Подобным образом осуществлялись почти все завоевания хозалихов. Им попалось всего несколько цивилизаций, которые повели себя не так разумно, как человечество, — вот их-то, к сожалению, перебили до последнего и потом искренне оплакали. Хозалихи — раса замечательная во многих отношениях — совершенно не понимают таких шуток, как стремление к независимости. Главный принцип их Имперской Системы состоит в беспрекословном повиновении императору, а если кто-то не желает этому принципу следовать, он обращается во прах.
Хозалихи, следует отдать им должное, — завоеватели просвещенные. Если могут, они не вмешиваются в местные институты религии. Если вводят налоги, то такие, что с ними вполне можно смириться. Они засылают на покоренные планеты десятки тысяч миссионеров, дабы те способствовали повышению культурного уровня населения и обучали его правилам Высшего Этикета. И как только покоренная цивилизация достигает определенного уровня, ее представители мало-помалу входят в Имперский Совет и занимают важные посты по всей Империи.
Но наступают, конечно, и некоторые перемены. Существуют воинские гарнизоны, вводится цензура в службах новостей — хозалихи милостивы, но не глупы. Правила Высшего Этикета четко определяют, чего именно хозалихи хотят для себя: формальности, элегантности, непоколебимого идеализма. Хозалихи почитают Высший Этикет универсальным, однако суть Высшего Этикета в том, что это — испытание. Если чужаку удается освоить все тонкости Высшего Этикета, он становится тем, с кем хозалихи согласны разговаривать и иметь дело. На самом деле миссионеры — ловцы человеков, которые забрасывают свои снасти в самые глубины чужих рас и вылавливают тех, кто способен стать посредником между хозалихами и представителями собственной расы. Тех, кто способен общаться и с теми, и с другими и служить переводчиками для тех и других.
Счастливым избранникам судьбы порой везет — они получают благородные титулы. Это, конечно, глупо, но хозалихи стоят на своем. Что это за Имперская Система, если в ней отсутствует наследная аристократия? Земля уже столько раз содрогалась в конвульсиях, пытаясь исторгнуть с лица своего собственную наследную аристократию, а тут они возьми да и вернись — графы и бароны, принцы и герцоги, и что самое смешное — почти все поголовно инопланетяне.
Высший Этикет, таким образом, может быть, и не универсален, зато универсально поведение аристократов. Новая земная аристократия оказалась весьма способной к величию, просвещенности, одухотворенному правлению, культивированию высокого искусства и талантов. Взять хотя бы достижения виконта Ченга или Соломона Неподкупного. Но аристократы оказались также весьма склонными к грубости, близорукости, беспутности, алчности и сущим безумствам. Взять хотя бы Роберта-Мясника или Юлия Безумного. Человечество и радовалось, и страдало в обстановке, созданной новой аристократией. Великое созерцали, от невежества страдали. И все это было вполне предсказуемо.
А вот что оказалось гораздо менее предсказуемо, так это отношения между людьми и хозалихами. У той и другой расы были специфические достоинства, которые восхищали противоположные стороны, но были и недостатки, которые у тех и других вызывали отвращение.
Как только люди познакомились с хозалихами, они сочли их неглупыми, но скучными. Эти длинноносые, широкоплечие, покрытые черной шерстью завоеватели боготворили императора, старались вести себя сдержанно, обожали парады и военную музыку, детей воспитывали строго, прививали им светские манеры и приучали быть законопослушными гражданами, продолжателями рода. Они были прирожденными консерваторами и эстетами, слыли мастерами тратить время на ерунду, ну и, конечно, поборниками строгого руководства Империей. Ничего сверхужасного в таких привычках не было. У всех у нас в конце концов бывают дядюшки, которые отличаются примерно таким поведением, но в общем и целом это совершенно чудные старикашки. Правда, вы ведь не станете своего занудного дядюшку звать на развеселую вечеринку, верно?
