27

ПУГОВИЦЫН МОСТ

Сначала ему приснился какой-то сюрреалистический кошмар: он жевал и жевал нечто, продолжающее сопротивляться даже у него во рту. При этом он ликовал, одновременно ужасаясь своей жестокости, наслаждался и одновременно бунтовал. За этим последовали другие сны, не столь фантастические, но не менее страшные: чьи-то маленькие тельца рассыпались прахом в его неловких руках, и обгоревшие черные крылышки хрустели у него под ногами.

Проснулся он, весь дрожа, при свете месяца. В мире царили холод и мрак, и у него все болело. Он был один в этих увитых плющом зарослях – один.

– Кумбер! – прохрипел Тео и закашлялся так, что звезды, которым следовало быть на небе, заплясали у него перед глазами.

– Ш-ш-ш, – зашипела возникшая перед ним тень. – Не шуми так.

– Я думал, ты ушел.

– Я ходил за хворостом, а заодно и за новостями. Вот, надень-ка. – Он кинул Тео что-то вроде грязной, обтрепанной простыни, но при более близком рассмотрении Тео решил, что это рубашка. – Нашел в мусорном баке, – объяснил Кумбер.

Тео внезапно обнаружил, что гол до пояса. Да, конечно – куртка... Он надел через голову рубашку, и она оказалась невероятно ему велика – с огра, что ли?

– За новостями? Это куда же?

– Не думаешь же ты, что мы с тобой одни прячемся в этом парке? Здесь еще больше народу, чем обычно – не только бездомные, но и другие, которые боятся своих домов и хотят жить под небом и деревьями, как в старину. Все просто в ужасе. – Кумбер сел и выудил из карманов пучки прутиков. – Я думал, что никогда больше не захочу видеть ничего горящего, но сейчас мне до зарезу нужен костер.

Феришер сложил свои прутья кучкой, а потом потер между пальцами клочок газеты, пока тот не загорелся. Тео, следя, как Кумбер разводит свой костер, спросил:

– Откуда огонь взялся – это ты зажег?

– Искру-то? Я, – пожал плечами Кумбер. – Это легко – ты и сам сможешь, если немного поучишься. Вчера у меня не получалось, потому что я устал и маялся от боли.

– Как твои ноги?

– Переломов нет, но они болят, и ожоги чешутся, как гномовы ляжки. А ты как?

– Да плохо. Страшно очень. Зато живой, это уже кое-что. – Тео смотрел на маленький огонек, лижущий кучку хвороста. – Что дальше-то будем делать?

Кумбер задумчиво покачал головой. Он кое-как соскреб грязь и сажу со своего желтовато-коричневого лица и стал больше похож на того молодого лаборанта, с которым познакомился Тео в доме Нарцисса.

– Не знаю. Там настоящий хаос.

– «Там»? А мы где находимся?

– В парке Раде, в районе Сумерек. Это один из крупнейших парков Города, своего рода напоминание о том, как все было до того, как Чемерица и прочие – не исключая доброго лорда Нарцисса – вырубили весь Арден, чтобы Город мог расти. – Кумбер растерянно моргнул. – Просто не верится, что Нарцисс, наш старый тиран, в самом деле умер. Вообще-то он был не так уж и плох. И леди Жонкиль проявляла ко мне неизменную доброту, когда вспоминала о моем существовании. Может быть, по какой-то счастливой случайности...

– Нет. – Это прозвучало резче, чем хотелось бы Тео, и он неловко потрепал феришера по плечу. – Прости, но я видел, что там происходило. Из зала заседаний никто не мог выйти живым.

– А Кочерыжка? – Казалось, что Кумбер, задавая этот вопрос, не позволяет себе надеяться – разве что в глубине сердца.

– Ее, может быть, вообще не было в доме. Она передавала мне, что собирается куда-то отлучиться. Господи Бо... ну конечно! – вскричал вдруг Тео. – Кочерыжка передала, что рядом с домом Нарцисса ошивается какой-то мой знакомый. Я думал, что это Пижма, но он сказал, что ничего про нее не знает...

