- Не упрекай меня отцом!
      Эолер покачал головой.
      - Тем не менее, вы мне обещали.
      Мегвин пристально взглянула на него. Что-то в его сосредоточенном умном лице захватило ее настолько, что она не поспешила вниз по лестнице, как перед этим собиралась. Внутренний голос посмеивался над ее глупостью, но она выдержала его взгляд.
      - Вы лишь частично правы, граф Эолер, - медленно проговорила она. - Вы же не смогли сами открыть ее - я вам помогла.
      Он пристально посмотрел на нее.
      - Ну и?
      - Тогда - компромисс. Я знаю, что вы меня считаете упрямой и даже хуже того, но мне все равно нужна ваша дружба, Эолер. Вы всегда были преданы нашей фамилии, роду моего отца.
      - Сделка, Мегвин? - спросил он без выражения.
      - Если вы согласитесь спуститься со мной по лестнице до того места, где мы сможем ступить на плиты мостовой, я поверну и пойду назад с вами, если вы этого хотите. Обещаю.
      Усталая улыбка коснулась губ Эолера.
      - Вы обещаете, не так ли?
      - Клянусь стадами Багбы, - она коснулась груди грязной рукой.
      - Здесь было бы уместнее упомянуть Черного Куама, - он обреченно вздохнул. Его длинные черные волосы, уже не скрепленные тесьмой, рассыпались по плечам. - Ладно. Меня не очень привлекает мысль тащить вас силой вверх по лестнице.
      - Вы бы и не справились, - заметила довольная Мегвин. - Я очень сильная. Давайте пойдем быстрее. Как вы заметили, люди ждут нас.
      Они спускались в молчании. Мегвин была поглощена мыслью о безопасности, которая их ждет под сенью гор, а Эолер был занят своими невысказанными мыслями. Они смотрели на ступеньки, боясь оступиться, несмотря на их ширину. Лестница была щербатой, с трещинами, как будто земля пошевелилась в своем беспокойном сне, но обработка камня была все же выполнена превосходно. Свет ламп выявлял сложный рисунок, который спускался на ступени и снова взбирался на стену, тонкий, как листики молодого папоротника или кромки перышек колибри. Мегвин не могла удержаться, чтобы не обернуться к Эолеру с удовлетворенной улыбкой.
      - Видите? - Она подняла лампу к стене. - Разве смертные способны на такое?
      - Я вижу, госпожа, - отвечал он сдержанно. - Но подобной стены с другой стороны лестницы нет. - Он указал на обрыв в каньон под ними. Несмотря на пройденное ими расстояние, высота была достаточной, чтобы упав, разбиться насмерть. - Прошу вас, не нужно рассматривать рисунок так пристально, а то упадете в обрыв.
      Мегвин сделала реверанс.
      - Я буду осторожна, граф.
      Огромная лестница внизу раскрывалась веером, развернувшись на дне каньона. Когда они отступили от стены, свет их ламп стал как бы слабее, его было недостаточно, чтобы рассеять глубокий и всепоглощающий мрак. Строения, которые сверху казались им резными игрушками, теперь нависали над ними, как фантастическое нагромождение темных куполов и закругленных башен, уходящих вверх, в темноту, подобно сталагмитам. Мосты живого камня пролегали от стен котлована к башням, обвивая их, подобно лентам. Благодаря тому, что все части города соединялись каменными перемычками, он казался похожим на единый дышащий организм, а не на произведение каменотесного искусства, но совершенно явно был пуст.
      - Ситхи давно ушли, госпожа, даже если и жили здесь когда-нибудь, - Эолер говорил серьезно, но Мегвин показалось, что в его голосе прозвучала нотка удовлетворения. - Пора возвращаться.
      Мегвин взглянула на него с негодованием. Неужели у этого человека совершенно отсутствует любопытство?
      - Тогда что это такое? - спросила она, указывая на слабое свечение почти в центре погруженного во тьму города. - Если это не свет лампы, я - дочь риммеров.
      Граф воззрился на свет.
      - Похоже на то, - промолвил он осторожно. - Но это может быть и что-нибудь другое. Свет, проникающий сверху.
