Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Майджстраль (№1) - Бриллианты имперской короны (др. перевод)

ModernLib.Net / Научная фантастика / Уильямс Уолтер Джон / Бриллианты имперской короны (др. перевод) - Чтение (стр. 2)
Автор: Уильямс Уолтер Джон
Жанр: Научная фантастика
Серия: Майджстраль

 

 


Когда Хосейли завоевывали Землю, битвы практически не было. В то время человечество только-только покинуло свою маленькую скалу в океане космоса, и когда сотня тысяч инопланетных военных кораблей с ракетами и лучами, направленными на ее обитателей, неожиданно окружили планету, лишь несколько сотен людей, размещенных на военных боевых станциях, избрали путь сопротивления, и как только с ними было покончено, разумное большинство разумно покорилось.

Большей частью завоевания Хосейли так и проходят. Им встретились всего несколько инопланетных рас, не столь разумных, как человечество. Их с сожалением истребили до последнего представителя, а позднее по ним искренне скорбели. Хосейли, какими бы дружелюбными они ни были во всех других отношениях, не находят ничего веселого в независимости других рас. Весь смысл Имперской Системы заключается во всеобщей преданности Императору, а без этого все катится в тартарары.

Хосейли, как это водится у завоевателей, весьма просвещенны. По мере возможности они не вмешиваются в дела местных учреждений и религий; их налогообложение в общем необременительно; они готовят десятки тысяч учителей и миссионеров, чтобы поднять соответствующую расу до полезного уровня, приближенного к Высокому Обычаю, и признания такового. Когда раса уже достаточно продвинута, ее представители станут появляться в Совете Империи и занимать важные должности по всей Империи.

Разумеется, произойдут некоторые изменения. Существуют гарнизоны; новости проходят цензуру — Хосейли ограниченны, но не глупы. Высокий Обычай определяет то, что Хосейли считают наилучшим для себя: их любовь к формальностям, их элегантность, их строгий идеализм. Хосейли считают Высокий Обычай универсалией, но реалия Высокого Обычая заключается в том, что это проверка. Если инопланетянин способен овладеть сложностями Высокого Обычая, он доказывает, что представляет из себя личность, с которой Хосейли могут разговаривать и вести дела. Вот для чего в действительности существуют учителя и миссионеры: они вылавливают людей, забрасывают крючки в океаны инопланетных рас, выискивая тех, кто способен выступать в роли посредников между Хосейли и своей собственной расой, способен к общению с обеими — переводить одну расу для другой.

Такие счастливые личности зачастую обнаруживают, что им пожаловано дворянство. На самом деле это глупо, но Хосейли настаивают. Что такое Имперская Система без потомственной аристократии? Земля пережила один припадок за другим, пытаясь избавиться от своего собственного дворянства, и вот теперь они вернулись — графы, бароны, герцоги и прочие, а чтобы ситуация оказалась еще более дурацкой, большинство из них оказались инопланетянами.

Высокий Обычай, может, и не универсалия, но поведение аристократов определенно является таковой. Новая аристократия Земли доказала, что способна к величию, просвещенности, вдохновенному правлению, поощрению достойного искусства и таланта. Вспомните достижения Виконта Чена или Соломона Неподкупного. Аристократы также доказали, что способны на жестокость, близорукость, мотовство, алчность и веселые безумства — вспомните Роберта-Мясника или Безумного Джулиуса. Человечество радовалось или страдало в условиях, созданных и поддерживаемых ее новой аристократией; многое из великого было задумано, многое из низменного было выстрадано. И все это было вполне предсказуемо.

А вот что было менее предсказуемым, — это капризная смесь человеческого и хосейлийского. Каждая раса несла черты, считавшиеся достойными восхищения другой расы; при этом одна разочаровывала другую.

