– Не говори так! Милосердная Зория! Не гневи богов. Особенно сейчас, когда они и так покарали нас слишком сильно.

Бриони рассердилась на брата: слишком уж он хвастливый. Но и реакция Мероланны ее озадачила – испуганный взгляд, дрожащие руки. А ведь до похорон Кендрика герцогиня была опорой семьи. Неужели силы покинули ее?

– И все-таки будьте откровенны, тетушка, – продолжила Бриони, взяв Мероланну за руку. – Мы так о вас беспокоились. Вы больны?

Та печально улыбнулась.

– Не в том смысле, о каком ты думаешь, дорогая. Не так, как был болен наш бедный Баррик.

– Я уже поправился, тетя, – сказал принц.

– Вижу. – Однако она смотрела на Баррика так, словно не совсем верила ему. – Нет, я просто… стала другой, так мне кажется. Неприятное ощущение. Меня оно испугало, и я подумала, что где-то сделала ошибку. Знаете, я подолгу разговаривала об этом с иерархом Сиселом. Он добрый, очень добрый. И прекрасный слушатель.

– Не с отцом Тимойдом? – удивилась Бриони. Странно… До сих пор Мероланна и семейный священник Эддонов были неразлучны.

– Он ужасно болтлив, – пояснила тетка.

– Раньше вас это не беспокоило.

Мероланна скользнула по племяннице отрешенным взглядом, словно говорила с незнакомкой.

– Раньше не было причин беспокоиться об этом. Баррик вдруг громко рассмеялся.

– О чем вы говорите, тетушка? Неужели вы завели с кем-нибудь роман? Или готовитесь захватить трон?

– Баррик! – Бриони была готова ударить его. – Ты говоришь невозможные вещи!

Мероланна взглянула на него и покачала головой. Она казалась необычно отстраненной.

– Если бы ты сказал мне что-то подобное прежде, я погналась бы за тобой с палкой, мальчишка, – проговорила она. – Как ты можешь говорить со мной столь непозволительным образом? Я же была тебе вместо матери.

– Я пошутил! – Баррик сложил руки на груди и прислонился к пологу кровати с выражением обиды на лице. – Это просто шутка.

– Так в чем же дело, тетушка? – спросила Бриони. – Что-то происходит. Но что?

Мероланна обмахивалась веером.

– Я схожу с ума. В этом все дело, – сказала она.

– О чем вы? Такого не может быть! – воскликнула Брионии заметила, как Баррик весь подался вперед. От его угрюмости не осталось и следа.

– Принеси мне стакан вина. Вон из того кувшина. Только не добавляй много воды, – попросила Мероланна. Глотнув вина, она выпрямилась. – Идите сюда, садитесь на кровать. Мне неприятно, что вы стоите и смотрите на меня сверху вниз. – Она похлопала ладонью по постели, приглашая их сесть. – Пожалуйста, сюда. А теперь слушайте. И не задавайте мне вопросов, пока я не закончу. Иначе я расплачусь и не смогу остановиться.

И вот наконец наступил божедень, а за ним и последень. Чет радовался отдыху, потому что у него болели кости и ломило в спине. Но были и другие причины, чтобы радоваться окончанию десятидневки, начавшейся с похорон принца. Тяжелая работа, скорбь – все это забрало немало сил. К тому же он сильно переволновался из-за исчезновения мальчика.

«Кто же он? – размышлял Чет. – И дело не только в его странностях. Кем он нам теперь приходится? Сыном? А вдруг какие-нибудь люди – например, его родители – придут и заберут его у нас?»

Он посмотрел на Опал, возившуюся с горшками у дальнего конца стола.

«Моя старушка не переживет, если потеряет мальчишку. И я тоже», – неожиданно для себя подумал он.

С ребенком в дом пришла жизнь. Жизнь, которой до сих пор им не хватало. Раньше Чет и не подозревал об этом.

– Кажется, черничное варенье не очень удалось, – сказала Опал, – хотя и обошлось мне в четыре монеты. Попробуй-ка.

