– Мы сейчас в Каннареджо, – прошептал Гэлли после очередной долгой пробежки. Пол едва разобрал его слова из-за топота их ног по камням. – Осталось еще немного.
Мальчик вел его по переулкам и через пустые площади с проворной уверенностью лисы, возвращающейся в свою нору. Пол невольно подумал о том, как ему повезло, что Гэлли стал его проводником по городу. А если хорошенько вспомнить, то ему везло во всех симуляциях, и этот важный факт следует запомнить. Как и реальный мир, Сеть Иноземья могла удивить, преподнести сюрприз – здесь тоже можно было найти нечто хорошее, истинную доброту. Похоже, Братство не смогло сделать эти виртуальные миры по-настоящему реалистичными, не наделив их хотя бы некоторыми особенностями мира реального. И об этом не следует забывать, когда его снова стиснет отчаяние, а у Пола возникло предчувствие, что такое неизбежно произойдет.
По мере приближения утра туман стал сгущаться. Пол пытался разгонять его взмахами рук, но тот не рассеивался, а когда Пол переставал махать, густая взвесь снова заполняла то же пространство.
– Соленый туман, – пояснил Гэлли, едва различимый сквозь белесую муть. – С моря. Его еще называют «вуаль невесты».
Пол решил, что только люди, считающие себя повенчанными с морем, могли дать такое романтическое имя столь отвратительному явлению.
Более того, соленый туман превратил ночную Венецию в нечто еще более сюрреалистичное, чем прежде, хотя это едва казалось возможным. Здесь, где церкви попадались чуть ли не на каждом углу, из тумана без предупреждения выглядывали морды чудовищ и лики святых, а статуи, набожные или гротескные, устремляли вечные взгляды на нечто превосходящее величием даже Венецию.
– Это дворец Зена, – прошептал Гэлли, когда они миновали здание, возвышающееся над клубящимся туманом. К этому времени усталость заставила их сбросить темп – во всяком случае, Пола, – и теперь они уже не бежали, а лишь быстро шагали. – Там живет семья кардинала.
Пол тряхнул головой – из-за усталости и страха ему было уже все равно, – но Гэлли воспринял это как знак того, что Пол его не понял:
– Того самого, о чьей гробнице заботится госпожа. Кардинала Зена.
Хотя в тот момент Пола совершенно не интересовала информация для туристов, он все еще ощущал горечь из-за того, что Элеанора их бросила, какими бы разумными причинами она это ни оправдывала. Он замедлил шаги, а потом и вовсе остановился, чтобы набрать в грудь побольше солоноватого и пахнущего морем воздуха.
– Где этот госпиталь? – прохрипел он.
– Совсем рядом. Сразу после иезуитов, – Гэлли взял его за руку и потянул за собой.
Ноги Пола онемели от усталости, а натруженные легкие пылали. Бежать полчаса без остановки весьма тяжело – еще один факт, о котором умалчивали приключенческие романы и увиденные им фильмы. И вообще, приключения как таковые оказались на удивление тяжелой работой.
«Если бы я знал, что мне придется так много спасаться бегством, – печально подумал он, – то сперва привел бы себя в лучшую форму…»
Когда мальчик провел его мимо церкви иезуитов с фасадом в стиле барокко и они вышли на площадь, Пол вдруг ощутил тошноту: тот безрассудный страх и та леденящая дрожь, которые возбуждали в нем Финч и Маллит, вернулись. Он испуганно огляделся. Около десятка человек, закутавшись от холода в плащи, завершали карнавальную ночь на небольшой площади. Никто из них не имел внешнего сходства с преследователями, но, хотя охвативший Пола ужас и был слабее, чем тогда в соборе, спутать его с чем-либо было невозможно.
– Господи, – выдохнул он. – Они уже здесь… или очень близко.
Гэлли взглянул на него расширившимися глазами:
– Я тоже могу их чувствовать. С тех пор как они коснулись меня, когда мы были в том… в том месте из сна.
