- Не казни себя, Конан, - тихо молвила дриада, когда северянин, мрачнее тучи, принялся за поданную ею трапезу. - Ты сделал куда больше, чем любой другой человек смог бы...
      - Меня это не волнует! - зарычал Конан. - Я сделаю то, за что взялся или Кром презрительно плюнет мне в лицо, когда я предстану перед ним с тем, чтобы дать ответ на его вопрос - достоин ли я был пращура нашего племени?
      - От черных твоих мыслей вокруг нас светлее не станет, - словно не слыша его последних слов, продолжала дриада. - Зачем без толку изводить себя? Даже если нам с тобой отпущен только один-единственный день и одна-единственная ночь, проживем их так, чтобы было что вспомнить, даже стоя перед престолами Высоких Богов!
      Легкая, теплая рука, чуть касаясь, прошлась по бугрящимся мышцам предплечья Конана.
      - Отец-Древо будет следить за каждым шагом тварей Сета, - тихо журчал голос дриады, словно чистый лесной ключ под сенью вековых дубов. - Он предупредит нас... Конан...
      Трепещущие губы, нежные руки, сияющие удивительные глаза... Как не походило все это на затасканные ужимки шадизарских и аренджунских шлюх, с которыми только и имел дело в ту пору Конан! Он видел поднявшуюся от волнения великолепную грудь; разалевшиеся в предчувствии небывалого щеки; дивный, невиданный еще киммерийцем блеск в глазах - этой женщине были нужны не его деньги, а он сам, и не потому, что он продлил на один день существование заповедной рощи - ведь очень возможно, что им осталось жить всего одни сутки; и не потому, что теперь было уже все равно и оставалось только пуститься напоследок во все тяжкие - нет, в памяти киммерийца ясно встали таверна Абулетеса, грязные столы с вечно пьяным сбродом за ними - и глаза дриады, устремленные на него, сверкавшие, словно два изумруда. Два изумруда в абулетесовской навозной куче... Как она тогда смотрела на него?
      Руки и губы дриады тянулись и тянулись к нему. Тихо шелестел кроной Патриарх, словно нашептывая что-то нежное, ласковое. И иные чувства, а вовсе не похоть, властно подняли легонькое тело дриады могучими руками киммерийца и понесли в заросли, на мягкий ковер душистых, ароматных трав... Роскошный плащ черных волос распахнулся, хитон словно бы сам собой оказался сброшен, и нагое трепещущее тело прижалось к мощной и широкой груди северного варвара.
      Когда они пришли в себя, солнце уже садилось. Наступал тихий, покойный вечер, и все случившееся сегодняшним утром стало казаться просто дурным сном, быстротечным ночным кошмаром...
      Глаза Айаны сияли, словно два горящих огнем изумруда.
      - Я надеюсь, что это будет мальчик, - нараспев произнесла она.
      - Что-что? - Конан не сразу понял, о чем речь. - Ты хочешь... ребенка?
      - Что ж тут странного? - дриада блаженно зажмурилась. - Кто же из нас не хотела бы стать матерью воина, чьим отцом был бы самый великий воитель нашего жестокого времени? Я надеюсь, что это будет мальчик, - вновь повторила она. - Я буду рассказывать ему о тебе и он станет гордиться своим великим отцом; быть может, настанет час, и он придет к тебе... а может, судьба и не сведет вас вместе, не знаю.
      - Ты так говоришь... будто мы уже пережили завтрашний день, - криво усмехнулся Конан.
      Он впервые в жизни имел дело с девственницей, и ему до сих пор было как-то не по себе.
      - Мы победим, я знаю, - очень серьезно, без теня сомнения произнесла Айана. - Ты найдешь способ. Не может быть сомнения.
      - Потом хвалиться будем, - проворчал киммериец. Пока они ужинали, как могли, пользовали раненого Аррадерса и ходили на разведку к краю рощи, наступила ночь. Неумолчно тарахтели и стрекотали беспечные цикады, над кронами деревьев вновь замелькали тени ночных птиц. Свайоли стояли беззвучно; ни одно лицо не было поднято к звездам - они медленно пели долгий, неслышный для смертных гимн своему погибшему собрату.
