Глава 10

Рейн стоял коленями на сладко пахнущих камышовых стеблях, не отрывая взгляда от постели. Верхнее покрывало из серого меха было откинуто, фиалки сплошь устилали тонкие камлотовые простыни.

Епископ взмахнул кадилом, и длинные ленты ладана, свиваясь, потянулись вверх, к вышитому балдахину. Сквозняк покачивал бронзовые светильники, на цепях свешивающиеся с потолка. От этого жутковатые тени бегали по стенам, украшенным позолотой. Слабый голос старика епископа шуршал, как палые листья, когда он затянул «Dominum vobiscum».

Рейн думал о том, что никогда еще брачное ложе так не нуждалось в благословении, как на этот раз.

Как Бог свят, он предпочел бы, чтобы все произошло по согласию. Но, по согласию или нет, он собирался лишить жену девственности. В эту ночь их брак должен, обязан был осуществиться, на случай если князю Оуэну взбредет в голову завтра явиться под стены Руддлана с требованием вернуть ему дочь и замок. Более чем от соблюдения мирного договора, более даже, чем от его личного пребывания в замке, права Рейна на Руддлан зависели от его обладания Арианной.

Епископ поднял кропильницу, капли святой воды брызнули сквозь отверстия в серебряном сосуде, покрыв простыни влажными пятнышками. Каждое из пятнышек расплылось, позволив темный матрац стал просвечивать сквозь тонкую ткань. Казалось, постель испещрили капли крови. «Кровь... рано поутру мне понадобится девственная кровь Арианны на простынях», — думал Рейн. И еще он думал о том, как сильно хочет зачать этой ночью сына.

Епископ наконец удалился, сопровождаемый звуками фанфар. Рейн встал и посмотрел на склоненную голову жены. Темные волосы Арианны были разделены на две волны, и его поразила белизна кожи в проборе. Он наклонился, протянул руку, безмолвно предлагая опереться на нее и подняться. После недолгого колебания она вложила в его ладонь свою, и Рейн ощутил дрожь, сотрясшую все ее тело. Арианна подняла взгляд, и Рейн увидел в нем острый, всепоглощающий страх.

В следующую секунду ее окружила и увлекла прочь из спальни группа смеющихся и перешучивающихся женщин.

Внизу, в пиршественной зале, его брат и остальные гости уже успели совершить не одну прогулку к объемистой бочке с мальвазией. Рейн в полном молчании выдержал поток шуток и шуточек, глотая вино и ожидая, пока женщины уложат новобрачную в постель. Он вдруг почувствовал себя смертельно усталым и желал только одного: поскорее покончить с тем, что ему предстояло.

Расположение его духа постепенно стало таким мрачным, что, когда пришло время присоединиться к молодой жене на супружеском ложе, гостям стоило только посмотреть на его лицо, чтобы благоразумно воздержаться от традиционной свалки вокруг постели. Рейн поднялся по лестнице в полном одиночестве.

Когда он отворял дверь, кожаные петли издали неприятный и скрипучий звук. Арианна вздрогнула, рванув простыню вверх до самого подбородка. Висячие светильники были теперь потушены, и спальню освещали только отсвет тлеющей жаровни и свет высокой, украшенной филигранью брачной свечи у самой кровати. Этот слабый мерцающий свет то освещал лицо Арианны, то превращал его в некий загадочный, скрытый во мраке лик.

Рейн поискал слова, которые соответствовали бы случаю, но в голову, как назло, ничего не приходило. Он плотно прикрыл дверь и привалился спиной к потрескавшемуся, обитому железными пластинами дереву. Арианна не сводила с него взгляд, глаза на бледном лице казались особенно большими и темными.

— Арианна... — начал Рейн, но слов не было, и он умолк. Он думал о том, как бы приободрить ее без обещания не причинять боли, потому что знал, что боль неизбежна.

