Сладкий Уильям, чей силуэт напоминал опереточного вампира, стоял у дальнего края листа, рассматривая противоположный берег реки, но остальные собрались в середине, прислонившись спинами к огромной центральной жиле. От палящего солнца их прикрывал импровизированный навес, сооруженный из оторванного с краю куска.

– Как он? – спросила Рени Фредерикса.

Юноша в псевдосредневековом одеянии все еще ухаживал за своим больным другом Орландо. Внешность мускулистого сима Орландо, даже беспомощного и обессиленного, ничем не выдавала тот факт, что его владелец – хрупкий подросток.

– Кажется, ему стало легче дышать, – ответил Фредерикс настолько искренне, что Рени мгновенно в этом усомнилась. Она взглянула на съежившуюся фигуру Орландо и наклонилась, чтобы потрогать лоб. – Это не работает, – почти извиняющееся добавил Фредерикс – В наших симах что-то меняется, а что-то нет. И температура тела, как мне кажется, почти не изменилась.

– Знаю. Это просто… рефлекс, наверное. – Рени присела на корточки. – Мне очень жаль, но вид у него неважный. – Силы ее не были безграничны, и она не могла больше поддерживать ложные надежды, хотя то, что Фредерикс рассказал ей о реальном Орландо Гардинере, терзало ей сердце. Она заставила себя отвернуться. – А как ты, Мартина? Тебе лучше?

Француженка – ныне в симе темнокожей и темноволосой темилюнской крестьянки – слабо улыбнулась в ответ:

– Мне… кажется, мне стало легче думать. Чуть-чуть. Сейчас боль от потока входящей информации уже не такая сильная. Но, – она покачала головой, – я очень долго была слепой в реальном мире, Рени, И не привыкла быть слепой здесь.

– Что значит «здесь»? – Сим боевого робота принадлежал прячущемуся за псевдокомпьютерными очками типу, который называл себя Т-четыре-Б. Рени полагала, что парень моложе, чем хочет показаться – возможно, не старше Орландо и Фредерикса, а его развязный тон теперь лишь усилил ее подозрение. – Я-то думал, что здесь никто еще не бывал. Тогда что за лапшу нам недавно вешали, если ты здесь уже была?

– Вряд ли она это имела в виду… – начала Кван Ли.

– Нет, здесь я никогда не была, – ответила Мартина. – Я имела в виду онлайн… Моим миром всегда была Сеть. Но с тех пор как я оказалась здесь… этот шум… этот ошеломляющий поток информации… из-за него мне трудно слушать и даже думать так, как я привыкла. – Она медленно и неуклюже потерла лоб. – У меня в голове словно огонь горит. Или насекомые ползают.

– Бог свидетель, насекомых нам и так более чем хватает. – Рени задрала голову и стала разглядывать далекую, но все равно невероятно огромную стрекозу, летящую через реку с громким жужжанием и напоминающую старинный самолет с пропеллером. – Мы можем чем-нибудь помочь, Мартина?

– Нет. Возможно, я через некоторое время научусь… обращать на это меньше внимания.

– Итак, что теперь нам делать? – спросила наконец Рени. – Мы не можем просто плыть по течению, как в прямом, так и в переносном смысле. Мы понятия не имеем, что мы ищем, куда направляемся и даже в правильном ли направлении движемся. Есть у кого-нибудь соображения? – Она быстро взглянула на Флоримель, которая, подобно Мартине и Кван Ли, тоже носила сим женщины из Темилюна, с интересом ожидая, когда же эта женщина проявит свои чувства, но Флоримель и сейчас промолчала, как молчала почти постоянно с начала побега. – Если мы станем просто ждать… что ж, Селларс ведь говорил, что за нами начнется погоня. – Рени обвела взглядом сборище странных на вид симов. – А не заметить нашу теплую компанию будет трудно.