– Месте из сна? – Пол нахмурился, пытаясь вспомнить. Они крались через площадь, как солдатский патруль, всматриваясь в каждую тень. Венецианцы, кучкующиеся возле ступеней иезуитского госпиталя, крикнули им вслед что-то неразборчивое.
– В том небесном замке, – негромко пояснил Гэлли.
– Ты это помнишь? – Пол наполовину верил в то, что замок был сном – и сам замок, и механический великан, которого он увидел там в первый раз, потому что все это слишком разительно отличалось от других его приключений и переживаний.
Гэлли пожал плечами:
– Они прикоснулись ко мне. И мне стало… больно.
Подобно выплывающему из тумана кораблю-призраку, в дальнем конце площади показалось небольшое темное здание с торчащими из крыши высокими дымовыми трубами. Гэлли взял его за руку, чтобы поторопить и одновременно давая понять, что это то здание, которое они ищут, но Полу внезапно расхотелось туда входить. Что-то в его нависающих очертаниях нервировало Пола, а ощущение, что их преследователи рядом, непрерывно усиливалось. Возможно, те уже затаились внутри…
Из тумана материализовалась высокая фигура. Гэлли испуганно ойкнул.
– Какими добрыми ветрами? – вопросил низкий дрожащий голос.
Фигуру саваном окутывал ветхий плащ, полы которого похлопывали на ветру, как потрепанные крылья. С длинноносым, почти лишенным подбородка лицом и светлыми глазами, старик весьма смахивал на грязную портовую птицу.
– Какими добрыми ветрами? – спросил он снова, потом прищурился, разглядывая Пола и мальчика. – Незнакомцы! – громко объявил он, отчего Полу стало весьма неуютно. – Вы принесли вина? Сейчас в Часовне тяжелые времена. О нас, гостях крестоносцев, совсем позабыли – и это в карнавальную ночь!
Пол кивнул, надеясь» что этот жест выглядит вежливо, и попытался шмыгнуть мимо, но старик на удивление крепко ухватился за его плащ. Стоящий рядом Гэлли почти приплясывал от нетерпения.
– Пошли, – сказал старик, насыщая туман кисловатым дыханием. – Да, мы старые, но это не повод, чтобы про нас забывать. Разве мы не соблюдаем посты, как все христиане? Тогда почему и мы не можем отпраздновать карнавал?
– У меня нет вина. – Пол ощущал, как на них надвигается тень преследователей, становясь все темнее и шире. Его осенила идея, – Если ты отведешь нас в госпиталь и поможешь отыскать то, что мы ищем, то я дам тебе денег и ты сможешь купить себе вина.
Старик пошатнулся, словно потрясенный такой неожиданной удачей.
– В госпиталь? И это все? Ты хочешь пройти в госпиталь крестоносцев?
– Нам нужно кое-кого навестить.
– Нас никто не приходит навещать, – заявил их новый проводник, направляясь шаткой походкой к зданию с четырьмя трубами. Он не возражал Полу, а лишь отмечал скорбный факт. – Мы старые. Дети наши разъехались или умерли. Никого не волнует, что с нами происходит, даже во время карнавала.
Он развел руки наподобие парящего альбатроса и повел их в обход здания, а потом через дверь, которую Пол ни за что бы не заметил в тумане. Все трос вошли в темное и гулкое помещение.
– Главный вход сегодня заперт, чтобы уберечь нас от неприятностей, – пояснил проводник и постучал себя пальцем по носу. – Но старого Николо им внутри не удержать. И теперь у меня будет вино, и я стану пить, пока голова не наполнится песнями.