      - Я очень долго пробыла в тоннелях, - сказала Мегвин. - Наверху давно уже вечер. - Она повернулась и коснулась его рукой. - Пожалуйста, Эолер, пойдем! Не будьте таким старым занудой! Ну как можно уйти, не узнав?
      Граф Над Муллаха нахмурился, но она видела, что в нем борются и другие чувства. Было совершенно ясно, что его распирает любопытство. Именно-эта прозрачность его натуры так привлекала ее. Как мог он быть послом ко всем дворам Светлого Арда и в то же время порой быть таким легко читаемым, словно дитя?
      - Ну пожалуйста, - взмолилась она.
      Прежде чем ответить, он проверил масло в лампах.
      - Хорошо. Но только для того, чтобы облегчить ваши страдания. Я не сомневаюсь, что вы обнаружили место, когда-то принадлежавшее ситхи или странному народу, который владел мастерством, нам недоступным, но который давно исчез. Они не могут облегчить нашей судьбы.
      - Как вам угодно, граф. Поспешим же!
      Она потащила его за собой в город.
      Несмотря на ее уверенный тон, камни мостовой выглядели действительно давно нехоженными. Под ногами у них клубилась пыль. После того как они прошли некоторое расстояние, Мегвин почувствовала, что ее энтузиазм угасает, а мысли становятся грустными, потому что свет ламп превращает выступающие башни и связующие их мостики просто в гротескные рельефы. Они снова напомнили ей кости, как будто они шли через обглоданную временем грудную клетку какого-то немыслимого зверя. Следуя петляющими улицами через заброшенный город, она испытала такое чувство, как будто ее проглотили. Впервые полная погруженность в эти глубины, толща камня меж нею и солнцем показались ей гнетущими.
      Они прошли мимо множества пустых дыр в фасадах домов, которые когда-то плотно закрывались дверьми. Мегвин воображала, как на нее глазеют из окон и затемненных проемов: глаза не злобные, но грустные, глаза, глядящие на преступающих эту границу скорее с сожалением, нежели с гневом.
      Окруженная этими достойными руинами, дочь Лута почувствовала на себе весь груз ответственности за то, чем не стал ее народ, чем ему никогда не суждено стать. Им было дано бесконечное пространство купающихся в солнечных лучах полей, но племена эрнистиринцев позволили загнать себя в горные пещеры. Даже боги покинули их. Эти ситхи, по крайней мере, увековечили себя в великолепно вытесанном камне. Народ Мегвин строил из дерева, и даже кости эрнистирийских воинов, которые сейчас выбеливает дождь и солнце наверху, со временем бесследно исчезнут. И никаких следов не останется от ее народа.
      Если только кто-нибудь их не спасет. Но, конечно, этого не может сделать никто, кроме ситхи. А гае они? Куда они исчезли? Неужели и вправду умерли? Она была так уверена, что они ушли в глубины земли, но, может быть, они скрываются в другом месте.
      Она украдкой взглянула на Эолера. Граф молча шагал около нее, разглядывая великолепные башни города, как цирккольский фермер, впервые приехавший в Эрнисадарк. Разглядывая его тонкий нос, растрепанный хвост черных волос, она вдруг ощутила прилив прежней любви, вырвавшийся из тайников, где, как казалось Мегвин, была заперта навеки, любви, такой же мучительной и несомненной, как печаль. Память Мегвин возвратила ее к их первой встрече.
      Она была тогда всего лишь девочкой, но высокой, как взрослая женщина, вспомнила она с неудовольствием. Она стояла за стулом своего отца в большом зале Таига, когда новый граф Над Муллаха прибыл для принесения присяги на верность. Эолер казался в тот день таким молодым, стройным и быстроглазым, как лисица, в нем угадывались и волнение, и распиравшая его гордость. Казался молодым? Он был молодым: ему было едва ли больше двадцати двух, он искрился внутренним весельем и нетерпением молодости. Он поймал взгляд Мегвин, которая с любопытством выглядывала из-за высокой спинки отцовского стула. Она покраснела, как малина. Эолер тогда улыбнулся, сверкнув своими белыми маленькими, острыми зубами, и показалось, что он легонько откусил кусочек ее сердца.
