Поскольку этот этаж был на добрых шесть или даже семь аллей ниже стен Внутреннего двора, только слабые отблески отраженного света проникали сюда через маленькие окна. Полутьма успокоила Саймона. Сюда запрещали приносить факелы, и у него было мало шансов быть обнаруженным.
В большом центральном помещении громоздкие штабеля бочонков и бочек, стянутых железными обручами, создавали мрачный ландшафт из круглых, высоких башен и узеньких проходов между ними. Все что угодно могло находиться в этих бочонках: сушеные овощи, головки сыра, рулоны ткани, оставленные здесь много лет назад, и даже оружие. Искушение открыть какой-нибудь из них и посмотреть, что за сокровища припрятаны там, было очень велико. Но у Саймона не было при себе никаких инструментов, чтобы вскрыть эти тяжелые, крепко заколоченные бочки. Да к тому же он не мог здесь шуметь, зная, что прямо над его головой Рейчел и ее легионы чистят, моют, метут и полируют.
Где-то на полпути через длинное темное помещение, пробираясь по узкому проходу между двумя опасно накренившимися башнями бочонков, Саймон чуть не провалился в какую-то дыру. Отпрянув назад с бьющимся от неожиданности сердцем, он сразу понял, что это не дыра — это люк. Его крышка валялась рядом. Конечно, если быть достаточно осторожным, он мог бы обойти его, но… почему все-таки он был открыт? Ведь общеизвестно, что крышки люков не открываются сами собой.
Может быть, это кто-нибудь из слуг вынес что-то из кладовой, расположенной там, внизу, и не смог закрыть люк, потому что были заняты руки? Помедлив одно мгновение, Саймон стремительно скатился по лестнице в таинственную дыру. Кто мог знать, какие необычайные, восхитительные вещи могли оказаться в комнате внизу?
Внизу было еще темнее, чем в помещении склада, и сначала он вообще ничего не видел. Ногой он осторожно нащупал что-то твердое — знакомую прочность дощатого пола. Но когда он захотел опустить вторую ногу, оказалось, что она проваливается в пустоту. И только то, что он держался за лестницу, удержало его от падения. Оказалось, что прямо под лестницей находился еще один люк, ведущий на нижний этаж. Он осторожно опустил вторую ногу на дощатый пол среднего помещения и принялся исследовать его.
Дверца люка над ним казалась едва заметным серым квадратом в полной темноте. Когда глаза его немного привыкли к тьме, он с разочарованием понял, что эта комната скорее всего была просто чуланом. Потолок в нем был гораздо ниже, чем наверху, а стены находились всего в нескольких локтях от него. Вся комнатушка была до самого потолка набита бочонками и мешками. И только узенький проход вел между ними к противоположной стене.
Пока он разочарованно обозревал чулан, где-то скрипнула доска. Он услышал размеренный звук шагов в этой кромешной тьме.
О страдания Божьи, кто это?! И что мне теперь делать?
Каким же идиотом надо было быть, чтобы не подумать о том, что люк может быть открыт просто потому, что кто-то все еще находится в нижних помещениях!
Проклиная себя за глупость, он тихо пролез в низкую, узкую щель. Шаги внизу приближались к лестнице. Саймон еще глубже втиснулся в маленькое пространство между двумя затхлыми холщевыми мешками, которые, судя по запаху и на ощупь, были набиты старым бельем. Понимая, что его все еще может увидеть любой, кто отойдет от люка к проходу, он опустился на корточки, опираясь рукой о старый ребристый дубовый сундук. Шаги прекратились, и лестница начала скрипеть — кто-то поднимался по ней. Саймон затаил дыхание. Он даже не понимал, почему он вдруг так испугался. Ведь поимка означала бы всего лишь еще одно наказание, еще несколько ехидных взглядов Рейчел — почему же он тогда трясется как заяц, преследуемый гончими?
