ГЛАВА 24

ПРЕКРАСНЕЙШАЯ УЛИЦА Б МИРЕ

СЕТЕПЕРЕДАЧА/ШОУ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ: Путешествия с невидимым псом «Спрути»!

(изображение: гостиная Венгвенга Чо)

ЧО: О нет! Кто-то погубил мой доклад губернатору округа! Он разорван в клочки! Но эта комната была заперта весь день!

ШУО (шепотом): Спрути! Ты плохая собачка! Придется отрезать твои мелкие невидимые яйца!

(за кадром: смех)

ЧО: Меня за это казнят! А семья даже не получит страховку после моей смерти! О, это ужасно!

ШУО: Я что-нибудь придумаю, чтобы помочь вам, уважаемый Чо. (шепчет) Но хитромудрый Спрути наверняка снова все испортит!

(за кадром: смех и аплодисменты)

Голубая неоновая завеса растаяла. Искры вспыхнули и умерли. Лежа на спине под беззвездным ночным небом, Пол пытался отыскать смысл во всем произошедшем – откровениях Нанди, внезапном нападении, бегстве от воинов хана, во всей этой непостижимой путанице. А теперь Река овладела им вновь, и еще раз перенесла из одной реальности в другую, из Ксанаду в… куда?

С того места, где он лежал, вытянувшись во весь рост на дне лодки, Пол мог видеть лишь пухлую, полную белую луну, успокаивающе обычную – как будто это что-то значило. Ну и чем окажется жалкое новое место? Рекой Амазонкой, где кишат крокодилы? Осадой Хартума? Или чем-то еще более странным, что он вообще не сможет угадать, воплощением лихорадочного бреда какой-нибудь богатой старой сволочи? Его захлестнула ошеломляющая тоска по дому.

И сделал это со мной Феликс Жонглер.

Это имя – последнее, что сказал ему Нанди, – странно прозвенело в голове. Пол слышал его прежде, точно слышал – возможно, имя Жонглера упомянул тот, кто называл себя профессором Бэгуолтером в версии Марса из дешевых фантастических журнальчиков для подростков начала прошлого века. Но в этом имени таилось и нечто большее, резонанс, который проник глубже и вызвал странно разобщенные образы – котел, окно, какое-то помещение, полное птиц. Образы оказались столь же неуловимыми, сколь и смутными – когда Пол попытался их удержать, сложить в нечто осмысленное, они рассыпались, оставив лишь тупую боль, мало отличающуюся от тоски по дому.

Жонглер. Впрочем, в этом уже что-то есть – имя, с которым можно работать, как в голове, так и вне ее, в этих нанизанных на Реку мирах. Прибор. Возможно даже, компас. Нечто, чем можно воспользоваться для начала поиска лежащего перед ним пути.

Но эта новая симуляция не принадлежит Жонглеру. Так сказал Нанди.

Эта мысль придала сил Полу, помогла сесть, уперевшись локтями в планшир, и оглядеться. Щеки овевал прохладный ветер, ночь стояла довольно холодная, но не морозная. Одет он вроде бы тепло (одеяния из «Тысячи и одной ночи», очевидно, остались в симуляции Ксанаду), но его гораздо больше интересовало то, что находится впереди: по какой-то причине Пол не мог различить этого ясно, но вдоль берега точно видна россыпь огоньков – не очень много, но и не мало.

Во всяком случае, я не оказался где-то в глуши, посреди нигде… Но даже если ему предстоит оказаться в самом радостном и населенном виртуальном городе, какой только можно вообразить, он и тогда окажется именно «нигде». В электронной иллюзии. По уши в программных кодах. Тем не менее мысль отведать более цивилизованный вариант виртуальности обладала своей привлекательностью. Во время ледникового периода и марсианского вторжения он уже устал спать не в постели.

Огоньки стали удаляться, и Пол понял, что дрейфует. Пока он нашаривал весло, лодка выплыла из тумана, о котором Пол даже не подозревал, и городские огни внезапно вспыхнули перед ним, как канделябр со свечами.

Ему редко доводилось видеть более прекрасное зрелище.

Когда он с восхищением их разглядывал, позабыв о бесполезно зависшем над водой весле, мимо сквозь редеющий туман начали двигаться темные силуэты, заслоняя россыпь городских огней подобно кисти, обмакнутой в чернила. Когда рядом проскользнула первая лодка – слишком далеко, чтобы разглядеть детали, – Полу показалось, что он расслышал пронесшийся над водой смех. Через несколько секунд показались еще пять-шесть лодок, словно сформировавшись прямо из тумана. С их изогнутых носов свисали фонари, и даже когда призрачные суда проплыли и вернулись в туман, он все еще различал светлячки их раскачивающихся фонарей.