Непочтительность не радует хозалихов. Не поощряют они также фривольность, безответственность, нечестность, излишнее рвение, не жалуют тех, кто появился на свет с врожденным чувством юмора, с ощущением, что мир сошел с ума. Они не станут доверять тем, кто свистит в компании, отпускает сальные шуточки или напивается на спортивных соревнованиях. Хозалихи искренне верят, что таких можно исправить исключительно колесованием, дабы они в дальнейшем более строго следовали Имперским Принципам.
Как ни грустно, примерно так они относятся ко всему человечеству. Да, считают они, люди, может быть, фривольны и милы, но их нельзя принимать всерьез. Однако такое отношение к человечеству несправедливо — отыщутся миллионы людей, готовые последовать всем хозалихским требованиям, их представлениям о том, каким должен быть образцовый гражданин. Многие пробивались на имперскую службу и добивались хороших рекомендаций от педантичных и добросовестных начальников. Некоторые даже становились еще более ярыми империалистами, чем сами хозалихи, — посмотрите только на подвиги Роберта-Мясника, который без разбору укокошил сотни тысяч во имя императора, — на такое не отваживался ни один хозалихский губернатор.
Но и наше стереотипное отношение к хозалихам не всегда справедливо. Попадаются среди них и те, что ведут себя фривольно и непочтительно, а еще больше среди них тех, кто с восторгом бы повел себя фривольно и непочтительно, предоставься им такая возможность. В потаенных мечтах пьяные хозалихи танцуют при лунном свете и обнимаются с мокроносыми дамочками. Просто они об этом помалкивают.
В общем, хозалихи не лишены тайных страстишек. У них имеется обширная популярная литература, в которой описываются мятежи и похождения жуликов и выражается скрытый восторг в отношении тех, кому удается победить условности, да еще и жить-поживать в свое удовольствие. Они снисходительнее относятся к своим беспутным кузенам и кузинам, чем те того заслуживают, и не менее уязвимы в отношении обаяния, чем люди.
Даже Высший Этикет оставляет место и право на существование пьяницам, шарлатанам, дурачкам, лишь бы только их поведение было достаточно (в меру) вызывающим и носило признаки стиля. Стиль — вот что тут главное: никто не станет восторгаться пьяницей, который туп, или шарлатаном, на которого скучно смотреть. В Высшем Этикете есть много всякого разного помимо сдержанных танцев и обнюхивания ушей.
И если вы способны проделывать это стильно, закон даже позволит вам зарабатывать на жизнь кражами.
Майджстраль оставил флайер на лужайке около снятой им виллы и прошел через звуковой экран, служивший дверью. По пути он расшнуровал камзол — настолько, насколько позволял покрой: Высший Этикет требовал, чтобы одежду нельзя было снять или надеть без помощи слуги. В то время почти все использовали в качестве прислуги роботов, по крайней мере в Человеческом Созвездии.
А у Майджстраля был слуга-хозалих по имени Роман. Роман был высоченного роста — он был высок даже по хозалихским меркам — и очень силен. Годичные кольца, что залегли вокруг его носа, показывали, что ему сорок пять. Уже пятнадцать поколений его предков служили семейству Майджстралей, а Дрейку Роман достался от отца. Слугу он время от времени использовал для выполнения боевых операций, которые тому большей частью не нравились. Но свое неодобрение, как и многое другое, Роман держал при себе. Он гордился своей репутацией безупречного, вышколенного слуги семейства, хотя это семейство порой и приводило его в отчаяние.
Роман, как всегда подтянутый, появился в холле и тихо направился к Майджстралю. Умение слуги передвигаться бесшумно радовало Дрейка и как эстета, и как профессионала.
— Грегор вернулся? — спросил Дрейк на стандарте.
— Пока нет, сэр. — В голосе Романа чувствовалось спокойствие стоячих вод.
— Надеюсь, никаких проблем?
— Думаю, никаких.