Первое, что пришло на ум Полу, когда он вошел, – госпиталь крестоносцев населен призраками. С десяток молчаливых фигур, закутанных в одеяла и простыни, шаркающей походкой бродили по лестничным площадкам или поднимались и спускались по лестнице. Другие стояли в дверях, уставясь в никуда столь же пристально, как статуи на других церквях, и что-то бормоча или вполголоса напевая без слов. Поясняя жалобы Николо, Гэлли шепотом сообщил, что часовня – приют для стариков, особенно для тех, у кого нет семьи. Однако не все здесь были дряхлыми развалинами – многие обратили на незнакомцев внимательные взгляды или спрашивали про них у Николо, но тот лишь величественно помахал руками и повел Пола и мальчика в глубь здания, пока они наконец не остановились перед освещенной свечами часовней, украшенной над входом барельефом Мадонны с младенцем.
Пол уставился на младенческое лицо Христа, внезапно ощутив надвигающееся поражение. Они даже не представляли, где именно в госпитале может находиться проход в другую симуляцию, и вряд ли это известно Николо или любому из местных обитателей – откуда симам знать об инфраструктуре Сети? Поэтому ему самому придется решать, в каком месте вероятнее всего этот проход может отыскаться. Пол принялся лихорадочно размышлять, но на ум приходили лишь уже ставшие привычными проходы на реке. Но что делать, если реки нет? Есть ли какой-нибудь иной способ опознать выход, или индикаторы проходов видны лишь тем людям, которые создавали эти миры?
Он повернулся к Гэлли, но прежде чем успел что-либо сказать, мальчик оцепенел, а лицо его побелело от страха. Почти сразу и Пол ощутил причину: ужас настиг и окружил, заставив сердце колотиться, а кожу – стать холодной и влажной. Преследователи были близко – очень близко.
И в это же мгновение, усилив ужас, в его ухе прозвучал бесплотный голос. Из-за смятения и страха он не сразу его узнал.
– Катакомбы, — услышал Пол. – Вы должны спуститься в катакомбы.
Глаза Гэлли еще больше распахнулись.
– Это госпожа! – воскликнул он.
Пол кивнул. Голос прозвучал из воздуха, словно из уст невидимки, но принадлежал он Элеаноре.
Старик Николо наблюдал за ними с откровенным недоверием на морщинистом лице. Он подался вперед, похожий на стервятника:
– Ты обещал мне деньги.
– Покажи, где здесь катакомбы. – Пол пытался говорить нормальным тоном, но его внутренности быстро превращались в лед, а все инстинкты просто вопили о том, что нужно забиться в ближайшую щель. – Где катакомбы? В подвале?
– Там только мертвые крестоносцы, – прохрипел Николо. – А ты говорил, что хочешь кого-то навестить.
Пол снял с пояса кошелек и показал его старику:
– Но я не говорил, что этот кто-то – живой.
Николо облизнулся, потом повернулся и вошел в часовню:
– Идите за мной.
Старик провел их за алтарь к первым ступеням лестницы, которая в тускло освещенной часовне казалась лишь квадратной дырой в полу. Пол бросил ему кошелек, и Николо расплылся в радостной улыбке, когда на его дрожащую ладонь посыпались дукаты. Миг спустя он уже торопливо шагал к выходу из часовни, наверняка чтобы потратить заработанное, пока карнавал доживает последние часы. В любое другое время вид этого алчного старика развеселил бы Пола, но сейчас он с трудом держался на ногах – настолько сильным стало ощущение захлопывающейся ловушки. Он подбежал к настенному канделябру, но не смог дотянуться до свечи. Пришлось поднимать Гэлли, чтобы добыть хотя бы одну.
Даже со свечой, крепко зажатой в кулаке Пола и заливающей ступени жидким светом, спуск по ним оказался предательски опасным. Узкие ступени имели посередине гладкие углубления, протертые поколениями монашеских ног – всех тех, кто спускался сюда благословить останки защитников христианства, а потом поднимался обратно, и так день заднем, год за годом, столетия подряд. Беглецы спустились к подножию лестницы, где начинались катакомбы, и теней вокруг внезапно стало больше, чем мог разогнать огонек свечи. Мерцающий свет озарил ряд темных отверстий в древней каменной стене… но какое из них выбрать? Пол вытер со лба холодный пот и выругался про себя. Он словно очутился в какой-то кошмарной ролевой игре, и это ему совершенно не нравилось.
