Саймон ничего не сказал, он поднял большой круглый камень и изо всех сил запустил им в стену замка.
      Доктор Моргенс шел по крепостной стене как раз в тот момент, когда Саймон и одна из молоденьких служанок проходили под ним. Он улыбнулся и молча пожелал Саймону удачи - мальчик явно нуждался в ней. Неуклюжая осанка и приступы застенчивости делали его скорее похожим на ребенка, чем на взрослого. Но он был высок и строен и обещал вскоре стать настоящим мужчиной. У Саймона был переходный возраст. И доктор, чей возраст никто в замке не мог угадать, тем не менее прекрасно помнил, что это такое.
      Внезапно за его спиной раздался шум крыльев. Моргенс спокойно повернулся, как будто этот звук не был для него неожиданностью. Посторонний наблюдатель мог бы увидеть трепещущую серую тень, которая несколько мгновений висела в воздухе, а затем исчезла в просторных рукавах его одежды.
      Руки доктора, только что пустые, теперь держали маленький сверток пергамента, завязанный тонкой голубой лентой. Он осторожно развернул его. Послание было написано на наббанаи, но почерк непреложно свидетельствовал о руке риммера.
      Моргенс!
      Огни Стурмспейка зажжены. Из Танголдира я видел их дым девять дней и их пламя восемь ночей. Белые лисицы опять проснулись и пугают детей в темноте. Я также послал крылатые слова нашему самому маленькому другу, но сомневаюсь, что они застанут его врасплох. Кто-то стучится в опасные двери. Ярнауга.
      Около подписи автор нарисовал перо в круге.
      - Странная погода, не правда ли? - произнес сухой голос. - И тем не менее такая приятная для прогулки по стене.
      Доктор резко повернулся, сжимая в руке пергамент. За его спиной стоял улыбающийся Прейратс.
      - Воздух сегодня полон птиц, - продолжал вкрадчиво священник. - Вы исследуете птиц, доктор? И много вы уже знаете об их повадках?
      - Я очень мало знаю о них, - ответил Моргенс, не поднимая глаз.
      - А я вот подумываю, что неплохо бы изучить их, - сказал Прейратс. - Их легко поймать, не правда ли... И они обладают столькими секретами, которые любопытствующий разум найдет чрезвычайно ценными. - Он вздохнул и потер свой гладкий подбородок. - Увы, приходится признать, что мое время и так уже наполнено... До свидания, доктор. Наслаждайтесь свежим воздухом. - И он двинулся вниз со стены, как-то особенно постукивая сапогами по камню.
      И еще долго после того как священник скрылся из глаз, доктор стоял, задумчиво поглядывая в небо.
      8. ВОЗДУХ ГОРЯЧИЙ И СЛАДКИЙ
      Был уже поздний дженевер, а дождей все не было. Солнце уходило за западные стены, и насекомые в сухой траве принялись за свои обычные вечерние разговоры. Саймон и Джеремия, мальчик торговца свечами, сидели, прижавшись спиной к спине, и тяжело дышали.
      - Ну вставай, - Саймон заставил себя подняться. - Давай-ка еще раз.
      Джеремия, внезапно лишившийся упора, шлепнулся на спину и теперь лежал, растянувшись на траве, как перевернутая черепаха.
      - Ты и давай, - прохрипел он. - А я никогда не буду солдатом.
      - Будешь, будешь, - раздраженно сказал Саймон. - Мы оба будем. И в последний раз у тебя получалось гораздо лучше. Вставай!
      Постанывая и покряхтывая, Джеремия позволил поднять себя. Он с неохотой взял бочарную доску, протянутую ему Саймоном.
      - У меня все болит, Саймон. Я думаю, нам пора...
      - Ты слишком много думаешь, - ответил Саймон и поднял свою доску. Получай!
      Доски с треском скрестились в воздухе. Удар. Еще удар.
      - Ой! - завопил Саймон.
      - Хо, хо! - радостно захохотал Джеремия. - Это был смертельный выпад.
      Стук и треск продолжались.
