– В Вегасе мы останемся такими же, какие мы здесь, – как-то сказала она.
– Не знаю. Может быть, и нет.
Один раз он был настойчивее.
– Мы там выпьем, пообедаем, посмотрим хорошее шоу, – сказал он. – Потом отправимся в постель – возможно, не только для того, чтобы спать.
– Этим ты занимаешься там со своими подружками?
Тогда еще никаких «своих» подружек у него не было, однако возражать Фрэнк не стал. Если ей хочется так думать, ее дело. В конце концов, какая разница?
И он опять поехал в Вегас один.
Однако один он оставался недолго.
Насладившись одиночеством во время довольно долгого пути, послушав оперные записи, которые, пока он ехал, никому не мешали, Фрэнк к тому моменту, как он оказался в Вегасе, был готов к новым встречам.
В те времена если кто-то не находил в Вегасе компанию, то лишь потому, что хотел побыть в одиночестве.
Итак, Фрэнк пошел в свой номер, принял душ, переоделся и отправился к Герби.
На деньги от ростовщичества Герби купил маленький невзрачный клуб на узкой улочке среди автомастерских. Он находился далеко от Стрипа, от казино и от всех прочих мест, за которыми присматривали федералы, и в этом был весь смысл. О клубе никто, кроме посвященных, не знал, и если турист или местный житель в ожидании такси заглядывал сюда, то поспешно ретировался, услышав:
– Здесь тебе, приятель, нечего делать.
В то время клуб Герби был открыт только для своих.
По тем или иным соображениям в клубе Герби собирались ребята из Калифорнии. Все они вернулись из заключения, все жили в Вегасе и зарабатывали на жизнь вымогательством.
Вернулся и Майк – он приехал в Вегас, решив, что настало его время, и обычно он сидел за столом с Питером Мартини, то есть с Мышом Старшим, который буквально накануне стал боссом. И Кармен, брат Питера, тоже был с ними, и их племянник Бобби, певец в ночном клубе, тоже.
Ну и конечно же Герби, сидевший с кроссвордом и в компании Шерма Саймона в углу, который скоро прозвали «Маленьким Израилем».
Ребят было много, и иногда Фрэнк усаживался за стол, чтобы послушать очередные байки, но чаще отправлялся в кухню и готовил разные блюда.
Хорошие были времена. Он стоял у плиты и, одним ухом прислушиваясь к трепу ребят, стряпал linguine con vongole, spaghetti all'amatriciana, bac-cala alia bolognese, pelpo con limone e aglio. Ему казалось, будто он вернулся в детство, когда Маленькая Италия в Сан-Диего еще оставалась итальянской и там готовили настоящую еду.
Фрэнк искренне тосковал по кухне, ведь все его время забирала работа и он почти не бывал дома, отчего – мало-помалу – он и Пэтти отвыкли от совместных трапез. А Герби к тому же отлично оснастил свою кухню.
Стряпая, Фрэнк прислушивался к беседам ребят, к их шуткам и хвастовству.
В обществе себе подобных, думал он, словно забываешь о возрасте, словно опять попадаешь в компанию старшеклассников. Разговоры были исключительно о сексе, еде, запахах, женщинах, маленьких членах и гомиках.
Ну и о преступлениях, конечно же.
В заведении Герби это блюдо варили чаще, чем макароны. Большинство ребят так никогда и не решалось ни на что серьезное – они попросту бахвалились – однако некоторые знали, о чем говорят. Они обдумывали планы нападения на легальные бордели в северной части города, планы продажи оружия бандам байкеров, серьезно обсуждали, как обзавестись фальшивыми кредитками и – что Фрэнку больше всего понравилось – как украсть три тысячи спортивных рубашек и двести телевизоров с двадцатидюймовыми экранами, о чем мечтал Майк.
– И что ты будешь делать с двумя сотнями телевизоров? – спросил Фрэнк, когда Майк действительно совершил эту кражу.