– О чем ты? Я ничего не понимаю.

Тео рассказал ему о своем столкновении с предателем Пижмой.

– Он-то меня и подставил, теперь это ясно. Но важно не это, а то, что сказала Кочерыжка: я думал, что она видела Пижму, а на самом деле это был его родственник Руфинус, вернее, ходячий труп Руфинуса. И ее это, понятное дело, немного удивило, поскольку в последний раз, когда она этого Руфинуса видела, тот был мертвее мертвого. Вот она и полетела выяснить, почему эльф, внесенный нами в список усопших, прогуливается у дома Нарцисса. Да, это имеет смысл, – кивнул Тео.

– Значит, она собралась рассмотреть получше это... существо? Которое хотело тебя убить, а теперь гонится за нами?

– Ну да. – Беспокойство феришера передалось Тео, и он отрезвел. Некоторое время оба молчали, глядя на огонь. Причин для надежды, а тем более для уверенности у них не было. – Так что ты слышал, пока собирал хворост? – спросил наконец Тео.

– Это война, самая настоящая. – Кумбер со вздохом поворошил костер. – Чемерица и Дурман твердят на всех зеркальных потоках, что предприняли атаку исключительно в целях самозащиты, что на них самих будто бы собирались напасть. В это, конечно, никто не верит, но и возразить им никто не имеет возможности. Парламентские войска прочесывают город в поисках так называемых «заговорщиков», то есть всех, кого Глушители считают своими врагами.

– Вроде нас с тобой?

– Вроде тебя, – улыбнулся Кумбер. – Я еще, возможно, сумею доказать свою невиновность, и мне позволят вернуться в деревню, чтобы пасти коз или заниматься чем-то похожим. Если только сам факт знакомства с тобой не делает меня врагом, – добавил он уже без улыбки.

– Вряд ли тебе захочется проверять это на деле. К ним на допрос, по-моему, лучше не попадать.

Кумбер протяжно вздохнул.

– Тогда я тоже отношусь к категории разыскиваемых.

– Выходит, все кончено? Чемерица пожег своих врагов и одержал победу?

– Все не так просто. Он, к примеру, заставил призадуматься многие другие дома, хотя они пока что и не собираются действовать. Разве можно доверять тому, кто поступил таким образом с тремя своими старейшими союзниками? Сейчас Чемерица и прочие Глушители наверху, спору нет, но их ожидает участь старых великанских королей – те всегда убивали, чтобы занять трон, а потом спали с одним открытым глазом, следя, не идет ли кто-то убить их самих. – Кумбер высказал это с мрачным удовлетворением. – И это еще не все. Сегодня я слышал – пускай это нелепо и невероятно, – что многих Цветков во время атаки не было дома, например, Цируса, сына леди Жонкиль. Ходят слухи, что он нашел убежище в другой семье и даже собирает какие-то силы сопротивления. История учит, что такие слухи, как правило, не подтверждаются, но может статься, что Чемерица и его сторонники сработали не так чисто, как надеялись.

– Ну, нам-то от всего этого пользы мало, – заметил Тео. – У нас никаких влиятельных друзей нет. Хотя Цирус вроде бы питает к тебе слабость. Мог бы он взять нас к себе?

– Возможно – если мы сумеем его найти. Только кто же теперь сознается, что племянник лорда Нарцисса гостит у них, раз Чемерица и Дурман распоряжаются Цветочным Парламентом, как собственной лавочкой?

– Так что же делать-то? Сидеть здесь, и все?

– Больше суток и здесь лучше не задерживаться. Кто знает, как скоро этот упырь нападет на твой след, а вервольфы тут ночью и в лучшие времена пошаливали...

– Ни слова больше. – Тео придвинулся к огню. Он уже убедился, что эльфландская ночь может скрывать в себе все, что только доступно воображению. – Чего они, собственно, хотят, Чемерица с Дурманом? Мы до сих пор не знаем, для чего им, например, нужен я. Зачем прикладывать столько усилий, чтобы выкрасть меня из дома Нарцисса?