Он не нашел подходящих слов. Напряженное молчание длилось и длилось. Наконец губы Арианны искривила насмешливая улыбка — та самая, которая разом вызывала в нем желание поставить ее на место и заняться с ней любовью.

— Прекрасная речь, нормандец! Ты пришел, чтобы зачать дитя в моем лоне?

На щеках Рейна заиграли желваки. Он оттолкнулся от двери и направился к постели.

— Ну, девчонка!.. — процедил он сквозь стиснутые зубы. Пальцы Арианны конвульсивно стиснули край простыни, и она вжалась в подушки, среди которых сидела.

— Отпусти простыню! — приказал Рейн.

— По крайней мере, ты мог бы проявить хоть немного галантности...

— Я сказал, отпусти простыню!

Руки ее упали вдоль боков, и простыня соскользнула на талию. Рейн сделал шаг вперед, забрал полную горсть тонкого атласа и рывком сбросил простыню на пол.

Арианна с такой силой вдавила ладони в матрац, что на запястьях проступили сухожилия. От усилия справиться с дыханием грудь ее буквально ходила ходуном. В воздухе заструился густой запах фиалок.

При виде ее обнаженного, очень белого тела сладостное томление в паху Рейна стремительно разрослось, заставив член налиться и затвердеть от желания.

Языческое ожерелье в виде пары извивающихся змеек по-прежнему оставалось на шее Арианны. Ее судорожное дыхание порождало иллюзию того, что бронзовые пресмыкающиеся ожили и стараются освободиться. На фоне странного украшения груди выглядели особенно белыми, под тонкой кожей просвечивали голубоватые ручейки вен. Рейн наклонился и положил ладонь на левую грудь. Неровное дыхание Арианны еще больше участилось.

Он отошел от постели, чтобы снять куртку и рубаху. Прохладный воздух приятно освежил голую грудь. Присев на сундук в ногах кровати, он по очереди стянул сапоги, потом встал и начал развязывать шнуровку, крепившую короткие подштанники к штанам. Шнурок запутался, затянулся узлом, и Рейн не удержался от громкого проклятия. Наконец ему удалось снять оставшуюся одежду. Он раздраженно отбросил ее подальше и повернулся к постели. Послышался приглушенный возглас. Арианна смотрела расширенными немигающими глазами на его восставшую плоть. Потом взгляд ее скользнул вверх по животу, по груди, и Рейн словно ощутил его волнующее прикосновение, как горячее влажное дуновение ветерка.

Он прилег на постель рядом с ней, пока еще не прикасаясь. Тем не менее, она отпрянула, когда кожаные пружины матраца застонали под тяжестью его тела. Она так глубоко ушла в подушки, словно надеялась, что они сомкнутся вокруг нее на манер створок раковины.

— Посмотри на меня, Арианна.

Вместо этого она продолжала разглядывать балдахин кровати. Его жена казалась такой же бледной и неживой, как статуя Девы Марии в часовне замка. Нет, это становилось невыносимым!

Рейн провел пальцем по бронзовому украшению, там, где оно повторяло линию ее ключицы. Металл был горячим, буквально раскаленным, и в нем как бы бился невидимый пульс. На мгновение на грани видения все расплылось серебряным туманом, в ушах возник гул, напоминающий удары прибоя о прибрежные скалы. Рейн содрогнулся. Туман тотчас исчез, и грохочущий, засасывающий звук быстро стих. Теперь бронзовое ожерелье было прохладным на ощупь, и постепенно пришла уверенность, что все это было лишь игрой воображения. Он осторожно опустился поверх горячего напряженного тела — пока лишь одним боком, опираясь на локти. Так он сумел заглянуть в каменное лицо жены, и та вынуждена была перевести взгляд на него. Снова он легко коснулся украшения.

— Почему ты носишь это?

— Ты все равно не поймешь.

Рейн обхватил ее шею кольцом ладоней и прижал подушечки больших пальцев там, где бился сумасшедший пульс.