– А что мне делать с тремя тысячами рубашек? – ответил Майк вопросом на вопрос.
На самом деле Фрэнк хотел в первую очередь спросить о рубашках, но потом сообразил, что это прозвучит глупо, как, например, вопрос: «Зачем всходить на Эверест?» – на который если и можно что ответить, то лишь: «Потому что он есть». Суть в том, что ребята тащили все, даже то, что им не было нужно, чем они не могли воспользоваться, просто потому, что была возможность украсть.
Это ставило Фрэнка в тупик и одновременно забавляло.
Кстати, занимались такими кражами не только парни, но и женщины.
В первый раз Фрэнку было нелегко обмануть Пэтти, однако со временем ему понравилось менять женщин, и если поначалу они были из тех, что крутились вокруг Герби Гольдштейна, то со временем у него завелись собственные подружки.
Это были модели, танцовщицы, крупье, дилеры, а также туристки, приехавшие весело провести время, и Фрэнк помогал им в этом. Он кормил их вкусными обедами, водил на шоу, всегда обращался с ними как с дамами и был щедрым, внимательным любовником. Фрэнк понял, что любит женщин, и они платили ему той же монетой.
Так было со всеми, кроме Пэтти.
С Пэтти он обращался ужасно, и она отвечала ему тем же.
Однажды вечером, засидевшись у Герби, он разговорился об этом с Шермом.
– Почему нельзя иметь такие же отношения с женой, как с подружками?
– Другая порода, мой друг, – ответил Шерм. – Совершенно другая.
– Может быть, стоит жениться на подружках?
– Я пробовал, – сказал Шерм. – Дважды.
– И?
– Они становятся женами. Это начинается, едва назначаешь день свадьбы – сексуальный котенок превращается в домашнюю кошку. Вот так. Не веришь, спроси моего адвоката.
– Ты сам адвокат.
– Спроси моего адвоката, который занимался разводами. Скажи, что я послал тебя – у него яхта названа в мою честь.
– Думаю, дело не в них, – проговорил Фрэнк. – Думаю, дело в нас. Мы перестаем тащить их в постель – потому что теперь они всегда к нашим услугам, – мы больше не делаем никаких усилий. Мы сами превращаем их в жен.
– Так уж устроен мир, мой друг. Так устроен мир.
Не думаю, мысленно возразил Фрэнк.
Он решил поехать домой и попытаться вновь наладить отношения с Пэтти. Он решил вести себя с ней как с любовницей, а не как с женой, и посмотреть, что из этого выйдет. Ничего не получилось – легче было бы переспать со снежной бабой.
И Фрэнк продолжал устраивать вылазки к Герби.
С Герби всегда было весело, разгадывал ли он кроссворды в воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс», поедая багели или копченую лососину под звуки оперных арий, угощал ли раздобытым где-то вином или подшучивал над планами и заговорами Майка Риццо, братьев Мышей, чьими бы то ни было еще.
Хорошие были времена.
Они закончились, когда Фрэнку приказали убить Джея Вурхиса.
38
Джей Вурхис возглавлял службу безопасности в казино «Паладин». Он отвечал за сохранность доходов, а вместе с тем, в интересах наибольшей эффективности, и за взимание податей. В этом ему не было равных – он был Гудини[24] счетной комнаты, благодаря которому поразительным образом исчезали из денежных ящиков монеты и чеки.
А потом за него взялось ФБР, и он скрылся.
Убежал в Мексику, где федералы не могли его достать. Учитывая это обстоятельство, чикагцы не захотели ждать его экстрадиции, они решили раз и навсегда избавиться от «Гудини». Вурхис много чего знал и мог выдать Кармине, Донни Гарта, всех. Чтобы бизнес не рухнул, как карточный домик, Вурхиса надо было найти и отправить к праотцам.
Некоторые думают, будто очень просто исчезнуть из поля зрения.
Ничего подобного.