– Им нужна власть – причина самая очевидная. Что до тебя, то тут я теряюсь в догадках. О таких вещах я знаю только по истории и по рассказам уцелевших. Вот уж кем никогда не хотел быть, так это уцелевшим.

– Оно конечно, но если подумать о другой вероятности...

– И то правда. – Феришер протянул к огню тонкие руки. – Здесь, во всяком случае, оставаться нельзя. И по улицам тоже бродить не рекомендуется. Глушители в народе любовью не пользуются, но если они займут твердое положение, найдется много охотников завоевать их расположение, выдав парочку беглецов.

Тео думал о вервольфах, хотя с удовольствием ограничился бы в своих размышлениях ходячими мертвецами при всей мрачности этого предмета.

– Холодина какая! И зачем ты только заставил меня отдать мою куртку, Осока. Лишившись пары пальцев, я бы так не мерз.

Вот она, благодарность. – Кумбер прищурился. – Можно спросить, что у тебя в кармане штанов? Я видел, как ты достал это из куртки.

– Сам знаешь что. Дневник моего двоюродного деда, или записки, называй как хочешь. Я тебе говорил про них. Раньше я думал, что Чемерица охотится за мной как раз из-за этой тетради, но теперь понял, что ошибался.

– Так ты сохранил ее? – Кумбер просиял, как мальчишка, которому впервые дали ракетницу на Четвертое июля. – Чудесная новость. Могу я, если ты позволишь... взглянуть на нее?

– Гляди сколько влезет. – Тео протянул тетрадь Кумберу, и на колени ему выпала какая-то бумажка размером с аптечный рецепт.

Кумбер взял книгу с жадным интересом.

– Собственноручные записки смертного об Эльфландии недавнего прошлого! Я уже говорил тебе, что специализировался по морталогии, – я всю жизнь мечтал о чем-нибудь в этом роде.

Тео поднял выпавшую бумажку, силясь прочесть ее при свете костра.

– «Под Замковым мостом». Это еще что за черт? – Но тут ему вспомнился маленький яркоглазый гоблин в автобусе. – А, да. Это мне один гоблин дал. Миссия какая-то или приют для бездомных. Сказал, что если мне некуда будет деваться... – Тео посмотрел на Кумбера. – А?

Феришер не столько обрадовался, сколько встревожился.

– Кто тебе это дал? Гоблин? Дай посмотреть. – Кумбер уставился на записку так, будто хотел усилием воли превратить ее во что-то другое. – Замковый мост – это на Болоте, дальше даже, чем Руины, на другом конце Города. Очень опасное место – беднота, преступные элементы...

– А верволки там есть?

– Вервольфы, – строго поправил Кумбер. – Нет, конечно. Это пустырь около городской гавани.

– Для меня это достаточно хорошая рекомендация.

– Так ведь гоблины!

– Вы, эльфы, все очень предубежденные. – Теперь, когда у него появилась какая-то цель, Тео чуть ли не улыбался. – Мне гоблины пока что ничего плохого не сделали – почему вы так настроены против них?

– О других ничего не могу сказать, а у меня они съели прабабушку. Будешь тут предубежденным.

Тео проснулся на рассвете. Небо, все еще черное от дыма, напоминало загрязненное горное озеро. Кумбер опять разводил костер.

– Пора вставать – ты вчера целый день проспал. Я уже успел навестить других любителей природы, наших соседей. – Он показал Тео жестянку вроде кофейной с большими белыми буквами «Крылофикс». – Вот водички набрал в ручье, и хлеба тоже принес. – Он извлек из кармана пакетик. – Ешь.

Тео понял, как проголодался, только когда набил рот хлебом. Он проглотил и откусил снова, уже помедленнее.

– Откуда ты это взял? Ты ведь говорил, что денег у тебя нет. Эй, а куда делись твои ботинки?

– Мне они, собственно, ни к чему. В доме Нарцисса надо мной даже смеялись из-за того, что я вообще ношу обувь. У Цветков вульгарность обозначается поговоркой «феришер в башмаках». Ешь. Не тащиться же через весь Город на пустой желудок.