Лодка поменьше и совсем без фонарей внезапно прошла наперерез – так близко, что Пол почти смог бы дотронуться вытянутым веслом до ее лоснящегося черного борта. Он заметил мелькнувшие на ней жуткие искаженные лица, и сердце на мгновение замерло: похоже, его забросило в реку на очередной чужой планете, снова Марсе или еще хуже. Кто-то окликнул его, удивленно и нетрезво, но лодку, стремительно приближающуюся к городским огням, уже проглотил туман. И лишь когда она полностью исчезла, а Пол остался наедине с туманом в плавно покачивающейся лодке, он вдруг понял, что все люди в той лодке были в масках.

Теперь огни приблизились, нависая над ним, как горный хребет, состоящий только из драгоценных камней, но эти драгоценности начали превращаться в предметы более прозаичные, но не менее восхитительные – факелы, уличные фонари, освещенные изнутри окна, и все они улыбались из темноты. На противоположном берегу реки тоже горели огни, такие же яркие, несмотря на расстояние, и столь же радостные. Сейчас Пола окружали прогулочные лодки, полные веселящихся людей в масках, которые громко смеялись или окликали соседние лодки. В ночном воздухе витала музыка – струны и голоса, пронзительные флейты, и не всегда в лад. Ему показалось, что в расслышанных обрывках музыки есть нечто четко старинное, старомодное, но когда плывешь сквозь сон, сосредоточиться трудно.

Гораздо более крупная лодка – баржа, прикрытая навесами и освещенная десятками висячих фонариков – скользила сейчас мимо него, привязанная к огромной пристани, тянущейся вдоль берега. Пол услышал обрывок хриплого пения и подгреб ближе, разглядев три фигуры в белых масках, стоящие вдоль борта.

– Я заблудился! – крикнул он. – Где я нахожусь?

Гуляки не сразу отыскали источник голоса в темноте под бортом баржи.

– Возле арсенала, – наконец крикнул в ответ один из них.

– Арсенала? – Пол даже на мгновение решил, что его забросило в очередную искаженную версию Лондона.

– Конечно, арсенала. Ты что, турок? – вопросил другой.

– Шпион? Да он турок, – заявил второй, повернувшись к третьей молчаливой фигуре в маске.

Пол подумал, что мужчина шутит, но полной уверенности у него не было.

– Я не турок. Где возле арсенала? Я ведь сказал, что заблудился.

– Если ты ищешь Далматинскую набережную, то почти добрался. – Говорящий выронил какой-то предмет, плюхнувшийся в воду возле лодки Пола. – Тьфу! Бутылку уронил.

– Идиот, – буркнул второй. – Эй, приятель! Будь хорошим турком и брось-ка ее обратно, хорошо?

– А он в самом деле турок? – неожиданно спросил третий тип в маске. Судя по голосу, он был еще пьянее первых двух.

– Нет, – решительно отрезал Пол, поскольку здесь, похоже, турок не любили, и решил рискнуть. – Я англичанин.

– Англичанин! – Первый рассмеялся. – А говоришь как настоящий венецианец. Я-то думал, что англичашки не знают других языков, кроме своей белиберды.

– Ты сказал, что набережная чуть дальше? – крикнул Пол, отталкиваясь веслом от огромной баржи. В голове у него царило полное смятение. – Спасибо за доброту.

– Эй, англичанин! – крикнул ему кто-то вслед, когда Пол сел за весла. – А где наша бутылка?

Далматинская набережная оказалась длинным причалом, ощетинившимся сотнями лодок всевозможных размеров, привязанных так тесно, что они соприкасались бортами. Весь берег – во всяком случае, в эту ночь – ослепительно ярко освещали факелы и фонари, а высокие многоарочные фасады зданий казались иллюминированными перед премьерой какого-то экстравагантного фильма. Пол привязал спою лодочку к причальному шесту на тенистом конце одного из пирсов. Она смотрелась весьма жалко по сравнению с окружающими лодками. Вряд ли кто удосужится ее украсть.