– Элеанора? – негромко позвал он. Ощущение угрозы настолько усилилось, что Полу казалось, что даже шепот может выдать их врагам. – Вы слушаете? Куда нам идти?
Ответа он не дождался. Отверстия в стенах зияли распахнутыми ртами идиотов.
Гэлли уже дергал Пола за рукав – ему отчаянно хотелось идти дальше. Пол обратил внимание себе под ноги. Поколения монахов протерли подошвами дорожки на каменных плитах к каждому из отверстий, но та из них, что вела к крайнему правому, выглядела наиболее гладкой из-за того, что по ней ходили чаще, в то время как крайний слева туннель казался наименее посещаемым. Пол раздумывал лишь секунду и выбрал левый туннель.
В нишах в стенах туннеля оказались спящие фигуры, холодные мраморные руки, молитвенно сцепленные на груди, и мраморные лица, смотрящие сквозь каменную толщу на небо, которое они никогда больше не увидят. По мере того как туннель уходил все дальше и глубже, мрамор сменялся менее дорогим камнем, скульптуры становились более грубыми и даже ниши уменьшались в размерах. Наконец, когда они уже наверняка давно миновали подземную часть Часовни и оказались в подземных лабиринтах под площадью, изображения мертвецов и места персональных погребений кончились, сменившись высокими кучами перемешанных скелетных фрагментов. Дрожащий Гэлли испуганно стиснул руку Пола.
Груды костей становились все выше, пока не скрыли стены туннеля окончательно. Здесь и там на поворотах коридора черепа были сложены в горки наподобие пушечных ядер или встроены как украшения в стопки костей. Сотни пустых глазниц смотрели им вслед бесконечными окошками тьмы.
Какое-то время Пол, даже охваченный отчаянием и страхом, смотрел на стены из скелетов и абсолютную тщетность человеческих амбиций, которую они символизировали, и почти восхищался Братством Грааля. Пусть они жестокие и преступные ублюдки, но все же есть нечто почти благородное в любом человеческом существе, желающем «показать нос» самому Великому Стирателю – Смерти, этому черному вакууму, который неизбежно всасывает все живое.
Его мысли скользнули от общего обратно к частному, и он только-только начал сознавать, что есть нечто резко нереальное в Венеции, где можно ходить так глубоко под землей и при этом не оказаться по уши в морской воде, когда туннель внезапно вывел их в широкий подземный зал. Его потолок подпирали тысячи колонн – каменных столбов, которым придали форму костей, целый лес берцовых и бедренных костей. Свеча могла осветить лишь часть зала – его темное пространство уходило вдаль, не имея видимых границ, – но прямо перед ними простерлась открытая площадка без колонн, участок пустого пола, вымощенный пыльными кусочками мозаики. Когда Пол сделал несколько шагов вперед, то свеча, ставшая к тому времени совсем короткой и горячей в кулаке, показала, что мозаика изображает огромный котел, несомый ангелами и демонами, из которого струятся лучи ослепительного света.
Из туннеля, который они только что покинули, донесся негромкий шорох шагов. Пола пронзил заряд ужаса, словно он ступил в огонь, а Гэлли за его спиной тихонько застонал, выражая отчаяние.
И тут совершенно неожиданно в центре открытого пространства перед ними возник мазок бледно-золотистого огня. Сияние нарастало, пока открывающийся проход не выжег черные полосы теней от колонн-костей, а мозаика на полу не стала невидимой в его блеске. У Пола на мгновение вспыхнула надежда, но едва он подтолкнул Гэлли к сверкающему прямоугольнику, как из него вышли две фигуры – гороподобно-толстая и изможденно-худая. Задыхаясь от ужаса, Пол рванулся назад, потянув за собой мальчика.
Обманули/ Нас обманули/
Когда беглецы повернулись и сделали несколько неуверенных шагов обратно к туннелю, между колоннами появилось нечто новое – над самым полом зависла фигурка Элеаноры. На ее морщинистом лице застыла тревога.
