Бернард кивнул, немного подумал и перешел к другой теме.
      - Тут Ричард мне рассказал, то недавно имели место некие странности, которые, похоже, требуют объяснений, э... сбор клана, если можно так выразиться. Не могли бы вы, доктор, пролить на это свет?
      Уиллерс нахмурился.
      - Эта история с самого начала сопровождалась случаями истерии, сказал он. - Еще удивительно, что их было так мало.
      - В самом деле удивительно, - согласился Бернард. - Я могу понять, когда товарищи по несчастью стремятся объединиться... Но в данном случае мы опять имеем дело со ста процентами?.. - он вопросительно посмотрел на Джанет и меня.
      - Да, - кивнула Джанет. - Сейчас они все здесь.
      - Включая пять моих, - добавил мистер Кримм. - Две были в отпуске, а остальные три официально уволились и уехали. Но все они вернулись, вместе с детьми, и просто свалились нам на голову. "Мы сюда пришли, здесь и останемся, теперь найдите, где нам жить".Отдел кадров уже готов сдаться, и меня это не слишком удивляет. Давно было ясно, что добром это не кончится. Отправить девиц назад силой не получится, они снова вернутся на следующий день. И чтоб мне провалиться, если я знаю, как я утрясу все это с Министерством финансов, когда на меня навалятся их ищейки.
      - Не беспокойтесь, мистер Кримм, - заверил его Бернард. - Мы тоже не сидели без дела, хотя это было и непросто. В ближайшие дни мы пригласим вас на совещание; большего я сейчас сказать не могу.
      - Крайне рад это слышать, - сказал мистер Кримм. - Я до сих пор не понимаю, почему военное ведомство заинтересовалось детской проблемой. Всем нам трудно это понять... - он вопросительно подмигнул. - Нет? Не сейчас? Ну что ж... великую тайну раскроет Время.
      - Вы сказали, - напомнил Бернард, - что они снова вернутся на следующий день.
      - Я просто так выразился, - ответил мистер Кримм. - Я хотел сказать, что если бы мы отправили назад матерей без детей - что, собственно, проблему вовсе не решает - природный инстинкт, вероятно, заставил бы их вернуться на следующий день; но если бы мы попытались отправить их в м е с т е с детьми, они вернулись бы в т о т ж е день. И вот здесь, боюсь, мы начинаем расходиться во взглядах. - Он посмотрел на доктора, который промолчал, и продолжил: - Видите ли, когда им предлагают забрать детей, они в один голос отвечают, что не могут, потому что дети им н е п о з в о л я ю т... И я теперь верю, что они имеют в виду именно то, что говорят, в то время как доктор Уиллерс...
      - Прежде чем я возражу, - перебил его доктор, - я хочу, чтобы вы, полковник, знали, что я тоже верю, что они имеют в виду именно то, что говорят. Однако, по моему мнению, это явление с у б ъ е к т и в н о - то есть им оно кажется реальным, хотя фактически оно не существует. То, что сейчас имеет место в Мидвиче - обыкновенный случай массовой истерии после длительного нервного напряжения. Синдром проявился в форме коллективной галлюцинации, и в нынешних обстоятельствах это никого особенно не удивляет. Меня - в первую очередь, и я лишь рад, что события приняли такой спокойный, а не острый или даже опасный характер.
      - Мой дорогой Уиллерс, - сказал мистер Кримм. - Почти дюжина этих золотоглазых детишек разъехались по всей стране. Теперъ все они снова в Мидвиче. Что касается коллективной галлюцинации, то у нее должен быть некий источник; а ведь каждая из матерей, независимо от остальных, заявляла, что она была "вынуждена" привезти ребенка назад.
      - Что значит "вынуждена"? - спросил Бернард.
      В этот момент Джанет почувствовала, что ей пора включиться в разговор.