      Для него это ничего не значило конечно. Мегвин знала это. Она была лишь девчонкой, хотя уже тогда была обречена превратиться в неуклюжую старую деву, хоть и королевскую дочь, которая все свое внимание отдавала свиньям, лошадям и птичкам со сломанными крыльями, которая вечно задевала и роняла со столов разные побрякушки, потому что так и не научилась вести себя изящно, как подобает настоящей леди. Нет, он ничего не имел в виду, улыбаясь большеглазой девчонке, не давая себе отчета в том, что этой простодушнойулыбкой он навеки взял в плен ее сердце...
      Размышления ее прервались, так как выбранная ими дорога оборвалась перед широкой приземистой башней, поверхность которой была изукрашена каменными лозами и почти прозрачными резными цветами. Широкий дверной проем зиял перед ними, как беззубый рот. Эолер с подозрением взглянул на темный вход, прежде чем ступил вперед и заглянул внутрь.
      Внутренность башни показалась необычайно просторной, несмотря на мрак, царивший в ней. Лестница, замусоренная обломками, вилась вверх вдоль одной из стен, другая спускалась вниз с противоположной стороны, обогнув округлую стену. Когда они убрали лампу, стал заметен неясный свет, льющийся как раз из того места, где вторая лестница исчезала из виду, переходя в коридор.
      Мегвин набрала в грудь воздуха. Как ни странно, она совсем не ощущала страха, находясь в таком невероятном месте.
      - Мы повернем назад, как только вы скажете.
      - Эта лестница слишком опасна, - ответил Эолер. - Нам следует сейчас же повернуть назад.
      Он колебался, разрываемый любопытством и чувством ответственности. Бесспорно там есть свет, в этом нижнем коридоре. Мегвин молча устремила туда пристальный взгляд. Граф вздохнул:
      - Мы просто немного пройдем по другой дороге.
      Они пошли по тропе, ведущей вниз, пока не оказались в широком коридоре с низким потолком. Стены и потолок были опутаны каменными зарослями лоз, трав и цветов: то есть всем, что могло произрастать далеко вверху под открытым небом и солнцем. Переплетающиеся стебли и лианы обрамляли стены, мимо которых они проходили, создавая бесконечные каменные гобелены. Несмотря на необъятность украшенного ими пространства, ни один рисунок не повторялся; сами резные изображения были составлены из многих разновидностей каменной породы, почти безграничного разнообразия оттенков и структуры, но они не производили впечатления мозаичности, как выложенный плитками пол. Казалось, что сам камень вырос таким, как нужно, подобно живой изгороди, которую умелый садовник подстригает и направляет так, чтобы придать ей форму какого-то животного или птицы.
      - Боги Земли и Неба! - выдохнула Мегвин.
      - Мы должны возвращаться, Мегвин, - в голосе Эолера не было большой убедительности. Здесь, на глубине, время казалось почти неподвижным.
      Они прошли дальше, в молчании рассматривая фантастическую резьбу. Наконец, к свету ламп добавилось рассеянное свечение из глубины коридора. Мегвин и граф вышли из туннеля в зал, чей потолок снова ушел высоко в сводчатую мглу.
      Они стояли на широкой площадке, выложенной плитами, над огромной плоской чашей из камня.
      Ее дно шириной в три броска камня, было обнесено скамьями из бледного крошащегося сланца, что давало основание думать, что этот котлован использовался ранее для богослужения или представлений. Пространство в центре котлована излучало туманный белый свет, как свет заболевшего солнца.
      - Куам и Бриниох! - тихо выругался Эолер. В голосе его прозвучала тревога. - Это что такое?
      Огромный граненый кристалл стоял на алтаре темного гранита посередине площади, мерцая, как свеча перед покойником. Камень его был молочно-бел, с гладкими поверхностями, но острыми гранями, как у куска кварца. Его странный мягкий свет постепенно разгорался, затем угасал, затем снова разгорался, так что древние скамьи, стоявшие ближе всего, казалось, то появлялись, то исчезали с каждым его колебанием.
