Тролль выплюнул яблочное семечко.
      - Я ничего не могу знать с очень большой уверенностью, друг Саймон, как я уже говаривал. Имею уверенность, что мы с благополучностью проскочили мимо них и не последовало незамедлительной погони, но абсолютно не знаю, зачем они предпринимают эти поиски, как и не знаю, могут ли они нас отыскивать. Знают ли они, что мы следуем в направлении Наглимунда? Нетрудно выдвинуть такую гипотезу. Но мы имеем на своей стороне трех очень важных факторов.
      - Какие факторы? - спросила Мария, слегка поморщившись.
      - Во-первых, в лесу очень легче спрятываться, чем отыскивать. - Он назидательно поднял корявый палец. - Во-вторых, мы идем в Наглимунд таким путем, который забывался вот уже сто лет. - Еще один палец. - И последнее. Чтобы разъяснить наш маршрут, эти люди имеют должность просить оказания помощи у валады Джулой, - выпрямился третий палец. - А это, как надо полагать, не принесет им очень большого успеха.
      Саймона втайне беспокоило именно это.
      - Они не причинят ей вреда? Бинабик, то были люди с мечами и пиками. Если они подумают, что она нам помогала, никакие совы их не остановят.
      Мрачный кивок. Тролль нервно сплел короткие пальцы.
      - Я не испытывают равнодушия к этой проблеме, Саймон. Дочь Гор, это не так! Но ты очень плохо знаешь Джулой. Ты будешь ошибаться, если подумаешь о ней только как об умной деревенской женщине. Такую ошибку могут сделать люди Хеаферта, и они будут понимать, что это была ошибка, если только не обратятся с ней очень уважительно. Долгое время валада Джулой ходила среди Светлого Арда, долгое время она была в лесу, и долгое время среди риммеров. А еще раньше она с юга приходила в Наббан, и никто не знает, где она путешествовала до этого. Можно иметь очень большую уверенность, что она сможет сама оказывать себе помощь - очень лучше, чем я, и даже, что с большой печальностью подтверждается, лучше, чем этот замечательный человек, доктор Моргенс. - Он достал со дна мешка последнее яблоко. - Но теперь уже не надо еще больше воспоминаний о тревоге. Река в ожидании нас, и наши сердца имеют должность быть легкими, чтобы мы могли путешествовать очень быстрее.
      Позже, когда тени деревьев стали сливаться в огромное темное пятно, перекинувшееся через реку, Саймон узнал кое-что о тайнах Эльфевента.
      Он рылся в мешке, в поисках тряпицы, чтобы перевязать руки, стертые до пузырей усердной греблей. Нащупав нечто подходящее, он вытащил находку на свет. Это оказалась Белая стрела, завернутая в рваную тряпку. Саймон испытывал удивительное чувство, снова зажав ее в руке. Стрела казалась легким перышком, которое может унести любой порыв весеннего ветерка. Он осторожно развернул ткань.
      - Посмотри-ка! - окликнул он Марию, протягивая через Кантаку, покоящуюся на своем тряпичном одеяле, стрелу. - Это Белая стрела ситхи. Я спас жизнь одному ситхи, и он дал ее мне. То есть, я хотел сказать, выстрелил, - быстро поправился Саймон.
      Это была действительно прекрасная вещь. В сумеречном свете она почти светилась, как мерцающая грудь лебедя. Мария посмотрела на нее, потом осторожно прикоснулась одним пальцем.
      - Она красивая, - сказала девушка, но в ее тоне не было и тени того восхищения, на которое надеялся Саймон.
      - Конечно, она красивая. Она священная. Она означает неоплаченный долг, спроси Бинабика, он скажет.
      - Саймон очень прав, - отозвался Бинабик с носа лодки. - Это все происходило как раз перед нашей встречей.
      Мария продолжала спокойно рассматривать стрелу, как будто ей не было дела до всех этих незначительных подробностей.
      - Это прелестная вещь, - выговорила она наконец, но немного убеждения прибавилось в ее голосе. - Тебе очень повезло, Саймон.