Чет рассердился:

– Я что, собака? Варенье испортилось, а я должен его пробовать?!

– Вот старый дурак! – Опал тоже рассердилась. У нее это получилось лучше. – Разве я говорю, что оно испортилось? Я сказала, что оно не очень хорошо получилось. Поинтересовалась твоим мнением. В других случаях ты на него почему-то весьма скор.

– Ладно, ладно, давай попробую.

Он взял горшок, опустил в него кусок хлеба и поднес ломоть к носу. Пахло вареньем. В это мгновение в голове у Чета мелькнула странная мысль: если предания не врут и фандерлинги появились раньше больших людей, кто тогда выращивал овощи? Кто сотворил фрукты?

«Неужели повелитель Горячего Мокрого Камня создал нас, чтобы мы ели кротов и пещерных сверчков, понятия не имея о фруктах, тем более о черничном варенье?»

Если это не так, то откуда все это могло взяться? Разве у древних фандерлингов были фермы наверху? Странно думать о подобных вещах. Но еще нелепее представить себе мир без…

– Ну, как тебе варенье? – раздался голос Опал. Чет встряхнул головой.

– Что? – переспросил он.

– Все, забираю горшок обратно. Ты не в своем уме, старый. Совсем не обращаешь внимания на мои слова. Как тебе варенье?!

– А, варенье как варенье. – Он посмотрел вокруг. – А где мальчик?

– Играет перед домом. Ты бы не заметил, даже если бы он сбежал и утонул в Соляном пруду.

– Не сердись, Опал, – сказал Чет. – Я устал. Эта могила… Трудная работа.

Она забрала у него горшок.

– Прости, старик. Да, ты так много работаешь.

– Давай поцелуемся и не будем ссориться.

Опал пошла к своей подружке Агат, жене одного из двоюродных братьев Чета. По дороге она хотела убедиться, что Кремень во дворе и по-прежнему занят строительством крепости из мокрой земли и камешков. Чет налил себе пива и достал камень, взятый у Кремня. Целую неделю он рассматривал его, но камень по-прежнему казался загадочным: странный округленный кристалл не был похож ни на один из известных Чету. Чавена уже несколько дней не было дома: он объезжал с приезжим доктором окрестные города, пытаясь узнать, как далеко распространилась болезнь, чуть не убившая принца Баррика. Теперь Чет жалел, что не поговорил с врачом до отъезда. Камень появился с той стороны Границы Теней, и в нем не замечалось ничего необычного, но Чета он все равно как-то странно тревожил.

У фандерлинга было несколько камней, найденных у Границы Теней. Он хранил их дома. Эти камни никто не захотел купить, но Чету они казались интересными. Он оставил их у себя, хотя вовсе не собирался их изучать. Но этот…

«Можно отнести его в гильдию», – подумал Чет.

Впрочем, он не сомневался, что и там ничего не смогут определить. Наверное, Полевой Шпат сумел бы: он видел больше камней и разбирался в ремесле лучше всех остальных фандерлингов, вместе взятых. Но прах Полевого Шпата вернулся в землю три года назад. Сейчас в гильдии не было никого, кто знал бы о камнях больше самого Чета. По крайней мере, о камнях из-за Границы Теней.

– А когда ты пойдешь туда, где разговаривают и поют? – услышал Чет голос позади себя.

Он вздрогнул от неожиданности и пролил пиво. В дверях стоял Кремень. Руки у него так испачкались, будто на них надели черные перчатки. Чет быстро убрал странный камень в мешочек и затянул шнурок, словно в рассматривании кристалла было что-то предосудительное.

– Туда, где разговаривают и поют? – переспросил он и тут же вспомнил, как мальчик чувствовал себя в склепе. – Нет. Сегодня я не иду на работу. Если тебе не нравится туда ходить, ты можешь оставаться дома с Опал. Она будет рада…

– Но я хочу туда. Пошли сейчас. Чет покачал головой.

– Сегодня выходной, малыш. У всех бывает выходной каждый десятый день. Сегодня выходной у меня.