      Не только неудавшийся флирт с Эфсебой пробудил в Саймоне прежнюю тягу к блеску военной жизни. До того как был коронован Элиас, единственным настоящим желанием Саймона, тем, за что он мог бы отдать полжизни, было ученичество у доктора Моргенса и связанные с ним сложнейшие секреты волшебства. Но теперь, когда желание это полностью осуществилось, сияние тайны начало меркнуть.
      Во-первых, было чересчур много работы, а доктор строго следил за ее выполнением. И разве в результате всего этого Саймон научился какому-нибудь колдовству? Нет! Ну, а в сравнении с часами, проведенными за чтением, письмом, метением пола и полированием стеклянных скляночек в душной темной комнате Моргенса, величайшие подвиги на бранном поле и восхищение в глазах прекрасных молодых леди явно стоили больше.
      В глубине пропахшего воском логова свечника Якоба толстый Джеремия был не меньше Саймона очарован воинственным блеском первого года правления нового короля. Каждый месяц Элиас устраивал пышные военные торжества. Весь цвет королевства заносили в турнирные списки. Рыцари; похожие на крупных бабочек из тонкого шелка и сверкающей стали, были в тысячи раз прекраснее любого смертного существа. Тонкий аромат боевой славы, доносившийся с турнирного поля, разбудил скрытые мечты, до поры до времени мирно дремавшие в груди молодых людей.
      Саймон и Джеремия отправились к бочару и набрали у него длинных досок, которые были идеальным материалом для превращения в боевые мечи. Когда дневная работа была закончена, мальчики сходились на поле брани и часами обменивались сокрушительной силы ударами. До тех пор, пока не вмешался конюх Шем, тревожившийся за спокойствие своих подопечных, они устраивали свои бои в конюшне, а после того как были изгнаны оттуда, перешли на некошеную траву к югу от турнирного поля. Глубокой ночью Саймон возвращался в помещение для слуг. Его штаны и рубашка были выпачканы и изорваны. Рейчел Дракон поднимала глаза к небу и молила святую Риаппу спасти ее от невыносимой пустоголовости этого мальчишки, а потом закатывала рукава и добавляла в копилку Саймона еще несколько тумаков.
      - Пожалуй... - прохрипел Саймон, - пожалуй, этого достаточно.
      Джеремия, согнувшись вдвое, с пылающим лицом, мог только кивком выразить свое согласие.
      Сгущались сумерки. Мальчики медленно двигались к замку, обливаясь потом и пыхтя как рабочие волы. Саймон удовлетворенно отметил, что Джеремия начинает набирать форму. Еще месяц напряженных занятий, и он станет отдаленно походить на солдата. Вначале Джеремия больше напоминал то, во что его хозяин мог бы вставить фитиль.
      - Сегодня здорово было, правда? - спросил Саймон. Джеремия потер стриженный затылок и бросил на него недовольный взгляд.
      - Не понимаю, зачем я согласился на эту бредовую затею! Все равно самое большее, на что мы можем рассчитывать, это мелкие услуги солдатам.
      - Но мало ли что может случиться на поле битвы! Тебе стоит только спасти короля от тритингов или от разведчиков нарракси - и будешь немедленно посвящен в рыцари.
      - Хмммм. - На Джеремию эта блестящая перспектива не произвела никакого впечатления. - Сначала надо заставить их принять нас, а как мы сможем это сделать, когда у нас нет фамилий, лошадей и даже мечей? - он помахал своей доской перед самым носом Саймона.
      - Да, - сказал Саймон. - Ну... ну, тогда я что-нибудь придумаю.
      - Хмммм, - промычал Джеремия, вытирая подолом рубашки мокрое лицо.
      Когда они приблизились к стенам замка, мальчиков ослепил яркий свет факелов. На открытом, заросшем травой пространстве в тени стены Хейхолта, тесня друг друга, как чешуя старой больной ящерицы, приютилось несколько убогих лачуг. Трава вокруг них была вытоптана коровами и овцами. Оборванные обитатели лачуг разжигали вечерние костры и созывали играющих в темноте детей, а легкая пыль, собирающаяся в комочки, прежде чем осесть, окрашивала их лица и одежду в темно-коричневый цвет.