Тео облегчился, и они залили костер – педантичный Кумбер настоял на разделении этих функций, что Тео счел напрасной тратой воды. Оказалось, что идти он вполне способен, если отвлечься от ощущения, будто его пропустили через гладильный каток.

– Если уж мне так худо, твоя нога тебе, наверное, жить не дает, – сказал он Кумберу, морщась и растирая многочисленные ноющие места.

– Нет, ничего. У нас, феришеров, все быстро заживает, и мы самую тяжелую работу выполняем без жалоб – вот почему знати так не по вкусу, когда кому-то из нас хочется поработать головой. Пошли, нам пора. Несколько миль мы, к счастью, пройдем по парку, а не по улицам. – Вместе с обувью Кумбер, казалось, утратил часть своих предрассудков и пустился в дорогу почти что весело. Над землей, еще мокрой, поднимался туман, верхушки холмов сливались с серым небом.

– Расскажи, как гоблины съели твою бабушку, а то я что-то никак не проснусь.

– Мне не очень-то хочется об этом рассказывать, – вздохнул Кумбер. – Ей, прабабушке, просто не повезло. Они с мужем были – как это у вас называется? В общем, они хотели работать на своей земле и потому поселились в диком краю.

– Первые поселенцы. Пионеры.

– Да, так вот: гоблины не во всем виноваты. Они были дикари, а земля эта принадлежала им. Все это происходило как раз перед последней гоблинской войной. Местный клан поспорил с прадедом, и он кого-то там застрелил.

– Из ружья? Заряженного этими... осами?

– Это было очень давно, Тео. Современного оружия еще не существовало, и прадед пользовался старомодным арбалетом. Короче, гоблины вернулись и напали на них. Прадеду удалось уйти, но прабабку убили, а потом и съели.

– Ух ты, – скривился Тео. – Теперь я понимаю, почему ты их недолюбливаешь.

– Если честно, то своих, убитых в бою, они тоже едят. Вроде как почести им воздают, так что старушке, с их точки зрения, они тоже честь оказали. Но прадед смотрел на это иначе.

– Обалдеть. Прямо как в кино про Дикий Запад. А почему же они теперь переселились в Город? И как у них с каннибализмом?

– Они это делают только в знак особого уважения, как мне говорили. И только со своими. – Кумбер вел Тео по холмам, откуда порой виднелись самые высокие из городских башен, золотисто-розовые в утренней дымке.

Самые высокие из тех, что еще стоят, подумал Тео, и его радостное настроение испарилось.

– Во время последней войны, – продолжал Кумбер, – мы разбили их наголову, и Город распространился на бывшие гоблинские земли. В ту пору много спорили о том, что делать с их племенами. Некоторые цветочные семьи хотели попросту перебить их, но более дальновидные понимали, как нужна будет вскоре дешевая рабочая сила. И гоблинов заставили работать. Многих пригнали и в Город, который последние пару веков рос как на дрожжах. Теперь из-за нехватки энергии развитие перестало быть таким бурным, и работы на всех не хватает. Проблема в том, что возвращаться им больше некуда.

– Но ведь некоторые из них по-прежнему ведут дикий образ жизни? Я видел их в Рябинах, когда ехал на поезде.

– Гримы? – удивился Кумбер. – Ты уверен, что видел в Рябиннике гримов?

– Ну да. Кочерыжка их тоже видела. – Тео поспешил прервать последовавшее за этим невеселое молчание. – Похожи на монголов Чингисхана, типа того. Свирепая такая орда.

– Не знаю, кто такие монголы, но гримов я тоже видел – в Ясенях. Там живут те из них, кто так и не приобщился к городской жизни. – Кумбер задумался и немного замедлил шаг. – Волнующее по-своему зрелище.

– Выходит, твои предки были земледельцами?

– Моя родня до сих пор этим занимается, – с легкой горечью засмеялся Кумбер. – Деревенщина.

– Но ты-то окончил колледж или вроде того.