– Не возвращайтесь! – Полу показалось, что ее голос исходит не из рта, а звучит где-то возле его уха. – Это не то, о чем вы подумали. Самая большая опасность все еще преследует вас!
Пол проигнорировал ее слова. Не могло быть опасности большей, чем две фигуры, только что вышедшие из прохода. И он потянул Гэлли обратно к туннелю. Элеанора умоляюще простерла к ним руки, и мальчик замешкался, однако Пол его не отпустил. Но тут, когда они уже почти добрались до входа в туннель, из него в зал с колоннами вышли две фигуры – точные копии тех, что стояли позади беглецов. Отражая льющийся из прохода свет, маски Комедии и Трагедии казались сделанными из расплавленного золота. От них накатывалась волна ужаса, парализуя Пола.
Ему на миг показалось, что его мозг сейчас остановится, как сломавшаяся машина. Финч и Маллит стояли перед ним, Финч и Маллит стояли за спиной. Нору закупорили с обеих сторон, и они умрут здесь, как отравленные газом кролики. Женщина-птица покинула их, и все ее слова ныне утратили смысл. Не осталось даже перышка, за которое можно было бы ухватиться.
– Развернитесь! – крикнула Элеанора. – Бегите к проходу! Это ваша единственная надежда!
Пол уставился на нес, утратив дар речи. Неужели она не понимает, что их окружили враги? И, направившись к проходу, они все равно с ними столкнутся…
Он стал пятиться от надвигающихся масок, волоча за собой мальчика, но с каждым шагом его все больше тревожило то, что, как он знал, поджидает его сзади. И около того места, где парила фигурка Элеаноры, все еще умоляя их бежать к проходу, он снова развернулся. Две фигуры вес так же приближались, озаренные сзади золотым сиянием. На мгновение ослабевшие ноги Пола едва не подкосились, а они с мальчиком едва не рухнули между зеркальными парами врагов.
Фигуры из прохода были уже настолько близко, что Пол различил блеск глаз в еще недавно черных силуэтах, но мог лишь беспомощно стоять. Одна из фигур протянула к нему массивную руку.
– Мистер Джонсон? Это вы? – Ундина Пэнки сделала несколько неуклюжих шагов навстречу Полу, придерживая подол палаткообразного платья, чтобы оно не волочилось по пыльным камням. – Господи, точно он.
– Сефтон! – крикнула она через плечо. – Разве я тебе не говорила, что мы найдем здесь прелестного мистера Джонсона?
Пол уже не сомневался, что сошел с ума. Ее худой как спичка муж подошел и остановился рядом с супругой, помаргивая, словно сова при дневном свете.
– И ты оказалась права, дорогая. Доброго вам денечка, мистер Джонсон? – воскликнул он, словно они повстречались на церковном чаепитии после проповеди.
– Возможно, он что-нибудь узнал о нашей Виоле, – предположила миссис Пэнки и одарила Пола обаятельной улыбкой, которая при любых прочих обстоятельствах показалась бы чудовищной и пугающей, но в тот момент всего лишь непонятной. – А что это с вами за ангелочек? Какой очаровательный паренек! Уж конечно, вы нас познакомите…
Пол был в состоянии лишь стискивать руку Гэлли, несмотря на все попытки мальчика освободиться, и смотреть на чету Пэнки. Те в свою очередь оглядели его с головы до ног, явно озадаченные таким поведением, потом коровий взгляд Ундины Пэнки скользнул мимо Пола и уперся в другую приближающуюся пару, зеркальную копию их самих. Она смолкла, не договорив очередную банальность, и ее огромное рыхлое лицо смертельно побледнело. Потом они с мужем быстро переглянулась. На их лицах появилось выражение, которое Пол не смог понять, и парочка, словно придя к молчаливому соглашению, развернулась в разные стороны и скрылась в тенях между колоннами, освободив Полу дорогу к проходу.
– Быстрее! – крикнула сзади Элеанора. – Путь свободен. Куда вы хотите попасть?