      - Если не пойдет дождь, - сказал Джеремия, поморщившись при виде кучи орущих детей, уцепившихся за поблекший подол своей поблекшей матери, - стража короля выдворит их отсюда. Нам и самим не хватает воды. Пусть убираются и роют собственные колодцы.
      - Но где... - начал Саймон и замолчал, вглядываясь в темноту. В каком-то закоулке незаконного поселения он разглядел лицо, показавшееся ему знакомым. Оно только мелькнуло в толпе и сразу исчезло, но Саймон был убежден, что заметил лицо того мальчика, которого он поймал на Башне Зеленого ангела и благодаря которому попал в руки пономаря Барнабы.
      - Это тот парень, про которого я рассказывал, - возбужденно зашептал он.
      Джеремия оглянулся, не понимая.
      - Да ты должен помнить! Этот, Мал... Малахиас! У меня есть к нему разговор.
      Саймон достиг толпы, в которой, как ему казалось, он и заметил острое лицо шпиона. Тут были в основном женщины и дети, но среди них стояли несколько согнутых и высохших как старые деревья мужчин постарше. Все эти люди окружали молодую женщину, скорчившуюся у входа в полуразрушенную хибарку, упиравшуюся прямо в камень огромной внешней стены замка. Она держала на коленях крошечное бледное тельце ребенка и, рыдая, раскачивалась из стороны в сторону. Малахиаса нигде не было видно.
      Саймон посмотрел на окружающие его бесчувственные, осунувшиеся лица и перевел взгляд вниз, на плачущую женщину.
      - Ребенок болен? - спросил он. - Я ученик доктора Моргенса. Я могу позвать его.
      Какая-то старуха повернулась к нему. Глаза ее, окруженные сетью грязных морщин, напоминали темные жестокие глаза птицы.
      - Уходи от нас, человек из замка, - она с омерзением плюнула в грязь. Королевский прислужник. Убирайся!
      - Но я же хотел помочь... - проговорил Саймон, но в эту секунду чья-то сильная рука схватила его за локоть.
      - Делай, что тебе говорят, парень. - Это был крепкий старик с всклокоченной бородой, лицо его не казалось жестоким. - Здесь тебе нечего делать. Люди очень рассержены, ребенок мертв. Ступай себе. - Старик спокойно, но твердо подтолкнул Саймона.
      Когда Саймон вернулся, Джеремия стоял на том же самом месте. Его лицо в мерцающем свете костров было расстроенным и унылым.
      - Пойдем отсюда, Саймон, - захныкал он. - Мне не нравится здесь, особенно после захода солнца.
      - Они смотрели на меня так, как будто ненавидят... - пробормотал озадаченный и расстроенный Саймон. Но Джеремия уже торопился к замку.
      Факелы не горели, но странный длинный зал был залит туманным светом. Во всем Хейхолте не было видно ни души, но в каждом коридоре раздавались звуки веселых, смеющихся или поющих голосов.
      Саймон шел от одной комнаты к другой, открывая двери и раздвигая занавеси, но не мог найти ни одного человека. Голоса просто издевались над ним, то усиливаясь, то становясь еле слышными, распевая и переговариваясь на сотнях языков, ни один из которых не был знаком Саймону.
      Наконец он остановился перед дверью тронного зала. Голоса звучали теперь еще громче, и Саймону показалось, что они доносятся из огромного помещения. Он протянул руку - дверь не заперта. Когда он распахнул ее, голоса неожиданно смолкли, словно испуганные скрипом петель. Из зала струился таинственный свет, напоминающий пряный, мерцающий дым. Саймон переступил порог.