      - Почему эти твари не нападут ночью? - недоуменно пробормотал киммериец. - Будь я на месте этого рыжего крокодила-переростка, нипочем не упустил бы такой возможности! Ночь - это же ведь их время!
      - И тем не менее они после заката ни разу не нападали, - отозвалась дриада. - Всегда на рассвете и только на рассвете.
      - Кто-то из них не видит в темноте... - задумчиво проронил Конан. - Да, с такими гляделками, как у этих ползунов, что днем, что ночью - никакой разницы; а вот этот рыжий ящер... Что-то непохоже, чтобы он мог видеть в темноте, как кошка. Уж больно глаза на человеческие смахивают.
      - Не ломай сейчас голову, Конан, - мягко промолвила Айана. - Положись на Судьбу - хотя вы, киммерийцы, и не верите в нее... Утро вечера мудренее. Пойдем! Я не хочу терять ни одной минутки. Старейший даст нам знать. Пойдем же!
      Эту ночь киммериец запомнил надолго.
      Рассветный луч скользнул по лицу Конана, и северянин тотчас пробудился. Айана сладко спала, совсем по-детски подложив ладошку под щеку. Однако Конану казалось, что далекий и суровый голос постоянно взывает к нему, что в его сознании звучит одно-единственное грозное слово: "Враг!"
      Вскочить, натянуть одежду, опоясаться мечом да плеснуть себе в лицо пригоршню воды было делом одной минуты. Айана, основательно умаявшись за ночь, так и не проснулась. Патриарх свайолей повел киммерийца через рощу, поправляя его, когда он забирал слишком сильно вправо или влево.
      На краю зарослей Конан остановился. Древо-Отец поднял тревогу не напрасно - твари Сета вновь двигались к священной Роще.
      Сегодня их было пятеро. И было видно, насколько недешево дался им вчерашний бой. Бодро шагал один только рыжий ящер, да зверь Хатар полз уверенно и мощно. Крылатый демон летел медленно и низко, крылья его поднимались и опускались с явным трудом; второй ползун, которому Конан рассек мечом глаз, тащился позади и, будь эта тварь человеком, киммериец не преминул бы сказать, что, мол, идет он ровно на эшафот. Многоногая же тварь с костяным серпом на голове тащилась и совсем еле-еле, припадая на один бок; половина ее клешней и щупалец по-прежнему висела безжизненно.
      При виде этого изрядно потрепанного воинства Конан не мог удержать злорадной ухмылки. Все-таки они им изрядно врезали!
      Вскоре стало ясно, что чудовища изменили тактику. Они построились узким и острым клином; в его вершине шел рыжий ящер. Слева от него и чуть сзади извивался зверь Хатар; на одной линии с ним мерно взмахивал крыльями летучий демон. Третью линию боевого порядка составляли пострадавшие больше других второй ползун и многоножка.
      Звери Сета решили идти на прорыв в одном месте, решив таким образом избегнуть многочисленных ловушек. План их был прост и понятен - вперед они пустили ящера, который меньше всех, похоже, опасался ловушек и самострелов Конана. И это значило, что волей-неволей киммерийцу приходилось первым встретиться именно с этим огненно-рыжим демоном, самым опасным из всей шестерки. Ящер двигался уверенно и мощно. В каждом его шаге чувствовалась исполинская сила; под гладкой броней перекатывались вздутия громадных мышц. На фоне светлого оранжевого тела резко выделялся черный ошейник.
      Конан закусил губу. Что делать? Если на этот раз твари навалятся на него всем скопом, не поможет уже ничто. Эх, уложить бы крылатого... тогда, быть может, и удалось бы увести остальных за собой, прочь от Рощи Свайолей.
      Взгляд Конана напряженно ощупывал величественную фигуру громадного ящера - киммериец отыскивал слабые места в роговых доспехах врага. Брюхо с его мягкими желтоватыми валиками морщинистой кожи казалось весьма привлекательным... но уж слишком бросается в глаза. Нет, вряд ли Сет настолько глуп, чтобы творить себе слугу, уязвимое место которого расположено таким образом, чтобы человеку с мечом было бы удобнее до него добраться. Стоп! А что это у нас там такое на глотке?!
