испанского города Кадиса, его называют еще Серебряным Кубком. Кожа у нее была светлая и нежная, словно лепестки камелии, а глаза — золотистые, как ноготки.

Лорна оторопело уставилась на него… Сердце ее сильно забилось, и как будто стало легче от того, что его мать была европейской женщиной.

— А ваш отец ее похитил и засадил в гарем?

— Она работала медсестрой в госпитале в Марокко. — Шейх приподнял сигарету и дунул на нее. — Человек, которого я имею честь называть своим отцом, встретил ее там и сделал своей женой.

— Женился на ней! — воскликнула Лорна.

— Он глубоко и искренне полюбил ее. — Неожиданно в его желто-карих глазах зажглись опасные маленькие огоньки. — Впрочем, история этой пылкой пустынной любви вряд ли взволнует холодную кровь маленькой ледышки с туманных берегов Британии.

— Я целый год прожила в Париже, так что знакома кое с какими обычаями жителей континента.

— И как вам Париж? Не правда ли, город, полный очарования?

— Можно подумать, мсье, что вы там были.

— Я там учился, мамзель.

Глаза Лорны широко раскрылись; этот человек заинтересовывал ее все больше и больше, и в то же время она злилась на себя за свой просыпающийся к нему интерес.

— Понятно, — произнесла она. — Так вот откуда такое знание французского языка.

— Да вы и сами прекрасно говорите по-французски, msa petite blondenote 21.

И снова в его голосе прозвучала собственническая нотка; девушка отодвинулась от него подальше в подушки, снова ощутив страх перед этим человеком по имени принц Касим, который жил по законам пустыни и смело брал то, на что другие мужчины только заглядывались.

Когда он поднялся и вывел собаку из шатра, стены медленно поплыли перед глазами Лорны. Вокруг стало тихо. Большой лагерь наконец угомонился, и тишину нарушали лишь протяжные зевки верблюдов, звяканье их шейных колокольчиков да тявканье сторожевых псов. По шатру пролетел прохладный ветерок, от которого огонь в лампах затрепетал, а Лорну пробрала дрожь. По стенам, завешанным гобеленами, бегали зыбкие тени, а бисерная занавеска шевелилась, словно ее трогали невидимые пальцы.

Какое-то время Лорна сидела, уставившись в эту занавеску бессмысленным взглядом, и вдруг с мучительным рыданием вскочила на ноги и бросилась было бежать из шатра, в темную ночь.

Сильные руки, жесткие и безжалостные, перехватили ее, подняли и понесли обратно в шатер. Лежа в этих руках, девушка увидела в янтарном свете лампы, что глаза шейха сияют расплавленным золотом сквозь черные ресницы. Страх придал ей силы, но в его гибком теле мощи было куда больше, и он шутя пресек ее попытки вырваться из его рук.

— Глупышка, ты только еще больше устанешь. — Он губами стер слезинки, блиставшие в ее глазах. — Какой смысл сопротивляться? Ведь ты и сама прекрасно знаешь, что не сможешь убежать от меня.

— Я тебя ненавижу! — бушевала девушка. — Я презираю тебя!

— Мне нравится твоя неукротимость. — Шейх говорил низким, глубоким, почти убаюкивающим голосом, словно умиляясь ею. — Ты своенравна и, наверное, убила бы меня, если б смогла!

Он отнес ее в мягкую постель, а ей захотелось свернуться в клубок и умереть. Шейх лишь улыбался, глядя ей в глаза, а потом, встав на колени, принялся разувать ее. Лорна была в каком-то дурмане и только прижималась к постели, пока он снимал сапожок сперва с ее правой ноги, потом с левой, а затем отбросил их в сторону.

— Когда ты будешь раздеваться на ночь, горничная тебе не понадобится. — Он улыбался. — Я пригашу свет.

Шейх вышел. Наступила тишина. Лорна лежала, кусая пальцы, чтобы не закричать. С диким видом оглядывалась она вокруг себя, и тут взгляд ее упал на нож, лежавший на столике у вазы с фруктами. Это был слегка изогнутый кинжал с изысканным орнаментом.

Ни секунды не колеблясь, Лорна схватила его. Когда принц Касим своей скользящей походкой снова вошел, девушка, судорожно сжимая рукоятку, бросилась на него, подобно дикой кошке, целясь прямо в сердце. Но он, опередив ее, схватил за руку, и кинжал лишь слегка оцарапал его сквозь одежду. Сжав запястье, принц едва не сломал ей руку. Кинжал, поблескивая, медленно и бесшумно упал на ковер, а Лорна закричала от боли, когда он перегнул ее руку. Кровь медленно капала из маленькой ранки на белоснежный кибр, а Касим гипнотизировал ее своими желтыми глазами.

— А вот теперь ты меня рассердила, — произнес он, и снова на его бронзовом лице мелькнула белая полоска зубов.

— Пожалуйста… — Слезы страха сделали глаза девушки похожими на цветы под дождем. — Пожалуйста, не надо…

— Я вовсе не собираюсь тебя бить, — насмешливо улыбнулся шейх, и его жаркие губы пробежали по ее шее до самой ямочки. Лорна попыталась увернуться от этого обжигающего поцелуя, и тут из карманчика ее рубашки выпал цветок, который она сорвала в то утро со стены разрушенного дома. Продолжая прижимать девушку к себе, шейх нагнулся за ним и сделал ей больно. Лепестки цветка уже были смяты, но по-прежнему издавали слабый, нежный аромат.

— Зачем ты носишь его у самого сердца? — последовал требовательный вопрос.

— Сейчас же отдай! — Лорна попыталась вырвать цветок из его руки.

— Кто дал его тебе? — Сузившимися глазами он настороженно вглядывался в ее лицо. — Тот вялый глупец, который отпустил тебя одну в пустыню, где не каждый-то араб чувствует себя в безопасности?

— Да, этот цветок напоминает мне о том, кого я люблю, — с вызовом ответила девушка. — И ты не заставишь меня назвать его имя!

— Так значит это не Родни?

— Значит! — Ей, наконец, удалось выхватить из его наглых рук и укрыть цветок, такой же поникший и измятый, как и она сама.

— Что ж, храни свои тайны. — Шейх выпустил Лорну и коснулся рукой раны, словно острие кинжала все еще причиняло ему боль. — После целого дня в пустыне ты будешь спокойно и крепко спать. Доброй ночи, моя пустынная добыча!

Он повернулся на каблуках и вдруг остановился, придерживая рукой занавеску.

— Я буду в соседней комнате всю ночь. А я всегда настороже, даже во сне.

Шейх ушел, оставив девушку одну. А той с трудом верилось, что он ушел. Где-то в пустыне тявкал шакал… Лорна, наконец-то дала волю своей слабости и растянулась на постели. Так, с цветком у щеки и с медленно льющимися по лицу слезами, она и провалилась в глубокий, тяжелый сон.

Глава 5

Солнце уже заливало лагерь ярким светом; вокруг костров суетились: готовился завтрак. Позвякивали колокольчики на шеях верблюдов, — это погонщики поднимали животных и уводили их попастись в колючих кустах. Закутанные до глаз фигуры скользили между лошадьми; два жеребца злобно ржали друг на друга, пока их не огрели плетью.

Все эти утренние звуки проникали и в большой шатер шейха, но девушка, спавшая там, не слышала их. Она лишь пошевелилась, но глаза не открыла.

Во сне лицо ее смягчилось; слипшиеся ресницы спокойно лежали на щеках, хранивших следы слез. Мягкие волосы разметались, словно у ребенка, да ей и снился какой-то детский сон. В этом сне верблюжьи колокольчики превратились в колокольчики, звонившие в ее монастырской школе, где присутствие мужчины было просто немыслимо, а ворота раскрылись лишь для того, чтобы выпустить ее на попечение отца.

Утренняя суета в лагере постепенно замирала, и солнце уже вовсю освещало шатер, когда Лорна очнулась от глубокого сна и обнаружила, что лежит под тонкой сеткой, которой кто-то обернул ее постель от песчаных мух, появлявшихся, едва только солнце начинало пригревать.

Она села, откинула сетку и оглянулась. Обстановка показалась ей до ужаса странной и до дрожи знакомой.

На столике около постели лежала раскрытая сигаретница; на табурете валялся белый кибр. Лорна с содроганием снова откинулась на подушки, осознав, что пока спала, сюда заходил шейх: это он накрыл ее шелковым покрывалом и сеткой и, очевидно, разглядывал, пока она спала невинным сном младенца. У Лорны перехватило дыхание, словно ее окатили ледяной водой. Остатки сна окончательно улетучились. Вчерашние события оказались такой же реальностью, как и солнце, сияющее снаружи, или ее собственная тень.

Она находилась в пустыне и была пленницей принца Касима бен Хусейна — человека загадочного и столь же цивилизованного, сколь и безжалостного.

Девушка уткнулась лицом в подушку и попыталась забыть его лицо. Это оказалось просто невозможно.

Она отчетливо помнила каждую черточку и каждое слово из того, что он говорил ей за ужином и потом, когда отнес ее в эту часть шатра. При воспоминании о своих вчерашних страхах Лорне захотелось по-детски укрыться с головой под одеялом и отгородиться от той дрожащей женщины, какой она была вчера.

Лорна молча наблюдала, как раздвинулась бисерная занавеска и вошла Захра. Она была уже без чадры и улыбалась, а это явно свидетельствовало о том, что шейха поблизости не было. Служанка подошла к постели и вполголоса поздоровалась. Ее хладнокровная реакция на случившееся заставила Лорну предположить, что ей, по всей видимости, приходилось прислуживать здесь и другим женщинам.

От этой мысли Лорна покрылась жарким румянцем и с трудом смогла ответить, когда Захра поинтересовалась, хорошо ли лелла спала. В этот момент на волосы Лорны упал солнечный лучик, и арабка застыла, пораженная их сиянием. Потом взгляд ее карих глаз остановился на шелковой ткани, которой покрывалась Лорна, и, прищелкнув пальцами, служанка бросилась к комоду и достала оттуда прелестное платье. Без возражений Лорна позволила надеть его на себя. Платье, очевидно, было из шифона и от него шел нежный аромат духов.

— Чье оно? — Лорна мяла в руках шелк. — Скажи же мне!

Во взгляде Захры читалось явное замешательство.

— Неделю назад, лелла, мимо проходил караван; там принц Касим и купил платья и благовония, чтобы потом отвезти во дворец, Тюркейе.

Тюркейя! При этом экзотическом имени Лорна сразу же представила себе образ гибкой, стройной красавицы с волосами, как вороново крыло, и почувствовала, что прохладный шелк жжет ей кожу.

— Принц приказал, чтобы кое-что из этих вещей принесли сюда, для леллы. — Служанка показала на кедровый комод. — Разве лелле не нравятся такие красивые вещи?

— Я предпочла бы выпить кофе, а потом принять горячую ванну.

— Ванну? — Захра захлопала длинными черными ресницами. — Да ведь лелла уже принимала ванну вчера вечером!

— И лелла примет еще одну сегодня утром! — В этот момент Лорна сообразила, что она ведь не в отеле, а в пустыне, где воды может не хватать. — Захра, мне бы очень хотелось принять ванну, если, конечно, воды достаточно.

— Мы всегда становимся лагерем у колодца, — откликнулась девушка, а на лице ее было написано:

«Если так часто мыться, то и вода скоро кончится!».

— Мерси, — Лорна улыбнулась служанке, которая была все же славным существом и единственно возможной подругой здесь. Вспомнив шейха, Лорна снова ощутила свою беспомощность, а шелковое одеяние только усиливало это ощущение. К тому же шейх купил его в подарок другой девушке, а Лорна оказалась на его пути лишь волею судьбы. Снова вспомнились вчерашние события, она вновь как бы ощутила силу его рук, и у нее вырвался слабый сдавленный стон…

— Я напугала леллу? — Это вернулась Захра с подносом.

— Нет… все в порядке. — Разве Лорна могла испугаться кого-то или чего-то больше, чем шейха? Только при мысли о его властном лице сердце ее начинало испуганно колотится.

Захра установила поднос на кровати. Лорне безумно хотелось только кофе; наливая себе из медного кофейника с длинным носиком, она сказала служанке, чтобы та унесла еду.

— Я не голодна, только пить очень хочу. Должно быть, это воздух пустыни вызывает у меня такую жажду.

— Лелла еще не привыкла к пустыне? — Захра совершенно спокойно подняла кибр, валявшийся на табурете, а у Лорны, наблюдавшей за нею, вся кровь прихлынула к щекам.

— Я приехала из страны, где солнце гораздо прохладнее, а песок можно найти лишь на морском берегу. — В голосе Лорны слышалось тихое отчаяние. Англия, монастырь, школа, затем год в Париже с больным отцом. Откуда ей было знать, что паломничество на Восток навлечет на нее такую беду, о которой она теперь страшилась даже думать? Ее, презиравшую мужчин и превыше всего ценившую свою свободу, теперь этой свободы лишили. И сделал это человек, которого ее чувства нимало не трогали!

— Лелла должна поесть, не то принц Касим будет гневаться на меня, что я плохо смотрю за вами. — Захра подняла крышку с блюда хрустящих риссолейnote 22. — Разве такая еда не придется по вкусу лелле?

Пряный аромат риссолей достиг ноздрей Лорны, и она поняла, что все-таки хочет есть.

— Похоже, указующий перст вашего шейха действует даже в его отсутствие, — заметила она, принимаясь за еду.

Служанка уставилась на нее, словно не понимая, как можно в таком тоне говорить о ее хозяине.

— Захра, — сердце у Лорны колотилось от волнения, — ты поможешь мне убежать?

Девушка отшатнулась от постели точно так же, как слуга шейха минувшим вечером. Она завесила глаза длинными ресницами, а вся ее манера держаться мгновенно переменилась: из дружелюбной стала почти враждебной.

— Пойду поставлю воду для ванны лелле. — И выскользнула, превратив слабый лучик надежды в глыбу льда, придавившую сердце Лорны.

Как они все боятся его! Его власть над ними так велика, что никому и в голову не приходит спросить, а почему, собственно, в этом шатре находится молодая англичанка. Похоже, все считают, что этим он оказывает ей честь!

Оттолкнув поднос, Лорна выскользнула из кровати. В алькове, где стояла большая медная лохань, обнаружился еще и маленький комодик. Девушка огляделась, снова отметив, в какой безупречной чистоте содержится здесь все. Принц Касим бен Хусейн оказывается брезглив; хоть какое-то, маленькое, утешение…

Она расхаживала взад и вперед по ковру, утопая босыми ногами в рыжеватой шкуре леопарда. Эта пустыня — предмет ее детских мечтаний, куда она так рвалась, — предала ее и жестоко ранила. Лорна чувствовала себя птицей, попавшей в клетку.

Девушка улеглась на шкуру, погрузившись в мех и подложив под голову диванную подушку. Волосы, шелковистые и золотистые, рассыпались по лицу; сквозь полупрозрачную ткань платья просвечивала белая кожа.

В такой позе и нашла ее Захра, вернувшаяся с медными чайниками горячей воды.

— Лелла плачет? — Служанка прикоснулась к ее волосам, и Лорна повернула к ней сумрачное лицо с совершенно сухими, хоть и затуманенными глазами.

— А ты считаешь, я должна улыбаться? — спросила она.

— Но шейх очень мужественный и красивый. — Захра смутилась. Как и любую арабскую девушку, ее воспитали в убеждении, что мужчины — высшие существа. Ей было невдомек, что Лорна не из тех девушек, что сдаются первому встречному и без звука подчиняются его воле.

— Шейх Касим — самый жестокий человек из всех, с кем мне приходилось сталкиваться, — с горечью произнесла Лорна. — От всей души желаю ему познать страдание.

Большие карие глаза Захры с ужасом уставились на Лорну.

— Сидиnote 23 Касим вовсе не жесток со своими людьми…

— Я видела, как он запорол человека. — Лорну передернуло при этом воспоминании.

— Тот человек, верно, заслужил наказание, а лелла должна понять, что здесь, в пустыне, законы совсем другие, чем в городе.

— Наверное, это пустыня так ожесточает людей, — прошептала Лорна.

Захра пожала плечами: ей были совершенно чужды понятия этой юной англичанки о жестокости. Она наполнила лохань горячей водой, от которой еще шел пар, и опять капнула в нее ароматного масла, сделавшего воду мягкой и мыльной. Взяв губку со стоящего рядом низкого столика, девушка молча посмотрела на свою госпожу.

— Я прекрасно справлюсь и сама, — заверила ее Лорна.

— Я вымою леллу, как делают у нас в хамманеnote 24, и кожа леллы разрумянится. Очень приятное ощущение… так расслабляет…

— Нет… — Лорна была слегка шокирована. — Я предпочитаю мыться сама.

— Лелле не надо стесняться. — Захра говорила с ней, как с ребенком. — Зачем стыдиться, если на теле нет никаких изъянов.

«Весьма эстетическая точка зрения», — вынуждена была признать Лорна про себя, но тем не менее, пока она раздевалась и усаживалась в ароматную воду, щеки ее все еще пылали.

Захра натерла ее губкой, слегка шершавая поверхность которой вызвала у Лорны удивительное ощущение внутреннего жара и восхитительной свежести одновременно. Служанка избегала ее взгляда и не подняла глаз, даже когда Лорна вскрикнула от боли: губка случайно коснулась синяка на правой руке, выше локтя. Эта темная отметина на белой коже была следом гнева шейха после того, как она кинулась на него с кинжалом. Лорна потрогала синяк пальцем и порадовалась тому, что и ей удалось оставить на теле шейха свою отметину. Кинжал все-таки оцарапал его, и там, наверное, есть маленький шрам.

Вымытая, завернутая в банное полотенце, девушка стояла и задумчиво рассматривала свои бриджи и рубашку. Бриджи можно было вычистить, сапожки — тоже, а вот рубашка явно нуждалась в стирке.

Опустившись на колени у кедрового комода, Лорна принялась перебирать его содержимое. Среди разнообразных шелков и бархатов там обнаружилась голубая парчовая туника без рукавов, которую можно было использовать как блузку, заправив в бриджи. К тунике были приложены шелковые шальвары… но нет, будь она проклята, если наденет их.

Напрасно Захра старалась уговорить ее надеть весь наряд.

— Я не одалиска, — оборвала ее Лорна непререкаемым тоном. — Не стану носить прозрачные штаны, и все тут!

— Если вы рассердите принца Касима, то увидите, каким недобрым он может быть. — Захра опустила ресницы. — Мужчины — они такие, у них свои привычки.

— Ты хочешь сказать, что им просто нравится быть такими, со своими привычками? — Лорна натянула сапожки и застегнула пояс у бриджей. Из туники получилась прехорошенькая свободная блуза, а ткань, переливающаяся всеми оттенками голубого, была просто великолепна. — Ты еще слишком молода, Захра, чтобы хорошо знать мужчин, их потребности и привычки.

— Я замужем, — ответила та застенчиво. — Мой муж Юсуф — табунщик, стережет лошадей; очень важное дело, потому что сиди Касим очень любит лошадей, и его лошади — лучшие на много миль.

Лорна с удивлением рассматривала служанку. На вид ей не было еще и семнадцати, а она уже несла на своих плечах тяжесть домашней работы и покорно подчинялась воле своего мужа.

— Теперь я понимаю, почему вчера вечером на тебе была чадра, — сказала Лорна. — Арабы не любят, когда их жены показывают свои лица другим мужчинам, а ты очень хорошенькая.

Захра покраснела, и нежный жар румянца, окрасивший золотистую смуглоту кожи, сделал ее еще краше.

— Юсуф очень добр ко мне, — произнесла она.

— Еще бы! Ведь ему просто повезло иметь такую жену.

Лорна подошла к зеркалу и бросила на себя взгляд сбоку. В этой тунике без рукавов, мягко поблескивавшей на ее светлой коже, с аккуратно расчесанными белокурыми волосами она была похожа на изящного мальчика-пажа из свиты какого-нибудь языческого короля. Кладя на место гребень, девушка неожиданно обнаружила агалnote 25, забытый шейхом на комоде, и отшатнулась от него, словно от свернувшейся змеи. Правда, через несколько минут она благополучно забыла о нем, желая побыстрее уйти из гарема, пусть всего лишь на другую половину шатра.

Подойдя к бисерной занавеске, Лорна остановилась.

— Ты не должна одна вытаскивать эту огромную, тяжелую лохань, — сказала она служанке, приводившей все в порядок после мытья. — Я пришлю Хасана помочь тебе.

— Лелла добра, — произнесла та, ласково улыбаясь.

— Лелла глупа! — вырвалось у Лорны. — И упряма, как ослица. Я, Захра, не послушалась друга, который умолял меня остерегаться пустыни с ее опасностями.

Бисерная занавеска прошелестела и Лорна снова оказалась в главной половине просторного шатра. Наружная занавеска была подвернута, и внутрь потоком лилось солнце, освещая белую хламиду Хасана, который как раз вошел и вежливо приветствовал ее.

Лорна напряженно смотрела на открытый вход. Кажется, вот она, возможность сбежать. В своем отчаянии девушка готова была пешком уйти в пустыню, только бы избавиться от Касима бен Хусейна.

Хасану было ведено помочь Захре вынести лохань с водой, и он повиновался с непроницаемым лицом. Выйдя из шатра, Лорна огляделась. Нетерпеливый взгляд наткнулся на человека, небрежно привалившегося к груде седел. У него было худое, какое-то ястребиное лицо, и как только девушка вышла и направилась к главной площади лагеря, он тут же последовал за нею. Она оглянулась, и снова этот человек показался ей похожим на ястреба.

Лорна задержалась у лагерного костра, по краю которого выстроились в ряд закопченные от дыма кофейники с длинными носиками.

— Полагаю, вам приказано следовать за мной как тень, — произнесла она по-французски.

Араб слегка наклонил голову; на смуглом, обожженном пустынным солнцем лице резко выделялись крючковатый нос и скулы. Белоснежные одежды только подчеркивали эту черноту лица, и Лорну поразило, что он гораздо больше похож на араба, чем шейх.

— Я не желаю, чтобы меня охраняли словно пленницу, — заявила она.

— У меня есть приказ, мадам. — По-французски он говорил с резким акцентом.

— Sans duotenote 26. Его высочество просто обожает раздавать приказы!

— Мадам может прогуляться и осмотреть лагерь.

— А могу ли я прокатиться верхом на одной из хозяйских лошадей?

— Боюсь, нет, мадам, пока сиди Касим не даст разрешения.

Лорна прикусила губу, чувствуя, как в ней все сильнее разгорается ненависть к этому сиди Касиму. Она пошла дальше, высоко держа белокурую головку и ощущая на себе взгляды обитателей лагеря; дети украдкой поглядывали на нее, высовываясь из-за длинных ярко-синих материнских юбок.

Несколько гончих лениво развалились на клочках тени, а за изгородью сгрудились молодые жеребята. Они были такими гладкими, блестящими, ухоженными, что Лорне безумно захотелось погладить одного из них. С какой радостью она ускакала бы на любой лошади от этого человека, который держит ее в плену как свою добычу!

И, словно прочитав ее мысли, араб повел девушку в тень зеленых пальм, оберегавших колодец. Проходя под ними, Лорна опять подумала, что еще вчера она была свободна, как птица. Тогда ей и в голову не приходило, что оазис Фадна подтвердит свою славу дурного места.

Фадна… Рок. Возможно, она и ошибается, но, скорее всего, ее просто ослепили то счастье, вдохновение и душевный покой, которые обрел здесь ее отец.

— Пожалуйста, отведите меня обратно, — попросила Лорна своего надсмотрщика с настойчивостью, которую тот ошибочно принял за нетерпеливое желание поскорее снова оказаться в шатре шейха. Улыбка тронула его губы, когда он худыми пальцами прикасался к своему лбу и глазам, как бы говоря, что он — ее раб и ее желания — его желания.

Девушка заметила эту улыбку, и на ее щеках вспыхнул румянец.

Вернувшись в шатер, она бросилась на диван и принялась внимательно рассматривать каждый предмет, каждую мелочь в убранстве. Лампы оказались весьма искусной работы, ковры сияли яркими, чистыми красками, орнамент на медных и латунных вещах отличался изысканностью.

Диванные подушки, ковры, роскошные портьеры, — все дышало стариной, а вот небольшой шкаф с книгами и письменный стол в уединенном уголке шатра были вполне современными. Стол украшала перламутровая инкрустация; его многочисленные ящички и привлекли внимание Лорны.

Поколебавшись с минуту, она поднялась и подошла к столу. Кончиками пальцев провела по золоченым инициалам кожаного несессера с письменными принадлежностями, а потом попыталась один за другим открыть ящички. Все они оказались заперты, кроме одного.

Лорна выдернула его полностью и стала рассматривать, вертя в руках. Внутри ящичка поблескивали какие-то предметы, и девушка принялась вынимать их, затаив дыхание от волнения. В руках у нее оказались медальон на цепочке и распятие из слоновой кости, подвешенное к четкам из множества крошечных бусинок. Лорна открыла медальон и увидела миниатюру, на которой была изображена молодая женщина с классической прической и с прекрасными слегка раскосыми глазами.

«Моя мать была родом из Испании», — вспомнила она слова своего похитителя.

Его мать — прелестное создание с чувственным изгибом губ; женщина, по своей доброй воле согласившаяся вести замкнутую жизнь гаремной жены… Она, наверное, обожала своего мальчика, но не дожила до того, чтобы увидеть, в какого красивого и безжалостного мужчину он превратился.

Лорна закрыла медальон и вместе с распятием положила его обратно в крохотный ящичек. Затем сунула руки в карман бриджей. Тот факт, что ее похититель получил хорошее воспитание и образование, только усиливал всю гнусность содеянного им. Девушка с безнадежным видом уставилась на открытый вход в шатер… Там, снаружи, были люди, множество людей, но никто из них не захочет помочь ей бежать.

Через час или два он вернется в лагерь и широким шагом войдет в шатер. Лорна четко представляла его: сильного, высокого, опаленного солнцем, полного мужественной грации. Девушку затрясло при мысли, что опять придется смотреть в эти желтые, как у леопарда, глаза. Силы, казалось, оставили ее; она упала на диван и зарылась лицом в подушки.

— Пусть его сбросит лошадь и он сломает себе шею! — умоляюще прошептала она.

Глава 6

Звяканье верблюжьих колокольчиков прервало послеполуденный сон лагеря.

Лорна тоже проснулась и села среди диванных подушек, поправляя волосы. В шатре стало сумрачно, и она поняла, что день на исходе. Встав с дивана, направилась к выходу, чтобы полюбоваться закатом.