«Значит, это Венеция, – подумал он, пробираясь сквозь тесную толпу; его окружал сказочный набор масок и нарядов, скрывающий пьяных гуляк. Пол был доволен. Здесь его знания по истории искусств наверняка пригодятся. – Трудно сказать точно, какой это век, особенно когда все в карнавальных костюмах, но похоже на Ренессанс. „La Serenissima“ – так, кажется, называли Венецию? „Самая безмятежная республика“».

На самом Поле обнаружились черные чулки и – он с трудом вспомнил название – камзол. Не лучшего качества, но и не рванье какое-нибудь. На плечах лежала накидка, тяжелая, как пальто. Ее подол едва не волочился по немощеной улице. На боку болталась в ножнах тонкая шпага с простой полусферической гардой, похоже, завершающая ансамбль, однако еще что-то болталось на шее, стукая по затылку. Потянув за предмет и переместив его вперед, Пол увидел, что это маска – лишенное эмоций лицо, главной особенностью которого был огромный крючковатый нос. Маску покрывал какой-то гладкий прохладный лак, напоминающий фарфор. Некоторое время Пол разглядывал маску, гадая, не изображает ли она некий персонаж, который он должен узнать, а затем, вспомнив, что в этой все еще странной виртуальной жизни у него немало врагов, надел маску и завязал ее тесемки на затылке. Он немедленно ощутил себя менее подозрительным и двинулся дальше, не имея на ближайшее время иного плана, кроме как слиться с толпой.

Женщина в платье, корсаж которого почти не скрывал грудь, споткнулась и ухватилась за его руку, чтобы не упасть. Пол поддержал ее, пока она не восстановила равновесие. Дама тоже была в маске, придававшей ей преувеличенно девический вид – нарумяненные щеки и пухлые красные губы. Сопровождавший женщину мужчина грубо потянул ее за собой, но она, поворачиваясь, прижалась грудью к Полу и подмигнула ему сквозь прорезь маски, медленно и чувственно качнув ресницами и послав намек, столь же легкий, как падающее пианино. Несмотря на доносящийся от нее слабый запах кисловатого вина, Пол неожиданно для себя самого возбудился, поддавшись инстинкту, который страх и смятение долгое время почти полностью подавляли.

«Но кто она? – внезапно подумал он. – Скорее всего, марионетка. И что это будет за секс?»

Ему как-то довелось увидеть надувную секс-куклу на выставке культуры двадцатого века в музее Альберта и Виктории. Тогда он с Нильсом и другими парнями посмеялся над грубой неуклюжестью этой штуковины, над печальной пустотой тех, кто использовал ее по назначению, оказавшись лицом к лицу с изумленным взглядом этих нарисованных глаз и круглым ртом миноги. Но чем по сути будет отличаться секс с виртуальной девицей легкого поведения, подхваченной на карнавале в Венеции?

– Послушайте, сеньор, эй, послушайте. – Пол взглянул вниз и увидел невысокого мальчишку без маски, который дергал его за плащ. – Вы ищете женщину? Могу отвести вас в хороший дом, прекрасный дом, только лучшая плоть. Киприотки? Или вам нравятся желтоволосые красотки с Дуная? – Чумазый мальчишка, хотя ему было не больше семи или восьми лет, продемонстрировал жесткую профессиональную улыбку агента по продаже недвижимости. – Черные девушки? Арабские мальчики?

– Нет. – Пол уже собрался было спросить сорванца, где тут поблизости можно посидеть и выпить, но вовремя сообразил, что тем самым наймет себе гида на весь вечер, хочется ему этого или нет, а он даже не успел проверить, есть ли у него в карманах деньги. – Нет, – повторил он, на сей раз чуть громче, и отцепил руку мальчишки от своего плаща. – Я ничего не хочу. А ты будь хорошим мальчиком и топай отсюда.

Секунду-другую мальчишка оценивающе разглядывал Пола, потом неожиданно пнул его в голень и скользнул в толпу. А еще через несколько секунд Пол уже расслышал его писклявый голосок – мальчишка окучивал очередного потенциального клиента.

Внимание Пола попытались привлечь еще несколько мальчишек, отличавшихся лишь степенью замызганности и решительности, двое мужчин и около десятка женщин, самая старшая из которых, несмотря на обнаженные плечи и нарумяненное лицо, неприятно напомнила Полу его бабушку Джонас. Однако этот парад личностей, стремящихся лишить Пола его дукатов (он обнаружил, что в кошельке на поясе все же бренчит несколько монет), не огорчил его, а скорее добавил остроты спектаклю, став такой же его частью, как жонглеры, пожиратели огня и акробаты, продающие чудодейственные зелья шарлатаны, музыканты (мастерство которых варьировало от паршивого до виртуозности, а музыка слилась в общую какофонию), флаги, раскачивающиеся фонарики, а также сами граждане Венеции, вышедшие развлечься и хорошо провести время – бесконечный водоворот фигур в масках и одеяниях из переливающейся и украшенной драгоценностями парчи или разноцветного бархата.