А лестница все скрипела и скрипела, и на мгновение ему даже показалось, что поднимающийся, кто бы он ни был, направляется сразу наверх, в большое помещение… Но вдруг скрип прекратился. Тишина звенела в ушах Саймона. Скрип, еще один, и он внезапно понял, с подступающей к горлу тошнотой, что этот некто спускается обратно, вниз, к нему. Легкий приглушенный звук шага, когда невидимая фигура сошла с лестницы и ступила на пол. Снова тишина! Неведомая, страшная, пульсирующая! Медленные шаги приближались по узкому проходу, пока не остановились перед убежищем, которое себе выбрал Саймон. В слабом свете он разглядел заостренные черные сапоги так близко, что мог бы дотронуться до них рукой. А над сапогами свисал окаймленный черным подол алой рясы. Это был Прейратс!
Саймон скорчился за мешками и только молился, чтобы Эйдон остановил его сердце, звуки ударов которого гремели как громовые раскаты. Он чувствовал, как против воли его взгляд притягивается наверх, пока, наконец, в узкой щели между двумя накренившимися мешками он не увидел черное лицо алхимика. На секунду показалось, что Прейратс смотрит прямо на него, и он чуть не завизжал от ужаса.
Мгновение спустя он понял, что это не так: окутанные тьмой глаза красного священника были устремлены на стену над головой Саймона.
— Выходи.
Губы Прейратса не шевелились, но Саймон слышал его голос так явственно, как будто ему шептали прямо в ухо.
— Выходи. Быстро.
Голос был тверд и непреклонен. Саймону было стыдно за самого себя. Бояться нечего. Это просто детская глупость — скорчиться здесь в темноте. Можно встать и признаться в этой невинной шутке… но…
— Где ты? Покажись.
И как раз тогда, когда спокойный голос, звучащий у него в ушах, окончательно убедил его, что нет ничего проще, чем встать и заговорить, когда он уже тянулся к мешкам, чтобы опереться на них, черные глаза Прейратса скользнули по узкой щели, через которую смотрел Саймон. И это мимолетное касание взгляда мгновенно убило всякую мысль о возможности встать, как внезапный мороз убивает розовые бутоны. Взгляд Прейратса проник в спрятанные глаза Саймона и в маленькую щелку, открывшуюся в его сердце. Ужас уничтожения хлынул в него через эту щель.
Это была смерть — теперь Саймон понимал это. Он физически ощущал холодные частицы могильной земли под скребущимися пальцами. Тяжесть этой сырой, затхлой земли на глазах, на веках, на губах. Слова исчезли. Не было больше требовательного голоса у него в голове. Остался только призыв, необъяснимое нечто, неуклонно тащившее его вперед. Ледяной червь обвился вокруг его сердца… он сопротивлялся… а смерть ждала. Его смерть. Если он издаст хоть малейший звук, если позволит себе легчайшую дрожь или неслышный вдох, он больше никогда не увидит солнца. Он с такой силой закрыл глаза, что стало больно, он сжал зубы и губы, чтобы удержать дыхание. А тишина вокруг шипела и билась.
Призыв усиливался. Еще немного… Саймону казалось, что он медленно утопает в морской глубине.
Внезапный вопль разорвал тишину. За воплем последовало проклятие.
Неодолимый, удушающий призыв — исчез! Саймон еще успел открыть глаза, чтобы увидеть, как гладкая серая тень пронеслась мимо него, перепрыгнула через сапоги Прейратса, метнулась к люку и исчезла в темноте. Раздался удивленный смех священника, отозвавшийся глухим эхом в загроможденной комнате.
— Кошка…
После паузы длиной в целую вечность черные сапоги по-вернулись и двинулись обратно по проходу. Через мгновение Саймон услышал скрип лестничных ступенек. Но он все еще продолжал сидеть неподвижно, затаив дыхание, холодный пот стекал ему в глаза, но он не смел поднять руку, чтобы вытереть его. Пока еще не смел.
Наконец, когда истекло несколько томительных минут и звуки с лестницы окончательно замолкли, Саймон встал из-за укрывших его мешков. Его ноги дрожали. Слава Узирису и благословение этому маленькому серому существу, спасшему его. Но что теперь делать? Он слышал, как закрылся верхний люк, и это означало, что Прейратс ушел далеко, но все равно было очень рискованно даже приподнять тяжелую крышку. Если священник еще в кладовой, он может услышать этот звук. Как же ему быть?