Женщины в длинных одеждах хлопотали у костров; неизвестно откуда появившиеся всадники увеличивали эту вечернюю суету. Топоча ножками, пробежал малыш, но тут же оказался подхваченным сильными отцовскими руками. Невнятное бормотание гортанных голосов смешивалось в вечернем воздухе с позвякиванием серебряных подвесок на лошадиной сбруе, и над всем этим пустынным бытием неистово полыхал красно-золотой закат.

Лорна стояла, полускрытая входной занавеской шатра, и с интересом наблюдала за разворачивавшейся перед нею картиной жизни лагеря. От костров поднимался дым, смешиваясь с ароматом кофе и пряным запахом мяса, которое тушилось в горшках, подвешенных над огнем. Жалобно звенели струны какого-то музыкального инструмента; мелодия была странной и чуждой.

В другое время и в другой ситуации Лорна, без сомнения, была бы очарована живописностью этого лагеря, но теперь… Солнце стремительно уходило за горизонт, в воздухе разливалась прохлада; уже совсем скоро вернется шейх… Она старалась не думать об этом, рассеянно слушая болтовню женщин, шедших с кувшинами от колодца. Походка их была грациозна, а браслеты на щиколотках нежно позванивали в такт плавным шагам.

В болезненной вспышке красок умирало заходящее солнце… Природа хранила в себе все: страсть и жестокость, красоту и печаль.

Последний луч угас, оставив в небе трепещущие, мучительно-алые штрихи. Ночь наступила почти сразу, и над лагерем зажглись звезды.

В этот момент Лорна заметила, что из пустыни к лагерю мчались трое всадников в плащах; и вскоре лошади, сверкая серебряной сбруей, влетели в освещаемое кострами пространство.

Словно ледяная рука сжала сердце Лорны. Несколько секунд она стояла недвижно, напряженно следя за передовым всадником: как он пришпоривает вороного коня, как стремительно слетает с него, взмахнув широким плащом. Вот протянул руку, чтобы приласкать животное, весь день возившее его на своей спине. Жеребец тихо заржал и положил голову на плечо хозяина.

Куда тот ездил? Что делал в эти долгие часы за пределами лагеря? Лорна очень быстро поняла все, как только ее взгляд упал на высокую, внушительную фигуру, а ушей достиг низкий голос, отдающий приказания. Шейх был хозяином лежащих в дальних пределах поселений горных племен и ездил туда, чтобы своими глазами проверить все, посетить сельский сход, вынести приговор нарушителям закона.

Законы, им самим придуманные, не дозволено было никому ни осуждать, ни нарушать!

Лорна вернулась в шатер, а через минуту пришел и Хасан, чтобы зажечь лампы. Вскоре они расцвели ярким огнем, и в его шафрановых отсветах стало заметно, какое у Лорны болезненно-бледное лицо: глаза потемнели от страха, а сердце готово было выскочить из груди. Из одной лишь только гордости она подавила в себе желание удрать поглубже в шатер. Нет, когда шейх войдет, она уже не побежит, не доставит ему удовольствия видеть ее струсившей.

— Я принесу кувшин свежего лаймуна, — произнес Хасан, войдя, как всегда, неожиданно и тихо. — Хозяин его очень любит.

Взглянув на слугу, Лорна с трудом удержалась, чтобы не заявить ему, что пристрастия его хозяина интересуют ее не более, чем мотыльки, летящие из темноты на свет ламп.

— Разумеется, ему захочется пить, — ответила она со сдержанностью, выдававшей ее внутреннее напряжение.

Хасан поклонился и исчез, оставив девушку одну в освещенном лампами шатре. Каждая жилочка, каждый нерв в ней были натянуты, как струна. Сунув руки в карманы бриджей, она напряженно ждала: едва дыша, застыла в центре ковра, словно беломраморная статуя. Послышалось звяканье шпор; по телу Лорны пробежала леденящая судорога. Шейх вошел, как всегда, бесшумным, крупным шагом. На плече лежал плащ, шелковая подкладка которого отбрасывала алый отблеск на его белую рубашку и бриджи. На ногах были высокие мягкие сапоги в тон подкладке. Словно языческий бог, стоял он у входа в шатер, оглядывая ее с головы до ног.

— Прошу прощения за опоздание, — произнес он низким голосом, от которого нервы у девушки просто завибрировали. — Надеюсь, моя девочка не слишком огорчена моим поздним возвращением.

Лорна смело встретила взгляд его наводящих страх глаз.

— Я надеялась, что ваш конь сбросит вас и вы сломаете себе шею! — выпалила она ему в лицо.

— Если женщина раздражена, значит она слишком долго была одна, — заметил он насмешливо.

— А вы рассчитывали найти меня в слезах, принц Касим?

С недоброй усмешкой шейх выхватил длинную крученую плеть, которой так ловко пользовался. — Вы, моя девочка, слишком неукротимы, чтобы проливать слезы.

— Какое, должно быть, разочарование для вас, мсье. Он сбросил плащ и швырнул его на диван.

— Совсем наоборот. — Его взгляд скользнул по голубой тунике, подчеркивавшей стройную наготу ее тонких рук. — Я заинтригован, потому что завтра, а может быть, даже и сегодня, вы опять можете кинуться на меня с ножом.

— Лезвие сломается, — произнесла Лорна с отвращением, задерживая взгляд на его широкой груди, на которой ее рука оставила отметину. — У вас каменное сердце!

— Однако мое каменное сердце не осталось равнодушным к вашей красоте, cherienote 27. — Взглядом шейх поглаживал ее волосы, светлым сиянием окружавшим бледное лицо. — Весь день я спрашивал себя, уж не привиделись ли мне эти солнечные волосы, темно-синие глаза, как жасмин, рот, умеющий так красноречиво убеждать…

Наступила пауза, так как в шатер вошел слуга, неся в руках поднос, на котором стояли кувшин лаймуна и высокие бокалы. Поставив поднос на один из низких столиков, он спросил хозяина, когда подавать обед.

— Через час, Хасан. Сегодня мне хочется жареной ягнятины, а на десерт — маленьких лепешек с султанкойnote 28.

— Ягнятина уже на вертеле, сиди. — Слуга улыбался. — Я ведь знаю, какой у вас аппетит после такой скачки. Вода для бани господину уже греется.

Занавеска опустилась за Хасаном, и девушка в очередной раз подивилась, с какими поистине королевскими удобствами живет в лагере шейх. Даже баня к его услугам, а услугой этой он, содержащий себя в безупречной чистоте, пользуется явно часто.

— Пожалуйста, налейте мне бокал лаймуна, — попросил шейх.

— К сожалению, ваш слуга только что ушел, — отрезала Лорна, сжимая в карманах кулаки.

— Налейте, cherie. — В его голосе прозвучала мягкая угроза, и, закипая в душе, она направилась к столику и наполнила бокал холодным лимонным соком.

— А теперь принесите его мне, — последовал приказ.

— Да, мой господин. — Девушка повернулась, подошла к нему и выплеснула содержимое бокала прямо в его надменное лицо. Потом, вся побелев, смотрела, как капли сбегали на его кибр, а в желтоватых глазах разгоралось пламя.

— Ну, теперь вам стало легче? — спросил шейх.

— Значительно, — откликнулась Лорна. — Жаль только, что это была не кислота… Как бы мне хотелось испортить ваше дьявольское лицо!

— У вас у самой дьявольский характер. — Он вынул из кармана платок, вытер лицо, а потом, не дав ей ускользнуть, схватил и прижал к себе с такой силой, что каждым своим изгибом, каждой линией она оказалась вдавленной в его крепкое тело.

— Как же ты меня ненавидишь! — Губы его медленно приближались к ее рту, глаза угрожающе сверкали. — Сперва пыталась заколоть меня, а теперь стараешься вызвать мою ярость в надежде, что я сломаю тебе шею. Да разве можно ломать такую прелестную шейку, та cherenote 29. Скорее уж я покрою ее поцелуями.

Почувствовав на себе его губы, Лорна закрыла глаза и вычеркнула из памяти его лицо, но не смогла отключить чувства и не ощущать его жадных губ на своей шее, щеках, висках. Дрожь сотрясала ее с головы до ног, когда горячие, ищущие губы закрыли ей рот, отгибая назад ее голову, пока она не обессилела в его руках.

— Пожалуйста… отпусти меня, — взмолилась девушка, когда смогла говорить.

— Вот, прошу. — Шейх со слабым смешком выпустил ее из объятий. — Ты свободна.

— Не мучай меня! — В рамке растрепанных мягких волос мерцали умоляющие сапфировые глаза. — Дай мне лошадь и проводника… Отпусти меня в Ираа. Я никому не расскажу, что была здесь!

— И ты, конечно, гарантируешь мне отпущение грехов! — съязвил он, наливая себе другой бокал лаймуна, который выпил с жадностью. — Разумеется, ты никому не расскажешь, ведь, не дай бог, кто-нибудь да узнает, что в пустыне ты встретила достойного соперника. Интересно, скольких мужчин, маленькая фурия, обратила ты в бегство своим презрением и холодностью?

— Ты просто скот! — Щеки ее вспыхнули румянцем. — Тот конокрад был гораздо менее жесток, чем ты, с твоей баней, книгами и матерью-испанкой!

— А вот мою мать мы обсуждать не станем, — оборвал ее шейх. — У нее, по крайней мере, было горячее сердце.

— Если я так холодна, тогда зачем держать меня в своем роскошном шатре? Уж наверное ты предпочел бы кого-нибудь погорячее?

— Одну из моих девушек для развлечений, да? — Он вздернул черную бровь. — Как тебе известно, я развожу лошадей и очень их люблю. Но время от времени в табуне появляется какая-нибудь особенно упрямая, и тогда я с удовольствием укрощаю ее.

— Ты хочешь сказать, ломаешь, — парировала Лорна.

— Единственный раз одну из моих лошадей едва не сломали, и я на твоих глазах запорол виновного.

— Так, значит, ты уверен, что похищение девушки не доставит тебе больших неприятностей? Понимаю, принц Касим: по вашему мнению, женщина едва ли может успешно соперничать с хорошей лошадью. Однако, волею случая, я — не арабка и не желаю, чтобы по вашей прихоти меня держали здесь как пленницу. У меня есть права, и вы не сможете их игнорировать. Я — не вещь.

— Ни одна арабка не станет так рассуждать, — сказал Касим. — Неужели вы уверены, что власти тут же начнут прочесывать всю пустыню в поисках вас? Конечно, вокруг Фадны они еще поищут, ну, порасспрашивают о вас, но как только узнают, что вы сумасбродны, упрямы и необыкновенно красивы, то обреченно пожмут плечами и скажут, что вы совершили большую глупость, отправившись в одиночестве.

Лорна безмолвно уставилась на него.

— Так значит вы… У вас нет намерения отпустить меня обратно в Рас-Юсуф? — Жуткая слабость охватила девушку; ей захотелось броситься на ковер и завыть по-звериному. — Вы собираетесь держать меня здесь?

— До тех пор, пока мне это будет нравится, — лениво откликнулся он. — После дневных дел мужчина жаждет развлечений, а у вас это прекрасно получается, девочка моя. В вас есть сила и неукротимость, и мне это нравится. Вы прелестны, но холодны, и такой контраст я нахожу весьма волнующим.

— В вас нет ни капли жалости, — выпалила она.

— А у вас нет ни капли знаний о теле и его безжалостных потребностях, — возразил шейх.

Лорна опять уставилась на него; каждый ее нерв был натянут до предела.

— Да вы просто дьявол! — сдавленно простонала она.

— Возможно, но тогда отражение дьявола — в лице женщины — синеглазой, с нежным ртом, дразнящей и переменчивой.

Он откинул входную занавеску шатра и встал там, разглядывая ее. Эта тигриная грация и самоуверенность казались оскорбительны, а взгляд собственника приводил Лорну в ярость.

— Вам специально принесли одежду, чтобы я мог наслаждаться видом девушки, а не очаровательного мальчика. И вы будете носить ее!

— Это те вещи, которые вы купили, чтобы обрадовать свою рабыню во дворце? — Губы Лорны искривились. — Да вам придется силой надеть их на меня!

— Пожалуй, обратная процедура доставила бы мне куда больше удовольствия, девочка моя. — Касим явно забавлялся. — Тюркейя — моя сестра, а не рабыня.

Насмешливо поклонившись, он удалился. Какое-то время мужественный силуэт шейха был еще виден на фоне занавески, пока он говорил с одним из стражей-арабов, приставленных ко входу в шатер, чтобы она не могла убежать.

Лорна поднесла руку к горлу, словно желая схватить готовое выскочить сердце. Значит, пока она не надоест ему, ее будут держать в этой шелковой клетке, наполненной зыбкими тенями от масляных ламп! Ее силой заставят разделять общество принца и его ласки…

Девушка вынырнула из океана своих мыслей и снова оказалась в реальном мире, в гареме, куда как раз вошла Захра, чтобы помочь ей переодеться. Лорна была тиха и покорна. Она позволила облачить себя в дымчатую бархатную тунику с мелкими жемчужными пуговками от горла до талии и в шелковые шальвары, стянутые у щиколоток. Затем обулась в рубиново-красные бабушиnote 30 с загнутыми вверх носами и разрешила Захре расчесать себе волосы, пока они не заблестели ярче, чем ее шелковые одежды.

Так значит Тюркейя — сестра шейха. Наверное, он ее очень любит, раз покупает ей подарки. Лорне трудно было представить себе, чтобы этот безжалостный человек мог кого-то любить. Любовь, нежность, привязанность — все эти чувства хранятся в сердце, а для Лорны этот человек был совершенно бессердечным.

— Захра?

— Да, лелла?

— А сестра твоего хозяина очень красива?

— Принцесса Тюркейя похожа на золотую куколку, с ресницами, в которых может запутаться мотылек, и густыми черными волосами до талии. Говорят, за нее сваталось много богачей, но принц Касим всем отказал от ее имени.

— А разве не слово отца должно быть в этом деле последним?

— Эмир слишком занятой человек, чтобы заниматься женскими делами, даже если речь идет о дочери. Тюркейя ведь только дочь. Вот сиди Касим — гордость и радость эмира. Он всегда разрешает своему сыну делать все, что тому ни вздумается.

— Не могут в это поверить! — Лорна прикусила губу. Ей снова стало больно и страшно. И, хоть кроме служанки здесь никого не было, она устыдилась и с отвращением отвернулась от зеркала, бесстрастно отразившего ее уже вполне гаремный облик.

— Лелла недовольна своей наружностью? — с тревогой спросила Захра. — Может быть, нужны украшения на шею и серьги?

— Прекрати! — В голосе Лорны звучали слезы. — Я и так, без этих дополнений, уже похожа на одалиску. У меня такой вид, будто я собираюсь на карнавал!

— А что это «карнавал»? — Служанку приводило в явное замешательство поведение белокурой румииnote 31. Могущественный принц поселил ее в своем шатре, куда почти никому нет доступа, а у нее это, похоже, не вызывает ни малейшей радости или гордости.

— На карнавале, Захра, гуляют люди, которые могут быть смелыми или веселыми только под маской. Карнавал похож на настоящую жизнь. Мы улыбаемся, чтобы скрыть боль. Смеемся, чтобы не показывать слез.

— Все записано, — произнесла Захра совершенно серьезно. — Мы не можем удержаться от поступков. Они уже предопределены!

— Да, я понимаю, не все зависит от самих людей. Поэтому у нас и говорят: «Презирай грех, но не грешника, ведь он грешит не по своей воле».

Лорна отдернула бисерную занавеску и заставила себя выйти в переднюю часть шатра. Там Хасан накрывал на стол. Шейх еще не вернулся. Выходя подышать прохладным вечерним воздухом и полюбоваться яркими звездами, девушка чувствовала на себе взгляд слуги. Около шатра метнулась тень, и Лорна поняла, что это ее страж молча наблюдает за ней, пока она тут стоит, вдыхая странные запахи лагеря вместе с запахами самой пустыни.

Ей очень захотелось посмотреть, как выглядит огромная, величественная пустыня в свете восходящей луны, но вместо этого она со вздохом вернулась в шатер. Захра и Хасан уже ушли. В шафрановом мерцании ламп еще роскошнее казались и мягкие ковры, и поблескивающие подушки с портьерами, и узорчатая медная утварь. На низком столике у дивана уже стояло круглое блюдо с оловянной крышкой. Подано было и вино; Лорну поразило, что ее похититель осмеливается не соблюдать законов ислама, запрещающих мусульманину прикасаться к вину.

Она вся сжалась, когда в шатре появился шейх, свежий после бани, как всегда с непокрытой головой, в длинной, до пят, свободной одежде, низко открывавшей смуглую шею. Его присутствие подавляло девушку. Он был похож на грозного дикого зверя, полного коварной энергии, который мог и замурлыкать и укусить.

В плетеных сандалиях Касим совершенно бесшумно прошел по ковру и приблизился к ней. Взгляд его смягчился, но такого Лорна боялась его еще больше.

— Какие светлые волосы подарила тебе судьба, — произнес он, взяв девушку за руку и проводя кончиками ее пальцев по своим губам. — Улыбнись мне, — ласково попросил шейх.

Лорна застыла. Словно ледяная статуя, стояла она недвижно, и только сердце громко стучало от его близости и прикосновений.

— Можешь ты улыбнуться?

— Улыбаются только счастливые, — произнесла она.

— А если я скажу тебе, моя Динарзадаnote 32, что ты прекрасна, разве это не сделает тебя счастливой? — Его собственная улыбка вышла несколько кривой.

— Между прочим, Динарзада была совершенно несведуща в любви. Невинное создание.

— А ты, без сомнения, предпочел бы Шехерезаду?

— Лорна вздернула подбородок. — Или тебя уже утомили все, кого ты знаешь?

Он лишь высокомерно рассмеялся, сверкнув белыми зубами.

— Давай поедим! Я весь день провел в скачке и умираю с голоду.

Они подошли к дивану, и шейх, развалившись на нем с какой-то тигриной грацией, снял крышку с блюда, где лежала жареная на вертеле ягнятина, издававшая восхитительный аромат трав. Для Лорны были приготовлены нож с вилкой; ее сотрапезник время от времени поглядывал на нее, словно удивляясь ее сдержанной манере есть.

— Я провел в пустыне большую часть своей жизни, — сказал он. — Поэтому и мне свойственны привычки моих соплеменников, хотя я и пью вино.

— Удивительно, как это тебе удается не просыпать из руки рис или горох, — заметила Лорна, отхлебнув из бокала глоток французского вина.

— Чтобы есть так, нужна сноровка. Хочешь, я тебя научу?

— Нет. — Она покачала головой и отвернулась, избегая его взгляда. Каждой своей клеточкой девушка ощущала его мужественность, которой прямо-таки веяло от этих широких плеч, стройной мощной шеи, переходившей в выпуклую грудь. В неярком свете ламп кожа его приобрела бронзовый оттенок. Глаза были полуприкрыты густыми ресницами.

— О чем ты задумалась, та fleurnote 33? — Касим произнес это рассеянно, опуская жирные пальцы в мисочку с водой и вытирая их полотенцем.

Лорна вся содрогнулась. Мой цветочек… И эти любовные слова говорит он, втоптавший ее в грязь.

— Разве я уже не хозяйка даже собственным мыслям? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, отчего же… Разумеется, твои мысли принадлежат тебе… хотя половину из них мне ничего не стоит прочитать. — Касим окинул ее игривым взглядом, а потом, схватив лепешку, с яростным наслаждением впился в нее зубами. — Присоединяйся. Это очень вкусно.

— Мне уже достаточно. — Девушка тоже окунула пальцы в свою мисочку и вытерла их. — Я… мне ведь не пришлось весь день скакать, вот и не нагуляла такого аппетита.

— А тебе хотелось бы покататься верхом?

Она смотрела на него с недоверчивым волнением.

— А можно? Ты разрешишь мне?

— Разрешу ли я тебе? — Он наклонился к ней и глазами, золотыми в неярком свете ламп, словно вобрал в себя ее всю. — Я многое могу разрешить тебе, дорогая, только не отпущу.

— Тогда мне… я хотела бы прокатиться. — Огромные глаза Лорны стали печальными.

— Вот и прокатишься, — ответил шейх, улыбаясь и глядя на нее — на свою забаву, каприз, — к желаниям которой можно снисходить, а можно и игнорировать их — как душа пожелает.

Глава 7

Эти края — моя земля — отличаются великолепной первобытностью, и ты ее увидишь, — продолжал шейх. — Мы будем кататься вместе, а когда я буду в отъезде, кто-нибудь из моих людей станет сопровождать тебя. Ведь ты уже поняла, что одной тебе ездить опасно… Я не могу допустить такого.

— Ты знаешь, что я ускачу! — Лорна негодовала на его близость и на власть над нею. — Как только мне представится случай, я пешком уйду, и смерть в пустыне меня не устрашит.

— Какая ужасная угроза. — Он провел пальцем по ее щеке. — Значит, ты согласна терпеть муки жары, жажды и одиночества, лишь бы избавиться от меня, а? Мы ведь за много миль от Ираа…

— А ты подумал… о моей семье? — произнесла девушка с безнадежностью в голосе. — Представь, что на моем месте оказалась твоя сестра!

— Тюркейя не так глупа, чтобы уехать в пустыню одной. Восточная мудрость у нее в крови.

— Может быть, твоя Тюркейя мудра просто потому, что судит обо всех мужчинах по своему брату! — Лорна смело встретила его взгляд. — А я оказалась глупой просто потому, что судила обо всех мужчинах по своему отцу. Он-то был галантным и добрым.

— Почему ты говоришь в прошедшем времени? Кулак Лорны обрушился на подушку. Как это она упустила из виду, что отец уже умер и не может вступиться за нее.

— Разве тебя не задевает моя ненависть! — Крикнула девушка.

— Меня гораздо сильнее задело бы твое равнодушие. — Касим оторвал ее руку от подушки и задержал в своей. Пальцы девушки казались очень маленькими, белыми в его большой и смуглой руке. — Ненависть — чувство загадочное и интригующее. Уж лучше ненависть, чем притворство ради подарков и расположения. Есть женщины, малышка, которые думают только о себе.

— Не сомневаюсь, что тебя вполне можно назвать экспертом по вынесению суждений о женщинах! — Ей хотелось выдернуть свою руку, но она знала, что пытаться бесполезно.

— Я бы не осмелился назвать себя экспертом. — С улыбкой, сделавшей его глаза еще глубже, он позвонил в медный колокольчик, стоявший на столе. Почти сразу же появился Хасан с кофейником и чашечками в серебряной оправе.

— Мадам сама разольет кофе, — сказал ему хозяин. Слуга поклонился и исчез, а Лорна метнула в шейха пылающий обидой взгляд. Она взяла кофейник, из которого шел пар, а ее сотрапезник, хотя и в небрежной позе, но напряженно следил за лицом девушки, ожидая, не сделает ли она с кофе то же самое, что и с лаймуном. Но Лорна, склонив белокурую головку, разлила густой, ароматный черный кофе по чашечкам и с каменным лицом протянула ему.

— Тебе понравилась наша пустынная кухня? — спросил Касим.

— Она совершенно удивительна, В этом совместном ужине была какая-то будоражащая интимность. Ночь укрыла лагерь своим темным облаком, заглушая всякие звуки.

Лорна выпила кофе и нервно поднялась на ноги. Прошлась по шатру, трогая утварь, но не видя и не ощущая ничего, кроме огромной фигуры принца, развалившегося на диване. Девушка еще больше напряглась, когда тот, небрежно нагнувшись, закурил.

— Не хочешь ли присоединиться? — предложил он. — Сигаретка помогла бы тебе успокоить нервы.

— Мои нервы в порядке, благодарю. — Лорна направилась к выходу из шатра и откинула занавеску, желая хоть ненадолго избавиться от этой интимности.

Когда принц подошел и встал за ее спиной, она вся сжалась.

— Ты напряжена, — произнес он. — Хочешь прогуляемся к краю оазиса.

— О… больше всего на свете! — Лорне уже хотелось выскользнуть наружу, но Касим удержал ее.

— Ночью прохладно. Надень мой плащ. — Он принес плащ из глубины шатра и застегнул на ней. — Ну вот. А если перебросить подол плаща через руку, ты снова станешь похожа на очаровательного мальчишку.

Они вышли наружу. Там его соплеменники, закутавшись в плащи, сидели около костров, попивая кофе и слушая нежные стенания какого-то музыкального инструмента. Вокруг таинственно чернели шатры. Спящие верблюды лежали на песке, вытянув свои длинные шеи.

Когда пара проходила мимо, мужчины повернули головы, но не осмеливались открыто смотреть на стройную, закутанную в плащ фигурку. Это была их манера оказывать вежливое уважение гостье хозяина.

Когда Лорна и шейх вышли в залитые лунным светом пески, ей показалось, что они идут в молоке. У подножия барханов лежали серебристо-фиолетовые тени. Каждая звездочка над их головами сияла, словно крохотный золотой светильник. Лорна с наслаждением вдыхала прохладный воздух. Загадочность этих мест, бесконечность окружавшего их пространства успокоили ее и вызвали почти благодарное чувство к принцу Касиму, показавшего ей, какой волшебно-прекрасной может быть пустыня ночью.

— Пустыня подобна женщине, — прошептал он. — Соблазнительная и переменчивая, она обладает такими глубинами, в которых можно потеряться навсегда. Я видел ее в самых разных настроениях, и все же каждый день в ее величавых пространствах есть что-то новое. То холодно отталкивающая, то мучительно притягивающая, то ласкающая прохладой и обливающая серебряным светом луны, — все это похоже на объятия возлюбленной.

В безбрежных просторах над ними шелестел ветер, а Лорна смотрела на стоявшего рядом мужчину, чей профиль твердыми контурами вырисовывался на фоне сияющей луны. Он был частью всего этого, как соколы, как золотистые песчаные кошки, прячущиеся в барханах.

— Слышишь ли ты зов пустыни? — Его глаза вспыхнули, встретившись с ее взглядом, и замерцали, отражая лунный свет.

— Я очарована, — призналась девушка, — но меня пугает громадность этих пространств, их вечность. Я чувствую себя такой маленькой и смертной.

— Да, — улыбнулся принц. — Пустыня уже коснулась тебя. И нам нужно проехаться вдвоем на рассвете. Тогда ты увидишь пустыню другой и окажешься совершенно у нее в плену.

— А разве мое пленение не является уже свершившимся фактом? — Лорна поплотнее закуталась в плащ: ветер пробрался ей за шиворот и взъерошил волосы.

Касим пристально смотрел на нее: на серебрящиеся волосы, бледное лицо, на котором двумя цветками выделялись сине-фиолетовые глаза. Затем схватил ее и хотел прижать к себе, но девушка уперлась ему в грудь кончиками пальцев.

— Le desert de l'amournote 34, — тихо произнес он, легко преодолевая сопротивление. — Смотри, дорогая, ты ведь знаешь, во мне сидит дьявол. Так не буди его на свою же голову.