— Когда я задаю тебе вопрос, жена, я хочу слышать ответ на него.

Частые удары ее сердца стали неровными, порой едва слышными. Темная глубина зрачков вызывала в памяти чащу глухого леса, полную таинственных и невидимых существ. Арианна конвульсивно глотнула.

— Это ожерелье может носить только ясновидящая. Только та, кому даровано умение предвидеть будущее.

— И что же ты видела в своем будущем? — Словно зачарованный, Рейн следил за тем, как она про— вела кончиком языка по полной нижней губе... потом с силой втянула ее в рот, прикусив зубами.

— Тебя. Я видела тебя.

Этот ее рот... он просто должен еще раз попробовать era на вкус! Рейн наклонился, но Арианна дернулась, до отказа отвернув лицо. Тогда он погрузил пальцы в волосы, которые рассыпались, густые и темные, как расплескавшееся вино, по усыпанным фиалками подушкам. Он намотал одну из прядей на кулак и поднес к лицу, глубоко вдохнув.

— Они пахнут лимоном.

Сказав это, он взял в ладони лицо, которое Арианна по-прежнему отворачивала от него, и насильно поцеловал ее в губы. Она с такой силой отдернула голову, что послышался хруст позвонков.

Рейн схватил своими длинными сильными пальцами ее подбородок, не давая отвернуться, и снова склонился к губам. Тогда Аринна начала извиваться под ним, тяжело и жарко дыша в его приоткрытый рот.

— Не надо! Пожалуйста, не надо!

— Ты моя жена, Арианна, пойми это наконец своей бестолковой головой! — прошипел Рейн, схватив ее обеими руками за голову и хорошенько встряхнув. — Ты должна повиноваться мне.

— Нет, ни за что!..

— Ты будешь повиноваться мне! — На этот раз он встряхнул ее с силой, до боли. — Я хочу ощутить, как мое семя изливается внутрь тебя. Только тогда я буду знать, что Руддлан принадлежит мне.

— Руддлан! Так вот о чем ты беспокоишься больше всего! Я для тебя ничто, всего лишь имя и титул, средство узаконить права на замок! А я... я ждала, хотела... я мечтала... — глаза ее наполнились слезами, грудь высоко поднялась и затрепетала, словно она пыталась удержаться от рыданий. — Так ты не получишь меня! Ничего от меня, что идет в счет!

Рейн глубоко вздохнул, прилагая усилия, чтобы овладеть собой.

— Ты превращаешь нашу брачную ночь в испытание, которым она могла бы не быть. — Он провел большим пальцем по соблазнительной припухлости ее нижней губы. — Если бы ты перестала сопротивляться, то могла бы даже получить удовольствие. — Палец скользнул по подбородку, потом вниз по шее, поглаживая, лаская... — Я все равно возьму твою девственность в эту ночь, Арианна. Чего бы мне это ни стоило, я сделаю это.

Она выгнулась дугой среди подушек, судорожно прижав руки к бокам.

— О Господи, так возьми ее поскорее и оставь меня в покое.

Рейн наклонился, чтобы снова поцеловать ее, но она буквально вырвала губы из-под его рта. Тогда он приник к изящной впадинке между ее ключицами. Кожа там была гладкой, как расплавленный воск. Арианна между тем уперлась ладонями ему в грудь, изо всех сил стараясь оттолкнуть. Он прижал обе ее руки своими.

Она начала вырываться, попробовала высвободить правую руку, при этом зарывшись пальцами в волосы на его груди и наткнувшись одним из них на сосок. Рейн не удержался от стона. Наконец ему удалось прижаться ртом к ее губам — вернее, расплющить ее губы своими. Она содрогнулась всем телом и окаменела. Каким-то чудом он ухитрился просунуть язык между ее губ и провести по трепещущей нижней губе.