Он шагал вдоль Далматинской набережной, названной так, как ему смутно припоминалось, из-за кораблей с Адриатики, становившихся здесь на причал, и уже намеревался перейти знаменитый Ponte della Paglia, «Соломенный мост», когда его снова подергали за рукав.

– Ищете уютное местечко, сеньор? – поинтересовалась маленькая темная фигурка, только что оказавшаяся возле него. – Или женщину?

Пол едва взглянул на юного продавца удовольствий – он уже понял, что просто отвечать на такие предложения все равно что зря тратить время, – но как раз в этот момент через мост пошатываясь шли четверо накачавшихся вином солдат, которые вынудили Пола отойти в сторону. И тут он почувствовал, как дергают его кошелек. Пол резко повернулся и стиснул запястье воришки. Тот стал вырываться, но Джонас схватил его и за вторую руку. Уже наученный прежним опытом, он удерживал извивающегося мальчишку на расстоянии, чтобы сопляк не мог его лягнуть.

– Отпусти! – Пленник извернулся, пытаясь укусить его запястье. – Я ничего не сделал!

Пол развернул мальчишку лицом к себе и хорошенько встряхнул. Когда он закончил, преступник обмяк, угрюмо шмыгая носом.

Он уже собрался было отпустить его, дав пинка под задницу, чтобы закрепить преподанный урок, но тут что-то в лице ребенка привлекло его внимание. Проносились секунды. Мимо прошло еще несколько человек, поднимаясь на изогнутую спину моста.

– Гэлли?.. — Пол подтащил упирающегося пленника к одному из уличных фонарей. Одежда стала другой, но лицо осталось в точности прежним, – Гэлли, это ты?

Мальчик взглянул на него со смесью страха и расчета, глаза метались по сторонам, отыскивая нечто такое, что помогло бы ему сбежать.

– Не знаю, о ком вы говорите. Отпустите меня, сеньор… пожалуйста. Моя мать больна.

– Гэлли, неужели ты меня не узнаешь? – Пол вспомнил о своей маске. Пока он ее стягивал, мальчик воспользовался тем, что одна из его рук освободилась, и снова попытался сбежать. Пол бросил маску на землю, ухватил мальчугана за подол рубашки и подтянул обратно, как пойманную рыбу. – Стой спокойно, черт бы тебя побрал! Это же я, Пол! Гэлли, ты что, не помнишь меня?

На мгновение, пока пленник уставился на Пола с ужасом и яростью, его сердце отяжелело. Он ошибся. Или хуже – как с той крылатой женщиной, – это всего лишь фантом, морок, только усугубляющий тайну. Но тут в выражении лица мальчика что-то изменилось.

– Кто вы? – медленно проговорил воришка. – Я вас знаю? Голос у него стал сонный, как у лунатика, описывающего то, что способен видеть лишь он сам.

– Пол. Я Пол Джонас. – До него дошло, что он почти кричит, и Пол, устыдившись, бросил по сторонам встревоженный взгляд, но бурлящая толпа, похоже, не замечала маленькую драму, разыгрывающуюся у начала Соломенного моста. – Я нашел тебя в Восемь-в-квадрате. Там был ты и другие дети из Устричного домика. Неужели не помнишь?

– Кажется… я вас видел. Где-то. – Гэлли прищурился. – Но не помню то, о чем вы говорите… ну, может, самую малость. И зовут меня совсем не так, как вы сказали. – Он попытался освободиться, но Пол держал его крепко. – Меня тут прозвали Цыганенок, потому что я с Корфу. – За этим признанием последовала новая пауза. – Вы сказали «Устричный домик»?..

– Да, – подтвердил Пол, тронутый встревоженным и задумчивым выражением на лице ребенка. – Ты мне еще сказал, что ты и другие дети переплыли Черный Океан. И ты работал в гостинице… как же она называлась?.. «Мечта короля»? – Пол неожиданно ощутил себя уязвимым: слишком много имен и названий, которые могли кое-что значить и для других, были произнесены в гуще толпы. – Слушай, отведи меня в то место, о котором говорил. Мне все равно, пусть даже это бордель. Куда-нибудь, где мы сможем поговорить. Я не собираюсь причинить тебе зла, Гэлли.