Пол потянул Гэлли, но тот не сдвинулся с места.
– Хватит, Джонас, – прошипел сзади Финч. – Не затягивай эту игру; она уже давно перестала быть развлечением.
Пол все еще боролся с Гэлли, который упорно сопротивлялся, охваченный приступом безрассудного страха. Глаза у него были полузакрыты, словно он балансировал на грани припадка.
– Куда? – вопросила Элеанора.
К этому моменту Пол уже почти ничего не соображал. Него сознании мелькали названия американских городов и штатов – экзотические иностранные названия, о которых он мечтал в молодости, но которые могли теперь, смешавшись в кучу, погубить его: Айдахо, Иллинойс, Кеокук, Аттика…
– Итака!
Она кивнула и взялась за висящий на шее изумруд. Сияние прохода затрепетало, как пламя раздуваемого ветром костра. Остановившиеся неподалеку от нее Финч и Маллит сбросили маски. Их истинные лица остались скрытыми в тени под капюшонами, но Пол все же различил поблескивание глаз Финча и кривоватую зубастую ухмылку Маллита. Исходящая от них сила превращала его кости в бумагу.
Когда обе фигуры снова приблизились и оказались на расстоянии вытянутой руки от Элеаноры, Гэлли внезапно пришел в себя.
– Они погубят госпожу! – закричал он и принялся отчаянно вырываться, но уже не сопротивляясь Полу, а чтобы помчаться к женщине, которую считал своим другом. – Они убьют ее!
– Гэлли, не надо!
Пол попытался крепче ухватить руку мальчика – ему казалось, что у него вот-вот оторвутся ногти, – но едва он на мгновение ослабил хватку, как Гэлли вырвался и метнулся к изображению Элеаноры.
– Нет, Цыганенок! – крикнула она, – Они не могут даже…
Мрачная пара шагнула сквозь нее.
– …прикоснуться ко мне, – договорила она с беспомощным отчаянием, – О Цыганенок…
Маллит выбросил широкую бесформенную руку, схватил мальчика и поднял его. Гэлли бессильно забился в могучем кулаке, как угодившая в паутину муха.
Пол остановился. До теплого золотого сияния прохода осталось всего несколько шагов, но ему внезапно показалось, что до него целая миля.
– Отпусти его!
– Конечно, отпустим, – усмехнулся Финч. – Мы ведь искали не мальчишку, он всего лишь один из мелких паразитов в Сети. Сейчас нам нужен ты, Джонас. Так что топай оттуда. Ты пойдешь с нами.
У Пола уже не осталось сил сопротивляться. Все завершилось именно так, как он всегда боялся. Они уведут его во мрак, который хуже смерти. Он взглянул на Элеанору, но та висела на прежнем месте – беспомощный призрак с обмякшим лицом.
– Обещаете отпустить его? – спросил Пол. – Если да, то я пойду с вами.
Финч взглянул на мальчика, извивающегося в руке Маллита, и Пол расслышал в его холодном голосе улыбку.
– Конечно. Он ничто. Таракан из щели. Мелочь пузатая.
Пол с трудом преодолел сковавшее его безразличие.
– Хорошо, – хрипло произнес он и шагнул им навстречу.
– Нет! – завопил Гэлли и лягнул великана Маллита, изо всех сил ударив пятками в его огромный живот и одновременно вцепившись зубами в удерживающую его руку. Маллит удивленно и яростно взревел, потом оторвал мальчика другой рукой и с поразительной силой швырнул его на землю. Пол услышал хруст костей, и наступила жуткая тишина.
Маллит наклонился. Поднял обмякшее тело, встряхнул его, хмыкнул и отшвырнул. Тело мальчика тряпичной куклой скользнуло по каменным плиткам. Мертвое.