Это трудно, утомительно и чертовски дорого. Деньги утекают сквозь пальцы, когда переезжаешь с места на место, а уж если переезжаешь постоянно да еще заметаешь следы, то они буквально улетучиваются. К тому же предпочтительнее пользоваться наличными деньгами, но рано или поздно в кармане ничего не остается и приходится прибегнуть к пластиковой карточке.
Если к исчезновению с радара не подготовиться с максимальной тщательностью, то сделать это довольно трудно, а Джей Вурхис не подготовился. Он просто сбежал в приступе паники. Делом времени было его решение поторговаться с федералами, а там и заключить сделку, ведь рано или поздно он должен был выдохнуться и заскучать по солнцу.
Фрэнку предстояло отыскать его, пока этого не случилось.
– Мы можем дать тебе в помощь команду, – сказал Кармине Антонуччи. – Только скажи, что тебе нужно.
– Команды мне не надо.
Не хватало еще, чтобы ребята наступали друг другу на пятки, да и лишние свидетели ни к чему – и это было правильно, так как федералы прижали всех пятью годами позже. Нет, помощники ему были не нужны, а вот деньги на расходы нужны, и наличные, потому что он тоже не хотел оставлять следов.
Следов и без того хватало. Фрэнк последовал за Вурхисом из Мехико в Гвадалахару, оттуда в Масатлан, потом на Косумель, затем в Пуэрто-Валларта, после чего через весь полуостров Баха – в Кабо.
Между охотником и его добычей всегда возникает связь. Ребята обычно отрицают это как дурацкую выдумку, размышлял Фрэнк, но всем известно, что это не выдумка. Когда долго преследуешь человека, то хорошо узнаешь его, ведь живешь его жизнью, отставая всего лишь на один шаг, и этот человек обретает реальность. Всегда стараешься влезть в шкуру будущей жертвы, думать как думает он, и, если это удается, в каком-то смысле превращаешься в него, становишься им.
А будущая жертва по той же причине старается влезть в шкуру преследователя. Если у этого человека есть природное чутье, то он не может не почувствовать слежку. Он бежит и старается перехитрить охотника, предвидеть его ходы и как-то им противостоять, таким образом все лучше и лучше узнавая его.
Вы на одной дороге – волею судьбы посещаете одни и те же места, едите одинаковую еду, видите одно и то же, обретаете одинаковый опыт. Вы становитесь похожими. Между вами возникает связь.
Фрэнк на три дня опоздал в Мехико. Он поговорил с таксистом, который отвез Вурхиса в аэропорт, дал несколько долларов служащему, который занимался багажом и посадил Вурхиса в самолет, следовавший в Гвадалахару. Он не был уверен, но как будто видел там Вурхиса перед кафедральным собором. Собрался молиться? – удивился Фрэнк. Наверное, купил глиняную статуэтку – milagra – у уличного торговца и оставил ее на алтаре с пожертвованием и мольбой о чуде. В отель он опоздал на одну ночь и там узнал, что Вурхис поехал на железнодорожный вокзал. Вот тут-то Вурхис мог бы и затеряться, однако он воспользовался карточкой «Америкен экспресс», чтобы расплатиться за отель в Масатлане. Фрэнк приехал в курортный город и пошел на пляж, там расспрашивал всех и каждого, не видел ли кто нужного ему человека, и вовсю сорил деньгами. Он не рассчитывал на успех, но и не скрывал своего присутствия в городе – он хотел, чтобы Вурхис узнал о нем.
Бап называл это «путать птичку». Как бы хорошо птица ни пряталась в кустах, стоит ей увидеть охотника, и она торопится улететь – вот тут ей и приходит конец.
Вурхис сбежал на Косумель. Фрэнк помчался за ним, Вурхис без конца менял заштатные отели. Однажды Фрэнк опоздал всего на час. И он собственными глазами видел его в Кабо, в дешевом отеле на берегу океана – Вурхис пил пиво, и перед ним стояла тарелка с креветками камарон. Он выглядел исхудавшим и изможденным, брюки висели на нем складками, стянутые ремнем.