      Страшно желтый трон из костей дракона стоял в центре зала. Вокруг него кружился зловещий хоровод фигур, взявшихся за руки, двигавшихся так медленно и плавно, как если бы все это происходило глубоко под водой. Саймон узнавал некоторых. Здесь были Рейчел, Юдит, свечник Якоб, еще кое-какой замковый народ. Все лица были искажены гримасами безумного веселья, танцующие кланялись, кривлялись и выделывали самые неожиданные па. Среди них были танцоры и поважнее - король Элиас, Гутвульф Утаньятский, Гвитин Эрнистирийский. Эти, как и другие обитатели замка, тоже кружились так спокойно и безостановочно, как вечные льды, стирающие в пыль горы. Среди прочих выделялись похожие на жуков блестящие фигуры - малахитовые короли, сошедшие со своих пьедесталов, чтобы присоединиться к замедленному торжеству. А в центре круга гигантской горой, увенчанной тяжелым черепом, стоял трон цвета темной слоновой кости, исполненный могучей жизненной силы, заряженный несказанной древней энергией, будто держащий танцоров на туго натянутых невидимых нитях.
      В зале было тихо, если не считать нежной, как бы хрустальной мелодии, дрожавшей в воздухе: "Кансим Фалис", гимн радости. Музыка была растянутой и тревожащей, как будто руки, вызвавшие ее к жизни, не привыкли к земным инструментам.
      Саймон чувствовал, что зловещий танец затягивает его, как водяная воронка. Волоча ноги, он неумолимо двигался вперед. Головы танцоров повернулись к нему легко и чуть колеблясь, как разгибается примятая сапогом, трава. В центре кольца, на троне из костей дракона, концентрировалась тьма - туманное скопление крошечных темных частиц, словно туча летних мух. На самом верху этой роящейся, переливающейся тьмы начали разгораться две яркие, малиновые искры, как бы. раздутые внезапным ветерком.
      Проплывая мимо, не сводя с него глаз, танцоры теперь повторяли его имя: "Саймон, Саймон... Саймон!" В дальнем краю кольца, по ту сторону расползающегося от трона мрака, в кругу раскрылась брешь: две сжатые руки разъединились и скользнули в стороны, как расползается истлевшая ткань.
      Когда брешь приблизилась к нему, одна из рук затрепетала, словно вытащенная на берег рыба, эта рука принадлежала Рейчел, манившей мальчика к себе. На лице ее застыло необычное выражение беспечного веселья. Она тянула к нему руку. С другого края бреши уныло улыбался толстый Джеремия.
      - Вставай, мальчик, - губы Рейчел шевелились, но мягкий и хриплый голос принадлежал мужчине. - Вставай, ты что, не хочешь занять то место, которое мы тебе оставили? Место, приготовленное специально для тебя?
      Рука Рейчел вцепилась ему в воротник и потянула в круг. Он пытался сопротивляться, ударив несколько раз по липким холодным пальцам, но руки его были бессильны. Губы Рейчел и Джеремии расползались в широких ухмылках. Голос стал глубже.
      - Мальчик! Ты что, не слышишь меня? Вставай, мальчик!
      - Нет! Нет, я не буду! - голос наконец вырвался из сжатого ужасом горла Саймона.
      - О, подвязки Фреи, проснись, мальчик! Ты же перебудил всех вокруг, - рука грубо тряхнула его еще раз, и неожиданно стало светло. Саймон сел, попытался крикнуть еще что-то, но зашелся в страшном приступе кашля. Над ним склонилась высокая тень, четко обозначенная светом масляной лампы.
      Мальчик-то на самом деле никого не разбудил, - внезапно понял Изгримнур. Все остальные ворочались и стонали с тех пор, по крайней мере, пока я здесь. Похоже, что все они видят один и тот же сон. Что за странная, Богом проклятая ночь!
      Герцог выждал, пока беспокойно мечущиеся тени опять не погрузились в тишину, и повернулся к мальчику.
      Смотрите-ка, щеночек здорово раскашлялся! Впрочем, не такой уж. он щеночек, просто тощий, как жеребенок-заморыш.
      Изгримнур опустил лампу чуть пониже и отдернул в сторону домотканую занавеску, натянутую поперек алькова, чтобы покрепче ухватиться за плечо мальчика. Он посадил юношу и отвесил ему хороший шлепок по спине. Тот кашлянул еще раз и затих. Герцог похлопал его широкой волосатой рукой.
      - Извини, паренек, извини. Теперь можешь не спешить.
      Пока юноша восстанавливал дыхание, герцог скептически оглядел альков, в котором стояла дощатая кровать мальчика. Вокруг раздавалось сонное бормотание дюжины судомоек, спавших поблизости.
