Дункан так и сделал, не слишком, впрочем, любезно. Ему не понравилась нотка упрека в голосе Алана, не понравились ему и слова, с которыми тот обратился к Лелли, как если бы она была не паршивой марсишкой, а какой-нибудь леди с Земли. К тому же, несомненно, Алан не мог не заметить ссадину у нее на щеке, которую было отчетливо видно под румянами. Мысленно Дункан сразу отнес Алана Уинта к категории скользких, настырных типов - он таких недолюбливал, и ему оставалось только надеяться, что между ними не возникнет серьезных трений
      Все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть - кто первый заварил кашу. Случилось это примерно месяца через три. Но, несомненно, скандал назревал уже давно. И он разразился бы гораздо раньше, если бы работа доктора Уинтане требовала столь частых и длительных отлучек. Бомба взорвалась однажды вечером, когда Лелли, подняв глаза от книги, лежавшей у нее на коленях, спросила: - Что значит "эмансипация женщин"?
      Алан начал объяснять. Он не успел еще докончить первой фразы, когда Дункан вмешался:
      - Послушайте, кто просил вас забивать ей голову всякими идеями?
      Алан пожал плечами и посмотрел на него в упор.
      - Довольно глупый вопрос. Но уж коли на то пошло, почему бы ей не иметь в голове идей? Что в этом плохого?
      - Вы знаете, что я имею в виду.
      - Не понимаю людей, которые не могут прямо сказать, что они имеют в виду. Может быть, попробуете?
      - Хорошо, попробую. Я имею в виду, что вы явились сюда со своими всякими штучками и учеными разговорами и с самого начала стали совать нос не в свои дела. И с самого начала стали лезть к ней со своими любезностями, как привыкли, должно быть, там, дома.
      - Да, так. Я рад, что вы заметили это.
      - И вы думаете, я не знаю - почему?
      - Абсолютно уверен, что не знаете. У вас мысли работают только в одном направлении. И вы думаете, со свойственной вам узостью мышления, что я собираюсь отбить у вас вашу девушку, и вас это возмущает ровно на сумму в две тысячи триста шестьдесят фунтов. Но вы ошибаетесь-у меня относительно нее неттаких намерений.
      Дункан несколько мгновений молчал в замешательстве, потом взорвался:
      - Она моя жена! Пусть она и тупая марсишка, но мне она законная жена, и как я сказал, так и будет.
      - Пусть Лелли марсианка, "марсишка", как вы ее называете, пусть она даже ваша жена, хоть и не похоже на то, но уж в любом случае она не тупая. К примеру, поглядите, как она быстро научилась читать, стоило кому-то только показать ей буквы. Никто не справился бы с этим так здорово, а ведь она даже языка как следует не знала.
      - А вас никто и не просил ее учить. Ей читать совершенно не обязательно, она прекрасно обходилась и без книг.
      - Именно так и рассуждали рабовладельцы в старые времена. Я рад, что хоть в этом смог ей помочь, если ни в чем другом.
      - А зачем? Да все для того, чтобы она на вас смотрела с восхищением. Как же, учитель, великий человек!
      - Я с ней разговариваю так, как разговаривал бы с любой женщиной где бы то ни было, только немного попроще, может быть, - ведь у нее не было возможности получить образование. А если она считает меня лучше вас - я не могу с ней не согласиться.
      - Я покажу тебе, кто из нас лучше... - начал Дункан, но Алан прервал его.
      - Вряд ли это нужно. Я, когда ехал сюда, уже предполагал, что вы никчемный человек, иначе вы не очутились бы на такой работе. А когда приехал, скоро понял, что вы, к тому же, еще и подонок. Вы думаете, я не заметил ее синяков и ссадины?.. Аскарида ты несчастная!
      В пылу ссоры Дункан не мог вспомнить, что такое аскарида, но ясно понял, что это - не комплимент. Никому такое с рук не сходило. Он уже готов был броситься на обидчика с кулаками, но, как ни был разъярен, все же сдержался. Двадцать лет в космосе многому его научили - еще совсем юнцом он на собственном опыте убедился, что нет ничего бессмысленнее и нелепее, чем драка в состоянии невесомости. И тот, кто лезет первый, выглядит только смешнее.