— Когда ты меня отпустишь? — умоляюще спросила Лорна.

— Не говори об отъезде, ведь еще только ночь да день прошли, как я привез тебя сюда. — И его рот завладел ее губами. Казалось, он хотел сокрушить ее, хотел быть жестоким и нежным одновременно.

— Моя фильджа — мой снег… Я напущу на тебя пустыню и избавлюсь от такой ледышки, — прошептал он, не отрываясь от ее губ.

— Уж лучше пустыня, чем ты! — Лорна боролась с ним, стараясь отвернуться, но принц, схватив ее за подбородок, заставил подчиниться своему взгляду, требовательно сверкавшему в лунном свете. Откуда-то из дальних барханов долетел вой шакала, преследующего свою жертву.

— Ты глядишь на меня глазами загнанной газели.

— Касим склонил голову и закрыл ей глаза поцелуями, а потом поднял на руки и понес мимо пальм, шатров, мимо дымящихся костров и через изгородь, отделявшую его шатер от остальных.

Бережно и жадно прижимая девушку сильными, властными руками, он стремительно внес ее внутрь шатра… но и на эту ночь оставил в гареме одну.

… Понятие времени в пустыне теряет смысл. Там не тикают часы, нет городских сигналов и опознавательных знаков безвозвратно уходящего времени. Жители пустыни узнают время по солнцу, и жизнь их проходит в неспешной, но непрерывной деятельности.

Поначалу Лорна считала дни, но потом потеряла счет бесконечно тянущемуся, беспредельному времени, которое она уже провела здесь, в этом лагере посреди пустыни. Вскоре ей стало ясно, что шейх пользовался неограниченным влиянием на своих людей, которое основывалось на твердости его характера, безусловном личном обаянии и неутомимом, заинтересованном участии в суровой жизни соплеменников.

Иногда случались и ссоры, и тогда он поспешно вмешивался прежде, чем могла возникнуть глубокая семейная вражда с местью. Как-то раз один сородич пришел просить у хозяина совета относительно дочери, которая вышла из повиновения и даже как-будто немного повредилась в уме. Шейх поговорил с девушкой и безотлагательно нашел для нее молодого и красивого мужа.

Лорна была этим поражена.

— Но ведь та девушка совсем не знает его, — запротестовала она.

— Ей нужен муж, — спокойно ответил Касим. — Скоро она позабудет все свои глупости и станет прекрасной женой.

— Да ты просто деспот! — Лорна прихлопнула пальмовым веером кружащуюся перед ней осу. — Ты считаешь женщин существами, не имеющими собственной души и сердца.

— С женщиной нужно обращаться так же, как с норовистой кобылицей, чтобы она всегда чувствовала натянутые поводья и не теряла головы. — Он развалился на диване, вытянув ноги в сапогах; выражение его глаз застилал дым сигареты.

— Ну, конечно; а кроме поводьев существует еще и плетка, — прошептала Лорна.

Взгляд желтых глаз шейха был похож на удар кнута.

— Неужели, прожив у меня в гостях столько времени, ты так ничему и не научилась? — последовал вопрос. — Настоящей женщине нравится, когда ею руководят. Она наслаждается своим страхом перед мужчиной, который ее не боится. Женщины, моя девочка, существа загадочные, а в мире немало мужчин, трепещущих перед слабым полом. Уверен, ты встречала много сентиментальных, боязливых юношей, раз стала такой гордячкой.

— Гордячкой? Я? — воскликнула Лорна. — Думай, что говоришь! Ты, безраздельно властвующий над сотнями своих соплеменников, распоряжающийся их жизнями, выпихивающий девушек замуж за малознакомых мужчин, ты смеешь обвинять меня в гордости?

— Не будь ты гордячкой, то и не нравилась бы мне так. — Глаза его улыбались сквозь вуаль сигаретного дыма. — Однако ты должна признать, что я старался хорошо обращаться с такой строптивой кобылкой, как ты, и ни разу не попытался сломить твою неукротимость или уязвить твою гордость.

Лорна отвернулась и принялась через вход в шатер разглядывать суету лагеря, всегда усиливавшуюся, когда шейх был в своей резиденции. Кобылка!.. Но он и в самом деле всегда сохранял самообладание…

Девушка сжала пальцами откинутую занавеску шатра, вспоминая, сколько уже узнала о нем за время своего принудительного пребывания в пустыне. Он совершенно не ведал страха и был до странности ласков с маленькими детьми и всеми без разбору животными. В гневе шейх был страшен, и время от времени ему приходилось наказывать какого-нибудь ослушника. Лорну он приводил в замешательство больше, чем кто-либо другой… Иногда она даже восхищалась им и была особенно заинтригована его европейскими привычками.

Поглощенная своими мыслями, девушка не услышала, как Касим пересек шатер; просто внезапно ощутила, что его рука обхватила ее стройную талию.

— Ты все еще ненавидишь меня? — шепнул он, и теплое дыхание коснулось волос на ее виске.

— Зачем же зря спрашиваешь? — Теперь Лорна боролась с ним только словами, уже не стараясь ускользнуть из его объятий; в этом не было нужды — она и без того могла дать понять ему, что эти прикосновения все еще ненавистны ей.

— Что же мне еще для тебя сделать? — рассмеялся шейх и поцеловал ее в затылок. — Нагрузить грехи свои на козла и во искупление их отпустить его в пустыню?

— Тебе понадобится не один козел, — съязвила Лорна. Касим опять рассмеялся и повернул ее лицом к себе. В его глазах, жадно всматривавшихся в волосы, лицо, губы девушки, изящным алым цветком выделявшиеся на медово-золотистой от загара коже, светилось неприкрытое восхищение.

— Нет, это просто какие-то булыжники в мою голову, а не слова, — насмешливо произнес он. — Слова я могу заглушить поцелуями.

И, держа девушку в кольце своих рук, нагнул голову и привел свою угрозу в исполнение. Его поцелуй слегка отдавал сигаретным дымом. Лорна почувствовала, как от этой близости ее бросило в жар, а руки стали словно чугунные.

— Завтра я намереваюсь отправиться в гости к другу, в соседний лагерь, — объявил шейх. — Часть пути ты можешь проехать со мной, но потом Ахмед проводит тебя обратно в лагерь. Поедем, если пообещаешь, что будешь вести себя хорошо в мое отсутствие.

— Ахмед предан тебе и проницателен, как сторожевой пес, так что его не проведешь моими трюками, — возразила Лорна. — Он никогда не доставит мне удовольствия удрать от него, потому что слишком боится вызвать неудовольствие своего хозяина.

— Да уж, конечно, моим людям хорошо известно, что я буду… скажем, недоволен. — Шейх выпустил ее и подошел к письменному столу. Зажег лампу и сел, чтобы записать что-то в большую, переплетенную в кожу книгу. Лорна, очарованная, не отрываясь смотрела, как его перо вырисовывало красивые буквы, делавшие каждую страницу книги просто произведением искусства. Он так же искусно делал весьма живые наброски с арабских скакунов и этим до того напоминал любимого ею отца, что девушка уже была просто не в силах питать к нему ту же ненависть, что и раньше.

Она никогда не говорила со своим похитителем об отце, наотрез отказываясь делиться с ним столь драгоценными и мучительными для нее воспоминаниями.

Когда через какое-то время шейх поднял голову, Лорна сразу же отвернулась и направилась к книжному шкафчику, чтобы взять рукописную копию «Серебряного Кубка» — истории Кадиса, города, где родилась и выросла его мать. Звали ее Елена. В книге была и ее подпись.

Лорна уселась на коврик и попыталась углубиться в книгу, но каждую минуту каждым своим нервом ощущала присутствие шейха. Уголком глаза она видела дымок, завивавшийся от его сигареты, и очертания крепких мускулов под шелковым кибром.

Когда же он отпустит ее?

Девушка страшилась задать этот вопрос и получить ответ… Она уже поняла, что во многом жизнь этого могущественного принца была отшельнической. Он не мог, не рискуя своим авторитетом, совершенно свободно вести себя в присутствии своих сородичей. Лишь в уединенности своего шатра мог позволить себе расслабиться и отвлечься от ежедневных забот и обязанностей; и хотя порою обращался с Лорной с кажущейся небрежностью, она видела, что ему доставляют удовольствие их беседы и совместные прогулки верхом.

И тут, словно прочитав ее мысли, Касим язвительно заметил:

— Ты можешь считать себя счастливицей, что не находишься в гареме обычного шейха, вместе с четырьмя женами и кучей наложниц.

— Обычного? — воскликнула Лорна удивленно.

— Да, моя девочка, я — необычный шейх. Ведь в моем гареме нет никого, кроме тебя, к немалому удивлению всех наших мужчин.

— Ну, это здесь, в лагере, — ответила она, и щеки ее запылали. — А что твой гарем во дворце?

— Увы, пуст.

— Ты уже успел устать от ваших женщин, и так быстро?

— Если ты таким туманным образом интересуешься, не устал ли я от тебя, то я отвечу «нет». — Касим улыбнулся, блеснув зубами. — Нет, ты только представь, насколько реже мы бы виделись, если бы тебе пришлось делить меня с целым гаремом восточных красавиц.

— Удивляюсь, почему у тебя нет большого гарема, — произнесла Лорна как можно небрежнее, с усилием отворачиваясь от его широких плеч, удивительно четкого профиля, черных до синевы волос, поблескивавших в свете лампы.

— Я так подолгу нахожусь в пустыне, что было бы нечестно и несправедливо собирать женщин лишь для того, чтобы потом пренебрегать ими, — медленно произнес он.

— А вот тут ты обольщаешься: вряд ли бы они стали скучать по тебе!

— Женщина, хоть однажды разделившая с мужчиной наслаждение, скучает по нему, когда он уезжает.

— Я бы только радовалась этому! Шейх лениво рассмеялся:

— А я бы скучал по колючкам на твоем язычке, моя девочка, — и вернулся к своей книге, предоставив Лорне разглядывать его. От завитков черных волос на шее до носков сапог, все еще надетых на нем, он был мужчиной с превосходной внешностью, а некоторые черты в его характере нравились девушке вопреки ее собственной воле. Интересно, не из уважения ли к памяти своей матери-испанки отказался он от некоторых обычаев пустыни?

Пока Лорна сидела, размышляя о сложной натуре своего похитителя, снаружи донесся голос.

— Лорна, посмотри, кому это я понадобился. — Ее всегда волновало, когда он заговаривал с ней по-английски; вот и теперь руки ее слегка дрожали, когда она откинула занавеску и оказалась лицом к лицу с Ахмедом. Увидев хозяина за письменным столом, он разразился стремительной речью. Касим тут же поднялся, нетерпеливо сверкая глазами.

— Пойдем! — Он поймал руку Лорны. — Каид, к которому я собираюсь завтра, прислал мне подарок. Пойдем, поглядим!

В шумной толпе образовался проход для шейха и леллы, так часто ходившей с ним вместе. На открытом пространстве в центре двое мужчин с усилием удерживали самого великолепного коня, которого Лорне когда-либо доводилось видеть. А ведь с момента своего появления в лагере она повидала достаточно прекрасных лошадей, а на некоторых даже ездила, к немалому удовольствию здешних обитателей, по достоинству оценивших и смелость и умение хорошо держаться в седле.

Глаза девушки с восхищением остановились на коне, присланном, чтобы порадовать принца Касима. Это был жеребец золотистой масти, ухоженный, гладкий, с сияющими, словно солнышко, гривой и хвостом. Норовистый, еще не знавший седла, он беспрестанно вставал на дыбы, стараясь лягнуть двух державших его мужчин; при этом его копыта блестели так же угрожающе, как и глаза и зубы.

— Боже мой! — Шейх порывисто шагнул к коню, и по толпе пронесся шепот. Лорна судорожно сжала руки, наполовину от волнения, наполовину от страха. Она знала, что Касим непременно сядет на этого прекрасного, необъезженного коня. Дерзнет укротить эти угрожающие копыта, злобно ощеренные зубы, эти мускулы, напряженно и нервно перекатывающиеся под золотистой атласной шкурой.

Он взял недоуздок у двух арабов, и те отступили, оставив его один на один с золотистым жеребцом. Гортанным ласковым голосом шейх произнес какие-то успокаивающие слова и заставил животное повернуться мордой к солнцу. Конь тут же вздыбился, злобно заржал, забил копытами, но туго натянутая веревка заставила его опуститься. В следующее мгновение шейх птицей взлетел ему на спину и уселся там, плотно сжав коленями его бока, а жеребец снова встал на дыбы, колотя по воздуху передними копытами и издавая такое громкое, возмущенное ржание, что лошади в близлежащих загонах стали беспокоиться.

Затаив дыхание, следила Лорна, с каким мастерством отважный наездник укрощал крутой нрав коня. Шейх прочно держался на его спине, сжимая коленями, словно клещами, сияющие бока и удерживая его мордой к солнцу, хотя жеребец яростно пытался сбросить со спины эту ненавистную ношу. Шелковый кибр плотно облегал крепкую стройную фигуру шейха. На его сапогах не было шпор, а на коне — седла.

Шла борьба двух характеров, и укротитель лишь сжимал зубы в дьявольской усмешке всякий раз, как жеребец выкидывал какой-нибудь трюк, от которого любой другой уже давно свалился бы в пыль. Но шейх умел укрощать, и животное должно было это понять, даже если бы борьбу пришлось вести всю ночь.

Они оба уже были в поту, когда золотистый жеребец, шумно фыркнув, опустился, и его гриву покрыла им же поднятая пыль. Со смехом шейх соскочил на землю и сделал самый неожиданный для Лорны трюк: взял гордую голову животного в руки и посмотрел прямо в еще сверкавшие злобой глаза. Жеребец ведь мог укусить его в ничем не защищенное лицо, но вместо того прянул ушами, тряхнул шелковистым пшеничным хвостом и толкнул хозяина мордой, едва не выбив ему при этом ключицу.

Вздох облегчения пронесся по толпе, с напряженным вниманием наблюдавшей за этой битвой характеров. Суровые темные лица расцвели улыбками: их принц Касим подружился с этим золотистым благородным красавцем, небось тоже каким-нибудь лошадиным принцем!

Когда коня увели, а соплеменники восторженно окружили победителя, Лорна скрылась в рощу и прислонилась к пальме, переводя дух после пережитого напряжения.

Она была более чем уверена, что Касим сделал этот опасный трюк вовсе не напоказ. И уж конечно не из-за бравады приблизил лицо к жеребцу. Он гипнотизировал животное, и это дикое, гордое создание откликнулось, подчинилось той странной магической власти, которая и делала принца таким, каким он был.

Девушка стояла среди пальм, освещенная нежным абрикосовым светом заходящего солнца. Неожиданно ее пробрала дрожь — с головы до ног. Такой взвинченной она не ощущала себя уже с тех самых пор, как ее привезли в этот лагерь. У принца была сила, власть, физическая красота, — все, необходимое для того, чтоб его любить… Но Лорна желала только одного — ненавидеть его!

Глава 8

В тот же вечер, после обеда в grande tentenote 35, Лорна вдруг особенно остро осознала тигриную красоту и грацию принца. В его глазах еще сияла радость победителя, а в голосе, когда он обращался к ней, появилась нотка снисходительности.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал Касим.

— Подойди, я покажу тебе.

Девушка оторвала взгляд от французского журнала, который лениво просматривала. Принц держал длинную нитку жемчугов, молочно поблескивавших на его смуглых опаленных солнцем руках.

— Подойди же! Брось свой журнал и дай мне взглянуть на тебя в этих жемчугах.

Драгоценностями Касим одаривал ее впервые, хотя бывали минуты, когда он так любовался и так ласкал мочки ее ушей и стройную шею, словно уже видел на них украшения.

— Я… я не ношу ожерелий, — нервно произнесла Лорна. — Они мне мешают.

Она чувствовала на себе его взгляд, пристальный, жадно вбиравший в себя и бархатную тунику и шелковые шальвары, в которых девушка выглядела гораздо более соблазнительной, чем ей хотелось быть в обществе этого мужчины. Бабуши плохо держались на ее ножках, и они, белые, босые, утопали в пышном ворсе ковра, на котором она лежала со своим журналом.

— Я хочу видеть тебя в этом ожерелье. — На этот раз в его голосе прозвучала приказная нотка, так что гончая Феджр даже поднял голову с колен хозяина.

— Не тебя, малыш. Я обращаюсь к этой petitenote 36, которой хорошо известно, что я могу заставить ее слушаться.

— А что ты сделаешь? — Вопрос прозвучал издевательски. — Набросишь мне на шею петлю и силой добьешься моего подчинения?

— Да, жемчужную петлю, — язвительно ответил принц. — Так что, велеть Феджру гнать тебя ко мне? Только смотри, пес ведь может принять эти изящные щиколотки за газельи: он же гончая на газелей.

— Скотина! — Девушка отшвырнула журнал и медленно направилась к Касиму. Безмолвно, словно статуя, встала она перед диваном, но мужчина с силой притянул ее к себе и заставил вытерпеть его прикосновения, пока надевал ей на шею жемчуга. Каждая жемчужина идеально подходила к другой.

— Наверное, искусственно выращенные, — пробормотала Лорна, специально рискуя вызвать его гнев.

Принц улыбнулся почти угрожающе.

— В один прекрасный день, голубушка, твои дерзости меня доведут. На каждую из этих жемчужин целая арабская семья могла бы существовать несколько месяцев.

— Вот и отдай их своим арабам! — Лорна попыталась сорвать ожерелье, но он немедленно перехватил и сильно сжал ее поднятые руки. Его желтоватые тигриные глаза больше не смеялись — они угрожающе мерцали.

— Если ты осмелишься снять жемчуга, я наставлю синяков на твои руки, — процедил принц. — Это мой подарок, и ты не посмеешь оскорбить меня отказом.

Лорна тоже сжала зубы, поскольку его пальцы вцепились ей в руку и причиняли боль.

— Т-т-ты — тиран, — произнесла она. — Всегда добиваешься своего.

— Сожалею. — Он опять насмешливо улыбался. — Но, может быть, мне все-таки будет позволено подарить драгоценности моей кадын?

— Н-н-не смей меня так называть! — Девушка чувствовала, что задыхается и от этих жемчугов и от этого слова, которым он ее обозвал и которое означало «рабыня».

— Но ты же назвала меня тираном.

— Тебе это подходит!

— В самом деле? — Касим не отрываясь смотрел ей в глаза. — В таком случае, разве ты не моя рабыня?

— Ты сделал меня рабыней, и я тебя ненавижу за это!

— Что ж, пчела летит на мед, мотылек — на пламя, а мужчину притягивают чары обольстительной женщины. — В его глазах снова заискрился смех. — Любая другая женщина была бы просто в восторге, если бы на нее надели жемчужную цепь.

— Я — не любая другая. — Скривив губы, Лорна посмотрела на жемчуга и подумала, с чьей же шеи они были сорваны давным-давно. А сомневаться в этом не приходилось, поскольку ожерелье не только очень красивое, но и явно очень старинное. Его можно было носить и на голове, и на шее, и на талии.

— Разумеется, ты не любая другая, — согласился Касим. — Слишком многие женщины щеголяют своей красотой и обаянием. Ты же, как я постепенно понимаю, наоборот, очень медленно, осторожно приоткрываешь лепестки тайн с цветка своего сердца. — Он прикоснулся к груди девушки как раз у сердца и трепещущими пальцами погладил ее шею. Она подняла руку, как бы отгораживаясь от этих прикосновений, и принц заметил синяки на ее обнаженной руке.

— Моя работа?

— А чья же еще?

— До чего ты нежна, просто как цветок. — Он губами коснулся отметин. — Позволь мне сначала закрыть их поцелуями, а потом… браслетами.

Из резной шкатулки достал широкий золотой браслет с голубыми вставками.

— Это — ляпис-лазурь, — прошептал он, защелкивая на ее изящной руке браслет рабыни.

Потом принялся изучать девушку, облаченную в шелк и в эти языческие драгоценности. Взгляд его бродил по ней, от макушки до маленьких ступней с высоким подъемом.

— Говорят, — его дыхание коснулось мочки ее уха, — что роза помнит почву, на которой произросла. Разве мы — не все те же первобытные существа, даже и ты, со своей прохладной кожей и глазами, как синие цветы?

Лорна чувствовала его прикосновение даже через шелк своей одежды. В глазах Касима, пристально смотревших на нее, горел такой огонь, который не могла загасить даже ее холодность.

— Интересно, какова ты будешь в страсти? — шепнул он. — Зажечь в тебе страсть, amiganote 37?

Это ласковое слово, произнесенное по-испански, почему-то особенно поразило девушку. Его лицо, такое смугло-прекрасное, нависло над нею; глаза, опушенные угольно-черными ресницами, своим пронзительным выражением притягивали к себе ее взгляд; губы были страстными и жестокими одновременно. Никогда раньше по своей воле она не прикасалась к нему, а теперь ей вдруг безумно, до головокружения, захотелось погладить это лицо, словно отлитое в теплой бронзе.

Лорна закрыла глаза и попыталась изгнать из души его образ, с отчаянием осознавая, что ее врожденное чувство красоты, которым она так гордилась, на сей раз сослужило ей скверную службу. Девушка ощущала его губы на своих закрытых глазах, слышала, как он повторяет ее имя по-французски, и вся трепетала в его жарких, сильных объятиях.

— Пойду, пожалуй, взгляну, хорошо ли устроили на ночь моего золотистого жеребца. — Принц нежно поцеловал ее в ямочку на щеке. — Какой красавец, а? Я разрешу тебе прокатиться, когда он станет посмирнее. Ты будешь замечательно смотреться на нем.

Прежде чем Лорна смогла вымолвить хоть слово, он поднялся и вышел из шатра со свойственной ему бесшумной грацией. Ее окружила тишина и аромат сандалового дерева, все еще горящего в лампах. Она тихо перебирала пальцами жемчужины; в лазури браслета, защелкнутого на ее руке, отражался свет. Все-таки странный он человек. То угрожает и ставит синяки, то потом обещает дать проехаться на золотистом жеребце.

Девушка откинулась на диванные подушки, и налитые тяжестью веки закрылись сами собой. Завтра Касим уедет в лагерь к другу, где, по его же словам, намеревается пробыть несколько дней. Эта мысль приятно волновала ее. В душе вдруг зародилась безумная, дикая надежда. Может быть за эти несколько дней ей, наконец, удастся сбежать отсюда!

Подаренные жемчуга оттягивали нежную шею. Очень хотелось снять ожерелье, но Лорна не осмеливалась, помня, какой гнев это вызвало у него. Чтобы принц спокойно оставил ее здесь, нужно убедить его, что все в порядке.

Когда Касим вернулся в шатер, в его волосах запутался свежий ночной ветерок; он поднял ее на руки, и девушка не сопротивлялась.

— Да ты уже спишь, а? — Смеющимися глазами он ловил ее взгляд. — Отнести мою маленькую бынтnote 38 в постельку?

Сердце Лорны бешено заколотилось у самой его груди. Чем ближе ночь, тем больше она начинала бояться этого красивого варвара. Ее бросило в дрожь от его улыбки, от мурлыкающего голоса.

— Мы отправимся на рассвете, — сказал Касим, укладывая ее на постель рядом с изящной ночной сорочкой. — Каид намерен несколько дней наслаждаться охотой, так что я не могу взять тебя с собой.

Лорна чувствовала, что принц смотрит на нее, и, уловив в его голосе нотки беспокойства, поняла, что Каид может и не одобрить поступок своего молодого друга, похитившего девушку у ее соплеменников, подобно соколу пустыни, камнем падающему на нежную голубку.

— Если ты сделаешь какую-нибудь глупость, Ахмед, будет жестоко наказан, — добавил он.

— Не сомневаюсь, что Ахмед будет следить за каждым моим шагом глазами ястреба, — откликнулась Лорна. — Ему ведь было ведено, не так ли? Меня будут держать здесь до тех пор, пока я не надоем тебе.

Смуглая рука легла на ожерелье, петлей окружившее ее шею. Принц притянул девушку к себе и заставил смотреть в свои серьезные, вопрошающие глаза.

— Заблудиться в пустыне — удовольствие маленькое, смею тебя заверить, Лорна. Одиноких путников выслеживают и хищники и разбойники. Кроме того, существуют арабы, которые и своих-то собственных сестер продают в гаремы мужчин, гораздо более жестоких, чем я, и гораздо менее любящих горячую воду с мылом.

С мягким смешком он опустил ее обратно на постель и направился в альков, чтобы вымыть руки. Лорна вся дрожала, снимая ожерелье с браслетом; она слышала, как Касим мурлычет свою любимую песенку. Нет, ей необходимо избавиться от него… во что бы то ни стало.

Когда шейх со свитой отправился в поход, еще сияли последние звезды и пальмы темнели на фоне бледнеющего неба.

Оберегаясь от прохладного утреннего воздуха, Лорна закуталась в плащ и вместе с Касимом ехала на несколько ярдов впереди всех. Пески холодновато поблескивали в предрассветном тумане; по ним пробегали легкие тени, и вся эта красота вызывала у девушки ощущение чуда, какую-то восторженную дрожь. Не впервые ей приходилось рассветным утром ехать рядом с этим мужчиной, но сегодня она намерена попрощаться с ним… возможно, навсегда.

Ее глаза под шешемnote 39 сверкали, словно сапфиры, и она радовалась, что шейх не торопится, поглощенный зрелищем этих безбрежных пространств, которые любил больше всего.

Среди закутанных в плащи арабов, ехавших за ними, находился и Ахмед — доверенное лицо хозяина, его адъютант, от бдительного ока которого Лорна решила во что бы то ни стало ускользнуть. В ее головке даже сформировался план. Завтра она притворится прихворнувшей и останется в постели. Во время сиестыnote 40, когда весь лагерь словно вымирает из-за жары, она прорежет заднюю стенку шатра ножницами, которыми перекраивала свои восточные одеяния, и ускачет на любой подвернувшейся лошади.

— Что-то ты притихла. — Лорна вздрогнула, когда шейх заговорил с ней. — Строишь какие-то планы?

Сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. Этот человек просто читал ее мысли! Вот еще одно посягательство на ее личность и свободу, которую она ценит превыше всего.

— Рассвет в пустыне всегда зачаровывает меня, — пришлось ей ответить. — В нем есть что-то загадочное, вечное… Я всегда думаю: Адам и Ева тоже видели его таким?

— Да, он вечный, но в то же время всегда разный. — Его проницательные глаза пристально разглядывали ее светлое личико, окруженное тонким муслином. — Я ведь уже говорил тебе, что пустыня похожа на женщину, но, в отличие от нее, она никогда не надоедает. Ты будешь скучать по мне, когда я уеду?

— Тебе нужен честный ответ? — поинтересовалась Лорна.