      Изгримнур снова поднял лампу, разглядывая странные предметы, прибитые к стене: старое птичье гнездо, зеленоватый шелковый вымпел из какого-то рыцарского снаряжения, грубое деревянное древо и картинка с разлохмаченными краями, явно выдранная, из книги. С нее на герцога уставился странный человек с дико всклокоченными волосами - или это была нога?
      Когда он снова посмотрел вниз, улыбаясь про себя хаосу, царящему в головах у подростков, мальчик уже дышал ровнее, глядя на герцога нервными, широко раскрытыми глазами.
      С этаким носом и копной - да они что, рыжие? - - этаких рыжих волос, парень похож на болотную птицу, будь она проклята, подумал Изгримнур.
      - Я не хотел пугать тебя, - сказал он, - но ты был ближе всех к двери, а мне необходимо поговорить с Таузером, шутом. Ты его знаешь?
      Мальчик кивнул, не отводя от него внимательного взгляда. Уже хорошо, подумал риммерсман, по крайней мере, он, похоже, не придурковат.
      - Мне сказали, что он ночует здесь, но я никак не могу его найти. Где он?
      - Вы... вы... - мальчик запнулся.
      - Да. Я герцог Элвритсхолла, и не смей кланяться и называть меня "сир". Просто скажи, где шут, и можешь спать дальше.
      Не говоря больше ни слова, мальчик встал и накинул на плечи одеяло. Из-под него торчал подол длинной рубашки. Мальчик шел, переступая через тела мужчин, спящих на полу, будто у них не было сил дойти до кровати. Изгримнур следовал за ним, держа в руке лампу, и ему казалось, что это одна из призрачных служанок Удуна ведет его через тела павших на поле страшной битвы.
      Так эти два духа, большой и маленький, прошли через две комнаты, причем большой, несмотря на свой вес, производил не больше шума, чем его компаньон. В последней комнате слабо мерцали в очаге несколько недогоревших углей. На кирпичах перед каминной решеткой, свернувшись в клубочек как кошка и зажав в руке бурдюк с вином, похрапывая и бормоча, спал Таузер.
      - Ах-ха, - пробормотал Изгримнур. - Что ж, тогда спасибо, мой мальчик. Можешь отправляться обратно в постель и прими мои извинения. Впрочем, сдается мне, ты был только рад пробудиться от этого сна. Иди, малыш.
      Тот повернулся и направился к двери. Изгримнур слегка удивился, увидев, что юноша был почти так же высок, как и он сам, а его бы никто не посмел назвать маленьким мужчиной. Немыслимая худоба мальчика и дурная манера горбиться на ходу скрывали его рост.
      Какая жалость, что никто не научил его стоять как следует, подумал герцог. И, скорее всего, этой науки ему уж никогда не постичь на кухне или где там еще...
      После того, как юноша исчез, Изгримнур наклонился и потряс Таузера за плечо, сначала бережно, а потом все грубее и грубее. Стало ясно, что маленький человек очень пьян. Герцогу удалось вызвать только слабые нечленораздельные протестующие звуки. Наконец терпение Изгримнура иссякло. Он нагнулся, схватил старика за лодыжки и поднял его так, что пола касалась только лысая голова шута. Бормотание Таузера перешло в бульканье, и наконец раздались нормальные, понятные вестерлингские слова.
      - Что? Вниз!... Обратно... Положи меня обратно, да проклянет тебя Эйдон!
      - Если ты не придешь в себя, старый пьяница, мне придется колотить тебя о землю, пока ты навсегда не запомнишь, что вино - яд! - От слов герцог перешел к делу, несколько раз стукнув старика головой о каменный пол.
      - Прекрати, демон, я... сдаюсь на милость победителя. Переверни меня, человече, переверни меня. Я не Узирис, чтобы висеть вниз головой, во имя поучения... темного народа.
      Изгримнур осторожно опустил его, так что шут лежал теперь на спине, вытянувшись во всю свою длину.
      - Не добавляй богохульства к пьяной глупости, - прорычал Изгримнур. Наблюдая за тем, как Таузер, кряхтя, переворачивается на живот, герцог не заметил, что в дверях позади него появилась стройная тень.