      - Я встречалась с этими женщинами, - сказала она. - Все они говорят, что у них вдруг возникло какое-то неприятное чувcтво, ощущение какой-то потребности, и одновременно они откуда-то знали, что это пройдет, когда они вернуться сюда. Они описывают это по-разному: некоторые говорят, испытывали голод или жажду; одна вспоминает, что пыталась скрыться от страшного шума, напоминавшего шум заводского цеха; другой казалось, будто ее душат; дочь Зеллаби рассказывает, что ее преследовал невыносимый ужас. Но что бы они ни ощущали, был только один способ от этого избавиться - вернуться в Мидвич.
      - За исключением, по-видимому, мисс Лэмб, - заметил Бернард.
      - В том числе и мисс Лэмб, - подчеркнула Джанет, - только ее ребенка привезла мисс Латтерли. Они жили в Истбурне, и там мисс Лэмб попала в больницу с приступом аппендицита. После операции мисс Латтерли навестила ее и взяла с собой ребенка. Почти сразу мисс Лэмб забеспокоилась. Ей хотелось немедленно выписаться и привезти ребенка обратно в Мидвич. Это было, конечно, невозможно, но беспокойство ее все росло, пока мисс Латтерли не сочла за лучшее уйти, унеся ребенка с собой. Однако, некоторое время спустя, мисс Латтерли сама внезапно ощутила непреодолимое желание привезти ребенка обратно. Она позвонила мисс Лэмб и рассказала ей об этом - та, по-видимому, все поняла и сразу же согласилась. Мисс Латтерли приехала в Мидвич, оставила ребенка у миссис Брант, а сама вернулась в Истбурн к мисс Лэмб, после чего, насколько я понимаю, ни одна из них не испытывала больше ни беспокойства, ни каких-либо неприятных ощущений.
      - Понятно, - сказал Бернард, вопросительно глядя на доктора.
      - Если, - мрачно сказал доктор Уиллерс, - е с л и мы будем принимать на веру все россказни старых баб - и молодых тоже, - мы далеко зайдем. Не нужно забывать, что большая часть того, что делают женщины, не требует от них никакого умственного напряжения; в их мозгах царит такая пустота, что даже самое ничтожное семя, попав на эту почву, способно породить чертовски буйные всходы. И нас не должны удивять подобные взгляды на жизнь, в которых искажены все пропорции, суждения лишены логики, а реальность подменена символами. Что же мы имеем в данном случае?
      Некоторое количество женщин, ставших жертвами невероятного и до сих пор необъясненного феномена, и некоторое количество родившихся в результате детей, чуть-чуть не таких, как обычные дети. Как известно, каждая женщина желает, чтобы ее собственный ребенок был совершенно нормален, но в то же время превосходил всех прочих детей. Так вот, когда какая-то из н а ш и х женщин оказывается изолированной от остальных вместе со своим ребенком, она все чаще начинает замечать, что ее золотоглазый ребенок, в сравнении с другими, которых она видит, не совсем "такой же". Она подсознательно пытается не допустить подобных мыслей, но рано или поздно ей приходится либо согласиться с фактами, либо как-то смягчить их действие. А самый простой способ это сделать - перенести отклонение от нормы в среду, где оно перестает быть таковым. В данном случае такое место существует, причем, единственное в своем роде - Мидвич. И вот они забирают детей и возвращаются - и все благополучно приходит в норму - по крайней мере на некоторое время.
      - Благополучно? - переспросил мистер Кримм. - А как же миссис Вельт?
      - О господи! Самый, что ни на есть, рядовой случай истерии, пожал плечами доктор Уиллерс.
      - А кто такая миссис Вельт? - спросил Бернард.
      - Это вдова, которая содержит в поселке магазин. Миссис Брант как-то раз зашла туда и увидела, что она, вся в слезах, колет себя булавкой. Это показалось миссис Брант, мягко говоря, странным, и она отвела ее к Уиллерсу. Миссис Вельт продолжала колоть себя, пока Уиллерс не дал ей успокоительного. Придя в себя, она объяснила, что, меняя пеленки, нечаянно уколола ребенка булавкой. По ее словам, ребенок пристально посмотрел на нее своими золотыми глазами и заставил ее раз за разом втыкать булавку в себя.