Как только человечество поближе познакомилось с Хосейли, оно сочло их благородными и возвышенными, но скучными. Покрытые черным мехом, длинноносые и широкоплечие завоеватели благоговейно почитали Императора, практиковали умеренность, любили парады и военную музыку, воспитывали своих отпрысков так, чтобы те были полезными гражданами, любезными и с хорошими манерами. Они имели склонность к ограниченности и суете, были мастерами по части возни с мелкими подробностями и Имперскими установлениями. Вообще-то все это особых возражений не вызывало — у каждого из нас есть дядюшка, который ведет себя именно таким образом, но в душе — вполне симпатичный малый. Только ведь мы не приглашаем наших занудных дядюшек на свои любимые вечеринки, правда?

В целом, Хосейли не видят ничего забавного в отсутствии пиетета, так же, как не склонны они доверять фривольности, безответственности, слишком явно выраженным творческим способностям или людям, наделенным чувством юмора от рождения или сознанием, что мир сошел с ума. Они не доверяют людям, свистящим в публичных местах, отпускающим грязные шутки или напивающимся в стельку во время спортивных состязаний. Высоконравственные Хосейли считают, что таким индивидам очень пойдет на пользу, если они приналягут на работу и для разнообразия станут принимать всерьез Принцип Императора.

Как это ни печально, их отношение к человечеству заключается в том, что они считают, что все люди такие. Фривольные и забавные — возможно, но принимать их всерьез нельзя. Созданный ими стереотип человечества несправедлив — разумеется, существуют мириады людей, полностью отвечающих представлениям Хосейли об ответственном гражданине, и многие из них нашли дорогу в имперскую службу и заслужили одобрение своего исполненного сознания долга и взыскательного начальства. Некоторые из них оказались даже более фанатичными приверженцами Империи, чем сами Хосейли — вспомните эксцессы Роберта-Мясника, без разбора зверски убивавшего сотни тысяч людей во имя Императора, о чем ни один хосейлийский правитель даже не помышлял.

Наш собственный стереотип так же несовершенен. Существуют представители Хосейли, отличающиеся фривольностью и отсутствием должного пиетета, если им представится для этого случай. В своих тайных мечтах Хосейли спьяну пускаются в пляс в лунном свете и забавляются с дамочками со слюнявыми мордами. Просто они об этом не говорят.

Ибо Хосейли не лишены своих тайных пороков. У них имеется обширная популярная литература, в которой действуют повстанцы и ловкачи, и они втихомолку восхищаются теми, кто умеет пренебрегать условностями, причем это сходит им с рук. Они более доброжелательно относятся к своим капризным кузенам, чем те того, возможно, заслуживают, и не меньше поддаются очарованию, чем человечество.

В Высоком Обычае капризам и своеволию отводится определенное место, и каждый, кто хоть раз видел, как Хосейли изображает Элвиса, с этим согласится. В Высоком Обычае есть место для пьяниц, шарлатанов и дураков, при условии, что их поведение непристойно в должных рамках и достаточно стильно. Стиль — вот в чем основной смысл, ибо кому же понравится пьяница, не обладающий остроумием, или шарлатан, чьи задумки никого не развлекают. Так что в Высоком Обычае есть нечто гораздо большее, чем обнюхивание ушей и благонравные танцы.

И если вы будете делать это в адекватном стиле, закон разрешит вам даже красть для заработка.


Мейстрал оставил свой флаер на лужайке перед виллой, которую он снимал, и проплыл через звуковой экран, служивший входной дверью. По пути он расшнуровал камзол настолько, насколько позволял его покрой — неписаное правило Высокого Обычая настаивало на том, что одежду нельзя было надевать или снимать без помощи слуги. В те дни большинство использовали роботов, во всяком случае, в Созвездии Человечества.

У Мейстрала, однако, был слуга — Хосейли по имени Роман. Роман был крупным даже для Хосейли, и отличался огромной силой. Возрастные кольца вокруг его морды говорили о том, что ему сорок пять лет. Его предки служили предкам Мейстрала в течение пятнадцати поколений, и Мейстрал унаследовал Романа от своего отца. Он использовал Романа для заданий физического характера, а иногда и для темных дел, которые Роман зачастую не одобрял. Свое неодобрение, как и многое другое, Роман держал при себе. Он гордился тем, что был верным и неподкупным вассалом семьи, хотя само вышеозначенное семейство порой приводило его в отчаяние.