Вурхис тоже видел его, наверняка видел. Теперь Фрэнк думает, что тогда они с Вурхисом все сказали друг другу. У бедняги был испуганный взгляд загнанного в угол человека, он все понял. Расплатился и ушел. Фрэнк последовал за ним, однако, не найдя удобного места, чтобы исполнить приказ, позволил Вурхису сесть в автобус и уехать.
Он знал, что у Вурхиса сдали нервы.
В каждом следующем городе, где он появлялся, отели становились немного дешевле, а еда немного скуднее. Начинал он с самолета, потом арендовал автомобили и ездил в поездах, а теперь довольствовался плохоньким сельским автобусом. Фрэнк проверил маршрут – автобус следовал по единственно возможной дороге вдоль восточного побережья Бахи.
Теперь Вурхис не метался, он мчался по прямой. Он загнал себя в ловушку – с одной стороны океан, с другой стороны пустыня. И ему ничего не оставалось, как бежать из одной рыбацкой деревушки в другую.
Фрэнк наслаждался путешествием, если только слово «наслаждение» подходит, когда охотишься на человека, которого в конце концов придется убить. Тем не менее он с удовольствием предавался ничего-неделанью в автобусе, любовался пустыней за окном, читал и с трудом отрывал взгляд от поразительно синей воды в Калифорнийском заливе. Ему нравилось играть с ехавшими в автобусе детишками, и один раз уставшая мамаша даже доверила ему подержать на руках малыша. Он упивался безжалостным солнцем и умиротворявшим его пеклом.
Это были счастливые деньки – гонка за Джеем Вурхисом по Бахе, и Фрэнк даже пожалел, когда понял, что его путешествие подходит к концу.
Вурхис «залег на дно» в деревушке Санта-Розалия, где отыскал для себя рыбачью хижину на скалистом берегу. Первым делом, подумал тогда Фрэнк, Вурхису надо было бы поехать в ближайший городишко, чтобы купить защиту местного commandante. Конечно же мы бы его перекупили, однако мне потребовалось бы больше времени, и, возможно, я бы его не нашел.
Но все вышло не так.
Фрэнк провел день в деревенском баре, где опустошил пару кружек пива за разгадыванием кроссвордов в английском журнале, вероятно забытом кем-то из туристов. Закат был долгий, сумерки не спешили опускаться на восточное побережье. Когда же море в конце концов почернело, Фрэнк отправился на берег, к крытой пальмовыми листьями лачуге, на которую у Вурхиса только и хватило денег.
Он сидел снаружи в грубо сколоченном кресле, курил сигарету и смотрел на море.
– Я ждал тебя, – сказал он, увидев Фрэнка.
Фрэнк кивнул.
– Ты ведь тот самый парень, правильно? – спросил Вурхис, и у него едва заметно дрогнул голос. – Это тебя послали ко мне?
– Да.
Вурхис кивнул.
Он выглядел скорее уставшим, чем испуганным. На его лице было отстраненное выражение, он даже как будто чувствовал облегчение и совсем не испытывал естественного страха, как ожидал Фрэнк. Да, вспоминает Фрэнк, так оно и было – или все же нежное розовое мерцание воды в сумерках смягчило черты его лица? Не исключено, что этот предсмертный покой почудился Фрэнку в тающем вечернем свете.
Вурхис докурил сигарету, достал начатую пачку из кармана выгоревшей рубашки и стал закуривать новую.
У него дрожали руки.
Фрэнк наклонился и помог ему.
Вурхис поблагодарил его кивком головы. Сделав пару затяжек, он сказал:
– Я боюсь пули. Мне жутко представлять, как она размозжит мне голову.
– Ты ничего не почувствуешь.
– Просто ужасно – голова взрывается.
– Этого не случится, – солгал Фрэнк. Пора, сказал он себе. Сделай это, пока он не ждет.