– Но мне нужно туда. – Мальчик не сердился и не огорчался, он лишь настаивал на своем. – Я хочу пойти туда, где ты работаешь.

Кремень то ли не мог, то ли не хотел объяснить свой странный интерес к гробнице, и отговорить его не представлялось возможным. Чет подумал, что это может быть связано с кристаллом – ведь мальчик утверждал, что нашел камень во дворе храма, возле усыпальницы.

– Но я не могу работать сегодня, – убеждал его Чет. – Сегодня божедень, никто из каменщиков не придет. А звон кайла и зубила оскорбил бы слух тех, кто отдыхает.

«И на земле, и под землей», – невольно подумал он.

Работа в усыпальнице сделала его суеверным, хотя он по-прежнему считал, что не страдает от предрассудков, свойственных большим людям. И все же он не станет жалеть, когда работы закончатся и он покинет это место.

– Тогда, может быть, просто сходишь со мной? – попросил Кремень. – Отведешь меня туда?

Чет изумился еще больше. Обычно мальчик был очень сдержанным, несмотря на то, что вел себя немного странно. Насколько Чет помнил, только раз Кремень попросил о чем-то. Никогда раньше ребенок ни на чем так не настаивал: с упрямством армии, осаждающей крепость.

– Ты хочешь, чтобы я отвел тебя в склеп? – спросил Чет. Мальчик отрицательно покачал головой:

– Нет, в храмовый двор. Кажется, так он называется? Куда-нибудь туда. Просто сходим.

Кремень сдвинул брови, словно пытался что-то вспомнить, и вытянул руку в сторону двери.

Чет чувствовал себя так, словно открыл дверь собственного дома, а попал в чужой. Он поднялся и направился за мальчиком на улицу.

– Мы не пойдем тропами фандерлингов, – заявил мальчик, как бы между прочим. – Я не хочу проходить мимо того места, где говорят и поют.

– Если ты имеешь в виду усыпальницу Эддонов, то туда не ведут никакие туннели. И близко не подходят.

Кремень взглянул на него с сочувствием.

– Это не важно, – сказал ребенок. – Мы пойдем по поверхности.

– Послушай, разве ты не понимаешь, что у меня болят ноги и спина? Я хочу присесть.

Чет едва поспевал за ребенком, а тот поминутно срывался на бег и возвращался обратно – словно собака, преследующая добычу. Чету удалось перевести дыхание только раз, у Вороновых ворот. Стражники уже привыкли к фандерлингу с приемным сыном, но вид парочки по-прежнему забавлял их. На этот раз Чет даже обрадовался, что пришлось задержаться, пока стражники упражнялись в остроумии на их счет.

В конце концов, когда они шли извилистыми дорожками внутреннего двора по направлению к храму и фамильной усыпальнице, Чет схватил мальчишку за рубашку, чтобы придержать его бег.

– Куда мы идем? – спросил ребенок.

– Туда, наверх.

– Они меня ждут. – Кремень показал на крышу одного из зданий.

– Ждут? Кто? – не сразу понял Чет. – Погоди, тебя ждут там? На крыше? Но я не могу туда забраться. И ты не можешь. Нам нечего там делать.

– Они меня ждут. – Кремень повторил спокойно, но настойчиво.

– Кто?

– Древний народец.

– Нет-нет, определенно нет. Не знаю, почему ты решил…

Чету не удалось закончить предложение. Он допустил ошибку, отпустив рубашку Кремня, и мальчишка стрелой понесся через двор храма.

– Вернись! – крикнул Чет.

Но это было совершенно бесполезно.

– Я никогда в жизни не бил детей… – проворчал Чет. Впрочем, он тут же замолчал: в рот посыпались каменная пыль, штукатурка и кусочки высохшего мха. Они летели из-под его руки, вцепившейся в стену.

«Начнем с того, что у тебя никогда не было ребенка, чтобы его бить, – горько напомнил он себе. Спина совсем разболелась, а руки ныли так, словно он целое утро махал кайлом, чего на самом деле Чет не делал очень давно. – И уж точно тебе не придется никого бить, если ты свалишься и переломаешь кости. Лучше следи за тем, что делаешь».