      Под черным ошейником ящера Конан разглядел перекатывающийся зоб; роговая чешуя там была совсем мелкой и тонкой. Если уж меч Гатадеса рубил панцирь ящера и там, где он был самым толстым и прочным... то как знать, быть может, все можно будет разрешить одним точным ударом в горло?!
      Звери Сета подходили все ближе и ближе; киммериец ловко, точно леопард, вскарабкался на дерево. Оставалось надеяться только на то, что тварь подойдет достаточно близко, но так, что Конан успеет дотянуться до нее прежде, чем она сама дотянется до него.
      Конан взбирался все выше и выше, до тех пор, пока ветви не начали гнуться под его тяжестью. Ящер был очень высок, но и выбранный северянином платан - один из немногих в роще - не уступал в росте чудовищу. Конан извлек на свет клинок Гатадеса и приготовился...
      Крылатый демон заметил его первым. Издавая дикий и злобный клекот, тварь закружилась вокруг платана, не подлетая, однако, слишком близко и не пытаясь нападать. Весь строй демонов, как по команде, развернулся и двинулся к дереву.
      Конан сжался в комок. Если у этих тварей хватит ума окружить его со всех сторон... дело станет совсем скверным.
      Однако крылатый демон, покружив некоторое время вокруг Конана, вернулся к своему месту в строю; ящер теперь шел прямо на Конана, неотрывно глядя в лицо киммерийцу своими странными глазами, так похожими на человеческие...
      "Кром, сделай так, чтобы Айана оказалась где-нибудь подальше от этого места", - вдруг горячо взмолился Конан, обращаясь к своему суровому покровителю. Сама мысль о том, что нежная и ласковая, стыдливая и робкая дриада станет добычей этих кошмарных чудовищ, заставляла сердце биться вдвое быстрее, а руки - еще крепче сжимать рукоять клинка.
      Ящер приближался. На сей раз он не собирался ждать. Вожак стаи Великого Змея должен был сам сразиться с дерзким противником, подобного которому еще ни разу не встречала выпестованная Сетом свора.
      Ящер шагал, не обращая внимания на приводные бечевы ловушек. Вот сработала одна из них, утыканный шипами гребень воткнулся в мягкое брюхо предводителя стаи - демон лишь издал короткий рык, выдернул занозу, отбросил в сторону и зашагал дальше. Вот, как и в прошлый раз, он сорвал колышек, удерживавший натянутую тетиву самострела - но короткий и толстый дротик бессильно отскочил от нагрудной чешуи чудовища.
      Конан скрипнул зубами от досады. Не будь эти твари так глупы, они бы уже сейчас смогли расправиться со всей рощей! Оставить под платаном рыжего ящера - и готово дело...
      Однако настолько хитроумные планы, похоже, были слишком сложны для небогатого умом демона. Рыжий вожак пер прямо на укрывшее Конана дерево, и киммерийцу казалось, что он ощущает дрожь, пробежавшую по стволу платана...
      Не доходя двух десятков футов до дерева, ящер остановился. Глаза его взирали на Конана с откровенной и плотоядной усмешкой; от источаемого им зловония у киммерийца едва не началась рвота. Зверь Великого Змея заранее торжествовал победу. Что может против него, столь могучего и необорного, какой-то ничтожный человечек, пусть даже и с зачарованным мечом? Достаточно протянуть одну из усаженных когтями лап...
      Отливавшие синевой когти вытянулись к Конану, нещадно ломая ветви и сучья несчастного платана. Громадные, точно настоящие турецкие сабли, клинки эти были способны растерзать человека в несколько мгновений; и, когда оставалось не более одного фута, киммериец внезапно прыгнул, как сутки тому назад прыгал с самого Старейшего на спину крылатого демона.