Он понимал, что лучшим выходом будет не двигаться и ждать в темноте. Даже если алхимик сейчас наверху, возможно, в конце концов он кончит свои дела и уйдет. Это был самый безопасный план, но что-то в Саймоне бунтовало против него. Одно дело испугаться — а Прейратс действительно напугал его до бесчувствия, другое дело провести весь вечер наказанным в темном чулане, ну а Прейратс уже наверняка на пути в свое логово в Башне Хьелдина.
Кроме того, я не думаю, что он на самом деле мог заставить меня выйти… или мог? Наверное, я просто испугался до полусмерти!
Воспоминание о собаке со сломанной спиной снова всплыло в его памяти. Ему опять стало худо, и он долго не мог отдышаться.
А что сталось с его спасительницей кошкой? Если бы не она, его бы поймали.
Поймали — угольно-черные глаза Прейратса не оставляли его. Они не были плодом растревоженного воображения. Куда же делась кошка? Если она убежала на нижний этаж, то ей никогда оттуда не выбраться… без помощи Саймона. Это долг чести.
Он сделал несколько шагов вперед и увидел слабый свет, сочившийся через отверстие в полу. Может быть, внизу горит факел? Или там просто другой выход, и дверь ведет в один из нижних дворов?
После напряженного вслушивания в тишину у открытого входа в люк, чтобы убедиться, что на сей раз его не ждут никакие сюрпризы, Саймон осторожно ступил на лесенку и начал спускаться вниз. Снизу дохнуло холодом, рубашка Саймона вздулась на ветру, руки покрылись гусиной кожей; он закусил губу и продолжал спуск.
Площадки долго не было, и Саймон осторожно спускался все ниже и ниже.
Сперва свет виднелся только в самом низу, как будто Саймон находился в чем-то вроде бутылочного горла, наконец света стало больше, и вскоре после этого нога Саймона, искавшая следующую ступеньку, ощутила под собой твердый пол. Ступив на него, мальчик обнаружил, что проема больше нет, и он находится у нижней части лестницы. Единственным источником света в помещении — а после того, как Саймон захлопнул крышку люка, единственным источником света вообще — был странный сияющий прямоугольник, нечто вроде двери, нарисованной на дальней стене линиями мерцающего желтоватого света.
Саймон суеверно сотворил знак древа и огляделся. В комнате находились только смоляной столб и несколько предметов из рыцарского снаряжения. Хотя многие углы нельзя было разглядеть в глубокой тени, он никак не мог понять, что здесь могло заинтересовать такого человека, как Прейратс. Вытянув руки, он двинулся к светящемуся прямоугольнику на стене. Загадочный узор неожиданно ярко вспыхнул и тут же погас, накинув на все окружающее покров непроницаемой темноты.
Не было слышно ни звука, кроме стука его собственного сердца, напоминающего ропот далекого океана. Он сделал осторожный шаг, и стук каблука надолго заполнил тишину. Он сделал еще шаг, еще один, руки его коснулись стены и ощутили холод камня и странные теплые линии на нем.
Теперь я знаю, каково находиться на дне колодца. Остается надеяться, что никто не вздумает швырять в меня камни.
Он сел у стены, размышляя, что делать дальше, и вдруг услыхал легкий шелест. Что-то ударило его в грудь. Он вскрикнул. При звуке его голоса прикосновение исчезло, но тут же вернулось. Нечто терлось о его рукав и мурлыкало.
— Кошка! — прошептал он.
Ты спасла мне жизнь, знаешь ли. Саймон погладил невидимое тельце. Ну-ка остановись. Трудно разобрать, где у тебя зад, где перед, когда ты так вертишься. Все правильно, ты спасла меня, а я постараюсь вытащить тебя из этой дыры. И как ты только умудрилась забраться сюда?!
— Конечно, я и сам попал в ту же самую дыру, — сказал он вслух.