— Нет. — У него вырвался едкий смешок. — Я знаю, ты вздыхать обо мне не станешь, но неужели тебе не интересно, буду ли я скучать по своей маленькой бынт с солнечными волосами и бурным сердечком?

— Полагаю, твой друг Каид предложит другие удовольствия, которые гораздо больше придутся тебе по вкусу. Ты ведь, принц Касим, человек не чувства, а действия. Для тебя я — всего лишь существо, которое нужно укротить. Раз уж тебе удалось склонить мою голову…

— Ты знаешь, зачем я увез тебя, — прервал ее шейх, — и почему держу здесь… В этом белом шеше ты словно сестра рассвета; смотри, он разливается над пустыней, словно румянец смущения, медленно, постепенно окрашивая бледные пески в нежно-розовый цвет…

Это было дивное зрелище, вызывающее благоговейный трепет: от величественно выплывающего солнца на небе образовалась красно-золотая дуга, постепенно увеличивающаяся и высвечивающая песчаные холмы и фиолетовые тени, расплесканные у их подножий. Звезды исчезли все, кроме одной, горевшей прямо над головой, словно она была прикована к золотящемуся небу.

Глаза Лорны сияли. Стремление к необычному было у нее в крови, и она вспомнила об отце, который любил писать такие ландшафты во время своего пребывания в пустыне. У нее вырвался вздох.

— О чем ты вздыхаешь?

— Ах! — Она избегала его взгляда. — О яичнице с беконом и чашке чая.

— Ты не перестаешь меня удивлять, — произнес шейх со смехом, затем пришпорил коня и на секунду оба они, конь и всадник, словно отпечатались темным силуэтом на фоне восхода. Касим поднял руку и, когда все остановились, сообщил, что они на час встанут здесь лагерем, показав на скалы из песчаника, изъеденные пустынными ветрами и имевшими самую странную форму.

— Лелла желает позавтракать в пустыне.

Люди переглянулись. Ясно было, что они и не надеялись на остановку раньше полудня. Лорна заметила, как все заулыбались и понимающе закивали друг другу. Не раз она слыхала перешептывания, что шейх просто околдован ею.

Пока они мчались к скалам, Лорна рассматривала его, вспоминая всякие смешные мелочи, с ним связанные. Как нередко ему удавалось очаровать ее своим разговором. Как он то принесет неуклюжего, потешного щенка салукиnote 41 — этакий меховой комочек, — чтобы она поиграла с ним, то войдет в шатер своими широкими шагами, неся на плечах хохочущего смугленького ребенка…

— Я и сам проголодался, — признался Касим, улыбаясь. — Это, очевидно, наш пустынный воздух так действует.

Доехав до скал, все спешились. Кого-то отрядили рубить тамарискnote 42, и вскоре уже весело пылал пахучий костер и грелись кофейники. Распаковали большую сковороду, и вскоре на ней уже жарились котлетки из ягнятины и лук, распространяя такой аромат, от которого текли слюнки.

Лорна вдыхала запах еды, пряный аромат которой поднимался, казалось, из пор самой пустыни. Нет, ей никогда не забыть этой картины: песчаные волны, безбрежное синее небо и на фоне всего этого — высокий мужчина, сидящий у скал. Мужчина безжалостный и непредсказуемый, как сама пустыня.

Хлестнув плетью по кусту, она вдруг заметила, как что-то темное выползает из расщелины в скале, у которой сидел шейх, в этот момент как раз прикуривавший сигарету. Он не видел ползущей к нему твари, а Лорна уже поняла, что это — черный скорпион, укус которого смертелен.

Ужаль он этого человека — и сегодня же девушка стала бы свободной… навсегда. А из этого стройного, великолепного тела ушла бы вся жизненная сила… и тоже навсегда.

— Касим! — Это имя вырвалось у нее совершенно неожиданно. — Рядом с тобой ползет скорпион!

Шейх увидел и в ту же секунду ткнул в него горящей сигаретой. Черная тварь упала на землю и сразу же была раздавлена сапогом, ибо даже умирая, скорпион может выпустить свой яд, смерть от которого очень мучительна.

Медленно поднял шейх глаза и долго смотрел на Лорну, не говоря ни слова. Затем произнес:

— Почему ты предупредила меня? Эта отвратительная тварь стала бы куда более верным средством, чем плохо нацеленный кинжал.

Девушка пожала плечами. Пальцы ее сжимали плеть.

— Я не пожелала бы и своему худшему врагу умереть в агонии от укуса скорпиона.

— Твой худший враг выражает тебе свою благодарность. — Он приблизился к Лорне и взял ее за руку. Инцидент со скорпионом ускользнул от внимания людей, но зато множество глаз увидело, как Касим поднес ее руку к своим губам.

— Не надо! — Девушка отдернула руку. Один из свидетелей этой сцены от неожиданности даже выронил кофейник. Принцу Касиму никто не смел ни в чем отказать, а уж меньше всего этого ожидали от маленькой бынт. Однако, к всеобщему удивлению, хозяин спокойно воспринял отказ, только иронически усмехнулся.

Они вместе вкусно позавтракали, а потом он сказал, что ему со свитой пора уезжать и что Ахмед проводит леллу обратно в лагерь.

Шейх притянул Лорну к себе и крепко сжал пальцами ее запястье, чтобы она не смогла ускользнуть.

— Ты должна дать мне слово, что не сбежишь от Ахмеда и не затеряешься в песках. Ты ведь даже толком не знаешь, как позаботиться о себе в таком опасном месте. С тобой что угодно может случиться.

— Я уже поняла это, mon maitrenote 43, — прошептала она в ответ.

— Вот глупышка! — Ему, похоже, хотелось встряхнуть девушку как следует, но он сдержался.

— Если ты не дашь такого обещания, то придется взять тебя с собой, а тебя, по-моему, не слишком-то прельщает пребывание под одной крышей с кучей чужих женщин, пока я буду на охоте с Каидом. Смотри же сама, выбор остается за тобой!

Лорна сразу же поняла, что лишается возможности убежать, и потому произнесла с видом полной безнадежности:

— Обещаю быть хорошей! Пожалуйста, только не заставляй меня ехать с тобой… Мне это будет очень трудно.

— Да, я понимаю твои чувства. — Шейх взял ее за подбородок и пристально взглянул в глаза. — Поэтому и сомневаюсь, стоит ли оставлять тебя. Ты так порывиста…

— Я уже поняла, принц Касим, что твоя воля — закон, — прервала она. — Неужели ты будешь так жесток, что возьмешь меня к совершенно незнакомым мне людям, меня, твою английскую бынт, которой не хватило ума не попадаться на глаза конокраду и…

— Gardez biennote 44. Лучше бы ты этого не говорила!

— Его пальцы больно стиснули запястье девушки.

— Совсем недавно ты спасла мне жизнь, и я у тебя в долгу. Возвращайся с Ахмедом. Можешь ездить с ним где хочешь. Все остальное — в руках судьбы.

Шейх отвернулся и расправил складки плаща. В нем появилось какое-то отчужденное спокойствие, сродни скорее смирению, нежели гневу. Жители пустыни глубоко верили в кисметnote 45. Лорна знала, что и Касим не был исключением.

Дав команду «По коням» и посадив девушку на ее лошадь, он сам взлетел в седло и сухими смуглыми руками натянул поводья. Раздувающимися ноздрями вдыхал Касим пряный воздух пустыни, желтоватыми глазами обводил окружающий ландшафт — мерцающий песчаный океан, вздымающийся золотистыми волнами.

— Пустыня не всегда так спокойна, — заметил он.

— И кстати, такое спокойствие часто бывает в преддверии бури.

— Сейчас она великолепна, — ответила Лорна.

— Многое из того, что нам кажется великолепным, содержит в себе угрозу. — Глаза шейха не отрывались от ее взгляда, и прямая темная линия бровей лишь подчеркивала их блеск. «Au voir»note 46, — вот и все, что сказал он на прощание. Лорна, выпрямившись в седле, смотрела, как Касим, не оглянувшись, рванулся вперед, оставив ее на попечение Ахмеда. За всадниками тяжело бились на ветру плащи и клубилась пыль. Тогда девушка пришпорила и свою лошадь.

— Поехали, — сказала она Ахмеду и по его нахмурившемуся лицу поняла: не очень-то он доволен тем, что его оставили присматривать за нею.

Глава 9

Пришпоренная лошадь Лорны неслась как ветер; впрочем и Ахмед на своем костлявом коне не отставал и проследовал за девушкой, когда та влетела в лагерь и соскользнула с седла перед большим шатром. Она стащила с головы шеш, и рассыпавшиеся волосы засияли золотом, словно в них запутался солнечный луч.

— Поставь мою лошадь, — сказала она Ахмеду. — Я… Я немного утомлена.

Он наклонил голову, глядя на нее все так же хмуро. Лорна решила обмануть бдительность своих надсмотрщиков, поэтому, когда из шатра вышел Хасан, она продолжала разыгрывать придуманный ею спектакль.

— Как жарко. — Девушка прижала руку ко лбу. — Уж не… Надеюсь, это не лихорадка.

Затем с усталым и равнодушным видом вошла в шатер, а несколько обеспокоенный Хасан последовал за нею.

— Могу я что-нибудь сделать для мадам? — спросил он.

— Нет. — Лорна бросилась на диван и расслабленно откинула голову. — Скоро я буду в порядке. Наверное, у меня просто солнечный удар.

— Из Сиди-Кебира приехал тубибnote 47, не зная, что принц Касим уехал. Не пожелает ли мадам пригласить его?

— Доктор? — Она удивленно взглянула на Хасана. — Француз?

— Араб, мадам. Он пользуется очень хорошей репутацией в Сиди-Кебире, где эмиром отец моего господина, и обычно приезжает сюда осмотреть больных и тех, кому нужно удалять зубы.

Лорна уставилась на носки своих сапожек, погруженных в ворс ковра. Ей надо было только разыграть спектакль, и никакой лихорадки у нее, конечно, не было, но при мысли о встрече с врачом щеки ее запылали. Он ведь мог и не знать, что здесь, в лагере, находится англичанка, и девушка неожиданно поняла, что совершенно не готова к встрече с кем-либо из того города, где живут отец и сестра Касима.

— Мне не нужен врач, — сказала она. — Я просто отдохну в шатре, а ты, Хасан, позаботься, пожалуйста, о том, чтобы меня никто не беспокоил.

Слуга с минуту смотрел на нее своим обычным непроницаемым взглядом, а потом тихо вышел, оставив ее в прохладном полумраке шатра. Лорна со вздохом достала сигарету, закурила, и аромат первой же затяжки вызвал в памяти образ шейха. Почему она предупредила его о скорпионе? Ведь этот укус принес бы ей свободу. Однако девушка ужаснулась при мысли, что этого сильного и надменного человека могла поставить на колени отвратительная черная тварь. Выдохнув дым, Лорна сказала себе, что проявила слабость, свойственную большинству женщин, стойких к боли, но не выносящих вида чужих страданий.

Когда наступил вечер, ей уже наскучил и шатер и его убранство. Пообедав в одиночестве, девушка закуталась в плащ и направилась к оазису. Немедленно следом тенью поплыла тощая фигура, и в Лорне стало закипать раздражение. Какое, в конце концов, дело шейху, если она сбежит в пустыню и о ней больше не будет ни слуху, ни духу? Ведь для него-то она не более чем игрушка, которую можно украшать всякими там жемчугами да браслетами. Так, забава, развлечение в конце тяжелого дня… Еще одна женщина, которую он забудет через час.

Лорна нашла свою любимую пальму с искривленным стволом, прислонившись к которому можно было удобно отдохнуть. Ночь была безлунной. Кругом царила тишина.

Почувствовав сигаретный дым и увидев бледный отблеск плаща, девушка сначала решила, что это Ахмед, но была крайне удивлена, когда человек заговорил с ней по-французски с тем же акцентом и так же проглатывая звуки, как и шейх.

— Не пугайтесь, мадам. Я весь день надеялся поговорить с вами, но Хасан сказал, вы не хотите, чтобы вас беспокоили. Меня зовут Омар бен Сайд. — Он отвесил церемонный поклон, и в его черных глазах Лорна уловила блеск любопытства. — Я — врач; приехал сюда для дежурного обследования здешних жителей и уже здесь, в лагере, узнал, что у моего друга, принца Касима, в гостях дама с чудесными белокурыми волосами.

В его словах не было и намека на иронию, но щеки Лорны все равно вспыхнули; хорошо, что уже стемнело. Ей вдруг безумно захотелось убежать, но усилием воли она сдержалась.

— Вы, доктор, должно быть удивились, узнав, что здесь гостит англичанка. Не сомневаюсь, что в прежние ваши приезды в этом шатре жила какая-нибудь арабская девушка.

На секунду воцарилось многозначительное молчание; кончик сигареты доктора ярко разгорелся, осветив ненадолго худощавое лицо с правильными на редкость чертами. Омар бен Сайд значительно больше походил на араба, чем его друг шейх, и был значительно меньше высокомерен и внушителен.

— Когда я бывал здесь раньше, мадам, Касиму ни разу не посчастливилось держать в своем шатре красивую женщину. Арабам ведь редко приходится видеть настоящих блондинок. О ваших золотых кудрях мне сказала одна моя пациентка, ребенок которой проглотил бусину и мог задохнуться, если бы вы не поймали улепетывающего сорванца и не тряхнули его как следует.

— Это к делу не относится, доктор, — холодно сказала Лорна. — А ваши друзья случайно не сообщили вам, что меня удерживают здесь силой? Неужели вы могли предположить, что я разделяю общество шейха по своей доброй воле? Да я ненавижу этого человека!

— И все-таки вы, как мне говорили, катаетесь с ним верхом, тренируетесь в стрельбе из лука, играете в шахматы. Я слышал, мадам, что он обращается с вами как с равной. У Лорны вырвался презрительный смешок.

— А как он обращается с другими своими женщинами?

— С какими другими женщинами? — спросил Омар бен Сайд, и в голосе его появилась жесткость.

— Ну, доктор, не станете же вы уверять меня, что до моего появления здесь шейх вел монашескую жизнь!

— Не монашескую, мадам. Просто он человек разборчивый и брезгливый.

— Ваш разборчивый друг, доктор, не побрезговал взвалить меня на спину своего коня, словно пойманную газель, и пуститься вскачь, как простой араб. — Эти обжигающие слова Лорна смогла произнести лишь потому, что этот человек был врачом и разговаривали они во мраке.

— Иногда мужчину так ослепляет красота, что он просто теряет голову. Касим — единственный сын могущественного эмира и боюсь, привык добиваться своего.

— Как можно даже пытаться искать ему оправдание? — ледяным тоном спросила она.

— Я восхищаюсь им и, не будь я врачом, возможно, тоже прибегнул бы к похищению желанной мне женщины. — Он бросил окурок в пыль, и тот, потлев недолго, угас. — Для обитателей пустыни, людей, которыми управляет только солнце и их собственный фатализм, не существует понятия «завтра», мадам. Есть только сегодня, сейчас, и этими мгновениями нужно пользоваться, как цветами, как плодами. Людей пустыни называют детьми звезд, ибо в них горит та же раскаленная страсть.

— Чтобы там в них ни горело, — заявила Лорна, — нет прощения тому, кто ради своего мимолетного каприза нарушает течение чужой жизни. На моих глазах шейх запорол человека за похищение коня, а разве похищение женщины не должно наказываться?

— По правде говоря, мой друг шейх живет по своим собственным законам. — В голосе врача слышалась усмешка. — Он управляет дикими племенами, так почему бы ему не управлять и молодой красивой женщиной. Можете ли вы, мадам, сказать, что он был жесток с вами?

— Разумеется, он не поднимал на меня плеть, — ответила она резко. — Но жестоким можно быть по-разному… Он меня привез сюда насильно!

— Понимаю. — Теперь Лорна уловила в его голосе задумчивость. — Для мужчины любой страны женщина одно из украшений жизни; на ней отдыхает его глаз, ею утешается он от забот и трудов. Забот у принца Касима немало. Отец его — человек нездоровый, и, боюсь, Касим со страхом и сожалением ждет того момента, когда придется оставить столь обожаемую им жизнь в пустыне. В надлежащее время ему все-таки придется занять место своего отца, и тогда, стараясь забыть неизбежное, он обратится душою к вам, мадам.

— А пока, будучи всего-навсего женщиной, я не имею права возражать, когда меня вырывают из привычной мне жизни и насильно заставляют вести жизнь, все еще чуждую мне? — Лорна взглянула на громадные звезды, сиявшие сквозь пальмы, и вспомнила, как в саду в Рас-Юсуфе хотела сорвать одну с неба… Безумно давно, всего несколько недель назад.

— Принято считать, что пустыня пробуждает в человеке его первобытность. — Эта философская мысль доктора сопровождалась изящными жестами рук. — Но разве пустыня в сумерках, и эти золотые глаза звезд и пламя костров не кажутся вам чарующими? Разве рассвет в пустыне не заставляет вас ощущать красоту, скрытую в сердце этой первобытности?

В свете звезд девушка видела, как сияют миндалевидные глаза Омара бен Сайда. Длинная одежда скульптурными складками окружала его сухощавую фигуру, а на голове сиял шемахnote 48 — ослепительно белый над смуглым лицом. Врач был настоящим арабом. У принца же Касима, человека более крупного, кожа гораздо светлее. Ему нравилось целовать женщину в губы, а Лорна знала, что подобные ласки не приняты у чистокровных арабов.

При воспоминании о его горячих жадных губах по телу девушки пробежала судорога.

— Как и все прочие, — вырвалось у нее, — вы убеждены, что держа меня в своем шатре, шейх оказывает мне неслыханную честь. Да он сделал из меня рабыню, и я ненавижу его за это!

— Рабыню? — Омар бен Сайд тихо засмеялся. — Но вы вовсе не похожи на рабыню, мадам. Вы говорите то, что думаете, общаетесь с этими людьми и дружите с некоторыми. Вам должно быть известно, что они вас любят. Знаете, как вас называют здесь? Фильджа — белая, как снег. Они считают вас нежной и изящной, как луна, и их вовсе не удивляет, что вы оказались столь желанной для шейха.

Лорна снова вздрогнула. Ей была желанна только свобода.

— Может быть, своих собственных законов ваш друг и не нарушал, — сказала она, поплотнее закутываясь в плащ, — но те, которые привыкла уважать я, он все-таки нарушил. Как же вы не понимаете, доктор, что он держит меня здесь, подобно тигрице, которую сумел изловить и теперь с наслаждением дрессирует!

Доктор глубоко вздохнул, словно до него неожиданно дошло, что перед ним — англичанка, которая так и не смирилась с тем, что ее похитили.

— Может быть, вам станет легче, мадам, если я скажу, что судьба играет важную роль в жизни всех нас! Случается что-то — и мы приходим в отчаяние. Но проходит время — и мы осознаем, что некто невидимый ввергает нас в опасности и спасает от них, наслаждаясь нашим кружением по лабиринту жизни.

Слегка наклонившись вперед, Омар бен Сайд внимательно смотрел на Лорну своими черными глазами.

— Ведь что-то позвало вас в пустыню, а? Вы последовали своему желанию, а здесь все обстоятельства словно сговорились против вас. Мадам, вспомните хорошенько: те, кто слышат зов пустыни, слышат его задолго до того, как осознают это.

Он был прав. Девушка действительно отправилась в царство золотых песков, следуя странному и настойчивому зову. Но ей и в голову не приходило, что этот зов может привести ее в плен к человеку, который оставался глух к мольбам о свободе, требовал лишь повиновения, но вместе с тем был и ласковым, словно она — золотистая кошечка, этакая домашняя забава! Нет уж, такого пренебрежения и высокомерия прощать не стоит!

— Становится уже поздно, доктор, — холодно заметила Лорна.

— Я провожу вас, мадам.

Когда они дошли до большого шатра, она пригласила своего спутника на чашечку кофе, но тот к ее изумлению даже отшатнулся, словно от удара.

— Вы очень добры, мадам, но — нет. — Он покачал головой. — Касим будет недоволен, если я стану распивать с вами кофе поздно вечером. Это неприлично, понимаете?

— Разве только ему одному позволено нарушать правила? — возразила Лорна. — А если я заболею? Тогда вам разрешается зайти ко мне?

— В качестве врача — да, разумеется. — И сверкнул зубами, улыбнувшись. — Во всех прочих случаях я — араб, — И вы считаете необходимым чадру и гарем?

— Я считаю необходимым уважать дом и гостеприимство друга. — Омар бен Сайд вежливо поклонился. — Я был счастлив познакомиться с вами, мадам, и надеюсь, что мы станем друзьями.

— Я тоже, — ответила Лорна, понимая, однако, что вряд ли это возможно: слишком уж он был предан Касиму, не способному, по его мнению, никому причинить зла или совершить ошибку. Все, ну просто все, даже этот обаятельный, образованный человек, нерушимо привязаны к этому принцу. — Я устала сегодня, доктор, так что позвольте пожелать вам доброй ночи.

— И вам, мадам — эмша бесселема.

Он молча пошел прочь, и мерцание его белого плаща вскоре затерялось между темных шатров. Во всем этом таилось своеобразное очарование, и беседа была такой откровенной лишь потому, что их лица скрыла маска темноты, а под маской даже самый застенчивый человек может позволить себе откровенность. Может быть, поэтому пустынные мужчины предпочитали, чтобы лица их женщин были скрыты чадрой? Может быть, чадра делала их более открытыми, искренними?

Лорна стояла у входа в шатер — одинокая, хрупкая, — не решаясь войти в свою тюрьму. Но наконец решительно шагнула внутрь и вдохнула томные ароматы сандалового дерева и турецкого табака, а также запах седельной кожи. Теперь эти запахи будут всегда напоминать ее похитителя.

Хасан — великолепный слуга — оставил кофе на примусе, а на подносе стояло блюдо с медовыми лепешками и миндалем. Девушка перекусила и улеглась с журналом. Журнал был французский, с фотографиями некоторых мест, где она бывала с отцом.

Она вздохнула и прошлась по шатру, в очередной раз осознав, что, хотя принца и нет все равно приходится сидеть здесь, как на привязи, и каждую минуту ждать его появления.

Одну за другой Лорна потушила лампы, и бисерная занавеска, шелестя, пропустила ее в гарем. Сегодня ночью необычно холодно; она бросила на оттоманку рыжеватую шкуру леопарда. Снаружи всхрапнул верблюд, зашипело пламя заливаемого костра, и постепенно лагерь погрузился в ночь.

Лорна лежала без сна, охваченная воспоминаниями. Она вертелась с боку на бок, стараясь забыть это красивое смуглое лицо, этот голос, обычно мурлыкающий «Apres l'amour»note 49; стараясь не ощущать, как он склонялся над нею, чтобы убедиться, что она спит, как нежно проводил губами по залитой слезой щеке, словно впитывая каждую слезинку и осушая ее лицо жарким дыханием.

Застонав, девушка зарылась лицом в подушку. Нужно вырваться отсюда! Может, попробовать завтра? Пораньше, до восхода солнца, пока Ахмед еще спит у себя?

В шатре имелись запасные седла и упряжь. Бутылку можно наполнить водой из кувшина, стоящего у постели, а от ужина осталось достаточно лепешек, которые можно взять с собой. Сердце Лорны учащенно билось. Она почувствовала, что с рассветом сможет убежать… И никто ее не удержит… Никакая смуглая твердая рука не остановит, чтобы снова засадить в эту тюрьму.

Лорна лежала, уставившись в темноту и вдыхая аромат сандалового дерева. Завтра в это же время она, возможно, снова будет в Ираа, за много миль от этого лагеря.

Девушка едва дождалась рассвета, который, крадучись, проник за бисерную занавеску.

Глава 10

Наконец Лорна была на свободе и теперь неслась верхом навстречу восходящему солнцу!

До чего же оказалось легко выскользнуть из шатра и взять лошадь, не выбирая, ибо не резвых и не выносливых лошадей в загонах принца Касима просто не было. Эта молодая, шустрая кобылка шафрановой масти, с белыми носочками поначалу пугалась, но теперь они с Лорной поняли друг друга, приспособились, и кобылка шла ровной стремительной иноходью.

От рассветного воздуха, пьянившего, как вино, да еще от долгожданного ощущения свободы в голове у девушки слегка шумело. Она скакала по волнистым пескам не останавливаясь, стараясь как можно дальше уйти от лагеря в надежде, что ветер скоро сотрет все следы.

Какой дул ветер! Холодный, прямо в лицо, он засыпал песком глаза, которые и без того болели после бессонной ночи.

Лорна ликующе рассмеялась! Свобода! При ней было все необходимое: в дорожной сумке лежали кожаная бутылка с водой, еда, плащ от ночного холода и муслиновый шеш для защиты головы от палящего полуденного солнца.

Она не сомневалась, что скачет в правильном направлении, в сторону холмов Ираа. Нет, ей не было страшно: девушка удирала от человека, один только хмурый взгляд которого мог напугать ее гораздо сильнее, чем все эти бесконечные волны песка да случайно долетевшие крики хищников.

Вокруг ширился лимонный рассвет, и Лорна не переставая понукала кобылку. Ведь с наступлением дня ее исчезновение немедленно обнаружат. Захра принесет в шатер кофе и, увидев, что ее нет, туту же поднимет тревогу. Ахмед, подстегиваемый страхом перед шейхом, тут же бросится на поиски: облазит все скалы, не пропустит ни одного лошадиного следа, осмотрит все вокруг своими ястребиными глазами и загонит лошадь, но постарается найти Лорну.

Ее плащ распластался по ветру, который тут же засыпал все следы, оставленные копытами кобылки. Ветер, благословенный союзник! Он скрывал девушку, и, опьяненная радостью от вновь обретенной свободы, она не удивилась и не обеспокоилась тем, что ветер нынешним утром дул слишком сильно, а солнце было какого-то необычного цвета.

Скачка отвлекала Лорну от размышлений, а бесконечность пустынных пространств успокаивала развинченные нервы. И к тому времени, когда все-таки пришлось ненадолго остановиться, чтобы дать передышку лошади, девушка уже успокоилась. Она закурила сигарету, крепко держа уздечку, — на этот раз у нее не было ни малейшего желания рисковать.

Оглядевшись по сторонам, Лорна заметила, что пески как-то странно темнеют — пятнами. Посмотрела наверх, в покрывающееся облаками небо, и тут только ощутила, какое безмолвие воцарилось: было так тихо, что шуршание песков казалось вообще единственным звуком в мире.

«Женщина похожа на пустыню, — сказал как-то шейх на одной из их совместных прогулок. — У обеих в сердце множество тайн, у обеих умиротворение соседствует с бурей».