      Он понятия не имел почему, но слова девушки заставили его рассвирепеть. Ни капли уважения ко всем ужасам, через которые он прошел! Кладбище, ситхи в западне, собаки, ненависть Верховного короля? Кто она такая, чтобы говорить с ним, как какая-нибудь горничная, утешавшая его, когда он обдирал коленку?
      - Конечно, - сказал он, повернув стрелу так, что она поймала луч клонящегося к горизонту солнца. Проплывавшие мимо берега казались движущимся гобеленом. - Конечно, если припомнить всю ту удачу, которую она приносила мне до сих пор, - преследуемый, израненный, голодный, почти без надежды на спасение - лучше мне было бы и вовсе не получать ее. - Он сердито смотрел на стрелу, пытаясь проследить затейливые линии резьбы, которая могла бы быть олицетворением его жизни с тех пор, как он покинул Хейхолт бессмысленная путаница.
      - На самом деле я спокойно могу ее вообще выбросить, - небрежно проронил он Конечно, Саймон ни за что не сделал бы этого, но он мог притвориться, что действительно может, и это приносило ему какое-то странное удовлетворение - Я хочу сказать, не больно-то много хорошего я от нее имею
      Предостерегающий крик Бинабика не дал ему закончить фразы К тому времени как Саймон, наконец, сообразил, что к чему, было уже поздно - они наткнулись на невидимый камень Лодка накренилась, корма хлебнула воды со страшным сосущим всплеском Огрела вылетела из рук Саймона, мелькнула в воздухе и упала в воду, кружась вокруг бесконечных камней Когда лодка выровнялась, Саймон обернулся, поискать стрелу, через секунду суденышко врезалось в очередной камень, и юноша понял, что он падает, падает,
      Вода оказалась изумительно холодной В какой-то момент ему показалось, что он провалился в одну из дыр мироздания - прямо в вечную ночь Потом он задыхался и рвался к поверхности, бешено барахтаясь в бурлящей воде Он ударился о камень, отплыл в сторону и снова ушел в глубину, которая ледяной хваткой выдавливала последние капли воздуха из его легких С невероятным усилием Саймон вытолкнул голову на поверхность, а бурлящее течение несло его дальше, швыряя от камня к камню Наконец, почти разрываясь от кашля, он Сумел сделать вдох, благодаря Узирису он получил глоток спасительного воздуха Внезапно каменная преграда оказалась позади, и юноша теперь плыл свободно, изо всех сил колотя по воде ногами, чтобы держаться на поверхности К его удивлению, лодка вдруг оказалась позади него, она как раз проскальзывала мимо последних горбатых камней Бинабик и Мария гребли, выбиваясь из сил, с крутыми от страха глазами, но Саймон видел, что расстояние между ним и лодкой постепенно увеличивается. Течение уносило его все дальше и дальше Дико вертя головой он увидел, что берега пугающе далеки Юноша постарался набрать побольше воздуха
      - Саймон! - закричал Бинабик. - Плыви в направлении нас! Мы не имеем возможности грести очень достаточно быстро! Вняв доброму совету, Саймон действительно попытался по вернуться и плыть обратно к ним, но река тащила его вперед тысячами невидимых рук Он безуспешно плескался, стараясь придать непослушным рукам форму весел, как Рейчел - или Моргенс - однажды показывали ему на песчаных отмелях Кинслага, но все его усилия оказывались смехотворными в борьбе с всеохватывающей мощью течения Он быстро терял силы. заставляя ноги снова и снова бить по воде, он теперь не чувствовал ничего, кроме холодной пустоты Вода залила ему глаза, и перед тем, как снова уйти в глубину, он успел заметить, как странно вытянулись ветки деревьев
      Что-то плеснуло около его уха, и он снова забил по воде руками и ногами, чтобы выплыть еще один, последний раз Это было весло Марии Она могла протянуть его дальше, чем тролль, поэтому перебралась на его место и тянулась вперед Плоский кусок дерева оказался в нескольких вершках от руки Саймона Кантака стояла рядом с Марией и с лаем тянулась к Саймону, почти в точности повторяя движения девушки, лодка с такой тяжестью на носу опасно накренилась