Он поднял пушистое существо и посадил его к себе за пазуху. Кошка замурлыкала громче, устраиваясь в тепле.
— Я знаю, что это была за светящаяся штуковина, — прошептал он. — Дверь, волшебная дверь!
Кроме всего прочего, эта волшебная дверь принадлежала Прейратсу, и Моргенс спустил бы с него шкуру только за то, что он подошел к ней, но Саймон чувствовал некоторое упрямое возмущение. В конце концов этот замок и его замок тоже, и кладовые никто не отдавал никакому выскочке-священнику, каким бы страшным он ни был. В любом случае, если он поднимется вверх по лестнице, и там окажется Прейратс, тогда… даже вернувшееся самолюбие не могло обманывать его относительно того, что случится тогда. Таким образом, оставалось два выхода — сидеть весь вечер на дне противного черного колодца, или…
Он приложил к стене растопыренную ладонь, и провел ею по холодным камням, разыскивая теплые полосы. Найдя их, Саймон обнаружил, что они удивительно совпадают с тем прямоугольником, который он видел раньше. Приложив руки к середине фигуры, он толкнул, но встретил только твердое сопротивление цельного камня. Он толкнул еще раз, изо всей силы; кошка беспокойно заерзала у него под рубашкой. Когда, тяжело дыша, Саймон прислонился к стене, то почувствовал, что даже теплые места становятся холодными под его руками. Внезапно сердце его заколотилось как бешеное — ему почудилось лицо священника, который улыбаясь вглядывался в темноту; он походил на паука.
— О Элисия, Матерь Божья, открой, — пробормотал он с надеждой, ладони стали холодными и липкими от страха. — Открой!
Камень внезапно потеплел, потом стал таким горячим, что Саймон отскочил.
Тонкая золотая линия возникла на стене и словно струйка раскаленного металла побежала по горизонтали, потом концы ее упали вниз и наконец соединились. Дверь заманчиво мерцала, Саймону понадобилось только протянуть руку и коснуться ее, чтобы линии стали ярче, обнаруживая истинные щели в камне. Юноша осторожно приложил руку к краю и потянул. Каменная дверь бесшумно распахнулась, и в комнату хлынул свет.
Его глаза слезились от непривычно яркого освещения. За дверью поворачивал и исчезал за углом каменный коридор, пробитый непосредственно в грубом камне основания замка. Ярко горел факел, ослепивший его сначала. Саймон поднялся на ноги, ощущая за пазухой уютную тяжесть кошки.
Стал бы Прейратс оставлять здесь горящий факел, если бы не собирался вернуться? И что это за странный проход? Саймон вспомнил, что Моргенс говорил что-то о руинах ситхи, перестроенных завоевателями. Это несомненно была очень старая кладка, но она казалась грубой и сырой, и вовсе не походила на полированную утонченность Башни Зеленого ангела. Саймон решил быстро осмотреться и, если коридор ведет в никуда, тогда, к сожалению, все-таки придется взбираться по лестнице.
Стены тоннеля были сырыми. Юноша слышал странные глухие удары, доносящиеся через камень.
Это уже наверное ниже уровня Кинслага. Тогда неудивительно, что здесь так сыро. Как бы в подтверждение своим мыслям он почувствовал, как в его ботинки начинает затекать вода.
Коридор снова повернул, под наклоном спускаясь вниз. Слабеющий свет от факела подкрепил новый источник. Саймон сделал последний поворот и ступил на ровный пол, примерно через десять шагов закончившийся стеной из скального гранита. Еще один факел оплывал на стене.
Два темных отверстия слабо вырисовывались с левой стороны; напротив них почти в самом углу, находилось что-то похожее на другую дверь. Когда он двинулся дальше, в ботинках забулькало.
Саймон быстро прошел мимо темных помещений, где в колеблющемся свете факелов нельзя было заметить ничего, кроме теней, и направился к двери в углу.