Роман появился из коридора и поплыл по направлению к Мейстралу, двигаясь с бесшумной и исполненной достоинства легкостью, приводившей Мейстрала в восхищение как с профессиональной, так и с эстетической точки зрения.

— Грегор вернулся?

Они разговаривали на стандартном языке. Голос Романа звучал так, словно его омывали тихие воды:

— Пока нет, сэр.

— Надеюсь, никаких проблем.

— Полагаю, что не должно быть.

Роман расшнуровал камзол Мейстрала, помог ему снять башмаки и взял его пистолет, кинжал, воротник и манжеты, проделав все это скупыми движениями и с профессиональной ловкостью, знакомой, как старый диван. Мейстрал почувствовал, что его напряжение спадает. Роман был единственной незыблемой вещью в его беспорядочной и изменчивой жизни, не столько слугой, сколько символом дома, а дом — это было единственное место, где Мейстрал мог расслабиться. Он бросился на диван и поднял одну ногу вверх, благодарно шевеля пальцами в ворсистых серых носках.

Голографические произведения искусства медленно вращались на вделанных в стену пьедесталах, отбрасывая мягкий свет на растянувшегося на диване Мейстрала. Он посмотрел на Романа.

— Там была Николь. Она осведомлялась о тебе.

— Надеюсь, у нее все хорошо. — Мейстрал бросил взгляд на Романа. Его глаза блестели, ноздри чуть расширились. Он втайне доволен, подумал Мейстрал, радуясь предсказуемости Романа. В этом не было сомнения.

Николь всегда была одной из любимиц Романа.

— Да, у нее все прекрасно. Она… может, чуть-чуть замученная. Завтра я сопровождаю ее на представление Элвиса. Так я снова окажусь на виду у публики. Хорошо для бизнеса.

— Пришло письмо, сэр. От вашего отца.

Мейстрал почувствовал в сердце укол покорного отчаяния. Письма его отца касались только двух тем, и обе они были печальны.

— Сейчас прочитаю.

Роман принес на подносе письмо с буфета. Это было ОЛП, что означало, что написано письмо на бумаге, запечатано в конверт и доставлено лично в руки. Все это стоило дорого. Мейстрал вскрыл письмо и прочел его.


"Я не понимаю причины твоего переезда к границе. Ты, конечно, проведешь сезон на Нэйне в связи с обязанностями, которые налагает на тебя раздача милостыни. Если будешь на границе до начала сезона, засвидетельствуй свое почтение графине Анастасии. Возможно, ты сможешь ей помочь в неком предприятии, имеющем отношение к Делу. Если возникнет необходимость, можно продать каподистрийские чертежи.

Ко мне обратился Лорд Гиддон, у которого я несколько лет назад занял сумму в размере 450 н. Я, должно быть, говорил тебе об этом обязательстве и совершенно обескуражен тем обстоятельством, что ты до сих пор не удовлетворил его. Если бы ты не перекрыл мне доступ к семейным фондам, я не стал бы упоминать об этом, но сложившееся положение требует, чтобы ты поддержал честь семьи и возместил долг. Если у тебя в настоящее время нет денег, можно продать каподистрийские чертежи.

Надеюсь, ты об этом позаботишься.

С упреком, твой отец

Экс-Дорнье и пр.

P. S. Срок приведения в порядок моего гроба наступает через два месяца. Надеюсь, мне не придется снова краснеть за то, что это не будет сделано вовремя".


Ну, вот, обе темы сразу, причем во всех подробностях: Дело и старый долг. Обе тесно переплетаются, насколько помнил Мейстрал.

Он вложил Очень Личное Послание в конверт и вручил его Роману.

— Сожги его, пожалуйста, — попросил он. Роман медленно направился к мусоропроводу. Мейстрал нахмурился и постучал по зубам бриллиантовым кольцом.