Вурхис заплакал. Фрэнк смотрел, как слезы текут у него по щекам, как он кусает губы и старается остановить слезы, а они все равно текут и текут. А потом Вурхис перестал бороться с собой, голова у него поникла, плечи поднялись, и он разрыдался.
Фрэнк стоял и смотрел, понимая, что нарушил одну из главных заповедей Бапа.
– Не позволяй им произносить последнее слово, не позволяй молиться, – учил его Бап. – Ты не надзиратель и не священник. Делай свое дело и уходи.
Да, Бап не одобрил бы его.
Вурхис перестал плакать, поглядел на Фрэнка и сказал:
– Извини.
Фрэнк покачал головой.
– Врач в Гвадалахаре выписал мне рецепт. На транквилизатор.
Об этом Фрэнк знал. Пара сотен долларов развязала врачу язык. Недорого за клятву Гиппократа.
– У меня еще много таблеток. То есть я хотел сказать, что мне хватит.
Фрэнк задумался на несколько секунд.
– Я останусь с тобой.
– Отлично.
Вурхис встал, и Фрэнк последовал за ним в хижину. Там Фрэнк сразу же пошел к саквояжу, который прежде был ручной кладью Вурхиса, а теперь вместилищем всех его земных богатств. Он вытащил пузырек с таблетками – валиумом – и на треть опорожненную бутылку водки.
После этого оба вышли наружу.
Фрэнк сел на песок.
Вурхис опять устроился в кресле, вытряхнул половину таблеток, проглотил их, запил водкой. Подождал пару минут, потом вытряхнул оставшиеся таблетки, проглотил их и стал пить мелкими глотками водку, безотрывно глядя на океан.
– Правда, красиво? – еле ворочая языком, спросил он.
– Красиво.
Мгновением позже он откинулся назад, потом подался вперед и сполз на камни.
Фрэнк поднял его и усадил в кресло.
Он пошел в деревню, отыскал работающий телефон и позвонил Донни Гарту, чтобы сообщить ему новость.
Приехав домой, Фрэнк обнаружил, что Пэтти сменила замки. Усталый, злой, расстроенный, он вышиб ногой входную дверь. В два часа ночи позвал слесаря и попросил врезать новые замки. Потом поднялся наверх и принял душ. Он сидел под горячей струей и плакал.
На другой вечер он поехал к Гарту – сам не зная зачем. Фрэнк припарковался на другой стороне улицы и очень долго сидел в машине. У Гарта была вечеринка. Фрэнк смотрел, как дорогие автомобили и лимузины с шоферами сворачивают на подъездную аллею, как из автомобилей выходят люди в красивых нарядах и идут к дверям. Это было похоже на благотворительный прием, на котором собирают пожертвования – мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях, с высокими прическами, с выставленными напоказ, длинными шеями в сверкающих ожерельях из драгоценных камней.
Сколько нужно смертей, спрашивал себя Фрэнк, чтобы красивые люди могли оставаться красивыми?
Вечный вопрос.
Венецианское окно было открыто, и из него струился мягкий золотистый свет. Фрэнк видел, как Гарт порхает по зале, изображая приветливую бабочку, отпуская шутки, блистая остроумием, и Фрэнку казалось, что это ему чудится, но он действительно слышал смех элегантных женщин и позвякивание бесценного хрусталя.
Застрелить его не составило бы труда, думал Фрэнк, даже если бы окно было закрыто. Надо было бы всего-навсего взять что-нибудь потяжелее, например, снайперскую винтовку, укрепить ее на окошке автомобиля, нажать на крючок и вдребезги разнести голову вундеркинда Донни, чтобы его мозги брызгами разлетелись на всех его очаровательных гостей.
Итак, это мероприятие благотворительное. Много собралось народу, думал Фрэнк.
Если бы он знал тогда… но он не знал.