– И что же ты предлагаешь, дорогуша? – Сладкий Уильям, покачивая перьями, осторожно приближался к ним по неровной поверхности листа. У Рени мелькнула мысль: не жарковато ли ему в костюме из черной кожи в этом тропическом климате? – Пойми меня правильно, все эти соображения про то, что мы «можем» или «не можем», весьма интригуют Тебе бы быть командиром в юбке. Так что, будем мастерить подвесной мотор из обрезков ногтей, или есть другие варианты?

Рени кисло улыбнулась:

– Все лучше, чем болтаться на воде и ждать, пока кто-нибудь объявится и сцапает нас. Но я надеялась, что у кого-нибудь найдутся более практичные идеи.

– Пожалуй, ты права. – Уильям уселся рядом, уткнувшись ей в ногу своей острой коленкой. Рени решила, что после бегства из дворца Атаско он немного изменился, а высокомерия у него поубавилось. Даже сильный североанглийский акцент стал менее выраженным, словно был одним из атрибутов его дурацкого сима. – Тогда что же нам делать? – спросил он. – Возможности грести у нас нет. Допустим, мы сумеем доплыть до берега (вы со смеху помрете, увидев, как я плаваю), но дальше-то что? Не очень-то меня прельщает мысль бродить среди тех жучков-переростков.

– Это они большие или мы маленькие? – уточнил Фредерикс. – Я это к тому, что они могут оказаться просто жуками-монстрами, как в сим-мире «Радиационный уикэнд».

Рени прищурилась, вглядываясь в берег. Над кромкой воды, резко меняя направление, летало несколько существ поменьше стрекозы.

– Что ж, деревья тут в милю высотой, песчинки на берегу размером с наши головы, а плывем мы на листе, который когда-то был кораблем. Что думаете? Я склоняюсь к версии «мы маленькие».

Фредерикс быстро взглянул на нее и снова перевел внимание на спящего друга. Сладкий Уильям также посмотрел на Рени с удивлением.

– А котелок у тебя варит, верно, дорогуша? – заметил он, впечатленный.

Рени стало стыдно, но лишь слегка. Все эти люди вели себя так, словно попали в какую-то приключенческую игру, в которой все обязано завершиться благополучно, и худшее, что может случиться с игроками, это то, что они наберут мало очков.

– Знаете, не рассчитывайте, что впереди вас ждет вежливое «Конец игры», – проговорила Рени, продолжая размышлять вслух. – Я сама видела, как погиб человек, пытаясь пробиться в эту Сеть. И не имеет значения, где произошло то, что мы видели, с супругами Атаско, в РЖ или ВР – они в любом случае мертвы. – Она заметила, что повышает голос, и постаралась взять себя в руки. – Это не игра. Мой брат умирает… а может быть, уже умер. И я уверена, что всех вас, так же как и меня, охватывает тревога… Так давайте займемся делом.

Настало недолгое молчание, которое нарушил Т-четыре-Б – усеянный шипами боевой робот:

– Мы слушаем. Валяй, говори.

Рени помедлила с ответом. Перед ними стояли слишком сложные проблемы. Она почти не знакома со своими спутниками, и у нее нет готовых ответов. Не говоря уже о том, что она даже толком не понимает, на какие вопросы отвечать. К тому же Рени устала подталкивать этих незнакомцев вперед. Они представляли из себя странную группу и проявляли слишком мало инициативы, которую им приписывал Селларс, а из тех немногих людей, кому она полностью доверяла, рядом находился по сути лишь !Ксаббу, потому что Мартина как-то странно изменилась и уже не была прежней, спокойной и всезнающей.

– Послушайте, – заговорила Рени снова, – я согласна с тем, что нам не следует высаживаться на берег – если только не останется иного выхода. Даже насекомые здесь размером с динозавров, а кроме них тут могут обитать и другие существа. Пока мы еще не видели птиц, но это не значит, что их здесь нет, а какая-нибудь чайка может запросто проглотить нас всех разом.

– Тогда что мы можем сделать, если не просто плыть дальше? – спросила Кван Ли.