      Саймон послал суровый мысленный приказ назад, туда, где должны были находиться его ноги, повелев им бить по воде, если они вообще еще способны шевелиться, и резким движением выбросил вперед руку Сжимая онемевшие пальцы, он едва ощущал весло, но оно было на месте, как раз там, где нужно
      После того, как они втащили его на борт, - почти невыполнимая задача сама по себе, потому что он весил купа больше любого из них, кроме, разве что, волка, - и после того, как он едва не потопил лодку, выкашляв огромное количество речной воды, Саймон свернулся в тяжело дышащий, дрожащий клубок, а тролль и Мария подыскивали тем временем подходящее место, чтобы высадиться
      У него даже хватило сил, чтобы самостоятельно вылезти из лодки, спотыкаясь на трясущихся ногах Когда он упал на колени, упираясь ладонями в успокаивающе мягкую лесную подстилку, Бинабик протянул руку и вытащил что-то из мокрой бесформенной массы, бывшей когда-то рубашкой Саймона
      - Смотри, что запутывалось в твоей одежде, - сказал он со странным выражением лица В руках у него была Белая стрела. - Очень лучше разводить костер для твоего согревания, бедный Саймон. Имеет возможность, что ты получал урок сегодняшним днем - жестокий урок, но памятный - о том, что очень лучше не говорить дурно о дарах ситхи, когда плаваешь по реке ситхи.
      Слишком измученный даже для того, чтобы смутиться, когда Бинабик помогал ему снять мокрую одежду и закутывал его в свой плащ, Саймон моментально заснул перед благословенным огнем. Сны его, что, впрочем, не удивительно, были темны и полны странных существ, которые хватали и душили его.
      На следующее утро свинцово-серые тучи заволокли низкий горизонт. Саймон чувствовал себя совсем больным. С трудом прожевав и проглотив несколько полосок сушеного мяса - невзирая на возмущенные протесты бурлящего желудка - он осторожно забрался в лодку, позволив на этот раз Марии занять его место на корме, и свернулся клубочком в середине лодки, прижавшись к мягкому боку Кантаки. Он проспал весь долгий день, проведенный ими на реке. Скользящий мимо зеленый веер леса вызывал у него отчаянное головокружение, а голова казалась разбухшей и горячей, как потрескавшаяся в углях картошка. Оба его спутника, и Бинабик, и Мария, заботливо старались помочь ему во всем. Пробуждаясь от тяжелого сна, он неизменно видел две фигуры, склонившиеся над ним, и чувствовал на лбу холодную ладонь Марии. Какие странные у меня мама с папой, смущенно думал он.
      Они остановились, чтобы устроиться на ночлег, как только сумерки начали пробираться сквозь деревья. Саймон сидел у самого огня, как ребенок, завернутый в плащ. Он высунул руки только для того, чтобы выпить немного супа, приготовленного Бинабиком: бульон из сушеного мяса, турнепса и лука.
      - Завтра мы должны подниматься своевременно с первыми лучами солнца, сказал Бинабик, протягивая Кантаке кусочек турнепса. Она посмотрела на подношение с плохо скрываемым отвращением. - Мы уже близко подошли к Да'ай Чикиза, но мало смысла содержит прибывать туда, когда повсюду очень темно и ничего не видно. В любом случае, нам придется долго идти через Переход, и мы можем предпринимать это, когда уже будет темнеть.
      Будто в тумане, Саймон смотрел, как Бинабик вытащил из своего мешка манускрипт Моргенса и присел на корточки поближе к костру, перелистывая страницы. Он выглядел в точности, как маленький монах, согнувшийся над Книгой Эйдона. Ветер завывал в ветвях деревьев над головой, сдувая с листьев ледяные капли - остатки послеполуденного дождя. С унылым шумом бегущей воды смешивалось настойчивое кваканье маленьких речных лягушек.
      Саймон не сразу понял, что мягкое давление на его плечо - это не просто боль от неудобной позы, в которой скорчилось его измученное тело. Он с трудом повернул шею, скованную жестким воротом тяжелого шерстяного плаща, освобождая руку, чтобы прогнать Кантаку, но остановился в изумлении, увидев на своем плече темную голову Марии и почувствовав ее ритмичное сонное дыхание.