Тогда он думал, что было бы забавно пойти туда. Встать рядом с Донни посреди сверкающей бриллиантами толпы и сказать: «Донни, опять ты выкрутился. Для тебя я убил Джея Вурхиса, а еще прежде убил Марти Бьянкофьоре». Интересно было бы послушать, что сказали бы высокопоставленные гости.
Фрэнк задумался. Наверное, ничего не сказали бы. Наверное, пропустили бы его слова мимо ушей.
Итак, он сидел в машине и смотрел, как входят и выходят из дома лучшие люди Сан-Диего. Наутро из великосветской хроники в «Юнион трибьюн» Фрэнк узнал, что Донни Гарт собрал почти миллион долларов для нового музея изящных искусств.
В эту страницу он завернул рыбу.
Когда стало известно, что бывший шеф службы безопасности «Паладина» умер в Мексике от передозировки, все решили, что Фрэнки Машина заставил его принять таблетки. Фрэнк не стал возражать.
Суть, как ни крути, одна, подумал он.
Ничего не меняется оттого, что не держишь в руке револьвер, что даешь парню выбор и он сам решает, как ему положить конец бегству. Не знаю – может быть, за это мне на пару веков меньше гореть в аду. Или местечко предоставят получше.
Уж там-то нам с Донни Гартом веселиться вместе.
Конечно же позднее Гарт протрепался. Федералы допросили его, и он многих сдал.
Фрэнк ждал вызова на дело, но напрасно.
Лишь через несколько лет он понял, почему Донни Гарта оставили в живых.
39
Катя по пустыне, Фрэнк вспоминает, как убирал помехи с пути Донни Гарта. Неужели в этом дело? – задает он себе вопрос. Неужели теперь и он стал для Донни помехой, которую нужно устранить?
Непохоже – быть не может, чтобы федералы прищучили Донни за дела двадцатипятилетней давности? Хотя почему бы и нет?
Хуже, если Шерм Саймон меня сдал, с беспокойством думает Фрэнк, дал им наводку из своего уютного офиса в Ла-Холле.
40
– Ничего себе сукин сын, – говорит Карло.
Они сидят на парковке у «Бургер Кинга» в Эль-Сентро, в шестидесяти милях к востоку от Боррего и очень близко к мексиканской границе. Остальных ребят из своей команды Джимми разослал по разным местам. Сам поехал к «Бургер Кингу», Джеки и Тони отправил в «Мака», а Джои и Поли – в «Джека».
– Почему это мы в «Джека»? – проныл Поли.
– Хочешь в «Бургер Кинга»? – спросил Джимми.
– Ну да.
– Черт тебя побери, «Бургер Кинг» для меня, – сказал Джимми.
В «Бургер Кинге» картошку жарили лучше и содовую продавали не очень газированную. Когда по многу часов сидишь в машине не один, газировки как-то не хочется. Джимми смотрит на Карло и говорит:
– Не дурак этот Фрэнки, иначе не был бы Фрэнки Машиной.
– Он удрал. Теперь у него есть деньги – путь открыт. Мы не знаем, куда он, черт его дери, подевался. Он может быть где угодно.
– Тихо, – отзывается Джимми. – Один чертов телефонный звонок, и я буду все знать.
Карло смотрит на него одновременно удивленно и скептически.
– Кому звонок?
– Гостбастерам.
41
Дейв смотрит на красную поблескивающую точку на электронной карте. Крошечное устройство, подложенное в банковский мешок с деньгами, работало отлично.
– Я думал, он отправится в Мексику, – говорит Трой.
– Это тупик, – отзывается Дейв. – Уж Макьяно-то знает.
Черт подери, он знает, думает Дейв, кто, как не он, загнал там Вурхиса. Бюро единодушно ахнуло, узнав, как сработал Фрэнк, однако найти хоть какие-то доказательства его причастности к убийству им не удалось.
Классика Фрэнки Машины.
Трой не сводит взгляда с карты.
– Похоже, он едет в Броли.