— Открой рот, — невнятно пробормотал он. И она открыла — должно быть, чтобы дышать или протестовать. Какова бы ни была причина, Рейн не стал терять ни секунды. Медленно, осторожно он сильнее раздвинул ее зубы языком, вошел в нее, как позже намеревался войти между ее ног. Язык его заполнил огненно-горячее пространство ее рта.

Арианна притихла под ним, почти не дыша. Однако когда он коснулся ее языка, она выгнулась снова с такой силой, что сумела положить конец поцелую.

Рейн просунул руку между их телами и накрыл одну грудь, сознавая, как груба его мозолистая ладонь, как она царапает нежную кожу. Арианну начала бить крупная дрожь. Она вонзила ногти в его запястье, стараясь оттолкнуть ласкающую ее руку.

Он напряг мышцы, сопротивляясь. Приподнявшись на локте немного выше, он надавил на грудь пленницы снизу, чтобы до нее можно было дотянуться ртом. Арианна продолжала молча отталкивать его, но, когда губы сомкнулись вокруг ее соска, издала крик протеста. Не слушая, Рейн втянул сосок глубоко в рот, чувствуя, как он твердеет под его языком.

Теперь Арианна пришла в полное неистовство. Она металась и извивалась под ним, брыкаясь, как необъезженная лошадка.

— Не делай этого! — умоляла она, дыша так тяжело, что в горле хрипело и булькало. — Я буду ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь, если ты не перестанешь!

Рейн отстранился. На него с ужасом смотрели громадные темные глаза. Арианна дрожала, как в лихорадке, кожа ее обжигала и в то же время покрывалась крупными мурашками, где бы он ни дотронулся. Резким рывком он подмял ее глубже под себя, так, что каменно-твердый член ткнулся ей в живот. Сильнейшее ощущение отдалось во всем его теле. Арианна вскрикнула, сжав ноги и скрестив лодыжки.

Он навалился на нее всем весом, чувствуя, как твердые вершинки грудей погружаются в волосы, тычутся ему в грудь. Сильно нажав коленом, он сумел раздвинуть судорожно сжатые ноги. Она попыталась прикрыться рукой — он отбросил Руку в сторону.

— Ненавижу тебя!.. — едва выговорила она, судорожно рыдая.

— Да, я знаю. Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, Арианна, но раздвинь для меня ноги.

Он погладил ее напрягшийся живот, потом последовал ртом за движущейся вниз рукой. Скоро ладонь его накрыла нежны холмик внизу живота, пальцы раздвигающим движением скользнули ниже. Рейн наклонился и вставил между ними язык.

Он успел заметить блеск занесенного кинжала, и тотчас боль пронзила руку пониже плеча.

— Иисусе! — прошипел он, отпрянув.

Она попыталась ударить его еще раз. Инстинкт сработал быстрее, чем разум: Рейн выбросил вверх руку, чтобы перехватить оружие. Как раз в этот момент Арианна приподнялась, занося кинжал, поэтому его мгновенно сжавшийся кулак с силой ударил ее прямо в глаз. Удар ошеломил ее, и взять кинжал из ослабевшей руки не составило для Рейна труда.

Он отбросил оружие в дальний угол комнаты.

Теперь он держал ее одной рукой за оба запястья сразу, пригвоздив их к подушке над ее головой и навалившись всем весом на обмякшее тело. Он находился между ее раздвинутых ног, и кровь часто капала на простыню из пореза на руке. Два хриплых дыхания смешались в один рыдающий звук, оглушительный в ночном безмолвии. Рейн посмотрел в глаза жены... и эти глаза прокляли его со всей силой наполняющих их ненависти и презрения.

Он вошел в нее безжалостным толчком, заглушив крик поцелуем.

Он закончил свое дело быстро, пока еще был на что-то способен.

Порез на руке был длинным, но неглубоким.

Рядом с тазом для умывания лежала стопка льняных полотенец. Рейн поднял верхнее, скатал валиком и приложил к ране, чтобы остановить кровотечение. Потом посмотрел в сторону постели. Арианна лежала на спине, вытянув руки и отвернув лицо. Она не издавала ни звука, и он не думал, что она плакала.