      - О милостивый Эйдон! - простонал шут, садясь. - Тебе обязательно было использовать мою голову вместо пестика? А если ты хочешь вырыть здесь колодец, то я с грустью должен тебе сообщить, что земля здесь, в этом помещении для слуг, чрезвычайно камениста.
      - Замолчи, Таузер! Я не для того разбудил тебя за два часа до рассвета, чтобы перекидываться шуточками. Джошуа пропал!
      Таузер одной рукой почесал свой затылок, пытаясь другой нащупать винный бурдюк.
      - Пропал? Где пропал? Ради всего святого, вы что же, раздолбали мою голову только потому, что Джошуа где-то с вами не встретился? Так имейте в виду, что я здесь ни при чем! - И он сделал долгий, жадный глоток из бурдюка.
      - Идиот, - сказал Изгримнур каким-то растерянным голосом. - Я только хочу, чтобы ты понял: принц пропал! Покинул Хейхолт.
      - Исключено, - твердо заявил Таузер, частично восстанавливая свой рассудок вторым глотком мальвазии. - Он не уедет до следующей недели. Он сам это сказал. Он сказал мне, что я могу, если захочу, поехать вместе с ним и быть его шутом в Наглимунде. А я сказал ему, что дам ответ завтра. А теперь я дам ему ответ сегодня, раз Элиасу все равно, останусь я или нет. Я, который провел с его отцом почти всю жизнь!
      Изгримнур нетерпеливо замотал головой:
      - Нет, братец, он пропал. Отбыл где-то около полуночи, по крайней мере, так мне сказал эркингард. Его я и обнаружил в пустой комнате, когда пришел в точно назначенное время. Он просил меня прийти так поздно, хотя я предпочел бы в это время быть в своей постели. Но он сказал, что дело не терпит отлагательства. Похоже все это на человека, который после этого умчится, не оставив даже записки?
      - Кто его знает, - сказал Таузер, и его морщинистое лицо совсем сморщилось, когда он задумался. - Может быть, он как раз и хотел сообщить вам, что собирается уехать тайно.
      - Тогда почему он не дождался моего прихода? Нет, мне все это не нравится. - Изгримнур опустился на корточки и помешал угли лежавшей около камина палкой. - Что-то странное происходит сегодня в этом доме.
      - Джошуа часто бывает странен, - спокойно возразил Таузер. - Он - человек настроения, видит Бог, он человек настроения. Отправился охотиться на сов при свете луны или -еще куда-нибудь. Ради Бога, не волнуйся.
      После долгого молчания Изгримнур глубоко вздохнул.
      - Может быть, ты и прав, - произнес он наконец. - Даже если бы он и Элиас открыто порвали друг с другом, ничего никогда не могло бы случиться здесь, в доме их отца, перед Богом и всем двором.
      - Конечно, ничего. Кроме того, что ты стучал моей головой об пол посреди ночи, - улыбнулся Таузер.
      Пока эти двое продолжали свою негромкую беседу около тлеющих потемневших углей, Саймон тихонько пробирался обратно в свою постель. Долгое время он лежал без сна, глядя в пугающую темноту, но к тому времени, когда петух во дворе увидел, наконец, первый луч восходящего солнца, Саймон уже крепко спал.
      - А теперь вы должны твердо запомнить, - сурово выговаривал Моргенс, вытирая пот ярким голубым платком, - ничего нельзя есть, пока вы не покажете это мне. Особенно, если уже появились красные пятнышки. Понятно? Многое из того, что вы сегодня собрали, - просто яд! Пожалуйста, без глупостей. Саймон, я поручаю это тебе, мой мальчик. Я делаю тебя ответственным за безопасность всех остальных.
      Этими остальными были Джеремия, парнишка свечника, и Исаак, молодой паж из верхней резиденции. Дело в том, что доктор решил этим жарким фейерверским днем организовать экспедицию за грибами и травами в Кинсвуд. Это был небольшой лесок на высоком берегу Кинслага вдоль западной стены Хейхолта. Из-за засухи запасы самых важных снадобий Моргенса катастрофически сократились, и Кинсвуд, расположенный около залива, показался ему подходящим местом для поиска влаголюбивых сокровищ.