До вечера они следят за красной точкой.
Она приближается к Броли и застывает неподвижно. Тогда они принимаются определять ее местонахождение.
Фрэнк устроился в недорогом мотеле в двух кварталах от 78-го шоссе.
42
– Он в мотеле, – говорит Джимми, убирая телефон. – Заря-яжай, на предохранитель ста-авъ, рок-н-ролл врубай и правь.
Карло поворачивает ключ зажигания.
Заря-яжай, на предохранитель ста-авь, рок-н-ролл врубай и правь.
Он любит Джимми, хотя тот и задница.
– Где этот мотель? – спрашивает Карло.
– Броли, Калифорния.
Они ищут Броли на карте. До него всего около часа езды.
– Леди и джентльмены, – произносит Джимми, подражая Майклу Бафферу,[25] – тысячи присутствующих и миллионы телезрителей всего мира… давайте приготовимся к драке! Нам предстоит Буря в Броли!
Буря в Броли, смеется Карло.
Ну и задница!
43
Городок Броли – оазис в пустыне.
Во время Великой депрессии известное Управление общественных работ призвало тысячи парней на рытье отводного канала из реки Колорадо на запад, в пустыню. В результате вокруг Броли стала расти лучшая в мире люцерна. Если смотреть сверху, зрелище поразительное – на многие мили голая неживая коричневая пустыня, и вдруг изумрудно-зеленые прямоугольники.
Когда едешь на автомобиле, смена пейзажа тоже впечатляет, но не так сильно, однако в город въезжаешь, чувствуя облегчение после пустыни. Тут есть все, что только может предложить небольшой городок, живущий земледелием, – несколько заведений сети «фаст-фуд», пара банков, большой элеватор и два-три мотеля.
Фрэнк довольно быстро отыскивает нужный мотель и поселяется в нем.
Укладывается на кровать, вытягивается и закрывает глаза.
44
В мотеле Джимми поднимается по лестнице на второй этаж.
Теперь он не шутит, он весь во власти адреналина, и все тело у него адски напряжено.
В конце концов, в номере его ждет встреча с самим Фрэнки Машиной. Может быть, он и старый боец, однако до старости он дожил неслучайно. Джимми известны все истории о Фрэнки Машине, из которых как минимум половина – чистая правда… Джимми рассказывали, как Машина вошел в бар в Сан-Диего и положил всех англичан, прежде чем они успели оторваться от своего чая. Тем не менее, если хочешь стать настоящим мужчиной, надо взять верх над настоящим мужчиной, поэтому Джимми настроен не упустить свой шанс.
У Джимми есть план.
Наверняка Машина держит дверь на цепочке, поэтому у Карло с собой кувалда, какими судебные исполнители выбивают двери. Потом Джимми войдет внутрь и всадит несколько пуль в голову Фрэнки М.
Хорошо бы, старый хрыч спал.
Джимми Малыш кивает, и Карло прибегает к помощи кувалды.
Дверь здесь уж точно не такая, как в Форт-Ноксе, и валится, как «Янкесс» под напором «Ред Соке».
Джимми входит.
Фрэнки М. нет в кровати.
Его вообще нет в комнате.
Джимми Малыш подавляет выброс адреналина, вскидывает руку с револьвером и обводит им все пространство комнаты – слева направо.
Машины нет.
Потом до его слуха доносится плеск воды.
Старый ублюдок под душем и даже не слышал, как выбили дверь.
Джимми видит, как пар поднимается из-под двери ванной.
Он усмехается.
Ничего сложного.
И чисто.
Джимми ногой открывает дверь.
Он держит револьвер тридцать восьмого калибра обеими руками, как это делают опытные федералы.
Вот только в душе никого нет. За прозрачной занавеской никого не видно.
Левой рукой он дергает занавеску.
И видит записку – вместе с датчиком – на стене душевой кабины.
Джимми хватает записку и читает: «Думаешь, что имеешь дело с ребенком?»