      - Самый заурядный случай истерического припадка, какой только можно найти. Власяницы и тому подобное, - сказал доктор.
      - А еще случай с Харриманом, - продолжал мистер Кримм. - На его лицо было страшно смотреть. Нос сломан, зубы выбиты, под обоими глазами синяки. Он сказал, что его избили трое неизвестных, но никто их не видел. Но зато двое поселковых мальчишек рассказывают, что видели в окно, как он изо всех сил молотил себя по лицу кулаками. А на другой день кто-то заметил ссадину на щеке ребенка Гарриманов. Джанет может подтвердить.
      Джанет кивнула. Уиллерс заметил:
      - Если бы Харриман заявил, что на него напал розовый слон, я бы и то не слишком удивился.
      - Гм, - уклончиво сказал Бернард. - А что вообще думают по этому поводу в поселке? - спросил он.
      Джанет ответила:
      - Есть разные мнения. Большая часть матерей пока не испытывает тревоги. Это не так странно, как может вам показаться. Ведь существует какая-то таинственная связь между матерью и ребенком, и для матери эта связь приятна. Есть еще и вполне понятная защитная реакция, ее поддерживают слухи, которые распускают "старые ведьмы", как их называет Зеллаби. Мужчины относятся к проблеме вообще на удивление спокойно. Они с большей неприязнью смотрят на детей, чем женщины, но ради своих жен стараются это скрыть. Вы согласны с моим мнением, доктор?
      Уиллерс что-то проворчал, но кивнул.
      Бернард сказал:
      - Вы только что упомянули Зеллаби. У него, наверное, по этому поводу своя точка зрения?
      - Наверняка, - согласился мистер Кримм, - но, как ни странно - а тем более для Зеллаби, - во время всех последних дискуссий он только слушал, но ничего не говорил, - Кримм покачал головой, как бы сокрушаясь из-за странного поведения своего старого друга.
      - Похоже, мне стоит с ним встретиться до отъезда, - сказал Бернард.
      - Может быть. Нам иногда неудобно его расспрашивать, - сказал я. - А о вас он все-таки кое-что знает. Он мне недавно говорил, что хотел бы встретиться с режиссером нашей маленькой драмы.
      Доктор Уиллерс, некоторое время молчавший, прервал свои размышления и с ноткой упрямства сказал:
      - Я намерен заявить официальный и профессиональный протест, полковник Уэсткотт. Я собираюсь написать по поводу происходящего заявление в соответствующие инстанции, но не вижу препятствий к тому, чтобы изложить его суть прямо сейчас. Дело вот в чем: во-первых, я не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет военная разведка; вовторых, подобный интерес я вообще считаю оскорбительным.
      Мы уже привыкли, что военные вмешиваются во многие области науки - чаще всего, без всякой к тому необходимости - но в данном случае это действительно не имеет никакого смысла. Естественно, кто-то должен изучать этих детей всерьез; сам я, конечно, веду записи, но я - всего лишь обычный сельский врач. Этим должна заняться группа специалистов. Влияние окружающей обстановки, условий жизни, общения, питания - все это материал для многих томов научных исследований. Что-то же надо с этим делать...
      Он еще долго говорил с той же убежденностью.
      Бернард слушал его терпеливо и сочувственно. Наконец, он сказал:
      - Я понимаю вас, и лично я с вами согласен. Но от меня мало что зависит. Все, что я могу сказать - пишите ваше заявление. Запускайте его, а я обещаю проследить, чтобы оно дошло до самого высокого уровня, с которым у меня есть контакт.
      - Я постараюсь, чтобы оно дошло до парламента, и как можно скорее, если, конечно, мне не помешают, - сказал доктор Уиллерс.
      Бернард покачал головой и серьезно посмотрел на него.