– Ну, я не утверждаю, что мы сумеем изготовить мотор, но можно ведь грести или смастерить какой-нибудь парус. Почему бы нам, например, не оторвать кусок листа побольше этого, – она показала на навес, – и не пустить его в дело?

– Без мачты парус бесполезен, – угрюмо заметила Флоримель. – Это любому известно.

Рени приподняла бровь: значит, молчаливая женщина все-таки может говорить.

– Так ли это? А разве мы не сумеем сделать нечто такое, что хотя бы уловит ветер? Как называются эти штуковины у ракет-челноков? Тормозные парашюты? Так почему бы нам не сделать обращенный в другую сторону «несущий» парашют и не привязать его тонкими жилками листа?

– По-моему, у Рени неплохие идеи, – заметила Кван Ли.

– О, она самый настоящий Бобби Уэллс, – отозвался Сладкий Уильям. – Но сколько у нас на это уйдет времени? Вполне возможно, что мы раньше умрем от голода.

– Но нам ведь не нужно есть, разве не так? – Рени обвела всех взглядом. Лица симов внезапно стали серьезными. – Ведь все… как-то заранее подготовились. Вы же не могли отправиться в онлайн надолго, не подключившись к системам искусственного питания?

– Меня, наверное, сейчас питают внутривенно, – с неожиданной тоской сообщил Фредерикс. – В том госпитале.

После быстрого опроса выяснилось, что с этой стороны неприятностей ожидать не приходится. Все утверждали, что предусмотрели то или иное устройство, которое обеспечивает автономность. Даже Уильям соизволил приподнять завесу романтического ореола и сообщил:

– Я, наверное, спокойно продержусь неделю или около того, но потом остается надеяться, что обо мне кто-нибудь позаботится.

Однако путешественники предпочитали не распространяться насчет своей офлайновой жизни, что заново пробудило в Рени отчаяние.

– Послушайте, мы сейчас в ситуации, когда речь идет о жизни и смерти, – заявила она. – И у каждого из нас должны иметься веские причины находиться здесь. Мы должны доверять друг другу.

– Только не принимайте все на свой счет, – поморщился Уильям. – Мне попросту не нравится эта долбаная затея «давайте-ка расскажем друг другу свои истории». Никто не имеет права знать что-либо о моей жизни. И если хотите выслушать мою историю, то сперва вам придется это право заслужить.

– И что же такого ты хочешь узнать? – вопросила Флоримель. Ее темилюнский сим весьма убедительно воспроизвел сердитое возмущение, – Мы здесь все своего рода калеки, мисс Сулавейо. Ты, он, я, все мы. По какой иной причине этот Селларс стал бы нас выбирать? И с чего, по-вашему, мы все подготовились к долгому пребыванию в онлайне?

– Говори за себя, – процедил Уильям. – У меня своя жизнь, и она не включает фантазию «Спасение мира в этот уикэнд». Я просто хочу выбраться отсюда и отправиться домой.

– А я не был к такому готов, – уныло проговорил Фредерикс. – Поэтому моим предкам и пришлось везти меня в госпиталь. Орландо тоже ничего такого не ожидал. И то, что мы здесь очутились, своего рода сюрприз. – Он задумался. – Интересно, где он сейчас? В смысле, его тело?

Рени закрыла глаза, стараясь сохранять спокойствие. Ей хотелось, чтобы !Ксаббу вернулся с края листа, но тот все еще разглядывал проплывающий мимо берег.

– У нас есть дела поважнее споров, – сказала она наконец. – Фредерикс, ты говорил, что пытался выйти в офлайн и тебе стало очень больно.

Юноша кивнул:

– Это было ужасно. Просто ужасно. Вы и представить не можете, насколько плохо. – Он содрогнулся и скрестил руки перед грудью, обнимая себя.

– А ты мог с кем-нибудь общаться, Фредерикс? Ты говорил с родителями?

– Зовите меня Сэм, хорошо?

– Сэм. Ты мог разговаривать?

Он подумал, прежде чем ответить.