– Меня зовут Цыганенок. – Но мальчик не убежал, даже когда Пол отпустил его руку. – Тогда пошли.

Он развернулся и быстрыми шагами направился прочь от моста, рассекая толпу на Далматинской набережной, как кролик траву, Пол заторопился следом.

Они несколько минут шли, удаляясь от пристани и следуя вдоль одной из многих рек, пересекающих Венецию, углубляясь в район Кастелло и пробираясь по узким улицам и еще более узким переулкам, некоторые из которых были едва шире плеч Пола, и проходя по каменным мостикам, когда их путь упирался в один из берегов реки. Шум и огни Далматинской набережной быстро стихли позади, и вскоре мальчик превратился в еле различимую тень – кроме тех моментов, когда пересекал лужицы света, льющегося из окон или распахнутых дверей, и ненадолго вновь обретал цвет и три видимых измерения.

– Значит, сейчас в городе карнавал? – спросил на полпути немного запыхавшийся Пол. Гэлли (или Цыганенок) сидел на перилах изящного моста, дожидаясь, пока Пол подойдет. Между его лодыжек выглядывала морда каменного льва.

– Конечно! – Мальчик склонил голову набок, – Откуда вы приехали, если этого не знаете?

– Не из окрестностей. Но и ты тоже не местный… если только вспомнишь про это.

Мальчик покачал головой, но медленно, словно встревоженный. Через секунду он просиял:

– Сегодня тут сумасшедший дом, Но жаль, что вас тут не было, когда пришли новости о победе над турками. Вот когда народ погулял от души! Тут такое творилось!

– О победе над турками? – Пола сейчас больше интересовала одышка.

– Полгода назад. Неужели вы даже об этом не слышали? Была страшно огромная битва на море, неподалеку от… такое смешное название… Лепанто, кажется. Такой большой битвы еще никогда не было! И мы в ней победили. Ну, испанцы и кое-кто еще нам немного помог. Капитан-генерал Веньер и другие командиры разнесли турецкий флот в клочки. Говорят, в море плавало так много дохлых турок, что можно было перейти с корабля на корабль, не замочив ног. – Глаза мальчика блестели от восторга. – Турецкому паше отрубили голову и насадили ее на пику, потом флот вернулся в Лагуну, волоча за собой мусульманский флаг и все их тюрбаны, и корабли так палили из пушек, что все уже решили, что от грохота город сейчас рухнет в воду! – Мальчик лягнул пятками каменную грудь льва, пофыркивая от удовольствия. – А потом начался такой фестиваль, какого вы и представить не сможете, все пели и танцевали. Даже карманники всю ночь не резали кошельки – но только в ту самую ночь. А фестиваль продолжался несколько недель!

Пол, которого позабавило, как кровожадно мальчик перечислял все эти подробности, внезапно стал серьезным:

– Полгода назад? Но ты не мог прожить здесь дольше нескольких дней, Гэлли. Пусть даже я утратил счет времени, но все равно не могло пройти больше двух-трех недель. Ведь я был с тобой в Зазеркалье – помнишь рыцарей, королев и епископа Хамфри? А потом мы оказались на Марсе, с Браммондом и другими. И было это совсем недавно.

Его гид спрыгнул с каменного льва.

– Не знаю, о чем вы говорите, сеньор. И имен этих я тоже не знаю… может быть.

Он зашагал дальше, но уже медленнее. Пол пошел следом.

– Но ведь мы были друзьями, парень. Ты и этого не помнишь?

Призрачная фигурка припустила трусцой, как будто слова Пола подхлестнули ее. Потом мальчик замедлил шаги и остановился.

– Вам лучше уйти, сеньор, – заявил он, когда Пол подошел, – Возвращайтесь.

– О чем это ты? Куда?

– Да потому что там нет никаких женщин. – Он отвел взгляд, – Я вел вас к знакомым парням, под мост Риалто. К грабителям. Но больше не хочу этого делать. Поэтому вам надо вернуться.

Удивленный Пол покачал головой.

– Но ведь ты сказал, что вроде бы вспомнил. О том, как мы были вместе.

– Не хочу об этом знать! Просто уйдите.

Пол присел и снова взял ребенка за руку, но теперь уже нежно.