Роман расшнуровал Майджстралю камзол, помог снять обувь, взял у него пистолет, нож, манишку и манжеты — все с отточенным профессионализмом и при минимуме движений. Это было так же знакомо, как старый, привычный диван. Майджстраль чувствовал, как спадает напряжение. Роман был единственным якорем в его бурной, беспокойной жизни и скорее отождествлялся с домом, чем просто со слугой, а дом для него был местом, где можно расслабиться. Майджстраль упал на диван и пошевелил пальцами ног в плотных серых носках.
Голографические произведения искусства медленно вращались на подставках в нишах, отбрасывая на Дрейка, улегшегося на диване, мягкий свет. Он посмотрел на Романа:
— Там была Николь. Она спрашивала про тебя.
— Надеюсь, она в добром здравии.
Майджстраль снова взглянул на слугу. Глаза у того заблестели, ноздри слегка расширились. «Тайная радость», — решил Майджстраль, наслаждаясь предсказуемостью Романа. Никаких сомнений. Николь всегда была одной из любимиц его слуги.
— Да, она в добром здравии. Ну, может быть, немного пресыщена. Завтра я сопровождаю ее на просмотр какого-то Элвиса. Значит, снова придется появиться в обществе. Для дела отлично.
— Пришло письмо, сэр. От вашего отца.
Сердце Майджстраля сжалось от скрытого отчаяния. Тематика отцовских посланий крутилась вокруг двух тем, и обе были грустные.
— Я прочту.
Роман взял с секретера письмо и принес его хозяину на подносе. Письмо было отправлено по системе СЧП — Сугубо Частной Переписки, а значит, вложено в конверт и передавалось из рук в руки. Все это стоило немалых денег. Майджстраль распечатал конверт и прочел письмо.
«Не понимаю, зачем тебе понадобилось мотаться к границе. Наверняка ты проведешь сезон на Нане в связи со своими благотворительными делами. Если ты попадешь на границу до начала сезона, ты должен засвидетельствовать почтение графине Анастасии. Может быть, тебе удастся помочь ей в чем-то, касательно Дела. Если понадобится, можно продать Каподистрийские участки.
Ко мне обратился лорд Гиддон, у которого я несколько лет назад одолжил сумму в 450 н. Я, видимо, сообщал тебе об этом обязательстве, но ты почему-то не в курсе. Если бы ты не перекрыл мне доступ к нашим сбережениям, я бы об этом и не упомянул, но положение требует, чтобы ты сохранил честь семьи и выплатил долг. Если ты сейчас не при деньгах, можно продать участки на Каподистрии.
Надеюсь, ты сделаешь это побыстрее.
Твой бедный отец.
Экс-Дорнье, и т.д.
P.S.: Оборудование для моего гроба будет готово через два месяца. Надеюсь, ты не заставишь меня снова пережить разочарование от того, что оно не будет встречено вовремя».
Вот как — обе темы сразу, да еще и с подробностями. «Дело» и старые долги.
Майджстраль вложил письмо в конверт и отдал Роману.
— Сожги, пожалуйста, — попросил он.
Роман молча понес письмо к сжигателю бумаг. Майджстраль нахмурился и постучал перстнем по стиснутым зубам.
Долг лорду Гиддону — это новость, но не такая уж неожиданная: старые кредиторы теперь частенько заявляли об отцовских долгах. Участки на Каподистрии давным-давно были заложены — отец Майджстраля сам их и заложил, да, видно, позабыл. Память у него на финансовые дела всегда хромала, а после смерти и вообще отнялась. У Майджстраля не было денег на благотворительность, не было их и чтобы уплатить долг лорду Гиддону, да и на жизнь не было тоже.
Майджстралю приходилось много тратить на себя: хозяйства у него практически никакого не было, но появление в свете стоило немало. Он посмотрел на свой перстень, поднес его к свету. Бриллиант был поддельный — настоящий пришлось продать два месяца назад, чтобы наскрести денег на эту поездку. Даже Роман не знал, что настоящий бриллиант продан.