      Оба они еще порычали друг на друга, потом успокоились. Инцидент как будто забылся. Оба рассудили, что худой мир лучше доброй ссоры, а им слишком много приходилось бывать в обществе друг друга.
      Алан по-прежнему совершал поездки на маленьком вездеходе, который он привез с собой. Он производил разведку отдаленных участков спутника, привозил много образцов скальных пород, проводил их анализ в своей небольшой лаборатории и, наклеив ярлычки, аккуратно складывал в ящики. В свободное время он, как и прежде, занимался с Лелли.
      Дункан в душе сознавал, что Алан возится с Лелли, в основном от нечего делать, но так же прекрасно он понимал, что совместное времяпрепровождение и общие интересы не могут их не сблизить. Пока между ними не было ничего такого, на что он мог бы указать пальцем, но ведь Алану предстояло жить на станции еще почти девять месяцев, даже если его заберут вовремя. Рано или поздно между ними начнутся шашни, а там, глядишь, станут на него, Дункана, смотреть, как на досадную помеху, которую лучше бы убрать. Предусмотрительный человек не должен до такого доводить, профилактика лучше всякого лечения. Конечно, следует все сделать. тихо-мирно, без шума...
      Шума не было.
      В один прекрасный день Алан, как обычно, отправился на разведку на противоположную сторону спутника. И не вернулся. Вот и все.
      Лелли, опять же, никак не показала, что она думает о случившемся, но кое в чем она, пожалуй, изменилась. Несколько дней она почти не отходила от окна в большой жилой комнате, прислонившись к стеклу, уставившись в черноту. Она, конечно, ничего уже не ждала, не надеялась на его возвращение - она так же хорошо, как и Дункан, знала, что по истечении тридцати шести часов ждать больше некого. Она ничего не говорила. Ее выражение лица не изменилось - все то же легкое удивление. Только в глазах можно было заметить что-то новое, как будто жизнь ушла из них, спряталась глубже, затаилась.
      Дункан не знал, догадывается ли она о чем-нибудь. Он не решился задавать ей наводящие вопросы, побоялся натолкнуть на догадку - разу-меется, если она сама уже не догадалась.
      Он нервничал, не признаваясь самому себе, что боится ее. Он оставил ее в покое, предоставил ей сколько угодно торчать перед окном, хотя в прежние времена быстренько погнал бы ее, нашел бы ей работу. Неуютно ему стало на станции, беспокойно - он-то ведь прекрасно знал, что ей, при всей ее ограниченности, не так уж трудно подстроить ему какую-либо каверзу, а в космосе любая неполадка кончается печально. Он внимательно следил за ней, когда она готовила пищу, и не притрагивался к еде, пока она не начинала первой. Он так и не смог понять, догадалась ли она, не подозревает ли его. После гибели Алана она ни разу не произнесла вслух его имени...
      Подавленное настроение у нее держалось с неделю. Потом она резко изменилась. Больше не подходила к окну. Вместо этого она с головой ушла в чтение, читала жадно и без разбора. Дункану была непонятна ее страсть к книгам, он этого никоим образом не одобрял, но решил не вмешиваться. Пусть читает, бог с ней, лишь бы не раздумывала о всяких неприятных вещах...
      Жизнь текла своим чередом, месяц за месяцем приближали Дункана к окончанию его срока службы на станции. Против своей воли он убеждался, что его мнение о прирожденной тупости Лелли было ошибочным. Она вычитывала из книг такие вещи, о которых он даже не имел представления. Иногда, правда, довольно редко, она обращалась к нему за разъяснениями, и тогда ему приходилось выкручиваться весьма неприятное ощущение; но не мог же он показать этой марсишке, что чего-то не знает! Будучи человеком практичным, он имел сильное предубеждение против всякой книжной мудрости, и частенько, вместо объяснения, твердил ей, что в книгах пишут много ерунды, потому что все эти писаки не знают настоящей жизни, как знает ее, к примеру, он. И он вспоминал различные случаи из собственного опыта, приводил ей всевозможные примеры, сам не замечая, что учит ее.