      - А вот этого, доктор, я вам не советую. Действительно не советую. Просто дайте мне ваше письмо, и я его подтолкну, чтобы оно без задержки попало в нужные руки. Обещаю.
      Когда мистер Кримм и немного успокоенный доктор ушли, Бернард, нахмурившись, произнес:
      - Человек он неплохой, но в нем сидит какой-то черт. Надеюсь, он не наделает глупостей.
      - Но вы же знаете, Бернард, что он прав, - сказала Джанет.
      - Конечно, прав. Ими действительно надо заниматься. Но это дело Министерства здравоохранения, не наше. Я свяжусь с ними снова и выясню, из-за чего канитель...
      Вечером, после обеда, я отвез его в поместье Кайл, представил Зеллаби и оставил их вдвоем. Вернулся Бернард лишь через несколько часов в состоянии глубокой задумчивости.
      - Ну, - спросила его Джанет, - что вам удалось выведать у мидвичского мудреца?
      Бернард покачал головой и посмотрел на меня.
      - Он меня удивил, - сказал он. - Большая часть твоих докладов была великолепна, Ричард, но сомневаюсь, что ты правильно разобрался в Зеллаби. Он, конечно, весьма разговорчив, и порой это напоминает настоящее словоизвержение, но ты мне передавал скорее форму, а не суть.
      - Извини, если ввел тебя в заблуждение, - сказал я. - Но дело в том, что эту самую суть часто невозможно уловить, и я просто теряюсь в иносказаниях. Из его слов вообще мало что достойно внимания. Он может обронить мимоходом какую-нибудь фразу, а ты потом ломаешь голову - то ли он серьезен, то ли просто играет с гипотезами. И никогда нельзя быть уверенным, что и ты, и он имели в виду одно и то же. Это чертовски усложняет дело.
      Бернард кивнул.
      - Теперь-то я понимаю, когда сам через это прошел. Почти десять минут он рассказывал мне, что лишь недавно начал задумываться - а не является ли цивилизованность, с биологической точки зрения, одним из признаков регресса; затем перешел к рассуждениям о том, не является ли пропасть между хомо сапиенс и остальными видами слишком широкой, и что для нашего развития было бы лучше, если бы мы боролись за существование с каким-нибудь другим разумным или хотя бы полуразумным видом. Я понимаю, что эта болтовня имеет какое-то значение, но, убей меня, не могу уловить какое именно. Одно совершенно ясно: хотя Гордон Зеллаби и кажется рассеянным, он ничего не упускает. Он, как и доктор, придерживается мнения о необходимости тщательного исследования, особенно в связи с этим "принуждением", но по причинам совершенно противоположным: он вовсе не считает это истерией и очень хотел бы знать, что же это на самом деле. Кстати, ты упустил одну мелочь - ты в курсе, что на другой день его дочь пыталась увезти ребенка на машине?
      - Нет, - сказал я, - что значит "пыталась"?
      - Только то, что через шесть миль ей ей пришлось сдаться и вернуться назад. Зеллаби это не нравится. Как он сказал, когда ребенок страдает от излишней материнской привязанности - это плохо, но когда мать страдает от излишней привязанности ребенка - это уже серьезно. Он чувствует, что ему пора предпринять какие-то шаги.
      15. Возникают проблемы
      По разным причинам Алан Хьюз смог выкроить время и приехать на уик-энд только через три недели, так что Зеллаби пришлось отложить свое намерение "предпринять какие-то шаги".
      К этому времени нежелание Детей (будем теперь называть их так, чтобы отличить от обыкновенных) покидать ближайшие окрестности Мидвича стало восприниматься всего лишь как одно из многих неудобств, неизбежных при появлении маленьких детей.
      У Зеллаби на этот счет была своя точка зрения, и, дождавшись воскресного вечера, он решил изложить зятю ее суть. Он увел Алана на лужайку под кедром, где никто не смог бы их ни прервать, ни подслушать. И как только они сели в кресла, Зеллаби с необычной прямотой перешел к делу.