Может, и правда стоило принять предложение графини Анастасии? Дрейк прикинул, как он будет выглядеть: простофиля, участвующий в совершенно безнадежном деле, бормочущий комплименты, которые на самом деле вовсе не хочется бормотать. Короче, некто весьма похожий на папашу.
Нет, только не это.
Роман вернулся со стаканом холодного ринка. Майджстраль взял стакан и рассеянно пригубил напиток.
Послышался шум флайера, опускающегося на лужайку перед домом. Уши слуги развернулись к дверям. Он повернулся, выглянул в окно из поляризованного стекла и объявил:
— Грегор.
При этом он немного напрягся. Роман не одобрял причуды Майджстраля, а Грегора считал одной из таких причуд.
— Хорошо. — Майджстраль снова пошевелил пальцами ног и задумчиво проговорил: — Можно будет сказать ему о нашем деле.
Вошел Грегор Норман, стаскивая на ходу темно-синюю кепку с рыжей шевелюры. Грегору недавно исполнилось двадцать, он был долговяз и подвижен. Одевался он исключительно в одежду темных тонов, а многочисленные карманы его были набиты в основном электронными штучками. Грегор тараторил и разговаривал с хулиганским акцентом. К высшему свету он определенно не принадлежал.
— Дело сделано, босс. С превеликой.
«С превеликой», «с превеликими» — это было жаргонное выражение, которое обожал употреблять Норман. Так он сокращал фразы типа «с превеликой легкостью», «с превеликой радостью», «с превеликим удовольствием».
— Отлично. Информационные сферы нынче вечером будут транслировать мою встречу с Николь, а паника начнется с самого утра.
Грегор расхохотался. Он был явно доволен собой. За последние четыре часа он успел совершить четыре взлома, причем все — тонко и четко, без сучка и задоринки, в каждом случае применив десятки маленьких электронных устройств.
Роман посмотрел на них по очереди. Ноздри его нервно подергивались.
— Вы, сэр, говорили о заказе.
— Точно. — Майджстраль поднялся, опустил ноги на пол, наклонился вперед. — Садись, Грегор. Я тебе все расскажу. — Роману он садиться не предложил: понимал, что слуга ни за что не сядет в присутствии хозяина. Он подождал, пока Грегор усядется, и продолжил: — Женщина по имени Амалия Йенсен хочет, чтобы мы похитили для нее одну вещицу из поместья некоего адмирала Шолдера, офицера флота, в отставке, покойного. Через несколько недель поместье будет выставлено на аукцион, и мисс Йенсен боится, что ей перебьют цену.
Уши Романа навострились.
— А кто нынешний владелец, сэр?
— Наследник Шолдера — его племянник лейтенант Наварра. Я с ним нынче познакомился. Не думаю, что его больно-то интересует поместье дядюшки. И уж точно, он не заботится об охране. Как мне показалось, от этого наследства ему одни хлопоты.
Грегор ухмыльнулся.
— Да, они нескоро заметят, что какой-то безделушки не хватает. — Говоря это, он отстукивал кончиками пальцев по бедрам ритм какой-то мелодии, которую, видимо, мурлыкал про себя. Он никогда не мог сидеть на месте спокойно.
— Это хорошо. Значит, мы сможем тем временем посвятить себя другим планам. Но я хочу. Роман, чтобы ты завтра же начал наводить справки о мисс Йенсен. Сомневаюсь, что она чей-то агент или провокатор, но как знать. Она отказалась предоставить нам авторские права на съемку, а это, как я подозреваю, означает, что тут есть какие-то подводные течения, о которых мы не догадываемся.
— Хорошо, сэр.
— С ней был спутник — молодой человек по имени Педро Кихано. Может, он в этом как-то замешан, а может, и нет. Как бы то ни было, им тоже следует поинтересоваться.
— Завтра — первым делом, сэр.