      Усваивала она и книжные знания, и практические навыки поразительно быстро. Поневоле ему пришлось признать, что марсиане, видимо, не такие уж безнадежные тупицы, как он думал, просто им лень работать головой. Лелли впитывала всевозможные знания как губка: прошло совсем немного времени, и она уже знала обо всем, связанном с перевалочной станцией чуть ли не больше, чем он сам. А однажды ему пришла забавная мысль...
      Раньше он считал, что образование - это бесполезная трата времени, но теперь, глядя на Лелли, он начал серьезно задумываться, что же ему с ней делать дальше. Пожалуй, когда он отвезет ее обратно на Марс, он сможет выручить за нее приличную сумму, может быть, все 2360 фунтов, а то и больше. Ведь из нее теперь может получиться неплохая секретарша для какого-нибудь бизнесмена... Он стал помаленьку натаскивать ее в счетоводстве и ведении конторских книг; правда, сам он был не спец в этой области.
      Месяцы продолжали скручиваться в тугую спираль - чем дальше, тем быстрее. У него появилась уверенность в себе - уж теперь-то он не свихнется, выдержит; так приятно было сидеть на станции, ничего практически не делая, и сознавать, что его счет в банке растет, растет...
      На Каллисто открыли какое-то новое месторождение, грузооборот перевалочной станции несколько увеличился. В остальном течение жизни не изменилось. И однажды, как-то удивительно неожиданно для него самого, наступил день, когда он смог сказать себе: - Ну, еще один корабль, потом еще один - и все!
      И вот он уже стоит на металлической площадке перед жилым куполом, наблюдая, как корабль поднимается над спутником, и твердит себе:
      - В последний раз, в последний раз я это вижу! В следующий раз я уже буду внутри, буду улетать с этой проклятой станции, и тогда - мама, мама!..
      Он наблюдал за кораблем, пока тот не скрылся. Потом повернулся к двери шлюзовой камеры - и увидел, что она закрыта.
      Когда он пришел к выводу, что Лелли не собирается мстить ему за Алана Уинта, он бросил эту свою привычку - припирать открытую внешнюю дверь шлюзовой камеры обломком скалы. Когда ему нужно было по работе выйти наружу, он просто оставлял дверь распахнутой - на спутнике ведь не было ни ветра, ни чего-либо другого, что могло бы захлопнуть дверь. Он схватился за рычаг замка и потянул. Рычаг не сдвинулся ни на дюйм.
      Дункан выругался - замок заело. Он протопал до конца металлической площадки, потом, с помощью реактивного пистолета, обогнул купол и заглянул в окно. Лелли сидела в кресле с застегнутой пружинной полостью, погруженная в мысли. Внутренняя дверь шлюзовой камеры была открыта, не удивительно, что внешнюю дверь невозможно было открыть. Замок был заблокирован, к тому же на внешнюю дверь с силой в несколько тонн давил воздух в куполе.
      Дункан побарабанил пальцами по толстому стеклу двойного окна, чтобы привлечь ее внимание; она, конечно, не могла его услышать, но краем глаза заметила движение за окном и подняла голову. Повернулась к окну и уставилась на него. Он вытаращил глаза: завивка еще была на месте, но все остальные признаки, делавшие ее мало-мальски похожей на женщин Земли - помада, румяна, браслет, все, к чему он ее приучал, на чем так упорно настаивал, - все исчезло. Ее круглые глаза под высоко поднятыми бровями, холодно, как ледышки, смотрели на него с прежним выражением легкого изумления.
      Предчувствие несчастья обрушилось на него, как физически ощутимый удар. Все застыло в его глазах на несколько секунд. Но он еще пытался обмануть себя, пытался сделать вид, что не понял. Жестом показал, чтобы закрыла внутреннюю дверь. Она продолжала смотреть на него, не двигаясь. Только сейчас он обратил внимание на книгу, которая была у нее в руках. Он узнал эту книгу. Это была книга не из станционной библиотеки, это был сборник стихов в голубой обложке. Когда-то эта книга принадлежала Алану Уинту...