      Тело Конана с силой пробило сплетение ветвей. Руки киммерийца крепко вцепились в сустав одной из лап ящера и прежде, чем страшные когти обхватили его, Конан резко подтянулся и, почти лежа на предплечье ящера, что есть силы выбросил вперед меч Гатадеса.
      Северянин целился в пульсирующий надувающийся пузырем зоб на горле ящера, однако тот уже начинал двигаться, стараясь поспеть за стремительным рывком киммерийца - и меч угодил не в открытое горло демона, а в толстую черную цепь ошейника, куда, как убедился Конан на примере многоножки, бить было совершенно бессмысленно...
      Клинок, казалось, на миг окутался призрачным пламенем. Острие его врезалось в черный металл ошейника, посыпались искры - но удар северянина был настолько силен, что цепь не выдержала, одно из звеньев лопнуло и ошейник невиданной гремучей змеей соскользнул вниз, под ноги ящеру.
      - Кром! ! - вырвался вопль Конана. Он уже чувствовал, как сверху на него опускаются сразу две когтистые лапы, времени нанести второй удар не оставалось, его стискивали... отрывали... тащили куда-то вверх, к усаженной коричневыми подгнившими зубами пасти, откуда исходил самый сильный смрад...
      И тут сжимавшая его поперек тела жесткая чешуйчатая лапа внезапно разжалась. Конан камнем полетел вниз, насилу ухитрившись замедлить падение, хватаясь за ветки платана.
      С демоном же творилось что-то непонятное. Сперва он замер, словно пораженный молнией; затем вдруг завертелся на месте, растопырив все четыре верхних лапы в разные стороны. Голова чудовища задралась, из глотки вырвался долгий ужасный рев, а затем Конану вдруг показалось, что он разбирает в этом реве слова, отрывистые и бессвязные:
      - Где?.. Кто?! Рвать?! Цепь! Цепь! ! !
      "Кром всемогущий, - мелькнуло в голове киммерийца, - да уж не окажется ли тут как с Аррадерсом?!"
      Конан лежал на земле, с трудом приходя в себя после падения с высоты. Пальцы правой руки по-прежнему сжимали меч; однако в тот миг он даже не думал об оружии или об окружавших его демонах. Взгляд его был без остатка прикован к дергающемуся и воющему рыжему ящеру; того корчило словно в агонии, из пасти хлопьями летела пена, мощные нижние лапы и толстый хвост взрывали землю; казалось, чудовище уже ничего не видит вокруг.
      И тут началось нечто совсем уж непонятное. Остальные четверо демонов некоторое время смотрели на происходящее совершенно равнодушно и безучастно; однако, когда хвост рыжего ящера случайно задел и отбросил далеко в сторону разорванный ошейник, что валялся подле его ног на земле, поведение четырех других тварей Сета внезапно изменилось. Они вдруг резко и враждебно заворчали, словно бродячие псы, ссорящиеся из-за кости; головы их пригнулись, пасти раскрылись, обнажая готовые к бою клыки; Хатар вновь выпростал свой трубчатый язык.
      Рыжий ящер как будто бы почуял неладное. Он внезапно перестал вертеться и сотрясать рыком окрестности; в наступившей тишине он медленно наклонил голову и обвел взглядом своих недавних подручных. Взгляд этот упал и на Конана; ошибиться было невозможно, это был человеческий взгляд и он предлагал встать рядом, плечом к плечу для последнего боя!
      Киммериец еще успел подняться на ноги, когда четверо демонов разом бросились на них, а Хатар вдобавок и плюнул ядом, метя при этом не в северянина, а в своего недавнего предводителя.
      Рыжий ящер с неожиданной ловкостью и грацией, непредставимой для его грузного тела, успел отклониться чуть в сторону, и струя яда пронеслась мимо.
      Первой дерзнула броситься на бывшего вожака, как ни странно, серьезно раненная Конаном во вчерашнем бою многоножка. Костяной серп на голове с неожиданной ловкостью мотнулся из стороны в сторону, совершая какие-то обманные движения, и ударил в низ груди ящера, да так, что тот аж покачнулся. Этим немедленно воспользовались второй ползун и крылатый демон. Они разом бросились с обеих сторон, норовя вцепиться в ноги и повалить вожака. Позади них пыжился и тужился Хатар, явно собираясь плюнуть ядом вторично.