      Бинабик посмотрел на него.
      - Сегодняшним днем бывало много трудной работы, - улыбнулся он. - Если это не приносит тебе много боли, оставь ее так на некоторое время. Она много гребла. - Он вернулся к манускрипту.
      Мария пошевелилась и что-то пробормотала. Саймон поправил на ней плащ, подаренный Джулой. Когда он коснулся ее щеки, она поежилась, высунула руку и неуклюже похлопала его по груди, а потом свернулась поудобнее.
      Звук ее ровного дыхания у самого уха был ясно слышен, несмотря на вой ветра и шум воды. Саймон зябко повел плечами и почувствовал, как его веки становятся тяжелыми, такими тяжелыми... но сердце его билось сильно и уверенно, и вслед за этим звуком движения неутомимой крови он проваливался все глубже и глубже в теплую темноту.
      В сером, рассеянном свете дождливого утра, со слипающимися глазами и вялыми, непослушными от слишком раннего подъема руками, они увидели первый мост.
      Саймон снова был на корме. Он все еще с трудом двигался, так что потребовалось немало усилий, чтобы без ущерба для себя влезть в лодку, и голова не прекращала кружиться, но все же он чувствовал себя много лучше, чем накануне. Когда они прошли поворот весело несущейся вперед реки, которая оказалась совершенно безразличной к столь раннему часу, Саймон увидел впереди что-то странное, перекинувшееся дугой через стремительный поток. Протерев глаза от моросящего дождя, который, казалось, не столько падал, сколько висел в воздухе, он прищурился.
      - Бинабик, - спросил он, наклонясь вперед. - Это что?..
      - Мост это, да, - весело ответил тролль. - Ворота Журавлей, как следует предположить.
      Река подносила их все ближе и ближе, и они вытащили весла из воды, чтобы замедлить ход. Мост изящной аркой поднимался из густых прибрежных зарослей и уходил в зелень деревьев на другой стороне. Вырезанный из бледного, полупрозрачного зеленого камня, он казался хрупким, как будто был создан из замерзшей морской пены. Некогда он весь был покрыт затейливой резьбой, но теперь большую часть его поверхности покрывал мох и сплетенный плющ. Все, что осталось, было почти полностью сглажено ветром и дождем. Путники запрокинули головы, когда суденышко скользнуло под мост - зеленая полупрозрачная каменная птица распростерла над ними сточенные водой крылья.
      Через секунду они уже переплыли слабую тень моста и оказались как будто в другом мире, лес внезапно дохнул на них глубокой древностью, словно они только что через открытую дверь проникли в прошлое.
      - Давным-давно речные дороги проглотил Альдхорт, - тихо сказал Бинабик, когда они обернулись, чтобы посмотреть на исчезающий вдали мост. - Имеет возможность, что и остальные изготовления ситхи потускнеют с прохождением времени.
      - Не представляю, как можно было ходить по этому мосту - сказала Мария. Он выглядит таким... хрупким.
      - Более хрупким, чем был давно, это так, - согласился Бинабик, бросив назад тоскующий взгляд. - Но ситхи никогда не строивают... никогда не строивали... только для красоты. В произведенном ими есть много силы. Разве самая высокая башня Светлого Арда, творенная их руками, не стоит в Хейхолте и до сих пор?
      Мария задумчиво кивнула. Саймон взбаламучивал пальцами холодную воду.
      Они прошли еще одиннадцать мостов, или ворот, как называл их Бинабик, поскольку они в течение тысячелетий отмечали путь реки в Да'ай Чикиза. Все ворота носили имена животных и соотносились с фазами луны. Одних за другими они миновали Лис, Петухов, Зайцев и Голубей, все разные, выточенные из перламутрового лунного камня или лазурита, но в каждом из них видна была работа все тех же гордых, полных благоговения рук.