Дрейк посмотрел на Грегора:
— Мне бы хотелось, чтобы ты совершил облет поместья Шолдера и посмотрел, как там и что. Смотри в оба — ну да ладно, ты меня понимаешь.
Грегор небрежно отдал Майджстралю честь двумя пальцами:
— С превеликим, босс.
Дрейк на миг задумался.
— О. Да. Еще одно дельце. Если в ходе наведения справок вы выйдете на собственность генерала Джеральда — Морфлот, в отставке, — держитесь от него подальше. Он может создать ненужные осложнения.
Роман внимательно посмотрел на хозяина:
— Можно поинтересоваться какие, сэр?
Майджстраль глубоко вздохнул, обдумывая, что бы соврать.
— Связанные со службой безопасности на этой планете, — сказал он. — Мне не хотелось бы наткнуться на контршпионаж. Это противоречит той роли, в которой я тут пытаюсь выступать.
— Конечно, сэр. Понимаю.
Майджстраль согнул ноги, поставил их на диван и положил подбородок на колени.
— Ну а пока вы будете развлекаться таким образом, я отправлюсь на просмотр имитатора Элвиса.
— Вот ужас-то, сэр.
Диафрагма Романа дернулась раз, потом еще раз — у хозалихов это означало глубокий, искренний вздох. Не великосветский, это точно. Причуды Майджстраля порой были совершенно непредсказуемы.
3
Элвис оказался человеком, и одет он был в белый с блестками костюм. Его движения — то, как он впивался в хромированный микрофон, как вихлял бедрами, даже то, как утирал пот со лба красным шелковым носовым платком, — все было стильно, отточено и ритуально, как шаги балетного танцора.
Голографический оркестр разместился в полутени в глубине сцены. Штабели громоздких и совершенно ненужных усилителей и колонок занимали порталы просцениума, и с их стороны доносились такие оглушительные звуки, словно вся аппаратура была самая что ни на есть настоящая.
«Как горит моя любовь», — распевал Король рок-н-ролла. В ответ на эти бессмысленные слова над сценой раздавались восторженные выкрики дебютантов, которые уже сто лет как почили. Элвис наклонился, утер пот над бровью и подарил платок одному из своих ассистентов, сидевших в зале. Ассистент преподнес платок Николь — почетной гостье. Она поклонилась и изящно взяла платок у ассистента. В этот миг на нее устремился свет всех прожекторов. Аудитория вежливо похлопала.
— Майджстраль, какого черта мне теперь с этим платком делать? — прошептала Николь, прикрыв губы рукой, чтобы вездесущие информационные сферы ничего не прочли по ее губам. — Не сидеть же мне тут весь вечер с этой мокрой тряпкой в руках.
Майджстраль сочувственно глянул на нее. В ее костюме — голубом платье из нескольких полупрозрачных слоев ткани, напоминающей черепаший панцирь, — карманов, конечно, не было.
— Если хочешь, отдай мне, — предложил он. — Или я могу тебе его завязать на руку.
Прожектора перестали освещать Николь. Ее алмазные серьги и колье потускнели.
— Я пошлю его Этьену, — сказала она. — С его цветовой гаммой он лучше будет сочетаться.
Она жестом подозвала одного из своих камердинеров и прошептала распоряжение. Этьен, сидевший в соседней ложе, зевал и прикрывал рот ладонью. Он явно скучал на Пеленге.
До концерта Майджстраль с Николь успели позавтракать, поболтав о жизни, о времени, о старых приятелях. Майджстраль понял, что Николь почему-то считает его намного более осведомленным в делах Диадемы, чем то было на самом деле, однако неведение свое он вроде бы умело скрыл. Если честно, слухи до него доходили с опозданием.
Майджстраль откинулся на спинку кресла и почувствовал, как оно приняло очертания его тела. Глянув на противоположный ряд лож, он увидел графиню Анастасию в обществе барона Синна. Графиня не сводила с Дрейка блестящих ярко-синих глаз. Майджстралю стало здорово не по себе. Он поклонился ей, она кивнула в ответ.