Он кидается на пол.
Потом по-пластунски выползает из ванной.
Карло уже сидит, привалившись к стене, и прижимает одну руку к ране на плече, но кровь просачивается между пальцами, а другой рукой он едва удерживает револьвер.
Поли лежит на балконе, стонет, держится за правую ногу и смотрит на Джимми, как раненый солдат на плохого офицера. Мол, во что ты втравил нас и как собираешься вытаскивать отсюда?
Отличный, черт подери, вопрос, думает Джимми, стараясь не высовываться и все же разглядеть что-нибудь между железными прутьями балкона. Ему не видно, откуда стреляют. Он ждет хоть какого-то движения, может быть, отражения, хоть чего-нибудь, однако нет ничего такого, что могло бы ему помочь. Он знает лишь, что следующая пуля может размозжить ему голову. С другой стороны, если бы Фрэнки М. хотел кого-нибудь убить, и Карло и Поли уже не было бы в живых.
А что с Джеки и Тони? Джимми смотрит вниз, пытаясь отыскать взглядом их машину, и видит, что они с поднятыми вверх головами сидят на передних сиденьях и держат в руках оружие. Он делает жест рукой, мол, оставайтесь на месте, не двигайтесь.
– Мне нужен врач, – хнычет Поли.
– Заткнись, – шипит в ответ Джимми.
– Я истеку кровью! – кричит Поли.
Не истечешь, думает Джимми, взглянув на его ногу. Пуля не задела артерию – она остановила его, но не убила.
Забавляешься, Фрэнки Машина!
45
Фрэнк лежит на крыше стоящего через дорогу зернохранилища. Винтовку он закрепил на нижнем изгибе «з» на большой вывеске.
Он держит юнца на мушке и целится ему в лоб. Кто этот парнишка, который как будто старается стать меньше ростом?
Ничего у него не получается, думает Фрэнк.
Раненного в ногу парнишку он тоже не знает, и это понятно. Слишком тот молод, чтобы ему приходилось с ним вместе работать, думает Фрэнк. Или сказываются годы – все выглядят юными.
Тот, что скорчился, настроен серьезно. Он совершил ошибку, но он не дурак. Дурак бросился бы бежать. А этому парню хватило ума лечь на пол и ползти. Да и теперь он неплохо держится – осматривается, не паникует, не суетится из-за раненых ребят, контролирует их, в парнишке что-то есть.
Фрэнк видит это по его глазам.
Парнишка думает.
Думающие люди опасны.
Так сними его, думает Фрэнк.
Нельзя, чтобы он сидел у тебя на хвосте.
Фрэнк вновь прицеливается и нажимает на спусковой крючок.
46
Пуля попадает в деревянную раму в полу дюйме от головы Джимми Малыша.
Он вздрагивает, но старается держать себя в руках, и это у него получается.
Какой-нибудь глупец, наверное, решил бы, что Фрэнки Машина промахнулся, но только не Джимми.
Фрэнки Машина не промахивается.
Пуля – мирное послание: я мог бы тебя убить, если бы захотел, но не убил.
Джимми Малыш выжидает пять минут, потом приходит на помощь своей «Убойной команде». Карло одолел шок и теперь в состоянии идти. Он и Джимми помогают Поли спуститься по лестнице и сесть в машину. Кружным путем они выезжают на шоссе, потому что стрельба наверняка разбудила полицейских – такое нечасто случается в сонном городишке, и они должны были сообразить, что в мотеле неладно.
Потом Джимми звонит тому, кому ему очень не хочется звонить.
Он будит Мыша Старшего, спавшего глубоким сном.
– У меня двое раненых, – говорит он.
– И?
– И ничего, – отвечает Джимми. – Он ускользнул от нас.
– Похоже, не просто ускользнул, – говорит Мышь Старший, и Джимми слышит довольную ноту в его голосе.
– Послушайте, – не выдерживает он. – Что мне делать с ребятами?