Что же за ней? Еще одна нежилая комната или новый коридор, ведущий неведомо куда через побитый морем гранит? Или это тайная сокровищница Прейратса, надежно скрытая от всех любопытных глаз — ну хорошо, от большинства любопытных глаз?
В центре двери была приделана маленькая металлическая пластина. Саймон не мог с ходу определить, был ли это замок или закрытый глазок. Он попробовал подвинуть пластинку, но ржавый металл не шевельнулся, и Саймон сдался, дуя на покрасневшие пальцы. Размышляя, юноша заметил кусок сломанной дверной петли, лежащий на земле слева от него. Он поднял обломок, уперся им в пластину и нажал — она с жалобным скрипом откинулась на заржавевших петлях. Быстро оглядевшись и прислушавшись, Саймон приник глазом к отверстию в двери.
К его величайшему удивлению, в комнате горело несколько тростниковых свечей, и мысль о том, что он нашел тайный продовольственный склад, была немедленно отброшена после взгляда на сырую солому на полу и голые стены. Хотя что-то было в дальней части комнаты… какой-то призрачный узел.
Что-то звякнуло, и Саймон резко повернулся. Страх сковал его по рукам и ногам, юноша замер, в ожидании услышать топот черных сапог. Шум раздался снова.
Саймон вдруг понял, что он доносится из комнаты за дверью. Он снова прильнул к отверстию и начал напряженно вглядываться в тени.
Что-то двигалось у дальней стены, странное темное тело, и при каждом движении снова раздавался резкий металлический звук. Существо в тени подняло голову.
Задыхаясь, Саймон отпрянул от глазка, как будто получил пощечину. В какой-то страшный миг он почувствовал, что земля покачнулась у него под ногами, словно он вошел в знакомый дом и увидел там разлагающийся труп.
Закованное в цепи существо с загнанными отчаянными глазами было… принцем Джошуа.
Глава 12. ШЕСТЬ СЕРЕБРЯНЫХ ВОРОБЬЕВ
Саймон, спотыкаясь, бежал через хозяйственный двор, голова гудела от страшных мыслей, скопившихся в ней. Хотелось спрятаться, убежать, выкрикнуть ужасную правду, чтобы заставить выскочить на улицу сонных обитателей замка. С какой потрясающей уверенностью они передавали друг другу сплетни и догадки, но они ничего не знали. Ничего. Хотелось выть и швырять вещи, но ни так, ни этак нельзя было освободить сердце от сжимавшего его страха, порожденного глазами Прейратса, глазами стервятника. Что делать? Кто поможет вернуть на место перевернутый мир? Моргенс.
Даже когда Саймон, задыхаясь и чуть не плача, бежал в наступающих сумерках по хозяйственному двору, спокойное, насмешливое лицо доктора появлялось перед его глазами, оттесняя птичьи глаза Прейратса и загнанные глаза тени, скрытой внизу, в подземелье. Ни о чем больше не думая, он промчался мимо черных ворот Башни Хьелдина к канцелярии. В считанные мгновения он пробежал длинные коридоры и открыл запретную дверь в Башню Зеленого ангела. Он так рвался к Моргенсу, что если бы пономарь Барнаба поджидал его, Саймон обернулся бы ртутью в его руках.
Юноша ураганом мчался вперед, задыхаясь от бешеной спешки, толкавшей его.
Прежде чем боковая дверь захлопнулась, Саймон добежал до подвесного моста; через несколько секунд он колотил в дверь Моргенса. Двое эркингардов без интереса взглянули на негр и продолжали играть в кости.
— Доктор! Доктор! Доктор! — кричал Саймон, стуча, как сумасшедший бондарь.
Доктор быстро появился и посмотрел на него встревоженными глазами.
— Рога фыркающего Криаксоса, мальчик! Ты взбесился? Ты наглотался шмелей?
Саймон, не сказав ни слова, протиснулся мимо доктора и бросился по коридору. Тяжело дыша, он остановился у внутренней двери. Подошел доктор, бросил на юношу быстрый проницательный взгляд и отворил.