      К полудню они добрались до Ворот Соловьев. Пройдя этот мост, на гордой резьбе которого до сих пор виднелись блестки золота, река сделала еще один поворот к западу, по направлению к невидимым восточным краям Вальдхельмских гор. Здесь не было порогов, течение неслось быстро и ровно. Саймон открыл рот, чтобы задать Марии какой-то вопрос, но тут Бинабик поднял руку.
      Как только они повернули, это возникло перед ними: лес невероятно стройных грациозных башен, достойный соперник окружавшего их леса из деревьев. Город ситхи, с обеих сторон примыкавший к реке, будто бы рос из самой земли. Он казался сном леса, воплощенным в хрупком камне. Это была необъятная чаща воздушных переходов, подобных паутинным мостам, филигранных верхушек башен и минаретов, уходящих ввысь, к вершинам деревьев, словно ледяные цветы, рвущиеся к солнцу. Это было прекраснее всего, что когда-либо видел Саймон. Они подплыли ближе, река извивалась теперь среди стройных колонн, и стало заметно, что лес по-своему использует Да'ай Чикиза. Изразцовые башни, окутанные сетью трещин, были теперь оплетены плющом, двери из дерева и других недолговечных материалов истлели, и каменные очертания казались сохранившимися скелетами морских чудовищ, чья плоть давным-давно мертва. Лес вторгся сюда, цепляясь за хрупкие стены и обвивая тонкие, как шепот, шпили равнодушной листвой.
      Но каким-то образом от этого Да'ай Чикиза стал еще красивее, как будто лес, неутомимый и неосуществленный, из недр своих вырастил этот город.
      Тихий голос Бинабика нарушил молчание, торжественный, как само мгновение, в которое он прозвучал; эхо, едва отозвавшись, исчезло без следа.
      - Дерево Поющих Ветров, - называли они его. Да'ай Чикиза. Очень давно, если вы можете представить себе такое, он был полон музыки и жизни. Все окна бьии освещенные, и по реке плавали прекрасные корабли. - Тролль откинул голову. Они прошли под последним каменным мостом, узким, как перышко, украшенным изображением стройного, увенчанного рогами оленя. - Дерево Поющих Ветров, повторил он, ни к кому не обращаясь, как человек, погрузившийся в далекие, счастливые воспоминания.
      Саймон молча направил их маленькое судно к каменным ступеням, завершавшимся ровной площадкой у самой реки. Они выбрались из лодки, привязав ее к корню, торчавшему из трещины в белом камне. Взобравшись наверх, они остановились, молча глядя на увитые диким виноградом стены и заросшие мхом коридоры. Сам воздух древнего города, казалось, чуть дрожит, как настроенная, но не потревоженная струна. Даже Кантака, видимо, чувствовала это; опустив хвост, она нюхала воздух. Потом она насторожила уши и заскулила.
      Едва уловимый свист, полоска тени пронеслась мимо лица Саймона и с сухим треском ударилась в один из тонких переходов. Блестящие осколки зеленого камня разлетелись во все стороны. Саймон мгновенно обернулся.
      Менее чем в ста метрах от них, на той стороне реки, стоял человек, одетый в черное. В руках у него был большой лук. Дюжина других, в черно-голубых накидках, взбиралась по тропинке, торопясь нагнать его. Один из них нес факел.
      Человек поднес руку ко рту, под черным капюшоном мелькнула светлая борода.
      - Вам некуда деться! - голос Ингена Джеггера был почти заглушен шумом реки. - Сдавайтесь, именем короля!
      - Лодка! - крикнул Бинабик, но не успели они сделать и шага к ступеням, Инген достал из складок одежды какой-то тонкий предмет и протянул его державшему факел, одновременно натягивая тетиву. Когда путники достигли нижней ступеньки, огненный шар перелетел через реку и взорвался на борту лодки. Дрожавшая стрела мгновенно подожгла суденышко. Бинабик только успел схватить один из мешков и под напором огня был вынужден отступить. Скрытые на миг от преследователей языками ревущего пламени, Саймон и Мария бросились вверх по ступенькам, Бинабик устремился за ними. Наверху металась Кантака с недовольным хриплым лаем.