«Она считает, что я веду беспорядочный образ жизни, — думал Майджстраль. — Неправильный». А ведь это хозалихи сделали Элвиса частью Высшего Этикета и списали со счетов Шекспира. «Наверное, потому, — решил Майджстраль, — что в пьесах Шекспира так много успешных восстаний против деспотизма. А Элвис был фальшивым бунтарем, который в конце концов стал оплотом общественного порядка».
Майджстраль очень любил Шекспира и читал его в новейших переводах Максвелла Аристида. Особенно ему нравились комедии. Но это он считал показателем низменности собственных вкусов. Большинство людей шекспировские комедии считало непристойными.
Стены фойе были затянуты красной кожей и сверкали таким количеством отполированных медяшек, что их казалось много даже для украшения. Информационные сферы неловко разворачивались под невысоким потолком, наставив объективы на слоняющуюся толпу. Половина зрителей, решив, что уже вдосталь поприсутствовали для того, чтобы их заметили, улизнули с безрадостного представления.
Майджстраль потягивал холодный ринк. Его взгляд лениво скользил по толпе, оценивая одежду, аксессуары, драгоценности. Майджстраль делал в уме заметки.
— Да, — сказал он. — Драматург. Очень хороший. Власти Созвездия раскопали его и распорядились, чтобы Аристид перевел.
— Непременно полюбопытствую, сэр, — ответил Педро Кихано. Он наморщил лоб и закусил губу. — Думаете, тут пахнет политикой, сэр?
— Я ничего такого вызывающего не заметил. Но хозалихи его по какой-то причине схоронили, так что — кто знает?
Педро снова закусил губу. Майджстраль посмотрел туда, куда был направлен взгляд Педро, и увидел, что Амалия Йенсен болтает с лейтенантом Наваррой. Наварра кивал и улыбался Амалии. Педро нахмурился еще сильнее. Майджстраль допил ринк.
— С вашего позволения, сэр, — извинился он, — пойду поинтересуюсь, не хочет ли Николь выпить.
— Конечно, — хмуро пробормотал Педро, отвел взгляд от Амалии и немного просветлел. — Она так чудесно танцует. Прошу вас, передайте ей мое восхищение.
— Непременно.
Майджстраль направился туда, где Николь давала интервью одной особенно навязчивой информационной сфере.
— Да, мы старые и добрые друзья, — отвечала она. — Боюсь, больше я ничего не скажу — это было бы нехорошо.
Сказано это было слегка растерянно, Николь часто заморгала. «Нюансы», — подумал Майджстраль. Он давно считал, что Николь мастерица по этой части, но за последние четыре года она стала настоящей актрисой.
Взяв интервью, информационная сфера улетела в сторону, и Николь взяла Майджстраля под руку. Дрейк передал ей восхищение Педро.
— Жутко танцует, — призналась Николь. — Эти треклятые каблуки — он на них стоять толком не может.
— Но ты уж, наверное, постаралась, чтобы у него получалось получше?
Глаза Николь озорно сверкнули.
— А как же! Посмотри, вон наш бравый моряк. Видишь?
Майджстраль снова посмотрел на лейтенанта Наварру — тот по-прежнему не сводил глаз с Амалии Йенсен и самым внимательным образом ее слушал.
— Конечно.
— Не мог бы ты оказать мне услугу и попросить его поужинать со мной вечером? Я бы и сама его пригласила, но сферы заметят и тогда измучают его, бедолагу.
Насколько помнил Дрейк, четыре года назад Николь ни за что не попросила бы мужчину о подобной услуге. Это она всегда проделывала сама. Он вспомнил о своем ранее принятом решении и порадовался, что ничем не выдал себя.
— Непременно, — ответил он. — Время?
— Ну, где-то в тридцать. — Николь улыбнулась. — Я бы пригласила тебя, но ты наверняка будешь занят.