Долг Лорду Гиддону оказался для Мейстрала новостью, но не неожиданностью — старые кредиторы в те дни объявлялись достаточно часто. Пакет каподистрийских акций был безнадежно заложен; отец Мейстрала сам проделал это много лет назад и с тех пор забыл об этом. У него всегда была плохая память на все, что касалось денежных дел, со смертью она стала еще хуже. У Мейстрала не было денег ни на раздачу милостыни, ни на уплату долга Лорду Гиддону, ни на себя самого.

Мейстрал вел дорогостоящий образ жизни; его домашнее хозяйство было невелико, но вращение в высшем свете стоило изрядных денег. Он взглянул на кольцо, поднял камень повыше к свету. Это была очень хорошая имитация — настоящий камень он заложил два месяца назад, чтобы финансировать свое путешествие. Даже Роман не знал, что настоящий камень заложен.

Возможно, ему следовало принять предложение графини Анастасии. Он представил себя в свете этого предложения: оплачиваемый простофиля в безнадежном деле, бормочущий сентенции, в которые сам не верит. Короче, очень похожий на своего отца.

Нет. Только не это.

Роман вернулся с бокалом холодного ринка. Мейстрал взял бокал и стал задумчиво потягивать ринк.

Роман прижал уши при звуке еще одного флаера, с жужжанием остановившегося на лужайке перед домом. Он обернулся, посмотрел в поляризованное окно и объявил:

— Грегор.

Произнося это, Роман слегка напрягся. Он не одобрял отклонений Мейстрала от нормы, а Грегора он считал одним из таких отклонений.

— Хорошо, — Мейстрал снова задумчиво согнул пальцы ноги. — Я могу рассказать ему о нашем задании.

Вошел Грегор Норман, стягивая темно-синюю шапочку с копны ярко-рыжих волос. Ему было двадцать нет, он был долговязым и сильным. Одевался Грегор исключительно в темные тона, а в его куртке было множество карманов, большинство из которых были заполнены электронными устройствами. Он улыбнулся. Грегор говорил быстро и несколько развязным тоном. Определенно Не-У.

— Миссия выполнена, босс. Еще как.

«Еще как» было фразой из любимого жаргона Грегора. Это было сокращением от «еще как легко» или «еще как возможно» или «еще как рад» или для любой подходящей фразы, начинавшейся с этой универсальной пары слов.

— Хорошо. Информационные шары сегодня вечером покажут меня вместе с Николь, так что завтра первым делом начнется паника.

Грегор рассмеялся. Он был доволен собой. Он совершил четыре взлома за последние четыре часа и проделал это гладко и без помех, оставив после каждого дела царапины от маленьких электронных устройств.

Роман перевел взгляд с одного мужчины на другого. Его ноздри задрожали.

— Вы упоминали о задании, сэр.

— Да, — Мейстрал поднялся, поставил ноги на пол и наклонился к ним. — Садись, Грегор. Я тебе расскажу. — Мейстрал слишком хорошо знал Романа, чтобы предлагать ему сесть — слугам не место сидеть в присутствии хозяина. Он подождал, пока Грегор усядется, и продолжал. — Женщина по имени Амалия Йенсен хочет, чтобы мы определили местоположение некоей антикварной редкости в поместье Адмирала Сколдера, СЧФ, в отставке, ныне покойного. Через несколько недель состоится аукцион, с которого будет распродаваться поместье, и мисс Йенсен опасается, что ее цену перебьют.

Роман навострил уши:

— Нынешний владелец, сэр?

— Наследник Сколдера — его племянник, некий лейтенант Наварр. Я познакомился с ним сегодня вечером. Не думаю, чтобы он особенно интересовался поместьем дядюшки — и уж, конечно, не его охраной. Похоже, он считает, что вея эта ситуация чревата для него личными неудобствами.

Грегор снова ухмыльнулся:

— Если что-то пропадет, могут пройти недели, пока они заметят. — Он барабанил пальцами по бедру, выстукивая какую-то ему одному известную мелодию. Обычно какая-нибудь часть его тела всегда находилась в движении.