Да, пустыня — место, полное тайн. Здесь можно прожить всю жизнь и все-таки никогда не разгадать их все. Вцепившись в поводья, девушка внимательно вглядывалась в цепочку холмов впереди, до которых надеялась добраться еще засветло. Они были в голубоватом мареве, такие близки и все же такие далекие. Вдруг лошадь сначала встала на дыбы, а потом затанцевала на месте, словно в цирке. Лорна еще крепче ухватилась за поводья и пришпорила кобылку. Она знала некоторые слова, которыми шейх обычно успокаивал пугливых лошадей, и в конце концов кобылка, фыркнув, снова пошла ровным галопом.

Вскоре на лицо девушки упали первые капли дождя, и почти сразу же пошел настоящий ливень. Пару раз Лорне даже показалось, что она слышала отдаленный раскат грома где-то там, за холмами Ираа.

Буря в пустыне — вещь малоприятная, но лучше встретиться лицом к лицу с любой опасностью, чем быть пойманной или вернуться к тому человеку, от которого ей удалось наконец-то ускользнуть. Даже мысль о его ярости была невыносима. Находиться рядом с ним просто мучение, и ей это больше не выдержать. Ведь он ее не любит; она для него только забава, временный каприз… Когда пройдет новизна чувств или долг перед отцом призовет его в Сиди-Кебир, он тут же избавится о нее.

Этой безумной скачкой Лорна тешила свою гордость. Все-таки шейх еще не до конца ее унизил, и она сможет начать жизнь заново, где-нибудь подальше от предательской красоты пустыни.

Ливень внезапно прекратился, но небо не очистилось, и было по-прежнему очень душно. Песок стал завихриваться маленькими спиралями, а дальние холмы, к которым стремилась Лорна, затянулись туманом. Она почувствовала, как у нее сжалось горло. Если поднимется песчаная буря, то все скроется в яростно бушующих смерчах пыли, и это может продолжаться много часов, может, даже целую ночь.

Эта мысль подстегнула девушку, и прильнув к лошади, она пустила ее в самый быстрый галоп.

Между тем тьма вокруг сгущалась; усиливалась и духота. Лорна вдруг почувствовала, что ее голову словно сдавливает бронзовый шлем, и услышала странный воющий звук, доносившийся из самых глубин пустыни… От этого вопля ее охватила дрожь и, несмотря на жару, бросило в холод.

Интуиция подсказывала, что буря вот-вот разразится. Девушка принялась озираться по сторонам в поисках хоть какого-нибудь укрытия, и в это время вдруг поднялся жуткий ветер, вздыбивший пески.

Невдалеке она увидела несколько валунов и направила лошадь туда. Вокруг них были разбросаны пятна колючего кустарника, и Лорна мысленно уже произносила благодарственную молитву за это укрытие, как небо с треском разорвалось, и яростная молния осветила ландшафт мертвенным светом, напугав и девушку и лошадь.

Животное отпрянуло в сторону, заржало, а потом вдруг резко поднялось на дыбы. Лорна вылетела из седла и прежде, чем успела что-то сообразить, упала на песок. От удара у нее перехватило дыхание, и она лишь беспомощно смотрела, как кобылка, пронзительно заржав, скачет прочь.

С трудом поднявшись на ноги, девушка застонала от острой боли в плече. Она принялась звать лошадь, но крики тонули в ветре, а перепуганное животное вскоре скрылось в тучах песка, унося с собой дорожную сумку с драгоценным запасом воды и еды на весь день.

Потрясенная, Лорна стояла неподвижно, и только когда молния сверкнула еще раз, наконец сообразила, что нужно укрыться от нарастающей ярости бури.

Стиснув зубы от боли в вывихнутом плече, она направилась к валунам. Ей было плохо и обидно до слез. Голова кружилась, и похоронным звоном зазвучали в памяти предостерегающие слова Касима:

«Ты ведь даже толком не знаешь, как позаботится о себе в таком опасном месте, как пустыня».

А кругом завывал ветер и раздавался гром. В свете молний девушке снова почудился блеск его глаз. Когда ей, наконец, удалось добраться до полоски земли, перемешанной с песком, все вокруг завертелось, и она вдруг стала слабой, как котенок. Ветер ревел; небеса почернели; чернота затапливала и ее сознание. Лорна почувствовала, как песок засыпал ей лицо…

Когда она открыла глаза, все плыло в тумане. В воздухе стояла удушающая пыль, а во рту было жарко и сухо, как в печке.

Девушка смутно помнила, как в изнеможении упала на песок; но теперь ее плечи опирались о валун, а рядом на коленях стоял кто-то… в белом льняном шемахе, полускрывающем лицо с яростно сверкающими глазами.

Ей отчаянно хотелось пить, в плече пульсировала боль, и все происходящее казалось ночным кошмаром. Однако бутылка с водой, поднесенная к ее губам, оказалась вполне реальной. Лорна с благодарностью припала к воде и, по мере того как жизнь возвращалась к ней, все больше узнавала человека, обнимавшего ее за плечи. Она отшатнулась от него и испуганно уставилась на прикрытое тканью лицо.

— Quelle folienote 50, — укоризненно произнес он, снимая шемах и открывая опаленное солнцем лицо, при виде которого Лорна задрожала. Слишком хорошо она помнила и это лицо и этот голос.

— Так значит, чтобы сбежать от меня, ты решила бросить вызов песчаной буре, да? Как только я получил от Ахмеда весть, что ты взяла лошадь и ускакала, то тут же пустился вслед за тобой из лагеря Каида. А куда ты направишься, догадаться было совсем уж нетрудно: к прежней жизни, прямо к холмам Ираа, в Рас-Юсуф.

Касим пристально смотрел на Лорну своими блестящими желтоватыми глазами, которые приняли очень суровое выражение.

— Второпях я вполне мог и проскочить эти валуны, не заметь я твой шеш, развевавшийся на кусте.

Он долго всматривался в ее глаза, похожие теперь на увядающие ирисы.

— Неразумное дитя, — произнес шейх. — Как же ты до сих пор не уразумела, что я откуда угодно пойду искать тебя и найду во что бы то ни стало.

— Иногда мне кажется, что ты — сам Люцифер… — По ней вдруг пробежала судорога боли. — М-м-м… мое плечо… с ним что-то случилось… Лошадь испугалась молнии и сбросила меня… О-о-о, как больно!

Приподняв девушку, шейх очень осторожно ощупал ее плечо.

— У тебя вывих, — сказал он. — Я могу вправить его, малышка, но придется потерпеть, будет больно.

Она посмотрела на него сквозь дымку завихривающегося песка и, наверное оттого, что все у нее пошло наперекосяк, устало произнесла:

— Что ж, сделай мне больно еще раз, принц Касим. Ты уже делал это и раньше, и совесть тебя совершенно не мучила.

Лицо его застыло, словно бронзовая маска. Продолжая держать Лорну, он достал портсигар, вставил ей в рот сигарету, чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете.

— Кури, будет не так больно… Ты готова? Девушка глубоко вдохнула дым и кивнула. Ее болезненный стон растворился в завывании ветра, а шейх опытной рукой вправлял вывихнутую кость на место. Потом Лорну затрясло, и лоб покрылся холодным потом. Болевшее плечо теперь онемело, и шейх объяснил это тем, что был сдавлен нерв. Затем худыми сильными пальцами стал массировать ей плечо и руку, пока не прошло онемение.

— Попытайся пошевелить ими, — прошептал Касим. Она повиновалась.

— Еще болит, но кость на месте. С-с-спасибо тебе.

— Ты мужественная, Лорна. — Шейх отвел с ее лба слипшиеся от пота золотистые волосы. — Скоро буря превратится в безумное чудовище со множеством хлещущих в разные стороны хвостов, и мы можем оказаться погребенными. Тебя не пугает такая картина: буря закончилась, а мы лежим в объятиях друг друга, навсегда засыпанные песком, и эти скалы — наш памятник?

Прислонившись к валуну, девушка докуривала сигарету. Черный конь Калиф был стреножен, крепко привязан и стоял, низко опустив голову, укрываясь от сыплющегося в глаза песка. Песок сыпался и Лорне на волосы и она пыталась не обращать внимания на теплые руки, укутывавшие ей лицо и шею шешем.

— Глупо убегать для того, чтобы попасть в песчаную бурю, — резко сказал шейх.

— Еще глупее предполагать, что мой побег удастся. — Девушка смотрела на него, а вокруг жалобно завывал ветер. — Пустыня не выпустила меня, и ты так же безжалостен, как и она.

— Ты обжигаешь мне сердце, — грустно сказал шейх. — Я искал тебя, словно снежинку, затерянную в этом аду; нашел, а у тебя не оказалось для меня ни единого доброго слова.

— С каких это пор, принц Касим, ты ждешь от меня доброго отношения? — Лорна серьезно глядела на него своими синими глазами. — А сам-то ты хоть когда-нибудь отнесся ко мне по-доброму?

Он нахмурился и отвернулся; его профиль четко вырисовывался на фоне песчаной дымки.

— Буря в пустыне отнюдь не ласкова, а? Она очень опасна, а мы здесь совсем одни.

— Сколько она может продолжаться?

— Кто знает? Одна лишь судьба.

— А когда буря закончится, что потом? — Лорна затушила в песке окурок. — В один прекрасный день ты все-таки отпустишь меня… Неужели ты решишься прежде окончательно меня унизить?

Его ответа девушка не услышала, ибо в этот момент раздался ужасный рев. Взвихренные ветром тучи песка пустились вокруг них в безумный танец, и шейх принялся укутывать ее в плотные складки своего плаща, потом, тесно прижав, закрыл ее и себя своим капюшоном.

Лорна старалась побороть охвативший ее страх пред ним, но потом сдалась и зарылась лицом ему в плечо. Удушающий песок все сыпался и сыпался сверху, погребая их под собой.

Казалось, налетел ураган. Она слышала, как ветер с треском вырывал кусты и поднимал в воздухе некрупные камни. Стоял непрекращающийся, пронзительный, безумный вой, который терзал нервы и оглушал. Ей хотелось разразиться слезами.

— Все в порядке, — утешал шейх, но все время поворачивался вместе с нею, чтобы не дать песку засыпать их полностью. Один раз, когда у нее вырвался горестный стон, он прижался губами к ее виску.

Губы были теплые, шершавые от песка, и, закрывая глаза, Лорна почувствовала, как ее охватывает слабость, причина которой таилась вовсе не в буре. Девушка стояла в его объятиях сокрушенная, едва дыша, вся исколотая острыми песчинками, и… необычайное умиротворение вдруг снизошло на нее. Да, этот песок может стать для них общей могилой. Они могут оказаться погребенными здесь, в вечных объятиях, словно любовники из сказки.

— Лорна? — Его голос, звучавший у самого уха, настойчиво звал. — Ты дышишь? С тобой все в порядке?

— Касим… — сонно проговорила она. — У меня такое странное ощущение…

— Проснись! Не смей спать! — Шейх встряхнул ее, и между ними посыпался песок. Яростная лавина песка погребала и душила их, поджаривая живьем в этой адской печи.

Девушка с усилием открыла глаза и очень близко увидела его лицо. Губы ее приоткрылись и утонули в его губах.

— Ты не должна спать, — строго повторил он.

— Касим, сколько это может продолжаться?

— Я не знаю, малышка. — Укрывая, он так близко прижал ее голову к своей широкой груди, что Лорна услышала биение его сердца. — Не бойся.

— Я… я всегда стараюсь…

— Да уж, ты всегда высоко держишь головку и смотришь мужчине прямо в глаза… Какой ветер! Прямо дьявольская буря!

— Бедный твой конь!

— Да! — мрачно сказал Касим. — Будем надеяться, что беднягу не сведут с ума этот ветер и песок, не то он может сорваться с привязи.

— Тогда нам придется туго.

— Да, и весьма. — Сильные руки нашли под плащом ее стройную талию. Девушка затрепетала, потрясенная своей собственной реакцией на это прикосновение.

— Все в порядке, — только и сказал он. — Я просто ослабил на тебе одежду, чтобы легче дышалось. Я же не чудовище какое-то и не собираюсь пользоваться таким моментом, если ты это подумала.

Она словно онемела, обессилев под натиском охвативших ее чувств. Только сейчас, в это мучительное, бурное мгновение, Лорна поняла, что откликнулась на его прикосновение потому, что была готова принадлежать ему. Душою, сердцем, всем своим непокорным существом она желала принадлежать этому человеку из пустыни, и оказывается вовсе не от него пыталась бежать, а от своей любви к нему.

Он все-таки заставил ее полюбить! Ворвался в ее сердце и покорил его с улыбкой победителя.

Любя его и ненавидя за то, что он играет с нею, словно укротитель с дикой тигрицей, Лорна боролась с его обаянием, которое уже начинало побеждать ее.

— Неужели ты никогда не спрашивал себя, почему я считала тебя скотиной? — со вздохом спросила она. И в ту же секунду почувствовала, как его руки сжали ее, а в следующую — поняла, что шейх загораживает ее от огромной тучи песка, которая свалилась на них, лишив возможности видеть, слышать, даже думать. Они оглохли, ослепли, задыхаясь под этим девятым валом песка.

Секунды… минуты… часы кружился над ними песчаный вихрь, погребая все глубже, а потом наступила грозная, звенящая тишина, словно захлопнулась крышка гроба, и Лорна со все возрастающей паникой ощутила, что воздуха не хватает и дыхание у нее прерывается…

С проклятиями, напрягая все свои необыкновенные силы, шейх пытался продвинуться вперед, пока песок наконец не начал смещаться. Лорна почувствовала, как на ее лицо падают капли пота с столица. Задыхаясь, едва не теряя сознание, она изо всех сил пыталась помочь, и тут головой и плечами он пробил песчаный барьер, и в отверстие хлынул благословенный воздух. Руками шейх расчистил еще немного места и выпихнул Лорну наружу.

Они лежали, задыхаясь и судорожно хватая ртом воздух; песок набился им в нос, рот и даже в горло. Вокруг царило странное безмолвие. По телу девушки пробежала судорога, и спасительные, облегчающие слезы потоком хлынули из глаз, оставляя на пропыленной коже светлые дорожки.

Касим поднялся на ноги и направился к коню; сказал что-то ласковое дрожащему животному и счистил песок, прилипший к вспотевшей шкуре. У него самого песок налип на подбородок и у глаз, что делало его похожим на черта.

— Благодари Ie bon Dieunote 51, что у нас сохранился конь, — сказал он. — Плестись до лагеря много миль по пустыне с одной бутылкой воды на двоих — это был бы далеко не пикник.

Лорна сморгнула слезинки с ресниц, все еще не в состоянии уловить смысл его слов. Пески обдувал резкий ночной ветер; с заходом солнца ушло и дневное тепло. Небеса были черны, а из-за ближнего бархана доносился вой шакала.

Шейх склонился над Лорной с бутылкой воды и заставил ее напиться. Вода смыла песок изо рта и освежила пересохшее горло. Он и сам сделал глоток, все время поглядывая на Лорну.

— Думаю, ночь мы отдохнем здесь, а рано утром отправимся в лагерь.

— В лагерь… — эхом повторила девушка.

— Да. — Его голос снова зазвучал словно острый кинжал. — Ты возвращаешься со мной, хочешь того или нет.

Она стащила с головы шеш, весь обсыпанный песком; ветер растрепал ей волосы и осушил глаза.

— Зачем же возиться со мной, если я испортила тебе охоту с твоим другом Каидом? Я ведь только женщина, меня легко заменить другой.

— Да, ты всего лишь женщина. — Шейх поставил ее на ноги и словно клещами сжал ей локти. — Но я еще не готов отпустить тебя, не готов, моя маленькая ледышка. Я еще не познал наслаждения видеть, как ты таешь. До тех пор мы будем вместе, иншаллахnote 52.

— Знаю, так говорят в этой стране! — Лорна опять оборонялась от него, все еще потрясенная от радости что он здесь, радом и все еще желает ее. — Вы подчиняетесь только своим капризам, принц Касим.

— Вы обращаетесь ко мне, как рабыня к хозяину, — поддел ее шейх. — Называй меня просто по имени, без этого дополнения.

— Теперь буря закончилась, — произнесла Лорна, — а если я и говорила так раньше, то только из страха, — Так скажи сейчас, когда ветер стих и я уже не сражаюсь с песком, защищая нас с тобой.

— Касим…

— С твоим английским акцентом звучит немного странно.

Он улыбнулся, и его руки сомкнулись вокруг нее. Девушка вся напряглась, стараясь не выдать охватившей ее радости. Бессердечный! И неважно, что ее сердце забилось быстрее от его прикосновения.

— Несколько часов нам нужно отдохнуть, — сказал шейх. — А тебе нужно согреться. У нас в пустыне климат странный, да? Сейчас жарко, через минуту холодно… Совсем как женщина.

Лорна ощутила на своей щеке его теплое дыхание.

— Нет, не надо, — вскрикнула она, страшась своей реакции на поцелуй.

— Когда-нибудь, девочка моя, — он звонко рассмеялся, — мне удастся исторгнуть у тебя совсем другой крик. У англичан, видишь ли, есть одна слабость: они заканчивают тем, что начинают любить своих врагов.

— Любить? — Девушка все еще боролась и с ним и с предательской слабостью своего сердца. — Не понимаю, как ты осмеливаешься употреблять это слово, если для тебя оно не имеет решительно никакого смысла.

— Доведись тебе, mon angenote 53, хоть однажды разделить со мною любовь, ты перепугалась бы до смерти. Маленькая льдинка, ты и представления не имеешь, какой яростной может быть любовь мужчины и женщины.

— А тебе откуда это известно? — парировала Лорна. — Ты же никогда никого не любил.

— По-твоему, я любил только пустыню, а? Смеясь, шейх отпустил ее и принялся ломать вырванные из земли кусты тамариска. Они были сухие, и вскоре уже пылал веселый огонь. Устроив на ночь коня, Касим подошел к костру и присел у потрескивавшего огня. Лорна, услышав, как в темноте, за кругом света, опять завыл шакал, нервно повернула голову в ту сторону.

— Не бойся. — Горящая веточка, поднесенная к сигарете, на миг осветила его красивое лицо. — Пока костер горит, шакалы близко не подойдут.

— У них такой жуткий, голодный вой. — Она поплотнее закуталась в плащ. — А за костром такая тьма…

— Просто звезды закрыты тучами. — Его окурок догорел. — Иди сюда; положи голову мне на колени и попытайся немного поспать.

Лорна чувствовала сильную усталость и слабость, да и глаза резало от попавшего в них песка. Хорошо бы поспать… И после минутного колебания последовала его совету. Но и засыпая, девушка остро ощущала их уединенность от мира. Дым тамарискового костра смешивался с дымом сигареты… Тепло его тела начало согревать ее.

Неожиданно шейх опустил глаза и поймал ее взгляд.

— Ты еще не спишь?

— Все это так странно, словно нас в мире и осталось всего двое… — Лорна утонула в его золотистых глазах, такими задумчивыми и одновременно настороженными они были в отсветах костра.

— Адам и Ева. — Где-то глубоко в зрачках мелькнула искорка усмешки. — Пустыню ведь называют еще Садами Аллаха, а частица Евы есть в каждой женщине.

— Она была искусительницей, — пробормотала Лорна.

— В самом деле? — Изогнув бровь, шейх смотрел ей прямо в глаза. — Мы здесь совершенно одни, даже звезды закрылись чадрой, и если ты не заснешь сию же минуту, я начну думать, будто ты искушаешь меня, чтобы я тебя поцеловал.

Девушка затаила дыхание, понимая, что растает не только от поцелуя, но даже от его простого прикосновения, а потому быстро откинулась, словно стараясь увернуться от его губ, и услышала, как он тихо и беззлобно засмеялся.

Шейх опирался на валун, и плотные складки его плаща образовали вокруг Лорны что-то вроде палатки. Потрескивал костер, и через некоторое время она все-таки уступила слабости, охватившей ее все сильнее. И медленно поплыла в сон, убаюкиваемая и охраняемая тем самым человеком, от которого убегала… для того лишь, чтобы обрести себя вновь в его объятиях.

Глава 11

Пронесшаяся песчаная буря была такой силы, что окружающий ландшафт необычайно переменился, будто неведомый великан придал барханам другие очертания. Лорна, глядя, как Касим постоянно озирается, понимала, что он по восходящему солнцу определяет направление, по которому они могли бы добраться до лагеря.

Она бросила взгляд на холмы, остававшиеся у них за спиной. Там лежал Ираа… Впрочем теперь он мог находиться где угодно — хоть в двух шагах, хоть за тысячу миль; ее уже заботило другое. Девушка высоко подняла голову, и солнце запуталось в ее волосах.

— Наш путь лежит на юг, — произнес шейх с иронией.

Лорна встретилась взглядом с его мерцающими глазами. Интересно, какова была бы его реакция, скажи она, что и сама теперь хочет ехать с ним на юг, что никогда больше даже не оглянется на холодный север. Нет, пока что это следовало держать при себе. У этого пустынного жителя сложный характер — он любит борьбу, вызов, и пока она борется с ним, то может быть уверена, что занимает достаточное место в его жизни.

— Ты, кажется, не уверен в местности, — сказала Лорна. — А если мы заблудимся?

— Заблудиться с тобой — это то, о чем я мечтал.

— Он многообещающе улыбнулся. — Сияние твоих волос затемняет солнце; просто удивительно, что ты выглядишь такой свежей после бури и ночи, проведенной в пустыне.

Она пристально посмотрела на его небритое лицо, и шейх с шутливым унынием провел пальцами по щекам.

— Тебе-то, маленькая мадам, легко сохранять свежий вид. Одна только дерзость из твоих уст, а я…

— Он шагнул к ней, и девушка прижалась спиной к коню, который попятился и коротко заржал. Огромная радость затопила ее, и вырвался полусмех, полувздох, когда Касим, схватив ее за талию, прижал к себе так сильно, что она перегнулась почти пополам.

Гибкая, стройная в своих бриджах и рубашке, Лорна затрепетала в его объятиях, а он смотрел на нее золотистыми глазами, сиявшими под растрепанными черными волосами.

— Я мог бы сломать тебя пополам и раскидать половинки в разные стороны, — тихо и страстно говорил Касим. — Если бы я захотел, то мог бы заставить тебя слушаться одного лишь движения моей руки.

— Это только потому, что я не завтракала и очень слаба, — съязвила она в ответ.

Улыбаясь и блестя зубами, он взглянул в глаза девушки, похожие на синие цветы, раскрывшиеся навстречу солнцу, а потом вдруг привлек к себе с такой силой, что она каждой своей косточкой почувствовала — шейх отчаянно нуждается в ней, но никогда на скажет об этом открыто. Несмотря на вседозволенность, которую ему давала неограниченная власть, возможностей расслабиться и отдохнуть душой у него было совсем немного, а с нею он мог позволить себе забыть о некоторых условностях и обязательствах, которые на него налагало его положение. Нет, не покорная рабыня нужна ему, а именно она, Лорна, — вся такая нежно-светлая, хрупкая, изящная, рядом с ним кажущаяся еще светлее и изящнее. И она теперь была готова принадлежать ему, уже и не вспоминая о том, что могла бы полюбить человека более цивилизованного и быть им любимой.

Когда Касим целовал ее полураскрытые губы, девушка умирала от желания, любви и страха за будущее. Он ласкал губами ее щеки, шею, слегка царапаясь щетиной.

— Теперь, моя девочка, пора ехать!

Выпустив Лорну из объятий, шейх направился к коню, чтобы убедиться, что горячий и своенравный жеребец в порядке. Ему предстояло много миль нести их обоих на своей спине под палящим солнцем, поэтому половину воды пришлось отдать ему. Когда хозяин коснулся его шеи, сильное животное встряхнуло гривой, обнюхало широкое хозяйское плечо и тихонько заржало, выражая так свою любовь.

Поправляя шеш, Лорна наблюдала за ними, и ей вспомнились слова шейха, что о лошадях он всегда заботился куда больше, чем о мелькавших в его жизни женщинах. Интересно, а сколько женщин «промелькнуло» в его жизни? Он такой мужественный и красивый, что Лорна и помыслить боялась о том, сколько же прелестных арабских девушек ему довелось держать в своих объятиях. В конце концов, Касим — сын могущественного эмира, принц, имеющий право на многое.

Одним упругим прыжком он взлетел в седло и сказал Лорне:

— Становись на стремя и прыгай сюда. — Она послушалась, а Касим, подхватив ее сильными руками, усадил перед собой. Девушка почувствовала сталь его объятий и на секунду встретилась с ним глазами.

— Я никогда тебя не выпущу, — добавил он.

— Бедный Калиф, — шутливо отозвалась Лорна, а у самой бешено заколотилось сердце, ибо в последних словах шейха заключался двойной смысл. — Ему придется нести дополнительный груз.

— Ну, ты-то весишь не больше пальмового листа.

— Неожиданно ноздри шейха раздулись, втягивая пустынный воздух. — Я ведь не в первый раз везу тебя на Калифе через пески!

Они наконец пустились в путь, и эта поездка доставила ей несказанную радость. Никогда еще Лорна не ощущала в себе столько жизненных сил и не воспринимала так остро жестокую красоту пустыни. Холмы Ираа остались позади, и она ни разу не оглянулась…

В середине дна, проехав примерно полпути, они повстречали кочевников, которые приветствовали их самым дружелюбным образом и с радостью поделились с ними водой. Поскольку солнце стояло высоко, их пригласили в один из шатров и угостили обедом. Девушка просто умирала с голоду и потому, не колеблясь, принялась уплетать еду как все арабы, загребая мясо с подливой ломтиком хлеба.

Лорну отослали бы на женскую половину шатра, не выдай ее Касим за мальчика, с которым они вместе заблудились во время песчаной бури:

— Он проголодался, но очень стесняется и неохотно рассказывает о себе. — Желтоватые глаза шейха лукаво сверкнули, но в этот момент им как раз подали чай, и он шепотом велел ей ни в коем случае не снимать шеш. — Ни у одного арабского мальчика не может быть таких золотых волос. — Касим весело улыбался.

Чай был очень сладкий и сильно пах мятой, но Лорну так мучила жажда, что она выпила несколько чашек, потом откинулась на большую подушку, набитую овечьей шерстью, и закрыла глаза. Сквозь дрему слышала, как мужчины гортанными голосами разговаривали по-арабски. Это были суровые, но добрые люди, и когда шейх сказал, что им с «мальчиком» пора отправляться дальше, кочевники дали им козий мех с водой, несколько лепешек и кусок сыра.

Солнце уже начинало клониться к закату, разрумянивая пески, когда пара тронулась в путь. Долго еще им вслед эхом звучало «Аллах ибарек»note 54, но потом все смолкло, и они продолжали ехать в лучах вечерней зари.

«Если загадать желание на закате, — подумала Лорна, — оно непременно исполнится». Но загадывать не стала. Подобно всем обитателям пустыни, она начинала верить в судьбу. Будь что будет. Все уже записано в песчаной книге.