Майджстраль ответил Николь улыбкой:
— Боюсь, мне теперь лучше промолчать.
— Я так и думала, — понимающе отозвалась Николь и похлопала его по руке. — А вот завтра я бы тебя с удовольствием приняла. Позавтракаем снова?
— С удовольствием.
Николь подняла глаза и увидела, что к ней спешат сразу несколько информационных сфер. Не сказать, чтобы у нее вытянулось лицо, но она как-то мгновенно подтянулась и посерьезнела. И стала менее естественной и веселой.
— Пожалуйста, принеси мне шампанского, Дрейк, ладно? — попросила она, и голосок у нее стал ну просто шелковый. Майджстраль обнюхал ее уши — в конце концов этого требовал этикет, — после чего поклонился и ушел.
— Мало будет таза, — прозвучал тонкий голосок с дивным резонансом. — Троксанцев Элвис выходить будет плохо.
Проходя мимо круглоголового инопланетянина, Майджстраль отвесил графу Квику поклон. Амалия Йенсен громко смеялась, лейтенант Наварра ее явно забавлял. Майджстраль протиснулся к ним и коснулся руки смуглокожего лейтенанта:
— С позволения мисс Йенсен, на пару слов, сэр.
Мисс Йенсен согласно кивнула. Майджстраль передал Наварре приглашение Николь. Наварра, похоже, растерялся.
— О, я польщен. И рад. Но боюсь… — Он глянул на Амалию, которая улыбалась, но теперь уже больше Майджстралю, чем ему. — Я сегодня вечером занят. Я обещал мисс Йенсен. Прошу вас, передайте мисс Николь мои искренние извинения.
Майджстраль обернулся в ту сторону, откуда донесся звон стекла, и увидел Педро. Тот стоял футах в десяти от Наварры, пытаясь выбраться из лужи пролитых напитков и кучи осколков разбитых бокалов. Официантка взирала на него, презрительно и осуждающе поджав губы.
— Я передам ваши извинения, — кивнул Майджстраль. — Уверен, Николь все поймет.
Он направился к бару и попросил налить шампанского. Получив бокал, он обернулся и лицом к лицу столкнулся с графиней Анастасией, которая в упор смотрела на него. У нее за спиной возвышалась внушительная фигура барона Синна. Майджстраль похолодел — опять этот старый рефлекс, — однако улыбнулся и обнюхал уши графини.
— Шампанского, графиня?
— Я поклялась не пить шампанского в границах Созвездия, — объявила она, — до тех пор, пока не будет реставрирована империя.
— Боюсь, вам придется ждать долго, — сказал Майджстраль.
— Ваш отец… — начала графиня.
Сердце Дрейка сжалось от злости.
— Мертв, — договорил он, обнюхал ее уши и извинился.
Эта женщина всегда его доставала — вот проклятие. Выждав несколько минут, пока от Николь не отвязались информационные сферы, Дрейк немного успокоился. Николь, услышав его сообщение, удивилась не на шутку:
— Он ответил мне отказом, Майджстраль. Что же мне делать нынче вечером? Ведь у меня выдался редкий свободный вечер в расписании!
— Я бы тебе предложил свое общество, но… — Глаза Майджстраля, полуприкрытые тяжелыми веками, излучали скрытое лукавство. — Но у меня действительно другие планы, моя госпожа.
— Вряд ли ты позволишь мне присутствовать.
Майджстраль поцеловал ей руку.
— Боюсь, твое присутствие привлекло бы нежелательное внимание.
Николь вздохнула:
— Ну, может, хотя бы видеозапись мне пришлешь?
— Может, мне удастся порадовать тебя чем-нибудь интересным, пока ты здесь. Но большей частью работа у меня невпечатляющая.
Николь указала на камень в перстне Майджстраля:
— Я всегда узнаю тебя по этому камню. Когда я его вижу, я радуюсь.