– Цыганенок! – Вопль Элеаноры, долгая нота мучительной боли, оборвался, словно обрезанный скальпелем, в то же мгновение, когда ее изображение исчезло. А миг спустя подземелье начало гнуться и деформироваться, прогибаясь внутрь, как будто по нему ударили гигантским кулаком. Финч, Маллит, неподвижное тело Гэлли – вес исчезло, когда огромное помещение рухнуло и поглотило их.
Потрясенный до глубины души, полностью опустошенный и настолько ошеломленный, что он не мог даже зарыдать, Пол повернулся и прыгнул в сияющие врата.
ГЛАВА 31
ГОЛОС ПОТЕРЯВШИХСЯ
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Морские фермеры утверждают, что криль не представляет опасности
(изображение: шлюп «Иоганна Б.» устанавливает акустические сети)
ГОЛОС: Морские фермеры в ярости из-за быстро распространяющихся слухов о наличии в выращиваемом криле паразита, якобы вызывающем заболевание под названием «синдром Тандагора».
(изображение: Триполаменти на палубе)
Клементина Триполаменти, глава многонационального «Союза океанских фермеров», подчеркнула, что многие медики уже заявили, что таинственное нервное заболевание под названием «синдром Тандагора» никак не связано с питанием.
ТРИПОЛАМЕНТИ: «Люди могут говорить что угодно. Вы только подумайте. Они называют это „болезнью бешеного криля“, словно в шутку. Мы выращиваем миллионы тонн полезного морского белка, который добавляется в тысячи видов полноценных продуктов питания. А какому-то идиоту достаточно запустить в Сеть идиотскую шутку, и наша жизнь и благополучие оказываются под угрозой…»
Код Дельфи. Начать здесь.
Мне так много нужно рассказать, столько печального, странного и ужасного, что я даже не знаю, с чего начать. Наверное, тот, кто вылавливает эти слова из воздуха, ничего не поймет, пока я не объясню все. У меня сейчас есть немного времени, чтобы этим заняться – со стороны кажется, будто я бормочу себе под нос, – прежде чем безумие начнется вновь. Попробую рассказать о случившемся по порядку, пусть даже это снова приведет меня в отчаяние.
Мы находились среди летающих людей Аэродромии, как мы назвали этот мир. Исчезла девушка, и мы, будучи незнакомцами, оказались под подозрением. Мы подружились с главой одной семьи по имени Разводит Огонь В Воздухе, и когда он пришел за нами, мрачный и в сопровождении вооруженных охранников, я решила, что нас казнят за преступление или принесут в жертву какому-то из местных богов. И почти не ошиблась.
Тюрьма-пещера, в которую нас привели, оказалась не столь приятной, как пещера, которую мы делили вместе с семьей Разводит Огонь В Воздухе. Там было холодно и сыро, а пол загажен пометом птиц и летучих мышей. Кван Ли тихонько рыдала возле костерка. Подобно Флоримель и мне, она все еще носила почти лишенный индивидуальных особенностей сим, чем-то напоминающий женщину-индианку, который она получила после проникновения в Темилюн. Т-четыре-Б, угрюмый и неразговорчивый, складывал и разрушал на полу пещеры кучки камней, совсем как ребенок после школы. Флоримель и Уильям сцепились в очередном споре, и Флоримель, по своему обыкновению, злилась, считая, что мы слишком пассивны в своих действиях. Я ушла в дальний конец пещеры, чтобы их не слушать.
Обитатели Аэродромии действительно подозревали нас в том, что мы имеем какое-то отношение к исчезновению девушки по имени Сияет Как Снег. И нам назначили нечто вроде испытания, которое начнется ранним вечером и выявит нашу вину или невиновность. Когда Разводит Огонь В Воздухе сообщил, что те немногие, кто остается в живых после этого испытания, обычно становятся безумцами, я невольно и с ностальгией вспомнила старый добрый «Кодекс Наполеона». Все мы – и каждый из нас – были жалкими, несчастными и испуганными. И хотя мы не знали наверняка, что можем умереть из-за того, что происходит с нами в этих симуляциях, мы уже знали, что боль может быть очень даже реальной.