      - Теперь побегите! - рявкнул Бинабик. На том берегу реки еще два лучника встали рядом с Ингеном. Бросившись под прикрытие ближайшей башни, Саймон услышал гудение новой страшной стрелы и увидел, как она ударилась в каменную плиту в двадцати локтях от него. Еще две попали в стену далекой башни. Сзади раздался крик боли и испуганный оклик Марии!
      - Саймон!
      Он повернулся и увидел Бинабика, бесформенной грудой оседавшего у ног девушки. Где-то выл волк.
      14. ЛЕДЯНЫЕ БАРАБАНЫ
      Утреннее солнце двадцать четвертого дня месяца майа озарило Эрнисадарк, превратив золотой диск самой высокой из башен Тайга в кольцо ослепительного пламени. Небо было чистым и синим, как эмалевая тарелка, как будто Небесный Бриниох выгнал тучи своим ореховым посохом, предоставив им сердито толпиться вокруг пиков туманного Грианспога.
      Внезапное возвращение весны должно было смягчить тревогу сердца Мегвин. По всему Эрнистиру не вовремя пришедшие дожди и жестокие морозы повергали в уныние и оцепенение земли и людей ее отца Луга. Цветы замерзли, даже не появившись из земли. В садах осыпались маленькие кислые яблоки, им не суждено было созреть. Овцы и коровы, которых выгнали пастись в холодные, размокшие поля, возвращались в хлева голодные, измученные градом и порывистым ветром.
      Нахальный черный дрозд, сидевший на пути Мегвин до самого последнего момента, прыгнул наконец в обнаженные ветви вишни, где и разразился возмущенной трелью. Мегвин не обратила на его возмущение внимания и, подобрав полы длинного платья, поспешила к тронному залу своего отца.
      Сперва она не хотела откликаться на голос, настойчиво звавший ее по имени, потому что боялась, что кто-нибудь помешает ее миссии, но, неохотно обернувшись, увидела своего сводного брата Гвитина, бегущего к ней. Она остановилась и, скрестив руки, подождала его.
      Белый камзол Гвитина был в полном беспорядке, а золотое крученое ожерелье наполовину съехало на спину, как будто он был малым ребенком, а не юношей в возрасте воина. Он подбежал и остановился перед ней, тяжело дыша. Мегвин недовольно фыркнула и стала поправлять его украшение. Принц ухмыльнулся, но терпеливо стоял, не двигаясь, пока ожерелье не оказалось на своем месте. Грива его каштановых волос совсем растрепалась, красная повязка, стягивавшая их в небрежный конский хвост, сползла вниз. Когда Мегвин потянулась завязать ее, глаза ее оказались на уровне глаз принца, хотя про него никак нельзя было сказать, что он мал ростом. Мегвин нахмурилась.
      - Стада Багбы, Гвитин, посмотри только на себя! Так нельзя все-таки. Ты же когда-нибудь будешь королем!
      - А какое отношение к этому может иметь моя прическа? Вообще-то все было в порядке, когда я вышел из дома, но мне пришлось бежать быстрее ветра, чтобы догнать тебя, сестрица, тебя и твои длинные ноги.
      Мегвин вспыхнула и отвернулась. Она никогда не смирится с этим проклятием! Девушка не может быть такого роста.
      - Ну хорошо, теперь ты меня поймал. Ты идешь в зал?
      - Ну разумеется, - лицо Гвитина приняло суровое выражение, он потянул себя за усы. - У меня есть что сказать отцу.
      - Как и у меня, - кивнула Мегвин. Теперь они шли рядом. Их шаг и рост так совпадали и каштановые волосы были так похожи, будто они были спицами одного колеса. Всякий посторонний принял бы их за близнецов, хотя Мегвин была на пять лет старше и родилась от другой матери.
      - Наша лучшая племенная свинья Игонвай пала прошлым вечером. Что происходит, Гвитин? Это что, новая чума, как в Абенгейте?
      - Если так, - мрачно сказал ее брат, ощупывая обтянутую кожей рукоять меча, - то не надо искать того, кто принес ее нам. Этот человек, это новая боль в ногах! - он хлопнул по эфесу и сплюнул. - Я только молюсь, чтобы он сегодня снова встрял в чужой разговор. Бриниох! Как бы я хотел скрестить с ним мечи!