– Я ничего не выдумал. Мы были друзьями… и надеюсь, до сих пор ими остались. А на всяких там грабителей мне наплевать.

Наконец мальчик посмотрел ему в глаза:

– Мне не нравится то, о чем вы говорите. Это… как сон. Мне страшно. – Последние слова он пробормотал. – Как вы можете быть моим другом, если я вас не знаю?

Пол встал, все еще держа его за руку.

– Я сам этого понять не могу. Но это правда, и когда я тебя потерял, то ужасно страдал. Как… Мне следовало лучше о тебе заботиться. Поэтому я не допущу, чтобы такое повторилось.

Он выпустил руку мальчика. Пол сказал правду – он и сам многого не понимал. Если мальчик марионетка, то он не смог бы покинуть свою исходную симуляцию, но ведь он перешел вместе с Полом из Зазеркалья на Марс… а теперь оказался в Венеции. Но если он реальная личность, как Пол, то есть… как здесь таких называют?.. Если он гражданин, то должен знать, кто он такой. Он ведь ничего не забыл после перемещения на Марс, так почему забыл сейчас? Подобно Полу, мальчик, похоже, запамятовал целый кусок своего прошлого.

«Еще одна потерянная душа. Еще один призрак в машине». От этого образа у него по спине пробежал холодок.

Он задумался над тем, не рассказать ли мальчику все, что знает, но одного взгляда на испуганное лицо ребенка хватило, чтобы отказаться от этой идеи. Для него это окажется слишком много, и слишком быстро.

– Я не знаю ответов, – признался он. – Но попробую их отыскать.

Впервые за все время после их встречи у моста к Гэлли вернулась дерзость уличного мальчишки.

– Вы? И как вы собираетесь что-то отыскать? Вы даже не знали, что сейчас в городе карнавал. – Он нахмурился и прикусил губу. – Но мы можем спросить даму в церкви. Она многое знает.

– Какую даму? – Уж не собирается ли Гэлли отвести его помолиться Мадонне? Вполне логичное решение вопроса для жителя Венеции пятнадцатого или шестнадцатого столетия.

– Любовницу, – пояснил Гэлли (или Цыганенок), потом развернулся и направился примерно в ту сторону, откуда они пришли.

– Кого?

Мальчик обернулся:

– Любовницу кардинала Зена. Ну, пошли же!

К удивлению Пола, мальчик повел его обратно к Соломенному мосту, а затем и через него, к знаменитым резным аркам Дворца Дожей – венецианских правителей – и площади Святого Марка, Карнавальные толпы были все еще густы на набережной, и еще гуще – на самой площади.

Пола удивило, как на него подействовало окружающее: площадь Святого Марка была настолько ему знакома после проведенных здесь каникул, включавших неделю на Биеннале вместе с подругой сразу после университета (когда он впервые в жизни подумал, что и у него может сложиться нечто вроде романтических приключений, которые, похоже, всегда случались с другими), что он поймал себя на том, что внезапно выпадает из иллюзии нынешней Венеции. Почти невозможно было смотреть на дворец, на луковки куполов собора Святого Марка, перенесенные на тысячи календарей и почтовых открыток, и которые он сам с энтузиазмом фотографировал но время первого посещения Венеции, – смотреть и не ощущать связи с его собственным столетием, когда Венеция стала туристическим раем, любимым, но в определенном смысле нелогичным, скорее чем-то вроде тематического парка с аттракционами, а не имперской когда-то столицей.

У мальчика же подобные конфликты явно не возникали. Полу пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать от него, когда тот лавировал между гуляющими, и он даже едва не потерял Гэлли, когда тот неожиданно метнулся в сторону, чтобы не проходить между двумя большими колоннами у входа на площадь.

С перекладины, закрепленной между колоннами, свисало тело повешенного – явно во время публичной казни – и все еще служащее поучительным зрелищем для горожан. Оно же помогло Полу мысленно сосредоточиться на окружающей его версии Безмятежной Республики. Даже яркие огни на набережной оказались не в силах осветить лицо убиенного, разбухшее и почерневшее. Пол вспомнил свои каникулы в Венеции, и как достопримечательности вроде «Моста вздохов», крытого моста высоко над каналом, по которому преступников водили на допросы в камеры инквизиции и обратно, казались ему необычными и привлекательными. Эта Венеция была не привлекательной, а реальной и грубой. И он решил, что этот факт стоит запомнить.