Чет был рассержен и потрясен случившимся. Он и не подозревал, что маленький мальчик может смотреть так, что невольно придется ему подчиниться. Кремень был странным ребенком, он прятал какие-то тайные мысли, но еще никогда это не беспокоило Чета так, как сейчас.

Фандерлинг глянул вниз и сильно пожалел об этом. Ему давно не приходилось работать на лесах. К тому же, когда он смотрел вниз, а над головой нависал потолок Города фандерлингов, все выглядело по-другому. Но карабкаться под открытым небом по наружной стене здания, даже имея хорошие точки опоры, – совсем другое дело. Голова его сильно кружилась.

Чет с содроганием огляделся, уверенный, что кто-нибудь из стражников заметил нарушителя на стене королевской резиденции и уже натягивает тетиву, намереваясь проткнуть его стрелой, как белку. Пока никого не было видно, только надолго ли?..

– Я никогда не бил детей, но на этот раз…

Однако когда он наконец забрался наверх, сил хватило лишь на то, чтобы затащить свое тело на черепичную крышу, задыхаясь и дрожа. Чет с трудом сел, осмотрелся и совсем недалеко от себя увидел Кремня. Мальчик устроился у гребня крыши, прижавшись спиной к большой трубе. Он спокойно и терпеливо ждал. Но не своего приемного отца. На Чета он даже не глянул. Фандерлинг стер пот с лица и начал осторожно продвигаться вверх по замшелой крыше, проклиная все вокруг. Он терпеть не мог высоту. Да и дети не очень-то ему нравились. Чего ради ему понадобилось лезть на крышу замка Южного Предела, зачем он преследует безумного мальчишку?

Когда он дополз до трубы, ноги его так тряслись, что пришлось вцепиться в кирпичи и вытянуться на крыше, чтобы унять судороги.

Кремень взглянул на Чета холодно, словно тот был не более чем частью окрестного пейзажа.

– Я очень сердит на тебя, – проворчал фандерлинг.

Он осмотрелся, желая убедиться, что их не видно из верхних окон резиденции. Мальчик выбрал участок крыши, который прикрывали высокие здания без окон. Они превращали это место в подобие ущелья – ничего не было видно ни с одной из ближайших башен. Даже верхняя часть громадного Волчьего Клыка почти полностью скрылась за нависавшими крышами соседних домов.

Однако Чет все равно говорил шепотом:

– Ты слышал меня? Я сержусь на тебя!

Кремень повернулся к нему и приложил палец к губам.

– Ш-ш-ш.

Чет не успел окончательно разгневаться: его внимание привлекло какое-то движение на гребне крыши. Он с изумлением уставился на появившегося там человечка. Сначала он решил, будто крошечная фигурка стоит где-то очень далеко на верхней части одной из башен, а саму башню им с Кремнем просто не видно. Как еще объяснить столь странное явление? Но когда человечек с удивительной ловкостью и быстротой начал спускаться к ним по росшему между плитками мху, стало очевидно, что он ростом с палец. Фандерлинг со свистом вздохнул, и крошечное существо замерло.

– Это Чет, – объяснил человечку Кремень. – Он пришел со мной. Я живу в его доме.

Удивительное создание продолжило спуск еще быстрее прежнего, скользя от одного пучка травы к другому, и вскоре оказалось возле Кремня. Человечек остановился возле мальчика. Он поглядывал на Чета с некоторой долей подозрения – насколько можно было различить выражение его маленького, размером с пуговицу, личика.

– Ты молвил нам, что будешь с нами добр, поверю на слово, – сказал он голосом тоненьким, как у флейты или певчей птички, но Чет понял каждое его слово.

– Крышевик… – выдохнул фандерлинг. Невероятно. Перед ним появился человечек из старинных историй – ростом не выше сверчка, живой и говорящий. А Чет был уверен, что крышевиков выдумали мамы и бабушки фандерлингов или что эти существа умерли так давно, словно никогда не существовали.