— Это хорошо. Нам надо продолжать и другие наши планы. Но завтра, Роман, я хочу, чтобы ты начал наводить кое-какие справки о мисс Йенсен. Сомневаюсь, чтобы она была агентом или провокатором, но кто знает. К тому же она отказалась дать нам права на массовую информацию, и я подозреваю, что это означает существование каких-то подводных течений, о которых нам неизвестно.

— Да, сэр.

— У нее также есть компаньон, юноша по имени Пьетро Кихано. Может, он замешан в этом, а, может, и нет. В любом случае, стоит навести о нем справки.

— Первым делом завтра утром я этим займусь, сэр.

Мейстрал повернулся к Грегору:

— Мне бы хотелось, чтобы ты облетел поместье Сколдера и посмотрел на него. Проверь… ну, ты знаешь.

Грегор беззаботно отдал честь двумя пальцами:

— Еще как, босс.

На короткое мгновение Мейстрал задумался:

— А. Да. Еще одно из ваших да. Если какая-нибудь из твоих разведок относится к собственности, принадлежащей генералу Джералду из военно-морского флота, оставь ее в покое. Это чревато ненужными осложнениями.

Роман смерил его ровным взглядом:

— Могу я узнать характер этих осложнений, сэр?

Мейстрал сделал вздох, соображая, какую ложь преподнести своему слуге:

— Меры безопасности, относящиеся к обороне этой планеты, — сказал он. — Я предпочел бы не связываться с контрразведкой. Это противоречит имиджу, который я хочу создать здесь.

— Конечно, сэр. Я понимаю.

Мейстрал сном задрал ноги на кушетку и подложил обе руки под голову.

— А пока вы будете развлекаться, я буду трудиться на представлении Элвиса.

— Это, должно быть, черт знает что, босс.

Диафрагма Романа сжалась один раз, другой — хосейлийское обозначение глубокого, тяжелого вздоха. ОПРЕДЕЛЕННО НЕ-У.

Отклонения Мейстрала от нормы иногда бывали совершенно непостижимы.

3

«Элвис» был человеком, одежда на нем была белого цвета и в блестках. Его движения: то, как он наклонялся к микрофону, прижимался к нему низом живота, даже жест, которым он вытирал пот со лба красным шелковым платком, — все они были очень стилизованы и напоминали ритуал, как шаги танцора с острова Бали.

Позади него, частично в тени, находился голографический оркестр. По краям сцены было установлено множество устаревших и совершенно ненужных усилителей, причем все было устроено так, что звук гремел из них, словно усилители были настоящими.

«О-о-о, пылающая любовь», — пел король рок-н-ролла. В ответ на бессмысленные слова песни, звучавшей на достандартном языке, над сценой несся визг дебютанток, века назад обратившихся в прах. «Элвис» наклонился вперед, вытер пот со лба и передал платок одному из своих помощников, сидевших среди публики. Помощник отнес платок Николь — почетной гостье, та с поклоном изящно приняла его, на мгновение освещенная прожекторами. Публика вежливо зааплодировала.

— Ну, и какого черта я буду с ним делать, Мейстрал? — поинтересовалась Николь, прикрыв рот рукой, чтобы вездесущие информационные шары не могли читать по ее губам. — Я не намерена сидеть здесь весь вечер с мокрой тряпкой в руках.

Мейстрал бросил на нее сочувственный взгляд. В ее туалете — голубоватом одеянии, состоявшем из нескольких слоев полупрозрачного псевдопанциря, карманы предусмотрены на были.

— Я могу его взять, если хочешь, — предложил он. — Или повяжу его тебе на руку.

Свет прожектора, освещавший Николь, исчез. Ее бриллиантовые сережки и колье померкли.

— Я пошлю его Этьену, — решила Николь. — По цвету он больше подойдет к его костюму.

Она подала знак даме из своего окружения и шепотом дала ей указания. Этьен, сидевший в соседней ложе, зевнул, прикрыв рот рукой. Он уже решил, что Пеленг будет нагонять на него скуку.