      Подойдя ближе к этому странному предмету, они окунулись в его бледное свечение, и сам прохладный воздух вокруг стал как-то теплее. У Мегвин захватило дух от необычайного великолепия этого творения. Они с Эолером стояли, глядя на это снежное сияние, наблюдая, как тонкие световые оттенки сменяют друг друга в глубине камня: от оранжевого и кораллового до нежно-зеленого, переливаясь, как ртуть.
      - Как красиво, - промолвила она наконец.
      - Да.
      Они помедлили, завороженные. Наконец, с очевидной неохотой граф Над Муллаха отвернулся.
      - Но больше здесь ничего нет, госпожа, ничего.
      Не успела Мегвин ответить, как вдруг белый камень вспыхнул. Он наполнился светом и выплеснул его, как будто на их глазах родилась небесная звезда. Ослепительный свет заполнил весь котлован. Мегвин попыталась не потерять ориентации в море этого устрашающего сияния. Она протянула руку к графу Над Муллаха. В этом ярким свете лицо его казалось стертым, так что черты стали почти неразличимы. Та часть его фигуры, что не была освещена сиянием, исчезла вообще - он казался получеловеком.
      - Что происходит?! - прокричала она. - Камень загорелся?
      - Госпожа! - Эолер схватил ее, пытаясь оттащить от источника этого сияния. - С вами ничего не случилось?
      - Дети Руяна!
      Мегвин отшатнулась испуганно, невольно ступив в объятия Эолера, готового защитить ее. Камень заговорил женским голосом, голосом, который окружил их так, как будто множество ртов произносили слова со всех сторон.
      - Почему вы не отвечаете мне? Я уже третий раз взываю к вам. Силы мои на исходе! Я больше уже не смогу обратиться к вам!
      Слова звучали на неизвестном Мегвин языке, но были почему-то ей понятны. Может быть, это то самое безумие, которого она так боится? Но Эолер тоже зажал уши руками, ему тоже невмоготу слушать этот неземной голос.
      - Люди Руяна! Умоляю вас, забудьте нашу прежнюю вражду, все прошлые обиды! Нам грозит общий страшный враг!
      Голос говорил как бы с большим усилием. В нем слышались усталость и скорбь, но была также и невероятная сила, такая, что у Мегвин мурашки поползли по коже. Она поднесла растопыренные пальцы к глазам и прищурилась, чтобы заглянуть в самую сердцевину сияния, но ничего не смогла различить. Свет, который бил прямо в глаза, казалось, толкал ее, как ветер, напирал на нее. Может быть, в этом ослепительном сиянии кто-то стоит? Или это сам столб произносит слова? Она почувствовала в себе огромное сострадание к тому, что или кто? - так отчаянно взывает, хоть и подавляла в себе безумную мысль о говорящем камне.
      - Кто ты? - прокричала Мегвин. - Почему ты в камне? Выйди из моих ушей!
      - Как? Кто-то наконец отзывается? Хвала Саду! - Неожиданная надежда вспыхнула в голосе, на миг сменив усталость. - О те, что были когда-то родными, черное зло надвигается на нашу землю! Я жажду ответов на свои вопросы.. ответов, которые могут спасти нас всех!
      - Госпожа!
      Мегвин, наконец, поняла, что Эолер крепко держит ее за талию.
      - Мне ничего не будет! - сказала она ему, придвигаясь немного ближе к кристаллу и пытаясь вырваться из его сильных рук. - Какие вопросы? прокричала она. - Мы эрнистирийцы. Я дочь короля Лута Уб-Лутина! А кто ты? Ты в этом камне? Ты в этом городе?
      Свет в камне стал слабеть и начал мигать. Перед тем как голос снова заговорил, было молчание. Он был менее разборчив, чем раньше.