Простыни были испятнаны кровью достаточно, чтобы доказать, что он лишил невинности десять девиц. Ват только кровь была вся его. Ну, почти вся.

Господи Боже, он все еще ощущал ее крик на своих губах!

Рейн намочил в тазу другое полотенце и пошел к постели. Там он осторожно присел на край рядом с женой. Внутренняя поверхность ее бедер была в крови — в ее крови, смешанной с его семенем. Красные пятна были и на ее теле: на груди, животе и руках. Это была его кровь.

Склонившись над Арианной, он начал стирать кровь с ее живота. Она дернулась, выхватила полотенце.

— Не прикасайся ко мне больше!

Лицо, когда она повернулась, было совершенно лишено красок, за исключением глаза, по которому пришелся его нечаянный удар. Вокруг него уже успела образоваться бурая опухоль, веко распухло и почти не открывалось. К утру синяк должен был расцвести окончательно.

Арианна начала судорожно тереть между ног, потом вниз, до колен. Руки ее тряслись.

— Это было самым грязным, самым, мерзким из всего, что когда-либо случалось со мной!

— Советую смириться с этим, а еще лучше — привыкнуть, — ответил Рейн ровным, безжизненным голосом, как говорил всегда, когда хотел скрыть свои чувства. — Потому что это случится снова. Вероятнее всего, не позже завтрашнего угра.

Он сбросил подушки на пол одну за другой. Под первой же из них он нашел еще два кинжала. Пришлось обойти всю спальню в поисках оружия. Когда обыск закончился, на полу громоздился целый арсенал: три меча, с полдюжины кинжалов, боевой топор и даже дубинка самого жуткого вида, который Рейну когда-либо приходилось встречать. Она была из дерева, но сплошь усажена острыми железными гвоздями.

Его позабавило количество оружия, которое жена сочла нужным рассовать по всей спальне.

Наконец он решил, что обнаружил и собрал все предметы способные так или иначе отправить человека на тот свет, прошел к окну и поднял щеколду ставней.

— Что ты делаешь? Ты позволяешь нечистому ночному воздуху войти в комнату!

Арианна произнесла это с таким негодованием, что Рейн приостановился и посмотрел на нее в совершеннейшем удивлении. Она сидела на постели, скрестив ноги, по-прежнему нагая. Кровь ее утраченной невинности еще оставалась кое-где на ногах, волосы перепутались и образовали на голове подобие вороньего гнезда, но держалась она с таким достоинством, словно восседала на троне в полном королевском облачении. Она ставила его в тупик, потому что до сих пор ему не приходилось встречать подобной женщины. Храбрости у нее было побольше, чем у многих мужчин, и она говорила о долге и чести так, словно это были для нее не пустые слова.

Он и сам когда-то верил в мужество, честь и долг. Давным-давно это было, в далекой юности.

— Бог знает почему, я хотел бы сохранить свою жизнь, — сказал он, чувствуя странное стеснение в горле. — По крайней мере, я не возражал бы продержаться хотя бы до утра.

Он вышвырнул дубинку за окно. Снизу донесся крик испуга. Рейн прокричал запоздалое предостережение, потом отправил той же дорогой боевой топор.

— Я бы никогда не пошла на то, чтобы убить тебя во сне!

— Да? — Рейн приподнял бровь и широким жестом указал на оружие, громоздящееся на камышовой подстилке. — Тогда что ты собиралась делать со всем этим? Осадить лондонский Тауэр?

— Я вообще не собиралась тебя убивать. — Арианна надменно отмахнулась от подобного предположения — ни дать ни взять королева, отпускающая слугу. — Нравишься ты мне или нет, ты мой муж перед Богом и людьми. Я только надеялась заставить тебя прекратить... прекратить... — голос ее сорвался, и она умолкла.