Перед концертом Мейстрал и Николь приятно позавтракали, обсуждая свою жизнь, старые времена, старых друзей. Мейстрал обнаружил, что у Николь была тенденция предполагать, что он знает о состоянии дел Диадемы больше, чем он знал на самом деле, однако, по его мнению, ему удалось довольно хорошо скрыть свое невежество. Он и вправду не следил за сплетнями.

Мейстрал откинулся, почувствовав, как кресло подстроилось под очертания его тела. Он бросил взгляд через холл и увидел графиню Анастасию в одной ложе с бароном Синном. Графиня пристально посмотрела на Мейстрала своим ледяными голубыми глазами. По его нервам мгновенно пробежал сигнал тревоги. Он поклонился, и графиня кивнула в ответ.

Она называет меня отклонением, подумал Мейстрал. Это ведь Хосейли сделали Элвиса частью Высокого Обычая, вычеркнув из него Шекспира. Возможно, раздумывал Мейстрал, потому что во времена Шекспира было слишком много успешных восстаний против монархов. Элвис же был мнимым повстанцем и в конце концов сделался одним из столпов общественного порядка.

Мейстралу очень правился Шекспир, он читал его в новом переводе Максвелла Аристида. Особенно хороши, на его взгляд, были комедии. Как он полагал, это свидетельствовало о его низменных вкусах. Большинство людей находили их недостаточно утонченными.


Вестибюль был отделан красной кожей и полированной бронзой в количествах, излишних даже для украшения. Информационные шары неловко бились под низким потолком, разглядывая толпу в антракте. Половина публики, пробыв здесь достаточно долго, чтобы убедиться, что их присутствие не осталось незамеченным, воспользовалась возможностью ускользнуть от непостижимого представления.

Мейстрал потягивал холодный напиток. Его ленивый взгляд медленно скользил по толпе, отмечая туалеты, аксессуары, драгоценности и мысленно делая заметки.

— Да, — сказал он. — Драматург, и очень хороший. Органы практики Созвездия снова открыли его, и велели Аристиду перевести.

— Я поищу его, сэр, — сказал Пьетро Кихано. Он наморщил лоб и потянул себя за нижнюю губу. — Как вы думаете, это что-нибудь, связанное с политикой, сэр?

— Ничего явного я не увидел. Но Хосейли зачем-то похоронили его, так что, кто знает?

Пьетро снова потянул нижнюю тубу. Мейстрал проследил направление его взгляда и увидел Амалию Йенсен, беседовавшую с лейтенантом Наварром. Наварр кивнул и улыбнулся в ответ на что-то, сказанное мисс Йенсен. Складка на лбу Пьетро стала глубже. Мейстрал допил свой стакан.

— А теперь извините меня, сэр, — объявил он. — Мне надо пойти посмотреть, не нужно ли Николь прохладительного.

— Конечно, — пробормотал Пьетро, потом оторвал взгляд от мисс Йенсен, и его лицо слегка прояснилось. — Она самая восхитительная партнерша в танцах, сэр. Прошу вас, передайте ей мои наилучшие пожелания.

— Разумеется.

Мейстрал пробрался туда, где Николь давала эксклюзивное интервью одному особенно настойчивому информационному шару.

— Конечно, мы старые добрые друзья, — говорила она. — Боюсь, что дальнейшие мои комментарии будут неуместны. — Это было сказано с сомнением, с легким волнением в глазах. Нюансы, подумал Мейстрал. Когда-то он считал, что Николь очень хорошо с ними справляется, но за последние четыре года она стала настоящей артисткой.

После интервью шар уплыл прочь, и Николь взяла Мейстрала под руку. Тот передал ей слова Пьетро.

— Отвратительный танцор, — заметила Николь. — Он все время путался в собственных распроклятых башмаках.

— Я уверен, что благодаря тебе он выглядел хорошо.

Глаза Николь блеснули:

— Я тоже в этом уверена, — она похлопала Мейстрала по руке. — Видишь вон там нашего друга из Разведки Открытых Морей?