Глядя на своих спутников, наблюдая за их ныне весьма откровенными проявлениями чувств и ощущая глухое пульсирование их страха, я внезапно осознала, что увиливаю от ответственности.
Еще с детства я использовала свою слепоту в качестве бесспорного оправдания, и иногда пускала ее в ход для манипулирования людьми. Я пришла бы в ярость, если бы мне дали работу или пригласили куда-нибудь только потому, что я слепая, но должна признаться, что происходило и обратное – когда я говорила себе, что мне дозволено, и отпрашивалась с какого-нибудь собрания, или избегала встречи с кем-нибудь, или не делала того, чего мне делать не хотелось, и все это оправдывала своей слепотой.
И теперь я поняла, что точно так же позволила личным проблемам оградить меня от нынешней ситуации. Я страдала не меньше своих товарищей – более того, первые несколько дней после проникновения в эту Сеть я из-за слепоты мучилась от ошеломляющей боли. Но в последние дни я уже не испытывала подобных страданий, и здесь у меня проявились возможности, к которым никто другой не может даже приблизиться, однако я все же уклонялась от руководства группой, не желая брать на себя ответственность.
В реальной жизни я не создала себе жизнь и не сделала карьеру, которой позавидовало бы большинство зрячих – из за своей покладистости и мягкости. Тогда зачем мне добиваться этого здесь?
Но я уже отклонилась от событий, которые хочу описать. А эти спорные мысли отложим на потом. Достаточно сказать, что я решила больше не жить настолько бесцельно. Неважно, смогу ли я помочь этим испуганным людям, но я точно не желаю смиряться с собственной гибелью и думать: «А ведь я могла сделать больше, чтобы помочь себе». Можете назвать меня эгоисткой, но сейчас меня больше заботит самоуважение.
День нашего заключения все тянулся и тянулся, и наконец даже Флоримель и Уильям устали спорить – а спорили они, как я полагаю, чтобы поддержать иллюзию независимости. Я попыталась завязать разговор с Кван Ли и Т-четыре-Б, но они были слишком подавлены и отвечали неохотно. К тому же Кван Ли почти не сомневалась, что нас казнят, и тогда ее коматозная внучка лишится последнего шанса на спасение. А боевой робот даже не пытался общаться. В ответ на мои вопросы он лишь что-то бурчал, и я в конце концов перестала отвлекать его от бесконечного складывания кучек камней.
Мы как раз доедали принесенный тюремщиками обед – немного ягод и по лепешке пресного хлеба каждому, – когда Уильям подошел и сел рядом со мной. Хотя от остальных нас отделяло несколько метров, и каждый из моих спутников был погружен в мирок собственных переживаний, Уильям заговорил со мной шепотом. В его поведении было нечто странное, чего я даже при всех своих обретенных здесь способностях не смогла понять или обозначить. Он был немного взволнован, и это чувствовалось ясно – информация, с помощью которой я ощущала его, отличалась какой-то странной вибрацией, слоено возбуждение в нем преобладало над депрессией.
– Пожалуй, настало время рассказать вам кое-что о себе, – сказал он.
Я взглянула на него с легким удивлением – Уильям всегда был самым скрытным из нас в том, что касалось его реальной ситуации, – но предположила, что это как-то связано с ощущением «камеры смертников», которое мы все сейчас испытывали.
– Если ты этого хочешь, разумеется, – ответила я. – Я солгу, если скажу, что меня это не интересует. Но ты ничего мне не должен.
– Разумеется, нет, – бросил он с оттенком свой привычной уже заносчивости. – Я никому и ничего не должен.
Но вместо того чтобы отреагировать на резкость, я впервые заметила, что нечто в его акценте – том самом акценте, который, как я сама слышала, много раз использовался для создания комедийного эффекта в фильмах и драмах, где действие происходит в Британии, и где, очевидно, полагают смешным само звучание языка Северной Англии, – так вот, нечто в его акценте показалось мне непоследовательным. Гласные звучали слегка неуклюже, а два «ни» прозвучали чуточку различно.