      Страх сдавил ему сердце. Он торопливо взглянул на маленький циферблат манометра на груди костюма и облегченно вздохнул: давление воздуха нормальное, хватит еще часов на тридцать. Она не решилась баловаться с воздушным баллоном его костюма. Он автоматически попытался вытереть холодный пот, выступивший на лбу. Нет, надо взять себя в руки! Короткий выстрел реактивного пистолета доставил его обратно на металлическую площадку, магнитные подошвы прилипли к ней. Теперь можно все обдумать.
      Но какая стерва! Так тихо вела себя, затаилась, заставила его подумать, что забыла об Алане Уинте. Специально усыпляла его бдительность. А сама готовила удар в спину! И ведь выждала до самого конца, чуть ли не до последней минуты... Прошло порядочно времени, пока понемногу потухли его страх и ярость, прежде чем он смог спокойно рассуждать.
      В его распоряжении, скажем, тридцать часов. Времени достаточно, чтобы многое успеть. И даже если ему не удастся проникнуть в купол, часов за двадцать, у него остается последний, отчаянный путь к спасению - стартануть себя на Каллисто в одном из грузовых контейнеров.
      Даже если позже Лелли начнет трепаться о том случае с Уинтом, что из этого? Она наверняка не знает, как все это сделано. И что значит свидетельство какой-то марсишки против его слова? Ее просто упрячут в сумасшедший дом.
      ...И все же это бросит на него тень, так что лучше бы утрясти это дело прямо здесь, сейчас. К тому же, идея с контейнером слишком рискованна, годится только на крайний случай. Сначала нужно попробовать другие способы.
      Еще несколько минут он размышлял, потом выстрелом направил себя к малому куполу. Войдя внутрь, выключил рубильник, отключил электрическую сеть от питания, подаваемого с главных аккумуляторов, которые заряжались солнечным генератором. Сел и начал ждать. Термоизоляция главного купола не даст ему быстро потерять все тепло, но скоро там станет заметно холоднее. А маленькие низковольтные батареи, имевшиеся в жилом куполе в качестве аварийного источника, ничего ей не дадут, даже если она догадается их подсоединить.
      Он подождал час, далекое солнце село, Каллисто блестящим полумесяцем выплыла над горизонтом. Тогда он направился к окну жилого купола, посмотреть, как себя чувствует Лелли. Она как раз застегивала на себе космический костюм при свете двух аварийных лампочек.
      Он выругался. Да, простой способ замораживания здесь не подойдет. Обогрев костюма надежно защитит ее, а запас воздуха у нее даже больше, чем у него; и вообще, в ее распоряжении сколько угодно запасных воздушных баллонов, ей ничто не угрожает, даже когда весь воздух в куполе превратится в снег.
      Он дождался, пока она надела шлем, и включил радиопереговорное устройство. Он увидел, как она замерла, услышав его голос, но ничего не ответила. Просто выключила свое радио. Он свое выключать не стал - может быть, она еще одумается.
      Дункан вернулся на металлическую площадку и призадумался. Он предпочел бы проникнуть в дом, не причиняя куполу серьезных повреждений, если возможно. Но раз не удалось заставить ее сдаться с помощью холода, вряд ли это реально. В смысле воздуха у нее было преимущество перед ним, и хотя в костюме она не могла ни пить, ни есть, то же самое, к сожалению, относилось и к нему. Да, придется заняться куполом.
      Неохотно он отправился обратно в малый купол и подключил к сети электрический резак. Кабель петлями повис у него за спиной, когда он снова приблизился к жилому куполу. Склонившись к его овальной металлической стене, он начал обдумывать работу и ее последствия. Сначала нужно вырезать отверстие во внешней оболочке, потом - изолирующая прокладка - ну, это просто, она разрежется, как масло, и без кислорода не загорится. Внутренняя оболочка представляет более деликатную задачу. По-видимому, наиболее разумным будет сначала прорезать в ней несколько небольших отверстий, чтобы снизить в куполе давление, и держаться при этом подальше: воздух ударит из дырок с такой силой, что его, пожалуй, сдует, как пылинку. Так, а что предпримет она? Она, вероятно, попытается затыкать дырки по мере того, как он будет их делать; если она додумается использовать асбестовый пластырь, то ничего не поделаешь придется вырезать целый люк, тогда уж воздух рванет... Обе скорлупы придется, конечно, заваривать, прежде чем снова создавать в куполе атмосферу. Небольшая потеря теплоизолирующего материала не играет роли. О-кей, пора при-ниматься за дело, а там видно будет...