      Конан вскочил на ноги. Конечно, самое разумное было бы повернуться и постараться как можно скорее унести отсюда ноги, предоставив этим тварям пожирать друг друга, однако киммериец чувствовал, что все случившееся - не следствие охватившего вожака безумия. Нет, просто черная цепь на рыжем ящере значила нечто иное, чем на многоножке; он явно переставал быть слугой Великого Сета, он обретал свободу, хотя и не во всем подобную свободу, как это происходило с Аррадерсом. И Конан никак не мог бросить этого ящера, в чьей речи внезапно прорезались человеческие слова, одного против четверых врагов.
      Кольцо вокруг рыжего вожака не успело сомкнуться. Сам ящер с яростным ревом, который, однако, уже очень сильно походил на человеческий голос, бросился на серпоголового многонога. Одноглазый ползун оказался между ящером и Хатаром; Конан же оказался на пути у крылатого демона.
      Меч Гатадеса со свистом очертил в воздухе сверкающее полукружье. Краем глаза не переставая следить за плюющимся ползуном Хатаром, киммериец опутал блистающей сетью выпадов своего противника, целясь тому в глаза единственное по-настоящему уязвимое место у этих слуг Сета; северянин пригибался, уворачивался, приседал, подпрыгивал, забыв и думать о бережном расходовании сил, и страшные когти летучей твари ни разу не задели его.
      Зато меч Конана щедро крошил тело демона. Раз, и другой, и третий сияющее лезвие оставляло длинные кровавые росчерки на темно-коричневой плоти. И без того плохо повиновавшиеся демону крылья окончательно обвисли; из нескольких глубоких ран на груди толчками выбивалась кровь.
      Конан не имел даже доли секунды на то, чтобы обернуться; из-за его спины доносился сотрясающий деревья рев. Демоны сошлись в смертельной схватке. Ящер запустил когти всех своих четырех лап в спину и шею многоножки, длинный хвост его, не переставая, хлестал во все стороны, не давая одноглазому ползуну приблизиться достаточно близко. И вместе с тем ящер обнаружил удивительное проворство - даром пропали уже два ядовитых плевка. Хатар явно осторожничал, держась в отдалении от разбушевавшегося вожака и не выказывая стремления сойтись в честном ближнем бою.
      Из спины многоногого демона летели целые веера темно-багровых брызг артерии были перебиты, кровь щедро хлестала по бокам, бесчисленными ручейками сбегая на землю; глаза страшилища были выкачены в муке, но, несмотря ни на что, демон продолжал сражаться. Клешни и щупальца действовали у него только справа; ящер изо всех сил пытался отгородиться от них телом своего противника, однако это удавалось ему далеко не всегда, и вот сразу две клешни многоногого существа впились в оранжевую броню четверорукого гиганта, проломили ее, вырвав из брюха несколько окровавленных кусков мяса.
      При виде этого осмелел и одноглазый ползун; хвост ящера в очередной раз врезался в землю рядом с мордой извивающегося демона, и тот решил, что настало его время. Даже зверь Хатар отбросил осторожность и, на ходу целясь своим трубчатым языком, устремился следом за собратом.
      Рыжий ящер оглянулся, не выпуская многоножку из своих смертельных объятий; Конан в этот момент тоже обернулся - его демон, наконец, отпрыгнул достаточно далеко назад - и его глаза встретились на краткий миг с глазами рыжего ящера.
      Конан смотрел в человеческие, подернутые болью и горящие гневом, но совершенно человеческие глаза. Казалось, этот взгляд говорил: "Ничего, приятель! Ты справа, я слева - мы с тобой тут год простоим!", несмотря на то, что трава под ногами рыжего ящера уже окрасилась и его собственной кровью, а не только кровью его врагов.