      Мегвин сузила глаза.
      - Не будь дураком! - сказала она сердито. - Гутвульф убил сотни людей! А кроме того, как это ни странно, он гость в Тайге.
      - Гость, который оскорбляет отца! - рявкнул Гвитин, вырывая локоть из нежной, но твердой руки сестры. - Гость, который привозит угрозы от Верховного короля, не могущего удержаться на плаву даже в своем собственном несчастном королевстве! Этот король только на то и способен, что задираться да с напыщенным видом тратить золотые монеты, словно это простые камешки, а потом поворачиваться к Эрнистиру и просить помощи! - Гвитин повысил голос, и его сестра беспокойно огляделась вокруг, боясь, что кто-то посторонний может услышать безрассудную речь принца. Никого не было видно, кроме, разве что, бледных силуэтов стражи, стоящей у входа во дворец, за сто шагов от них. - Где был король Элиас, когда мы потеряли дорогу на Наарвед и Элвритсхолл? Когда разбойники и только боги знают, кто еще, заняли Фростмарш? - он снова вспыхнул и, обернувшись, обнаружил, что Мегвин больше нет рядом. Она молча стояла в десяти шагах от него.
      - Ты кончил, Гвитин? - спросила она. Принц кивнул, но губы его были плотно сжаты. - Что ж, хорошо. Разница между нашим отцом и тобой, братец, больше, чем тридцать с чем-то лет. За эти годы он научился разбираться, когда надо говорить и когда - держать свои мысли при себе. Именно благодаря этому в один прекрасный день ты станешь королем Гвитином, а не просто герцогом Эрнистира.
      Гвитин долго молчал.
      - Я знаю, - сказал он наконец. - Ты хотела бы, чтобы я умел кланяться и расшаркиваться перед собаками Эркинланда так же хорошо, как это делает Эолер. Я знаю, что ты считаешь его солнцем и луной, и тебе совершенно наплевать, что он при этом о тебе думает, хотя ты и дочь короля. Но я не таков. Мы эрнистири, и мы ни перед кем не ползаем!
      Мегвин свирепо посмотрела на него. Слова о графе Над Муллаха задели ее тут Гвитин был абсолютно прав, он оказывал ей не больше внимания, чем по праву причиталось застенчивой незамужней дочери короля. Но слезы, которых она боялась, так и не пришли. На лице Гвитина были сейчас не только огорчение и гордость, но и подлинная любовь к своему народу и своей стране, и Мегвин вдруг снова увидела в нем маленького брата, которого она носила когда-то на плече и сама время от времени доводила до слез.
      - Почему мы воюем, Гвитин? - спросила она устало. - Что навлекло эту тень на наш дом?
      Ее брат в замешательстве посмотрел себе под ноги и протянул руку.
      - Друзья и союзники, - сказал он.
      - Ладно, тогда пойдем и навестим отца, пока граф Утаньята не подкрадется к нему, чтобы нежно распрощаться.
      Окна большого зала Тайга были распахнуты, в ярком солнечном свете кружились пылинки от камыша, разбросанного по полу. Толстые стенные балки, вырубленные из дубов Циркколя, были подогнаны так аккуратно, что между ними не было даже просвета. Наверху, под самым потолком, висели тысячи раскрашенных деревянных изображений богов Эрнистира, героев и чудовищ. Все они медленно кружились в причудливом танце, и весеннее солнце тепло отражалось на их деревянных лицах.
      В дальнем конце зала, с двух сторон залитого солнцем, в огромном деревянном кресле сидел король Луг уб-Лутин. Спинку кресла украшала резная оленья голова, деревянный череп венчали настоящие рога. Король костяной ложкой ел овсянку с медом. Его молодая жена Инавен сидела рядом, в кресле пониже, покрывая край какого-то платья Луга изысканной вышивкой.