      - Вот что я хочу вам сказать, мой мальчик: я был бы очень счастлив, если бы вы смогли увести отсюда Феррелин. И чем скорее, тем лучше.
      Алан удивленно посмотрел на него и слегка нахмурился.
      - Но ведь и так ясно, что я ничего другого не хочу, кроме того, чтобы она была со мной.
      - Конечно, дорогой мой. Я в этом не сомневаюсь. Но сейчас меня заботит нечто более важное, чем вмешательство в ваши личные дела. Я думаю сейчас не о том, чего вам хочется или что вам нравится, я думаю о том, что сделать необходимо - ради Феррелин.
      - Она хочет уехать. И уже как-то раз пыталась, - напомнил Алан.
      - Знаю. Но она хотела взять с собой ребенка - и он заставил ее вернуться, так же, как раньше заставил приехать сюда. И это повторится опять, если она попытается его увезти. Поэтому вы должны уехать с ней б е з р е б е н к а. Попытайтесь ее убедить, что мы здесь обеспечим ему самый лучший уход. Все указывает на то, что если ребенок не будет постоянно находиться рядом с ней, он не будет - вернее, не сможет оказывать на нее какое-либо влияние, явно более сильное, чем просто привязанность.
      - Но, если верить Уиллерсу...
      - Уиллерс поднимает шум, только чтобы не показать, как он боится. Я его не осуждаю. За последнее время на него столько всего свалилось... Конечно он устал, и ему нужен отдых. Но это не значит, что ему позволительно искажать факты. Как будто он не знает, что так называемая "истерия" ни разу не проявлялась в отсутствие Детей...
      - В самом деле? - удивленно спросил Алан.
      - Без всяких исключений. Отделите ребенка от матери - или, если можно так выразиться, удалите мать от него - и чувство принуждения начнет уменьшаться и постепенно исчезнет. Одним для этого требуется больше времени, другим меньше, но происходит именно так.
      - Но я не понимаю... я имею в виду, как это получается?
      - Понятия не имею. Но точно знаю: Феррелин нельзя ехать с ребенком. Зато если она решится уехать и оставить его здесь, ничто не сможет ей помешать. Ваша задача - помочь ей решиться.
      Алан задумался.
      - Получается ультиматум - она должна выбрать между ребенком и мной? Нелегко, правда?
      - Дорогой мой, ребенок у ж е поставил ультиматум. Если вы не поставите свой, вам останется только капитулировать перед его требованием и тоже переехать жить сюда.
      - Это невозможно!
      - Хорошо. Феррелин уже несколько недель избегает этой темы, но рано или поздно решать придется. Вы должны помочь ей - во-первых, увидеть этот барьер, и затем - преодолеть.
      - Будет не просто говорить с ней, - медленно произнес Алан.
      - Конечно, непросто, но ведь ребенок не ваш, - сказал Зеллаби. Собственно, это и не ее ребенок, иначе я бы с вами так не разговаривал. Феррелин и все остальные - просто жертвы, втянутые в историю против воли. Этот ребенок не имеет абсолютно никакого отношения к вам обоим, кроме того, что в силу каких-то необъяснимых причин она вынуждена кормить и растить его. Он настолько не имеет к вам никакого отношения, что не принадлежит ни к одной из известных рас. Это отмечает даже Уиллерс.
      - Ну, - заметил Алан, - я понял, что он просто не может пока определить расу ребенка.
      - Это означает, что он опять лукавит. Он пытался - и не сумел. Однако у наших предков, не веривших слепо, как Уиллерс, в научные статьи, было название для подобного явления; они бы назвали такого ребенка "подкидышем". Многое из того, что кажется странным нам, отнюдь не казалось странным нашим предкам; они страдали лишь от религиозного догматизма, которому догматизм научный еще даст фору.
      Подкидывание детей - этот способ далеко не нов и отнюдь не исключителен, так что наверняка есть причины, из-за которых он, возникнув однажды, продолжает существовать. О, да, подобное никогда не происходило в таких масштабах, как у нас, но в данном случае количество не влияет на "качество", а лишь подтверждает его. Все наши шестьдесят золотоглазых Детей - незванные гости, подкидыши. Кукушата.