      Конечно, - киммерийцу не удалось бы так лихо обрабатывать противостоящего ему демона, не будь тот изранен Аррадерсом в предшествовавшем бою. Наконец клинок Конана сильно надрубил основание левого крыла; демон с жалобным визгом шлепнулся брюхом о землю.
      И тут к киммерийцу повернулась круглая отвратительная башка Хатара. Ползун собирался извергнуть свой запас яда в ящера, но, верно, в визге грохнувшегося вниз демона прозвучал отчаянный призыв о помощи, и Хатар решил помочь.
      Тем временем демон с костяным серпом окончательно обмяк и когти рыжего ящера разжались. Изорванное, окровавленное тело бесформенной грудой повалилось; и тут в дело, наконец, вступили ползуны. И, хотя Хатар вновь промахнулся, киммериец быстро пригнулся, услышав знакомое шипение - клыки и щупальца ползуна оказались куда как опасны.
      Метко ударивший хвост ящера распорол броню на боку одноглазого демона, однако метнувшиеся десятки щупалец оплели одну из четырех когтистых лап, немилосердно ее выкручивая.
      Послышался жуткий хруст: Хатар впился зубами в бедро ящера.
      Из глотки рыжего гиганта вырвался отчаянный крик. Это была просьба о помощи, самая отчаянная просьба, какую когда-либо на смертном поле доводилось слышать Конану - потому что просившему грозило нечто куда более худшее, чем смерть.
      Казалось, ползуны напрочь забыли о Конане. Ящеру уже не удавалось удерживать их на почтительном расстоянии, они вцепились в гиганта, оплетая его тело десятками и десятками гибких, но очень сильных щупалец. Очевидно, до тупого умишки Хатара наконец дошло, что нечего тратить силы и время на ловкого и подвижного киммерийца; нужно покончить с рыжим ящером; в этакую громаду в несколько футов при всем желании невозможно...
      Противник Конана издал жалобное курлыканье. Ящер и ползуны сплелись в один ревущий, рычащий, бьющийся, окровавленный клубок; летучий демон остался один на один с разъяренным киммерийцем. Израненный, с надрубленным крылом, которое бессильно волочилось по земле, зверь Сета уже и не помышлял о нападении, лишь кое-как отбиваясь от стремительных атак северянина.
      Рыжий ящер закричал вторично. Одна из четырех его лап, сломанная, беспомощно свисала вдоль тела; зато когти трех других вонзились глубоко в плоть Хатара, неловко оказавшегося перед резко повернувшимся вожаком. Гигант тряс ползуна за загривок, словно котенка; из-под когтей ящера летели красные струйки, Хатар отчаянно мотал круглой башкой, но нацелить свой смертоносный язык на своего противника ему никак не удавалось. Громадные рваные раны на его спине становились все больше и обильно кровоточили; каждый новый взмах когтистой лапы ящера заставлял Хатара корчиться от страшной боли; плоть безногой твари клочьями летела в разные стороны.
      Зато одноглазый ползун несколько преуспел. Его громадные зубы почти перегрызли мощное бедро рыжего гиганта, щупальца, изловчившись, оплели и начали выламывать вторую лапу; хвост мятежного демона несколько раз со свистом стегнул по спине и бокам одноглазого существа, оставляя длинные рваные раны, но ползун лишь глухо взревывал от боли, не оставляя хватки.
      Конан понял, что еще немного - и его неожиданного союзника будет ожидать очень печальная участь; понимал - и в то же время никак не мог окончательно разделаться с неуклюже семенящим перед ним крылатым демоном. Тот защищался из последних сил; однако одолеть его даже сейчас было куда как непросто и такому великолепному воину, каким был киммериец.
      Меч Конана раз за разом погружался в тело твари Сета - та дергалась, хрипло вопила - но отдавать концы, несмотря ни на что, явно не собиралась; киммериец никак не мог нанести последнего удара.
      А тем временем Хатар, корчась в муке, запрокинул-таки залитую кровью голову, его язык показался между изломанных страшным ударом ящера челюстей и струя яда брызнула прямо в глаза рыжему вожаку. И увернуться от нее он уже не успел.