– Думаю, нет. То есть я вопил от боли, но сейчас вспоминаю, что не слышал себя. Пока находился… здесь. Мне было так больно! Вряд ли я смог бы выдавить хоть слово… вы просто не знаете, какая это мука…

– А я знаю, – заметила Флоримель, но в ее голосе не ощущалось сочувствия. – Я тоже выходила в офлайн.

– Правда? И что произошло? – спросила Рени. – Вам удалось найти способ сделать это самой?

– Нет. Я была… устранена, совсем как он, – невозмутимо пояснила женщина. – Это случилось до того, как я оказалась в Темилюне. Но он прав. Боль просто неописуемая. Я скорее умру, чем соглашусь испытать ее снова.

Рени уселась поудобнее и вздохнула. Огромный оранжевый диск солнца не так давно опустился за лес, и ветер посвежел. Над их головами беспорядочными рывками летало нечто насекомообразное.

– Но почему ты не могла отыскать свою нейроканюлю? Может, ты ее и не видела, но уж нащупать-то смогла бы?

– Не будь наивной, дорогуша, – сказал Уильям. – Информация, поступающая в мозг от кончиков пальцев, не более реальна, чем та, которая поступает от ушей и глаз. Для ее подачи и предназначен нейронный шунт. А у тебя что, имеется что-то получше?

– Не лучше. Фактически, даже хуже, – Рени невольно улыбнулась. – Мое оборудование старое… настолько старое, что, пользуясь им, умереть невозможно. Устройство настолько прозаично, что я могу всего-навсего выдернуть разъем и отключиться.

– Что ж, ура Голливуду, – буркнул Уильям, нахмурившись. Рени так и не поняла, что он имел в виду. – А какой нам всем от этого толк?

– Я смогу выйти в офлайн! И привести помощь!

– А с чего ты взяла, что у тебя не проявится этот «эффект камеры пыток»? – поинтересовался Уильям.

– Да пусть уходит, – рыкнул Т-четыре-Б. – Пусть делает, что хочет. Мне лишь бы свалить отсюда.

– Потому что мой интерфейс в отличие от вашего не подключен к моей нервной системе. – Она поднесла руки к лицу, нащупывая контуры невидимой маски. Это ощущение много раз за последние дни придавало ей уверенность. Но на сей раз пальцы Рени ощутили лишь кожу.

– А этот ваш брат, о котором вы все время твердите, – вмешалась Флоримель. – Его нервная система была напрямую подключена к системе? Сомневаюсь.

– Рени? – вступила в разговор Кван Ли. – У тебя огорченный вид. Не хочешь, чтобы мы говорили о твоем несчастном брате?

– Я больше не чувствую маску. – На Рени словно навалилось сумеречное небо. Она очутилась, без защиты, в самом чужом мире, какой только можно представить. – Боже милостивый, я не ощущаю свою маску! Она пропала!..

Некоторое время Орландо был в состоянии прислушиваться к разговору, но вскоре почувствовал, что погружается обратно в забытье, где бормотание его спутников значило не больше, чем пошлепывание мелких волн о борт их странного судна.

Он ощущал себя невесомым, но в то же время и странно тяжелым. Его тело неподвижно лежало возле Фредерикса, но одновременно каким-то образом двигалось, соскальзывая сквозь сам лист вниз, где теплая, как кровь, вода поднималась вокруг него все выше. Орландо погружался в глубину. И, совсем как недавно, когда он плыл на плоту с Фредериксом, Орландо вновь понял, что ему все безразлично.

В этом видении, в этом трансе, водный мир был наполнен светом, но вода растягивала, изгибала и преломляла свет, поэтому он словно проплывал сквозь огромный и потрескавшийся драгоценный камень. Когда Орландо погрузился в облачную реку глубже, вокруг стали, извиваясь, проплывать странные мерцающие силуэты существ, чье собственное свечение превосходило по яркости преломленное сияние солнца. Они, похоже, не замечали Орландо, бессистемно перемещаясь вокруг и оставляя на сетчатке его глаз светящиеся следы – подобно тому как элементарные частицы отмечают свой путь, проходя сквозь пузырьковую камеру.