      Алан, нахмурившись, сказал:
      - Я со многим могу согласиться - все эти странности, принуждения; удивительное сходство друг с другом; и то, что Уиллерс не может определить их расу... Но откуда они взялись? Чем больше я об этом думаю, тем труднее мне ответить на свои же вопросы!
      - Пока мы можем позволить себе этого не касаться, - сказал Зеллаби. - Самое главное не то, к а к яйцо кукушки попало в гнездо, и не то, почему именно э т о гнездо она выбрала; настоящая проблема возникнет после того, как вылупится птенец - что, собственно, он будет делать дальше? Так вот, поведение птенца основывается прежде всего на инстинкте самосохранения, инстинкте, который характеризуется, главным образом, крайней жестокостью.
      Алан немного подумал и неуверенно спросил:
      - Вы действительно видите здесь прямую аналогию?
      - Я в этом совершенно уверен. Смотрите, друг мой. Одиннадцать женщин вынуждены были вновь вернуться в Мидвич, причем, не по своей воле, и любая попытка снова увести Детей дальше, чем на несколько миль от Мидвича оказывалась тщетной. А ведь Детям только несколько недель от роду. Вы, несомненно, слышали о миссис Вельт, и о Харримане тоже. Вам это ни о чем не говорит?
      Некоторое время оба молчали. Зеллаби сидел, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову, Алан невидящим взглядом смотрел вдаль.
      - Ну хорошо, - сказал он. - Многие надеялись, что с возвращением Детей все станет на свои места. Выясняется, что это не так. Что же, по-вашему, должно произойти?
      - Я могу лишь предполагать, ничего определенного я сказать не могу - но, боюсь, ни черта хорошего нас не ждет, - ответил Зеллаби. Кукушонок выживает потому, что все его поведение жестко подчинено единственной цели - выжить... Именно поэтому я хочу, чтобы вы увезли Феррелин подальше от Мидвича. Сделайте все, что в ваших силах, но заставьте ее забыть этого ребенка. Ради будущей нормальной жизни. Конечно, это будет трудно, но все же не так, как если бы ребенок был ее собственным.
      Алан нахмурился и потер лоб.
      - Да, трудная задача, - сказал он. - Несмотря на все, она испытывает к нему материнские чувства - почти физическую привязанность и чувство ответственности, знаете ли.
      - Естественно. Так и должно быть. Именно поэтому бедная птичка выбивается из сил, пытаясь выкормить жадного кукушонка. Это просто обман, бессердечная эксплуатация природных инстинктов. Эти инстинкты необходимы для продолжения рода, но в данном случае Феррелин просто не имеет права поддаваться на шантаж со стороны своих лучших чувств.
      - Если, - медленно сказал Алан, - если бы ребенок Антеи оказался одним из них, что бы вы стали делать?
      - Я бы стал делать то же, что советую сделать вам. Я бы увез ее отсюда. Я бы также порвал все наши связи с Мидвичем, продав этот дом, хотя мы оба очень любим его. Может быть, мне все-таки придется это сделать, хотя Антея и не оказалась прямо втянутой в эту историю. Посмотрим, как будут развиваться события. Поживем - увидим. Потенциальные возможности Детей мне неизвестны, и я не хочу строить логических предположений. Поэтому, чем скорее здесь не будет Феррелин, тем спокойнее я буду себя чувствовать. Я не хотел бы говорить с ней на эту тему сам. Во-первых, вы должны решить все между собой; во-вторых, я, со своими не вполне ясными опасениями, рискую быть просто неправильно понятым. Ну а вы - вы предлагаете ей позитивную альтернативу. Если возникнут трудности и вам потребуется поддержка, можете полностью рассчитывать на Антею и на меня.
      Алан медленно кивнул.