      - Ты тинукедайя? Я плохо слышу тебя, - сказала женщина. - Уже слишком поздно! Тебя почти не видно. Если ты все еще слышишь меня и готова помочь в борьбе с общим врагом, приходи к нам в Джао Э-Тинукаи. Кто-то из вас должен знать, где это. - Голос все угасал, пока не превратился в шепот, щекочущий уши Мегвин. Камень снова слабо и неровно светился. - Многие ищут три Великих меча. Послушай же! Это может быть нашим спасением, иначе - гибель всего. - Камень пульсировал. - Это все, что мне смогла сообщить Волшебная Роща, то, что пропел мне каждый листок... - Отчаяние переполняло замирающий голос. - Мне не удалось... Я не справилась. Праматерь не справилась... Я вижу только, Как надвигается тьма...
      Тихие слова, наконец, смолкли. Говорящий столп на глазах у Мегвин угас до слабого бледного света.
      - Я не смогла помочь ей, Эолер, - ощущение опустошенности охватило ее. Мы ничего не сделали для нее. А она была так печальна.
      - Госпожа, - сказал Эолер мягко, - мы сами нуждаемся в помощи.
      Мегвин отошла от него, сдерживая злые слезы. Разве он не почувствовал доброты этой женщины, ее печали? У Мегвин было такое впечатление, как будто она увидела, как прекрасная птица бьется в силках совсем рядом с ней.
      Повернувшись к Эолеру, она вдруг увидела, как позади него в темноте движутся искры. Она поморгала, но это не было видением ее ослепленных глаз. Череда неясных огней двигалась в их сторону, пробираясь по проходам затененной площадки.
      Эолер проследил за ее напряженным взглядом,
      - Щит Мурага! - вскричал он. - Я знал, что нельзя доверять этому месту! Он протянул руку к эфесу. - Встань за мной, Мегвин!
      - Прятаться от своих спасителей? - Она проскользнула под его рукой навстречу приближающимся огонькам. - Это наконец-то ситхи!
      Огоньки, белые и розовые, закачались, как светлячки, когда она шагнула вперед.
      - Мирные! - воскликнула она. - Ваши старые союзники нуждаются в вашей помощи!
      Слова, произнесенные шепотом из темноты, не могли выйти из гортани смертного. Мегвин переполнило бурное возбуждение, когда она убедилась, что сны не обманули ее. Этот новый голос говорил на древнем эрнистирийском наречии, которое уже веками не употреблялось. Как ни странно, в этом голосе слышался непонятный страх.
      - Ваши союзники давно стали костями и прахом, как и большинство нашего народа. Что это за существа, которые не страшатся Шарда?
      Говоривший и его спутники выступили вперед, в круг света. Мегвин, которая считала, что ко всему готова, показалось, что сердце горы закачалось у нее под ногами. Она ухватилась за руку Эолера, сжимавшую эфес. Эолер тоже присвистнул от удивления.
      Прежде всего необычными были их глаза - большие круглые глаза без белков. Мигая от света ламп, вновь прибывшие казались испуганными ночными обитателями леса. Ростом с человека, они отличались болезненной худобой. Длинными паучьими пальцами они сжимали прутья из какого-то прозрачного драгоценного камня. Легкие белесые волосы висели по обе стороны костлявых лиц с тонкими чертами. Но одежда их была груба: шкуры и пыльная кожа, вытянутая на локтях и коленях.
      Эолер выхватил из ножен меч, розовым светом сверкнувший в свете таинственных мерцающих жезлов.
      - Не подходите! Кто вы?
      Существо, стоявшее ближе всех, отступило на шаг, потом выпрямилось, на его узком лице читалось удивление.
      - Но ведь это вы здесь незваные гости. Вы, дети Эрна, как мы и подозревали. Смертные.
      Он повернулся к своим спутникам и заговорил с ними на языке, похожем на невнятную песню. Они серьезно покивали, затем все четыре пары таз-блюдец снова уставились на Мегвин и Эолера.
      - Мы поговорили и согласились, чтобы вы сначала назвали свои имена.
      Дивясь тому, чем обернулся ее сон, Мегвин оперлась о руку Эолера и заговорила:
      - Мы... мы... Я Мегвин, дочь короля Лута. Это Эолер, граф Над Муллаха.
      Головы странных существ запрыгали на тонких шеях; они мелодично посовещались снова. Мегвин и граф обменялись взглядами, полными ошеломленного неверия в происходящее, затем снова повернулись к пришельцам, когда тот, который заговорил с ними, издал какой-то звук.