– Гром и молния! – воскликнул он. – Где ты его нашел?

– Нашел меня? – спросил маленький человечек и шагнул навстречу Чету, упираясь в бока сжатыми кулачками. – Значит, по-вашему, лучник Жуколов – детская игрушка, которую можно подобрать и опять выбросить? Он победил меня в честном бою, вот как все было.

Чет смутился и покачал головой, но Жуколов уже не обращал на него внимания. Он достал из кармана своей курточки крошечную серебряную вещицу и поднес ее к губам. Если этот предмет и издавал какие-то звуки, то они были либо слишком тихими, либо чересчур высокими, и Чет их не слышал. Через минуту из-за гребня крыши появилась целая группа маленьких фигурок. Они двигались так быстро и бесшумно, будто по черепице в сторону фандерлинга скользил небольшой ковер.

Их было дюжины две-три – настоящая делегация крышевиков или что-то в этом роде. Впереди верхом на серых мышах ехали рыцари с длинными копьями в руках. На них были доспехи из ореховой скорлупы, а на головах вместо шлемов красовались разрисованные птичьи черепа. Всадники остановились и недовольно смотрели на Чета в прорези над длинными клювами.

Остальные следовали пешком, но выглядели не менее выразительно. Одежда на них была темных тонов и сшита из слишком толстой ткани. Она не могла спадать красивыми складками, как у фандерлингов или больших людей, но ее сделали очень тщательно, со сложной отделкой. И женщины и мужчины выглядели торжественно. Вероятно, они надели свои лучшие наряды.

«И все они пришли сюда, чтобы встретиться с Кремнем?!» – в полном недоумении подумал Чет.

Когда крошечные человечки выстроились полукругом позади мышиных наездников, чудеса не закончились. Тот крышевик, что назвался Жуколовом, снова поднес к губам серебряную трубочку и дунул в нее. Тогда на гребне крыши появилось нечто еще более удивительное: маленький толстый человечек ростом не выше большого пальца Чета, оседлавший черного дрозда. Птица прыжками приближалась к остальным крышевикам. Ее крылья были перехвачены ремнями, удерживавшими что-то вроде ящичка, на котором крепилось седло. Человечек в седле яростно натягивал поводья, пытаясь направить птицу в нужную сторону, но у него ничего не получалось: дрозд скакал туда, куда хотел.

«Надо постараться это запомнить на случай, если мне предложат прокатиться на черном дрозде», – подумал Чет.

Его развлекла не столько собственная шутка, сколько то, что он способен шутить в сложившихся обстоятельствах. Все напоминало сон.

Когда дрозд остановился у самой линии мышиных наездников, сидевший на спине птицы уже наполовину свисал с седла. Он неистово замахал руками крышевикам, собиравшимся прийти ему на помощь. Он выпрямился, а затем с удивительным для его комплекции проворством выбрался из седла. Даже его наряд – мантия с меховым воротником и блестящая цепь на груди – ему не помешал. Он ступил на черепицу, и все крышевики склонились в поклоне, словно его подданные. Поглядывая на Кремня и Чета, человечек подошел к ним поближе, но все же остался за линией мышиных наездников.

– Он король? – спросил Чет. Кремень не ответил.

Крышевики во все глаза смотрели на крошечного толстяка, а тот наклонил голову и чихнул. Потом выпрямился, нахмурился и снова чихнул. Да так громко, что даже Чет услышал слабый свист. Толстяк еще больше рассердился, повернулся и очень тоненьким голоском что-то произнес. Чет не понял ни слова, зато крышевики слушали своего главу с огромным вниманием. Они отодвинулись назад и со страхом смотрели на Чета и Кремня, словно у тех неожиданно выросли клыки и когти.

– Что он сказал? – спросил Чет, захваченный происходившим.

Жуколов сделал шаг вперед и поклонился, бледный, но исполненный решимости.

– Прошу прощения, Большой Почтенный Нос не очень хорошо говорит на языке больших людей – хуже, чем мы, разведчики желобов. – Он важно поклонился. – Еще раз прошу нижайше простить меня, но вы не можете увидеть королеву. Один из вас очень дурно пахнет.