      Он отрегулировал резак, уперся поплотнее башмаками в камни, поднес резак к стене и нажал пусковую кнопку. Нажал снова и выругался, вспомнив, что электросеть обесточена.
      Пришлось снова добираться до малого купола, подтягивая себя за кабель. Включил рубильник. Яркий свет из окна осветил ближайшие скалы. Он подумал, не догадается ли она теперь о его намерениях. Ну и что, пусть догадается. Все равно она скоро узнает.
      Он снова устроился у стенки купола. На этот раз резак включился. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы вырезать грубый круг диаметром сантиметров в семьдесят. Он отделил вырезанный кусок и обследовал отверстие. Он как раз поднимал резак, чтобы продолжать работу, когда услышал щелчок радиоприемника. В его шлеме прозвучал голос Лелли:
      - Лучше не пытайся. Я подготовилась к этому.
      Он заколебался, держа палец на пусковой кнопке. Что она там еще придумала? Угрожающая интонация в ее голосе ему не понравилась Он решил еще раз подойти к окну, посмотреть, чем она надумала его запугать.
      Она стояла у стола, все еще в космическом костюме, и возилась с каким-то сооружением. Несколько секунд Дункан не мог понять его предназначения. На столе лежал слабо надутый хлорвиниловый мешочек, в каких хранится пища, к нему сверху клейкой лентой была прикреплена проволока. Лелли прилаживала металлическую пластину над проволокой, оставляя между ними небольшой зазор. От пластины тоже тянулась проволока. Проволоки, как убедился Дункан, подсоединяли электрическую батарею к детонатору, который был прикреплен к связке динамитных шашек.
      Он был неприятно поражен. Приспособление было очень простым - и абсолютно безотказным. Если давление воздуха в куполе упадет, мешок раздуется, проволока прикоснется к пластине, замкнет цепь - и купол разлетится на тысячи кусков...
      Лелли закончила изготовление своей адской машины, подсоединила последнюю проволочку и посмотрела в его сторону. Дункану, задыхавшемуся от бессильной ярости, было неимоверно трудно поверить, что она, сохраняя на лице такое идиотское выражение, сумела так здорово его обставить.
      Он заговорил с ней, но она выключила радио и не делала ни малейшей попытки включить его снова. Она просто стояла и холодно смотрела, как он бесновался за окном. Потом направилась к креслу, уселась и застегнула пружинную полость.
      - Ну ладно, - заорал Дункан так, что сам себя оглушил, - но и ты взлетишь с ним к чертовой матери! - Что было, разумеется, чистейшим вздором, так как он не собирался ни разрушать купол, ни погибать сам.
      Он так и не научился разбираться, какие чувства и мысли она скрывает под этой маской глупого изумления, и не мог сказать, действительно она твердо решила взорвать себя, или нет. Если бы ей для этого нужно было нажать какой-нибудь включатель, он мог бы еще надеяться, что в решающий момент ее подведут нервы. А тут выключатель нажмет, по сути дела, он, как только прорежет первое отверстие в стенке купола.
      Снова он вернулся на металлическую площадку перед входом. Должен же быть какой-нибудь способ попасть внутрь, не уменьшая давления воздуха!.. Он напряженно думал несколько минут, но так ничего и не придумал; к тому же, ему пришла в голову мысль, что она ведь может в любой момент замкнуть контакты вручную...
      Нет, ничего тут не поделаешь. Придется лезть в контейнер и лететь на Каллисто.
      Каллисто висела в небе, громадная, зловещая, а сзади нее, поменьше, но более яркий - Юпитер. Лететь-то что - вот садиться... Нужно будет напихать в контейнер побольше мягкого, все, что удастся найти... А потом он договорится с ребятами, чтобы доставили его обратно, и они придумают какой-нибудь способ проникнуть в купол, и тогда уж держись, девочка, тебе никто не позавидует!