      - Вы говорите достойно. Значит, вы у себя там из знатных, правда? Обещайте, что не причините нам зла. Грустно, но мы давно не имели дел с детьми Эрна и совсем не осведомлены об их делах. Мы испугались, когда вы заговорили с Шардом.
      Эолер нервно сглотнул.
      - Кто вы и что это за место?
      Предводитель пристально посмотрел на него. Свет ламп отражался в его огромных глазах.
      - Джисфидри зовут меня. Мои спутники Шовенне, Имайан и Исарда, моя добрая жена. - Они по очереди склоняли головы, когда назывались их имена. - Этот город зовется Мезуту'а.
      Мегвин не могла оторвать глаз от Джисфидри и его друзей, но ее не покидала новая мысль. Они, конечно, необычны, но не те, кого она ожидала...
      - Не может быть, чтобы вы были ситхи, - сказала она. - Где они? Вы их слуги?
      Незнакомцы посмотрели на нее с тревогой, затем отступили на несколько шагов и быстро обменялись певучими словами. Через несколько мгновений Джисфидри повернулся и заговорил несколько более резко, чем перед этим.
      - Когда-то мы служили другим, но это было много веков назад. Это они послали вас за нами? Мы не вернемся. - Несмотря на резкий тон, в его вихляющейся на тонкой шее голове и огромных печальных глазах было что-то необычайно трогательное. - Что вам сказал Шард?
      Эолер непонимающе покачал головой.
      - Простите нашу невольную грубость, но раньше мы не видели никого, похожего на вас. Нас не посылали за вами. Мы даже не подозревали о вашем существовании.
      - Шард? Вы имеете в виду камень? - спросила Мегвин. - Он нам поведал о многом. Я постараюсь запомнить все. Но кто же вы, если не ситхи?
      Джисфдри не ответил, но медленно поднял свой кристалл, вытянув вперед свою длинную тощую ручку, пока розовый свет жезла не оказался вровень в лицом 'Мегвин. Тепла от него не исходило.
      - Судя по вашему виду, дети Эрна не особенно изменились с того времени как мы, горный народ тинукедайя, были с ними знакомы, - заметил он печально. - Как же вы нас так быстро забыли? Неужели ушло уже столько поколений смертных? Не так уж много вращении Земли назад ваши северные соплеменники, бородатые, хорошо были с нами знакомы. - Его узкое лицо приняло какое-то отстраненное выражение. - Северяне называли нас двернингами и приносили нам дары, чтобы мы для них делали разные поделки.
      Эолер выступил вперед.
      - Значит, вы те, кого наши предки называли домгайнами? Но мы полагали вас просто легендой, или, по крайней мере, давно исчезнувшими. Таким образом, вы... дворры?
      Джисфидри слегка нахмурился.
      - Легенда? Вы ведь потомки Эрна, не так ли? Кто, по вашему мнению, научил ваших предков горному делу в давние времена? Мы. Что до названий - какое это имеет значение? Дворры для одних смертных, дверинги или домгайны - для других. - Он помахал в воздухе своими длинными пальцами, медленно, грустно. - Это всего лишь слова. Мы тинукедайя, мы вышли из Сада и никогда не сможем вернуться туда.
      Эолер вогнал меч в ножны, так что тот звякнул, и звук этот эхом отдался по всей пещере.
      - Вы искали мирных, принцесса, а. то, что нашли, еще более странно. Город в сердцевине горы! Дворры из старинных легенд! Видимо, мир внизу такой же безумный, как мир наверху.
      Мегвин была потрясена не менее Эсшера, но ей нечего было сказать. Когда она смотрела на дворров, в груди ее нарастала печаль: черное облако, на миг приподнявшееся, снова накатило на ее мозг.
      - Но вы не ситхи, - сказала она наконец упавшим голосом. - Их здесь нет. Они нам не помогут.
      Спутники Джисфидри подошли поближе и образовали полукруг перед Мегвин и Эолером. С беспокойством следя за этой парой, они были готовы бежать в любую минуту.