      Когда они брели по душному лесу, Джеремия немного приотстал, дожидаясь, пока звук шагов Моргенса не затих в трескучем коричневом подлеске.
      - Ты еще не просил его?
      - Нет, - Саймон присел на корточки, чтобы посмотреть на передовой отряд муравьев, двигавшихся сплошной полосой вверх по стволу вестивегской сосны. - Я как раз собираюсь сделать это сегодня. Мне только надо еще придумать, как правильно начать разговор.
      - А если он скажет "нет"? - Джеремия с неудовольствием смотрел на муравьиную процессию. - Что мы тогда будем делать?
      - Он не скажет "нет". - Саймон встал. - А если скажет... ну, что ж, я что-нибудь придумаю.
      - О чем это вы тут шепчетесь? - на прогалине появился юный Исаак. - Это не дело заводить секреты. - Хотя он был на три-четыре года младше Саймона и Джеремии, в его голосе уже появились "верхние" интонации.
      - Не твое дело, - сердито огрызнулся на него Саймон.
      - Просто мы рассматривали это дерево, - чуть заискивающе сказал Джеремия, по привычке чувствовавший себя виноватым.
      - На мой взгляд, - лукаво сказал Исаак, - здесь сколько угодно таких деревьев. И для этого совсем не надо прятаться.
      - Но это, - начал выкручиваться Джеремия, - это... оно...
      - Оставь в покое это дурацкое дерево, - недовольно сказал Саймон. - Пошли. Мы получим первоклассную взбучку, если соберем меньше, чем Моргенс.
      Это была нелегкая работа. И когда спустя полтора часа они остановились, чтобы перевести дух и попить воды, все трое были в красной пыли от макушек до пяток. Каждый нес свою добычу в узелке, сделанном из платка. Больше всех собрал Саймон, Джеремия и Исаак чуть меньше. Они нашли большую ель и уселись вокруг, прислонив к ней свои усталые спины. Их пыльные ноги торчали во все стороны, как спицы в колесе.
      - Ну почему так жарко? - простонал Джеремия. - И почему мой платок забит дурацкими грибами, а я должен вытирать пот голыми руками.
      - Жарко, потому что жарко, - проворчал Саймон. - Потому что нет дождя.
      Они замолчали. Было очень тихо. Даже насекомые и птицы куда-то исчезли, наверное, чтобы проспать в тишине эти жаркие послеполуденные часы.
      - Нам еще повезло, что мы не в Меремунде, - проговорил наконец Джеремия. Говорят, там от чумы померла чуть ли не целая тысяча.
      - Тысяча, - протянул Исаак. От жары даже его тонкое и бледное лицо немного покраснело. - Тысячи! По крайней мере, так говорят в резиденции. Мой хозяин вообще расхаживает по Хейхолту, прижав к лицу платок, смоченный святой водой.
      - А твой хозяин действительно знает, что происходит в Меремунде? заинтересовался Саймон. Все-таки и от Исаака была некоторая польза. - Он что, говорил об этом с тобой?
      - Все время, - самодовольно ответил юный паж. - Брат его жены - тамошний мэр. Они были самыми первыми, которые бежали от чумы. От них он все и узнал.
      - Элиас сделал Гутвульфа Утаньятского Рукой Короля, - сказал Саймон.
      Джеремия застонал, сполз со ствола и вытянулся во всю длину на мягкой хвое.
      - Так и есть, - подтвердил Исаак. - И Гутвульф задержал там чуму. Она не вышла из Меремунда.
      - А что ее вызвало, эту эпидемию? - спросил Саймон. - Кто-нибудь там, в резиденции, знает об этом? - Это было немножко унизительно, задавать вопросы мальчишке, который настолько младше его. Но Исаак действительно слышал разговоры там, наверху.