      Часовые дважды ударили по щитам пиками, возвестив, таким образом, о появлении Гвитина - менее знатные, такие, как граф Эолер, получали один удар, сам король три, а Мегвин ни одного. Луг поднял глаза, поставил миску на край стола, вытер рукавом седые усы и улыбнулся. Инавен бросила на Мегвин огорченный взгляд, как всякая женщина желая встретить понимание у себе подобной. Этот взгляд до крайности возмутил дочь Луга. На самом деле она так и не привыкла к Фиатне, матери Гвитина, занявшей место ее собственной (мать Мегвин умерла, когда девочке было четыре года), но она, по крайней мере, была одного возраста с Лугом и не простая девушка, как Инавен! И все-таки у этой молодой золотоволосой женщины было доброе сердце, хотя, пожалуй, она была не слишком-то сообразительна. В любом случае не ее вина, что она стала третьей женой.
      - Гвитин! - Луг приподнялся с места, смахивая крошки со своего желтого одеяния. - Нам повезло, что сегодня, наконец, солнечно! - Король махнул рукой в сторону окна, довольный, как ребенок, выучивший новый фокус. - Вот уж чего нам давно не хватало, верно? Может быть, погода поможет нам выставить наших добрых эркинландских гостей, - он состроил гримасу, и его подвижное, умное лицо приняло одурманенное выражение, брови взлетели над широким крючковатым носом, сломанным в детстве. - Потому что неплохо было бы привести их в более приемлемое состояние. Как ты думаешь?
      - Нет, я так не думаю, отец, - сказал Гвитин, подходя ближе. - И я надеюсь, что ответ, который они получат сегодня, смог бы поставить их на место и в более непогожий день. - Принц подвинул стул и уселся у ног короля, обратив в бегство перепуганного арфиста. - Один из приспешников Гутвульфа прошлым вечером затеял драку со старым Краобаном. Я с большим трудом удержал Краобана от того, чтобы всадить стрелу в спину негодяю.
      Озабоченное выражение скользнуло по лицу Луга и тут же исчезло, скрывшись под маской улыбки, которую Мегвин так хорошо знала.
      Ах, отец, подумала она. Даже тебе не просто прислушиваться к музыке, когда лай этих тварей глушит ее по всему Эрнистиру.
      Мегвин тихо подошла и села на возвышение у стула Гвитина.
      - Что ж, - король грустно улыбнулся. - Бесспорно, королю Элиасу следовало бы тщательнее выбирать дипломатов, но ведь через час они покинут Таиг, и здесь снова водворятся мир и покой. - Луг щелкнул пальцами, и мальчик-паж подскочил к нему, чтобы унести миску из-под каши. Инавен недовольно наблюдала за этим.
      - Ну вот, - сказала она укоризненно. - Ты опять не доел! Ну что мне делать с вашим отцом? - добавила она, на сей раз обращаясь к Мегвин, как будто она тоже принимала участие в бесконечной войне за то, чтобы заставить короля доедать свою порцию.
      Мегвин, до сих пор не понявшая, как ей вести себя с мачехой, которая на год младше ее самой, поспешила нарушить молчание.
      - Игонвай пала, отец. Наша лучшая свинья и уже десятая за этот месяц. А от десятка других остались кожа да кости. Король поморщился.
      - Эта проклятая погода! Если бы Элиас мог удержать в небе это весеннее солнце, я отдал бы ему любой налог, которого он попросит. - Он потянулся, чтобы погладить Мегвин по руке, но она была слишком далеко. - Все, что мы можем, это навалить побольше камыша в свинарник, чтобы хоть немного утеплить его, а в остальном на все воля Бриниоха и Мирчи.
      Снова раздался металлический звон пики о щит, и в дверях, нервно сжимая руки, появился молодой придворный.
      - Ваше величество! - произнес он. - Граф Утаньята просит аудиенции. Луг улыбнулся.
      - Наши гости решили попрощаться, прежде чем они оседлают коней? Конечно! Пожалуйста, просите графа Гутвульфа сюда.
      Но их гость в сопровождении нескольких людей в доспехах, но без оружия, уже направлялся к трону. В пяти шагах от возвышения Гутвульф медленно преклонил колено.