      - Если вы пришли сюда в поисках зидайя, или тех, кого вы называете ситхи, - осторожно сказал Джисфидри, - тоща это для нас представляет огромный интерес, так как мы здесь обосновались, чтобы от них укрыться. - Он медленно кивнул. - Давным-давно мы отказались подчиняться их воле, их высокомерной несправедливости, и бежали от них. Мы думали, что они о нас забыли, но это не так. Теперь, когда мы так малочисленны и так измучены, они хотят нас снова поймать. - Огонек загорелся в глазах Джисфидри. - Они даже зовут нас через Шард, через Свидетеля, который столько лет молчал. Они издеваются над нами, разыгрывая свои шутки, пытаясь заманить нас к себе.
      - Вы скрываетесь от ситхи? - спросил сбитый с толку Эолер. - Но почему?
      - Когда-то мы и вправду служили им, сын Эрна. Мы бежали. Теперь они пытаются зазвать нас обратно. Они заманивают нас мечами, потому что знают, с каким удовольствием мы занимаемся их изготовлением, а Великие Мечи - наша гордость. Они спрашивают нас о смертных, о которых мы никогда не слыхали, да и что нам теперь до смертных? Вы первые, кого мы видим за долгие годы.
      Граф Над Муллаха подождал продолжения, но когда убедился, что его не последует, спросил:
      - Смертные? Подобные нам? Какие имена смертных они вам называли?
      - Женщина зидайя - Первая Праматерь, как ее называют, несколько раз говорила о... - дворр кратко посовещался с товарищами, - об одноруком Джошуа.
      - Однорукий... Боги земли и воды! Это Джошуа Безрукий, да? - Эолер уставился на него, потрясенный. О небеса, с ума сойти! Он тяжело плюхнулся на одну из полуразрушенных скамей. Мегвин опустилась рядом с ним. Мысли ее и так бешено крутились от усталости и разочарования, и у нее не было сил удивляться, но когда она, наконец, отвернулась от огромных струящих тихий свет глаз обескураженных дворров, чтобы взглянуть на Эолера, она увидела лицо человека, которого в собственном доме поразила молния.
      Саймон очнулся от полета через темное пространство и воющие ветры. Вой продолжался, но по мере отступления темноты перед глазами его загорался красный огонь.
      - Врен, бестолочь этакая! - вопил кто-то поблизости. - Кровь в круге!
      Попытавшись вздохнуть, он почувствовал, что на него навалилась какая-то тяжесть, так что легким не хватает воздуха. Он на миг подумал, не рухнула ли на него крыша. Пожар? Красный огонь полыхал перед ним. В Хейхолте пожар?
      Теперь он уже мог рассмотреть огромную фигуру в трепещущем на ветру белом одеянии. Она казалась ростом с деревья и уходила далеко в небо. Потребовалось время, чтобы понять: он лежит на обледенелой земле, а Схоуди стоит над ним и кричит на кого-то. Сколько времени?..
      Мальчишка Врен корчился на земле в нескольких шагах, держась за горло, его глаза на темном лице готовы были вывалиться из орбит. Никто к нему не подходил, никто его не трогал, но он дико брыкал ногами, пятки его выбивали дробь на замерзшей земле. Где-то поблизости скорбно выла Кантака.
      - Ты плохой! - визжала Схоуди, и лицо ее стало розово-лиловым от злости. Плохой Врен! Пролил кровь! Они сейчас сюда соберутся! Противный! - Она задыхалась и кричала: - Наказание! - Мальчишка извивался, как раздавленная змея.
      Позади Схоуди в середине пламени за происходящим наблюдало неясно очерченное лицо, рот которого двигался в гримасе смеха. Через мгновение бездонные черные глаза остановились на Саймоне: внезапное прикосновение их взгляда показалось ледяным языком, прижатым к его лицу. Он попытался закричать, но на спину его давил непомерный груз.