— Самое грязное, самое мерзкое из всего, что когда-либо случалось с тобой? — Рейн вернулся к постели и остановился перед женой. — Это ты уже говорила. Даже святая церковь не имеет ничего против этого и называет супружескими обязанностями. Арианна, ты обязана смириться с этим.

— Я знаю. — Она подняла взгляд на его лицо, единственный незаплывший глаз был огромный, цвета моря в штормовой день. — Но одно дело — супружеские обязанности, и совсем другое — твои французские извращения. Я имела полное право защитить свое достоинство.

Рейн захлопал глазами, не зная, что и думать. Наконец он присел рядом с женой, не обращая внимания на то, что она отпрянула.

— Матерь Божья... Послушай, Арианна, в первый раз всегда бывает больно. И нет ничего постыдного в том, что замужняя женщина раздвигает ноги для своего мужа, чтобы он мог проникнуть внутрь ее тела и излить туда свое семя.

— Это я понимаю. Но все остальное — извращение!

Он вгляделся в ее гневное лицо, честно стараясь понять, в чем дело. Он перебирал в памяти все, что делал с ней, вплоть до того момента, как она ударила его кинжалом. Внезапно до него дошло, и он не удержался от смеха.

— Неужели уэльсцы не стараются доставить своим женщинам истинное наслаждение? То есть я хотел сказать, неужели они не целуют их между ног?

— Нет, конечно? — возмутилась она, отрицательно качая головой.

— В таком случае я искренне жалею женщин твоего народа, да и мужчин тоже, потому что они понятия не имеют, какое это удовольствие!

В глазах Арианны появилась... и тотчас исчезла тень сомнения. Она еще яростнее помотала головой.

— Не думаю, что это понравилось бы людям Уэльса! Это противоестественно.

Рейн мягко приподнял за подбородок ее лицо, погладил подушечкой большого пальца сильную линию нижней челюсти.

— Я многое буду делать с тобой, Арианна, и ничего противоестественного в этом не будет. Когда я прикасаюсь к тебе вот так... — он провел костяшками пальцев по ее груди, так легко — о! едва заметно, — но они почему-то сразу налились, и соски затвердели с такой сладостной быстротой, что просто невозможно было удержаться от стона. — Когда я целую твои нежные губы...

Тут рука скользнула ей за спину — на затылок, под волосы, — заставляя приблизить лицо к его лицу, такому смуглому и угловатому. Горячий язык погладил ей губы, стараясь приоткрыть их. Опомнившись, Арианна начала вырываться.

— Муж мой, один раз ты уже делал это сегодня ночью! Не вижу необходимости начинать все заново.

Рейн испытал сильнейшую, потребность сделать «это» ей назло, просто чтобы доказать, что он имеет на это полное право, но он справился с искушением. Вместо этого он улегся на постель ничком, закрыв глаза и охватив голову кольцом сплетенных рук. В предплечье пульсировала боль, но куда сильнее болела голова, глаза казались налитыми расплавленным свинцом. Он устал. Господи, как же он устал за этот день!

Через пару минут он снова посмотрел на жену, теперь уже с усталым безразличием. Она продолжала сидеть очень прямо, не отрывая от него взгляда, в котором было теперь куда больше растерянности, чем страха. Рейн решил, что это некоторый шаг вперед в развитии их отношений, но в данный момент ему было все равно.

— Ложись спать, — сказал он со вздохом. Специфический запах их недавней близости
пропитал воздух, смешиваясь с назойливым ароматом раздавленных фиалок. Рейн и Арианна лежали бок о бок, достаточно далеко друг от друга, но хотя кровать и была широка, она все же оказалась не настолько бескрайней, чтобы он не ощущал тепла женского тела. Спустя некоторое время прогнувшийся матрац дрогнул. Рейн повернул голову. Плечи Арианны заметно вздрагивали, хотя она зарылась в подушку, чтобы заглушить звуки рыданий. Он протянул руку... потом опустил, так и не коснувшись плеча жены.