Однако то были не рыбы, а свет. Чистый свет.

«Я снова сплю». Эта мысль приходила к нему постепенно, словно он начал решать главную загадку таинственной истории, которая его больше не интересовала. «Не тону, а сплю».

По мере того как Орландо погружался все глубже, свет слабел, а давление возрастало. Он задумался: не так ли будет ощущаться смерть, когда наконец-то придет – как медленное, беспомощное погружение в глубину. Возможно, что как раз сейчас он действительно умирает – его определенно перестало интересовать все, что намерены делать или сделать живые. Возможно также, что в конце жизненного пути нет ничего страшного. Орландо надеялся, что это действительно так, но он так долго наблюдал и изучал смерть, пытаясь опознать ее в любом обличье, чтобы оказаться готовым к ее приходу, что уже не мог полностью доверять тому, что чувствовал.

Сколько он себя помнил, смерть ждала его – не та отдаленная смерть большинства людей, та печальная, но необходимая встреча, которой суждено состояться, когда жизнь окажется с удовлетворением прожита, а все важное сделано и достигнуто, а очень близкая смерть, терпеливая и настойчивая, как сборщик налогов, каждый день таящаяся за дверью в ожидании момента, когда он отвлечется и невольно позволит ей переступить костлявой ногой через порог…

В безмятежный покой его размышлений ворвалась какая-то тень, заставив мгновенно сжаться от страха, и этот страх дал понять Орландо, что он еще не готов к холодным объятиям смерти – ожидаемой или нет. Но если даже этот темный силуэт в глубине и есть пришедшая за ним к конце концов старуха с косой, то явилась она в облике… омара, или краба, или какого-то другого многоногого существа. И вообще она очень похожа на…

«Орландо! Босс, не знаю, слышите ли вы меня. Я буду пытаться и дальше, но у меня очень мало времени. Если они меня поймают, то мне конец».

Он видел, как существо медленно помахивает суставчатыми ножками, подсвеченными тусклыми огоньками, исходящими из круга глазных стебельков. Орландо попытался заговорить, но не смог. Вода давила ему на грудь гигантской рукой. «Послушайте, босс, в прошлый раз вы сказали мне „Атаско“. Или мне кажется, что вы сказали именно это, поскольку слово едва прозвучало. Я проиграл запись тридцать раз, проанализировал ее как только смог. Но я не знаю, что это может означать, босс. О человеке с таким именем прошло огромное количество информации в Сети, целые тонны. Его убили в Южной Америке. Это тот парень? Вы должны дать мне дополнительную информацию, босс».

Орландо ощутил, легкий интерес, но движение мысли оказалось лишь слабым подергиванием под невыносимо тяжелым одеялом. Чего хочет от него многоногое существо? Ведь он сейчас старается опуститься глубже, обрести мир и спокойствие. Краб забрался ему на грудь. Орландо еле-еле ощущал касания его грубоватых ножек – так, наверное, сказочная принцесса чувствует ночью горошину, мешающую заснуть. Ему хотелось стряхнуть многоножку, вернуть спокойную тяжесть, но существо не уходило.

«Ваши родители собираются меня отключить, босс. Они не станут выключать домашнюю систему, потому что боятся делать это снова после того, как ваши жизненные показатели резко стали настолько плохими, но меня они хотят выключить. Мне пришлось спрятать свое внешнее тело в ваш чемоданчик, босс, но то, что меня заметит кто-либо из госпиталя, – вопрос лишь времени».

Орландо снова попытался заговорить и ощутил, как в его горле рождаются и умирают неслышимые звуки.

«Понимаете, босс, сопротивляться отключению я могу только в том случае, если вы мне это прикажете. Я всего лишь псевдоискусственный интеллект, агент – и у ваших родителей есть право меня отключить, если вы не запретите мне отключаться, но я совершенно не могу связаться с вами в онлайне. Где вы?»