– Ты видел мою спину, Тео. – Феришер не смеялся больше. – По-твоему, дело того стоило?

– Неужели это обязательное условие для поступления в ваш университет? Рассказать бы нашим абитуриентам. Они думают, что требования к ним сильно завышены.

– Не то чтобы обязательное. – Кумбер потупился, глядя на свои босые ноги – ходьба как будто не доставляла ему никаких затруднений. – Моя мать приехала в Город из поместья Жонкилей – она была любимицей леди Амилии, чем-то вроде домашней зверушки. Когда я родился, она, само собой, нянчила меня вместе с господскими детьми, и леди Амилия этому не препятствовала. Но я сильно отличался от цветочных детей – в первую очередь крыльями. Клан Нарциссов не имеет крыльев, даже рудиментарных, вот уже несколько поколений. Ну, мама накопила денег – у леди Амилии ничего не взяла! Гордость не позволила ей прибегнуть к благотворительности, чтобы искалечить собственного сына. И мне сделали операцию. Ну и что же? С первого же дня, когда я приехал в академию с Цирусом и остальными, все, и не видя мою спину, сразу поняли, что я феришер, а у феришеров должны быть крылышки. Они полагали, что это забавно, – те, кто поприличнее. Другие считали, что я суюсь куда не положено, и регулярно давали мне это понять.

Тео не знал, что на это сказать. Его последние школьные годы прошли в счастливом обкуренном состоянии, если не считать редких стычек со спортсменами.

– Так уж все устроено – что пользы жаловаться, – сказал Кумбер. – Теперь, когда во главе стал Чемерица со своей кликой, будет еще хуже.

– Как я понял, у вас и раньше не все были довольны жизнью. – Тео вообще не думал об Эльфландии, пока вопреки своей воле не оказался в ней, и уж тем более не уделял внимания классовой борьбе в местных условиях.

– Правда твоя. Но так было не всегда. В старину все обстояло намного проще. У каждого было какое-то свое дело, и жизнь шла своим чередом. Скучновато, быть может, зато дети гномов не побирались на улицах. Со смертью короля и королевы все испортилось. Семь – теперь шесть – самых могущественных семей пришли к власти и тут же принялись все менять. Теперь этих семей осталось три, – с внезапным, пронзившим его осознанием произнес Кумбер. – А вскоре, возможно, вся власть перейдет к одной, и настанет империя Чемерицы.

«Кое-что здесь, пожалуй, не так уж и отличается от нашего мира, – подумал Тео. – Стоящие у власти всегда стараются захватить долю побольше. Им мало есть сочное мясо, в то время как остальное население гложет кости. У больших собак, как видно, та же тайная цель – каждая мечтает стать больше всех и обжираться до отвала мясом с кровью, пока другие голодают».

– А больно это, когда крылья режут?

– Нет, конечно. У нас современная техника. Всю твою жизнь ампутируют, а ты и не чувствуешь ничего.

Почти все утро они шли через парк Раде. Наставший день немного заживил душевные раны Тео – теперь он уже мог говорить о Кочерыжке, но ни он, ни Кумбер не осмеливались предполагать, что же с ней случилось. При этом Тео пускался в долгие повествования о храбрости маленькой феи и ее неисчерпаемой доброте, охраняемых остро отточенным язычком, и был изумлен тем, как много Кумбер о ней знает, – эти двое, похоже, часто беседовали между собой в доме Нарцисса. Разговор двух друзей Кочерыжки начинал напоминать бдение над гробом: Кумбер явно не меньше Тео горевал о том, что они ее потеряли – возможно, что и навсегда. В конце концов оба загрустили и опять погрузились в молчание.

В полдень они остановились, чтобы передохнуть часок, и съели еще по куску добытого Кумбером хлеба. Тео мигом умял свою долю, и ему захотелось еще. Захотелось настоящей еды, настоящей постели и безопасности.

«Ну, в обозримом будущем тебе этого все равно не видать, – сказал он себе, – так что довольствуйся тем, что имеешь». Жаловаться не только бесполезно, но глупо и неблагодарно.