      - Точно не знает никто. Некоторые говорят, что это завистливые купцы из Абенгейта отравили колодцы. Но и в самом Абенгейте умерло много народа, сказал Исаак с нескрываемым удовлетворением. В конце концов, эрнистирийцы были язычниками, каким бы прекрасным союзником ни был дом Луга под опекой Верховного короля. - Другие считают, что от засухи рассохлась земля, и из трещин вырвались на волю смертоносные газы. Но как бы там ни было, мой хозяин говорит, что эта чума не щадит никого, ни богача, ни крестьянина, ни священника. Сначала у тебя начинается жар и лихорадка... - Растянувшийся на земле Джеремия опять застонал и вытер свой лоб. - Потом ты покрываешься пузырьками, как будто лег на горячие угли. Потом пузыри начинают мокнуть. А потом ты умираешь. В страшных мучениях, - увлеченно закончил Исаак. Мальчики долго молчали.
      - А мой хозяин Якоб, - сказал наконец Джеремия, - боится, что чума все-таки придет в Хейхолт из-за этих грязных крестьян, которые поселились у самых стен. Рубен Медведь, кузнец, сказал моему хозяину, что он слышал от лекаря-монаха, что Гутвульф принял очень жесткие меры в Меремунде.
      - Жесткие меры, - повторил Саймон. - А что это означает?
      - Монах рассказал Рубену, что когда Гутвульф прибыл в Меремунд как наместник короля, он взял эркингардов и пошел с ними к домам заболевших. Они взяли доски, гвозди, молотки и забили все дома намертво!
      - Вместе с людьми? - ужаснулся Саймон.
      - Конечно! Чтобы чума не распространялась. Чтобы больные не сбежали и не разнесли ее здоровым.
      - Но ведь говорят, что чума появилась от ядовитого воздуха из земли...
      - Ну и что! А потом она стала распространяться. Поэтому и умерло так много священников, монахов и лекарей. Монах рассказывал, что в течение многих недель улицы Меремунда были... были... как это он сказал? Как залы ада. Запертые люди выли словно собаки. А когда все замолчали, Гутвульф и эркингарды сожгли их всех. Не открывая.
      В то время как потрясенный Саймон осмысливал эту последнюю деталь, раздался треск ломающихся сучьев.
      - Эй, вы, ленивые олухи! - из зарослей появился Моргенс. Вся его одежда была увешана ветками и листьями, бахрома из мха украшала широкие поля шляпы. Я так и знал, что найду вас изнывающими от безделья!
      - Мы только что присели, доктор, - Саймон вскочил на ноги. - Мы долго собирали.
      - Не забудь его спросить, - прошептал Джеремия, поднимаясь.
      - Ну, что ж, - сказал Моргенс, критически рассматривая их улов. - Не так уж и плохо, учитывая обстоятельства. Показывайте! - Он опустился на корточки, как фермерша, доящая корову, и начал тщательно рассматривать их добычу. - Ах!
      Ухо дьявола, - воскликнул он, подставляя солнечным лучам зубчатый гриб. Великолепно!
      - Доктор, - сказал Саймон, - я хочу попросить вас об одолжении.
      - М-м-м-м, - сказал доктор, роясь в грибах, разложенных на платках, как на лабораторном столе.
      - Видите ли, Джеремия хотел бы поступить в стражу. Или хотя бы попытаться. Но вся беда в том, что граф Брейугар почти совсем не знает нас, замковых, и у Джеремии нет никаких связей.
      - Это, - сухо заметил Моргенс, - вовсе не удивительно. - Он принялся за следующий платок.
      - Но я хотел сказать, может быть, вы могли бы написать ему рекомендательное письмо? Вас ведь все знают. - Саймон старался, чтобы его голос звучал спокойно и убедительно. Исаак смотрел на взмокшего Джеремию со смесью изумления и уважения.
      - Хммм... - по тону доктора нельзя было сказать ничего определенного. - Я подозреваю, что уж слишком хорошо известен Брейугару или его товарищам. - Он оценивающе посмотрел на Джеремию. - Якоб знает?
      - Он... ну, ему известны мои чувства, - запинаясь пробормотал Джеремия.
      Моргенс сложил все собранное в мешок и вернул мальчикам платки. Он внимательно осмотрела свою одежду и очистил ее от приставших листьев и хвои.