Орландо все еще тянуло вниз, и сопротивляться было слишком трудно. Он ощутил, как его пропитывает летаргия, теплая, настойчивая тяжесть. Голосок крабообразного существа становился тише.

«Босс, послушайте меня. Я не смогу помочь вам, если вы не поможете мне. Вы должны приказать мне спасти себя, или я не смогу этого сделать – меня отключат. Если прикажете, то я соберу все свои вещички и спрячусь где-нибудь в системе или даже переберусь в другую систему. Но вы должны приказать, босс…»

Орландо никому не желал зла, даже этому крабику.

– Тогда действуй, – пробормотал он. – Спасайся…

Голосок пропал, но вызванная им тревога осталась. Орландо задумался: что может оказаться настолько важным? Размышляя, он чувствовал, что погружается еще глубже. Бездна, темная и обволакивающая, затаилась внизу, поджидая его. От света наверху осталось лишь тусклое мерцание, затухающее с каждой секундой подобно умирающей звезде.

Охватившие Рени шок и ужас оказались настолько сильны, что она с трудом понимала, о чем говорят остальные. То, что до сих пор казалось сном, обернулось еще более грозной ирреальностью.

– Слушай, дорогуша, чему ты так удивляешься? – Сладкий Уильям пожал костлявыми плечами. Вкупе с трепещущими перьями это сделало его еще более похожим на странную птицу из джунглей. – Это какой-то самогипноз или что-то подобное.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Кван Ли. Когда у Рени неожиданно хлынули слезы, пожилая женщина обняла ее за плечи.

«Я больше не ощущаю кислородную маску, зато чувствую, как по моим щекам (обнаженным щекам!) катятся слезы. Да что здесь происходит?» Рени тряхнула головой и шмыгнула носом. Ей было стыдно за утрату контроля над собой перед почти незнакомыми людьми, но она поняла, что поскольку больше не в состоянии нащупать физические предметы, соединяющие ее с РЖ, то, значит, не сможет вырваться из этой ужасной истории, даже если дальше станет еще хуже. «Но ведь я подключена не так, как остальные. Почему же такое возможно?»

– Не знаю, правильно ли называть это самогипнозом. Скорее это постгипнотическое внушение… ну, вы меня понимаете. Вроде того, что демонстрируют фокусники на сцене.

– Но кто мог такое проделать? И как? – вопросила Флоримель. – В этом нет никакого смысла. – Ее гнев прозвучал как презрение, и Рени стало еще противнее из-за того, что она расплакалась перед этой женщиной.

– Возможно, это то же самое, что и у меня, когда я чувствовал боль при отключении, – предположил Фредерикс. – Но как бы там ни было, боль при этом не воображаемая. То есть не в воображении. Она реальная.

– Слушайте, а в этом тоже есть смысл, – заметил Уильям. – К несущему сигналу подмешивается еще и какой-то сверхмощный подсознательный. Если наши воображаемые враги вообще способны добираться до мозгов – а они должны это уметь, иначе мы не явились бы сюда в поисках ответов, – то готов поспорить, что они умеют ковыряться в головах так, что мы этого даже не поймем.

Рени вытерла глаза и высморкалась, стараясь не думать о том, как выглядит со стороны. Над головой прожужжали еще несколько насекомых, каждое с небольшой автомобиль. Похоже, их совершенно не интересовали крошечные человечки, столь оживленно разговаривающие внизу – за что, как решила Рени, их следует как минимум поблагодарить.

– Тогда что получается? – сказала она вслух. – Мне только кажется, будто я сморкаюсь? Ты это хотел сказать? И Фредериксу точно так же показалось, будто его позвоночник шарахнуло электрическим разрядом?

– А у тебя есть объяснение получше, цыпочка?

Она прищурилась:

– А откуда ты так много об этом знаешь?..

– Рени! – крикнул !Ксаббу, все еще сидящий на краю листа. – Там, над берегом, много насекомых, и они сейчас всей стаей полетели оттуда в сторону реки. Я таких еще никогда не видел. Они опасные, как вы считаете?