      Левая половина громадного тела замерла, словно оледенев; две лапы отказались повиноваться, и счастье еще, что одна из них и так была сломана, а вторую оплели десятки щупалец одноглазого ползуна. Однако и силы двух оставшихся правых лап хватило, чтобы яростным движением, в котором сквозила сила обреченности, с корнем вырвать почти все хватательные отростки из спины Хатара; сжимавшая шею ползуна лапа погружалась все глубже и глубже в тело, и вот, наконец, достигла шейных позвонков. С глухим ревом, в котором смешались и торжество, и боль, рыжий ящер вырвал лапу из глубокой раны; в окровавленной трехпалой кисти смутно белело начало позвоночного столба.
      Морда Хатара ткнулась в измятую и залитую кровью траву; тело его тотчас обмякло.
      Казалось, можно было бы торжествовать победу; однако в тот миг не выдержала наконец и берцовая кость рыжего ящера, треснув под зубами одноглазого ползуна. С отчаянным, совершенно человеческим криком гигант повалился набок. Ползун тотчас же потянулся зубами к его горлу, одновременно обвивая щупальцами еще действовавшие лапы своего противника.
      "Ну же, Конан!"
      Отбросив осторожность, варвар бросился в последнюю атаку. Он рычал и ревел ничуть не тише тварей Сета; летучий демон попытался было отпрыгнуть назад, но прыжок киммерийца был для него слишком быстр. Меч сияющей полосой сверкнул в воздухе; и без того искромсанное крыло отвалилось, отрубленное напрочь; вторым ударом северянин вогнал меч в бок врага по самую рукоятку. И на сей раз клинок дошел до глубоко упрятанного сердца.
      Выдернув меч из опрокинувшейся набок туши, северянин поспешно развернулся. Он увидел одноглазого ползуна, уже обвившегося вокруг поваленного ящера, увидел кровь на горле мятежного демона...
      - Айана! - неожиданно для самого себя крикнул Конан, бросаясь в атаку. Пять или шесть щупалец попытались остановить его, метнулись наперерез; он срубил одно, проскользнул между двумя другими, пинком ноги отбросил четвертое... В два прыжка Конан оказался рядом с поверженным гигантом, вскочил на твердое, покрытое мощной роговой чешуей плечо и, уже чувствуя обвившееся вокруг пояса щупальце ползуна - оно подобралось сзади - что было сил рубанул по оставшемуся еще целым громадному фасеточному глазу.
      Второй удар рассек вцепившееся в киммерийца серое щупальце; источающая непереносимый смрад пасть ползуна щелкнула возле самой груди Конана, и в тот же миг поваленный ящер, собрав последние силы, вонзил свои смертоносные когти в бок ползуну, примерно футах в трех ниже головы.
      Рыжий ящер умирал, из широких ран на горле хлестала дымящаяся кровь, но мускулы его еще действовали и он щедро тратил последние мгновения отпущенного ему существования, пытаясь спасти киммерийца - меч Конана завяз в кости нижней челюсти чудовища, в плечи и торс варвара вцепились разом штук десять или даже больше хватательных хоботов, неумолимо тянувших северянина к разверзнутой смрадной пасти... Сил сопротивляться уже не оставалось.
      Конан отчаянно упирался руками в нижний край пасти, когда когти рыжего ящера взломали панцирь ослепленного ползуна, пронзили толщу плоти и одним движением в клочья разорвали сердце демона.
      И тут яд, извергнутый чуть раньше Хатаром, добрался до нервных узлов и правой половины тела умирающего ящера; он оказался полностью парализован.
      Тело мертвого ползуна медленно покосилось и с мокрым громовым шлепком свалилось на землю. Смертельные объятия разжались. Конан скатился вниз.
      Встать оказалось нелегко. Прощальные объятия чудовища, казалось, переломали все до единой кости в теле киммерийца; кое-как помогая себе рукой и опираясь на меч, Конан поднялся, все еще не веря, что остался в живых.