Только когда дверь была заперта, Саймон начал рассказ о своей экспедиции и ее неожиданных результатах. Доктор раздул огонь и налил сдобренного специями красного вина в кастрюльку, чтобы разогреть. Проделывая все это, он внимательно слушал, иногда отрывисто вставляя вопросы в повествование Саймона, как если бы он совал палку в клетку с медведем. Выслушав, Моргенс мрачно покачал головой, передал юноше чашку с подогретым вином и сел со своей чашкой на кресло с высокой спинкой. Он сидел, скрестив на подушках тонкие белые ноги в шлепанцах, складки серого халата оставляли открытыми голени.
— …И я знаю, что не должен был трогать волшебную дверь, доктор, я знаю, но я сделал это — и там был Джошуа. Я сбивчиво рассказал, но я видел его, у него была борода, и он выглядел ужасно… Но это был он!
Моргенс посасывал вино, вытирая бороду длинным рукавом.
— Я верю тебе, мой мальчик, — сказал он. — Мне не хотелось бы верить, но это дьявольски правдоподобно. Это подтверждает странную информацию, которую я получил.
— Но что мы будем делать? — Саймон почти кричал. — Он умирает! Это сделал Элиас? Король знает?
— Я не могу сказать тебе с уверенностью; безусловно, во всяком случае, что Прейратс знает. — Доктор поставил на стол чашку с вином и встал. Низкие окна за его спиной стали красными от лучей заходящего солнца. — Что касается того, что мы будем делать, то ты, например, сейчас пойдешь и съешь ужин.
— Ужин?! — Саймон поперхнулся и пролил вино. — Когда принц Джошуа?..
— Да, мальчик, именно ужин. Прямо сейчас мы ничего предпринять не можем, а мне необходимо поразмыслить. Если ты пропустишь ужин, это только поднимет шум, пусть и небольшой, и сделает то, что нам совершенно не нужно. Иди, съешь ужин, а когда не жуешь, держи язык за зубами, ладно?
Трапеза тянулась невыносимо долго. Стиснутый усталыми судомойками, Саймон отчаянно сопротивлялся безумному желанию вскочить и швырнуть чашку и тарелку так, чтобы они закружились по устланному соломой полу. Разговоры бесили его своей абсолютной неуместностью, пастуший пирог, испеченный Юдит специально для праздника костров, казался твердым и безвкусным как дерево.
Рейчел с неудовольствием наблюдала за ним со своего места во главе стола.
Когда Саймон наконец вскочил, чтобы принести свои извинения, она последовала за ним к двери.
— Извини, Рейчел, я спешу, — сказал он, надеясь избежать предстоящей нотации. — Доктор Моргенс хочет, чтобы я помог ему с чем-то срочным. Можно?
Сперва у Рейчел был такой вид, как будто она собирается схватить его за ухо и препроводить обратно за стол, но что-то в его лице или тоне тронуло ее, она почти улыбалась.
— Хорошо, мальчик, можешь идти, но сначала не забудь поблагодарить Юдит за этот славный кусок пирога. Она весь день потратила на то, чтобы его приготовить.
Саймон бросился к Юдит, сидевшей за отдельным столом. Ее толстые щеки покраснели, когда он высказал ей свое восхищение. Саймон побежал к двери, но Рейчел поймала его за рукав. Саймон открыл было рот, чтобы горячо протестовать, но она сказала только:
— Успокойся и будь осторожен, ты, мальчик-простак. Не бывает таких важных дел, чтобы из-за них стоило умирать по дороге. — Она погладила его руку и отпустила. Саймон уже давно исчез за дверью, а она все смотрела ему вслед.
Саймон натянул жилет и куртку, только дойдя до колодца. Доктор еще не появился, и Саймон нетерпеливо расхаживал в тени трапезной, как вдруг мягкий голос за его спиной заставил юношу вздрогнуть.
— Извини, что заставил тебя ждать, мальчик. Пришел Инч, и я провел дьявольских полчаса, убеждая его, что он мне не нужен. — Доктор натянул капюшон, пряча лицо.
— Как вы ухитрились подойти так незаметно? — спросил Саймон, как и доктор, шепотом.