Голова девушки отдыхала на сильном плече мужчины, сопротивляться которому было бесполезно. Его ястребиный профиль казался чеканным в фосфоресцирующем свете, постепенно заливавшем всю пустыню. Никогда она не выдаст своих истинных чувств этому человеку, для которого любовь к женщине значила куда меньше, чем любовь к пустыне, лошадям, к соплеменникам и старику-отцу, который однажды призовет его в Сиди-Кебир.

Опустилась ночь, и дневное тепло поглотила прохлада. Кругом царило торжественное безмолвие; на небе в таком количестве высыпали звезды, что им там оказалось тесно и несколько из них упали, стремительно пролетев по черному бархату, оставляя тонкий золотой след.

Мысли Касима были обращены к этим звездным просторам, и Лорна не мешала ему пребывать наедине с вечностью. А через некоторое время вдруг поинтересовался, не проголодалась ли она. Девушка покачала головой и спросила, далеко ли еще до лагеря.

— Еще час, — ответил он, — и мы будем на месте.

— Ты ориентируешься по звездам?

— Да. Сегодня они сверкают, словно драгоценные камни! Кажется, можно дотянуться рукой и набрать полную горсть.

— Мне было бы достаточно и одной, — заметила она.

— Тебе — конечно. — Касим поддразнивал ее улыбкой. — Ты ведь не любишь, когда тебя одевают в жемчуга. Наверное предпочла бы, чтобы моя выдумка для кочевников оказалась правдой? Ты бы хотела быть мальчиком?

— Будь я мальчиком…

— То никогда бы на тебе не остановились мои безжалостные глаза. — Он рассмеялся, и в темноте его смех был похож на низкое мурлыканье. — Но я уже сказал тебе в лагере у кочевников, что ни один наш мальчик не может иметь таких пшенично-шелковых волос.

— Да, но только после такого количества песка, насыпавшегося в них, мои волосы нуждаются в таком же количестве воды с мылом. — Щека Лорны, прижатая к плечу шейха, горела. Еще чего придумал — ей хотеть быть мальчиком! Да никогда еще принадлежность к женскому полу не радовала ее так сильно. Она — женщина! Да еще такая, которая нравится ему! — Мне не терпится залезть в лохань с горячей мыльной водой.

Он снова рассмеялся.

— Ты — брезгливая кошечка; может быть, именно потому и нравишься мне.

В лагерь они въезжали под приветственные крики обитателей, торопливо выбегавших из своих шатров. Девушку сняли с Калифа, и она быстренько скрылась под спасительные своды большого шатра, который только теперь и стала воспринимать как свой дом. Сбросив сапожки, она пробежала пальцами по насквозь пропылившимся волосам и жадно припала к лаймуну. Тут вошла Захра.

— Мы все так волновались. — Служанка схватила руку Лорны и прижала к своей щеке. — Зачем же лелла хотела покинуть сиди?

— Потому что у леллы разума не больше, чем у верблюдицы. — Лорна тряхнула головой и на рубашку посыпался песок. — Захра, мне нужно немедленно искупаться!

— Сию минуту. — Девушка улыбнулась, но исполнять просьбу не торопилась. — Лелла!

— Что, милая? — У Лорны почему-то сжалось сердце.

— Пока господина не было, из Сиди-Кебира пришло письмо: его отец, эмир, болен и зовет принца Касима. — Лорна безмолвно уставилась на девушку и глаза ее стали похожи на фиолетово-синие озерца, неожиданно темнеющие на бледном лице.

— А лелла поедет во дворец с господином Касимом? Сердце Лорны запрыгало где-то в горле.

— Я… Нет, Захра, не думаю. Он, скорее всего, оставит меня в лагере или же отправит обратно в Ираа… А эмир очень болен?

— Думаю, да, лелла. Эмир Мансуруже очень стар, хоть и имеет такого молодого сына. На Востоке мужчины часто берут в жены очень молоденьких девушек, и жена эмира была много моложе его. Она тоже была румия, только с черными, как вороново крыло, волосами. И умерла, когда ее сыну исполнилось тринадцать и он почти стал мужчиной.

— В тринадцать лет стал мужчиной? — улыбнулась Лорна, очень удивившись. — В моей стране он был бы еще школьником, играл в футбол и вечно попадал во всякие детские неприятности. — Она стиснула пальцы. — Захра, пожалуйста, приготовь мне ванну. Я должна смыть с себя песок. Минувшей ночью мы попали в песчаную бурю… Принц Касим нашел меня совершенно случайно.

— Наверное, лелла была очень рада? Лорна встретилась взглядом с ее глазами, ясными и уже умудренными.

— Да, я была рада, — тихо ответила она.

Когда занавеска шатра опустилась за юной арабкой, Лорна бросилась на диван и зарылась лицом в подушки. Эта новость потрясла ее, и сердце девушки заныло. Эмир зовет своего сына, и Касим отправится к нему как можно скорее! Ее он, конечно, с собой не возьмет.

Судьба…

Теперь, когда больше всего на свете ей хотелось быть с ним, его отзывали.

Искупавшись, Лорна сидела в ногах оттоманки, завернувшись в большое полотенце. Она расчесывала мокрые волосы, когда бисерная занавеска раздвинулась и появился Касим, как всегда с повелительным видом, он тоже принял ванну и облачился в мягкий льняной кибр с открытой шеей; волосы его ярко блестели, а глаза были мрачны.

— Хасан уже несет нам ужин, — произнес он. — Ну как, тебе стало легче после ванны? От него еще исходил легкий аромат банных эссенций девушка остро ощутила и его мужскую притягательность, и свою беззащитность.

— Я… мне нужно одеться, — сказала она.

— Не спеши. — Касим присел рядом и, взяв у нее гребень, принялся, к ее огромному удивлению, расчесывать ей волосы, сияющие и мягкие, словно у ребенка после купания.

— Если бы минувшей ночью мы все-таки расстались навсегда, — заметил он, — я все равно никогда не забыл бы ощущения мягкости твоих волос, этого сияния, словно в них запутался солнечный луч.

И хотя при этих словах сердце ее заныло еще сильнее, Лорна нашла в себе силы подшутить над ним:

— Принц Касим, да вы никак взяли на себя роль камердинера при своей рабыне?

Он отшвырнул гребень и клещами вцепился ей в плечи.

— Лорна, мой отец лежит почти при смерти в Сиди-Кебире, и на рассвете я уезжаю к нему.

— Мне очень жаль твоего отца. — Девушка говорила совершенно искренне, и ей так хотелось разгладить горестные складки на лице Касима. — Надеюсь, смерть все-таки минует его.

— Он перенес сильный сердечный приступ. Лорна…

— Да, мой господин?

Это обращение вырвалось у нее само собой, совершенно естественно, но Касим посмотрел на нее, словно она опять издевалась над ним.

— Ты хоть понимаешь, что я должен буду принять какое-то решение… относительно тебя?

— Разумеется. — Девушка не осмеливалась поднять на него глаза, боясь взглядом выдать свое безумное желание быть с ним всегда рядом. Гордость уже забыта, утонула в любви, затопившей ее сердце. Господи, только бы не расставаться с ним… Страх усиливал любовь.

Он посидел еще немного, сохраняя на лице суровое, задумчивое выражение, потом со вздохом поднялся на ноги и склонился над постелью.

— Мы должны обсудить это, а сейчас я ухожу, чтобы ты могла одеться. Только поторопись, ладно?

Слабо улыбнувшись, Лорна кивнула, но улыбка тут же увяла у нее на губах, едва Касим ушел. Она принялась надевать одежды, уже не казавшиеся ей чуждыми: шальвары из органдиnote 55 и тунику нежно-розового цвета. Наверное, в последний раз ей приходится наряжаться, чтобы усладить глаза шейха.

Поколебавшись, девушка остановилась на минутку перед бисерной занавеской, но потом, решительно откинув ее, вышла в переднюю часть шатра. Касим сидел спиной, так что она могла еще раз внимательно окинуть взором его широкие плечи, гордую черноволосую голову, изящную позу.

Он обернулся и глаза их встретились. Лорна знала, что вид у нее хладнокровный, но это была лишь маска, за которой скрывались любовь к нему и страх расставания. Теперь она хотела всегда быть его пленницей.

— Наш ужин уже готов и выглядит очень соблазнительно, — сказал Касим. — Ты проголодалась?

Наверное да, ведь мы пробыли в пустыне столько времени!

— Да, пахнет привлекательно. — Лорна уселась на диван среди огромных подушек, а Касим положил ей на тарелку нежнейших цыплячьих грудок, пропитанных пряными ароматами трав, и овощей, приготовленных с маслом. — Не будь Хасан так предан своему хозяину, — смеясь, заметила она, — то мог бы служить шеф-поваром в любом фешенебельном ресторане и пользоваться бешеным успехом.

— Человеку, который всю свою жизнь провел в пустыне, в городе не хватает воздуха свободы.

— А ведь тебе ненавистна даже мысль о том, чтобы расстаться с пустыней, не так ли? — Девушка постаралась, чтобы голос ее прозвучал холодно. Он не должен знать, что ей до боли, до стона хотелось утешить его.

Глаза Касима задумчиво мерцали. В углу шатра источала тепло медная braseronote 56. Вход был плотно завешен. Их уединение оказалось полным, но не безоблачным.

— Если отец умрет, то я не смогу больше свободно жить в пустыне, наслаждаться общением со своими сородичами. — Левая рука его сжалась в кулак. — В пустыне мужчина — это мужчина и более ничего. Там он близок к первоначальной сути — и своей и природы, его окружающей, а зачастую весьма близок и к опасностям. Он может ездить верхом, охотиться, совершенно свободный от разных условностей, закабаляющих горожанина. Я все бы отдал…

Но он тут же прервал свою речь и обреченно пожал плечами. Лорна и сама догадалась, что он все бы отдал, чтобы стать свободным, как Ахмед или кто-либо другой из его людей, разъезжающих с ним по пустыне.

Они поужинали и, после того как Хасан принес кофе, остались опять одни. Сегодня кофе был арабский и издавал такое благоухание, что в нем, кажется, собрались все ароматы Аравии. Он был пряный, густой и такой же горький, как и любовь Лорны к шейху, который принялся мерить шатер широкими шагами, ступая мягко и бесшумно, словно леопард.

Глаза его горели беспокойным огнем. Высокая фигура отбрасывала длинную тень; он курил одну сигарету за другой.

Это беспокойство Лорна нисколько не связывала со своей персоной. При всем трепетном восторге, с которым она теперь относилась к Касиму, его преданность долгу не могла укрыться от нее. Девушка ни минуты не сомневалась, что он безо всяких сожалений или колебаний отошлет ее — свою домашнюю кошечку-игрушку, свернувшуюся в клубок среди подушек, с шелковистой шерсткой, которую украсил жемчугами и лениво поглаживал, играя в часы досуга.

Касим повернулся к ней неожиданным, сдержанно-резким движением и сузившимися глазами стал долго разглядывать ее. От этой неподвижности его собственное тело, всегда такое энергичное, даже несколько утратило свою привлекательность.

— О чем ты думаешь? — требовательно спросил он. — Сидишь тут так тихо, словно мой завтрашний отъезд тебя нисколько не касается. Наверное, радуешься втайне, что я уезжаю? Не можешь дождаться рассвета, чтоб увидеть, как конь унесет меня прочь?

Потрясенная, оглушенная душевной болью, Лорна оцепенела, не в силах выдавить ни звука из сжавшегося горла, в котором слезы царапались, словно острые льдинки. Нет, Касим не должен знать, как глубоко ее это задевает, как будет ранено ее сердце, когда завтра она увидит его скачущим на Калифе, в плаще, развевающемся за спиной и мерцающем в лучах утренней зари; как навсегда запечатлеется в душе его чеканный силуэт на фоне пустынного восхода.

— Подними ресницы! — Одним шагом он оказался около нее. — Посмотри на меня!

Девушка не решалась и только глубже забилась в подушки. Касим одной рукой схватил ее за шею, а другой стал отгибать голову назад, пытаясь силой заставить ее открыть глаза. Его загорелые пальцы казались еще темнее на фоне ее побледневшего лица.

— Как прикована! — Он схватился за жемчужное ожерелье, словно желая разорвать эти оковы, и неожиданно разразился хриплым, диким смехом. — Ты-то завтра уж точно освободишься, да? А вот мне приходится менять свободу на оковы официального положения!

Взгляд, прикосновения, слова — он словно специально вознамерился побольнее уязвить ее.

— А я думала, ты решишь продать меня какому-нибудь богатому арабу, — произнесла Лорна сдавленным голосом.

Глаза Касима под сведенными в одну линию бровями начали метать молнии. В следующую же секунду девушка оказалась в его объятиях, побежденная, отвечающая на поцелуи с такой неистовостью, что и сама испугалась.

— Надеешься, что я отпущу тебя, да? — Касим прижал ее к подушкам; жадным взором, полным нетерпеливой страсти, он бродил по ее нежному светлому телу, просвечивавшему сквозь розовый шелк; притрагивался к разметавшимся волосам, сияющим в свете ламп. — Твои глаза похожи на жасмин, что растет в дворцовом саду, и ты увидишь, обещаю, его огромные гроздья на стенах и беседках под окнами моих покоев.

Пораженная, Лорна безмолвно взглянула на него и заметила, как бьется жилка у края его губ, только что произнесших слова, в которые она едва осмеливалась верить.

— Ты слышишь меня? — В глазах Касима мелькнуло недовольство. — Я забираю тебя с собой во дворец!

— Во дворец? — переспросила она.

— Отец знает о тебе. И в своем письме велел мне привезти с собой женщину, которую я держу у себя в шатре.

— Ты… — Девушка бессильно обмякла в его руках. — Значит, ты не отправишь меня в Ираа?

— Ты уж прости, детка. — На его губах играла лукавая усмешка. Затем он отпер комод, что-то достал, повернулся к ней и, подняв ее руку, надел на палец кольцо с сияющим, словно звезда, сапфиром. Но Лорна смотрела только на Касима.

— Ты говорила, что тебе достаточно одной звезды? Вот она, — произнес он.

— Это — чтобы твой отец видел, что ты не скупишься на украшения для своей рабыни?

Его белые зубы сверкнули в улыбке, и Лорна почувствовала, что напряжение, весь вечер вибрировавшее в нем, ослабло. Он обнял ее и, склонив голову, нежно поцеловал в сгиб локтя. — Тебе нравится кольцо, девочка моя?

— Очень красивое.

— Но не красивее той, что его носит. — Горячие губы Касима прижались к мочке ее уха. — Растопить тебя, моя Снегурочка? Заставить тебя быть послушной?

— Если я буду тебе послушна, то быстро надоем. Ты сам так говорил.

— Да, это верно. — Он рассмеялся и ласково провел пальцами по завиткам мягких волос на ее шее, отчего девушку снова бросило в пламенную дрожь, которую она пыталась унять.

— Сколько времени мы уже вместе? — шепнул Касим. — Иногда мне кажется, что всего несколько дней.

Он накрыл ее губы своими, и глаза Лорны закрылись. Да, она могла бы, пожалуй, ответить на его вопрос, но сейчас утонула, исчезла, растворилась в том наслаждении, которое для него длилось всего мгновение.

— По-моему, воздух нашей пустыни тебе не повредил, Лорна. Но мне бы совсем не хотелось, чтобы ты хворала Если что-нибудь будет не так, надеюсь, ты скажешь мне?

— Да вы, как будто, проявляете обо мне заботу, принц Касим?

Он не сводил с нее глаз, настороженно-спокойных, как у леопарда.

— Да ведь ты всего-навсего девушка, — заметил Касим. — Естественно, что иногда я о тебе немножко беспокоюсь.

— Только немножко? — Усилием воли она заставляла себя говорить легко и небрежно.

— Я хотел бы всегда видеть тебя сияющей и прекрасной — больная, ты перестанешь меня радовать.

— Какая же ты скотина! — Ногти Лорны впились ему в щеку. — Жестокий похититель невинных девушек!

— Только одной, дорогая.

— А все прочие потянулись за тобой, конечно, как нитка за иголкой, так что тебе и заставлять их не пришлось?

— Так ведь я и тебя теперь не заставляю. — Касим взглядом поглаживал ее лицо, немножко бледное на фоне пурпурного бархата подушек. — По-моему, ты лежишь в моих объятиях совершенно добровольно.

— Просто не хочу получать от тебя лишние синяки. Затем он погладил ее изящную ручку, на которой мягко мерцал браслет рабыни.

— На такую нежную кожу дышать — и то боязно. Такая теплая кожа, а сердце — словно кусок льда.

— А тебе хотелось, чтоб было по-другому? — Лорна смотрела на него сквозь ресницы, а в сердце ее билась жаркая любовь к этому человеку.

Касим рассмеялся, словно мурлыкнул, потом поднял девушку на руки и понес сквозь бисерную занавеску на диван.

— Ты должна поспать, Лорна. Мы уезжаем в Сиди-Кебир рано утром.

Она была безмерно рада уехать с ним и в то же время побаивалась этого. Во дворце ей придется встретиться с его семьей: отцом — эмиром и сестрой Тюркейей. Что они подумают об англичанке, приехавшей в качестве гостьи?

Уложив девушку, Касим отвел волосы с ее по-детски ясных глаз, в которых отражались крохотные огонечки ламп.

— Если ты решишь не ехать со мной во дворец, то прошу тебя, Лорна, скажи об этом сейчас.

— А разве у меня есть выбор, Касим? — Его пальцы ласкали девушку, и в безумной надежде она подумала: «Хорошо бы услышать сейчас, что у меня и в самом деле нет выбора, что я принадлежу ему, а потому обязана ехать с ним и покорно принимать все, что бы ни произошло».

— Если я предоставлю тебе выбор, ты тут же попросишь дать проводника и отпустить в Ираа. Но, дорогая, думала ли ты когда-нибудь, какие толки вызовет твое неожиданное возвращение? И неважно, что именно ты скажешь в свое оправдание, чем попытаешься объяснить свое столь долгое пребывание в пустыне, — люди все равно догадаются, что ты была с мужчиной. — Касим улыбался, но в глазах у него стоял вопрос. — Разумеется, ты можешь сказать всем, что я силой удерживал тебя здесь…

— Люди могут думать обо мне все, что им ни заблагорассудится. — Голос Лорны звучал храбро, но самая мысль о том, чтобы расстаться с ним и оказаться в одиночестве, брошенной на съедение всем этим кумушкам и сплетницам, была ей нестерпима.

— Если же, с другой стороны, — продолжал неторопливо объяснять он, — ты отправишься со мной во дворец к эмиру Мансуру, то одно лишь упоминание этого могущественного имени заткнет рты всем болтунам в Ираа, когда ты, такая загорелая и прелестная, решишь появиться там. Как гостья эмира, ты будешь вне всяких подозрений.

— А как гостья принца Касима? — Девушка улыбнулась, потому что на сердце у нее полегчало. — Полагаю, как твоя гостья я буду под самыми тяжкими подозрениями.

— Ведь я — молодой мужчина, Лорна. Без сомнения, пойдут слухи, что ты стала моей любовницей!

Когда он низким, неторопливым голосом произнес это слово «любовница», девушка опустила глаза. Она больше не могла надеяться на свою сдержанность, когда так близко находилось его бронзовое лицо под шапкой смоляно-черных волос, а желтоватые глаза казались такими нежными в свете неярких ламп.

— Но мы же оба знаем правду, — сказала она. — Конечно, было бы просто безумием отказаться от свободы, Касим, но я не допущу, чтобы тебя сочли распутником.

— Ты всегда говорила, что я ненавистен тебе, — улыбнувшись, прошептал он.

— Вчера ты спас мне жизнь, так что ненавидеть тебя и дальше — просто нечестно. С моей стороны это был бы верх неблагодарности.

— Так ты позволишь мне взять тебя в Сиди-Кебир и тем спасти твою репутацию?

— Надо признаться, — Лорна опустила ресницы, чтобы скрыть предательские искорки радости в глазах, — что я не выношу, когда мое имя треплют эти бездельники-туристы.

— Холодное британское самолюбие, да? — Касим наклонил голову и запечатлел на ее виске нежный, слегка отдающий дымом поцелуй. — Мы выезжаем на рассвете, девочка моя, так что сладко спи и не беспокойся ни о чем. Эмир всегда любил хорошеньких женщин, поэтому с тобой он будет само обаяние… Только бы чувствовал себя достаточно хорошо.

Касим со вздохом поднялся на ноги.

— Доброй ночи, дорогая.

— Доброй ночи, принц Касим.

За ним прошелестела бисерная занавеска, и комната опустела, но сердце девушки переполняла любовь, а в глазах стояли слезы. Этот принц Касим оказался гораздо милее, чем кое-кто поначалу о нем подумал

Глава 12

Резиденция эмира снаружи не казалась роскошной. Это было квадратное белое здание, возвышавшиеся над Сиди-Кебиром. Когда распахнулись большие арочные двери, путники въехали в просторный, обсаженный пальмами двор, в который выходили оба дворцовых крыла.

У левого крыла они сошли с усталых лошадей, которых тут же отвели в конюшню. Шейх повел Лорну вверх по лестнице, и они прошли еще через одни арочные двери. Свита шейха отправилась в другую сторону. Это крыло, как догадалась Лорна, принадлежало лично сыну эмира.

Едва они вошли в зал приемов, как появились слуги с прохладительными напитками. Касим отрывисто сказал им что-то по-арабски, и те немедленно разбежались, торопясь выполнить приказание. Потом, закурив, он повернулся к Лорне, которая сидела на диване и во все глаза смотрела по сторонам.

Зал украшали ширмы из ливанского кедра, сплошь покрытые кружевной резьбой, люстры, разнообразные светильники, мозаичный пол и стены с шелковыми гобеленами. В центре рассеивал брызги и прохладу фонтан, бивший в бассейн, выложенный голубыми изразцами. Вокруг витал аромат сандалового дерева и царила восхитительная тишина.

— Все это похоже на сказку из «Тысячи и одной ночи», — прошептала Лорна, и тут до нее окончательно дошло, что она находится во дворце отца Касима и положение ее несколько двусмысленное.

— Ты чувствуешь себя не в своей тарелке? — Он огляделся. — А знаешь, когда я возвращаюсь из своего лагеря под эту крышу, мне также бывает не по себе. Я скучаю по бездонному небу над необозримыми пространствами пустыни.

Девушка подняла на него растерянный взгляд. Все здесь ей было чужим, и даже в человеке, привезшем ее сюда, она была не уверена. Расхаживая перед нею мерной поступью, он казался тоже чужим, далеким, даже диковатым.

— Мне нужно повидать отца, — сказал Касим, — а ты останешься на попечение Кейши, за которой сходит кто-нибудь из слуг. Кейша — домоправительница в моих апартаментах, по-арабски ее называют «кьяйя». Она, кстати, была личной горничной моей матери.

Эта малая толика сведений помогла Лорне чуточку освоиться, и, поднимаясь на ноги, она даже улыбнулась.

— Надеюсь, твоему отцу уже лучше, — произнесла она. — Как ты думаешь, когда… — Девушка умолкла, прикусив губу: при мысли, что нужно будет встречаться с эмиром, ей сразу становилось неуютно.

— Не могу сказать. — Касим взял ее за похолодевшую от волнения руку и нахмурился. — Да не съест же он тебя, дитя мое. Как и большинству отцов, ему нравится принимать участие в делах своего сына, и когда до его ушей дошли слухи о моей пустынной жемчужине…

— Перестань, прошу тебя! — Лорна вырвала у него руку, и как раз в тот момент в зал вошла женщина. То была маленькая старушка в наброшенном на голову хаикеnote 57, наполовину скрывавшем лицо. Она поклонилась Касиму и посмотрела на девушку глазами, глубоко посаженными и такими черными, что в них, казалось, должно было скрываться множество тайн.

— Пожалуйста, отведи леллу в ее комнаты и смотри, чтобы она ни в чем не нуждалась. — Он обратился к Кейше по-французски, давая понять этим, что Лорна и сама легко сможет общаться с нею. Потом, погасив сигарету, взволнованно спросил:

— Кейша, а как отец?

Та развела руками.

— Доктора говорят, что сердечный приступ не нанес большого ущерба его здоровью. Остальное — в воле Аллаха.

— Говорить он может? — В низком голосе Касима слышалось глубокое участие. — Ведь он был таким сильным, а сейчас? Не превратился ли он в беспомощного калеку?

— Нет, эмир речь не потерял. — В глубине глаз старушки мерцала улыбка: она вспомнила, как когда-то нянчила на своих коленях этого высокого представительного мужчину. — И уж конечно хочет кое-что сказать своему сыну, который сделал своим домом пустыню, а сюда и глаз не кажет.

— Я собирался вернуться раньше. — Взгляд Касима споткнулся об изящную фигурку Лорны. — Но пустыня полна такого очарования, что я просто был не в силах сопротивляться. К тому же никогда не знаешь заранее, что можешь там обнаружить.

Улыбнувшись и слегка поклонившись, он повернулся на каблуках и направился к выходу. На какую-то секунду его силуэт застыл в рамке арочной двери, как в картине, и тут же исчез. Лорна, встретившись взглядом с верной служанкой, оробела. Старушка многое перевидала на своем веку; знала мать Касима, когда та еще невестой приехала сюда… Девушка попыталась овладеть собой.

— Надеюсь, мы подружимся, Кейша, — произнесла она, заставив себя улыбнуться.

Черные глаза внимательно рассматривали ее бриджи и шеш, все еще покрывавший волосы. Взгляд был любопытным и добрым.

— Если вы соблаговолите пойти со мной, лелла, то я покажу вам, где можно принять ванну и отдохнуть после такой долгой поездки.

Они поднялись по винтовой лестнице и пошли по крытой галерее, навстречу голосу муэдзинаnote 58, летящему над крышами домов и призывающему правоверных на молитву. Этот голос вызвал в Лорне легкую печаль, напомнив, что она уже не в пустыне, а в городе Сиди-Кебир.

Пройдя еще одну арочную дверь, они вошли в покои, отведенные Лорне. Стены украшали резные цветы и листья, а над дверью вилась бело-золотая арабская надпись, и девушка остановилась, чтобы рассмотреть ее.

— Что означают эти слова? — спросили она Кейшу. Та многозначительно посмотрела на нее.

— Там говорится, что любовь — это врата в гранатовый сад. Чтобы вкусить сладость граната, его нужно сорвать.

Лорна слегка покраснела, ибо в словах Кейши уловила скрытый смысл.

— Соизволит ли моя госпожа войти в гаремлыкnote 59?

— прошептала старушка. Девушка утвердительно кивнула.