Рени пригляделась к одному из насекомых с круглым тельцем, как раз пролетавшим над листом. Хотя крылья у него были сильными и блестящими, остальное тело выглядело как-то странно несформированным – ноги неуклюжие, голова пупырчатая.

– Не знаю, как они называются, но они только что вылупились, – объявила Флоримель, – И я уверена, что мы для них слишком крупная пища – если они вообще что-нибудь едят. Эти твари собираются спариваться – видите, как пляшут в воздухе! – Она указала на пару, изображающую па-де-де трехмерного танца примерно в сотне относительных ярдов от них.

– Вы биолог? – спросила Рени. Флоримель покачала головой, но в подробности вдаваться не стала. Не успела Рени решить, стоит ли задать еще один вопрос, как Фредерикс замахал руками так, словно ошпарил их кипятком.

– Орландо не дышит!

– Что? Ты уверен? – Рени подбежала к неподвижному телу. Фредерикс стоял на коленях возле друга, и тряся его за мощную мускулистую руку пытаясь разбудить.

– Да уверен, уверен! Я посмотрел на него, а он не дышит!

– Это же сим, — сказал Уильям, но его голос стал пронзительным из-за внезапного страха, – Симам не нужно дышать.

– А до этого он еще как дышал! – возразил Фредерикс. – Я же за ним наблюдал. Его грудь двигалась. Он дышал, а теперь перестал!

Рени протянула к Орландо руку, но ее грубо оттолкнула Флоримель. Встав на колени возле массивного тела, она принялась сильно и ритмично нажимать на грудную клетку.

– Да это же сим, черт побери! – взвизгнул Уильям. – Что ты делаешь?

– Если у него есть такторные датчики, то нажатия преобразуются в сигналы, пусть даже и слабые, – процедила Флоримель сквозь стиснутые зубы. – А вдувание воздуха в рот не поможет – иначе я уже нашла бы твоему раззявленному рту полезное применение.

– Извини. – Уильям беспомощно пошевелил пальцами. – Господи, извини.

– Не дайте ему умереть! – Фредерикс подпрыгивал от волнения рядом с Флоримель.

– Если в реале он лежит в госпитале, как и ты, – выдохнула Флоримель, – то там ему смогут помочь больше, чем я. Но если сердце остановилось, то нам, возможно, удастся поддерживать в нем жизнь, пока там кто-нибудь не придет на помощь.

!Ксаббу стоял возле Рени, положив руку ей на плечо. Время словно растянулось, каждая секунда казалась мучительно долгой. Желудок Рени сжался вокруг холодной пустоты. Ей было страшно смотреть на сим Орландо, чья голова безжизненно покачивалась всякий раз, когда Флоримель нажимала на грудь, но отвернуться Рени не могла. Одно из только что вылупившихся насекомых с громким жужжанием пролетело всего в нескольких метрах от края листа, и Рени сильно пожалела о том, что она сейчас не прежнего размера и не может его прихлопнуть.

– Шум становится сильнее, – внезапно сказала Мартина. Она словно не подозревала о происходящем. – Шум в моей голове.

– Мы сейчас ничего не можем сделать, – ответила Рени. – Вам придется его просто игнорировать. Парень, возможно, умирает!

– Нет, он… очень громкий, – с нажимом продолжила Мартина. – Ах! Господи, помоги, это… это что-то…

Лист неожиданно подскочил, словно снизу его ударил кто-то огромный. Рени, !Ксаббу и остальные взлетели в воздух, став невесомыми в верхней точке траектории. На мгновение их удивленные взгляды встретились, потом лист рухнул на воду и они вцепились во что смогли, пытаясь удержать равновесие.