      - Надеюсь, не потребуется. Мы оба прекрасно понимаем, что дальше так продолжаться не может. Сейчас вы подтолкнули нас к окончательному решению.
      Они продолжали молча сидеть, размышляя каждый о своем. Алан с некоторым облегчением осознал, что наконец-то его неясные подозрения и туманные ощущения сложились в единую картину, и теперь от него требовались только четкие и конкретные действия. Большое впечатление произвела на него и сама беседа - до сего дня он не мог припомнить ни одного разговора с тестем, когда Зеллаби, отвергая одну за другой соблазнительные темы для размышлений, столь ровно держался бы своей линии. Более того, рассуждения его были интересны и разнообразны. Алан уже собирался продолжить разговор, как вдруг увидел Антею, которая шла к ним через лужайку.
      Антея села в кресло напротив мужа и попросила сигарету. Зеллаби поднес ей спичку.
      - Что-нибудь случилось? - спросил он.
      - По-моему, да. Мне только что звонила Маргарет Хаксби. Она уехала.
      Зеллаби поднял брови.
      - Совсем уехала?
      - Да. Она звонила из Лондона.
      - О, - сказал Зеллаби и задумался.
      Алан спросил Антею, кто такая Маргарет Хаксби.
      - О, извините. Вы ее, конечно, не знаете. Это одна из девушек мистера Кримма - вернее, она работала у него раньше. Говорят, она была самой толковой. Доктор Маргарет Хаксби, Лондон.
      - Она тоже из... э... пострадавших? - спросил Алан.
      - Да. И одна из самых обиженных, - сказала Антея. - Она просто взяла и уехала, оставив ребенка в Мидвиче...
      - Но при чем здесь ты, дорогая? - спросил Зеллаби.
      - Ей показалось, что я - самое подходящее лицо для официального заявления. Мистеру Кримму она, якобы, уже звонила, но его не оказалось на месте. Она хотела решить вопрос относительно ребенка.
      - Где он теперь?
      - Там, где она квартировала. В коттедже старшей миссис Дорри.
      - И она просто взяла и ушла?
      - Вот имеено. Миссис Дорри еще ничего не знает. Мне придется сказать ей об этом.
      - Могут возникнуть сложности, - сказал Зеллаби. - Представляю, какая начнется паника среди других хозяек, которые взяли к себе этих девушек. Они вышвырнут их на улицу, пока те не успели сбежать и не оставили их с детьми на руках. Может, удастся протянуть время, а Кримм вернется и что-нибудь придумает? В конце концов, Мидвич не обязан нести ответственность за его девушек - во всяком случае, не в первую очередь. Кроме того, вдруг она еще одумается?
      Антея покачала головой.
      - Вряд ли. Эта женщина поступила так не под влиянием минутного порыва, она все хорошо обдумала и все разложила по полочкам: в Мидвич ее никто не приглашал, ее просто сюда назначили. Если бы ее направили в район, где можно подхватить желтую лихорадку, то за последствия отвечало бы правительство; здесь же с ней произошла неприятность безо всякой вины с ее стороны, и пусть теперь с этим разбираются те, кто ее сюда послал.
      - Но кто в таком случае будет нести расходы? Мы? Ферма? Или она намерена платить за содержание ребенка сама?
      - Естественно, я спросила ее об этом. Так вот, и поселок, и Ферма могут сколько угодно спорить о том, кто из них несет ответственность; ее же это никак не касается. Она отказывается что-либо платить, поскольку считает, что факт оплаты может быть признан косвенным доказательством ее вины. Тем не менее, миссис Дорри или какая-нибудь другая добрая душа, которая согласится приютить ребенка, будет получать два фунта в неделю. Деньги будут посылаться анонимно и нерегулярно.
      - Ты права, дорогая. Эта женщина действовала вполне обдуманно и постаралась все предусмотреть. Что будет, если отказ от ребенка сойдет ей с рук? Кажется, закон предусматривает какую-то ответственность? Ты не знаешь, как это делается? Сотрудник социального обеспечения обращается в суд?