Мейстрал снова посмотрел на Лейтенанта Наварра, по-прежнему внимательно слушавшего Амалию Йенсен.

— Конечно.

— Сделай мне одолжение, подойди к нему и пригласи поужинать со мной сегодня вечером. Я бы сама это сделала, да только шары уж точно заметят, а потом от них не отвяжешься — совсем замучают беднягу.

Четыре года назад, подумалось Мейстралу, Николь ни за что бы не попросила о таком мужчину. Для этих целей у нее имелась свита. Он снова вспомнил о ранее принятом им решении и порадовался, что оно, как выяснилось, совпало с ее собственным.

— Разумеется, — сказал Мейстрал. — А когда?

— Тридцать или где-нибудь в это время, — Николь улыбнулась. — Я пригласила бы тебя, но уверена, что ты будешь занят.

Мейстрал улыбнулся ей в ответ:

— Боюсь, что мои дальнейшие комментарии будут неуместны.

— Я так и думала, — со знающим видом заметила Николь и похлопала Мейстрала по локтю. — Но я бы с радостью повидалась с тобой завтра. Позавтракаем еще раз?

— Буду счастлив.

Николь бросила взгляд вверх и увидела вплывающие новые информационные шары. Лицо у нее не то чтобы вытянулось, но приняло более собранное выражение, менее непринужденное. Менее восторженное.

— Принеси мне, пожалуйста, шампанского, Дрейк, хорошо? — попросила Николь. Ее голос был просто шелковым. Мейстрал обнюхал ее уши — в конце концов, мероприятие устраивалось по Высокому Обычаю, — потом отвесил поклон и удалился.

— Не очень хороший таз, — раздался высокий, необыкновенно резонирующий голос. — Троксане не могут делать Элвис хорошо.

Проходя мимо круглоголового крошки-инопланетянина, Мейстрал отвесил поклон в сторону графа Квика. В воздухе плыл смех Амалии Йенсен. Она находила, что лейтенант Наварр ее забавляет. Мейстрал плавно приблизился к ним и дотронулся до руки меднокожего лейтенанта:

— С позволения мисс Йенсен, на два слова, сэр.

Мисс Йенсен дала согласие. Мейстрал передал послание Николь. Лейтенант казался смущенным.

— О. Я польщен. И просто в восторге. Но боюсь… — он бросил взгляд в сторону Амалии, улыбавшейся больше Мейстралу, чем Наварру. — Я уже занят сегодня вечером. С мисс Йенсен. Пожалуйста, передайте Николь мои самые искренние сожаления.

Мейстрал поднял глаза вверх, где раздался грохот, и увидел Пьетро, стоявшего футах в десяти за спиной Наварра, пытаясь выпутаться из осколков разбитого подноса с напитками, и хостессу, взиравшую на него с раздраженно поджатыми губами.

— Я передам ваши извинения, — сказал Мейстрал. — Уверен, что Николь поймет.

Он направился к бару и заказал шампанское. Принимая бокал, Мейстрал встретился с пристальным взглядом графини Анастасии. Над ней зловеще нависал Барон Синн. У Мейстрала кровь застыла в жилах — все тот же старый рефлекс, однако он улыбнулся и обменялся приветственным обнюхиванием.

— Шампанского, графиня?

— Я поклялась не пить шампанского в границах Созвездия, — ответила графиня, — до тех пор, пока не будет восстановлена Империя.

— Боюсь, что вам придется долго ждать, — заметил Мейстрал.

— Твой отец… — начала она.

Мейстрал почувствовал, как в нем закипает гнев.

— По-прежнему мертв, — закончил он. Затем обнюхал уши графини и попросил разрешения удалиться.

Эта женщина всегда действовала ему на нервы, черт бы ее побрал. Мейстралу пришлось подождать несколько минут, пока Николь достаточно освободится от информационных шаров, чтобы передать ей сожаления Наварра, и он воспользовался этой передышкой, чтобы успокоиться. Николь же, услышав ответ лейтенанта, была поражена.