— Я на что-то еще гожусь, Саймон, — сказал доктор оскорбленным тоном. — Я стар, но еще не в маразме. Саймон не знал, что такое маразм, но суть он понял.
— Извините, — шепнул он.
Они молча спустились вниз по лестнице трапезной, где Моргенс достал хрустальную сферу величиной с незрелое яблоко. Он потер ее, и внутри загорелась искорка, которая быстро разгоралась, освещая тюки и бочонки мягким медовым светом. Моргенс обернул нижнюю часть светильника рукавом и держал его перед собой, пока они пробирались через штабеля продуктов.
Люк был закрыт. Саймон не помнил, захлопнул ли он его, когда в ужасе выбирался наружу. Они осторожно спустились по лестнице — Саймон впереди, а за ним Моргенс со светящимся шаром, свет которого озарял все вокруг. Саймон показал на чулан, где Прейратс чуть не поймал его. Они спустились еще ниже, к подвальному этажу.
Нижняя комната была пуста, как и прежде, но дверь, ведущая в каменный проход, была закрыта. Саймон, уверенный, что он этого не делал, сказал об этом Моргенсу, но маленький доктор только нетерпеливо отмахнулся и, подойдя к стене, начал отыскивать место, где была щель, в соответствии с указаниями Саймона.
Доктор делал рукой круговые движения по стене, бормоча что-то вполголоса, но нижняя щель так и не появлялась. После того, как Моргенс еще некоторое время пошлепывал по стене, разговаривая сам с собой, Саймону надоело переминаться с ноги на ногу и он присел на корточки около доктора.
— Разве вы не можете сказать какое-нибудь заклинание и открыть ее?
— Нет, — прошипел Моргенс. — Умный человек никогда, я повторяю никогда, не использует Искусство, пока в этом нет необходимости. Особенно, когда имеет дело с другим адептом, вроде нашего отца Прейратса. Это все равно, что поставить свою подпись.
Пока Саймон сидел на корточках и хмурился, доктор плашмя положил свою руку на то место, гае находилась дверь. После быстрого легкого прощупывания поверхности он резко ударил по ней правой рукой. Дверь открылась, и в комнату проник свет факела. Доктор заглянул за дверь, бросил лампу-кристалл в свой объемистый рукав и вытащил кожаный мешок.
— Ах, Саймон, Саймон, — тихо засмеялся доктор, — какой замечательный взломщик получился бы из меня! Это была не волшебная дверь. Ее просто замаскировали при помощи Искусства. Ну, пошли. — И они вошли в сырой каменный коридор.
Эхо их шагов разносилось по коридору, а они шли и шли к его концу, к запертой двери. Быстро оглядев замок. Моргенс заглянул в глазок.
— Думаю, что ты прав, парень, — прошипел он. — Берцовая кость Нуанни! Как бы мне хотелось, чтобы я ошибался! — Он вернулся к изучению замка. — Отправляйся в тот конец коридора и смотри и слушай. Смотри и слушай!
Саймон стоял на страже, а Моргенс рылся в своем мешке и наконец достал из него длинное, тонкое, как игла, лезвие с деревянной ручкой. Он весело помахал им, демонстрируя Саймону.
— Это кинжал, которым колют свиней в Наранси. Я знал, что он когда-нибудь мне понадобится.
Он примерил его к замочной скважине: лезвие легко вошло в отверстие и еще оставалось свободное место. Доктор вытащил лезвие и достал из мешка крошечную баночку, которую открыл зубами. Саймон смотрел, как завороженный, а Моргенс перевернул баночку и налил темную липкую массу на узкое лезвие и быстро сунул его в замочную скважину. На замке остались блестящие следы.
Моргенс осторожно пошевелил кинжалом в замке, затем отступил и начал считать на пальцах. Пересчитав пальцы обеих рук три раза, он схватился за тонкую ручку и пытался повернуть кинжал, потом поморщился и отпустил ее.
— Иди-ка сюда, Саймон. Мне нужны твои сильные молодые руки.