      - Не знаю, но она предвидела и это. Она готова отстаивать свои интересы в суде, и утверждает, что медицинская экспертиза докажет, что ребенок не может быть ее; из этого будет сделан вывод, что она оказалась в роли матери-носительницы без своего ведома и согласия, а значит, и не может и нести ответственности за ребенка. Если такой ход не удастся, она возбудит дело против правительства, обвинив его в халатности, из-за которой ее здоровье было подвергнуто опасности; или это может быть обвинение в потворстве насилию или даже в сводничестве - она пока не уверена.
      - Еще бы, - сказал Зеллаби. - Должно быть, весьма интересно построить такое обвинение!
      - Мне показалось, она сомневается, что до этого дойдет, заметила Антея.
      - И она совершенно права, - согласился Зеллаби. - Мы из кожи вон лезли, пытаясь сохранить все в тайне, а подобное судебное разбирательство станет манной небесной для журналистов со всего света. Надо полагать, доктор Хаксби придет от этого в восторг. Бедный мистер Кримм и бедный полковник Уэсткотт. Боюсь, они будут очень обеспокоены. Интересно, хватит ли здесь их влияния?..
      Он на мгновение задумался и продолжал:
      - Дорогая, я только что говорил с Аланом о том, чтобы он забрал отсюда Феррелин. Теперь это, похоже, становится еще более срочным. Как только поступок Маргарет Хаксби получит огласку, ее примеру могут последовать и другие, как ты думаешь?
      - Некоторые - да, - согласилась Антея.
      - А если предположить, что в скором времени бегство из Мидвича станет массовым, то не потребуются ли определенные меры, чтобы его остановить?
      - Но если, ты говоришь, они не хотят огласки...
      - Дело не в огласке, дорогая. Меня интересует, что произойдет, если окажется, что Дети так же не желают оставаться в Мидвиче в одиночестве, как они не желали, чтобы их отсюда увозили?
      - Но не думаешь же ты...
      - Я ничего не думаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В такой ситуации я сопротивлялся бы всему, что, по моему мнению, уменьшало бы заботу о моем комфорте и благополучии. Чтобы это уяснить, не надо быть кукушонком. Ты, конечно, понимаешь, что я только высказываю предположение, но мне очень хотелось бы, чтобы Феррелин не оказалась здесь в ловушке, если что-либо подобное произойдет.
      - В любом случае, ей лучше уехать, - согласилась Антея. - Для начала - хотя бы на две-три недели, пока мы не выясним, что же здесь все-таки происходит, - сказала она Алану.
      - Хорошо, - сказал Алан. - С этого я и начну. Где она сейчас?
      - Я оставила ее на веранде.
      Зеллаби и Антея смотрели, как Алан пересекает лужайку и исчезает за углом дома. Гордон Зеллаби вопросительно взглянул на жену.
      - Я не думаю, что Феррелин будет сильно против, - сказала Антея. - Она хочет быть с Аланом, и уехать ей мешает лишь одно - чувство долга по отношению к ребенку. Из-за него она очень страдает.
      - Она в самом деле привязана к мальчику?
      - Трудно сказать. В такой ситуации на женщину очень давят традиции и общественное мнение. Боязнь осуждения толкает их на проторенный путь. Чтобы взяли верх личные убеждения, нужно время.
      - Так как же с Феррелин? - напряженно спросил Заллаби.
      - О, с ней все будет в порядке, я уверена. Просто она еще не может решиться. Ты же знаешь, столько ей пришлось испытать; она перенесла все тяготы и неудобства, вынашивая ребенка, как своего собственного, а теперь ей предстоит осознать, что он - ч у ж о й, что она для него только "приемная мать". Это серьезно.
      Антея замолчала, задумчиво глядя вдаль.
      - Я каждый вечер произношу благодарственную молитву, - добавила она. - Не знаю, слышит ли ее Бог, но я хочу, чтобы он знал, как я благодарна.