– Это случилось давным-давно, – рассказывала Мероланна. – Когда я впервые приехала сюда, чтобы выйти замуж за вашего двоюродного прадеда Дамана. Вы его не помните: он умер до того, как вы родились.

– В Длинном зале есть его портрет, – подхватила Бриони. – Он там такой… серьезный.

– Я же просила не перебивать меня. Мне очень трудно. Да, все верно, именно так он и выглядел. Он был серьезным и достойным уважения, но никогда не был добрым. По крайней мере, не таким добрым, как твой отец. Или как брат Дамана – старый король, особенно когда выпивал или пребывал в хорошем настроении. – Она вздохнула. – Только поймите меня правильно, дети. Ваш двоюродный дедушка не был жестоким, и я по-своему любила его. Но в первый год, оторванная от родной семьи, в чужой стране, где говорят на чужом языке, с мужем в два раза старше меня, я ощущала себя очень несчастной, запуганной и одинокой. Потом Даман пошел на войну.

Баррик с большим трудом удерживал себя на месте. Сегодня его переполняли новые мысли и силы. Ему хотелось что-то делать, чтобы наверстать упущенное во время болезни время, а не сидеть здесь и слушать тетушкины рассказы. Слова герцогини о безумии насторожили его. Принц решил, что она собирается рассказать о таких же видениях, что мучают и его. Но вместо этого она вспоминает какие-то древние истории. Он хотел встать и уйти, но краем глаза заметил, что Бриони напряглась, и решил пока остаться. В последнее время их отношения изменились: мысль о том, чтобы спорить с упрямой сестрой, казалась ему невозможной.

– Если это можно было назвать войной, – продолжала Мероланна. – Один из морских вельмож Перикала – отвратительный человек, не помню его имени, – совершал набеги на западное побережье. Король Остин попросил своего брата оказать помощь королю Сеттленда. Даман уехал, а я осталась в полном одиночестве и вынуждена была проводить день за днем в хмуром чужом замке, среди темных камней и наводящих ужас портретов. Но это не извиняет меня, как я уже говорила иерарху Сиселу. Вскоре… Через несколько месяцев я стала проводить много времени в обществе одного молодого придворного. Только он навещал меня, только он не относился ко мне как к чужой. Остальные считали, что раз я плохо говорю на их языке, то нечего ждать от меня умных слов. К тому же я слишком далека от двора, чтобы знать интересные сплетни. Тот молодой человек был единственным, кто восхищался мною – такой, какая я есть. И я влюбилась в него. – Герцогиня села поудобнее, по-прежнему глядя в потолок, и перестала махать веером. – Мало того. Я отдалась ему. Изменила своему мужу.

Баррик не сразу сообразил, о чем говорит тетка, а когда сообразил, почувствовал отвращение. Одно дело – знать, что немолодые люди в какие-то моменты своей жизни тоже испытывали вожделение; совсем другое – когда тебе рассказывают об этом, и волей-неволей приходится все себе представлять. Но прежде чем принц успел открыть рот, Бриони крепко стиснула его руку.

– Но вы же были одна в чужой стране, тетя, – очень мягко произнесла Бриони. – К тому же это случилось очень давно.

Баррик заметил, что сестра потрясена не меньше его.

– Нет, дело не в этом, – возразила Мероланна. – Тебе представляется странным, что женщина моего возраста еще помнит о таком? Когда-нибудь ты поймешь. Мне до сих пор кажется, что это произошло вчера.

Она посмотрела на Баррика, потом на Бриони. Что-то в выражении ее лица – потерянном, печальном, но одновременно вызывающем – заставило Баррика переменить отношение к ее словам.

– Или даже сегодня, – добавила она.

– Я не понимаю, – сказала Бриони. – Как звали того человека, тетушка? Вашего… любовника?

– Это не имеет значения. Он умер еще раньше, чем Даман. Все они умерли. – Мероланна печально покачала головой. – Во всяком случае, когда Даман вернулся домой, история уже закончилась. Остался только стыд. И ребенок.