Покои представляли собой анфиладу из трех комнат, отделенных друг от друга деревянными дверями, украшенными резьбой. В первой комнате, самой большой, стояли диваны на ножках, а с расписного потолка свисали на цепях причудливые светильники. На полу, подобно драгоценностям, мерцали ковры, а узкие окна были забраны коваными ставнями, изяществом и затейливостью напоминавшие кружево.

В спальне стояла мебель в мавританском стиле, отделанная перламутром. Занавески из тонких кружев образовывали над золоченой кроватью полог, а на туалетном столике, инкрустированном жемчугом, лежала разнообразнейшая косметика и стояли бутылочки с благовониями.

Ванная комната радовала глаз! В ней царила огромная, вделанная в пол ванна из нефритово-зеленых изразцов; вокруг нее на специальной аркаде помещались большие медные горшки, в которых цвело множество золотистых акаций. Везде стояли шкафчики, украшенные лепными завитками. Один из них оказался заполненным таким количеством разнообразных банных эссенций и туалетных принадлежностей, которых хватило бы на дюжину девушек.

Огромная ванна уже наполнилась теплой прозрачной водой, и Кейша капнула туда розовой эссенции. Лорна в мгновение ока скинула пропыленную одежду и погрузилась в душистую воду. Пока она плескалась, как рыбка, Кейша рылась в шкафчике, подыскивая для новой хозяйки одежду, и выбрала наконец прелестное шелковое платье синего цвета с широкими рукавами, щедро расшитыми по краю серебром.

Платье это понравилось Лорне с первого же взгляда. С сияющими золотом волосами и темно-синими глазами девушка была похожа в нем на средневековую принцессу. Шелк был таким красивым, что она не удержалась и погладила его.

— В соседней комнате для госпожи приготовлен кофе, — сказала Кейша, и Лорне опять показалось, что черные глаза изучают ее с любопытством и сожалением. Именно после одного такого взгляда ей захотелось задать вопрос, мучивший ее с самого появления во дворце эмира.

— Да, лелла? — Кейша вопросительно смотрела на девушку, стоявшую в нерешительности перед дверью, ведущей в соседнюю комнату.

— Принц Касим говорил мне, что вы были горничной у его матери. — Щеки Лорны слегка порозовели и тут же снова побледнели. — Какой она была, Кейша? Мне очень хотелось бы знать.

— Госпожа Елена была очень красива.

— Я имею в виду… ее интересы, склонности. — Лорна уселась и налила себе кофе. — Она была… счастлива?

Лицо старушки стало неподвижным.

— Она была любимой женой эмира, лелла.

— Как, разве у него была не одна жена? — Пораженная, Лорна подняла глаза от чашечки с кофе.

— Ну, разумеется. — Кейша развела руками в типично восточной манере; в глазах ее появилась тень улыбки. — Разве вы не знали, что у господина Хусейна было две жены? После рождения сиди Касима у госпожи Елены больше не могло быть детей, и тогда эмир взял вторую жену, которая и является матерью сестры сиди. У нас это принято и совершенно не означает, что мужчина при этом разлюбил свою первую жену.

Лорна замерла, в очередной раз осознав, что находится в чужой стране, среди чужих людей, обычаи которых экзотичны ей и чужды. Здесь мужчины могли иметь несколько жен, если хотели… Они не берегли свою любовь лишь для одной — единственной женщины!

Ее охватила дрожь. Отхлебнув кофе, она попыталась согреться, а Кейша в этот момент исчезла, оставив ее одну.

Однако долго пребывать в одиночестве Лорне не пришлось. В комнате неожиданно, словно соткавшись из воздуха, появилась девушка. Она стояла между колоннами, рассматривая Лорну ярко-карими миндалевидными глазами. Эти глаза, опушенные густыми темными ресницами, сияли детским любопытством на золотисто-смуглом личике. Мягкая улыбка открывала безупречные жемчужно-белые зубки, а на скуле темнела маленькая мушка. Складки шелковой одежды лишь подчеркивали стройность ее фигурки.

— Так значит, — девушка рассмеялась тихим серебристым смехом, — вы и есть тот соколок, которого брат принес домой на запястье? — Французские слова она выговаривала с милым легким акцентом. — Слух о ваших волосах цвета меда уже дошел до нас.

— А вы — Тюркейя! — Лорна в свою очередь уставилась на нее, разглядывая ее непривычную внешность. Брови девушки и без того черные, были еще насурьмлены так, что сходились в одну линию над тонким, изящным носиком, а ногти покрыты хной. Она была прелестна, эта юная чаровница!

— Прошу вас, присоединяйтесь, — пригласила Лорна. — Кофе великолепен и еще не остыл.

Тюркейя не заставила себя уговаривать и тут же уселась на диван напротив Лорны, поджав под себя ноги.

— Как же я рада познакомиться с вами! Мне было ужасно любопытно узнать, какая вы в самом деле, но теперь-то я и сама вижу: очень милая.

От такого искреннего дружелюбия Лорна несколько успокоилась и заулыбалась, протягивая девушке чашечку кофе и придвигая печенье.

— Я тоже очень рада познакомится с вами, Тюркейя, — ответила она.

— А правда, что вы проехали с Касимом всю пустыню на его коне? Ведь она такая огромная, неужели вам было ни чуточки не страшно?

— Я люблю пустыню. — Лорна отхлебнула кофе. — И потом, со мною был ваш брат, поэтому я и не боялась. Вот несколько дней назад мы с ним попали в песчаную бурю — тогда было немного страшно, да и то уже после того, как опасность миновала.

— Мужчины, вроде моего брата, обычно не путешествуют в компании женщин. — Тюркейя задумчиво разглядывала Лорну, такую женственную и хрупкую в тонком синем шелке. — Должно быть, он без ума от вас. Брат всегда обожал синий жасмин, а у вас глаза точно такого же оттенка, темно-синие с примесью фиолетового.

— Благодарю вас за эти слова. — Лорна все больше осваивалась и в этой комнате, похожей на шкатулку с драгоценностями, и в обществе этой юной прелестницы.

— А Касим хорошо с вами обращается?

— Да, когда в хорошем настроении. — Ставя чашку на столик, Лорна прикрыла глаза ресницами. — Какой большой у вас дворец! Мне очень хочется осмотреть его, особенно сады; в них, наверное, полным-полно всяких изумительных цветов и чудесных старых фонтанов.

— Пожалуй, уже слишком темно, чтоб рассматривать синий жасмин, а вот понюхать можно. Пойдем те! — Тюркейя вскочила с софы, схватила Лорну за руку и потянула к стеклянным дверям балкона, забранного золоченой сеткой.

В холодеющем вечернем воздухе разливался аромат жасмина. Цветы покрывали стены дома и свешивались с беседок. Лорна, вцепившись в железную решетку, полной грудью вдыхала этот аромат — пьянящий, нежно зовущий. Где-то среди роз и миндаля пела птичка; в чернеющем небе серебряной ладьей плыл молодой месяц, бледным сиянием заливая минареты и купола Сиди-Кебира. Колдовские чары лунной ночи сделали город сказочным…

К радости Лорны примешивалась и легкая тоска, и тайное волнение от того, что ее глаза напоминали Касиму его любимые цветы. И при всем том она не могла не понимать, что ее пребывание здесь, как и этих цветов, не вечно.

— Надеюсь, ваш отец скоро поправится, — обратилась она к Тюркейе. Девушка вздохнула.

— И за него я тревожусь, и за Касима. Брат всегда был ястребом пустыни, а теперь судьба подрезает ему крылья. Боюсь, отец не сможет полностью восстановить свои силы, и Касиму, как единственному сыну, придется принять от него алый плащ.

Лорна непонимающе посмотрела на девушку.

— Алый плащ означает власть над каким-нибудь арабским племенем, — пояснила Тюркейя. — Люди племени саади обожают Касима за красоту и мужество. Он склоняет голову только перед самим эмиром, да и ему не боится в глаза говорить то, что думает.

— У вас очень строгий отец? — нервно спросила Лорна.

— Не всегда. В детстве я пугалась, когда он приходил к матери, убегала и пряталась от него в одном из шкафов. Иногда, в хорошем настроении, он даже искал меня и совал в рот сласти. Отец всегда хотел иметь еще сына, хоть и радовался моей красоте. Будь у Касима брат, все проблемы решились бы и Касим мог бы вести ту жизнь, какую любит. А так… — Тюркейя красноречиво пожала плечами и направилась обратно в комнату, позванивая ножными браслетами. Лорна последовала за ней и, почувствовав прохладу, подошла к жаровне, чтобы погреть руки.

— Как вам нравятся эти покои? — спросила Тюркейя, снова свернувшись в клубок среди вышитых подушек и беря со стола медовое печенье. Обольстительная, и нежная, словно кошечка, она прекрасно дополняла своего блистательного и энергичного сводного брата. Скорее всего, Касиму и в самом деле придется оставить столь любимую им жизнь в пустыне.

Лорна рассматривала инкрустированную мебель, изразцы, покрытые замысловатым узором, изящные светильники.

— Эти покои принадлежали матери Касима? — спросила она, чтобы как-то рассеять легкую грусть, возникшую, несмотря на окружавшее их великолепие, от неизвестно откуда взявшегося ощущения, что госпожа Елена была здесь все-таки не вполне счастлива. Вряд ли ей, европейской женщине, пришлась по вкусу та затворническая жизнь, которую ведут все женщины-мусульманки. Судя по тому, что рассказала об отце Тюркейя, он был весьма властным человеком.

— Да, здесь жила мать Касима. — Тюркейя облизнула сладкие от меда губы. — А моя мать была турчанкой. Похоже, все мужчины нашего рода предпочитают чужеземных женщин.

Встретившись взглядом с лукавыми карими глазами, Лорна с несколько натянутым спокойствием произнесла:

— Надеюсь, вы понимаете, что для вашего брата я — не более чем гостья.

Тюркейя с недоверием и замешательством посмотрела на Лорну:

— Вы так красивы! Неужели он довольствовался лишь вашими совместными прогулками по пустыне? Разве англичанки менее чувствительны, чем другие женщины, к такой красоте и обаянию, как у Касима? На вашем месте многие попытались бы завоевать его сердце.

— Думаю, Тюркейя, его сердце принадлежит одной пустыне.

— А может, Лорна, ваше сердце уже принадлежит Касиму?

— Не скрою, моя британская холодность не устояла перед его обаянием, — призналась Лорна. — Поначалу я считала его деспотом, но потом обнаружила, что он может быть до странности добрым. Всего лишь несколько дней назад Касим бросил вызов песчаной буре, чтобы найти меня, когда я сбежала от него.

— Иногда женщина пытается убежать от своего сердца, от своей любви. — Тюркейя прикрыла глаза длинными ресницами. — А мужчина иногда отступает от того, что кажется ему недоступным.

Пока Лорна обдумывала услышанное, Тюркейя завесила личико полупрозрачной чадрой, словно ей было что скрывать. Неожиданно прелестница, зазвенев ножными браслетами, вскочила с софы и пулей полетела навстречу высокому человеку, как раз входившему в комнату.

Он обнял ее и нежно поцеловал в обе щеки.

— С каждым моим приездом ты становишься все обольстительнее, малышка.

— Касим, какой ты загорелый, красивый! А сильный какой — боюсь, ты меня просто переломаешь!

— Боже мой, дитя, кажется, еще вчера ты играла в прятки в пальмовой роще, и вот уже насурьмила глазки. — Он покачал головой, глядя на нее. — У тебя такая чистая, юная кожа, что косметика лишь портит ее. Лучше смой всю эту краску.

Тюркейя надула губы.

— Ты, братец, слишком долго торчишь в своей пустыне и отстаешь от моды. А здесь, в городе, девушки предпочитают выглядеть шикарно.

— Шикарно? — Касим насмешливо улыбнулся. — Сурьмой, белилами и румянами пользовалась Клеопатра. — Он стер пальцем мушку со скулы Тюркейи. — Сестричка моя, чтобы стать привлекательной, тебе совсем не нужны уловки нильской танцовщицы.

— Как ты жесток, Касим! — Девушка легонько шлепнула его по загорелой щеке. — На месте Лорны я бы тоже сбежала от тебя!

Его глаза, вспыхнувшие было гневом, засияли восторгом при виде Лорны: мерцавшая ткань, в тон глаз, оттеняла светлую матовую кожу и золотые волосы.

— Как там твой отец? — спросила Лорна.

— Похоже, силы к нему возвращаются; он смог поговорить о том, что его беспокоило.

— Ах, Касим, как он хотел, чтобы ты вернулся домой! — Тюркейя погладила брата по широкому плечу. — Ты должен пообещать, что никогда больше не уедешь.

Он смотрел вдаль поверх головы сестры, и Лорна одна заметила тень, набежавшую на его лицо и омрачившую желтоватые глаза. Ее поразило, что Касим мог быть таким грустным. Да, утолить его тоску по пустыне ей вряд ли удастся; именно пустыня его главная любовь, а она, Лорна, — так, всего лишь эпизод в его жизни…

Тюркейя еще около часа развлекала их милым щебетом, а потом ушла, и обедали они вдвоем. Как и в шатре, обед подавал Хасан, вернувшийся в Сиди-Кебир вместе с хозяином.

— Ты уже немного осмотрела дворец? Он тебе понравился? — Касим произносил слова с видимым усилием.

— Дворец словно из «Тысячи и одной ночи», — ответила девушка. — Будь он моим домом, я бы как зеницу ока берегла все эти старинные прелестные вещицы.

Касим бросил быстрый взгляд, но ничего не сказал, и Лорна даже обрадовалась, когда трапеза, наконец, подошла к концу.

— Хочешь подняться на террасу и полюбоваться городом при лунном свете? — Он помог ей встать, и снова Лорне было мучительно-сладко ощутить его близость после целого дня разлуки.

— Очень хочу, — откликнулась она. Продолжая обнимать девушку, он вопросительно глядел в ее глаза.

— Я принесу тебе плащ. Под нашим солнцем очень жарко, а вот при луне холодно.

Затем прошел в соседнюю комнату, а Лорна осталась ждать, полная неуверенности относительно собственной участи. Там, в пустыне, она познала с ним и ад и рай… Но те страдания не могли идти ни в какое сравнение с нынешним мучительным пребыванием в его отчем доме. Лорна огляделась, словно старалась найти стройную женщину, тень которой продолжала витать в этих комнатах, и увидела Касима, подходившего к ней. Он набросил на ее плечи плащ из плотного глянцевитого шелка такого же серебристого оттенка, как и лунный свет, полюбоваться которым и хотел вместе с Лорной.

Через дверь со статуями по бокам они вышли из покоев и по крытой галерее прошли на узкую винтовую лестницу, которая вела на крышу и с которой были видны все тайные закоулки Сиди-Кебира.

Бледный свет молодого месяца, казалось, усиливал ночное безмолвие. Далеко внизу лежали обнесенные стенами садики, и узкие улочки, петляя, спешили к центру города. Воздух был насыщен какими-то пряными ароматами… Откуда-то доносилась арабская мелодия, тоскливая, как, наверное, и тысячу лет назад, и этой своей вневременностью еще более усиливала колдовские чары лунной ночи.

— Небо похоже на черный с серебром гобелен, — прошептала Лорна, под воздействием ночных ароматов и чего-то запретного окончательно утрачивая остатки желания куда-либо убегать от своей любви.

— В твоих волосах запутался лунный свет, — тихо произнес Касим. — Ты тоже часть этого гобелена и этой тайны.

Его дыхание шевелило ей волосы; хотелось положить голову ему на плечо и умолять о взаимной любви.

Если б только он любил ее!.. Какой чудной тогда стала бы ночь, каким безопасным — будущее.

— Завтра я отведу тебя к эмиру. — Рука Касима коснулась ее плеча. — Он пожелал видеть тебя.

Лорна затрепетала от страха. А что если эмир станет высказываться против ее присутствия во дворце? Если все-таки велит Касиму отослать ее? Касим ведь намекал, что этот человек обладает абсолютной властью, да и Тюркейя говорила о нем скорее с преклонением, чем с дочерней любовью.

Взглянув еще раз на залитый лунным светом город, она вспомнила, как сама любила отца. Тот был бы в восторге от такого города, как Сиди-Кебир, и с радостью писал бы его минареты и купала.

Девушка повернулась к Касиму и обратила внимание, что лицо его приняло суровое выражение. На уме у него явно было что-то такое, чего он не хотел говорить.

— Наверное, мне следовало все-таки выбрать возвращение в Ираа, — произнесла она. — Не хочу осложнять тебе жизнь, Касим. Особенно теперь, когда твой отец болен.

— У тебя нежное сердечко, Лорна. — Он обнял ее и прижал к зубчатой стене. — Но я не настолько бессердечен, чтобы отпустить тебя, не возместив убытка за твое похищение и не искупив этот грех.

— Возместить?.. Грех?.. — прошептала Лорна, не понимая, чье сердце так яростно бьется. Даже лучик не мог бы проскользнуть между ними, когда они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и ночной ветерок вздымал ее волосы легким облачком.

— Завтра… — Касим не отрываясь смотрел ей в глаза. Завтра ты все узнаешь, малышка.

Глава 13

Лорна, осторожно сбежав по лестнице, оказалась в дворцовом саду. Вокруг стояла ничем не нарушаемая тишина. Девушке захотелось побыть одной.

Пройдя через арочную дверь и аркаду, она вышла к кустам роз влажным от росы. Полной грудью вдохнула прохладный чистый воздух, напоенный нежным ароматом, пошла вперед ., и скоро заблудилась среди деревьев, то высоко в небо возносивших шапки темно-красных цветов, то опускавших до земли гирлянды пахучих гроздьев.

Девушка бродила в лабиринтах жасминовых кустов и во дворцах из пальм и кипарисов; мельком видела павлина с сияющим сине-зеленым хвостом. Войдя в небольшое патиоnote 60, помедлила у восхитительного фонтана, устроенного в виде лестницы из чаш, в которых вода переливалась из одной в другую, создавая несколько водопадиков. Потом, утомившись, опустилась на резную скамью и сидела так тихо, что птички безбоязненно подлетали к фонтану напиться и почистить перышки.

Умиротворение ненадолго снизошло на Лорну, хотя при одной только мысли о предстоящей днем встрече с эмиром сердце у нее начинало трепетать, словно крылья бабочки на ветру, а потом падало куда-то вниз.

У девушки вырвался вздох. Хорошо бы стать птичкой, взмахнуть крылышками и улететь, оставив по себе лишь легкую, ничем не омраченную тень воспоминания о трепетавшем когда-то огоньке жизни.

Она никак не могла взять в толк, что имел в виду Касим, говоря минувшим вечером о возмещении убытков и искуплении грехов. После того, как они ушли с террасы, он отправился пожелать отцу доброй ночи и больше не вернулся.

Золотистая бабочка, трепеща крылышками, уселась на лепестки подсолнуха. Эти крылышки напомнили Лорне глаза Касима, золотисто мерцавшие из-под полуопущенных темных ресниц. Сердце девушки тоже затрепетало, как бабочка, и тут же сжалось в холодный комок: отчего же такая горестная досталась ей судьба — полюбить человека, видевшего в ней только забаву.

Нет, никогда она не выдаст себя, не расскажет ему о своих чувствах. Доводись им все-таки расстаться… Лорна сжала в кулаке сорванную розу; шипы впились в ладонь, и физическая боль на секунду заглушила боль души. Девушка лизнула крохотную ранку. Ах, если б можно было так же слизнуть боль возможной разлуки с любимым!

Солнце уже поднялось и вовсю освещало пальмы, когда Лорна вышла из тихого маленького патио и направилась обратно лабиринтами жасмина, синими звездочками сиявшего в солнечных лучах. В роще работали закутанные до глаз люди. Все сильнее ощущалась приближавшаяся полуденная жара, розы начали источать сладостный аромат, раскрываясь навстречу солнцу.

На обратном пути в прохладной аркаде к Лорне выскочил неизвестно откуда взявшийся белоснежный персидский котенок и принялся тереться об ноги. Опустив колени на теплые, уже нагретые солнцем изразцы, она стала играть с котенком, очарованная его изумрудными глазками и дружелюбным мурлыканьем.

— Ах ты, маленький, какой же ты славный! — Девушка радостно смеялась, а котенок шаловливо прыгал вокруг, переворачивался на спинку и тыкался ей в руки крохотным влажным носиком.

Она так увлеклась котенком, что не услышала шагов за спиной, и, лишь неожиданно подняв глаза, увидела, что за нею наблюдает Касим. На нем был черный, расшитый золотом плащ и высокие, до колен, кожаные сапоги, как влитые сидевшие на ногах. В глазах, вроде бы спокойных, притаилось выражение, которого Лорна раньше никогда у него не видела, — боль.

— Что случилось? — Она вскочила, и перепуганный котенок убежал. — Твоему отцу сегодня хуже?

— Да… Болезнь прогрессирует. — В два шага Касим оказался рядом и схватил ее за руки; сначала внимательно рассмотрел их, а потом взглянул в глаза.

— С этим котенком ты и сама похожа на ребенка, — заметил он.

Нет, Лорна не ощущала себя ребенком, — рядом с Касимом это было просто невозможно. Слишком много мужского чувствовалось в этом человеке — высоком, несколько строгом в своих безупречно чистых одеждах, выбранных с безошибочным вкусом. Настоящий арабский шейх. Она любила его сейчас именно за то, чего раньше так боялась.

— Через час мы должны быть у эмира. — Он ободряюще сжал ее руку. — Скажи Кейше, чтобы приготовила для тебя самую красивую одежду.

— Я боюсь, — призналась девушка. — Какой я покажусь ему?

— Голубка моя! — По губам его прозмеилась странная улыбка. — Араб, а тем более эмир, никогда не смотрит в лицо женщине. Так что ты ему покажешься очень хорошенькой. — И поцеловал ее руки.

— А теперь иди к Кейше.

Касим опять улыбнулся и ушел в другую половину дворца. Лорна смотрела ему вслед. В его облике ощущалась печаль, приводившая девушку в отчаяние и усиливавшая предчувствие, что встреча с эмиром станет прелюдией к ее отъезду.

В покоях ее уже ждала Кейша, чтобы помочь одеться, но Лорна решила прежде всего принять прохладную ванну, чтобы освежиться и успокоиться перед решающей встречей.

Потом Кейша расчесала ей волосы до блеска и облачила в длинное шелковое платье и прозрачную тунику с расшитыми рукавами. На голову девушки она надела маленькую, украшенную драгоценностями шапочку с вуалью, закрепив вуаль на плече аграфомnote 61. На ногах у Лорны оказались жемчужного цвета туфельки. Обернувшись к своему отражению в зеркале, она даже замерла от восхищения.

— Лелла и в самом деле жемчужина сиди Касима.

— Кейша расправила длинную, в несколько ярдов, вуаль и удовлетворенно улыбнулась. — При таком же врожденном чувстве красоты, как у матери, и такой же дьявольски горячей крови, как у отца, немудрено, что он выбрал именно вас.

— Кейша, я собираюсь к его отцу и очень нервничаю.

Старушка внимательно взглянула прямо в глаза отражению Лорны, а потом, улыбаясь, коснулась прядки белокурых волос.

— Теперь эмир уже не так суров, как до болезни. Не надо бояться его.

Но Лорне все-таки было боязно. Она почти не сомневалась, что он распорядится отлучить своего сына от нее.

Пришел Касим и накинул на шелковое платье девушки тот плащ, в котором она была с ним на крыше минувшей лунной ночью. Они долго шли длинными сводчатыми коридорами, украшенными резьбой и позолотой, и наконец добрались до массивной двери с золотым полумесяцемnote 62.

За дверью находился зал приемов — великолепный, пышный; в таком зале в старину на одном из диванов вполне мог возлежать султан, попивая шербет и слушая музыку рядом со своей любимой наложницей.

Лорна смотрела на Касима, и в ее синих глазах затаилась бездна вопросов. Он же в черной с золотом одежде, с особой золотой повязкой на голове, обозначавшей его высокое положение, был величественно великолепен и заставлял ее сердце биться еще сильнее. Торжественный наряд, строгая прямая осанка и несколько суровый вид делали его чужим и далеким.

— Прошу тебя, скажи! — Слова сами рвались из груди. — Я знаю, что твой отец отошлет меня!

Его взгляд остановился на лице девушки, ноздри расширились и задрожали, словно самая мысль о разлуке с нею вызывала в нем яростный протест, словно он нуждался в ее обществе ничуть не меньше, чем в пустыне. Касим уже открыл рот, чтобы сказать Лорне что-то важное, но в этот момент дверь распахнулась и одетый в белое слуга с отменной вежливостью пригласил их следовать за ним.

Еще через мгновение они уже стояли перед лицом Хусейна бен Мансура — могущественного эмира племени саади, главы большого арабского клана, корни которого прослеживались задолго до крестовых походов.

У него были большие выразительные глаза и жесткое лицо человека, привыкшего управлять. Старый, гордый, он даже в болезни сохранял величественность, полулежа на высоких подушках в кровати с балдахином до самого потолка.

Долго и внимательно рассматривал эмир Лорну, такую маленькую, хрупкую, растерянную в этом арабском наряде. Взгляд его остановился на вуали, которую девушка сжимала пальцами, но не прятала за нею лица, потом медленно перешел на Касима, молча и напряженно стоявшего в ногах широкой кровати. В комнате находились и другие люди, очевидно какие-то чиновники, также хранившие молчание.

— Итак, сын мой, — на лице эмира стала медленно появляться улыбка, и тотчас же все, находившиеся в комнате, почувствовали, как спало напряжение, — значит, это и есть та самая белокурая румия, которую ты выбрал себе в жены, а?

При этих словах над Лорной словно разверзлось небо, раздался удар грома, а затем снова воцарилось молчание. Она растерянно смотрела на Касима. Нет, невозможно! Наверное, это сон, безумный, невероятный сон!

При виде ее растерянности губы Касима искривились в язвительной улыбке.

— Отец пожелал, чтобы я взял жену, и я выбрал тебя, — произнес он с вызовом.

Лорна стояла, утратив дар речи, и понимала, что все смотрят на нее. Так вот о каком возмещении убытков и искуплении грехов говорил Касим прошлой ночью! Да, уж это было не просто искупление грехов, a amende honorablenote 63, никак не меньше!

Вентилятор под потолком издавал тихое, гипнотическое урчание. Теперь девушка поняла, для чего на нее надели и это шелковое платье и эту вуаль… Здесь, у государственного ложа эмира, должно состояться бракосочетание и должны прозвучать обеты! Все в ней протестовало; хотелось закричать: нет! Только не так — без любви, без нежности, без всякой надежды на грядущее счастье! Ведь она-то жаждет только его любви, сердечной привязанности, а без них какое же может быть счастье, какая радость!