По указанию доктора Саймон схватился за рукоятку этого странного инструмента и попытался повернуть его, но пальцы его соскользнули с полированной поверхности дерева. Он схватился покрепче и вскоре почувствовал, как что-то зацепил там, внутри замка. Через секунду он услышал, как в сторону соскочил запор. Моргенс кивнул, и Саймон плечом открыл дверь.
Догорающие свечи еле-еле освещали камеру. Когда Саймон и доктор вошли в нее, они увидели, что скованная фигура в глубине подвала приподняла голову.
Глаза узника медленно расширялись, как бы узнавая что-то. Губы его зашевелились, но только хриплое дыхание вырывалось из него. Запах мокрой, гнилой соломы был совершенно непереносим.
— О… о… мой бедный принц Джошуа, — только и смог произнести доктор.
Пока Моргенс внимательно рассматривал наручники Джошуа, Саймон стоял рядом, остро чувствуя свою бесполезность. Он ничем не мог помочь. Принц Джошуа был худ, болезненно худ и бородат, как бандит с большой дороги, участки тела, которые были видны сквозь гнилое покрывало, были покрыты язвами.
Моргенс что-то зашептал на ухо Джошуа Безрукому, затем снова достал свой мешок и вытащил из него плоскую коробочку, вроде той, в которой держат губную помаду. Проворно втирая что-то из коробки сначала в одну ладонь, а потом в другую, доктор еще раз осмотрел оковы Джошуа. Обе руки принца были прикованы к массивному кольцу в стене: одна с наручником вокруг запястья, вторая с металлическим манжетом, надетым на тонкую руку чуть выше локтя.
Моргенс, наконец, закончил втирать свое снадобье в руки. Он протянул коробочку и мешок Саймону.
— Теперь будь хорошим мальчиком и закрой глаза. Я обменял переплетенный в шелк том Плесиннена Мирмениса на эту мерзость. Я не знаю, я только надеюсь.
Действительно, Саймон, закрой глаза…
Пока Саймон поднимал руки к глазам, он успел увидеть, как доктор тянулся к кольцу, к которому были прикованы цепи принца. Мгновение спустя вспышка света пронзила сомкнутые пальцы Саймона, раздался скрежещущий треск. Когда юноша снова посмотрел, то увидел принца Джошуа, грудой лежавшего вместе с его цепями на полу. Моргенс на коленях стоял около него, руки его дымились. Стенное кольцо почернело и покорежилось, как подгоревшая лепешка.
— Ф-ф-фу, — произнес, задыхаясь, доктор. — Я надеюсь.. я надеюсь… что никогда больше не буду вынужден заниматься этим. Ты сможешь поднять принца, Саймон? Я слишком слаб.
Джошуа с трудом повернулся на бок и попытался отказаться:
— Я думаю… я могу… идти. Прейратс.. дал мне что…
— Ерунда, — доктор глубоко вздохнул и, шатаясь, поднялся на ноги. — Саймон — сильный парень. Давай, мальчик, не зевай. Бери его.
После нескольких попыток Саймон ухитрился обернуть свисающие концы цепей Джошуа, все еще прикованные к запястью и к руке, вокруг талии принца. Затем с помощью Моргенса он как-то изловчился поднять Джошуа, как младенца. Он стоял и задыхался от недостатка воздуха. Сначала он решил, что не выдержит, но когда неуклюжим движением сдвинул Джошуа повыше на спину, то обнаружил, что даже вместе с цепями сможет нести его.
— Перестань идиотски улыбаться, Саймон, — сказал доктор. — Нам еще надо втащить его вверх по лестнице.
Каким-то чудом они справились: Саймон, кряхтя и почти плача от напряжения, Джошуа, слабо подтягиваясь на перекладинах, и Моргенс, который подталкивал их снизу и воодушевлял свистящим шепотом. Это был долгий, очень долгий, как в ночных кошмарах, подъем. Наконец они добрались до главной кладовой. Саймон прислонился к тюкам, чтобы перевести дыхание, Джошуа все еще цеплялся за его спину, а доктор Моргенс пробежал мимо них.