      На другом конце станции стояли три контейнера, заправленные и готовые к старту. Он не обманывал себя: посадки он боялся, но бойся не бойся, а другого шанса у него не было, ведь она даже не желала включить радио. А тянуть нечего, только воздух тратить.
      Он принял решение и сошел с металлической площадки. Полетел через всю территорию к контейнерам. Вывести один из них на стартовую площадку было для него делом нескольких минут. Еще один взгляд на Каллисто придал ему некоторую бодрость - по крайней мере, долетит он до нее благополучно. Приводной маяк у них вряд ли включен, нужно будет связаться с ними с помощью переговорного устройства, когда он подлетит поближе.
      Мягкой обивки в контейнере было маловато. Он содрал, что смог, в других контейнерах и напихал в свой. Начал соображать, как запустить ракету изнутри. И вдруг почувствовал, что ему холодно. Повернул реостат на максимальный обогрев, взглянул на вольтметр на груди - и все понял... Она знала, что он проверит давление в воздушных баллонах, прежде чем подсоединит их к костюму, поэтому она что-то сделала с батареей, а еще скорее - с электрической цепью. Напряжение упало почти до нуля, стрелка еле-еле вздрагивала. Костюм, должно быть, уже порядочно охладился.
      Он понимал, что долго не протянет - от силы несколько минут. После первого приступа отчаяния и страха он быстро оправился, осталась безграничная злоба. Эта марсишка отняла у него последний шанс на спасение, но, видит бог, он не допустит, чтобы это ей сошло с рук! Он сдохнет, но одна маленькая дырка в стене купола, и он сдохнет не один...
      А холод уже забирался под костюм, он чувствовал себя как бы закованным в ледяные доспехи. Выстрел реактивного пистолета швырнул его к куполу. Холод уже начал сковывать его, ног и пальцев на руках он уже не чувствовал. Огромным усилием воли ему удалось выстрелить еще раз, чтобы остановиться у стены. А нужно сделать еще один выстрел - он висел примерно в метре над поверхностью и не мог дотянуться до резака, лежавшего внизу, где он его оставил. Он отчаянно барахтался, стараясь нажать на гашетку, но пальцы его больше не слушались. Он стонал и всхлипывал от этих непосильных потуг, от досады и отчаяния, от холода, отнявшего у него руки и ползущего вверх, к сердцу. Внезапно почувствовал режущую боль в груди, вскрикнул - ледяной воздух хлынул ему в легкие и заморозил их...
      Лелли стояла в ожидании в большой комнате купола. Она видела фигуру в космическом костюме, пулей пролетевшую через всю территорию. Она поняла, что это значит. Она уже разобрала свою адскую машину; теперь она была начеку, держа в руках толстый резиновый коврик, готовая прижать его к любому отверстию, появившемуся в стене. Она ждала минуту, две... Когда прошло пять минут, она подошла к окну. Прижав лицо к стеклу и скосив глаза, она разглядела ноги, обутые в башмаки космического костюма. Ноги висели горизонтально, в метре над поверхностью. Она следила за ними несколько минут. Их движение вниз было еле заметно.
      Она отошла от окна, выпустила коврик, и он медленно поплыл через комнату. На минуту задумалась. Потом направилась к книжным полкам и вытянула невесомый том энциклопедии. Полистала страницы, нашла, что искала - параграф, посвященный юридическим правам лиц, которых закон именует словом "вдова".
      Потом она взяла блокнот и карандаш. С минуту вспоминала, чему ее учили, потом начала записывать какие-то цифры и погрузилась в вычисления. Наконец, подняла голову и полюбовалась результатом: 5000 фунтов в год в течение пяти лет плюс шесть процентов годовых - это составило совсем неплохое состояние для марсианки.
      Потом она немного заколебалась. Лицо ее, отнюдь не такое уж неподвижное и совсем не выражающее сейчас наивного изумления, слегка нахмурилось, потому что, конечно же, она забыла из общей суммы вычесть кое-что - долг в 2360 фунтов.