Но тут Лорна вспомнила незабываемые мгновения с Касимом: прогулки в песках под рассветным небом, как они делили опасности песчаной бури, как он выдавал ее друзьям-кочевникам за мальчика, — и протест замер на ее губах. К тому же она считала, что все равно у него в плену — в плену его загадочности и мощи, и если именно этого он от нее хотел, то ей следует покорится его воле.

И девушка склонила голову, давая всем понять, что согласна стать его невестой. Потом, как в тумане, выслушала слова чиновника в длинных одеждах и коснулась затейливой вязи священного Корана. В знак того, что теперь она полностью предается во власть мужа-араба, над ее головой взмахнули кривой саблей, украшенной драгоценными камнями. Да, всего несколько слов, и Касим — ее муж!

После короткой церемонии эмир подозвал ее к себе и надел на шею мерцающее ожерелье.

— Теперь ты — одна из саади, дочь моя. Торжественный момент, а?

Он улыбался, но лицо, похожее на бронзовую маску, изъеденную неумолимым временем, было грустным и изможденно-усталым, а холодные руки заметно подрагивали. Наверное, только ради отца Касим и женился!

— Я благословил ваш брак, — произнес эмир утомленно, держа ее за руки. — Надеюсь, и Аллах много раз благословит его во имя свое и ради блага племени саади.

— Благодарю вас, господин мой, — прошептала Лорна, после чего ее проводили в соседнюю комнату, укутали в роскошный плащ и в носилках перенесли из отцовской половины дворца в сыновнюю.

Новость о женитьбе принца Касима быстро разнеслась по всему городу. Отдыхая в своих покоях, Лорна слышала крики «Аллах акбар!»note 64, а вскоре раздались выстрелы и треск фейерверков: люди высыпали на улицы, чтобы отпраздновать такое замечательное событие.

Все это казалось Лорне каким-то сном, и его было не стряхнуть даже тогда, когда Тюркейя пришла сказать, что ее ждет многочисленная группа женщин, желающих поздравить новобрачную. Из соседней комнаты доносились их смех и болтовня, и Лорна содрогнулась при мысли, что придется выходить к ним, изображая на лице счастье и радость.

— Что с тобой, сестричка? — От тихого отчаяния, переполнявшего глаза новобрачной, улыбка Тюркейи увяла. — Я думала, ты любишь Касима! Разве тебе не больше всего на свете хотелось стать его женой?

— Да, хотелось, но только при условии, что и он любит меня. — Лорна без остановки крутила на пальце кольцо с сапфировой звездой. — Ведь ты сама женщина, Тюркейя, и должна понимать, что я сейчас чувствую!

— Да. — Глаза Тюркейи рассеянно смотрели на сапфир, сиявший такой же густой синевой, как и глаза Лорны. — Я, как и всякая арабская девушка, все время живу в страхе, что меня отдадут замуж против воли. А как же мне идти замуж, если вот уже много лет, с двенадцатилетнего возраста, в моей душе запечатлен образ единственного мужчины. Он не богат, не знатен, но я люблю его всем сердцем.

Тюркейя уселась подле Лорны и завладела ее рукой.

— Я так надеялась, что теперь, когда ты стала Касиму женой, а мне — сестрой, ты заступишься за меня и скажешь ему: или Омар — или никто… никто не будет моим мужем.

— Омар бен Сайд? — Синие и карие глаза с пониманием и сочувствием смотрели друг на друга, а на ресницах Тюркейи вдруг повисли слезинки.

— Ты видела его? — с нетерпением спросила она.

— Он тебе понравился?

— Да, очень. — Лорна отерла слезы со щек девушки. — Ведь он прекрасный человек, так зачем же Касиму возражать против вашего брака?

— Омар живет только на свое жалование и боится получить отказ от брата на том основании, что я — единственная дочь эмира Сиди-Кебира.

— Хорошо. — Улыбка у Лорны вышла смущенной.

— Но Касим ведь тоже единственный сын эмира, однако же это не помешало ему жениться на мне.

— Тут совсем другое дело. — Тюркейя уныло потупила глаза. — Касим — мужчина, и ваши с ним дети унаследуют от него все. Если же мне разрешат выйти замуж за Омара, то у наших детей не будет ни титулов, ни почестей.

— Зато у них будет любовь, — ласково сказала Лорна. — Тюркейя, не сомневаюсь, что вы оба ошибаетесь насчет Касима, ведь он — друг Омара и наверняка не откажется видеть в нем брата. Я более чем уверена, что ему не захочется принуждать тебя к браку с нелюбимым.

— Но тебя же он принудил стать его женой! Ты сама говорила, Лорна, что его сердце тебе не принадлежит.

То была невыносимо горькая правда, которую душа Лорны отказывалась признавать.

— Нет, Тюркейя, но пусть хотя бы ты будешь счастлива, — твердо заявила она. — Я поговорю с Касимом и обещаю…

Закончить ей не удалось, ибо Тюркейя, радостно всплеснув руками, так сжала ее в объятиях, что Лорна чуть не задохнулась.

— Я поняла, с самой первой минуты поняла, какое у тебя великодушное сердечко! И что мы подружимся — знала, а теперь мы — сестры, это совсем здорово!

Лорна поцеловала девушку в нежную, юную щечку, чистую, без следов косметики. Запах восточных благовоний, окутывавший Тюркейю, напомнил Лорне, что она вышла замуж в арабскую семью и теперь должна подчиняться всем здешним законам, распространявшимся и на нее как на жену принца.

Она заставила себя улыбнуться.

— Пойдем же к гостям. Неудобно заставлять их ждать.

Женщинам новобрачная понравилась. С трогательным, занятным любопытством они прикасались к ее волосам, лицу, не переставая сравнивать с цветочком.

Заиграла цитра и барабаны; вся компания, рассевшись по диванам, принялась пить кофе и лакомиться разнообразнейшими пирожными, печеньями и конфетами.

Лорна — объект обсуждения и острот — сидела между ними, не очень хорошо понимая, что они говорят. Потом внесли огромное блюдо плова с кусочками жареной ягнятины, цыплячьими грудками и абрикосами.

Как новобрачной ей нельзя было ни к чему прикасаться руками, и хохочущие женщины наперебой совали ей в рот лучшие кусочки, словно откармливаемой индюшке. В другое время она тоже позабавилась бы с ними, но сейчас думала только о Касиме, принимавшем своих гостей-мужчин во дворе.

Только около полуночи женщины, высоко поднимая зажженные свечи, проводили ее в спальню. Там уже были разбросаны амулеты от сглаза и злых духов, а около брачной постели на столике были приготовлены финики и молоко. Старая Кейша помогла Лорне раздеться, ибо жениха следовало встречать без всяких украшений.

— Лелла немножко бледна, — шептала Кейша. — Конечно, день свадьбы — день испытаний. Помню, и госпожа моя Елена тоже волновалась в первую брачную ночь.

Лорна вздрогнула; взгляд ее упал на шелковую сорочку, туманным облачком лежавшую на вышитом покрывале.

— Была ли счастлива госпожа Елена в браке? — наконец задала она мучивший ее вопрос. Кейша долго не отвечала, а потом тихо произнесла:

— Госпожа привыкла к здешней жизни. Потом явились утешения…

— Вы имеете в виду рождение сына, Касима?

— Да, лелла, конечно, я имею в виду рождение сиди Касима.

— Наверное, он был прелестным ребенком. — Пальцы Лорны мяли прозрачную сорочку. — И мать, должно быть, баловала его?

— Сынок был радостью госпожи Елены, а еще больше — гордостью господина эмира.

— Касим — единственный сын?

— Да, лелла, только одного сына послал эмиру Аллах, чтобы было кому передать алый плащ.

Оставшись наконец-то одна, Лорна безостановочно расхаживала по освещенной спальне. За закрытыми дверями еще слышались звуки продолжающегося веселья, потом вдруг все стихло, и с громко бьющимся сердцем Лорна поняла, что ее муж вот-вот появиться здесь.

Запахнув поплотнее легкий халатик, она забилась в угол, чувствуя себя, как и тогда , в шатре, пойманной птичкой. Только бы он пришел с любовью в сердце, пусть даже и яростной!..

Дверь распахнулась, и появился Касим, замерев на секунду в рамке двери, прежде чем закрыть ее за собой. Он переоделся в роскошный халат из шафранового шелка, из-под которого виднелась кремового цвета шелковая рубашка. Рукава халата украшала золотая кайма, а белоснежный тюрбан был обвязан золотым шнуром. На ногах были красивые желтые туфли. Касим походил на прекрасного принца из «Тысячи и одной ночи».

Лорна напряженно смотрела на него огромными синими глазами. Сердце ее горело в пламени любви и страха. Теперь он — муж, и ей никогда еще не приходилось быть настолько в его власти.

Его взгляд блуждал по ней .. И тут, измотанную событиями минувшего дня, силы окончательно оставили ее; перед глазами все поплыло… Лорна упала бы там, где стояла, если бы Касим в один прыжок не оказался рядом и не подхватил ее на руки. Положив на постель, сам сел около, поглаживая нежные побледневшие щеки.

— Бедная малышка, — шептал он, — трудновато тебе пришлось, да?

Широкие плени нависли над нею, пойманной в ловушку и этой любовью, и этим браком, который не сегодня-завтра может прекратиться.

— Так вот, значит, что ты имел в виду прошлой ночью, — хриплым шепотом сказала она. — Публичное покаяние. Женитьба по желанию эмира.

— Отчасти да, Лорна, — признался Касим, и на секунду печаль разделила их, словно темным крылом. — Вчера ночью эта идея могла показаться тебе неприемлемой, если бы я не удержался и рассказал. К тому же по моей вине на твою репутацию пала тень… Зато теперь ты носишь одно из самых почетных и известных имен в этой части света.

Лорна во все глаза смотрела на него, как бы вбирая в себя каждую черточку смуглого красивого лица, освещенного янтарным светом. Это любимое до дрожи в сердце лицо, это сильное гибкое тело… так близко… и так безмерно далеко; перекинуть мост между их сердцами под силу лишь одной взаимной любви.

— Говорят, арабу, чтобы развестись с нелюбимой женой, достаточно одного словаnote 65.

— Ты хочешь, чтобы я сказал его, Лорна, и отпустил тебя обратно в твой мир?

— Мой мир? — Она горько улыбнулась. — Ты подарил мне пустыню и показал дорогу к звездам. Открыл для меня свет, а теперь хочешь снова ввергнуть во тьму?

— Ты так сильно полюбила пустыню? — С затаенным блеском в глазах Касим укачивал ее на руке.

— Что же произошло с твоим мятежным сердечком? Ведь всего несколько дней назад ты пыталась сбежать и от меня, и от того самого света и тех пустынных звезд, что открылись тебе. Если бы не буря, твой побег удался бы… А теперь ты уверяешь меня, что хочешь остаться. Лорна, девочка моя, ты действительно хочешь остаться моей женой?

Ее глаза смотрели робко, а щеки покрыл румянец смущения.

— Мсье, вы лишаете меня преимущества.

— Ты хочешь сказать, что стесняешься спросить прямо, желаю ли я оставаться твоим мужем?

— Было бы замечательно, если б ты пожелал этого. — Лорна все-таки набралась храбрости; глядя прямо в желтые глаза и ощущая восхитительную силу его рук, она подавила остатки совершенно не нужной теперь гордости. — Я — твоя теперь, Касим. Хочешь — бери меня, хочешь — бросай.

— Моя? — Он с силой прижал ее к себе, причинив боль, сладостную, счастливую боль. — Mon amour adoreenote 66! Ангел мой! Прекрасная, нежная возлюбленная моя! Твоя доброта победила дьявола в моем сердце. Любовь моя, жизнь моя, свет очей моих! Я с самой первой минуты понял это, вот и пришлось похитить тебя, чтобы не потерять навсегда. И потом — приручать и покорять той, своей, пустыней, утренними прогулками, страстными рассветами и серебристыми ночами…

А теперь ты, мой золотисто-синий цветок, и сама стала частью всего этого…

Касим замолчал и зарылся лицом в ее волосы.

— Я так страстно жаждал твоей любви, так стыдился за свое высокомерие! Любишь ли? Простишь ли, что похитил тебя? Ты тогда показалась мне прекрасным сновидением, и я просто не мог позволить себе проснуться, а тебе — растаять легким облачком, как всем снам… Понимаешь?

— Ах, Касим! — Лорна что было сил прижала к себе эту гордую голову на крепкой шее, голову, никогда ни перед кем не склонявшуюся, и вот теперь склоненную ей на грудь. — Я поняла, что люблю тебя, во время песчаной бури. Ты говорил тогда, что мы можем умереть, погребенные навечно, в объятиях друг друга. И я вдруг поняла, что лучше смерть, чем разлука с тобой, Касим.

Она выдохнула его имя, а он губами словил и выдох, и свое имя, и ее губы; поцелуй был так пронзительно сладостен, что у нее зашлось сердце.

— Наш брак станет настоящим, Лорна, честным, без всяких тайн друг от друга, и будет длиться до самой нашей смерти.

— А у тебя есть тайны, Касим? — Она тихо рассмеялась, ибо в этот восторженный момент понимала лишь, что он любит ее и держит в своих объятиях, и только это имело сейчас значение. Лорна уже не была той льдинкой, что в саду в Рас-Юсуфе насмехалась над любовью. Она таяла в сильных руках Касима. Он все-таки растопил ее, этот пустынный житель…

— Да, дорогая. Я должен кое-что рассказать тебе. — Он поцеловал ее в глаза и достал сигарету из коробочки, лежавшей на столике у постели. Лорна молча, с бьющимся сердцем наблюдала, как Касим прикуривает. Что же он хочет рассказать? Что до встречи с нею кого-то любил? Конечно, она проявит снисходительность, но как же хочется надеяться, что это не так.

Несколько минут он молча курил, словно стараясь привести мысли в порядок, а Лорна впервые обратила внимание на огромный букет синего жасмина в вазе, благоухание которого смешивалось с дымом сигареты. На глаза попался портрет мальчика в серебряной рамке, стоявший на низком бюро. Волосы у мальчика были черные и кудрявые, а глаза веселые, лукавые; он напомнил ей детей, игравших на парижских бульварах.

Касим заметил, что она рассматривает портрет, и улыбнулся.

— Мне было около десяти, когда маман велела сделать эту фотографию.

— Как бы мне хотелось узнать тебя мальчиком, — смущенно произнесла Лорна.

— Гораздо интереснее узнать меня мужчиной, дорогая. — Он улыбнулся так же многозначительно, как и во дни их пребывания в пустыне. — Надеюсь, маман оттуда, с небес, видит, какую прекрасную и добрую жену я нашел.

— А есть другое, арабское, слово, обозначающее мать? — Лорна была заинтригованна.

— Конечно есть, но я никогда его не произносил. Едва я научился говорить, как мама попросила меня называть ее маман.

— А почему, Касим? — Лорна смотрела на него любящими глазами женщины, знающей, что и сама любима. — Она никогда не говорила, почему?

— Думаю, хотела сказать. — Сквозь дым, окутывающий худое, бронзовое от загара лицо, матово мерцали задумчивые желтые глаза. Они с нежность и жадно рассматривали Лорну, такую юную, маленькую, хрупкую на широкой арабской постели, с глазами такими же синими, как благоухавший вокруг жасмин, и припухшими губами, полураскрытыми для его жарких, всепоглощающих поцелуев.

Вдруг Касим схватил ее руку, поднес к губам и, словно настоящий француз, принялся целовать каждый пальчик.

— Именно по настоянию матери я выучил и испанский и французский. Она вела дневник, и после ее смерти прочесть его смог только я. Некоторые страницы пришлось вырвать и сжечь… В них раскрывалась тайна, которой она могла поделиться только со мной. А теперь я хочу поделиться ею и с тобой, Лорна, потому что ты любишь меня и хочешь остаться моей женой. Лорна удивленно смотрела на него.

— Я думала, ты хочешь рассказать мне, что любил кого-то до нашей встречи…

— Девушек? — Он вздернул бровь. — Да, в студенческие годы в Париже у меня были девушки. С ними было весело и приятно, но сердца моего они не затронули. Я любил пустыню… И она была для меня главной и единственной женщиной, пока в мою жизнь не вошла ты, синеглазая, солнечноволосая, с характером, как у самой пустыни.

— Неужели ни одна прелестная арабская девушка ни разу не привлекла твоего царственного взгляда?

— поддразнила Лорна. Ответная улыбка была чуть странной.

— Что ж, некоторые из них очень милы, например, Тюркейя, но по своим внутренним побуждениям я, кажется, всегда был французом, а это…

— Французом? — воскликнула Лорна.

— Да, — Касим сжал ее пальцы. — Моим отцом был не эмир, а француз, приехавший в Сиди-Кебир через год после того, как мать вышла замуж. Слова прозвучали, словно удар грома, и в воцарившейся потом тишине Лорна даже слышала биение своего сердца. Она уставилась на Касима синими, безмерно удивленными глазами… А за окнами, в дворцовом саду, пел соловей; его чарующий голос лился прямо в душу…

— Пожалуйста, — прошептала она, — расскажи мне все.

Касим опустил голову, словно даже Лорне ему нелегко было рассказывать о тайне, которую он прочел в дневнике матери.

— Этот человек приехал сюда из La belle Francenote 67. Мать, вынужденная вести жизнь замкнутую, чуждую для нее, была не слишком-то счастлива, и приезжий француз немного развлек ее. Он был молод, образован, а здесь собирался изучать старинные пергаментные свитки, найденные в одном из дворцовых подвалов. Обаятельный юноша, он напоминал ей о том мире, который она оставила, выйдя замуж за эмира. Вскоре в дневнике появилась виноватая запись о счастье, испытываемом ею в обществе Жюстена.

Касим поднял голову и многозначительно взглянул в широко раскрытые, внимательные синие глаза Лорны.

— Эмир почти все время занимался государственными делами, а когда все-таки уделял минутку своей молодой жене, то обращался с нею, как с котенком, которого можно ласкать, но делится своей внутренней жизнью даже не приходит в голову.

Жюстен был совершенно другим. Он обсуждал с нею свою работу, рассказывал о странах, где побывал. Немудрено, что их дружба вскоре переросла в преступную страсть.

Касим вздохнул и погладил кольцо с сапфиром на руке Лорны.

— «Птичка» играла с огнем. Она отваживалась принимать этого человека даже здесь, в этих самых покоях. Конечно, ей ведь было так одиноко, а он — обаятелен и молод… Но дни их любви оказались сочтены: в положенное время Жюстен закончил свою работу и уехал. Мать старалась забыть его, но скоро поняла, что у нее будет ребенок — от Жюстена, а не от мужа!

Касим прервал свое повествование, а Лорна снова почти ощутила присутствие здесь, в этой самой комнате, и его матери и чувств, охвативших ее, когда выяснилось, что их с французом любовь оказалась не бесплодной. Красавица, с длинными черными волосами до талии, должно быть металась по этой комнате, не сожалея, разумеется, о любви, подаренной Жюстену, но страшась за судьбу ребенка — его ребенка.

— Какое-то время она, наверное, была в ужасе, — продолжал Касим низким, проникновенным голосом. — Но эмир безумно хотел ребенка и, к великому счастью, никогда не заподозрил, что его Елена была ему неверна. Он с восторгом узнал о рождении сына. Кейша рассказывала, что я родился крупным, крикливым, черноволосым младенцем. Меня положили на руки эмиру, он вышел на балкон и с гордостью показал своему народу наследника… Странно, Лорна, но арабы всегда любили меня, да и я ощущал их своим родным племенем. Как и они, я любил палящее солнце, горячих лошадей, бешеную скачку по пустыне, когда ветер в лицо. Знаю, мать собиралась поведать мне тайну моего рождения, но скоропостижно умерла, когда мне было тринадцать лет. Я один смог прочесть ее дневник, найденный среди прочих вещей. Касим смотрел ей в глаза не отрываясь.

— Эмир болен, возможно, при смерти, и теперь уже поздно рассказывать ему правду. А я все равно буду выказывать ему сыновнюю любовь и выполню свой сыновний долг. Он нуждается во мне, надеется передать свои государственные дела, и наши узы невозможно разорвать тайной, которой столько же лет, сколько и мне. Думаю, Кейша догадывалась обо всем, но она слишком любила мою мать, чтобы хоть намеком выдать ее. Лорна?..

Вместо ответа она наклонилась и поцеловала его в губы, словно запечатав навеки тайну, теперь уже общую для них.

— Я люблю тебя, Касим. И последую за тобой туда, куда поведет нас судьба.

Он обхватил Лорну и с неистовой силой прижал к сердцу. Глядел, и в глазах разгоралось пламя.

— В Сиди-Кебире говорят, что ты похожа на жемчужину. Как же они правы, дорогая. Жемчужина пустыни… Мне всегда казалось, что я звал тебя, что найду здесь, и вот ты откликнулась. Как думаешь, не мой ли зов ты слышала?

— Да, Касим, я слышала его сердцем. — Лорна опустила голову ему на плечо, вдыхая запах табака, всегда напоминавший ей об отце. — Помнишь белый цветок, что выпал у меня из кармана? Ты еще пришел в ярость, когда я сказал, что его подарил мне любимый человек. То был мой отец. Он долго жил в домике в оазисе Фадна, а после его смерти я решила поехать к этому дому. Он оказался почти разрушенным, не осталось ничего, кроме стены, на которой цвели какие-то белые цветы. Я сорвала один, и он был моей единственной радостью в ту первую ночь в твоем шатре. Я так боялась тебя…

— Ангел мой. — Касим зарылся лицом в ее волосы. — Никогда больше не бойся меня!

— Нет, я всегда буду тебя бояться — немножко, самую малость. — И она серебристо рассмеялась, обдав его шею теплым дыханием. — Иногда ты можешь выглядеть таким свирепым, мой пустынный возлюбленный. Касим взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся их незамутненной синеве.

— Думаю, нам предстоит борьба, — шепнул он, склоняясь к ее уху, — но потом — всегда поцелуй.

Лорна тоже улыбнулась, и черные волосы перемешались с золотыми… Соловей пел в саду, где на стене звездами сиял в лунном свете синий жасмин. Лорне уже никуда не хотелось убегать из объятий своего пустынного возлюбленного. Никогда больше не знать им одиночества. Они искали и нашли свои золотые сады — сады любви.

Note1

Пан — древнегреческий бог полей и лесов, большой мастер игры на свирели. Боги Олимпа часто приглашали его поиграть на их пирах.

Note2

Руми — мужчина (араб.).

Note3

Мектуб — письмо; то, что записано, в отличие от того, что сказано (араб.).

Note4

Хамада — название каменистых пустынь в Сахаре.

Note5

Вади — пересохшее русло реки.

Note6

Здесь: прелестную девушку (фр.).

Note7

Башлык — остроконечный капюшон с длинными концами, надеваемый поверх головного убора (тюрк.).

Note8

Боже мой! (фр.)

Note9

Здесь, крошка (фр.).

Note10

Настоящий шелк (фр.).

Note11

Красавица моя (фр.).

Note12

Здесь: игрушка (фр.).

Note13

Понимаешь? (фр.).

Note14

Очень хорошо (фр.).

Note15

Шальвары — длинные женские довольно узкие штаны, иногда перехваченные под коленями и у щиколоток.

Note16

Очень сожалею (фр.).

Note17

Кибр — длинная до пят, свободная мужская одежда из легкой, обычно белой ткани (араб.).

Note18

Выражение из арабских сказок «Тысяча и одна ночь», обозначавшее женскую красоту

Note19

Дитя мое (фр.).

Note20

Кускус — восточная пряность, а также плов с нею и овощами.

Note21

Моя маленькая блондинка (фр.).

Note22

Риссоли — маленькие круглые пирожки с начинкой из мясного или рыбного фарша с картофелем и яйцами, жареные в масле.

Note23

Сиди — господин (араб.).

Note24

Хамман — баня (араб.).

Note25

Агал — кушак (араб.).

Note26

Не сомневаюсь (фр.).

Note27

Здесь: голубка (фр.).

Note28

Султанка — сорт изюма без косточек.

Note29

Дорогая (фр.).

Note30

Бабуши — туфли без задников, иногда на каблучках

Note31

Румия (араб.) — первоначально слово означало «гречанка», потом вообще европейская женщина (Рум — Византия, Греция)

Note32

Динарзада — персонаж сказки из «Тысячи и одной ночи» — девушка с золотыми волосами (динар — золотая монета средневекового Востока).

Note33

Мой цветочек (фр.).

Note34

Здесь: пустыня, не согретая солнцем любви (фр.).

Note35

В большом шатре (фр.).

Note36

Малышке (фр.).

Note37

Подруга, любимая (исп.).

Note38

Бынт — верблюжоночек, ягненочек, телочка, т.е. общее название детенышей домашнего скота (араб.).

Note39

Шеш — головной убор, род башлыка, закрывающий лоб и шею.

Note40

Сиеста — в восточных и южных жарких странах время с 11 до 16, когда из-за изнуряющей жары невозможно работать и все сидят по прохладным местам, но зато потом работают допоздна.

Note41

Салуки — собака (араб.).

Note42

Тамариск — род деревьев и кустарников; используют для закрепления песков и посадок.

Note43

Мой господин (фр.).

Note44

Осторожнее (фр.).

Note45

Кисмет — судьба, то, что у каждого на роду написано и чего невозможно избежать (тур.).

Note46

Пока (фр.).

Note47

Тубиб — лекарь, врач (араб.).

Note48

Шемах — мужской головной убор, наподобие платка, который держится на голове с помощью повязки (араб.).

Note49

А любовь — потом (фр.).

Note50

Какое безрассудство (фр.).

Note51

Господа милостивого (фр.).

Note52

Иншаллах — если будет на то воля Аллаха (араб.).

Note53

Ангел мой (фр.).

Note54

Пожелание доброго пути (Да пошлет вам Аллах гладкую дорогу) (араб.).

Note55

Органди — тонкая полупрозрачная ткань, род кисеи.

Note56

Жаровня (исп.).

Note57

Хаик — большой головной платок (араб.).

Note58

Муэдзин — специальный служитель при мечети, 6 раз в день поднимавшийся на минарет и призывавший на молитву (араб.).

Note59

Гаремлык — женская половина дома (араб.).

Note60

Патио — внутренний дворик, иногда крытый.

Note61

Аграф — пряжка с драгоценными камнями для закрепления одежды.

Note62

Полумесяц — символ ислама, как крест — символ христианства.

Note63

Публичное покаяние (фр.).

Note64

Аллах акбар — Аллах велик! (араб.). Восклицание радости, облегчения, вроде нашего «Слава тебе. Господи!».

Note65

Это слово — талак Произнесенное мужем трижды в присутствии жены и кади (судьи), оно освобождает мужа о г уз брака Согласия жены при этом не требуется.

Note66

Обожаемая любовь моя! (фр.)

Note67

Прекрасной Франции (фр.).