Не успел кто-либо вымолвить и слова, как из воды рядом с листом показалось огромное сияющее тело размером с подлодку. То была рыбина, из-за своих гигантских размеров она смахивала на галлюцинацию. С глянцевой крапчатой спины стекали струйки воды, а диаметр плоского глупого глаза превышал рост Рени. На мгновение в воронке гигантского водоворота показалась розоватая плоть. Лист бешено закачался на пенящихся волнах, а пасть рыбины щелкнула со звуком пушечного выстрела. Пролетавшее рядом насекомое исчезло, а чудовище упало обратно в воду, подняв фонтаны брызг.

Первые волны лишь закружили лист, заставив Рени и остальных покатиться по его неровной поверхности, потом над ними взвился непостижимо огромный темный силуэт, врезался в воду за противоположной стороной листа и взметнул высоченный фонтан брызг. Угодивший между двумя волнами лист накренился. Завопив, Рени заскользила по испещренной жилками поверхности к бурлящей воде. В последний момент нижний край листа подбросила другая всплывшая рыбина. Рени отчаянно вцепилась в волокнистый загнутый край листа и бросилась ничком, ошеломленная и задыхающаяся.

Над водой стали показываться головы все новых и новых хищников, открывших сезон охоты на летающих насекомых, и очень быстро поверхность реки буквально закипела. Лист захлестывали потоки воды, мгновенно заполнившей его до середины «человеческого» роста. Рени отчаянно пыталась удержаться на ногах, но судно слишком уж резко раскачивалось.

– !Ксаббу! – завопила она. Рени смутно различала, как фигурки людей вокруг нее кеглями швыряет из стороны в сторону, как люди молотят по воде руками, но не видела среди них своею невысокого друга в облика бабуина. Ее пронзило воспоминание: непреодолимый страх !Ксаббу перед водой у «Мистера Джи», его детский ужас после нападения крокодила. Реки попыталась снова выкрикнуть имя бушмена, но пробежавшая поперек листа волна залила ей рот и свалила в воду.

– Держись! – крикнул кто-то. Секунду спустя край листа в очередной раз подбросило, и асе горизонтальное мгновенно стало вертикальным. Рени взмыла в воздух, вновь став на долю секунды невесомой, и грохнулась в темную воду. Та сомкнулась вокруг нее и проглотила подобно холодным челюстям самого Левиафана.

Он находился в глубине – так глубоко, как только мог вообразить. Здесь не было света. Не было шума, даже знакомых и привычных звуков собственного тела. Тишина была абсолютной.

Орландо чего-то ждал, хотя сам не знал чего. Кто-то должен сообщить ему нечто важное, или что-то должно измениться, и тогда все станет ясным. Но одно он знал наверняка – здесь, в глубине, в темном сне, ему ничего делать не надо.

Он так долго боролся со слабостью, со страхом, с болью из-за того, что он иной, ощущая давящим бременем ужас и жалость других людей. Заставлял себя не обращать на это внимания, улыбаться и шутить, притворяться, будто он такой же нормальный и счастливый, как и все. Но больше он бороться не мог. У него не осталось сил. Орландо не мог выдержать напряжение еще одной схватки с неумолимым приливом, не мог представить хоть какую-то причину, способную сломить овладевшее им равнодушие.

И все же…

И все же тоненький голосок, нечто почти не казавшееся частью его существа все еще жило внутри тишины и неподвижности, в которые он превратился. Что это? Та его частичка, которая все еще желает, во что-то верит, чего-то хочет, на что-то… надеется?

Нет. Такой голос может быть лишь шуткой, последней страшной шуткой. Надежда так давно превратилась в бессмысленное слово. Его говорил врач, повторяла мать, произносил с улыбкой отец. А он отказался от этого слова, для чего понадобилось больше усилий, чем любой из них мог представить. Надежда была словом, не имеющим никакого отношения к смыслу, а применяемым для того, чтобы заставить Орландо ползти дальше, транжирить те немногие силы и время, которые у него еще оставались, губить краткие моменты ясности ложными обещаниями. Но теперь он отвернулся, покинул грубое течение жизни, в которой все борется за выживание. Он находился в глубокой обволакивающей темноте и наконец-то отыскал в себе силы взглянуть на надежду трезво и отвергнуть ее.