      Рыжий ящер медленно повернул к человеку уродливую голову; из рваных ран на шее выплеснулась кровь, видны были судорожно содрогавшиеся мышцы. Демон страшным усилием превозмог на несколько мгновений мертвящее действие яда. Страшные челюсти приоткрылись, и тихий хриплый голос с натугой произнес, обращаясь к неподвижно застывшему человеку:
      - Убей меня этим мечом, друг!
      Слова еще не успели отзвучать, как яд Хатара добрался до мускулов шеи и гортани. Демон умолк, теперь говорить могли одни только его глаза - однако Конан в жизни своей не видывал более красноречивого взгляда.
      Киммерийцу доводилось слышать о свирепых обрядах некоторых племен пустыни, которые приканчивали тяжелораненых прямо на поле боя, дабы не умножать их мучения, но самому ему такое проделывать еще не приходилось. Он мог с легкостью положить в бою не один десяток врагов, без всякого сожаления. Но убить беспомощное... беззащитное... да еще и спасшее тебя, пусть даже и жуткое страшилище, сотворенное злобным ночным демоном?..
      "Убей же, не медли!" - отчаянно молили глаза умиравшего ящера. Человеческие глаза.
      Конан даже закусил губу от злости на самого себя. И это он-то, уже давно потерявший к девятнадцати зимам счет убитым врагам - он не может подойти и облегчить страдания этого существа, неважно, демон он или, как Аррадерс, человек в чужом для него теле?!
      "Ну же, во имя Крома!" - прикрикнул сам на себя киммериец. И - шагнув к умирающему гиганту, киммериец одним коротким и точным ударом вогнал меч в грудь ящера. Отчего-то он не сомневался, что бить следует именно сюда и что клинок быстро дойдет до сердца, без мучений оборвав нить жизни поверженного демона...
      Тело в рыжей чешуе дернулось один-единственный раз и замерло. Ящер был мертв. Конан остался один посреди мертвого поля, посреди широкого круга вытоптанной травы и взрытой почвы, щедро орошенной кровью сражавшихся. А над головой весело и безмятежно светило невозмутимое солнце, которому все равно - празднуется под его ласковыми лучами веселая свадьба или же идет смертельный и кровавый бой...
      Так или иначе, Роща Свайолей, священная Роща дриады Айаны, была спасена. Киммериец исполнил взятое им на себя обещание. Твари Сета были мертвы - все до единой; однако что-то мешало Конану равнодушно повернуться спиной к побоищу и уйти восвояси требовать с хозяйки рощи обещанную награду. Киммериец во все глаза смотрел на распростертое тело рыжего ящера; и, хотя он ни на секунду не отводил взгляда, киммериец так и не смог понять, в какой момент тело чудовища внезапно утратило свой ярко-огненный цвет, исчезла чешуя, громадное туловище внезапно съежилось, втянулись далеко выдававшиеся вперед челюсти, исчез шипастый хвост, бесследно пропала вторая пара верхних когтистых лап... И лишь широко открытые мертвые глаза остались прежними. Через несколько мгновений перед Конаном на земле появилось неподвижное и окровавленное человеческое тело.
      - Кром! - пробормотал потрясенный киммериец.
      Лежавший перед ним оказался невысоким, мускулистым и коренастым мужчиной, с короткой и аккуратной черной бородой клинышком и чуть вьющимися черными волосами. Скулы чуть выдавались, на оливковой коже лба виднелся застарелый беловатый шрам, оставленный, скорее всего, от сабельного удара погибший был, без сомнения, воином и притом туранцем.
      - Гатадес!.. - прошептал киммериец.
      Конан ни разу не видел этого таинственно исчезнувшего капитана тиридатовой гвардии, но помнил ходившие одно время по Шадизару слухи. Судя по описанию, погибший несколько смахивал на исчезнувшего, но можно ли в полной мере доверять молве?
      Тем не менее, бросать его здесь было, конечно, нельзя. Киммериец взвалил тело себе на плечи и поневоле медленным шагом двинулся в глубь священной Рощи. За его спиной, привлеченное острым запахом крови с громким хлопаньем черных крыльев быстро слетелось ненасытное воронье.