Майджстраль улыбнулся:
— Этот перстень — моя торговая марка. Лицо и фигуру на видеозаписях меняют, но обязательно нужна какая-то примета, чтобы держаться в чартах[3].
— Кстати, а тебе нравится, как тебя играет Лоуренс? Он больше похож на тебя, хотя, как мне кажется, Анайя лучше передает твой характер.
— По правде говоря, моя госпожа, я вообще эти фильмы не смотрю.
Николь скептически рассмеялась. Майджстраль посмотрел на нее.
— Я это все уже пережил, — сказал он. — И не желаю смотреть на имитацию.
— Как хочешь, Майджстраль.
Дрейк коснулся кончиками пальцев грозди бриллиантов, украшавших сережку Николь. В глазах его вспыхнул огонек профессионального интереса.
— Красивые, кстати говоря. Ты не боишься расхаживать с ними в такой опасной компании?
— Если я не смогу доверять тебе, Дрейк, то кому же мне тогда доверять? И потом, они не мои. Компания «Лэндор» дает мне их напрокат. Они, может быть, даже порадовались бы, если бы бриллианты пропали — это сделало бы им рекламу.
— Это можно обсудить, — сказал Майджстраль.
— За завтраком. Завтра.
Он снова поцеловал руку Николь:
— Конечно.
Из зала понеслись вопли голографической публики — это означало, что вот-вот начнется второе отделение.
Николь взяла Майджстраля под руку:
— Придется смириться и провести вечер в одиночестве. И ведь никто этого не оценит.
— А вы, моя госпожа, оцените это самолично. Лелейте эту мысль, — посоветовал Майджстраль. — Такие редкие случаи заслуживают того, чтобы их ценили.
— П-ф-ф! — фыркнула Николь в ответ, и они направились к ложе. — Это всего-навсего означает, что я старею. Или устареваю.
Однако вид у нее был довольный.
Одним из следствий странных и сложных взаимоотношений между людьми и хозалихами является то, что, как это ни странно, многих хозалихов интересуют человеческие беспечность и бунтарство, а особую притягательность являет для них именно то, как люди эти самые беспечность и бунтарство проявляют. Человек с легкостью вытворяет такое, о чем зануда-хозалих может только мечтать. Люди танцуют до пяти утра и опаздывают на работу, перекошенные от похмелья. Люди пишут памфлеты об имперских чиновниках и фарсы, которые обычно заканчиваются тем, что десятки персонажей прячутся в шкафах или под кроватью. Люди вступают в любовные связи с другими людьми, не заключая при этом официальных браков, да еще порой утверждают, что такие отношения им на пользу, и зачастую даже не собираются кончать с собой после того, как грех их выставлен на всеобщее осуждение. А некоторые совершают еще более тяжкий грех — осмеливаются после всего этого жить припеваючи. И хотя Диадема была создана на потребу людям, то, как ее члены веселились, дурачились и развратничали, спровоцировало некоторых хозалихов на то, чтобы подражать им.
Даже тогда, когда хозалихи оказывали влияние на человечество вроде бы на все сто, им порой казалось, что люди посмеиваются у них за спиной. Хозалихи знали немного, но одно знали наверняка: если уж люди с Земли разойдутся, то разойдутся не на шутку.
А «разойдутся» — это означало, к примеру. Великий Мятеж, за счет которого хозалихи избавились от Имперской Системы, от Имперской касты и от пенджалийского императора — бедолаги Нниса CVI, который, увы, был взят на мушку в собственном дворце коммандос из Эскадрона Смерти под командованием Шолдера. Ннису было предъявлено условие мирного соглашения — оставить Человеческое Созвездие в покое, и, надо сказать, он это условие пока что выполнял. То был единственный мятеж, вернее сказать, единственный успешный мятеж, предпринятый покоренной цивилизацией после завоевания. Это беспрецедентное событие настолько шокировало Нниса, что он отрекся от престола и сошел в криогенный склеп раньше срока, где и покоится по сию пору в полном одиночестве, не имея наследников.