      - Мошка, - прошептал голос прямо в его голове, тяжелый. и темный, как жидкая грязь. Это был голос; не раз слышанный во сне - голос красных глаз и накаленной тьмы. - Мы с тобой встречаемся в самых странных местах... а у тебя еще этот меч к тому же. Мы сообщим о тебе нашему господину. Его это заинтересует. - Наступило молчание; существо в костре вдруг стало расти, глаза его были холодными черными дырами, ведущими в самую глубь ада. - Да посмотри же на себя, дитя человеческое, - мурлыкал голос, - том истекаешь кровью.
      Саймон вытащил руку из-под собственного тела, удивляясь, что она подчиняется его воле. Когда он освободил ее от рукояти Торна, он увидел, что дрожащие пальцы действительно обагрены кровью.
      - Наказаны! - визжала Схоуди, ее детский голос срывался. - Все будут наказаны! Мы должны были вручить дары госпоже и господину!
      Волчица снова завыла, теперь ближе.
      Врен обмяк, уткнувшись лицом в грязь у ног Схоуди. Саймон рассеянно посмотрел на землю, и она вдруг стала пухнуть, заслонив от него бледное скорченное тело мальчугана. Через мгновение еще одно вздутие появилось рядом, мелко подрагивая. Полуоттаявшая земля раздвигалась с хрустящим чавкающим звуком. Тощая темная рука с длинными ногтями на пальцах вытянулась из потревоженной земли прямо к мерцающим звездам, пальцы раскрылись, как лепестки черного цветка. Еще одна рука змеей выползла наружу, за ней последовала голова размером с яблоко, с бесцветными глазами. Морщинистое лицо раскололось в ухмылке, обнажившей тонкие, как иголки, зубы и вздыбившей редкие черные усы.
      Саймон заерзал, пытаясь закричать. Дюжина пузырей вспучила землю во дворе, потом еще дюжина. В мгновение ока землекопы поползли из-под нее, подобно могильным червям из разлагающегося трупа.
      - Буккены! - завопила испуганная Схоуди. - Буккены! Врен, безумец, я говорила тебе, чтоб ты не проливал кровь в магическом кругу! - Она замахала своими полными руками на землекопов, которые кишели среди визжащих детей, как стая крыс. - Я его наказала! - кричала она, указывая на неподвижного ребенка. - Уходите! - Она обернулась к огню. - Пусть они уйдут, сир! Прогоните их!
      Пламя трепыхалось на холодном ветру, но лицо лишь наблюдало за происходящим.
      - Помоги, Саймон! - голос Бинабика был хриплым от ужаса. - Помоги нам! Мы же связаны!
      Саймон с трудом перекатился на спину, пытаясь подтянуть колени. Спина его все еще была стянута неподвижным узлом, как будто его лягнула лошадь. Воздух перед его глазами казался наполненным снежинками.
      - Бинабик! - простонал он. Волна визжащих черных теней отделилась от основной кучи и рванулась от детей к тому месту у стены, где лежали Слудиг и Бинабик.
      - Стойте! Я вас! - Схоуди прижала руки к ушам, чтобы не слышать жалобных криков детей. Маленькая ножка, бледная, как ножка гриба, на миг мелькнула в куче землекопов, потом снова исчезла. - Стойте!
      Земля вдруг взорвалась вокруг нее, струи желеподобной грязи обдали ее белую рубашку. Вихрь паучьих лап обвил широкие лодыжки девушки, затем рой землекопов вскарабкался по ее ногам, как по стволам деревьев. Рубашка ее вздулась, все больше тварей забиралось под нее, и наконец ткань лопнула, как переполненный мешок, обнажив копошащуюся массу глаз и когтистых скрюченных лап, почти совершенно закрыв мясистое тело. Рот Схоуди распахнулся в крике, и немедленно извивающаяся рука проскользнула в него, исчезнув почти по плечо. Белесые глаза девушки выпучились.
      Саймону удалось полуприсесть, когда серая тень метнулась мимо него, врезавшись в кипящий клубок, в который превратилась Схоуди, опрокинув ее на землю. Мяукающие крики землекопов стали пронзительнее. Они визжали в ужасе, когда Кантака перекусывала горла и крушила черепа, в радостном возбуждении подбрасывая в воздух маленькие тела. Через мгновение она уже неслась к куче тварей, которые набросились на Бинабика и Слудига.