— Он отказал мне, Мейстрал! Что же мне делать с собой сегодня вечером? Это один из немногих свободных моментов в моем расписании.

— Я предложил бы свое общество, но… — в глазах Мейстрала, прикрытых тяжелыми веками, появилось лукавое выражение, — у меня действительно другие планы, миледи.

— Я думаю, мне нельзя будет посмотреть.

Мейстрал поцеловал ей руку:

— Боюсь, что твое присутствие привлечет нежелательное внимание.

Николь вздохнула:

— Надеюсь, ты по крайней мере пришлешь мне видео.

— Возможно, я смогу послать тебе что-нибудь интересное до отъезда. Хотя вообще-то мои методы работы не так уж увлекательны.

Николь показала на белый камень на пальце Мейстрала:

— Я всегда узнаю твои видео по кольцу. Когда я их вижу, это меня подбадривает.

Мейстрал улыбнулся:

— Кольцо — моя торговая марка. Они меняют мое лицо и тело в видео, но мне нужно что-то заметное, чтобы сохранять свою репутацию.

— Кстати, тебе нравится, как тебя играет Лоренс? Он больше похож на тебя, но мне кажется, Анейя лучше умеет передать твою личность.

— По правде говоря, миледи, я их не смотрю.

Николь скептически рассмеялась. Мейстрал взглянул на нее:

— Я уже однажды это пережил, — сказал он. — У меня нет желания смотреть имитацию.

— Ну, если ты настаиваешь, Мейстрал.

Мейстрал потрогал бриллиантовые гроздья, свисавшие из ушка Николь. Его глаза расширились — в них был профессиональный интерес:

— Кстати, они замечательные. Ты уверена, что можешь надевать их в таком опасном обществе?

— Если я не смогу доверять тебе, Дрейк, кому же мне тогда вообще доверять? Кроме того, они не мои. Компания «Лэндор» дает мне их поносить в уплату за кредит. Может, они бы даже обрадовались, если бы бриллианты пропали, — это привлекло бы внимание к их изделиям.

— Что ж, это можно обсудить, — заметил Мейстрал.

— Завтра. За завтраком.

Мейстрал снова поцеловал ей руку:

— Разумеется.

Из театра стали эхом отдаваться крики голографической публики — это был сигнал к тому, что сейчас начнется второе отделение.

Николь предела руку через руку Мейстрала:

— Мне просто придется примириться с одиноким вечером на сегодня. И никто этого не оценит.

— Сохраните в памяти каждую его минуту, миледи, — сказах Мейстрал. — Столь редким событием надо наслаждаться.

— Пф, — фыркнула Николь, когда они неторопливо направились в свою ложу. — Просто это означает, что я старею. Или становлюсь немодной. — Но было похоже, что она довольна.


Одно из последствий странных и сложных отношений между Хосейли и человечеством, какими бы безнадежными они нас ни считали, — это то, что многие Хосейли находят непочтительность и безответственность интересными, а человеческая непочтительность и безответственность их завораживает особенно. Человек делает такие вещи, о каких неповоротливый Хосейли может только мечтать. Люди танцуют до пяти утра, а потом являются на работу с опозданием, мучаясь с похмелья. Люди пишут сатиры на имперских должностных лиц и фарсы, где десятки людей кончают тем, что прячутся в клозетах или под кроватью. Люди затевают пылкие интрижки с лицами, не связанными с ними узами брака, иногда объявляют, что такие отношения в действительности сделали их лучше, и зачастую (и весьма основательно) не кончают потом жизнь самоубийством, чтобы загладить должным образом свою вину. Некоторые совершают даже более страшный грех, продолжая и дальше жить счастливо. Хотя Диадема была создана для людей, их радости, горести и безумства находят немногочисленных, но верных последователей среди Хосейли.

Даже в те времена, когда влияние Хосейли на человечество было особенно сильным, у завоевателей часто создавалось неприятное впечатление, что люди посмеиваются над ними у них за спиной. Но, как ни мало они знали о людях, одно они знали точно: если дети Земли принимаются за свои штучки, переполох будет большой.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14