– Ребенок? – изумилась Бриони. Пожилая женщина приложила платок к глазам.

– Да. Думаешь, мне повезло, и мой единственный проступок прошел безнаказанно? Ничего подобного! Я ждала ребенка. Сначала я надеялась, что смогу выдать его за ребенка мужа, потому что Даман должен был вот-вот приехать. Но его задержали непогода и распри между командирами, и он вернулся лишь через год. Сестры Зории помогли мне, да будут добры к ним боги. Они спасли меня: забрали к себе в храм в Хелмингси на последних месяцах беременности. В замке думали, будто я уехала домой в Фейл, ожидать возвращения мужа. Видишь, милая, как случается. Обман ведет к обману. Разве ты могла предположить, что твоя тетя – недостойная женщина? – Она рассмеялась. Баррику ее смех показался надломленным и режущим слух. – А потом… потом родился мой ребенок.

Мероланна помолчала, чтобы перевести дыхание и успокоиться.

– Естественно, я не могла оставить дитя у себя. Сестры Зории нашли женщину, которая согласилась его воспитывать. За это я должна была взять ее с собой в Южный Предел и поселить на ферме в горах, недалеко от города. Теперь ее уже нет в живых, но тогда мне каждый год приходилось продавать какой-нибудь из подарков мужа, чтобы платить ей. Даже после того, как ребенка забрали.

– Забрали? – Баррик снова заинтересовался. – Кто забрал?

– Я так никогда и не узнала этого. – Мероланна вновь приложила платок к глазам. – Иногда я навещала моего мальчика. Он был очень хорошенький, такой светленький! Но я не могла ходить к нему слишком часто: люди заметили бы. Человеческое любопытство вездесуще. Ведь моим мужем был брат короля. Поэтому, когда та женщина сказала, что ребенка похитили, я сначала не поверила. Думала, что жадность заставила ее спрятать сына, а потом шантажировать меня, если я не стану платить больше. Но вскоре я поняла, что она и сама очень переживает. Она была проста и суеверна, поэтому винила в пропаже сумеречное племя. «Его забрали феи!» – говорила она. Тогда ему исполнилось чуть больше двух лет. О боги! Подумать только. Минуло пятьдесят лет, а мне кажется, все случилось вчера! Графиня замолчала и вытерла лицо платком.

– Но ведь прошло столько времени. Почему это так терзает вас сейчас, тетушка? – спросила Бриони. – Конечно, история ужасная и печальная, но давняя. А вы даже заболели из-за нее!

– Такая боль не проходит, детка. Хотя… Ты права, моему сердцу есть отчего болеть. Милосердная Зория! Я недавно видела моего мальчика. На похоронах Кендрика. Я видела своего ребенка!

Баррик не мог отвести глаз от Бриони. Он чувствовал себя неловко, его мутило. Признания тетки еще больше запутывали их и без того сложную жизнь.

– Тени, – сказал он, пытаясь отгадать, какие сны приходили к Мероланне. – Замок полон ими.

– Вы хотите сказать, что встретили вашего взрослого сына? – спросила принцесса. – Так, тетушка? Но ведь никто и не говорил, что он умер.

– Нет, Бриони, я встретила ребенка. Но не совсем того, каким я видела его в последний раз. Он подрос. Правда, ненамного – на несколько лет.

Мероланна заплакала.

Баррик заворчал и снова посмотрел на сестру, ожидая от нее помощи, но та присела на кровать и обняла Мероланну.

– Тетя… – начала Бриони.

– Нет. – Мероланна пыталась побороть рыдания, готовые вырваться наружу. – Я, конечно, стара и, возможно, не в своем уме, но я не идиотка. То, что я видела – призрак, привидение или оживший кошмар, – было моим сыном. Мальчиком, которого я родила!

– Ох, тетушка.

К огромному огорчению Баррика, Бриони тоже разрыдалась.

В растерянности принц пошел и налил Мероланне еще немного вина, а потом встал со стаканом у кровати в ожидании, когда слезы иссякнут.